ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Алтари И Краеугольные Камни

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛИТИКА

"ПРОКУРСТОВО ЛОЖЕ" РУССКОЙ ЭЛИТЫ (избранное из исторической "Священной книги русского офицера")

0x01 graphic

"Тайная вечеря" -- картина русского художника Николя Ге (1831--1894),

Анатолий Каменев

АЛТАРИ И КРАЕУГОЛЬНЫЕ КАМНИ

"1862 год совершил многое: одним он дал крылья, у других таковые сшиб", -- сказано Салтыковым в мартовской за 1864 год хронике "Наша общественная жизнь". ...1862 год, напротив, "сшиб крылья" "действительному либерализму", "мальчишкам", по терминологии Салтыкова, "нигилистам"...

В ноябре же Салтыков, в соответствии с логикой своего идейного развития, пришел в "Современник" и стал одним из его редакторов и ведущих публицистов. Некрасов уже называл его своим товарищем по редакции журнала. И действительно, Салтыков включился в самую активную работу по редактированию "Современника", в его дела и заботы. В литературно-журнальных кругах к тому моменту, когда Салтыков стал редактором "Современника", сложился его образ -- не столько литератора, сколько либерального, новой складки, правительственного чиновника высокого ранга. Его литературная деятельность, его общественно-политические убеждения представлялись многим деятельностью и убеждениями, находящимися в рамках либерального "обличительства", пусть самого резкого и непримиримого: ведь он до недавнего времени занимал отнюдь не рядовое положение в чиновничьей иерархии. ... Журнал "Русское слово" назвал Салтыкова "чужой овцой", непонятно каким образом очутившейся в "Современнике". ...

Салтыков, конечно, не забыл образ города Глупова. ... Далеко ли ушло оно от города Глупова? И дуют ли в нем "умновские" ветры? ... Так на первых же страницах хроники возникает "глуповская" тема. ... На вопрос, обращенный к "Современнику": "очистились ли мы постом и покаянием" (то есть восьмимесячной приостановкой), Салтыков с иронией отвечает: "мы обещаемся быть благонамеренными". Но что такое благонамеренность? -- Хороший образ мыслей (иначе, как дальше разъясняется, -- полное безмыслие: "ради бога, не мыслите!"), невинность и некоторое "остервенение", ненависть, обращенная на "нигилистов" и "мальчишек"...

Салтыков обращается мыслью к 1856--1857 годам -- годам небывалого расцвета русского либерального движения. ...Салтыков выносит самый строгий приговор либерально-оппозиционному общественному движению, отрицает, в сущности, какое-либо его значение, не видит в нем ничего, кроме поверхностного и скоро проходящего возбуждения, не захватывающего вглубь, ограничивающегося "оконечностями языка". ... И Салтыков, беспощадный к самому себе, решается на суровую самокритику, на самопризнание, наверняка стоившее ему многих мучительных и горьких раздумий: "Вопрос разрешается просто: до тех пор, пока я заблуждался, пока думал, что есть какое-то дело, касающееся меня лично, я увлекался этим делом, я беседовал об нем с приятелями и старался, насколько это от меня зависело, расширить сферу этого дела, захватить посредством его как можно больше жизненных вопросов; но как скоро я убедился, что действую в пустоте, что деятельность моя не выходит за пределы разговоров с приятелями, что мы не только не доходим до какого-либо практического результата, но даже сговориться между собой не можем, что мы бесплодно сходимся и столь же бесплодно расходимся, я разочаровался и сделался хладен к "развертывающимся в неизмеримую даль рядам вопросов". ... И Салтыков, пожалуй, слишком суров в своей самооценке, ибо его деятельность в "эпоху возрождения" отнюдь не ограничивалась "собеседованиями с приятелями". Ведь недаром он ставил своей главной целью "не дать в обиду мужика". И суровый приговор "эпохе возрождения" не затрагивал главного продукта этой эпохи -- крестьянской реформы.

Какая же сила произвела реформу? Ведь не либеральное же суесловие и даже не ратоборство местных чиновников, полагавших возможным "возродиться посредством искоренения чиновнических злоупотреблений"? Салтыков обращается к народу как такой силе, он указывает на те случаи народных движений, которые дали явный исторически-положительный результат. "Это сила не анархическая, а устроительная..." "Это та самая сила, -- продолжает развивать свою мысль Салтыков, обращаясь теперь к русской истории, -- которая ничего не начинает без толку и без нужды, это та сила, которая всякое начинание свое делает плодотворным, претворяет в плоть и кровь". ...

Одновременно с майской хроникой "Нашей общественной жизни" начал Салтыков писать цикл философско-исторических статей "Современные призраки". ... Салтыков хочет определить "принципы, которыми руководится жизнь человечества". Главный тезис статьи, предваряющий всю дальнейшую логику салтыковской мысли: "миром управляют призраки". Салтыков сразу же оговаривается, что речь о призраках он будет вынужден вести с осторожностью и говорить обиняком: слишком всесильны современные призраки. ... Но что такое призраки и почему им дана такая власть над миром? Салтыков опирается в своем определении призраков на целую традицию мировой и русской мысли, ближайшим образом на Белинского, различавшего жизнь действительную, разумную, и жизнь призрачную, неразумную, заключающую в себе зерно умирания и гибели. ...

"Что такое призрак? Рассуждая теоретически, это такая форма жизни, которая силится заключить в себе нечто существенное, жизненное, трепещущее, а в действительности заключает лишь пустоту". Казалось бы, что призрак как что-то внешнее легко может быть удален, "сброшен". Но это только кажется: "на деле же призрак так глубоко врывается в жизнь, что освобождение от него составляет для общественного организма вопрос жизни или смерти, и во всяком случае не обходится без сильного потрясения". Укоренившийся в общественном сознании призрак в конце концов "становится страшным пугалом между человеком и естественными стремлениями его человеческого существа". ...

Цикл "Как кому угодно" тесно связан с "Современными призраками". ... Ведь "всякое общество имеет свои алтари, свои краеугольные камни, около которых группируется, на которые устремляет свои взоры". Сразу же ставится проблема, философски трактованная в "Современных призраках" -- проблема долга и обязанностей. Избирается одна сфера, где определеннее и ярче всего проявляется современное состояние отношений по долгу и обязанностям -- семья, "семейственный союз", союз, который и должен скрепляться этими отношениями. ...

Семейство это -- распавшееся, разложившееся, "больное", насквозь проеденное стяжательством, корыстью, произволом. "Маменька" Марья Петровна Воловитинова, "женщина простая, деятельная и весьма сообразительная", помещица-крепостница еще старых, дореформенных времен (действие рассказа происходит еще до "эмансипации"), руководствуется в своих отношениях с сыновьями глубоко безнравственным разделением их на "любимчиков" и "постылых". Старший сын, "генерал" Сенечка -- пустослов и суеслов, принадлежит к нелюбимым и потому не может рассчитывать на значительную долю наследства, хотя в своих пустопорожних мечтах видит себя обладателем всего наследства. Другие сыновья -- любимчики, и им в завещании отводится лучшая часть. Произвол -- суть материнской "любви" и материнского понимания "долга". Суть же сыновней "любви", собирающей их под крышей материнского дома в день ангела матери, -- корыстолюбие. ...

Однако история показывает нам и оборотную сторону медали, когда массы поддаются не только обману, но и самообману, когда они самым странным и грубым образом ошибаются, следуют неразумию и произволу. "Это те моменты, когда надежда достигнуть ближайших интересов, возможность упиться выгодами настоящей минуты залепляют толпе глаза и лишают ее всякой предусмотрительности. В это время многое упраздняется, а преимущественно упраздняются именно те представления и понятия, которые заключают в себе семя жизни и залог общественного прогресса". В такие моменты это "семя" сохраняется в "меньшинствах" и "замкнутых кастах"...

Салтыков создает сложный эзоповский образ жизненной "чаши". ... Чаша, которая уже давно стоит на столе, это сама жизнь, во всех ее многоразличных формах, со всеми "мероприятиями" и "мероизъятиями", со всеми "трепетаниями", муками и редкими радостями, жизнь признанная и непризнанная, призрачная и бытовая, современная и историческая... Войдите в нее, отбросьте брезгливость, ухватите "чашу" своими жаждущими губами... Не ждите, что нечто произойдет "со временем". Приближайте это время своим участием в той жизни, какая есть...

"И вот где родится, стареется и умирает поилец и кормилец русской земли". Нравственные условия крестьянской жизни еще ужаснее. В беспрерывном изнуряющем труде, в почти животном быте, в передающихся из поколения в поколение предрассудках и мертвых преданиях коснеет народная масса. Неоткуда тут взяться притоку свежей мысли. ... В отношении к мужику, спеленутому тенетами вековых предрассудков, нравственного бессилия, изматывающего труда, безнадежной бедности, требуется лишь одно: не идеализация и не обвинения, а знание и справедливость. ...

... Выход на арену русской общественно-политической жизни "мальчиков", которых не надо путать с "мальчишками", -- "молодых драбантов", политиков и администраторов новой школы, тех, кого еще в глуповском цикле он назвал "новоглуповцами". ... Его характер и вынудят пролагать себе дорогу волчьими тропинками". ... Это глуповцы, кровно и безотлагательно нуждающиеся ... в свержении с пьедесталов и оплевании старых идолов, которые еще представляются им богами. ...

Лето Салтыков провел в Витеневе, и здесь к осени у него все более определенно складывается решение оставить "Современник"... Сложность положения Салтыкова усугублялась тем обстоятельством, что какой-то части демократически настроенных читателей он представлялся в журнале чужаком, "чужой овцой", статским советником в мундире с золотым шитьем, напялившим на себя костюм Добролюбова... Оставался единственный выход: статский советник Салтыков возвращался на государственную службу.

И 20 октября 1864 года он подает прошение министру финансов Михаилу Христофоровичу Рейтерну с просьбой определить его на открывшуюся в Полтаве "вакансию" председателя Казенной палаты -- губернского учреждения министерства финансов. Вскоре Салтыков и был назначен председателем Казенной палаты -- но не в Полтаве, а в Пензе. Итак, он становился финансистом -- ему открывалась еще одна сторона русской провинциальной жизни в пореформенную эпоху. ... Для Салтыкова -- с его жадным и активным интересом к перипетиям реальной действительности, к тому, что происходило в гуще народной жизни, -- могло иметь немаловажное значение и то обстоятельство, что учреждения министерства финансов, в том числе губернские казенные палаты, принимали непосредственное участие в проведении выкупной операции. ...

Салтыков не умел работать вполсилы. Всякое дело, за которое он брался, даже если поначалу оно и вызывало у него чуть ли не отвращение, в конце концов завладевало им целиком, в каждом деле он находил хоть крупицу той практической целесообразности, которая была определяющим постулатом его миросозерцания, стимулом, нервом его жизни. ... Когда Салтыков ехал в Пензу, он, конечно, помнил, что пензенская земля дала русской культуре таких гигантов, как Белинский и Лермонтов. И его поразило в той среде, в которую ему пришлось сразу же окунуться -- в среде чиновничества и помещичьего дворянства, -- отсутствие каких-либо духовных -- человеческих -- запросов и интересов. ... И Салтыков предпринял поистине героические усилия, чтобы разбить, расшевелить этот навоз. ... Салтыков не мог не вступить в борьбу с коренным пензенским дворянством. Собственно, "особые мнения" уже являлись формой такой борьбы. ...

Конфликт между пензенским губернатором и пензенскими дворянами вызвал беспокойство даже на верхах власти. ... За перипетиями всего этого дела, и что важнее всего для нас, за участием в нем Салтыкова внимательно следил пензенский жандармский штаб-офицер подполковник Андрей Глоба. ... Тот же Глоба назвал Александровского "мещанином во дворянстве", наделенным "неукротимым характером". Это и в самом деле был грубый, надменный, необузданный в словах и поступках деспот и самодур, к тому же баснословно богатый.

Салтыков узнал Александровского в начале 1865 года, когда отношения того с дворянством уже не были безоблачными, и, конечно, сразу же по прибытии в Пензу был оповещен о темном прошлом губернатора. В письме к Анненкову от 2 марта 1865 года Салтыков со свойственной ему грубоватой беспощадностью рисует выразительнейший портрет пензенского начальника губернии. Польский шляхтич, Александровский оказался на Кавказе и служил там у знаменитого кавказского наместника князя М. С. Воронцова, по словам Салтыкова, "чем-то вроде метрдотеля" (на самом деле он был чиновником особых поручений), и, "имея значительный рост и атлетические формы, приглянулся княгине", вследствие чего приобрел силу и у князя. Ему поручались "самые лакомые дела". ...

Сначала отношения Салтыкова с губернатором внешне были даже дружелюбными. Глоба в одном из своих донесений сообщал об огромном и подавляющем влиянии, которое получил Салтыков на губернатора. И влияние это, по сообщению того же Глобы, было отнюдь не безобидным: оно "отразилось на действиях губернатора полнейшею неприязнью к дворянам". И даже бумага-то эта о помещичьих недоимках будто бы была "г. Салтыковым писана с умыслом, потому что г. Салтыков не раз позволял себе выражаться неприязненно о дворянстве вообще и, не стесняясь, бранил издателя "Московских ведомостей" г. Каткова за то, что он передался дворянам, которые поддерживают самодержавие".

Салтыков прекрасно знал цену как губернатору, которого он вынудил предъявить помещикам законные требования об уплате полагающихся налогов (впрочем, губернатор "распубликовал" своих врагов, по-видимому, не без удовольствия), так и араповско-сабуровской "земщине": ведь чужого человека загрызут, съедят, слопают! Город Брюхов -- это все они, объедалы и чревоугодники, во главе со своим предводителем, славившимся обильными "лукулловыми" обедами: "Нельзя сказать, чтобы предводитель отличался какими-нибудь качествами ума и сердца; но он обладал брюхом, и в этом брюхе, как в могиле, бесследно исчезали всякие куски". Вообще, город П *** (то есть Пенза), как напишет Салтыков в наброске "Приятное семейство", выработал особую религию -- религию еды, почему и может быть назван городом Брюховым....

Пребывание Салтыкова на посту управляющего пензенской Казенной палатой стало и вовсе невозможным, когда он в действиях губернатора вскрыл прямое казнокрадство. ... "По поводу этого неблагополучия в отчетности, бросавшего тень уголовщины на губернатора, Салтыков изложил, в резкой форме, свое "мнение". Он довел его до сведения не только самого губернатора, но и министерства финансов, чем навлек на себя ярость Александровского" (С. А. Макашин).

2 декабря 1866 года, после почти двухлетнего там пребывания, Михаил Евграфович ... оставили Пензу. ... Сама жизнь была удивительна и гротескна. Неумолимый обличитель бюрократии, начальстволюбия и чинопочитания, Салтыков именно в эти декабрьские дни еще выше поднялся по иерархической лестнице табели о рангах: ему был присвоен чин действительного статского советника, штатского генерала!

В самом конце декабря 1866 года Салтыков прибыл на новое место своей службы управляющим Казенной палатой в Туле. И опять -- в делах, теперь уже Тульской палаты -- мерзость запустения, путаница и неразбериха; шеренги и колонки цифр. Опять -- чинобоязнь и начальстволюбие подчиненных... Обладая твердым характером, сильной волей, почти подавляющей способностью личного влияния, Салтыков умел использовать эти качества в своих отношениях с начальниками, прежде всего губернаторами, стремясь направить их, по его теории практикования либерализма, на "правый путь". ...

Еще до приезда в Тулу Салтыков, конечно, уже многое знал о тульском губернаторе Михаиле Романовиче Шидловском -- человеке, полном неукротимой административной энергии и служебного азарта, хотя и не отличающемся блеском умственных способностей, заносчивом и эгоистичном. ... Салтыков столкнулся с реальным носителем административной системы, которая могла быть выражена двумя несложными словами: "Не потерплю!" Так рождается памфлет на тульского губернатора под названием "Губернатор с фаршированной головой" -- головой, так сказать, не естественной, человеческой, богатой мыслями, а пустой, ограниченной, начиненной хламом и мешаниной предписаний, инструкций и узаконений. И весь этот "фарш" очень удобно укладывался в формулу "Не потерплю!". ...

И Салтыков фантазирует целую сатирическую "летопись о губернаторах", в которой, конечно, нашел свое место и губернатор с фаршированной головой (эта рукопись Салтыкова также не сохранилась, но в ней, несомненно, уже было заложено зерно "Описи градоначальникам" из "Истории одного города"). Салтыковские памфлеты не могли, разумеется, не стать известны Шидловскому.

...Когда в июле 1867 года, проезжая в Ливадию, сделал краткую остановку в Туле Александр II, Шидловский пожаловался на беспокойного Салтыкова сопровождавшему царя главноуправляющему III отделением и шефу жандармов П. А. Шувалову. Результат решения императора был таков - перевести его председателем Казенной палаты в Рязань... Круг как бы замыкался, и правящим верхам стало ясно, что Салтыков ведет себя совсем не так, как того требовала "коронная" (государственная) служба...

В Рязани, как и повсюду, "Салтыков являлся аккуратно на службу в десять часов утра, и служащие о приходе его узнавали по особому волнению прислуги в передней и по зычному голосу Салтыкова.... Как всегда, трезвый Салтыков не мог поддаться всеобщему восторгу и головокружению, в пылу которого забывалось главное -- а что же приносят с собой земские учреждения, что они могут? Собрания земцев наблюдал Салтыков и в Пензе, и в Туле. С "почтительной осторожностью" входил он на хоры той залы, где ораторствовали, произносили "смелые речи" против бюрократии и "всей ее темной свиты" восторженные земцы. Что же он видел: "мельница спущена, затвор потерян, вода бежит -- и жернов мотается как угорелый на своей оси, изумляя и огорчая вселенную беспутным досужеством". ...

Перемещение центров деятельности налицо, но смысл такого перемещения не выяснился. Отсюда переполох и шатания. Сцену занимают три главные группы. На одной ее стороне -- "люди, которые издревле привыкли понимать себя прирожденными историографами России в зиждителями ее судеб", те, кто испокон века были "сочинителями" российской истории. Это именно они -- "глуповская" бюрократия и "крашеные гробы" -- закоснелые крепостники -- дворяне-землевладельцы. На другой стороне -- люди новые, "пришельцы" -- деятели новых судов и земских учреждений, "новые сочинители на поприще русской истории", иначе говоря -- "пионеры". "Середку (хор) занимают так называемые фофаны, то есть вымирающие остатки эпохи богатырей" -- косная и инертная масса мелких землевладельцев и чиновников. ...

Рязанские "историографы", разумеется, узнали себя в иносказательных салтыковских образах и не на шутку переполошились. "Мои "Письма из провинции" весьма меня тревожат, -- пишет Салтыков Некрасову 21 марта. -- Здешние историографы, кажется, собираются жаловаться..." Положение действительного статского советника Салтыкова среди своих сослуживцев становится все более тяжелым... В III отделении была составлена особая записка, в которой Салтыков был назван "чиновником, проникнутым идеями, несогласными с видами государственной пользы и законного порядка".

До предельного накала вражда с Болдаревым дошла в мае месяце. Салтыков пишет прошение об отставке с поста управляющего рязанской Казенной палатой и с "причислением" к министерству. Но ни о каком "причислении" уже не могло быть и речи. На верхах самодержавной власти нарисовался вполне определенный портрет Салтыкова -- "беспокойного человека", зло осмеивавшего бюрократию и дворянство, два столпа, на которых покоилось самодержавие.

14 июня 1868 года высочайшим приказом он был отставлен. Салтыков говорил позднее доктору Белоголовому, что его уволили в отставку по личному желанию царя. ...

Теперь Салтыков уже навсегда возвращался в Петербург, к любимейшему литературному делу. ... В Петербурге перо Салтыкова уже не медлит в опасении злобного ненавистничества со стороны рязанских или каких-либо иных историографов. Он резок и откровенен. ...

Но можно ли отсидеться в таких глуповских твердынях, можно ли надеяться на их непреоборимость? И тут историографы находят себе опору в паразитическом "чужеядстве" -- "этом вреднейшем наследстве нашего прошлого". Салтыков, провинциальный чиновник, хорошо помнил, как в совсем недавнее, дореформенное время, чужеядство заполняло собою каждодневное бытие целых губерний. ... Воровство и казнокрадство считались чуть ли не подвигом, ими открыто хвастались, в них не видели ничего безнравственного. Закон, конечно, существует, но имеются тысячи способов обойти его: дела о преступлениях исчезали, присутственные места сгорали со всеми уликами, необозримыми ворохами дел и бумаг. Много раз бился Салтыков, ревизуя местные учреждения, и не раз ему доводилось упираться в стену, в которую как ни стучи, ни до какого ответа не достучишься...

И тут, оказывается, что чужеядство-крепостничество не умерло! Оно, одевшись в мантию консерватизма, тормозит правильное развитие реформ, хотя кое-кому представляется, что консерватизм будто бы несет в себе нечто здравое, а, кроме того, надо же куда-нибудь пристроить, как-нибудь определить то сословие, которое, собственно, и символизирует чужеядство, то есть дворянское сословие. Но тем самым закрываются глаза на самое страшное, почти непоправимое -- трагедию народа, истратившего свои творческие и творящие силы под бременем чужеядства. ...

Взращенным на тучной ниве тунеядства-крепостничества историографам не видится надежд на продолжение безбедного их существования, если "чужеядство" изгибнет окончательно и бесповоротно. И именно потому они предпринимают "предусмотрительные набеги в наше будущее", они начинают пророчествовать о предстоящей неминуемой погибели России по причине "заранее предсказанной и доказанной" историографами ее развращенности. А развращенность эта обуяла российские грады и веси вследствие порока, о котором историографы предпочитают умалчивать, ибо порок этот, так сказать, "приказан" начальством, -- по причине уничтожения крепостничества. В этом случае "найден другой порок, не столь капитальный, но служащий для наших историографских философствований немаловажным подспорьем. Порок этот -- пресловутое всероссийское пьянство". ... Все неустройства, неурядицы и горести земли русской приурочиваются к поголовному и беспробудному пьянству. ... О! если б это было так! если б было можно, с помощью одного ограничения числа кабаков, вселить в людей доверие к их судьбе, возвысить их нравственный уровень, сообщить им ту силу и бодрость, которые помогают бороться и преодолевать железные невзгоды жизни!"..

"Но, загляните в наши деревни, в крестьянские избы и дворы... Не пролетарий ли тот мужик, для которого вопрос о лишней полукопейке на фунт соли составляет предмет мучительнейших раздумий... "Невозможно ни на минуту усомниться, что русский мужик беден действительно, беден всеми видами бедности, какие только возможно себе представить, и, -- что всего хуже, -- беден сознанием этой бедности"! ...Исторически выработавшаяся "бедность сознанием" -- вот главная беда. ...

Но пора перестать "сближаться" на почве общего застолья с произнесением тостов и речей о любви к "меньшей братии". Эти попытки бессмысленны и бессильны. ... Чтобы понять, что именно нужно народу, чего ему недостает, необходимо поставить себя на его точку зрения..." Так Салтыковым была выражена та, если можно так выразиться, общая философско-историческая формула, которая легла в основу "Истории одного города". Идея этой великой сатиры созрела. С первой книжки "Отечественных записок" за 1869 год началась ее публикация. Ист.: фрагменты из книги " Тюнькин К. И. Салтыков-Щедрин. -- М. : Мол. гвардия, 1989".

Выводы-тезисы воинствующей истории (мы бедны нашим сознанием):

Разве не поучителен пример Пер Гюнта, героя драмы Г.Ибсена, который беспутно прожил жизнь, возвращается домой в глубокой старости? Гюнт сам чувствует, что жизнь прошла бесследно, что в нем убита личность, что он - ничто. "Духовно-душевный алтарь - это то, что установлен как бы те весы, на которых он способен взвешивать человеческие деяния и мировые события; как бы сорганизован тот "главный штаб" его жизни, в котором он будет принимать все судьбоносные, боевые решения своей жизни"... (И.Ильин). Что имеем мы сейчас: стены нашего Алтаря исписаны были циничными надписями, иконы размалеваны гнусными рисунками, а сам алтарь обращен в отхожее место... Вывод: "Пора перестать нам самодовольно обнадеживаться нашим патриотизмом, и, так сказать, считать себя вполне нравственно обеспеченным известной нашей способностью стоять грудью, приносить жизнь и достояние на алтарь отечества. Пора убедиться, что эта способность нисколько нас не обеспечивает в такое время, когда нет неприятельских армий, с которыми можно было бы бороться, когда груди, жизни и достояния не требуется, а требуется деятельность мыслящего, трудящегося, подвизающего духа; когда алтарь отечества ждет иных даров - гражданской доблести, любви и разумения Русской народности, наконец, талантов... Пора же понять, наконец, что способность патриотических жертв во время войны нисколько не освобождает нас от обязанностей нравственных во время мира"... Станем же править наше сознание... В этом наше спасение. (И. Аксаков).

В командирской комнате. Русско-японская война 1904-1905 гг.

МОРАЛЬНЫЙ УРОК ВОЙНЫ (ОСАДЫ ПОРТ-АРТУРА)

Под Порт-Артуром встретись два противника, совершенно различные по своему складу и характеру. Русский человек: крупного роста, сильный, тяжелый, мало развитой; мечтатель, не знающий цены времени; фаталист, как уроженец востока; грустный, с проблесками детского веселья; любитель поесть и выпить; более способный к пассивной, чем к активной деятельности; живет под управлением бюрократии, функционирующей весьма слабо; живет среди покоренных, но не слившихся с ним, народов (финны, поляки, литовцы и пр.). Среди русских людей высшего общества царит скептицизм и любовь мудрствовать; среди крестьян, составляющих громадное большинство нации и мечтающих только о разделе земли, царит суеверие, невежество, нищета и полное отсутствие духа общественности; ничтожное количество революционеров встречается в школах и в рабочей среде.

Между двумя главными классами населения России существует пропасть, которую не может заполнить многочисленная буржуазия; эта рознь замечается и в армии, где условия службы, а отчасти усвоенные жизнью привычки, разъединяют офицера и солдата. Русский солдат представляет собой отличный сырой материал, так как он близок к природе, не знает роскоши и исполняет с удивительной покорностью самые опасные поручения. Несчастья не могут его обескуражить. Наполеон I говорил, что убитого русского солдата нужно еще толкнуть, чтобы он упал. Сила русского солдата удваивается, когда он имеет хороших начальников. Однако, русский офицер оставляет желать многого, хотя бывают исключения и даже блестящие; между офицерами образование не пользуется большим почетом.

Японец: небольшого роста, мускулист, легок, отличный ходок, с выражением лица веселым и беззаботным, чрезвычайно воздержан, доволен своей судьбою; не слишком привязан к своему домашнему очагу; у него живой ум, легко возбуждаемые, но весьма быстро проходящие, страсти; он жаден к учению, и применяет немедленно в практической деятельности теоретические познания, заимствуемые им у иностранцев; он формалист, чрезвычайно вежлив, подозрителен, удивительно способен к шпионству, обладает чрезмерной ловкостью рук, пылкий патриот, солдат в душе.

Правила эти не записаны, но пустили прочные корни в народе; они рекомендуют: спартанскую простоту жизни, любовь к бедным, верность государю, отвагу, честность, воздержанность, полное обуздание себя, стоицизм в страданиях и презрение к смерти.

Идеал, который вытекает из этих правил, почти полностью воплощен в корпусе офицеров японской армии. Состав корпуса офицеров удивительный: он однороден, образован, поддерживает прочную связь с войсками, с которыми разделяет их частную жизнь; он состоит преимущественно из потомков "самураев", т.е. из сыновей семейств, в которых весьма прочны военные традиции. С малых лет мать внушает своему сыну, что он должен подчиняться семье, но в то же время должен жертвовать семьей и самим собой для общего блага. Она укачивает его, рассказывая истории героев, жертвовавших собой при разных условиях..

Японец Нитобе, в 1899 году, написал на английском языке книгу, относительно свода правил самураев. В Токио есть храм, где помещены погребальные таблички с именами всех погибших за отечество, и им публично воздаются почести.

Объявление войны пробудило в Японии единодушный энтузиазм, который упорно держался в течение всей войны. Вся политическая борьба была отложена. Никогда японцы не сомневались в победе, почему внутренний заем был покрыт подпиской во много раз больше требуемой суммы, и после выпуска займа он котировался выше номинально стоимости. Вся нация звучала в унисон со своей армией.

В России, наоборот, к войне отнеслись индифферентно и она не возбуждала чувств патриотизма. Цель войны была слишком удалена. К тому же, русские относились с презрением к японцам, силы которых не знали. После первых несчастий, каждая партия вместо того, чтобы сплотиться около Государя, заботилась только об извлечении из общественных бедствий выгод для себя. Армия была в полном пренебрежении.

Преимущества морального свойства были в руках японцев.

18 (31) декабря 1904 года, адмирал Того (Того Хэйхатиро (1847-1934), японский адмирал флота (1913), маркиз (1934). В рус.-япон. войну команд. Соединенным флотом под Порт-Артуром, в сражении в Желтом м. и Цусимском сражении) присутствовал здесь в честь моряков, погибших под Порт-Артуром.

Ноги собрал здесь всю свою армию, в числе свыше 100.000 человек; обращаясь к памятнику усопшим, он произнес следующую речь:

"Я, Ноги, главнокомандующий армии, с саки и обильными приношениями, праздную торжество в честь храбрых офицеров и солдат, погибших во время осады. Со дня высадки нашей армии на Квантунский полуостров прошло 210 дней; в течение этого времени вы отважно маневрировали и сражались с такой храбростью, что пали мертвыми. Ваше доблестное самопожертвование было не напрасно. Войска противника совершенно разбиты, и крепость капитулировала. Виновниками этой блестящей победы являетесь прежде всего вы, с вашей неукротимой преданностью своему долгу. Мы все приносили торжественную клятву -- победить или умереть. Так как я остался жив, я получил сердечные поздравления от нашего верховного вождя, Императора, было бы несправедливо, если бы я присвоил себе одному всю славу; я хочу разделить ее с вами, души умерших. Мое сердце полно печали, когда я думаю о вас, оплативших ценою своей жизни нашу победу и находящихся теперь в бесконечности. Я выбрал для этого торжества место, откуда видны холмы, долины, ручьи и форты, которые были свидетелями вашей смерти и орошены вашей кровью. Я воздвиг здесь этот алтарь, на котором поместил свои приношения. Я взываю к вашим душам, прося принять смиренные приношения и разделить славу нашей победы".

Затем генерал Ноги, на горящих углях, сжег ладан, поклонился и отошел. Все офицеры и иностранцы, бывшие на торжестве, по очереди подходили к памятнику и делали то же, что и генерал Ноги. Солдаты отдали честь усопшим, взяв ружья "на караул". Все очевидцы рисуют грандиозность и трогательную простоту этой церемонии.

Ист.: Клеман де-Градпре. Падение Порт-Артура. - СП б., 1908. (http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/slawaidoblestxwsejnacii.shtml)

Послесловие для размышлению ("Я похож на старое дерево):

"Все люди рождаются глупыми, ни в чем не искусными, они медленно растут и еще медленнее становятся разумными. Многие едва на сороковом году жизни и еще немного позднее осматриваются вокруг и начинают понимать, что такое мир и что в нем творится. Большая часть (людей), и едва ли не все (люди), лишь, когда состарятся, становятся разумными и узнают, что дотоле проводили жизнь в пороках и в суетных заблуждениях. А когда начинают понимать, как надо было бы жить, тогда жизнь их покидает. Отсюда пошла поговорка: "разум у старцев и мудрость - у седых головой". Отсюда же у старцев желание слова о том, как бы им хотелось вернуть прежние времена и как они ненавидят свои прежние стремления и поступки".( Ю. Крижанич). Старец Амфилохий с о.Патмос часто говорил: "Я похож на старое дерево, тенью которого в жаркие летние дни наслаждаются не только кроткие овцы Христовы, но и маленькие птички, сидящие на его ветвях. Все, чтобы не потерять свою радость, желают старой сосне долгих лет. Но корни ее потихоньку гниют, и придет суровая зима, когда сильный ветер повалит сосну и она станет пригодной лишь на дрова. Но теперь старая сосна благодарит овец и птиц - своих товарищей по пустыне". И в другой раз он высказал свою любовь следующим образом: "Я, чада мои, без вас не хочу и рая".

0x01 graphic

Екатерина Вторая с семейством в Царскосельском саду.

С гравюры Бергера.

Жезл в ранце или камень за пазухой? (факты из книги "Записки Вечного Узника")

Как в таких условиях могла развиваться военно-учебная система СССР. Портрет "Курсанта-91-го" дан в статье А. Долгих под названием "Жезл в ранце или камень за пазухой?" (КЗ, 11.9.91 г.). В ней, в частности, говорится: "За последние четыре года конкурс среди абитуриентов сократился более чем в три раза. Выбирать в общем-то не из кого. Тем более, что многие из приехавших и не помышляют об офицерских погонах. ... С недавнего времени определилась категория "хитрецов". Эти поступают в училище, как правило, хорошо учатся, а после двух лет обучения пишут рапорта об отчислении. Тем самым они и незаконченное высшее получают, и как бы срочную отслужили."

Другими словами, положение в военно-учебных заведениях серьезно осложнилось в связи с изменением статуса офицерского состава, событий, которые последние годы происходили вокруг вооруженных сил, а также теми перспективами, которые открылись для молодых людей в связи с разрушением старой политической и экономической системой страны. Необходимы были кардинально новые подходы к подготовке офицерских кадров в новых условиях.

"Райская группа" живет и процветает. Единственно, что не изменилось - это положение высшего командного состава. Группа генеральных инспекторов министерства обороны, так называемая "райская группа", учрежденная в 1958 году в разгар массовых сокращений вооруженных сил СССР, продолжала благоденствовать. Эта группа имела три категории членства. Должности генеральных инспекторов составляли первую, высшую категорию. Они замещались маршалами Советского Союза, главными маршалами видов вооруженных сил и адмиралами флота СССР. Следующая категория - военные инспекторы-советники. Эти должности занимали маршалы родов войск и генералы армии. Третья категория - консультанты при группе. Эти должности предназначались для генерал-лейтенантов и вице-адмиралов.

Инспекторов обслуживал транспорт автобазы министерство обороны, им предоставлялись служебные дачи (из числа 142 служебных дач министерства обороны), бесплатная телефонно-телеграфная, засекреченная и правительственная связь. За инспекторами закреплялись адъютанты. Денежное содержание инспекторов составляло не менее 80% денежного содержания действующих командующих военными округами. График работы был свободный, нерегламентированный. Каких-либо заданий или регулярных обязательных поручения им не выдавалось. Некоторые из них назначались председателями государственных комиссий в академиях и училищах, принимали участие в инспектировании войск, разработке отдельных документов. Многие писали мемуары. В группе на начало 1991 года числилось 57 человек: 22 маршала, 4 адмирала флота, 29 генералов армии, 2 гражданских лица. Возглавлял группу бывший министр обороны маршал С.Л. Соколов, а его заместителем был 82-летний генерал армии И.Г. Павловский. Секретарем "райского" партийного бюро был адмирал флота А.И. Сорокин, в прошлом - заместитель начальника ГлавПУРа (АиФ,35-91). На фоне бездушного отношения к офицерскому корпусу, эта "райская группа" была поставлена прямо в идеальные условия существования. Ее члены не испытывали нужды ни в чем, в то время, как офицеры действующие и офицеры, уволенные из вооруженных сил, во всем испытывали нужду и стеснение.

Представим себе, сколько можно было бы выделить средств за счет сокращения этой группы для строительства домов для нуждающихся офицеров. Пусть таких средств хватило бы на десяток офицерских домов. Но даже в этом случае сотни офицерских семей обрели крышу над головой.

Но даже не в экономии средств дело. Оно (это дело) в другом - нельзя при общей неустроенности оберегать одних и забывать о других. Мне известны многие офицеры, которые, получив генеральские погоны, становились как бы на государственное обеспечение, пользуясь бесплатно всем тем, за что другие каждый раз платили свои кровные (отдельные столовые, дачи, охотничьи домики, служебный транспорт, прислуга и т.п.,- все это было к услугам генералитета). В то же время, простой офицер платил за все, начиная от наемной комнаты и за то, чтобы перевести вещи с места на место.

В условиях сокращений армейских и флотских структур военные руководители прибирали к своим рукам все, что было ценным. Так, в военно-политической академии при ликвидации факультета, где учились офицеры-иностранцы, в распоряжении командования академии оказалось имущество, которое доставалось от Академии генерального штаба. Прекрасные кожаные кресла, изящная мебель, сотни изысканных предметов, некоторые из которых были привезены их Германии, стали предметом дележа академического начальства и их друзей из ГлавПУРа. Все, что они не сумели разобрать по себе, везли на свалку и там сжигали, чтобы не досталось никому! ...

Как сохранить "мозги" опытных офицеров? Говоря о "райской группе", как о паразитическом наросте вооруженных сил, я не отрицаю идеи сохранения для армии и флота "мозгов" из числа офицеров, выслуживши свой срок и уволенных в запас. Напротив, считаю необходимым сделать так, чтобы все офицеры, представляющие для вооруженных сил интерес, были поставлены в благоприятные условия для дальнейшей работы. Но отбор таких людей надо вести не по принципу старшинства и звания, а по иному принципу - полезности.

Это должны быть представители разных областей военного дела. По сути - это военный "мозговой центр", который вряд ли стоит подчинять министерству обороны, где нездоровое отношение к "бывшим" может похоронить это благое дело. Естественное деление по рангам может расставить по иерархическим местам людей этого "мозгового центра". Кроме "подносчиков патронов", есть еще "заряжающие", "стреляющие" и "целеуказующие".

Если пользоваться этой артиллерийской терминологией, то можно определить примерно 4 ранга лиц военного "мозгового центра": "подносчики патронов" - собиратели необходимой информации (низший ранг); "заряжающие" - аналитики, определяющие проблематику (проблемы, актуальные и перспективные), это средний ранг; "стреляющие" - разработчики конкретных тем, ранг тот же, но иной характер деятельности; "целеуказующие" - аналитики высшего ранга, занимающиеся среднесрочными и долгосрочными вопросами военного строительства и военной науки.

В силу такой ранговой политики государство имело бы возможность использовать огромный интеллектуальный потенциал во благо государственного строительства и укрепления обороноспособности. Огромное количество офицеров, не потерявших работоспособности, но ставшие высококлассными специалистами, могли бы еще долгое время приносить пользу государству в этих структурах, имеющих свои региональные и центральные отделения.

В условиях развития Интернета связь этих разделенных расстоянием людей уже не является помехой для общения, кооперации и сотрудничества. Во главе всей этой работы должен стоять авторитетный человек и не обязательно в прошлом занимавший высокий пост военной иерархии. Но этот человек должен быть государственным мужем и иметь возможность выходит с докладами и предложениями в высшие эшелоны власти. Только в этом случае можно поставить заслон непродуманным и губительным решениями в военном деле...

Ист.: Каменев А. Жезл в ранце или камень за пазухой... (http://artofwar.ru/k/kamenew_anatolij_iwanowich/zhezlwranceilikamenxzapazuhoj.shtml)

Мысли для размышлению (благородный и мудрый муж):

"Ибо благочестивый и мудрый муж знал, что истинна лишь та победа, которая сообразуется с чистой совестью и безупречным достоинством". (Луций Флор) Благородный муж доверяет всем, но первым распознает обман. (Конфуций) . Достойный муж делает много, но не хвалится сделанным; совершает заслуги, но не признает их, потому что он не желает обнаружить свою мудрость. (Лао-цзы). Всякий разумный муж должен быть философом в тех делах, которыми он занимается, особенно (если он) политик или какой-либо начальник. Если начальник хочет верно судить о вещах, он действительно должен понять причины многих и премногих вещей. Ибо никто не судит верно о какой-либо вещи, если не знает, от какого корня и вершины она происходит или от чего, из чего и для чего она сотворена. (Крижанич) Шестеро не помнят тех, кто помогал им раньше: ученик -- учителя, женатый сын -- мать, разлюбивший муж -- жену, достигший цели -- помощника, выбравшийся из чащи -- проводника, больной -- врача. (изречения из древней Индии)

Продолжение следует...

0x01 graphic

"Блудный сын" Художник И.Босх

0x01 graphic

Блудный сын. 1882. Художник Николай Дмитриевич Лосев (1855-- после 1918)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 14/02/2018, изменен: 14/02/2018. 62k. Статистика. Глава: История Иллюстрации: 5 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Выводы-тезисы воинствующей истории (мы бедны нашим сознанием): наглядный пример Пер Гюнта, героя драмы Г.Ибсена - "в нем убита личность, он - ничто"; так - "Станем же править наше сознание - в этом наше спасение". (И. Аксаков)). МОРАЛЬНЫЙ УРОК ВОЙНЫ (ОСАДЫ ПОРТ-АРТУРА) (ист.: Клеман де-Градпре). Послесловие для размышлению о старцах: "Разум у старцев и мудрость - у седых головой"(Ю. Крижанич); старец Амфилохий с о.Патмос: "Я похож на старое дерево, тенью которого в жаркие летние дни наслаждаются не только кроткие овцы Христовы, но и маленькие птички, сидящие на его ветвях"... "ЖЕЗЛ В РАНЦЕ ИЛИ КАМЕНЬ ЗА ПАЗУХОЙ?" (Факты из книги "Записки Вечного Узника"): плохо, когда "Райская группа" живет и процветает"...; нужен "Табель о рангах" военного "мозгового центра" России. Мысли для размышлению (благородный и мудрый муж). (ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛИТИКА: (избранное из исторической "Священной книги русского офицера")).

Каменев Анатолий Иванович Алтари И Краеугольные Камни

Каменев Анатолий Иванович
Алтари И Краеугольные Камни