ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Армия сильна полковниками

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "В армии полки хороши будут от полковников, а не от уставов..."

А.И. Каменев

Армия сильна полковниками

(или, на чьих плечах можно поднять армию РФ)

   "В армии полки хороши будут от полковников, а не от уставов, как бы быть им должно". Эти слова сказаны признанным авторитетом в военном деле генерал-фельдмаршалом П.А. Румянцевым. В этом отношении особенно примечательны его "Инструкция полковничья полку пехотному"[1] (1764) и таковая же полку конному (1766).
   Попытаемся выяснить причину такой постановки вопроса и правомерность данного суждения для сегодняшнего дня.
   *
   Тот факт, что от правильного подбора командного состава во многом зависит успешность воинской службы и победа на войне, не вызывает сомнения, пожалуй, ни у кого. Есть ли какая-то своя специфика (особенность) в должности полкового командира? Может ли в интересах военного дела эта должность рассматриваться как особая, требующая более внимательного подхода, чем все остальные? Нужно ли эту должностную категорию наполнять особыми лицами и по особенному к ним относиться?
   Выяснив ответы на эти вопросы, мы придем к заключению, имеющему не только теоретическое, но и важное практическое значение.

Объективное значение полка

  
   Постараемся для начала понять значение полка, как тактической единицы и учреждения воинского. Перечислим данные особенности:
   Полк - это самостоятельная тактическая единица, которая, как правило, в боевой обстановке выполняет единую боевую задачу, используя возможности всех родов войск, имеющихся в его распоряжении; следовательно, в полку, как нигде важно добиться боевой слаженности частей войск, добиться выработки взаимопонимания между офицерами, развить и укрепить понятия боевой дружбы; такое возможно только в полку, невозможно в дивизии и прочих высших соединениях;
   Полк - это боевая единица, где в полной мере возможно осуществить требование принципа "учить войска тому, что необходимо на войне"; располагая всеми необходимыми средствами, ресурсами, техникой, оружием, кадрами разной квалификации и специальностей, отдельно взятый полк может в полной мере организовать боевую подготовку войск;
   Полк - это уникальное сочетание офицерских кадров, где наряду с начинающими службу офицерами, проходят службу опытные и зрелые кадры; нигде, как в полку нет такой возможности сочетать энергию молодых с опытом старших и при подготовке войск к бою и при ведении боевых действий;
   Полк - это последнее в военной организации учреждение, где есть возможность иметь во главе наиболее опытного и талантливого войскового офицера, не ущемляя его устремлений к другим высотам воинского звание; важность опытного командира во главе полка обусловливается степенью ответственности и характером задач,, которые стоят перед полком;
   Полк - не только тактическая единица, но и духовная инстанция. Анализируя причины неудач Русской армии в 1-ой мировой войне А.А. Керсновский писал так:
   "Ставка, не сознавала огромного значения, командира полка. Полк - отнюдь не чисто тактическая инстанция, как батальон или дивизия. Это - инстанция духовная. Полки - носители духа Армии, а дух полка, прежде всего, зависит от командира. В этом - все величие призвания полковника. На должность командиров полков следовало назначать носителей их духа и традиций - уцелевших кадровых батальонных, либо даже ротных, произведенных за боевые отличия. Только такие командиры, любящие свой полк, могли бы сплотить вновь переменившийся от беспрестанной убыли и пополнений офицерский состав" [2].
   Дополняя сказанное, следует отметить, что именно в полку культивируются товарищество, создается атмосфера взаимопонимания, формируется взгляд на войну, военное дело и избранную специальность.
   Полк - это то реальное учреждение, где практически реализуются Законы о воинской службе, приказы и распоряжения, требования уставов и наставлений; другими словами, полк - это повседневный воспитатель чувств, эмоций, настроения, мотивов и потребностей, которые движут людьми, определяют их отношение к делу, развивают или тормозят их активность. Именно здесь такие важнейшие понятия как справедливость, порядочность, долг, честь и достоинство или обретают силу, или же ставятся под сомнение и попираются.
   Трудно себе представить в качестве более сильнейшего средства воздействия на людей, как пример действий старшего начальника. Выдвижение недостойного здесь становится сразу же предметом негативной оценки, пресечение в самом начале наушничества отбивает охоту у склонных к этому недостойному занятию.
   Бесконечно прав генерал М. Драгомиров, утверждая, что чувство долга распространяется сверху вниз, а не наоборот, как думаю некоторые. Законность, порядок, дисциплина становятся сильнейшими рычагами управления, если они в почете у полкового начальства.
   Полк - это, как правило, отдельный гарнизон, включающий и понятие "полковая семья". В понимании лучших полковых командиров, сюда входят не только военнослужащие, но и члены их семей. Тот полковой начальник, который сумел своей заботой о семьях военнослужащих (прежде всего, офицеров) добиться расположения и признательности жен и детей военнослужащих, тот получил в свое распоряжение настолько сильный рычаг управления, который по своей силе воздействия несравним ни с какими уставными, приказными и иными мерами.
   *
   Итак, ПОЛК - это особая инстанция, особое учреждение, выполняющее не только служебно-боевые, но духовные и иные функции. Следовательно, во главе полка не может стоять человек случайный, временный, не имеющий достаточных способностей и качеств для осуществления всего комплекса названных функций. Полком должен управлять офицер особенный.
   *
   Смею предположить, что в структуре качеств и способностей полкового командира должны преобладать качества и способности духовные. Высокая духовность (человечность, прежде всего, уважение и любовь к людям), безупречная нравственная репутация плюс знание военного дела, - вот, пожалуй, главные требования к полковому командиру, которые выработала за длительный период своего развития Русская армия.
   *
   Не нужно быть большим психологом, чтобы заметить важную человеческую особенности, а именно: люди, в большинстве своем с благодарностью откликаются на заботу старшего, считают себя обязанными с честью исполнять свой долг, если видят образцовое исполнение своего долга старшим начальником. Там же, где имеются недобросовестные и ленивые, то и они, под влиянием общего энтузиазма начинают втягиваться в дело.
   *
   Обратимся к инструкции генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева, чтобы понять важнейшие функции полкового командира.

Из инструкции Румянцева

  
   Важными для осмысления сегодня являются положения указанной в самом начале "Инструкции пехотного полка полковнику". Приведем перечень требования, которые она предъявляет полковнику:
   Производить достойных. С крайним наблюдением того смотреть, что старшие и достойные обижены не были, напротив того, недостойные и неспособные к службе не аттестовывались. Изучать подчиненных. Поведение и способность всех подчиненных своих полковник должен сколько можно узнавать; особенно офицерское качество знать ему надобно, дабы всякого по его способности употребить с успехом возможно было.
   Каждого офицера употреблять лучшим образом. Содержание в полку доброго порядка, конечно, паче всего от исправности офицеров зависит, и для того надлежит ему в том особливое искусство употребить, и хорошим образом каждого офицера к прилежному исполнению должности его и к порядочному поведению побуждать.
   Не допускать воровства. Все непозволенные в полку и ротах наживы всеми образы возбранять и не допускать, напротив того, добрую экономию в полку и ротах содержать и накрепко того смотреть, что всякому положенное доходило.
   Бороться с офицерами, заводящими беспокойство в полку. Таковых офицеров, которые беспокойства в полку заводят, всемерно полковнику должно удерживать, и сию заразу, которая крайне беспорядок и замешательство произвесть может, при самом начале угашать и искоренять стараться.
   Внимательно рассматривать рапорты подчиненных. Получаемые от рот и команд рапорты прилежно рассматривать, не пропуская ни малейшего обстоятельства, и о всем достоверно изведываться; через что офицеры бывают осторожны и прилежны, да и он свои повеления сильнее давать может.
   Заботиться о пользе, чести и сохранении полка. При всяком издаваемом повелении всегда за предмет иметь пользу службы, честь и сохранение полку, и буде сие наблюдено будет, то он ни в каком случае досадных следствия опасаться не может.
   Не бездействовать. Ничто так в слабость не приводит, как то, когда полковник не делает всему, что в полку ни есть, осмотров, и для того надлежит ему в ротах ружье, мундир, амуницию, упряжь и лошадей самому осматривать почасту.
   Всегда помнить: честь полка - честь самого полковника. Полковнику честь и право полку своего весьма удерживать во всяком случае стараться; однакож при том за всякую мелочь шуму и ссор с начальниками не вчинать, но порядочно и во время о всем представлять, что чести полку, следовательно и его собственной, к предосуждению следовать будет[3].
  

Каковы сегодняшние реалии?

  
   Обратившись к фактам полковой жизни Российской армии, мы с удивлением обнаружим, что полк в нашей армии был (и остается по сей день) своеобразным "перевалочной" пунктом, где очередной офицер, устремленный к более значимым целям, отбывает незначительный ценз, являясь временщиком, подсчитывающим часы и минуты в ожидании очередного, более высокого назначения.
   Можно ли признать это нормальным явлением? Нет, явление это отрицательное во всех его смыслах. Разве допустимо, что на полку поочередно упражняются в "лихости", своеволии, а то и хамстве кандидаты в генералы, командиры дивизий, бригад и т.п.
   *
   Если учесть факт особого значения полка, как духовной инстанции, то можно понять, где пробуксовывают все военные реформы и на чьих плечах можно поднять армию России. Еще раз повторим слова незабвенного генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева: "В армии полки хороши будут от полковников..."

Самые необходимые меры

  
   Какие самые необходимые меры нужны для этого? Их, на наш взгляд, несколько, а именно:
   - среди офицерского состава следует подбирать и специально воспитывать лиц, достойных должности командира полка; и это воспитание должно быть особым (элитарным);
   - надо прекратить назначать на должности командиров полков "временщиков" и людей случайных;
   - необходимы особые права и полномочия для осуществления командиром полка мер духовного и материально-бытового порядка в полку;
   - полковой командир должен быть представительной личностью и иметь средства на представительские расходы и организацию полковых празднеств;
   - лучшие полковые начальники должны получать заслуженное продвижение по службе и первыми аттестовываться на должность командира дивизии;
   - достижения лучших полковых командиров следует всячески поощрять, выделять и награждать; здесь скупость неуместна.
   *
   См. по теме:
   Бутовский Н. Командир и чувство порядочности в офицерской среде.
   Карцов П.П. Как командовать отдельной частью: Практические заметки из служебного опыта.
   Инструкция маршала Бель-Иль сыну, получившему в командование полк.
  
  

Н. БУТОВСКИЙ

КОМАНДИР И ЧУВСТВО ПОРЯДОЧНОСТИ В ПОЛКУ

  
   Ежегодные товарищеские обеды N-го корпуса последнее время стали многолюдными и оживленными; их аккуратно посещают питомцы этого заведения, между которыми можно встретить высокопоставленных лиц, корифеев военной науки, представителей последних войн, а также и лиц, удалившихся в разное время в гражданский мир, но не утративших традиций славного корпуса.
   Новое поколение кадет, еще не давшее нам вполне законченного типа, вступает здесь в тесное общение с представителями предыдущих эпох и прекрасно чувствует себя среди этого оригинального собрания, где неравенство лет и служебного положения стушевывается военным братством.
   <...>
   Для многих из нас, самым интересным лицом на обеде N-го корпуса был генерал Б. Почтенный старец, высокий, седой, сгорбленный, но живой в манерах, с красным, веселым, почти смеющимся лицом, в очках и с Георгием в петлице, он выбирал себе в товарищеских обедах самый уютный угол и весьма бывал густо окружен собеседниками. С ним необычайно скоро сближались, откровенничали, спорили, как со своим человеком и даже поверяли ему свои служебные промахи и неудачи. Генерал, не стесняясь, давал советы, а при случае не прочь был и разнести спорщика, но все это было проникнуто таким добродушием, такими симпатичными манерами, что разносы бывали даже приятными.
   На этот раз оппонентом генерала явился командир одного из армейских полков, моложавый, немножко занятый собой, с изящными, но несколько суетливыми манерами и не совсем добрым выражением лица. Он жаловался на состав офицерского общества и вообще на трудность современного управления полком.
   -- Знаете, что, милейший, -- сказал Б., характерно тряхнув головой, -- не трудно командовать полком, где все помощники, как говорится, на подбор; там командир может держать себя барином, разбрасывая направо и налево красивые руководительные словечки, а вот настроить распущенный полк, внести хороший тон в общественную офицерскую жизнь, водворить гармонию в отправление службы, -- вообще обнять полк своим авторитетом, своим воспитательным влиянием -- это заслуга...
   -- Позвольте, ваше превосходительство, -- перебил полковник, -- офицеры не школьники; их воспитание заканчивается в учебных заведениях... Командир полка в роли воспитателя -- это даже смешно... Каждый офицер зрелый человек, отлично понимающий свои обязанности, строго определенные законом; исполнил их -- прав, не исполнил -- подвергайся каре закона... Я даже не понимаю, какие тут могут быть нежности?
   -- Напрасно, напрасно, мой милейший, вы так узко смотрите на дело, -- возразил генерал, -- воспитываться никогда не поздно; школа замечательных военных начальников воспитывает даже генералов. Войска, побывавшие в руках талантливого начальника, совершенно преобразовываются: какая серьезность, какая святость отношения к исполнению служебных обязанностей приобретается такими войсками; сколько любви и интереса к делу, сколько довольства своей принадлежностью к военной корпорации, и, как высшая точка этих проявлений -- обаятельный идеал воинской доблести, стремление к высоким подвигам, полная готовность "положить душу свою за други своя..." Положим, у нас в общем все войска хороши; но я говорю о высших проявлениях, о том, что может сделать выдающийся начальник... Да, зачем далеко ходить, возьмем хотя генерала N., он умел увлекать не только молодежь но и нас -- седых стариков. Я не могу вспомнить без волнения нашего похода, нашей привязанности к этому человеку, нашего корпоративного духа... Да что говорить, этот человек оставил после себя целую школу...
   Генерал характерно махнул рукой, как бы давая знать этим, что все это слишком известно и что даже странно так много об этом говорить. Полковник не возражал; он казался несколько смущенным и все время покручивал свои красивые усы.
   -- Да, мой милейший, -- сказал генерал после некоторой паузы, -- я через эти дела прошел: командовал 12 лет полком, да шесть лет дивизией; всего насмотрелся; имел горькие и утешительные опыты, и снова, и снова повторяю, что воспитываться никогда не поздно. Что же касается молодежи, то о ней и говорить нечего, она в высшей степени восприимчива к воспитательным мерам начальника... Знаете ли, на меня всегда удручающе действовало, когда искупителями полковых неурядиц являлись молодые офицеры -- ведь это воск, из которого можно лепить что угодно... Вот, вы жалуйтесь на состав офицерского общества; положим, я с вами согласен, что известная часть молодежи, вышедшая из разночинной среды, не приносит с собой возвышенных принципов; но, верьте мне, что молодой офицер, за весьма редкими исключениями, способен перевоспитаться к лучшему, если будет окружен приличием и порядочностью со стороны старших.
   Общественное мнение в полку, всегда находящееся в руках старших товарищей -- огромная сила, и раз она попадает в руки ловких, влиятельных, но недостойных людей, не ждите ничего хорошего: уровень порядочности в офицерской среде понижается; служба вышучивается; мелкие дисциплинарные отступления, расшатывающие военный строй, покрываются ложным понятием о товариществе и т.д. Искупительной жертвой такого положения почти всегда являются простодушные, слепо идущая за старшими молодежь; крутые меры против этой молодежи -- жалкий паллиатив, свидетельствующий о слепоте командира... Я убежден, что во всех кутежах, сопряженных с неприличными поступками, в офицерской задолженности, в развязных манерах, антидисциплинарных жестах, в неумении выслушать и исполнить приказание, в дурном критическом духе по отношению к службе и вообще в дурном тоне, не отвечающем военному строю, непременно есть заводчики среди старших... Благо тому командиру, который сумеет отыскать их безошибочно и направить силу своей власти и своего авторитета на этот реальный центр полковых неурядиц.
   -- Да вот, господа, если вам не надоело слушать, -- продолжал Б, раскуривая сигару, -- я расскажу вам блестящий пример воспитательного влияния командира отдельной части, бывший у меня в дивизии. Один из моих полков, не имея в течение пяти лет постоянного командира, совершенно расшатался. По разным случайностям, смена командиров происходила чуть не каждый год, а последний был назначен издалека и целый год не являлся; да на беду еще старший штаб-офицер был хотя и порядочный в нравственном отношении человек, но вялый, мягкий и очень недалекий. Соседи, как это часто водится, старались сбыть в этот полк все, что им не нужно, и, таким образом, состав образовался неважный. Не проходило месяца, чтобы там не было нескольких скандалов. Наконец, я вижу, что дело плохо; призываю временнокомандующего, расспрашиваю, ничего, как есть, не могу от него добиться -- точно в лесу ходит. -- "Я, говорит, ваше превосходительство, за каждый проступок "примерно" наказываю". "Да что, говорю, в том толку, что вы "примерно" наказываете! Вы мне положение дела объясните, -- может быть кого-нибудь удалить надо?"...
   Я хотел уже сам вмешаться во внутреннюю жизнь этого полка и велел присматривать бригадному. Как раз в это время является настоящий командир. Впечатление на меня произвел неважное: худенький, невысокого роста, в пенсне и все улыбается, даже когда о серьезном говорит. Я вздохнул и подумал, что не такого сюда надо: опять, думаю, пойдет канитель... Чистая беда.
   -- Ну, -- говорю, -- полк принимаете не важный; хорошенько присмотритесь, да потом вместе подумаем, что предпринять. -- "Знаю, говорит, мне писали об этом", а сам улыбается. "Вот, думаю, чудак".
   Ну, я, конечно, во все его посвятил и на некоторое время оставил в покое. Недель этак через пять Авалов (так была его фамилия), является ко мне с докладом.
   -- Ну, что, -- говорю, -- как? Рассказывайте.
   -- Завтра, -- говорит, -- я призываю подполковника В. и капитана Г. и предложу им подписать прошения об отставке или гарантировать честным словом свое дальнейшее поведение...
   -- Постойте, батюшка мой, нет ли тут недоразумения? Ведь В. переведен к нам из N-го резервного батальона, где удостоился производства "за отличие вне правил"; это, можно сказать, единственный штаб-офицер в полку...
   -- Ваше превосходительство изволите ошибаться, -- возражает Авалов и все улыбается, -- я остановился на этом человеке, как на главном виновнике дурных влияний в полку, а потому я счел своей обязанностью собрать самые подробные справки о всей его жизни и службе...
   Он вынул из кармана два письма, одно от лица, знающего В. при начале его службы, а другое от своего товарища, тоже командира полка, которому В. был хорошо известен в качестве командира роты. В обоих письмах он был выставлен ленивцем, интриганом, вообще вредным человеком, совершенно не способным даже для командования ротой; но история производства В. в подполковники была так юмористически изложена, что я до сих пор не могу вспомнить ее без смеха. Командир резервной бригады, старик-инородец, плохо говоривший по-русски, не мог видеть этого ротного на смотрах.
   -- Ну, вы послушайте, -- выговаривал он командиру батальона, -- надо куда-нибудь убрайт этого капитана, совсем убрайт!... фуй, -- это срам!
   -- Я сам уже думал об этом, -- отвечал командир, -- и только жду случая, чтобы на что-нибудь серьезное опереться.
   -- Ну, ну, -- отвечал генерал, жестикулируя и строго наморщив брови, -- ну, ви, понимайт... можно там как-нибудь "за отличие нэ правил" представляйт... ну, ви умный человек, ви понимайт...
   На том и порешили. Таким образом, В. попал в подполковники.
   Я, конечно, обещал Авалову полную свою поддержку. Большую сенсацию произвело в полку это событие; все встрепенулось, почувствовало силу, а главное -- разумную силу, прямо попавшую в центр. Однако, я ничего этого как будто не знаю, жду рапорта и уже начинаю беспокоиться. Послал адъютанта справиться и получил ответ, что рапорта не будет и что в полку все благополучно. Я потребовал Авалова, и то, что я от него узнал, заставило меня удивляться и недоумевать, каким образом этот маленький, худенький человек, да еще с виду такой чудак, мог в какой-нибудь месяц изучить свой полк до ниточки, даже узнать характеристики полковых дам.
   -- Что же, -- говорю, -- не будете исключать?
   -- Бог с ними, ваше превосходительство, -- улыбнулся Авалов, -- народ простой, неупорный, -- обещались все сделать по-моему.
   Он подробно рассказал мне свои наблюдения.
   -- Да что вы за волшебник такой? -- спросил я, выслушав с некоторым сомнением рассказанные им характеристики. -- Как могли вы изучить полк в такое короткое время? Офицеров, что ли, допрашивали?
   Авалов поморщился: ему видимо не понравился мой вопрос.
   -- Я не признаю такого способа, -- сказал он, нервно улыбнувшись.-- Мои докладчики промежуточные начальники; да и они оказались на этот раз лишними: картина полковой жизни и службы вся налицо; я вижу ее и понимаю, а потому и сам могу быть своим докладчиком.
   Оказалось, что Авалов в первую же неделю завел дешевые вечера в собрании, где мог отлично познакомиться не только с офицерами, но и с их семьями. По казармам ходил не часто, но каждый обход давал ему массу материала, который он умел обдумывать и обобщать. Он сразу заметил, что служба в полку отправляется из рук вон плохо, но что это явление не коренное, а представляет отпрыск чего-то более важного, на чем Авалов и сосредоточил все свое внимание.
   Подробности общественной офицерской жизни хотя кого привели бы в ужас; но Авалов не растерялся; он производил свои наблюдения тихо, спокойно, все с той же загадочной улыбкой и не торопился принимать какие-либо меры.
   Очень важный предмет особенно занял Авалова: чудное учреждение -- светильник чести офицерской, суд посредников находился в недостойных руках, а временно командующий полком, вместо того, чтобы регулировать действия этого учреждения, только вносил путаницу своим бестолковым вмешательством. Подполковник В. и капитан Г. стояли во главе суда и бессменно выбирались каждый год. Популярность их основывалась на грубой выпивке, на вышучивании требований начальства, а главное -- на покровительстве, которое они оказывали приставшей к ним кампании офицеров; наоборот, -- молодежь твердая, воспитанная, избегающая безобразий и желающая служить, подвергалась систематическому преследованию, не находя никакой защиты в слабом и до крайности ограниченном штаб-офицере, временно стоявшем во главе полка. Главным образом, орудовал подполковник В.; капитан Г. состоял у него в качестве подручного. Временное безначалие в N-ом полку дало им власть, а кто не знает, к какому результату может привести людей недалеких и маловоспитанных опьяняющее чувство властолюбия...
   Несколько чудных юношей навсегда оставили военную службу; одни сами уходили из этого безобразного хаоса, других ловили на пустяках и предавали офицерскому суду. Это была невидимая извне и страшная именно этой невидимостью, облеченная в подкупающую форму офицерского достоинства, диктатура нескольких лиц над всем полком. Дамоклов меч висел над каждым офицером, осмелившимся чувствовать себя независимым от этого страшного кружка.
   Офицеры, покровительствуемые этой безобразной партией, держали себя совершенно развязано: фамильярничали со старшими; не видели в ротных командирах своих начальников и иногда даже позволяли себе неприличные против них выходки, имея у себя за спиной защиту, которая распространяла свою власть и на ротных командиров, как и на обер-офицеров. Странно было видеть юношей, подходящих к буфетной выставке с какой-то трактирной манерой; подпоручика, хватающего под руку почтенного капитана и держащего его за пуговицу во время разговора; грубый смех и неприличные остроты резали ухо в собрании; но что было самым ужасным -- это поголовная задолженность офицеров: люди, живущие одним жалованьем, утоляли жажду деликатными винами и безнаказанно забирали в буфете на целые сотни вместо разрешенного небольшого кредита...
   Не только к литературе, но даже к обыкновенному легкому чтению не чувствовалось в обществе никакого интереса. Библиотека стояла запертой, журналы не разрезанными; тоска какая-то разбирала офицеров, особенно по вечерам, и поездки в такое место, где можно развязно провести время, обратились в насущную потребность. В. и Г. были душой таких поездок и косо посматривали на товарищей, не принимавших в этом участия, называя их отщепенцами.
   В карты играли по большой, не по средствам, и тут тоже входили в долги...
   Авалов все понял и все сообразил с первых шагов своего командования. Он дал время созреть своим наблюдениям и не торопился принимать меры. Ему хотелось безошибочно наметить центр, около которого вертится все это безобразие, и он намечал его исподволь, как на занятиях, так и на вечеринках в офицерском собрании. Никому не выражая своих мнений, он измерял всякое явление своим проницательным взглядом, сопровождаемым загадочной улыбкой, что, в соединении с изысканной деликатностью в обращении, ставило его в положение неразгаданного сфинкса -- положение, которое обыкновенно вызывает в людях инстинктивную осторожность.
   Без всякого применения каких-либо мер, уже все стали воздерживаться от резкостей в присутствии командира и держали себя с ним в строго дисциплинарных отношениях, а в конце месяца после его прибытия уже все ждали чего-то, чувствовалась близость какого-то кризиса.
   Служебное объяснение с подполковником В. и капитаном Г. с быстротой молнии разнеслось в полку и произвело огромную сенсацию. Как раз перед этим они хвастались, что заберут Авалова в свои руки и что порядки в полку не изменятся, и вдруг эта сила, эти орлы, ворочавшие всем полком, вернулись от командира с подрезанными крыльями, точно в воду опущенные.
   Этот необыкновенный случай привлек всех офицеров в собрание; все с серьезными лицами передавали друг другу свои впечатления. "Оно и к лучшему, -- говорили лица, принадлежащие к кружку В. и Г., -- а то чересчур все разболталось". "Наконец-то Бог послал нам настоящего командира", -- радовались офицеры, находившиеся до тех пор в осадном положении. Некоторые из поклонников В. и Г., приставшие к ним из чувства самосохранения, но в душе ненавидевшие их, сразу изменили своим принципам и стали пить за здоровье Авалова.
   -- Вот так молодчина! -- восклицали они. -- Нет, господа, а командир должен быть командиром, а то что ж это такое, за завтрашний день никто не может ручаться, все ждешь, что под тебя кто-нибудь подкопается...
   Начало было сделано; главное колесо машины было исправлено. В. и Г. стали, как говорится, шелковыми и сразу утратили свое влияние в полку. Надо было приниматься за средние и малые колеса, чтобы вся служебная машина действовала исправно. Все это Авалов произвел с удивительным умением и тактом.
   У него были свои оригинальные приемы; это был в полном смысле человек не слова, а дела; он никогда не болтал, не упражнялся в казенном, всем надоевшем красноречии; никогда не читал банальных нравоучений; но все его действия были замечательно красноречивы и проникнуты любовью и уважением к человеку. Он высоко ставил звание офицера, старался поднять его деликатностью в обращении и открыть прямой и свободный путь каждому офицеру для полного удовлетворения самолюбия. Все действия Авалова, все его требования, наглядно доказывали, что офицеру легко достичь полного спокойствия за свою будущность, полной гарантии от каких бы то ни было неприятностей, если (кроме поведения вне полка) у него не будет недочетов в следующем: знании, усердии, дисциплине и приличном обращении со старшими и товарищами. Кто, господа, из нас не видел офицеров, которые знают свое дело, но вместо того, чтобы заниматься, только посматривают на часы, зевают да курят папиросы, а бывают и такие, что тянутся только на глазах у начальства, а за глазами -- хоть трава не расти.
   Авалов сразу оттенил значение правдивости в офицерской среде и тонко дал всем понять, что без этого достоинства он не признает офицера. Бывает и так, что офицеры стараются, хлопочут, принимают близко к сердцу интересы роты, а между тем своими ошибками, своей непривычкой заглянуть перед занятиями в устав, ставят себя в неловкое положение перед начальством и в комическое перед солдатами. Солдаты отлично понимают каждую ошибку офицера и за глаза им доставляет большое развлечение разбирать ошибающегося по косточкам.
   В N-м полку была целая коллекция офицеров, которые ничем не интересовались и не работали, несмотря на то, что временно командующий "примерно" наказывал за неисправность на занятиях. У Авалова все заработало; и когда соседи спрашивали: "Что вы так тянитесь? Командир, что ли у вас строгий?", офицеры обыкновенно отвечали: "Совсем не строгий, никогда даже голоса не возвысит, ни с кого не взыскивает, а только человек такой, что при нем как-то неловко, стыдно быть в чем-нибудь замеченным... да и дело видит насквозь, сейчас же заметит всякое отступление..."
   Что касается знания службы, то достаточно было Авалову раз обойти занятия, чтобы все принялись за повторение уставов. Придут, бывало, в роту и что-нибудь спросит у солдата, и если солдат соврет, он сейчас же к офицеру: "пожалуйста, поправьте его", и если офицер спутает что-нибудь, он ни за что не станет конфузить его, особенно перед нижними чинами, а только посмотрит ему в глаза, да потом еще как-нибудь при встрече опять посмотрит и только головой покачает. Кажется, что за важность, что командир пристально посмотрит на офицера? А, однако, никакие кары закона, обильно применявшиеся до этого, так сильно не действовали, как этот взгляд маленького, худенького и на вид даже чудаковатого человека. Вся сила заключалась в приобретенном Аваловым уважении.
   Служебные отношения Авалов строго отделял от общественных. Вне службы требовалось обыкновенное, принятое в порядочном обществе, приличие; никаких правил на этот счет не устанавливалось, но все как-то незаметно переняли тот приличный тон, который командир внес своим появлением в собрании. Сам Авалов держал себя в обществе просто, обращался с офицерами, как старший товарищ; но раз дело касалось службы, картина обращения совершенно менялась: офицер должен был стоять смирно, получая приказание от начальника. Каждый назывался по чину и никаких Иван Иванычей не допускалось.
   Отдание чести требовалось педантично, а без головного убора офицер должен был сделать приличный поклон каждому входящему начальнику, хотя бы это был ротный командир. Никаких предписаний и распоряжений по этому поводу не отдавалось; достаточно было отрывочного замечания Авалова, сопровождаемого все той же улыбкой и обращенного даже не к провинившемуся, а вообще к офицерам, чтобы эти меры, имеющие в военном строю глубокий смысл, быстро прививались в офицерском обществе. Все это было очень расшатано в N-м полку; доходило до того, что офицер, сидя, протягивал левую руку ротному командиру, и даже при входе штаб-офицера не находил нужным встать. Много столкновений происходило между начальниками и подчиненными вследствие этой распущенности, особенно в строю, где офицер, не привыкший ни к дисциплине, ни даже к обыкновенной служебной вежливости по отношению к своему ротному командиру, позволял себе не только разговаривать, но даже возражать.
   Постановка занятий в полку как-то незаметно приобрела рациональные начала. Младшие офицеры стали отвечать вместе с ротными командирами, один за молодых солдат, другой за старослужащих, и стали интересоваться не только успехами, но и поведением своих людей, чего прежде никогда не было. До тех пор в полку была совсем другая мода: большинство офицеров или совсем не работало, или своим вмешательством вносила путаницу в дело, и ротные командиры нередко обращались к ним со словами: "вы бы лучше не мешали, пусть взводный учит, он уже знает мои требования..."
   Преподаны были принципы в постановке строевых занятий; указаны основания первоначальной выправки, которые должны, как говорится, войти в плоть и кровь солдату, без чего сколько бы ни мучили роту, она никогда не может быть твердо выучена. Подготовка к стрельбе получила систему и чисто практическое направление, что сразу понравилось солдатам и возбудило большое соревнование между офицерами. Но что оказалось совершенной новостью в полку -- это указание командира относительно подготовки учителей молодых солдат: их раньше заставляли только зубрить уставы и воспитывали по циркулирующему в войсках "вопроснику". Учителя, бессмысленно вызубрившие обязанности по способу, уничтожающему в человеке последние проблески инициативы, не умели приступить к занятиям с новобранцами, задергивали их и запугивали, проходя одними тем же способом, например, "Молитву Господню" и "смену часового с поста".
   Авалов, со своей обычной улыбкой, закрыл "вопросник" и велел больше не раскрывать его, а учителем велел преподать приемы обучения, практикуя их друг на друге, а еще лучше -- на недоучившихся людях последнего набора, и вообще все занятия, не только с учителями, но и с прочими людьми, велел перенести на практическую почву. Исключения допускались только для усвоения понятий, не поддающихся показу, и для молитв; но и в этих случаях указан был способ, после которого на вопрос солдату: "какую ты знаешь молитву?" он ни в коем случае уже не ответит: "Очи нашу..."
   Приказал также Авалов, чтобы все обучение было проникнуто испытанием находчивости учителя и внушением ему понятий о постепенности в упражнениях, о правильном чередовании физического и умственного труда, а главное -- о значении мягкости в обращении с учеником, имея в виду, что забитый бессмысленной подготовкой учитель, прежде всего, старается задать страху новобранцу, накричать на него, а то и пинка ему дать, чтобы лучше понимал...
   Таким образом, почти незаметно была введена новая система занятий: от солдата требовали не заучивания уставных фраз, а умения и находчивости в исполнении своего простого дела, что легко достигается посредством практического преподавания. Вследствие этого все оживилось и повеселело. Заметив, что дело пошло на лад, Авалов стал давать офицерам как можно больше самостоятельности. Быстро схватывая недостатки учения и держась того принципа, что людей, добросовестно тянущихся, не следует доедать замечаниями за ошибки, он старался облекать свои замечания в самую мягкую форму и совершенно пропускал детальные ошибки, боясь, чтобы не увлекались их исправлением.
   Наибольший интерес внес Авалов в тактические занятия, которые до него производились только для очистки номера и носили характер одной из самых неприятных повинностей. Под руководством Авалова они стали живыми, увлекательными, наподобие спорта, и служили предметом горячих бесед в офицерском собрании.
   В решениях Авалов больше всего ценил самостоятельность, выход из шаблона, быструю оценку обстановки, и не только не затрагивал самолюбия ошибающихся офицеров, а, напротив, старался внушить им уверенность в их способностях, но при этом никогда не забывал и оттенял важность инструкционных упущений.
   Кажется, не было предмета в полку, в которому Авалов незаметно, без шума не приложил бы своей руки. Уже в первую неделю по принятии им полка пищу варила испытательная комиссия, под его личным наблюдением, и это сразу дало по три лишних золотника мяса на каждого солдата; нанят был булочник для обучения хлебопеков, и хлеб стали выпекать без закала; солдатская одежда и постели были очищены от грязи и насекомых: воду для питья стали пропускать через фильтры; упорядочили посещение бани; сырые помещения начали просушивать, и целые кучи мусора были вынесены из казарм; вентиляция была урегулирована и перестала простужать людей; дезинфекция стала применяться не кое-как, а с толком, под наблюдением врача; в каминах отхожих мест установилась тяга, и ночью никто уже не ходил туда босиком; водворилась тишина во время законного послеобеденного отдыха; упорядочились посещения слабыми людьми приемного покоя; строго было воспрещено фельдшерам ковырять ланцетом солдатские нарывы и вообще, по старинному обычаю, лечить незначительные болезни, т.е. исполнять обязанности благодушествующих докторов и т.д.
   <...>
   Заставлять людей работать, не употребляя для этого никаких понудительных мер -- это была особенность Авалова. Много ли вы, господа, найдете командиров, которые могут, например, убедить своего священника, что деятельность его не должна ограничиваться казенным исполнением треб и таким же казенным, произнесенным для очистки номера, проповедями, что влиянием духовной особы, особенно на солдат, может быть могущественным только в том случае, когда священник искренно и горячо войдет в нравственные интересы полка. Авалов умел это сделать; он сошелся со священником, повлиял на него, растрогал его ласковой беседой о духовных нуждах солдата. Священник, по желанию командира, действительно сблизился с людьми, беседовал с ними в ротах, навещал больных и особенное влияние имел на арестованных, которых приводил своим ласковым наставительным словом к полному и чистосердечному раскаянию.
   Трудно перечислить сотни, а, может быть, и тысячи предметов, к которым Авалов приложил свою руку. В каких-нибудь несколько месяцев он совершенно преобразовал полк. На инспекторском смотру я ничего не узнал из прежде виденного; на всем лежала печать таланта, да, господа, именно таланта: для того, чтобы так быстро схватить со всех сторон такой живой и бесконечно сложный организм, как полк, и заставить его правильно функционировать, нужна не просто работа ума, а творческая...
   Да, у этого человека был недюжинный административный талант. Бог знает, какую бы он принес пользу государству, если бы стал на высокий пост; но такие люди редко кем замечаются: они слишком скромны, слишком неискательны. В глазах света это только хороший полковой командир -- и больше ничего...
   Я должен еще сказать об отношениях Авалова к офицерским семьям. Как тонкий администратор, он отлично понимал, что семейная обстановка имеет большое влияние на службу офицеров; поэтому, как я уже упомянул, Авалов, сделал визиты семейным, поспешно выразил желание видеться с семьями офицеров на полковых вечерах. Высказывая изысканную и одинаковую любезность всем полковым дамам, он, с удивительным искусством светского человека, отклонял какие бы то ни было разговоры и даже намеки о полковых дамах, суждения о нравственных качествах полковой офицерской среды и прочее. Если дамы начинали заговаривать об этом, он тонко переводил разговор на другие предметы, и это было отлично понято с первого же вечера. Только одна дама, а именно, супруга старшего подполковника, от которого Авалов принял полк, оказалась слишком назойливой: она считала сдачу полка неполной, потому что от нее не отобрали аттестаций о сослуживцах мужа. Как только она заговаривала об этом, Авалов в изысканных выражениях извинялся и с озабоченным видом, как бы отрываясь службой, обращался с каким-нибудь вопросом к близ стоящему офицеру. Эта дама, между прочим, догадывалась, что еще не умерла в нашем войсковом быту Василиса Егоровна из "Капитанской дочки", но только заразилась многими нехорошими привычками. Она положительно управляла своим мужем и вместе с ним отдавала служебные распоряжения. Командуя временно полком, слабохарактерный и недалекий подполковник N. всякий раз советовался с женой, как ему поступить с провинившимся офицером. "Хорошенько его, хорошенько, пусть Александра Петровна (жена провинившегося), не важничает... про тебя и без того говорят, что ты распустил полк, вон она не нашла нужным даже поздравить меня с днем рождения..." Если же подполковник N. хотел взыскать с офицера, жена которого угождала временной командирше, она обыкновенно набрасывалась на мужа: "Пожалуйста, не глупи, стану я из-за тебя с Марьей Ивановной ссориться!" Иногда она вбегала в кабинет в то время, когда муж отдавал распоряжения адъютанту и начинала кричать: "Не слушайте его! Ну, что ты глупости говоришь!" и т.д. Однажды она атаковала Авалова и решила добиться, чтобы он выслушал ее сплетни; ее особенно бесила ровность обращения командира, не оказанное ей предпочтение перед другими дамами. Авалов деликатно срезал ее.
   -- Виноват, -- сказал он, -- пожалуйста извините меня; я рад беседовать с вами о чем угодно, но только не о полковых делах: об этом я ни с кем не говорю; это мое правило.
   Все это, вместе с другими, уже известными нам поступками Авалова, создавало ему поклонников не только среди офицеров, но и среди их семейств, и ставило его авторитет на такую высоту, с которой уже легко командовать полком. Каждый шаг Авалова, каждое не только приказание, но и мимолетно выраженное желание, встречало горячее сочувствие в полку.
   Батальонные командиры, воображавшие прежде, что чин штаб-офицера дается для того, чтобы ничего не делать, стали настоящими хозяевами в своих батальонах. Они стали посещать занятия, проверять хозяйство, следить за исполнением рационального внутреннего порядка, который дает солдату добрый, воспитывающий пример, обеспечивает ему здоровье, опрятность, законные часы необходимого отдыха и т.д. О ротный командирах и говорить нечего, те и прежде несли на себе всю тягость беспорядочной службы в полку. Теперь же они нашли в младших офицерах своих настоящих помощников, а вновь открывающиеся роты не попадали уже в руки людям, не умеющих повернуться в своем деле.
   Авалов держал себя замечательно ровно, никогда не сердился, был скуп на похвалы и лишь изредка только обращался к солдатам с одобрительным словом, которое они очень ценили...
   <...>
   Так вот, господа, как иногда большие дела делаются: человек ни разу за свою службу не рассердился, не принимал никаких принудительных мер для водворения порядка в полку, а между тем завел такой образцовый порядок, такую дисциплину и так всех подчинил своему авторитету, что можно было наверно ручаться, что этот полк нигде не осрамит и везде блестяще выполнит свое назначение. Этого мало, когда Авалов умер и N-й полк перешел в руки посредственного командира, славный дух продолжал жить, несмотря даже на неловкие шаги нового начальника.
   Да, -- это был истинный талант, который умел обнять не только службу, но и жизнь своего полка, и силою своего авторитета умел насадить везде и во всем чувство порядочности.
   <...>
  

П. КАРЦОВ

КАК КОМАНДОВАТЬ ОТДЕЛЬНОЙ ЧАСТЬЮ

  

Подготовка к командованию

   Командовать отдельной частью -- значит быть ее начальником во всех отношениях, вести ее служебно-военное образование, направлять ее нравственно, заботиться о ее благоустройстве, знать достоинства и недостатки, отвечать за все в ней происходящее.
   Каждый человек, призываемый к какой-либо общественной деятельности, прежде чем принимать возлагаемые этою деятельностью обязанности, должен, по долгу совести, проверить себя, есть ли в его знаниях, характере и способностях, все данные, которые необходимы для добросовестного исполнения принимаемого на себя дела. Гораздо лучше не браться за что-либо, чем взявшись, обнаружить свою несостоятельность.
   Принимающий на себя обязанности не по силам и способностям, забывает, что он вредит этим не только себе и порученному делу, но и всем тем, которые в нем должны участвовать. Ни в какой отрасли службы это так не вредно, как в военной, потому что в ней все неправильное и фальшивое и неразумно-практическое, все, несогласуемое с духом и основами военных требований, вредит не непременно, а продолжительно, пускает корни, вывести которые будет гораздо труднее, чем посеять их.
   Все это мы говорим потому, что часто люди, которым посчастливилось быстро пройти младшие чины военного звания, иногда даже не в строю, а штабных должностях, надев штаб-офицерские эполеты, уже мечтают о командовании отдельной частью. Им как будто и дела нет до того, что они не командовали ни взводом, ни ротой или эскадроном; те же, кто прокомандовали батальоном, так, для проформы, один лагерь, -- прямо метят в полковые командиры. "Не боги же горшки лепят, -- думают они, -- если командует такой-то, почему не командовать и мне!"
   Такое мимолетное командование, вселяя излишнюю самоуверенность, скорее вредно, чем полезно. Разве в два-три лагерные месяцы, будущий кандидат в командиры отдельной части мог узнать, что значит быть им, в настоящем значении слова? Он только мог приглядеться к делу, но не узнать его. Он выезжал к батальону или эскадрону, когда они были готовы на линейке, здоровался с ним, потом, зная устав, командовал им то или другое, -- и не больше. Разве он учил часть как следует, самостоятельно; разве входил в хозяйственные распоряжения, иначе чем докладывал ему фельдфебель; разве старался узнать вполне каждого из своих офицеров и унтер-офицеров; наконец, разве он приобрел умение влиять на массу, вникать в быт и нужды солдат? Он смотрит на себя как на временного начальника, а на него смотрят как на гостя. Ему быть может не представилось ни разу случая позаботиться как помочь ротному или эскадронному командиру в служебном отношении, о том как исправить порочного, как возбудить охоту к работе у ленивого. Ничего этого не сделано, потому что вся цель подобных временных командиров провести лето в строю, и возвратиться к своей покойной должности с обеспеченным правом на получение отдельной части, только потому, что он один лагерь прокомандовал ротой или эскадроном.

*

   К командованию отдельной частью следует подготовлять себя не таким образом.
   О твердом знании устава своего рода оружия, мы говорить не будем, так как не владея этим знанием непростительно выехать перед строй. Но одно теоретическое знание его не достаточно. Его до тонкости знает всякий подпоручик, готовящийся поступить в военную академию, от которого даже требуется знание уставов всех родов оружия. Нужно знание практическое, т.е. такое, которое включает в себя все сноровки, -- все, взятые не из книги, а приобретенные опытом приемы. Командиру части в строевом деле надо так наметать свой глаз, чтобы он сразу видел причину ошибки или неправильности, а не искал их ощупью, набрасываясь то на одного, то на другого.
   Как не важно знание строевого дела и умение вести его, оно все-таки не составляет главного достоинства командира части и изучить его легче, чем другие обязанности. Узнать эти обязанности разом невозможно, тем более, что о них не прочитаете ни в каких учебниках и руководствах. Они, как и все касающееся до службы, изучаются постепенно, а постепенность нигде так не важна, как в военном быту. Ротный командир, не командовавший взводом, батальонный -- ротой, полковой -- батальоном, как бы они не были способны и образованы, никогда не смогут быть сравнимы с теми, которые при тех же природных качествах и при том же образовании, прошли все эти ступени начальствования. Браться за командование отдельной частью, не пройдя этих ступеней, все равно что сделаться командиром корабля не бывши на вахте. При первом же служебном ненастье, при первой неожиданной неудаче, такой командир невольно потеряется; а если при этом он не имеет твердой воли и настойчивости характера, то непременно навредит себе и другим.
   Многие полагают, что при усердии и уме можно изучить всякое дело. Вопрос в том, когда и по каким образцам или руководствам будет происходить изучение.
   Учиться быть командиром части перед ее получение поздно, а получивши ее -- вредно. Чтобы убедиться в этом, стоит поставить себя под команду такого начальника, который учит тому -- что ему малоизвестно, распоряжается там -- чего не понимает, вмешивается туда -- куда не следует. Он только напрасно теряет время сам и отнимает его у других, подрывает их значение, мешает им. Подобные командиры обыкновенно попадают под влияние кого-либо из своих подчиненных и часто не тех, влияние которых могло бы быть полезно, а напротив, -- льстецов или интриганов, желающих играть роль. Что же может быть вреднее этого?
   В настоящее время существует особое, вошедшее в силу закона, "Положение об управлении полком". Оно должно быть применимо к командованию отдельным батальоном, батареею, парком, -- одним словом, всякою отдельной частью, командир которой пользуется правами и властью командира полка. Каждый готовящийся быть командиром отдельной части, должен знать это положение во всей надобности, и чтобы разумно пользоваться им, необходимо изучить его не только по букве, но и по духу. Первый пункт этого положения гласит: "Начальствование полком (т.е. отдельной частью), во всех отношениях и по всем частям, вверяется командиру полка и ему подчиняются все чины, в полку состоящие". Но командир бригады, начальник дивизии, корпусной командир -- тоже начальники. Полковой же командир (или командир другой отдельной части) не только начальник, он хозяин, он устроитель, он наставник, -- он все в полку.
   Командовать частью в прежнее время и теперь большая разница, -- и если это было не легко прежде, то теперь гораздо труднее. Теперь другой дух времени, другие требования, другие средства, другие помощники. Дух времени изменился; но основные законы подчиненности и дисциплины остались те же. Чтобы поддерживать их в части, надо много такта и много умения заменить убеждением то, что прежде достигалось одной строгостью. Не дать проникнуть в часть тому, что вредно бы отозвалось на дисциплине, требует неусыпной деятельности командира, требует изучения им характеров и наклонностей всех своих помощников, от прапорщика до старшего штаб-офицера включительно.
   Требований теперь гораздо больше, а времени для удовлетворения этих требований несравненно меньше. То что назад тому 10 лет изучалось годами, теперь изучается месяцами. Вспомните, что прежде весь круг образования солдата заключался в обучении его фронту. Положим, что это обучение доводилось до совершенства; но все-таки составляло один предмет, теперь же к нему присоединилась стрельба, саперное дело, гимнастика, грамотность. Каждый из этих предметов требует значительного развития обучаемого и то, что прежним солдатом приобреталось продолжительностью службы, теперь должно достигаться умственным развитием и служебно-нравственным образованием.
   Прежде командир части имел своими помощниками людей, приобретавших служебную опытность многие годы, изучавших требования службы большей частью в кадетских корпусах с детства, окрепших в труде и утвердившихся в знании своего дела продолжительностью службы. Теперь помощниками командира являются преимущественно молодые люди, может быть и стоящие выше по личному образованию, но далеко не опытные в жизни; изучающие службу на службе, не всегда к ней расположенные и по духу времени, часто смотрящие на свое положение как на переходное.
   Представься случай в другой сфере общественной деятельности получить большее материальное обеспечение и лучший ваш помощник не остановится на перемене служебной карьеры. При таком положении командиру части необходимо умение научить офицеров тому, чего не дало им учебное заведение, привязать к нему, передать личную энергию своим помощникам и так руководить ими, чтобы они были прочны на службе.
   Важнее всего достичь того, чтобы офицеры безусловно исполняли все от них требуемое службою, не только по букве и из страха взыскания, а с сердечным участием к тому, что исполняют; чтобы они знали то, чему должны обучать, не поверхностно, а основательно, со всеми практическими приемами и сноровками; чтобы в офицерском обществе развивалось самолюбие, но не то фальшивое, которое обращается в щепетильность и принимает всякое служебное замечание или изыскание за личную обиду, -- а самолюбие истинное и благородное.
   Подобное самолюбие должно поддерживаться командиром части. Оно не допускает офицера до стыда не знать того, что от него требует служба; оно спасает его от крайне неловкого положения выслушивать упреки при его подчиненных, уничтожает равнодушие к замечаниям, заставляет работать. Так, где командир части достигнет того, чтобы общество его офицеров было проникнуто подобным самолюбием, оно на всякий труд будет смотреть не с одной формальной стороны; будет всякую работу доводить до конца и у него не будет на службе мелочей, не стоящих изучения.
   Имея это в виду, готовящемуся быть командиром отдельной части не следует забывать, что кроме служебной ответственности, на нем будет лежать и нравственная, если он не будет в состоянии вести дело как следует.
   Получая под свое начальство молодых офицеров с различной степенью образования, с различным воспитанием и различными направлениями, ему предстоит не малый труд сгладить это различие настолько. чтобы оно, во-первых, не вредило службе, а, во-вторых, по возможности менее бы было заметно для постороннего общества. Немало нужно такта, чтобы достичь этого, не задевая самолюбия и не роняя служебного положения подчиненных.
   Кто много прослужил, тот конечно замечал, как часто одному командиру вредит излишняя снисходительность, а другому излишняя строгость. Найти середину между ними составляет великое достоинство, и нет ничего вреднее для командира части, как непоследовательность требований и неодинаковость действий, а между тем, как часто случается встречать то и другое. Тот сильно ошибается, кто полагает, что только добротою и снисходительностью можно приобрести любовь подчиненных и заставить их работать из-за расположения к себе. Много было таких, которые баловством и поблажками, да затратою на свою часть десятков тысяч, думали заменить недостаток энергии и силы воли.
   Как офицер, так и солдат дорожит и доверяет только тому командиру, в котором видит знание, настойчивость и твердость характера.
   Из вышеизложенного видно, как много надо работать над собою всякому, готовящемуся быть командиром части не по названию, а в действительности.
  

Прием отдельной части

  
   Было время, когда быстрым приемом и сдачей отдельной части гордились или щеголяли и по этой быстроте судили о той или другой степени благосостояния сдаваемого. Тогда требовалась особая квитанция в приеме и сдаче, за общей подписью сдающего и принимающего. В ней, кроме подробного обозначения числа людей и лошадей, денежных сумм и различных отраслей хозяйства, указывалось все недостающее и неисправное. Теперь эти квитанции отменены, но за принимающими оставлено право донести по команде, о всем что им будет найдено в неисправности, или вне в должном количестве, с указанием на те средства, какими все будет пополнено и приведено в порядок.
   Как прежде, так и теперь, быстрота сдачи нисколько не доказывает устройства и благосостояния части. Она напротив говорит не в пользу бывшего и нового командиров, указывая лишь на то, что первый старался скорее отделаться от скучной обязанности сдатчика, а второй думает показать этим излишнюю деликатность и доверенность к будущим своим подчиненным.
   Закон предоставляет четырехмесячный срок для приема части. Не ясно ли это указывает, что законодатель желает, чтобы все в ней тщательно было проверено и осмотрено, чтобы при этом не было никакой торопливости, чтобы принимающий имел время все узнать, о всем расспросить прежнего командира, чтобы все было приведено в известность и ясность. Тут не уместны ни излишняя обидчивость, ни излишняя снисходительность. <...>
  

Нравственное влияние командира части и отношение

его к обществу офицеров

  
   В командире отдельной части, каждый из подчиненных ему офицеров, должен видеть пример, не только для служебной, но и для общественной и частной жизни. Пример с кого-либо берется только в том случае, если служащий образцом обладает перевесом, как в нравственном, так и в образовательном отношении над теми, которые им пользуются. Заставить брать с себя пример нельзя; это делается само собою и тем охотнее, чем нравственное влияние сильнее, чем уважение, которое постепенно приобретает командир части, делается более общим.
   Чтобы приобрести уважение общества, нужно обладать многими весьма разносторонними достоинствами. Мы не берем на себя смелости делать в этом отношении какие-либо наставления или советы; но считаем полезным поделиться теми взглядами и мыслями, которые основаны на многолетней служебной опытности, ставившей излагающего их во всевозможные отношения к офицерским обществам, как товарища, как подчиненного и как начальника.
   Чтобы приобрести влияние на какую бы то ни было среду, надо прежде всего близко знать каждого ее члена. Поэтому вступая в командование частью, необходимо возможно скорее ознакомиться с составом офицерского общества; а так как узнать всех разом невозможно, то следует начинать это знакомство с тех, которые по своим служебным обязанностям, ближе стоят к командиру. К таковым принадлежат лица исполняющие штабные должности, батальонные, ротные или эскадронные командиры и заведующие особыми хозяйственными заведениями. Но и эти лица узнаются не вдруг; и к ним надо первое время присматриваться внимательно, чтобы не впасть в ошибочные заключения о их усердии, знании дела и нравственном направлении. С прочими членами общества, т.е. с младшими офицерами, может ознакомить только время; но чем оно будет менее продолжительно, тем лучше, потому что чем командир части скорее узнает каждого из своих подчиненных, тем все его распоряжения будут вернее, а действия самостоятельнее, что весьма важно.
   Составить себе верное и правильное понятие о той или другой личности, дело вообще не легкое, а для нового командира части, тем более. И в общественной жизни мы видим, что перед новым знакомым всякий держит себя осторожнее, старается скрыть свои недостатки, а перед начальством эта осторожность удваивается.
   Нового командира непременно будут пробовать, будут стараться выставить свое усердие, деятельность, желание угодить ему. Вот тут-то и необходимо умение отличать настоящее от кажущегося, истинное от фальшивого, усердия к делу -- от заискивания. При малейшей торопливости сделать заключение о том или другом офицере, можно получить о нем совершенно превратное понятие. Человек, с виду несколько угрюмый и не словоохотливый, покажется строптивым и уклончивым; напротив, офицер первое время весьма предупредительный, охотно принимающийся за что угодно, беспрестанно старающийся попасть на глаза новому командиру, окажется потом и малоусердным и легкомысленным.
   В смысле приобретения влияния на общество, весьма важно поставить в должные к себе отношения тех, кто по служебному своему положению стоит ближе других к командиру части.
   Если в частной жизни иногда опасно попадать под влияние людей нам близких, то в службе это гораздо опаснее. В первом случае дурное влияние вредит только личным интересам, во втором -- оно вредит интересам целой части. Вообще избавляться от общечеловеческих слабостей не легко; это требует постоянного за собой наблюдения, постоянного напряжения силы воли. Слабости в частном лице, хотя и осуждаются, но осуждение это мимолетно; слабости же представителя известной корпорации оглашаются надолго, потому что всякое его действие касается каждого из ее членов. На него постоянно смотрят сотни глаз, каждое его слово повторяется сотней уст. Много надо самообладания и такта, чтобы при этом не подпасть под справедливое осуждение и под влияние людей угождающих нашим слабостям. Избави Бог, если эти угождения получат, в глазах командира, особое значение и если он допустит угождающих ему пользоваться какими-либо преимуществами перед другими. Тогда нравственное влияние его подорвано на всех и как бы ни были велики его заслуги в других отношениях, приобрести общее уважение будет трудно.
   Желающих влиять на командира лестью и угодливостью и пользующихся его расположением не по заслугам, обыкновенно называют любимчиками. Трудно себе представить, чтобы в число таких попала личность дурная во всех отношениях. Сделаться любимчиками стараются люди довольно ловкие, представительные, не особенно усердные к службе, но не ленивые; желающие отделаться оттого, что потруднее и заниматься тем, что удобнее. Если таких держать, не смешивая дружбы со службой, пользоваться их любезностями в часы досуга, не давать им роли не подходящей к их чину и летам и за всякую служебную вину взыскивать, то они не принесут ни малейшего вреда. Раз же что заметится им малейшее послабление, нанесется сильный вред и командиру и тому, кто попал в милость не по заслугам.
   Но весьма часто обвинение как командира части, так и тех кто пользуется его вниманием, в пристрастии друг к другу, делается по легкомыслию. Первому, в частных сношениях, вне службы, невозможно быть равным со всеми. Он не может, например, вводить в круг своего семейства того, кто уклоняется от этого, или вообще тяготится обществом; ему нельзя требовать от человека без средств, исполнения того поручения, которое хотя и представляет некоторые льготы, но сопряжено с расходом. На пост и на службу, требующую особой распорядительности и находчивости, он не может назначить, хотя бы и хорошего, но вялого офицера. Все это людям легкомысленным и подвергшихся заслуженным взысканиям, кажется исключениями, несправедливостью, особым расположением, именем любимчиков. Бояться подобных заключения не следует. Раз что командир части не дал повода совершиться факту, который ясно бы доказывал, что он сделал несправедливость или смешал дружбу со службой, он чист перед обществом и общество, в конце концов, оценит его; он же, действуя таким образом, приобретет на него нравственное влияние и будет пользоваться общим уважением.
   Взгляды подчиненных на требования службы так различны, что командиру части приноравливаться к ним не следует. Скорее следует приучать подчиненных к своему взгляду, если он вполне легален и разумен. Разве мы не видим таких офицеров, которые не исполняя своего дела как следует, ропщут на каждое делаемое с них взыскание. Даже и старшие между ними, получая начальником равного в чине, не редко обижаются полученным приказанием, говоря: "попроси он меня, я бы исполнил, а то приказывает". И те и другие не правы, как не прав и тот командир части, который просит, вместо того чтобы приказывать.
   Лицу, получившему часть, случается иногда встретить в ней в числе поступивших под его команду, не только прежних по службе товарищей, но и того, кто был его начальником. Такое положение требует особого такта и причем все будет зависеть от того, как поставить себя в первое время командования. Если бывший товарищ или начальник человек разумный, то он сам станет в должные отношения к новому командиру и тогда дело упрощается само собою; в противном случае, нужно, не задевая самолюбия, показать ему, что вы намерены твердо охранять свои права и во всех случаях воспользуйтесь данной вам законом властью.
   Командир части должен все знать и все видеть, что происходит в ней. Не только служебные дела, но и частная жизнь его подчиненных, должна быть вполне ему известна, потому что только при этом он и может предупреждать и отклонять, своим влиянием, те столкновения офицеров между собою, или в посторонней сфере, которые ведут иногда к печальным последствиям, а в иных случаях даже подвергают командира и ответственности.
   Но как все узнать и все увидеть? Самому следить за каждым, а тем более входить в частный быт, невозможно и недостанет времени. В этом случае остается возложить подобное наблюдение, или на одного из достойных полного доверия штаб-офицеров, или на одного из членов суда общества офицеров. Эти лица не могут, данным поручением, навлечь на себя неудовольствия обществом, если только не будут пользоваться во зло оказанным им доверием командира. Они не должны делать секрета из возложенной на них обязанности, доводить до сведения командира части о всем, что может клониться ко вреду службы или репутации общества. Докладывать о всяких пустяках, о всякой мелочи, они остерегутся, боясь, с одной стороны, справедливого осуждения товарищей, а с другой -- неудовольствия командира, который должен уметь отличить не стоящее внимания от того, что полезно принять к сведению, или против чего надо употребить собственное влияние. Подобная мера избавит командира части от нарекания в том, что он имеет своих агентов; мера отчасти официальная и гласная, ни для кого обидною быть не должна и против нее бороться трудно.
   Как председатель, так и каждый из членов суда общества офицеров, есть охранитель чести и достоинства своего мундира. Всякое действие товарища, несогласное с понятием о доброй нравственности и благородстве, должно быть доводимо ими до сведения командира части, от которого зависит предание виновного суду общества, или принятие других в отношении его мер. В первом случае, со стороны командира части необходима уверенность в том, что приговор суда будет соответствовать проступку, иначе, вместо поддержания достоинства части, выйдет обратное. Бывали примеры до того снисходительных взглядов судей, что оставалось выводить самое грустное заключение о целом составе офицерского общества той части, в которой производился суд. В тех случаях, когда является сомнение в благоприятном для достоинства части решении, командиру ее лучше не предавать дела суду общества офицеров, а дать ему официальное направление, или решить собственной властью.
   Командир части ничем не может обеспечить себя от того, чтобы до него не доходили какие-либо слухи о его офицерах, случайным, посторонним путем. Хотя и есть пословица "не всякому слуху верь", но трудно, любя честь и дорожа ее репутацией, оставлять подобные слухи без внимания. Да оно и не всегда возможно. Могут быть слухи вздорные, вполне несправедливые, тем не менее требующие немедленного опровержения, иначе молчание, как знак согласия, дает им возможность распространяться и получать вероятие, что всегда подрывает репутацию части.
   Сведения конфиденциальные, не имеющие огласки, но тем не менее, подлежащие разбору, требуют особой осторожности. Убеждаться в них надо без горячности, исподволь, без шума; а так как они могут быть сообщены посторонним лицом из расположения или дружбы к командиру части, то последний обязан проверить сведения так, чтобы не было намека на то, как и от кого они получены.
   Хуже всего, если командир части, из рвения все знать и ведать допустит себя до получения каких-либо сведений через нижних чинов, или даст значение получаемым анонимным письмам и доносам. То и другое не приносит никакой пользы, а только подрывает нравственное влияние командира. Мы знали людей достойных во многих отношениях, но имевших подобную слабость; они не пользовались и десятой долей того уважения, которое имели бы без этой слабости. Если командир части попробует дать официальность хоть одному анонимному письму, то он расплодит их и не будет потом иметь от них покоя.
   Суетливость в служебных распоряжениях часто бывает вреднее медлительности. Последняя задерживает ход дела, тогда как первая мешает ее отправлению. Суетливый командир отнимает время не только от себя, но и от своих помощников; он лишает их должной самостоятельности, вмешивается в мелочи, не дает кончить одного как следует и уже хватается за другое, везде торопит, всех сбивает и, таким образом, везде вместо порядка и спокойствия водворяет обратное. Хуже всего, когда суетливость проявляется перед смотрами, или в других экстренных и неожиданных случаях; в военное же время она бывает пагубна. Напротив, чем в трудные минуты командир части покойнее, тем он более вселяет уверенности в целесообразность своих распоряжений. Нам известны примеры, где суетливость, доходившая при неожиданности до крайности, была причиной отстранения, очень хорошего в других отношениях командира части, от командования.
   Последовательность действий и требований составляет одно из важнейших качеств командира. Без нее успех всякого дела достигает наполовину. Командир, сегодня требующий одно, сегодня взыскивающий за то, на что вчера не обращал внимания, подрывает всякое доверие себе и, действуя под минутным впечатлением, заслуживает названия несправедливого. Распоряжениям его не дается должной веры и значения, что вполне понятно. Офицеры части, привыкшие к тому, что прочтенное им в приказе завтра отменяется, или что исполненное по приказанию командира в одной роте, в другой -- не делается, не могут верить в прочность приказаний и требований. Немного значения дается и тем требованиям, которые делаются порывами. <...>
   Горько ошибается тот командир части, который вздумает достигать нравственного влияния и уважения старанием приобрести популярность. Это старание чаще всего приводит совершенно к противному. Не умея определить границу между требованиями службы и частными отношениями, такие командира воображают, что допускаемое ими во время досуга панибратство, свяжет их с обществом, вселит к ним привязанность. Напротив, оно горько отзовется на службе. Не может быть ничего дурного, если командир части, будучи дружески связан с кем-либо из старших офицеров и сидя с глазу на глаз в своем кабинете, будет с ним на "ты", но если он допустит себя до того же с прапорщиками и корнетами, то авторитет его навсегда подорван. Трудно предполагать, что между десятками лиц, разного воспитания и разных направлений, все одинаково бы смотрели на ту грань, у которой кончаются частные отношения и начинаются служебные. Раз что эта грань кем-либо преступлена, является уже столкновение, от которого не далеко от нарушения дисциплины, до преступления.
   Этим мы вовсе не желаем сказать, чтобы командир части не желал заслужить любовь своих офицеров. Вопрос в том, кто каким способом ищет эту любовь и какими средствами старается приобрести ее. Искать любви допущением произвола, бездействием власти, потворством беспорядку -- преступно. Заслужить ее справедливостью, знанием дела, нравственным влиянием, участием в быту, -- всегда похвально и полезно. И в этом отношении ничто так не действительно как личный пример. Пишите и говорите что угодно, но если советуется или приказывается одно, а делается другое, то никто на эти советы не обратит внимания.
   Насколько вредна фамильярность, настолько же неуместна и надменность в обращении. Затрагиванием самолюбия подчиненных нисколько не увеличивается уважение к начальнику. Напротив, уважением преимущественно пользуются те, которые не выставляют напоказ своих преимуществ и не кичатся своими правами и властью. Права эти и власть так велики и положение командира части стоит так высоко, что совершенно бесполезно поднимать их на ходули. От этого они выше не станут, а скорее тот, кто думает подобным способом поднять их, сам делается ниже, сравнительно с тем положением, в которое он поставлен законом. Поднимать его, -- излишняя забота и напрасный труд; надо только всеми силами стараться не уронить его, -- и это уже будет заслуга.
   Злоупотребление правами и властью также вредно, как и допускать их бездействие. Применять права свои к делу надо так, чтобы они не нарушали прав подчиненного. На этом основании командир части, делая замечания и выговоры, должен делать то и другое, соблюдая собственное достоинство, но не затрагивая достоинства и самолюбия подчиненного. Излишнее повышение голоса, излишние жесты, колкие обороты речи, -- все это ни к чему хорошему не ведет.
   Некоторые думают произвести эффект или придать большее значение своему выговору. Они трудятся напрасно. Замечание, высказанное спокойно, сдержано, гораздо чувствительнее неумеренной горячности. Первое совершенно обезоруживает виновного, второе дает ему шансы, при серьезном обороте дела, воспользоваться оплошностью неосторожного командира. Тот, кто не щадит самолюбия младшего, вредит собственному достоинству.
   Беспрестанные крики, постоянные замечания, деланные с азартом, до того кажутся обыкновенными, что им не придают никакого значения.
   Как бы ни был командир части разумно строг, он будет всегда более уважаем и любим, нежели ищущий популярности, бесхарактерный, -- хотя и добрый, вечно распекающий, -- хотя и незлопамятный. Строгость всегда одинаково справедливая и одинаково соответствующая вине, неуместною быть не может. Если подчиненный убежден, что ни одно нарушение служебных требований не пройдет ему даром, что за это нарушение с него всегда взыскивается также как и с одинаково с ним служащего, -- в нем никогда не явится не только озлобления, но даже и ропота. Разумно строгий командир никогда не допустит своих подчиненных до загнанности, т.е. до того равнодушия, при котором им все равно, как бы с ними не обращались, как бы не оскорбляли их. До этого доводят: бестолковость, суетливость, непоследовательность и горячность. С такой загнанной частью ничего не поделаешь хорошего и много надо времени, чтобы она стряхнула с себя последствия такого ею управления.
   Есть еще один недостаток очень вредит делу. Это придирчивость к мелочам, так называемое пиление[4]. Пилить, это значит приставать к подчиненному беспрестанно с одним и тем же, без умения заставить исполнить требуемое незамедлительно; ворчать или постоянно подтверждать одно и то же, вместо того, чтобы один раз приказать что-то решительно и ясно; требовать что-либо, не сообразуясь с тем, соответствует ли требование времени, месту и средствам.
   Справедливость должна стоять во главе всех действий командира части. Это качество может проявляться или нарушаться им беспрерывно, но нигде оно так не осязательно, как в аттестации офицеров и при представлении их к наградам. Первое делается впрочем не гласно и в этом случае несправедливость может обнаружиться только впоследствии и то разве случайно, хотя она часто вредит человеку гораздо более, чем гласная. Несправедливость в наградах обнаруживается сразу же по их получении и тогда подвергается и общему обсуждению. Отчета в предпочтении менее достойного, конечно, никто потребовать не может, потому что дать и не дать награду, входит в законные права командира части. Казалось бы, что к такому праву нужно было бы относиться еще строже и осмотрительнее. К сожалению, нарушение справедливости, делается тут невольно, вследствие укоренившегося обычая отдавать предпочтение старшинству. Впрочем могут быть случаи, когда некоторая кажущаяся несправедливость простительна. Положим, что два офицера сделали одно и то же служебное нарушение; но один из них на отличном счету, другой, напротив, постоянно небрежен. Никто не может поставить командиру части в упрек, если он первому сделает только замечание, а второго отправит под арест.
   Выше мы указали, какой вред может производить суетливость и непоследовательность. Не меньше вреда, чем суетливость и непоследовательность, может принести, если командир будет неподвижен и равнодушен. Другой не даст себе труда отдать приказание как следует, толково и ясно, не даст, где нужно, ни наставления, ни совета, не присмотрит за тем или другим, как следует, и потом сердится. что одно совсем не сделано, а другое сделано дурно. <...>
   Насколько неслужебный, домашний быт офицера не может укрыться от нижних чинов, настолько же и частная жизнь командира не может быть неизвестна его офицерам. Хотя она преимущественно зависит от средств и характера человека, но командиру части необходимо подчиняться тем условиям, которых требует его должность и звание, а также те средства, которые от получает от правительства. Скромность и расчетливость осуждаемы не будут, напротив заслуживают подражания; но излишняя скупость будет громадным недостатком. <...>
   Соблюдая необходимое для представительности, командир части должен требовать того же от офицеров...
   <...>.
   Коснемся теперь предмета крайне щекотливого, о котором однако умолчать не можем, так как он нередко сильно влияет на отношение к офицерам и нам степень их уважения к командиру.
   Доброта, слабость характера, недостаток силы воли, потребность в спокойствии и т.д. делают иногда то, что семейный командир части, подпав под влияние своей супруги, не замечает, как понемногу эта супруга исподволь забирает его в свои руки. <...> Проходит год-другой и ее уже, не ради шутки, а по значению, величают командиршей; она уже дает мужу советы, равносильные приказанию: кого уволить в отпуск, кому дать ту или иную командировку. Таким образом, муж командует частью только в строю, а управляет ею жена. Раз что дошло до этого, часть оказывается расшатанною во всех отношениях... Такому командиру лучше поскорее отказаться от командования, чтобы не дожидаться на это приказания.
   <...>
   Заботиться об улучшении быта нижних чинов командиру части велит закон; заботиться о быте офицеров ему должна повелевать совесть. Дать правила для этой заботы нельзя, иначе они давно были бы указаны...
   <...>
   Возьмем положение молодого офицера прибывающего в часть по производстве.
   Не зная никого, ни в городе куда приехал, ни в части, в которой ему предстоит служить, не имея при этом достаточной опытности жизни, прибывший нуждается в совете, в указании что ему делать, как и где устроиться, с кем сблизиться, от кого удалиться. Такое положение похоже на положение новобранца поступившего в роту, но тому дают дядьку, -- к офицеру же нельзя приставить ментора. Кто же даст ему хотя общие советы, к кому обратиться? Обязанность эта ближе всех, принадлежит командиру части, от которого зависит и назначение прибывшего к тому или другому ротному или эскадронному командиру, что тоже требует известных соображений.
   В прежнее время существования кадетских корпусов, командиры отдельных частей назначали вновь производимых офицеров в роты или эскадроны, которыми командовали лица, выпущенные из того же корпуса, где воспитывался прибывший юноша. Это имело благотворное влияние во всех отношениях. Молодой человек, в первые же дни службы, уже не чувствовал себя сирым пришельцем, получал руководителя, вводящего его в общество будущих товарищей, указывающего ему принятые в части обычаи, лиц, расположением которых он должен дорожить и тех -- от кого следует удалиться. Дорожа репутацией места своего воспитания, т.е. своего корпуса, ротный или эскадронный командир, вместе со своим юным прапорщиком или корнетом, старались помогать друг другу по службе, не только по побуждению добросовестного исполнения долга, но и для того, чтобы командир части не мог сказать, что такой-то корпус дал ему бесполезных офицеров.
   Назначение вновь производимого к своему однокашнику, есть уже признак некоторого к нему участия, а всякое участие, выраженное командиром части к положению новичка, в первые дни его службы, никогда не забудутся. Он будет первым звеном той цепи, которая свяжет молодого человека с его командиром, первым фактором нравственного влияния начальника на подчиненного.
   <...>
   Среда, в которой вращаются офицеры вне службы, не может не иметь на них влияния, а потому необходимо отстранять все, что может сделать это влияние вредным, для тех, кои по своим летам и по характеру могут увлекаться. Как действовать в подобном случае? Командиру части не всегда возможно и удобно вмешиваться в подобные вещи. Но у кого есть помощники, в лице штаб-офицеров и вообще старших офицеров части, которые, где добрым советом, где собственным примером, могут ближе действовать на молодежь в том духе и направлении, которое им укажет командир части. Через этих лиц и должно проводиться его нравственное влияние на офицерское общество. Они передовые части, за которыми пойдут остальные, если эти передовые дружно поведут их к указанному командиром цели.
   Кружки и партии в отдельной части великое зло. Там, где они существуют, ничего не может идти согласно; внутренние интриги, разъединяя общество, не дадут хода ничему хорошему, и тот невидимый двигатель, который французы называют esprit du corps, а мы просто единодушием, в подобном обществе существовать не может; без него немыслимы: ни внутренний порядок, ни честное исполнение долга, ни отличия части в бою.
   Всякое зло искореняется труднее, когда оно уже пустит корни, чем в начале; поэтому все внимание командира части, должно быть направлено к тому, чтобы не дать зародиться партиям. Искоренять их последствия, без столкновений и пожертвования, весьма трудно. Обыкновенно, каждая партия имеет во главе своего вожака, без чего влияния ее в части не может быть значительно. Вот за подобных-то принципиалов и следует браться настойчиво, с энергией и тактом. Всякая в этом отношении слабость со стороны командира, будет оружием в руках ловкого интригана; всякая медлительность и нерешительность, даст ему время перетянуть на свою сторону больше последователей. Раз что командир части, гласно разоблачит действия и намерения стоящего во главе кружка, да еще сумеет выставить их смешную сторону и докажет ничтожество, -- дело выиграно, члены партии окажутся смешными в их собственных глазах.
   <...>
   В природе русского человека есть особенная потребность быть от времени до времени, как говорится, подтягиваемому. Без этой подтяжки, самый добросовестный служивый, занимаясь многие годы одним и тем же, незаметно для себя опускается, делается равнодушнее.
   <...>
   Несомненно, что многое, в представленном на суд военных читателей труде моем, не вполне развито, или высказано слишком смело и не согласно с современными взглядами. В виде этого, прошу к нему снисхождения...
   <...>
  

  
  

Инструкция маршала Бель-Иль[5]

   Полк, который поручается тебе королем, - говорил маршал своему сыну, - один из лучших в армии; подполковник этого полка - старый воин, достойный уважения за его продолжительную и полезную службу; все капитаны - старше тебя, и каждый из них, судя по личным заслугам, более тебя достоин полковничьего чина, однако ж ты становишься их начальником: не забывай этого никогда.
   Не стану и говорить о том, чтобы ты старался заслужить уважение части, которою ты будешь командовать; правило это слишком избито; но скажу тебе, что ты должен стараться заслужить любовь своих подчиненных. Всякий полковник, к которому питают это чувство, легко достигает самого трудного; напротив - тот, который не заслужил любви, с трудом добивается до вещей самых нетрудных. Заставь себя полюбить, сын мой, и трудная обязанность полковника сделается для тебя приятным занятием.
   Ты жестоко ошибся бы, если б вообразил, что для приобретения любви полка нужно ослабить дисциплину, или чересчур угождать желаниям каждого из офицеров: это средство ни верно, ни славно.
   Также ошибочно было бы думать, что одна добродетель, как бы она ни была блистательна, может возбудить к тебе этой чувство; подобно тому, как в женщине привлекают нас не одни глаза ее, но целое, гармония в ее чертах: так точно и ты можешь только соединением в себе достоинств и познаний, о которых я буду говорить в этом наставлении, заслужит любовь полка своего.
   Имей к своему подполковнику величайшее уважение; не отдавай ни одного приказания без его совета; пусть кажется, что ты составляешь только орган его желаний: я часто давал тебе этот совет, это приказание, и возобновлю его при первом удобном случае. Если, по примеру некоторых молодых начальников, ты не имел бы уважения к своему подполковнику, то заставил меня иметь о тебе мнение самое невыгодное, и сделался бы скоро жертвою своего неблагоразумия; в полку, разделенном между тобой и ним, образовались бы партии, и тогда ты не мог бы сделать ничего доброго.
   Имей к старым капитанам полное внимание, советуйся с ними часто, оказывай им дружбу и доверие. Будь опорой, другом, отцом молодых офицеров; люби старых унтер-офицеров и заслуженных солдат, разговаривай с ними часто и всегда снисходительно, даже иногда советуйся с ними; для начальника всегда хорошо обладать подобной популярностью; она мне часто служила в пользу.
   Старайся узнать совершенно всех офицеров своего полка: не зная их, на каждом шагу, будешь ошибаться; не отличишь скромности от недостатка способностей; уверенности в своих силах от пустой самонадеянности; стремления к порядку от недоброжелательности; любви к справедливости от доноса, зависти и чрезмерного честолюбия; умеренности от равнодушия; строгости от натянутости; будешь принимать советы, даваемые из лести или интереса, за чистую монету; тебе будет казаться, что вознаграждаешь добродетели, а между тем награда твоя достанется пронырству; тебе покажется, что ты покровительствуешь истинным талантам, а на самом деле будешь превозносить таланты кажущиеся и мнимые.
   Посвятив долгое время на изучение качеств своих офицеров, и узнав их, выбери себе между ними старшими двух друзей, в которых найдешь истинное достоинство, знание, любовь к правде и порядку; привяжи их к себе дружбой; поручи им важную обязанность напоминать тебе о твоих недостатках с откровенностью, и высказывать тебе ошибки твои; выслушивай советы этих офицеров со вниманием; остерегайся однако ж иметь к ним слепую доверенность и показывать слишком ясно прочим офицерам предпочтением, которое отдаешь двум первым, потому что это могло бы сделаться источником гибельных несогласий.
   "Я развил тебе дух и характер Французского народа, его нравы, предрассудки; я указал тебе лучшее средство удерживать и одушевлять его, награждать и наказывать, и потому не буду повторять здесь уроков, не раз по этому предмету тебе уже данных, но скажу: никогда н употребляй с солдатами выражения суровых, прозвищ позорных, и не произноси, говоря с ними, слов низких и презрительных; полковник, употребляющий эти слова в разговоре с солдатами, сам себя унижает; а если он обращается к офицерами в подобными выражениями, то он компрометирует себя самым очевидным образом. Никогда не забывай, что офицеры твоего полка суть люди, Французы, тебе равные, и потому отдавая приказания, помни, что тон твой и выражения должны быть приноровлены к лицам, которым двигатель - честь: поверь, сын мой, что это единственный наилучший способ; что тогда приказания твои будут уважаемы, будут приятны, исполнение их ускорится и солдаты возымеют ту доверенность к своим офицерам, которая служит основою дисциплины и успехов.
   Никогда не употребляй наказаний недозволенных законом и нетерпимых национальным духом; когда будешь взыскивать на лице твоем должно быть видно страдание, которое ты ощущаешь, будучи употреблять строгие меры.
   Не пропуская случаев к оказанию незначительных услуг своим офицерам; если все ожидать случаев, где в состоянии будешь сделать для них что-либо важное, ты рискуешь никогда не сделать для них ничего. Как мелкие предосторожности сохраняют добродетель, точно также мелкие услуги привязывают сердца. Ходатайствуй усердно и настойчиво о наградах заслуженных офицерами, унтер-офицерами и рядовыми твоего полка; министры может быть откажут тебе в просимом, но им будет приятно видеть заботливость твою о подчиненных и полк полюбит тебя сильнее.
   Никогда не возбуждай в своих подчиненных надежд, в осуществлении которых ты не уверен; когда лица, которые возымели их, увидят, что они не исполнимы, они обвинят тебя в несоблюдении их выгод.
   Уже давно я приучил тебя вставать в четыре часа утра; сохраняй эту счастливую привычку; время в особенности будет для тебя дорого; в настоящее время более, чем когда-нибудь, будет предстоять тебе предметов для изучения и исполнения. Будучи полковником в самых молодых летах, ты будешь по-видимому очень рано генералом; тогда тебе не будет уже времени заниматься теорией военных действий, и поэтому теперь должен ты изучать ее, но если даже тебе никогда не пришлось бы занять место важнее, поверь, сын мой, что обязанность полковника требует сведений самых разнообразных и обширных. В состоянии ли ты будешь судить о знаниях своих унтер-офицеров, если не будешь знать лучше всякого из них все, что постепенно надобно пройти, чтобы из рекрута образовать солдата? Оценишь ли ты верно достоинство фельдфебеля по управлению ротою, если сам не знаешь во всем объеме его обязанностей?
   То, что я говорю о фельдфебеле, одинаково относится к поручику, капитану. майору и подполковнику; да, сын мой, только умением исполнять все должности, которые ниже твоей, можешь ты сделаться достойным занимать должность, тебе вверенную, и заставить всех исполнять свои обязанности.
   Нечего и говорить о изучении военных уставов: ты их знаешь, но я советую тебе никогда не отступать от них. Я первый взыщу с тебя, или буду просить о взыскании, если когда-нибудь узнаю, что ты позволил себе от них отклониться. Закон в глазах всякого доброго гражданина, доброго воина, самое святое дело. Говорят (я хорошо это знаю и в молодости сам говаривал), буква убивает, а дух живит; но как я всегда видел, что, под предлогом этого оживления, позволяют себе самые большие отступления, то предписываю тебе непременно держаться буквы закона.
   Уважай также старинные обычаи; если же найдешь в котором из них зло, то надобно его уничтожить, но приступай к его уничтожению с осмотрительностью и благоразумием; предуготовь своими действиями и речами те перемены, которые намерен ты ввести; дай почувствовать выгоды их; не предпринимай никакого уничтожения вдруг нескольких злоупотреблений; сперва обрати внимание на самое важное, на самое существенное; если в одно время приступают к исправлению всех частей здания, то оно колеблется, а иногда и рушится; уничтожай, когда уже приготовлено то, что должно заменить уничтоженное.
   Помни, что всегда происходит более вреда, чем пользы, если предлагают обдуманно перемены, даже самые выгодные, и употребляют усилие для введения их; советуйся со старыми офицерами о нововведениях, которые замышляешь; согласие их повлечет за собой согласие прочих.
   Не буду говорить тебе здесь об изучении военного искусства; я оказал тебе уже прежде необходимость и выгоды этого изучения; я указал тебе план, которым ты должен руководствоваться для усвоения этой науки; ограничусь повторением того, что история есть источник, из которого должен ты постоянно черпать: читай историю не для изучения истории, но для изучения войны, нравственности и политики. История была, с малолетства, предметом моих занятий и ей обязан я всему, что знаю. Не пренебрегай математикой; мне очень жаль, что я ею не занимался глубже; я учил ее рано, любил ее, сделал в ней успехи, и очень обязан тому немногому, что из нее знаю.
   Ты храбр, ты доказал это, но остерегайся крайности в этом случае. Сколько слез стоила мне необычайная храбрость одного, весьма много любимого человека! Дай Бог, чтобы храбрость твоя не была для меня столь же тяжкой! Храбрость, первое из качеств солдата, должна в полковнике подчиняться благоразумию; однако ж , я желал бы лучше оплакивать твою смерть, чем славу или честь твою. Помни, что люди, которые более всего будут тебе советовать беречь себя, будут первые тебя порицать строго, если ты последуешь их советам.
   Люби отечество, короля; это обязанность каждого гражданина, а для тебя это первый долг, потому что король осыпал меня и тебя милостями; впрочем, эти чувства слишком глубоко врезаны в твоем сердце: не для чего и упоминать о них.
   Люби славу; желание достичь ее должна всегда пламенеть в твоем сердце. Эта любовь к славе поддерживала меня на трудном пути, мною пройденном; она заставляла меня забывать, что я родился со слабым здоровьем.
   Не буду говорить тебе о честности, но советую тебе следить за честностью твоих подчиненных; обвиняют некоторых полковников в продаже должностей в полку; не хочу этому верить: они раздают должности, но подчиненные продают их.
   Старайся, чтобы полк твой был лучше и более обучен, нежели другие: это самолюбие позволительно полковнику; но не старайся сделать его красивее и переполнить блестками. Наблюдай, чтобы роты всегда были укомплектованы людьми способными к военному делу; не позволяй, из ложного сострадания, капитанам получать жалованье на людей, которые не состоят у них по спискам: тот, кто позволяет себе это лихоимство, обманывает короля и нарушает обязанности чести.
   Тот также не совсем честен, кто не соблюдает совершенной справедливости в распределении милостей, и в особенности не препятствует своим подчиненным иметь на счет солдат выгоды незаконные. Это один из главных пунктов, на которые полковник должен обращать внимание.
   Присутствуй при всех учениях своего полка; будь всегда первым на месте сбора; являйся занятым единственно своими обязанностями; будь деятелен, бдителен, точен, и офицеры твои будут аккуратны, внимательны и ревностны; в противном случае - полком твоим овладеет мрачная и холодная апатия: нерадивость полковника влечет за собой невнимание офицеров к своим обязанностям.
   Никогда не увлекайся нетерпением или гневом; за первыми порывами страстей всегда следует раскаяние: если хочешь сделать глупость - сказал очень справедливо один из наших писателей - последуй внушению гнева. Начальник вспыльчивый нередко позволяет себе поступки предосудительные для его чести, сопряженные с опасностью для его жизни и чаще всего для жизни его подчиненных.
   Повинуйся законам и тем лицам, которые по избранию государя суть органы этих законов; неповиновение властям - величайшее из преступлений воинских: оно сообщается с необыкновенной скоростью и возрастает в силах по мере распространения. Может ли полковник, не повинующийся старшим, требовать послушания от своих подчиненных? будь судьей, цензором, блюстителем порядка и отцом своего полка: как блюститель порядка и судья, наблюдай за исполнением законов; как цензор и отец - за сохранением чистоты нравов; обращай особенное внимание на сей последний предмет, всегда почти забываемый или пренебрегаемый начальниками; где водворены добрые нравы, там и законы уважаются, и - что еще лучше - там любят законы; и потому старайся улучшать нравы; но не думай, чтобы это можно было сделать по заказу; они сообщаются, они внушаются, они должны быть вводимы примером; сила примера здесь, как и везде, почти действительнее силы воли; бесполезно было бы высматривать и замечать в других недостатки, в которых можно упрекнуть нас самих. Если собственно твои нравы будут безукоризненны, полк также будет отличаться нравственностью; темперамент твой укрепится, ты выиграешь много времени, отклонишь от себя многие смешные стороны, никогда не будешь игрушкой обстоятельств, и общее уважение вознаградит тебя за лишения, на которые ты себя осудишь.
   Избегай игры, в особенности азартной; изгони совершенно последнюю из своего полка; большая часть военных людей через нее гибнет.
   Берегись пристрастия к вину: оно унижает человека; имей всегда хороший, но не утонченный стол; приглашай к нему офицеров своего полка, предпочтительно перед генералами, полковниками и другими командирами; принимай гостей своих по степени уважения, которое они заслуживают. Число экипажей своих ограничь необходимостью: ты должен показывать пример простоты и скромности, потому что ты полковник и потому что ты сын мой; эта умеренность не будет стоить тебе большого труда, потому что я старался удалить от себя ту роскошь, которая обращает в изнеженных женщин большую часть наших молодых воинов. Я не позволял украшать твоих лошадей, мулов и одежды людей твоих золотом и серебром, и надеюсь, что ты всегда будешь соблюдать эту драгоценную простоту. Великолепие, которое так прилично человеку, представляющему лицо государя, делается недостатком для венного вообще и пагубным для полковника; подчиненные кого считают за обязанность, за честь - ему подражать. Я никогда не мог смотреть, без сильного негодования, на молодых начальников наших полков, когда они вводили в лагери и в гарнизоны роскошь и негу придворную; когда они старались отличиться богатством и великолепием экипажей, множеством слуг, красотою лошадей, утонченность стола, одним словом - соперничали между собой единственно в искусстве размножить наслаждения. Разве в этом состоит честолюбие, которое должно одушевлять военачальников!! Но довольно об этом: досада готова овладеть мною; впрочем, в этом случае мои советы менее тебе нужны, чем во многих других.
   Ты никогда не смотрел на страждущее существо без сильного желания прекратить его страдания или облегчить их; сохраняй же, сын мой, эту драгоценную чувствительность: она может быть для тебя иногда причиною мучений, но гораздо чаще она будет источником удовольствий самых живых и чистых. Советую тебе быть человеколюбивым и великодушным стол же для твоей славы и для счастья: человеколюбие и щедрость привлекает к нам сердца людей, с которыми мы живем, которыми начальствуем. Какой бы расход ни сделал ты для облегчения страждущего человечества, я с удовольствием пополню его: слух о твоей благотворительности для меня будет приятнее молвы о твоем умении устраивать празднества; пусть лучше удивляются большему числу осчастливленных тобою, чем большему числу вельмож, которых ты увеселить старался: воспоминание о празднестве не оставляют приятных следов ни в душе, ни в сердце, а как сладостно для нас воспоминание о несчастном, нами утешенном! По какому-нибудь важному случаю, можешь раздать общую награду солдатам своего полка - я не против этого; но мне было бы приятнее, если бы ты сохранил эти деньги для раненых, для тех, которые отличились каким-нибудь блистательным делом, или для тех, которые, исполнили свои обязанности, понесли важную для них потерю. По крайней мере, раз или два раза в неделю посещай больных своего полка; поговори с каждым из них ласково и старайся успокоить их; слушай даже рассказ об их страданиях; эта снисходительность будет, не менее лекарств, способствовать скорому их выздоровлению. Посещай почаще арестантов своего полка; человек провинившийся должен быть наказан, но не должен быть заключен в нездоровом месте.
   Не стану тебе и говорить, что ты должен беречь кровь и пот солдат своих; тот недостоин имени человека, кто для приобретения известности, подвергает их излишним опасностям и страданиям: вообще знаний, что слава, которая приобретается этой ценой, не блестяща и не прочна.
   Французские полковники, с давних времен, славятся в Европе своей вежливостью; я уверен, что для тебя не будет сделано в этом случае обидного исключения; надеюсь даже, что ты превзойдешь предстоящие тебе образцы: большая часть полковников вежлива только с женщинами, с начальниками и равными; ты, я полагаю, вежлив и с подчиненными. Никогда не говори с офицерами своего полка, и даже о них, тоном повелительным или презрительным, как это делают некоторые начальники; помни, повторяю, что многие из твоих подчиненных гораздо более тебя заслуживают командования полком; что многие - происхождения более древнего и знаменитого, чем ты, и что им недоставало, чтобы стать выше тебя, только богатства или счастья, и потому будь доступен, любезен, вежлив, предупредителен еще более с подчиненными, чем с равными; вежливость с равными большей частью есть только следствие искусной политики; с подчиненными же - это признак доброго сердца. Похвалы, мною заслуженные, за то, что я никогда не давал чувствовать власть свою, должны заставить тебя последовать моему примеру.
   Сделав ошибку, сознайся в ней тотчас, а главное - старайся исправить ее. Хотя этот образ действий очень естественен и не заслуживает похвалы, однако ж тебя будут хвалить за это; ты привлечешь к себе сердца и твои ошибки будет извиняемы; я сам часто это испытывал.
   Люби и отличай офицеров, которые окажут военные способности, и тех, которые исполняя свои обязанности, предаются изящным искусствам. Занимайся в особенности молодыми офицерами своего полка, наблюдай сам за их поведением, за их занятиями и за их нравственностью; будь, как я сказал, отцом их и, если нужно, их наставником; полк твой будет хорош лишь тогда, когда офицеры твои будут богаты сведениями и когда они будут отличаться постоянным и сильным рвением к службе. Поверь, что ты достигнешь блистательных результатов не иначе как обращая усиленное внимание на молодых офицеров и приучая их к правильной жизни. Старайся, чтобы старшие офицеры питали к молодым любовь отца к детям или, по крайней мере, наставника к воспитанникам; наблюдай, чтобы последние оказывали старшим внимание и уважение, которое дети нежные и хорошо воспитанные имеют к своему отцу; старайся поселить и поддержать согласие в своем полку; спеши уничтожать возникающие раздоры, искореняй вражду, или, по крайней мере, предупреждай ее губительные следствия: это, сын мой, одна из первых и существенных обязанностей полковника.
   Все, что делается в полку, должно быть тебе известно, но для этого никогда не прибегай к шпионству: тот, кто доносит на своих товарищей - человек бесчестный. не заслуживающий никакого доверия; прибегай к чужим глазам, к чужим рукам только в тех случаях, когда тебе невозможно все видеть и все сделать самому; вникай во все подробности; только тогда можно хорошо исполнить на нас возлагаемое, когда все подробности известны; полковнику не приходится смотреть на вещи свысока; не старайся, впрочем, присвоить себе обязанности, которые законом поручены твоим подчиненным; довольствуйся наблюдением за всеми ими и заставляй каждого исполнять его обязанности. Вот, наконец, последнее мое наставление: не забывай никогда , сын мой, что ты сделан полковником для блага службы и полка, который поручен тебе: слава отечества должна быть главной твоей целью; постоянным твоим занятием - должно быть устройство счастья твоих подчиненных; если тебе удастся доказать своему полку, что ты руководствуешься этими побуждениями, всякий из членов его будет считать обязанностью и удовольствием способствовать твоим видам; тогда все препятствия исчезнут и ты заслужишь славу чистую привлечешь к ней сердца окружающих и милость короля, и наконец осчастливишь любящего тебя отца.
  

П.Н. Краснов

Приказ по части[6]

  
   Полк управляется приказом по полку. Вот он лежит передо мною, чистенько отбитый на машинке и напечатанный в полковой литографии: "Приказ Н-скому пех. полку. N.., такого-то числа, такого-то года. Дежурный по полку... Дежурный по части строевой... По части хозяйственной"...
   Вчера, как сегодня, и завтра, как сегодня, -- каждый день, с неизбежностью времени. И в Светло-Христово Воскресение и в Новый Год. Как полковая газета. И то, что надо делать завтра, -- и разбор сегодняшнего ученья, и похвала, и выговоры, и аресты. В приказе сосчитана каждая казенная копейка, заприходовано все полученное и выведено в расход все потраченное. В приказе наше вступление в полк: "Высочайшим приказом 10-го августа сего года произведен в подпоручики из такого-то училища юнкер такой-то с назначением во вверенный мне полк. Подпоручика такого-то внести в списки и полагать в отпуску с такого-то числа"... В приказе ваш брак с любимой девушкой, рождение ваших детей... В приказе будет и ваша отставка и ваша смерть...
   Вы возвращаетесь ночью домой, а ревностный денщик уже прочел до вас приказ и говорит вам: "Ваше благородие, вам завтра на стрельбу с 6 час... Шт.-кап. Прокофьев женятся. В приказе разрешение им объявлено"...
   Приказ... Все привыкли к нему, и как-то нельзя без приказа.
   Но вот наступила война... И в одних полках сразу, в других постепенно, обыкновенно, после первых боев, после первых убитых наступает какая-то апатия, отвращение к тому, что делалось раньше. Приказа не надо... Где там его печатать? Машинки нет, нет и литографного станка. И писарь-приказист где-то на парной повозке в обозе 2-го разряда лошадьми правит.
   -- Г-н полковник, сегодня приказ будем отдавать?
   -- Сегодня?.. Да что там такое?.. Кажется, ничего не случилось?
   -- Недошивин бежал.
   -- А?.. да... Нет... Уже Бог с ним... Когда-нибудь потом.
   Если бы этот самый Недошивин сбежал в мирное время, какие сейчас же послышались громы и молнии! Напыряли бы всем: и отделенному, и взводному, и ротному -- и послали бы в полицию. Со дна морского достали бы этого "мерзавца, порочащего честь полка, Недошивина" и предали бы его суду.
   А на войне -- Бог с ним!.. Что удивляться, что дезертиры исчислялись в армии, даже в первые годы войны, десятками тысяч!!.
   Хотя на листике полевой книжки, карандашом, ротным писарям продиктованным, -- но надо каждый день, ибо так заучены в мирное время, ибо так привыкли. Представьте себе, какое это было бы впечатление, если бы в разбитые окопы, с порушенными козырьками, где лежат убитые, где стонут еще не вынесенные раненые, прокрался бы посыльный из штаба полка и подал измученному, потрясенному боем ротному командиру листок тонкой бумаги, на котором синей переводной бумагой оттиснут "приказ Н-скому полку на позиции у вершины 89" и там написано: "наш полк в течение дня отбил шесть атак противника. 4-ая рота доблестно сражалась, два раза выходила из окопов и штыковою атакою опрокидывала волны противника. От лица службы благодарю командира роты, кап. Н.Н., и представляю его к ордену св. Георгия 4-ой ст. Г-дам ротным командирам использовать наступившее затишье и сделать то-то и то-то. Всех отличившихся в сегодняшнем славном бою представить к наградам..." Каким бальзамом легло бы такое признание заслуг на потрясенную боем душу...
   Шекспир говорит: "признать заслуги -- значит наградить"...
   Признать заслуги?.. Сколько доблестных офицеров было убито, так и не дождавшись этого признания совершенного подвига...
   Среди трудов и утомления похода, в хаосе боя, среди ужасов смерти найти полчаса и продиктовать адъютанту сегодняшний приказ... Так ли это трудно?
   Пускай "ужасно" трудно, но нужно! Этим постоянным вторжением в жизнь полка приказа, т.е. властной руки ком. полка -- мы могли бы избежать перемешивания частей и все время держали бы полк в порядке, подтянутости и сборе. Кто-то сверху напоминает, кто-то снизу исполняет.
   Мне скажут: "невозможно" я отвечу: "должно"!
  

О важном несколькими словами

  
  -- ...Рецепт для настоящего подбора и подготовки высшего командного состава армии совершенно ясен: отбирайте среди офицеров людей сильного ума и научного склады мышления, заставляйте их постоянно учиться у великих полководцев как надо вести войну, и развивайте их волю и практические знания командованием строевыми частями: вы можете быть уверены, что из них выдут надежные начальники, которые будут на высоте своей задачи как на войне, так и в мирное время[7].
  -- Хотя обязанности гвардии в этом отношении естественно от нее отпали, но зато за нею остался долг подготовки старшего командного состава армии. Ее штаб-офицеры должны были служить главнейшим материалом, из которого выбирались командиры отдельных частей; поэтому весь порядок службы гвардии и отношений внутри армейской среды гвардии должен был представлять собою ручательство за высокий уровень подготовки будущих командиров армейских полков[8].
  -- Однородный по составу, высокий и равномерный по образованию и по воспитанию, состав гвардейского офицерства должен быть способствовать выработке в полках гвардии неписаного кодекса полкового товарищества, понимаемого не только в смысле дружбы и близости личных отношений, но и в смысле того строгого фильтра, прохождение через который, в большинстве случаев, могло служить ручательством за относительно высокие нравственно-служебные качества[9].
  -- Грубое отношение к офицерам недопустимо. В большинстве высшие начальники в духовном смысле стояли далеко от войск. Отношение к офицерскому составу - часто было презрительное. Хамство и грубость в обращении иногда переходили всякие границы. Считалось в порядке вещей "прогнать войсковую часть с плаца", "разнести", с мерами взыскания полной властью, за то, например, что не так пришиты крылья на мундире барабанщика. Есть еще живые свидетели, как в одном из полков N пехотной дивизии умер в казарме от разрыва сердца ротный командир, встречавший командующего войсками...
  -- Какое же духовное общение и близость могли быть между высшими начальниками и офицерским корпусом армии. Забитые презрительным, грубым отношением и постоянным страхом, они с ужасом ждали смотров и поистине больше боялись начальников, чем пули неприятеля[10].
  -- Необходимость командного ценза. Лица, не прошедшие всех командных должностей, не только никогда не справятся с корпусом на войне, но даже в мирное время не смогут подготовить его в боевом отношении. Опыт смотров мирного времени показывает, что такие начальники до конца своей службы смотрят только роты, эскадроны и батальоны и главным образом "молодцеватость стойки". "твердость ноги", "манежную езду", и это вполне естественно: они психологически остались сами ротными, эскадронными и батальонными командирами, но только в генеральском мундире. Им непонятно, как смотреть полк, бригаду, дивизию, потому что в их представлении не умещается боевая работа и сила этих тактических единиц. Кроме того, у них сложился взгляд, что нужно учить и воспитывать только солдата и вся тягость этой работы ложится на ротных, эскадронных и батальонных командиров, - их все контролируют и предъявляют самые разнообразные требования. [11]
  -- История показывает нам, как часто пресловутые таланты и гении мирного времени оказываются бездарностями на войне, история показывает нам, что вообще появление талантов и гениев есть только случайность, на которую нельзя рассчитывать, история, наконец, утешает нас, что и без гениев и первоклассных талантов, велика и могуча, даже против гения, армия в руках многих, просто способных, начальников, воспитанных в рядах самих войск, когда полки армии являются воспитателями офицеров, а не департаментами, - местами службы, когда начальник создается, как создавались лучшие вожди эпохи, строевой службой, а не сваливается из канцелярий, контор, кадетских корпусов и т. п., учреждений, якобы весьма полезных для выработки военных людей[12].
  -- Из этого изучения мы, вероятно, вынесли бы твердое сознание, что дух солдата целиком зависит от личности начальника, что сила армии коренится, таким образом, не в духе, воспитании и обучении солдата, а в духе, воспитании и обучении командного состава, что начальник, прежде всего, характеризуется умением управлять другими, что такой "истинный" начальник создается не в канцеляриях и учреждениях, ничего общего со строевой службой не имеющих, а воспитывается долгом и упорным трудом только в строевой службе, что воспитание офицера не заканчивается с выпуском из училища, а только начинается, что полк, как твердая и дружная семья, должен прежде всего воспитывать и оценивать офицера, а не являться только местом его службы, меняемым чуть ли не каждый год[13].
  -- Самым любопытным документом этой эпохи является записка полковника Шарнгорста, составленная за полгода до погрома, в которой будущий реформатор Пруссии прямо и рельефно указывает на основной недостаток армии - отсутствие истинного военного духа у вождей армии. В этой записке, сравнивая прусскую и французскую армии, Шарнгорст категорически высказывается за превосходство первой во всем, кроме генеральского состава. Поэтому, вполне отдавая себе отчет в первостепенной важности для армии хорошего командного состава, он требует полного его обновления в Пруссии, ибо только люди, выделившиеся своей деятельностью, способностями и мужеством, могут стоять во главе полков, бригад и дивизий. Поэтому он говорит о необходимости строгой ответственности старших начальников, отбора и выдвижения только достойных, удаления неспособных, горячо пишет о необходимости поднятия воинских качеств в среде армии, с жаром протестуя против возведения на первое место искусства обучения[14].
  -- Требования Екатерины. Таким духом были проникнуты русские законы и в царствование Императрицы Екатерины II. В военных постановлениях того времени, например, сказано следующее: "Полковник обязан честь и права полка своего весьма удерживать и за всякую мелочь шуму и ссор не вчинять. За учение драться не следует: наказывать лгуна, ленивца и пьяницу, но без жестокости. Строго воспрещается не только бить рекрута, но и страшить; наказывать лишь грубое упрямство. Рекрут при обращении к начальнику должен быть без робости, но с пристойною смелостью" [15].
  -- Командный состав: характеристика командиров полков периода 1-ой мировой войны. Прежде всего при рассмотрении данных о командирском составе бросается в глаза значительный процент временно командующих. а именно 11 из 32 полков, причем только об одном было возбуждено ходатайство об утверждении в должности. Отсутствие в пехотных полках * настоящих командиров являлось, конечно, обстоятельством очень неблагоприятно отражавшемся на всех сторонах жизни частей. Объясняется это явление условиями тогдашней политической обстановки в армии.
  -- По предшествующей до получения полка службе 27 командиров частей (т. е. почти 85% от общего их числа) принадлежат к строевому офицерству; остальные пять занимали должности в различных заведениях и учреждениях военного ведомства (корпуса, военные училища и проч.). Среди 32 командиров полков не оказалось ни одного офицера Генерального Штаба. Несомненно, это случайность, но случайность очень характерная, указывающая на значительное уменьшение среди командного состава пехоты лиц с высшим военным образованием. Все командиры полков в чине полковника, но большинство их - молодые полковники, очень недавно произведенные в этот чин. Судя по старшинству, представляется вполне вероятным, что многие из командиров полков выступили на войну обер-офицерами. Общее заключение о командирском составе пехоты может быть выражено следующим образом: к концу войны во главе пехотных полков стояли испытанные боевые офицеры, однако достаточным опытом в хозяйственно-административной области и в области воспитания своих частей большая часть этих командиров не обладала[16].
  -- Вмешательство в дела ротного. "Ежедневное присутствие высших начальников при занятиях и их неуклонное вмешательство в дело обучения роты, с предъявлением совершенно различных требований - невыносимо тяжело; в особенности вмешательство командира полка, который, присутствуя при какой-либо роте, так запугивает солдат своим нервным, грозным голосом, что они совершенно одуревают и делаются положительно неспособными понять самые простые требования. Все это убивает в корне самостоятельность нашей отчетной и ответственной работы; все время чувствуешь себя на вожжах, которые дергают тебя беспрестанно и безжалостно все, кому власть дана. Это ежедневное, резкое и грубое, перехватывающее права обучать свою часть, безусловно, в рамках инструкций и указаний, страшно волнует нервную систему, обессиливает энергию труда, убивает охоту к занятиям, подрывает в нижних чинах доверие к их ближайшему начальнику, а в ротном командире колеблет даже доверие к собственным силам. Видя обалделые солдатские глаза и лица, подернутые страхом, и больно, и досадно за умаление труда, направленного к развитию и пробуждению человеческого достоинства - все нервно и властно топчется" [17].
  -- Нравственная пытка офицеров. Нет сомнения, что капитан служит в полку, где служебное благополучие части выколачивается нравственной пыткой. Намечено больное место в душе ротного командира - его заветная мечта быть штаб-офицером - и хлещут его безжалостно по этому чуткому месту, при всяком удобном и неудобном случае, чтобы поднять его служебную энергию в пользу наружного, мишурного блеска полка. Так бьют почтовую клячу по ее изъявленным местам, чтобы усилить перед станцией аллюр для получения лишнего пятака[18].
  -- Главное руководство здесь принадлежит командиру полка, несущему ответственность за воинское воспитание и образование своих офицеров. Необходимо, чтобы командир знал офицеров во всех отношениях, что выполнимо при условии знакомства с офицерами не только на занятиях, но и в частной жизни. В действительности, командир полка при всем добром желании не может выполнить всех лежащих на нем обязанностей. Хозяйственные работы положительно заедают наших начальников отдельных частей. Покуда не изменится коренным образом ведение хозяйства в войсках, командиры полков будут главным образом хозяевами, упуская из своих рук очень многое, несравненно более важное для жизни части[19].
  -- А. Выбор командиров частей и старших начальников. Строевой начальник может вырабатываться только в постоянном общении с войсками, только в их среде он может обрести должную самодеятельность и умение повелевать массами. Никакая ученость не может дать этих практических качеств, которые добываются тяжелым трудом и опытом. Нельзя назначать строевых начальников из тех категорий лиц, которые всю свою службу в нижних чинах уклонялись от строя[20].
  -- Б. Боевая подготовка начальников. В нашей армии достаточно получить полк или высшую командную должность, чтобы этим совершенно обеспечить себя от каких бы то ни было требований в теоретической подготовке по военным наукам. С этого времени все сводится только к практике и, если кто не занимается добровольно, то он может даже совсем поглупеть и тем легче, что это нашими уставами кажется не возбраняется, чтобы командир полка мог действительно подготовлять свою часть в боевом отношении и сам практиковаться в этом деле, надо, прежде всего, бросить писать и хозяйничать и вытащить его из канцелярии в поле.
  -- Итак, надо сократить канцелярию, обеспечить хозяйство и вытащить войсковых начальников в поле для боевой подготовки вверенных им частей. Далее, надо привлечь всех строевых начальников к постоянным практическим занятиям по тактике, фортификации, администрации и топографии. Но недостаточно еще решать задачи в кабинете и в поле, нужно еще уметь распоряжаться, и поэтому, венцом подготовки начальника в мирное время, экзаменом для него, являются маневры. Тут надо внимательно следить за всеми его действиями и давать им строгую оценку. При этом необходимо требовать, чтобы начальники непременно сами командовали своими частями на маневрах, а не шефствовали. Начальник, который на маневрах вечно путает и не умеет распоряжаться, должен быть удален от службы, как бы ни были у него велики экономические капиталы и полны цейхгаузы[21].
  -- Полковые должности. Перед назначением на должность помощника командира полка командиры батальонов обязаны сдать два экзамена: один теоретический по особо выработанным Главным штабом и утвержденным на определенное время программам - в комиссиях, учреждаемых распоряжениями Главного Штаба при военных школах (в каникулярное время), и другой - практический, в умении управлять полком, во время двусторонних маневров - особыми комиссиями, составленными из командиров полков, под председательством начальника дивизии, назначаемого на такой маневр главным посредником[22].
  -- Воспитание и обучение армии главным образом зависит от командиров отдельных частей (полков, батальонов и дивизионов). Командиры этих частей в огромном большинстве состоят в чине полковника[23].
  -- Всего командиров полков: генерального штаба 85 (21%), из гвардии 104 (25,5 %) и из армии 201 (49%). Таким образом, абсолютное большинство командиров полков из армии, но если взять во внимание число офицеров из армии, генерального штаба и гвардии, то в наилучших условиях оказывается гвардия, потом генеральный штаб и, наконец, армия[24].
  

См.: Истории первых гвардейских полков:

  
   Лейб-гвардии Преображенский полк: работы шт.-кап. Азанчевского "Исто­рия л.-гв. Преображенского полка" (М., 1859), шт.-кап. Вишнякова и прап. Мартынова "История л.-гв. Преобра­женского полка, 1683--1872 гг." (СПб., 1872); А. Чичери­на, С. Долгова и А. Афанасьева "История л.-гв. Преобра­женского полка, 1683--1883 гг." в 4-х томах (СПб., 1883); П. О. Бобровского "История л.-гв. Преображенского полка (Царствование имп. Петра Великого)" в 2-х то­мах (СПб., 1900); Альбом к 200-летию полка; "Краткий очерк" 200-летней службы л.-гв. Преображенского полка...
   Карцов П.П. Лейб-гвардии Преображенский полк в воспоминаниях его старого офицера. С 1831-го по 1846 г. // Русская Старина, 1883. - N5.
  
   Лейб-гвардии Семеновский полк: работы П. Карцева "История л.-гв. Семеновского полка" в 3-х томах (СПб., 1852) и Дирина "История л.-гв. Семе­новского полка", 1683--1883 гг. (СПб., 1883) и его же "Краткая история л.-гв. Семеновского полка (для нижних чинов)" (М., 1883); Касаткина-Ростовцева "Памятка семеновца" (СПб., 1909); П. Брона "Памятка семеновца" (о сражении при Лесной) (СПб., 1908); Альбом к истории л.-гв. Семеновского полка.
  
   Лейб-гвардии Измайловский полк: работы А. Дренякина "Краткая история л.-гв. Измайловского полка" (СПб., 1830); Висковатова "Историческое обозре­ние л.-гв. Измайловского полка" (СПб., 1850); Н. Зноско-Боровского "История л.-гв. Измайловского полка" 1730-- 1830 гг. (СПб., 1882); М. Поливанова "Памятка измайловца" (СПб., 1907).
  
  

См. Истории других полков:

  
   Лейб-гвардии Егерский полк представлен работой А. Баиова II "Исторический очерк л.-гв. Егерского полка" (СПб., 1893) и коллективной "Историей л.-гв. Егер­ского полка, 1796--1896" (СПб., 1896).
  
   Велькельштейн А. История лейб-гвардии саперного батальона. 1812-1876. С кратким обзором участия лейб-гвардии саперного батальона в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. - СП б., 1879.
   Волков. Памятка о столетнем юбилее 192-го пехотного Рымникского полка.- Оренбург, 1911.
   Волынский Н. История лейб-гвардии Кирасирского его величества полка. 1701-1901.- СПб, 1911.
   Воронов П. История лейб-гвардии Павловского полка. 1790-1890. - СПб., 1890.
   Зисерман А. История 80-го пехотного карабинерского генерал-фельдмаршала князя Барятинского полка (1726-1800). - СП б., 1881.
   Карцов П.П. События в лейб-гвардии Семеновском полку в 1829 г. // Русская Старина, 1885, т.3.- N37.
   Потто В. История 44-го драгунского Нижегородского полка. Т. I-Х СПб., 1892--1895.
   Петровская бригада: полки лейб-гвардии Преображенский и Семеновский. 1683-1883. // Русская Старина, 1883, т.5,- N 37.
   *
   Штейнгейль. В. Настольный хронологический указатель постановлений, относящихся до устройства военно-сухопутных сил России. 1550 до 1890. Дополненный извлечениями из самих постановлений, примечаниями составителя, основанных на исторических документах, ссылками на источники и особым приложением старшинства частей войск настоящего состава. - СП б. , 1890.
  
  

Воспоминания:

   Белолипецкий В.Е. Зимние действия пехотного полка в Августовских лесах. 1915 г. - М., 1940.
   Вольф К. Из дневника командира полка. - СП б., 1908.
   Геруа А. Воспоминания командира полка // Перекличка. -- 1937.- NN 3, 5, 6, 7.
   Грулев М. В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера генерального штаба и командира полка о русско-японской войне. - СП б., 1908.
   Зенченко М.В. Сообщение на тему: "Анализ нравственных сил бойца", сделанный в офицерском собрании 117 пехотного Ярославского полка. - СП б., 1898.
   Иванов И.Е. Военно-походные впечатления от Владивостока до Вафангоу и от Вагангоу до Ляояна. Командира роты 1-го Восточно-сибирского стрелкового полка. - СП б., 1907.
   Командир полка. К офицерскому вопросу // Братская помощь. 1907. N2.
   Мартынов Е.Н. Воспоминания о японской войне командира пехотного полка. -Полоцк, 1910.
   Мартынов Е.И. За что я был предан суду и осужден. - М., 1914.
   Романов К. Памятка 53-го пехотного Волынского полка.- Кишенев, 1903.
   Редькин А. Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка // Военная быль. 1960. N44, N47, 1961. N51.
  

Примечания

  
   1.См.: "Инструкция полковничья пехотного полку, конформированная от ее Императорского Величества, декабря 24 дня 1764 г." - СП б., 1764, С. 25-32.
   2.См.: Керсновский А.А. История Русской Армии. -ч.I-IV.- Белград, 1933-1938.
   3.См.: "Инструкция полковничья пехотного полку, конформированная от ее Императорского Величества, декабря 24 дня 1764 г." - СП б., 1764, С. 25-32.
   4."Командование ротой или эскадроном", того же автора. Издание I880 г.
   5.В кн. : Дюра-Ласаль Л. О звании генерала или о воспитании, образовании, познании и достоинствах, нужных главнокомандующему и прочим офицерам для командования армией. Основано на правилах великих полководцев ученых и знаменитых писателей древнего и настоящего.// Военная библиотека. - т.I. - СП б., б., 1871 .- с.350-358.
   6.Краснов П. Служба в мирное и военное время //  Русский Инвалид. - 1934. -- N 65.
   7.Калнин Э. Х Мысли о нашем мышлении // Военный сборник. - 1912. - N11.
   8.Геруа А. К познанию армии. - СП б., 1907.
   9.Там же.
   10.Махров П. Современная война и высшее командование // Разведчик. - 1912. - N1155. - С. 852 - 855; N1156. - С. 867 - 869.
   11.Там же.
   12.Морозов Н. Воспитание генерала и офицера, как основа побед и поражений. (Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плацпарада ). - Вильна, 1909.
   13.Там же.
   14.Морозов Н. А. Прусская армия эпохи Йенского погрома. Ее возрождение. Значение для нас этого поучения. - СП б., 1912.
   15.Трескин Д.Н. Курс военно-прикладной педагогии. Дух реформы Русского Военного Дела. - Киев, 1909.
   16.Чернавин В. К вопросу об офицерском составе старой Русской Армии к концу ее существования //Военный Сборник. - 1924. Кн. 5.
   17.Угнетающее зло //Разведчик. - 1912. - N1129.
   18.Там же.
   19.Апухтин А. Н. О боевой подготовке пехоты: Сообщение на общем собрании членов Общества ревнителей военных знаний. - СП б., Общество ревнителей военных знаний, Кн. 1 - 1906.
   20.Розеншильд-Паулин. Боевая подготовка личного состава армии // Общество ревнителей военных знаний. Кн. 2. - СП б., 1906.
   21.Там же.
   22.Леонтьев В. А Единая военная школа Общество ревнителей военных знаний. Кн. 1. - СП б., 1906.
   23.Режепо П. Статистика полковников. - СП б., 1903.
   24. там же.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023