ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Азиата надо знать не по "загривку", но и по воображению"...

"Азиата надо знать не по "загривку",

но и по воображению"...

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее...

НРАВСТВЕННЫЙ ЭЛЕМЕНТ В РУКАХ

М.Д. СКОБЕЛЕВА

С. Гершельман

Продолжение...

Переход через Балканы.

Шейново. Адрианополь.

<...>

Перед самым походом все люди были подробно осмотрены докторами и из дивизии было отобрано до 500 человек негодных по состоянию здоровья для похода. Люди эти составили слабосильную команду, оставленную в Плевне для присмотра за ранцами и вещами. Усиленное довольствие их и необходимый отдых повели к тому, что через один или два месяца большинство людей этой команды возвратились в ряды своих частей. <...>

Объезжая на походе колонны войск, Скобелев попутно разговаривал с офицерами и знакомыми ему солдатами.

"У многих солдат красовались на груди серебреные Георгиевские кресты; у некоторых унтер-офицеров виднелось их по два, по три... На этих людей можно было положиться, и Скобелев их особенно любил: знал их всех по фамилиям, даже по именам.

-- Здорово, Попов, как поживаешь, -- обращается он к одному из унтер-офицеров, проезжая мимо...

-- Здравия желаю, покорнейше благодарю, ваше превосходительство! -- самодовольно осклабясь и весь сияя, громко отвечает Попов, готовый в это время выпрыгнуть из строя, чтобы хоть дотронуться до стремени боготворимого генерала.

-- Смотри, брат, поучи молодых, чтобы такие же молодцы были, как ты! -- говорит Скобелев и едет дальше.

-- Постараюсь, ваше превосходительство! -- посылает в вдогонку ему счастливый Попов и затем обращается к окружающим его молодым солдатам. -- Ну, братцы вы мои, ни в жисть, то есть, мою не видал такого генерала... Отец родной!"

Не должно быть неожиданностей...

В Сельвии и Габрове Скобелев был поглощен разными вопросами по организации предстоящего движения в горы.

"Он почти не спал и обнаруживал изуми тельную деятельность. Его энергия, стремление вперед в бой, надежды на успех и неутомимая деятельность сообщалась всем частным начальникам, а через них всем войскам".

Между прочим, распоряжениями он старался "...указать в приказе порядок движения вблизи неприятеля, познакомить войска, хотя бы в общих чертах, с характером предстоящих действий, с трудностями, способом действий, приблизительным расположением неприятеля, расстоянием до Иметли и проч. Не должно быть неожиданностей..."

Последняя фраза нам прямо указывает ту высокую цель, с которою принимались эти меры. Мы видим, что Скобелев хорошо понимал, что только на таких людей можно было вполне положиться в предстоящем тяжелом походе, которые заранее свыкнутся хотя бы мысленно со всеми предстоящими трудностями и сознательно пойдут на совершение этого подвига.

Психическая сторона здесь заключается в привычке мысли человека решиться на перенесение предстоящих трудностей.

Так как, можно сказать, почти без утрировки, что был бы только достаточный запас решимости у человека, а возможности и физических сил у него хватит. Поэтому-то так страшны для масс неожиданности, так как в минуту ее наступления волевой решимости хватит лишь у исключительных характеров, а не у всех людей, представляющих массу.

Но и на массы, как мы знаем, есть свои приемы воздействия в критические минуты.

Кроме тех приемов, которые Скобелев носил в самом себе и имел в лице воспитанных им начальников, он вспомнил еще об одном могущественном рычаге, имеющем столь важное значение в особенности в нашей русской армии.

Это видно из следующих слов одного из его приказаний:

"Где наши священники?

Должно быть готовым вынести войну в самом грозном ее проявлении -- бой при сильном ветре и стуже.

Тогда раненые в массе обречены на гибель. Я видел нечто в том же роде, не доходя 20-ти верст до колодцев Сенек, 18-го апреля 1873 года: люди гибли от жары, жажды и утомления.

Полковые священники полков Ширванского и Апшеронского принесли большую пользу.

В русской армии, в трудную минуту, священников впереди, с крестом, видят там, где забыли голос начальников и даже знамя.

Нам предстоит перенести много трудностей, -- не будем пренебрегать и этою нравственною струною.

Я недостаточно знаком с нашим священным персоналом: они всегда где-то в тылу.

Назначьте двух в колонну понадежнее".

<...>

В приказе и диспозиции по отряду 24-го декабря, между прочим, были указаны меры для поддержания внутреннего порядка, напоминание о предстоящих трудностях движения и боя, указания на значение успеха для исхода всей кампании и проч.

Нам, к сожалению, не удалось иметь в руках самый приказ, а потому мы и ограничиваемся следующим пересказом его.

"В горячих прочувствованных строках того же приказа генерал Скобелев приглашает офицеров отряда быть крайне заботливыми о нижних чинах, а в трудных минутах служить примером. В приказе говорится, что на массу дурно одетых, болезненных, изнуренных дурною пищею солдат мало повлияет доблестная храбрость и присущая русскому офицерству способность самопожертвования.

Чем труднее условия похода, тем неустаннее, обширнее должна быть заботливость всех офицеров о солдате.

Душевные силы человека слишком в тесной связи с физической стороной его существования, чтобы на войне можно было не обращать внимания на последнее.

Солдат здоровый и сытый пойдет охотно за офицером в бой. Наоборот, небрежное отношение начальников к материальному благосостоянию солдат заглушает в них, как учит военная история, лучшие боевые качества.

При этом имелось в виду, что на войне во многих случаях, несмотря на самую усиленную заботливость, приходится голодать, нести лишения и ходить оборванными. Солдаты чутко и быстро отличают возможное от невозможного и не боятся трудов, опасностей и лишений, если они неустранимы.

Отсутствие дисциплины, мародерство губило лучшие части.

Дисциплина в отряде должна быть сохранена в полной строгости. Всякое приказание начальника должно выполняться с точностью, но и с охотою. Указывалось, что будет обращаться внимание на чистоту в лагере, на ночлегах и дневках: "войска должны быть приучены к чистоте -- это важно в нравственном и гигиеническом отношении". От нравственного настроения войск зависит успех. В нашей армии честное, самоотверженное отношение к своему делу офицеров более влияет на нравственное настроение нашей армии, чем победа.

Для того, чтобы могущественно влиять на солдат и заслужить их безграничное доверие и привязанность, генерал Скобелев советует начальникам частей и гг. офицерам душою сблизиться со своими подчиненными, возбуждать в нижних чинах сознательное отношение к тому, что они делают, ибо только тот молодец, кто разумно исполняет то, что ему приказывают.

Чем ближе будут гг. офицеры к солдатам, тем авторитет их в минуту опасности будет больше. Во всех боевых армиях во все времена любовь, доверие и обоюдная ласка солдат к офицерам, офицеров -- к солдатам давали победу.

В конце приказа генерал Скобелев обращается к офицерам со следующими словами: "убедите солдата на деле, что вы о них вне боя отечески заботливы, что в бою вы сила, и для вас ничего не будет невозможного".

В своих же указаниях генерал Скобелев особенно подробно распространился относительно несения аванпостной службы, причем указал, что должно быть принято во внимание при решении выбора линии постов и их расстановки, указывая при этом: "начальники аванпостов обязаны вдуматься в расположение каждого поста; ибо с одной стороны, невыставление того или другого из них может иметь пагубные последствия; с другой -- слишком большой расход людей утомляет войска".

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Взятие Гривицкого редута. (фрагмент)

Затем, перед самым выступлением в горы войск, 24-го декабря, был отдан следующий приказ, прочтенный во всех частях:

"Нам предстоит трудный подвиг, достойный испытания славы русских знамен: сегодня мы начинаем переходить Балканы с артиллериею, без дорог, пробивая себе путь в виду неприятеля, через глубокие снеговые сугробы.

Нас ожидает в горах турецкая армия Ахмет-Эюба-паши: она дерзает преграждать нас путь.

Не забывайте, братцы, что вам вверена честь отечества, что на нас теперь молится наш Царь-Освободитель, а с ним и вся Россия.

От нас они ждут победы!

Да не смущает вас ни многочисленность, ни стойкость, ни злоба врагов. Наше дело святое и с нами Бог!

Болгары-дружинники! Вам известно, зачем русские войска вступили в Болгарию. Вы с первых дней формирования болгарского ополчения показали себя достойными участия Великого Царя и русского народа.

В сражениях в июле и августе вы заслужили любовь и доверие ваших ратных товарищей -- русских солдат.

Пусть будет так же и в предстоящих боях.

Вы сражаетесь за освобождение вашего отечества, за неприкосновенность родного очага, за честь и жизнь ваших матерей, сестер, жен -- словом за все, что на земле есть ценного, святого.

Вам Бог велит быть героями".

<...>

На переходе к Хаскиою резко выказалась та симпатичная черта русского солдата, корень которой лежит в национальных чертах нашего народа, а развитие и укрепление ее в рядах воинства всегда составляло одну из забот лучших наших военачальников.

Мы говорим о рыцарском отношении к побежденным войскам и населению.

7-го января против позиции, занятой частью войск генерала Скобелева, показался противник и, после непродолжительного дела, перешел к отступлению.

Горячее преследование с нашей стороны обратило турок в беспорядочное бегство, открывшее нашим войскам громадный, прикрываемый ими, обоз с убегающими от ужасов войны мусульманами.

Панический страх овладел беглецами, среди которых были преимущественно старики, женщины и дети. Все, кто мог бежать, бросились назад, оставив повозки с имуществом и немогущими обратиться в бегство маленькими детьми и дряхлыми старухами.

Солдаты наши выказали такое участие, на которое никак не рассчитывали мусульмане.

Они стали собирать по полю и приводить обратно к повозкам детей и их матерей, успокаивая их самым ласковым и внимательным попечением.

"Когда преследование прекратилось, то старухам солдаты сами стали разводить костры и помогать готовить пищу, детей кормили сухарями, кутали в свои башлыки, шинели и всячески старались их успокоить".

<...>

"Поздравляю вверенные мне храбрые войска с занятием второй столицы Турции, писал Скобелев в приказе по авангарду действующей армии.

Вашею выносливостью, терпением, храбростью приобретен этот успех.

Великий Князь Главнокомандующий приказал мне благодарить всех.

Порадовали вы Государя Императора, порадовали нашего Августейшего вождя, порадовали всю Россию.

Отдавая вам должную справедливость, не могу, однако вам не высказать, что за последние дни я заметил некоторую распущенность. На вчерашнем переходе из Хаскиоя было слишком много отсталых; я даже заметил некоторых нижних чинов, которые, забывая честь мундира, оставляли ряды с целью грабежа.

Обращаюсь ко всем начальствующим частей, ко всем господам офицерам, ко всем честным солдатам вверенных мне доблестных войск и напоминаю им, что на нас счастливцев, авангард действующей армии, обращены взоры всей России, всего мира.

Да избавит нас Господь от искушений...

Сохраним во всей чистоте славу русского имени и славу полков, поддержанную в эту войну ценою крови.

Предупреждаю все чины вверенного мне отряда, что за всякую самовольную отлучку из частей, не говоря уже о мародерстве, пьянстве и преступлениях, предусмотренных законами военного времени, виновные будут преданы полевому суду.

Всякий случай мародерства будет признаваем мною доказательством бездействия власти начальников частей.

Приказ этот прочесть во всех ротах, сотнях, эскадронах и батареях".

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Взятие Гривицкого редута. (фрагмент)

Время командования 4-м армейским корпусом.

<...>

Во время стоянки под Царьградом генерал Скобелев был уже назначен командующим 4-м корпусом и вскоре сам переехал в лагерь своих войск, расположенный близ монастыря Св. Георгия.

<...>

После заключения мира с Турциею, мы встречаем следующий приказ, в котором дается указание о рыцарском отношении к жителям...

"Монастырь Св. Георгия. 22-го февраля 1878 г. N 52-й.

После славной победы под Шейновым, где вы уничтожили 60 неприятельских батальонов и взяли 104 орудия, вы не дошли, а долетели до стен Константинополя.

Ваше молодечество преодолело все трудности и когда вы под стенами Царьграда грозно предстали перед неприятелем, побежденная Турция просила у нашего главнокомандующего мира.

19-го февраля, в 6 часов вечера, подписан славный мир между Россией и Турцией, мир, купленный дорогой ценою ваших усилий и вашей кровью.

Отныне мы стоим здесь в стране дружественной.

Отношения наши к побежденному народу должны быть не только законно-правильными, но и великодушными, ибо храброе русское войско искони не умело бить лежачего врага.

Я не сомневаюсь, что все чины вверенных мне войск вполне поймут новые отношения, которые со дня заключения мира должны существовать между нами и жителями той страны, которую занимают русские войска...

Я убежден, что вверенные мне храбрые войска не помрачат своей беспримерной боевой славы несоответствующим поведением в мирное время, и, помня, что одна паршивая овца может испортить целое стадо, будут сами строго следить за теми из них, которые могли бы поддаться искушению, затмить дорогое нам доброе о нас мнение Августейшего Главнокомандующего".

<...>

Перед окончанием продолжительной стоянки в виду Константинополя и продолжительным походом к Адрианополю генерал Скобелев предписал в приказе по 4-му корпусу (9-го августа 1878 г., N103) осмотреть и привести в порядок обувь людей, напоминая важность и серьезность этого вопроса.

Приказ этот заканчивался следующими словами:

"Прошу гг. полковых, батальонных и ротных командиров принять этот вопрос к сердцу, надеясь, что гг. офицеры 4-го корпуса, всегда отличавшиеся честными и внимательным отношением к солдату и тщательным исполнением всех приказаний, еще раз оправдают добрую славу корпуса".

В это время, как известно, многие части были отправлены на родину и по этому поводу мы видим ряд прощальных приказов частям, входившим в состав отряда, бывшего под командою генерала Скобелева.

Из этих приказов мы приведем наиболее характерные:

"Св. Георгий. 25-го августа 1878 г. N 112-й.

Наступила минута возвращения на родину для 3-й и 4-й стрелковых бригад.

Боевые их товарищи 4-го армейского корпуса сердцем радуются, что храбрые их сотоварищи увидят Россию, воочию убедятся в том уважении своих сограждан, которое они купили доблестью и кровью.

Расставаясь с товарищами-стрелками, 4-й армейский корпус утешает себя лишь тем, что дело боевое кончено, что по-видимому, не предстоит в скором времени сразиться с врагом.

С памятью о трудных минутах минувших кампаний, кровопролитных сражениях, везде и всюду связано воспоминание о неизменно чисто-русской доблести стрелков, всегда бывших впереди.

Наш корпус впервые побратался с 3-ю стрелковою бригадою под Ловчей 22-го августа 1877 г. Мы никогда не забудем, какими молодцами стрелки штурмовали редуты...<...> Расставаясь со стрелками 3-й и 4-й стрелковых бригад, любимыми боевыми братьями, все в 4-м армейском корпусе, как один воскликнут: да, у нас, в русской армии, стрелки -- отборное войско".

Следя в хронологическом порядке за отдаваемыми по корпусу приказами, мы видим, что руководящий приказ перед расположением войск по квартирам полон мельчайших указаний для благоустройства жизни и быта войск.

Из этого приказа мы приведем лишь следующие две выписки:

"...Предлагаю всем гг. начальникам припомнить и применить к делу все данные, влияющие на здоровье солдата и хорошее состояние его духа..." и "...Бездействие порождает упадок духа, пьянство и болезни. Солдат должен быть всегда занят; поэтому кроме постоянных учений, ознакомления с уставами и новым оружием, гг. офицеры должны поощрять в солдатах чтение и устройство разного рода игр".

<...>

Весьма характерным является в другом приказе один из мотивов к разжалованию унтер-офицера, прошедшего мимо рядового того же полка, валявшегося пьяным виде на улице, и не принявшего никаких мер по этому поводу.

Он формулирован так: "...Унтер-офицер N в данном случае доказал: 1)что ему не близка к сердцу честь мундира полка и не дорога добрая слава товарищей по оружию..."

<...>

Затем, по случаю утверждения генерала Скобелева в должности командира 4-го корпуса, был отдан следующий приказ:

"Г. Адрианополь. 19-го февраля 1879 г. N 33-й.

Его Императорскому Величеству угодно было утвердить меня в звании командира 4-го армейского корпуса.

Более года тому назад судьба соединила меня с вами.

Я научился вас уважать в кровавые дни плевненских испытаний, и посреди победных кликов от Балкан до Царьграда, и в продолжительное, многострадальное стояние ваше в виду св. Софии.

Везде проявили вы примеры той непоколебимой стойкости и того строгого испытания долга, которые всегда составляли дорогое достояние нашей армии, созидая и в Европе, и в Азии русскую славу на страх и на зависть врагам. Теперь, когда наступил мир, вы, господа офицеры, не должны забыть того, чему вы научились в боях; вы несете ответственность перед славным, победным боевым прошедшим того корпуса, под знаменем которого вы имели честь служить.

При нынешнем состоянии военного дела и вооружения мало того, чтобы сражаться умеючи -- этому нас научила война. Мы должны воспользоваться мирным временем, дабы не только сохранить, но и развить опыт, приобретенный ценою крови.

И если когда-либо Батюшка-Царь прикажет вновь потормошить какого-нибудь басурмана, мы так же радостно, с помощью Божию, грудью станем за веру христианскую, за святую Русь".

<...>

Весьма характерен тоже следующий приказ о закреплении товарищества между частями:

"Город Сливно, 2-го мая 1879 года, N 67-й.

Сего числа вступил в город Сливно 61-й пехотный Владимирский полк; его, совершенно по собственному внушению, угощал 3-й батальон 117-го Ярославского полка, по русскому обычаю, товарищеской чаркой.

Я был глубоко тронут, услыхав, что первая чарка была выпита владимирцами здоровье храброй, братской 30-й пехотной дивизии, кавалерии и артиллерии корпуса. Да послужит товарищеское, братское внимание ярославцев к владимирцам примером для прочих частей корпуса.

В боевом куначестве частей следует искать главный залог победы.

Им славилась старая кавказская армия, которая служила и будет служить доблестным для нас примером..."

<...>

"Из моей служебной практики и лично мною виденного могу гг. офицерам сообщить следующее:

"Словом, не поблажкою, не попущением беспорядка на марше и в бою достигается та нравственная напряженность, которая служит залогом победы, а железною твердостью и, скажу, главное: умением начальника вовремя произвести внезапное впечатление на нервы части. Средством к этому можно назвать: молодецкое слово молодца, музыку, песни и, наконец, поддержание уставного порядка, хотя бы ценою крови, но без предварительного пиления, ненавистного русскому солдату".

<...>

Весьма интересным является следующий совет о месте и поведении начальника в бою:

"...3)не следует делать фальшивых представления о бое: надо помнить, что кавалерия есть оружие впечатления и должно действовать на поле боя сокрушительно; бой ее решается всегда успехом головных частей, тогда как в пехоте победу решает хвост.

В виду сего, при действиях в конном строю, нужно организовывать толково службу дозорных и не зевать; старшему начальнику быть впереди и всегда начеку, подкарауливая неприятеля и подкрадываясь к нему с эскадронами или полком, пользуясь складками местности, дабы налететь неожиданно.

При действиях же в пешем строю, старшему начальнику место не в передовой цепи, а в резерве, но в течение боя следует, хотя бы только один раз, но кстати и вовремя, проехать, под сильным ружейным огнем, в передовые позиции, дабы лучше обозреть поле битвы, иметь возможность верно нацелить свои части для окончательного и решительного удара и показать себя, перед началом священного боя к атаке, достойным подавать столь страшный по последствиям сигнал..."

<...>

Русские войска в Туркестане

Ахалтекинская экспедиция.

1880 -- 1881 гг.

Чтобы составить себе правильное понятие о нравственном состоянии обеих сторон ко времени второй текинской экспедиции, необходимо бросить беглый взгляд вообще на наше положение в Средней Азии, на положение текинцев, которое они занимали между другими азиатскими народами и, затем на бывшие перед этой экспедицией наши столкновения с текинцами.

Обаяние наше в Средней Азии в шестидесятых годах по мере удачных наших там действий и завоеваний все более и более возрастало, тем более, что все эти завоевания делались не численным превосходством.

В большинстве случаев наши незначительные отряды одерживали верх над многочисленными полчищами противника и завоевывали целые ханства. Благодаря этому мы приобрели большое нравственное влияние.

Солдаты наши представлялись в глазах запуганных азиатов какими-то чудовищами -- "плюющими огнем", непобедимыми в бою.

Даже в священных книгах и преданиях мусульман отыскались, подходящие к настроению народа, предсказания, что они все подпадут когда-то под власть Белого Царя.

Такая высокая, почти сверхъестественная вера в силу Белого Царя, конечно, должна была сгладиться с наступлением периода мирного времени. Живя бок о бок с нами, при нашем добродушии и доступности, азиаты, конечно, понемногу приучались смотреть на нас, как на людей обыкновенных -- не сверхъестественных.

Затем все перипетии мирного времени, неудачные иногда распоряжения, иногда не политичность, частенько разные злоупотребления мелких начальников и т.п. срывали с нас покров величия и вели к общему уменьшению нашего обаяния.

Хивинская и Коканская экспедиция опять подогрели и возвысили это обаяние, в особенности же первая, так как Хивинское ханство давно уже импонировало своею для нас недосягаемостью, благодаря бывшим неудачным походам...

<...>

Таким образом, к началу Текинской кампании обаяние наше в Средней Азии, вообще, значительно уменьшилось и, напротив, увеличилось, в ущерб нам, нравственное значение англичан.

Что касается собственно до текинцев, то наши отношения с ними и вообще их понятия об нашем значении и силе сложились несколько при других условиях.

Как известно, текинцы занимали оазис, настолько бедно наделенный природными богатствами, поневоле основывали свое относительное благосостояние на аламанах (разбой устроенною вооруженною партиею) в соседних странах.

Аламаны эти высоко подняли воинственные наклонности и способности народа, отстояли ему полную независимость и сделали его бичом всех соседних стран и народов.

Благодаря этому, туркмены выработались в свободолюбивый народ, не нуждавшийся, по их известной поговорке, "ни в тени дерев, ни в сени власти".

Власть они признавали только в лице избранного во время набега, сердаря.

Гордые своими победами над войсками Хивы и Персии, они не находили в окружающих странах равного себе противника.

Узбекские поселения левого берега Аму-Дарьи прибегали к зарыванию колодцев, чтобы обеспечить себя хоть сколько-нибудь от разрушительных аламанов.

Персы просто трепетали перед одним именем текинцев, что доказывается существованием следующего анекдота:

"На одного персиянина, пользовавшегося славою храбрейшего человека, ночью напал текинец. Обладая большою силой, персиянин повалил текинца на землю и вынул нож, чтобы перерезать ему горло. Но в это время текинец закричал: "что ты делаешь? разве не видишь, что я текинец?" Персиянин выронил нож и лишился чувств. Тогда текинец взял нож и заколол своего противника".

<...>

Бой с текинцами под Геок-Тепе русских войск под нач. М.Д. Скобелева 28 декабря 1880 г.

Наши столкновения с текинцами до 1879 г. были незначительны и кратковременны, и хотя всегда удача военных действий оставалась на нашей стороне, но самый характер этих действий имел скорее отрицательное, чем положительное значение в смысле нравственного впечатления на противника.

<...>

Каково же должно было быть поднятие духа у текинцев и понижение духа с нашей стороны после грустной и полной неудачи первой серьезной экспедиции против Ахала в 1879 году.

Отряд, составленный из лучших полков нашей, славной своими многолетними боевыми подвигами, кавказской армии, штурмует полуготовую земляную крепость Денгиль-тепе, несет большие потери и безостановочно отступает на несколько переходов.

Громадность впечатления этой неудачи доказывается нижеследующими официальными данными.

Дело было 28-го августа, а 21-го сентября генерал Тергукасов застает войска в следующем виде: "не смотря на бодрый вид войск, нельзя было не заметить общей унылости, вызванной большими потерями в деле 28-го августа и отступлением из-под Геок-тепе. Песни не слышались, все как будто притихло".

<...>

Значительный подъем духа у самих текинцев, конечно, не подлежит сомнению.

Вслед за нашим отступление в 1879 году текинцы, предвидя повторение похода с нашей стороны, решили на народном собрании продолжать постройку Денгиль-тепе и встретить нас серьезным отпором.

Вот что писал выбранный текинский хан Нур-Верды-ильхани буджнурскому Яр-Магомету.

"Если враги нашей веры снова придут к нам, то мы решились защищаться до последней крайности. Все население не хочет и слышать о сношении с русскими. Кровь разделяет русских от ахалтекинцев, и сближение между двумя народами совершенно невозможно".

<...>

Из всего сказанного выше видно, при каких моральных условиях приходилось начинать Ахалтекинскую экспедицию 1880 -- 1881 годов.

Нравственный дух противника, и прежде бывшей на высокой степени развития, достиг своего апогея.

В наших войсках заметен был упадок духа и преувеличенное мнение о противнике. Соседние народы, без содействия которых, в смысле их перевозочных средств мы не могли обойтись, относились почти с паническим страхом к нашему противнику и мало доверяли нашей силе.

А между тем в предстоящих столкновениях мы всегда должны были рассчитывать на столь большое превосходство в силах отчаянно храброго противника, которое не могло уравновешиваться одним лишь превосходством вооружения и обучения, дело сводилось, все-таки к необходимости нравственного превосходства над противником.

Поэтому все средства должны были быть направлены к тому, чтобы возвысить дух наших войск, подорвать в них уверенность в силе противника и расшатать уверенность в себе у неприятеля. К тому же противник был крайне впечатлительный, как азиатец, и Скобелев, зная это, не раз повторял: "азиатца надо быть не только по загривку, но и по воображению".

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Подписание перемирия с Турцией

Нравственная подготовка экспедиции

Проследив, таким образом, состояние обеих сторон перед началом похода и необходимость принятия особых мер для нравственного воздействия на обе стороны, мы постараемся теперь указать на те меры и средства, которыми удалось поколебать самоуверенность противника и уронить его в глазах наших войск.

Первое, что обращает на себя внимание, это особенная заботливость начальника экспедиции выказанная им еще до начала кампании и затем еще больше развившаяся и осуществившаяся, о численности и составе артиллерии в отряде, предназначенном для экспедиции.

Вообще артиллерия в Азии имеет громадное значение и пользуется преувеличенным почетом. Способность ее, кроме сильного материального действия -- оказывать большое нравственное давление на впечатление азиатского противника, заставляет изменять те нормы ее численности в составе отрядов, с которыми мы привыкли встречаться на других театрах военных действий.

Понятие о силе противника связывается в Азии непосредственно с числом орудий, до того, что сила отряда определяется ими не по числу батальонов и эскадронов, а по числу орудий. Так, текинцы определили нас в 100 орудий, и Тыкма-сердар для их успокоения объяснил им, что мы имеем лишь 12 орудий, но только таких же скорозарядных, как ружья, что и делает впечатление большого числа пушек.

Сами азиатцы выдвигают в бой всю артиллерию и особенно дорожат ее сохранением. Замечено даже, что боязнь потерять орудия заставляет их быть менее упорными в сопротивлении на занятой позиции. Благодаря этому, например, действия таких воинов, как Шамиль и Абделькадер, становятся менее решительными со времени появления в их отрядах орудий.

В бухарском же уставе говорится об артиллерии следующее:

"Если приходится стрелять из орудий, то фас (батальонного каре) несколько раздается, смыкаясь немедленно после каждого выстрела, чтобы закрыть пушку, так как неприятель может навести свой выстрел прямо на нее. Вообще пушки надо очень беречь, памятуя, что сила одной пушки равняется силе 1.000 солдат".

<...>

Скобелев же, основываясь на словах победить -- значит удивить, решил двести число орудий в своем отряде до 10 -- 12 на 1.000 состава, делая при этом удивить неприятеля не только числом орудий, деятельностью и силою удара их, но и разнообразием их и формой.

В составе его отряда мы видим подвижные батареи, сформированные их четырех и девяти фунтовых медных пушек, дальнобойные батареи полевой артиллерии, горные батареи, морские картечницы, ракетные станки и даже гладкие полупудовые мортиры.

Против последних орудий высказывалось даже артиллерийское ведомство, но начальник отряда, зная незаменимое нравственное впечатление навесного огня, не только настоял на их назначении первоначально, но даже после рекогносцировки Геок-тепе 6-го июля 1880 года, когда он лично убедился в высоких боевых качествах неприятеля, просил о присылке в отряд еще десяти полупудовых гладких мортир.

Таковая масса орудий казалась ему нужною не с целью вооружения ими этапных пунктов, обеспечивающих наши коммуникационные линии. а для увеличения процента артиллерии в составе действующих отрядов...

<...>

Вслед за прибытием своим на восточный берег Каспия, Скобелев осмотрел до мельчайших подробностей войска, там расположенные, причем обратил особенное внимание и принял немедленные меры для улучшения размещения людей и улучшения их пищи.

Вообще на пищу было обращено особое и строгое внимание.

Старый солдат все исполнит.

Достаточно сказать, что среди степи, не могущей ничего дать, люди за все время похода получали всегда не только полную дачу довольствия, но даже такие виды его, на которые можно рассчитывать лишь в мирное время и которые для военного времени, да еще в степном походе, составляли просто предметы роскоши. Так, люди получали печеный хлеб, чай, сахар, капусту, квас и т.д.

Такую же полную чашу мы видим и в снаряжении и размещении людей:

"Люди были снаряжены для зимнего похода, как ни на одну войну. Каждый нижний чин имел, сверх положенного обмундирования, полушубок, фуфайку и суконные портянки, новую запасную пару сапог и кусок новой подстилочной кошмы. В части войск были выданы юламейки (кибитки), средним числом по одной на 11 нижних чинов".

Нам скажут, может быть, что все эти меры были необходимы в виду особых климатических условий театра действий.

Да, конечно!

Но в других экспедициях, при таковых же климатических условиях, мы далеко не видим подобных забот.

Там неминуемая болезненность пополнялась, по-видимому, количеством войск, тут же она предупреждалась особыми заботами по снаряжению. Но не при одном первом объезде начальник экспедиции входил во все мелочи продовольствия и быта войск; каждый раз, когда дела вызывали его присутствие в тылу, он, проезжая по коммуникационным линиям, осматривал в подробности войска на этапных пунктах.

Все замечания свои по осмотрам, в назидание прочим, были объявляемы в приказах.

В приказе N 219 читаем:

"Ходжа-Кала.

Несмотря на то, что лес в избытке, нары не устроены, люди лежат на плетнях на четверть от земли, что нисколько не обеспечивает их от пыли. Вообще мало заботливости об людях.

Между тем офицеры построили себе отличные землянки в несколько комнат.

Я ничего лично не имею против постройки землянок для офицеров, но требую, чтобы забота офицера о солдате была на первом плане, т.е. чтобы офицеры строили себе землянки после того, как нижние чины действительно, по возможности, вполне обеспечены..."

<...>

Из замечаний начальника экспедиции на санитарный отчет, составленный в июне 1880 г.:

"...7)По опыту минувшей войны знаю все разрушающее действие на войско продолжительных сидений на одном месте. В таком положении одно -- неусыпная сердечная заботливость непосредственного ближайшего строевого начальства. Солдата нужно бодрить, веселить и не киснуть с ним вместе..."

<...>

В приказе от 13-го ноября 1880 г., за N 445-м, читаем:

"Начальник атрекской военной дороги представил мне телеграмму терсаканского этапного коменданта, от 10-го ноября, следующего содержания: "В ночь шел дождь, дорогу разгрязнил, транспорт по этому случаю сегодня не выступает".

Странно слышать и читать, что обыкновенный дождь может остановить движение военного транспорта.

За остановку транспорта по такой ничтожной причине, отрешаю капитана N от должности, с арестованием домашним арестом на три дня.

Майору N., допустившему подобную преступную в военное время несообразность, объявляю выговор.

Объявляю войскам, что, если бы даже шел необыкновенный дождь, то транспортов остановить нельзя; они все-таки пройдут; остановить исполнение Высочайшей Государя Императора воли не могут ни невзгоды зимнего похода, ни усиленные болезни, ни кровопролитные столкновения с неприятелем.

Сильная решимость геройски исполнить предначертания обожаемого Монарха, вверенные мне войска перенесут вес, покорят все... ибо с нами Бог и Царь!"

"Еще есть время, -- пусть по честному убеждению все, недостаточно сильные духом и телом, оставят доблестные ряды наши! Боевое наше дело будет покончено во что бы то ни стало; без них, слабых энергией, мы станем еще дружнее, еще крепче и вновь прославим отечественные знамена, вверенные Государем Императором нашей стальной русской выносливости, нашему русскому мужеству".

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Войска И.В. Гурко под Горным Дубняком. (С карт. А.И. Шарлемана)

Вознаграждение за добрую службу

В параллель же с требовательностью шло и справедливое вознаграждение за хорошую службу.

Не только хорошее состояние части и найденный в ней порядок всегда отличались благодарностью, но, смело можно сказать, что ни одно удачное дело, ни один подвиг, ни малейший факт находчивости в бою или умелое распоряжение не ускользало от внимания Скобелева и награждались всегда по мере их важности и к тому же в наискорейшее время.

Высшею наградою, как для отдельных чинов, так и для цельных частей, он считал допущение их в бой; высшее же наказание было оставление в тылу или отправление на западный берег Каспия.

В подтверждение сказанного приводим следующую телеграмму Скобелева начальнику передового отряда:

"Немедленно произведите следствие о том, при каких обстоятельствах было отобрано текинцами у N (патрульных) два ружья.

Следственное дело представить мне для предания виновных к суду, если они не вполне исполнили долг честного солдата.

Объявите всей N. роте строгий выговор, так как это уже третий боевой проступок роты, что она будет двинута вместо Геок-тепе обратно в Мулла-Кари.

Почтите перед фронтом".

И в этом отношении царила замечательная справедливость.

Не было таких частей, которые обречены были на тяжелую работу в тылу, по сопровождению транспортов, и затем, как расстроенные этой службой, оставались бы там в то время, как другие, более свежие части получали назначение в боевую часть отряда.

Напротив, все части 21-й пехотной дивизии, несшие все время подготовительного периода экспедиции тяжелую службу на обеих коммуникационных линиях и расстроенные от этого развившеюся болезненностью, получили назначение в боевую часть отряда под Геок-тепе.

Войска же, вновь прибывшие с Кавказа, -- 1-я бригада 19-й дивизии, -- заняли опорные пункты на коммуникационных линиях и в тылу.

<...>

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Переход русских войск через Балканы. 1877 г. (С карт. Н. Каразина)

Отношение Скобелева к местному населению

Прежде чем обратиться к пользованию нравственными элементами в период боевых действий, мы не можем пройти молчанием отношений командующего войсками к народам, причастным к экспедиции, и туземцам, служившим в отряде.

В этом отношении достаточно сказать несколько слов об заатрекских туркменах и верблюдовожатых из киргизов и хивинских туркмен.

Отношения к нам заатрекских туркмен были уже выяснены прежде, остается только прибавить, что, подстрекаемые текинскими эмиссарами, они не были далеки от вспышки, поведшей бы за собою открытые нападения на нашу главную коммуникационную линию вдоль по Атреку.

К тому же туркмены были крайне избалованы осторожностью, с которой с ними обращались во все предшествующие экспедиции.

Поэтому-то:

"Накануне наступления генералу Скобелеву казалось необходимым доказать местному населению, что мы его нисколько не боимся и намерены перейти от просьб и условий, всегда для нам невыгодных, к приказаниям и требованиям.

Он рассчитывал, что такой способ действий произведет тем большее решительное впечатление на туркмен, что решаются на него не вследствие какого-нибудь военного успеха, а, напротив того, перед началом решительных действий, когда казалось бы, расчетливее было бы в них заискивать".

Туркменские верблюжьи транспорты на атрекской линии были насильственно задержаны на службе и направлены с грузами в передовые пункты, куда они отказывались идти. В то же время 11 старшин и духовных лиц были арестованы в виде заложников за исправную работу верблюдовожатых и за спокойствие на линии. Такие приемы строгости, как доказательство нашей силы, имели большое нравственное влияние и помогли удержать туркмен от неприязненных действий вплоть до конца экспедиции.

Особенную заботливость выказывал всегда начальник отряда относительно положения верблюдовожатых в отряде. Прежде верблюдовожатые не считались такими же членами отряда, как нижние чины, и нередко подрядчики или интендантство не особенно заботилось о правильном расчете с ними и о их довольствии. В эту же экспедицию считалось настоятельно необходимым в видах нравственного значения и обаяния нашего в Азии, строжайшим образом наблюдать за удовлетворением всех нужд верблюдовожатых. Поэтому они были сравнены по довольствию с нижними чинами, и от начальников требовалось то же внимание к их нуждам, как и к нижним чинам своей части.

<...>

Вследствие этого все верблюдовожатые ушли из отряда не только вполне удовлетворенными, но многие из них и с наградами за хорошую службу и, конечно, разнесли по всей Азии убеждение в выгодности службы нашим войскам.

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Сражение у Шейнова и Шипки 28 декабря 1877 г.

Отношение к противнику

Обратимся теперь к отношениям начальника экспедиции к противнику и к ведению им самых военных действий.

Нельзя не обойти вниманием огромную разницу в прокламациях, посланных генералом Скобелевым и Лазаревым к ахалтекинцам перед движением наших войск к их оазису.

Первая из них была крайне кратка и написана таким властным и категорическим тоном, что невольно должна была произвести впечатление энергичного требования, которое будет доведено до конца во что бы то ни стало.

Вторая же отличается длиннотою, как по размерам, так и по стилю, и производит впечатление уговаривания, а не категорического условия. Азиаты, не привыкшие к гуманности, признают только силу, а потому только первая манера обращения с ними могла иметь какое-нибудь влияние.

Через 34 дня после прибытия начальника отряда на восточный берег Каспия, он имел уже возможность прочно занять передовым отрядом пункт ахальского оазиса Бами для устройства там первой промежуточной базы и главного опорного пункта для последующей операции.

Перед выступлением был издан следующий приказ (10 июня 1880 г., N 91):

"После 9-ти месячной остановки августейшему главнокомандующему угодно повелеть вновь вступить в пределы Ахалтекинской земли.

Всем предстоит перенести много трудностей, встретиться с неприятелем храбрым, более чем вдесятеро вас сильнейшим.

Кавказское сердце ваше всегда сумеет быть на высоте боевого дела. Благодарный знаменам вашим за георгиевский крест, я знаю вас и не считаю врагов.

Прошу всех чинов отряда не забывать, что русская честь требует мести за павших товарищей наших".

В этих коротких словах мы видим откровенное признание сил и доблести противника, чем еще больше оттеняется безусловное доверие к войскам, так сильно поднимающее их дух. Кроме того, весьма рельефно воскрешена, как бы существовавшая издавна, прочная связь между начальником и восками.

<...>

Перед выступлением начальник экспедиции передал своему адъютанту следующую записку, для прочтения в случае его смерти.

"Полковнику Вержбицкому и всем офицерам отряда:

В случае моей смерти на предстоящей рекогносцировке 6-го июля, я поручаю командование отрядом полковнику Гродекову; он вполне способен вывести целым отряд и ему известны все мои соображения.

Я сознательно поставил отряд, по-видимому, в весьма трудное положение, но я убежден, что, при молодецком ведении, он вернется с честью: общее впечатление всего этого смелого движения оправдывает риск.

В Азии надо бить по воображению. Бомбардировка Геок-тепе с горстью людей и благополучное возвращение отряда отзовутся по всей Азии".

<...>

...Благополучно окончилась дерзкая по своему замыслу и исполнению рекогносцировка, и впечатление ее было громадно.

<...>

По свидетельству очевидцев, "начальные джигиты (служившие при наших войсках) обратились в робких и послушных слуг, а туземцы разных национальностей выехали далеко навстречу Скобелеву и приветствовали его низкими култуками (поклонами)".

На противника впечатление было еще сильнее.

На собранном после рекогносцировки совете текинцы решили послать в соседние страны послов с просьбою об отводе им земель для переселения.

Их активные действия против нашего тыла и коммуникационных линий состоялись только через месяц.

Действия и личность Скобелева произвели на текинцев такое впечатление, что они даже подослали убийцу, сделавшего неудачное покушение на жизнь начальника экспедиции.

Прозвав его "Гез-каллы" -- кровавые глава, вот что говорили они об нем в Персии: "мы боимся этого генерала; будь на его месте другой, мы могли бы рассчитывать на верный успех".

На базарах Средней Азии, где большинство известий передается не с фактической верностью, а согласно произведенному им впечатлению, весть о рекогносцировке вылилась в следующую форму:

"Сегодня получено известие из Бухары, что в письме из Мерва пишут: "после огромного побоища, русские войска овладели Ахелтекинским оазисом. В сражении и при преследовании убито до 15.000 текинцев, все сердари и в числе их Берк-Али-хан; последний особенно оплакивается мерскими туркменами".

<...>

Начавшиеся еще перед рекогносцировкой нападения мелкими шайками текинцев на наших рабочих, почту, верблюдов, а иногда и на транспорты и гарнизоны опорных пунктов, и возобновившиеся в конце июля и начале августа могли весьма невыгодно влиять на наши войска и их настроение.

<...>

Утомление войск и постоянное ожидание, во всякое время дня и ночи, нечаянного нападения со стороны беспощадного и зверского врага, без всякой возможности действовать против него активно, грозило повлиять на упадок духа и спокойствия в войсках. Обыкновенные меры не могли тут ничем помочь, так как на стороне текинцев было полное знание, столь удобных для скрытого движения, отрогов Копетдагского хребта и особые качества их выносливых, не знающих устали лошадей.

Чтобы вывести войска из этого нервного ожидания нападения, при полной пассивности действий, были сформированы по линиям охотничьи команды, в которых люди были набраны от всех частей войск, занимавших гарнизоны по дорогам и сопровождавших транспорт.

Эти охотничьи команды, проводя все время в поисках мелкими партиями в ущельях Копетдага и имея лазутчиков из преданных нам нухурцев, выслеживали текинские партии и предупреждали гарнизоны и транспорты о направлении шаек.

Таким образом, и в этом случае инициатива действий была до известной степени отнята у противника, нервность постоянного ожидания не могла лечь гнетом на войска... Не раз этим командам и самим удавалось нападать врасплох на отдыхающие шайки противника и наносить им чувствительные потери.

Кстати тут упомянуть еще об одном весьма внимательном отношении командующего войсками к нравственному значению имени известных выдающихся лиц или предводителей у неприятеля. У текинцев таким выдающимся лицом явился Тыкма-сердарь, который был действительно душою и руководителем воинственной партии народа.

Его мы видим во главе всех наиболее значительных аламанов.

Начальник экспедиции еще в самом начале своего пребывания в Закаспийском крае, вот что писал по этому поводу:

"Как опасно создавать в Средней Азии и в войнах с мусульманами имена: Шамиль, Кази-мула, Абдель-Кадер, Нена-саиб, Алимкуль, Абдурахман-автобачи!! Не впадаем же и мы в ту же ошибку. Зачем говорить про Тыкма-сердаря. Надо официально это воспретить".

<...>

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Штурм Очакова войсками Г.А. Потемкина в декабре 1878 г.

Наконец наступило 20-е декабря -- день, назначенный для взятия Янги-тепе, с целью устройства лагеря под Геок-тепе. Перед этим боем начальник экспедиции составил для офицеров отряда особую инструкцию, в которой указывает подробно способ действий в бою против текинцев.

Инструкция эта имеет большой интерес по практичности даваемых наставлений, но мы приведем из нее только те места, которые необходимы нам для наших выводов:

"Будем бить противника тем, чего у него нет.

Воспользуемся дисциплиною и нашим скорострельным оружием.

Будем бить противника сомкнутым, послушным, гибким боевым порядком, дружными меткими залпами и штыком, всегда страшным в руках людей, сбитых дисциплиною, чувством долга и круговою порукою в одно могучее тело -- колонну".

Наставление для действий артиллерии заканчивалось следующими словами:

"Но все это только до тех пор, пока не раздается священный бой к атаке.

В эту великую, святую минуту артиллерия должна забыть себя и отдаться всецело на поддержку товарищей.

Не обращая внимания ни на что, должна обгонять атакующие части и своим огнем, всегда особенно страшным с близкого расстояния, поколебать сердце противника.

Все чисто артиллерийские, технические соображения должны быть оставлены в стороне.

В эти решающие мгновения артиллерия должна иметь душу, ибо артиллерист не машинист.

Артиллерия должна беззаветно лечь вся, если это нужно для успеха атаки, точно так же, как беззаветно кладет свои головы пехота, атакуя противника.

Часть, прикрывающая артиллерию, не выдаст ее.

Позор потери орудий ложится не на артиллерию, а на прикрытие ее".

<...>

Посмотрим, насколько в подготовке штурма и в производстве его было обращено внимание на нравственный элемент в наших войсках и у противника.

Для штурма, как известно, был выбран юго-восточный угол крепости, причем штурмовые колонны должны были проникнуть в крепость по бреши, произведенной артиллерией, и по обвалу от взрыва мины, заложенной под стеною. По этому обвалу и должна была ворваться в крепость главная штурмующая колонна.

Минному взрыву начальник отряда придавал особенно важное значение. Вот что писал начальник штаба отряда начальнику инженеров:

"Командующий войсками, по долгу службы, возлагает на вашу ответственность всецело результат взрыва мины, целесообразно и своевременно.

Вы имеете донести: все ли меры приняты вами для избежания всяких случайностей и в особенности в определении расстояния до крепостного вала.

Промахнуться было бы непоправимым несчастием".

Действительно противник наш незнаком был с действиями мины и не имел вообще о минных работах ясного представления.

Так, например, известно, что слух о ведении нами подземных работ проник в крепость, но ни Тыкма-сердарь, ни другие главные ханы не придавали этим нашим работам особого значения -- по непониманию.

Массе же защитников было объяснено, "что русские роются с целью войти во внутрь крепости; но это ничего: все они поодиночке будут изрублены".

Таким образом, обвал значительного участка стены помощью взрыва мины мог явиться для неприятеля вполне неожиданным и невиданным событием, а потому должен был произвести на него большое нравственное впечатление.

После этого понятно будет, отчего командующий войсками придавал такое большое значение взрыву мины, что даже решился из-за неготовности ее отложить штурм крепости с 10-го на 12-е января...

<...>

Штурм был, как известно, настолько удачным, что далеко оставил за собой поставленную диспозицией цель, т.е. войскам удалось с одного маха овладеть всей крепостью и окончательно обратить неприятеля в бегство.

По окончании штурма и избиения всех оставшихся в крепости вооруженных текинцев, лагерь их со всем добром и имуществом отдан был в полное распоряжение войск на четыре дня.

Необходимость такого погрома командующий войсками признавал в виду наибольшего нравственного впечатления на побежденных, так как Азия не признает победы без материального ущерба. Тут же необходимо было, чтобы эта победа была последнею и не только осталась бы крепко в памяти текинцев, но нашла бы себе место по своей грандиозности и в народных преданиях для будущих поколений.

Текинские семьи, в числе до 5.000 женщин и детей, были собраны из крепости и устроены особым лагерем со снабжением всем необходимым для существования их утвари, одежды и продовольствия.

Вот эти-то две противоположные по духу своему меры - окончательный разгром всего имущества побежденных и ласки, и заботы относительно беззащитный семей его -- произвели громадное впечатление на текинцев.

Не только под Геок-тепе раздавались последние выстрелы, но в жизни населения совершился сразу перелом, и из дикого, разбойничьего народа, не признававшего над собой никакой власти, текинцы обратились в честных подданных, но на них даже можно рассчитывать, как на надежную боевую силу в наших руках в Средней Азии, чему уже и были примеры.

<...>

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Командующий турецкими войсками под Плевной Осман-паша вручает свою саблю русскому генералу.

ВЫВОДЫ

Покончив с группировкой фактов, мы попробуем сделать из них возможные выводы.

Выводы эти, прежде всего, коснутся вопроса, какие меры должны быть приняты каждым начальником относительно подчиненных ему войск, чтобы начальник этот мог рассчитывать не только командовать войсками, но овладевать сердцем своих подчиненных, так как только такой начальник в состоянии требовать от войск без отказа полного напряжения и физических и нравственных сил в крайние фазисы боевых операций.

Только такой начальник в состоянии будет в нужную минуту воодушевить свои войска на геройский подвиг и только за таким начальником люди беззаветно и настойчиво пойдут на верную смерть по одному его слову или приказанию.

Затем мы посмотрим, какими именно мерами удавалось М.Д. Скобелеву действовать на свои войска для возвышения их нравственного духа, какие пружины были им надавливаемы и как удавалось, ему, порою восстанавливать поколебленный дух войск. Наконец, упомянем и о способах и мерах к понижению нравственного уровня у противника.

"Всякий молодец на свой образец?"

Конечно, многие из этих мер будут иметь личный характер, так как в деле владения нравственным элементом войск, как уже было сказано, -- "всякий молодец на свой образец", но многие, если не большинство, во-первых, могут быть применимы с успехом и другими начальниками, а, во-вторых, разъяснят в этих сложных вопросах самую суть -- основание дела.

Зная же это, возможно на практике применить ту или другую форму, и формы эти будут крайне разнообразны, в зависимости от личного характера и таланта начальника, но основание, так сказать, корень их, будет один и тот же.

Умение овладевать сердцем масс есть тоже талант и как все таланты -- врожденный, ниспосланный свыше.

Но, с другой стороны, нельзя отрицать, что если бы все начальники обратили должное внимание на эти приемы, душою бы их и от всего сердца приняли бы их на деле, то армия, по крайней мере, удвоилась бы в своих силах.

Если в одних руках часть теряет свою боевую способность при потере в 10 -- 15%, а в других такая же часть сохраняет ее при 50% потери, то значит, наличность в части опытного начальника усиливает ее численность.

Также смотрели на это дело и прежние исследователи.

<...>

Конечно, влиять столь значительно на численность сил могут только великие полководцы и начальники, широко одаренные природным талантом. Но мы глубоко убеждены, что каждый начальник может вывести свою часть на поле брани с довольно чувствительным плюсом или минусом относительно ее численности, в зависимости от того, обращает или не обращает он внимание на нравственный элемент.

Из приведенных нами выше эпизодов мы видели, какою безграничною любовью и преданностью пользовался Скобелев между подчиненными ему войсками, какую он имел силу над ними, насколько мог вызвать их к напряжению всех их физических и нравственных сил и вообще насколько он владел сердцем своих войск.

А между тем, сначала, в Турецкую кампанию, он был поставлен в самые невыгодные условия для командования, ни войска, ему подчиненные, не знали его, и он не знал этих войск. За ним, правда, была боевая опытность, но деятельность его на поле битвы происходила на таких далеких окраинах, что разве некоторые начальники и офицеры знали про нее, а большинство и, конечно, масса солдат не имели о ней никакого понятия. Потому-то нам крайне интересно проследить, какими приемами пользовался он, чтобы так скоро составить себе ореол действительного боевого начальника.

Подчиненные же Скобелеву кавказские войска, в Ахалтекинскую экспедицию, хотя и были смущены постигшей их товарищей неудачей в 1879 г., но вековые их боевые традиции давали, конечно, полный запас для нужного подъема духа, при умелом командовании. Высокий же уровень нравственных сил, как мы видели, был крайне необходим в виду превосходства в силах противника, его высокого морального состояния и особых, крайне тяжелых условий службы степного похода.

Вот почему, прибыв на театр венных действий, к незнакомым ему войскам, Скобелев сразу принимает ряд разнообразных мер, чтобы вызвать, прежде всего, доверие войск к себе.

Звание "отец-командир" и "молодец в бою"

На любовь и преданность войск может рассчитывать только тот начальник, которому, по праву, принадлежит название "отца-командира" и "молодца в бою".

Но эти два эпитета не даются даром, и немногим удается скоро их заслужить.

Тут не помогут делу никакие заискивания, фамильярность, поблажки, подлаживания, которые все отзываются фальшью, столь легко подмечаемою подчиненными. Только неусыпные, действительные заботы о нуждах и быте подчиненных, наравне со служебной требовательностью и справедливым вознаграждением за службу, могут вызвать любовь подчиненных.

Безупречная же личная храбрость и умелое ведение войск к победе дадут боевое доверие.

И действительно, мы видели, какое огромное и строгое внимание было обращено Скобелевым, прежде всего, на пищу людей. Не довольствуясь пробами пищи только в дни назначенных смотров, он пользовался каждым своим проездом мимо стоянки части, чтобы войти в мелочные подробности довольствия ее.

<...>

Относительно снаряжения мы видим те же заботы.

В степном походе, где достать лишних верблюдов стоило таких усилий, мы видели такое снаряжение людей, которое впору разве путешественнику, едущему с торговым караваном. И тут никакая мелочь не считалась за таковую и не ускользала из его вида.

<...>

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Представление Александру II пленного Осман-паши 29 мая 1877 г.

Солдат должен быть бодр

Но не только на физическое благосостояние людей распространялись заботы начальника отряда, так же настойчиво и подробно он следил за настроением людей. Помня, что нет ничего более пагубно действующего на войска, как кропотливая и тяжелая работа во время военных действий, без участия этих войск в удачных боях, так сильно поднимающих энергию в людях, командующий войсками постоянно напоминал начальником об их обязанности бодрить и веселить солдат.

Все эти меры крайне поучительны, так как указывают, что и в тяжелые для войны периоды долгих стоянок на месте при отсутствии оживляющих боевых удач, или при утомительных работах в тяжелых климатических условиях, можно поддержать дух войск и не дать им киснуть в удручающей обстановке.

Для этого опять-таки нужно только внимание и заботы со стороны начальников, такие сердечные и настойчивые, которые ничего не считали бы невозможным. Конечно, не все эти способы могут быть исполнены всегда в обстановке и условиях походной жизни, но нужно помнить, что иногда только наличность попыток утешает страждущих.

При этом Скобелев, как нам кажется, обращал большое внимание на участие в такой заботливости низших начальников до ротного командира включительно и настойчиво втягивал их и прививал им столь же серьезное внимание к нуждам солдата. Такое стремление весьма понятно и обусловливается условиями ведения нынешнего боя. Если прежде было вполне достаточно, чтобы полк с охотой шел за своим полковым командиром, то теперь для боевого успеха того же полка необходимо, чтобы каждая рота проявляла бы столько же доброй воли следовать за своим ротным командиром.

Что эти заботы не вели только к лучшему состоянию в санитарном отношении войск, а имели прямо воспитательное значение в глазах начальника отряда, видно из следующих строк одной из его инструкций:

"Начальник воспитывает свою часть к способности броситься в рукопашный бой, в большинстве случаев не сразу, а исподволь, честным отношением ко всем требованиям службы, заботливостью о благосостоянии людей и лошадей, любовью к славе знамени и постоянным напоминанием о славных преданиях части. Если начальник сознает, что совесть его в этом отношении чиста, то незачем ему смотреть назад, все ли за ним пойдут..."

Служебная требовательность

Но в параллель с заботами должна идти и строгость начальника в служебной требовательности.

Иначе, любовь будет, а уважения -- нет.

Этим-то объясняется, что командующий войсками в текинской экспедиции отнимает, например, роту у командира за оплошность поста аванпостной цепи. В его же приказе выражено, что никакие, даже стихийные, силы не могут остановить войска в исполнении приказанного и, развивая эту мысль далее, он прямо предлагает всем тем, кто не находит в себе сил к исполнению таковой требовательности, удалиться из доблестных рядов отряда.

Из этих и других приведенных примеров проявления строгости начальнической власти, что применение ее было особенно круто при выяснении недостатка заботливости к людям и неумении проявить влияние на подчиненных для поддержания между ними должного порядка в бою, причем справедливость этих мер весьма часто ограждалась точным расследованием.

Не будь скуп на благодарности...

Никакая работа, никакая служба не будет исполняться точно и хорошо, если таковое исполнение остается без внимания.

Мы видим, действительно, что Скобелев не был скуп на благодарности, которые в большинстве случаев, в назидание другим, объявлялись в приказах.

В этом отношении он держался двух принципов: не оставлять без вознаграждения ни малейшего эпизода, доказывающего распорядительность и удальство в бою, и суворовского -- "Добро делать спешно должно".

После удачного дела, часто тут же на поле битвы, он объезжал войска и от всего сердца благодарил их за молодецкую службу, иногда эта благодарность передавалась в задушевных приказах по дивизии.

По прибытии своем к 16-й дивизии, он сейчас же принимает меры к ближайшему знакомству с офицерским составом ее, часто говорит с офицерами, выражая им полное уважение к их боевой службе, и кончая тем, что лично знает всех особенно отличившихся нижних чинов дивизии, запоминая даже, за что каждый из них удостоился получения знака отличия военного ордена.

Ничто так не укрепляет дух и энергию в человеке и не закрепляет его любовь и преданность, как признание со стороны начальника его достоинств и доблести, а в особенности, если это делается в присутствии и на глазах других, подчиненных или товарищей. А именно подобное внимание мы видели со стороны Скобелева при раздаче солдатских георгиевских крестов...

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Русский император Александр II и румынский князь Карл наблюдают за боевыми действиями.

В бой идти вы недостойны...

Отметим еще высокое воспитательное значение одной из карательных мер -- неназначение отдельных личностей и целых частей войск к участию в бою.

Взгляд на боевые действия был установлен такой, что высочайшею наградою считалось в отряде допущение в бой. Мы видели, как за промахи по службе начальник отряда грозил не допустить в бой одну из провинившихся рот.

В другом месте он предлагает расправу за небрежное содержание казенных верблюдов произвести выключением проштрафившихся частей из состава передового отряда и отправлением их в тыл. Мы упомянули также о царившей справедливости, так что всякая часть, поработавши на пользу экспедиции, получала право на участие в боевых действиях.

Нам остается сказать еще только о перенесении с войсками всех тягот походной и боевой жизни. В этом отношении мы привели в нашем исследовании разбивку палатки посреди бивака полков 16-й дивизии, жизнь в траншеях на Зеленых горах, там же в Брестоваце; если прибавить к этому постоянное следование верхом вместе с войсками при походных движениях, то нам кажется достаточно обоснованным вывод, что и этой мерой пользовался Скобелев, не ища себе комфорта тогда, когда он не мог предоставить таково подчиненным ему войскам.

Таким образом, мы видим, что почетное название "отца-командира" удается получить тому начальнику, который выкажет на деле неутомимую заботливость в широком смысле о своих подчиненных, будет строг и требователен по службе, справедлив и тароват на вознаграждения за хорошую службу. Такими качествами можно вполне завладеть сердцем солдата, приобрести полное его доверие. А уверенный в преданности войск начальник может смело вести их к совершению самых выдающихся боевых подвигов.

При нормальных условиях это доверие людей к командиру, это прозвище "отец-командир" должно слагаться и закрепляться еще в мирное время. Но многие и в будущих войнах будут поставлены в необходимость вступать на театр военных действий не со своими войсками, так что им придется, как пришлось начальнику отряда в текинской экспедиции, закреплять связь начальника с войсками на самом театре военных действий.

Мы видели, что это не только возможно, но даже требует гораздо меньше времени, чем в мирной жизни, -- по той простой причине, что в военное время все струны человеческого строения натянуты наисильнейшим образом, а, следовательно, и играть на них легче. Но не всегда, конечно, в походе найдется для этого свободное время до боевых столкновений, потому-то лучше на театре войны видеть войска со своими начальниками, с прочно установившимися связями на всех ступеньках военной иерархии.

Боевое доверие к начальнику

Но, кроме общего доверия и уважения подчиненных, для действительно боевого начальника необходимо еще боевое доверие.

Это последнее слагается из примерной личной храбрости и умения его водить войска к победам.

В приемах Скобелева для достижения этих целей рельефно выделяется следующее. Появляясь к войскам перед боем, он всегда от души поздравлял их с предстоящим, всегда желанным для него, событием.

В его фигуре и манере эта радость была подчеркнута.

Особенная веселость и ласковость, лишенная щеголеватости в одежде не могли не пройти незамеченными войсками.

Точно также не могло не быть замечено присутствие начальника в передовых частях своего отряда и на таких пунктах позиции, которые представлялись особенно опасными, всегда презирающим их.

Особое стремление вперед и бравирование опасностями в те моменты боя, которые того не требовали, мы видели под Ловчей и во время траншейных стычек у Брестоваца, так как и в том, и в другом случае он вел в бой войска, мало его знавшие или шедшие с ним в первый раз в дело.

Еще более рельефным является поведение Скобелева в первом дерзком боевом предприятии в ахалтекинску кампанию. Вспоминая оба эпизода, бывшие с начальником отряда во время рекогносцировки 6-го июля, нельзя не признать, что в особенности первый из них представлял из себя крайнюю меру, правда вызванную особыми обстоятельствами, но все-таки оба они были правильно обдуманы.

Личная храбрость начальника всегда должна разниться от личных подвигов простого рядового солдата, хотя и может быть иногда гораздо рискованнее. Вглядываясь в оба вышеупомянутых эпизода, мы видим, что в обеих случаях начальник отряда подвергал себя опасности на глазах всего отряда, исполняя при этом прямо присвоенные ему обязанности.

В обоих случаях он исполнял прямой долг начальника, водворяя поколебленный порядок, во вверенных ему частях, но попутно ставил и себя под большую опасность.

На это стоит обратить внимание так как, нам кажется, что если бы кто-нибудь вздумал выкидывать подвиги безумной храбрости, измеряя, например, ров неприятельской крепости, заклепывал бы по ночам орудия на неприятельском фронте и т.д., т.е. выбирал бы случаи, относящиеся к деятельности молодого офицера или рядового охотника, то не приобрел бы боевого уважения подчиненных.

Подчиненные в этом отношении крайне чутки и считали бы такого командира бесшабашным удальцом, но придали бы ему ореола "молодца боевого начальника".

Совершенно в том же правильном духе мы видим проявление личной храбрости начальника экспедиции и во всех последующих боевых действиях. Мы видим его во главе двигающихся на выручку, во время вылазок резервов, видим перед фронтом частей, поставленных обстоятельствами боя в опасное положение.

Одним словом, мы видим его действительно не замечающим, бравирующим и презирающим опасности в тех лишь случаях, когда его присутствие было необходимо -- в силу ли критической минуты боя или в силу необходимости поддержать своим присутствием или воодушевить войска.

Убеждение подчиненных в умении начальника водить войска к победе имеет громадное нравственное значение для прочной боевой связи начальника с подчиненными, но вселить его можно, конечно, только одержанием победы. Потому так всегда желательно, чтобы первые боевые шаги каждой части были удачные.

М.Д. Скобелев под Шипкой.

(Фрагмент картины Верещагина)

Удача первого столкновения...

Скобелев обращал особенное внимание на впечатление и удачу первого столкновения, и в этом доходил даже до того, что... лично руководил первым наступлением войск на Рыжую гору под Ловчею и точно также лично руководил боем передовых частей на Зеленых горах, во время блокады.

Такого беспричинного появления начальника отряда в передних рядах своих войск мы не видим под Плевной, 30-го августа, где он явился сейчас же после одержанной победы под Ловчею, ни под Шейновым, где он вел дело с познавшими его во время траншейной борьбы частями 16-й дивизии и равно знавшими его по Ловче и Плевне 3-й стрелковой бригаде.

Большое влияние, конечно, имеет обстановка первого боя: чем она будет в начале неблагоприятнее и опаснее для отряда, тем, конечно, впечатление успеха будет сильнее. В этом-то мы и видим объяснение, почему Скобелев, для первого своего боевого столкновения с противником в текинскую экспедицию выбрал столь дерзкое предприятие, как рекогносцировку 6-го июля.

Он лично был уверен в войсках, уверен в успехе, он сам писал, как мы видели, что сознательно поставил войска в столь критическое положение. А между тем именно, благодаря этому критическому положению, он сразу приобретает все, что ему нужно было.

Все сказанное выше дает нам понятие, в каком духе, а иногда и какие именно меры должны быть предпринимаемы начальником для того, чтобы сродниться со своею частью или отрядом, составить с ним, так сказать, одно целое, бодрое нравственным духом настолько, чтобы всякое боевое предприятие имело все шансы на успех, так как успех в бою, при самых даже невыгодных условиях, будет иметь место, если только связь людей с начальником прочна и сердце части вполне в руках командира ее.

Переходя к мерам, ведущим к возвышению нравственного духа своих войск, постараемся прежде определить, при наличности каких условий возможно ожидать высокого нравственного уровня войск.

Нам кажется, что эти условия можно подвести под следующие три рубрики:

-- Уверенность в своих силах и в том, что противник не в состоянии не уступить им.

-- Спокойствие и хладнокровие, так как при их наличии никакие случайности не могут повлиять на войска, расстроить их и заставить не найти способа обратить неожиданность в свою пользу.

-- Возбуждение, азарт, способные заставить и отдельного человека, и целые части в совокупности побороть присущее людям чувство самосохранения и смело идти навстречу всем опасностям во имя высших идей.

Посмотрим же теперь, какие меры могут влиять на создание указанных условия, или, лучше сказать, какие меры были употребляемы для этого Скобелевым, так как мы далеки от того, чтобы из одного разобранного случая слагать общие выводы.

Религиозность

Во все критические минуты жизни человек религиозный всегда будет уповать, прежде всего, на покровительство свыше и верить в помощь Бога во всех его серьезных начинаниях.

Он пойдет на всякие опасности не задумываясь, с полной уверенностью в успехе, если перед тем молил Бога о помощи и осенил себя крестом. В нашем же народе и армии религиозность очень крепка, а к тому же связь между церковью и войском сложилась у нас издавна и закрепилась во все фазисы исторического развития нашего государства.

Церковь наша всегда благословляла войска и напутствовала их во всех войнах.

Поэтому-то и преступно забывать во время военных действий присущую нашей армии религиозность, поддержание и пользование которой дает в руки начальников сильное средство, так как солдат наш, веруя в помощь Божию, будет уверен в своих силах и не задумается ни перед какой опасностью.

Скобелев признавал и понимал высокое значение религиозности в войсках. Это видно прямо из распоряжений его о священниках перед движением через Балканы; там он прямо высказывает, что воздействие на религиозные чувства наших солдат может иметь место даже в таких обстоятельствах, когда уже и начальник, и знамя части потеряют свое влияние.

В текинскую операцию, мы видим, что всякая молитва -- утренняя и вечерняя зоря -- в виду неприятеля всегда делались с участием всего отряда и с возможною торжественностью; также никакое выступление на серьезный бой не обходилось без молебствия перед фронтом отряда.

Память о боевых заслугах

Весьма большое и полное развитие имело у Скобелева вселение в людях уверенности путем восстановления в памяти их прежних боевых подвигов. Действительно, мы видели, что перед каждым боем и новым предприятием он обращался к войскам со словами или в приказе.

Кавказским казакам он не раз говорил о славе их дедов и отцов в борьбе с горцами. Частям 16-й дивизии, пользуясь ее участием в защите Севастополя и присутствием в рядах полков нескольких офицеров, участников этой геройской эпопеи, он говорил о Севастополе, а затем и о славных для полков 1-й бригады днях 30-го и 31-го августа. Иногда, играя на этой струне сердца войск, он возбуждал и соревнование, как, например, в Балканах, когда войскам было сообщено, что отряд генерала Гурко перевалил уже через горы.

И в Ахал-Теке мы видим, что, при всяком удобном случае, после каждого молебствия перед началом дела, начальник отряда, обходя ряды, напоминал людям прежде боевые подвиги их частей.

Обоюдное доверие

Затем обоюдное доверие и уверенность войск в своем начальнике и начальника в войсках имеют, конечно, большое значение.

О первом мы достаточно подробно говорили выше, второе же обыкновенно выражается или в приказах, или в личном напутствии начальника частям на словах, при отправлении их в дело.

Войска Скобелева почерпали в нем свою уверенность.

Он появлялся перед ними всегда бодрый, спокойный, веселый, перед боем радостный и одним видом вселял в них уверенность. Сам он в своих приказах и словесных обращениях к войскам откровенно и пылко выражал свою полную уверенность в их силах. В том же тоне редактировались его приказания и диспозиции; мы нередко встречаем выражения: "иметь быть взятым" и т.л.

Нередко перед началом предприятия Скобелев собирал к себе начальников частей и, обсуждая с ними все подробности предстоящих действий, вливал и укоренял в них уверенность, которою сам дышал. А что подобная уверенность не была необдуманным действием на авось, видно из того, что, переходя Балканы, Скобелев готовился, в случае появления в долине Тунджи превосходящих сил Сулеймана, устроить укрепленный пункт в д. Иметли и отсиживаться там до последней крайности. Таким образом, он сам готовился на всякие самые неудачные случайности, а на глазах войск был преисполнен уверенности в полном успехе.

Как пример их Текинской экспедиции, припомним, что в приказе командующего войсками, перед началом движения передового отряда, мы видим слова: "Кавказское сердце ваше всегда сумеет быть на высоте боевого дела". К сожалению, мы можем привести только эти слова, так как в других случаях напутствие делалось устно и подлинника этих слов до нас не дошло.

Боевое неуважение к противнику

Затем мы замечаем стремление начальника отряда вселить и укоренить в своих войсках боевое неуважение к противнику помощью дерзких по боевой обстановке действий против него.

В этом отношении самыми резкими примерами являются первая и последующие рекогносцировки Геок-тепе, где он решался с несоразмеримо малыми силами подходить вплотную к противнику, давал себя окружить со всех сторон и в то же время высматривал все необходимое: делал опыты действия оружием, заставлял производить съемку неприятельского расположения и т.д.; ту же дерзость мы видели в побуждении охотничьих команд на самые рискованные предприятия.

Но при всем этом он не достигал этого неуважения помощью хуления и презрения на словах к противнику, так как подобная мера может привести к отрицательным результатам.

Если, например, войска поверят в невысокое достоинство боевых сил противника, а потом на деле окажется обратное, то это неожиданное качество неприятеля может сильно поколебать войска именно в нужную минуту.

Удержание инициативы

Весьма выдающееся, почти главное значение в ряду мер, служащих к укоренению в войсках уверенности в силе своих действий, является удержание в своих руках все время инициативы действий и вырывание таковой из рук противника, в случае временного захвата им оной.

Действительно, инициатором всякого действия всегда является сильнейший в том или другом отношении, потому-то и в боевом деле сохранение за собой инициативы есть явное доказательство силы и боевого преобладания над противником.

Хотя и немного нам удалось привести примеров обращения Скобелева к захвату в свои руки инициативы действий в Турецкую кампанию относительно противника для вселения в свои войска уверенности в их силах, но мы достаточно подчеркнули, что он все время стремился к ней.

И если он не проводил ее на деле в исполнение, то только потому, что подначальное положение его и неимение простора в действиях это ему не дозволяло. Но мы видели, как настойчиво он добивался ее для своих войск, именно для того, чтобы поднять дух их тогда, когда это было настоятельно необходимо.

Еще рельефнее это сказывается в Ахал-Теке.

Одною из причин решения рекогносцировки 6-го июля был, как мы знаем, слух о приготовлениях противника к начатию партизанской войны на наших линиях. Эта же рекогносцировка предупреждает врага в наступательных действиях и заставляет его даже отложить их на целый месяц.

Затем, когда противник начал свои аламаны и деятельность войск отряда сводилась, по-видимому, к пассивному ожиданию нападений текинских партий и к оборонительным против них действиям, командующий войсками приказывает сформировать охотничьи команды и тем заставить противника, сидящего на лучших в мире скакунах, не только не мечтать о наступательных подвигах на наших линиях, но и принимать меры, чтобы самим избежать нападений врасплох со стороны нашей славной пехоты.

Подобные же меры мы видим и при последующих боевых столкновениях. Каждая удача в бою со стороны противника, грозившая переходом инициативы в его руки, вызывает ряд мер противодействия этому. Удача противника настойчиво не признается начальником отряда перед своими войсками, и он сейчас же на деле убеждает войска в ничтожности ее.

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Схема первой атаки Плевны 8 (20) июня 1877 г.

Всесокрушимое упорство

В деятельности Скобелева мы встречается с развитием всесокрушающего упорства в достижении поставленной войскам цели, раз они начали свою деятельность в известном направлении.

Особенно рельефно это выказалось при штурме Плевны, 30-го августа.

Мы видели, что, ведя бой за обладание намеченными им редутами, он истощил все силы своего отряда на взятие их и взял их только благодаря обаянию своей личности. Но это взятие редутов оказалось только первым актом боя.

Турки, как известно, не могли помириться с потерею этих редутов и начали производить ожесточенные контратаки одну за другой, все усиливая и усиливая свои силы и настойчивость.

У Скобелева, мы знаем, не оставалось ни одной свежей части и он начал чуть ли не поодиночке собирать в тылу отставших, залегших и самовольно вышедших из строя людей, приводить их в порядок, формируя небольшие сборные команды, и с помощью этих людей в течение целых суток вел самый ожесточенный бой.

Из этого видно, какое из ряда вон выходящее упорство было вызвано начальником отряда, и нельзя не сказать, что он решился отказаться от поставленной войскам своим цели действительно лишь тогда, когда решительно все средства к продолжению борьбы были окончательно истощены. Столь же широкое развитие упорства и настойчивости мы видели и во время перехода через Балканы, когда войска день и ночь, почти без отдыха, разрабатывали в снегу дорогу.

В Ахал-теке же никакая удача врага не могла заставить наши войска отказаться от предположенных действий. Войска кончали и делали свое дело как будто ничего и не было, так что на деле следов удачи не оставалось. Вслед за невыгодным для нас боевым столкновением всегда следовала отместка врагу за выказанную им дерзость, и в таких размерах и обстановке, что инициатива сейчас снова оказывалась в наших руках. Таким образом, каждое проявление со стороны показать нам свою силу в нападениях вызывало открытое и сугубое проявление на деле нашей силы.

Эти меры, как мы видели, привели, в конце концов, к тому, что заставили противника совсем отказаться от активных начинаний и ограничиться пассивным выжиданием нападений с нашей стороны, готовясь лишь к обороне от них.

Спокойствие и хладнокровие

Но никакая уверенность в своем превосходстве над противником и в своих силах не может иметь значения при отсутствии в этих войсках спокойствия, хладнокровия и порядка в действиях.

Действительно, если войска будут нервны и податливы в этом отношении, то каждая случайность, каждая неожиданность способны будут поселить в них смуту и суетливость действий, которые исключают вполне необходимое в этих случаях хладнокровие и находчивость.

Для укрепления в части подобного спокойствия мы имеем самое действенное оружие в военной дисциплине, которая, примененная к делу как следует и вовремя, сковывает проявление нервности каждой отдельной личности и дает возможность начальнику передать части свое хладнокровие; та же дисциплина должна проявлять свое влиянием и при действии огнем, равно и при всех других тактических действиях войск в бою, выражаясь на деле полным порядком во всех отношениях, исключающих возможность проявления суетливости.

Вот почему мы видим, что Скобелев советовал, где это было возможно, войскам исключительное употребление залпов -- как самого дисциплинированного огня. Затем, в силу благоприятных для нас условий характера и обучения азиатского противника, он имел возможность употребить в бою самый дисциплинированный вид строя -- сомкнутый, и в его инструкции войскам он выдвигает на первый план сплоченность и сомкнутость строя, при котором так легко владеть счастью и поддерживать ее моральные силы.

Русско-турецкая война 1877-1878 гг. Схема второй атаки Плевны 18 (30) июля 1877 г.

Немедленное восстановление порядка

Наконец, в те критические минуты, когда часть теряла порядок, когда вследствие каких-нибудь причин, нервы части являлись расшатанными, необходимы, как мы видели, такие меры, которые могли бы восстановить моментально потерянный порядок, заставить сердце части стать на свое место и забиться спокойным, ровным боем, при котором только и годна часть для боевых действий.

Насколько даже внешний порядок в части действует благотворительно на боевую деятельность ее, мы видим из приведенных эпизодов боя за обладание Скобелевскими редутами 30-го и 31-го августа. По свидетельству историка, служили не те лучшие люди, из числа первых ворвавшиеся в редуты, а сборные команды, собранные Гарталовым и Мосцевым, из числа людей, не дошедших до редута.

Эти, по-видимому, более слабые духом люди, приведенные в порядок и в порядке вошедшие в редуты, составили силу всей обороны.

Форма мер восстановления порядка, как мы знаем, крайне разнообразна, так как зависит не только от данных обстоятельств, но главным образом от характера и личности начальника.

Но все-таки и между ними есть такая форма, которою почти всегда можно пользоваться в нашей армии без осечки, а главное, она доступна почти всем начальникам -- это обращение к строгому требованию уставных форм и дисциплины.

Это-то средство и рекомендует Скобелев всем офицерам и начальникам, прибавляя, что применение его должно быть тем строже, чем нравственная расшатанность части больше, но, во всяком случае, оно должно быть применяемо: "на коротках и без продолжительного пиления".

Этою формою мер пользовался и сам Скобелев под Ловчею (ружейные приемы и церемониальный марш), и во время рекогносцировки 6-го июля, но в последующих боях мы видим в его руках и другие средства.

Под Плевною ему достаточно уже оказалось появиться самому среди колеблющихся в продолжении наступления войск, чтобы восстановить в них нравственные силы и вырвать с ними из рук противника редуты. На Балканах несколькими энергичными словами он успевает настолько возвысить дух в передовых ротах, что через несколько минут из этих же поколебленных частей вызывается больше чем следует охотников для лихого и рискованного наступательного предприятия.

Все сказанное невольно наталкивает на вывод, что сам Скобелев применял строгость уставных форм только тогда, когда ему случалось идти в дело с войсками, ему мало знакомыми и совсем не знавшими его. Но раз войска уже могли приобрести боевое уважение к нему, как к начальнику, или в его руках были войска, сжившиеся с ним, и сердцем которых он вполне владел, достаточным оказывалось его появление перед войсками или нескольких слов.

И действительно, сам Скобелев в одной из своих инструкция говорить по этому поводу:

"Насколько я понимаю, в русской армии для этого можно опираться или на сердце, или на дисциплину, в строгом ее проявлении".

Второе из этих средств, если можно так выразиться, есть более грубое, ординарное, тем более, что применение его весьма часто выкупается "ценою крови".

Оно-то и применяется даже и выдающимися начальниками в тех нежелательных случаях, когда им приходится вести бой с войсками, мало знакомыми, не успевшими с ними сжиться. Когда же мы имеем перед собой правильно организованные войсковые единицы, где связь между начальником и войсками солидно закреплена, где начальник представляет из себя, так сказать, узловой центр нервной системы своей части, там он имеет возможность применять к делу более, так сказать, деликатное и благородное средство -- обращение к сердцу своих подчиненных.

ЗАПОМНИМ

Говоря о доступности первой из этих форм почти всем начальникам, мы, конечно, имели в виду тех, которые, обладая безусловной личной доблестью, не успели, по независящим от них причинам, установить связь между собою и командуемыми ими частями, а не тех, которые, вследствие отсутствия сердца или особых черт характера, не умеют или не желают установить прочную связь со своей частью, которые, одним словом, всегда остаются для своих подчиненных лишь поставленною свыше властью и изображают из себя лишь ту бездушную палку капрала, которая играла столь первенствующую роль в организации некоторых иностранных армий.

С утешением можно сказать, что в нашей армии, в общем, никогда начальник не занимал подобного положения, так как оно противно основным чертам нашего народа и нашим национальным особенностям.

Нам возразят, пожалуй, что были и в нашей армии времена, когда таковой взгляд начальника не только существовал, но и проводился свыше; скажем на это, что если справиться с историей, то подобные взгляды проводились иностранцами или составляли узкое подражание заморским порядкам. Потому-то они всегда разделялись лишь единичными личностями и никогда не могли ни долго просуществовать, ни привиться и пустить глубокие корни в нашей армии. Конечно, в семье не без урода, и в нашей армии могут появляться единичные люди с подобными взглядами, но нельзя не пожалеть, чтобы такие личности не допускались до командования частями.

Кроме того, не малое значение имеет то, чтобы войска, при всех боевых действиях, не встречали для себя нового, и от них бы требовали только таких действий, к которым они привыкли, так как иначе новизна требований может неблагоприятно повлиять на войска и отнять у них необходимое спокойствие и уверенность в исполнении. Но это дело скорее мирного времени, при котором такое важное значение получает -- учить войска тому, что им придется делать в военное.

Учить войска побеждать...

Вот почему мы видели в корпусе Скобелева систематическое обучение войск лесным, зимним и ночным действиям и форсированным движениям. В этом уже проявляется прямо прием обучения войск тому, что придется им делать на войне... Все эти способы действий требуют от войск выдающейся выносливости и терпимости в перенесении трудов.

Наша армия, по национальным нашим особенностям, награждена подобными качествами гораздо больше, чем какая-нибудь другая армия, а потому при применении этих способов к делу явится борьба сильного со слабым и сила всегда будет на нашей стороне или, при этом мы всегда будем бить противника тем, чего у него нет.

Поэтому-то настойчивую подготовку войск к этим способам действий мы и относим к мерам подготовки нравственного элемента, для возможности пользования им во время войны.

В деле обучения мы имеем еще много данных, касающихся кавалерии, и это объясняем себе влиянием того времени.

Крайняя бледность результатов деятельности кавалерии в последних кампаниях, веденных в Европе, и отрицательное относительно кавалерии направление в военной литературе, в особенности иностранной, грозили подорвать веру в этот род оружия. Поэтому-то мы и видим в его требованиях от кавалерии старание развить до крайних пределов решительность, лихость и удальство и старание в разъясняющих приказах внедрить в кавалеристах непоколебимую уверенность, что, обладая таковыми качествами, они будут несокрушимою грозною силою для всякого врага.

Помощью постоянных упражнений, он старается приучить кавалерию не встречать в поле никаких естественных преград, уверяя ее, что всякая природная преграда для лихой кавалерии не больше мелкого камешка, лежащего на пашне.

Но, как мы знаем, не всегда совет учить лишь нужному для войны исполнялся в точности, а к тому же не всегда он и может быть исполнен, так как бывают случаи экспедиций в такой особенной обстановке, к которой и не готовились в мирное время. Поэтому и во время боевых действий не следует забывать этого важного совета и пользоваться свободным для войск временем перед началом боевых операций или при временной приостановке таковых, чтобы приучить войска к предстоящим им в ближайшем будущем действиям.

Так, во время сосредоточения действующего отряда в текинской операции в Самурском и ожидании им подвоза необходимых запасов, войска настойчиво приучались к пробиванию брешей в глиняных стенах наподобие неприятельских и к эскаладированию их. Таким образом, впоследствии войскам этого рода действия оказались вполне привычными и давно знакомыми.

"...Возбуждать в нижних чинах сознательное отношение к тому, что они делают..."

Самое настойчивое внимание обращал также Скобелев на приучение войск к тому, чтобы все подчиненные до последнего солдата включительно, сознательно относились к производимым войсками действиям и знали бы цель и намерения своего начальника. Требовал он это в военное время, а потому приучал и в мирное.

Он всегда добивался суворовского совета -- "чтобы войска предводителя своего разумели..."

Действительно, мы видели, что диспозиции и распоряжения к бою не раз сопровождались подробными инструкциями и наставлениями войскам, разъяснявшими им предъявляемые требования в предстоящих действиях.

Весьма настойчиво проводил Скобелев требование, чтобы все начальники разъясняли офицерам своей части отданные по отряду диспозиции, а эти в свою очередь передавали то же самое фельдфебелям и унтер-офицерам, которые должны были передать требования начальства всем рядовым. Так что последний рядовой должен был знать, для чего и как приказано действовать войскам. Не раз эти разъяснения делались в присутствии самого Скобелева.

<...>

Эти меры в руках Скобелева получили весьма большое развитие, что весьма понятно. По условиям боя, в настоящее время каждый солдат получает гораздо больше свободы и самодеятельности в своих действиях, а потому-то он и должен быть более подробно ознакомлен с намерениями и желаниями начальника, чтобы он мог свои действия вполне согласовать с ними и, таким образом, способствовать к сохранению полного порядка и спокойствия в действиях своей части.

Мы видели также, что он настойчиво старался развить в начальниках, до унтер-офицеров включительно, инициативу, без которой немыслима и находчивость. Не говоря уже о том, что весьма часто мы встречаем об этом рассуждения в его приказах, он доходит в своих требованиях до того, что ожидает от начальников развития способности создавать соответствующий боевой порядок для каждого данного случая. Вот в каких широких рамках он требовал необходимую находчивость.

Нам остается только особенно подчеркнуть то, что Скобелев еще в мирное время требовал от начальников, чтобы они практиковались в нравственном влиянии на свои части и выяснил им пригодные к тому средства, ссылаясь на виденные им или испытанные боевые эпизоды и примеры.

Таким образом, в руках Скобелева в мирное время мы видим настойчивую и неутомимую подготовку почвы, для возможного воздействия на нравственный дух войск в военное время.

Откровенное признание сил и доблести противника...

Преследуя отсутствие новизны и возможное отстранение от войск неопределенностей, Скобелев всегда с полною откровенностью рисовал войскам противника, нисколько не умаляя и не скрывая его силы, равно как и всех трудностей в достижении поставленнойвойскам цели.

Это особенно рельефно, как мы видели, выказалось при подготовке им своего отряда к переходу через Балканы.

Только при этом, чем серьезнее становились перед войсками предстоящие трудности, тем более доверия высказывал он к силам своих войск и его надежды, что войска сумеют превзойти в своих силах противника и побороть своею молодецкою грудью все предстоящие препятствия, высказывались в более резкой форме.

Этим мы закончим указание на меры, служащие в успокоении нервов части.

Но бывают случаи, когда, наоборот, необходимо возбудить эти нервы и тем возвысить боевое увлечение и военный азарт.

Слово командира

Для этого, придерживаясь терминологии самого М.Д. Скобелева, побудительною мерою служит "молодецкое слово молодца".

Это-то слово должно быть направлено и действовать именно на сердце части.

Слово это передается людям или в приказах, или лично самим начальником.

Действительно, мы видели, что перед каждым делом или началом серьезного предприятия войска слышали или в приказе, или устно подбадривающее слово своего любимого начальника.

В слове этом Скобелев, также как и Суворов, затрагивал, в большинстве случаев, национальную гордость, связывал успех с надеждою на помощь Божию, особенно налегал на преданность Государю, честное отношение к долгу службы и присяги, любовь и ответственность перед родиной, задевал затем самолюбие части и традиционную преданность к славе своих знамен, причем у Скобелева не было такого перевеса на стороне устного обращения; он также часто лично обращался к войскам на словах, как и помощью приказов.

Отметим еще не лишенную значения подробность.

Приказ и диспозиция перед движением в Балканы читались войскам после торжественной рождественской службы. Таким образом, войска, умиленные религиозным торжеством, полные теплых воспоминаний о родине с открытым, так сказать, сердцем восприняли слово своего начальника.

Этот эпизод наталкивает нас на заключение, что стоит обратить внимание не только на редакцию слова начальника, но и на выбор удачного времени для его передачи войскам.

Когда сеятель бросает отборное зерно в хорошо вспаханную и подготовленную почву, что рост является обеспеченным.

Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Схема третьей атаки Плевны 30-31 августа (11-12 сентября) 1877 г.

Пример начальника в бою

Затем нам предстоит разобраться в применении Скобелевым еще одной меры -- примере начальника.

В нескольких исследуемых нами боевых эпизодах мы привели различное поведение в бою Скобелева: то он, как бы очертя голову, бросается в бой с передовыми частями своих войск, как бы забывая, по-видимому, что на его ответственности лежит успех боя его отряда, а не деятельность лишь передовых частей, то мы видим с его стороны поразительную, для его нервной натуры, выдержку, и он появляется в передовых рядах своих дерущихся войск лишь тогда, когда все средства, все резервы израсходованы и одно только слово и присутствие перед глазами изнемогающих воинов любимого начальника способно воспламенить их сердца и вызвать последний запас нравственных сил для одержания победы над упорным врагом.

Появление Скобелева в передовых частях своих войск при начале боя, имевшее место в Ловче (наступление на Рыжую гору) и Плевне (во время блокады, при захвате 1-го гребня) имело свои особые причины, о которых было сказано.

Здесь же заметим, что начальник должен смотреть на себя как на последний резерв своей части и личный пример начальника в бою есть последнее средство в его руках для возбуждения боевого азарта своей части.

Поэтому-то мы видим Скобелева, двигающегося в боевые линии с резервом или появляющегося в передовых частях в такие критические минуты боя, когда необходимо восстановить их нервы, а подкрепить их свежими частями нет возможности.

Верный психологический расчет

Кроме того, к возбуждению нервов части могут служить: музыка, барабанный бой, песни и знамена, с целью возбуждения боевого азарта в частях.

С самого начала серьезного наступления, как мы видели, у него отдавалось приказание развернуть знамена, войска, стараясь сохранить возможно больший порядок, двигались вперед, сопровождаемые со всех сторон музыкой и песнями.

До двигающихся в штыки под барабанный бой передовые части зачастую долетали ободряющие звуки полковой музыки, игравшей в ближайших поддержках. На только что взятой у противника позиции для закрепления ее за нами, иногда даже прежде артиллерии, появлялась музыка.

Во всем этом мы видим верный психологический расчет. Это есть попутное воспроизведение торжественных и поэтических боевых картин.

А какое же сердце не отзовется на поэтическое внушение, в каком сердце, присущая человеку героическая искра не вспыхнет всепоглощающим пламенем?!..

Воздействие на нравственные силы

противника

Обращаясь теперь к разбору средств, применяемых для воздействия на нравственные силы противника, оговоримся, что имеем примеры только для действия против турок и азиатского противника при данных условиях их характера и всей обстановки.

Хотя меры эти и должны всегда строго отвечать характеру наличного противника, но и эти указания могут иметь для нас в общем некоторое значение. Во-первых, потому что не последний раз мы воюем с этими противниками, а, во-вторых, потому, что многие из этих мер, пожалуй, только не в той, так сказать, дозе могут иметь место и против другого противника.

Ведь, в сущности, азиаты те же люди, но только на другой степени исторического, нравственного, умственного и военного развития.

"Победить -- значит удивить!"

Основание всех мер, служащих к нравственному воздействию на противника, вытекает из афоризма: "Победить -- значит удивить!"

Удивить же противника можно -- или применяя невиданные, мало знакомые ему способы действий, или неоспоримыми доказательствами своей силы и неожиданными.

Так не раз, удивлять врага Скобелеву удавалось неожиданным и стремительным нападением, иногда решительным изменением характера своих действий, т.е. неожиданным переходом, например, от оборонительных пассивных действий к серьезному и сильному активному отпору.

Весьма малое развитие в Турецком походе мы находим ночных действий, думаем, что причиной этому была малая подготовка к ним как начальников, так и войск, хотя мы видели и удачное применение ночных действий при занятии и укреплении горы впереди д. Брестовац, когда все работы по укреплению этой выдвинутой позиции исполнены ночью и со светом противник был приветствован с нее залпом 24-х орудий и народным гимном.

Большое внимание и значение было придаваемо действиям артиллерии, благодаря ее громадной нравственной силе. Не раз мы видели действие артиллерии в значительных по числу орудий батареях.

Сколько было потрачено энергии и настойчивости для провоза орудий на Скобелевские редуты и на протаскивание орудий по снежным тропам Балкан. Когда нужно было особенно усилить впечатление артиллерийского огня, мы видели употребление залпов (Ловча).

Вообще же применение залпового огня, как такового способа действий, который имеет за собой наибольшее нравственное влияние, имеет широкое развитие и, можно сказать, что чем тревожнее оказывается положение войск, тем настойчивее требовались залпы (1-й гребень).

Знать азиата как противника

Наш враг в текинском походе не имел вовсе порядка и дисциплинированного строя, и мы видели, что начальник отряда предписывает войскам действовать исключительно в сомкнутом строе, составлять одно могучее тело, колонну.

При этом разрешено употреблять самый дисциплинированный, самый сильный нравственным впечатлением огонь -- залповый.

Противник плохо вооружен и слаб в огнестрельном противодействии, и войскам предписывается обратить самое серьезное внимание на подготовку атаки именно огнем, с тем, чтобы прибегать к удару холодным оружием только тогда, когда огонь подорвет моральные силы врага.

В силу высказанного выше, нельзя было отказаться от сильного во всех отношениях редкого залпового огня, а между тем желательно было удивить противника невиданным им скоростью и количеством огня. С этой целью были приданы пехоте, в виде старых полковых орудий, картечницы, которые сослужили службу и поддержали в азиатах убеждение, что русский солдат "плюет огнем".

Текинцы слабы были артиллерией и почти что благоговели перед ее силою.

Мы достаточно подчеркнули, какое было обращено внимание на артиллерию и какая масса орудий, самых разнообразных, была собрана при отряде. В числе этой артиллерии мы видели 20% таких орудий, которые отличаются наибольшим нравственным впечатлением. Мало того, было приказано действовать артиллерии массами и обращено серьезное внимание на возвышение нравственного духа этого рода оружия, с тем, чтобы артиллеристы не задумывались над производством самого близкого огня, имеющего столь незаменимую нравственную силу.

Неприятель был силен боевыми качествами своей кавалерии в одиночном бою и нашей кавалерии предписывалось вести атаки в полковых колоннах, рассчитывая исключительно на грузность удара сплоченною массою.

Зная нервность азиата, начальник отряда ставил его в положение, в котором эта черта его характера подвергалась самому тягостному испытанию.

Кому не известно, что ожидание и неизвестность близкой опасности гораздо тяжелее для моральных сил, чем наступившая видимая беда. Поэтому-то командующий войсками заставляет текинцев в ночном деле под Егян-Батыр-калой наступать до 78-ми шагов и видеть перед собой только безмолвие, выдержку и сохранение в тайне роковой опасности. И противник не выдерживает этого испытания, вовсе отказываясь от атаки.

Текинцы имели самое ограниченное понятие о минах и мало понимали их значение, потому взрыв миною крепостной стены играл столь первенствующее значение при штурме крепости.

Выше мы разъясняли, какие меры принимались начальником отряда для вселения в наши войска уверенности в собственной силе; те же самые действия служили ему и для убеждения противника в том же.

В порядке и с уверенностью ведущие наступление наши войска производили угнетающее впечатление на противника, а талантливое воспроизведение эффектной и торжественной боевой картины во время наступления и атаки не раз отнимало у противника последнюю энергию к сопротивлению.

Дерзость и боевое неуважение к врагу отряда, позволившего себе 6-го июля свободно маршировать как на учении, под стенами крепости и в центре толпы в 25.000 вооруженных, отчаянно храбрых воинов, произвели на врага подавляющее впечатление. После этого дела текинцы уже заговорили, что новый русский генерал отнимает у них надежду на успех. Точно также действовало на противника полное невнимание наше к их удачам, которые вызвали с нашей стороны лишь кровавую и сильную отместку.

Все это, равно как всегдашнее твердое держание в руках инициативы действий и настойчивое, безостановочное движение наше вперед, привело, как мы видели, к тому, что с каждым днем энергия противника слабела, и на штурме мы встретили уже надломленного нравственного врага, не могшего противопоставить нам такого отпора, на который должно было рассчитывать в начале.

<...>

Насколько же Скобелев энергично пользовался раз достигнутым потрясением нервов врага для доведения его до состояния полного отказа от дальнейшего сопротивления, мы видим из его форсированного преследования после удачи под Шейновым, которое привело нас без всякой задержки со стороны противника под стены его столицы и, конечно, имело бы гораздо большие последствия, если бы политика не остановила заветных желаний русской армии.

Так как целью Текинской экспедиции было поставлено не только расстройство противника и уничтожение его боевых сил, но полное подчинение его нам, то начальник экспедиции не ограничился одним порабощением противника силою.

Силою можно поработить на время, но не обратить в надежных подданных.

Мы видели, как искусно командующий войсками сопоставил рядом проявление непобедимой, всесокрушающей силы с рыцарским благородством победителя к беззащитному побежденному. Вот чем удалось произвести впечатление на текинцев, завладеть их сердцем, вселить в них уважение к новым властителям и сразу обратить диких хищников в преданных подданных.

Не может не упомянуть еще о мерах нравственного воздействия на туземцев, помогавшим нам своими средствами и личною службою. В этом отношении начальник отряда равносильно старался доказать силу и вселить уважение тароватостью вознаграждения за службу.

Со всеми туземцами он говорил властным языком, и не заискивал в них, не ласкал их без нужды и был крайне требователен к исполнению ими службы, но за то так же заботился о их нуждах, как об своих людях и щедро вознаграждал за хорошую службу. Благодаря этому туземцы проникнулись полным уважением к нашей силе и разнесли по всей Азии убеждение в выгодности верно служить нашим интересам.

<...>

Послесловие (А.К.)

-- Безусловно, все изложенное - лишь эпизод из боевой практики генерала Скобелева.

-- В Россию он вернулся после кампании 1878 года корпусным командиром, в чине генерал-лейтенанта и в звании генерал-адъютанта.

-- Далее была блестящая Ахалтекинская операция, 1879, 1880-1881 гг., командировка за границу, возвращение в Россию и загадочная смерть...

-- Историкам известна фраза фельдмаршала Мольтке: "Не скрою, что смерть Скобелева доставила мне радость"...

-- Сразу же после гибели Скобелева немецкая пресса издала вопль дикой радости; в кайзеровской армии началось всеобщее ликование, будто она уже выиграла войну с Россией. Александр III направил Надежде Дмитриевне письмо: "Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для Русской армии трудно заменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей".

-- С. Гершельман

Нравственный элемент в руках М.Д. Скобелева.

-- Гродна, 1902.

Выезд ямщика

РУССКИЕ В ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ

Иван Снегирев

Угрозою совести и общего мнения у русских бывал стыд, который ставился выше казни и принимаем был не только в смысле срама и бесчестия, но и добросовестности и целомудрия.

В последнем случае стыд не разделен от благочестия; ибо:

В ком есть стыд, в том и совесть.

В том и Бог, в ком есть стыд.

Но:

В ком ни стыда ни совести.

Кто ни Бога не боится, ни людей не стыдится, -- тот считался пропащим человеком.

Бесстыдство как презрительное бесчестие изображается также в следующих пословицах:

Стыд не дым, глаз не выест.

Убей (отними) Бог стыд, все пойдет хорошо.

Стыд под каблук, а совесть под подошву.

Как некогда у древних римлян стыд употреблялся в значении наказания и признания в вине, так у русских страх стыда действовал над простыми и добрыми сердцами сильнее, чем страх наказания; почему и называют они стыд смертию; ибо остыдить или осрамить человека в дурном деле пред добрыми людьми то же, по мнению русского народа, что голову снять.

Подобно русским, у немцев издревле вкоренилось понятие о чести и бесчестии, и тот почитался несчастным, кто наказан был лишением чести, так что древние законоположения различных германских народов и права обычаев в средние времена доказывают справедливость старой немецкой пословицы:

Лучше десятерым оставить честь, нежели одного обесчестить, ошельмовать.

Петр I постановил законом "шельмовать".

С его времени немецкое слово "шельма", обратившееся в брань, получило право гражданства в русском слове.

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

-- Друзья потому находят удовольствие в общении друг с другом, что одинаково смотрят на нравственные обязанности человека.

-- Мужчина соблюдает чужую тайну вернее, чем свою собственную, а женщина лучше хранит свою, нежели чужую.

-- Подобно тому, как рыбу надо мерить, не принимая в расчет головы и хвоста, так и женщин надо разглядывать, не обращая внимания на их прическу и башмаки.

-- Мнение мужчин о достоинствах какой-нибудь женщины редко совпадает с мнением женщин: их интересы слишком различны. Те милые повадки, те бесчисленные ужимки, которые так нравятся мужчинам и зажигают в них страсть, отталкивают женщин, рождая в них неприязнь и отвращение.

-- Легче спросить старика о том, когда он умрет, нежели женщину о том, когда она родилась.

-- Когда женщина перестает любить мужчину, она забывает все -- даже милости, которыми его дарила.

-- От хитрости до плутовства -- один шаг, переход от первой ко второму очень легок: стоит прибавить к хитрости ложь, и получится плутовство.

-- Назойлив только глупец: умный человек сразу чувствует, приятно его общество или наскучило, и уходит за секунду до того, как станет ясно, что он -- лишний.

-- В любом самом мелком, самом незначительном, самом неприметном нашем поступке уже сказывается весь наш характер: дурак и входит, и выходит, и садится, и встает с места, и молчит, и двигается иначе, нежели умный человек.

-- Тот, кто хлопочет за других, всегда исполнен уверенности в себе, как человек, который добивается справедливости; выпрашивая или домогаясь чего-нибудь для себя, он смущается и стыдится, как человек, который клянчит милости.

-- Часто гораздо короче и полезнее приноровиться самому к другим, чем заставить других приноравливаться к себе.

-- Суть учтивости состоит в стремлении говорить и вести себя так, чтобы наши ближние были довольны и нами, и самими собою.

-- Манерность жестов, речи и поведения нередко бывает следствием праздности или равнодушия; большое чувство и серьезное дело возвращают человеку его естественный облик.

-- Достоинства обычно окутаны покровом скромности, недостатки прикрыты маской лицемерия; только немногие сердцеведы умеют сразу постичь характер ближнего, ибо и совершенная добродетель, и закоренелый порок обнаруживают себя лишь постепенно, да и то под давлением обстоятельств.

Жан де ЛАБРЮЙЕР (1645 - 1696) -- французский писатель

Документы С. Гершельмана:

Дукмасов, С.224,225.

Куропаткин А. Переход через Балканы отряда генерала Скобелева //Военный Сборник. - 1889. - N6. - С.214.

Там же. - С.227.

Там же. - 1889. - N8. - С.180, 181.

Там же. - С.181 - 183.

Там же. - С.184.

Дукмасов. - С.276.

Андрианополя

От 10-го января 1878 г., N12. - См.: Приказы генерала М.Д. Скобелева (1876 - 1882), издано под редакцией инженер-капитана Маслова. - СП б., 1882. - С.51,52.

Приказы генерала М.Д. Скобелева (1876 - 1882), издано под редакцией инженер-капитана Маслова. - СП б., 1882. - С.54 - 56.

Там же. - С.63.

Название монастыря, ставшего местом расположения штаба Скобелева.

Приказы генерала М.Д. Скобелева (1876 - 1882), издано под редакцией инженер-капитана Маслова. - СП б., 1882. - С.63 - 65.

Там же. - С.68 - 69.

Там же. - С.70,71.

Там же. - С.149 - 150.

Поход в Туркмению, Гродекова, т.1. - С.75.

Из донесения генерал-лейтенанта Тергукасова.

Гродеков, Т.1, С.164.

Там же. - С.234.

Гродеков, т.3, С.129.

АТРЕК - река в Туркмении и Иране.

М.Д. Скобелев получил Св. Георгия 4-й степени в Хивинском походе 1873 г., будучи в кавказском отряде Ломакина.

Гродеков, т.2, С.147.

КОПЕТДАГ, горн. система в Иране и в Туркмении, часть Туркмено-Хорасанских гор.

Гродеков, т.2, С.201.

А.Н.Маслов, С.112.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 27/12/2012, изменен: 27/12/2012. 138k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 18 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Азиата надо знать не по "загривку", но и по воображению"...

Каменев Анатолий Иванович
"Азиата надо знать не по "загривку", но и по воображению"...