ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Барклай-де-Толли: суровый жребий

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛИТИКА.

0x01 graphic

М. Б. Барклай-де-Толли работы Джорджа Доу (1829).

Анатолий Каменев

Барклай-де Толли: суровый жребий

Современники и потомки долго продолжали спор о деятельности Барклая в качестве руководителя русской армии в 1812 г. В этот спор включился даже Пушкин, осудивший хулителей полководца, он оценил его как в высшей степени мужественного военачальника, честного и бескорыстного человека. В памяти потомков Барклай-де-Толли остался полководцем с благородным и независимым характером, честно исполнившим свой долг перед Россией. Желание почтить бессмертные его заслуги невольно побуждают восстановить хотя бы вкратце поучительную жизнь М.Б.Барклая-де Толли, сумевшего, несмотря на "суровый жребий",из скромных дворян стать фельдмаршалом, быть Георгиевским кавалером всех четырех степеней и заслужить графское и княжеское достоинства.

Происходя из древней шотландской фамилии, представители которой обосновались в Лифляндии, М.Б.Барклай-де-Толли родился в 1761 г. в семье небогатого дворянина, числившегося "отставным Российской службы поручиком". Воспитание получил в доме своего дяди, бригадира Вермелена, взявшего на себя и все заботы по его образованию. На 6-ом году от роду М.Б., по обычаю того времени, был записан гефрейт-капралом в Новотроицкий кирасирский полк... что и определило его дальнейшую судьбу. В 1769 г. его пожаловали в вахмистры, а в 1776 г. 15-летний Барклай поступил на действительную службы, причем был вскоре переведен в Псковский карабинерный полк... а 21-го апреля 1778 г. произведен в корнеты. Образовательный ценз корнета был определен так: "По Российски и по Немецки читать и писать умеет и фортификацию знает", что дает полное основание утверждать, что дальнейшее образование он закончил на службе. Около пяти лет Барклай служил, не будучи удостоен особого внимания начальства, видевшего в нем лишь до педантизма исполнительного строевого офицера.

В 1783 г. на него обратил внимание командовавший войсками в Лифляндии генерал-майор Паткуль и, оценив способности Барклая, взял к себе в адъютанты, что доставило ему повышение в подпоручики. Уходя в отставку, фон Паткуль дал своему адъютанту прекрасную аттестацию и рекомендовал его шефу Финляндского егерского корпуса, графу Ангальту, который перевел, 1-го января 1786 г., Барклая в 1-й егерский батальон, а в 1788 г. оказал содействие в назначении "генеральс-адъютантом капитанского чина" к генерал-поручику принцу Ангальт Бернбургскому. Это доставило Барклаю возможность получить боевое крещение. Отправившись вместе с принцем в действующую армию, капитан Барклай-де-Толли участвовал в осаде и штурме Очакова, причем в штурмовой день находился на опаснейших местах, выделяясь примерным мужеством и хладнокровием. За оказанные отличия он получил две боевые награды - орден Св.Владимира 4-й степени и чин секунд-майора, которым и переведен в Изюмский легкоконный полк... но остался при принце Ангальте. В 1789 г. Барклай находился в сражении при Каушанах и при покорении Аккермана и Бендер, чем и заключил первый период своей боевой службы. В апреле 1790 г. Барклай был переведен в Финляндскую армию, где исполнял должность "дежурного майора" при том же принце Ангальте. Участвуя в неудачном сражении при Пардокоски, в котором принц был смертельно ранен, Барклай вновь выделился "среди жесточайшего и беспрерывного ото всюду огня", исполняя "приказания с твердостью и неутомимостью духа". Принц Ангальт вполне оценил Барклая, успевшего за 2-летнюю службу заслужить такое дружеское его расположение, что принц, прощаясь с ним на смертном одре, вручил ему свою шпагу, завещая употребить ее на славу России.

За оказанные в войну отличия Барклай в том же году был произведен в премьер-майоры, а затем, переведен в Тобольский мушкетерский полк ... будучи назначен к генералу Игельстрому, при котором и находился до конца кампании. В 1790 г. премьер-майор Барклай-де-Толли, как выдающийся офицер, пользовавшийся уже "репутацией решительного и энергичного в бою", был в числе первых избран в формировавшийся Санкт-Петербургский гренадерский полк... в котором получил батальон (на 14-м году службы, благодаря получению двух чинов за боевые отличия). В 1792 г. вместе с полком он выступил в поход "по случаю возмущения в Польше", в которой находился около двух лет, участвуя во многих делах с неприятелем, у которого, по выражению кн.Репнина, были "не войска, а ветер", почему и следовала "без всяких премудростей бить скопища, где случится, а не делать войну (по рецептам) и тактиков". Практику партизанской войны Барклай прошел под руководством своего командира полка князя П.Д.Цицианова, впоследствии известного кавказца, погибшего от предательской руки убийцы в 1806 г. Особые отличия оказал он при штурме в 1794 г. Виленских укреплений и при преследовании и уничтожении шайки Грабовского, причем князь Цицианов, отдавая должное, беспристрастно засвидетельствовал, что Барклай под Вильною "весьма много способствовал одержанной победе". Орден Св.Георгия 4-й степени, а затем и производство в подполковники, с переводом в Эстляндский егерский корпус командиром 1-го батальона, были наградою Барклаю, закрепившему окончательно свою аттестацию выдающегося штаб-офицера. Продолжая командовать егерским батальоном, он неутомимыми трудами выдвинул эту часть в первые ряды войсковых частей всей армии, в которой батальон занимал почетное место, последовательно нося наименование 4-го и 3-го Егерского полков.

Достаточно указать на такие факты: -- 1)за исправное состояние полка Барклай был произведен в 1798 г. (7-го марта) в полковники, а в 1799 г. (2-го марта) - в генерал-майоры (на 23-м году службы, имея 38 лет от роду); -- 2)в 1799 году генерал-фельдмаршал князь Н.В.Репнин, закончив инспекторский смотр полка и отпустив генерала Барклая, представившего полк в отличном состоянии, пророчески указал: "Меня уже не будет на свете, но пусть вспомнят мои слова: этот генерал много обещает и далеко пойдет!"; -- 3)за доблестное участие в войнах полк, "отлично приготовленный к службе в военное время", заслужил такие боевые награды: в 1807 г. две Георгиевские трубы, в 1808-1809 гг. - поход за военное отличие, а в 1814 г. - особенно отличен переименованием в гренадерский егерский. Несмотря на отличную боевую и мирную аттестации, Барклай-де-Толли до 1805 г., т.е. около шести лет, продолжал носить скромное звание шефа своего 3-го Егерского полка. "Приготовления на походную ногу" и поход 1805 г., в котором он активного участия в боях не принимал, несколько повысили значение генерал-майора Барклая, которому поручали командование целой колонной. В 1806 г., когда были учреждены постоянные дивизии, он был назначен бригадным командиром (3-х полков) 4-й дивизии. В войну 1806-1807 г. генерал-майор Барклай, наконец, выдвинулся как выдающийся генерал, достойный исключительного положения. Замечательные действия его отряда (3 пех., 1 кав. п., 5 гус. эск. и рота конной артиллерии) 10-го декабря и особенно в бою под Пултуском 14-го декабря 1806 г., где "дрался с величайшей храбростию", заслужили такую лестную оценку, что генерал Беннигсен в реляции отметил "неустрашимость сего генерала (Брклая)", а впоследствии в своих "записках" - "отдал должную справедливость", называя его участие в 8-часовом бою "замечательным образом действий" и указывая, что "он еще более укрепил ту репутацию, которой пользовался в армии". За сражение под Пултуском генерал-майор Барклай-де-Толли был награжден орденом Св.Георгия 3-й степени. Получив в январе 1807 г. в командование один из авангардов, он искусно действовал под общею командою князя Багратиона, который в последующих арьергардных боях 20-22 января выдвинул его, как образцового начальника, умеющего бестрепетно сражаться и с сильнейшим вчетверо неприятелем почти двое суток. Последующие бои вплоть до Прейсиш-Эйлаусского Барклай неизменно доблестными действиями оправдывал свое новое звание, а 25-го января проявил истинный героизм арьергардного начальника, решив бесповоротно "со всем отрядом пожертвовать собой", но задержать во что бы то ни стало наступление всей французской армии. С 5.000 чел. бесстрашный Барклай сражался под Лофом, дойдя до критического положения, из которого не могли выручить и прибывшие подкрепления (всего 5 бат.). Сам Наполеон стремился раздавить превосходными силами стойкий арьергард, потерявший в бою до половины своего состава, но не мог одержать полной победы; наступившая темнота зимней ночи избавила отряд от совершенного поражения.

Действия Барклая были столь изумительны по хладнокровию и упорству, что один из биографов вполне основательно охарактеризовал их в таких выражениях: "если бы вся вселенная сокрушилась и грозила подавить его своим падением, он взирал бы без содрогания на разрушение мира", а потому не мог Барклая поколебать и Наполеон. 26-го января Барклай вновь вынес всю тяжесть арьергардного боя в самом г. Прейсиш-Эйлау, причем получил жестокую рану и погиб бы, если бы на выручку не подоспел Изюмского полка унтер-офицер Дудников, самоотверженно "спасший ему жизнь", вывезя на своей лошади почти обеспамятевшего от раны начальника. Главнокомандующий граф Беннингсен, впоследствии в "записках" описывая этот боевой день, дает о Барклае следующий отзыв: "К общему несчастию, генерал Барклай был при этом тяжело ранен в руку пулею, раздробившей ему кость. Этот храбрый и славный генерал был принужден покинуть поле сражения и перебраться. к великому сожалению всей армии, в Кенигсберг для излечения своей раны". С "величайшими похвалами" стал отзываться о Барклае и князь Багратион, умевший ценить военные дарования. Выбыв из строя 26-го января, Барклай до конца войны не принимал участия в военных действиях, а из Кенигсберга был перевезен в Мемель. Император Александр I лично посетил раненого Барклая, удостоил его продолжительною беседою, во время которой расспрашивал о военных действиях и о состоянии армии, как бы желая убедиться в достоинствах храброго генерала, бывшего уже 30 лет на действительной службе и, по выражению А.П.Ермолова, "скрывавшегося в неизвестности", благодаря "невидной службе".

( Ист.: А.Т.Б. Памяти генерал-фельдмаршала М.Б. Барклая-де Толли. //Военно-исторический сборник. - 1912.- N1. - с.135-150; N2.- с.57-68).

ГДЕ ТВОЯ ЖИЗНЕННАЯ ОПОРА?! ГДЕ ТВОЯ РАБОТА НАД СОБСТВЕННЫМИ ОШИБКАМИ?

ЖРЕБИЙ

(поступок (проступок и даже предательство) решает жребий человека (столицы и даже империи).

Отъезд А. В. Суворова из села Кончанского в поход 1799 г. Художник Н. А. Шабунин

СУВОРОВ

Вскор? Императрица переселилась въ в?чность, 6 Ноября, къ неописанной горести Россiянъ, тридцать четыре года блаженствовавшихъ подъ Ея Скипетромъ. Фельдмаршалъ неут?шно оплакивалъ невозвратную потерю. "Безъ МатушкиЦарицы -- говорилъ онъ со слезами -- "не видать бы мн? Кинбурна , Измаила и Варшавы!

По военной части посл?довали разныя перем?ны. Суворовъ наименованъ Предводителемъ Екатеринославской дивизiи и получилъ маленькiя палочки для м?ры косъ и буклей солдатскихъ. Не терпя нововведенiй, онъ сказалъ: "пудра не порохъ, букли не пушки, коса не тесакъ, я не Н?мецъ, а природный Русакъ." -- Слова эти, обратившiяся въ пословицу, перелет?ли въ столицу въ то самое время, какъ Фельдмаршалъ изложилъ въ письм? къ Императору: что онъ скучаетъ своимъ безд?йствiемъ. Тогда посл?довало Именное повел?нiе (6 Февр. 1797 г.): "за сд?ланный отзывъ Фельдмаршаломъ Графомъ Суворовымъ ЕгоИмператорскому Величеству, что такъ какъ войны н?т, ему д?лать нечего -- онъ отставляется отъ службы"

Суворовъ, оставляя дивизiю, собралъ полки; вел?ль сд?лать передъ фрунтомъ пирамиду изъ литавръ и барабановъ; вышелъ въ простомъ гренадерскомъ мундир?, но во вс?хъ орденахъ; прив?тствовалъ солдатъ въ самыхъ трогательныхъ выраженiяхъ: "Прощайте , ребята! друзья! чудобогатыри -- сказалъ онъ имъ -- "Молитесь Богу; мы дрались со славою и будемъ опять вм?ст?!" -- потомъ снялъ съ себя знаки отличiя, положилъ ихъ на пирамиду въ вид? трофеевъ и произнесъ: "Настанетъ время когда Суворовъ снова явится среди васъ , и возметъ назадъ то, что теперь оставляетъ вамъ. " -- Мужественные воины не могли удержаться отъ слезъ, разстались съ Главнокомандовавшимъ, какъ съ отцомъ своимъ.

Онъ избралъ пребыванiемъ Москву, гд? им?лъ небольшой домъ; но Частный Маiоръ объявилъ Фельдмаршалу приказанiе отправиться съ нимъ въ деревню, по случаю скораго прибытiя Императора въ столицу. "Сколько назначено мн? времени -- спросилъ хладнокровно Суворовъ Полицейскаго чиновника -- "для приведенiя въ порядокъ д?лъ?" -- "Четыре часа" -- отв?чалъ Маiоръ. -- "О! слишкомъ много милости -- продолжалъ Фельдмаршалъ; -- для Суворова довольно одного часа." -- Дорожная карета ожидала его у крыльца. "Суворовъ, ?дущiй въ ссылку -- сказалъ онъ -- не им?етъ надобности въ карет?; можетъ отправиться туда въ томъ экипаж?, въ какомъ ?здилъ ко Двору Екатерины или въ армiю " -- Подвезли кибитку и Маiоръ принужденъ былъ про?хать въ ней пятьсотъ верстъ съ Фельдмаршаломъ}.

Удаленный въ село свое Кончанское (Новогородской губернiи, Боровичскаго у?зда), поб?дитель Турцiи и Польши проводилъ въ б?дной хижин? остатокъ знаменитыхъ дней: звонилъ въ колокола; п?лъ на клирос?; читалъ въ церкви Апостолъ; примирялъ семейства; соединялъ юныя четы брачными узами; восхищался счастiемъ крестьянъ своихъ; писалъ свои зам?тки и съ немногими особами, которыя пос?щали его, любилъ бес?довать о д?лахъ Европы; смотря на ландкарту, восклицалъ: " О! далеко шагаетъ мальчикъ! пора унять его!" Такъ говорилъ Суворовь о Бонапарте.

Протекло н?сколько времени и къ опальному явился курьеръ съ рескриптомъ отъ Императора. Суворовъ былъ тогда въ бан?, куда вел?лъ придти посланному. На пакет? было написано большими буквами: Генералъ-Фельдмаршалу Графу СуворовуРымникскому. -- "Это не ко мн? -- сказалъ хладнокровно старый герой, прочитавъ надпись: "Фсльдмаршалъ при войск?, я въ деревн?." Изумленный курьеръ тщетно ув?рялъ его, что присланъ къ нему, а не къ другому; -- Суворовъ р?шительно отказался отъ рескрипта и нарочпый, пропот?въ довольно долго въ бан?, отправился обратно въ Петербургъ съ ч?мъ прi?халъ. Государь не обнаружилъ досады своей, но съ того времени надзоръ за изгнанникомъ усиленъ.

Лишась надежды быть полезнымъ Отечеству, Суворовъ обратился къ Императору съ просьбой: дозволить ему удалиться въ Нилову пустынь. -- "Я нам?ренъ -- писалъ онъ -- "окончить тамъ краткiе дни въ служб? Богу. Неумышленности прости, милосердый Государь!" -- Отв?та не было: его ожидалъ лучшiй жребiй!

Отечественная война 1812 г. Переход армии Наполеона через Неман

НАПОЛЕОН

В скором времени просьба Давыдова и ходатайство за него Багратиона были удовлетворены. Ему присвоили чин подполковника с назначением командиром первого батальона Ахтырскго гусарского полка. Полк этот входил в армию князя Багратиона, располагался вблизи города Луцка и вскорости должен был выступить к Брест-Литовску и далее -- к Белостоку. В окрестностях Белостока, в Заблудове, Давыдов узнал о нашествии французов.

Жребий брошен! В ночь на 23 июня темная наволочная туча войны двинулась. Огромная, более чем 600-тысячная великая армия при 1372 орудиях под командованием Бонапарта состояла из десяти корпусов, резервной кавалерии и императорской гвардии. В кромешной тьме французы стали сосредоточиваться на лесистом возвышенном берегу Немана.

В авангарде, под начальством неаполитанского короля маршала Мюрата, скакала резервная кавалерия. Старую гвардию вел герцог Франсуа Лефевр; молодую -- маршал Мортье; конную гвардию -- маршал Бессьер, герцог Истрийский. Из бригадных, корпусных и полковых командиров здесь собрался весь цвет героев Бонапарта -- львов Египта, Италии, Фридлянда, Иены и Аустерлица.

Кроме основного ядра -- французов в великой армии состояло на службе множество иностранцев, что значительно ухудшало положение дел в походе. На основании союзного договора император Австрии Франц II выставил тридцать тысяч воинов под началом фельдмаршала князя Шварценберга, того самого Шварценберга, который позднее, в 1813 -- 1814 годах возглавил союзную армию против Наполеона. Прусский король Фридрих-Вильгельм III снарядил двадцать тысяч солдат; кроме того, под ружье стали еще пятьдесят тысяч поляков, двадцать тысяч итальянцев, десять тысяч швейцарцев, сто тридцать тысяч баварцев, саксонцев, вюртсембержцев, вестфальцев, кроатов, голландцев, испанцев и португальцев.

Большинство иноплеменных полков роптали и были весьма ненадежны, за исключением поляков, видевших в успехе похода Наполеона надежду на восстановление былого Царства Польского, а также швейцарцев, верность которых раз данному слову считалась неколебимой.

Возле города Ковно, соблюдая полнейшую тишину, без огней, Наполеон начал переправу своих войск через реку на плотах и лодках. В сумерках понтонеры сноровисто и быстро навели через Неман мосты. Первыми ступили на русскую землю вольтижеры 13-го пехотного полка. Однако они были замечены и обстреляны казаками.

После короткой схватки с французами казаки отступили. Вестовые донесли командованию, что неприятель, вопреки правам народным, без объявления войны, форсировал Неман и вторгся в пределы России.

БАРКЛАЙ-ДЕ-ТОЛЛИ

Барклаю-де-Толли предстояли две важные обязанности: вводить, заводить нашествие вдаль России и отражать вопли молвы. Терпение его стяжало венец. Известно, что в последнюю войну со шведами при Екатерине Второй, принц Ангальт, смертельно раненный под Пардакокскими батареями, даря шпагу свою Барклаю-де-Толли, бывшему тогда майором, сказал: "Эта шпага в ваших руках будет всегда неразлучна со славою!" Барклай-де-Толли оправдал предчувствие принца Ангальта. Римский полководец Фабий, отражая Ганнибала, затеривался в облаках и налетал на африканца с вершин гор, а наш Фабий не на вершинах гор, не скрываясь челом в облаках, но на полях открытых и на праводушных раменах нес жребий войны отступательной. Долетали до него вопли негодования; кипели вокруг него волны молвы превратной, а он, говоря словами поэта: "И тверд, неколебим Герой наш бед в пучине, Не содрогайся, противися судьбине, Прилив и рев молвы душою отражал".

В решительный день Бородинского сражения (26-го августа) Барклай-де-Толли выехал к войскам в шитом генеральском мундире при всех орденах, как бы подчеркивая значение и торжественность дня. Не касаясь подробностей удивительной распорядительности по командованию войсками, отметим, что Барклай бесспорно оказал выдающиеся подвиги, направленные к восстановлению боевого равновесия в многие важные моменты сражения, в котором находился всегда в опаснейших местах. Офицеры и солдаты, отдавая должное личному геройству Барклая, открыто говорили: "Он ищет смерти". Сам князь Багратион, враждовавший с Барклаем до Бородина, резко изменил свое мнение и с перевязочного пункта прислал, забывая личные счеты, следующее примирение: "Скажите ему, что спасение армии в его руках. До сих пор идет все хорошо. Господь да сохранит его!" Эти слова лучше всего характеризуют значение Барклая в знаменитом сражении, которое признал такой опытный вождь, как князь Багратион, поспешивший даже в минуты жестоких страданий от полученной раны выразить свое уважение герою.

Не даром же и бессмертный Пушкин посвятил Бородинскому Барклаю такие строки:

"Там (в полковых рядах) усталый вождь,

как ратник молодой

Свинцовый свист заслышавший впервой,

Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, -

Вотще!"

И действительно, хотя под Барклаем было убито и ранено несколько лошадей, а из адъютантов - двое убиты и четверо ранены, но сам он был только контужен, так как смерть, по выражению Ф.Н.Глинки, бежала от него. Сам Барклай признал это, написав Государю, что "Провидение пощадило тягостную жизнь" и что он "покоряется жребию с твердостью"... Самоотверженные подвиги Барклая примирили с ним армию, которая стала относиться к нему с доверием.

Портрет Дениса Васильевича Давыдова мастерской Джорджа Доу.

ДАВЫДОВ

Денис Васильевич Давыдов (16 июля 1784, Москва -- 22 апреля 1839, село Верхняя Маза, Сызранский уезд, Симбирская губерния) -- идеолог партизанского движения во время Отечественной войны 1812 года, генерал-лейтенант; русский поэт, наиболее яркий представитель "гусарской поэзии".

В апреле 1819 года Денис Давыдов женился в Москве на Софье Николаевне Чириковой. С этой обаятельной, кроткой и добродушной девушкой из дворянской семьи его познакомила сестра Сашенька в доме Бегичевых. По этому весьма важному поводу, должному круто изменить всю его прежнюю ухарскую и кочевую жизнь, Давыдов написал шутливое и озорное стихотворение, назвав его: "Решительный вечер".

Сегодня вечером увижусь я с тобою,
Сегодня вечером, решится жребий мой.
Сегодня получу желаемое мною --
Иль абшид на покой!

А завтра -- черт возьми! -- как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою пролечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство поскачу!

В приданое молодым было отдано село Верхняя Маза и винокуренный завод под Бузулуком в Оренбургской губернии.

=++

И тут перед боевым гусаром, облаченным на сей раз в серый статский костюм, выдвинулся хозяин дома, Петр Андреевич Вяземский. Он задорно, по-арзамасски поблескивая очками в золоченой оправе, стал читать на память сочиненные поутру стихи:

Пусть генеральских эполетов
Не вижу на плечах твоих,
От коих часто поневоле
Вздымаются плеча других;
Не все быть могут в равной доле,
И жребий с жребием не схож!
Иной, бесстрашный в ратном поле,
Застенчив при дверях вельмож;
Другой, застенчивый средь боя,
С неколебимостью героя
Вельможей осаждает дверь!
Но не тужи о том теперь!

Когда Вяземский закончил читать, Давыдов со слезами на глазах бросился к нему в объятия и горячо расцеловал истинного друга.

По сему печальному случаю хозяева дома велели прислуге накрыть стол и соорудили дружеский ужин с вином, всевозможными закусками и фруктами. На ужине присутствовали Василий Львович и Алексей Михайлович Пушкины, супруги Четвертинские, Федор Толстой-Американец и несколько хорошеньких дам.

РЕПУТАЦИЯ

Князь Василий Голицын с наградной медалью

ГОЛИЦЫН

Василий Васильевич Голицын (1643-- 1714) -- дипломат, государственный деятель и фаворит царевны Софьи Алексеевны. Фактический глава правительства с титулом "Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель, ближний боярин и наместник новгородский". Неудачливый полководец, потерпевший серьёзные поражения в Крымских походах 1687 и 1689 годов.

Крымские походы и крепостное строительство в Диком поле обезопасили и сделали пригодным для земледелия огромные территории на юге России. Оказывая планомерное давление на Крымское ханство, Голицын военными действиями на Днепре и под Азовом довершил его блокаду. В отрезанном от источников наживы Крыму начались голод и эпидемии. Не случайно притязания российского канцлера, еще в 1688 г. заявленные на случай мирных переговоров с Османской империей, были скромны: Голицын требовал для России всех крепостей на Днепре и был готов "отказаться" от Крыма и Азова. Крым был неспособен прокормиться без военной добычи, и потому князь мог спокойно ждать, когда "хан крымский учтет писаться подданным царским". А присоединение к России Крыма лишало Османскую империю возможности удержаться на Азовском море. Во время Крымского похода 1689 г. Голицын вновь, как это было в 1678 г. под Чигирином, принес репутацию военачальника в жертву политическим соображениям. Но тогда ущерб был нанесен славе Г. Г. Ромодановского, а теперь Василий Васильевич подрывал свое собственное положение. Современники свидетельствуют, что канцлер знал об этом еще тогда, когда под давлением Боярской думы вынужден был взять на себя главнокомандование. Вероятно, он надеялся, что независимо от его личной судьбы разумная политика на юге будет продолжена. Этого не произошло. На рубеже XVIII столетия по личному требованию Петра I голицынские крепости в Диком поле, беспокоившие Османскую империю и Крымское ханство значительно сильнее, чем взятый в 1696 г. Азов, были разрушены, а после позорного Прутского похода (1711 г.) Россия лишилась своих достижений на юге.

ГУДОВИЧ

Гудович Иван Васильевич (1741 -- 22 января 1820, Ольгополь, ныне Бершадского р-на Винницкой обл.) -- русский генерал-фельдмаршал, в 1789 г. отвоевавший у турок Хаджибей (ныне Одесса), в 1791 г. овладевший Анапской крепостью, в 1807 г. завоевавший каспийское побережье Дагестана. В 1809--1812 гг. -- главнокомандующий в Москве.

В одном переходе от Анапской крепости к главным силам экспедиции подошло еще одно подкрепление -- из Крыма. Через Тамань из состава Таврического корпуса на Кубань пришел воинский отряд под командованием генерал-майора Шица. Прибывшие войска доставили с собой 90 штурмовых лестниц, без которых в предстоящем деле было просто не обойтись. Успех похода во многом зависел от того, как поведут себя местные "закубанские народы" -- племена черкесов, населявших западную часть Северного Кавказа. По пути Иван Васильевич Гудович, как человек предусмотрительный и большой дипломат от природы, дал знать горским владетелям-князьям и узденям (дворянам), жившим вблизи Анапы, что идет только с целью бить турок, с которыми Россия состояла в войне. Русский командующий делал многое для налаживания дружелюбных отношений с горцами Закубанья. Он отпустил на волю плененных горцев, нападавших с оружием в руках на фуражиров. Походным колоннам строго приказывалось не травить и не топтать посевы местных жителей, не делать им никаких обид. За этим Гудович следил лично, не останавливаясь перед суровыми наказаниями виновных. С началом Анапского похода все было как на большой войне. Конные разведки сторон зорко стерегли друг друга. Все же думается, что османы не очень-то верили в то, что русские после двух полнейших неудач попытаются в скором времени вновь подступить к Анапе. Хотя появление на Кавказской пограничной линии генерал-аншефа Гудовича, имевшего репутацию боевого военачальника, не могло не насторожить анапского коменданта-пашу. Неприятель не тревожил русские войска почти на всем пути следования. Только перед самой крепостью отряд в несколько тысяч конных турок и горцев попытался преградить дорогу русскому авангарду. Неприятель заблаговременно занял господствующие высоты на берегах реки Нарпсухо у места, удобного для перехода через нее. Однако шедший впереди авангард под командованием бригадира Поликарпова с ходу перешел через Нарпсухо и решительно атаковал врага. Командующий поддержал его действия вводом в бой нескольких драгунских эскадронов. Все же большого боя не получилось -- османов и их союзников-черкесов быстро сбили с удобной позиции за рекой, и они обратились в бегство.

Денис Давыдов, 1814 год

ДАВЫДОВ

Поначалу Денису нелегко пришлось в армии. По его собственному признанию, частенько надо было потуже затягивать ремень, хлебать пресные щи да жевать картошку. Ежедневная муштра и аресты выбивали его, как говорится, из седла, но ненадолго. Шутливо и с горькой иронией вспоминал он в автобиографии первый и такой знаменательный день своей воинской службы в придворной кавалергардии среди сынков знатных и богатых вельмож, означенный 28 сентября 1801 года. В этот день "...привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения мукою и треугольною шляпою..." Промыкав год юнкером, Давыдов получил звание корнета. Жалование ему начислили весьма скромное -- около трехсот рублей в год. Ни о какой парадной одежде и богатых пирушках с друзьями Денис и мечтать не мог. Впоследствии Давыдов писал своему закадычному другу, поэту Петру Вяземскому, что с юности он "ненавидел этот гранитный северный град", ибо в нем подавлялись любые пламенные порывы. Недаром сложилась пословица: в строгом холодном Петербурге -- съежишься, а в утробной Москве -- размякнешь! Но как бы круто ни приходилось, свою воинскую службу он нес с честью, исправно дежурил в карауле близ императорских покоев Зимнего дворца и неизменно пользовался у офицеров доброй репутацией. В кавалергардском полку Давыдов выкраивал свободные минуты для "бесед с музами". На нарах ли солдатских, на столике у окна, в эскадронной конюшне, да и где придется, "писывал он сатиры и эпиграммы, коими начал словесное поприще свое". Широкую известность получили его басни. "Река и Зеркало", "Голова и Ноги", "Сон", "Орлица, Турухтан и Тетерев". Они отличались злободневностью и необычайной смелостью, передавались в списках из рук в руки, зачитывались.

В басне "Голова и Ноги" под уставшими, натруженными Ногами разумелось служивое дворянство, а под сумасбродной Головой царь:

Уставши бегать ежедневно
По грязи, по песку, по жесткой мостовой,
Однажды Ноги очень гневно
Разговорились с Головой:
"За что мы у тебя под властию такой,
Что целый век должны тебе одной повиноваться..."

Столь внезапный выпад "невольников" разгневал Голову, и она тут же пресекла "дерзких":

"Молчите, дерзкие, -- им Голова сказала, --
Иль силою я вас заставлю замолчать!..
Как смеете вы бунтовать,
Когда природой нам дано повелевать?"

В конце басни Ноги "деликатно" предупреждают Голову:

"Да, между нами ведь признаться,
Коль ты имеешь право управлять,
Так мы имеем право спотыкаться
И можем иногда, споткнувшись, -- как же быть, -
Твое Величество об корень расшибить..."

Иными словами, если царь будет "управлять" по своему произволу, то дворяне могут его в любой момент низвергнуть.

В 1801 году заговорщики-офицеры ночью проникли в Михайловский замок в Петербурге и задушили Павла I, страстного поборника прусских порядков.

С молниеносной быстротой басня распространилась в списках по Петербургу и наделала там много шума. Офицеры ожидали реформ от нового монарха и надеялись на возврат суворовских порядков в армии...

Другой страстью молодого кавалерийского офицера стала поэзия, его первые стихотворения были хорошо встречены литературными кругами. Вместе с тем при дворе его сатирические басни "Голова и ноги" и "Река и зеркало" (или "Деспот") были признаны "возмутительными", навлекли на него неудовольствие начальства. Давыдов был отчислен из гвардии в Белорусский гусарский полк. Там он быстро освоился в новой для себя среде и продолжал писать стихи, в которых воспевал прелести удалой гусарской жизни и которые способствовали росту его популярности. Буйно-удалой характер его поэзии нашел отражение в стихах "Гусарский пир", "Призыв на пунш" и др. Репутация "гуляки" и "сорви-головы", однако, была больше внешней: в душе Давыдов оставался прежде всего военным человеком, честным офицером, он был хорошим семьянином, любил природу и умел воспевать ее.

ДУРНОВО

Николай Дмитриевич Дурново (1792--1828) происходил из знатной дворянской семьи. Дед его, тоже Николай Дмитриевич -- генерал-аншеф, сенатор, в царствование Екатерины II управлял комиссариатским департаментом. Отец, Д. Н. Дурново -- гофмаршал, тайный советник; по матери -- урожденной Демидовой -- он был потомком знаменитого уральского промышленника Акинфия Демидова

Вооруженное выступление декабристов Н. Д. Дурново, как следует из его дневника, осуждает, некоторых из них наделяет уничижительными эпитетами: "бунтовщики", "заговорщики", "безумцы" и т. д. Вместе с тем, пристально наблюдая за ходом следствия, он все время выделяет среди доставляемых в Зимний дворец давних своих приятелей, озабочен тем, как сложится их дальнейшая жизнь, явно им сочувствует. "Мог ли я когда-либо поверить, -- записывает Н. Д. Дурново после рассказа о сопровождении в крепость М. Ф. Орлова 28 декабря 1825 г., -- что мой прежний товарищ (в другом месте он прямо называет его "мой друг". -- А. Т.) будет отведен мной в обиталище преступления и раскаяния", -- а в конце записи о гражданской казни осужденных на каторгу и ссылку декабристов, когда их ставили на колени, срывали мундиры, знаки отличия и т. д., отмечает: "Один только Александр Муравьев, мой старый товарищ, был без ошельмования приговорен просто к жительству в Сибирь". В этих словах -- не только удовлетворение по поводу относительно благоприятной участи А. Н. Муравьева, но и порицание унизительных экзекуций, позорящего дворянскую честь обряда казни, равно как и неоправданной жестокости самого приговора для Н. Д. Дурново, поверившего в ходившие среди столичного дворянства слухи о великодушии Николая I к мятежникам, видимо, неожиданных. Во всяком случае, как вспоминал позднее С. Г. Волконский, когда его, арестованного, везли в январе 1826 г. из Умани в Петербург и он встретил по пути своего "короткого знакомца" Н. Д. Дурново, тот настоятельно уговаривал его "ничего не скрывать" на следствии, "потому что все ясно и явно известно в Петербурге, и уверяя, что тогда можно надеяться на милосердие государя". Примечательна сама тональность записей дневника о Николае I. Если, искренне скорбя о кончине Александра I, Н. Д. Дурново отзывается о нем с величайшим пиететом, то в многократных упоминаниях нового императора с ноября 1825 г. по июль 1826 г. подчеркнуто сдержан, сух, протокольно фиксирует лишь его участие в событиях и, в отличие от других лиц из царского окружения, оставивших панегирические свидетельства о поведении Николая I во время восстания и следствия, не роняет в его адрес ни одного похвального слова. Только в связи с появлением в Зимнем дворце в дни междуцарствия одиозно-зловещей фигуры Аракчеева, которого, по мнению Н. Д. Дурново, "в любой другой стране население разорвало бы (...) на части", выражает некоторые, правда, весьма неопределенные, с известной долей скепсиса, надежды: "Новый монарх вызовет обожание подданных, если начнет свое царствование удалением от кормила правления этого тигра, ненавидимого всей Россией. Да хранит нас Бог, чтоб он не вкрался в доверие государя". Н. Д. Дурново, видимо, остро ощущал неблагоприятную для своей репутации прикосновенность к подвергнутым репрессиям друзьям молодости. Несмотря на официальность своего положения, он испытывал беспокойство за будущее, опасаясь ареста. Так, 4 января 1826 г. -- еще на первых порах следственного процесса, когда со всей страны в Петербург ежедневно свозились десятки подозреваемых в причастности к тайным организациям и в личных связях с заговорщиками людей, Н. Д. Дурново отметил в дневнике: "Рано утром приехал за мной фельдъегерь барона Дибича. Я думал уже, что буду отправлен в места отдаленные, но страх был напрасен" -- дело шло о сущем пустяке: ему поручалось от имени императора пригласить баварского генерала Левенштейна на военный парад. Страх этот был навеян, однако, не только сиюминутным настроением рубежа 1825--1826 гг., но и старыми связями Н. Д. Дурново, восходившими еще к началу деятельности тайных антиправительственных организаций, и в этом плане весьма симптоматична запись в дневнике от 17 июня 1817 г.: "Я спокойно прогуливался в моем саду, когда за мною прибыл фельдъегерь от Закревского. Я подумал, что речь идет о путешествии в отдаленные области России, но потом был приятно изумлен, узнав, что император мне приказал наблюдать за порядком во время передвижения войск от заставы до Зимнего дворца". (Ист.: 3234)

В форме лейб-гвардии Гусарского полка

Великий князь Николай Николаевич (Младший), (1856, -- 1929) -- генерал-адъютант (1896), генерал от кавалерии. Верховный Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами Российской Империи в начале Первой мировой войны (1914--1915) и в мартовские дни 1917 года^[1]; с 23 августа 1915 года до марта 1917 года -- Наместник Его Императорского Величества на Кавказе, главнокомандующий Кавказской армией и войсковой наказный атаман Кавказских казачьих войск.

Отсутствие больших военных талантов сочеталось в великом князе с взбалмошной и крайне самоуверенной натурой. "К великому князю Николаю Николаевичу,-- вспоминал Гиацинтов,-- я всегда чувствовал большую антипатию. Очень высокого роста, носящий всегда форму Лейб-Гвардии Гусарского Его Величества полка с большим плюмажем на меховой шапке, он был необыкновенно груб, резок и очень строг. Он был большой интриган". Однако, при всей своей воинственности великий князь Николай Николаевич военным ремеслом заниматься не любил. "На практике,-- говорится в книге современных российских военных историков "Первая Мировая война",-- своими полномочиями Николай Николаевич пользовался весьма своеобразно. Он не пожелал участвовать в русско-японской лишь потому, что не ладил с адмиралом Е.И. Алексеевым, поставленным Царем наместником на Дальнем Востоке. В 1910 году он отказался руководить подготовленной русским Генеральным штабом стратегической военной игрой, которая была фактически сорвана. Официальной причиной отказа послужили разногласия между великими князем и военным министром на цели и замысел военной игры". М. Лемке писал, что "до войны отношение к Николаю Николаевичу было двойственное; армия относилась к нему довольно сдержанно, особенно те части, в которые он в свое время приезжал не в духе, прогонял их с матерной бранью с места смотра и т.п., но ценили его элементарную честность, знание службы, умение подчиняться долгу, прямоту и серьезное отношение к своим обязанностям, порицая, однако, распущенность, крикливость, несдержанность". В своих воспоминаниях Э.Н. Гиацинтов, бывший во время Мировой войны офицером русской армии, писал: "Главнокомандующим был великий князь Николай Николаевич, который, как я считаю, был более французом, чем русским,-- потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободен только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам". Ту же мысль мы встречаем и у генерала Н.Н. Головина "Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич со свойственным ему рыцарством решает стратегические задачи, выпадающие на русский фронт не с узкой точки зрения национальной выгоды, а с широкой общесоюзнической точки зрения. Но эта жертвенность стоит России очень дорого". Генерал Спиридович крайне негативно отзывался о военных способностях великого князя: "Николай Николаевич,-- писал он,-- величина декоративная, а не деловая". Того же мнения придерживался командир 3-го корпуса генерал Н.А. Епанчин: "Во время Мировой войны во главе славного русского воинства стоял не великий Суворов, а ничтожный Великий Князь Николай Николаевич". "При такой чудовищной войне нашли кому поручить судьбу русских воинов!"-- писал о своем родственнике великий князь Николай Михайлович. Большой почитатель великого князя священник Георгии Шавельский писал: "При внимательном же наблюдении за нельзя было не заметить, что его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность. Это сказывалось и в мелочах, и в крупном: великий князь до крайности оберегал свои покой и здоровье; на автомобиле он не делал более 25 верст в час, опасаясь несчастья; он ни разу не выехал на фронт дальше ставок Главнокомандующих, боясь шальной пули; он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы это предприятие угрожало бы его жизни и не имело абсолютных шансов на успех; при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны или в начале революции". Об этом же пишет враждебно настроенный по отношению к Царю французский историк М. Ферро: "Репутация великого князя была, безусловно, несколько завышена. Близкие ему люди вспоминали, как он под предлогом того, что является крупной мишенью, проявлял осторожность и держался подальше от фронта. Николай II был значительно храбрее. В хронике, снятой англичанами, есть кадры, где Царь навещает раненых солдат на передовой. Он возвращается туда снова и снова, словно хочет принести себя в жертву, но ни одна пуля, даже самая шальная, его ни разу не задела"

Карикатура на Гучкова-председателя III Государственной Думы.

ГУЧКОВ

Новый военный министр Александр Иванович Гучков (1862 -- 1936) был и первым штатским человеком, занимавшим этот пост. Монархист по убеждению, один из основателей партии октябристов, Гучков тем не менее презирал династию, а затем возненавидел монарха. Как мы уже знаем, во время войны он проявил кипучую деятельность в снабжении фронта. Такую же кипучую работу проявил он и в подрыве авторитета трона. В огромных по тем временам масштабах распространял он по всей стране антиправительственную пропаганду, одновременно готовя в столице дворцовый переворот. Не только в кругах старого правительства, но и в Думе Гучкова считали авантюристической натурой и человеком с непомерным самолюбием. В молодости он пошел добровольцем сражаться против англичан в Бурской кампании, где был ранен. Затем оказался замешанным в Македонском восстании в 1903 году, а до этого, в момент армянского погрома турками, оказался в Малой Азии. С началом японской войны он проявил незаурядную способность организатора, возглавляя русский Красный Крест на театре военных действий. Человек, несомненно, храбрый, он как будто нарочно, так говорили о нем современники, искал случая поссориться и вызвать человека на поединок. Вздорный характер Гучкова создал ему репутацию бретёра. Один из тех, кому он послал вызов на дуэль, был лидер кадетской партии Милюков, но дуэль не состоялась.

В 1908 году Гучков был избран председателем Государственной думы третьего созыва, поддерживал политику Столыпина, но затем с ним разошелся и в 1911 году отказался от председательского кресла в Думе. Там же, в Думе, начались его выпады против лиц царского дома. Репутация энергичного и решительного организатора, с крупными связями в военных кругах, с обширным знанием нужд армии давала, казалось бы, основания предполагать, что этот человек, по примеру французской революции и Карно с его Комитетом общественного спасения проявит полезную деятельность в области обороны и организации вооруженных сил. Но деятельность Гучкова в роли военного министра оказалась не конструктивной. Он не оправдал возлагавшихся на него надежд, и офицерство и либеральная общественность глубоко в нем разочаровались. Не в силах бороться со стихийным движением слева, вместо мер к поддержанию дисциплины в армии он начал сдавать одну позицию за другой и, поплыв по течению, стал подлаживаться к солдатской массе. Наконец, поняв свою беспомощность, усталый и разбитый, ушел со сцены в начале мая 1917 года, оставив по себе горькую и недобрую память в офицерской среде. Под лозунгом -- дорогу талантам, демократизация армии началась с чистки ее командного состава. Военный министр Гучков сразу после революции забрал в свои руки назначения и смену старшего генералитета. Делал он это без ведома и одобрения Ставки, что шло вразрез со здравым смыслом и установившимся обычаем. По словам генерала Деникина, в течение нескольких недель после февральского переворота было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий. В этом вопросе Гучков руководствовался списком, составленным группой доверенных лиц из своего окружения. Лица эти, в свою очередь, не всегда брали в расчет наличие военных способностей у тех или иных генералов, преобладали личные и политические мотивы. Гучковым была образована особая комиссия для разработки реформ в военном ведомстве, соответствующих новому строю. Для демократизация армии она одобрила учреждение выборных комитетов во всех воинских частях, ввела институт комиссаров и, наконец, провозгласила "Декларацию прав солдата". 12 марта правительство отменило смертную казнь, были упразднены военно-полевые суды, и смертный приговор уже не угрожал за тяжкие преступления, в том числе связанные со шпионажем и изменой. (Лехович 3398)

МИЛЮКОВ

Милюков Павел Николаевич (15 (27) января 1859, Москва, Российская империя -- 31 марта 1943, Экс-ле-Бен, Французское государство) -- русский политический деятель, историк и публицист. Лидер Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы, кадеты). Министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году.

В 1918 году, за несколько месяцев до полного крушения центральных держав, Милюков, решив, что Германия выйдет из войны победительницей, явился проповедником германской ориентации. Такие же неожиданные политические изгибы проделывал Милюков и в период своей долгой жизни в эмиграции. До самого конца он мнил себя опытным политиком и реалистом-практиком. На самом же деле в этой области он оказался не профессионалом, а наивным любителем. И нашумевший на всю Россию вопрос, брошенный им с укором царскому правительству в Думе осенью 1916 года: глупость или измена? -- с ударением на слово глупость, -- в конечном счете обернулся бумерангом против политической репутации того, кто эту крылатую фразу пустил в ход. А потому неудивительно, что непродуманная акция Милюкова и других русских либералов -- людей благих намерений, но без практического опыта в государственных делах -- свелась к молниеносной сдаче всех позиций напористому давлению Совета рабочих и солдатских депутатов. Оглядываясь на прошлое и думая, по-видимому, о близких себе по духу либеральных кругах, Антон Иванович Деникин высказал в своих "Очерках русской смуты" верную мысль: "Революцию ждали, но к ней не подготовился никто, ни одна из политических группировок. И революция пришла в ночи, застав их всех как евангельских дев, со светильниками погашенными. Одной стихийностью событий нельзя все объяснить, все оправдать. Никто не сделал заблаговременно общего плана каналов и шлюзов для того, чтобы наводнение не превратилось в потоп" После ухода Гучкова и Милюкова в начале мая образовалась первая правительственная коалиция с социалистами. В правительство вошло шесть социалистов (три социалиста-революционера, два меньшевика и один народный социалист). Мультатули: Милюков хорошо знал, что грядет государственный переворот. Поистине зловеще звучат строки его воспоминаний о визите Николая II в Государственную Думу в конце 1916 года: "Отойдя несколько шагов от нашей группы, Николай вдруг остановился, обернулся, и я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя... улыбнулся и опустил глаза. Помню, в эту минуту я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Все произошло так быстро, что никто этого эпизода не заметил. Царь обернулся и вышел".

ХЛАДНОКРОВИЕ

Портрет П. И. Багратиона работы Джорджа Доу.

Багратион Пётр Иванович (1765 --1812) -- российский генерал от инфантерии, князь, герой Отечественной войны 1812 года.

В боях и походах 1783-1794 гг. Багратион показал себя искусным военачальником. Характерными чертами его были исключительное хладнокровие и беспредельная храбрость в бою, быстрота и решительность действий. Слава о мужестве и бесстрашии Багратиона распространилась среди солдат и офицеров русской армии. На Багратиона обратил внимание Суворов. 15 (26) октября 1794 г. Багратион получил чин подполковника. В 1798 г. он был уже полковником, командиром 6-го егерского полка, а в феврале следующего года получил чин генерал-майора и принял участие в знаменитых Итальянском и Швейцарском походах русской армии, которыми открывается исключительно яркая страница его военной биографии. В Итальянском походе 1799 г. генерал-майор Багратион, командуя авангардом армии, взял штурмом цитадель г. Брешиа (10 апреля), атаковал и занял г. Лекко, причем был ранен пулей в ногу, но остался в строю, продолжая руководить боем. 16 апреля армия Моро была разбита Суворовым на Адде, Милан был занят, и на очередь встала переправа через р. По. Багратион, составляя авангард, 21 апреля переправился через нее и двинулся к Тортоне. 28 апреля Багратион продвинулся к крепости Алессандрии и этим движением пресек прямое сообщение французов с Генуей. 6 мая, согласно диспозиции Суворова, Багратион спешил к С.Джулиано, чтобы составить боковой авангард армии при фланговом движении ее к р. Сезии. Услыхав выстрелы у Маренго, Багратион повернул на помощь австрийцам, великодушно уступил общее командование младшему в чине, генералу Лузиньяну, пристроился к нему с обоих флангов и увлек союзников в стремительную атаку с барабанным боем. Когда одна из французских колонн пыталась обойти правый фланг союзников, Багратион со своим 7-м егерским полком и казаками кинулся ей навстречу и отбил удар. Моро приказал отступать. Попытка французов прорваться в Геную не удалась. 6 июня утром пришло известие, что Макдональд атаковал австрийцев (генерала Отта) на Тидоне. Суворов тотчас же взял из авангарда казацкие полки, австрийских драгун и вместе с Багратионом повел их к месту боя. В три часа дня он был уже там и смелой кавалерийской атакой задержал натиск французов до подхода пехоты авангарда. Когда она показалась, Суворов приказал атаковать. Багратион подошел к Суворову и, видимо не уясняя себе важности минуты, вполголоса просил его повременить с атакой, пока не подойдут отсталые, ибо в ротах нет и 40 человек. Суворов отвечал ему на ухо: "А у Макдональда нет и по 20, атакуй с Богом! ура!" Багратион повиновался. Войска атаковали неприятеля и отбросили его в большом беспорядке за Тидоне.

Знатного грузинского рода. Любимый сподвижник Суворова, участник многих войн. Постоянный начальник авангарда в Швейцарском походе (1799), участник Аустерлица, герой Шенграбена (1805), главнокомандующий 2-й армией, которую он искусно вывел из критического положения, приведя в соединение с 1 армией к Смоленску (1812). Смертельно ранен в Бородинском сражении. Не стратег (ничтожное военное образование ), но великий тактик, непобедимый на поле сражения. Полная противоположность Барклаю - преобладание порыва над расчетом. Выдающаяся храбрость, хладнокровие, находчивость, магическое влияние на солдата, любимец армии. (7)

Получив в январе 1807 г. в командование один из авангардов, он искусно действовал под общею командою князя Багратиона, который в последующих арьергардных боях 20-22 января выдвинул его, как образцового начальника, умеющего бестрепетно сражаться и с сильнейшим вчетверо неприятелем почти двое суток. Последующие бои вплоть до Прейсиш-Эйлаусского Барклай неизменно доблестными действиями оправдывал свое новое звание, а 25-го января проявил истинный героизм арьергардного начальника, решив бесповоротно "со всем отрядом пожертвовать собой", но задержать во что бы то ни стало наступление всей французской армии. С 5.000 чел. бесстрашный Барклай сражался под Лофом, дойдя до критического положения, из которого не могли выручить и прибывшие подкрепления (всего 5 бат.). Сам Наполеон стремился раздавить превосходными силами стойкий арьергард, потерявший в бою до половины своего состава, но не мог одержать полной победы; наступившая темнота зимней ночи избавила отряд от совершенного поражения. 139 Действия Барклая были столь изумительны по хладнокровию и упорству, что один из биографов вполне основательно охарактеризовал их в таких выражениях: "если бы вся вселенная сокрушилась и грозила подавить его своим падением, он взирал бы без содрогания на разрушение мира", а потому не мог Барклая поколебать и Наполеон. 139-140

Величие главнокомандующего бесспорно сказалось в том, что он, несмотря на вызывающий ропот даже и начальников, "не страшился порицаний, злобою, клеветою, завистью и неведением вымышляемых", и неуклонно "шел с мыслию великою" по тернистому пути, с ледяным хладнокровием презирая толки и рассуждая: "Благомыслящие - сами увидят истину: перед недоверчивыми меня оправдает время; пристрастные изобличатся собственною совестью в несправедливости своей, а безрассудных можно, хотя и с сожалением, оставить при их заблуждении, ибо для них и самые сильные доводы не сильны".

17-го августа произошло событие, проникновенно охарактеризованное Пушкиным такими словами, обращенными к Барклаю:

"Ты был неколебим пред общим заблуждением;

И на полупути был должен наконец

Безмолвно уступить и лавровый венец,

И власть, и замысел, обдуманный глубоко,

И в полковых рядах сокрыться одиноко".

Барклай. В боевой обстановке его отличало необычное хладнокровие, которое даже стало солдатской поговоркой: "Погляди на Барклая, и страх не берет". О невозмутимом спокойствии Барклая-де-Толли один из его современников писал так: "Если бы вся вселенная сокрушилась и грозила подавить его своим падением, то он взирал бы без всякого содрогания на сокрушение мира".

Воронцов Михаил Семенович . Литография А.Мюнстера с литографии Ф.Ентцена по рисунку Генсена с оригинала Ф.Крюгера. 1850-е годы С.-Петербург.

Воронцов Михаил Семенович (1782 - 1856) - Генерал-фельдмаршал (1856). Генерал-адъютант (1815). Отличился в боях с горцами на Кавказе (1803), в войнах с Францией (1805, 1806-1807), русско-турецкой войне 1806-1812 гг. В Отечественной войне - начальник сводно-гренадерской дивизии в составе 2-й армии. В заграничных походах русской армии 1813- 1814 гг. командовал авангардом 3-й западной армии, затем - северной армии. В 1815-1818 гг. командир оккупационного корпуса во Франции, с 1819 г. - 3-го пехотного корпуса в России. С 1823 г. генерал-губернатор Новороссии и полномочный наместник Бессарабии. Во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг. руководил осадой и взятием Варны. В 1844-1854 гг. наместник и главнокомандующий войсками на Кавказе.

Воронцов отличался проницательным умом и силой воли, железным самообладанием-- никогда почти он не выходил из сдержанности своей и не изменял хладнокровной осанке своей", был совершенио нерелигиозен: "не любил говорить о религии, допуская ее только в известных случаях как средство, а ежели говорил, то с большим скептицизмом и подсмеиваясь всегда над наружными формами". Парк и дворец в мавританском стиле, устроенные Воронцовым в Алупке, свидетельствуют о недюжинном эстетическом вкусе.

13 июля Воронцов выступил из Дарго. Предварительно он приказал уничтожить все тяжести (кроме пушек) для облегчения движения и послал в крепость Грозную (с пятью курьерами разными дорогами) к генералу Фрейтагу указание спешно идти на помощь. Отряд Воронцова продирался к Герзель-аулу в невыносимых условиях: по узкой тропе, под неприятельским огнем, с постоянно растущим числом раненых и больных, в голоде и изнурении. Ценой многих жизней и напряжения последних сил приходилось брать завалы. Каждый шаг давался все труднее и труднее. Вконец измотанные и заметно поредевшие войска остановились близ селения Шаухал-Берды на отлогом левом берегу реки Аргун, где их со всех сторон блокировали огромные скопления мюридов. Двигаться вперед не было ни смысла, ни возможности. Шамиль расположился на высотах правого берега, беспрерывно обстреливая из пушек лагерь русских. Отвечать было нечем, кончились снаряды. Положение катастрофически ухудшалось. От отчаяния удерживала единственная надежда -- на Фрейтага. Воронцов сохранял достоинство и хладнокровие. Он показал себя мужественным человеком, когда в одной из критических ситуаций личным примером поднял валившихся от измождения солдат на штурм завалов. Воронцов категорически отверг предложение офицеров о сформировании специального отряда, которому предстояло бы прорвать линию окружения и вывести главнокомандующего в безопасное место. Обращаясь к войску с посланием, он признал весь драматизм обстановки и сообщил, что спасения можно ожидать только от Фрейтага. А если суждена смерть, то он готов достойно встретить ее вместе со своей армией. Воронцов постоянно находился среди солдат, разговаривал с ранеными, подбадривал упавших духом. Иногда он ложился на складную кровать в своей белой палатке, служившей прекрасной целью для обстрела, и читал английские газеты, не обращая внимания на разрывавшиеся вокруг ядра. Фрейтаг, получив в Грозной известие о положении Воронцова, стремительно двинулся на помощь. 19 июля он прорвал кольцо окружения и соединился с отрядом наместника, точнее -- с тем, что от него осталось. На следующий день объединенные войска прибыли в Герзель-аул. Итак, экспедиция в Дарго закончилась плачевно. Правда, формально ее цель -- захват резиденции имама -- была достигнута. Но эта "победа" количеством понесенных потерь напоминала скорее катастрофу. Лишь случай спас войска Воронцова от полного уничтожения.

В Петербурге решили сделать хорошую мину при плохой игре. Общественному мнению России и Европы даргинское дело преподнесли как крупный успех. Воронцову был пожалован княжеский титул. Однако наместник не стал обманывать ни себя, ни Николая I. В 1845 г. во время встречи с царем в Севастополе он заявил, что невозможно покорить Кавказ, руководствуясь существующей военной доктриной, и фактически поставил вопрос о необходимости возвращения к ермоловской "осадной" стратегии. Воронцов повел себя смело и честно, дав понять императору, что о скорой победе не может быть и речи. Пожалуй, впервые кто-то отважился с такой нелицеприятной правдивостью открыть Николаю I глаза на истинное положение дел на Кавказе. Отказавшись от каких-либо иных обещаний, кроме как посвятить всего себя предстоящей долгой и тяжелой работе, Воронцов оставил царю единственный выбор -- запастись терпением.

Нужно отдать справедливость и Николаю I. Несмотря на свое разочарование и раздражение, он нашел в себе силы признать все доводы наместника убедительными. Впрочем, был ли у императора другой разумный выход? Уж если Воронцов -- его последняя надежда -- настаивал на кардинальном пересмотре общей стратегической системы, имея в своем полном распоряжении такое количество войск, о котором А.П. Ермолов мог только мечтать, то, значит, эта система действительно не годится.

Получив carte blanche, Воронцов немедленно возобновил работу, приостановленную в конце 20-х гг. XIX в. Стали возводиться новые крепости, прокладываться новые дороги и просеки, с помощью которых блокировались районы военной активности горцев. Эта стратегия внешне выглядела маловыразительно. Она напоминала скорее осуществление инженерной задачи, хотя и предполагала периодические -- по мере нужды -- атакующие выпады. Теперь последовательно проводить в жизнь эту стратегическую линию было легче, чем Ермолову. Во-первых, Воронцов располагал армией в 150 тыс. (по другим данным, 200 тыс.) человек (против 25-тысячного ермоловского корпуса). Во-вторых, уже никто не осмеливался его торопить или давать ему руководящие указания. Вместе с тем эта беспрецедентная свобода действий возлагала на Воронцова колоссальный груз внутренней, нравственной ответственности перед государем и отечеством. Хорошо осознавая ее, наместник, как и Ермолов в свое время, предпочел быстрым, эффектным и бесполезным тактическим победам длительную, неброскую, но зато совершенно необходимую работу, создававшую коренные предпосылки для полного покорения Кавказа в будущем, скорее всего -- уже при другом наместнике.

Портрет великого князя Константина Павловича. 1802г. Художник Орловский Александр Осипович (1777-1832)

Константин Павлович Цесаревич и великий князь (1779--1831, Витебск) -- второй сын Павла I и Марии Фёдоровны. На протяжении 16 дней, с 27 ноября (9 декабря) по 13 (25 декабря) 1825 г., официальные учреждения в Петербурге и Москве под присягой признавали его Императором и Самодержцем Всероссийским Константином I, хотя фактически он никогда не царствовал и своего вступления на престол не признал.

Неглупый от природы, не лишенный доброты, в особенности относительно близких к себе, он остался до конца дней своих полным невежею. Не любя опасностей по причине явного недостатка в мужестве, будучи одарен душою мелкою, не способною ощущать высоких порывов, цесаревич, в коем нередко проявлялось расстройство рассудка, имел много сходственного с отцом своим, с тем, однако, различием, что умственное повреждение императора Павла, которому нельзя было отказать в замечательных способностях и рыцарском благородстве, было последствием тех ужасных обстоятельств, среди которых протекла его молодость, и полного недостатка в воспитании, а у цесаревича, коего образованием также весьма мало занимались, оно, по-видимому, было наследственным. Цесаревич говорил однажды некоторым из ближайших к себе особ: "Не смея обвинять отца моего, я не могу, однако, не сказать, что императрица Екатерина, обратив все свое внимание на брата моего Александра, вовсе не занималась мною в детстве".

Будучи предоставлен самому себе, вовсе не любя, подобно и младшим братьям своим, умственных занятий, он не был окружен с самого детства своего наставниками, от которых император Александр заимствовал те возвышенные взгляды на вещи, тот просвещенный ум, ту очаровательную обходительность в обращении, которые не могли не произвести обаятельного действия на самого Наполеона. Конечно, блестящий ученик Лагарпа, коего подозрительный и завистливый характер немало всем известен, не был лишен недостатков; вполне женственное кокетство этого Агамемнона новейших времен было очень замечательным. Я полагаю, что это было главною причиною того, почему он с такою скромностью не раз отказывался от подносимой ему Георгиевской ленты, которой черные и желтые полосы не могли идти к блондину, каким был император Александр. Но эту слабость, столь свойственную и непростительную мужчине, он вполне искупал тонким, просвещенным умом, мужеством, хладнокровием и очаровательным обращением.

Но великий князь Константин Павлович резко отличался во всех отношениях от своего брата; то же отсутствие образования было заметно и в младших его братьях, коих воспитанием занималась императрица Мария Федоровна. Столь высокая обязанность далеко превосходила силы этой добродетельнейшей царицы, не обнаружившей никогда большого ума и немало любившей придворный этикет. Она однажды сказала князю П. И. Багратиону, назначенному в начале царствования императора Александра летним комендантом Павловска: "Любезный князь, прикажите производить смену караулов без музыки, а то дети, услышав барабан или рожок, бросают свои занятия и бегут к окну,- после того они в течение всего дня не хотят ничем другим заняться".

Вступив на действительную службу, цесаревич, бывший неумолимо взыскательным начальником относительно своих подчиненных, дозволял себе нередко в порыве своего зверства бить юнкеров, кои не обнаруживали быстрых успехов в знании службы. Участвовав в италианской войне, он имел при себе, в качестве наставника и руководителя, бесстрашного и благородного генерала Дерфельдена, высоко уважаемого самим Суворовым. Будучи однажды недовольным распоряжением цесаревича, Суворов отдал в своих заметках следующее: "Зелено, молодо, и не в свое дело прошу не вмешиваться"; встречаясь с ним, Суворов говаривал ему обыкновенно: "Кланяюсь сыну великого моего государя". В течение этой войны цесаревич, оценив блестящие достоинства князя Багратиона, не переставал питать к нему чувство самой искренней приязни.

Чичагов Павел Васильевич (1767--1849), адмирал, в 1812 г. главнокомандующий Дунайской армией, с сентября (после отозвания А. П. Тормасова в Главную квартиру) объединенной под начальством П. В. Чичагова с 3-й Западной армией.

Адмирал Чичагов, командовавший третьею армиею, известный твердостью своею в царствование покойного императора [Павла I], известен был особенными ума способностями. Я не предпринимаю рассуждать о нем, ибо не довольно его разумею: гордость чувства его превосходительства отдалила его от многих, еще более от меня. Высокие степени, занимаемые им в государстве, никогда не могли его сблизить со мною. В 1812 году некоторое время был я вместе с ним, заметил, сколько нов он был в звании начальствующего армией. Сколько мало уважал некоторые, по званию необходимые обязанности, но не мог не видеть превосходства ума его, точности рассуждений и совершенного знания обстоятельств. Упругий нрав его, колкий язык и оскорбительная для многих прямота сделали ему много неприятностей, происки двора охладили к нему государя и, кончив Отечественную войну, он удалился. Я осмелился думать, что он мог быть многих полезнее в продолжение войны. (Ермолов 1281)

Чичагов приобрёл себе ту печальную известность, которая заставила П. Бартенева в его предисловии к XIX-му тому "Архива князя Воронцова" сказать о министре-эмигранте: "Чичагов принадлежит к скорбному списку русских людей, совершивших для отечества несравненно менее того, на что они были способны и к чему были призваны"

Продолжение следует...

Оставить комментарий © Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 04/05/2018, изменен: 04/05/2018. 82k. Статистика. Глава: История Иллюстрации: 15 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЖРЕБИЙ: Суворов ("победа или смерть"). Наполеон (поверженный его стяг - символом поражения, отступления, бегства). Барклай-де-Толли (будучи "одиноким" в армии, он богатырски вел войну на два фронта). Давыдов (бесстрашный в ратном поле, застенчивый при дверях вельмож). РЕПУТАЦИЯ: Барклай-де-Толли ("дрался с величайшей храбростию"; "скрывавшегося в неизвестности", благодаря "невидной службе"). В.В.Голицын (принес репутацию военачальника в жертву политическим соображениям). И.В.Гудович (имел репутацию боевого военачальќника). Давыдов ("беседа с музами"). Н.Д. Дурново (ощущал неблагоприятную для своей репутации прикосновенность к подвергнутым репрессиям друзьям молодости). Великий князь Николай Николаевич (Младший): военным ремеслом заниматься не любил; был более французом, чем русским; трус - его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность; Николай II был значительно храбрее). А.И. Гучков (авантюристической натурой и человеком с непомерным самолюбием; кипучую работу проявил он и в подрыве авторитета трона). П.Н.Милюков (неожиданные политические изгибы; мнил себя опытным политиком и реалистом-практиком; я почувствовал к нему жалость, как к обреченному). ХЛАДНОКРОВИЕ: Багратион (Выдающаяся храбрость, хладнокровие, находчивость, магическое влияние на солдата, любимец армии).Воронцов (впервые кто-то отважился с такой нелицеприятной правдивостью открыть Николаю I глаза на истинное положение дел на Кавказе). Константин Павлович Цесаревич великий князь (остался до конца дней своих полным невежею). Чичагов (упругий нрав его, колкий язык и оскорбительная для многих прямота сделали ему много неприятностей).

Каменев Анатолий Иванович Барклай-де-Толли: суровый жребий

Каменев Анатолий Иванович
Барклай-де-Толли: суровый жребий