ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
"Честь никогда не может быть возмещена деньгами"...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


"Честь никогда не может быть возмещена деньгами"...

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

МЫСЛИ НА БУДУЩЕЕ...

  
  
  

0x01 graphic

   Вспомните,
   как делалось военное дело при Петре Великом:
  

Рекрутские наборы

   Н.И. Костомаров
  
   ...Между тем наборы людей в войско шли возрастающим образом: в январе 1705 года с разных городов, посадов и волостей взято было с двадцати дворов по человеку в артиллерию, возрастом от 20 до 30 лет.
   В феврале положено взять у дьяков подробные сведения об их родственниках и выбрать из них драгун.
  
   В том же феврале со всего государства определено с двадцати дворов взять по рекруту, от 15 до 20 лет возраста холостых, а там, где меньше двадцати дворов - складываться.
  
   Этим новобранцам должны были сдатчики доставить обувь, шубы, кушаки, чулки и шапки; если кто из этих рекрут убегал или умирал, то на его место брали другого.
  
   Затем встречаем мы последовательно наборы рекрут в войско. В декабре 1705 года назначен набор по человеку с 20 дв., то же повторилось в марте 1706, потом в 1707 и 1708 годах. Кроме того, из боярских людей в 1706 г. взято в боярских вотчинах с 300 дворов, а в других вотчинах со 100 по человеку, а в декабре 1706 г. взято в полки 6000 извозчиков.
  
   При поставке рекрут помещики обязаны были давать на них по полтора рубля на каждого; торговые люди обложены были на военные издержки восьмою деньгою с рубля, а те, которые должны были сами служить, но оказывались неспособными к службе, платили пятнадцать рублей.
  
   Дьяки и приказные люди в 1707 году были поверстаны в военную службу и должны были из себя составить на собственное иждивение особый полк.
   Со всех священников и дьяконов наложен сбор драгунских лошадей, с 200 двор. по лошади, а в Москве со 150 дворов.
  
   Кроме набора рекрут, царь велел брать рабочих, преимущественно в северных областях, и отсылать их на Олонецкую верфь в Шлиссельбург, а более всего в Петербург.
  
   Народ постоянно всеми способами убегал от службы, и царь издавал один за другим строгие указы для преследования беглых; за побег угрожали смертною казнью не только самим беглым, но и тем, которые будут их передерживать, не станут доносить о них и не будут способствовать их поимке.
   Но беглых солдат было так много, что не было возможности всех казнить, и было принято за правило из трех пойманных одного повесить, а двух бить кнутом и сослать на каторгу.
  
   *
  
   Рекрутские наборы шли своим чередом; возникшая тогда война с Турцией потребовала усиления рекрутчины.
   В 1711 году собрано со всех губерний, кроме Петербургской, 20000 рекрут и, кроме того, деньги на обмундирование их и на провиант для продовольствия, а также 7000 лошадей с фуражом или деньгами за овес и сено в течение восьми месяцев: приходилось с 26 дворов по одному рекруту, а с 74 дворов по одной лошади.
  
   С имений церковного ведомства собирался провиант на войско в размере хлеба по 5 четвериков со двора и по четверику круп с 5 дворов.
   По отношению к дворовому числу, все восемь губерний разделены были на доли, всех долей было 146, одних дворов было 798 256. Сбор провианта сопровождался жалобами жителей, что люди, присылаемые войсковыми командирами, причиняют крестьянам убытки и разорения; но на такие жалобы мало обращалось внимания.
  
   Настоятельные потребности содержать войско вынуждали правительство, в ответ на жалобы, строго предписывать поскорее собирать провиант и доставлять его по назначению.
  
   Губернаторам угрожали наказанием, как изменникам, за несвоевременное исполнение указов, а рекруты беспрестанно бегали со службы; чтоб предупредить побеги, их обязывали круговою порукою, грозили ссылкою за побег рекрута его родителям, налагали штраф по пятнадцати рублей за передержку беглого.
  
   Но побеги от этого не прекращались, а иные помещики умышленно укрывали количество своих крестьян и уклонялись от рекрутской повинности. Села пустели от многих поборов; беглецы собирались в разбойничьи шайки, состоявшие большею частью из беглых солдат.
   Они нападали на владельческие усадьбы и на деревни, грабили и сжигали их, истребляли лошадей, скот, рассыпали хлеб из житниц, увозили с собою женщин и девиц для поругания.
  
   По просьбе помещиков, живших в уездах около Москвы, отправляемы были нарочные сыщики, которые собирали отставных дворян, разных служилых людей и крестьян на ловлю разбойников.
   Около Твери и Ярославля разбойничьи шайки разгуливали совершенно безнаказанно, потому что, за отправкою дворян молодых и здоровых на службу и за взятием множества людей в Петербург на работу, некому было ловить их.
  
   Разбойники бушевали в Клинском, Волоцком, Можайском, Белозерском, Пошехонском и Старорусском уездах, останавливали партии рекрут, забирали их в свои шайки и производили пожары. Государь в октябре 1711 года отправил для розыска разбойников полковника Козина с отрядом; отставные дворяне и дети боярские обязаны были, по требованию последнего, приставать к нему и вместе с ним ловить разбойников, которых немедленно следовало судить и казнить смертию.
  
   В 1714 году повелено казнить смертию только за разбой с убийством, а за разбои, совершенные без убийства, ссылать в каторгу, с вырезкою ноздрей.
  
   *
   При наборе рекрут происходили злоупотребления.
  
   Рекрут приводили в города скованными и держали, как преступников, долгое время по тюрьмам и острогам.
   Изнуряли их и теснотою помещения, и плохою пищею.
  
   По донесению фискалов, при отправке как рекрут, так и рабочих, в губерниях удерживали следуемые на их продовольствие кормовые деньги и провиант, не давали им одежды и обуви; вместо подвод, на которые следовало сажать отправляемых на казенную службу, их гнали пешими, нимало не обращая внимания ни на дальность пути, ни на плохие дороги и распутицу, или же отнимали у частных проезжих подводы и сажали на них рекрут.
  
   Рекрут могло быть до тысячи, а провожал их какой-нибудь офицер, да и тот старый и нездоровый; пропитание им давали самое скудное; от этого между ними свирепствовали болезни, и многие безвременно умирали на дороге, без церковного покаяния; другие же, от всевозможных лишений потеряв терпение, разбегались, но, боясь появиться в своих домах, приставали к воровским станицам.
  
   Итак, крестьяне, отданные в рекруты с тем, чтобы, ставши солдатами, защищать отечество, становились не защитниками, а разорителями своего государства.
  
   Всякая казенная служба до крайности омерзела в глазах русского народа.
   Иные, чтоб избавиться от нее, уродовали себя, отсекая себе пальцы на руках и на ногах. Побеги получили небывалые размеры.
  
   После многих строгих узаконений, царь принужден был объявить беглым надежду на прощение, если они возвратятся до апреля 1714 г. Когда этот срок минул, им дана новая льгота по сентябрь того же года, а потом дана была им еще отсрочка до 1-го января 1715 года.
  
   В январе этого года указано пойманным беглым рекрутам класть знак порохом - крест на левой руке; а дававших им притон ссылать на галеры.
  
   Ландраты должны были смотреть, чтоб не было беглых, и в чьем ведомстве отыщется беглец, ландрату того ведомства угрожало наказание. Всех подрядчиков кирпичных дел обязали, под опасением смертной казни, не принимать беглых в работники.
  
   Несмотря на все меры, и слишком строгие и слишком снисходительные, в начале 1715 г. убежавших со станции из Москвы и с дороги было до двадцати тысяч. В Петербурге и Котлине беспрестанно умножались побеги из гарнизонов. Множество беглых толпилось в Малороссии; указано было в 1715 г. отыскивать их там и возвращать, а с передержателей брать по пяти рублей с семьи. Иные находили себе приют у раскольников, поселившихся в Стародубском уезде. Велено было осмотреть села и деревни в Белгородском и Севском уездах, и в слободских полках, разузнать, по каким документам проживают там крестьяне, и всех, которые окажутся беглыми, высылать прочь: чужих крестьян вести к их владельцам, а беглых с казенной службы на место отправления этой службы.
  
   Многие бежали на Дон, где, несмотря ни на какие строгие меры, по старинному извечному обычаю, принимали беглых, откуда бы они ни пришли, и не только русских, но калмыков и перебежчиков из турецкой империи. В 1715 году дана была беглым отсрочка, для добровольной явки, по январь 1716 года; в 1716 году - по 1-е января 1717 г.; в декабре 1717 г. снова объявлена беглым отсрочка на год, с обещанием каторги и всеконечного разорения, если они не явятся в назначенный срок. Такую же отсрочку мы встречаем 29 октября 1719 г. по июль 1720 г.; в 1721 г. 29 ноября объявлялось прощение всем беглым из военной службы, если они явятся добровольно к марту следующего года, а за ослушание грозили жестоким наказанием; каждому, кто поймает беглеца, государь обещал по пяти р. награждения, а доносителю, указавшему на пристанодержательство, обещано было две трети имущества, принадлежавшего пристанодержателю.
  
   Давалось повеление никого не пропускать никуда без паспорта или пропускного вида, всякого беспаспортного считать прямым вором, не слишком доверяя, однако, письменным видам, которые часто были поддельные.
  
   Открылось, что многие беглые приставали к монастырям и особам духовного чина, под именем казаков, ханжей и трудников; царь угрожал духовным лишением сана, если будут давать притон беглым. В числе беглых были владельческие крестьяне, часто после побега от своего владельца проживавшие у другого. Царь назначил полуторагодичный срок для отдачи их прежним владельцам, по крепостям. Это не распространялось на таких беглых, которые, бежавши от своих господ, вступили в военную службу, а затем царь noдтвердил прежний указ, дозволявший из господской службы каждому вступать в военную, исключая таких, которых господа, живя в Петербурге, обучили матросскому плаванию для своего обихода.
  
   *
   Затем повторены прежние распоряжения о постройке слобод на известном расстоянии одна от другой для избежания постоев солдат в крестьянских дворах.
  
   Составлены были более подробные правила об отношениях к помещикам и крестьянам войсковых команд, стоявших на квартирах.
  
   Военные не должны были вмешиваться в помещичьи работы, могли пасти лошадей и рубить дрова только там, где помещик укажет.
  
   Офицерам и рядовым позволялось держать свой скот, но они не должны были требовать от помещиков фуража. Полковник и офицеры должны наблюдать, чтобы крестьяне, приписанные к их полкам, не бегали, а если проведают о намерении бежать, то должны посылать в погоню и пойманных передавать помещикам для наказания; военные должны были также в тех округах, где квартировали, ловить разбойников и воров.
  
   Поставленных на вечные квартиры военных полагалось брать на канальные работы по мере близости их постоя, впрочем, выбирая для этого преимущественно из гарнизонов, а для пополнения гарнизонов определяя в то же время из армейских полков на место взятых.
  
   Кроме двухсот тысяч регулярного войска, таким способом размещаемого, царь в 1722 году велел из однодворцев южных провинций составить отряд конных гусар с карабинами и пиками, а в 1724 году из тех же однодворцев образовать 5187 человек ландмилиции (одного из 16-ти), ландмилиция эта распускалась по мере ненадобности в ней и собиралась вновь по востребованию. Это была мера охранения русских пределов от вторжения крымцев, и в тех же видах устраивалась на юге линия пирамид, вышиною в три сажени, на таком расстоянии одна от другой, чтоб можно было видеть с одной пирамиды все, что делается близ другой. На этих пирамидах ставились смоляные бочки и зажигались в случае тревоги, и таким образом на расстоянии нескольких сот верст мог сделаться известным татарский набег.
  
   Рекрутская повинность, ложившаяся таким тяжким бременем на тогдашнее народонаселение, в конце царствования Петра расширилась: в 1722 году татары, мордва, черемисы, прежде освобождавшиеся от рекрутчины, сравнены были в этом отношении с другими жителями государства.
  
   Татар велено брать малолетних в гарнизоны и употреблять в денщики.
   В 1722 году был отменен закон, дозволявший крепостным людям определяться в солдаты помимо воли помещиков, но в том же году опять возобновлен, однако с тем различием, что поступивших таким образом в службу велено засчитывать за рекрут их господам.
  
   Солдатские дети брались в рекруты, если оказывались годными (ук. янв. 19-го 1723 г.).
  
   Купечество не несло рекрутской повинности натурою, но платило 100 рублей за рекрута. Система подушного оклада, тесно связанная с установлением ревизии и новоучрежденным порядком воинского постоя, вместо облегчения народа, как обещалось, послужила источником большего отягощения для крестьянского сословия.
  
   Русские крестьяне попали под зависимость множества командиров и начальников, часто не зная, кому из них повиноваться.
  
   Каждый военный, начиная от солдата до генерала, помыкал бедным крестьянином; тормошили его фискалы, комиссары, вельдмейстеры, а воеводы правили народом так, что, по выражению одного указа, изданного уже по смерти Петра, "не пастырями, но волками, в стадо ворвавшимися, называтися могут".
  
   Наконец, тяготела над крестьянством власть их помещиков, ничем почти не сдерживаемая и особенно тяжело отзывавшаяся там, где помещики не находились в своих имениях, а вместо них управляли крестьянами приказчики.
  
   "Можно всякому легко рассудить, - говорится в том же вышеприведенном нами указе, делающем обзор учреждений Петровского времени, - какая народу оттого тягость происходит, что вместо того, что прежде к одному управителю адресоваться имели во всех делах, а ныне к десяти и может быть больше. Все тe разные управители имеют свои особливые канцелярии и канцелярских служителей, и особливый свой суд, и каждый по своим делам бедный народ волочит, и все те управители, так и их канцелярии и канцелярские служители, жить и пропитания своего хотят, умалчивая о других беспорядках, которые от бессовестных людей, к вящшей народной тягости, ежедневно происходят".
  

0x01 graphic

Рукопись Петра I -- указ об учреждении Сената

от 21 февраля 1711 г.

  
  

Кодекс военных законоположений

  
   Еще до открытия коллегий, в 1716 году составлен и издан был воинский устав - кодекс военных законоположений, которыми должна была руководиться будущая военная коллегия и который надолго остался основою военного законодательства.
  
   Побуждением к составлению этого устава было желание, "дабы всякий чин знал свою должность и обязан был своим знанием, а неведением не отговаривался".
  
   Имя "солдат", по смыслу и выражениям воинского устава, "просто содержит в себе всех людей, которые в войске есть от генерала до последнего мушкетера, конного и пешего".
  
   Офицеры разделялись на унтер-офицеров, обер-офицеров, начиная от прапорщика до майора и штаб-офицеров, - от майора до полковника включительно; выше полковника следуют генеральские чины.
  
   Верховный из всех военных чинов был чин генералиссимуса, предоставляемый только коронованным особам, но действительное начальство армиею поручалось генерал-фельдмаршалу или аншефу, который, ведая все военные дела, не должен был ничего чинить иначе, как с совета генералов, закреплявших все распоряжения своими подписями, кроме случаев внезапного нападения со стороны неприятелей, требующего скорого и неотлагательнейшего действия. Генерал-аншеф имел верховный надзор над военными судами. Из числа генералов, составлявших совет около аншефа, главным был генерал-фельдмаршал-лейтенант, помощник главнокомандующего, всегда при нем находившийся. За ним - три генерала командовали войском: генерал-фельдцейхмейстер, или начальник артиллерии, и генералы - от кавалерии и от инфантерии. Генерал-кригскомиссар был хозяин войска.
  
   Воинский устав вменял ему в обязанность быть совершенным экономом и знать хорошо арифметику, "понеже он имеет расход деньгам на жалованье и на содержание войска".
  
   Под его начальством, при кавалерии и при инфантерии, было по одному оберштеркомиссару, во всякой дивизии по одному обер-комиссару и при каждом полку по комиссару с деньгами.
  
   Высшие комиссары-чиновники надзирали за низшими и смотрели, чтобы не удерживалось следуемое войску жалованье или предметы на обмундирование; они состояли под начальством главного комиссариата, которому подведомы были и провиантмейстеры, обязанные доставлять продовольствие войску с подлежащими им служителями.
  
   При генералах-от-инфантерии и кавалерии были генерал-лейтенанты, получавшие от полных генералов приказы и раздававшие их генерал-майорам, которые, в свою очередь, раздавали их бригадирам, заведовавшим каждый несколькими полками.
  
   Учреждать лагери, походы, надзирать за фортификациею - было обязанностью генерал-квартирмейстера; "он должен быть человек разумный и искусный в географии и фортификации и уметь рисовать ландкарты". Он находился под непосредственным начальством главнокомандующего.
  
   Чиновники его ведомства были: генерал-квартирмейстер-лейтенант, обер-квартирмейстеры по дивизиям, генерал-штабс-фурьеры и вагенмейстер, надзиравший за состоянием дорог и провозом войскового багажа. Дивизии делились на бригады: бригады заключали в себе несколько полков; полки пехотные делились на роты. Пехотные полки были: фузильеров, пикинеров и гренадеров. Каждая рота заключала в себе 144 человека. Чиновными людьми в роте были: капитан или начальник роты, поручик, подпоручик, прапорщик или фендрих, два сержанта, каптенармус, подпрапорщик, 6 капралов, ротный писарь и 2 барабанщика, а в гренадерских ротах один флейтщик. Капитан - глава роты в походе.
  
   Для конницы существовали правила о фураже.
   Конные полки делились на эскадроны. Артиллерия, находясь под начальством генерал-фельдцейхмейстера, имела чины: полковник, подполковник, обер-комиссар, обер-гауптман (майор), штык-гауптман (капитан), шанц-гауптман, квартирмейстер, аудитор, фельдцейхвахтер, обер-фейерверкмейстер, обер - и унтер-вагенмейстеры, и под их ведением состояли чины, которых обязанности условливались свойством артиллерийской службы.
  
   Затем следовали мастера и подмастерья: кузнечные, плотничьи, замочные, веревочные, мясники, хлебники, коновалы, шорники и просто служители. Инженеры, находившиеся при войске, имели стан свой при артиллерии и шли в поход вместе с нею. Порядок чинов в инженерной службе был такой: полковник, подполковник, майор, капитан, поручик, прапорщик, квартирмейстер, фельдфебель, лекарь, капрал, ефрейтор и рядовые.
  
   К артиллерийскому штабу принадлежали: подкопщики и петардиеры.
   Орудия артиллерийские, употреблявшиеся в то время, были: пушки, гаубицы, мортиры; снаряды - железные ядра, свинцовые пули, гранаты, петарды и картечи.
  
   Медицинская часть устроена была так, что при каждой дивизии находился доктор и штаб-лекарь; при полку - полковой лекарь; в каждой роте ротный лекарь или цирюльник. При инфантерии устроены были две аптеки.
   При высшем генералитете был полевой доктор, который должен был иметь в медицине особенно хорошие познания и практику.
  
   Все лекари должны были лечить бесплатно, исключая таких больных, которые страдали сифилитическою болезнью, называвшеюся в Уставе французскою.
  
   Для рядовых устраивались полевые лазареты под начальством инспектора. При 10 больных определялся в услужение один солдат и несколько женщин, мывших на больных белье.
  
   Людьми, заведовавшими пищею, были: повар, хлебник и полевые маркитанты.
   Военное духовенство состояло под ведением обер-полевого священника, находившегося при главнокомандующем; обер-полевой священник начальствовал над полковыми священниками и мирил их, если возникали у них ссоры.

Военное судопроизводства и наказания

  
  
   Военное судоустройство расположено было так: в числе лиц войскового генералитета был верховный судья - генерал-аудитор, он же был правитель войсковой канцелярии, - человек, сведущий в правах, изъяснявший генералитету сомнительные юридические вопросы.
  
   Он же утверждал приговоры, заведовал разменом пленных и договорами, постановляемыми с неприятельскими войсками. Его помощник назывался генерал-аудитор-лейтенант, и под ведением его находились обер-аудиторы и полковые аудиторы.
  
   Было два военных суда: высший и низший; в высшем суде присутствовали генералы и бригадиры.
  
   Низший суд производился над обер-офицерами и рядовыми, отправлялся обыкновенно в крепости у губернатора или коменданта, а во время кампании - у полковника, который был и председатель этого суда, присутствуя в нем с лицами, по два числом, состоявшими в чинах капитана, поручика, прапорщика, сержанта и капрала, но, кроме офицеров, на этом суде присутствовало двое или четверо рядовых. Аудитор находился там, как толкователь закона и асессор. Подсудимого, допросивши, высылали из суда, потом обсуждали его дела и решали голосованием.
  
   Осужденный на смерть, какого бы ранга подсудимый ни был, немедленно сковывался, в предупреждение побега.
  
   Кроме постоянного обыкновенного суда, в походное время учреждался по мере надобности суд "скорорешительный": кто таковым судом будет приговорен к смерти, тот немедленно предается вешанию или расстрелянию.
  
   Наказания, определяемые военным судом, носили свойственный веку характер суровости; назначались мучительные казни, например, за чародейство - сожжение; за поругание икон - прожигание языка раскаленным железом, а потом отрубление головы.
   За убийство назначалась обыкновенная смертная казнь, но за убийство отца, матери, малого дитяти или офицера - колесовали, равно и за церковное воровство.
  
   За поругание матери назначалось отсечение сустава или смертная казнь, смотря по вине.
  
   Зажигательство влекло за собою сожжение преступника, если оно не произошло в неприятельской земле.
   За фальшивую монету определялось также сожжение.
  
   За хульное слово, произнесенное хотя бы и по легкомыслию, в первый раз - заключение в оковы, за второй раз - наказание шпицрутенами, а в третий - расстреляние.
  
   Битье шпицрутенами отправлялось целым полком; совершившего преступление в первый раз водили 6 раз через полк, во второй - 12, а в третий - вместо битья шпицрутенами, за то же преступление рубили уши и нос и ссылали в каторгу.
  
   За злоумышление против государя - четвертовали; за дерзость против генерала, смотря по степени вины, назначалась смерть или телесное наказание, а за дерзость против меньшего начальства - шпицрутены.
  
   Кто против караула обнажал оружье, тот подвергался расстрелянию.
   За леность и нерадение офицеров - разжалование в рядовые; тому же взысканию подвергались за всякое искажение начальнического приказа.
  
   Виновные исключались из службы за свидетельством всех офицеров полка, данным под присягою.
   Приказания начальства нельзя было изменить хотя бы явно с доброю целью; всякому дозволялось заявить свое мнение командиру или самому генералу, а все-таки следовало исполнять данное приказание. Офицерам запрещалось употреблять солдат на свою работу.
  
   При всей суровости в военных законах к своим, совершившим преступление, замечательна относительная гуманность к неприятелям. С пленником ни в каком случае нельзя было обходиться как с врагом, как прежде делалось; запрещалось наносить побои сдавшимся неприятелям.
  
   При взятии городов штурмом, под опасением смертной казни, запрещалось грабить церкви, духовные школы и госпитали.
  
   За сдачу русской крепости коменданту ее грозило наказание как за измену, исключая случаев крайнего голода, недостатка амуниции или большой потери людей из гарнизона.
  
   За самовольное сношение с неприятелями четвертовали или даже рвали тело клещами, смотря по вине.
   Запрещалось переписываться сыну с отцом, если последний находился у неприятелей. Вообще не дозволялось, под опасением смертной казни, переписываться ни с кем о военных делах, о состоянии войска или крепостей.
  

Военная корреспонденция

   Воинская корреспонденция находилась в заведовании полевого почтмейстера, в распоряжении которого состояли почтовые лошади; а в важных и спешных делах посылались курьеры; для посылок назначались ординарцы от каждого полка и батальона, долженствовавшие находиться в генеральских квартирах или на гауптвахте.
  

Военная полиция

   Войсковая полиция во время похода находилась в верховном заведовании генерал-гевальдигера.
   Он имел право не только брать под арест, но даже повесить виновного, почему имел при себе полкового священника и палача.
  
   В каждом полку был фискал; над полковыми фискалами начальствовал обер-фискал дивизии, а над ними, для целого войска, был генерал-фискал.
  
   Фискалы обязаны были доносить о замеченных ими злоупотреблениях и упущениях, не отвечая за справедливость доноса, исключая только, когда донос был затеян со злою целью.
   Фискалы получали часть вознаграждения из штрафных денег.
   Над арестантами надзирал генерал-профос: под его же ведением находились в той же должности полковые профосы.
  

Богадельни

   По всем губерниям в городах велено было устроить госпитали для увечных и престарелых и дома для приема незаконнорожденных детей. В Москве, для последней цели, приказано строить мазанки, а в прочих городах - деревянные строения. Для ухода за младенцами следовало приискать искусных женщин и давать им по три рубля и по полуосмине хлеба на месяц; на содержание же самих младенцев полагалось три деньги в день. Было предоставлено матерям приносить младенцев в приюты для незаконнорожденных тайно и класть через закрытое окно.
   На содержание больных и раненых, в июне 1714 года, положено обратить одну статью церковных доходов, - сбор с венечных памятей (собираемых с венчания), а в мае 1715 года указано с пожалованных в дьяки взыскивать на этот же предмет по сто рублей. В том же году госпитали велено содержать из неокладных доходов в губерниях, а 28 февраля 1721 г. обращены были на содержание богаделен и больниц выручаемые от продажи свечей в церквах деньги, и 12-го декабря того же года на тот же предмет установлено со всех служащих, кроме солдат, вычитать по копейке с рубля в год.

Офицерская гвардия

   А. А. Керсновский
   ( История Русской Армии. Ч. I - IV. Белград, 1933-1938)
   Роль офицеров гвардии, этих первородных "птенцов гнезда Петра" и значение их в стране были весьма велики.
  
   Они исполняли не только военную (а подчас и морскую службу), но получали часто ответственные поручения по другим ведомствам, например, дипломатического характера, царских курьеров ревизоров и т.п.
   Так, в обязанности обер-офицеров гвардии входило присутствие в качестве "фискалов" на заседаниях Правительствующего Сената и наблюдение за тем, чтобы гг. сенаторы не занимались посторонними делами.
  
   Вообще петровский офицер, гвардейский в особенности, был мастером на все руки, подобно своему великому Государю, пример которого был на глазах у всех.
  
   Петр Великий понял значение офицера в стране и всячески стремился дать ему привилегированное положение.
  
   В табели о рангах при равенстве чинов военные имели преимущество перед гражданскими и придворными.
  
   Производство обер-офицеров в штаб-офицеры и из штаб-офицеров в генералы обусловливалось баллотировкой и этот порядок, имевший, конечно, свои выгоды, но и большие неудобства, сохранился до самой смерти Петра.
  
   Иноземцы, поступая на русскую службу, прикомандировывались к генералам и штаб-офицерам, при которых несли ординарские обязанности, присматривались к службе и овладевали языком.
   По окончании этого стажа, они получали производство и зачислялись на службу. Оклады иноземцам в среднем были двойные, как и подобает наемникам.
  
   К концу царствования Петра I на верхах их было около трети общего количества генеральских и штаб-офицерских чинов (в 1726 г. в войсках из 5 аншефов - 2 иноземца, из 19 генерал-поручиков и генерал-майоров - 8, из 22 бригадиров -5, из 115 полковников - 32).
  

Баллотировка офицеров

   И. Пушкарев
   (История императорской Российской гвардии. ч.1.- СП б., 1844).
  
   Известно, какое значение имеет справедливое решение вопроса о продвижении офицера по служебной лестнице.
  
   Если назначение офицера на более высокую должность решается по справедливости, т.е. в соответствии с реальными заслугами и достоинствами офицера, то в такой армии нет повода для духовного разлада в офицерском корпусе, ибо все в этой армии построено на принципе: прояви себя в деле и тебя заметят и оценят по достоинству.
  
   Петр Великий понимал это и своим Указом от 14 апреля 1714 года предписал ввести следующий порядок производства в чины:
  
   - представления на полковников получает он сам и сам решает вопросы их производства;
   - фельдмаршалы решают вопросы производства в подполковники и майоры;
   - офицеры до капитанов производятся полными генералами.
  
   Указом от 1 января 1719 года была введена система баллотировки офицеров на вакантные должности.
  
   Порядок баллотировки заключался в следующем.
  
   В назначенный день в офицерское собрание полка, где открывалась вакансия, собирались штаб и обер-офицеры.
  
   Председательствующий зачитывал имена представленных в следующий чин. Офицеры рассматривали их заслуги, отличии познания в науках и затем голосовали. Голосование было тайным.
  
   Председатель по скрытии урны (чаще всего - большой кружки) подсчитывал полученные каждым кандидатом баллы. Получивший большее число баллов включался в список, направляемый на утверждение государю, который обычно соглашался с мнением офицеров.
  
   Но если Петр замечал пристрастие или несправедливость, то сам являлся в офицерское собрание и требовал повторения голосования.
  
   Указом Екатерины 1 от 1 июля 1726 года система баллотировки офицеров была упразднена.
   ***
  
  

0x01 graphic

Галльская конница

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАМЯТКИ

  
  -- Самое главное преимущество офицерской семьи заключается во влиянии старших офицеров на младших. Если корпус офицеров не имеет тесной связи между своими членами, то молодежь, легкомысленная и алчная к удовольствиям, разумеется, всегда будет избегать серьезных и скромных привычек товарищей и не внимать увещаниям более благоразумных; все офицерство разделится на кружки, и молодой офицер, попав случайно в беспутную кампанию, легко может быть доведен до гибели.
  -- В настоящей же офицерской семье, как только первый страх вступления в незнакомую среду прошел, лед растаял, молодой офицер, вступивший в нее, сейчас же испытывает обаяние достойных, развитых товарищей, бросив столы привлекательных для него прежде товарищей по кутежам. Далее, старшие товарищи стараются разъяснить по возможности все вопросы, интересующие их молодого друга; они призывают на помощь всю свою опытность, весь свой такт, чтобы, избегая поучительного тона, то осторожно остановить слишком резкий отзыв, то разъяснить сомнение; таким образом, вся среда облагораживается: одни, потому что научаются владеть собой и поддерживать в себе известный подъем нравственных и умственных сил ради других, - последние, потому что следуют их примеру. Таким образом, незначительные обстоятельства, именно, что некоторое количество людей собираются вместе или группами пообедать, производит такое сильное впечатление на здоровье, нравы и дух общения.

А. Данцер.

  

Самое лучшее украшение человека на земле-

Его корона, на которой честь сияет, как алмаз.

Отними ее, и останется размалеванная фигура.

Шекспир.

  -- Высшее понимание офицерской чести состоит в том, чтобы стать предметом уважения всех образованный военных и предметом зависти всех тех лиц, которые относятся враждебно к существующему порядку вещей.

Гогенлоэ-Ингельфинген.

  -- Культ чести должен быть священным для офицера; честь - это его совесть. Повиновение следует за ним до самой могилы, а честь переживает его и за гробом.

Фон Ганненгейм.

  -- Честь никогда не может быть возмещена деньгами.

Гогенлоэ-Ингельфинген.

  -- Все, что он (т.е. солдат) делает, чтобы поставить себя высоко в глазах бравых, здравомыслящих, людей, только делает ему честь, потому что честь есть гордое сознание собственного достоинства, сладостное утешение, что мы идем по прямому пути, который указывает нам честность и справедливость, нравственность и долг и то доверие, которое питают к нам в том, что мы всегда будем поступать так, как этого требуют обязанности нашего положения. Таким образом, честь с одной стороны есть твердое самосознание, что человек всегда умеет поддерживать свое достоинство в тех сферах, где она вращается - с другой - законное требование признания своего достоинства и уважения от начальников, товарищей и подчиненных.

Гр. Сент-Кентин.

  -- Понятие о воинской чести относится не только к отдельной личности, но к сословию и ко всему корпусу офицеров. Сюда должно относиться правило:"все за одного, один за всех". Понятие о воинской чести заключает в себе верность знамени. Оно есть до некоторой степени военный догмат и служит компасом, который указывает путь на войне полководцу во всех трудностях его обязанностей. Военная честь не сделает полководца Царем, но Леонидом он может быть. Во всяком случае, оно предохраняет его от позора и поругания.

Фон Богуславский.

  -- Знамя, гордо и свободно развивающееся, есть символ воинской чести всей части; мы взираем на него, как на святыню, она влечен нас на бой, на смерть; кто присягает ему, тот присягает собственной чести.

Гр. Сент-Кентин.

  -- Военное сословие есть единственно сословие, не переносящее бесчестия. Купец может всегда перейти границу между законным барышом и лихвенным; чиновник, как Фальстаф, может называть осторожность одной из наилучших сторон храбрости; министр тоже ловко подтасовывает свои действия, как в любом карточном фокусе; дворянин считает своим то, что дающий не требует назад.
  -- Общественное мнение заклеймит их, будут указывать пальцами на обманщика, труса, на бесчестного искателя счастья - но они останутся тем, чем были, нисколько не теряя своего положения и оставаясь при своем имени, должности, дворцах и гербах.
  -- Не то происходит с офицером: малейшее пятно, унизительное подозрение - и он изгнанник своей касты. У солдата, как у невинной девушки, есть одно священное достояние, которое можно потерять - честь. Честь же потеряна, если на нее пала хоть тень.

Гр. Сент-Кентин.

  

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

  
  -- Только общение излечивает от самонадеянности, робости, глупой заносчивости, только свободный и непринужденный обмен мнений позволяет изучать людей, прощупывать, распознавать и сравнивать себя с ними.
  -- Управлять одним человеком иной раз труднее, чем целым народом.
  -- Одиночество так же необходимо разуму, как воздержание в еде -- телу, и точно так же гибельно, если оно слишком долго длится.
  -- Люди глупые никогда не поймут умных.
  -- Легко критиковать автора, но труднее -- оценить его.
  -- Можно от всего сердца любя человека, все-таки понимать, как велики его недостатки. Было бы глупой дерзостью мнить, будто нашего расположения достойно лишь одно совершенство. Порою наши слабости привязывают нас друг к другу ничуть не меньше, чем самые высокие добродетели.
  -- Насмешка -- детище удовлетворенного презрения.
  -- Хотите подчинить себе других -- начинайте с себя.
  -- Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра.
  -- Нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за нее.
  -- Люди редко примиряются с постигшим их унижением: они попросту забывают о нем.
  -- Мы укоряем обездоленных, дабы не обременять себя состраданием.
  -- Если человек рожден с высокой и мужественной душой, если он работящ, горд, честолюбив, чужд низкопоклонства, а ум его глубок и скрытен, я могу смело сказать" что у него есть все необходимое, чтобы его не замечали вельможи: они больше, чем остальные, боятся тех, кем не могут помыкать.
  -- Успех создает мало друзей.
  -- Мы не особенно довольны бываем своими друзьями, если они, ценя наши хорошие качества, позволяют себе замечать также и наши недостатки.
  -- Люди с пылким характером редко бывают постоянны в дружбе.
  -- Лишь мелкие люди вечно взвешивают, что следует уважать, а что -- любить. Человек истинно большой души, не задумываясь, любит все, что достойно уважения.
  -- У женщин обычно больше тщеславия, чем темперамента, и больше темперамента, чем добродетели.
  
  

Люк де Клапъе ВОВЕНАРГ (1715 -- 1747) французский писатель.


 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023