ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Каменев Анатолий Иванович
Софья даровала раскольникам опасное могущество

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


Даровала раскольникам опасное могущество

 []

Ангелы огненными мечами ввергают грешных в муки.

Миниатюры из древнерусской рукописи

"Палла­дия мниха о втором пришествии". 17 в.

  

Софья Алексеевна

(продолжение)

  

Возмущение раскольников и расправа с ними

  
   Стрелецкий бунт возбудил надежду, что теперь можно добиться и других перемен.
   Поднялись раскольники, пораженные проклятием собора и преследуемые мирской властью. До сих пор самые рьяные из них бегали в леса, пустыни; другие, которых было гораздо больше, в страхе притаились и с виду казались покорными.
   В стрелецком звании было таких на половину; Москва и подгородные слободы были наполнены раскольниками или склонными перейти в раскол. Как только почуяли они нетвердость тяжелой руки, давившей их, тотчас подняли голову.
   Стали в Москве открыто расхаживать проповедники и поучали народ не ходить в оскверненную церковь, не креститься тремя перстами, не почитать четвероконечного креста.
   "Неучи-мужики и бабы, - говорит современник, - не знающие складов, толпами собирались тогда на Красной площади и совещались, как утвердить им старую веру, а чуть только кто противник скажет слово, на того сейчас нападут и всенародно прибьют, воображая, что этим они правую веру обороняют".
   Сам Хованский, и прежде втайне державшийся старообрядства, теперь заявил себя явно сторонником старой веры.
   Стрельцы одного из полков, собравшись на сходку, положили составить челобитную государям против патриарха и просить восстановления старой веры, но между ними не нашлось мудреца, который бы мог хорошо сложить подобную челобитную.
   Такого мудреца нашли им жители Гончарной слободы, в лице монаха по имени Сергий. Когда этот монах вместе с четырьмя слобожанами сложил челобитную и дал ее прочитать перед стрельцами своему товарищу, Савве Романову, стрельцы изумились и пришли в умиление.
   "Мы еще не слыхали, - говорили они, - такого слога, такого описания ересей. Надобно, братия, постоять нам за старую веру и кровь свою пролить за Христа. Мы за тленное дело чуть голов своих не положили, а как не умереть за веру?"
   Доложили Хованскому.
   Привели к нему Сергия. Сергий прочитал ему свою челобитную. Выслушавши ее, Хованский похвалил сочинителей, но сказал:
   "Ты, отче, как я вижу, инок смирен, тих, немногословен, не будет тебя на такое великое дело; против них надобно ученому человеку ответ держать".
   "Хоть я и немногословен, - ответил Сергий, - да верую словесам Сына Божия: не пецытеся, како и что возглаголите".
   Но тут другие раскольники сказали, что когда придется до спора, то за это дело возьмется Никита Пустосвят, который хотя поневоле и покорился собору, но теперь крепко стоит за правую веру.
   "Знал я его, - сказал Хованский, - против того им нечего говорить! Тот всем уста загородит! Никто не устоит против Никиты. Я вам во всем буду помогать, хоть сам и не искусен на это дело, а того и в уме своем не держите, чтоб вас по старому стали казнить, вешать и жечь в срубах!"
   Раскольники настаивали, чтоб собор был всенародно на Лобном месте или в Кремле, в присутствии царей и патриарха, в пятницу, 23 июня, до венчания царей, которое было назначено в воскресенье. "Нам, - говорили они, - хочется, чтобы цари государи венчались в истинной православной вере христианской, а не в латино-римской".
   Хованский хотел было уговорить их отложить этот собор, уверяя, что цари будут венчаться по-старому, но раскольники настояли на своем, чтоб собор был в пятницу.
   В назначенный день утром раскольники двинулись в Кремль стройным ходом. Никита нес крест, Сергий Евангелие, другой монах Савватий икону Страшного Суда.
   К ним приставали мужчины и женщины из народа, сами не понимая, что вокруг них делается.
   Хованский, показывая вид, что не знает, зачем пришли эти люди, вышел к ним в сопровождении приказных и спрашивал: "Коея ради вины приидосте, отцы честные?"
   Никита отвечал:
   "Приидохом великим государем челом побить о старой, православной христианской вере, чтоб велели патриарху служить по старым книгам и служили бы на семи просфорах, а не на пяти, а крест на просфорах был бы истинный, тресоставный крест, а не крыж двоечастный. Если патриарх не изволит служить по старым книгам, так пусть велят ему государи дать нам правильное свое рассмотрение: зачем он по старым книгам не служит и нам возбраняет служить? Зачем предает проклятию и засылает в дальное заточение тех, что по старым книгам читают и поют? Пусть даст нам ответ на письме: какие ереси нашел он в старых книгах? Пусть ответит нам: благочестивы или неблагочестивы были прежние цари, великие князья и святейшие патриархи, которые по старым книгам служили и пели? А мы, Богу помогающу, вконец обличим всякия затейки и ереси в новых книгах".
   Хованский взял от них челобитную, пошел во дворец и, воротившись, сказал:
   "Против этой челобитной будет дела недели на три; надобно книги свидетельствовать. Патриарх упросил государей до среды: в середу приходите после обедни". "А как же государей будут венчать?" - спросил Никита. "По-старому, как я вам говорил", - ответил Хованский. "Пусть патриарх служит литургию на семи просфорах, - сказал Никита, - и крест на просфорах пусть будет истинный, а не крыж".
   "Вели же напечь просфор и принести сюда; я патриарху поднесу и велю служить по-старому", - отвечал Хованский.
   Раскольники разошлись.
   В воскресенье толпы народа наполнили весь Кремль, ожидая выхода государей к венчанию. Никита с просфорами, испеченными некоею искусною вдовицею, отправился к собору, но не мог пробраться за толпой народа и в досаде вернулся назад. Совершилось венчание по обычному чину.
   Раскольники хлопотали, чтобы все стрельцы подписались под челобитной и чтобы таким образом противники их увидали на стороне раскола опасную для себя силу. Тут оказалось, что раскол между стрельцами не так был крепок, как думали фанатики.
   Не все стрельцы и пушкари приложили руки к челобитной. Многие говорили: "Это дело не наше, а патриаршее. Если нам руки прикладывать, так и ответ надобно давать против патриарха и властей. Мы не умеем отвечать. Да сумеют ли и старцы дать ответ против такого собора? Они только намутят и уйдут". Но не прикладывая рук к челобитной, стрельцы все-таки положили на том, чтоб не давать никого жечь и вешать за веру.
   3 июля явились к Хованскому выборные стрельцы по его приказанию.
   "Все ли готовы стоять за старую веру?" - спросил их Хованский. "Не только стоять, но и умереть готовы", - отвечали ему.
   Хованский ввел их в Крестовую палату к патриарху.
   Патриарх ласково уговаривал их не мешаться в духовные дела, которые не касаются их как людей военных; но книжники, пришедшие вместе со стрельцами, надеясь на Хованского, вступили с патриархом в спор о старых и новых книгах и требовали, чтобы патриарх с властями вышел на Лобное место для всенародного прения о вере.

 []

Христиане и язычники.

Художник С. Иванов. Нач. 20 в.

   Настала среда 5 июля.
   Раскольники двинулись в Кремль.
   Никита нес крест; другие несли Евангелие, икону Страшного Суда, образ Богородицы, множество старых книг, налои, подсвечники со свечами. За ними валила огромная толпа народу. У Архангельского собора поставили налои, разложили образа и книги, зажгли свечи. Патриарх прежде всего выслал к ним священника с печатными тетрадями, в которых обличался Никита, как он на соборе принес повинную и отрекся от старой веры. Стрельцы набросились на этого священника и, вероятно, убили бы его, если бы не спас его монах Сергий, сочинитель челобитной. Священника поставили на скамье и велели начать чтение. Его прерывали постоянно криками и бранью; наконец Сергий сказал ему:
   "Всуе трудишися, никто тебя не слушает!" Вместо священника стал читать сам Сергий свое обличение против церковного "пременения". Говорил к народу и Никита, стоя на подмостках, называл православные церкви хлевами и амбарами и приправлял свою речь разными непотребными словами.
   Между тем от патриарха пришли звать раскольников в Грановитую палату: "Там будут царица и царевны, а перед всем народом им быть зазорно".
   Тут народ завопил:
   "А! Патриарх стыдится перед всем народом дать свидетельство от божественных писаний. Здесь подобает быть собору, да и как поместиться в палате такому множеству!"
   Во дворце произошло смятение.
   Патриарх не хотел выходить на площадь, а звал раскольников в Грановитую палату.
   Царевна Софья собиралась идти в Грановитую палату.
   Хованский стал уговаривать ее не ходить, говорил, что стрельцы поднимут бунт и патриарху будет худо, а если она туда пойдет с боярами, то всех побьют.
   Софья поняла, в чем дело, видела, что Хованский хочет действительно поднять бунт против патриарха, и потому намеревается устроить так, чтобы присутствие царевны не стесняло буйства раскольников; с другой стороны, она была уверена в преданности к себе стрельцов.
   "Да будет воля Божия, - сказала Софья, - я не оставлю церкви Божией и ея пастыря!"
   Вместе с Софьей решились идти в Грановитую палату царица Наталья Кирилловна и царевны: Татьяна Михайловна и Марья Алексеевна.
   Хованский обратился к боярам и говорил: "Пожалуйте, попросите царевну, чтоб она не ходила в Грановитую палату с патриархом. А если вас не послушает, то пусть будет вам известно, что нас всех побьют, как недавно нашу братью побили, и разграбят домы наши".
   Приступили бояре к Софии, умоляли освободить и себя, и всех их от напрасной смуты.
   София отвечала: "Я готова за святую церковь положить свою голову".
   Затем, обратившись к Хованскому, она сказала: "Посылай святейшего патриарха, чтобы он со всеми властями и книгами шел к нам в Грановитую палату".
   Хованский исполнил приказание.
   Было уже около четырех часов пополудни.
   Патриарх, напуганный Хованским, в ужасе, со слезами, не чая себе живота, отправил вперед себя множество книг и рукописей греческих и славянских. С ними пошли: холмогорский архиепископ Афанасий, воронежский Митрофан, тамбовский Леонтий и несколько других духовных.
   Обилие древних книг должно было показывать противникам, что у православных есть сильные средства защиты.
   За ними следовал и патриарх с восемью митрополитами и четырьмя архиепископами.
   Звонили в колокола.
   Все уселись по чину в Грановитой палате; на царском троне села Софья с теткою Татьяною, а близ них царица Наталья и царевна Марья. Были с ними бояре и думные люди. Хованский пригласил Никиту и Сергия в Грановитую палату и поклялся, что им ничего дурного не будет.
   Тогда Никита и товарищи его взяли крест, Евангелие, свечи, налои, положили книги на головы и двинулись на Красное крыльцо. Тут произошла драка. По известиям раскольников, причиной ее было то, что какой-то православный поп зацепил Никиту за волосы, а стрельцы начали тузить попов.
   Пришел Хованский, прекратил беспорядок и провел раскольников в Грановитую палату.
   Они расставили налои, разложили на них священные вещи и книги и поставили перед образами зажженные свечи в подсвечниках, принесенных с собою.
   "По какой причине пришли в царские палаты и чего требуете от нас?" - спросил патриарх.
   "Пришли царям государям побить челом, чтобы дали свое царское рассмотрение с вами, новыми законодавцами, чтоб служба Божия была по старым служебникам".
   Патриарх сказал:
   "Это не ваше дело. Простолюдинам не подобает исправлять церковных дел и судить архиереев. Архиереев только архиереи и судят, а вам должно повиноваться матери своей церкви; у нас книги исправлены с греческих и с наших харатейных книг по грамматике. Вы же грамматического разума не коснулись и не знаете, какую силу он в себе содержит".
   "Мы не о грамматике пришли с тобою говорить, - отвечал Никита, - а о церковных догматах. Вот я тебя спрошу, а ты отвечай: зачем на литургии вы берете крест в левую руку, а тройную свечу в правую? Разве огонь честнее креста?"
   Тут начал было ему объяснять холмогорский архиепископ Афанасий, как вдруг Никита замахнулся на него рукой и закричал: "Что ты, нога, выше головы ставишься! Я не с тобою говорю, а со святейшим патриархом".
   София вскочила со своего места и закричала: "Что это такое! Он при нас архиерея бьет! Без нас, наверное, убил бы его!"
   "Нет, государыня, - сказали из толпы, - он не бил, а только рукою отвел".
   "Помнишь ли, Никита, - сказала София, - как блаженной памяти отцу нашему, и святейшему патриарху, и всему освященному собору ты принес повинную и поклялся великою клятвою: аще вперед стану бить челом о вере, да будет на мне клятва Св. отец и семи вселенских соборов. Так говорил ты в то время, а ныне опять за то же дело принялся!"
   "Что дал повинную, я в том не запираюсь, - возражал Никита. - Дал за мечом и срубом! Я подавал челобитную, а мне никто не отвечал из архиереев, только Семен Полоцкий книгу на меня сложил "Жезл". Позволишь, государыня, я буду отвечать против "Жезла"; а останусь виноват, делайте со мной, что хотите!"
   "Нет тебе дела говорить с нами; и на очах наших тебе не подобает быть!" - сказала София.
   Затем София опять села на свое место и приказала думному дьяку читать раскольничью челобитную.

 []

Азбука скорописная,

составленная в Москве для обучения дьяков и подьячих

   Как дочитали до того места, где сказано было, что чернец Арсений, еретик и жидовский обрезанец, вместе с Никоном поколебали душу царя Алексея Михайловича, София опять вскочила со своего места и, взволнованная, сказала:
   "Если Никон и Арсений были еретики, так и отец и брат наш были еретики! Значит, цари не цари, архиереи не архиереи; мы такой хулы не хотим слышать. Мы пойдем прочь из царства!"
   "Как можно из царства вон идти! Мы за государей головы свои положим", - говорили думные. Но между раскольниками раздались такие голоса: "И пора вам, государыня, давно в монастырь. Полно-да царством мутить! Нам бы здоровы были отцы наши государи, а без вас-да пусто не будет!"
   София прослезилась и, обратясь к стрельцам, начала говорить: "Эти мужики на вас разве надеются? Вы были верные слуги деду нашему, отцу и брату, оборонители церкви святой, и у нас зоветесь слугами. Зачем же таким невеждам попускаете чинить крик и вопль в нашей палате?"
   Выборные стрельцы успокаивали ее. София села на свое место. Челобитную дочитали.
   Начался спор.
   Патриарх и архиереи указывали на древние харатейные списки, обличали нелепые ошибки и опечатки в Филаретовом служебнике. Малоученые раскольники, не в силах будучи одолеть противников доводами, только подымали вверх руки, показывали двуперстное сложение и кричали: "Вот как! вот как!"
   Уже стало вечереть. Раскольникам объявили, чтобы они расходились и что им будет указ после.
   Раскольники вышли со всеми своими налоями, книгами, образами и кричали во все горло, подымая два пальца вверх: "Победихом! Победихом! Вот как веруйте!" Толпы народа следовали за ними. Расколоучители остановились на Лобном месте и стали поучать народ, а оттуда отправились в церковь "Спаса в Чигасах", отслужили со звоном благодарственный молебен и потом уже разошлись по домам.
   София позвала к себе выборных стрельцов, обласкала их, приказала напоить медом и вином в таком количестве, что на десять человек было вынесено по ушату.
   "Не променяйте нас, - говорила им София, - и все Российское государство на каких-нибудь шестерых чернецов".
   "Мы, государыня, - отвечали ей стрельцы, - не стоим за старую веру. Это дело патриарха и всего священного собора".
   По приказанию царевны преданные ей стрельцы Стремянного полка схватили Никиту Пустосвята, с ним других пятерых расколоучителей и привели их в приказ.
   Никите отрубили голову на площади.
   Его товарищей разослали в ссылку.
   Раскольники притихли.

 []

Запись о разрешении жить в Москве а о даче

жилья и пропитания учителям богословия и философии.

1685 г.

  

Казнь Хованских

  
   Раскольничье дело показало Софии, что ей необходимо избавиться от опеки тех, которые до того времени служили ей опорою.
   Князю Хованскому София более всего обязана своим возвышением.
   Этот боярин, как покровитель раскола, теперь начал явно действовать вразрез с видами Софии.
   Сама София даровала ему опасное могущество, назначивши начальником стрельцов. Все стрельцы были ему преданы больше, чем царевне, и готовы были на все, что бы он ни затевал.
   Чувствуя свою силу, Хованский зазнался, величался своим происхождением от Гедимина, начал высокомерно обращаться с прочими боярами, говорил в глаза боярам, что от них Московское государство только терпит вред, что им, Хованским, держится все царство, что, когда его не станет, в Москве будут ходить по колено в крови. Все бояре его не терпели; он поссорился с сильным боярином Иваном Михайловичем Милославским, с которым вместе заодно подготовлял переворот, установивший двоевластие.
   В дни, следовавшие за казнью Никиты, стрельцы, надеясь на Хованского, беспрестанно волновались, самовольничали.
   Царская семья жила в постоянном страхе, ожидая нового нашествия на дворец. Бояре каждую минуту боялись за свою жизнь; духовенство опасалось раскольничьего бунта.
   В июле, тотчас после казни Никиты, какой-то крещеный татарский царевич Матвей распустил между стрельцами слух, будто бояре хотят извести стрельцов; стрельцы толпой били челом царям, чтоб выдали им всех бояр. На этот раз бояре избавились от беды; схватили царевича Матвея, принудили под пыткой отказаться от своего извета, а потом приказали четвертовать. Но за Матвеем явились другие в таком же роде возмутители. Этих возмутителей также пытали и казнили. Стрельцы самовольно подвергли пытке и смерти одного своего полковника Янова. День ото дня опасность увеличивалась для царского семейства и бояр.
   В августе Хованский рассорился со всею царскою думою за то, что дума не одобряла предположенного им налога с дворцовых волостей в пользу стрельцов по 25 рублей на человека. Вышедши из думы к стрельцам, Хованский сказал: "Дети, знайте, мне бояре грозят за то, что я вам добра хочу! Мне стало делать нечего! Как хотите, так и промышляйте". Стрельцы заволновались еще сильнее.
   19-го августа разнесся слух, будто во время крестного хода, - который бывает в этот день в Донской монастырь, - стрельцы хотят перебить всю царскую семью, всех бояр и возвести на престол Хованского. Все царское семейство не участвовало в этом крестном ходе и на другой же день перебралось в Коломенское село.
   Затем бояре стали разъезжаться из Москвы: часть их отправилась к царям, другие разъехались по своим вотчинам. Из всех думных людей остался в Москве один Хованский; он во всем потакал стрельцам. Около его кареты всегда шло по пятидесяти стрельцов с ружьями, а на дворе стоял стрелецкий караул, человек во сто. По Москве ходили угрожающие для стрельцов слухи; говорили, будто боярские люди, по наущению своих господ, нападут на стрелецких жен и детей в то время, когда стрельцы будут на празднике новолетия 1 сентября. Наступил этот праздник; на нем не было ни царей, ни бояр, и народу пришло мало.
   На другой день, второго сентября, в Коломенском селе оказалось прилепленным к воротам подметное письмо от имени одного московского стрельца и двух посадских. В нем извещалось, что Хованский собирается убить обоих государей, царицу Наталью, царевну Софью, патриарха и архиереев; одну из царевен думает отдать за своего сына, а прочих постричь в монастыри; затевает перебить бояр, которые не любят старой веры, возмутить по городам посадских и крестьян, чтобы они перебили воевод, приказных, господ и боярских людей, а потом хочет сам взойти на престол и выбрать народом такого патриарха и архиереев, которые бы любили старые книги.
   "Хованский, - сказано было в этом письме, - призывал к себе несколько человек посадских и стрельцов, давал им деньги, поручая волновать народ, и обещал стрельцам отдать имущество и вотчины убитых людей".
   Софья со всем царским семейством немедленно переехала в монастырь Саввы Сторожевского и 5 сентября разослала с гонцами по разным городам грамоту ко всем служилым людям, а также и к боярским слугам.
   В этой грамоте извещалось все служилое сословие Московского государства, что стрельцы, по наущению Хованского, произвели мятеж и убийства 15 и 16 мая: это дело, прежде признанное царской грамотой за верную службу царям, теперь оглашалось воровством и изменой; далее рассказывалось, как, по наущению Хованского, раскольники приходили в Кремль, как Никита бил архиерея; наконец объявлялось, что боярин князь Хованский с сыном своим Андреем, при помощи воров и изменников, "мыслят зло государям": хотят перебить без останку всех бояр, окольничьих, думных и ближних людей. "Помните Господа Бога и свое обещание, - говорилось в грамоте, - послужите нам, великим государям, для очищения от воров и изменников царствующего града Москвы. Идите к нам, великим государям, со всею своею службою и запасами тотчас, бессрочно с великим поспешением, днем и ночью, ничем не отговариваясь, чтобы скорым собранием устрашить воров и изменников и не допустить их до большого дурна и до расширения воровства..."
   Проживши в Саввином монастыре до 13 сентября, царская семья переехала в село Воздвиженское, как будто к престольному празднику, и отсюда послан был указ, чтобы к 18 сентября съехались туда к царям все бояре, окольничьи, думные люди, стольники, стряпчие, московские дворяне и жильцы.
   Накануне назначенного срока 17 сентября, - день именин Софьи, - село Воздвиженское наполнилось огромным множеством знатных людей. Хованский с сыном Андреем еще не приехали, но уже были на пути.
   После обедни царевна Софья созвала думу и приказала прочитать подметное письмо.
   Думные люди, уже озлобленные против Хованского, приговорили его казнить смертью.
   Софья отправила боярина князя Лыкова с отрядом схватить Хованских на дороге и привести в Воздвиженское.
   Старый Хованский, поехавший отдельно от сына, остановился отдохнуть в патриаршем селе Пушкине и, по тогдашнему боярскому обычаю, велел себе раскинуть шатер. Лыков окружил его ставку и, узнавши, что сын Хованского, Андрей, находится в своей подмосковной вотчине, послал взять его.
   Взяли Хованского отца, связали и повезли, а за ним вслед отправили и Хованского сына. Когда Лыков подвез Хованских к царскому двору, вышли посланные и сказали, чтобы он не въезжал с ними во двор, а остановился у ворот. Из двора вышли все думные люди и сели на скамьях перед воротами.
   Думный дьяк Шакловитый читал приговор: Хованских обвиняли в неправильном распоряжении денежною казною в пользу стрельцов, в потачке наглому невежеству стрельцов, в неправом суде, в дерзких речах, в подущении раскольников, в неповиновении царским указам и прочее. Затем прочитано было подметное письмо; дьяк произнес: "Воровские дела ваши с этим письмом сходны. Злохитрый замысел ваш обличился. Государи приказали вас казнить смертью".
   "Господа бояре, - сказал старик Хованский, - извольте выслушать: кто был настоящий заводчик бунта стрелецкого. От кого он умышлен и учинен. Донесите их царским величествам, чтобы нам с ними дали очные ставки, а так скоро и безвинно нас бы не казнили. Если же мой сын так делал, как написано в сказке (приговоре), то я предаю его проклятию".
   Допустить Хованского до такого рода оправдания - значило раскрывать много такого, что хотели утаить. Боярин Милославский более всех этого боялся и дал знать царевне Софье о словах Хованского.
   Софья выслала приказание немедленно исполнить приговор.
   Стрелец Стремянного полка отрубил головы - сначала отцу, потом сыну.
   Казнь исполнялась перед дворцовыми воротами у московской большой дороги.

 []

Изображение св. Василия Великого и заставка к

его "Шестодневу".

17 в.

  

Софья прекращает своевольство стрельцов

  
   Совершивши такое дело, Софья боялась мщения стрельцов за их "батюшку" и тотчас разослала думных людей по городам торопить служилых, чтобы они как можно скорее шли к Троице, а сама вслед за тем отправилась туда же с царскою семьею и заперлась в монастыре. Там было безопаснее, стены крепки, на стенах пушки; оборону Троицкой лавры взял на себя ближний боярин, любимец Софьи, князь Василий Васильевич Голицын.
   Опасения Софьи оказались не напрасны; у Хованского был еще меньший сын Иван, занимавший должность комнатного стольника при царе Петре. Он убежал в Москву, принес известие о смерти отца, говорил, что бояре идут на Москву с тем, чтоб истребить всех стрельцов и сжечь их дворы.
   Стрельцы заволновались, захватили в свои руки Кремль, овладели пушечным двором, забрали орудия и порох, расставили караулы у всех московских ворот, ожидали, что на них нападут боярские люди, по приказанию своих господ. Патриарх был в опасном положении. Он уговаривал стрельцов покориться, а они за то грозили убить его, как только бояре пошлют против них своих людей.
   Прошло несколько дней: на Москву нападения не было. Стрельцы узнавши, что царская семья у Троицы, убедили патриарха послать туда чудовского архимандрита Адриана звать царей в Москву.
   Но Софья уже не боялась стрельцов.
   В крепкий монастырь не так легко было им проникнуть, как в кремлевский дворец; притом же туда беспрестанно отовсюду собирались служилые. Она потребовала, чтоб стрельцы прислали по двадцати человек лучшей братии от каждого полка.
   Самонадеянность и наглость стрельцов сменилась малодушием. Те, которым приходилось идти в числе выборных, считали себя обреченными на смерть. Все стрельцы думали, что им теперь будет "конечный перевод". Московские люди, которые прежде так боялись их, теперь подсмеивались над ними и говорили: "Куда вам, мужикам, владеть разумными людьми и государям указывать". Стрельцы с покорностью упросили патриарха, чтобы он отправил с их выборными какого-нибудь архиерея.
   Выборные отправились к Троице и с ужасом поминутно встречались на дороге с разными людьми, созванными для укрощения стрельцов. Явившись перед Софьей, выбранные пали ниц, во всем повинились! Царевна, проговоривши им приличное нравоучение, сказала, чтобы немедленно все полки надворной пехоты (стрельцов) подали повинную челобитную за общим рукоприкладством. Выборные воротились в Москву с этим приказанием. При участии патриарха, стрельцы составили требуемую челобитную, обещались вперед не самовольствовать и не мешаться в чужие дела.
   Софья объявила им, что если кто вперед станет хвалить прежние дела стрельцов, тот будет казнен смертью; тому же подвергается и всякий, кто будет слышать о таких похвалах и не донесет. Сами стрельцы, конечно по внушению Софьи, били челом о том, чтобы сломать столп, поставленный в оправдание их злодеяний.
   Софья с царским семейством вступила в Москву.
   Новоприбывшие служилые люди заняли все караулы в Кремле. Всем боярским людям объявлена похвала за верность своим господам; но стрелецкие смуты не остались без последствий: множество холопов и крестьян во время этих смут покинули своих прежних владельцев, и в следующие годы правительство издавало распоряжения, чтобы ловить беглых, наказывать и препровождать к прежним господам.
   Начальство над стрельцами поверено было Шакловитому. Это был человек решительный. Стрельцы попытались было начать прежние буйства, но Шакловитый тотчас же казнил пятерых из них, а потом со всех полков удалил из Москвы в украинные города наиболее задорных и беспокойных.
   С этих пор Софья именем двух царей беспрекословно семь лет управляла государством.
  

 []

Печать и подпись патриарха Иова

АФОРИЗМЫ И МЫСЛИ ОБ ИСТОРИИ

В.О.Ключевский

  
  -- Когда нам плохо, плохое утешение думать, что другим еще хуже.
  -- Когда у мыслителей быстро вертится мысль, у не­мыслящей публики кружится голова.
  -- Кого он не предаст, когда ежеминутно предает са­мого себя: это самоиуда.
  -- Красавица смотрит на свою любовь, как на жертву Молоху; некрасивая считает ее ненужным подарком, ко­торый ей позволили принести; женщина ни то ни сё видит в ней просто половую повинность.
  -- Красивыми мужчинами женщины любуются, умных обожают, в добрых влюбляются, смелых боятся, но выхо­дят замуж охотно только за сильных.
  -- Кратчайшее расстояние между двумя точками -- пря­мая. Прямой путь -- кратчайшее расстояние между дву­мя неприятностями -- в жизни.
  -- Крупный успех составляется из множества предусмот­ренных и обдуманных мелочей.
  -- Кто из людей презирает людей, должен презирать и самого себя, потому презирать людей вправе только животное.
  -- Кто имеет друзей, которые ненавидят друг друга, тот заслуживает их обшей ненависти.
  -- Кто не любит женщины, тот не понимает Бога, потому что Бог написал себя на душе женщины, а его писание можно читать только сердцем.
  -- Кто не любит просить, тот не любит обязываться, т. е. боится быть благодарным.
  -- Кто не способен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни, как узурпатор бытия.
  -- Кто очень любит себя, того не любят другие, потому что из деликатности не хотят быть его соперниками.
  -- Кто смеется, тот не злится, потому что смеяться значит прощать.
  -- Кто смотрит из света во враждебную тьму, не видит никого из своих врагов, но служит мишенью для всех них.
  -- Кулаки-бабы берегут свое сердце, как деньги, забывая, что последние существуют для того, чтобы их тратить, а первое -- чтобы отдавать.
  -- Культурные нищие, одевающиеся в обноски и обрывки чужой мысли: растерявшись в своих мелких ежедневных делишках, они побираются слухами, сплетнями, анекдо­тами, словцами, чтобы сохранить физиономию интелли­гентов, стоящих в курсе высших интересов своего времени.
  -- Либералы -- игроки на глупость, как консерваторы -- игроки на трусость.
  -- Лицо должно отражать личность. Это отражение на­зывается физиогномией. Есть люди, у которых лицо ничего не выражает, и есть люди с сильным выражением, хотя на них "лица нет". Потому можно сказать, что есть лица без физиогномий и есть физиогномий без лиц.
  -- Личный эго­изм -- единственная гармония жизни для него. В жизни он визит только прорехи и щели, не штопая их мечтами, не замазывая их донкихотскими порывами, и спокойно плюет в них, когда нельзя в них просунуть пальца для благоприобретения чужой вещи без взлома.
  -- Лучший воспитатель -- голод: он быстро распознает то, с чего надо начинать воспитание -- стоит ли воспи­тывать питомца.
  -- Любовь женщины дает мужчине минутные наслаж­дения и кладет на него вечные обязательства, по крайней мере пожизненные неприятности.
  -- Люди думают умнее животных; но они были бы больше людьми, если бы жили так же глупо, как живут животные.
  -- Люди живут идолопоклонством перед идеалами, и, ког­да недостает идеалов, они идеализируют идолов.
  -- Люди ищут себя везде, только не в себе самих.
  -- Люди напряженно преследуют свои интересы, но книг не читают. Почему? Книги ли так неинтересны, или инте­ресы так некнижны?
  -- Люди образованные из народа обыкновенно сохраня­ют его дурные свойства и перестают понимать хорошее.
  -- Люди с неблагополучными мышлениями.
  -- Люди самолюбивые любят власть, люди честолюби­вые -- влияние, люди надменные ищут того и другого, люди размышляющие презирают и то и другое.
  -- Люди, которые легко говорят, обыкновенно трудно понимают.
  -- Люди, умеющие открыть рот, но не закрыть его.
  -- Люди, умеющие открыть рот, но не умеющие закрыть его.
  -- Маленькие люди с большими притязаниями, с малень­кими средствами, желающие делать большие дела.

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018