ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Демосфен - "ведут войну не ради славы"...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  

0x01 graphic

Демосфен, упражняющийся в ораторском искусстве.

Художник Жан Леконт дю Нуи.

  
   125
   ДЕМОСФЕН
   дин из знаменитейших ораторов древнего мира; род. в Афинах в 384 г. до Р. X., происходил из знатного рода. С юных лет Демосфен, мечтая о славе оратора, но, между тем Демосфен был косноязычен, имел слабый голос, короткое дыхание, привычку подергивать плечом и пр. Настойчивостью и энергией он победил, однако, все эти недостатки. Он учился ясно произносить слова, набирая в рот черепки и камешки, произнося речи на берегу моря, при шуме волн, заменявших в данном случае шум толпы; всходил на крутизны, громко читая поэтов; упражнялся в мимике перед зеркалом, причем спускавшийся с потолка меч колол его всякий раз, когда он, по привычке, приподнимал плечо. Политическая деятельность Демосфена началась с усилением Филиппа Македонского. Предвидя гибель афинской свободы, Демосфен выступил со своими знаменитыми филиппиками и олинфскими речами. В 352 г. он первый раз энергично указал афинянам на тайные замыслы Филиппа и побуждал сограждан пожертвовать всем для создания сильного флота и войска. Зорко следил он за всеми военными действиями Филиппа в Греции, горячо убеждая народ помогать противникам Филиппа, чтобы не дать ему усилиться. Несмотря на коварство Филиппа, послы которого уверяли афинян в его миролюбии и жаловались, что Демосфен напрасно восстанавливает против него всю Грецию, Демосфен благодаря страстному красноречию и глубокому убеждению снова разоблачил его во второй своей филиппике и вложил в уста народа достойный ответ и вызов Филиппу. Он поднял всю Грецию против Филиппа. Фокион во главе войска, собранного по настоянию Демосфен, изгнал из Эвбеи тиранов, посаженных Филиппом. Вскоре затем Филипп принужден был также снять осаду Коринфа. Демосфен был увенчан золотым венцом на празднике больших Дионисий (игр, наподобие Олимпийских). Вторая священная война позволила Филиппу проникнуть в самое сердце Греции; он захватил Элатею. Народ в Афинах пришел в отчаяние, узнав об этом. Один Демосфен не падал духом, и по его настоянию, при его личном содействии между Афинами и Фивами состоялся договор, повлекший за собой две победы. В Афинах торжествовали, на голову Демосфен возложили венок, но радость эта была последней и короткой. Битва при Херонее в 338 г. положила конец свободе и независимости Греции. Филипп, по своему обыкновению, старался после победы приобрести расположение Афин, отпустив пленных без выкупа, выдав тела убитых и пр.; но Демосфен не переставал предостерегать доверчивых афинян. Он приобрел этим много врагов, так как лукавая кротость Филиппа и его деньги подкупали граждан. Однако, несмотря на происки Эсхина (активного противника оратора), Демосфен был снова увенчан народом. Борьба партий продолжалась много лет и окончилась полным торжеством Демосфен после речи его "О венце". Это последнее состязание привлекло тысячи слушателей со всей Греции, и сам Эсхин признал совершенство красноречия своего знаменитого противника. Слова его имеют действие и на островах, и в Пелопоннесе, сограждане преклоняются перед его величием и передают ему ведение своих внутренних и внешних дел. Все, что еще осталось в Греции жизненных сил, отдает себя его ру­ководству. Вся политика Демосфена покоится на историческом основании. Он никогда не желал блистать новыми идеями и планами, а хотел только восстановить родной город на древних основах; он был убежден, что если кто говорит и действует для государства, тот должен жить с ним одною ду­ховною жизнью и усвоить себе его характер. Вот почему все действия его, начиная от его первой государственной речи, как будто одной отливки, оттого и напоминают они сплошь и рядом деятельность древних государственных людей. Относительно иноземных дел Демосфен, подобно Периклу, хотел, чтобы ни одна война не начиналась легкомысленно, но чтобы перед справедливой и необходимой войною не отступали с робостью назад и в мирное время приготовлялись бы к ней со всевозможной осмотрительностью. (Э. Курциус) ]. Избранные места из военно-политических речей Демосфена. [О беспечности греков] ... Если мы многое потеряли во время войны, то с полным правом можно отнести на счет нашей беспечности... [Деньги и обязанности] ... Надо снарядить воинов, что на это нужны деньги - воинские - и что должно быть строгое соответствие между полу­чением денег и исполнением обязанностей... [Надо упреждать войну, стараться ее вести на территории противника]. Ну, а если какая-нибудь война перекинется сюда, чего же нам тогда будут стоить - надо только представить себе это - все потери от нее? Да при­совокупляются еще обиды от врагов и стыд за собственные дей­ствия, который не лучше всяких потерь - по крайней мере, в гла­зах сознательных людей! [К чему ведут разговоры о силе Филиппа?] Так вот, граждане афинские, распространяться о силе Фи­липпа и такими рассуждениями побуждать вас к исполнению своего долга я считаю неуместным. Почему? Да потому, что, по-моему, что бы кто ни сказал на этот счет, все это ему давало бы право гордиться, а у нас только означало бы плохое состояние дел. [О необходимости разоблачать Филиппа как коварного и вероломного врага]. Конечно, если называть его клятвопреступником и веро­ломным, не указывая его дел, это всякий может принять за пус­тую брань - и справедливо; зато разбирать все, что он когда-либо совершил, и на основании этого изобличать его - это как раз не требует длинной речи, и по-моему, рассказывать это полезно по двум соображениям: ведь тогда и он представится в своем под­линном виде - негодным, как он есть, а с другой стороны, и люди, под влиянием крайнего страха принимающие Филиппа за какого-то непобедимого, увидят, что он уже исчерпал все средства обмана, при помощи которых в прежнее время сделался сильным, и что его могущество подошло теперь уже к самому концу. [Чем опасно вероломство и коварство]. ... Когда могущество основано на взаим­ном понимании и когда все участники войны преследуют одни и те же цели, тогда действительно люди бывают готовы делить труды, переносить невзгоды и соблюдать прежние отношения. Когда же человек приобретет силу, побуждаемый алчностью и низостью - вроде того, как он, - тогда первый же повод и малей­ший толчок поднимает дыбом и расстраивает все. Невозможно, граждане афинские, никак невозможно, допуская обиды, клятвопреступничество и ложь, приобрести силу, которая была бы проч­ной, но подобное могущество может установиться всего лишь однажды, да и то на короткое время; оно, может быть, даже пышно расцветет, преисполняя надеждами, но со временем все-таки распознается и увядает. Ведь, как в доме, думается мне, в корабле или вообще в предметах подобного рода нижние части должны быть особенно крепки, так и в поведении начальные дей­ствия и основы должны быть истинными и справедливыми; а вот этого как раз и нет теперь в действиях Филиппа. [Союзники должны быть убеждены не только словом, но и делом]. Однако смотрите, граждане афинские, чтобы наши послы не ограничивались одними словами, но чтобы они могли указывать и на какое-нибудь дело - напри­мер, если бы вы уже выступили в поход сообразно с достоин­ством государства и находились на месте действия: ведь всякое слово, если за ним не будет дел, представляется чем-то напрас­ным и пустым, а в особенности, когда исходит от нашего государ­ства, так как, чем охотнее мы, по общему мнению, пользуемся им, тем более все относятся к нему с недоверием. [В чем слабость Филиппа]. ...Он жаждет славы, все­цело занят этой мыслью и готов действовать и подвергать себя опасностям, хотя бы в случае какого-нибудь несчастья пришлось самому пострадать, так как вместо того, чтобы жить в безопас­ности, он предпочел себе славу человека, который достиг того, чего до него не достигал еще ни один из македонских царей. Наоборот, им (простым македонянам - А.К.) дела нет до славы, которая получается таким образом; они горюют, изнуряемые этими походами то туда, то сюда, и терпят сплошные муки, не имея возможности заниматься ни земледельческими работами, ни своими личными делами; не могут и сбывать того, что кое-как сумеют выработать, так как рынки и стране закрыты из-за войны. [О вреде бездействия]. ...Мы сидим, сложа руки, и ничего не делаем. Между тем, если сам ничего не делаешь, нельзя ни от кого, будь это даже и друзья, требовать, чтобы они что-нибудь делали за тебя, а уж тем более от богов. Поэтому-то, раз он (Филипп - А.К.) самолично отправляется в походы, сам несет труды, на месте следит за всем и не упускает ни удобного случая, ни благо­приятной поры для действий, мы же все только собираемся, вы­носим лишь свои псефисмы [Словом "псефисма" обозначалось не только принятое постановление, но и внесенный проект (ср. английское "билль"). В том и в другом случае за ней сохранялось имя лица, внесшего проект] да осведомляемся, то нет ничего уди­вительного в том, что он и получает перевес над нами. [О необходимости отложить споры и несогласия до победа над врагом]. Итак, по-моему, надо вно­сить деньги, самим с полной охотой выступать в поход, никого не подвергать обвинениям, пока не сделаетесь господами поло­жения, а тогда, рассудив на основании самих дел, людям, достой­ным похвалы, воздавать почет, виновных же наказывать, а отго­ворки сделать для них невозможными, равно как и упущения с вашей стороны: нельзя ведь строго спрашивать с остальных, что ими сделано, если вами самими не будут сначала выполнены ваши обязанности. [О вреде самонадеянности]. Разные мысли приходят мне, граждане афинские, тогда, когда я погляжу на состояние наших дел, и тогда, когда послу­шаю речи, которые тут говорятся: именно, речи, как я вижу, ведутся о том, чтобы покарать Филиппа, дела же принимают такой оборот, что приходится подумать о том, как бы беда не постигла раньше нас самих. [О вреде нерешительности и медлительности]. ...Если действие и стоит по порядку после прений и голосования, то по значению оно идет впереди и важнее их. Так вот его-то вам все еще и не хватает, а остальное уж есть налицо: чтобы предложить вам необходимые меры, есть у вас, граждане афинские, способные люди, да и разо­браться в предложениях вы сами умеете тоньше всех; сейчас вы и выполнить будете в состоянии, если станете поступать, как надо. В самом деле, какого же времени и каких еще условий дожи­даетесь вы, граждане афинские, более благоприятных, чем тепе­решние? И когда вы станете исполнять то, что нужно, если не сейчас? Разве не все наши укрепленные места захватил уж этот человек? А если он завладеет и этой страной, разве это не будет для нас между всеми людьми величайшим позором? Разве не воюют сейчас те самые люди, которых мы с такой готовностью обещали спасти, если они начнут войну? Разве он не враг? Разве не владеет нашим достоянием? Разве не варвар? Разве не заслуживает всякой брани, какую только можно сказать? [О необходимости решиться на действия]. Да, конечно, высказать добрые пожелания, граждане афинские, легко: стоит только собрать воедино в коротких словах все, что тебе желательно; а вот сделать выбор, когда потребуется решать о действи­тельном положении дел, - это уж совсем не так просто; но тут наилучшее нужно предпочитать приятному, если нельзя иметь сразу того и другого. [Об обязанности честного человека]. ...Я решился говорить не зря, чтобы только навлечь на себя неприязнь некоторых из вас: не настолько же я потерял рассудок и не настолько обездолен судьбой, чтобы желал навлекать на себя неприязнь, когда не вижу от этого ника­кой пользы; но я считаю обязанностью честного гражданина ставить спасение государства выше, чем успех, приобретаемый речами. [В чем причина бед Афин: сравнение былого и настоящего]. В чем же причина всего этого, и почему тогда все было хорошо, а теперь во всем непорядок? Все дело в том, что тогда народ имел смелость сам заниматься делами и отправляться в походы и вследствие этого был господином над политическими деятелями и сам хозяином всех благ, и каждому из граждан было лестно получить от народа свою долю в почете, в управлении и вообще в чем-нибудь хорошем. А сейчас, наоборот, всеми благами распоряжаются политические деятели, и через их посредство ведутся все дела, а вы, народ, обессиленные и лишенные денег и союзников, оказались в положении слуги и какого-то придатка, довольные тем, если эти люди уделяют вам что-нибудь из зрелищ­ных денег или если устроят праздничное шествие на Боэдромиях, и - вот верх доблести! - за свое же собственное вы должны еще их благодарить. [Побуждение отказаться от сложившегося порядка вещей]. Итак, если вы хоть теперь, оставив эти привычки, реши­тесь отправляться в поход и действовать, как требует ваше до­стоинство, и этими избытками, имеющимися дома, воспользуетесь, как средством для защиты своего зарубежного достояния, тогда, может быть, - да, может быть, - вы, граждане афинские, приобретете некое совершенное и великое благо и избавитесь от таких подачек, которые похожи на кусочки пищи, даваемые врачами больным. Как эти кусочки, хотя не приносят сил, все-таки не дают и умереть, вот так и средства, получаемые теперь вами, не настолько велики, чтобы от них была вам сколько-нибудь существенная польза, и в то же время они не позволяют вам отказаться от них и зани­маться чем-нибудь другим, но способны только у каждого из вас увеличивать беспечность. [О необходимости каждого гражданина исполнять государственный долг]. ... Я хочу, чтобы и вы со своей стороны ради самих же себя исполняли дела, за которые воздаете почести другим, и чтобы вы, граждане афинские, не отступали с того поста доблести, который вам оставили ваши предки, добив­шись его ценой многих славных и опасных подвигов. [Не следует падать духом]. Итак, прежде всего, не следует, граждане афинские, падать духом, глядя на теперешнее положение, как бы плохо оно ни пред­ставлялось. Ведь то, что в этих делах особенно плохо у нас в прошлом, для будущего оказывается весьма благоприятным. [О вине афинян в неудачах войн против Македонии]. Это - то, что вы сами, граждане афинские, довели свои дела до такого плохого состояния, так как не испол­няли ничего, что было нужно. ... К чему я это говорю? - Для того, чтобы вы, граждане афинские, увидели и разубедились, что, если вы будете держаться настороже, нет для вас ничего страшного и что, наоборот, едва вы проявите беспечность, тогда уж ничего не выйдет по вашему желанию... [Какими должны быть Афины, чтобы иметь надежных союзников]. Действительно, все хотят быть в союзе и дело иметь лишь с такими людьми, которых видят в полной боевой готов­ности и которые имеют решимость исполнять то, чего требуют обстоятельства. Так вот, граждане афинские, если и вы поже­лаете усвоить такой взгляд хоть теперь, раз не сделали этого прежде, и если каждый из вас, находясь на том месте, где должен и где может оказать пользу своему отечеству, будет готов без всяких отговорок исполнять свое дело - человек состоятельный будет делать взносы, человек призывного возраста - идти в поход, - коротко говоря, если вы захотите положиться всецело на самих себя и перестанете каждый в отдельности думать о том, чтобы не делать ничего самому, рассчитывая, что другие за вас все сделают, тогда вы и свое собственное получите, если богу будет угодно, и потерянное по легкомыслию вернете обратно, и ему отомстите. [О том, что положение Филиппа непрочно и сам он не так силен, как о нем думают]. Не думайте же в самом деле, что у него, как у бога, все теперешнее положение упрочено навеки. Напротив, кое-кто и ненавидит его, и боится, граждане афинские, да еще завидует и притом из числа таких людей, которые сейчас по виду как будто расположены к нему особенно хорошо. И вообще все, что бывает и с некоторыми другими людьми, надо предполагать и у его сторонников. Правда, сейчас все это притаилось, не имея себе при­бежища из-за вашей вялости и легкомыслия; от этого вам теперь я думаю, пора уже отказаться. [Филипп не оставляет афинянам выбора: надо действовать против или же полностью подчиниться ему]. Вы ведь, граждане афинские, видите положение дела, - до какой дерзости дошел этот человек: он не дает вам даже выбора - хотите ли действовать, или оста­ваться спокойными, но угрожает и произносит, как говорят, кичли­вые речи; притом он не таков, чтобы, раз завладев чем-нибудь, довольствоваться этим, но то и дело захватывает что-нибудь новое и кругом отовсюду расставляет против нас сети в то время, как мы медлим и сидим, сложа руки. [Благородному человеку должно быть стыдно за бездействие]. Я по крайней мере думаю, что для свободных людей высшей необходимостью бывает стыд за случившееся. Или вы хотите, скажите пожалуйста, прохаживаясь взад и вперед, осведомляться друг у друга: "не слышно ли чего-нибудь новенького?" Да разве может быть что-нибудь более новое, чем то, что македонянин побеждает на войне афинян и распоря­жается делами греков? - "А что, не умер ли Филипп?" - "Нет, он болен". Да какая же для вас разница? Ведь если даже его и постигнет что-нибудь, вы вскоре же создадите себе нового Филиппа, раз будете все так же относиться к делам. Ведь и он не столько силе своей обязан тем, что приобрел такое могущество, сколько нашей беспечности. [О наемниках]. Наемников я предлагаю взять... Однако смотрите, не сделайте того, что часто вам вредило; всякое число вам, кажется, недостаточным... [О военачальниках]. ... Разве не выбирали вы из вашей же среды деся­терых таксиархов, стратегов, филархов и двоих гиппархов? Что же они делают? - За исключением одного, которого вы отпра­вили на войну, остальные у вас занимаются устройством празднич­ных шествий вместе с гиеропеями. Точно лепщики выносят глиняные куклы, так и вы избираете своих таксиархов и филархов для выступлений на площади, а вовсе не для войны. [Об печальной участи военачальников афинских]. ...Сейчас у вас дела дошли до такого позорного состояния, что из военачальников каждый по два, по три раза судится у вас по делам, кото­рые караются смертной казнью, с врагами же ни один из них не имеет решимости хоть раз сразиться с опасностью быть уби­тым; смерть охотников за рабами и смерть грабителей они пред­почитают почетной смерти: злодею ведь подобает смерть по приговору суда, а полководцу смерть в бою с врагами. [О надежде на собственные силы в борьбе с Филиппом]. ... Будем знать одно: этот человек - наш враг, он стремится отнять у нас наше достояние и с давних пор наносит вред всегда, когда мы в каком-нибудь деле рассчитывали на чью-то помощь со стороны. Все это ока­зывается направленным против нас; все дальнейшее зависит от нас самих и, если теперь мы не захотим воевать с ним там, то, пожа­луй, будем вынуждены воевать с ним здесь; так вот если мы будем знать это, тогда мы и примем надлежащее решение и изба­вимся от пустых словопрений: не будущее нам нужно предугады­вать, а надо знать хорошенько, что вам будет плохо, если вы не будете относиться к делу с вниманием и не пожелаете выполнять необходимых мероприятий. [О необходимости соблюдать условия неправедного, но вынужденного мира]. Так вот одно условие, которое я лично считаю необходи­мым в первую очередь: союзников ли, подати ли, или еще что-нибудь хочет, кто собирать для государства, все это надо делать так, чтобы не нарушать существующего мира - не потому, чтобы этот мир был такой замечательный или соответствовал вашему достоинству, но потому, что, каков бы он ни был, лучше было бы для общего положения дел его вовсе не заключать, чем, заклю­чивши, теперь самим его нарушить: много ведь условий мы упу­стили из рук, притом таких, при наличии которых в то время вести войну было бы для нас безопаснее и легче, чем теперь. [О решительности действий против агрессора]. ... Ведь надо бы, конечно, граждане афинские, всех, кто стремится к захватам, останавливать решительными мерами и действиями, а не словами... [О способности Филиппа вести войну, разобщая греков]. ... Направляя все свои расчеты только на захватнические цели и на подчинение всех своей власти, а вовсе не на сохранение мира, спокойствия и справедливости, он увидал совершенно ясно полную невозможность для себя прельстить чем-нибудь наше государство и наше нравствен­ное чувство и совершить такое дело, которое убедило бы вас ради вашей собственной выгоды отдать ему во власть хоть кого-нибудь из остальных греков; но он увидал вместе с тем, что вы умеете разбираться в деле справедливости и избегать связанного с таким поступком позора и предвидите все естественные его последствия и что поэтому при всякой попытке с его стороны делать что-нибудь подобное вы окажете ему такое же сопротивле­ние, как если бы у вас была с ним война. Относительно же фивинцев он рассчитывал, - как это и вышло на самом деле, - что и отплату за оказываемые им услуги они со своей стороны во всем остальном предоставят ему свободу действовать, как ему будет угодно, и не только не будут противиться и мешать, но еще и сами пойдут воевать вместе с ним, если он им велит. [О коварстве Филиппа]. ... Поскольку он (Филипп - А.К) считает вас за людей благоразумных, он и думает, что вы в праве его ненавидеть, и он насторожил внимание, ожидая, что вы при первом же удобном случае нанесете ему какой-нибудь удар, если он не успеет вас предупредить. Вот почему он полон бдитель­ности, держится наготове, подстрекает кое-кого против нашего государства...
   [О необходимости бдительности афинян]. ... разные средства, изобретенные госу­дарствами для своей обороны и спасения, как валы, стены, рвы и тому подобное. Все это - средства, созданные руками чело­веческими и требующие на себя расходов. Но есть одна вещь, общая у всех разумных людей, которую природа имеет сама по себе как оборонительное оружие; она хороша и спасительна для всех, а особенно для демократических государств против тиранов. Что же это такое? Это - недоверие. Его храните, его держитесь. Если будете его блюсти, ничего страшного с вами не случится. [О вреде популизма]. ...Коль скоро вы станете правильно разби­раться в деле, вы найдете, что вина за это падает, главным образом, на тех людей, которые предпочитают искать благоволений у народа, чем говорить наилучшее; из них, граждане афинские, некоторые стараются только обеспечить себе средства для достижения известности и силы и нисколько не заботятся о дальнейшем; они думают поэтому, что и вам не надо об этом заботиться; другие же выступают с обвинениями и клеветами против руководителей государства и этим образом действий ведут все как раз к тому, чтобы государство казнило само себя и всецело только этим и занималось, а Филиппу чтобы предоставлялась возможность говорить и делать, что ему угодно. Такие приемы политической деятельности обычны у вас; но они и приводят к пагубным последствиям. [О гражданском долге]. ... Даже дела находятся в крайне плохом состоя­нии и уже сделано много упущений, все-таки есть еще возмож­ность все их у себя поправить, будь только у вас желание испол­нять свой долг. [Филипп победил благодаря беспечности афинян]. ... Если сейчас дела находятся в пло­хом состоянии, то причина этого в том, что вы ничего не испол­няли из своих обязанностей - ни малого, ни большого; ведь если бы вы делали все, что следовало, и дела все-таки были в таком поло­жении, вот тогда и надежды не было бы на улучшение. Но в дей­ствительности Филипп победил только вашу беспечность и нера­дивость, государства же не победил; да и вы не только не побе­ждены, но даже и не пошевелились с места. [О том, чтобы правильно оценивать обстановку и действия противника]. ...Если наш противник, держа в руках ору­жии и имея вокруг себя большое войско, только прикрывается перед вами словом "мир", между тем как собственные его действия носят все признаки войны, что тогда остается, как не обороняться? Если же вам угодно при этом, подобно ему, говорить, будто вы сохраняете мир, тогда я не возражаю. Ну, а если кто-нибудь за мир считает такое положение, при котором тот человек получит возможность покорить всех остальных, чтобы потом пойти на нас, то он, прежде всего, не в своем уме; затем, он говорит про такой мир, который имеет силу только по отно­шению к тому человеку с вашей стороны, а не по отношению к вам с его стороны. А вот такой мир как раз и старается купить Филипп, затрачивая все расходуемые им деньги, - чтобы самому вести войну с вами, а с вашей стороны не встречать сопротив­ления. [О способности Филиппа вводить противника в заблуждение относительно его истинных планов]. ...Если мы хотим дожидаться того времени, когда он сам признается, что ведет войну, тогда мы - самые глупые люди, потому что, если даже он будет идти на самую Аттику, хотя бы на Пирей, он и тогда не будет говорить этого, как можно судить по его образу действий в отношении к осталь­ным. Вот так, например, олинфянам он объявил, когда нахо­дился в 40 стадиях от их города, что остается одно из двух - либо им не жить в Олинфе, либо ему самому в Македонии; а между тем ранее, если кто-нибудь обвинял его в чем-либо подобном, он всегда выражал негодование и отправлял послов, чтобы предста­вить оправдания на этот счет. ... Далее, вот так же и Феры захватил он недавно, придя в Фессалию в качестве друга и союзника; наконец, и вот к этим несчастным орейцам он послал свое войско, как говорил, из чувства распо­ложения к ним, чтобы их проведать: он будто бы слышал, что у них нездоровое состояние и происходит смута, а долг истинных союзников и друзей помогать в таких затруднительных обстоя­тельствах. [О несогласии, разобщении греков между собою и его вреде для всех]. ...Мы равнодушно смотрим на то, как усиливается этот человек, причем каждый из нас, на мой, по крайней мере взгляд, считает выигрышем для себя то время, пока другой погибает, и никто не заботится и не принимает мер, чтобы спасти дело греков... [Почему свободолюбивые греки терпят рабство?] Да, было тогда, было, граждане афин­ские, в сознании большинства нечто такое, чего теперь уже нет, - то самое, что одержало верх и над богатством персов, и вело Грецию к свободе, и не давало себя победить ни в морском, ни в сухопутном бою; а теперь это свойство утрачено, и его утрата привела в негодность все и перевернула сверху донизу весь гре­ческий мир. Что же это такое было? Да ничего хитрого и мудреного, а только то, что людей, получавших деньги с раз­ных охотников до власти и совратителей Греции, все тогда нена­видели, и считалось тягчайшим позором быть уличенным в под­купе; виновного в этом карали величайшим наказанием и для него не существовало ни заступничества, ни снисхождения. ... А теперь все это распродано, словно на рынке, а в обмен привезены вместо этого такие вещи, от которых смертельно больна вся Греция. Что же это за вещи? Зависть к тому, кто получил взятку, смех, когда он сознается, снисхо­дительность к тем, кого уличают, ненависть, когда кто-нибудь за это станет порицать - словом все то, что связано с подкупом. Ведь что касается триер, численности войска и денежных запасов, изобилия всяких средств и вообще всего, по чему можно судить о силе государства, то теперь у всех это есть в гораздо большем количестве и в больших размерах, чем у людей того времени. Но только все это становится ненужным, бесполезным и бесплодным по вине этих продажных людей. [Чем древняя Греция была страшна варварам?] ... В законах об убийствах есть оговорка насчет таких лиц, для которых в случае их убийства законодатель не допускает судебного разбирательства, но которых считает позволительным убить; там сказано так: "И пусть умрет лишенным чести". Это именно значит, что кто убьет одного из таких людей, остается чист. Таким образом, в те времена люди считали своей обязанностью забо­титься о спасении всех вообще греков; иначе, если бы они не смотрели на дело с такой именно точки зрения, их не беспокоило бы то, что в Пелопоннесе кто-то кого-то подкупает и совращает. Но они наказывали и подвергали возмездию тех, кого замечали в этом, таким способом, что заносили их имена на доску. Вот от этого-то Греция естественно и была страшна варвару, а не вар­вар грекам. [Беда Афин в том, что большинство битв погубили предатели]. ...Большинство дел погубили предатели и ничего не решается выступлениями на поле битвы или правильными сраже­ниями; наоборот, вы слышите, что Филипп проходит, куда ему угодно, не с помощью войска гоплитов, но окружив себя легко­вооруженными, конницей, стрелками, наемниками - вообще вой­сками такого рода. [Нельзя оцепляться за устаревшее]. ... Нельзя подпускать войну в свою землю, нельзя оглядываться на простоту тогдашней войны с лакедемонянами, чтобы не сломать шею, дав себя сбросить с коня; но надо оберегать себя мерами предосторожности и военными приготовлениями, держа врага на возможно более далеком расстоянии от себя, следя за тем, чтобы он не двинулся из своей страны, а не ждать того, когда придется вступать с ним в борьбу, схватившись уже грудь с грудью. [Не только Филипп опасен, но опасны и вредны его пособники внутри государства]. Однако нужно не только понимать это и не только воен­ными действиями оборонять себя от него, но надо также сознанием и всем помышлением возненавидеть ораторов, выступающих за него перед вами, имея в виду, что невозможно одолеть внешних врагов государства, пока не покараете пособников их внутри самого государства. ... Вы дошли до такой глупости или безумия, или чего-то такого, чего я не умею даже назвать (часто на мысль мне приходило даже опасении, не божество ли какое-нибудь преследует дела нашего государства), что ради ли перебранки или из зависти, или ради потехи, или безразлично по какому случайному поводу, - вы велите говорить людям продажным (из которых иные и отрицать не стали бы, что они действительно таковы) и вы смеетесь, когда они кого-нибудь осыпят бранью. И еще не в этом весь ужас, хотя и это само по себе ужасно. Но этим людям вы предоставили возможность даже с большей безопасностью заниматься политическими делами, чем ораторам, защищающим вас самих. [Нужно бороться до последней возможности]. Пока кузов корабля будет еще цел, - боль­шой ли он, или малый, - до тех пор и матрос, и кормчий, и любой человек на нем без различия должны быть наготове и следить за тем, чтобы никто - ни сознательно, ни бессознательно - не опрокинул судна; но когда вода захлестнет, тогда уж ни к чему все старание. ... Ведь, если даже все остальные согласятся быть рабами, нам во всяком случае нужно бороться за свободу. [О единодушии и взаимном согласии граждан]. Да, граждане афинские, нужно установить между собой справедливые взаимоотношения в государстве, - богатые должны иметь уверенность, что у них жизнь вполне обеспечена принадлежащей им собственностью и что им за нее нечего бояться, в случае же опасности они обязаны отдавать ее отечеству на общее дело ради спасения; остальные должны общественное до­стояние считать общим и иметь в нем свою долю, а частную собственность каждого отдельного лица - достоянием владельца. Так и малое государство становится великим, и великое спасается. [О бескомпромиссности борьбы против Филиппа]. ...Филипп хочет не просто подчинить своей власти наше государство, а совершенно его уничтожить. Он знает отлично, что рабами быть вы и не со­гласитесь, и хоть бы даже согласились, - не сумеете, так как привыкли главенствовать, затруднений же ему доставить при случае будете способны более всех остальных людей, взятых вместе. Ввиду этого он и не пощадит вас, если выйдет победи­телем. Итак следует иметь в виду, что борьба сейчас пред­стоит за самое существование, и потому людей, явно продавшихся ему надо ненавидеть и запороть на колоде. Нельзя ведь, никак нельзя одолеть внешних врагов государства, пока вы не покараете врагов внутри самого государства, но вы будете натыкаться на них, как на подводные камни, и по необходимости не поспевать за теми. [Не надо страшиться Филиппа]. ... Вам не надо ни страшиться его силы, ни впадать в малодушие, выступая против него; что, наоборот, надо и воинов, и средства, и корабли и, коротко говоря, вообще все, ничего не щадя, обратить на войну... [О выдержке в вопросе войны и мира]. Людям же, которые кичатся отвагой и с большой охотой предлагают воевать, я могу сказать, что не­трудно и тогда, когда, требуется обсуждение, приобрести славу мужества, и тогда, когда близка какая-нибудь опасность, показать себя искусным оратором, но вот что трудно и что именно нужно: в опасностях - выказывать свое мужество, а на совещаниях - уметь внести предложения благоразумнее остальных. [Готовиться к войне] ... я и советую войну никоим образом не начинать первым, но к военным действиям, по-моему, нам необходимо подготовиться, как следует. [Задача военной силы]. ...Так как всякое военное приготовление ведется одним и тем же способом и всякая военная сила должна иметь своей главной задачей одно и то же - именно, чтобы была способна отразить врагов, помогать своим наличным союзника, спасать имеющееся достояние...
  

(Демосфен. Речи. - М., 1954; Курциус Э. История Греции. Т.3. - М.. 1880: Сост. и ред. А.И. Каменев).

0x01 graphic

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

Люк де Клапъе ВОВЕНАРГ (1715 -- 1747) -

французский писатель

  -- Высокая должность избавляет иногда от необходимости иметь еще и дарования.
  -- Великие люди бывают подчас велики даже в малом.
  -- Великие короли, полководцы, политики, замечательные писатели -- все они люди; пышные эпитеты, которыми мы себя оглушаем, ничего не могут прибавить к этому определению.
  -- Для того чтобы творить великие дела, нужно жить так, будто и умирать не придется.
  -- Прежде чем ополчиться на зло, взвесьте, способны ли вы устранить причины, его породившие?
  -- Иные живут счастливо, сами того не зная.
  -- Мало бывает несчастий безысходных; отчаяние более обманчиво, чем надежда.
  -- Надежда -- единственное благо, которым нельзя пресытиться.
  -- Глупо ласкать себя надеждой, будто мы способны убедить других в том, чему и сами не верим.
  -- Страх и надежда могут убедить человека в чем угодно.
  -- Истина -- солнце разума.
  -- Ясность украшает глубокие мысли.
  -- Где темен стиль, там царствует заблуждение.
  
  

  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023