ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Дмитрий Донской - добродетели и пороки - предостережения молодому офицеру

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

0x01 graphic

"Дмитрий Донской на Куликовом поле" 1824

Художник Сазонов Василий Кондратьевич (1789-1870)

132

Дмитрий Донской.

Слабая рука двенадцатилетнего отрока взяла кормило государства раздробленного, теснимого извне, возмущаемого междоусобием внутри. Иоанн Калита и Симеон Гордый начали спасительное дело Единодержавия: Иоанн Иоаннович и Дмитрий Суздальский остановили успехи оного и снова дали частным властителям надежду быть независимыми от престола великокняжеского. Надлежало поправить расстроенное сими двумя князьями и действовать с тем осторожным благоразумием, с той смелою решительностью, коими не многие государи славятся в истории. Природа одарила внука Калиты важнейшими достоинствами; но требовалось немало времени для приведения их в зрелость, и государство успело бы между тем погибнуть, если бы Провидение не даровало Дмитрию пестунов и советников мудрых, воспитавших и юного князя и величие России. Калита и Симеон готовили свободы нашу более умом, нежели силою: настало время обнажить меч. Увидим битвы кровопролитные, горестные для человечества, но благословенные гением России, ибо гром их пробудил ее спящую славу и народу уничиженному возвратил благородство духа. Сие важное дело не могло совершиться вдруг и с непрерывными успехами: Судьба испытывает людей и государства многими неудачами на пути к великой цели, и мы заслуживаем мужественного счастья мужественною твердостью в противностях оного. Великий князь, готовясь к решительной борьбе с ордою многоглавою, старался утвердить порядок внутри отечества. Каждый ревновал служить отечеству: кто мечом, другие молитвою и делами христианскими. Дмитрий, устроив полки, со всеми князьями и воеводами отправился принять благословение Сергия, игумена уединенной Троицкой обители, уже знаменитой добродетелями своего основателя. Сей святой старец, отвергнув мир, еще любил Россию, ее славу и благоденствие: летописцы говорят, что он предсказал Дмитрию кровопролитие ужасное, но победу. Он дал ему двух иноков, Пересвета и Ослябю, вручил им крестное знамение на схимах и сказал: "Вот оружие нетленное! Да служит оно вам вместо шлемов!" Дмитрий разбил неприятеля. Казалось, что независимость, слава и благоденствие нашего Отечества утверждены ею навеки. Увидим, однако, что она не имела тех важных прямых следствий, каких Дмитрий и народ ожидали. Не прекратились еще бедствия России, но ее возрождение началось. Спустя время, болезнь покорила могучего Дмитрия. Нельзя, по сказаниям летописцев, изобразить глубокой душевной скорби россиян в сем случае: долго стенание и вопль не умолкали при дворе и на стогнах: ибо никто из потомков Ярослава Великого, кроме Мономаха и Александра Невского, не был столь любим народом и боярами, как Дмитрий, за его великодушие, любовь к славе отечества, справедливость, добросердечие. Воспитанный среди опасностей и шума воинского, он не имел знаний, почерпаемых в книгах, но знал Россию и науку правления; силою одного разума и характера заслужил от современников имя орла высокопарного в делах государственных, словами и примером вливал мужество в сердца воинов и, будучи младенец незлобием, умел с твердостью казнить злодеев. Целомудренный в удовольствиях законной любви супружеской, он до конца жизни хранил девическую стыдливость и, ревностный в благочестии подобно Мономаху, ежедневно ходил в церковь, всякую неделю в Великий Пост приобщался Святых Тайн и носил власяницу на голом теле; однако ж не хотел следовать обыкновению предков, умиравших иногда иноками: ибо думал, что несколько дней или часов монашества перед кончиною не спасут души и что государю пристойнее умереть на троне, нежели в келье. Таким образом, летописцы изображают нам добрые свойства сего князя; и славя его как первого победителя татар, не ставят ему в вину, что он дал Тохтамышу разорить великое княжение, не успев собрать войска сильного, и тем продлил рабство отечества до времен своего правнука. Последний год Дмитриева княжения достопамятен началом огнестрельного искусства в России. Пишут, что монах францисканский, Константин Ангклицен или Бартольд Шварц, изобрел порох около половины ХIV века и сообщил сие важное открытие венецианцам, воевавшим тогда с генуэзцами. Французы в 1338 году уже знали оное, и король английский Эдуард III, в славной битве при Креси (в 1346 г), разбил неприятеля пушками. Восточные историки ХIII века пишут, что гренадский владетель, Абалваид Исмаил Бен Ассер, в 1312 году имел снаряд огнестрельный. Нет сомнения, что и монах Рогер Бакон за 100 лет до Бартольда Шварца умел составлять порох. Сказания нашего собственного летописца, что в 1185 году половецкий Кончак возил с собою хазарского турка, стрелявшего живым огнем, также заставляет думать, что оружие сего человека могло быть огнестрельным. Но в России оно не употреблялось до 1389 года, когда, по известию одной летописи, вывезли к нам из земли немецкой арматы и стрельбу огненную, с того времени сведанную россиянами. (Карамзин Н.М. История государства Российского)

0x01 graphic

"Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного в 1433 году срывает с князя Василия Косого пояс, принадлежавший некогда Дмитрию Донскому"1861

Художник Чистяков Павел Петрович (1832-1919)

133

ДОБРОДЕТЕЛИ И ПОРОКИ.

Досточтимые мужи о добродетели. Там нет прекрасного, где нет доброго и полезного (Сократ). Истинно полезное есть то, что может служить к достижению вечной жизни, а не удобств и радостей земных (Св. Амвр. Медиолан). Добродетель - величественна в порфире, любезна и в рубищах, - преславна под шлемом и щитом, знаменита и на ниве при рале, - достохвальна во храме у священного алтаря; благословенна и в доме, во граде и веси. С которой стороны ни воззрим на лице ее, везде она чиста, прекрасна, божественна. Сластолюбие минутно; добродетель бессмертна (Периандр). Неделание зла есть только "первая ступень" в добродетельной жизни. (Св. Тихон Задонский). Равно худы: и готовность на худшее, и медленность к лучшему (Св. Григорий Богослов). Мало не делать зло: надо делать добро, надо даже искать случая его делать. Кто ищет этого случая, тот всегда найдет его. (Филар. М. Московский). Добродетели по их сути. Мудрость. Мудростью называется такая добродетель, при которой человеческий разум приобретает способность верно определять, насколько в каждом отдельном случае известное действие находится в соответствии или противоречии с требованиями нравственного закона. В общее понятие мудрости входят: благоразумие, рассудительность, осторожность и предусмотрительность. Нравственная мудрость не имеет ничего общего с так называемой житейской опытностью, состоящею в искусстве достигать чисто практических выгод; это искусство может стать даже в прямое противречие с добродетелью мудрости, если человек стремится к житейским выгодам и материальным благам как к самостоятельной и преобладающей цели своей жизни. "Мудрость, сходящая свыше, - говорит Св. Апостол, - во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна" (Иак. 3, 17). Справедливость есть добродетель, при которой воля человека приобретает привычное направление к такому образу действий, когда он воздает всякому должное и делает всегда то, что обязан, как по отношению к отдельным людям, так и по отношению ко всему человечеству. Мужество помогает человеку смело встречать опасности и препятствия на пути неуклонного стремления к осуществлению требований нравственности, в интересах которой он с твердостью переносит все постигающие его тягости и бедствия. Обладание мужеством представляется безусловно необходимым для того, чтобы человек держался неизменно, в течение всей жизни, на прямой стезе чести, добра и правды. Разнообразные бедствия, которым человек подвержен в этой жизни, могут смутить и подавить его, если он не противопоставит им энергию своей души; только посредством напряжения всех душевных сил может он успешно выйти из борьбы с опасностями и искушениями, угрожающими его нравственной чистоте. Под понятие добродетели мужества подводятся следующие ее виды: 1) великодушие, которое обнаруживается преимущественно в свободе от всяких своекорыстных расчетов и колебаний в виду предстоящего совершения честного и доброго дела, а также в устранении мелочной щекотливости и злопамятства в таких случаях, когда речь идет о прощении чужой несправедливости; 2) самоотвержение, как благородная готовность человека к пожертвованию своими интересами и даже самой жизнью, когда это необходимо для общего или частного блага; 3) терпение, которое среди бедствий и лишений предохраняет душу от уныния и отчаяния и, несмотря на всю тяжесть испытываемых страданий, удерживает человека на пути добра. "Терпением вашим, - поучает нас Христос, - спасаете души ваши" (Лук. 21, 19); 4) стойкость, при которой человек твердо и неотступно преследует до конца, преодолевая все препятствия и трудности, осуществление того, что признается добром. Умеренность есть такая добродетель, при помощи которой человек, удерживая в границах нравственности и естественной необходимости все стремления, связанные с потребностями его физической природы, строго охраняет себя от всяких излишеств и чувственных увлечений; к области этой добродетели относятся: скромность, целомудрие, благопристойность, воздержанность и трезвость. Самообладание, в котором заключается истинная нравственная свобода человека; для того, чтобы поступать нравственно, ему, прежде всего, необходимо владеть собою, сохраняя в равновесии все свои силы постоянно готовыми действовать по указаниям разума и совести. Верность долгу, требует от человека добросовестного выполнения всех его обязательств по отношению к другим людям. Исполнением воинского долга называется тот случай, когда военнослужащий, по долгу совести, присяги, службы, дисциплины и воинского звания, совершает то, что от него требуют военные законы. Кто признается честно исполнившим свой долг? На войне - тот, кто самоотверженно бился с врагом до последней капли крови и дорого продал свою жизнь. В мирное время - всякий, кто служит верой и правдою. Идеал воина заключается не в том, чтобы не падать в борьбе со своим ратоборцем, но в том, чтобы, упавши, не валяться, а, встряхнувшись, снова взяться за оружие и хотя бы со свинцом в груди, но до конца отстаивать честь и достоинство армии и благосостояние родины. Добродетели русского человека. Много ... христианских добродетелей бы-ло присуще русским людям старой России, как проявление все той же веры их. Но особенно они отличались милосердием к бедным и гостеприимством. Архиепископ Серафим (Соболев). Благочестие стало коренным, типическим свойством русского человека (А.А. Царевский). Своею практической стороною действуя на волю и на сердце русского человека, Православие и воспитало в нем те качества, которые объединяются в общем понятии благочестия. Благочестие стало коренным, типическим свойством русского человека, и вся нравственная жизнь его начала слагаться по христианскому идеалу. Лучшие люди старой Руси, проникаясь этим идеалом со всею горячностью и увлечением первых прозелитов, стремились к осуществлению в поведении своем всех даже аскетических предписаний христианской морали; почитая идеалом христианской жизни и венцом добродетелей полное отречение от мира и плоти, они старались приблизить свою и мирскую жизнь к "спасенному пути" монашеского подвижничества. Спешу, впрочем, оговориться, что никоим образом не следует в своем представлении идеализировать древнерусского человека, нельзя представлять себе его святым и безупречным: с точки зрения всесовершенного идеала христианской нравственности, жизнь русского человека, как и сама личность его нравственная, представляла очень много и темного, и несовершенного. Ведь уродливые явления, нравственные аномалии всегда существовали и будут существовать в человеческом обществе; зло и добро, порок и добродетель, нечестие и благочестие, несмотря на необъятное различие их взаимное, всегда существовали вместе. Это тем более нужно сказать о нашей старине, когда народ русский только что призван был в Православие из дикого состояния. Во всяком случае величайшая заслуга Православия в том была, что оно, указав идеал жизни благочестивой, раз навсегда привязало к нему помыслы и стремления русского человека, а своими благодатными средствами, несомненно, сообщило последнему и энергию, силу воли в достижении этого идеала. Благочестие стало заветною целью, в стремлении к которой слились нераздельно все русские люди. При этом представители и вожди народа, не только духовные, а и мирские, как, например, князья, шли впереди, так сказать, навстречу народному благочестию и возгревали рвение к нему в массе народной своим авторитетным примером, подавали достойные подражания образцы христианской жизни, богобоязненных обычаев, ревности о славе Божией. Вера Православная и явилась на Руси великою жаждущею силою, воспитавшею всему миру известное "русское благочестие", - силою, создавшею отличительные особенности и нравственные доблести русского человека. Правда, некоторые духовные качества, как, напр., храбрость, гостеприимство, прямота, считались особенностями вообще славянского типа еще и во времена язычества, но Православие подняло и одухотворило эти качества, сообщило им высшее нравственное достоинство, указало для них более сознательные и чистые основы, святые побуждения. Кроме того, под влиянием Православия в русском народе создались новые, дотоле несвойственные ему, нравственные добродетели, ставшие теперь также существенными и типическими качествами русского человека, каковы, например: набожность, честность, смирение, терпение, незлобие, милосердие и т. п. евангельские именно добродетели. Пороки. Гордость.

"Что и говорить о презорстве и гордости, - взывает Нил Сорский, скорбя. - Имена у них различны, а, в сущности они - одно и то же суть: и гордыня, и презорство, и высокосердие, и кичение; и все они преокаянны, как говорит Писание: Бог гордым противится; и: мерзость есть пред Господом всяк высокосердый (Притч. 3, 34; 16, 5), и нечист именуется. Кто поработил себя страсти этой (гордости), тот сам и бес и враг (ратник), - тот в себе самом носит скорую гибель. Самодовольство и самооправдание - это самая пагубная прелесть, в которой враг успевает задерживать очень многих и не совсем худых людей. Прелесть сия ноги подкашивает и останавливает шествие. Кто чувствует себя праведным, тому какая нужда много беспокоиться и искать милости? Цель достигнута, - праведен человек; что и трудиться? Остается только посматривать кругом, себя высить, а других уничи-жать". Саможаление опасно и пагубно. Если поблажать себе придется по болезни, то это ничего. А если под предлогом болезни, то то худо. Тут видно лукавство пред самим собой - самое злое из всех лукавств. Зависть. Великое зло - зависть. Она ослепляет душевные очи вопреки собственной пользе самого одержимого ею. Как беснующиеся часто обращают мечи на самих себя, так и завистливые, имее в виду только одно - вред тому, кому завидуют, теряют собственное спасение. Они хуже диких зверей; ибо звери нападают на нас, имее недостаток в пище, или быв наперед нами самими раздражены; а те, и быв облагодетельствованы, часто поступают с благодетелями, как с врагами. Так они хуже диких зверей и подобны бесам, а может быть и хуже. Для чего ты скорбишь видя благополучие ближнего? Скорбеть, конечно, следует нам, когда мы сами терпим зло, а не тогда, когда видим благополучие других. Посему грех этот не может иметь никакого прощения. Блудник еще может указать на похоть, вор на бедность, человекоубийца на раздражительность; хотя и эти извинения пусты и неосновательны, но все еще могут иметь вид оправдания. А ты, какую представишь причину - скажи? Совершенно никакой, кроме одной крайней злобы. Неблагодарность. Каждый день являет нам бесчисленные благодеяния, желаем мы того или не желаем, знаем о них или не знаем. Бог не требует от нас ничего, кроме признательности Ему за все дарованное, чтобы за это дать нам еще большее воздаяние. (Святитель Иоанн Златоуст). Злорадство. Греховные раны, будучи оставляемы в пренебрежении, делаются больше, и не ранами только ограничиваются эти болезни и немощи, а рождают бессмертную смерть, тогда как, будучи исторгаемы в начале и когда еще малы, они не сделаются и великими. Смотри: кто старается не обижать, тот не будет ссориться; кто не знает ссор, тот будет сохранять дружбу; кто сохраняет дружбу, тот не будет иметь врагов; кто не имеет врагов и питает любовь, тот исполнит всякую добродетель. Злословие. Злословие - склонность отзываться обо всех зло, язвительно. (Теофраст). Словоблудие и фарисейство. "За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда" (Матф. 12, 36). Если за слово праздное - тем более за слово скверное, срамное, хульное, укорительное, оскорбительное дадут ответ. Поэтому так сильно слово Божие увещевает нас к хранению языка: "Всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев" (Иак. 1, 19). Эгоизм. У людей с эгоистическими убеждениями, число которых в слу-жебном мире громадно, окончательно утрачена самая вера в необхо-димость, возможность и пользу каких бы то ни было общественных убеждений и даже способность к ним, но зато тем сосредоточеннее и сильнее выработалось в них антиобщественное убеждение, кото-рое можно выразить двумя словами: "Хорошо то, что мне выгодно" (К.Д. Ушинский). "Злейший враг доблести офицерского сословия, - говорит фон-дер Гольц, - есть бесспорно эгоизм". Злонравие и подлость. Злой человек похож на уголь: если не жжет, то чернит тебя (Анахарсис). Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть величайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы (Ф. Достоевский). Несправедливость. "Несправедливым называют как нарушающего закон, так и берущего лишнее с других и человека, не равно относящегося к другим людям". (Аристотель). Самое понятие о власти неразрывно связано с понятием о справедливости, которая есть в то же время необходимый атрибут всякой нравственной силы (П. Изместьев). Больше всего армия страдает от отсутствия в ней строгой справедливости - и это громадное зло систематически, медленно и верно губит и развращает ее, заставляет опускать руки у самых деятельных, способных и энергичных, гонит офицеров из строя, развивает подслуживание, протекционизм, вносит в ее могучий организм худосочие (Разведчик, 1909 г). Интересно послание Николая I - И.Ф. Паскевичу: "Не надо угнетать и быть несправедливу. Прощать - великодушно; притеснять же без причины - неблагородно. Да укрась Вас и последняя слава - скромность. Воздайте Богу и оставьте Нам славить Вас и дела Ваши". Сребролюбие. Многие из сребролюбия не только прервали свое благочестивое житие, но и, в вере погрешив, душою и телом погибли, как явствует из святых Писаний. Собирающий злато и серебро, и уповающий на него, обнаруживает сим свое неверие в ту истину, что Бог печется о нем, сказали Отцы. И то еще говорится в их писаниях, что если кто порабощен гордостию или сребролюбием, то по тому самому, что та или другая из сих страстей господствует в нем, бес уже не борет его иною какою-либо страстию: для него и та одна достаточна для его гибели. Посему всячески надлежит ограждать себя от столь гибельной страсти, прося Господа Бога, - да отженет от нас дух сребролюбия" (Нил Сорский). Неверность (клятвоотступничество). Не клясться - значит и не требовать клятвы. Ибо если не хочешь сам клясться, то и от других не потребуешь клятвы по следующим двум причинам: вопрошаюший или стоит в истине, или, напротив того, лжет. Если человеку обычно стоять в истине, то, без сомнения, он и до клятвы говорит истину. А если он лжец, то лжет и поклявшись (Преподобный Исидор Пелусиот). Напишите в сердцах ваших, что скажу вам. Тот, кто принудил другого к клятве, зная, что он поклянется ложно, хуже человекоубийцы. Ибо человекоубийца убивает тело, а тот душу, даже две души - и того, кого принудил клясться, и свою. Ты уверен в истине того, что утверждаешь, в ложности того, что говорит другой, и так принуждаешь его клясться? Вот он клянется, вот согрешает ложной клятвой, вот погибает - какая тебе от того польза? Нет, ты и сам погиб, потому что захотел удовлетворить себя погибелью брата. Берегитесь ложной клятвы, берегитесь и клятвы безрассудной. А лучше всего избежите и того и другого зла, если удалите от себя привычку клясться (Блаженный Августин). Лукавство есть изобретательность на злые умыслы, когда человек, прикрывшись чем-то добрым, приводит в исполнение свой умысел. Лукавый никогда не бывает в мире, но всегда в смятении, всегда исполнен раздражительности, коварства и гнева, всегда подсматривает за ближним, всегда наушничает... вразумления ставит ни во что, братий развращает, простодушных притесняет, кротких отдаляет от себя, великодушных осмеивает, перед посторонними лицемерит. Виды его: Двоедушие. Скрытое лукавство вредоноснее явного. Потому что, если бы знали клеветников, легче избежали бы их несдержанных языков и недобрых расположений. Лицемерие. Тот лицемер, кто напоказ принимает чужое лицо; будучи рабом греха, надевает маску свободного. Человекоугодие. Горе тому, кто старается и словом, и делом снискать благосклонность людей, а нерадит о правде и справедливости (Святитель Василий Великий). Лживость. "Никто из благоразумных не сочтет ложь за малый грех; ибо нет порока, против которого Всесвятый Дух произнес бы столь страшное изречение, как против лжи. Если Бог погубит вся глаголющия лжу (Пс. 5, 7); то что постраждут те, которые сшивают ложь с клятвами?" (Иоанн Лествечник). Многие не убивают руками человека и не уязвляют, но уязвляют и убивают языком, как орудием, по написанному о "сынах человеческих", "у которых зубы - копья и стрелы, и у которых язык - острый меч" (Пс. 56, 5). Расточительность. "...Расточительный человек слишком много издерживает и слишком мало приобретает". (Аристотель). Иной терпит недостаток в старости, потому что в юности не довольно сберегал или расточал свое имущество. "Ты худо обедаешь, потому что слишком хорошо позавтракал", - сказал один древний мудрец (Прот. И. Толмачев). Чревоугодие есть притворство чрева; потому что оно, и будучи насыщено, вопиет: "мало!", будучи наполнено, и расседаясь от излишества, взывает: "алчу!" Чревоугодие есть изобретатель приправ, источник сластей. Упразднил ли ты одну жилу его, оно произнекает другою. Чревоугодие есть прельщение очей; вмещаем в меру, а оно подстрекает нас поглотить все разом. Насыщение есть мать блуда; а утеснение чрева - виновник чистоты. Кто ласкает льва, тот часто укрощает его; а кто угождает телу, тот усиливает его свирепость(Иоанн Лествечник). Пьянство-это разновидность чревоугодия. Святой отец (Иоанн Златоуст) учит: Не вино худо, но злоупотребление им. А что не от вина происходят гибельные пороки, но от развращенной воли, и, что происходящую от вина пользу уничтожает неумеренность, это показывает тебе Писание, когда говорит о начале употребления вина уже после потопа, дабы ты знал, что природа человеческая, еще прежде употребления вина, дошла до крайнего развращения, и совершила великое множество грехов, когда еще и вино не было известно. Итак, видя употребление вина, не вину приписывай все зло, но воле, развращенной и уклонившейся к нечестию. С другой стороны, помысли, человек, и о том, на какое употребление сделалось полезным вино и вострепещи. При его помощи совершается благодатное таинство нашего спасения. Не вино, а пьянство-дурное дело. Оно может притупить чувства и помрачить разум. Будем воздерживаться от пьянства; не говорю: будем воздерживаться от вина, но: будем воздер-живаться от пьянства: не от вина происходит пьянство. Блудливость. Творцом вложена в дух человека сильнейшая способность - любить, стремиться к прекраснейшему, красивейшему, совершеннейшему, не останавливаться на себе самом, не замыкаться в себе, но всеми силами своего существа тянуться, жаждать соединения с высшим себя, с лучшим, с самым прекрасным. Именно сила любви, жажда соединения с Высшим Существом, с вечной Красотой и Совершенством и есть жизнь души, ее главный центр. Именно эта потребность тревожит непрестанно дух человеческий, живит, томит, заставляет жаждать, вожделевать и искать, и она-то и доводит ищущего правильно до высшей Любви, высшего Блаженства, до причастия высшей Красоте, приобщения к Самому Благому - к Богу. И именно потому враг Божий и коварный обольститель человеков-диавол - эту главную струю духовной нашей энергии усиленно старается похитить, исказить, осквернить, направить по ложному пути - на совершение самого гнусного, уродливого. Подучает он нас небесный дар закопать в землю, жажду жизни подменяет вожделением тлена, стремление к вечному блаженству обращает в желание сиюминутного удовольствия Архимандрит Лазарь). Безразличие (нечувственность). "Я полагал, что у вас постоянное охлаждение... или сухость и нечувствие. Но этого у вас нет, а есть то, что со всеми по временам бывает. Об этом все почти писавшие о духовной жизни поминают. Святой Марк подвижник трех такого рода врагов выставляет: неведение с забвением, разленение с нерадением и окамененное нечувствие. "Какое-то параличное состояние всех сил душевных". В кратких молитовках не забыл их и святой Златоуст: "Избави мя от неведения, забвения, уныния (это разленение с нерадением) и окамененного нечувствия" (Феофан Затворник). Беспечность. Не будем, возлюбленные, предаваться усыплению и нерадению о своем спасении: невозможно, совершенно невозможно беспечным сподобиться царствия небесного, равно и преданным!, роскоши и невоздержанию. Скорее, изнуряя и измождая свое тело, и перенося бесчисленные труды, мы можем получить небесные блага. Разве вы не видите, какое расстояние между небом и землею, какая предстоит нам брань, как склонен человек к злу, как окружает нас грех и какие расставляет сети? Для чего же мы навлекаем на себя столько забот, кроме необходимых, причиняем себе так много беспокойств, и возлагаем на себя столь великие бремена? Разве не довольно наших забот о чреве, об одежде и о доме? Разве не довольно попечений о вещах необходимых? (Иоанн Златоуст). Памятозлобие. Но есть еще и другой вид неистовства, еще худший. Какой? Тот, когда не хотят оставить гнева, но питают в себе памятозлобие, как какого домашнего палача. Ибо самих же их первых мучит памятозлобие еще и здесь, не говоря о будущем. Подумай, какое терпит мучение человек, возмущенный душой, каждый день помышляя о том, как бы отомстить врагу? Прежде всего, он мучит сам себя и томится, раздражаясь, досадуя на самого себя разгорячаясь. Ибо точно огонь постоянно горит в тебе, и, когда горячка усиливается до такой степени, ты не ослабляешь ее, думаешь, как бы причинить какое зло другому; а между тем терзаешь самого себя, постоянно нося в себе сильный пламень. не давая успокоиться душе своей, постоянно свирепее, подобно дикому зверю, и содержа ум свой в тревоге и смятении. Что хуже этого неистовства, - всегда мучиться, раздражаться и воспламеняться? Ибо таковы души злопамятных. Они, как скоро увидят того, кому хотят отомстить, тотчас же выходят из себя; услышат ли голос его, падают и дрожат; лежат ли на постели, придумывают тысячи мучений, как бы поразить и растерзать своего врага; а если при этом увидят его благоденствующим, о, какое для них наказание! (Иоанн Златоуст). Скупость. Скупой не похож ли на больного горячкою, который томится самою жестокою жаждою, хотя и может черпать воду из источников? (Иоанн Златоуст). Лень. Лень, держа владычественный ум, охватывает как плющ, всю душу и плоть, и все естество наше делает ленивым, расслабленным, как бы параличом разбитым. Празднолюбие. "...Премудрый, показывая, что праздность научила всякому злу, и беседуя о слугах, говорит: вложи его в дело, да не празден будет (Сир. 33, 28). Изнеженность. Изнеженность - явление, противное природе человека, существа деятельного, энергичного и потому призванного быть закаленным. Еще в Спарте, Ликург обратил свое внимание на необходимость закалки не только юношей, но и девушек. "Девушки долж-ны были для укрепления тела бегать, бороться, бро-сать диск, кидать копья, чтобы их будущие дети были крепки телом в самом чреве их здоровой матери, что-бы их развитие было правильно и чтобы сами матери могли разрешаться от бремени удачно и легко бла-годаря крепости своего тела. Он запретил им бало-вать себя, сидеть дома и вести изнеженный образ жизни. Они, как и мальчики, должны были являться во время торжественных процессии без платья и пля-сать и петь на некоторых праздниках в присутствии и на виду у молодых людей" (Плутарх). Недостатки в характере русского человека. "Душа рус-ского человека слишком широка, и наряду с подви-гами великой святости в русской жизни наблюда-лось много пороков и проявлений тяжкого греха. Недаром Достоевский говорил, что в душе русского человека две бездны. По своему нравственному состоянию русский человек может возвыситься до не-ба и может ниспасть до самых глубин ада" (Архиепископ Серафим). Русский народ по природе добродушный, разумный, хлебосольный, доверчивый, религиозный, храбрый. Но он же бывает ленив, упрям, груб и непочтителен. Какая из перечисленных особенностей характера самая дурная? Природная лень. Она вполне справедливо называется матерью всех пороков. Ленивый или тунеядец всегда бывает самый порочный, он почти что всегда пьяница. Он старается, чтобы за него работали другие. Даже и тогда, когда некому делать, ленивый остается в бездействии, чем причиняет непоправимый вред делу или вещи. Ленивый некогда не наживет богатства и ничего не оставит в жизни. Лень, как заразу, каждый должен в себе искоренять. Это его главный враг. Кто наметит себе цель в жизни и старательно будет к ней стремиться, тот всегда ее достигнет. Государству этот порок причиняет большие беды. История знает много примеров, когда большие государства погибали благодаря раздорам и лени своих подданных. (Н. Шалапутин). Исконная добродетель, вершинный Путь. (Хуан Ши-гун). Искусство воспитания твердой воли и честного поведе-ния состоит вот в чем: Если говорить о вечно делящемся: ничто не устремляется так далеко, как дальновидные замыслы. Если говорить о спокойствии: нет большего спокойст-вия, чем быть покойным в незавидном положении. Если говорить о насущном: нет ничего насущнее воспи-тания добродетели. Если говорить о радости: нет ничего радостнее любви к добру. Если говорить о духовном: нет ничего духовнее пре-дельной искренности. Если говорить о разуме: нет ничего разумнее постиже-ния мельчайшей вещи. Если говорить о счастье: нет ничего счастливее безмя-тежной жизни и полноты знания. Если говорить о несчастье: нет ничего несчастнее нена-сытных желаний. Если говорить о горестях: нет ничего горестнее разлада между сердцем и духом. Если говорить о бремени: нет ничего обременительнее беспокойства и суетности. Если говорить о скуке: нет ничего скучнее того, что по-лучено без труда. Если говорить о помрачении: нет ничего более помра-ченного, чем алчность и отсутствие достоинства. Если говорить о грусти: нет ничего более грустного, чем то, что исчезает в одно мгновение. Если говорить, об опасностях: нет ничего более опасного, чем полагаться на подозрительного человека. Если говорить о поражениях: нет более короткого пути к поражению, чем себялюбие и стяжательство. (Хуан Ши-гун. Книга основ). Литература: Аристотель. Политика; Архимандрит Лазарь. В пещи Вавилонской. О грехе блуда. - Тбилиси, 1998; Иоанн Златоуст. Собрание поучений; Иоанн Лествечник. Лествица; О покаянии, причащении святых Христовых таинств и исправлении жизни: слова преосвященного Феофана во святую четыре десятницу и приготовительные к ней недели. Изд. 6е. - М., 1909; Святитель Феофан Затворник. Внутренняя жизнь. Избранные поучения; Основные понятия о нравственности, праве и общежитии: Курс законоведения для кадетских корпусов. - СП б., 1889; Плутарх. Избранные жизнеописания; Серафим (Соболев), архиепископ. Русская идеология. - СП б., 1993; Ушинский К.Д. Пед. соч. в 6 т. Христианская жизнь по Добротолюбию: Избранные места из творений святых Отцов и Учителей Церкви. - Харбин, 1930; Царевский А.А. Значение Православия в жизни и исторической судьбе России. - Казань, 1898; Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых. (Две части в одной книге). - Изд. 5-е. - М., 1909; Шалапутин Н. Катехизис русского солдата. - М., 1913. (А.И. Каменев).

0x01 graphic

Никита Воин.

Художник Чирин Прокопий Иванович (-1621/23)

134

"ДОБРЫЙ МАЛЫЙ", или предостережения молодому офицеру

Перед вами, господа, новый, почти неведомый для вас, строй отношений к начальству, товарищам, служебным занятиям и обязанностям. Вы знаете только регламентацию этого строя, и едва ли вашему воображению ясно представляются те бытовые неожиданности, которые ставят некоторых новичков в тупик, бьют по молодому восприимчивому самолюбию, а иногда ведут к роковой развязке - к мрачному эпилогу повести, героем которой нередко выступает прекрасный, полный розовых надежд, офицер, делающий ошибку за ошибкой и, наконец, завершающий свою карьеру резким проступком, оставляющим два исхода: отставку в семидневный срок или горькое слово товарищей: "уходи от нас: ты не подходишь к нашей среде". Вот почему, наблюдая ваше радостное перед выпуском настроение, нетерпеливое ожидание самостоятельной жизни, розовые мечты, исполненные поэзии и счастья, мне хочется сказать вам: будьте не только мечтателями, но и наблюдателями; не сразу бросайтесь во все прелести самостоятельной жизни; осторожно вступайте в новый для вас мир; познавайте истинное счастье не только сердцем, но и разумом и тщательно исследуйте пути к нему. Область военной жизни прекрасна: строгие требования чести, красиво и величественно стоящие над уровнем серой жизненной сутолоки; благородные рыцарские идеалы; товарищество, к которому привязываешься всей душой; работа над живым человеком-солдатом, представляющем, в большинстве, чудную нетронутую русскую натуру, способную удовлетворить своим нравственным обликом не только моралиста, но и эстетика и т.д. Словом, вас ожидает нечто светлое, способное дать удовлетворение уму и сердцу или то, что называется счастьем в жизни. Однако, к сожалению, не всякий из вас способен взять это счастье, и в этом заключается драма, переживаемая нашей армией, ее нравственные аномалии, застой в науке, бегство офицеров и прочее. Дело в том, что не всякий из вас обладает твердым характером и тем высшим достоинством разума, которое регулирует молодые, беспорядочные влечения сердца. Стремитесь развить в себе эти начала, без которых легко погибнуть не только в военной среде, но и во всякой; не ждите, что вас в полку будут водить на помочах, что непременно встретите там доброго гения, который осенит вас своим крылом: такой гений живет и действует только в образцовых полках, где авторитет старших товарищей, во главе с командиром полка, обнимает своим влиянием и долг, и науку, и жизнь офицерского общества. Нередко молодой офицер попадает в общество, может быть, и недурных офицеров, но не сплоченных, не умеющих останавливать дурные проявления, возникающие в низах офицерского общества. Тогда наверно будет пытаться захватить вас в свои цепкие руки иной гений, для которого офицерская и товарищеская доблесть заключается в оппозиции хорошим началам в полку, в высмеивании службы, в выступлениях недисциплинированного характера, в бессмысленных кутежах и цинизме. Здесь происходит закладка жизни и службы молодого офицера: разлагается стойкость отношений к служебному долгу, преподанная в военно-учебном заведении; расхолаживается любовь к науке; развивается равнодушие к какому бы то ни было труду и мучительная потребность отдавать свои вечера картам и вину... Неоплатные долги, низкопробные наслаждения, дурные, подтачивающие организм болезни; столкновения с начальством и судом офицерской чести - все это берет начало в дурных влияниях, которыми нередко подвергается неокрепший ни волей, ни разумом новичок в полку. Жизнь познается жизнью; вы не могли познать ее в своих тесных училищных стенах. Что могли дать вам в этом отношении училищные офицеры? Внушение долга, интерес к военному делу? Но мы все это видели, все это знаем и нередко наблюдали ту легкость, с которой взявший вас под свое покровительство "добрый малый" разбивает всю аргументацию ваших наставников... И вот вы, прекрасный молодой офицер, вооруженный теоретическими познаниями, одушевленный патриотическим порывом, искренне рвущийся к службе и готовый к самосовершенствованию, вдруг ни с того, ни с сего начинает свой офицерский дебют так неприглядно и мерзко, что о вас складывается самое дурное мнение у начальства и в товарищеской среде. Чего стоят одни только эти разговоры о невыдержанном, невоспитанном подпоручике, за которым начальство должно присматривать, а товарищи - сторониться не умеющего держать себя пижона. Самое ужасное в этом положении - заблуждение новичка, который даже не подозревает, что его не любят, что за ним следят; ужасна эта медлительность в поведении развинченного офицера, наблюдаемая в не направляемых командирами полках. С чего же, главным образом, начинается распущенность молодого офицера? А вот часто наблюдается, что офицерская молодежь, прежде всего, расшатывается в области внешней дисциплины. Ни с того, ни с сего, как говорится, здорово живешь, молодой офицер, образцово исполнявший воинские обряды в юнкерском звании, вдруг начинает воображать, что не пристало офицеру тянуться по-солдатски, что все эти манипуляции в держании себя перед начальством, в отдании чести, в приветствии старших товарищей и прочее, офицеру подобает исполнять упрощенным способом. И вот начинается: является командиру - отставляет ногу, жестикулирует в разговоре рукой; брезгливо относится к выражениям: "так точно", "никак нет"; вместо "слушаю" употребляет совершенно штатское выражение "хорошо"; наконец, - уходя домой от командира, делает вместо приличного, установленного в военном общежитии, поклона, какое-то неуклюжее движение и в довершение своей неотесанности первый сует руку командиру, не подозревая, что начальник вовсе не расположен подавать ему руки, ибо людей невыдержанных, недисциплинированных начальство обыкновенно держит на приличной от себя дистанции. Позвольте вас спросить: какое может произвести впечатление на командира этот доморощенный философ? Далее, - при встрече с начальником на улице молодой подпоручик почему-то воображает, что не пристало ему, при отдании чести, держать пальцы вместе и локоть на высоте плеча, что есть упрощенные формы, более приличные для офицера. Изобретая свои собственные манеры отдания чести, вместо требуемых уставом, он по-штатски держит голову и делает рукой какие-то неприличные выкрутасы, поднося ее к козырьку. Фигура такого подпоручика выходит, конечно, не солдатской, но и далеко не офицерской. А скорее может быть поставлена на ряду с фигурами писарей, фельдшеров, лазаретных надзирателей и интендантских вахтеров. Люди недалекие, философски неразвитые, любят подтрунивать над всеми этими манипуляциями, хотя казалось бы, что не надо обладать особенно твердыми мозгами, чтобы понять настоятельную необходимость строго установления форм для внешнего выражения воинского долга и военной порядочности. Только изучив эти формы до степени глубокой привычки, военный человек чувствует себя легко и свободно среди старших чинов и товарищей и не испытывает неловкости, аналогичной с положением медведя, попавшего в порядочное общество. Перекраивать установленные формы внешнего выражения военной порядочности, для всех обязательные и потому ни для кого не унизительные, очень рискованно: с одной стороны, можно удариться в лакейство, с другой - в дисциплинарную небрежность, и то и другое нетерпимо в порядочном военном обществе. Конечно, манеры офицера, в смысле ловкости, мягкости, изящества, всегда разняться от манер солдатских, но это не значит, что офицер распускается, напротив, это свидетельствует о хорошем навыке, о непринужденности в исполнении, а где непринужденность, там и красота, т.е. красота воинского приличия. Нужна ли выработка хороших военных манер? - спросит читатель, не умеющий вдуматься в самые простые педагогические акты. Надо развить в офицере и солдате внутреннее сознание своего долга, внушить им любовь к науке и прочее, а приличные манера - это вздор. Рассуждая, таким образом, вы попадаете пальцем в небо, ибо и долг, и наука, и все внутреннее развитие воина покоится на его душевном спокойствии, на удовлетворении военной жизнью и службой, а может ли чувствовать такое удовлетворение офицер, которого начальник постоянно разносит за несоблюдение форм военного приличия, а товарищи сторонятся, опасаясь натолкнуться на всякого рода бестактности. Жизнь такого офицера не красна, а кто охладел к военной жизни, тому не мила и военная служба: он начинает служить уже не по охоте, а по принуждению, подталкиваемый мерами, продиктованными дисциплинарным уставом, и если не уходит из военной службы, то только потому, что ему некуда пристроиться. Это тип офицера-наемника, представляющий одно из уродливых явлений в военном мире. Наряду с дисциплинарной небрежностью замечается развинченность молодого офицера в обращении с товарищами, особенно выставляемая напоказ в офицерском собрании. Она обыкновенно начинается подражанием какому-нибудь "внушителю" из распустившихся и выпивающих поручиков, известных в кутящих кампаниях под названием "молодчины", который льстит молодежи своей скоропалительной дружбой, быстрым переходом на "ты", взвинчивает в молодом офицере уродливую лихость, уродливый героизм и разжигает в нем стремление освободиться от лучшего из достоинств новичка - скромности. - Что ты тянешься, пижон? - замечает он своему наивному поклоннику. - За это, брат, жалованья не прибавят, а только смеяться станут. Ты сразу покажи себя так, чтобы никто не смел на ногу наступить... Ты боишься опоздать на занятия, а я вот и совсем не пойду, и никто мне слова не смеет сказать... Замечание сделают - огрызайся, а то - увидят, что смирный - совсем заклюют. И вот юнец, загипнотизированный внушителем, представляя из себя смешную, до жалости фигуру, начинает строить "старого офицера": не раскланивается со старшими товарищами, а прямо сует им руку; не встает при появлении в собрании штаб-офицера; расхаживает какой-то смешной походкой, подражая своему внушителю; за буфетом ухарски произносить трактирное выражение "налей!" и тыкает пальцем в большую рюмку; покрякивает после выпивки и манерно роется вилкой в закуске; разваливается в кресле, высоко задрав ноги; перелистывает газеты и, не читая их, объявляет, что все они врут; берет в зубы папиросу и особым трактирным жестом требует от вестового огня; покрикивает на собранскую прислугу, не стесняясь присутствием старших товарищей; некстати вмешивается в разговоры ротных и батальонных командиров, выступая со своим непрошеным мнением; потягивается и объявляет всем присутствующим, что ему скучно и что он с удовольствием бы куда-нибудь закатился; наконец, отуманенный вином и подбадриваемый лихим внушителем, делает выходки прямо вызывающие, например, ни с того, ни с сего, похлопывает по плечу играющего в карты еще мало знакомого старшего товарища с приятельским вопросом: "что, капитан, не везет?" и т.д. Недовольство против такого субъекта быстро накапливается; его жалкая, идиотская фигура прямо становится противной, возбуждает брезгливое впечатление занозы, попавшей в офицерское общество, которую необходимо извлечь из него; но, к сожалению, во многих офицерских обществах не сразу обрезывают расходившихся новичков, и многие командиры не вникают в эти явления. Тогда создается злорадство. - "Погоди, голубчик, - рассуждают задетые юнцом старшие товарищи, - ты скоро попадешься на чем-нибудь таком, что уже не легко будет отвертеться". Такие случаи представляются не редко: крупное столкновение за веселым ужином, за картами, где расходившийся новичок не знает удержа; накопление долгов по векселям и в офицерский капитал; неисполнение честного слова в отдаче перехваченных у товарища денег; неосторожно произнесенные слова, которых ничем не вычеркнешь кроме кровавого расчета и прочее. Всякая опасная обстановка, где бывалого офицера спасает инстинктивная осторожность за мундир, легко может выкинуть на улицу заносчивого юнца. Поедет, например, кампания ужинать в ресторан, столкнется с каким-нибудь штатским, завяжет ссору, - тут непременно роковой внушитель выставит застрельщиком разделанного им новичка. Возбужденный, с затуманенными мозгами юнец сейчас же станет доказывать кампании свое молодечество и, конечно, сгорает, как бабочка на огне... сгорает бесцельно, с фальсифицированным чувством героя, ожидающего аплодисментов от кампании товарищей, которая его не любит и, может быть, потому не успевает его остановить... Затем наступает тяжелая кошмарная картина следующего дня; все шепчутся о драке в ресторане, осуждают кампанию, допустившую безобразие, но никто искренно не жалеет всем до тошноты надоевшего "пижона". Только невзначай произнесет какой-нибудь чувствительный капитан: "стыдно, господа, не удержали, не уберегли". "Кто удержит? Ведь не маленький, - оправдывается теплая кампания, - все равно, не сегодня - завтра бы случилось: такой уж нрав у человека". К проснувшемуся с головной болью подпоручику приносят записку из канцелярии, - командир требует на расправу. Сердце забилось, умишко встрепенулся, но уже поздно, все решено, как по писанному: формальный выговор командира полка, даже без строгого тона (к чему строгий тон, когда возмездие обеспечено?), смущение товарищей, как бы разбегающихся от некстати появившегося в собрании хотя еще и не ошельмованного, но уже предназначенного в тираж офицера (а он-то к ним бросился от командира, воображая, что они его любят); странный вид бывшего "друга-внушителя", который вместо того, чтобы приласкать несчастного, поспешно схватился за фуражку, избегая неловкой и неприятной сцены; наконец, офицерский суд, чинный, приличный, холодный и бесповоротный... Куда же деваться юноше, не имеющему ничего за душой кроме подготовки к специальному военному делу, о котором он некогда мечтал и которое искренно любил до переделки своих принципов добрыми внушителями?.. Перспектива нищенства, босячества, донашивание мундира в ночлежном доме... Вдумайтесь гг. будущие офицеры, в эту драму; пусть эти образы встают перед вами всякий раз, когда злой гений начинает вас соблазнять. Не остановили товарищи, не уберегли... Почему не остановили? Тут есть своя психология: новичок надоел им до тошноты своей развязностью, неприличием, непочтительностью, наглым задеванием товарищеского и начальнического самолюбия. Его даже не звали в кампанию; он сам навязался, услыхав, что собираются ужинать. Несомненно, товарищи чувствуют тяжесть на душе: они обязаны были удержать юнца и даже сделали это, но уже поздно, - оскорбление было уже нанесено. Опоздали они исполнить свою обязанность потому, что у них не было сердечного к тому порыва, ибо такой порыв вызывается близостью к человеку, идущему в опасное место. Тщательно берегут только того человека, которого любят, уважают и, конечно, берегут не только на краю пропасти, но и на всех путях к ней. Значит, распускающиеся и потому нелюбимые офицеры остаются в некоторых полках на произвол судьбы? К сожалению, да; дурно, но это факт, и закрывать на него глаза преступно. Наряду с жизненными промахами всегда идут и служебные. На дежурстве, за игрой в карты и выпивкой, забывается инструкция; в карауле офицерские обязанности перелагаются на караульного унтер-офицера; допускаются разные отступления в режиме не только караульных чинов, но и арестантов. Однако, если штаб-офицеры в полку не тверды или бьют на популярность, то командиру полка об этом не докладывают; подпоручика не губят, не обрезывая его на первых служебных отступлениях, которые принимают хронический характер и также, как и прочие промахи, ведут к роковому исходу. Военная наука, офицерские и солдатские занятия - все исковеркивается, уродуется, проникается цинизмом, если в полку нет воспитательного влияния на молодежь. - Ну и тощища же эти тактические занятия, - поучает юношу овладевший им ментор, - не дают покоя нашему брату, - все какой-то ерундой занимают... Пойдем, с горя, хоть пива выпьем. На занятиях с солдатом, где открывается перед молодым офицером богатейшая область учительской и воспитательной работы, где рождается и крепнет любовь офицера к солдату, опять выступает на сцену ментор: "Охота тебе таким вздором увлекаться, - у нас солдата совсем не тому учат, чему следует; я хотел было эту серую скотину по географии немножко развить, так - куда тебе, - все переполошились... Ну, и пусть сидят себе на этой идиотской словесности, а мы, брат, люди с головой, мы кое-что понимаем... Мне что, - мне Россию жаль" и т.д. Разгул критики, разделывающей постановку службы, проходит красной нитью через весь строй войсковой части, управляющей командиром, не отвечающим своему назначению. Положим, нельзя не критиковать дурно поставленную работу, но беда в том, что среди расходившейся молодежи создается критика без критерия, бесшабашная нигилистическая воркотня, оправдывающая лень, равнодушие, циническое отношение к военному делу. "Стану я тянуться, - рассуждает развинтившийся поручик, - все не так делается, как следует, так уже лучше ничего не делать". Вот, господа, в какое положение иногда приходится стать молодому офицеру. Сколько надо характера, воли, твердого разума, чтобы не опуститься и не погибнуть в такой обстановке. Запасайтесь же этими качествами и смело идите во всякую обстановку. Везде можно найти исход, углубившись в свои занятия и обязанности, везде можно заслужить уважение и начальства и лучших своих товарищей. Старайтесь постичь свое дело и полюбить его; только тогда найдете глубокое содержание в своей работе и испытаете счастье в исполнении своей офицерской миссии. Никакой "добрый малый", со своими банальными, затасканными фразами, не может сбить с толка человека неглупого и стойкого в сознании долга офицера. Будьте особенно в первое время сдержанными, осторожными, приучайте свой ум к анализу окружающей вас действительности. Старайтесь проявлять инициативу, но не создавайте конфликтов, не идите вразрез с требованиями вашего ротного командира, хотя бы они казались вам неосновательными. Военный человек должен одинаково учиться слушать и рассуждать; вносите свои приемы в дело, совершенствуйте его постановку, но делайте это прилично, чтобы не задеть самолюбия начальника, не нарушить дисциплину какой-нибудь демонстративной выходкой. В общем, готовьтесь во всех отношениях к командованию ротой, которое, по нынешним временам, стало особенно сложным и серьезным. Имейте в виду, что вам даже в подпоручьем чине, иногда на первом году службы, придется вступать во временное командование ротой, и это будет пробным камнем для всей вашей служебной репутации. Остерегайтесь рискованных опытов, глубоко обдумывайте их. Итак, господа, имея перед собой две трети еще непрожитой жизни, старайтесь не исковеркать ее: идите прямым путем к возможному счастью, не сбиваясь в сторону безделья, бесшабашных наслаждений и сделок с совестью в понятиях о своем долге, за которым следует неминуемое разочарование и безысходная тоска, начертанная на челе каждого дурно начавшего свою службу офицера. Верьте мне, что ваш герой, проповедующий вам освобождение от офицерской порядочности, человек глубоко несчастный. Офицер, разочаровавшийся в своем деле, уже не офицер, а жалкий влачитель жизни, цель которого не выходить из рамок "20-го числа" и перспективы пенсии. Ни материальная обеспеченность, ни легкое удовлетворение жизненных страстей не могут сделать праздного человека счастливым, ибо основа счастья заключается в любви к своему труду, около которого все прочие удовольствия жизни группируются в виде аксессуаров, иллюстрирующих отдых работника, счастливого сознанием исполненного долга. Старайтесь же полюбить ваш труд, ваше военное дело, не только в хорошей, ободряющей новичков, обстановке, но и среди дурных примеров, разлагающе действующих на хрупкую волю и неокрепший разум. Никто не может помешать вам увлечься своей работой над солдатом, а я вам предсказываю, что лишь только вы его узнаете, как сейчас же сердечно к нему привяжетесь, ибо сердце русского простолюдина можно назвать золотым сердцем; завоевав его, вы найдете в нем неисчерпаемый источник самопожертвования; вы будете очарованы этой готовностью человека отдать вам все за ваше доброе к нему участие. Любите своих подчиненных и пользуйтесь их любовью; идти в бой с преданными людьми - это высшие минуты счастья, исполненные военной поэзии; это - идеал, доступный избранникам нашей корпорации. (Н. Бутовский. Отрывки из бесед с молодежью. (Посвящается выпускным юнкерам). - СП б., 1909).

0x01 graphic

"Валькирия над сражённым воином".

Художник Васильев Константин Алексеевич.

135

Доверие в бою.

Когда в бою воины идут почти что на верную смерть, не ведая сожаления и страха, это происходит оттого, что они доверяют полководцу. Если военачальник пользуется дове-рием и ведет себя честно, его подчиненные будут преданны ему и лишены сомнений. Тогда победа в сражении будет непременно одержана. Правило гласит: "Если тебе доверяют, не смей обманы-вать". ("Шесть секретов").

0x01 graphic

Абордаж.

Художник Юшков Федор Осипович (1819-1876)

136

Доклад И.И. Бецкого 2 мая 1783 г. Императорской Академии Художеств.

Сделав мои примечания, как по находящимся в чужих краях пансионерами, так по справкам моим о здешних касательно до образа нынешнего воспитания, и по следствиям оного, с крайним прискорбием судя сколь много удалилось оно от истинных предметов предполагаемых в привилегии и уставе сея Академии, должен с огорчением сказать, что каковы бы ни были предписания, но если по разуму их не будет исполняемо, то оно ни что иное как только тщетные слова. Кажется, что великие выгоды для начальников и приставников Монаршее покровитель-ство и достаточная штатная сумма заслуживали бы всевозможное внимание о сей важной для пользы всего общества части, и долженствовали бы споспешествовать исполнению Монаршего соизволения и обязанности к оте-честву, ожидающему потомства благовоспитанного, от всякого рода пороков отчужденного, к добродетели и трудолюбию привычного и, словом, таково, которое изощренное в разных художествах и мастерствах отменные дарования украшало бы благонравием или и без оных, одним благонравием могло бы полезно быть обществу. Самые первоначальные выпуски, кои еще не имели действительного по уставу исполнения, а потому оные не могли бы в недостатках своих более быть извиняемы, подавали помянутую в благом воспитании обществу надежду, ибо некоторые из тогдашних воспитанников, а теперь уже профессоров и академиков доказывают лучшее о их воспитании попечение, чему бы надлежало час от часу утверждаясь доходить до совершенства, но противное тому выходит. Недавно выпущенные воспитанники навлекают внутри и вне государства бесславие на наше воспитание, а готовящиеся к будущему выпуску ужасают тем же, по причине невидимого их исправления, ниже начальников радение, о поставлении их на путь истинный. Прежде всего исчислю я некоторые причины моего прискорбного неудовольствия от недостатков воспитания. Во-первых: благоразумное общество, между прочим, примечает, что в выпускаемом юношества вселено непристойное рвение к получению чинов академических, а по оставлении своего художества и мастерства военных и штатских (чинов). Из сего видно, что им не внушается того, что искусный художник, если он притом и благонравный гражданин, заслуживает от всех уважение и почтения в обществе, и что чины тогда только нужны художнику, когда он, не имея доброго поведения, хочет, так сказать, недостатки благонравия дополнить посторонними титлами чинов. Думают, что без них должного почтения не отдается. Неправда, от воли всякого человека зависит быть почтенным, и не звание человеку, а человек званию приносит уважение, приобретаемое благонравием, ко-торое одно может приблизить расстояние, полагаемое родами и степенями чести. Во-вторых, и cиe еще злее первого. Известно мне, что есть и такие, кои, как видно, не имея даже ни малейшего путеводства, возросли в своеволии, привыкли к высокомерию, к празднолюбию, к распутству и даже поползновенны к гнуснейшим порокам, приносящее прямое бесславие воспитателям. Представя себе столь позорную картину развратностей из наших питомцев, в которых отечество увидит вместо полезных граждан людей, подвергающихся жребию не только несчастному, но и по законам жестокому, весь почтенный Совет купно со мною не возмутится ли прискорбием? о чем попечители юношества о воспитании, долженствующие ответствовать за малейшее преступление вверенных им, возмогут оправ-даться пред Богом, пред Монархом, пред отечеством и пред всем человечеством? чем искоренить cиe вредное зло? предписанием ли новых подробнейших правил воспитанию; но недовольно ли в уставах конфирмованных предписано? и не нужны ли для желаемого ycпеха только исполнители честные, совестные и прямо постигающее истинный разум оных? если благоразумием основанные на естестве, здравые общие правила поданы, то всякие подобные более вредны нежели полезны, ибо худым исполнителям ничто не помогает; а искусным связывая руки, мелочные установления препятствуют действовать; а наипаче в воспитание где неисчетная разнообразность сложений человеческих, как и во всех произведениях натуры, требует ежечасного самоличного внимания приставников, для уклонения души от худа к добру, в рассуждении чего почтенному Совету и предлагаю для зрелого рассуждения, а потом и для твердого предприятия только следующее. 1) Двоекратное в месяц Совета собрание, рассуждая по нынешнему его образу управления не может быть довольно для управления всего, что касается до Академии и ее училища; частые же в каждый месяц собрания отвлекут от дел по художествам каждого. А как притом уже с нескольких лет в собраниях Совета рассуждаемо об одних материях внутреннего хозяйства, а полезные примечания о неудобствах и упущениях в воспитании и учении и какими легчайшими способами соответствовать намерению, предписанному в уставе, преданы глубокому молчанию, и для того необходимо нужно, сообразуясь с прежним моим предложением, всякие по внутреннему хозяйству время нетерпящие опреде-ления производить директорским журналом, дабы тем доставить собрание Совета более временя к рассуждениям о важнейших материях, причем ни партикулярные, ни посторонние дела и разговоры, ниже какая либо высокомерная поверхность, отнимающая свободу и силу действия беспристрастного голоса, ни мало не совместны. 2) К сему совещанию Совета необходимо нужно каждому члену яко соучастнику в правлении воспитания его, еще подтверждаю толикого важного предмета для всего общества, проницать со всевозможным тщанием в существо разума привилегий и устава, ибо только от двух причин происходит все зло, или, ежели есть усердие, то от невнятного разумения предписаний...<...> 3) С каким успехом первый возраст приуготовлен, тому второй должен быть, доказательством, третий--второму, а ученики всему воспи-танно, почему и должно, чтобы всегда старший возраст представлялся примером благонравия младшему; так как приставники и воспитатели вообще всем питомцам. Живые примеры стократ действительнее всех словесных поучений, ибо оные и над совершенно взрослыми людьми, стараю-щимися всегда подражать тем, кого они почитают, действуют; а над детьми, коих деяния всегда ни что иное, как только единое подражание, несравненно сильнее. <...> Добрый воспитатель, осторожно разбирая средства, предполагаемые в первой главе устава к образованию душевных качеств юношей, поль-зуется ими и для вкоренения в юных сердцах чистой добродетели, распо-лагаясь по разности сложения, то останавливает дикую пылкость, то воспламеняет медленное хладнокровие. Словом не надеясь, ни на каких приставников и учителей всякую в детях погрешность и вредную склон-ность должен почитать за свою собственность; и тем как можно скорей стараться о отвращении оных, употребляя с тонкою разборчивостью и крайнею осторожностью всякого рода наказания и награждения как надлежит всячески стараться дабы не истребить в детях сей веселой бод-рости духа, которая так свойственна невинности, и столько нужна для приобретения благонравия и здравия, потому что по вкоренении оной, обыкно-венно вселяется уныние, производящее дух рабства, источник всех пороков, то хотя всякое принуждение, следовательно, в том числе, разумеется, во время нежного детства и твержение наизусть уроков вредно, но на все трехегодичное время предает самоизвольному погублению. <...> 4) Расположение учений первого возраста, равно как и других двух, и выбор учебных книг требуют особливого внимания и известного определительного положения, по каким книгам, в каком классе обучать точно по предписанию устава. Разборчивое порицание начальствующих как над сим, так наипаче и над благонравием должно входить во все мельчайшие подробности, потому что часто самая малость, пренебреженная в начале, если закоренеет, производит великий вред, коего исправление бывает невозможно, почему он должен без ослабления тре-бовать от подчиненных ему инспектора, воспитателей, учителей и приставников, а Совет от него самого как долженствующего иметь в инспекторе и во всех подчиненных добродетельных, искусных и неленостно радетельных помощников, строгого исполнения должностей во всем по разуму устава. <...> 5) Когда же дойдет до последних двух возрастов для совершения всех предметов воспитания, то есть когда с посеянного в их сердцах и разума собирание жатвы должно быть приуготовлено, тогда-то требуется наистрожайшее внимание, тогда-то, как выше в 3 пункте сказано, надлежит, чтобы первого возраста успехам были доказательством сии последние, совершенно обнаруживающее прошедшее, как они воспитаны, и будущее к чему они способны. Сие время должно служить в рассуждении благонравия к утверждению добра внушенного и к истреблению зла паче чаяния, разве непредвидимостью вкравшегося, а в рассуждении учения к доставлению званий предписанных в уставе; соразмерно с теми предметами, по которым они уготовляются для пользы общества; почему нынешнее тому не соответствующее учение необходимо же требует рассмотрения и поправления недостатков. С трудом, но и то случайно в минувшую зиму дойдено до обучения остелогии и мифологии; остается разобрать с каким ycпехом преподаются наставления в предписанных в уставе геометрии, географии, истории и прочих частях математики, в первых основаниях физики и натуральной истории. <...> 6) Не понимаю от чего происходит беспредельное во всех пяти возрастах послабление юношества в трудолюбии. <...> Наконец, зная, что почтенный Совет не менее меня отягощает душевным прискорбием, при зрении на описанные здесь упущения, не сумневаюся, чтобы не обратила, всего своего усердного внимания к сохранению во всех предметах сего учреждения, которое продолжающихся нерадением может еще более к падению приклониться, надеюсь, что немедленно приступив к поправлению всего, что здесь мною предлагается и что по сим пунктам будет предпринято о том меня уведомить не оставить. И. Бецкой. (Материалы для истории Академии Художеств).

0x01 graphic

Русская деревня.

Художник Михаил Спиридонович Эрасси (1823-1898)

137

Домашние обряды русских.

Рожде-ние младенца ознаменовывалось всегда домашним торжеством. Зажиточные люди учреждали родинные столы, а крестьяне приго-товляли особое пивцо и брали для того разрешение от начальства. Родильницы получали от гостей подарки, обыкновенно деньгами: это соблюдалось и у знатных, но только для исполнения обы-чаев; ибо родильнице в доме боярском давали по золотому, хотя такая сумма не могла чего-нибудь составить для тех, кому да-рили. Русские спешили крестить; и чаще всего крещение соверша-лось в восьмой день по рождении, но иногда в сороковой, так как эти числа напоминали в младенческой жизни Иисуса Христа события Обрезания и Сретения; имя нарекали чаще всего слу-чайно, по названию святого, которого память случалась в день крещения. Крещение происходило у всех сословий в церквах и допускалось в домах только в крайнем случае, по болезни но-ворожденного, да и тогда соблюдалось, чтоб обряд происходил непременно не в той комнате, где дитя родилось. Исстари, как по-казывают это "Вопросы и Ответы" Кирика (Калугер, род. в 1108 г) - писатель XII в., диакон и доместик (уставщик) Новгородского Антониева монастыря), комната, где родился младенец, несколько дней считалась оскверненною. Выбор воспри-емников падал чаще всего на духовного отца или родственни-ка. При крещении на младенца надевали крест медный, серебря-ный или золотой, который оставался на нем во всю жизнь, как символ его принадлежности к христианскому обществу. Восприем-нику священник возлагал на шею белый платок и связывал его обоими концами; а по окончании обряда платок этот снимался и оставался в церкви. После обряда, в тот же день учреждал-ся крестинный стол, и при этом, кроме гостей, кормили и нищих. Царь в день крещения своего дитяти делал торжественный стол для патриарха, духовных властей и светских сановников; по окон-чании обеда духовные благословляли новорожденного, а прочие гости подносили ему дары. В царском быту это был единствен-ный раз, когда царское дитя показывали до совершеннолетия; с тех пор оно оставалось на долгое время погребенным в глуби-не постельных хором. Крещение царского младенца не ограничи-валось одним обычным, крестинным столом. По городам и монас-тырям ездили жильцы с грамотами, возвещающими о рождении царского детища, и все монастыри спешили везти новорожден-ному подарки; тем, которые мало давали, замечалось, что они мало желают добра царским детям. В свою очередь, однако, по случаю рождения дитяти, царь прощал виновных и оказывал различные милости. Духовное рождение считалось значительнее телесного, и от-того день рождения оставался незаметным, а день ангела или именины во всю жизнь праздновался каждым, кому состояние поз-воляло. С утра именинник или именинница рассылали гостям именинные пироги; знатность лица, которому посылались пироги, измерялась величиною посылаемого пирога. Гости, по приглаше-нию, сходились на именинный стол и приносили именинникам подарки; духовные благословляли именинников образами, а светс-кие подносили материи, кубки или деньги. В царском быту царь в день своих именин, по выходе из храма от обедни, раздавал из своих рук именинные пироги; то же делала царица у себя на свои именины. Совершеннолетние царевичи сами за себя раз-давали пироги, а в день именин царевны или малолетнего ца-ревича раздавал их за именинников царь; но все-таки почита-лось необходимым, чтоб от именинника были розданы пироги. Если боярин или окольничий был именинник, то являлся с пиро-гами к царю; царь принимал пирог и спрашивал именинника о здоровье, потом именинник представлялся царице и также под-носил ей пироги. С другой стороны, царю, как и частным лицам, на именины подносили подарки, и эти подарки, как и подноси-мые царю и в других случаях, уже обратились в закон. Все торговые люди необходимо должны были поднести царю подарки, которые отсылались на казенный двор и с казенного двора про-давались; нередко случалось, что купец покупал на казенном дворе ту самую вещь, которую когда-то подарил царю, и теперь подносил ее государю в другой раз. За именинными столами приглашенные гости пели многолетие, а после стола именинник, с своей стороны, иногда отдаривал гостей; по крайней мере, так водилось у царей. Свадебные обряды у русских. Новоселье в старой русской жизни было торжественным со-бытием; хозяин, входивший в новопостроенный дом, приглашал духовенство освящать его и созывал родных и знакомых. Гости являлись непременно с хлебом и солью - символами желания обилия и благополучия; русские верили, что приносимый хлеб с солью в новом доме изгонял влияние злого духа. Люди, не чуж-давшиеся колдовства и ворожбы, напротив, являлись на ново-селье с черною кошкою, с черным петухом, тащили растворен-ную квашню и катали три хлеба, а потом замечали, как эти хле-бы ложились, и записывали "на хартиях, и ключи в псалтырь вложат, оттуду ложная вещующе". Надобно было умеючи выби-рать самое место, на котором хотят строить новый дом; для узнания, хорошо или дурно место, наблюдались разные гаданья: например, клали дубовую кору и оставляли ее на три дня; на четвертый поднимали и замечали, что под корой; если там нахо-дили паука или муравья, то считали место лихим; напротив, если находили червяков или черную мурашку, то можно было ставить дом безопасно. Гадали еще о том же посредством трех хлебов, которые спускали на землю из-под пазухи: "если все три хлебца лягут кверху коркою верхнею, то место добро; тут с Божию помощию, ничего не боясь, ставить избу и всякие хо-ромы; если же лягут вверх исподнею коркою, тут не ставь и то место покинь. Когда же только два хлебца лягут кверху верх-нею коркою, еще ставь - добро, а когда же падет один хлебец кверху своим верхом, а два к исподу, то не вели ставить на том месте". Во время пиршества на новоселье комната устилалась травою, и на большом столе, покрытом скатертью, клали прине-сенные хлебы и ставили в солоницах соль. После пиршества каждый из гостей должен был что-нибудь подарить хозяевам. Смерть человека сопровождалась заветными обычаями. По по-нятию русских, умирать среди семейства в полной памяти счита-лось благодатью небесной для человека. Чувствуя приближение смерти, русский составлял завещание, распределял свое состояние и вместе с тем назначал для успокоения своей души какие-ни-будь добрые дела. Богоугодными делами, достойными великой ми-путы смерти, почиталось раздавание милостыни, наделение монас-тырей и в особенности освобождение рабов. Пред смертию вспо-миналось увещание Церкви, которая, хотя и терпела рабство, но в сущности не одобряла его и поучала, что "вси есми созда-ние Господне, вси плоть едина, и вси миром единым помазани, и ней в руце Господни, его же хощет обвищаваеть". Так, в заве-щаниях князей наших всегда почти есть распоряжение об отпус-ке рабов. То же соблюдалось до позднейших времен господами. Нередко господин не только отпускал на волю всех холопов, но еще раздавал отпущенным по нескольку рублей, что называлось выделкою. Также благочестивым делом считалось и прощать долги. Иногда умирающий учреждал после себя монастырям кормы и кормы на нищую братию, сам раздавал попам раз-ные вещи и суммы на церкви, назначал по себе чтение псалтиря. Все это называлось строить душу. Все это соединялось с верованием, что человек будет осуждаем после кончины по тем поступ-кам, с которыми застанет его смертный час: "в коем бо деле ведосить тя смерть, в том же осужден будеши, ли в посте, ли в бдении, ли в лености". Около умирающего собиралось семейство, слуги и близкие знакомые; ему подносили образа, и он каждого благо-словлял особым образом; в числе окружавших его смертную постель непременно находился духовный отец. Многие для боль-шей верности спасения души облекались пред смертию в мона-шескую одежду, а иные принимали и схиму, как это делали цари. Если больной после того жил несколько времени, то уже ничего не вкушал и на земле находился как бы за пределами земной жизни; и если бы случилось ему выздороветь, то непременно должен был поступить в монастырь. Когда начиналось предсмерт-ное томление, тогда читалась отходная. Когда умирал царь или особа из царской семьи, звонили в колокола и пели великий канон; бояре и думные, ближние люди являлись во дворец в чер-ных платьях. Как только человек испускал дыхание, на окне ставили чашу с снятой водой и мису с мукой или с кашей (вероятно, с кутьей), это был какой-то остаток язычества, существовавший не у одних русских, но и у татар. Мертвеца обмывали теплою водою, наде-вали сорочку и завертывали в белое покрывало или саван, обу-вали в сапоги или башмаки, а руки складывали крестообраз-но. На царя надевали царское одеяние, на голову ему возлага-ли корону. Толпы знакомых и незнакомых стекались в дом умер-шего; начинался плач и причитание. Жена покойника обыкновен-но заводила первая, причитывая: "Ах ты, мой милый, мой нена-глядный! Как же ты меня покинул! На кого меня, сироту, оста-вил? Али я тебе не хороша была; али не хорошо наряжалась и убиралась? Али мало тебе детей народила?" Другие вопили: "Зачем тебе было умирать? Ты был такой добрый, щедрый! Али у тебя не было чего съесть и спить? Али у тебя женушка не-красива была? Али царь тебя не жаловал?" Посылали собирать духовенство, и при этом обычай требовал каждому духовному лицу, приглашаемому на погребение, послать в подарок водки, меда и пива. Летом русские хо-ронили очень скоро - обыкновенно в течение двадцати четырех часов по смерти, и нередко скончавшийся утром был уже погре-бен при захождении солнца. Если по какому-нибудь случаю, например ожидая прибытия родных, погребение откладывалось, то труп вносили в ледник для предупреждения зловония. Мерт-веца выносили из дома закрытым гробовою крышкою, сверху покрытою покровом или же шубою; так, на погребение князьям Черкасским выдавались из казны собольи шубы. Гроб не везли, а несли на руках, обыкновенно шесть человек, и если покойник или покойница успели принять монашество, то непременно монахи или монахини. В таком случае обыкновенно хоронили в монас-тырях. Для эффекта нанимались плакальщицы, которые шли впе-реди и по бокам похоронного шествия с распущенными воло-сами и нарочно искаженными лицами. Они кривлялись и вопи-ли, то громко всхлипывали и заливались плачевными причета-ми, то заводили тихим, пискливым голосом, то вдруг умолка-ли и потом заводили снова; в своих причетах они изображали заслуги покойника и скорбь родных и близких. Все, сопровож-давшие гроб, шли с зажженными свечами, обвязав платками головы. Мертвого иногда вносили в церковь и оттуда, по совер-шении панихиды, выносили на кладбище. Когда гроб готовились опустить в могилу, крышку припод-нимали, и все должны были подходить к телу и целоваться с мертвым, впрочем, позволялось прикладываться и к гробу. Жена должна была вопить и причитывать, а плакальщицы показывали свое искусство хором. Священник давал в руки мертвого отпустительную грамоту, которую иностранцы, по неведению, почита-ли рекомендательным письмом - сами не знали, к кому, кто ду-мал, к св. Петру, а кто - к св. Николаю. После опущения гро-ба в могилу все целовали образа, а потом ели кутью, непременно каждый три раза, наблюдая такой порядок, что, прежде всего, подходила к кутье жена, за нею дети, потом родственники, на-конец гости, слуги и все посторонние. Зимою не спешили хоронить, и особенно знатных и богатых предавали земле не в первый день после смерти. Тело выноси-ли в холодную церковь и ставили там иногда дней на восемь; в это время духовенство служило каждодневно литургию и па-нихиды. Уже на восьмой день предавали мертвого земле. Для людей бедного и даже средственного состояния было чрезвы-чайно дорого нанимать копать могилу зимою; поэтому мертве-цов ставили в усыпальницы или притворы при колокольнях и там держали до весны. Весною семейства разбирали своих мерт-вецов и хоронили на кладбищах. Должность эту исправляли особые рабочие, которые назывались гробокопателями. Они полу-чали плату с каждого погребения. Бедняки, которым не на что было похоронить своих родных, просили милостыни на погре-бение, и благочестивые зажиточные люди считали богоугодным делом похоронить бедняка; также из христианской благотвори-тельности отправляли погребение содержавшимся в тюрьмах пре-ступникам. Кладбища располагались отдельно за городом, но часто хоро-нили близ церквей в селениях и посадах. По понятию русских, место для кладбища было свято, и тревожить прах мертвых считалось преступлением. Так, когда Иоанн III перестроил Моск-ву и переставляли церкви и монастыри, его поступок возбудил негодование архиепископа Геннадия. "А ведь тое для, - писал он, - что будет воскресение мертвых не велено ни с места двинути, опричь тех великих святых". Ограды около церкви и клад-бища были лишены деревьев. Это считалось нечестием, на осно-вании слов Второзакония: "не насадиши садов, ни древа подле требника Господа Бога твоего". Неприкосновенность кладбищ долго наблюдалась свято, и в 1672 г., когда до сведения царя дошло, что в Архангельске на месте, где было кладбище, поста-вили торговые амбары, царь велел их снести. В самой Москве повсюду при церквах были могилы, и земля под кладбищами считалась церковною; духовные, пользуясь этим, строили на ней свои лавки и амбары; но в 1681 г. опять велено прекратить та-кие постройки. Издавна могилы родителей и предков были святыней для русского народа, и князья наши, заключая договор между со-бою, считали лучшим знамением его крепости, если он будет произнесен на отцовском гробе. Утопленников и удавленников не хоронили на кладбищах; напротив, существовало даже верование, что если где-нибудь похоронят утопленника или удавленника, то за это весь край постигает бедствие; на этом основании в старину народ, при-веденный в волнение каким-нибудь несчастием, например, не-урожаем, выгребал таких мертвецов из могилы. Но вообще их хоронили в убогом доме, если они не были самоубийцы. Убо-гие дома были не только в Москве но и в других местах. В них хоронили вообще отверженных, которые не считались достой-ными быть погребенными на кладбище. Так, и воров, и разбой-ников, казненных или умерших от ран, хоронили в убогом доме без отпевания. Самоубийц зарывали в лесу или в поле, но даже и не в убогом доме. Царское погребение совершалось через шесть недель после смерти. Тело государя шесть недель стояло в домовой церкви в гробу: крестовые дьяки денно и нощно читали над ним псал-тирь, и попеременно дневали бояре, окольничий и стольники над усопшим. Между тем по всему государству посылались гонцы, которые во все монастыри и церкви возили деньги для служения панихид; в праздники при служении панихиды стави-ли кутью; эти панихиды по всем церквам и монастырям царства русского служились в течение шести недель, каждый день, исклю-чая воскресенье. В сороковой день после кончины совершалось погребение царственной особы. Отовсюду стекались в Москву духовные власти, архимандриты и игумены. В погребальной про-цессии впереди шло духовенство; наблюдалось, чтоб важнейшие особы, архиереи и патриарх, шли сзади прочего духовенства, а за духовными следовали светские сановники, бояре и околь-ничие, за ними царское семейство, а за ним боярыни. Множество народа толпилось за гробом, без чинов и различия достоинст-ва. Прощание с царственными особами не происходило при опу-щении гроба; с ними прощались ближние прежде, при вносе в домашнюю церковь после кончины. Опустив тело в могилу, не за-сыпали его землею, а закрывали каменною доскою. Пышность и издержки на погребение соразмерялись с значением усопшей особы, так что погребение царя производилось великолепнее, чем царевичей, а погребение царевичей великолепнее погребе-ния царевен. Вообще у всех классов сорок дней после смерти определя-лись на поминовение. Семейные нанимали духовных читать псал-тирь по усопшим. Чтение это у иных происходило в двух местах разом: в доме, где умер покойник, и на могиле; для этого устра-ивался на могиле деревянный голубец, покрытый сверху рого-жею; там стоял образ, и каждое утро при зажженной свече монах или церковный дьячок читал псалтирь. Семейные носили скорб-ное платье цвета черного или синего, и непременно худое и изо-дранное; быть одету опрятно и прилично в это время считалось неуважением к памяти усопшего. Вместе с молитвами об усоп-ших отправляли кормы, или поминальные обеды: таких было, смотря по обстоятельствам и желанию семейных, не менее двух и не более четырех - в третий, девятый и двадцатый и, наконец, очистительный в сороковой день, так называемый сорочины: тогда снимался траур. Чаще всего поминали три раза; толко-вали, что троекратное поминовение совпадает с переменами, ка-кие испытывает тело покойника в гробу: в третий день изменя-ется его образ, в девятый распадается тело, в сороковой истле-вает сердце. Это троекратное поминовение совпадает с верова-нием о путешествии души на том свете: в третий день ангел при-водит душу на поклонение Богу. С тех пор начинаются путешествия ее с ангелом, который пока-зывает ей блаженство рая и муки ада. В девятый день ей дается отдых. Душа, сохраняя еще земные привязанности, слетает то к дому, где жила с телом, то к гробу, где лежит тело, в котором была заключена; душа добродетельная посещает место, где она "имеяше обычай делать в правду". Тогда душе грешной указы-вает ангел места, где она согрешала, и ей необходима для обод-рения молитва Церкви. Наконец, в сороковой день ангел приво-дит ее снова к Богу, и тогда ей назначается место по заслугам: "добре держит святая церковь в четыредесятый день, память готворяя о мертвом". Кутья была главною принадлежностью постного обеда. О кутье говорилось так: "Кутья благоверная святым воня; святии бо не ядять не пьють, но вонею и благо-уханием тем сыти суть". Обычай поминовения был и во времена язычества, и потому к нему примешивались посторонние обря-ды, неодобряемые Церковью. Так, преподобный Феодосии за-прещает ставить по усопшим обеды и ужины, класть на кутью яйца и ставить воду; без сомнения, яйца и вода были симво-лами древнего языческого поминовения. (Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в ХVI и ХVII столетиях).

Сильвестр, монах Выдубецкого монастыря, пишет летопись.

Миниатюра из Лицевого свода.

16 в.

138

"ДОМОСТРОЙ"

Памятник русской культуры ХVI в., содержащий свод житейских правил и наставлений. Составлен как синтез различных поучений и в редакции священника Сильвестра состоит из трех частей: "духовного строения" (религиозные наставления; главы 1-15), "мирского строения" (о семейных отношениях; главы 16-29) и "домового строения" (хозяйственные рекомендации; главы 30-63). Приведем извлечения из этого древнего памятника. Наставление отца сыну. "Благословляю я, грешник имярек, и поучаю, и наставляю, и вразумляю сына своего имярек, и его жену, и их детей, и домочад-цев: следовать всем христианским законам и жить с чистой со-вестью и в правде, с верой творя волю божью и соблюдая заповеди его, и себя утверждая в страхе божьем, в праведном житии, и жену поучая, также и домочадцев своих наставляя, не насильем, не по-боями, не рабством тяжким, а как детей, чтобы были всегда успо-коены, сыты и одеты, и в теплом дому, и всегда в порядке. И отдаю вам, живущим по-христиански, писание это на память и на вра-зумление вам и детям вашим. Если этого моего писания не примете и наставления не послушаете и по нему не станете жить и посту-пать так, как здесь написано, то сами за себя ответ дадите в день Страшного суда, я к вашим проступкам и греху не причастен, то вина не моя: я ведь благословлял на благочинную жизнь, и думал, и молил, и поучал, и писание предлагал вам; если же это мое простое поучение и слабое наставление в этом писании примете вы со всею чистотою душевной, прося у Бога помощи и разума, насколько воз-можно, и, коли Бог вразумит, в дело его претворите, - будет на вас милость божья, и пречистой Богородицы, и великих чудотвор-цев, и наше благословение отныне и до скончания века, и дом ваш, и чада ваши, и имение ваше, и Богатство, какие вам Бог даровал от ваших трудов, - будут благословенны и исполнены всяческих благ во веки веков. Аминь". Как детей своих воспитывать в поучении и страхе Божьем. "А пошлет Бог кому детей - сыновей или дочерей, то заботить-ся о чадах своих отцу и матери, обеспечить их и воспитать доб-ром поучении; учить страху Божию и вежливости и всякому поряд-ку, а затем, по детям смотря и по возрасту, их учить рукоделию - мать дочерей и мастерству - отец сыновей, кто в чем способен какие кому Бог возможности даст; любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить. Наказывай детей в юности - упокоят тебя в старости твоей. И беречь и блюсти чис-тоту телесную и от всякого греха отцам чад своих как зеницу ока и как свою душу. Если же дети согрешают по отцовскому или ма-теринскому небрежению, о таких грехах им и ответ держать в день Страшного суда. Так что если дети, лишенные поучений отцов и матерей, в чем согрешат или зло сотворят, то отцам и матерям от Бога грех, а от людей укоризна и насмешка, дому же убыток, а себе самим скорбь и ущерб, от судей же пеня и позор. Если же у Бого-боязненных родителей, рассудительных и разумных, дети воспита-ны в страхе божьем и в добром наставлении и научены всякому ра-зуму, и вежливости, и промыслу, и рукоделию, - такие дети с родителями своими будут Богом помилованы, священниками бла-гословлены и добрыми людьми восхвалены, а вырастут - добрые люди с радостью и благодарностью женят сыновей своих на их дочерях или по божьей милости своих дочерей за сыновей их выдадут замуж". Как детям отца и мать любить и беречь, повиноваться им и утешать их во всем. "Чада, вслушайтесь в заповеди господни, любите отца своего и мать свою, и слушайте их, и повинуйтесь им в Боге во всем, и ста-рость их чтите, и немощь их и всякую скорбь от всей души на себе понесите, и благо вам будет, и долго пребудете на земле, за то про-стятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и дом ваш благословится навеки, и наследуют сыны сынам вашим, и достигнете старости маститой, в благоденствии дни свои проводя. Если же кто осуждает, или оскорбляет своих родителей, или кля-нет их, или ругает, тот перед Богом грешен и проклят людьми; того, кто бьет отца и мать, - пусть отлучат от церкви и от всех свя-тынь и пусть умрет он лютою смертью от гражданской казни, ибо написано: "Отцовское проклятье иссушит, а материнское искоре-нит". Сын или дочь, непослушные отцу или матери, сами себя по-губят и не доживут до конца дней своих, если прогневают отца или досадят матери, кажется, он себе праведным перед Богом, но он хуже язычника, сообщник нечестивых, о которых пророк Исайя сказал: "Погибнет нечестивый и пусть не увидит славы господней". Он назвал нечестивыми тех, кто бесчестит родителей своих и еще насмехается над отцом и укоряет старость матери, пусть же склюют их вороны и сожрут орлы! Честь же воздающим отцу и матери и повинующимся им в Боге, станут они во всем утешением родителей, и в день печали избавит их господь Бог, молитву их услышит, и все, что попросят, подаст им благое; утешающий мать свою волю божью творит и угождающий отцу в благости проживет. Вы же, дети, делом и словом угождайте родителям своим во всяком добром замысле, и вас они благословят: отчее благословение дом укрепит, а материнская молитва от напасти избавит. Если же оскудеют ра-зумом в старости отец или мать, не бесчестите их, не укоряйте, и тогда почтут вас и ваши дети; не забывайте труда отца и матери, которые о вас заботились и печалились о вас, покойте старость их и о них заботьтесь, как и они о вас. Не говори много: "Оказал им добро одеждой и пищей и всем необходимым", - этим ты еще не избавлен от них, ибо не сможешь их породить и заботиться так, как они о тебе; вот почему со страхом служи им раболепно, тогда и сами от Бога примете дар и вечную жизнь получите, как исполняю-щие заповеди его". Похвала женам. "Если дарует Бог жену добрую, получше то камня драгоценно-го; такая из выгоды не оставит, всегда хорошую жизнь устроит своему мужу. Собрав шерсть и лен, сделай что нужно руками свои-ми, будь как корабль торговый: издалека вбирает в себя Богатства и возникает из ночи; и даст она пищу дома и дело служанкам, от плодов своих рук увеличит достояние намного; препоясав туго чрес-ла свои, руки свои утвердит на дело и чад своих поучает, как и рабов, и не угаснет светильник ее всю ночь; руки свои протягивает к прял-ке, а персты ее берутся за веретено, милость обращает на убогого и плоды трудов подает нищим, - не беспокоится о доме муж ее; самые разные одежды расшитые сделает мужу своему, и себе, и детям, и домочадцам своим. И потому всегда ее муж соберется с вельможами и сядет, всеми друзьями почтен, и, мудро беседуя, знает, как делать добро, ибо никто без труда не увенчан. Если доб-рой женою муж благословен, число дней его жизни удвоится, хо-рошая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его; хо-рошая жена да будет благою наградой тем, кто боится Бога, ибо жена делает мужа своего добродетельней: во-первых, исполнив Божию заповедь, благословится Богом, а во-вторых, славится и людьми. Жена добрая, и трудолюбивая, и молчаливая - венец сво-ему мужу, коли обрел муж жену свою добрую - только хорошее выносит из дома своего; благословен муж такой жены и года свои проживут они в добром мире. За хорошую жену похвала мужу и честь". Наказ мужу и жене, работникам и детям, как подобает им жить. "Да самому тебе, господину, и жене, и детям, и домочадцам - не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гнева-ться, к старшим быть послушным и покорным, к средним - дру-желюбным, к младшим и убогим - приветливым и милостивым, всякое дело править без волокиты и особенно не обижать в оплате работника, всякую же обиду с благодарностью претерпеть ради Бога: и поношение, и укоризну, если поделом поносят и укоряют, с любовию принимать и подобного безрассудства избегать, а в от-вет не мстить. Если же ни в чем не повинен, за это от Бога награду получишь. А домочадцев своих учи страху Божию и всякой добро-детели, и сам то же делай, и вместе от Бога получите милость. Если же небрежением и нерадением сам или жена, наставлением мужа обделенная, согрешит или что нехорошее сотворит, и все домочад-цы, мужчины и женщины, и дети, хозяйского наставления не имея, грех какой или зло совершат: или ругань, или воровство, или блуд, - все вместе по делам своим примут; зло сотворившие - муку вечную, а добро сотворившие, угодно Богу прожившие, - жизнь веч-ную получат в царствии небесном". О неправедной жизни и о праведном житии. "А кто не по Божьи живет, не по-христиански, чинит всякую неправду и насилие, и обиду наносит большую, и долгов не пла-тит, томит волокитой, а незнатного человека во всем изобидит, и кто по-соседски не добр или в селе на своих крестьян, или в приказе сидя при власти накладывает тяжкие дани и разные незаконные на-логи, или чужую ниву распахал, или лес посек, или землю перепа-хал, или луг перекосил, или переловил всю рыбу в чужом садке, или борти, или перевесище и всякие ловчие угодья неправдою и на-силием захватит и ограбит, или покрадет, или уничтожит, или кого в чем ложно обвинит, или кого в чем подведет, или в чем обманет, или ни за что кого-то предаст, или в рабство неповинных лукавством или насилием охолопит, или нечестно судит, или неправедно произ-водит розыск, или ложно свидетельствует, или к раскаявшимся немилостив, или лошадь и всякое животное, и всякое имущество, и села или сады, или дворы и всякие угодья силою отнимет, или задешево в неволю купит, или сутяжничеством оттягает, или кор-чемной прибылью, или процентами, и разным лукавым ухищрени-ем и неправедно скопленным на процентах, поборах или мздах, и во всяких непотребных делах: в блуде, в распутстве, в скверно-словии и срамословии, и клятвопреступлении, в ярости, и гневе, в злопамятстве, - сам господин или госпожа их творят, или дети их, или люди их, или крестьяне их, а они, господа, в том не возбра-няют им и не хранят их от бед и никакой управы не находят на них, - обязательно все вместе будут в аду, а на земле прокляты, ибо во всех тех делах недостойных хозяин такой Богом не прощен и народом проклят, а обиженные им вопиют к Богу". (Школа и педагогика в культуре Древней Руси. Историческая хрестоматия. ч.1. - М.,1992).

0x01 graphic

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

Дени ДИДРО (1713 -- 1784) --

французский философ-просветитель

-- Человек создан, чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его -- и мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря.

-- В природе человеческой два противоположных начала самолюбие, влекущее нас к себе самим, и добродетельность, толкающая нас к другим. Если бы одна из этих пружин сломалась, человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия.

-- Либо Бог разрешил, либо всеобщий механизм, называемый судьбою, захотел, чтобы мы в продолжение жизни были предоставлены всякого рода случайностям; если ты мудр и лучший отец, чем я, ты с молодых лет убедишь своего сына, что он хозяин своей жизни, чтобы он не жаловался на тебя, даровавшего ему жизнь.

-- Природа подобна женщине, которая, показывая из-под нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает настойчивым поклонникам некоторую надежду узнать ее когда-нибудь всю.

-- Если нет цели, не делаешь ничего, и не делаешь ничего великого, если цель ничтожна.

-- Стараться оставить после себя больше знаний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное нами наследство -- вот над чем мы должны трудиться.

-- Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.

-- Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.

-- Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее.

-- Что такое истина? Соответствие наших суждений созданиям природы.

-- Если ложь на краткий срок и может быть полезна, то с течением времени она неизбежно оказывается вредна. Напротив того, правда с течением времени оказывается полезной, хотя может статься, что сейчас она принесет вред.

-- Искренность мать правды и вывеска честного человека.

-- Необъятную сферу наук я себе представляю как широкое поле, одни части которого темны, а другие освещены. Наши труды имеют своей целью или расширить границы освещенных мест, или приумножить на поле источники света. Одно свойственно творческому гению, другое -- проницательному уму, вносящему улучшения.

-- Глубокие мысли -- это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.

-- Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть.

-- Даже согласившись, что люди гениальные обычно бывают странны, или, как говорится, нет великого ума без капельки безумия, мы не отречемся от них; мы будем презирать те века, которые не создали ни одного гения.

-- Гении составляют гордость народов, к которым принадлежат; рано или поздно им воздвигают статуи, и в них видят благодетелей человеческого рода.

-- Люди перестают мыслить, когда перестают читать.

-- Перелистайте историю всех народов земли: везде религия превращает невинность в преступление, а преступление объявляет невинным.

-- Нет такого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало бы землю кровью.

-- Везде, где признают Бога, существует культ, а где есть культ, там нарушен естественный порядок нравственного долга, и нравственность падает.

-- Если какое-нибудь явление превышает, по нашему мнению, силы человека, то мы тотчас же говорим: это дело Божие; наше тщеславие не может удовольствоваться меньшим. Не лучше ли было бы, если бы мы вкладывали в свои рассуждения несколько меньше гордости и несколько больше философии?

-- Если природа представляет нам какую-нибудь загадку, какой-нибудь трудно распутываемый узел, то оставим его таким, каков он есть, и не будем стараться разрубить его рукой существа, которое становится для нас новым узлом, еще труднее распутываемым, чем первый.

-- Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются.

-- Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один -- тот, кто стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой -- сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 25/02/2014, изменен: 25/02/2014. 99k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 9 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович Дмитрий Донской - добродетели и пороки - предостережения молодому офицеру - домострой

Каменев Анатолий Иванович
Дмитрий Донской - добродетели и пороки - предостережения молодому офицеру - домострой