ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
"Движение идет сильное: знатнейшее недовольны"...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


"Движение идет сильное: знатнейшее недовольны"...

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

МЫСЛИ НА БУДУЩЕЕ...

0x01 graphic

Анна Иоанновна

(28 января (7 февраля) 1693 -- 17 (28) октября 1740)

Движение "Верховников"

   Н.И. Костомаров
  
   Справка:
  
  -- Верховный тайный совет, высшее государственное учреждение России в 1726--30.
  -- В. т. с. создан указом Екатерины I от 8 февраля 1726 в итоге борьбы за власть между отдельными группами дворянства. Вначале состоял из 7 членов, из которых А. Д. Меншиков, Ф. М. Апраксин, Г. И. Головкин, А. И. Остерман, П. А. Толстой выдвинулись при Петре I. Результатом компромисса с родовой знатью было включение в В. т. с. князя Д. М. Голицына, представлявшего интересы родовой знати. Для нейтрализации влияния Меншикова в В. т. с. был введён зять Екатерины I герцог Карл Голштинский.
  -- Формально В. т. с. имел совещательный характер, но фактически решал все важнейшие государственные дела. Коллегии находились под его контролем. Роль Сената ограничивалась, он лишился названия "правительствующий" и стал называться "высоким". Сначала В. т. с. в целом продолжал политику Петра I, но затем стал всё более и более отходить от неё. Уступкой знати была ломка петровского административного аппарата, перенесение столицы в Москву. В В. т. с. с самого начала разгорелась борьба за влияние, в которой первоначально добился перевеса Меншиков.
  -- Екатерина I согласилась на брак наследника царевича Петра с дочерью Меншикова. Борьба П. А. Толстого и др. против Меншикова кончилась для них ссылкой. При Петре II верх взяла родовая знать -- князья Долгорукие и Голицыны (6 членов из 8). Кроме них, в В. т. с. вошли канцлер Г. И. Головкин и А. И. Остерман. Деятельность В. т. с. была направлена на ликвидацию результатов преобразований 1-й четверти 18 в. Меншиков был сослан.
  -- После смерти Петра II (18 января 1730) члены В. т. с. -- верховники, сделали попытку ограничить самодержавие в интересах аристократии. На престол была приглашена Анна Ивановна, подписавшая условия ("кондиции"), ограничившие её власть. Однако политика В. т. с. не нашла поддержки широких слоев дворянства. 25 февраля 1730 Анна Ивановна разорвала "кондиции". Манифестом 4 марта 1730 В. т. с. был упразднён.
  
   Движение идет сильное: Сенат, генералитет, знатнейшее шляхетство недовольны.
  
   Насчитывают человек 500, которые волнуются, собираются, кричат против верховников.
   Но эта масса без вождя; она уже делится на два стана: одни хотят употребить смелую, решительную меру -- напасть внезапно на верховников с оружием в руках, и если они не захотят отстать от своих замыслов, то перебить их; другие против такой насильственной меры: они хотят войти спокойно в собрание Совета и представить верховникам, что затеи их не тайны, что немногим переделывать состав государства преступно: если бы даже они придумали и что-нибудь очень полезное, то нельзя этого скрывать.
  
   Первая мера оказывается слишком сильною, вторая -- слишком слабою; третьей не придумывают, спорят; одни хотят удержать прежнюю форму правления непременно, другие готовы и переменить, сердятся на верховников только за то, зачем они взяли все себе, с другими не поделились.
  
   Верховники знают обо всем: между пятьюстами человек не без предателей, да и вообще трудно удержать тайну в таком множестве; верховники знают и действуют угрозами и увещаниями, распускают слухи, что мятежные сборища им известны, что беспокойные головы, их составляющие, уже отмечены, судятся как враги отечества и скоро будут перехватаны; что напрасно надеются они на свое множество: войско в руках Верховного совета, между членами которого находятся оба фельдмаршала; напрасно надеются, что можно будет укрыться от беды: стоит только схватить несколько человек, и те на пытках укажут всех своих товарищей.
  
   Угрозы произвели свое действие: многие, особенно те, которые не могли надеяться на сильную поддержку, испугались до того, что боялись жить в своих домах, переходили по ночам с места на место переодетые, под чужими именами. Напугать людей незначительных было легко, но этим цель не достигалась: сильные не трусили, и неудовольствие их получит особенное значение, когда придет императрица и захочет опереться на них, чтоб высвободиться из-под опеки Верховного тайного совета.
  
   В отношении к этим сильным надобно действовать иначе, не угрозами, а ласкою, надобно соединить их интересы со своими. И вот верховники призывают к себе значительнейших противников, принимают с распростертыми объятиями, клянутся, что начали дело не в собственных интересах, жалуются, что напрасно обвиняют их в утайке этого дела от общего сведения: прежде всего они хотели узнать, как взглянет на это новая государыня, а как скоро она согласится, то Верховный тайный совет намерен созвать все чины и просить у них совета, как с наибольшею пользою устроить на будущее время государственное управление. Некоторые заподозрили искренность верховников, но другие, и большая часть, решились спокойно дожидаться ответа из Митавы и призыва к совещанию о новых правительственных формах.
  
   Второго февраля повестка от Верховного тайного совета: просят на другой день членов Сената, Синода и генералитета пожаловать в собрание, зачем -- неизвестно; посланные говорят, что будет рассуждаться о государственном установлении. Большая часть приглашенных поверили этому показанию; другие, не отличавшиеся храбростию, начали говорить, что не надобно ехать: тут новая хитрость верховников -- или силою заставят принять свой план, или вдруг захватят противников. Верховники и слуги их очень веселы -- дурной знак! Говорят, что из Митавы пришло какое-то известие: должно быть, желание верховников исполнилось.
  
   3 февраля чины собрались; вошли верховники, пригласили к молчанию и велели читать письмо императрицы.
  
   "Хотя я рассуждала, -- писала Анна, -- как тяжко есть правление толь великой и славной монархии, однако же, повинуясь божеской воле и прося его, создателя, помощи, к тому ж не хотя оставить отечества моего и верных наших подданных, намерилась принять державу и правительствовать, елико бог мне поможет, так, чтобы все наши подданные, как мирские, так и духовные, могли быть довольны. А понеже к тому моему намерению потребны благие советы, как и во всех государствах чинится, того для пред вступлением моим на российский престол, по здравом рассуждении, изобрели мы за потребно, для пользы Российского государства и к удовольствованию верных наших подданных, дабы всяк мог ясно видеть горячность и правое наше намерение, которое мы имеем к отечествию нашему и верным нашим подданным, и для того, елико время нас допустило, написав, какими способы мы то правление вести хощем, и подписав нашею рукою, послали в тайный Верховный совет, а сами сего месяца в 29 день, конечно, из Митавы к Москве для вступления на престол пойдем. Дано в Митаве 28 января 1730 года".
  
   Вслед за этим письмом прочтены были известные пункты, подписанные Анною:
  
   "По сему обещаю все без всякого изъятия содержать".
  
   Пусть Феофан Прокопович на своем оригинальном языке расскажет нам о впечатлении, произвели ином чтением этих бумаг:
  
   "Никого, почитай, кроме верховных, не было, кто бы, таковая слушав, не содрогнулся, и сами тин, которые всегда великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики; шептания некая во множеству оном прошумливали, а с негодованием откликнуться никто не посмел. И нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочисленно стояло вооруженное воинство. И дивное было всех молчание! Сами господа верховные тихо нечто один другим пошептывали и, остро глазами посматривая, притворяясь, будто бы и они, яко неведомой себе и нечаянной вещи, удивляются. Один из них только, князь Дмитрий Михайлович Голицын, часто похаркивал: "Видите-де, как милостива государыня! И какого мы от нее надеялись, таковое она показала отечеству нашему благодеяние! Бог ее подвигнул к писанию сему: отселе счастливая и цветущая Россия будет!"
  
   Сия и сим подобная до сытости повторял.
   Но понеже упорно все молчали и только один он кричал, нарекать стал: "Для чего никто ни единого слова не проговорит? Изволил бы сказать, кто что думает, хотя и нет-де ничего другого говорить, только благодарить толь милосердой государыне!"
   И когда некто из кучи тихим голосом с великою трудностию промолвил: "Не ведаю, да и весьма чуждуся, отчего на мысль пришло государыне так писать?", то на его слова ни от кого ответа не было".
  
   Слова, выражавшие неудовольствие, исчезли в толпе, и присутствующие стали подписывать протокол, в котором говорилось, что
  
   "Верховный тайный совет, св. Синод, Сенат, генералитет и прочие тех рангов, выслушав за такую ее императорского величества показанную ко всему государству неизреченную милость, благодарили всемогущего бога и все согласно объявили, что тою милостию весьма довольны и подписуемся своими руками".
  

Первая подпись -- Феофана Прокоповича, потом Георгия ростовского, Игнатия коломенского, Сильвестра казанского, Гавриила рязанского, Леонида крутицкого, Иоакима переяславского, графа Ивана Мусина-Пушкина, князя Ивана Трубецкого, князя Михаила Долгорукого, енарала Матюшкина и т. д.; всего подписей с пятьсот.

  
   Но при этом князь Алексей Михайлович Черкасский потребовал на словах, чтоб ему и другим позволено было подать мнения о новом государственном устройстве.
  
   Верховники согласились, исполняя этим свое прежнее обещание.
   Им нельзя было раздражать людей, которые согласились с ними в основании дела и не соглашались только относительно подробностей; но они хотели показать пример строгости над человеком, который решился пойти прямо наперекор основанию их дела: в самом собрании 3 февраля был арестован Ягужинский.
   0x01 graphic
  
  -- Василий Лукич Долгоруков (Долгорукий) (ок. 1670 -- 8 (19) ноября 1739, Новгород) -- князь, российский дипломат -- посол, посланник, полномочный министр в Польше, Дании, Франции, Швеции; член Верховного тайного совета (1727--1730); за участие в т. н. "заговоре верховников" сослан в Соловецкий монастырь (1730), а в дальнейшем обезглавлен (1739).

"Прибавьте нам как можно воли!"

   Между показаниями князей Долгоруких находятся любопытные известия о поведении Ягужинского во время избрания Анны 19 января.
  
   После того как Верховный тайный совет объявил Синоду, Сенату и генералитету об этом избрании и все согласились на него, Ягужинский подошел к князю Василию Лукичу и стал говорить ему:
  
   "Батюшки мои! Прибавьте нам как можно воли!"
  
   Князь Василий отвечал ему:
  
   "Говорено уж о том было".
  
   Князь Сергей Григорьевич Долгорукий показывал, что Ягужинский и ему в то же время говорил:
  
   "Мне с миром беда не убыток: долго ли нам будет терпеть, что нам головы секут? Теперь время думать, чтоб самовластию не быть".
  
   Князь Сергей отвечал ему:
   "Не мое это дело".
  
   Мы видели также, что Ягужинский был из числа тех немногих вельмож, которые по распоряжению князя Димитрия Голицына были возвращены в залу собрания для написания пунктов.
  
   Мы не знаем, как вел себя при этом случае Ягужинский, только видим, что он немедленно же переменил свои мысли: решимость верховников сосредоточить всю власть в одних своих руках; невыбор Ягужинского, бывшего генерал-прокурора, в члены Верховного совета, несмотря на ревность, высказанную им к делу, задуманному верховниками; пополнение Совета только из двух фамилий -- Голицыных и Долгоруких, показывавшее аристократическое стремление и лишавшее людей новых надежды получить когда-либо в нем место; опасность, которая начала вследствие этого грозить и Головкину, тестю Ягужинского, -- все это могло повлиять на перемену мнений последнего и заставить его решительнее всех действовать в противоположном смысле.
  

0x01 graphic

  

Шуты в спальне Анны Иоанновны (Якобий В. И., 1872 год)

  
   Несмотря на заставы, расположенные около Москвы, на удержание почт, чтоб никто не мог проехать в Митаву прежде посланной туда от Верховного совета депутации, отправленный Ягужинским Петр Спиридонович Сумароков успел пробраться туда и передать Анне от Ягужинского, что "ежели изволит его послушать, чтоб не всему верить, что станут представлять князь Василий Лукич Долгорукий и которые с ним посланы, до того времени, пока сама изволит прибыть в Москву. Ежели князь Василий Лукич по тем пунктам принуждать будет подписываться, чтоб ее величество просила от всех посланных трех персон такого письма за подписанием рук их, что они от всего народу оное привезли, ежели скажут, что с согласия народа; а ежели письма дать не похотят, то б объявила, что ее величество оное учинит по воле их, только когда она прибудет к Москве, чтоб оное так было, как представляют".
  
   Ягужинский велел также сказать Анне, чтоб была благонадежна, что они все желают прибытия ее в Москву.
  
   Князь Василий Лукич с товарищами, узнав, что Сумароков в Митаве, велели схватить его, допросили и допросные его речи и его самого в оковах отправили с генералом Леонтьевым, который повез письмо Анны и подписанные ею пункты в Москву.
  
   Вследствие этого верховники схватили Ягужинского и других, которые знали о поездке Сумарокова: но одного из знавших о поездке Сумарокова, именно Воина Корсакова, не нашли в Москве: он отправился в свои новгородские деревни: это обстоятельство очень обеспокоило верховников, которые тотчас же отправили нарочного к новгородскому губернатору, чтоб велел схватить Корсакова и держать под крепким караулом.
  
   Обрадованные согласием Анны на пункты и в то же время озабоченные делом Ягужинского, верховники забыли о деле чрезвычайной важности: 3 февраля, после того как объявлено было о согласии Анны принять престол и об известной милости ее к верным подданным, синодальные члены стали говорить, что теперь уже не для чего более откладывать благодарственное молебствие: никто не возражал, и в Успенском соборе был отслужен молебен, причем протодиакон провозгласил Анну по прежней форме, самодержицею.
  
   Верховники спохватились, но уже было поздно: с этим же титулом Синод в тот же день разослал извещения по епархиям.
   Чтоб не было разногласия, положили оставить пока по-старому до присяги, которую отложили.
  
   4 февраля Верховный тайный совет издал манифест об избрании Анны и что она согласилась принять престол и находится на дороге к Москве; манифест оканчивался словами:
  
   "А как ее императорское величество к Москве прибудет, тогда о приводе к присяге от ее императорского величества указы выданы будут впредь немедленно".
  
   5 февраля издан был указ, что новая императрица будет иметь такой же титул, как и покойная императрица Екатерина.
  
   Дело это, однако, сильно беспокоило верховников.
  
   7 февраля в заседании Совета смотрен был манифест печатный, и рассуждал князь Василий Владимирович Долгорукий, чтоб "в оный внести кондиции и письмо ее величества, чтоб народ ведал ради соблазну".
  
   Головкин и оба Голицыны говорили:
  
   "Чтоб о кондициях объявление тогда учинить, когда ее императорское величество прибудет, от ее лица, для того чтоб народ не сумневался, что выданы от Верховного тайного совета, а не от ее величества; а когда приедет ее величество, тогда от своего липа ту свою милость объявить изволит".
  
   Остерман согласился с ними; по князь Алексей Григорьевич Долгорукий объявил, что "в Москве всемерно надлежит публиковать кондиции, чтоб инако их не толковали".
  
   ***
  

Все с нетерпением ждали приезда новой императрицы

  
   Верховники, желая по крайней мере уничтожить неудовольствие в собственной среде, успокоить старика Головкина, решились выпустить зятя его, Ягужинского, из-под ареста и восстановить его в прежнем значении; но Ягужинский не согласился принять от них прощения в вине, которой за собою не признавал.
  
   "Вы меня запятнали, -- говорил он, -- но очистить меня вы не можете".
  
   10 февраля получено было известие, что императрица уже недалеко от Москвы, и три архиерея с тремя сенаторами отправились к ней навстречу; на заставе офицер потребовал от них паспортов от Верховного тайного совета, и когда паспорты были объявлены, то офицер пересчитал всех, и господ, и слуг. Архиереи и сенаторы нашли Анну в Чашниках, и, в то время как они ее приветствовали, сопровождавший ее князь Василий Лукич Долгорукий зорко оглядывал их с ног до головы.
  
   В тот же день Анна приехала в село Всесвятское под Москвою и здесь остановилась, давши приказание похоронить на другой день Петра II.
  
   ***
   Мысли многих присутствовавших 11 февраля в Архангельском соборе обращались в Всесвятское.
  
   Верховники уже были недовольны: тотчас по приезде Анны в Всесвятское явился туда батальон Преображенского полка и отряд кавалергардов; Анна вышла к ним, объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов и каждому из последних поднесла сама по рюмке водки.
  
   Это распоряжение насчет полковничества и капитанства гвардии было явным нарушением условий; однако 14 числа Верховный тайный совет, Сенат и генералитет отправились в Всесвятское благодарить императрицу за дарованную народу милость, причем граф Головкин, как старший кавалер, поднес ей орден Св. Андрея; есть очень вероятное известие, что Анне не понравилось это поднесение от Верховного совета, ибо она считала себя вправе на этот орден как императрица.
  
   "Ах, правда, я и позабыла его надеть", -- сказала она, взяла орден и велела надеть его на себя одному из окружающих, не допуская сделать это кого-нибудь из членов Верховного совета.
  
   На другой день, 15 февраля, императрица имела торжественный въезд в Москву.
  
   Все чины были созваны к присяге в Успенский собор, который был обставлен войском.
  

0x01 graphic

  

Анна Иоанновна.

Гравюра Ивана Соколова, 1740

рисяга есть дело великое"...

  
   В Синодской палате Феофан Прокопович внушал духовенству, что присяга есть дело великое; беда, если кто присягает на том, что противно совести или чего он не хочет или не знает, и настоял, чтоб Синод прежде всего потребовал от Верховного совета форму присяги, которая, как ходили слухи, изменена.
  
   Несколько раз ходили секретари из Синода в Верховный совет с требованием формы присяги; верховники несколько раз обещались ее прислать, но не присылали, и вдруг прислано сказать архиереям, что члены Верховного совета уже в церкви и дожидаются духовенства.
  
   Феофан советовал не ходить, но другие архиереи двинулись, и он не решился остаться один. Только что архиереи вошли в собор, как верховники приступили к ним с убеждением, чтоб первые присягнули, как всего народа пастыри и в духовных делах предводители.
  
   Тут Феофан начал опять говорить о важности присяги; в толпе шляхетства послышались вздохи и восклицания, что присяга дело страшное.
  
   Феофан настаивал, чтоб форма присяги прежде всего была прочтена всем вслух с амвона.
  
   Князь Дмитрий Голицын возражал ему, но другие верховники, боясь смуты, согласились.
  
   Новую форму присяги прочли: в ней хотя некоторые прежние выражения, означавшие самодержавие, и были исключены, однако не было и выражений, которые бы означали новую форму правления, и, главное, не было упомянуто о правах Верховного тайного совета и о подтвержденных императрицею условиях; существенная перемена состояла в том, что присягали государыне и отечеству: поэтому присутствовавшие, рассудив, что новая форма не приносит верховникам никакой пользы, решились принять ее и присягнули. Говорят, была попытка заставить присягнуть государыне и Верховному совету; такую форму присяги попытался было предложить фельдмаршал князь Василий Владим.
  
   Долгорукий Преображенскому полку, но получил ответ, что если он будет настаивать на этом, то ему ноги переломают.
  
   От новой формы присяги не было пользы верховникам, но не было и вреда; они были сильны бессилием своих противников, недостатком единства между ними, отсутствием энергических вождей.
  
   Феофан Прокопович не решился или ему не позволили сказать громко приветственную речь новой императрице в день ее торжественного въезда в Москву; он подал речь на письме; в ней говорилось:
  
   "Твое персональное доселе бывшее состояние всему миру известно: кто же, смотря на оное, не воздохнул, видя порфирородную особу, в самом цвету лет своих впадшую в сиротство отшествием державных родителей, тоску вдовства приемшую лишением любезнейшего подружия, не по достоинству рода пропитание имущую, но и, что воспомянуть ужасно, сверх многих неприятных приключений от неблагодарного раба и весьма безбожного злодея страх, тесноту и неслыханное гонение претерпевшую. На сии смотря, котории о промыслах божиих искусно рассуждают, узнавали величество ваше быти в числе любимых чад божиих; а суемудрии человецы, может быть, в сердцах своих говорили: "Бог оставил ю. А се ныне отец наш небесный, сира и вдову приемлющий, всему миру ясно показал, как не оставил тебе"".
  
   Феофан здесь указывал на гонение, претерпенное Анною от Меншикова, "неблагодарного раба и весьма безбожного злодея", но он старался внушить, что Анна и теперь терпит страх, тесноту и неслыханное гонение от неблагодарных рабов и весьма безбожных злодеев; люди, действовавшие по мысли Феофана, духовенство били на чувство преданности к царской особе и возбуждали сострадание к печальному положению государыни, которая находится в неволе: князь Василий Лукич Долгорукий поместился во дворце, и никому нельзя было приблизиться к императрице без его позволения; даже сестры ее могли говорить с нею только в его присутствии.
  
   "Смотрите, -- говорили, -- она никуда не показывается, народ не видит ее, не встречает радостными криками; князь Василий Лукич стережет ее, как дракон; неизвестно, жива ли она, и если жива, то насилу дышит".
  
   "Сими сим подобная, когда везде говорено, другой компании (противной верховникам) ревность жесточае воспламенялась; видать было на многих, что нечто весьма страшное умышляют", -- рассказывает сам Феофан.
  

0x01 graphic

  

Серебряный рубль с портретом Анны Иоанновны.

1732 год.

Кто Анну стерег, как дракон

  
   Борьба между двумя "компаниями" состояла в том, что верховники старались убедить Анну поскорее явиться в их заседание и торжественно подтвердить новое государственное устройство, а противная компания уговаривала императрицу, чтоб она этого не делала.
  
   Но князь Василий Лукич стерег Анну, как дракон, и потому последней компании сноситься с нею было трудно; надобно было действовать тайком, через женщин; главною посредницею была свояченица князя Черкасского штатс-дама Прасковья Юрьевна Салтыкова, урожденная Трубецкая, по мужу свойственница императрице.
  
   ***
   Когда чтение было кончено, князь Василий Лукич обратился к императрице с просьбою обдумать вместе с членами Верховного тайного совета, какой ответ дать на подобное прошение.
  
   Тут вдруг подле Анны очутилась сестра ее Екатерина Ивановна, герцогиня мекленбургская, с пером и чернилицею в руках.
  
   "Нечего тут думать, государыня, -- сказала она сестре, -- извольте подписать".
  
   Анна подписала; но тут встала буря, и не со стороны членов Верховного тайного совета, которые стояли совершенно пораженные; гвардейские офицеры и другие из шляхетства, хотевшие полного восстановления прежней правительственной формы, начали кричать:
  
   "Не хотим, чтоб государыне предписывались законы; она должна быть такою же самодержицею, как были все прежние государи".
  
   Когда Анна, раздраженная шумом, стала их унимать, то они бросились перед нею на колена с криком:
  
   "Государыня, мы верные подданные вашего величества; мы верно служили прежним великим государям и сложим свои головы на службе вашего величества; но мы не можем терпеть, чтоб вас притесняли. Прикажите, государыня, и мы принесем к вашим ногам головы ваших злодеев".
  
   Тут Анна сказала капитану гвардии:
  
   "Вижу, что я здесь небезопасна; повинуйтесь генералу Салтыкову, и только ему одному".
  
   Шляхетство имело теперь в руках подписанную императрицею просьбу о пересмотре всех проектов и установлений с общего согласия новой правительственной формы. Но к чему повело бы это, когда уже так громко было заявлено желание, чтоб восстановлен был старый порядок вещей, когда представители вооруженной силы высказались, что не позволят предписывать законов государыне? Благоразумно ли было давать опереживать себя в преданности и подвергаться явной опасности?
  
   Понятно, что при таких обстоятельствах голос людей, требовавших полного восстановления самодержавия, взял верх, и дворянство, вышедши в другую залу, положило просить императрицу о принятии самодержавия. Но для написания новой просьбы требовалось время, и потому стали просить о допущении на аудиенцию после обеда.
  
   Анна согласилась и пошла за стол, к которому пригласила и членов Верховного тайного совета: таким образом, последние не имели возможности подумать вместе о своем положении.
  
   ***
  
   Присягнули самодержице Анне Иоанновне, ей одной только, и, за очень немногими исключениями, все были очень довольны; перепугались только, как говорят, когда вечером 25 числа красный цвет северного сияния покрыл горизонт.
  
   В кругу людей близких князь Дмитрий Михайлович Голицын произносил зловещие слова:
  
   "Трапеза была уготована, но приглашенные оказались недостойными; знаю, что я буду жертвою неудачи этого дела. Так и быть: пострадаю за Отечество; мне уже немного остается, и те, которые заставляют меня плакать, будут плакать долее моего".
  

0x01 graphic

  

Монограмма Анны Иоанновны

  

"Чаша унижения была выпита до дна!"

   Мы уже несколько раз встречались с герцогинею курляндскою (Анна Иоаннона - А.К.), и все в затруднительных обстоятельствах ее жизни.
   Жизнь до сих пор действительно была незавидная.
  
   Раннее и бездетное вдовство в стране слабой, за влияние над которою спорили три сильных соседа, сделало из Анны игрушку политических отношений и соображений; она стала невестою всех бедных принцев, желавших получить Курляндию в приданое; планы о браке ее составлялись и разделывались, смотря по отношениям между Россиею, Польшею и Пруссиею; неприятно было положение Анны при великом дяде; еще неприятнее при Екатерине I и Петре II.
  
   Чаша унижения была выпита до дна, а натура была жесткая, гордая, властолюбивая, чувствительная к унижению.
  
   Во всем препятствия, борьбы; за отношение к Бестужеву гонение от матери, царицы Прасковьи, на которую Анна была очень похожа жестокостию и энергиею; понравился Мориц саксонский - "неблагодарный раб" расстроивает дело; из-за Бирона неприятная история с Бестужевым.
  
   Выбрали в императрицы, когда уже Анне было 37 лет; но князь Василий Лукич Долгорукий привез ограничительные пункты и требует, чтоб Бирон не ездил в Москву; князь Василий Лукич стережет, как дракон.
  
   Наконец тюрьма отпирается, Анна на полной свободе, она -- самодержавная императрица; наконец-то можно пожить, но уже молодость прошла, оставив много горечи на сердце; да и дадут ли спокойно пользоваться властью?
  
   Выбрали с ограничением; ограничительные пункты разорваны, но остались недовольные, и недовольны сильные и знатные люди; при первом неудовольствии к ним пристанут и другие и начнут смотреть в другую сторону: в Голштинии соперник опасный -- родной внук Петра Великого!
  
   Надобно смотреть зорко и жить в постоянном страхе, а подозрительность и страх -- это такие чувства, которые не умягчают душу.
  
   Русское знатное шляхетство подозрительно; правда, оно было против верховников, но оно сочиняло разные проекты государственного устройства и 25 февраля просило свободы просмотреть эти проекты и составить один наиболее удовлетворительный; только энергическое движение гвардии заставило поспешить восстановлением самодержавия.
  
   Надобно привязать к себе эту гвардию, увеличить ее число и, главное, сосредоточить всю власть в руках людей вполне преданных, которых интересы неразрывно связаны с интересами Анны, которым грозила и постоянно грозит беда, если власть перейдет в руки русской знати.
  
   Эти люди -- иностранцы.
  
   Но возвышением иностранцев, и особенно одного из них, который в глазах народа не имел никакого права на возвышение, оскорблялись русские; Анна при своем уме, которого у нее никто никогда не отнимал, не могла не сознавать этого и потому не могла быть покойна.
  
   ***
   Анна Иоанновна вошла в историю под именем Кровавой, а период ее правления назван бироновщиной.
  

ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК

  
   0x01 graphic
  
   Ливий Тит (Titus Livius) (59 до Р.Х. - 17 н. э.), рим. историк, автор "Римской истории от основания города" (142 кн.: сохранилось 35 - о событиях периода до 293 до Р.Х. и 218-168 до н. э). Задачу своей книги "История от основания Рима" он определил так: Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, ка­кова была жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий -- дома ли, на войне ли -- обязана держава своим зарожденьем и ростом; пусть он далее последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них перено­сить не в силах. В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода по­учительные примеры в обрамленье величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь, чему подражать, здесь же -- чего избегать: бесславные начала, бесславные концы".
  
   Ликейский гимнасий - был расположен к востоку от Афин перед воротами Диохара и представлял собою парк и сад при храме Аполлона Ликея. Впоследствии здесь преподавал Аристотель. Вообще гимнасии были местом гимнастических упражнений и ученых бесед; существенными частями их были большой обнесенный колоннадой двор, купальня и парк.
  
   Ликторские связки и прочими знаки верховной военной власти - знаками этой власти, кроме почетных охранников-ликторов со связками розог и воткнутыми в них топорами, были: тога с широкой пурпурной каймой, особое кресло, называвшееся курульным, и скипетр слоновой кости.
  
   Ликторы - официальные служители высших древнеримских чиновников, перед которыми они несли фасции (пучок прутьев и топор). Консулы имели 12 ликторов, диктаторы - 24, городские преторы - 2, а провинциальные намест­ники - 6. Ликторы шли друг за другом перед чиновником, расчищали ему путь в толпе и следили за тем, чтобы ему оказывались надлежащие почести. Лик­торы должны были приводить в испол­нение наказания, согласно постановле­ниям высших чиновников.
  
   0x01 graphic
  
   Ликург (IX - VIII вв. до Р.Х.) - легендарный законодатель Спарты, якобы по велению дельфийского оракула или по образцу государственной системы Крита создавший политические институты спартанского общества. Плутарх о законотворческой деятельности Ликурга писал: "аконы Ликурга не были писаными, в чем убеждает нас одна из его "ретр". Все, что, по его мнению, вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда, сжиться с ними. Добрая воля в его глазах делала этот союз крепче, нежели принуждение, а эту волю образовывало в молодых людях воспита­ние, которое делало каждого из них законодателем"
  
   0x01 graphic
  
   ЛИНЕВИЧ (ЛЕНЕВИЧ) Николай Петрович (1839-1908). Генерал от инфантерии (1903). Участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 В 1895-1900 командовал войсками Южно-Уссурийского отдела, с 1900 - Сибирским корпусом, с 1903 - войсками Приамурского военного округа. В русско-японскую войну 1904-1905 командовал Маньчжурской и 1-ой армиями, с марта 1905 - главнокомандующий вооруженными силами Дальнего Востока. Назначение ген. Линевича состоялось 2 марта, т.е. через 4 мес. после мук­денского сражения. Линевич, доблестное поведение армии которого в мукденских боях, и порядливое отступление которой среди паники, хаоса и расстройства остальных двух армий одно служило нам хоть слабым утешением в несчастии... И человеческое сердце, столь склонное к надежды, снова стало верить, что ген. Линевич есть именно тот вождь, который, "не мудрствуя лу­каво" сложными маневрами армий и верой в "стратегические линии", даст нам, наконец, победу одною лишь своею непреклонною во­лею, упорством в достижении ее и верой в силу духа армии... Ка­залось, что "история повторяется" -- и снова методичного, но несчастного "Барклая" сменил "старик Кутузов"... Передавали из уст в уста, как, объезжая армию, Линевич вызвал вперед георгиевских кавалеров и, сняв фуражку, поклонился им со словами: "Кланяется вам низко моя седая голова. Надеюсь, что, как и прежде, вы не покроете ее позором, что победим врага..." И вспо­минали при этом слова Кутузова при объезде им нашей армии под Царевым-Займищем: "С такими молодцами отступать!.. По­милуй Бог!.." <...>[После капитуляции Порт-Артура японцы уже могли вести переговоры о мире, требуя серьезных уступок со стороны России. В то же время, Армия готова была продолжать войну.] Главнокомандующий, ген. Линевич, был в полном соответствии с этим настроением своих армий. "Я солдат, -- сказал он корре­спонденту французской газеты "Le Journal" -- и должен исполнить приказание Его Величества, но всем нам будет тяжело покинуть занимаемые вами позиции. Весьма вероятно, что начатые переговоры окончатся ничем, и тогда придется убедиться в нашей бесконечной способности к сопротивлению"... А Государю он всеподдан­нейше донес "в опровержение газетных слухов, будто армия наша совершенно окружена", что "никогда она не была в опасном положении, и фланги наши никогда еще не были обойдены японцами", что "несколько раз порывались они придвинуться ближе, но нико­гда им этого не удавалось", -- что "дух войск внушает своему вождю полное доверие", и что "армии вполне готовы к выполнению тех задач, которые могут им представиться". На все эти патриотические обращения Государь Император изволил ответить: "Русские люди могут положиться на Меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного великой России мира". Но мир все же был заключен... Но вина в том не генерала Линевича.
  
   ЛИНЕЙНАЯ ТАКТИКА -- теория и практика ведения боя, основанные на применении войск (сил), построенных в линии (в 2 -- 3 по 3 -- 4 шеренги в каждой). Сомкнутое построение войск в линиях позволяло легче управлять безынициативными солдатами наемных армий в XV -- XVIII вв., но повышало эффективность огня противника. Ли­нейная тактика во флоте состояла в ведении боя в кильватерной ко­лонне с маневрированием на параллельных курсах или стоя на якоре. Линейная тактика была постепенно вытеснена тактикой, основанной на сочетании колонн и рассыпного строя.
  
   ЛИНЕЙНЫЙ КОРАБЛЬ -- 1) в парусном флоте 3-мачтовый корабль водоизмещением до 5 тыс. тонн с мощным артиллерийским вооруже­нием (80 -- 130 пушек) для ведения боя в кильватерной колонне (ли­нии баталии, отсюда назв.). На смену парусным линейным кораб­лям во 2-й половине XIX в. пришли броненосцы; 2) линкор -- крупный корабль с мощной артиллерией и броней для уничтоже­ния кораблей всех классов в морском бою и нанесения артилле­рийских ударов по берегу. Линкоры -- самые крупные корабли 1-й и 2-й мировых войн; после 2-й мировой войны утратили свое зна­чение.
  
   0x01 graphic
  
   Лисандр, лакедемонский полководец во время Пелопоннесской войны, принадлежал к роду Гераклидов, по другим же известиям, был сыном ило­та. Представлял собою образец древнего спартанца и стремился преж­де всего к тому, чтобы доставить Спарте господство в целой Греции, а затем самому властвовать в ней. Вместе с талантом полководца обладал он и проница­тельностью государственного мужа, очень хорошо умел ценить значение и силы Афин, ясно понимая, что последние могут быть побеждены только их же собственным оружием. Получил он главное начальст­во над спартанским флотом в 407 г., когда афиняне, благодаря победам Алкивиада, находились в очень выгодном положении. Переправившись в Эфес, он нашел этот город весьма удобным местом для сбора войск и старался прежде всего об увеличении флота; при этом ему много помогало то обстоятельство, что он сумел снискать расположение Кира Младшего. Строго соблюдая отечественные обычаи и отличаясь большою простотою по отношению к са­мому себе, Лисандр был замечателен своею хитростью, лу­кавством и политическою проницательностью: детей надувают костьми, а мужей клятвами; где недоста­точно львиной шкуры, можно пришить и лисий мех, говорил он. Но его замыс­лом не суждено было осуществиться. Когда осенью 395 г. возникла война между фиванцами и фокейцами, эфоры в Спарте решили немедленно начать войну с Фивами. Лисандр должен был вторгнуться в Беотию с за­пада, Павсаний с юга, а затем оба должны были со­единиться при Галиарте. План не удался; Лисандр сам пал вследствие необдуманного нападения на фиванцев при Галиарте и был погребен в городе Панопее в Фокиде. Он умер, как и жил, в бедности.
  
   Лисий - наместник царя Сирийского Антиоха Епифана, которому было поручено управление государством и воспитание царского сына, Антиоха Евпатора, на время путешествия царя за Евфрат. Он получил от царя приказание истребить самую память Иудеев, но предпринятые им во исполнение царской воли воинские походы на Иудею, несмотря на огромные войска, оказались безуспешными. Разбитый Иудою Маккавеем, он должен был заключить с ним мир.
  
   Лисимах, сын Агафокла, фессалиец, родившийся в македонском городе Пеле ок. 361 г. Он сопровождал Александра Ве­ликого в его походе против персов, но выдвинуться сумел лишь во время похода последнего в Индию. Он был принят в число 8 царских телохранителей, был ранен при завоевании Сангалыи показал себя человеком мужественным и ве­ликодушным, за что Александр, для которого Лисимах был самым преданным слугой, отличал его все больше и больше. После смерти Александра Великого (323 г.) Лисимах, слывший за замечательного полководца, получил от Пердикка наместничество во Фракии и прилегаю­щих к ней областях. Под старость Лисимах вследствие наветов супруги своей, Арсинои, сде­лался недоверчив и жесток по отношению к собст­венным детям и даже приказал убить старшего своего сына от первой жены, Агафокла; вследст­вие этого Лисимах был покинут родственниками и много­численными, до тех пор верными приверженцами, ко­торые бежали в Азию к Селевку; а вскоре затем вос­стала и вся Азия; для прекращения восстания Лисимах пере­правился через Геллеспонт, но был разбит Селевком при Корупедии во Фригии (281 г.) и сам пал в битве.
  
   Лицемерие -- это притворство. Сделать то, что хочется, но скрыть то, что сделано; удовлетворить свое желание, но скрыть грех смоковным листом. (П. Мантегацца).
  
   Личность. Человек становится личностью только тогда, когда он обретает нравственный характер, когда он становится способным поступать сообразно принципам. Воля и образование одни никогда этого завершения не дадут. (М. Рубинштейн).
  
   Лишить воды и огня - выслать из Рима.
  
  
  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023