ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Если вы мужчины, то напьетесь воды"...

"Если вы мужчины, то напьетесь воды"...

0x01 graphic

Враг утверждал - "глаза пылали огнем":

-- От зависти богов или по воле судеб стремительный бег рвущегося вперед государства всегда задерживает вторжение врагов...

-- Народ сразу берется за оружие, чтобы сражаться за свободу...

-- Воинское счастье повернулось в сторону римлян, но лишь настолько, чтобы умножились знаки римской доблести, величие которой почти всегда выявляется в бедствиях...

-- "Завершив поход, пахарь-триумфатор (клянусь богами!) вернулся к быкам"...

-- Муций Сцевола совершил покушение на царя в его же собственном лагере, но по ошибке нанес удар царедворцу. Его взяли в плен. Тогда он кладет руку в пылающую жаровню и намеренно удваивает ужас царя обманными словами: "Так знай же, от кого ты спасся: в заговоре нас триста". Страшно сказать, но Муций остался непоколебимым, а царь содрогнулся, словно пылала его собственная рука. Таковы были мужчины...

-- Но как оставить без похвалы другой пол! Вот вам и мужество дев: одна из выданных царю заложниц, Клелия, ускользнула от стражи и перебралась на коне через родную реку...

-- Одному только роду Фабиев пришлось послать против них особый отряд и вести войну частным образом. Исход катастрофы достаточно хорошо известен. Триста Фабиев полегли под Кремерой. Поэтому ворота, через которые вышло в бой патрицианское войско, получили роковое имя (Porta Carmentalis). Это поражение было искуплено внушительными победами: впоследствии римские полководцы заняли неприступные города...

-- Когда осаждали фалисков, удивительную порядочность проявил полководец (Камилл): заслуженно заключив в оковы школьного учителя, предателя города, он отослал его назад вместе с мальчиками, которых тот привел. Ибо благочестивый и мудрый муж знал, что истинна лишь та победа, которая сообразуется с чистой совестью и безупречным достоинством...

-- Вступая в покинутые дома Рима, варвары, словно богам и демонам, оказывали почести старцам, восседавшим в претекстах на своих курульных креслах. Но, поняв, что это люди, к тому же не удостаивающие их вниманием, с тем же безрассудством убили их...

-- Однажды ночью Манлий, разбуженный гусиным гоготом, сбросил с вершины скалы пробравшихся туда врагов. Затем, чтобы лишить их надежд и показать свою уверенность в победе, он выбросил из крепости хлебы, несмотря на крайний голод...

-- Осада утомила самих варваров, и они потребовали за свой уход тысячу фунтов золотом. При этом они нагло увеличивали мечом вес гирь и кричали: "Горе побежденным!"...

-- Консул Манлий Торкват казнил собственного сына за самовольное вступление в сражение, принесшее римлянам победу. Расправа над ним показала, что повиновение важнее победы...

-- Вражеский полководец Понтий решил попросить совета у отца своего Геренния - отпустить римских воинов всех, или убить. Сын предпочел провести обезоруженных под ярмом, чтобы сделать их еще большими врагами после бесчестия, а не друзьями после благодеяния...

-- Консулы без промедления с достоинством разорвали позорный договор, заключенный на основе капитуляции, а воины под предводительством Папирия - страшно сказать! - потребовали отмщения и пришли в неистовство уже на пути к полю боя...

-- Во время схватки, как утверждал враг, глаза римлян пылали огнем. Конец резне был положен не раньше, чем было возложено ярмо на врагов и плененного полководца...

-- Тарентинская победа более, чем какая-либо иная, показала стойкость римского народа, мудрость сената, величие духа полководцев...

-- Залогом победы была тогда сама быстрота сооружения флота: через 60 дней после того, как был срублен лес, флот из 160 кораблей стоял на якоре, так что казалось, будто не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли...

-- Под командованием Марка Атилия Регула война переплыла в Африку. Нашлись такие, кто потерял храбрость от одного упоминания о Пунийском море и его ужасах. Обнажив секиру, Регул под страхом смерти добился от него повиновения и достойного выхода в море...

Договоры для римлян - высшая святыня...

-- Когда пунийцы попытались оправдаться, глава римского посольства Фабий сказал: "Что за промедление? В складках тоги я несу войну и мир. Что вы выбираете?" При криках "Войну!" он сказал: "Итак, получайте войну". И посреди зала совета не без содрогания распустил складки тоги, словно на самом деле нес в ней войну...

-- Рана империи - Канны, дотоле никому не известная деревушка Апулии. Величайшим поражением римлян и смертью 60 тысяч рождена ее слава. Там на погибель несчастному войску действовали заодно вражеский вождь, земля, небо, день, одним словом, вся природа...

-- Ганнибал не удовлетворился тем, что отправил подложных перебежчиков, которые внезапно ударили в спину сражающимся. Предусмотрительный полководец использовал и особенности открытой местности: учтя, с какой стороны жарче палит солнце и много пыли, а с какой, словно по уговору, всегда дует с востока Эвр, он так выстроил войско, что природа оказалась против римлян, и сражался при благоприятном небе в союзе с ветром, пылью и солнцем.

-- Между тем римляне перевели дух и словно выбрались из царства мертвых. Не было оружия - его взяли из храмов. Не было молодежи - для военной присяги освободили рабов. Обеднела казна - сенат добровольно внес в нее свои богатства. Себе не оставили ничего, кроме золота в буллах и кольцах. Примеру сената последовали всадники, им подражали трибы.

-- Ганнибал, со своей стороны, желая соперничать с этой самоуверенностью, пустил с молотка меняльные лавки в городе, но перекупщика не нашлось. Всем известно: предчувствия предваряют судьбу...

-- Ганнибал, даже по его собственному признанию, уже не был непобедимым. Римский народ, обретший уверенность в победе благодаря множеству успехов, решил покончить со злейшим врагом в его собственной стране...

-- Всякий раз, когда решали вопрос о войне и даже когда совещались о чем-либо другом, Катон с непримиримой ненавистью провозглашал: "Карфаген должен быть разрушен"...

Европа бесспорно принадлежала римлянам по законами войны:

-- На диво были некоторые из пленных: они то пытались кусать оковы, то подставляли друг другу горло для удушения. Беспримерное дело совершила жена царя Оргиаконта. Изнасилованная центурионом, она ушла из-под стражи и принесла мужу отрубленную голову врага-насильника...

-- Марий, избрав кратчайший путь, с поразительной быстротой опередил неприятеля. Сначала он достиг тевтонов и с помощью богов разбил их у подножия Альп в местности, которую называют Аквы Секстиевы. Долину по обе стороны реки заняли враги. У наших не было никаких запасов воды. Трудно сказать, предусмотрел ли полководец это заранее или же выдал свою оплошность за военный план, но бесспорно, что причиной победы оказалась - вынужденная храбрость. Он обратился к жаждущему войску: "Если вы мужчины, то напьетесь воды". Битва была такой жаркой, врагам было устроено такое побоище, что победитель-римлянин выпил из побагровевшей реки не меньше варварской крови, чем воды...

0x01 graphic

ЭПИТОМЫ РИМСКОЙ ИСТОРИИ

ОБО ВСЕХ ВОЙНАХ ЗА СЕМЬСОТ ЛЕТ

ЛУЦИЯ АННЕЯ ФЛОРА

Справка:

-- Луций Анней Флор, живший, видимо, при Адриане, создал небольшой труд, который пользовался необычайной популярностью. Первое печатное издание Флора появилось в Париже примерно в 1471 г. В 1511 г. "Эпитомы" были изданы в Вене, а в 1515 г. - в Кракове.

Этрусская война с царем Порсенной

1. Изгнав из города царей, римский народ сразу взялся за оружие, чтобы сражаться за свободу. Ибо появился с огромным войском Порсенна, царь этрусков, стремившийся силой вернуть Тарквиниев. (2) Хотя он и досаждал оружием и голодом и, заняв Яникул, находился у самого входа в город, его все-таки задержали, отбросили и опрокинули достойным восхищения образом, и победитель охотно заключил договор с почти побежденными. (3) Тогда-то появились три знаменитых римских имени, три дива и чуда. Гораций, Муций, Клелия, не сохранись упоминание о них в анналах, казались бы теперь выдумкой. [4] Гораций Коклес один сдерживал наступающих врагов, а после разрушения моста переплыл Тибр и не бросил оружия. (5) Муций Сцевола совершил покушение на царя в его же собственном лагере, но по ошибке нанес удар царедворцу. Его взяли в плен. Тогда он кладет руку в пылающую жаровню и намеренно удваивает ужас царя обманными словами: (6) "Так знай же, от кого ты спасся: в заговоре нас триста". Страшно сказать, но Муций остался непоколебимым, а царь содрогнулся, словно пылала его собственная рука. (7) Таковы были мужчины. Но как оставить без похвалы другой пол! Вот вам и мужество дев: одна из выданных царю заложниц, Клелия, ускользнула от стражи и перебралась на коне через родную реку. (8) И царь, устрашенный множеством знамений, приказал отпустить заложников. А Тарквиний упорно сражались до тех пор, пока Брут собственноручно не убил царского сына Аррунта и сам не испустил дух от раны, словно преследуя прелюбодея до самой преисподней.

Латинская война

11. Латины из-за зависти и соперничества также взяли под защиту Тарквиниев, чтобы народ, который господствовал над другими, оказался в рабстве хотя бы у себя дома. И весь Латий под предводительством тускуланца Мамилия единодушно поднялся якобы ради мести за царя. (2) У Регилльского озера долго и с переменным успехом шло сражение. Наконец, сам диктатор Постумий бросил во врагов знамя - новый и необычный замысел, - чтобы затем - его вернуть. (3) Косс, начальник конницы, приказал разнуздать коней (и это новинка!), чтобы энергичнее делать набеги. (4) Сражение было столь жестоким, что, согласно преданию, его зрителями были боги. Двое юношей на ослепительно белых конях пролетели подобно звездам. Никто не усомнился, что это Кастор и Поллукс. Испытал благоговение и сам полководец. Предвидя победу, он обещал воздвигнуть храм. И воздвиг, как бы вознаградив богов, соратников по оружию.

<...>

(14) Завершив поход, пахарь-триумфатор - клянусь богами! - столь же проворно вернулся к быкам. (15) От начала до конца войны прошло 15 дней.

Война с этрусками, фалисками, вейентами, фиденатами

12. Ежегодно с этрусской стороны настойчиво совершали нападения жители города Вейи. Одному только роду Фабиев пришлось послать против них особый отряд и вести войну частным образом. Исход катастрофы достаточно хорошо известен. (2) Триста Фабиев полегли под Кремерой. Поэтому ворота, через которые вышло в бой патрицианское войско, получили роковое имя. (3) Это поражение было искуплено внушительными победами: впоследствии римские полководцы заняли неприступные города.

И у каждого города был свой конец. (4) Добровольно сдались фалиски, в собственном огне сгорели Фидены, были разграблены и полностью уничтожены Вейи. (5) Когда осаждали фалисков, удивительную порядочность проявил полководец: заслуженно заключив в оковы школьного учителя, предателя города, он отослал его назад вместе с мальчиками, которых тот привел. (6) Ибо благочестивый и мудрый муж знал, что истинна лишь та победа, которая сообразуется с чистой совестью и безупречным достоинством. (7) Фидены были хуже вооружены и для возбуждения страха выходили в бой, словно фурии, - с факелами и пестрыми повязками, развевающимися, как змеи. Но это погребальное обличие стало предзнаменованием гибели. (8) Что представляли собой Вейи, показывает десятилетняя осада. Тогда впервые зимовали в палатках, была специально оплачена зимняя служба, и воины сами пожелали принести присягу, что не уйдут до взятия города. (9) Доспехи царя Ларса Толумния были торжественно доставлены Юпитеру Феретрию. В конце концов город был взят, но не осадными лестницами и штурмом, а подземными ходами и военной хитростью. (10) Добычи оказалось так много, что десятую часть ее отослали Аполлону Пифийскому и весь римский народ призвали грабить город. (11) Вот чем были некогда Вейи. Кто теперь помнит, что было? Где руины? Где след? При всем нашем почтении к анналам трудно поверить в существование Вей.

Галльская война

13. От зависти богов или по воле судеб стремительный бег рвущегося вперед государства ненадолго задержало вторжение галлов-сенонов. (2) Трудно сказать, чего больше принесло это время римскому народу - горечи поражения или ослепительных проявлений доблести. (3) И в самом деле, натиск бедствий был таков, что я счел бы их ниспосланными богами. Ибо бессмертные боги хотели знать, достойна ли владеть миром римская доблесть.
(4) Галлы-сеноны, племя по природе жестокое, с неупорядоченными нравами, с огромными телами и в такой же мере огромным оружием, настолько было страшно по виду, что казалось, рождено для уничтожения людей и низвержения городов. (5) Некогда они отправлялись несметными ордами из отдаленных земель, от побережья все опоясывающего океана; а когда опустошили все посредине, заняли место между Альпами и Падом и, не удовлетворившись этим, стали кочевать по Италии; тогда-то они осадили город Клузий. (6) За друзей и союзников вступился Рим. Следуя обычаю, отправили послов. Но какое понятие о праве у варваров? Они совершают жестокость - и вот сражение. (7) Консул Фабий поспешил с войском к реке Аллии навстречу сенонам, повернувшим от Клузия к Риму. Не случайно позорное поражение! Римский народ проклял этот день в фастах. (8) Рассеяв войско, враги приблизились к городским стенам. Они не охранялись. И тут, как никогда в другое время, проявилась истинная римская доблесть. (9) Прежде всего самые старшие и уважаемые сенаторы собрались на форум; там они с благословения понтифика посвятили себя манам. (10) После этого все разошлись по домам, как были - в трабеях и церемониальном облачении, и там расположились в курульных сидениях, чтобы с приходом врага каждому умереть соответственно своему достоинству. (11) Все, что было священного в храмах, понтифики и фламины частью спрятали, закопав в землю в долиях, а частью, погрузив на повозки, увезли с собой в Вейи. (12) Девы из храма Весты, босые, сопровождали обращенные в бегство святыни. Однако говорят, что беглянок поддержал некто из плебса, Альбиний: высадив жену и детей, он усадил дев в повозку. Вот до какой степени тогда, в крайних обстоятельствах, возвышалось над частными побуждениями благоговение перед государственными богами! (13) Молодежь, которой было едва ли тысяча человек, под водительством Манлия засела в крепости Капитолийского холма и обратилась с молитвой к Юпитеру: ведь они собрались защищать его храм, и он должен был защитить их самих. (14) Между тем подошли галлы; сначала они опасались открытого города: как бы не оказалось какой засады, но вскоре, обнаружив безлюдье, стремительно и шумно вторглись в Рим. Вступая в покинутые дома, они, словно богам и демонам, оказывали почести старцам, восседавшим в претекстах на своих курульных креслах. Но, поняв, что это люди, к тому же не удостаивающие их вниманием, с тем же безрассудством убили их. Забросив на кровли факелы, огнем, мечом и просто руками галлы стерли город с лица земли. (15) Шесть месяцев - в это трудно поверить - варвары днем и ночью всеми возможными средствами осаждали один холм; однажды ночью Манлий, разбуженный гусиным гоготом, сбросил с вершины скалы пробравшихся туда врагов. Затем, чтобы лишить их надежд и показать свою уверенность в победе, он выбросил из крепости хлебы, несмотря на крайний голод. (16) В установленный день из крепости был выпущен понтифик Фабий, дабы, пройдя сквозь вражескую стражу, совершить на Квиринальском холме ежегодный священный обряд. Охраняемый богами от вражеских стрел, он вернулся невредимым и сообщил о благосклонности небожителей. (17) В конце концов осада утомила самих варваров, и они потребовали за свой уход тысячу фунтов золотом. При этом они нагло увеличивали мечом вес гирь и кричали: "Горе побежденным!" В это время с тыла внезапно появился Камилл и начал так разить врагов, что смыл следы пожаров потоками галльской крови. (18) За это поражение следовало бы воздать благодарность бессмертным богам: в том огне, в котором исчезли хижины пастухов... Чего достиг этот пожар, как не того, что государство, предназначенное для обитания богов и людей, оказалось не разрушенным, не уничтоженным, но скорее очищенным и освященным? (19) Итак, город был спасен Манлием, восстановлен Камиллом, и римский народ обрушился на соседей еще более яростно и упорно.

Галльские войны

Римский народ, руководимый Камиллом, не удовлетворился тем, что изгнал галльское племя из стен города. Когда галлы выводили через Италию остатки своего войска, он так их преследовал, что теперь не осталось и следов сенонов. (20) Однажды, когда сражались у Аниена, Манлий в единоборстве захватил у варвара золотую гривну. Отсюда Торкваты. В другой раз в Помптинском поле в подобной же схватке захватил доспехи Валерий, когда священная птица села на его шлем. Отсюда Корвины. (21) Несколько лет спустя в Этрурии у Вадимонского озера Долабелла уничтожил всех уцелевших сенонов, так что никого не осталось из племени, которое могло бы гордиться, что сожгло Рим.

Латинская война

14. При консулах Манлии Торквате и Деции Мусе римский народ обратился от галлов к латинам, всегда враждебным из-за зависти к империи; тогда, воспользовавшись сожжением города, они потребовали прав римского гражданства участия в управлении и магистратуре и посмели завязать сражение у Капуи. (2) Кого удивит, что враг выступил в такое время? Консул Манлий Торкват казнил собственного сына за самовольное вступление в сражение, принесшее римлянам победу. Расправа над ним показала, что повиновение важнее победы. (3) Другой консул, Деций Мус, побуждаемый богами, во время битвы обрек себя на добровольную смерть: покрыв голову, он принял на себя тучу вражеских копий и открыл путь к победе ценою собственной крови.

Сабинская война

15. После латинов римский народ напал на племя сабинов, которое, забыв о родственных связях, заключенных при Тите Татии, из-за дурного влияния втянулось в латинские войны. (2) Но при консуле Курии Дентате римский народ огнем и мечом опустошил все то пространство, где Нар, Аниен, Велинские источники, вплоть до Адриатического моря. (3) Благодаря этой победе под его власть попало столько людей и столько земли, что победитель сам не смог оценить, что для него важнее.

Самнитская война

16. Уступая просьбам Кампании, римский народ напал на самнитов - не ради себя, но, что гораздо важнее, ради союзников. (2) Прежде был заключен договор с теми и другими, но кампанцы, передав свое имущество римлянам, сделали его более священным и важным. И римский народ стал вести самнитскую войну как бы в своих интересах.

(3) Область Кампания - прекраснейшая не только в Италии, но и во всем мире: нигде нет более мягкого климата; здесь дважды расцветают цветы; нигде нет более плодородной земли.

<...>

(7) Именно из-за Капуи и Кампании римский народ напал на самнитов; если говорить о богатстве, самниты - племя, до чванства украшенное золотым и серебряным оружием и пестрой одеждой; если о коварстве - нападающее из горных ущелий и из засады в горах; если о ярости и неистовстве - вдохновившее себя священными обетами и человеческими жертвами на разрушение Рима; если об упрямстве - племя, гордое шестикратным нарушением договора и даже самими поражениями. (8) Однако за 50 лет римский народ благодаря двум поколениям Фабиев и Папириев настолько укротил самнитов, настолько уничтожил сами руины городов, что сегодня приходится разыскивать Самний в самом Самнии и нелегко выясняется причина двадцати четырех римских триумфов.

(9) Но особенно известно и памятно поражение, полученное от этого племени в Кавдинском ущелье в консульство Ветурия и Постумия (10) Когда римское войско попало в засаду в лесу, вражеский полководец Понтий пришел в восторг и попросил совета у своего отца Геренния. Тот, как старший, мудро посоветовал или отпустить всех, или убить. (11) Сын предпочел провести обезоруженных под ярмом, чтобы сделать их еще большими врагами после бесчестия, а не друзьями после благодеяния. Поэтому консулы без промедления с достоинством разорвали позорный договор, заключенный на основе капитуляции, а воины под предводительством Папирия - страшно сказать! - потребовали отмщения и пришли в неистовство уже на пути к полю боя. Во время схватки, как утверждал враг, глаза римлян пылали огнем. Конец резне был положен не раньше, чем было возложено ярмо на врагов и плененного полководца.

Война с этрусками, самнитами, галлами

17. До сих пор римский народ имел дело с отдельными народами, а отныне - сразу с множеством. Однако он оказался равен им всем вместе взятым. Двенадцать этрусских городов, умбры, древнейший народ Италии, к тому времени еще полный сил, и остатки самнитов внезапно поклялись, что уничтожат само имя римского народа. (2) Велик был страх перед таким количеством столь сильных народов. Над обширными пространствами Этрурии реяли знамена четырех вражеских войск. (3) Посредине находился Циминский лес, в ту пору непроходимый, почти как Каледонский или Герцинский; это вызывало такой страх, что сенат предписал консулу не подвергаться опасности. (4) Но ничто не устрашило полководца. Он послал брата разведать подступы. Тот обследовал все ночью под видом пастуха и указал надежный путь. Так Фабий Максим, избежав опасности, завершил опаснейшую войну. Он внезапно напал на застигнутых врасплох врагов, занял вершины хребта и, получив преимущество, обрушился на находившихся внизу врагов. Это произвело такое впечатление, как если бы на жителей земли посыпались копья с неба и облаков. Но не бескровной оказалась эта победа. Второй консул Деций, окруженный в глубине долины, по примеру отца посвятил себя манам; и его род чтил эту победу ежегодным торжественным жертвоприношением.

Тарентинская война

18. Затем следует тарентинская война, единая по названию, но многократная по победам, ибо она повлекла к общей гибели кампанцев, апулийцев, луканцев и зачинщиков войны тарентинцев, т.е. всю Италию, и вместе с ними Пирра, знаменитейшего царя Греции. В результате одновременно была объединена Италия и предопределены заморские триумфы.

[2) Тарент, создание лакедемонян, некогда столица Калабрии, Апулии и всей Лукании, славился величиною, стенами и гаванью, а также удивительным местоположением. Будучи расположен у входа в Адриатическое море, он рассылал корабли во все страны: Истрию, Иллирик, Эпир, Ахайю, Африку, Сицилию. Над гаванью возвышался видимый со стороны моря театр, который оказался причиной бед для несчастного города. (4) Там происходило торжественное представление, когда был замечен приближавшийся к берегу римский флот. Полагая, что это враги, тарентинцы выбежали и стали насмехаться над ними, не разобравшись, что это за римляне и откуда они появились. Мало того, когда без промедления прибыли с жалобой римские послы, их неприлично оскорбили, допустив бесчестье, о котором стыдно сказать; и вот - война. (6) Приготовления к ней наводят ужас, ведь столько народов сразу поднимается на защиту тарентинцев, и яростнее всех - Пирр. Вознамерившись отомстить за полугреческое (его основатели - спартанцы) государство, он прибыл по морю и суше со всеми силами Эпира, Фессалии, Македонии с воинами, конями, оружием и неведомыми в то время слонами, так что ко всему прочему добавился страх перед дикими животными. (7) Первая битва произошла в Кампании, у Гераклея, близ реки Лирис при консуле Левине. Она была жестокой; Обсидий, начальник ферентанейской турмы, напав на царя, привел его в замешательство и вынудил отступить, бросив знаки отличия. (8) Сражение было бы выиграно, если бы не выбежали вперед слоны, превратив войну в жестокое зрелище. Кони, приведенные в ужас и величиною, и видом животных, и неведомым запахом, и звуками, приняли слонов за еще больших чудовищ, чем те были, и обратились в гибельное бегство. (9) Затем в Апулии у Аускула при консулах Курии и Фабриции произошло более удачное сражение. Страх перед слонами стал меньше; Гай Нумиций, гастат четвертого легиона, отрубив у одного слона хобот, доказал, что эти звери смертны. (10) И полетели в них дротики, а факелы, брошенные на башни, обрушили на вражеское войско пылающие обломки. Конец побоищу положила ночь. Последним бежал царь. Раненный в плечо, он был унесен телохранителями на собственном щите. (11) Заключительная битва была в Луканиин. а так называемых Арузинских полях, при тех же командующих. На этот раз - полная победа. Она оказалась результатом случая, а не доблести. (12) Слоны снова были выведаны в первый ряд, но сильный удар копьем в голову повернул назад одного, еще молодого. Когда он, жалобно трубя, бросился назад навстречу бегущим слонам, его узнала мать. Она вырвалась вперед как бы затем, чтобы отомстить за него, и громадой своего тела смешала все вокруг, словно это были враги. (13) Так одни и те же животные первую победу принесли Пирру, вторую свели вничью, а третью подарили нам. (14) Но война с царем Пирром велась не только оружием и в открытом бою, но и против его козней в тылу. Ибо сразу же после своей первой победы этот изворотливый человек, познав римскую доблесть, тотчас же разуверился в оружии и принялся за происки. (15) Он сжег павших, снисходительно обошелся с пленными, а затем, возвратив их без выкупа, отправил в Рим послов и стал всеми силами добиваться договора о дружбе. (16) Тогда-то в сражениях и в тылу, во внешних делах и во внутренних ярко проявилась римская доблесть. Тарентинская победа более, чем какая-либо иная, показала стойкость римского народа, мудрость сената, величие духа полководцев. (17) Ведь какими подобрали тех воинов, которых затоптали слоны в первом сражении? Все ранены в грудь (некоторые погибли общей смертью с врагами), у всех в руках мечи, а на лицах и после смерти сохранилось выражение угрозы и гнева. (18) Пирр был до такой степени поражен этим, что сказал: "О, как легко было бы захватить власть над миром, если бы у меня были римские воины или бы я был римским царем!" А каково рвение в восполнении потерь! (19) Пирр сказал: "Вот когда я убедился, что впрямь происхожу от Геракла: головы врагов вырастают словно из их собственной крови, как срезанные головы Лернейской гидры". (20) И что это был за сенат, если послы Пирра, изгнанные по предложению Аппия Цека из города вместе со своими дарами, на вопрос царя, что они выведали в тылу врагов, признались, что город показался им храмом, а сенат собранием царей! (21) А какими были сами полководцы! Курий выгнал из лагеря лекаря, просившего деньги за царскую голову, а Фабриций отказался от части государства, предложенной ему царем. (22) Во время мира тот же Курий предпочел самнитскому золоту свои глиняные сосуды, а Фабриций с цензорской строгостью осудил консуляра Руфина за обладание 10 фунтами серебра как за расточительство. (23) Кого удивит, что при таких нравах и такой доблести воинов римский народ оказался победителем и в одной только тарентинской войне за четыре года покорил большую часть Италия, храбрейшие народы, богатейшие города, плодороднейшие области?

(24) Невероятным показалось бы сравнение начала войны с ее концом. После победы в первом сражении Пирр, запугавший всю Кампанию и опустошивший берег Лириса и Фрегеллы, взирая с высоты пренестинской крепости на Рим почти как на добычу, на расстоянии почти в 20 миль застлал глаза трепещущих граждан дымом и пеплом. (25) Впоследствии же он был дважды выбит из лагеря, дважды ранен и бежал в свою Грецию морем и сушей. Настали мир и покой, а трофеи от стольких богатейших племен оказались таковы, что Рим не мог вместить плодов своей победы. (26) И недаром! Не было в Риме триумфа, более прекрасного и великолепного. (27) До сего времени не видели ничего, кроме овец вольсков, стад сабинян, повозок галлов, сломанного оружия самнитов. А теперь, если взглянуть на пленных, - молосс и фессалиец, македонец и брутиец, алул и луканец, а если окинуть взором триумфальное шествие - золото, пурпур, знамена, картины, тарентинская роскошь. (28) Но римский народ ни на что не смотрел с таким удовольствием, как на тех, кого так боялся, - на чудовищ с их башнями: чувствуя себя пленниками, они, опустив головы, следовали за победителями-конями.

Пиценская война

19. Вскоре вся Италия обрела мир - ибо на что можно было отважиться после Тарента? Разве только преследовать вражеских союзников. (2) И вот уже жители Пицена и столица племени Аскул покорены Семпронием, который успокоил задрожавшую во время сражения почву, дав обет построить храм в честь богини Теллус.

Саллентинская война

20. В консульство Марка Атилия кроме жителей Пицена были присоединены также саллентинцы и столица области Брундизий со знаменитой гаванью. Как плату за победу в этом сражении потребовала себе храм пастушеская богиня Палес.

Вольсинийская война

21. Последними из италиков попали в зависимость вольсинийцы, самые богатые из этрусков. Они стали просить защиты от своих бывших рабов, которые обратили против господ полученную ими свободу и овладели государственной властью. Но и вольсинийцы понесли наказание при полководце Фабии Гургите.

<...>
Первая Пуническая война

II. 1. Подчинив и усмирив Италию, римский народ, имевший от роду 500 лет, вырос и возмужал. И если есть на свете сила и молодость, то он, поистине сильный и молодой, стал соперником всему миру. (2) Народ, который в течение пяти веков сражался у себя дома - так трудно было стать главою Италии, - в течение последующих двухсот лет с победами прошел по Африке, Европе, Италии и, наконец, по всему миру.

II. 2. Победив Италию, римский народ дошел до пролива и остановился, подобно огню, который, опустошив пожаром встречные леса, постепенно затихает, натолкнувшись на реку. (2) Вскоре он увидел вблизи богатейшую добычу, каким-то образом отторгнутую, словно оторванную от Италии. Он воспылал страстным стремлением к ней, а поскольку ее нельзя было привязать ни насыпью, ни мостами, решил, что ее следует взять силой и присоединить к материку с помощью войны. (3) А тут как раз представился случай, будто сам рок указывал путь: Месеана, союзное сицилийское государство, стало жаловаться на обиды со стороны карфагенян. Сицилии домогались как римлянин, так и карфагенянин. Равные в своих стремлениях и силах, они одновременно помышляли о власти над миром. (4) И вот под видом помощи союзникам, а на деле из-за того, что вводила в соблазн добыча, хотя и пугала новизна предприятия, этот грубый, этот пастушеский и поистине сухопутный народ показал (а уверенность в своих силах у него была), что отважным воинам неважно, как и где сражаться: на конях или на кораблях, на суше или на море. (5) При консуле Аппии Клавдии римский народ впервые вступил в пролив, пользовавшийся дурной славой из-за мифических чудовищ и яростный из-за бурного течения. Но он был настолько бесстрашен, что принял в дар само неистовство низвергающихся волн. Он разбил Гиерона-сиракузца с такой быстротой, что тот сам утверждал, будто увидел себя побежденным раньше, чем заметил врага.

(7) При консулах Дуиллии и Корнелии римский народ отважился вступить в морское сражение. Залогом победы была тогда сама быстрота сооружения флота. Ибо через 60 дней после того, как был срублен лес, флот из 160 кораблей стоял на якоре, так что казалось, будто не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли. (8) Восхищения достоин ход сражения, когда быстрые, как бы летавшие по волнам корабли врагов окружались нашими тяжеловесными и неуклюжими судами. (9) Карфагенянам не помогла морская опытность - умение ломать весла и искусно избегать ростры. Ибо железные крючья и мощные сооружения, до схватки многократно осмеянные врагом, заставляли его сражаться как на суше. Римский народ, потопив и обратив в бегство вражеский флот, одержал победу у Липары и отпраздновал свой первый морской триумф. (10) Радость была такова, что полководец Дуиллий не удовлетворился однодневным торжеством, но оправлял его всю жизнь, приказав, чтобы после обеда перед ним всякий раз несли факелы и играли флейты. (11) По сравнению с такой победой захват врагами консула Корнелия Азины показался незначительным ущербом. Его пригласили якобы на переговоры и убили - образец пунийского вероломства!

(12) При диктаторе Калатине римский народ изгнал почти все гарнизоны пунийцев из Агритента, Дрепан, Панорма, Эрика и Лилибея. (13) Однажды мы все же дрогнули у Камеринского леса, но благодаря выдающейся доблести военного трибуна Кальпурния Фламмы уцелели. С отборным отрядом в 300 человек он захватил холм, занятый врагами, и удерживал противника до тех пор, пока все войско не выбралось из окружения. Благодаря великолепному исходу сражения Кальпурний сравнялся славой с Фермопилами и Леонидом и даже оказался блистательнее, ибо то, что уцелело от столь великого похода, не позволяет ничего написать кровью.

(15) При консуле Луции Корнелии Сципионе, когда Сицилия уже была пригородной провинцией, римский народ перебрался, распространяя войну вширь, на Сардинию и прилегающую к ней Корсику. (16) В первой он устрашил местных жителей разрушением Ольвии, во второй - города Алерии и столь успешно очистил от карфагенян сушу и море, что для победы уже не оставалось ничего, кроме самой Африки.

(17) Под командованием Марка Атилия Регула война переплыла в Африку. Нашлись такие, кто потерял храбрость от одного упоминания о Пунийском море и его ужасах; особенно увеличил боязнь трибун Наутий. Обнажив секиру, Регул под страхом смерти добился от него повиновения и достойного выхода в море. (18) Наконец, поспешили на всех парусах, и при виде врагов пунийцев охватил такой ужас, что Карфаген едва не был взят при открытых воротах. (19) Прологом войны была Клипея: она первая выдается у пунийского берега как крепость и обзорный пункт. И Клипея, и триста оборонительных сооружений были опустошены. (20) Сражались не только с людьми, но и с чудовищами. Змея удивительной величины, рожденная словно для отмщения за Африку, беспокоила лагерь, расположенный у Баграда. (21) Победитель Регул добился того, что само его имя повсеместно внушало страх. Он перебил или заточил в оковы большую часть молодежи и самих полководцев, отправил в Рим флот, нагруженный огромной добычей и уже готовый к триумфу. После этого он начал осаду самого источника войны - Карфагена и подступил к его воротам. (22) Тут воинское счастье повернулось в сторону римлян, но лишь настолько, чтобы умножились знаки римской доблести, величие которой почти всегда выявляется в бедствиях. (23) Враги обратились за внешней помощью. Лакедемон послал к ним полководца Ксантиппа, и муж, опытнейший в военном искусстве, побеждает нас. Позорное поражение, не ведомое ранее римлянам: живым попал в руки врагов храбрейший полководец. Но он стойко выдержал такое бедствие и не был сломлен ни пунийский тюрьмой, ни тем, что карфагеняне использовали его для переговоров с Римом. (24) Естественно, что его мнение было противоположно тому, что поручал враг: он был против заключения мира и обмена пленниками. (25) И величие Регула не было обесславлено ни добровольным возвращением к врагам, ни жесточайшим наказанием тюрьмой и крестом. Замечательнее всего было то, что он оказался победителем победителей; и хотя ему не поддался Карфаген, он достиг триумфа над самим воинским счастьем. (26) А римский народ намного яростнее и ревностнее стремился к мести за Регула, чем к победе.

(27) Итак, когда при консуле Метелле пунийцы еще более воспрянули духом и в Сицилии возобновилась война, римский народ наголову разбил врагов у Панорма, и они больше не помышляли нападать на этот остров. (28) Свидетельство огромной победы - около сотни слонов - столь великая добыча, как если бы он захватил это стадо не на войне, а на охоте. (29) При консуле Аппии Клавдии римский народ был побежден не врагами, а самими богами, знамениями которых он пренебрег; римский флот был сразу же потоплен там, где консул приказал выбросить жертвенных цыплят, поведение которых запрещало вступать в сражение. (30) При консуле Марке Фабии Бутеоне в Африканском море у Эгимура был разбит вражеский флот, плывущий в сторону Италии. (31) Увы! Какие огромные трофеи погибли во время бури! Ведь наши суда, гонимые неблагоприятными ветрами, потерпели кораблекрушение и наполнили, богатой добычей Африку, Сирт и берега лежащих между ними островов. (32) Великое бедствие! Но и оно возвеличило достоинство народа-принцепса: хотя победу перехватила буря, а трофеи были похищены кораблекрушением и добычу, захваченную нами у пунийцев, прибивало ко всем мысам и островам, римский народ и без нее справил триумф. (33) При консуле Лутации Катуле у Эгатских островов, был положен конец войне: произошло самое крупное морское сражение. (34) Флот врага был перегружен войсковыми обозами, войском, осадными башнями и оружием, словно на нем уместился весь Карфаген; это и принесло ему гибель. (35) Римский флот, удобный, легкий, надежный и в некотором роде походный, вступил как будто в конное сражение: веслами действовали словно поводьями, и на любые удары подвижные ростры отзывались, словно живые. (36) В самое короткое время разбитые вражеские суда покрыли своими обломками все море между Сицилией и Сардинией. (37) Победа была такова, что не возникло необходимости в разрушении вражеских стен. Казалось излишним сокрушать крепость и стены, когда Карфаген уже был побежден на море.

Лигурийская война

II. 3. После окончания Пунической войны наступила короткая передышка - словно для того, чтобы перевести дух. В знак мира и истинного прекращения войны впервые после Нумы были заперты ворота Януса. Но тотчас же и открылись. (2) Римлян начали беспокоить лигуры, галлы-инсубры, а также иллирийцы - народы, расположившиеся под Альпами, то есть при самом входе в Италию; словно какие-то силы постоянно толкали их к войне, чтобы оружие не покрылось ржавчиной от бездействия. (3) Все они, постоянные и как бы внутренние враги, приучали молодых солдат к военной службе, и на этих племенах, как на некоем оселке, римский народ заострял меч своей доблести.
(4) Лигуров, крепко державшихся на нижних хребтах Альп между реками Варом и Магрой, под прикрытием лесных зарослей, иногда стоило большего труда отыскать, чем победить. Будучи в безопасности из-за удачного местоположения и возможности скрыться, суровое и быстрое племя то я дело совершало нападения. Это были скорее разбойничьи набеги, чем войны. (5) И хотя эти салювии, дециаты, оксубии, эвбуриаты, ингавны долгое время и не раз увертывались, в конце концов Фульвий обложил огнем их логова, Бебий вывел на равнину, а Постумий настолько разоружил, что едва ли оставил железа для возделывания земли.

Галльская война

II. 4. Галлы-инсубры и их соседи в Альпах обладали душами диких зверей, а телами большими, чем человеческие.

Но было замечено, что насколько их первый натиск сильнее, чем свойственно мужам, настолько следующий за ним слабее женского. (2) Тела людей, выросших в Альпах, во влажном климате, подобны альпийским снегам: быстро разгорячаясь от битвы, они вскоре покрываются потом и расслабляются при малейшем движении, словно от солнца. (3) Они часто клялись, особенно при вожде Бриттомаре, что распустят свои боевые пояса не раньше, чем поднимутся на Капитолий. Так и произошло: Эмилий, победив, снял с них пояса на Капитолии. (4) Вскоре при вожде Ариовисте они клятвенно обещали своему Марсу гривны с наших воинов. Обет перехватил Юпитер: из этих гривен Фламиний воздвиг ему золотой трофей. (5) При царе Виридомаре они обещали римское оружие Вулкану. Обеты исполнились в противоположном смысле: убив царя, Марцелл посвятил доспехи, третьи после отца Ромула, Юпитеру Феретрию.

Иллирийская война

II. 5. Иллирики, или либурны, рассеянные по всему побережью Адриатического моря, действуют у самой подошвы Альп между реками Арзией и Тацием. (2) В правление царицы Тевтаны они, не довольствуясь набегами, добавили к необузданности преступление. А именно: наших послов, на законном основании требовавших возмещения убытков, они убили, и даже не мечом, а топором, словно жертвы, а командиров кораблей сожгли. И что самое недостойное - это приказала женщина. В конце концов при полководце Гнее Фульвии Центимале их усмирили. Топоры, обрушившиеся на шеи старейшин, умилостивили маны послов.

Вторая Пуническая война

II. 6. После Первой Пунической войны едва ли четырехлетие покоя - и вот вторая война, бесспорно, не столь продолжительная (она насчитывает не более 18 лет), но характером бедствий вызывающая такой ужас, что если сравнить потери обоих народов, то победителя можно было бы уподобить побежденному. (2) Карфаген не мог примириться с потерей моря, похищением островов, выплатой податей, которые он привык получать с других. По этой причине мальчик Ганнибал перед алтарем дал отцу клятву о мести. (3) И не терял времени. Поводом к войне был избран Сагунт, древнее и богатое государство Испании, великий, но печальный памятник верности римлянам. Его, чья свобода была обеспечена общим договором и с Римом, и с Карфагеном, Ганнибал, ища повода для новых смут, погубил своими руками и одновременно руками сагунтинцев, чтобы, нарушив договор, открыть себе путь в Италию. (5) Договоры для римлян - высшая святыня. Поэтому, узнав об осаде союзного государства и помня о договоре также и с пунийцами, римляне не сразу прибегли к оружию, решив сначала подать жалобу в установленном порядке. (6) Между тем сагунтинцы уже девять месяцев были изнурены голодом, осадными орудиями, оружием; наконец, придя в исступление, они сложили на площади огромный костер и, поднявшись на его вершину, огнем и мечом истребили себя, своих близких и все свое добро. (7) Виновником столь великого бедствия был объявлен Ганнибал. Когда пунийцы попытались оправдаться, глава римского посольства Фабий сказал: "Что за промедление? В складках тоги я несу войну и мир. Что вы выбираете?" При криках "Войну!" он сказал: "Итак, получайте войну". И посреди зала совета не без содрогания распустил складки тоги, словно на самом деле нес в ней войну.
(8) Исход войны был подобен началу. Если последние проклятия сагунтинцев во время всеобщего братоубийства и пожара оказались тризной по самим себе, то очистительной жертвой их манам послужило опустошение Италии, пленение Африки, гибель царей и полководцев, которые вели эту войну. (9) Как только в Испании пришла в движение тяжкая и горестная сила Пунической войны и сагунтинский огонь разжег молнию, давно предопределенную Риму, разразилась гроза, как бы ниспосланная небом, и, проломив толщу Альп, со сказочной высоты снеговых гор обрушилась на Италию. (10) Вихрь первого натиска со страшным грохотам пронесся между Падом и Тицином. Тогда было рассеяно войско, которым командовал Сципион. Сам полководец был ранен и мог попасть в руки врагов, но его, прикрыв собой, вырвал у самой смерти сын, еще носивший претексту. (11) Это тот Сципион, который вырастет на погибель Африки и получит почетное имя в результате ее несчастий.
(12) За Тицином последовала Требия. Здесь при консуле Семпронии неистовствует вторая буря Пунической войны. Именно тогда находчивые враги, обогрев себя огнем и маслом, воспользовались холодным и снежным днем. Трудно поверить, но люди, выросшие под южным солнцем, победили нас с помощью нашей собственной зимы!

(13) Тразименские озеро - третья молния Ганнибала при нашем полководце Фламинии. Здесь по-новому проявилось пунийское коварство: конница, скрытая озерным туманом и болотным кустарником, внезапно ударила в тыл сражавшимся. (14) У нас нет оснований сетовать на богов. Поражение предсказали безрассудному полководцу рои пчел, усевшиеся на значки, легионные орлы, не желавшие выступать вперед, и последовавшее за началом сражения мощное землетрясение, если только содрогание земли не было вызвано топотом людей и коней и яростным скрежетом оружия.

(15) Четвертая и едва ли не последняя рана империи - Канны, дотоле никому не известная деревушка Апулии. Величайшим поражением римлян и смертью 60 тысяч рождена ее слава. Там на погибель несчастному войску действовали заодно вражеский вождь, земля, небо, день, одним словом, вся природа. (16) Ганнибал не удовлетворился тем, что отправил подложных перебежчиков, которые внезапно ударили в спину сражающимся. Предусмотрительный полководец использовал и особенности открытой местности: учтя, с какой стороны жарче палит солнце и много пыли, а с какой, словно по уговору, всегда дует с востока Эвр, он так выстроил войско, что природа оказалась против римлян, и сражался при благоприятном небе в союзе с ветром, пылью и солнцем. (17) Так две огромные армии были порублены до полного пресыщения самих врагов, пока Ганнибал не приказал своему воинству: "Побереги меч!" Из римских полководцев один бежал, другой был убит. Можно спорить, кто из них проявил большее величие духа - устыдившийся Павел или неотчаявшийся Варрон. (18) Свидетельствами поражения стали окрасившийся кровью Ауфид, мост из трупов через ручей Вергелл, сооруженный по приказу Ганнибала, два модия перстней, посланных в Карфаген, - всадническое сословие подсчитывалось мерами! (19) Теперь никто не сомневался, что это был бы последний день Рима и Ганнибал мог бы через пять дней пировать на Капитолии, если бы умел пользоваться победой так же, как побеждать. (Так сказал, по преданию, пуниец Магарбал, сын Бомилькара.) (20) Но именно тогда судьба города, которому было суждено господство, или собственное заблуждение, или отвернувшиеся от Карфагена боги увлекли Ганнибала, как говорится, в противоположную сторону. (21) Он мог бы воспользоваться победой, но предпочел наслаждаться отдыхом и, оставив Рим, отправился в Кампанию и Тарент; там пыл войска и его собственный настолько ослабли, что поистине можно сказать: Капуя оказалась Каннами для Ганнибала. (22) Трудно поверить, но полководца, не побежденного Альпами, не укрощенного оружием, покорили кампанское солнце и Байи с их теплыми источниками.

(23) Между тем римляне перевели дух и словно выбрались из царства мертвых. Не было оружия - его взяли из храмов. Не было молодежи - для военной присяги освободили рабов. (25) Обеднела казна - сенат добровольно внес в нее свои богатства. Себе не оставили ничего, кроме золота в буллах и кольцах. Примеру сената последовали всадники, им подражали трибы. А когда в консульство Левина и Марцелла вносились в казну богатства частных людей, для записи едва хватало таблиц и рук писцов. (26) В довершение всего во время выборов магистратов проявили мудрость центурии: младшие попросили у старших совета относительно кандидатур консулов. Ведь против такого изворотливого врага, не раз бывшего победителем, следовало сражаться не только доблестью, но и стратегией.

(27) Первой надеждой на возвращение и, я сказал бы, на возрождение империи был Фабий. Он открыл невиданный путь к победе над Ганнибалом - не сражаться. Отсюда новое для него и для государства прозвище Кунктатор; в народе его называют щит империи. (28) Отступлением через весь Самний, Фалернское и Гауранское ущелья он совершенно обессилил противника, и Ганнибал был сломлен не римской доблестью, а затяжным характером войны.
(29) Затем под командованием Клавдия Марцелла римский народ дерзнул завязать сражение. Он вступил в рукопашный бой, разбил врага в полюбившейся ему Кампании и предотвратил осаду города Нолы. (30) При полководце Семпронии Гракхе началось преследование пунийцев по всей Лукании. Римский народ яростно наседал на отступавших, хотя тогда - о стыд! - он сражался с помощью рабского войска: так далеко загнали его беды. Но, получив свободу, они превратили себя из рабов в римлян. (31) О, поразительная уверенность при стольких несчастьях! О, не имеющий равных дух римского народа! Настолько стеснены и расстроены были дела, что нужно было опасаться за свою Италию, однако римский народ отважился оглянуться и в другую сторону. (32) Когда Ганнибал, словно подступив с ножом к горлу, носился по Кампании и Апулии и превращал центральную Италию в Африку, римский народ в одно и то же время и сдерживал врага, и посылал войска в Сицилию, Сардинию, Испанию, разбросав их по всему миру.

(33) Сицилия была поручена Марцеллу. Она недолго сопротивлялась: весь остров одолели в одном городе. Огромная и до того времени не побежденная столица Сиракузы, хотя и оборонялась гением Архимеда, в конце концов сдалась. (34) Не помогли ей ни тройная стена, ни три крепости, ни мраморная гавань и прославленный источник Аретузы. Но римляне пощадили красоту побежденного города.

(35) Сардинию захватил Гракх. Ей не помогли ни дикость племен, ни огромность Безумных - так они называются - гор. Сурово обошлись с городами и со столицей Каралисом, и строптивое, презирающее смерть племя в конце концов усмирила потеря родной земли. Гней и Публий Сципионы, посланные в Испанию, освободили почти всю ее от пунийцев, уничтожив в больших сражениях силы противника, но затем снова потеряли ее и сами погибли от пунийского коварства. Одного Сципиона сразил меч, когда он размечал место для лагеря, другого забросали факелами, как только он появился на башне. (37) Для отмщения за отца и дядю был послан с войском Сципион, которому рок предопределил великое имя Африканского. (38) Воинственную, знаменитую мужами и оружием Испанию, этот питомник вражеского войска, эту наставницу мальчика Ганнибала, он - трудно поверить! - отвоевал всю, от Пиренейских гор до Геркулесовых столпов и Океана, и при этом быстро и удачно. (39) Насколько быстро, показывают четыре года войны; насколько легко, видно на примере одного города. Ибо он был взят в тот же самый день, в какой осажден. Легкая победа над испанским Карфагеном оказалась предзнаменованием африканской победы. (40) Не подлежит сомнению и роль исключительной нравственной чистоты полководца при покорении Испании: он возвратил варварам юношей и девушек особой красоты, не пожелав даже их увидеть, чтобы не показалось, будто он хотя бы взглядом опорочил чистоту девственности.

(41) Таким был римский народ в далеких краях. Потому он и не смог оттеснить впившегося в плоть и кровь Италии Ганнибала. Враг испытывал недостаток во всем, и находчивый полководец стал пользоваться против римлян также силами италиков. Однако мы уже изгнали его из многих городов и областей; (42) уже вернули нам Тарент, уже и Капуя, обиталище и вторая родина Ганнибала, была за нами; ее потеря принесла вождю пунийцев тем большее горе, что она перешла на сторону Рима со всеми силами! (43) О народ, достойный власти над миром, достойный благоговения и удивления богов и людей! Доведенный до крайнего страха, он не отступился от начатого и, тревожась за свой город, не выпустил, однако, из рук Капуи: оставив часть войска под командованием консула Аппия, а часть отправив в город с Флакком, он сражался одновременно в разных местах. (44) Так надо ли удивляться, что сами боги во второй раз оказали противодействие Ганнибалу, когда он покинул лагерь у третьей мили. Да, боги, не стыдно сказать. (45) Ибо дожди с такой силой изливались в ответ на каждое его движение, с таким неистовством бушевали ветры, что казалось, будто их чудесным образом послало не небо, а стены самого города и Капитолий. (46) Он бежал и после отступления скрылся на самом дальнем мысе Италии, оставив город, бывший предметом его вожделений. (47) Событие, незначительное для римского народа: в те самые дни, когда велась осада поля, на котором Ганнибал расположил свои лагеря, в Риме оно продавалось на публичных торгах и нашло покупателя. (48) Ганнибал, со своей стороны, желая соперничать с этой самоуверенностью, пустил с молотка меняльные лавки в городе, но перекупщика не нашлось. Всем известно: предчувствия предваряют судьбу.

(49) Враг ничего не смог добиться в силу нашей доблести и благоволения богов. И брат Ганнибала Газдрубал двинулся из Испании с новым войском, с новыми силами, с новой лавиной войны. (50) Результат был бы, без сомнения, достигнут, если бы Газдрубал соединился с братом. Но когда он уже спустился с Альп и размерял место для лагеря у Метавра, его укротили Клавдий Нерон и Ливий Салинатор. (51) Нерон отогнал часть войск Ганнибала в самый угол Италии, Ливий - в противоположную сторону, в то самое ущелье, с которого начинается Италия. (52) Между ними пролегла обширная территория - Италия во всю длину, но трудно представить, как Ганнибал не догадался, что происходит, когда консулы искусно и стремительно соединили свои войска и совместными усилиями одолели ничего не подозревавшего врага. (53) Ганнибал узнал о случившемся, лишь увидав в своем лагере подброшенную голову брата. Тогда он произнес: "Узнаю несчастье Карфагена". Это было первое признание знаменитого полководца не без предчувствия грозящей судьбы. (54) Ганнибал, даже по его собственному признанию, уже не был непобедимым. Римский народ, обретший уверенность в победе благодаря множеству успехов, решил покончить со злейшим врагом в его собственной стране. (55) Под командованием Сципиона он направил всю мощь своего удара на саму Африку и, используя пример Ганнибала, начал мстить за поражения, полученные в Италии. (56) Благие боги! Какие полчища Газдрубала он рассеял, какую конницу нумидийского царя Сифака разбил! Какие колоссальные лагеря того и другого уничтожил за одну ночь, забросав их факелами! И это было уже не у третьего милевого столба: Сципион сотрясал осадой сами ворота Карфагена. (57) И все это было совершено, чтобы оторвать от Италии вцепившегося в нее Ганнибала. (58) Не было для римской империи важнее дня, чем тот, когда два величайших полководца прошлого и будущего, один - победитель Италии, другой - Испании, вынеся знамена, выстроили войска лицом к лицу. Ведя переговоры об условиях мира, они долго стояли, взаимно восхищаясь друг другом. (59) Когда же ничего не вышло с миром, прозвучали трубы. (60) Из признания обоих известно, что нельзя было лучше построить войско и невозможно было более жестоко сражаться. Это сказано Сципионом о ганнибаловом войске, Ганнибалом - о сципионовом. (61) Однако Ганнибал отступил, и наградой за победу была Африка, а вслед за Африкой весь мир.

Первая Македонская война

II. 7. После Карфагена никто не стыдился быть побежденным. За Африкой последовали Македония, Греция, Сирия и все прочие народы, славно подхваченные течением и потоком судьбы. (2) Первыми были македонцы, народ, некогда домогавшийся создания империи. И хотя царство в то время возглавлялось Филиппом, казалось, что римляне сражаются с самим Александром. (3) Война была Македонской больше по имени народа, чем по характеру. (4) Причиной ее послужил договор Филиппа, согласно которому царь взял себе в союзники Ганнибала, незадолго до того господствовавшего в Италии. Эта причина стала более веской после того, как Афины взмолились о помощи против несправедливости царя, когда Филипп, превысив законные права победителя, осквернил храмы, алтари и даже могилы. (5) Сенат решил прийти на помощь просителям. Ибо цари племен, вожди, народы, племена просили защиты у нашего города. (6) Итак, впервые при консуле Левине римский народ, войдя в Ионическое море, обошел все побережье Греции флотом, словно празднуя триумф. (7) Он выставил напоказ трофеи Сицилии, Сардинии, Испании и Африки. И лавр, выросший на корме флагманского корабля, обещал явную победу. (8) Добровольно явился на помощь царь пергамцав Аттал, пришли родосцы, народ мореплавателей. Они ударили кораблями с моря, в то время как консул действовал с суши конницей и пехотой. (9) Царь был дважды побежден, дважды обращен в бегство, дважды потерял лагерь. Но для македонян не было ничего ужаснее самого вида ран. Будучи нанесены не дротиками, не стрелами и не другим оружием грекулов, но огромными копьями и не меньшего размера мечами, они были ужаснее самой смерти. (10) Более того, под водительством Фламинина мы достигли дотоле непроходимых гор хаонов, стремительной реки Аоя и теснин самой Македонии. (11) Вступить туда означало победу. Ибо царь оказался побежденным у холмов под названием Кинокефалы в единственном, даже ненастоящем бою (12) и впоследствии ни разу не решился начать сражение. Консул даже даровал ему мир и уступил царство, а вскоре, чтобы не оставалось ничего враждебного, усмирил Фивы, Эвбею и Лакедемон, совершавший нападения при тиране Набисе. (13) Что касается Греции, он восстановил ее прежний статус, чтобы она жила по своим законам и пользовалась старинной свободой. (14) Какова же была радость, каково ликование, когда об этом возвестил глашатай в немейском театре во время пятилетних игр. Какие раздались рукоплескания! Сколько цветов посыпалось на консула! (15) И снова и снова приказывали глашатаю повторить слова, которыми провозглашалась свобода Ахайи. И наслаждались консульским решением, как мелодичнейшим пением флейт или звучанием струн.

Сирийская война царя Антиоха

II. 8. По некоей случайности Азия тотчас же стала на место Македонии, и царя Филиппа заменил Антиох, словно у судьбы был умысел, чтобы империя продвигалась сначала из Африки в Европу, а потом - из Европы в Азию. Поводы к войнам нагромождались сами собой, чтобы победы следовали друг за другом в соответствии с положением стран в мире. (2) Ни одна война не сопровождалась более ужасными слухами: говорили, что прорыты непроходимые горы и море покрыто парусами, начинали думать о персах и Востоке, Ксерксе и Дарии. (3) К тому же пугали грозные предзнаменования: на статуе Аполлона из Кум не высыхал пот; это был страх божества, благоволящего к Азии. (4) Нет страны изобильнее людьми, богатством, оружием, чем Сирия. Но попала она в руки столь бездеятельного царя, что в нем, Антиохе, самым примечательным оказалось то, что он был побежден римлянами. Царя вовлекли в эту войну сначала Тоас, предводитель Этолии, недовольный тем, что не был вознагражден римлянами за помощь против македонцев, а потом Ганнибал. Будучи побежден в Африке, этот беглец и ненавистник мира по всему свету искал врагов римскому народу. (6) Какая возникла бы опасность, если бы Антиох внял его советам и злосчастный Ганнибал воспользовался военными силами Азии! Но царь, гордый своими богатствами и царским именем, считал, что одного этого достаточно для ведения войны.

(7) Европа бесспорно принадлежала римлянам по законами войны. Но Антиох как бы по праву наследования востребовал Лизимахию - город, основанный на Фракийском побережье его предками. (8) Тем самым, славно появлением звезды, была приведена в движение буря азиатской войны. Величайший из царей с шумом и грохотом двинулся из Азии, радуясь, что храбро объявил войну, и как только занял греческие острова и побережья, на правах победителя предался праздности и порокам. (9) Прилегающий к материку остров Эвбея отделяется от него узким Эврипом с постоянным приливам и отливом вод. Антиох поставил здесь золотые и шелковые шатры и, несмотря на зиму, отовсюду доставил розы. Под шум вод пролива, которые звучали в лад с флейтами и струнами, он начал вербовать мальчиков и девушек, чтобы хоть в чем-либо уподобиться полководцу. (10) В консульство Ацилия Глабриона римляне напали на этого царя, уже побежденного роскошью, и вынудили его бежать с острова уже при одной вести о своем прибытии. (11) Затем, настигнув его после стремительного бегства у Фермопил - места, памятного героической гибелью трехсот спартанцев, - заставили отступить на суше и на море. Даже это место не вдохновило царя на сопротивление. (12) Без промедления римляне отправились вслед за ним в Сирию. Царский флот, вступивший в сражение во главе с Поликсенидом и Ганнибалом, - ведь царь не мог вынести даже вида сражения, - был полностью уничтожен Эмилием Региллом при поддержке присоединившихся родосцев. (13) Пусть не мнят о себе Афины: в лице Антиоха мы победили Ксеркса, в Эмилии сравнялись с Алкивиадом, Эфесом уравновесили Саламин. (14) В консульство Сципиона, - а ему в качестве легата добровольно помогал брат, недавний победитель Карфагена Сципион Африканский, - царь был добит. Он уже отступил повсюду на море, но мы двинулись дальше. (15) Лагерь разбили у реки Меандра и горы Сипила. Здесь царь занял позицию с огромными - трудно выразить! - вспомогательными и остальными войсками. (16) Триста тысяч пехотинцев, не меньше всадников и серпоносных колесниц! С обеих сторон царь окружил строй огромными слонами, блистающими золотом, пурпуром, серебром и бивнями. (17) Но сами размеры войска лишали его маневренности. К тому же внезапно обрушился ливень и, к счастью для римлян, испортил персидские луки. Сначала было смятение, затем бегство, наконец - триумф. (18) Побежденному царю вернули часть царства, тем более что он умолял о мире и легко шел на уступки.

Этолийская война

II. 9. За сирийской войной последовала, как и надо было ожидать, этолийская. Ибо, победив Антиоха, римляне продолжали устранять причины азиатской войны. (2) Отмщение было возложено на Фульвия Нобилиора. Он потряс осадными машинами столицу племени Амбракию, царскую резиденцию Пирра. Последовала сдача. Жители Аттики и родосцы умоляли пощадить этолийцев, и мы, вспомнив об их прежних услугах, решили простить. Однако война распространилась вширь, на соседей, и вся Кефалления, Закинф и некоторые острова, расположенные между Керавнийскими горами и хребтом Малеем, оказались втянутыми в этолийскую войну.

Истрийская война

II. 10. Истрийцы следуют за этолийцами, так как недавно помогали им в войне. (2) Начало войны было благоприятным для врагов, и это послужило причиной их гибели: когда они захватили лагерь Гнея Манлия и оказались с богатой добычей, на пирующих, играющих и даже не помнящих за чашей, где они находятся, обрушился Аппий Пульхр. (3) Так вместе с кровью и дыханием они извергли дурно рожденную победу. Самого царя Эпулона, шатающегося от опьянения и беспамятства, взвалили на коня, и он лишь после того, как отоспался, с трудом осознал, что попал в плен.

Галло-греческая война

II. 11. Галлогрецию также захватили бедствия сирийской войны. (2) Неизвестно, были ее обитатели в числе вспомогательных войск царя Антиоха или Манлий Вулсон, жаждавший триумфа, сделал вид, что были. (3) Но победителю отказали в триумфе, так как римский народ не одобрил причину войны. Между прочим, галлогреки (доказательством чему служит само название) - народность смешанная и извращенная. Остатки галлов, опустошивших под предводительством Бренна Грецию, последовали на восток и осели в средней части Азии. (4) Подобно тому, как семена плодов перерождаются при перемене почвы, так природная дикость галлов смягчилась в мягком климате Азии. (5) Они были рассеяны и разбиты в двух сражениях, хотя с приходом врага, оставив свой земли, отступили в высочайшие горы. Толостобоги заняли Олимп, тектосаги - Магабу. Стрелы и пращи римлян вынудили тех и других сдаться на условиях вечного мира. (6) На диво были некоторые из пленных: они то пытались кусать оковы, то подставляли друг другу горло для удушения. Беспримерное дело совершила жена царя Оргиаконта. Изнасилованная центурионом, она ушла из-под стражи и принесла мужу отрубленную голову врага-насильника.

Вторая Македонская война

II. 12. В то время как сирийская война вовлекала в гибель одну страну за другой, снова поднялась Македония. (2) Храбрый народ возбуждали воспоминания о былой славе. Наследником Филиппа стал его сын Персей, который, высоко ценя достоинство македонцев, не считал, что страна побеждена раз и навсегда. (3) При нем македонцы восстали яростнее, чем при отце. Они вовлекли в свои дела фракийцев, и таким образом рвение македонцев было уравновешено силами фракийцев, а неустрашимость фракийцев македонской дисциплиной. (4) Кроме того Персей, исследовав с вершины Гема положение своих земель, разместил лагерь над пропастью. Этим он так защитил Македонию, что, казалось, не оставил врагам никакого прохода, разве лишь небо. (5) Однако при консуле Марции Филиппе римский народ, вступив в эту провинцию и тщательно разведав подступы через Аскуридское болото и Перребские холмы, подошел к местам, непреодолимым, как казалось, даже для птиц, и внезапно обрушился на царя, не ожидавшего ничего дурного. (6) Смятение было настолько велико, что он приказал бросить в море все деньги, чтобы они не достались Риму, и сжечь флот, чтобы его не уничтожили враги. (7) Хотя при консуле Павле гарнизоны стали крупнее и были размещены более густо, Македонию захватили иным путем - благодаря высокому искусству и рвению полководца. Угрожая в одном месте, он вторгся в другом. (8) Сам его приход так устрашил царя, что он не отважился вступить в бой и поручил ведение войны полководцам. (9) Будучи побежден заочно, он бежал в море, на остров Самофракию, доверившись этой знаменитой святыне, будто храмы и алтари могли защитить того, кого не спасли ни горы, ни оружие. (10) Никто из царей не сохранял дольше, чем он, сознания утраченного счастья. Когда он из храма, в котором нашел убежище, обратился с мольбой к Павлу, то добавил к своему имени слово "царь". И никто не отнесся с большим уважением к утратившему величие противнику, чем Павел. (11) Врага, представшего перед его взором, он принял в своей резиденции, пригласил к столу и предостерег детей, чтобы питали почтение к судьбе, могущество которой столь велико. (12) Македонский триумф принадлежит к числу прекраснейших триумфов, которых когда-либо добивался и лицезрел римский народ. Зрелище заполнило три дня. (13) В первый день везли статуи и картины, на следующий - оружие и деньги, в третий - пленников и самого царя, все еще словно оглушенного внезапным несчастьем, остолбеневшего. (14) Однако римский народ изведал радость победы задолго до донесения победителя. Ибо в тот самый день, когда в Македонии был побежден Персей, об этом стало известно в Риме, (15) потому что двое юношей на белоснежных конях смывали у Ютурнского озера пыль и кровь. Они и сообщили. Толпа поняла, что это Кастор и Поллукс (поскольку юноши были близнецами), что они принимали участие в войне, так как были покрыты кровью, и что они пришли из Македонии, так как едва дышали.

Вторая Иллирийская война

II. 13. Влияние Македонской войны захватило иллирийцев: царь Персей нанял их, чтобы беспокоить римлян с тыла. (2) Их мгновенно покорил претор Аниций. Хватало сил разрушить Скорду, столицу племени, но тут же последовала сдача. Эта война была окончена даже раньше, чем в Риме стало известно, что она ведется.

Третья Македонская война

II. 14. По воле рока, словно между пунийцами и македонцами был уговор потерпеть поражение в третьей войне, и те и другие в одно и то же время взялись за оружие. (2) Но первым сбросил ярмо македонец, испытавший презрение к себе и потому более ожесточенный. (3) Причина войны почти постыдна, так как царскую власть захватил Андриск, человек низкого происхождения, - неясно, свободный или раб, но явно подкупленный. Заодно он взял на себя и ведение войны. Поскольку в народе его называли Филиппом по сходству с Филиппом, сыном Персея, вдобавок к царскому имени он преисполнился царского вида и даже царского духа. (4) Римский народ пренебрег всем этим, довольствуясь посылкой претора Ювенция. Тот опрометчиво атаковал врага, сильного не только македонскими, но и огромными вспомогательными войсками Фракии, и римский народ, не побежденный истинными царями, не устоял перед этим мнимым, инсценированным царем. (5) Консул Метелл полностью отомстил за претора, погибшего вместе с легионом: и Македонию наказал рабством, и зачинщика войны, бежавшего во Фракию и выданного ее царьком, отвел в Рим в оковах. Судьба была снисходительна к Андриску в его несчастьях: римский народ справил из-за него триумф, словно он был настоящим царем.

Третья Пуническая война

II. 15. Третья Пуническая война и по времени незначительна - она была - закончена за четыре года, и по сравнению с первыми стоила меньшего труда, ибо сражались не столько с воинами, сколько с самим городом. Но по исходу она, безусловно, оказалась величайшей, так как было, наконец, покончено с Карфагеном. (2) Однако же если разделить эту войну на периоды, то окажется, что в первый она началась, во второй достигла переломного момента, в третий была завершена. (3) Причина Третьей Пунической войны в том, что вопреки условию договора карфагеняне подготовили флот и войско против нумидийцев. (4) Их царь Масинисса настойчиво устраивал провокации на границах с Карфагеном, но к нему, как к честному союзнику, благоволили римляне. Всякий раз, когда решали вопрос о войне и даже когда совещались о чем-либо другом, Катон с непримиримой ненавистью провозглашал: "Карфаген должен быть разрушен". (5) В противовес ему Сципион Назика утверждал, что город должен быть сохранен, потому что с устранением страха перед городом-соперником - счастье стало бы чрезмерным; сенат выбрал среднее: город нужно лишь сдвинуть с места. (6) Казалось, ничто не может быть великолепнее Карфагена, которого не надо бояться. (7) Итак, в консульство Манилия и Цензорина римский народ, напавши на Карфаген, на виду всего города сжег флот, добровольно сданный ему в надежде на мир. (8) Затем созвали первых лиц города и приказали им покинуть Карфаген, если они хотят остаться в живых. Эта жестокость вызвала такой гнев, что карфагеняне предпочли самое худшее. Раздался всенародный клич: "К оружию!" (9) Они приняли решение сопротивляться, и не потому, что уже не оставалось никакой надежды, но потому, что предпочли, чтобы родина была низвергнута руками врагов, а не их собственными. (10) Каково было воодушевление сопротивляющихся, можно представить по тому, что для нужд нового флота они разрушили кровли домов. В оружейных мастерских вместо меди и железа расплавлялось золото и серебро, для тетив метательных машин знатные женщины собрали свои волосы. Наконец, под командованием консула Манцина началась осада. (11) Заперты гавани, остались без защитников первая, вторая и уже третья стена, но Бирса - таково было название крепости - сопротивлялась, словно второй город. (12) И хотя город был почти разрушен, не обошлось без рокового для Африки имени Сципионов. Государство возложило полномочия по окончанию войны на другого Сципиона. Его, рожденного Павлом Македонским, усыновил во славу своего рода сын великого Сципиона Африканского. Подумать только: но воле судьбы город, которому угрожал дед, был окончательно разрушен внуком! (13) Но подобно тому, как наиболее смертоносными оказываются укусы умирающих зверей, с полуразрушенным Карфагеном было больше хлопот, чем с невредимым. (14) Согнав врагов в одну крепость, римляне перегородили гавань и с моря. Осажденные вырыли себе другую гавань, с другой стороны города, но не для того чтобы бежать: (15) уже никто не верил, что можно спастись; оттуда, словно внезапно родившись, вырвался флот. Как пламя из пепла потушенного пожара, днем и ночью пробивалась последняя сила, последняя надежда, последний отряд отчаявшихся людей. (16) Наконец, сочтя дело безнадежным, сразу сдалось 36 тысяч воинов под командованием - чему менее всего можно поверить - Газдрубала! (17) Насколько храбрее оказалась женщина, супруга полководца! Схватив детей, она с кровли бросилась в пламя, подражая царице, основательнице Карфагена. О величии разрушенного города можно судить, не говоря уже о прочем, по продолжительности пожара. За семнадцать дней едва смог угаснуть огонь, который враги добровольно направили на свои дома и храмы: если не смог устоять против римлян город, должен был сгореть их триумф.

Ахейская война

II. 16. Тот век был, можно сказать, отмечен разрушением городов. За падением Карфагена последовала гибель столицы Ахайи, красы Греции Коринфа, расположенного, словно напоказ, между двух морей, Ионийского и Эгейского. Коринф был уничтожен - недостойное деяние! - до того, как причислен к нашим несомненным врагам. (2) Виновник войны Критолай, получив свободу от римлян, использовал ее против них самих и оскорбил римских послов, (3) возможно, что и насилием, но достоверно, что словами. Метеллу, в то время наводившему порядок в Македонии, было поручено отмщение. И вот - Ахейская война. Консул Метелл сразу же рассеял отряд Крнтолая по бескрайним полям Элиды и по всему Алфею. (4) Война была закончена в результате одного сражения. Коринфу угрожала осада, но - роковые обстоятельства! - сражался Метелл, а победу перехватил Муммий. (5) Он рассеял по всему Истмийскому перешейку войско второго полководца Диэя и окрасил кровью обе гавани. Тогда-то покинутый жителями город был сначала разграблен, а затем разрушен по знаку трубы. (6) Сколько статуй, сколько одеяний, сколько картин было похищено, сожжено и выброшено! Какие богатства взяли с собой римляне! А сколько сожгли, можно судить по следующему: то, что теперь славится по всему миру как коринфская бронза, это, насколько нам известно, все, что осталось после пожара. (7) Цену бронзы подняло само насилие над богатейшим городом, ибо в результате пожара от смешения многочисленных статуй и изображений сплавились потоки меди, золота и серебра.

Операции в Испании

II. 17. Подобие тому - как за Карфагеном шел Коринф, так за Коринфом последовала Нуманция, и отныне на земле не осталось места, не затронутого войной. (2) После сожжения двух знаменитых городов она распространилась вширь и не постепенно, а сразу и повсеместно, словно ветры раздули пламя Карфагена и Коринфа и оно объяло весь мир.

(3) У Испании никогда не было намерения ни восстать против нас сообща, ни попытаться собрать свои силы, ни добиться господства, ни всенародно встать на защиту свободы. Ее, отгороженную со всех сторон морями и Пиренеями, защищала от вторжения сама природа. (4) Но она была захвачена римлянами еще до того, как осознала это. Единственная из всех провинций она поняла свою мощь после того, как была побеждена. (5) Сражения происходили в ней почти двести лет - от первых Сципионов до Цезаря Августа; они велись почти постоянно, без перерыва, в зависимости от обстоятельств, но сначала не с испанцами, а с пунийцами в Испании. Отсюда распространилось поветрие, и здесь причины войн.
(6) Впервые римские знамена переправили через Пиренейскую цепь Публий и Гней Сципионы, разбившие в крупных сражениях братьев Ганнибала Ганнона и Газдрубала. Испания была бы взята с ходу, если бы эти храбрейшие воины, победители на суше и на море, не пали от пунийского коварства в самый момент победы. (7) В результате Сципион, впоследствии Африканский, мстя за отца и дядю, вторгся как бы в новую, нетронутую область. Сразу же после захвата Карфагена и других городов он, не удовлетворившись изгнанием пунийцев, обложил Испанию податями, подчинил империи все народы по обе стороны Ибера и первым из римских полководцев донес победу до Гадеса и устий Океана. Важнее удержать провинцию, чем завоевать. (8) И вот уже в разные концы посланы полководцы, которые с большим трудом, в кровавых сражениях заставили мужественные народы, до того временя свободные и потому не терпящие ярма, подчиниться Риму. (9) Катон, знаменитый цензор, в нескольких сражениях сломил кельтиберов, мощь Испании. Гракх, отец знаменитых Гракхов, наказал их разрушением 150 городов. (10) Уже известный нам Метелл, который успел заслужить почетное имя Македонского, по заслугам стал Кельтиберийским после незабываемого победоносного завоевания Контребии. Еще больше славы принесло ему то, что он пощадил Нертобригу. (11) Лукулл победил турдулов и вакцеев. В единственном сражении, инициатором которого был их царь, знаменитый Сципион Младший добыл почетный трофей. (12) Децим Брут действовал на более обширной территории кельтов, лузитан и всех народов Каллекии за страшной для воинов Рекой забвения. С победой дойдя до побережья Океана, он с ужасом и страхом святотатства увидел солнце, закатывающееся в море, огонь его, погруженный в воды, и только тогда повернул боевые знамена. (13) Но самыми трудными были сражения с лузитанами и нумантийцами. И недаром: ведь полководцы затрагивали земли народов Испании. Была бы беда и с остальными кельтиберами, если бы не был насильственно погублен в начале войны их вождь Олиндик, муж величайшей храбрости и отваги. (14) Выходя к народу, он потрясал серебряным копьем, якобы посланным с неба, и, изображая прорицателя, привлекал к себе всеобщее внимание. Но когда он, одержимый тем же безумием, явился ночью в лагерь консула, возле претория его пронзило копье стража. (15) Лузитан поднял на борьбу Вириат, человек ловкий и сметливый. Сначала охотник, потом разбойник, он неожиданно стал предводителем и полководцем и, если бы позволила судьба, был бы Ромулом Испании. Он не ограничился защитой свободы своего народа. В течение четырнадцати лет он огнем и мечом опустошал обе стороны Ибера и Тага, (16) напал даже на преторский лагерь и гарнизон, разбил Клавдия Унимана, почти полностью уничтожив войско, и водрузил в своих городах трофей, украшенный нашими трабеями и фасцами. (17) В конце концов и его победил консул Фабий Максим. Но победа была осквернена преемником Фабия Помпилием, напавшим на Вириата, когда тот был уже сломлен и обдумывал капитуляцию. Воспользовавшись интригами, засадами и услугами убийц из числа его близких, Помпилий наградил Вириата славой, будто его нельзя было победить в честном бою.

Война с Нуманцией

II. 18. Нуманция уступает Карфагену, Капуе и Коринфу богатством, но равна им доблестным именам и честью. По справедливости говоря, она составляет наивысшую славу Испании. (2) В самом деле, не имея ни стены, ни башен, но будучи удобно расположена на холме у реки, она в течение одиннадцати лет четырьмя тысячами кельтиберов сдерживала сорокатысячное войско; и не только сдержала, но и однажды жестоко повергла нас и связала постыдными договорами; наконец, когда стало ясно, что Нуманция непобедима, она понадобилась тому, кто разрушил Карфаген.
(3) Нелегко признаться, но ни одна война не имела более несправедливой причины. Нумантийцы заступились за сегидинцев, своих союзников и единомышленников, выскользнувших из рук римлян. Заступничество за них не достигло цели. (4) Хотя нумантийцы не признавались в сопричастности к военным действиям, им как условие договора было приказано сложить оружие. Они восприняли это так, словно у них отрубали руки, и немедленно взялись за оружие под предводительством храбрейшего Мегаравика. Напав на Помпея, они, однако, предпочли договор, хотя могли победить. Затем обрушились на Гостилия Манцина (5) и непрерывными засадами и нападениями настолько измотали его, что никто не мог выдержать даже взгляда и голоса нумантийца. (6) Однако и с ним предпочли заключить договор, ограничившись условием выдачи оружия, хотя могли бы добиться полного поражения. (7) Считая нумантийский договор не меньшим позором и стыдом для себя, чем в прежние времена каудинский, римский народ искупил бесчестье этого поражения выдачей Манцина врагам; (8) в конце концов под водительством Сципиона, пожаром Карфагена обученного разрушать города, римский народ распалился даже для мщения. (9) Но для этого Сципиону потребовалось более жестоко сражаться в лагерях с собственными воинами, чем на поле боя с нумантийцем. (10) Воины были очень утомлены постоянной несправедливой и рабской работой, но был отдан приказ возводить более высокую насыпь. Кто не владел оружием и не пожелал крови, тому было приказано пройти испытание грязью. Кроме того, были удалены продажные женщины, слуги, поклажа, кроме самой необходимой. (11) Верно сказано: каков полководец, таково и войско. После того как воинов вернули к повиновению, завязалось сражение, и - чего никто никогда не надеялся увидеть - все заметили бегущих нумантийцев. (12) Они даже хотели сдаться, если бы были предложены условия, достойные мужей. Но так как Сципион хотел настоящей, безоговорочной победы, они вынуждены были ринуться в смертный бой, но прежде насытились погребальными яствами из полусырого мяса и целии - так называют туземный напиток из хлеба. (13) Сципион понял: приготовившиеся умереть не будут сражаться. Когда их, окруженных рвом, насыпью и четырьмя лагерями, стал мучить голод, они потребовали у своего полководца сражения, чтобы погибнуть как подобает воинам; когда же не добились этого, предпочли вылазку. (14) В рукопашной схватке многие были убиты. Остальные некоторое время оставались живы, хотя свирепствовал голод, и даже приняли решение спастись бегством. Но от этого избавили жены, оборвав подпруги у лошадей: преступление из-за любви! (15) Оплакав свою гибель, они дошли до крайнего бешенства и неистовства, а в конце концов, при вожде Рекогене, окончательно погубили себя, своих близких, родину мечом, ядом, повсеместными поджогами. (16) Хвала храбрейшему и, по моему мнению, счастливейшему в самих несчастьях городу! Во исполнение клятвы он защитил союзников, долгое время малыми силами сдерживал войско, опиравшееся на силы всего мира. Будучи побежден в конце концов величайшим полководцем, город не доставил врагу никакой радости. (17) Не было ни одного нумантийского воина, которого повели бы в оковах, никакой добычи, как от самых нищих, оружие сожгли сами. Для триумфа осталось только их имя.

II. 19. До этого момента римский народ прекрасен, блистателен, благочестив, безупречен и великолепен. Конец периода велик, но в равной степени беспокоен и страшен, так как по мере роста империи в большой степени возрастали к пороки. (2) И если кто расчленит этот третий возраст заморских завоеваний, который мы определили в двести лет, то по справедливости надо будет признать, что первые сто, за которые римский народ укротил Африку, Македонию, Сицилию, Испанию, - золотые, как и воспевают поэты. (3) Следующие сто, безусловно, железные и кровавые, и даже чудовищные: ведь они присоединили к югуртинским, кимврским, митридатовым, парфянским, пиратским войнам, а также к галльским и германским битвам, из-за которых слава достигла самого неба, гракханскую и друзианскую резню, а также рабские войны и, что еще позорнее, - гладиаторские. (4) И в завершение всего римский народ в лице Мария и Суллы, а впоследствии Помпея и Цезаря словно в бешеном неистовстве растерзал - о святотатство! - самого себя. (5) Хотя все это слито воедино, мы изложим события порознь, чтобы было нагляднее и чтобы преступления не заглушались добродетелями. Прежде, как мы и начали, вспомним справедливые и священные войны с внешними народами, чтобы стало очевидно величие растущей день ото дня империи; потом вернемся к преступлениям граждан, к постыдным и нечестивым сражениям.

Азиатская война

II. 20. Победив на западе Испанию, римский народ установил мир на востоке. И не только мир. Как неожиданный и необычный подарок судьбы к нему перешли оставшиеся от царских наследств богатства и сами царства. (2) Аттал, царь Пергама, сын царя Эвмена, некогда нашего союзника и соратника, оставил завещание: "Римский народ пусть будет наследником моего имущества. Оно заключается в царской собственности". (3) Вступив во владение наследством, римский народ удерживал провинцию не войной, не оружием, а, что справедливее, по праву завещания. (4) Трудно, однако, решить, что было для римского народа тяжелее: потерять ее или вновь завоевать. Аристоник, отважный юноша царской крови, легко поднял на борьбу некоторые города, привыкшие повиноваться царям, а некоторые, оказавшие ему сопротивление: Минд, Самос, Колофон, - взял силой. Он разбил войско претора Красса и взял в плен его самого. (5) Но тот, помня о славе своего рода и римском имени, ударом палки ослепил стража-варвара и таким образом обрек себя на смерть, чего и добивался. (6) Аристоник вскоре был побежден Перперной, взят в плен и как пленник заключен в оковы. (7) Аквилий довел до конца азиатскую войну и, чтобы вынудить к сдаче некоторые города, отравил - о позор! - ядом источники. Это ускорило победу, но и обесславило ее, ибо, действуя грязными средствами, вопреки праву, установленному богами и обычаями предков, он, бесспорно, опозорил римское оружие, тогда еще священное и незапятнанное.

Югуртинская война

III. 1. Таковы были события на востоке. Отнюдь не так спокойно было на юге. Кто бы мог подумать, что после Карфагена в Африке возникнет какая-либо война! (2) Однако основательно всколыхнулась Нумидия, а в ее царе Югурте было нечто такое, чего после Ганнибала следовало опасаться. Изворотливый Югурта начал действовать на римский народ, непобедимый на поле боя, своими богатствами. Судьба допустила, хотя ни у кого не было надежды на это, чтобы царь, изощренный в обмане, обманом и был пленен. (3) Внук Масинисы и приемный сын Миципсы, он, охваченный страстью к царскому престолу, решил убить своих братьев. Так как он боялся их не менее, чем сената и римского народа, под покровительством и в зависимости от которых находилась Нумидия, то совершил первое преступление с помощью интриг. (4) Овладев головой Гиемпсала, он устремился на Адгербала, бежавшего в Рим, и отправил через послов деньги, чтобы склонить на свою сторону сенат. (5) И это была его первая победа над нами. Затем он также поступил и с послами, которым поручили разделить царство между ним и Адгербалом. И, наконец, в лице Скавра он одолел сами нравы Римской империи, дерзостно завершив задуманное святотатство. Но преступления недолго остаются скрытыми. (6) Незаконные действия подкупленного посольства обнаружились, и убийцу родичей решили преследовать войной. (7) Первым в Нумидию направился консул Кальпурний Бестия, но царь, убедившийся на опыте, что против римлян золото надежнее меча, купил мир. (8) Сенат вызвал его как обвиняемого в этом преступлении, дав ему гарантии безопасности. Югурта продемонстрировал дерзость как фактом своего прибытия, так и тем, что, подослав убийцу, ликвидировал Массиву, конкурента на престол. (9) Это была дополнительная причина войны против него. На этот раз мщение возложили на Альбина. К нашему стыду, его брат настолько развратил войско, что нумидиец победил и овладел лагерем в результате бегства римских воинов. И вот - как плата за их спасение - позорный договор, по которому Югурта распустил войска, которые прежде подкупил. (10) Наконец, месть - не столько за империю, сколько за честь римского народа - взял на себя Метелл, который очень ловко напал на врага, увертывавшегося и мольбами, и угрозами, и бегством, то притворным, то настоящим. (11) Не удовлетворившись опустошением полей и сел, Метелл обрушился на столицы Нумидии. Он напал на Заму (и напрасно), разграбил Фалу, богатую оружием и царскими сокровищами. (12) Затем стал преследовать царя, лишенного городов, бегущего из своих пределов и от престола через Мавританию и Гетулию. (13) В конце концов на Югурту напал Марий. В соответствии с неясностью своего происхождения он привел к воинской присяге неимущих и тем самым значительно увеличил численность своих войск. Хотя силы царя уже были рассеяны, а сам он ранен, победа далась Марию не легче, чем если бы тот был цел и невредим. (14) Кроме того, Марий удивительно удачно захватил основанный Геркулесом в центре Африки город Капсу, защищенный жаждой, змеями и песками; при помощи некоего лигурийца он проник по обрывистому, непроходимому ущелью в Молуху, город у подножия скалистой горы, (15) и вскоре у города Цирты нанес тяжелое поражение не только Югурте, но и Бокху, царю Мавритании, вступившемуся за нумидийцев как единокровных. (17) Последний, отчаявшись, откупился Югуртой за мир и дружбу с римлянами. Так коварнейший из царей, завлеченный в засаду коварством своего тестя, был передан в руки Суллы. Наконец-то римский народ во время триумфа Мария увидел Югурту в оковах. (18) Но и он, правда, побежденный и закованный, узрел город, о котором лживо предрекал, будто тот, продажный, не устоит, если отыщется покупатель. Поскольку Рим уже имел покупателя, но ускользнул от него, стало ясно, что он устоит.

Война с аллоброгами

III. 2. Таков римский народ на юге. Более жестоко и различными путями идущего с севера... (2) Нет ничего суровее северных стран. Жесток климат, а в равной степени и нравы народов. И вот с севера на нас со всех сторон устремился необузданный враг: справа, слева и в центре.

(3) За Альпами наши удары первыми ощутили салувии, на которых пожаловалась Массилия, вернейший и дружественный город, (4) затем аллоброги и арверны, против которых сходными с Массилией жалобами потребовали нашей помощи и поддержки эдуи; свидетели обеих побед - речки Исара и Винделик и неутомимейшая из рек Родан. (5) Страшную панику вызвали у варваров слоны, не уступавшие им в свирепости. Во время триумфа самым заметным был царь Битуит в том виде, как он сражался, - с разукрашенным оружием и на серебряной двуколке. (6) Как велика была радость по поводу обеих побед, можно судить по тому, что Домиций Агенобарб и Фабий Максим воздвигли в местах сражений каменные башни, а сверху прикрепили трофеи, украшенные вражеским оружием, - тогда этот обычай не был у нас принят. Римский народ никогда не ставил свои победы в упрек покоренным врагам.

Война с кимврами, тевтонами, тигуринами

III. 3. Кимвры, тевтоны и тигурины, изгнанные из прибрежных частей Галлии Океаном, затопившим их земли, (2) искали новые места по всему свету. Будучи отрезаны от Галлии и Испании, они двинулись в Италию и отправили послов в лагерь Силана, а оттуда в сенат с просьбой, чтобы народ Марса дал сколько-нибудь земли, хотя бы в качестве жалованья. За это, де, он может по своему усмотрению пользоваться их силой и оружием. (3) Но какие земли мог дать римский народ, вступивший в схватку из-за аграрных законов? Они были прогнаны и решили добиться оружием того, что не могли получить просьбами. (4) Не удалось отразить ни первый натиск варваров - Силану, ни второй - Манилию, ни третий - Цепиону. Все они были обращены в бегство и потеряли свои лагеря. (5) Риму пришел бы конец, если бы на долю этого века не выпал Марий. Однако и он не решился выступить сразу и держал воинов в лагере, пока не ослабли неодолимое бешенство и неукротимость варваров, заменяющие им храбрость. (6) Они быстро продвигались вперед, и столь велика была их надежда на взятие Рима, что даже спрашивали, не хотят ли римляне передать что-нибудь женам. Столь же скоропалительным, как угрозы, было движение их войска тремя колоннами к Альпам, цитадели Италии. (7) Тогда Марий, избрав кратчайший путь, с поразительной быстротой опередил неприятеля. Сначала он достиг тевтонов и с помощью богов разбил их у подножия Альп в местности, которую называют Аквы Секстиевы. (8) Долину по обе стороны реки заняли враги. У наших не было никаких запасов воды. Трудно сказать, предусмотрел ли полководец это заранее или же выдал свою оплошность за военный план, но бесспорно, что причиной победы оказалась - вынужденная храбрость. (9) Он обратился к жаждущему войску: "Если вы мужчины, то напьетесь воды". Битва была такой жаркой, врагам было устроено такое побоище, что победитель-римлянин выпил из побагровевшей реки не меньше варварской крови, чем воды. (10) Сам царь Тевтобад, имевший обыкновение менять от четырех до шести коней, на этот раз едва отыскал одного, чтобы спастись бегством. Захваченный в ближайшем лесу, он украсил собой триумфальное зрелище: будучи человекам гигантского роста, возвышался над другими трофеями.

(11) Полностью истребив тевтонов, обратились против кимвров. Зимой, когда Альпы становятся еще неприступнее, кимвры - кто может в это поверить? - как лавина, обрушились с Тридентинских высот. (12) Реке Атесису они противопоставили не мосты и лодки, а, по варварской глупости, свои тела, но после тщетной попытки удержать реку руками и щитами запрудили ее деревьями и так переправились. (13) Опасность была бы очень велика, если бы они двинулись к Риму сразу. Но в Венеции с ее самым мягким в Италии климатом их грубость усыпило милосердие самой земли и неба. Когда же их совершенно изнежили печеный хлеб, вареное мясо и сладость вина, выступил Марий. (14) Они явились к нему сами - ведь варвары не знают страха - и потребовали, чтобы полководец назначил день сражения. Он указал следующий день. Армии столкнулись на широкой равнине, которую называют Равдинским полем. С одной стороны пало шестьдесят пять тысяч, с другой - менее трехсот человек. Весь день истребляли варваров. (15) Тут полководец добавил к военной доблести хитрость, следуя Ганнибалу и искусству Канн. Он намеренно избрал для сражения туманный и ветреный день, чтобы враги были застигнуты врасплох и чтобы пыль несло им в глаза; кроме того, он обратил строй на восток, поскольку ранее вызнал у пленников, что от блеска бронзовых шлемов само небо кажется пылающим. (16) Битва с женами варваров была не менее жестокой, чем с ними самими. Они бились топорами и пиками, поставив телеги в круг и взобравшись на них. (17) Их смерть была так же впечатляюща, как и само сражение. Когда отправленное к Марию посольство не добилось для них свободы и неприкосновенности, - не было такого обычая, - они задушили своих детей или разорвали их на куски, сами же, нанося друг другу раны и сделав петли из своих же волос, повесились на деревьях или на оглоблях повозок. (18) Царь Байорикс пал, храбро сражаясь в первых рядах, и не остался неотмщенным.

Третий корпус из тигуринов, занявший Альпы как бы в преддверии Норика, рассеялся в разных направлениях, предавшись позорному бегству и грабежу. (19) Радостная весть о счастливом избавлении Италии и спасении государства была сообщена римскому народу не как обычно - людьми, а, если верить молве, самими богами. (20) В тот же день, когда произошла битва, видели перед храмом Поллукса и Кастора юношей, вручающих победные послания претору, и в театре много раз слышался голос: "Да славится победа над кимврами!". (21) Что может быть удивительнее и знаменательнее этого! Словно поднявшись над своими холмами, Рим был поглощен зрелищем войны, и в тот момент, когда кимвры гибли на поле боя, римляне аплодировали, как во время представления гладиаторов.

Фракийская война

III. 4. После Македонии - такова была воля богов - против нас восстали фракийцы, до этого данники Македонии, и, не ограничившись вторжением в ближайшие провинции, Фессалию и Далмацию, распространились до Адриатического моря. Задержанные им, словно вмешательством природы, они бросили свои дротики в его воды. (2) И не было в то время ничего более жестокого, чем их обращение с пленниками: они совершали возлияния богам человеческой кровью, пили из человеческих черепов и делали для себя забаву из смерти пленников, сжигая их и удушая дымом; а также пытками исторгали плоды из чрева беременных матерей. (3) Наиболее жестокими из фракийцев были скордиски, и хитрость их не уступала силе. (4) Такой характер породила жизнь в лесах и на горах. Армия, которую вел Катон, была не только рассеяна и обращена в бегство, но, что подобно чуду, полностью уничтожена. (5) Дидий вытеснил их, разбредшихся во время грабежей, во Фракию. Друз добился большего и запретил переходить Дунай. Минуций опустошил весь Гебр, однако отпустил многих, пока неверный лед выдерживал тяжесть коней. Вулсон проник на Родоп и Кавказ. Курион дошел до Дакии, но испугался ее дремучих лесов. Аппий прошел до сарматов, Лукулл - до Танаиса и Меотийского озера - границы народов. (7) Эти свирепейшие из врагов могли быть усмирены не иначе, как их же обычаями. И хотя жестоко применять против пленников огонь и железо, однако не было ничего страшнее для варваров, чем перенести наказание и остаться жить с отрубленными руками.

Война с Митридатом

III. 5. Понтийские народы размещаются слева по отношению к северу и получили свое название от Понтийского моря. Древнейшим царем этих народов и местностей был Айет, затем Артабаз, происходивший от одного из семи персов, потом Митридат, превосходивший величием их всех. (2) Ведь для войны с Пирром было достаточно четырех лет, с Ганнибалом - тринадцати, Митридат же сопротивлялся сорок лет, пока не был сломлен в трех величайших войнах счастьем Суллы, храбростью Лукулла, величием Помпея. (3) В качестве причины этой войны он выставил легату Кассию нарушение своих границ Никомедом Вифинцем. Но на деле, обуреваемый грандиозными замыслами, он жаждал овладеть Азией, а если удастся, то и Европой. (4) Надежду и уверенность внушили ему наши пороки. Непосредственным же поводом было то, что нас раздирали гражданские войны. Марий, Сулла, Серторий выявили незащищенную сторону империи. (5) Когда раненое государство находилось в полном смятении, на утомленных и истерзанных граждан, словно улучив момент, от крайних дозорных башен севера внезапно обрушился нежданный вихрь понтийской войны.
(6) Вифиния была сломлена первым же военным натиском. В равной степени была устрашена Азия, и без промедления подвластные нам города и народы перешли к царю. (7) Он приближался, он угрожал, подменяя жестокостью военную доблесть. Что может быть возмутительнее одного из его распоряжений, когда он приказал уничтожить всех римских граждан, находившихся в Азии! В то время были преданы поруганию все людские и божеские законы, частные жилища, храмы и алтари. (8) Но этот террор по отношению к Азии делал доступной для царя и Европу. В результате Архелаю и Неоптолему, назначенным префектами, подчинились Киклады, за исключением Родоса, крепко стоящего за нас, а также Делос, Эвбея и даже Афины, краса всей Греции. (9) И уже вся Италия и город Рим были охвачены страхом перед царем. Наконец, поспешил наилучший военачальник Л. Сулла и, действуя с такой же беспощадностью, как бы одной рукой опрокинул обрушившегося на нас злейшего врага. (10) Город Афины, мать злаков (кто поверит!), осадой и голодом заставил есть человечину. После этого был разрушен порт Пирей, опоясанный шестью или более стенами. Однако, усмирив неблагодарнейших людей, Сулла, по его собственным словам, пощадил их святыни в честь предков и ради былой славы. (11) Изгнав гарнизоны царя из Эвбеи и Беотии, рассеял все его силы в сражении у Херонеи, затем в сражении у Орхомена и, тотчас же перебравшись в Азию, одолел его самого. Война пришла бы к концу, если бы Сулла не предпочел скорый триумф истинному. (12) С понтийцами был заключен договор. Вифиния перешла от Митридата к Никомеду, Каппадокия - к Ариобарзану. Азия стала нашей, как прежде. Но Митридат был только отогнан. Это не сломило, а воспламенило понтийцев. (13) Царь, разбитый в Азии и Европе, требовал теперь уже не чужого, но как бы принадлежавшего ему по праву войны. (14) И подобно тому, как ярче разгорается пламя в небрежно затушенном очаге, Митридат с большим войском и силами своего царства вновь прибыл в Азию по морю, суше и рекам.

(15) Город Кизик, славный своей цитаделью, стенами, гаванью, мраморными башнями, был украшением азиатского берега. На него, словно на второй Рим, царь обрушился со всей военной мощью. (16) Готовность к сопротивлению вызвал у граждан гонец, который принес известие о прибытии Лукулла. Благодаря исключительной ловкости, он - страшно сказать! - проплыл на надутом мехе среди вражеских кораблей, а затем прошел часть пути пешком, показавшись тем, кто его увидел, подобием морского животного. (17) Все это обернулось для царя поражением: из-за длительности осады его воинов замучил голод и, как следствие, повальная болезнь. Когда же он отступил, Лукулл последовал за ним и так разгромил, что реки Граник и Эзеп переполнились кровью. (18) Хитрый царь, зная о римской жадности, приказал - беглецам разбросать золото и деньги, чтобы задержать преследователей. Бегство морем не было более удачным, чем по суше. Буря в Понте разбила в щепки более ста кораблей, напруженных военными припасами, уничтожив их, словно в морском сражении (19), так что и впрямь казалось, будто Лукулл, заключив своего рода союз с волнами и бурей, наслал на царя убийственный ветер. (20) Теперь были истощены все силы могущественного царства. Но дух Митридата возвеличился бедами. (21) Обратившись к соседним народам, он в конце концов вовлек в свое падение почти весь восток и север. Взялись за оружие иберы, каспии, албаны, обе Армении. И посредством всего этого фортуна добилась почетного положения, имени и славных подвигов для самого Помпея. (22) Он, видя, что Азия потрясена новыми мятежами и что один за другим поднимаются цари, решил, что не следует медлить. Прежде чем народы успели объединиться, он навел через Евфрат мост из кораблей и раньше всех переправился через реку. Столкнувшись с царем, бегущим в глубь Армении, он разбил его в единственном сражении - таково счастье этого мужа! (23) Сражение произошло ночью, в нем участвовала Луна. Словно сражаясь на стороне Помпея, богиня расположилась за спинами его воинов и вытянула римский строй, так что понтийцы приняли за врагов удлинившиеся тени. (24) В такую ночь был разбит Митридат. И больше ему ничто не помогло, хотя он и делал все возможное, подобно змее, которая угрожает хвостом, когда у нее отрублена голова. (25) Убежав от врага к колхам, он решил присоединить Боспор, оттуда переправиться через Фракию, Македонию и Грецию и таким образом неожиданно вторгнуться в Италию. (26) Эти планы опередила измена граждан и преступление сына Фарнака. И Митридат пронзил себя мечом, поскольку не подействовал яд.

(27) Между тем Гней Великий, преследуя остатки мятежной Азии, метался среди различных народов и стран. Следуя за армянами на восток, он овладел их столицей Артаксатой и приказал царствовать припавшему к его ногам Тиграну. (28) На севере, следуя путем скифов, словно в море по звездам, он разбил колхов, простил Иберию, пощадил албанов. Поставив лагерь под самым Кавказом, он приказал царю колхов Орхозу опуститься в равнины, а Артоку, что правил иберами, выдать заложниками детей. Орода же одарил сам, так как тот прислал ему из Албании золотое ложе и другие подарки. (29) Далее, поведя войско на юг, он прошел сирийский Ливан и Дамаск и пронес римские знамена через знаменитые благовонные рощи, через леса фимиама и бальзама. (30) Арабы были готовы ко всему, что бы он ни приказал. Иудеи попытались защищать Иерусалим. Но он вступил и туда и увидел зияющий тайник нечестивого народа, золотую лозу под покровом. Сделавшись арбитром между двумя братьями, спорящими из-за царской власти, он приказал царствовать Гиркану. Аристобула же, пытавшегося восстановить свою власть, бросил в тюрьму. (31) Так под предводительством Помпея римский народ проник до крайних пределов Азии, а ту Азию, которой уже владел в качестве пограничной провинции империи, сделал серединной. За исключением парфян, склонившихся к договору, и индов, которые тогда еще нас не знали, мы владели всей Азией, простиравшейся между Красным морем, Каспием и Океаном, покоренной и подавленной знаменами Помпея.

Пиратская война

III. 6. В то время, как римский народ разрывался между битвами в разных землях, киликийцы обрушились на моря и заперли их войной, как бурей, ослабив торговлю, нарушив соглашения между народами. (2) Бесчестным и свирепым разбойникам придала дерзости Азия, беспокойная из-за битв с Митридатом; под шумок чужой войны, под прикрытием ненависти к чужеземному царю они бесчинствовали безнаказанно. (3) Сначала, при вожаке Исидоре, они довольствовались ближайшим морем, расположенным между Критом, Киреной, Ахайей и заливом Малеа, которое из-за награбленной добычи сами называли Золотым. (4) Посланному сюда Публию Сервилию удалось рассеять их легкие и быстрые миопароны с помощью тяжелого флота Марса, но победа над ними не была бескровной. (5) Не удовлетворившись тем, что оттеснил киликийцев с моря, он захватил их могущественные города, разбогатевшие от непрерывной добычи: Фаселис, Олимп и Исавр, цитадель всей Киликии, и как признание своих великих трудов получил прозвище Исаврик. (6) Однако они не настолько были усмирены этими поражениями, чтобы удовлетвориться жизнью на суше, и подобно животным, чья двойственная натура позволяет жить и в воде и на земле, вернулись после ухода врага в свои воды и стали устрашать неожиданными набегами берега Сицилии и нашу Кампанию на более обширном пространстве, чем раньше. Оказалось, что киликийцы достойны Помпеевой победы, и война с ними стала приложением к войне с Митридатом. Помпей, желая раз и навсегда истребить распространившуюся по всем морям заразу, выступил со сверхчеловеческими силами. (8) Поскольку он обладал в избытке как собственными кораблями, так и кораблями союзников-родосцев, он с помощью своих многочисленных легатов и командиров перекрыл вход как в Понт, так и в Океан. (9) Геллий был поставлен в Тирренском море, Плоций - в Сицилийском, Атилий занял Лигурийский залив, Торкват - Балеарский, Тиберий Нерон - Гадитанский пролив, который первым открывает вход в наше море, [10] Лентул Марцеллин - Ливийское море, сыновья Помпея - Адриатическое, Теренций Варрон - Эгейское и Понтийское, Метелл - Памфилийское, Цепион - Азиатское, а Порций Катон своими кораблями закрыл вход в устье Пропонтиды. (11) Так что в какой бы гавани, заливе, проливе, на мысе или на полуострове ни находились пираты, они оказались как бы пойманными в сеть. (12) Сам Помпей отправился в Киликию, к причине и истокам войны. Враги не отказывались от боя. (13) Выяснилось, что их смелость была вызвана не уверенностью в себе, а тем, что они попали в тиски. Они не были способны к чему-либо большему, чем встретить первый удар. Едва увидев себя окруженными со всех сторон нашими рострами, они побросали оружие, весла и всеобщим хлопаньем в ладоши стали молить о пощаде. (14) Ни одна победа не стоила нам так мало крови, а результатом было приобретение преданнейшего народа. (15) Это предусмотрел мудрый полководец, который оторвал морской народ от моря, привязал его к внутренним полям, вернул земле ее людей и одновременно освободил море для кораблей. Чему больше подивиться в этой победе? Быстроте (она одержана на сороковой день)? Или благополучному исходу (не был потерян ни один корабль)? Или последствиям (пиратов больше не стало)?

Критская война

III. 7. Критскую войну, если говорить начистоту, возбудила лишь страсть победить знаменитый остров. Казалось, что он поддерживает Митридата; за это решили отомстить оружием. (2) Марк Антоний, первым вторгшийся на остров, был так уверен в победе, что вез на кораблях больше оков для пленных, чем оружия. (3) И поплатился за свою опрометчивость, ибо враг перехватил много кораблей. Критяне привязали тела пленников к парусам и якорным канатам и на манер триумфаторов полным ходом вернулись в свои гавани. (4) Затем Метелл огнем и мечом опустошил весь остров и загнал население в города и крепости Кносс, Елевферну и Кидонию, "мать городов", как обычно ее называют греки. (5) К пленным проявили такую жестокость, что многие приняли яд. Остальные известили Помпея о решении сдаться. (6) Помпей, занятый азиатскими делами, послал на Крит Антония как префекта в чужую провинцию и ничего не добился. Метелл с еще большей жестокостью применил к врагам право победителя и одолел главарей Кидонии Ласфана и Панара. Возвратившись с победой, он получил почетное имя Критский.

Балеарская война

III. 8. Род Метелла Македонского привык получать воинские прозвища. Один из его сыновей уже стал Критским, и недалеко было до того, чтобы другого назвали Балеарский. (2) Обитатели Балеарских островов в то время тревожили море набегами. Можно было только удивляться, что эти дикари, живущие в лесах, еще осмеливаются взирать на море со скал. (3) А они даже взобрались на грубосколоченные плоты и время от времени пугали тех, кто проплывал мимо, неожиданными нападениями. (4) Увидев римский флот, идущий из открытого моря, они в надежде на добычу решили напасть и обрушили на корабли мощный град камней. Каждый сражался тремя пращами. (5) Неудивительно, что их броски очень точны: ведь это единственное оружие племени, единственное занятие с младенчества. Мальчик не получит от матери пищи, если не попадет в кого-нибудь под ее наблюдением. Но недолго балеарцы устрашали римлян каменным дождем. (6) После того как сошлись в ближнем бою и изведали силу римских ростр и летящих копий, они с криком, словно животные, побежали к берегу и отступили на соседние холмы. И чтобы победить, их нужно было отыскать.

Экспедиция на Кипр

III. 9. Вершились судьбы островов. Вот и Кипр захвачен без войны. (2) Островом, изобилующим древними богатствами и за это посвященным Венере, правил Птоламей. (3) И столь внушительна была молва о богатствах - и не ложная, - что народ, победитель народов, обычно возвращавший царства побежденным правителям, поручил народному трибуну П. Клодию произвести конфискацию у союзного и еще живого царя. (4) Последний при слухах об этом предупредил судьбу ядом. Как бы то ни было, Порций Катон доставил кипрские богатства на либурнах через устье Тибра. Это пополнило казну римского народа значительнее, чем какой-либо триумф.

Галльская война

III. 10. После того, как Азия была укрощена Помпеем, судьба возложила на Цезаря то, что осталось в Европе. (2) Остались же самые свирепые народы: галлы, германцы и отделенные от всего мира британцы. Несмотря на это, их тоже пробовали завоевать.

Начало войнам в Галлии положили гельветы, обитавшие между Роданом и Реном. Недовольные своей землей, они сожгли города и прибыли к Цезарю просить место для поселения, поклявшись, что не вернутся назад. (3) Но Цезарь, потребовав время на обдумывание, использовал эту задержку для разрушения моста через Родан. Так он предотвратил их бегство и возвратил воинственный народ на прежнее место, подобно тому как пастух возвращает стадо в стойло. (4) Последовавшая за этим битва с белгами была особенно кровопролитной, поскольку они сражались за свою свободу. Хотя в ней отличились многие воины, наиболее выдающимся был подвиг самого полководца. Когда войско дрогнуло, он, выхватив щит у одного из бегущих, устремился в первые ряды и своей храбростью возобновил схватку. (5) Затем началась морская война с венетами. Но она велась скорее с Океаном, чем с их кораблями, - грубыми, бесформенными, терпевшими крушение, едва к ним прикасались ростры. Сражение происходило на мелком месте; начался отлив, и создалось впечатление, что сам Океан принял участие в битве. (6) Военные действия проходили по-разному в зависимости от характера народа и местности. Изворотливые аквитаны прятались в пещерах, морины - в лесах. Цезарь приказал их поджечь. Никто не предполагал, что галлы окажутся столь дерзкими. Они действовали хитростью. (7) Царь Индутиомар возбудил треверов, Амбиориг - эбуронов. В отсутствие Цезаря эти два племени соединились и напали на легатов. (8) Индутиомар был энергично оттеснен Долабеллой, и трофеем послужила голова царя. Амбиориг устроил засаду в долине. Вследствие этого был разграблен наш лагерь, и мы потеряли легатов Аурункулея Котту и Титурия Сабина. Царя не постигло немедленное отмщение. Он спасся бегством за Рен. (9) Рен недолго оставался нетронутым. Непозволительно было оставлять свободным укрывателя и защитника врагов. (10) Первое сражение с германцами произошло по законнейшему поводу: эдуи жаловались на их набеги. (11) И сколь велика оказалась надменность Ариовиста! Когда послы сказали ему: "Иди к Цезарю!", он отвечал: "Кто это Цезарь? Пусть приходит, если хочет". И еще: "Какое ему дело, как поступает наша Германия? Разве я вмешиваюсь в дела римлян?" (12) Поэтому в лагерях возник такой страх перед новым народом, что повсюду, даже в претории, начали писать завещания. Но чем огромнее были тела германцев, тем легче было достать их оружием. (13) Невозможно передать, с каким жаром сражались воины: когда варвары, подняв над головою щиты, закрывались "черепахой", римляне прыгали на нее и вонзали мечи им в шеи. (14) В другой раз на германцев жаловались тенктеры. Тут уж Цезарь, находившийся по ту сторону Мозеля, переправился через Рен по понтонному мосту и стал искать врага в Герцинских лесах. Все племя, однако, разбежалось по лесам и болотам: такой страх вызвало внезапное появление римлян за Реном.

(15) Цезарь переправился через Рен еще раз, снова соорудив мост. Смятение было еще большим. Ибо когда германцы увидели свой Рен, скованный мостом словно ярмом, они бежали обратно в леса и болота, и, что горше всего оказалось для Цезаря, некого было побеждать.
(16) Победив все народы на суше, Цезарь обратил взор на Океан и, словно римлянам недостаточно было одного круга земель, стал думать о другом. Подготовив флот, он с удивительной быстротой переправился в Британию: отплыв от гавани моринов в третью стражу, он до полудня высадился на острове. (17) Враги наполнили берега шумом, в панике метались их колесницы. Такое смятение облегчило римлянам победу. Цезарь получил от объятых страхом врагов оружие и заложников и пошел бы дальше, если бы Океан не укротил дерзкий флот кораблекрушением. (18) Вернувшись в Галлию, он увеличил численность войска и флот, а затем обрушился на тот же самый Океан и на тех же британцев. Последовав в Каледонские леса, он бросил в темницу одного из царей - Касвеллана. (19) Удовлетворившись этим, ибо ему нужна была не провинция, а почетное имя, он вернулся с большей, чем обычно, добычей. И Океан был спокойнее и милостивее, словно уже не считал себя соперником Цезаря. (20) Но самым значительным был последний заговор Галлии, в который Верцингеторикс втянул все племена: арвернов и битуригов, корнутов и секванов. (21) Его облик и сила духа, его оружие внушали ужас; его имя было славно создано для страха. В праздничные дни, когда священные рощи были полны людей, он мужественными словами поднял их на борьбу за свободу. (22) Цезарь, находясь тогда в Равенне, набирал войска; Альпы за зиму обледенели, поэтому дорога считалась закрытой. Но, получив известие о действиях Верцингеторикса, он со счастливой поспешностью прорвался через непроходимые к тому времени вершины гор по недоступным дорогам и снегам, прошел через всю Галлию с легко вооруженным отрядом, стянул в лагерь войска с отдаленных зимних квартир и появился в Средней Галлии прежде, чем его приход устрашил окраины. (23) Напав на города - зачинщики войны, он уничтожил в Аварике 40 тысяч сражающихся и сжег Алезию, возлагавшую надежды на 250 тысяч молодых воинов. (24) Война обрушилась всей тяжестью на Герговию, город арвернов. Его обороняли 80 тысяч человек, защищали стены, крепость и обрывистые берега. (25) Цезарь усмирил врагов насыпью, сваями, рвом, отведением реки с помощью каналов, а также восемнадцатью оборонительными сооружениями, огромным бруствером и, в первую очередь, голодом. Наконец, он перебил на валу и лагерных укреплениях тех, кто дерзнул на вылазку, и сразу же принудил противника к сдаче. (26) Сам царь, величайшее украшение победы, придя в лагерь просить милосердия, передал Цезарю коня, фалеры и свое собственное оружие со словами: "Владей. Храбрейший воин, ты победил храброго".

Парфянская война

III. 11. В то время как Цезарь покорял галлов на севере, парфяне нанесли римскому народу тяжкую рану на востоке. Мы не можем сетовать на судьбу. Нет утешения в несчастье. [2] Отвернулись и боги, и люди: страсть консула Красса, - а он жаждал парфянского золота, - была наказана разгромом одиннадцати легионов и его собственной гибелью. (3) Народный трибун Метелл зловещими предсказаниями обрек на гибель отправлявшегося в поход полководца. После переправы через Зевгму Евфрат неожиданным водоворотом поглотил сорванные знамена. (4) Когда Красс расположился лагерем у Никефория, послы, отправленные царем Ородом, предупредили, чтобы он помнил о договорах, заключенных с Помпеем и Суллой. (5) Красс же, алчущий царских богатств, не позаботился даже о видимости законности, но сказал, что даст ответ в Селевкии. (6) Боги, блюстители договоров, не помешали ни интригам, ни доблести врагов. Красс сразу же оставил Евфрат, который один мог служить и для подвоза припасов, и для защиты с тыла, и доверился некоему сирийцу Мазаре, притворившемуся перебежчиком. (7) Войско, выведенное полководцем в глубь пустынных раввин, оказалось со всех сторон открытым врату. (8) Едва Красс прибыл в Карры, царские военачальники Силак и Сурена повсюду подняли украшенные золотом и трепещущие шелкам знамена. Римлян окружила конница, осыпавшая их градам дротиков. Такова была жалкая участь разгромленного войска. (9) Сам полководец, приглашенный для беседы, попал бы в руки врагов живым, к чему они и стремились, если бы варвары, натолкнувшись на сопротивление трибунов, не прервали его бегство мечом. (10) На сына полководца обрушили копья почти на виду у отца. Остатки злополучного войска, разбросанные по Армении, Киликии, Сирии, едва смогли известить о своем поражении. Голова полководца, отрубленная вместе с правой рукой, была доставлена царю и послужила посмешищем. И по заслугам. В оскал рта влили расплавленное золото, чтобы напоить мертвое и обескровленное тело тем, чего так жаждала его душа.

<...>

0x01 graphic

Иеремия, скорбящий о гибели Иерусалима,

Рембрандт Харменс ван Рейн

ВАЖНЕЙШАЯ ХРОНОЛОГИЯ

ВСЕМИРНОЙ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ

529

Поход Кира за Яксарт, против массагетов. Поражение Кира и смерть его.

525

Сын и преемник Кира - Камбиз разбивает египетского царя Псаменита III при Пелузии (или Пелузиуме), овладевает Мемфисом и покоряет весь Египет.

Между 525 и 522

Гибельный поход Камбиза в Эфиопию и Аммонский оазис. Войско несет огромные потери от зноя, голода и упорной обороны.

520-519

Возмущение против персидского царя Дария Гистаспа вавилонского царя Нидинтабела (Надитабира), принявшего имя Набукадрачары (Навуходоноссора). Дарий в двух сражениях - на р. Тигре и при Зазане, на берегу Эвфрата, разбивает Нидинтабела и принуждает его запереться в столице своей. Дарий, осадив Вавилон, через 18 или 20 месяцев овладевает этим городом и берет в плен царя Нидинтабела.

519-514

Усмирение Дарием восстаний: Атринеса и Мартия в Сузиане; Фраорта или Фравартиша (разбитого в большом сражении при Гудруше в ноябре или декабре 518 г.) в Мидии; покорение Армении (несколько битв - в 519 и 518 гг.), Сагартии, Парфии и Гиркании (сражения в апреле и июле 517г.), Маргианы (битва в октябре 517 г.), Персиады (во главе восстания - Вагьяздат, две битвы - в мае и июле 517 г.), Арахозии (две битвы в декабре 517 г. и в апреле 516 г.); поход против засов, живших у истока Яксарта.

518

Поход персидского сатрапа в Египет. Ариадна против Барки и Кирены. Персы осаждают Барку 9 месяцев, но не могут взять этого города силою и овладевают им при помощи гнусного коварства. Попытка персов покорить Кирену не удалась.

516

Новое восстание вавилонян против Дария: мидийский полководец, по имени Интафреса, берет Вавилон приступом и овладевает вождем восстания - Араку.

516

Завоевание острова Самоса персидскими войсками царя Дария I.

Ок. 515

Поход Дария с войском в 700 т. ч. и флотом из 600 кор. в Скифию за Дунай. Понеся значительные потери в столкновениях с различными скифскими народами, персы принуждены были отступить и возвратиться в М. Азию.

513 или 508

Полководец Дария Мегабаз нападает на Перинеи после храброго сопротивления овладевает им; затем он покоряет Дарию города фракийского побережья до Стримома, Пеонию и Македонию.

508

Восстание Вавилона и всей Халдеи против персов и свержение персидского ига.

499

Экспедиция персидско-ионийского флота под нач. Аристогора и Мегабата против острова Наксоса. Наксосцы защищали свой город и гавань так храбро, что ни флот, ни дессантное войско не достигли успеха. Простояв бесплодно 4 месяца у скалистого берега острова, персидские корабли, сильно страдая от недостатка продовольствия, принуждены были удалиться.

499

Правитель Милета Аристогор поднимает малоазиатских греков к восстанию против Персии.

497

Персы разбивают греческий союзный флот у острова Лады, близ Милета.

494

Персы берут штурмом ионийскую столицу Милет. Большинство мужчин изрублено в куски, женщины и дети увлечены в плен. Великолепный город обращён в развалины.

492

Первый поход персов в Грецию под начальством Мардония: флот несет от бури у Афонской горы потерю в 300 кораблей и 20 тыс. чел.; сухопутное войско, высадившееся в Македонии, подвергается нападению бригов (фракийское племя) и большая часть его истреблена. Мардоний принужден отказаться от похода и возвратиться назад.

490

Взятие персидскими войсками Артаферна и Датиса города Эретреи (на острове Евбее), после 6-ти дневной мужественной обороны его греками.

490, сент. 12.

Сржение при Марафоне (в 26 ^Ќверстах к северо-востоку от Афин), между греками под предводительством Мильтиада (11 тыс. оплитов и столько же челядинцев) и персами, предводительствуемыми Датисом и Артаферном (по Корнелию Непоту 100 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы). Персы обращены в бегство и понесли урон в 6.400 человек; греки потеряли убитыми 194 чел. аттических оплитов и самого полемарха; число раненых и убитых челядинцев и платейцев неизвестно.

488

Дарий вновь покоряет отпавший от него Вавилон и, чтобы сделать для него невозможным всякий мятеж, разрушает его стены, башни и укрепления.

487

Восстание в Египте против персидского царя Дария, окончательно подавленное в 484 г. сыном его Ксерксом.

А.С. Лацинский.

"Хронология всемирной военной истории, с указанием на главнейшие факты общеполитической и культурной истории. 4400 г. до Р.Х. - 1900 г. по Р.Х." (СП б., 1909).

0x01 graphic

Камнемет

ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК

ДРОТИК -- короткое метательное оружие с металлическим наконечником. В России известен также под названием сулицы. Для повышения дальности метания (до 70 -- 80 м) применялась ременная петля, увеличивающая силу броска.

ДРУЖБА. Не только у алтаря кончаются права дружбы, как сказал Перикл, отказываясь от участия в ложной клятве; должно, чтобы они кончались там, где вопрос стоит о законе, справедливости и государственной пользе, иначе беда будет большая и общая. (Плутарх).

ДРУЖИНА (старорусское -товарищи, общество, отряд), 1) отряд воинов, объединявшихся вокруг плем. вождя в период разложения родового строя, а затем князя (короля) и составлявший привилегир. слой общества. 2) Вооруж. отряды при князе в Др. Руси, участвовавшие в войнах, управлении кн-вом и личным х-вом князя. Делились на "старшую" (наиб. знатные и близкие лица - "княжие мужи") и "молодшую" - "гриди" и "отроки". Первые войсковые формирования на Руси зародились в УI-УIII веках в виде дружин киевского великого князя и вождей славянских племен, а также ополчения, собираемого на период военных действий. Войско древнерусского государства насчитывало от пятнадцати до восьмидесяти тысяч пехотинцев и конников.

ДУРОВА Надежда Андреевна (1783-1866). Первая в России женщина-офицер. Герой Отечественной войны 1812 Писательница. В 1806, выдав себя за мужчину, вступила в кавалерийский полк, участвовала в войнах с Францией 1806-1807, 1812 и заграничных походах русской армии 1813-1814 Была ординарцем М.И. Кутузова. Автор мемуаров ("Записки кавалерист-девицы"), романов и повестей. В "Записках" она пишет: "У нас новый главнокомандующий: Кутузов!.. Это услышала я, стоя в кругу ординарцев, адъютантов и многих других офицеров, толпящихся около разведенного огня. Гусарский генерал Дорохов говорил, поглаживая седые усы свои: "Дай бог, чтоб Михаило Ларионович поскорее приехал и остановил нас; мы разбежались, как под гору". Кутузов приехал!.. солдаты, офицеры, генералы -- все в восхищении; спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством!".. О поступлении в ординарцы к Кутузову: "Приехав в главную квартиру, увидела я на одних воротах написанные мелом слова: Главнокомандующему; я встала с лошади и, вошед в сени, встретила какого-то адъютанта. "Главнокомандующий здесь?" -- спросила я. "Здесь", -- отвечал он вежливым и ласковым тоном; но в ту же минуту вид и голос адъютанта изменились, когда я сказала, что ищу квартиру Кутузова: "Не знаю; здесь нет, спросите там", -- сказал он отрывисто, не глядя на ценя, и тотчас ушел. Я пошла далее и опять увидела на воротах: Главнокомандующему. На этот раз я была уже там, где хотела быть: в передней горнице находилось несколько адъютантов; я подошла к тому, чье лицо показалось мне лучше других; это был Дишканец: "Доложите обо мне главнокомандующему, я имею надобность до него". -- "Какую? вы можете объявить ее через меня". -- "Не могу, мне надобно, чтобы я говорил с ним сам и без свидетелей; не откажите мне в этом снисхождении", -- прибавила я, вежливо кланяясь Дишканцу. Он тотчас пошел в комнату Кутузова и через минуту, отворяя дверь, сказал мне: "Пожалуйте" -- и с этим вместе сам вышел опять в переднюю; я вошла и не только с должным уважением, но даже с чувством благоговения поклонилась седому герою, маститому старцу, великому полководцу. "Что тебе надобно, друг мой?" -- спросил Кутузов, смотря на меня пристально. "Я желал бы иметь счастие быть вашим ординарцем во все продолжение кампании и приехал просить вас об этой милости". -- "Какая же причина такой необыкновенной просьбы, а еще более способа, каким предлагаете ее?" Я рассказала, что заставило меня принять эту решимость, и, увлекаясь воспоминанием незаслуженного оскорбления, говорила с чувством, жаром и в смелых выражениях; между прочим, я сказала, что, родясь и выросши в лагере, люблю военную службу со дня моего рождения, что посвятила ей жизнь мою навсегда, что готова пролить всю кровь свою, защищая пользы государя, которого чту, как бога, и что, имея такой образ мыслей и репутацию храброго офицера, я не заслуживаю быть угрожаема смертию... Я остановилась, как от полноты чувств, так и от некоторого замешательства: я заметила, что при слове "храброго офицера" на лице главнокомандующего показалась легкая усмешка. Это заставило меня покраснеть; я угадала мысль его и, чтобы оправдаться, решилась сказать все. "В Прусскую кампанию, ваше высокопревосходительство, все мои начальники так много и так единодушно хвалили смелость мою, и даже сам Буксгевден назвал ее беспримерною, что после всего этого я считаю себя вправе назваться храбрым, не опасаясь быть сочтен за самохвала". -- "В Прусскую кампанию! разве вы служили тогда? который вам год? Я полагал, что вы не старее шестнадцати лет". Я сказала, что мне двадцать третий год и что в Прусскую кампанию я служила в Коннопольском полку. "Как ваша фамилия?" -- спросил поспешно главнокомандующий. "Александров!" Кутузов встал и обнял меня, говоря: "Как я рад, что имею наконец удовольствие узнать вас лично! Я давно уже слышал об вас. Останьтесь у меня, если вам угодно; мне очень приятно будет доставить вам некоторое отдохновение от тягости трудов военных; что ж касается до угрозы расстрелять вас, -- прибавил Кутузов, усмехаясь, -- то вы напрасно приняли ее так близко к сердцу; это были пустые слова, сказанные в досаде. Теперь подите к дежурному генералу Коновницыну и скажите ему, что вы у меня бессменным ординарцем". Я пошла было, но он опять позвал меня: "Вы хромаете? отчего это?" Я сказала, что в сражении под Бородиным получила контузию от ядра. "Контузию от ядра! и вы не лечитесь! сейчас скажите доктору, чтобы осмотрел вашу ногу". Я отвечала, что контузия была очень легкая и что нога моя почти не болит. Говоря это, я лгала: нога моя болела жестоко и была вся багровая".

ДУХ ВОЙСК. Развиваться воинский дух может только тогда, когда начальники не требуют автоматического исполнения, и наоборот, он гибнет, когда торжествует рутина, убивается энергия, принижается гордость. (П. Изместьев)....Дух -- никогда не покоящийся, могущественный, а в отдельные минуты, даже могущественный двигатель войска; он везде присущ в войске; он центр тяжести, как целого войска, так и каждого отдельного лица; там, где он жив, он может поправить самые большие ошибки; где его нет, там не поможет и самая отличная организация. Никогда не было ни одного государя, ни одного народа, ни одного полководца, который бы не брал этого духа в расчет при соображении своих планов и не основывал на нем успеха похода, судьбы сражения. (Штейн). Нам, офицерам, не на кого надеяться в деле поднятия военного духа армии. Снизу он не вырастет....Снизу помощи нам ждать нечего. Не поможет нам и образованное общество. В значительной мере оно настроено враждебно и против войны, и против армии. Престиж военных упал. От общества мы услышим любую проповедь, только не проповедь войны. (В. Короткевич).

ДУХОВЕНСТВО ВОЕННОЕ. Духовенство военное, до Х1Х века в порядке управления не было у нас обособлено и подчинялось местному епархиальному начальству по месту расположения частей войск. Высшими же органами военно-духовного управления, в пределах специальных задач религиозно-воспитательного воздействия военного духовенства на войска, служили обер-иеромонахи флота и обер-полевые священники. Фамилии высших духовных служителей. Павел Яковлевич Озерецковский (1800-07 гг.);Иоанн Семенович Державин (1807-26); Павел Антонович Моджугинский (1826-27); Николай Васильевич Музовский (1827-48); Григорий Иванович Мансветов (1827-32); Василий Иоаннович Кутневич (1832-65); Михаил Измайлович Богословский (1865-71); Петр Евдокимович Покровский (1871-88); Александр Алексеевич Желобовский(1888-1910); Е. Аквилонов; Георгий Петрович Шавельский (1911). Деятельность военного духовенства в армии и на флоте. Военное духовенство, делящее с армией и флотом все тягости боевой и мирной жизни. не мало содействовало правильному религиозно-нравственному воспитанию нижних чинов, укреплению в них патриотизма и преданности долгу службы. Содействуя в мирное время обучению солдат элементарной грамотности и Закона Божьего, военные священники проявили в военное время не мало доблести, поддерживая дух войск в самые трудные моменты боя. Среди военных священников имеются и заслужившие в боях орден святого Георгия за проявление личного мужества.

ДУХОВНО-РЫЦАРСКИЕ ОРДЕНА, военно-монашеские организации, создававшиеся под руководством католической церкви в 12-13 гг. в период крестовых походов 11-13 вв. с целью защиты и расширения владений крестоносцев на Востоке, а также католической экспансии в Европе. Наиболее значительные ордена: Иоаннический, Тамплиеров, Тевтонский.

0x01 graphic

Под стенами Смоленска 6(18) августа 1812 г. в 10 часов вечера.

Грав. Э. Эмингера по рис. X. Фабер де Фора. 1830-е гг.

РУССКАЯ ФРАЗЕОЛОГИЯ

Небо с (в) овчинку кажется (покажется, показалось) к о м у.

Становится тяжело, не по себе от страха, ужаса, боли и т. п.

Непочатый край чего.

В изобилии, очень много; нетронутый запас.

Несолоно хлебавши.

Не добившись своего, ни с чем, безрезультатно.

Нечего <и> греха таить.

Скрывать не стоит.

Ни богу свечка ни черту кочерга.

Ничем не выделяющийся, посредственный человек.

Ни больше ни меньше.

Ровно, точно, как раз столько, сколько названо.

Ни в дудочку ни в сопелочку.

Ничего не умеет делать, ни на что не годен (кто-либо)

Ни в зуб <ногой> не знать, не понимать, не смыслить и т. п.

Совершенно ничего (не знать).

Ни в какие ворота не лезет.

Никуда не годится.

Ни в <медный> грош не ставить (не поставить).

Ни во что (не ставить); очень низко (ставить, ценить кого-либо или что-либо).

Сна ни в одном глазу.

Совсем не приходит сон.

Ни два ни полтора.

Нечто неопределенное.

Чтобы ни дна ни покрышки кому, чему.

Пожелание всего наихудшего.

Ни душой ни телом не виноват.

Вовсе, совершенно (не виноват, не причастен к чему-либо).

Ни жив (-а, -ы) ни мертв.

Сильно испуган; замер от страха, ужаса.

Ни за грош (копейку) пропадать(пропасть), погибать (погибнуть),губить (погубить) и т.п.

Совершенно зря.

Ни за какие коврижки.

Ни в каком случае.

Ни за понюшку (понюх) табаку пропадать (пропасть), погибать (погибнуть); губить (погубить) и т.п.

Совершенно напрасно, ни за что.

Ни кола ни двора у кого нет, не было.

О крайней нужде, бедности.

Ни мало ни много.

Ровно столько, сколько указано.

Ни больше ни меньше.

Ровным счетом; тютелька в тютельку.

Ни ответа ни привета от кого нет, не было.

Никаких известий, сведений от кого-либо.

Ни рыба ни мясо (в сочетании с глаголом быть).

Ничем не выделяющийся, заурядный человек.

Ни с того ни с сего.

Неожиданно, без видимых причин.

Ни свет ни заря.

Очень рано, до рассвета.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 13/04/2012, изменен: 13/04/2012. 144k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 5 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Если вы мужчины, то напьетесь воды"...

Каменев Анатолий Иванович
"Если вы мужчины, то напьетесь воды"...