ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Формула смуты

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Информация к размышлению.

А.И. Каменев

ФОРМУЛА СМУТЫ

Информация к размышлению

  
   Смута - это волнение умов, расстройство нравов, ослабление всех основных связей и отношений в обществе, превращение законопослушных и лояльных граждан в свору лающих друг на друга и постоянно дерущихся между собой псов ...
   Смутное время - это господство интриги, коварства, злого умысла, злодейства и предательства...
   Испытание смутой посылается обществу за его прегрешения, прежде всего, духовные... Это - горнило, в котором обществу, государству, гражданам предстоит либо очиститься от скверны, либо сгореть до тла ...
   Общество, ввергнутое в смуту, несет колоссальные потери, физические и нравственные, и, как правило, более всего страдают и гибнут в хаосе безвластия, слабовластия и во времена правления временщиков самые незащищенные слои граждан - дети и старики. Дети - это будущее страны, старики - это мудрость, опытность и совесть нации.
   Общество без будущего (детей) и мудрости и совести (старики) лишено основы для благополучия и процветания.
   Надо время, чтобы взрастить новые побеги (детей) и взрастить их сильными и здоровыми, чтобы через десятилетия (30-40 лет) получить желаемые плоды в виде материальных и духовных ценностей, без которых невозможен прогресс и процветание нации.
   Смута - это большое зло для государства и каждого гражданина. В то время, когда отдельные лица "ловят рыбку в мутной воде", миллионы людей терпят бедствие, теряют родных и близких, ожесточают сердца и становятся в ряды губителей Отечества, открывая тем самым простор для проходимцев, властолюбцев, которые, для умножения своей силы наводят на Русь то ли банды половцев, то ли войска враждебных государств.
   Когда брат идет на брата, а сын на отца, зачинщики смуты подсчитывают барыши и заключают коварные союзы, не гнушаясь вступать в сделки с самими что ни на есть темными силами...
  
   *
   На голом месте, без причин основательных и серьезных, смута не возникает.
   Как правило, предпосылки и питательная среда для смуты создается внутри самого государства, а уж потом эти предпосылки получают поддержку и развитие извне.
   *
   Доподлинно известно, что колебание умов начинается в высших слоях общества, в так называемой элите.
   *
   И основой этих "смятений" является незаконное домогательство верховной власти.
   *
   Для того, чтобы поколебать власть действующую, требуется подорвать ее основу: веру в нее (власть) народных масс, стремление ее защищать и вызвать желание иметь правителей, способных восстановить порядок, прекратить насилие и беззаконие...
   *
   Как правило, действующая власть сама дает повод для возмущения и недовольство, если:
  -- сама совершает вопиющее злодеяние и тем самым грубым образом нарушает древние традиции, установленные законы, нравы, обычаи (главным образом, религиозные, духовные);
  -- не препятствует действию деструктивных сил и не пресекает попыток ввергнуть общество в хаос;
  -- без меры лояльна к предателям и изменникам, без конца прощая прегрешения и злодеяния, не карая виновных, а незаслуженно милуя и возвышая их;
  -- слушается клеветников и наушников и обрушивает свой гнев против невинных, а тем более, против заслуженных и авторитетных лиц в обществе;
  -- не имеет под рукой вооруженной силы, способной быть надежной опорой власти и непоколебимой силой в борьбе с вооруженными соискателями власти, внутренними и внешними.
  
   *
   Смутное время в государстве нашем, имевшее место в начале ХVII века, во времена правления Бориса Годунова и Василия Шуйского, яркая демонстрация всего выше указанного.
  

Вопиющее злодеяние - мать смуты

  
   Обращаясь к тем временам, нам надо понять, что в чреде злостных, жестоких и несправедливый действий есть такие, которые в силу тех или иных обстоятельств приравниваются к разряду вопиющих, т.е. таких, коим по своему злодейству нет ни оправдания, ни прощения.
   Если иное зло люди терпят, то это, вопиющее, терпеть не хотят и потому готовы выступать против него, даже предвидя возможные пагубные последствия и даже собственную смерть.
   Если злодеяние совершается против устоявшихся правил и обычаев, которые в народу чтут, хотя бы формально, это усиливает возмущение. Ежели же к этому прибавить злодеяние, совершенное в отношении невинного и малого (дитяти), то степень возмущения вырастает на порядок выше.
   *
   Так и было после смерти Иоанна Грозного и его сына Федора, царствовавшего совсем недолго и находящегося под влиянием честолюбивого Бориса Годунова.
   Имея в лице царевича Дмитрия (сына Иоанна Грозного) соперника на пути к царской власти, Борис сперва "мы-слил объявить злосчастного царевича незаконнорожденным" (Н. Карамзин), но затем прибегнул к вернейшему способу устранить "совместника", убийству.
   *
   Злодеяние это, совершенное его подручными Осипом Волоховым, Данилой Битяговским и Никитой Качаловым, стало тем вопиющим злодеянием, которые до самого низу всколыхнуло всю Россию и подняло из глубин народного сознания все мерзкое и отвратительное, что накопилось в нем за предыдущие столетия, особенно со времен татаро-монгольского ига.
   *
   Какое сердце не тронет сцена, описанная Н.М. Карамзиным в его "Истории государства Российского":
  
   "Девятилет-ний Святый Мученик лежал окровавленный в объятиях той, которая воспитала и хотела защитить его своею грудью: он трепетал, как го-лубь, испуская дух, и скончался, уже не слыхав вопля отчаянной мате-ри"...
  
   "Чрез минуту весь город представил зрелище мятежа неизъяснимо-го.
   Пономарь Соборной церкви -- сам ли, как пишут, видев убий-ство, или извещенный о том слугами царицы -- ударил в набат, и все улицы наполнились людьми; встревоженными, изумленными; бежали на звук колокола; смотрели дыма, пламени, думая, что горит дво-рец; вломились в его ворота; увидели царевича мертвого на земле: подле него лежали мать и кормилица без памяти; но имена злодеев были уже произнесены ими".
   *
   Возмущение народное было так велико, что названных злодеев тут же умертвили.
   Впрочем, так всегда бывает с наемными убийцами: либо с ними расправляются на месте преступления, либо сам заказчик отправляет их на тот свет, дабы не иметь свидетелей своего преступления.
   *
   Не редко корят народ в том, что он глуп и инертен. Может быть и так, но не в минуту всеобщего волнения.
   В это время народное сознание проясняется и он (народ) начинает отчетливо видеть то, на что до этого не обращал внимания. Разве не ведомо ему, что убийство царевича - преступление не рядовое? Разве не понимает он, народ, что за убийцами стоят большие люди?
   Что же тогда сетовать, что "злодеи, издыхая, облег-чили свою совесть, как пишут, искренним признанием; наименовали и главного виновника Димитриевой смерти: Бориса Годунова".
   *
   Совершив месть скорую, народ на время успокоился, давая возможность верховной власти принять должные меры. Но и Борис не дремал: его подручные перехватили гонца из Углича, переписали послание на свой лад и с ним злодей поспешил к царю Федору молвить извести о гибели царевича.
   Казалось все сошло с рук, но Борис Годунов, желая подстраховаться, направил в Углич следственную комиссию в составе окольничего Андрея Клешнина, "главного Борисова пособ-ника в злодействе" (Н. Карамзин) и боярина князя Василия Ивановича Шуйского, будущего своего преемника на российском престоле.
   Какой ожидался результат? Он был предопределен в пользу "невиновности" Бориса и обвинения простых исполнителей преступления.
   *
   Но могли скрыть от народа хитрый Годунов, что "наградил здодеяние, дав богатые земли и поместья гнусной мамке Волоховой, же-не и дочерям Битяговского", родственникам убийц? Нет. Уже тогда был слышен был ропот народа, не обманутого ни следствием Шуйского, ни при-говором святителей, ни судом боярским...
   *
   Гибель царевича Дмитрия стала началом великой Смуты.
   Явилось много самозванцев, готовых сесть на московский трон.
   *

Польша - колыбель Лжедмитриева

  
   Думаю, есть некая закономерность: предводители смуты выпестываются, как правило, во враждебных государствах.
   Это и понятно: если возникает возможность справиться с соперником не силой оружия, а коварством, подлостью и предательством, т.е. чужими, нечистыми и на все способными руками, то государство, не обремененное твердыми понятиями морали, всегда готово приютить у себя, вскормить, подготовить и вооружить любого проходимца. А тот готов за оказанную ему помощь расплатиться хоть всей государственной казной, если придет в власти.
   *
   Польша - давний недруг России. Чувство злобы и мести взращивалось в поляках на протяжении трехсот лет. Вечно терзаемая соседями, постоянно теряющая свои территории и возвращающая их назад, она, Польша, находилась все время в состоянии конфронтации с соседями и, более всего, с Россией.
   Ее алчность и аппетиты распространялись не только на территорию Украины, но шли вплоть до Смоленска и даже имели виды на Москву...
   Амбициозные шляхтичи не раз и не два обнажали свое оружие против России. Но пока власть царская была сильной, как при царе Иоанне Грозном, польские шайки терпели поражение. Как только власть ослабла, явилась возможность завоевать не только большие территории государства Российского, но и овладеть московским троном.
   Нужен был лишь повод для экспансии.
   И он нашелся в лице человека, выдавшего себя за царевича Дмитрия.
   *
   Узнав о самозванце, Борис, ставший уже царем московским, повелел учредить на литовской границе крепкие заставы и не пропускать никого через западную границу, а "внутри государства умножил шпионов, которые всюду прислушивались: не говорит ли кто о Димитрии, не ругает ли кто Бориса. Обвиненным резали языки, сажали их на колья, жгли на медленном огне и даже, по одному подозрению, засылали в Сибирь, где предавали тюремному заключению" (Н. Костомаров).
   *
   Мне нет необходимости приводить разного рода описания истории появления в Польше Григория Отрепьева, назвавшего себя царевичем Дмитрием.
   Достаточно сказать лишь то, что он пришелся как нельзя, кстати, польскому двору. Он получил от польского короля Сигизмунда все необходимое: советчиков и попутчиков, вооружение и войско, деньги, необходимые для подкупа и измены...
   Не стоит удивляться и вынужденному признанию царицы Марфой "чудом спасшегося сына" в лице Отрепьева: она оказалась между двух огней: новоявленный сын угрожал ей смертью, а царь Борис тоже негодовал и даже швырнул в лицо царевне горящую свечу.
  

Почему народ русский радостно встретил самозванца?

  
   Народ наш наивен и готов поверить всякой небылице, лишь бы в ней была надежда на изменение его (народа) участи к лучшему.
   Надежда на лучшее - это единственное прочное и сильное верование русских людей. В Бога верят не все люди, но надеются на лучшее, пожалуй, даже те, кто потерял веру во все и во вся. Недаром, ведь, говорят, что "надежда умирает последней".
   *
   Прежнее царствование, да и правление Бориса Годунова, особенно закрепощение крестьянства (отмена Юрьева дня), привели народ в плачевное состояние и вызвали немалый ропот среди простого люда.
   Вот почему выступление Лжедмитрия в пределы Руси, его разнообразные посулы и расточаемые милости, привлекли к нему массу простого люда.
   Образ царя-мученика, сдобренный посулами грядущего блага, способствовал тому, что города сдавались ему один за другим.
   Служилые люди переходили к нему на службу.
   Напрасно послушный Борису патриарх Иов взялся объяснить русской земле запутанное дело. "Первопрестольник русской церкви, покрывая благоразумным молчанием вопрос о том, как не стало Димитрия, уверял в своей грамоте народ, что называющий себя царевичем Димитрием есть беглый монах Гришка Отрепьев".
   Ни патриаршая грамота, ни обряд проклятия не расположили к Борису народного сердца. Московские люди считали все уверения патриарха ложью.
   "Борис, - говорили они, - поневоле должен делать так, как делает, а то ведь ему придется не только от царства отступиться, но и жизнь потерять" (Н.Костомаров).
   *
   Но могли ли приверженцы Бориса остановить тот мутный поток, который разрастался день ото дня и втягивал в свою пучину все, что попадалось ему на пути, усиливая свою разрушительную силу?
   Борис же переходил от одной крайности к другой: то он ласкал воеводу Басманова за упорную защиту Новгород-Северска, то приходил в уныние от потери городов, ему подвластных, то обещал выдать за того же Басманова дочь свою и дать за нею в приданое целые области...
   Но это были лишь последние потуги самодержца.
   Народ уже отказал ему в праве царствовать. И это было справедливо, так как злодейство, посредством которого он приобрел власть, бумерангом возвратилось к нему самому.
   Уверяют, что Годунов в отчаянии лишил себя жизни ядом; хотя обстоятельства его смерти и характер мужа сего не позволяют подтвердить это. Н. Карамзин справедливо вопрошает: "И сей нежный отец семейства, сей человек сильный духом, мог ли, спасаясь ядом от бедствия, малодушно оста-вить жену и детей на гибель, почти несомнительную?"
   *
   Обстоятельства кончины Годунова представляют интерес, как мне кажется, для узкого круга лиц, для нас важно другое: Самозванец торжествовал победу уже тогда, когда "войско еще не изменяло царю де-лом; еще стояло, хотя и без усердия, под его знаменами" (Н. Карамзин).
   Смерть Бориса Годунова решила успех обмана
  
   Прав Историк:
   "...Не яд прекратил бурные дни Борисовы, к истинной скорби отечества: ибо сия безвременная кончина была небесною казнию для России еще более, нежели для Годунова: он умер, по крайней мере, на троне, не в узах пред беглым диаконом, как бы еще в воздаяние за го-сударственные его благотворения; Россия же, лишенная в нем царя умного и попечительного, сделалась добычею злодейства на многие лета" (Н. Карамзин).
  
   *
   Любое бедствие - это испытание, ниспосланное Свыше за прегрешения, уже сотворенные. Трудно сказать, за какую совокупность злых дел была наказана Россия. Можно лишь предположить, что в реестре злодеяний на первом месте стояло убийство царевича Дмитрия.
   Но, даже, если это и не так, то с полной уверенностью можно сказать другое: злодеяние это было поводом для появления Лжедмитриев и началом великой смуты на Руси.
   *
   Смута - это урок, который следует усвоить и заучить, дабы не впасть в очередной раз в состояние хаоса и неразберихи, приносящей государству и обществу одни лишь беды и невзгоды.
   *
   События, последовавшие после смерти Бориса Годунова, позволяют нам шаг за шагом осмыслить и понять уроки Смутного времени.
  

События Смутного времени

  
   Как пишут, очевидцы, "не было ни правды, ни чести в лю-дях": умножил пороки между ими - распутство, корыстолюбие, лихоим-ство, бесчувствие к страданию ближних.
   Самое лучшее дво-рянство, и самое духовенство заражалось общею язвою разврата, "слабея в усердии к отечеству от беззаконий царя, уже вообще нена-вистного" (Н. Карамзин).
   Летописцы приводили знамения, посланные для устраше-ния России: "нередко восходили тогда два и три со-лнца вместе; столпы огненные, ночью пылая на тверди, в своих бы-стрых движениях представляли битву воинств и красным цветом оза-ряли землю; от бурь и вихрей падали колокольни и башни; женщины и животные производили на свет множество уродов; рыбы во глубине вод и дичь в лесах исчезали, или, употребляемые в пищу, не имели вкуса; алчные псы и волки, везде бегая станицами, пожирали людей и друг друга; звери и птицы невиданные явились; орлы парили над Москвою; в улицах у самого дворца, ловили руками лисиц черных; летом (в 1604 году) в светлый полдень воссияла на небе комета, и мудрый старец, за несколько лет пред тем вызванный Борисом из Германии, объявил дьяку государственному (Власьсву), что царству угрожает великая опасность".
   Прав был знаменитый Историк, отметив следующее:
   "Оставим суеверие предкам: его мни-мые ужасы не столь разнообразны, как действительные в истории на-родов".
   *
   Не мог спокойно править страной Самозванец. Нашлось немало уличителей, которые в упорстве своем не достигли цели и пали.
   Иные же, среди которых был и князь Василий Шуйский, пытались было обличать обманщика, но и те вскоре, выданные ревностными слугами Лжедмитрия (в числе которых был Петр Басманов), смирились под пытками и пред угрозой смерти, но не оставили попытки сами захватить власть.
   *
   Так было -- и "на беззаконие восстало беззаконие".
   "Мы удивлялись легкому торжеству Самозванца, - писал Н.Карамзин, - теперь удивимся его легкому паде-нию".
   Мне думается, не беспечность привели Самозванца в погибели, а нечто другое - надежды россиян на лучшую жизнь стали постепенно улетучиваться. Это и было причинно охлаждения россиян к Самозванцу.
   Надежда, не подкрепленная нужной мерой, перестает быть сильным побудительным мотивом веры во власть. Народ какое-то время выжидает и наблюдает за тем, кому он с надеждой доверил верховное правление. И вот тогда, когда, по его (народа) мнению должно произойти изменение в его жизни к лучшему, этого не происходит, он (народ) приходит в волнение и возбуждение.
   Если при этом народное сознание начинают специально "просвещать" разного рода рассказами, уличающими правителя в нежелании менять положение дел, а еще хуже - в чем-то противном народному характеру, к примеру, в пренебрежении к Вере и исконным традициям, то этого вполне достаточно, чтобы сильно взволновать людей и направить их гнев против того, кому они до этого безропотно и почти бескорыстно служили.
   *
   В то время, когда Лжедмитрий "беспечно тешился и плясал с своими ляха-ми", Шуйский начал волновать россиян, внушая им мысль о том, что "отечество и Вера гибнут от Лжедимитрия". Но "Москва не тронулась" от его слов, ибо "многие еще не имели тогда полного удостоверения в обмане и в злодействе мнимого Димитрия" (Н. Карамзин).
   Пришлось предъявлять конкретные доказательства вины Лжедмитриева: "измену Вере, государству и нашим обычаям, нрав-ственность гнусную, осквернение храмов и святых обителей, расхи-щение древней казны царской, беззаконное супружество и возложе-ние венца Мономахова на польку (Марину Мнишек - А.К.) некрещеную"...
   И вновь Шуйский с сотоварищи пустил в ход известный козырь - смело обещали России царя лучшего.
   *
   Вскоре смело и в полный голос на улицах и площадях стали говорить, что "мнимый Дими-трий есть царь поганый: не чтит святых икон, не любит набожности, питается гнусными яствами, ходит в церковь нечистый, прямо с ложа скверного, и еще ни однажды не мылся в бане с своею поганою цари-цею; что он без сомнения еретик, и не крови царской".
   Для пущей важности и для нагнетания страха приверженцы Василия Шуйского стали распространять слухи, "что Лжедимитрий для своей безопасности мыслит изгубить бояр, знатнейших чиновников и граждан; что 18 мая, в час мнимой воинской потехи вне Москвы, на лугу Сретенском, их всех перестре-ляют из пушек; что столица российская будет добычею ляхов, коим Самозванец отдаст не только все домы боярские, дворянские и купе-ческие, но и святые обители, выгнав оттуда иноков и женив их на инокинях".
   *
   Москвитяне верили, волновались, дружины Василия стояли наготове, а Лжедмитрий под прикрытием немцев-телохранителей, "желая более всего казаться неустрашимым и твердым на троне в глазах поляков, шутил, смеялся, искренно или притворно"...
   Москвитяне ждали набата, хотя только немногие знали, "чему быть надлежало, но угадывали и с ревностию вооружались, чем могли, для великого и святого подвига, как им сказали. Сильнее, может быть, всего действовала в народе ненависть к ляхам; действовал и стыд иметь царем бродягу, и страх быть жертвою его безумия, и, наконец, самая прелесть бурного мяте-жа для страстей необузданных" (Н.Карамзин).
   *
   В приведенном выше изложении Н.М. Карамзина из четырех побудительных мотивов выступления против Лжедмитрия, самым сильным была "прелесть бурного мятежа", столь созвучная с главной чертой русского характера. Все же остальные побудители, как то "ненависть к ляхам", "стыд" и "страх" имели преходящий и не стойкий характер, но "любовь к мятежу", "прелесть мятежной жизни" - это, пожалуй, коренная черта нашего национального характера.
   Мятежный дух нашего народа - это слагаемое нескольких следствий: стремления избавиться от излишнего давления, навалившегося на народ со всех сторон (притеснение правительства, давящего своими законами, налогами и поборами; алчное стремление купцов и хозяев обобрать до нитки население; несправедливое распределение жизненного пространства и благ внутри конкретной городской или сельской общины; гнет родительского авторитета и т.п.); несправедливость почти во всех сферах общественной жизни и т.д.
   Но самое главное - это свободолюбивая натура русского человека, хотя и задавленная татаро-монгольским игом, но сохраненная в народной душе и жаждущая освобождения от нелепых оков всякого рода предписания и запретов.
   Натура эта, свободолюбие всегда готова к мятежу. И стоит только затронуть эту струну народного характера, и благодатная основа для бунта готова.
   *
   Тот, кто мутит народ русский, конечно, знает об этой особенности русского характера. Но мало кто учитывает другое: бунтарство русское - явление кратковременное, а сам бунт - явление не управляемое, а стихийное. Тот, кто взбунтует русский люд, не гарантирован от выступления бунтующих людей против него самого.
   Здесь, в России, можно легко превратиться в жертву бунта, быв до того вдохновителем и организатором выступления народных масс.
   *
   Так и случилось с Лжедмитрием.
   Разбуженный звуком набата, Лжедимитрий узнал от Басманова причину бунта, хотел было обороняться, но, схваченный и допрошенный, был убит теми, кто совсем недавно возвел его на московский престол.
  
   Карамзин свидетельствует:
   "Тело Самозванца, быв три дня предметом любопытства и ругательств на площади, было ... вы-везено и схоронено в убогом доме, за Серпуховскими воротами, близ большой дороги. Но Судьба не дала ему мирного убежища и в не-драх земли. С 18 по 25 мая были тогда жестокие морозы, вредные для садов и полей: суеверие приписывало такую чрезвычайность волшеб-ству расстриги и видело какие-то ужасные явления над его моги-лою: чтобы пресечь сию молву, тело мнимого чародея вынули из земли, сожгли на Котлах и, смешав пепел с порохом, выстрелили им из пушки в ту сторону, откуда Самозванец пришел в Москву с вели-колепием! Ветер развеял бренные остатки злодея; но пример остался: увидим следствия!"
   *
   Интересно знать о поведении в этой ситуации пособников Лжедмитрия.
   Ближайший пособник его, Басманов, "боярин, духа твердого, мог быть предателем, но только одна-жды: изменив государю законному, уже стыдился изменить Само-званцу и, тщетно желав образумить, спасти легкомысленного, желал по крайней мере не разлучаться с ним в опасности".
  
   Мнимая мать Самозванцева, царица Марфа, вызванная боярами, из келий, торжественно объявила на-роду, что "истинный Димитрий скончался на руках ее в Угличе; что она, как жена слабая, действием угроз и лести была вовлечена в грех бессовестной лжи: неизвестного ей человека назвала сыном, раская-лась и молчала от страха, но тайно открывала истину многим людям" (Н. Карамзин).
  
   Марину Мнишек бояре спасли от гнева толпы и тем самым оставили почву для дальнейшей смуты.
   *
   Мстиславский, Шуйские, организаторы бунта, скакали из улицы в улицу, обуз-дывая, усмиряя народ и всюду рассылая стрельцов для спасения ляхов, но "москвитяне смотрели на него уже более с любопытством, нежели с яростию: победа укротила злобу".
   В других государствах было иначе: победа была предтечей основных злодеяний.
   Но русский народ вел себя иначе. Еще из слобод городских и ближних деревень стремилось множество людей с дре-кольем в Москву на звук колоколов; еще грабили имение литовское, но уже без кровопролития. "Бояре не сходили с коней и повелевали с твердостию; дружины воинские разгоняли чернь, везде охраняя ляхов как пленников" (Н. Карамзин).
   Жертв было за тысячу, но "знатнейшие ляхи остались живы" Чернь по ошибке умертвила некоторых россиян, носивших одежду польскую в угодность Самозванцу.
   *
   Москвитяне ликовали в домах или мирно сходи-лись на улицах поздравлять друг друга с избавлением России от Са-мозванца и поляков, хвалились своею "доблестью", "опятнав себя двукратною изменою".
  

"Избыв злодея, подумаем о достойном правителе"...

  
   Но не дремало, "бодрствовало властолюбие с своими обольще-ниями и кознями, устремляя алчный взор на добычу мятежа и смер-тоубийства: на венец и скипетр, обагренные кровию двух последних царей".
   Легко было предвидеть, кто возьмет сию добычу, силою и правом - "Василий Шуйский мог ли еще остаться простым царедворцем и после такой отваги, с такою знаменитостию, начать новую службу лести пред каким-нибудь новым Годуновым? - вопрошает Историк.
   *
   Мне нет смысла подробно излагать путь Василия Шуйского в царской власти - он подробно изложен многими историками.
   Важно понять те побудительные причины, которые лежали в основе избрания Василия на царский престол.
   *
   Отчасти это понятно из речи самого Шуйского, с которой он обратился к Думе, сказав следующее:
   "...Теперь, избыв злодея, еретика, чернокнижника, должны мы думать об избра-нии достойного властителя. Уже нет племени царского, но есть Рос-сия: в ней можем снова найти угасшее на престоле. Мы должны искать мужа знаменитого родом, усердного к Вере и к нашим древ-ним обычаям, добродетельного, опытного, следственно уже не юно-го-- человека, который, прияв венец и скипетр, любил бы не ро-скошь и пышность, но умеренность и правду, ограждал бы себя не копьями и крепостями, но любовию подданных; не умножал бы золо-та в казне своей, но избыток и довольствие народа считал бы со-бственным богатством. Вы скажете, что такого человека найти труд-но: знаю; но добрый гражданин обязан желать совершенства, по крайней мере, возможного, в государе!"
   *
   Конечно, всем было понятно, на кого намекает Василий, что он хотел, но "никто не дерзал явно противиться его желанию".
   Было, тем не менее, препятствие немаловажное - "многие мыслили и говорили, что без Великой Земской думы нельзя приступить к делу столь важному; что должно собрать в Москве чины государственные из всех обла-стей российских, как было при избрании Годунова, и с ними решить, кому отдать царство".
   Но Василий "не имел тер-пения, и друзья его возражали, что время дорого; что правительство без царя как без души, а столица в смятении; что надобно предупре-дить и всеобщее смятение России немедленным вручением скипетра достойнейшему из вельмож; что где Москва, там и государство; что нет нужды в Совете, когда все глаза обращены на одного, когда у всех на языке одно имя."..
   *
   Понимал ли Василий, что, игнорируя древнюю традицию и слушая льстецов, он тем самым сам создавал основу для последующего волнения и бунта?
   Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Но с полной уверенностью можно констатировать то, что древняя традиция была нарушена.
   Это для Василия Шуйского было то злодейство вопиющее, хотя и не сравнимое с убийством царевича Дмитрия, но столь же значимое для того, чтобы поставить под сомнение законность избрания его на московский трон.
  

"Пристрастные" иноземцы и "неслыханная вольность"

  
   Как и следует ожидать, воцарение Василия возбудило самые разнообразные чувства и желание влиятельных воспользоваться ситуацией в свою пользу.
   Безусловно, недовольны были поляки, которые, ревностно служа обманщику, ненавидели его убийц, а потому пустили в ход две легенды:
  -- одна из них гласила, что "в Москве убит дей-ствительный сын Иоаннов, не бродяга, а царь законный", а раз так, рос-сияне, казнив его, не должны хвалиться своим делом, соединен-ным с нарушением присяги: ибо "святость ее нужна для целости гра-жданских обществ, и вероломство есть всегда преступление";
  -- вторая имела иной характер, ибо утверждала, что Лжедмитрию чудом удалось спастись от убийц; он находится в безопасности, не теряя права на московский трон.
  
   Шуйский, вступив на престол, дал обед милости заблудшим, но не смог сдержать народ, возмущенный им же против поляков. Волей-неволей народ сделался участником убийства Лжедмитрия. Возвратить потерянного уже нельзя было. Народ молчал в каком-то оцепенении.
   Как бы в оправдание своей вины, явилась удивительная, дотоле неизвестная, "вольность в суждениях о царе, особенная величавость в боярах, особенная смелость во всех людях чиновных".
   "Казалось, что они имели уже не государя самовластного, а полу-царя. Никто не дерзнул спорить о короне с Шуйским, но мно-гие дерзали ему завидовать и порочить его избрание как незаконное" (Н.Карамзин).
   Что же побудило россиян, прежде всего, знатных и влиятельных, перемениться к Василию?
   Зависть? Безусловно, многие знатные роды хотели занять престол Московский и утвердить на нем род свой.
   Но более всего боярство встревожила мысль Василия "царствовать не для клевретов, а для блага России".
   Вступив на престол, он не дал им никаких наград "бле-стящих в удовлетворение их суетности и корыстолюбия".
   Это было воспринято, как "черная" неблагодарность в оплату возведения его на престол.
   *
   Историк подметил еще необыкновенное своевольство в народе и шатость в умах: "ибо ча-стые перемены государственной власти рождают недоверие к ее твердости и любовь к переменам: Россия же в течение года имела чет-вертого самодержца, праздновала два цареубийства и не видала нужного общего согласия на последнее избрание. Старость Василия, уже почти шестидесятилетнего, его одиночество, неизвестность на-следия, также производили уныние и беспокойство".
   *
   Одним словом, уже "первые дни нового царствования, всегда благоприятнейшие для ревности народной, более омрачили, нежели утешили сердца истинных друзей отечества".
  

Коварство и волнения в Москве

  
   Трудно счесть все приемы коварства, которые измышляют недруги верховной власти для того, чтобы сжить с трона негодного им правителя.
   Так, в первые дни правления, ночью, тайные злодеи написали мелом на воротах у богатей-ших иноземцев и у некоторых бояр и дворян, что царь предает их дома расхищению за измену. Утром скопилось там множество людей, и грабители приступили к делу; но воинские дружины успели разог-нать их без кровопролития.
   Чрез несколько дней новое смятение.
   Приведу описание Карамзиным этого события:
  
   "Уверили народ, что царь желает говорить с ним на лобном месте. Вся Москва пришла в движе-ние, и Красная площадь наполнилась любопытными, отчасти и зломысленными, которые лукавыми внушениями подстрекали чернь к мятежу. Царь шел в церковь; услышал необыкновенный шум вне Кремля, сведал о созвании народа и велел немедленно узнать винов-ников такого беззакония; остановился и ждал донесения, не трогаясь с места.
   Бояре, царедворцы, сановники окружали его: Василий без робо-сти и гнева начал укорять их в непостоянстве и в легкомыслии, го-воря: "Вижу ваш умысел; но для чего лукавствовать, ежели я вам не угоден? Кого вы избрали, того можете и свергнуть. Будьте спокойны: противиться не буду".
   Слезы текли из глаз сего несчастного властолюбца. Он кинул жезл царский, снял венец с головы и примолвил: "Ищите же другого царя!" -- Все молчали от изумления.
   Шуйский надел снова венец, поднял жезл и сказал: "Если я царь, то мятежники да трепещут! Чего хотят они? Смерти всех невинных иноземцев, всех лучших, знаменитейших россиян, и моей; по крайней мере насилия и грабежа. Но вы знали меня, избирая в цари; имею власть и волю ка-знить злодеев".
   Все единогласно ответствовали: "Ты наш государь законный! Мы тебе присягали и не изменим! Гибель крамольни-кам!"-- Объявили указ гражданам мирно разойтися, и никто не ослушался; схватили пять человек в толпах как возмутителей народа и высекли кнутом.
   Доискивались и тайных, знатнейших крамольни-ков; подозревали Нагих: думали, что они волнуют Москву, желая свести Шуйского с престола, собрать Великую Думу земскую и вру-чить державу своему ближнему, князю Мстиславскому. Исследовали дело, честно и добросовестно; выслушали ответы, свидетельства, оправдания и торжественно признали невинность скромного Мсти-славского, не тронули и Нагих; сослали одного боярина Петра Ше-реметева, воеводу псковского, также их родственника, действитель-но уличенного в кознях.
   Шуйский в сем случае оказал твердость и не нарушил данной им клятвы судить законно. Ему готовились искуше-ния важнейшие!"
  

Весть о "чудном спасении" Лжедмитрия

  
   Смуту московскую надобно было укрепить мыслью о чудном спасении Самозванца. И опять-таки весть эта пришла из Польши.
   Да как ей, этой вести, обойти стороной это государство, давно положившее взгляд на земли русские и престол московский?
   Там зрели заговоры и мятежи и туда обращали взоры все честолюбцы российские, надеясь с помощью иноземной силы и денег получить доступ к казне и достоянию нашей страны.
   *
   Вновь не буду утруждать себя сообщением всех обстоятельств хождения в Россию нового Лжедмитрия.
   Есть нужда сказать о его пособнике - Болотникове
  
   Карамзин о Болотникове:
   "Сей человек, взятый в плен та-тарами, проданный в неволю туркам и выкупленный немцами в Кон-стантинополе, жил несколько времени в Венеции, захотел возврати-ться в отечество, услышал в Польше о мнимом Димитрии, предложил ему свои услуги и явился с письмом от него к князю Шаховскому в Путивле. Внутренно веря или не веря Самозванцу, Болотников воспламенил других любопытными о нем рассказами; имея ум смет-ливый, некоторые знания воинские и дерзость, сделался главным орудием мятежа, к коему пристали еще двое князей Мосальских и Михаиле Долгорукий".
  
   Непременно скажу о том, чем "взял россиян" новый Лжедмитрий: "он начал возбуждать боярских людей против владельцев, подчиненных против начальствующих, безродных против родовитых, бедных против богатых". Прием надежный и коварный, ибо между разными слоями людей всегда много недовольства и вражды.
   *
   Посулы и грамоты нового Лжедмитрия произвели мятеж, охвативший Московское государство подобно пожару.
   Многие города еще держались Шуйского, но "в пермской земле отказали Василию давать ратных людей, служили молебны о спасении Димитрия и пили чаши за его здоровье".
   Вскоре Василию стали изменять и те, кого он миловал и прощал не раз. Князь Григорий Шаховской, известный своей преданностью Лжедмитрию, прощенный и не наказанный Василием, пылая ненавистью к виновникам Лжедимитриевой гибели, поднял народ на бунт.
   Народ же, не видевши Лжедмитрия, но, веря боярскому слову, воспылал к нему усердием.
   *
   Василий Шуйский опрометчиво благодушествовал, тогда как Болотников, главная ударная сила нового Самозванца, по словам Карамзина, "ужасом распространял измену". Вся земля рязанская пристала к бунту. Видные воеводы, среди которых Прокопий Ляпунов, встали в ряды мятежников. Дотоле неизвестный, Прокопий Лпунов, стал знаменитым, "вождем и повелителем людей в безначалии, в мятежах и бурях"
   Встревоженный бегством воевод от Ельца и Кром, бегством чинов-ников и рядовых от воевод и знамен,-- наконец силою, успехами бунта, "Василий еще не смутился духом, имея данное ему от природы мужество, если не для одоления бедствий, то по крайней мере для ве-ликодушной гибели".
  

...Орел бескрылый

  
   Летописец верно подметил: "царь без искусных стратигов и без казны есть орел бескрылый".
   Таков был жребий Василия Шуй-ского.
   Как бы для успокоения сердца и из-за желания загладить несправедливость повелел тогда Василий перенесли тело Бориса Годунова, царицы Марии и юного Федора в знаменитую Троице-Сергиеву лавру.
   Но не помогло это благодеяние, не примирило Василия с Годуновым, а лишь проявила разительное сходство:
  
   "Обоим власть изменяла; опоры того и другого, видом крепкие, падали, рушились, как тлен и брение. Рати Василиевы, подобно Борисовым, цепенели, казалось, пред тению Димитрия. Юноша, ближний государев, князь Михаил Скопин-Шуйский, имел успех в битве с неприятельскими толпами на берегах Пахры; но воеводы главные, князья Мстиславский, Дмитрий Шуйский, Воротынский, Голицыны, Нагие, имея с собою всех дворян московских, стольников, стряпчих, жильцов, встретились с неприяте-лем уже в пятидесяти верстах от Москвы, в селе Троицком, срази-лись и бежали, оставив в его руках множество знатных пленников".
  
   Не помогли Василию, ни моления за его здравие в храмах московских, ни смута в стане мятежников, ни исход Ляпунова от мятежников.
   *
   Васи-лий медлил; изъявляя человеколюбие и жалость к несчастным жерт-вам заблуждения, говорил: "Они также русские и христиане: молюся о спасении их душ, да раскаются, и кровь отечества да не лиется в междоусобии!"
  
   Василий надеялся утишить бунт без дальнейшего кровопролития. Но все меньше вокруг него становится надежных сподвижников: иные гибнут от злодейской руки, как М. Скопин-Шуйский, другие теряют влияние и авторитет среди разошедшейся без меры толпы (патриарх Иов и Гермоген).
   *
   И только силы зла преуспевают. Князь Шаховской, замышляя измену, мечтал дать России иноземного венценосца, а потому слезно просил врагов наших давних, поляков, дать в правители сына короля Сигизмунда, Владислава.
   Что можно придумать еще постыднее?
   После смерти Скопина-Шуйского в распоряжении царя Василия не было достойных полководцев. По свидетельству Карамзина, "главный воевода, Дмитрий Шуйский, отличался единственно величавостию и спесию; не был ни любим, ни уважаем войском; не имел ни духа ратного, ни прозорливости в советах и в выборе людей; имел зависть к достоинствам блестящим и слабость к ласкателям ко-варным"...
   Другие воеводы, князья Иван Шуйский и Гри-горий Ромодановский, посланные с войском вслед за войском польского военачальника Сапегою, на-стигли его между селом Здвиженским и Рахманцовым: отразили два нападения и взяли пушки.
   "Казалось, что они победили; но Сапега, раненный пулею в лицо, не выпускал меча из рук и, сказав своим: "отечество далеко; спасение и честь впереди, а за спиною стыд и ги-бель", третьим отчаянным ударом смешал москвитян.
   Винили воево-ду Федора Головина, который первый дрогнул и бежал; хвалили Ромодановского, который не думал о сыне, подле него убитом, и сра-жался мужественно: другие следовали примеру Головина, а не Ромодановского, и, быв числом вдвое сильнее неприятеля, рассыпались, как стадо овец. Сапега гнал их 15 верст, взял 20 знамен и множество пленников. Воеводы с главными чиновниками бежали по крайней ме-ре к царю, но воины в домы свои, крича: "идем защитить наших жен и детей от неприятеля!"
  
  

Разложение царского войска

  
   Видя страшное начало измен и ежедневное уменьшение войска, Василий "мог без вины не верить отечеству, за-раженному духом предательства".
   В этом месте следует в полной мере обратиться к повествованию Н.М. Карамзина и его слогом проиллюстрировать разложение царского войска.
  
   "Еще оказывая благородную неустрашимость, Василий искал если не геройства, то стыда в россиянах; собрал воинов и спрашивал, кто хочет стоять с ним за Москву и за царство? Говорил:
   "Для чего сра-мить себя бегством? Даю вам волю: идите, куда хотите! Пусть только верные останутся со мною!"
   "Казалось, что воины ждали сего велико-душного слова: требовали Евангелия и креста; наперерыв целовали его и клялися умереть за царя... а на другой и в следующие дни тол-пами бежали в Тушино... те, которые еще недавно служили верно Иоанну ужасному, изменяли царю снисходительному, передавались к бродяге и ляхам, древним неприятелям России, исполненным злоб-ной мести и справедливого к ним презрения! Чудесное исступление страстей, изъясняемое единственно гневом Божиим! Сей народ, без-молвный в грозах самодержавия наследственного, уже играл царями, узнав, что они могут быть избираемы и низвергаемы его властию или дерзким своевольством!
   С таким ли войском мог Василий отважиться на решительную битву в поле? Быв дотоле защитником Москвы, он уже искал в ней защиты для себя: вступил со всеми полками в столицу, орошенную кровию Самозванца и ляхов, туда, где страх лютой мести должен был воспламенить и малодушных для отчаянного сопротивления. Все улицы, стены, башни, земляные укрепления пополнились воинами под начальством мужей думных, которые еще с видом усердия обод-ряли их и народ. Но не было уже ни взаимной доверенности между государственною властию и подданными, ни ревности в душах, как бы утомленных напряжением сил в непрестанном борении с опасностями грозными.
   Все ослабело: благоговение к сану царскому, уваже-ние к синклиту и духовенству. Блеск Василиевой великодушной твердости затмевался в глазах страждущей России его несчастием, которое ставили ему в вину и в обман: ибо сей властолюбец, прини-мая скипетр, обещал благоденствие государству. Видели ревностную мольбу Василиеву в храмах; но Бог не внимал ей -- и царь злосчаст-ный казался народу царем неблагословенным, отверженным. Духо-венство славило высокую добродетель венценосца, и бояре еще изъявляли к нему усердие; но москвитяне помнили, что духовенство славило и кляло Годунова, славило и кляло Отрепьева; что бояре изъявляли усердие и к расстриге накануне его убиения. В смятении мыслей и чувств, добрые скорбели, слабые недоумевали, злые дей-ствовали... и гнусные измены продолжались.
   Столица уже не имела войска в поле: конные дружины неприяте-льские, разъезжая в виду стен ее, прикрывали бегство московских из-менников, воинов и чиновников, к Самозванцу; многие из них возвра-щались с уверением, что он не Димитрий, и снова уходили к нему.
   Злодейство уже казалось только легкомыслием; уже не мерзили сими обыкновенными беглецами, а шутили над ними, называя их перелета-ми.
   Разврат был столь ужасен, что родственники и ближние уговари-вались между собою, кому оставаться в Москве, кому ехать в Туши-но, чтобы пользоваться выгодами той и другой стороны, а в случае несчастия, здесь или там, иметь заступников. Вместе обедав и пиро-вав (тогда еще пировали в Москве!) одни спешили к царю в Кремлев-ские палаты, другие к и,арику\ так именовали второго Лжедимитрия.
   Взяв жалованье из казны московской, требовали иного из тушин-ской-- и получали! Купцы и дворяне за деньги снабдевали стан не-приятельский яствами, солью, платьем, оружием, и не тайно: знали, видели и молчали; а кто доносил царю, именовался наушником. Васи-лий колебался: то не смел в крайности быть жестоким подобно Году-нову, и спускал преступникам; то хотел строгостью унять их, и веря иногда клеветникам, наказывал невинных, к умножению зла. "Вель-можи его,-- говорит летописец,-- были в смущении и в двоемыслии: служили ему языком, а не душою и телом; некоторые дерзали и сло-вами язвить царя заочно, вопреки присяге и совести". Невзирая на то, Москва, наученная примером Отрепьева, еще не думала предать царя; еще верность хотя и сомнительная, одолевала измену в войске и в народе: все колебалось, но еще не падало к ногам Самозванца.
   *
   Как в такой обстановке всеобщего разложения и разврата уцелела в твердости власти уцелела и выстояла Троице-Сергиева лавра, известно только одному Всевышнему.
   Но так и было: окруженная отовсюду неприятелем и изменниками, Лавра выстояла и победила. Историк, отмечая это событие, писал: "Сия осада знаменита в наших летописях не менее Псковской, и еще удивительнее: первая утешила народ во время его страдания от жестокости Иоанновой; другая утешает потомство в страдании за предков, униженных развратом. В общем падении духа увидим доблесть некоторых, и в ней причину государственного спасения: ка-зня Россию, Всевышний не хотел ее гибели и для того еще оставил ей таких граждан".
   *
   Государство, зараженное нравственною язвою, в страшных судорогах кончалось!.. Не неистовые иноплеменники, а собственные варвары терзали ее.
   *
   Сигизмунд, король польский, с необыкновенною ревностью готовясь к походу на Москву; собирал войско, не имея денег для жалова-нья, но тем более обещая, в надежде, что кончит войну одною угро-зою, и что Россия изнуренная встретит его не с мечом, а с венцом Мо-номаховым, как спасителя.
   Имел ли он на то основания?
   Как свидетельствует Историк, имел:
  
   "Границы России были отверсты, сообщения прерваны, воины рассеяны, города и селения в пепле или в бунте, сердца в ужасе или в ожесточении, правительство в бессилии, царь в осаде и среди измен-ников"...
   *
   Вот он бесславный конец Смуты, венец подлых злодеяний, положивших начало бедствиям России в начале ХVII века.
   *
   Я не пишу здесь о том, как удалось преодолеть это страшное смутное время.
   Это - тема особого разговора и особого повествования.
   *
   УРОКИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ - это не предмет праздного любопытства, а предостережение всем (власти, элите, гражданам) на настоящее и будущее.
   Прислушаемся ли мы к ним?
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023