ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Где генерал прапорщику друг

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О товариществе в офицерской среде за границей и у нас, по материалам книги Я.В. Червинка "Военная карьера у нас и за границей" (Варшава, 1912 г.).

ГДЕ ГЕНЕРАЛ ПРАПОРЩИКУ ДРУГ

  
  
   Основываясь на опыте более чем 12-летней заграничной и затем 28-летней русской службы, Я. Червинка, генерал-майор, участник 1-ой мировой войны, военный писатель и публицист, на страницах одной из своих книг показал существенную разницу между нашим и заграничным корпусом. Прежде всего, он подметил громаднейшее различие в отношениях к молодому офицеру его товарищей, старших и начальников у нас и у офицеров западных армий (главным образом, австрийской и немецкой). Нам интересно прочитать его труд, чтобы понять, что нужно делать для сплочения наших офицеров.
   *

Я. В. Червинка

Военная карьера у нас и за границею

(Профессиональные беседы в современном духе)

(Варшава, 1912)

  
   Предисловие
   Младшее наше поколение доблестной русской армии вступает на служебное поприще при более трудной, чем в было время, обстановке.
   Быстро меняющиеся явления современной жизни коренным образом изменили все условия военной службы, вследствие чего ныне и к офицеру предъявляются требования, повышенные не только по отношению к специальной его подготовке - к военному делу, но, в особенности, и в смысле необходимых для него качеств характера.
   <...>
   Человечество в наши дни находится в тяжелом, тревожном состоянии: все теперь нервно, непрочно, старые устои жизни колеблются. Рядом с неудержимым, как утренний рассвет, движением просвещения, несется - с одной стороны реакция, а с другой - стихийный поток материализма, который без разбора низвергает старые идеалы, без оглядки разрушает основы старого порядка. Забывая, что мы более чем отдалены от осуществления идей вечного мира, осмеиваются принципы патриотизма и военного долга и, не задумываясь о последствиях, оставляют религии.
   И хотя история учит нас, что подобные пароксизмы человеческой немочи не могут касаться вечного поступательного движения высшего порядка, но человеку свойственно заблуждаться, и множество людей должно пострадать от болезненных явлений века. С этим не может не считаться и военный.
   Культурный человек не может, конечно, не льнуть к заре просвещения, медленно борющейся с мраком заблуждений; но нельзя также и забывать, что не в новизне одной наше спасение.
   Хаос нигилизма не в состоянии отравить здравый смысл масс, не зараженных еще безумием извращенной фантазии.
   <...>
   В умах передовых людей сложилось убеждение, что военному делу просвещенный человек искренне служить не может, на том основании, что просвещение никогда с войной мириться не может.
   Интеллигентность войск всегда повышалась сообразно с прогрессом просвещения в обществе. Если же допустить, что когда-либо просвещение избавит человечество от войны, то и массы прониклись бы детм же духом, и армии не составлялись бы. Только, не тщетная ли это мечта - такое абсолютное просвещение, которое бы водворило на замле вечный мир?
   <...>
   Не заглядывая, однако, в даль неизвестного будущего, можно сказать, что уже в настойщее время доживают свой век прежний, замкнутый тип армии... Его постепенно сменяют вооруженные нации, с их более сознательными, патриотическими целями. Из рядов их народится и соответствующий командный состав, могущий стать на высоте своего призвания по духу и по своей подготовке к делу.
   <...>
   Русская ... армия, благодаря демокраическому скаладу всего русского народа, всегда приблиджалась, несравненно более армий западных держав, к типу народной.
   <...>
   Хотя национализм никогда не развивался у нас так резко, как за границею, и среди российской, не вполне однородной по своему происхождению, интеллигенции, всегда больше преобладал космополитизм, но в этом и состоит главная опасность такого мирного настроения, что другие народы, более исполненные трезвого политического расчета, всегда пользовались вялым патриотическим настроением своих соседей, для выгодной с ними борьбы.
   <...>
   В России, а, следовательно, и в ее армии, нацио­нальная идея сложилась, по моему мнению, более своеобразно, чем в других странах, вслед­ствие разнородности составных элементов российской интеллигенции. На этой мысли я останавливаюсь более подробно. Поэтому на­циональный вопрос требует особенно внимательного и трезвого, но отнюдь не безразлич­ного к себе отношения в наших войсках, ибо в будущих войнах положительно нельзя будет обойтись без эти­ки, без готового на все жертвы патриотизма. Следует принять серьезные меры для того, чтобы заблаговременно запастись до­статочным числом дельных в этом отношении офицеров.
   Я не льщу себя надеждой, что у меня хватит дарования и подъема духа для создания стройного целого, достойного наме­ченной цели; но если не законченный, безыскусственный труд мой затронет в читателях чувства военного долга, чести и правды, то цель его будет достигнута.
   Надеюсь, что молодых читателей не оттолкнет та мысль, что автор -- отставной офицер, что далеко не всегда равносильно отсталости. Из отставки не раз возвращались еще на поля битв!.. Прошу также не смущаться моим не коренным русским, безусловно, чисто славянским происхождением и отчасти заг­раничной военной карьерой. Изучение славянских народностей убеждает меня в том, что, в сущности, типические особенности славянской расы более или менее присущи всем нам и что для зарубежного славянина понятна, близка и родственна русская натура и наоборот.
  
   <...>
  
   ***
   Насколько я могу судить, основываясь на опыте более чем 12-летней заграничной и затем 28-летней русской службы, раз­ница между нашим и заграничным корпусом офицеров за­ключается главным образом в следующем.
   Прежде всего, в подготовке молодежи к военной карьере как в военных, так и в невоенных учебных заведениях у нас и за границею, не может не быть той разницы, которая здесь и там происходит от различий всего уклада жизни общества, сво­еобразной истории, племенных черт характера, первоначально­го воспитания, обычаев и традиций. Еще Пушкин сказал: "Кли­мат, образ жизни, вера дают каждому народу особенную физи­ономию..."
   Но, если считаться только с подготовкой специально воен­ной, то, сравнивая наших вновь выпущенных офицеров с таки­ми же молодыми военными наших западных соседей, я не на­блюдал какой-либо особенно существенной разницы. Быть мо­жет, есть некоторое различие в самой системе воспитания и в приемах преподавания; возможно, что над воспитанием моло­дежи за границею трудятся более удачно, чем у нас, но вообще в лице начинающих свою военную карьеру офицеров, воинс­кие части получают как здесь, так и там тот же ретивый, на­дежный, но не сформировавшийся еще окончательно офицерс­кий материал, дальнейшая обработка которого всецело за­висит от совокупности всей обстановки и среды, которая будет влиять на него с самого начала и затем в продолже­ние всей службы.
   Но именно с момента прибытия молодых офицеров в свои части, по моему убеждению, резко расходятся пути сравни­ваемых мною двух групп юных офицеров.
   Представим себе, что наш офицер попал бы сразу после выпуска в германскую, австро-венгерскую или другую запад­ную армию. Нет сомнения, что в таком случае, и он вполне применился бы к ним, проникся бы их духом, традициями и в особенности характеризующим их стремлением к самодеятель­ности, наблюдаемой там даже среди солдат и унтер-офицеров, а не только в корпусе офицеров. Но попади туда старый наш офицер, он сам чувствовал бы себя не только вне своей среды и не в курсе дела, а пришелся бы не по душе и тем, и другим. А причину сего пришлось бы искать уже не в одних нацио­нальных или бытовых различиях, но преимущественно в том обстоятельстве, что молодой офицер за границею сразу после вступления в ряды армии и затем в течение всей службы подвергается более благотворному воздействию на него начальников и сослуживцев, что далеко не всегда можно встретить у нас.
   Постараюсь это объяснить точнее.
   В отношениях к молодому офицеру его товарищей старших и начальников у нас и у наших соседей громаднейшая разница.
   Там почти всегда он испытывает с первого шага участливое к себе обращение более выдающихся положительными качествами товарищей и авторитетных начальников. Участие это простира­ется, так сказать, на весь нравственный, физический и служеб­ный облик молодого товарища, начиная с самых интимных сто­рон частной его жизни и кончая его начальной служебной дея­тельностью.
   В тесно сплоченной, не допускающей обособленности среде заграничных офицеров, товарищами быстро отмечаются все слабые стороны его воспитания и темперамента, недостат­ки характера и пробелы в его познаниях, но вместе с тем учитываются и ценятся также и его достоинства: служебное усердие, выдающиеся способности, солидные познания, стремле­ние к общности и товарищескому сближению (не с одними только низами, а с целым, со всею военною семьей), как и все прочие симпатичные или несимпатичные черты молодого офи­цера.
   Общее воздействие на юного офицера окружающей его среды до того разнообразно и постоянно, что отрицательные стороны его формирующегося еще характера, дурные его склон­ности и привычки, недостатки воспитания подвергаются при каждом удобном случае безобидной товарищеской критике, тогда как, с другой стороны, лучшие его качества характера по­ощряются, выдвигаются на вид общие сословные военно-патри­отические традиции и исторические предания части.
   От подобного воздействия молодые офицеры, за редкими ис­ключениями, много выигрывают в лучшем смысле этого слова. Каждый тянется по службе, а вместе с тем охотно трудится не только сам над собою, а в свою очередь и над другими. Товари­щество понимается здесь в смысле сплочения всего корпуса офицеров не только для совместной жизни, дружбы и выручки друг друга, а, прежде всего, для единодушного, достойного слу­жения родине. Ввиду сего, проступки офицеров никогда не покрываются ложными понятиями о товариществе.
   В результате достигается лучшее, чего только достигнуть можно. Со временем молодые элементы очищаются, по край­ней мере, от тех своих недостатков, которые вредят общему Делу службы и единству духа и закаляются в строгих требо­ваниях общего "esprit de corps", придающего армии великую силу.
   Нет спора, что и здесь встречаются, особенно в последнее время, среди молодежи офицеры, не подходящие под общий уро­вень, неспособные идти по намеченному направлению даже по политическим своим убеждениям, но их явно обличают, а в крайности удаляют.
   Бесполезно было бы указывать для опровержения выше мною изложенного на сочинения вроде известного рассказа "Из ма­ленького гарнизона" или брошюры "Изнанка германской нрав­ственности" и на разные отдельные факты, обнаруживающие и в армиях наших соседей скандальные стороны жизни и неко­торые тени.
   Нет семьи без урода, и всюду на белом свете встречается пустота, разврат, карты, продажность, пошлые женщины и бес­помощные, безнадежно задолженные офицеры, спорадически даже политическая неблагонадежность и т.д. Но здесь все это неуклонно строго преследуется и потому не достигает таких размеров, как в армиях некоторых других стран.
   В силу поясненного выше воздействия в громадном боль­шинстве германских и австрийских офицеров вырабатывается твердый, решительный характер, укрепляется преданность дол­гу службы, чести и порядку, дух соревнования и самоотверже­ния, безусловная исполнительность, готовность всегда быть по­лезным общему делу, стремительная энергия и товарищество как основы всей службы.
   Общее корпоративное сближение, о котором я упомянул выше, является, по-моему, самым характерным различием заграничного и нашего корпусов офицеров. Оно приносит еще и ту пользу, что там вследствие близкого знакомства друг с другом офицеров более авторитетные из них, выдающиеся способностями и лич­ными качествами характера сами собою, как будто с общего согласия, выступают на первый план, и никто не удивляется, если они выдвигаются быстрее других по службе, становясь начальниками своих товарищей. Их авторитет признавали еще тогда, когда они занимали одинаковое по службе положение.
   Благодаря внедрившемуся в корпус офицеров понятию о необходимости подчинения личных интересов общим каждый сознает, что в высшие начальники годятся не все подряд, а лишь самые достойные из них, потому что качества, требуемые от высшего начальника, свойственны далеко не всякому, и по­тому производство в высшие чины, начиная даже со штаб-офи­церского, всех по старшинству, безусловно, невозможно без ве­личайшего вреда для службы и для всего военного дела, как велико бы ни было усердие к службе менее способных.
   Таким образом, там действительно во главе воинских час­тей стоят компетентные, отборные во всех отношениях началь­ники, с железной настойчивостью воспитывающие своих офи­церов в духе военного товарищества и дисциплины, неослаб­ного чувства долга и бескорыстного служения родине. <...>
   Именно благодаря такому подбору своих членов в арми­ях этих стран офицеры составляют корпорации с патри­отическими традициями, опирающимися исключительно на национальность одного только коренного народа, основав­шего это государство. <...>
   Констатируя же факт неполного преобладания в рядах на­шей армии, и особенно в высших слоях ее, национального эле­мента, который сильно смешан с представителями нерусского происхождения, разве можно ожидать, чтобы у нас мог раз­виться тот дух пламенного патриотизма, который в армиях на­ших западных соседей в тяжелые времена защиты отечества играл такую важную роль.
   У нас же вследствие упомянутых выше обстоятельств и разнородности офицерского состава корпоративного духа быть не может. А раз его нет, то не может быть и такого единства, как в армиях с корпоративным духом офицеров. Естествен­ным последствием сего является сравнительная разрозненность, начиная с сослуживцев каждой отдельной части и кончая боль­шими единицами наших войск. Офицеров одного полка у нас связывают большею частью только служебные обязанности и уставные требования, вне которых они предоставлены сами себе. А где нет прочной спайки малых единиц, там и большие не сближаются. У нас нередко обособлены духом даже полки одних и тех же бригад, дивизий, и как часто замечается разлад между самыми близкими частями. Что же сказать еще о взаим­ных отношениях больших единиц или различных родов войск?
   Рознь эта усугубляется еще существованием отдельных офи­церских собраний в каждой части, а не общих гарнизонных собраний, которые при условии надлежащего воздействия сверху могли бы способствовать сближению различных частей и родов войск.
   Здесь я позволю себе оговорку по отношению к защищае­мому мною корпоративному (но далеко не кастовому) духу офицерского общества -- надеюсь, что не нужно доказывать полной совместности понятия о "национальных" армиях, заме­няющих в XX веке прежние, своему народу чужие войска, с понятием о корпоративном духе офицеров, кульминирующем в культе высшего патриотического чувства самоотвержения.
   <...>
   ***
  
   Недостаточною сплоченностью нашей армии, как послед­ствием отсутствия в ее частях корпоративного духа, объясня­ется также и недостаточное воздействие у нас на молодых офицеров со стороны их старших товарищей по службе и на­чальников. В нашем уставе, разъяснениях к нему и многих высших распоряжениях прекрасно выражена мысль об един­стве корпуса офицеров и о взаимных отношениях сих после­дних друг ко другу. Однако сила обстоятельств не допускает положительного осуществления этой мысли на практике.
   Представим себе общую картину прибытия на службу на­ших юных офицеров после выпуска их в офицеры.
   Большею частью это цельные, золотые сердца, как их описы­вал поэт, полные природной дисциплины, желания служить и быть полезными.
   Кроме официального, более или менее снисходительного со стороны начальников, а со стороны товарищей выжидательно­го приема, наш молодой офицер по прибытии в полк особенно­го к себе участия не замечает. Скорее он чувствует, что здесь каждый -- сам по себе.
   В каждой части существуют отдельные кружки, довольно чужие, а иногда даже недружелюбные между собою. Около командира части или его семьи группируются обыкновенно штабные и приближенные. Другие, более склонные привлекать к себе товарищей, штаб- или обер-офицеры имеют также свои кружки, а в противоположность им собираются где-либо от­дельно офицеры не сходных с ними вкусов и направлений. Молодежь образует также свои отдельные товарищеские круж­ки. Выдающуюся же роль в этой разнообразной группировке офицеров как в хорошем, так и в дурном смысле слова чаще всего играют полковые дамы. Благодаря тому обстоятельству, что у нас, как ни в одной из европейских армий, поощряется семейная жизнь, число офицеров женатых, иногда без всяких средств, весьма значительно.
   Это также одна из причин, почему влияние начальников на своих подчиненных и старших на своих сослуживцев падает до крайности. <...>
   Неподготовленные в корпусах и военных училищах к прак­тической жизни, наши молодые офицеры часто являются не­вероятно беспомощными новичками прежде всего в самостоя­тельном устройстве своей материальной жизни, в небольшом своем хозяйстве, что часто оканчивается неоплатными долга­ми. Исход же сердечных дел, в которые неизбежно заманит неопытных избранников Марса свободное обращение в обще­стве, бывает еще более неудачным -- будь это интрига с раз­ными осложнениями или же, по милости решительных, но не­дальновидных маменек, преждевременные брачные узы, в кото­рых так часто гибнут две молодые жизни. Такими же новичками являются они также и в товарищеских делах, а в особенности в делах чести, вообще в обществе: в выборе знакомых, в на­правлении и развитии своих вкусов, в подражании модной, свет­ской жизни и во всевозможных других делах.
   Несомненно, и в заграничных армиях кипит молодость, ув­лекаясь шумихой жизни во всех ее направлениях, но в спло­ченной корпоративно среде товарищей теряющийся офицер встречает силу, которая поддерживает и спасает его.
   А у нас кто же удержит? Пока ошибки молодого офицера не выступают наружу, никто их будто не замечает и ред­ко кто касается их, а когда обнаруживаются воочию, не­медленно принимаются строгие карательные меры. Пото­му неудивительно, если молодежь исполняется недоверием к начальникам и старшим, обыкновенно замкнутым в чуждые молодежи сферы личных своих интересов. Но в этой-то роз­ни состоит одно из самых отрицательных явлений офи­церской жизни, которая, будучи лишена товарищеской опо­ры, перестает стремиться к главной своей цели -- единству.
   Конечно, при таких условиях лишь сравнительно небольшое количество офицеров развивается вполне нормально и удачно, остальные же если и избегают житейского крушения, то все-таки жизнь их исковеркана навсегда. А сколько от сего проис­ходит вреда для службы, требующей беспрерывной дружной, энергичной работы, не поддается и описанию.
   Я отнюдь не утверждаю, что у нас нет частей, в которых подобные явления не были бы исключением или даже невоз­можны. Но много ли таких частей?
   Может ли при таких условиях идти речь о развитии и куль­те в корпусе офицеров и среди нижних чинов патриотическо­го духа в том значении слова и тех размерах, как это мы видим в германской и некоторых других армиях? Наконец, может ли при таких обстоятельствах прогрессировать развитие в офицерской среде самодеятельности, могут ли процветать на­уки и познания и всесторонне совершенствоваться специаль­ное военное дело?
   Одна из самых непривлекательных сторон подобной, предо­ставленной себе военной карьеры, не опирающейся на крепкий корпоративный дух всего офицерского общества, заключается, с одной стороны, в том затруднительном положении, в ко­торое поставлен начальник, имеющий дело с отдельными, не подходящими под общий уровень личностями, над воспита­нием которых он трудиться не может или не желает, ввиду чего он прибегает исключительно только к взысканиям, а с другой стороны, -- в беспомощности и тяжелом положении таких подчиненных.
   Задеваемое вечно самолюбие, беспрерывные уколы и даже грубые понуждения в сутолоке служебных требований, унижение офицерского достоинства, неудовлетворенность, сознание неумения развить свои природные способности -- вот грустные впечатления, которыми так богата служба и жизнь неудачников.
   В жизни офицера лучшие годы молодости, столь обильные воодушевлением и горячей верой в правду и идеалы, проходят в маленьких чинах и должностях, в подчинении кипучей энер­гии молодости элементарным требованиям службы, не выходя­щим часто из рамок азбучной, мертвящей дух деятельности. Если нет близкого, искреннего участия к молодому офицеру и если вместо таковой допускаются ошибки под видом служеб­ных внушений, обидное с ним обращение, строгие кары, когда достаточно было бы выговора или замечания, то что же может спасти офицера от отчаяния, пустоты и непоправимых с его стороны шагов, если не высшее сознание долга, сознание пользы, скрытой в скромной его деятельности и стремление к удовлет­ворению высших запросов жизни? Но откуда же взяться по­добному сознанию в офицере, если для этого нет содействия извне?
   То, что я сказал о разнохарактерности и нравственной пест­роте нашего корпуса офицеров, о розни воззрений на службу и жизнь, можно нередко наблюдать даже и среди молодых еще офицеров. Мне случалось беседовать на тему о товариществе и патриотических чувствах с юными офицерами, поразившими меня признанием, что в честное, бескорыстное товарищество они не верят, что и на службе, как вообще в жизни, каждый живет сам для себя, а не для других, что общность интересов -- пустая мечта; кто имеет средства, не желает иметь общения с тем, у кого их нет; у каждого преобладают свои эгоистические интересы, ради которых он готов подставить ножку товарищу.
   Мне доказывали, что в частях, где начальство навязывает офицерам товарищеские начала, обыкновенно господствует интрига и чаще выступают наружу дурные инстинкты; а напротив, там, где товарищеские традиции сданы в архив и где каж­дый живет собственным своим миром, там можно встретить больше взаимного уважения и, вообще, живется легче. Те же противники "традиций" меня уверяли, что даже во время после­дней войны такие части без "традиций" и товарищества отлич­но исполняли свой долг даже не под наплывом патриотическо­го воодушевления, а так, из-за личной чести или самолюбия что ли? Выставляли на вид, что "нас, русских, де всегда учили в начале войны, а потом мы ничего, справились". Патриотизм эти господа считают выражением "казенным", ничего не знача­щим, "отсталым" понятием, граничащим с наивностью. Выводи­ли далее, что для одержания побед не надо подготовлять како­го-то патриотического воодушевления, что, например, под Боро­дином никакого патриотического подъема духа в массах не было, а напротив, перед тем народ бунтовал так же, как и в 1905 году, и это не мешало армии выказать лучшие боевые качества в борьбе с испытанными войсками Наполеона...
   Не скрою, что офицеры, высказывавшиеся в этом смысле, не были коренного русского происхождения.
   Напрасно я возражал им, что корпоративный товарищеский дух, который я защищаю, вовсе не может нарушать личных чьих-либо интересов или стеснять кого бы то ни было, а что, напро­тив, он одинаково поддерживает всех, богатых и бедных, не вы­зывая интриг, выставляя на первый план лишь дружное служе­ние общей цели. Традиции традициям -- рознь. Корпоративные же традиции настоящего времени, которыми недаром гордятся офицеры наших соседей, ничего решительно не имеют общего с феодальными традициями "ancien regeme", с давними поняти­ями о "noblesse oblige" ("знать" и "каналья"), которые так удачно громит в своих сочинениях, например профессор Трачевский.
   Напрасно я доказывал, что патриотические начала, в смысле общительности, нравственного сближения и единодушия, как средства сплочения сил для защиты высших интересов каж­дой страны, сохранят практический свой смысл так долго, пока не наступит "вечный мир", т.е. чуть ли не до конца наших стремлений... Я напрасно упоминал о том, что настроение на­родных масс сто лет тому назад отнюдь не могло иметь еще того важного значения для военного дела как в наши дни; что политическая спячка и безразличие, в которую тогда было по­гружено простонародье, сообщалось, конечно, и солдату, вслед­ствие чего этот последний, проводя на службе десятки лет, все­гда оставался беспрекословно послушным "пушечным мясом", бесчувственной машиной, и только между тем современный солдат -- дело другое; что, наконец, нам трудно спорить о том, был ли в 1812 году в русском народе подъем патриотическо­го духа или нет...
   Никого, конечно, я не убедил...
   Заканчивая этим сравнение корпоративного воздействия в самых войсковых частях на заграничный состав офицеров с тем, что можно наблюдать у нас, я прихожу к заключению, что причина неодинакового преуспеяния сравниваемого офицер­ского материала там и здесь коренится прежде всего в различном отношении к младшим офицерам старших их товарищей, представляющих из себя за границею стро­гую, тесно сплоченную корпорацию, озабоченную бдитель­ным соблюдением высших интересов, между тем как у нас такой сплоченности нет. Это ведет там к крайнему раз­витию высшего явления военной этики -- патриотическо­му чувству самоотвержения, которое и у нас не отверга­ют, но и мало культивируют.
   В противоположность упомянутому выше, о равной прибли­зительно ценности заграничных и наших офицеров в первом их чине я сказал бы в результате изложенного, что немецкие офицеры, начиная с чина капитана, в общем, уже значительно опережают в военном деле наших капитанов, каковое несоот­ветствие не может сглаживаться, разумеется, и в высших чинах.
  
   ***
   При изучении нашей армии после иностранной ничто так меня не поражало, как резкая разница, какую я нашел при срав­нении между собою здесь и там высших офицерских чинов, начиная со штаб-офицерского.
   Я не помню, чтобы за границею мне пришлось видеть в мирное или военное время штаб-офицера и тем более команди­ра части, на которого смотрели бы его подчиненные с пренеб­режением. <...>
   Чему приписать столь частое тогда появление в роли выс­ших начальников лиц, безусловно, неподходящих в армии, не­скудной отличными во всех отношениях офицерами, я решить долго затруднялся. Впоследствии я понял, что отдельные час­ти и еще высшие должности давались протежированным, но совершенно неподготовленным для высших назначений гвар­дейцам и другим богатым связями счастливцам, между тем как более способные и достойные офицеры без движения пре­бывали в низших должностях. Уже в первый штаб-офицерс­кий чин часто попадали неподходящие офицеры по тем же причинам, т.е. благодаря связям и протекции, а сверх того еще и благодаря практиковавшейся системе производства чуть ли не всех офицеров "по линии", без строгого разбора.
   Если я беру на себя смелость подвергать нелестной критике часть офицерского состава нашей армии, не составлявшую ее украшения, то само собою разумеется, что старая добрая слава этой армии, несомненно, преобладает над дурной или сомни­тельной репутацией единичных личностей, которые не в состо­янии умалить положительных качеств доблестной русской армии, сулящих ей столь же славное будущее, каким было и ее прошлое.
   Между тем от выбора начальников, несомненно, зави­сит степень мирной подготовки армии и тем более боевая ее пригодность. <...>
   Аттестация заграничного офицера разрабатывается с самого начала его служебной карьеры крайне подробно и все­сторонне. Она совершенно чужда того шаблона и неопределен­ных общих мест, какие, несмотря на постоянные о том напоми­нания, почти не удается вывести у нас.
   Потому там вносят в так называемый "кондуитный спи­сок" офицера все известные факты из его служебной и част­ной жизни, могущие его охарактеризовать с хорошей или с дурной стороны. Во избежание пристрастных выводов все эти факты проверяются и обсуждаются корпоративно. Главная суть дела в том, что положительно ничего не скрывается, а все взве­шивается не только с гуманной, но в особенности и с той кор­поративно-деловой точки зрения, которая без величайшего вре­да для службы на уступки и компромиссы идти не может.
   Если при аттестации офицера в общем выводе не получает­ся убедительное подтверждение полной его надежности, он, несмотря на безукоризненное поведение и аккуратное, с фор­мальной стороны, исполнение служебных обязанностей, остает­ся так долго в занимаемом им чине (хотя бы первом), пока не заслужит внушающей доверия аттестации.
   За границею совершенно немыслимо производство офицера в следующий чин за выслугу лет, несмотря на его характер, образ мыслей, неровное часто отношение его к службе и нало­женные на него взыскания, между тем как у нас весьма часто приходится встречаться с фактом, что производству офицера в следующие чины за выслугу лет отнюдь не препятствует ни явно отрицательное отношение к нему ближайших его начальни­ков, ни даже неоднократные серьезные взыскания, которым его подвергали за небрежное исполнение служебных обязанностей.
   В итоге получается строгая, тщательная, добросовестная филь­тровка в каждом чине офицерского состава за границею, тог­да как у нас это явление слишком слабо развито. <...>
   Чего же можно ожидать от начальников, выслуживающих без особенного труда обер-офицерские чины за выслугу лет и затем достигающих так или иначе и штаб-офицерских должно­стей без серьезной подготовки, часто лишь благодаря связям и протекции или снисходительности высших начальников? Мо­гут ли при таких условиях способности и вообще положитель­ные качества этих господ достигнуть такого развития, как это выше сказано о заграничных штаб-офицерах?
   Неудивительно, если при таких условиях в старших чи­нах и должностях появятся люди, недостаточно подготовлен­ные или неспособные занять подобные должности, притом без­различные к высшим интересам службы. Могут ли, наконец, оставаться на высоте своего призвания и все те начальники, подготовка которых в младших чинах и затем в академии хотя и вполне совпадала с подготовкой их заграничных коллег, но которые после академического курса в течение лет поотстали, так как на них не влияли такие же силы, о каких упоми­налось выше? Что же получится, если чинопроизводство будет зависеть не от строгой, справедливой оценки способностей, зна­ний и прочих достоинств, а от выслуги лет, от старшинства в чинах, от связей и снисхождения или от умения так или иначе обойти других?
   Это убьет энергию самых способных, взлелеет пустой карь­еризм, вызовет отсталость от живого дела, инертность, даже интриги. Оно придаст смелости несоответствующим, но пред­приимчивым кандидатам на высшие должности подделываться под курс своих начальников выслуживанием и другими небла­говидными путями. Когда затем такие карьеристы достигнут цели и сами займут высшие посты, они для прикрытия недоста­ющей им подготовки, а часто и способностей, пустят в ход по отношению к низу всю свою самонадеянность и в особеннос­ти острастку, если не произвол вместе с жалким подобострас­тием к верху. Нередко они станут порицать распоряжения сво­их предместников, перевернут вверх дном все, что было сдела­но до них, быть может, не так в силу искренних убеждений, как оригинальности ради, или же для выслуги отличий за усердную службу. Все это еще больше понизит энергию и привязан­ность к истинным интересам службы среди одних подчинен­ных, вызовет безразличие к службе, застой, неуверенность в будущем, отвращение лучших элементов к неподходящим на­чальникам, даже оставление службы, а прислуживание, стара­ние примениться к обстоятельствам и выдвинуться всякими правдами и неправдами -- у других. Делают тогда карьеру не раз и громкие крикуны, импонирующие начальству тою строго­стью, с которой умеют они не живое дело делать, а скорее подде­лываться под начальнические вкусы и методы.
   Нетрудно представить себе, какова будет и боевая подготов­ка подобной части, и чего можно ожидать от нее на театре военных действий.
   Может ли оставаться малейшее сомнение в том, чем должно окончиться столкновение двух армий, каждая из которых будет воспитывать своих офицеров на столь про­тивоположных началах?
  
   ***
   В числе впечатлений, вынесенных мною из заграничной моей службы, я должен привести и то, что там я встретил, как мне показалось, сравнительно больше, чем у нас, офицеров, посвя­тивших себя военной службе "по призванию". Цифровых дан­ных для проверки своего предположения, конечно, не имею. Мне показалось, что там в армии как будто больше военного духа, любви к своему делу, готовности переносить уроки дисципли­ны, военного долга и различные невзгоды службы.
   Этот факт я объясняю себе следующим образом. За грани­цею существует, кажется, сравнительно меньшее количество военных учебных заведений, чем у нас. Следовательно, в ря­дах заграничных офицеров служит больший, чем у нас, про­цент лиц, получивших образование в заведениях гражданского ведомства и избравших военную карьеру уже вполне созна­тельно. За границею на государственную службу определяется далеко не такой большой процент интеллигенции, как у нас. Большинство молодежи направляется там на самостоятельный интеллигентный труд, а кто хочет служить, делает это скорее по влечению своему к известному роду службы. У нас же, на­оборот, вся почти интеллигенция по привычке или по неуме­нию создать себе самостоятельную карьеру стремится на госу­дарственную службу.
   У нас родители отдают своих детей в военные корпуса на казенный счет чаще всего по недостаточности средств для воспитания их в других учебных заведениях. Впоследствии же большая часть этих детей, не чувствуя никакого призвания к военной службе, все-таки выходит в офицеры по той же причине неимения средств для другого специального образования по окончании обучения в корпусах. Главную причину этого явления следует искать, несомненно, в допущении среди наших офицеров огромного количества бедных бра­ков, которым воспитание детей положительно не по си­лам. Сколько способных, симпатичных молодых людей томятся в военной службе, к которой никакого влечения не чувствуют, принося ей мало пользы, между тем как для гражданской дея­тельности были бы очень полезны.
  
   ***
   Военного, знакомящегося с Россиею и ее армиею, поражает, между прочим, также и непривычное за границею явление, что у нас офицеры всех степеней, а в особенности высшие штаб-офицеры и генералитет, занимают всевозможные администра­тивные, гражданские и хозяйственные должности, не имеющие ничего общего с военным делом. Между тем как за границею военные люди почти исключительно служат военному делу и в случае перехода в другие ведомства снимают военный мундир, у нас военные встречаются не только во главе некото­рых административных учреждений и в гражданских должно­стях, но военные сановники заведуют иногда и такими учреж­дениями, как курорты, благотворительные и даже родовспомо­гательные заведения и др.
   Поражает иностранного офицера также и назначение у нас на всевозможные, не имеющие непосредственного отношения к военному делу должности офицеров Генерального штаба, пред­назначенных для руководства военным делом во всех его от­раслях, а впоследствии преимущественно для командования ма­лыми и крупными единицами армии.
   Военное хозяйство, заготовка предметов снабжении как от­расли военного дела, несомненно, подлежат контролю военных учреждений, в том числе и офицеров Генерального штаба. Однако в иностранных армиях не допускают, чтобы офицеры Генерального штаба на подобных поприщах составляли себе карьеру, совершенно чуждаясь строя и своего специального боевого назначения. У нас же офицеры Генерального штаба иногда подолгу прослуживают в различных канцеляриях и учреждениях, как, например, в интендантстве, и потом вдруг появляются в строю в роли руководителей более-менее круп­ных боевых единиц часто во вред делу.
   Вообще, при сравнении нашей армии с другими европейски­ми армиями ничто так не нарушает установившиеся за грани­цею понятия о прогрессе военного дела, как тяготеющее все еще на строевых частях нашей армии обременение хозяйством. Коммерческая деятельность начальников всех степеней и ле­жащие на них хозяйственные обязанности по продовольствию войск, по заготовке различных предметов снабжении и по за­ведованию всевозможными мастерскими, складами и даже стро­ительными работами, отвлекает их от военного дела, отнимает у них массу времени и сил и соблазняет многих. Все это вно­сит в части рознь, вредно отзывается на дисциплине. Хозяй­ство и отчетность тяжелым кошмаром ложатся на наши стро­евые части, которые не воспрянут к плодотворной службе ро­дине, пока совершенно не будут освобождены от всех без исключения хозяйственных забот, как это давно установлено за границею, ограничиваясь лишь приемом предметов довольствия.
   Естественно, что иностранцы при оценке нашей армии ста­вят нам громадный "минус" ввиду того факта, что у нас еще держится старая коммерческая система довольствия, давно от­жившая свой век в других современных армиях.
  
   ***
   Иностранному офицеру покажется странным и то обстоя­тельство, что в России войска и военные, в общем, сравнитель­но с заграничными войсками на их родине, не пользуются как-то особенными симпатиями не только интеллигентных клас­сов, но и простонародья. Мне известен даже случай, что один из уездных городов центральной России хлопотал о том, что­бы из города убрали стоявшую там воинскую часть.
   За границею военная служба всегда служит для каждого лучшею рекомендациею. Там охотнее примут на службу, обще­ственную или частную, военного, чем не служившего в войс­ках. Ему больше доверяют как человеку сравнительно разви­тому в смысле честности, порядочности, приученному к испол­нительности, порядку. За границею большая часть населения явно сочувствует армии, следит за нуждами ее, охотно присут­ствует на маневрах, сближается с войсками, делает им манифе­стации; помещики и средние классы с удовольствием пригла­шают к себе офицеров, а простой народ -- солдат. Население ничего не жалеет для пользы воинских частей и радуется их благополучию.
   У нас не то. Напротив, выслужившим срок солдатам не доверяют. Общее мнение скорее сходится в том, что на службе люди у нас портятся, превращаются часто из хле­бопашцев в пролетариев, привыкают к лени, своеволию, лжи и легкомыслию. Для перемещаемых воинских частей и у нас устраиваются официальные обеды, но это не то, что там: это делается как будто по чьему-либо личному распоряжению, а не по общему желанию.
   Чем же объяснить подобное безразличие, если не нерас­положением народных масс и большей части интеллиген­ции к цвету народа, к защитникам отечества?!
   Очевидно, что у нас происходит что-то вроде отчуждения армии или, по крайней мере, военного режима от народа. А может быть, общественное мнение относится отчасти отрицательно к нашему военному воспитанию, к нашим военным порядкам вообще?! Или же, наконец, это явление имеет связь с тем, что выше было сказано о национальной бесцветности, а, следовательно, и национальном безразли­чии значительной части нашей интеллигенции и о склон­ности ее к космополитизму, не сочувствующему ни мили­таризму, ни военному делу?!
  
   ***
   Совершенно своеобразно сложился в России взгляд на офи­церские браки. Между тем как в армиях наших западных соседей вступление офицеров в брак до крайности затруд­нено установлением там сравнительно высокого имуществен­ного ценза и в особенности строгою разборчивостью при уделении согласия на брак, у нас чаще всего так или иначе обхо­дят и те незначительные препятствия, какие здесь могут встретиться при заключении офицерских браков, и в результа­те громадное большинство наших офицеров оказывается же­натыми чуть ли не с младших чинов, притом часто без всякого обеспечения... Это просто невероятно по понятиям, обычным в заграничных армиях. Множество поэтому офицерских детей вырастает в условиях весьма незавидных, умножая число ин­теллигентного пролетариата. А сколько служба теряет от та­ких браков -- трудно и сказать. Стесненный такими обстоя­тельствами офицер уже не располагает собою так, как до бра­ка. Исполнительность его по службе до некоторой степени зависит уже от семейных его дел. Полковые дамы разнообраз­но влияют не только на своих мужей, но и на прочих офицеров. А так как во многих воинских частях почти все старшие офи­церы женаты и холостых (в младших чинах) сравнительно мало, то здесь процветает, если позволительно так выразиться, "женское царство" со всеми теми симпатичными, а еще несим­патичными и, с военной точки зрения, вредными атрибутами и последствиями, которые каждому известны. В числе вредных назову только неизбежную критику, какой часто подвергаются доходящие до семейных кружков служебные распоряжения, какие подобной критике во всяком случае не подлежат.
   Прослужив продолжительное время за границею, я никогда не замечал там ни малейшего отрицательного влияния на службу и корпоративную жизнь офицерского общества тех немногих дам, которых там можно встретить в военных кругах, между тем как у нас решительное влияние многочисленных наших военных дам на службу, на взаимные отношения между собою офицеров и вообще на всю нравственную и физическую жизнь офицеров части, в особенности в глухих гарнизонах, не подле­жит сомнению.
   Хорошо ли это?
  
   ***
   Выше я старался осветить те условия, которые так различно влияют на образование офицерского корпуса у нас и за грани­цею, вследствие чего они так и различны между собою.
   Не менее важным представляется при оценке боевой годно­сти обеих армий еще и различный уровень развития и специ­альной военной подготовки нашего и заграничного кадра ун­тер-офицеров, от которого, несомненно, в значительной степе­ни зависит успех воспитания и строевого обучения войск в мирное и успешность военных действий в военное время. А разве можно нашего унтер-офицера сравнить с заграничным? Может ли об этом быть два мнения? Предаваться в этом отно­шении сомнениям -- значило бы, как полагаю, совершенно не знать иностранных армий.
   Старшие и младшие унтер-офицеры в армиях наших сосе­дей стоят несравненно выше наших как по своей интеллигент­ности, так и по военной подготовке. Можно сказать, что у нас почти нет вовсе унтер-офицеров в смысле требований, предъяв­ляемых к ним за границею. Впрочем, об этом так много писа­лось, что вопрос можно было бы считать исчерпанным, если бы он, несмотря на это, до сих пор не оставался неразрешенным на практике. В сущности, он сводится к вопросу денежному. Рас­полагая необходимыми суммами, нетрудно для обеспечения на­шей армии вполне подходящими унтер-офицерами учредить необходимое количество унтер-офицерских школ (примерно по одной на каждую дивизию), хорошо обставленных и с доста­точно продолжительным курсом, хотя бы учащиеся провели в школе весь срок действительной службы и потом в строю имелись одни только сверхсрочные унтер-офицеры, определенные по окончании курса сразу на пяти-шестилетнюю сверх­срочную службу, как за границею. В желающих поступить в такую школу из числа призывных, а сверх того и со стороны, не было бы недостатка, так как они получили бы образование на казенный счет и по окончании военной службы превратились бы в дельных чиновников разных ведомств, что опять-таки давно осуществлено на практике с прекрасным успехом за границею, и в особенности в Германии. Ведь учебные наши команды цели не достигают, и оставлять далее нижних чинов на том уровне воспитания, на котором они находятся в насто­ящее время, не будет ли рискованно?
   Риск подобного состояния очевиден не только по результа­там последней войны, но и по примерам мирного времени.
   Весьма характерным примером нецелесообразного, неуме­лого воспитания наших солдат может служить та беспомощ­ность, с которою, начиная с 1904-1905 годов, наши строевые нижние чины выступают в борьбе с террором. Повторяется всегда одно и то же явление: злоумышленники почти всегда застают наши команды врасплох и истребляют их почти без сопротивления. Так, например, для охраны денежных сумм на­ряжается с поездом целый вагон солдат. Когда поезд въезжает на станцию, нападающие бросают бомбы под вагон и в самый вагон с солдатами, не успевающими защитить ни транспорт, ни самих себя, между тем как разбойники, ограбив почту, безнака­занно скрываются...
   С военной точки зрения, подобное явление, несомненно, сви­детельствует о неподготовленности наших нижних чинов и к войне, так как все эти нападения не что иное, как те же военные действия в миниатюре.
   На моей памяти со времени Русско-турецкой войны умствен­ная неразвитость наших нижних чинов удивительно мало из­менилась к лучшему. В такой промежуток времени в других странах прогресс заметен на всех поприщах общественной жизни в значительной степени. В наших же войсках процент грамотных новобранцев хотя и повысился, но общий уровень их умственного развития остался прежним...
   Все это находится, впрочем, в связи с унтер-офицерским вопросом и всем прочим, о чем упоминалось выше.
  
   ***
   Следовало бы сравнить еще и воспитание нашей молоде­жи в военно-учебных, заведениях с таким же воспитанием за границею. Полагаю, что и в этом отношении мы отстаем от своих соседей, в особенности за последнее время. Не говоря уже о науках, мне кажется, что там от нас уходит далеко вперед воспитательная часть. Даже к самостоятельной, прак­тической жизни там приготовляют своих воспитанников бо­лее основательно, не оставляя без внимания такие требования, как умение сообразоваться в жизни со скудными средствами офицерского содержания и устроить притом свою жизнь воз­можно рационально с точки зрения современных культурных требований. За границею воспитание и общеобразовательная часть обучения обдуманы так всесторонне, что там не забыва­ют даже о систематическом ознакомлении воспитанников воен­но-учебных заведений, в общих чертах, с искусствами ("Kunstunterricht" как отдельный предмет), так как и искусства также имеют свое значение в современной жизни культурного обще­ства, между тем как выпускаемые прежде офицеры в этом и во многих других отношениях (практическое знание языков и т.д.) являлись совершенными профанами, что нередко ставило их в неловкое положение в обществе и оставляло важные пробелы в некоторых отраслях их умственного развития.
  
   ***
   <...> Что же касается военного нашего могущества, то в этом отношении и армия наша -- непочатый край природных ресурсов, и при надлежащем отношении к делу нам нечего опасаться за нее. Избитая, банальная с виду фраза о прекрас­ном нашем солдатском и офицерском материале имеет свой глубокий практический смысл.
   Нужно только развить чувство патриотизма и военного дол­га да единство духа.
   Единодушный корпус офицеров, сплоченный сознанием ве­личия своего призвания, сознанием всесилия военных своих познаний и также готовностью жертвовать собою за высшие интересы отечества вместе с превосходным нашим солдатс­ким материалом, доведенным до надлежащего уровня умствен­ного развития, составит силу, которая при известных всему миру редких боевых качествах нашего племени в состоянии одо­леть врагов всего мира. <...>
  

Выводы после прочтения

   Такова была печальная сторона жизни тех офицерских коллективов, где пренебрегали заботой о товарищеской сплоченности офицеров.

Нужна система!

   Мы прекрасно понимаем, что без сплоченности и монолитности офицерского корпуса не может быть крепкой армии. Но нам ясно и другое: нельзя в этом деле полагаться на случай, т.е. приход к руководству офицерским коллективом разумного воинского начальника. Беда наша в том, что мы решаем насущные проблемы посредством отдельных личностей: бросили его в "прорыв" и заткнули им брешь на какое-то время. Не личности, а система должна создавать воинский порядок, офицерскую сплоченность, боевую готовность и победу в войне. Система должна предписывать, требовать, контролировать действия отдельных начальников и отторгать тех, которые действуют во вред общему делу или же не подходят к исполнению тех или иных функций.
   *

Некоторые элементы для создания системы: "офицерская корпорация"

  
  
   Офицерская корпорация, как особый тип сообщества, требует у офицера наличия также особых качеств, а интересы сильной армии выдвигают следующие требования к офицерской корпорации:
   I)она должна быть сплоченной и монолитной, что достигается посредством особого, корпоративного духа (Э.Свидзинский)[1];
   2)в ней должен быть здоровый дух и здоровые отношения, позволяющие исправить заблуждающегося члена корпорации и удалить негодного (А.Сурин) [2];
   3)отношения в ней должны быть справедливыми, разумными, уважительными, при которых каждый вправе считать себя полноправным ее членом, имеющим свои права и обязанности (Ф.Юзефович) [3];
   4)товарищество, как особый род доверительности, взыскательности друг к другу, должны главенствовать во взаимоотношениях офицеров (Л.Толстой и др.) [4];
   5)офицерская среда должна быть резервуаром жизненной силы и мощи офицерского корпуса (П.Изместьев) [5];
   6)офицерская среда должна бережно относиться к каждому новому офицеру, особенно из числа окончивших военно-учебные заведения, помогая им адаптироваться в новой среде и уберечься от типичных ошибок начального периода офицерской службы (К.Варяжский и др.) [6]
   *
   Корпоративный дух есть нравственная солидарность, вытекающая из тождественности компетенций и функций (П. Изместьев) [7]. Корпоративность в офицерской среде требует соблюдения следующих правил:
   -признания обществом офицеров ответственности за поступки каждого своего офицера, что, конечно же, не умаляет ответственности и самого офицера за совершенное им;
   -требование к офицерам согласовывать свои действия поступки, поведение и образ жизни с требованиями офицерской этики и кодексом офицерской чести:
   -солидарность в отстаивании чести мундира, достоинства офицерского звания и требований справедливости в отношении членов корпорации;
   -недопустимость разглашения фактов, имевших место в офицерской среде[8];
   -исключение злословия, злорадства в оценке поведения других офицеров, проявления непорядочности и т.п.;
   -верность слову, обещанию, устному заявлению, готовность исполнить обещанное и безусловное выполнение принятых на себя обязательств;
   -соблюдение внешних знаков приличия, товарищества и чинопочитания, особенно в гражданском обществе, общественных местах;
   -готовность каждого члена корпорации офицеров придти на помощь товарищу, нуждающемуся в ней, даже без формальной на то просьбы;
   -проявление искреннего сочувствия тем, кого постигло горе, несчастье, неудача и т.п.
   Девиз: "Один - за всех, все - за одного", - как нельзя лучше отражает суть корпоративности.
   *
   Какие качества требуются для общения в офицерской среде? Среди особых качеств выделяются такие, как:
   а)коммуникативность ("способность к товарищескому общению") (Я. Червинка);
   б)самокритичность;
   в)порядочность.
   Умение входить в контакт с незнакомыми людьми, развивать контакты с людьми достойными и прекращать их с недостойными; умение "притягивать" к себе людей силой обаяния; умение чувствовать опасность, исходящую от людей непорядочных, коварных и расчетливых, - все это обнимает искусство общения, столь необходимое офицеру.
   Самокритичность, как специфическое качество, необходимое в офицерской среде, требуется в силу того факта, что многие люди чаще замечают недостатки других и не видят их у себя[9]. Такой перекос, естественно, создает благодатную почву для конфликтов, ссор и недоразумений.
   Закон порядочности гласит: "Не выставляй бесчестным образом слабостей твоего ближнего, дабы возвысить самого себя. Не открывай его проступков и заблуждений, с тем, чтобы блеснуть на его счет собственным преимуществом" (А.Книгге, немецкий писатель; 1752-196) [10]. О чувстве порядочности в офицерской среде достаточно четко высказались Н.Бутовский[11], Ф.Гершельман[12] и др).
   В совокупности эти три специфических качества, как показывает войсковая практика, "работают" на сплочение офицерского коллектива и каждого члена офицерской корпорации.

О чем не было сказано?

   Мы, безусловно, не коснулись массы важнейших составляющих названной системы, взять, хотя бы к примеру, практику аттестаций, традиции офицерского корпуса и т.п. Намечены всего лишь контуры, основа для последующих практических построений. Было бы совсем неплохо, если бы свой ум, свои мысли, свой опыт к этой благодатной работе подключили бы все заинтересованные лица.
  

Задумки на будущее

   Считаю нужным сообщить, что в ближайшее время постараюсь опубликовать словарь благоразумия, который содержит немало поучительных советов для офицерства.
  

Примечания

   1.См.: Свидзинский Э. О развитии военных познаний и общих принципов в среде офицеров армии // Военный сборник. - I875.- NI0.- с.235.
   2. См.: Сурин А. Роль офицерства в военном воспитании. // Воин (Владивосток). -1922. - N 2. -с.16.
   3.См.: Юзефович Ф. Прежние и настоящие военные аттестации // Военный сборник .- I9II.- N2.- с.76-77.
   4.См.: Толстой Л.Л. Жизненные задачи русского офицера. // Русский Инвалид .- I907.- NI3.- I7 января.; Угнетающее зло.// Разведчик. - I9I2.- NII29.- с.402-407.
   5.См.: Изместьев П. Искусство командования. Извлечение из труда А. Гавэ.- Варшава, I908.-с. 54.
   6. См.: Варяжский К. Младший офицер.// Офицерская Жизнь.- I907.- N66.- с. 250-25I.
   7.См.: Изместьев П. Искусство командования. Извлечение из труда А.Гавэ.- Варшава, I908.-с. 65.
   8.Показателен в этом отношении пример, описанный Плутархом в рассказе о жизни и нравах спартанцев. Сисситии (общие столы), которые по определенным дням посещали все взрослые спартанцы, имели свои правила. Здесь слушали разговоры о политике, шутили, но никого не оскорбляли. Кто не желал, чтобы над ним смеялись, должен был попросить другого перестать, и насмешник переставал. Старший в собрании спартанцев показывал каждому новому товарищу на дверь и говорил: "За эту дверь не должно выйти ни одно слово!" - См.: Плутарх. Избранные жизнеописания.- т.1. - М., 1987.- с. 103.
   9."Мы склонны к критиканству во всем".- См.: Доманевский В.И.. Аттестации // Военный сборник.- I9II.- N3.- с. 78.
   10.Великие мысли великих людей. Антология афоризма. т.2. - М., 1998.- с.277-278.
   11. См.: Бутовский Н. Чувство порядочности в офицерской среде.. (Очерк военного быта) // Военный сборник. - I898.-NII, - с.II7- I4I.
   12.См.: Гершельман Ф. Воспитание будущих офицеров. // Военный сборник.-I9I4.- NI2.- с. 27 - -42.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023