ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Герои и паникеры Русско-японской войны

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.53*16  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Генералы и адмиралы Русской армии времен русско-японской войны

А.И. Каменев

  

Герои и паникеры

  
  
  
   Мы слишком долго изучали Русско-японскую войну (1904-1905) лишь по работе Ленина "Падение Порт-Артура", полной, скорее сарказма, нежели глубокого анализа произошедшего.
   Проще всего во всех бедах обвинять существующую власть, "бездарных и ничтожных генералов", "необразованных офицеров, лишенных тесной связи с солдатскими массами", как это сделал В. Ленин в своей работе "Падение Порт - Артура" и на этой основе провозглашать политические лозунги и призывы к революции {1}. С полным основанием можно предположить, что ему неведомы были имена С.О. Макарова, Р.И. Кондратенко и других героев Русско-японской войны, а сведения о боевых действиях он извлекал из оппозиционной (точнее, революционной) и иностранной печати (живя в Женеве, он мог пользоваться только этой информацией). Впрочем, ничего особо исключительного в действиях Ленина нет: так поступает почти каждый политический деятель - поет ту песню, которую ему заказала "родная" партия. Пагубность ситуации в другом - в стремлении данной пространной статьей навязать обществу оценку исторически имевшему факту и этой односторонностью оценки все свести к "гнилости старой систему" и необходимости замены ее новой, "прогрессивной". Если после каждой военной неудачи все будет сводится к поношению военных и существующей власти, то общество никогда не научится извлекать уроков из собственной истории, а обретет лишь способность "находить крайнего". Это весьма прискорбно...
   "Партийно-политический" подход в изучении истории и трактовке исторических событий ущербен и убыточен, ибо "зацикливается" на оценках и выводах, вписывающихся в контекст партийных программ и политических установок данной партии.
   *
   Давно бы следует отказаться от упрощенной трактовки событий и злорадствований по поводу военных неудач России. Следует шире открыть глаза на события, влекущие к войне, деятельность различных государственных структур и принять во внимание тот факт, что ход и исход боевых действий зависит не только от генералов, но наполовину (если не более) определяется политикой, где действия правительства, дипломатов играют главенствующую роль.
   *
   На примере Русско-японской войны мы вправе сказать о том, что эта война была обречена на поражение той гибельной стратегией, которую взяло на вооружение русское правительство на Дальнем Востоке и той близорукостью политиков и дипломатов, которые позволили странам Запада (прежде всего, Германии) разыграть "японскую карту" и втянуть Россию в заведомо проигрышную военную кампанию.
   *
   По сложным историческим причинам Россия оказалась больна духом: годами накопилось глухое недовольство правительством, и при первых же неудачах в Маньчжурии целый слой русского населения стал желать нашего поражения.
   По близорукости люди считали, что эта война - затея правительства и что если японцы победят - не беда, они - де разобьют... правительство, а не Россию. И вот, вместо того, чтобы объяснять народу смысл этой войны, вместо того, чтобы призывать его к терпению и мужеству, наши газеты стали безмерно и часто лживо поносить правительство и армию, стали, как плакательщицы, причитать об ужасах боя и кричать: "долой войну". А из Маньчжурии шли печальные вести о неудаче за неудачей. И сдал больной народный дух, - заволновались запасные, пошли забастовки и бунты{2}.
   *
   Иное положение дел имело в Японии. Не стоит доказывать, что "познание армии" составляет священную обязанность гражданина этой страны. Стоит вспомнить рассказ японского офицера, как он уходил на войну. Вот что сказал ему отец, подавая на прощание чашку саке:
  
   "Не заботься о том, что оставляешь дома; отдай все свои мысли святому делу, на которое идешь. Отец не боится потерять тебя... Умирая за родину, ты прибавишь новый цветок к нашему семейному дереву"...
  
   И дальше описание, как провожал народ своих воинов на войну:
  
   "Всюду, где мы проходили, собиравшиеся на нашем пути, низко кланялись знамени и приветствовали его громкими криками. Часто мы проходили вблизи селений, толпы детей высыпали нам навстречу и провожали нас криками и пением, а старые, сгорбленные женщины протягивали нам руки, перебирая четки, и громко молились за нас. Вы идете за всех нас, славные воины; великий Будда сохранит и направит вас..." {3}
  
   Этих штрихов вполне достаточно, чтобы уразуметь, что в Японии почет, уважение, любовь к своей родной армии достигли к моменту войны кульминационного пункта, которому можно лишь позавидовать.
  
   Тогда трудно было понять и твердо запомнить, что войну ведут не армии, а народы: одна армия бессильна, если за нею не стоит могучею волею вся громада народа{4}.
   *
   Еще в ХIХ в. весьма прискорбно стала проявляться роль политически ангажированной интеллигенции в деле войны и вооруженной защиты.
   Явление это стало настолько заметно, что австрийский генерал Бенедек (начальник Австрийского генштаба в 1860 - 1864 гг.) обратился в 1860 году к войскам со следующими словами: "Откуда исходят... затруднения, и кто противится успеху великого дела? Извне - от враждебных правительств, от находящихся под их покровительством и без устали работающих революционеров все стран... Изнутри - от адвокатов и докторов без практики, честолюбивых и алчных журналистов, недовольных профессоров и учителей..., от мелкого запутавшегося в долгах дворянства, для которого сам господь Бог не сумел бы написать желанной конституции, избавляющей от задолженности. Только изменники, люди с нечистыми намерениями и часть так называемого интеллигентного пролетариата агитирует против нашей конституции..."
   *
   Русская интеллигенция нисколько не отставала от западноевропейской в этом вопросе.
   "Нам, офицерам, не на кого надеяться в деле поднятия военного духа армии" {5}, _ с горечью писал в 1910 г. В. Короткевич. Откуда взялся такой пессимизм? Почему от Армии отвернулась интеллигенция? Если под влиянием Петра Великого создается целая литература в защиту военных реформы, произносятся проповеди политического характера, пишутся целые трактаты{6} и проч., то в позднейшее время в русском обществе наблюдаются иные картины, явившиеся следствием так называемой партийности и доктринерства.
  
   Суть проблемы образно и четко указал А. Керсновский:
  
   "Русский общественник" - все равно кто... - твердо верил в непогрешимость своих партийных догматов. Вне партии для него ничего не существовало. Не партия служила интересам страны, а страна должна была служить интересам партии. Если программа расходилась со здравым смыслом, то виноват был здравый смысл и требования жизни. Партийная же программа при всех обстоятельствах оставалась непогрешимой. Доктринерство общественности вытекало из ее неопытности в государственном строительстве. Все свои познания в этой области она черпала из иностранной парламентской практики, наивно считая западноевропейский парламентаризм верхом совершенства и мечтая подогнать пот те же образцы и Россию. Во всеоружии своих теоретических познаний, передовая русская общественность сгорала властолюбием" {7}.
  
   *
   Партийность и доктринерство русский интеллигент распространил и на военную область. В политизации офицеров русской армии различные партии видели возможность найти пути для воздействия на эту часть общества и армии с целью нейтрализации или привлечения части офицерского корпуса на свою сторону в революции{8}. Под особый прицел была взята группа влиятельных генералов: обманутые расчетливыми политиками военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, никакой выгоды не искали. Возомнив себя "общественными деятелями", обрадованные возможностью примкнуть к элите общества и превратно понимая "благо" России, они изменили своему главному назначению _ быть опорой законной власти. Горе аристократии, если она забывает свое высокое призвание _ быть светом миру и солью земли{9}. Эти слова М. Меньшикова не грех напоминать каждый раз русской интеллигенции, когда она вновь пытается "разыграть" в свою пользу "военную карту".
   *
   Не следует сбрасывать со счетов и просчеты военного порядка: отсутствие воли главнокомандующих, двоевластие (а то и троевластие) вместо единоначалия, измена долгу и чести (Стессель, Небогатов и др.), неверный стратегический и психологический расчет в войне с японцами и др.
   В частности, следовало бы принять во внимание тот факт, что в Японии издавна велика роль религии и ее практического воплощения в кодексе "Бусидо" (путь воина). Генерал Ноги, принявший капитуляцию Порт - Артура и потерявший там трех сыновей - офицеров, поясняет значение этого слова так: "Бусидо", это - то, чему наши родители начинают обучать нас с 4-5-летнего возраста, когда мы впервые ознакамливаемся с окружающей нас средой. Лучше всего, мне кажется, определить "Бусидо" как поведение в жизни (а не только в разговорах) принципов законности, уважения к родителям, честности и храбрости; другими словами "Бусидо" означает возвышенный дух и совершенные манеры, которые в прежние времена считались присущими классу высшего дворянства (самураев). "Бусидо" является сущностью "духа Японии" (ямато дамасии) {10}.
   *
   Теперь о самой войне.
   Для дальнейших судеб русской армии, как, впрочем, и для всей России, Японская война имела столь же обширные и глубокие последствия, какие имел перед тем Севастополь (Крымская война 1853-1856 гг.). Как перед Севастополем, так и перед Маньчжурской войною наша армия переживала длительный период вредного самообольщения, вдохновлялась пагубной формулой -- "шапками закидаем". В итоге, ни в вопросах обучения, ни в вопросах снабжения, ни в вопросах военно-философских основ мы не были надлежаще подготовлены к ведению большой войны{11}.
   *
   Русско-японская война, хотя в ней участвовало не более 1/3 наших вооруженных сил, внесла чрезвычайное расстройство во все области военного снабжения. Почти все запасы, рассчитанные на всю многомиллионную русскую армию, на случай ее мобилизации, были поглощены войной. Государство не предвидело столь широкого израсходования всех средств страны, а потому система измора, не достигнув результата, благодаря преждевременному заключению мира, тяжело отразилась на экономическом положении нашей Родины{12}.
   *
   Вооруженная борьба в Маньчжурии явилась первой большой войной после войн 1870-1871 и 1877-1878 гг. Поэтому естественно, что действия обеих сторон привлекали напряженное внимание мировой военной мысли, так как являлись поверкой всех военно-идейных и военно-практических достижений, накопившихся к тому времени. Особые условия дальневосточного театра придавали боевым действиям характер колониальной войны и тем как бы принижали абсолютную ценность ее выводов. Несмотря, однако, на это превходящее обстоятельство, опыт был все же обширный, разнообразный и чрезвычайно поучительный. Хронологически война возникла на рубеже двух столетий. Идейно, как уже указывалось, она занимала такое же промежуточное место между двумя так не похожими друг на друга военными мировоззрениями XIX и XX веков{13}.
   *
   В данном случае нам представляется целесообразным обратить внимание лишь на генералитет Русской Армии времен русско-японской войны. Для этого мы приводим извлечения из работы В.А. Апушкина "Русско-японская война" (1911).
  
  
  

В.А. Апушкин

  

ГЕНЕРАЛИТЕТ:

РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ{14}

  
   ...Можем сказать, что боевое воодушевление было недоста-точно только там, где были начальники, равнодушные к славе и пользе отечества, -- "панические генералы", презиравшие свои войска и презираемые ими, грубые, надменные, невежественные, заботливые о себе и не заботливые о войсках... Но были генералы, войска которых и в этой "бесполезной войне" горели боевым воодушевлением в сознании, что на ратном поле не время спорить о причинах войны, что спор идет о чести, достоинстве и славе государ-ства, народа и армии, -- войска которых верили в своих вождей и сильные этой верой готовы были на всякие жертвы... То были Кондратенко, Мищенко, Гернгросс, Самсонов, Ренненкампф, гр. Келлер, Зарубаев, Данилов и др. Однако нельзя умолчать и о том, что постоянные отступления страшно деморализовали войска... Все чаще и чаще стало проявляться в них сознание, что "как ни де-рись, а все равно велят отступать", и, стало быть, жертвы напрас-ны. И все чаще и чаще приходилось слышать жалобы войсковых начальников, что становится все труднее удерживать солдат в бою на месте.
   Прусский генер. штаб, усердно и объективно изучающий Русско-японскую войну, пришел к мнению, что с русской стороны, управление боем может служить лишь отрицательным примером. Нерешительность русского главнокомандующего всего ярче обнаруживается в его распоряжении резервами. Всюду его преследует неудача так как он решается ввести их в бой сразу. Едва он успевает отдать приказание, как немедленно его возвращает назад или отменяет. Кульминационный пункт в этом отношения представляет директива, данная в ночь с 26-го на 27-е сентября 6 Сибирскому корпусу, поддержать Западный отряд, и заканчивающаяся следующими роковыми словами: "Помните только, что вы мой стратегический резерв". Все приказания были чересчур подробны и мелочны...
   В противоположность русским, японские начальники проявляют такую са-мостоятельность и так не боятся ответственности, что их главнокомандующий может ограничиваться короткими, точными, прямо лаконическими приказаниями. Ойяма все время сохраняет инициативу в своих руках и не поддается воле противника. А между тем распоряжения его не всегда можно признать пра-вильными.
  
  
   ВИЦЕ-АДМИРАЛ С.О. МАКАРОВ
  
   Он прибыл в П.-Артур 24-го февраля и поднял свой флаг на быстроходном крейсере "Аскольд". "В этом сразу сказалось что-то ободряющее, -- пишет в своих воспоминаниях о "страдных днях П.-Артура", г. П. Ларенко. -- Адмирал не искал спасения за толстой броней и под прикрытием Золотой горы, а перешел на легкий крейсер, стоявший как раз против входа в гавань, -- будто стал сразу на страже и готов был защищать эту гавань. Это по-няли все и вздохнули облегченно".
   Это был творческий, пытливый ум, отважная душа, ненасытно жаждавшая труда и подвига, талантливая, разносторонне-гибкая на-тура не только моряка, но и общественного деятеля, отдававшаяся каждому делу беззаветно, самоотверженно, "всей полнотой душевных сил". Ученый-моряк, изобретатель и писатель, Макаров в то же время верил, что -- сила флота не в громадах, не в бронированных "армадах", -- сила в духе и в сердцах... И потому, прибыв в Артур, он, своими решительными требованиями энергической работы от всех, своею проповедью необхо-димости активной деятельности флота и примером личной энергии, отваги и личного труда, сразу поднял дух эскадры, упавший после ряда неудач первых дней войны: выбытия из строя 3-х судов после внезапной атаки японских миноносцев 26-го января; выбытия из строя 2-х судов после боя 27-го января; гибели минного транс-порта "Енисей" 29-го января при постановке им минного заграждения и гибели "Боярина" 3-го января в Талиенванской бухте.
   "За короткое время пребывания Макарова в Артуре, -- читаем мы в дневнике г. П. Ларенко от I3 марта, -- им вооружены даже все катера. Деятельность в порту стала кипучей, в штабе адмирала разрабатываются всевозможные проекты дальнейшей борьбы. Всюду царит воодушевление и уверенность в успехе"...
   Японцы это поняли, почувствовали и жаждали только одного -- гибели Макарова. <...>
   31-го марта утром наша эскадра вышла из гавани на поддержку своим миноносцам, возвращавшимся с боем из ночного крей-серства. За миноносцами гналась вся японская эскадра. На этот раз она, по-видимому, готова была принять бой... Желая завлечь неприятеля под огонь наших приморских батарей... Макаров приказал эскадре отходить назад. При этом движении бр. "Петропавловск", на котором находился и сам командующий нашим флотом, наткнулся на одну из разбросанных японцами мин, -- взор-вался и погиб вместе с адмиралом, его штабом, известным художником В.В. Верещагиным{15} и почти всем его экипажем. Чудом уцелели немногие, в том числе Е. И. В. Великий Князь Кирилл Владимирович и командир броненосца, кап. 1 р. Яковлев."
   Нирутаки, наблюдавший с своего "Акацуки" гибель русского судна, отразил в своем дневник затаенную мечту каждого японца в это время: -- "Был бы лишь убит адм. Макаров. Это для нас главное"...
   И эта мечта их сбылась. Наша Порт-Артурская эскадра вернулась к тому бездействию, из которого на короткий срок ее вывел Макаров. Новый же командующий флотом, вице-адм. Скрыдлов{16}, за все время кампании ничем себя не проявил. И никто уже более не оспаривал у японцев их господства на море.
  
   ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Р.И. КОНДРАТЕНКО
  
   Ген. Р. И. Кондратенко{17}, сперва начальник 7-й вост. сиб. арт. дивизии, а затем -- начальник обороны всего сухопутного фронта крепости. Прибыв в П.-Артур месяца за полтора до начала войны и убедившись в печальном состоянии крепости, он тотчас же принялся заботиться об ее укреплении. Он "уговорил" Стесселя объехать ее верки, он осматривал с адм. Макаровым Цзиньчжоускую позицию и соображал совместную оборону ее флотом и вой-сками. Он побывал и на Дагушане, на Угливых горах, Ляотешане и Высокой.
   "С удивлением спрашивали друг у друга в крепости, -- рассказывал нам один из почтенных участников обороны, -- что это все ездит маленький беспокойный генерал: от ген. Стесселя к ген. Смирнову, вновь возвращается к Стесселю, скачет к адмиралам Витгефту{18} и Григоровичу{19}, -- неужели это он хлопочет все по делам своей дивизии?" Нет, это он хлопотал об Артуре, примирял враждебные отношения разных ведомств и чинов, рассеивал возникавшие между ними недоразумения и объединял всех на общее дело своим идеальным служением ему. И скоро все признали его "душою обороны крепости". К нему стали обращаться все, кто хотел так или иначе быть полезным делу обороны, и так как идеям и предложениям других ген. Кондратенко всегда отдавал предпочтение пред своими, то он и скакал от одного генерала к другому, проводя в жизнь то, что казалось ему нужным и полезным. Сила, подчинившая всех Кондратенко и всех к нему привлекавшая, крылась не столько в его уме, сколько в его сердце. Бескорыстный и правдивый, он был предан только делу обороны и жил только его интересами, нуждами и заботами... Скромный в отношении себя, он был прост с другими, всем доступен и в каждом уважал человека... Сам прекрасно обра-зованный, питомец двух военных академий (Инженерной и Ген. Штаба), он не считал однако себя авторитетом во всем и не только охотно выслушивал, но часто сам спрашивал советов и мнения у тех, кому "на месте виднее": у простого стрелка, матроса, портового рабочего, заурядного армейского офицера... И часто делалось именно так, как они говорили... В результате, "то, что не было сделано в Артуре за семь лет, Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев"... Его мыслью, его трудами, его настойчивостью создалась вокруг П.-Артура цепь укреплений, которые почти 5 месяцев сдерживали натиск превосходных сил противника в ряде бешенных атак и штурмов. <...>
   16-го сентября в П.-Артур была получена депеша ген. Куропаткина, извещавшая об исходе Ляоянского сражения. Хотя она и заканчивалась уверением, что, "несколько пополнив убыль в войсках и в артиллерийских запасах и усилившись первым корпусом", он, ген. Куропаткин, в начале сентября перейдет "в энергичное наступление", но этому новому обещанию "скорой", "силь-ной" и "энергической" выручки уже более не верили. По крайней мере, "душа" осажденной крепости -- и на этот раз прибавим -- ее совесть, ген. Кондратенко уже через два дня после получения вышеупомянутой депеши, 18 сентября, написал ген. Стесселю следующее замечательное письмо: "В настоящее время, пока П.-Артур держится, наши неудачи на других театрах войны нельзя еще считать особенно унизительными, но если к этим неудачам присоединится потеря П.-Артура и находящегося здесь флота, то в сущности кампания безвозвратно проиграна и наш, военный неуспех принимает унизительные для нашего государственного достоинства размеры. Рассчитывать на своевременную выручку П.-Артура нашей армией или флотом едва ли возможно. Единственным почетным выходом является заключение теперь, до падения П.-Артура, мирных условий, которые несомненно можно до падения П.-Артура, установить не унизительными для народного самолюбия. Очень вероятно, что Го-сударю доносят о событиях, освещая их несколько в разрезе с действительностью. Истинное, правдивое верноподданническое донесение, может быть, устра-нить большую беду от нашей родины. Посему, как высший представитель здесь государственной власти и лицо, облеченное царским доверием, не признаете ли вы возможным шифрованной телеграммой на Высочайшее Имя донести об истинном положении дела здесь, на Дальнем Востоке. Настоящее письмо мое и на-писано только в виду постоянного сердечного отношения вашего ко мне и моей глубокой уверенности в необходимость такого шага для блага России".
   Этим письмом ген. Кондратенко обнаружил не только боль-шое гражданское мужество и большой государственный ум, широ-ко и смело охватывавший события, но и почти пророческую прозор-ливость.
   Накануне боев на Шахе, он писал в П.-Артур, что "наш военный неуспех принимает унизительные размеры"... И, действи-тельно, неудачный исход нашей попытки перейти в наступление был несомненно унизительнее нашего победоносного отступления от Ляояна... А затем размер и унизительный характер наших неудач все прогрессирует: капитуляция П.-Артура, мукденский погром и "Цусима" со сдачею в плен эскадры Небогатова... В неясных, смутных образах, быть может, все это уже носилось пред духовным взором Кондратенки, но они недоступны были прозрению Стесселя, человека совсем иного склада, иного духа... Последний сказал Кондратенко по поводу его письма, что писать Го-сударю не может... Тогда для Кондратенки осталось лишь дороже продать свою жизнь и заставить японцев дороже купить обладание крепостью.
   25-го сентября он обратился к войскам сухопутной обороны крепости со следующим приказом:
   "Прошу Начальников участков обратить внимание ротных командиров и разъяснить нижним чинам, что упорная оборона крепости, не щадя свой жизни, вызывается не только долгом присяги, но весьма важные государственным значением П.-Артура, как местопребывания Наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке".
   "Упорная оборона, до последней капли крови, без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается сверх того тем, что японцы, предпо-читая сами смерть сдаче в плен, вне всякого сомнения произведут в случае успеха общее истребление, не обращая ни малейшего внимания ни на Красный Крест, ни на раны, ни на пол и возраст, как это было ими сделано в 1895 при взятии Артура".
   "Подтверждением изложенного может служить постоянная стрельба их по нашим санитарам и добивание наших раненых, случай которого имел место даже 22-го сего сентября при временном занятии Сигнальной горы".
   "Вследствие весьма важного значения Порт-Артура{20}, не только Государь и вся наша Родина с напряженным вниманием следят за ходом обороны, но и весь мир заинтересован ею, а потому положим все наши силы и нашу жизнь, чтобы оправдать доверие нашего обожаемого Государя и достойно поддержать славу Русского оружия на Дальнем Востоке".
   Внушить гарнизону мысль об упорной обороне крепости -- "до последней капли крови" -- было уже психологическою необходимо-стью, ясно сознанною ген. Кондратенко. Гарнизон жил и дрался с мыслью о выручке. Ею бредили во сне и галлюцинировали наяву. Одни ясно видели в море множество кораблей и уверяли товари-щей, что "это -- эскадра Рожественского"; другие -- слышали гром пушек позади японских позиций и уверяли, что "это -- Куропаткин пробивает себе дорогу к Артуру"... Известие, что Маньчжурская армия отступила от Ляояна к Мукдену не могло, конечно, не стать достоянием молвы -- об этом могли позаботиться и сами японцы путем подметных писем -- и упадок духа, который оно могло про-извести, надо было предупредить и парализовать.
  
   ГЕНЕРАЛ А.В. ФОК{21}
  
   Новый начальник сухопутной обороны, ген. Фок, вообще, не проявлял уже такого упорства в удержании атакованных укрепле-ний, как ген. Кондратенко. Да и сам по себе это был человек другого склада характера и других взглядов на военное дело. Цзиньчжоуский бой поколебал его авторитет в войсках. Находясь со времени его не у дел, он занялся своеобразною литературою -- "заметками", в которых обнаружил саркастически ум и очень спутанное представление о военном деле. Эти "заметки", в которых писалось обо всем, что делалось в Артуре и на его позициях, в которых пехотным генералом давались советы артиллеристам, морякам, инженерам, минерам и в которых, не стесняясь в словах, критиковались действия всех начальников обо-роны, внушили только Стесселю преувеличенное представление о познаниях и способностях Фока, остальных же они или незаслу-женно обижали, или ссорили между собою и вообще вносили в семью защитников раздор и раздражение. Честолюбивый, самоуве-ренный и резкий в обращении с подчиненным, ген. Фок являлся полною противоположностью ген. Кондратенко и если тот заслужил наименование "души обороны", то Фока звали ее "злым гением".
  
   ГЕНЕРАЛ ЛИНЕВИЧ{22}
  
   Назначение ген. Линевича состоялось 2 марта, т.е. через 4 мес. после мук-денского сражения. Ген. Куропаткин по собственному желанию остался при армии в был в скором времени назначен командующим 1-ю Маньчжурскою армиею. <...> Во главе Маньчжурских армий был поставлен новый вождь: ген. от инф. Линевич, доблестное поведение армии которого в мукденских боях, и порядливое отступление которой среди паники, хаоса и расстройства остальных двух армий одно служило нам хоть слабым утешением в несчастии... И человеческое сердце, столь склонное к надежды, снова стало верить, что ген. Линевич есть именно тот вождь, который, "не мудрствуя лу-каво" сложными маневрами армий и верой в "стратегические линии", даст нам, наконец, победу одною лишь своею непреклонною во-лею, упорством в достижении ее и верой в силу духа армии... Ка-залось, что "история повторяется" -- и снова методичного, но несчастного "Барклая" сменил "старик Кутузов"... Передавали из уст в уста, как, объезжая армию, Линевич вызвал вперед георгиевских кавалеров и, сняв фуражку, поклонился им со словами: "Кланяется вам низко моя седая голова. Надеюсь, что, как и прежде, вы не покроете ее позором, что победим врага..." И вспо-минали при этом слова Кутузова при объезде им нашей армии под Царевым-Займищем: "С такими молодцами отступать!.. По-милуй Бог!.." <...>
   [После капитуляции Порт-Артура японцы уже могли вести переговоры о мире, требуя серьезных уступок со стороны России. В то же время, Армия готова была продолжать войну.] Главнокомандующий, ген. Линевич, был в полном соответствии с этим настроением своих армий. "Я солдат, -- сказал он корре-спонденту французской газеты "Le Journal" -- и должен исполнить приказание Его Величества, но всем нам будет тяжело покинуть занимаемые вами позиции. Весьма вероятно, что начатые переговоры окончатся ничем, и тогда придется убедиться в нашей бесконечной способности к сопротивлению"... А Государю он всеподдан-нейше донес "в опровержение газетных слухов, будто армия наша совершенно окружена", что "никогда она не была в опасном положении, и фланги наши никогда еще не были обойдены японцами", что "несколько раз порывались они придвинуться ближе, но нико-гда им этого не удавалось", -- что "дух войск внушает своему вождю полное доверие", и что "армии вполне готовы к выполнению тех задач, которые могут им представиться". На все эти патриотические обращения Государь Император изволил ответить: "Русские люди могут положиться на Меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного великой России мира".
  
   ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЗАСУЛИЧ
  
   Ген. Засулич{23}, отъезжая из Ляояна к отряду, уже был удручен тем, что его "ругать будут, так как отступление с боем, -- говорил он, -- под напором значительных сил неприятеля и на местности пересеченной, всегда будет носить характер поражения".
   К тому же, не будучи совсем знаком с войсками своего от-ряда и их начальниками, он не знал, в какой мер и на кого из них он может положиться в этих трудных обстоятельствах.
   Сам же командующей армией не нашел времени и возможности посетить Восточный отряд, осмотреть его расположение, поднять его дух и вообще на месте оценить обстановку первого серьезного столкновения с противником на важном стратегическом пункте театра войны. Его внимание сосредоточено было в это время на прибывавших в Ляоян войсках и на инженерной подготовке театра войны.
  
  
   КОНТР-АДМИРАЛ Н.И. НЕБОГАТОВ{24}
  
   Как и Стессель, -- Небогатов оказался на войне "гуманистом"... Тот боялся резни, раненых и граждан П.-Артура, этот пожалел здоровых людей -- и оба забыли, что они на войне, что война требует жертв, и если путем их нельзя добиться победы материальной, то нужно стремиться, по крайней мере, к победе моральной, к выявлению таких духовных свойств нации, которые воспитывают в грядущих поколениях способность к героизму, к самопожертвованию за идею и уважение к чести национального имени... Оправдание же Стесселя и Небогатова есть вместе с тем осуждение ими целого ряда таких исторических фактов, к которым человечество до сих пор относилось не только с уважением, но и с благоговением, видя в них примеры высокого служении долгу, преданности родине и преобладающее значение духа над материей. Безумными казаться им должны и Леонид, противопоставивши 300 своих спартанцев персидским полчищам, и Святослав, ответивший болгарам -- "мертвые срама не имут", и Петр Великий, сказавший под Полтавою, что жизнь ему не дорога, -- "жила бы только Россия во славе и благоденствии", и лейтенант Сакен, предпочевший гибель бесславию сдачи, и ген. Камброн, ответивший на Ватерлооском поле англичанам: "Гвардия умирает, но не сдается", и рядовой Архип Осипов, взорвавший укрепление Михайловское, чтобы врагу достались лишь его развалины, и майор Штоквич, державшийся 23 дня в Баязете без воды и продовольствия, против значительных турецких сил, и два безвестных матроса "Стерегущего", предпочевших затопить свой миноносец и затонуть вместе с ним, чем доставить неприятелю какой-либо трофей... Между тем все это были не бесполезные жертвы на алтарь войны. Они ковали мощь народного духа, создавали тот престиж силы, кото-рый внушал страх и уважение к народу, дорого продающему свои блага, и который сдерживал аппетиты хищников, всегда разгораю-щееся при сознании бессилия и слабости намеченной жертвы. Если японцы в эту войну вели свои операции так методически и осто-рожно, что затянули войну на 18 месяцев, то только потому, что их гипнотизировала былая наша слава... И вот теперь позорною сдачею П.-Артура и судов небогатовской эскадры это обаяние было разрушено. И не характерно ли, что только японцы одобрили по-ступки Стесселя и Небогатова, те самые японцы, которые в ми-нувшую войну дали нам ряд доказательства что сами они предпочитают смерть сдаче и плену. "Ничто не могло бы заставить японского адмирала сдаться со своими кораблями при подобных обстоятельствах", -- замечает корреспондент газеты "Times". И это подтвердил случай с японским транспортом "Катихимару"... Джон в своем труде "Heresies of Seapower" также говорить, что "будь японцы на месте Небогатова, они не сдались бы... Как ни бесполезна гибель тех, кто потонул на "Ушакове", но на деле смерть их при данных обстоятельствах полезнее гибели в победном бою... Так должен был поступить и Небогатов, а не увенчивать цусимскую победу сдачею нескольких кораблей..."
   Гуманистическая рассуждения на войне -- скользкий путь к победе -- и сдача П.-Артура несомненно деморализующе повлияла на всех слабых духом и дала пагубный пример Небогатову. Судом особого присутствия воен.-мор. суда Кронштадтского порта бывший к.-адм. дворянин Небогатов и бывшие командиры судов его отряда, дворяне Лишин, Григорьев и Смирнов были приговорены к смертной казни, которая, однако, по ходатайству суда была заменена Государем Императором заключением их в крепость на десять лет. В 1909 г. все они, как и Стессель, по Высочайшему повелению были освобождены из заточения.
  
   ВИЦЕ-АДМИРАЛ З.П. РОЖЕСТВЕНСКИЙ
  
   12-го апреля 1904 г. командовать ... эскадрою назначен был ген.-ад. вице-адм. 3.П. Рожественский.
   Герой русско-турецкой войны, он пользовался во флоте репутацией человека с тяжелым, но сильным характером, -- строгого, подчас даже грубого командира, но знающего свое дело, -- сурового, но справедливая исполнителя закона... Эти качества проложили ему путь к высокому посту начальника главного морского штаба... И те-перь, когда возник вопрос об отправки 2-й тихоокеанской эскадры на Д. Восток, всеобщее внимание остановилось на нем. Вспомнили его блестящий "показ" стрельбы учебного артиллерийского отряда судов Балтийского флота императору Вильгельму под Ревелем, накануне войны -- и, как образцовому моряку-артиллеристу, вверили осуществление последней надежды России. Но и его недюжинной энергии, властной требовательности, близкого знания той администра-тивной машины, которая именуется главным морским штабом, и редкой честности оказалось недостаточно для того, чтобы преодо-леть косность, рутину и "канцелярские порядки" в деле создания новой "армады".
   Работы по достройке новых судов и подготовки к далекому и ответственному плаванию старых кораблей шли однако "далеко не в той мере, как это было бы возможно, -- говорить г. Кладо, -- если бы действительно с этим считали нужным торопиться". "За семь месяцев, даже считая начало работ с 1 марта, можно было изготовить и бр. "Слава" и переменить артиллерию на "Наварине", "Нахимове", "Александре II", "Николае I" и "Памяти Азова", привести в полную исправность "Адм. Сенявин", "Адм. Ушаков" и "Ген.-Адм. Апраксин" и приготовить значительное количество миноносцев, которые и так уже давно находились в постройке..." <...>
   [Командуя 2-ой Тихоокеанской эскадрой, совершившей переход из Балтийского моря на Дальний Восток, он признан одним из главных виновников ее поражения в Цусимском сражении. Но...] Как ни готовилось русское общество в тайниках своей души к новой гекатоме, к новому несчастию, но размеры катастрофы по-разили всех. Они обнаружили всю глубину разложения нашего старого строя, -- бесконтрольного, бюрократического, в котором все было "гладко на бумагах"... Это характерно проявилось прежде всего по отношению к "печальному герою" Цусимы -- Рожественскому со стороны народа и общества. Г-н Вл. Семенов{25} рассказывает нам в своих воспоминаниях о ряде трогательных сцен-оваций, устроенных возвращавшемуся из плена адмиралу народом на всем протяжении великого сибирского пути -- и это в дни осенних беспорядков 1905 года, когда дорога была в руках деморализованных неудачною войною солдат Маньчжурских армий. Вот, например, что было на станции Тулун 17-го ноября 1905 года. "В 2 ч. дня опять собралась около поезда толпа солдат и рабочих. Прислали депутатов просить, чтобы адмирал хоть в окне им показался. Он (несмотря на мороз 180) вышел на площадку. Спрашивали его: правда ли, что из России не хотели посылать ему подкреплений? правда ли, что небогатовский отряд в бою вовсе не участвовал, а держался далеко сзади? Адмирал отвечал коротко и определенно. "Измены не было?" -- выкрикнул вдруг чей-то пронзительный голос, и чувствовалось, что для всей толпы этот вопрос -- са-мый мучительный. "Не было измены! Сила не взяла, да Бог счастья не дал!" -- решительно отозвался адмирал и, поклонившись, пошел к себе. Вслед ему неслись сочувственные крики: "Дай Бог здоровья! Век прожить! Старик, а кровь проливал! Не то, что наши! У них иначе -- сам в первую голову!"... Поезд тронулся, сопровождаемый громовым "ура".
   А когда пронеслась первая (ложная) весть о смерти Рожественского, русская печать поместила его некрологи, дышавшие искрен-ними симпатиями, уважением и сочувствием. Никто не бросил в него камнем осуждения. "Рожественского победили не японцы", писали в газете "Вечер". "У него было драгоценное в морском ведомстве имя: "честный человек", -- говорилось в "Биржев. Ведомостях". "Один в поле не воин: Рожественскому выпала горькая доля искать смерти в неравном бою и не найти ее", -- замечал "Свет". "Рожественский на головном корабле один из первых платил своею кровью за свои и чужие ошибки", -- говорила "Речь"...
   Так, за обнаружением грехов "системы", прощены были ему недостатки крутого личного характера и тактические и стратегические ошибки.
  
   ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ А.М. СТЕССЕЛЬ{26}
  
   Недальновидный, лишенный ши-роты взгляда и способности понимать обстановку и оценивать факты, он торопил эскадру с выходом из гавани, полагая, что это она -- главная приманка неприятеля. Он совершенно упускал из вида, что с уходом флота он лишает себя огромного, прекрасного ре-зерва -- людей, орудий, боевых и продовольственных запасов, -- словом, всего того, что только и позволило крепости впоследствии продержаться до 20-го декабря. <...>
   Попытка разграничить права и обязанности полновластного по закону хозяина крепости -- коменданта -- от власти временного на-чальника района была сделана Наместником в апреле 1904 г., но не привела ни к какому результату. Ген. Стессель продолжал вмешиваться в чужие права: "упразднял", по собственному его выражению, коменданта, делал замечания неподчиненному ему командиру порта, писал резкие бумаги начальнику эскадры, грозил граждан-скому комиссару области и председателю П.-Артурского городского совета выслать его вон из крепости вместе со всею его к "штат-скою сволочью" -- и во всем этом обнаруживал крайнее невеже-ство, неуважение к закону и возмутительную грубость. Создалось то положение вещей, которое ген. Стессель впоследствии сам очертил на суде признанием, что ему приходилось сражаться не только с японцами, но с комендантом крепости, командиром порта, начальником эскадры и гражданским комиссаром... В свою очередь, те, кто вырывался из Артура в Маньчжурскую армию, свидетель-ствовали, что у крепости главный враг не японцы, а Стессель, не умевший объединить в дружной совместной работе гарнизон, флот и население Артура, не проявляющей ни надлежащих знаний, ни энергии. <...>
   После Цзиньчжоуского боя ген. Смирнов счел, наконец, своим долгом довести об этом до сведения главнокомандующего и командующего армией чрез двух офицеров генерального штаба, прорвавшихся из осажденной крепости в Маньчжурскую армии. Впрочем, по некоторым донесениям ген. Стесселя, ген. Куропаткин и сам уже чувствовал, что последний и духом упал и вообще не соответствует выпавшей на его долю задаче... Выслушав же доклады капитанов Одинцова и Ромейко-Гурко о положении крепости и о деятельно-сти в ней генер. Стесселя, он решился, наконец, отозвать его из Артура. Получив на это согласие ген.-ад. Алексеева, ген. Куропаткин послал ген. Стесселю 5-го и 17-го июня телеграммы, а 20-го июня и письмо, в которых предписывал сдать командование в крепости коменданту ее, а самому прибыть в армию, где он полу-чит другое назначение. Копии этих телеграмм были посланы ген. Куропаткиным через ген. Стесселя и ген. Смирнову, но до последнего не дошли, будучи скрыты в штабе укрепл. района. Впрочем, и сам ген. Стессель не получил телеграмм, хотя впоследствии (на суде) и было установлено, что одна из них, а именно, от 5-го июня, была получена н-ком штаба укреплен. района, полк. Рейсом... На письмо же командующего армией, от 20-го июня, ген. Стессель ответил г.-а. Куропаткину, что дурные слухи о нем -- клевета, что донесения его о положении Артура неверно поняты, и он по-преж-нему готов оборонять его до последней капли крови, что оборона только им и держится, что все его любят и знают, что моряки верят ему более, чем адмиралам, что отъезд его подорвет дух гарнизона, эскадры и населения, и, наконец, что ему даже некому в сущности сдать командование, так как никто не в состоянии его заменить: комендант -- "профессор", ген. Кондратенко молод, а у ген. Фока дурной характер.
   Как это ни странно, но ген. Куропаткин, по его признанию, "отнесся с доверием" к этому самовосхвалению ген. Стесселя, сдобренному льстивыми словами по адресу командующего армией, и уже не тревожил более последнего предписаниями об отъезде из Артура. Так попытка установить единовластие в осажденной крепости еще раз потерпела неудачу. <...>
   [Невзирая на то, что большинство членов военного совета, созванного Стесселем 16-го декабря, высказались за необходимость держаться до последней возможности, спустя несколько дней] ген. Стессель отправил ген. Ноги парламентера с письмом следующего содержания: "Принимая во внимание положение дел на театре военных действий, я на-хожу дальнейшее сопротивление П.-Артура бесполезным и во избежание бесполезных потерь я желал бы вступить в переговоры о сдаче. Если Ваше Превосходительство согласны, то прошу назначить уполномоченного для этой цели, который мог бы обсудить условия и порядок сдачи и избрать место, где мой уполномоченный мог бы с ним встретиться".
   Если добавить, что ген. Стессель, решаясь вступить в перего-воры о сдаче крепости, не только не собрал для обсуждения этого своего намерения военного совета, хотя бы из некоторых нахо-дившихся поблизости начальников, но даже не уведомил об отправке этого письма ни коменданта крепости, г.-л. Смирнова, ни начальника эскадры, к.-адм. Вирена, которые узнали об этом официально лишь поздно вечером, -- то понятно будет выражение Бартлетта, что "падение укрепления 3-го дало Стесселю повод для капитуляции, за который он ухватился с неприличной тороп-ливостью"... <...>
   Что сдача крепости была решена Стесселем бесповоротно, на каких бы то ни было условиях, следует заключить из того, что ранее, чем переговоры о ней состоялись, и акт капитуляции был подписан, он 19-го же декабря отправил Государю телеграмму о, том, что "крепость должна капитулировать"... "Почти 11 месяцев непрерывной борьбы, -- писал он, -- истощили все силы сопротивления... Люди стали тенями".
   Что моральные и физические силы гарнизона были надломлены, это не подлежит сомнению: на его глазах погиб флот, погиб ген. Кондратенко, одна за другою переходили в руки противника позиции, обильно политые кровью их доблестных защитников, все теснее сжималось кольцо неприятельских траншей, окопов, батарей, все явственнее обозначался ход его минных работ, все напряженнее становилось ожидание взрыва "на воздух"... А "выруч-ка" с севера все не шла, тогда как к противнику двигались все новые подкрепления... Довольствие было скудное, так как не было мяса, и только два раза в неделю давали по ? фунта конины на человека... Цинга мешала заживлению ран... Близость противника, находившегося в нескольких шагах, делала условия жизни в укреплениях, засыпаемых пулями и снарядами, забрасываемых бомбочками и окуриваемых ядовитыми газами, невозможными: люди жили в тесных темных потернах, казематах и блиндажах, целыми неделями не раздаваясь, не умываясь, не меняя белья, не смея сделать шагу без опасения быть замеченным зорким противником и -- подстреленным им...
   Но тем ярче на этом мрачном, безотрадном фоне жизни выступает сила духа, проявленная в последние дни обороны защит-никами фортов II-го и III-го укрепления 3-го, Китайской стены, Б. Орлиного Гнезда и позиций Западного фронта, атакованных целою японскою дивизиею 19-го декабря, одновременно с атакою Б. Орлиного Гнезда, и удержанных нами до момента сдачи. До самой по-следней минуты они дрались по долгу присяги -- "до последней капли крови", истинными героями. "Сопротивление русских на вершине Б. Орлиного Гнезда I9-го декабря, -- говорить английский военный корреспондент при японской армии, Бартлетт, -- не было похоже на сопротивление людей, готовых сдаться"... Последний защитник этой горы, подпор. Гринцевич рассказывал на суде, что солдаты, все время к нему приходившие, по 5 -- 6 человек, с бомбочками, говорили: -- "Пришли умирать на Орли-ное..." -- И умирали героями...
   Понятно, что при таком подъеме духа гарнизона и характере его сопротивления решение Стесселя сдаться явилось полною неожи-данностью даже для самих японцев. Вот, что рассказывают ино-странные военные корреспонденты, состоявшее при осадной армии Ноги, о впечатлении, произведенном ею: по словам Джемса, "глу-боко было изумление всех, от генерала до рядового, когда в долине развернулся белый флаг, и осада кончилась. Новость, что Стессель желает капитулировать, распространилась, как пожар"...
   Норригаард рассказывает, что в тот самый день, когда после-довала сдача П.-Артура, офицеры штаба Ноги говорили ему, что падение крепости ожидается ими не ранее 1Ґ -- 2-х месяцев. <...>
   Наконец, вот что пишет Бартлетт: "Под утро 18-го (31-го) декабря, я думаю, ни один человек в армии Ноги не предполагал, что падение П.-Артура так близко". Даже после взятия укрпл. N3, японцы думали, "что пройдет еще по крайней мере месяц, пока наступить конец...".
   И все эти авторы согласны в оценке заключительного акта слав-ной обороны. "Осада П.-Артура -- страшная драма, говорит Норригаард, но наиболее драматический момент ее - отсутствие конца... Крепость сдали, быть может, предусмотрительно, но не совсем красиво -- и оборона, рассказы о которой передавались бы из поколения в поколение, как об одном из величайших подвигов в истории всего мира, была обесславлена..." "Не будут осуждать Стесселя только гуманисты, -- замечает Бартлетт, -- которые восхваляют каждый поступок, избавляющий от пролития крови. Но те, кто видит дальше окружающего; те, кто старается уяснить себе влияние настоящего на будущее; а, главным образом, те, кто на войне исключает все соображения, кроме достижения конечного успеха, -- скажут, что в поведении Стесселя проявлено слишком мало дальновидности и широко понимаемого патриотизма"...
   Значение капитуляции крепости было огромно. Она освобождала 100-тысячную японскую армии для действия на Маньчжурском театре войны, где Ноги не замедлил появиться и сыграть решающую роль в битве под Мукденом. Она лишала в то же время нашу Маньчжурскую армии ясной, всеми видимой конкретной цели действий -- освободить Порт-Артур.
   "С падением П.-Артура, -- говорит наш известный военный писатель, В. Новицкий, -- все почувствовали, что утрачен какой-то внутренний смысл нашей борьбы с Японией, и с этого дня, несмотря на то, что в материальных условиях войны, решавшейся на главном театре, не произошло никаких существенных перемен, -- вся страна стала отворачиваться от этой войны, как от какого-то скучного, всем надоевшего и безнадежного предприятия. Казалось, что из великого дела вынута была оживлявшая его сердцевина и осталась лишь одна шелуха, ее обволакивавшая, но теперь уже разрушенная, ненужная"...
   Таково было моральное значение Порт-Артура, и вот почему защищать эту крепость надо было до последней крайности, дорожа каждым лишним днем обороны, ибо она давала глубокое удовлетворение стране, оскорбленной в своей национальной гордости не-удачами войны, и причиняла в то же время нашему счастливому в Маньчжурии сопернику много забот, разочарований и потерь.
   Ген. Стессель не пожелал разделить тяжесть японского плена вместе с гарнизоном и, даже не простившись с ним, уехал в Россию. 16-го февраля 1905 г. он прибыл в С.-Петербург, а через месяц, 13-го марта, последовало Высочайшее повеление "обра-зовать для рассмотрения дела о сдаче кр. Порт-Артур японским войскам следственную комиссию". По данным, собранным ею, генералы Стессель, Смирнов, Фок и Рейс по Высочайшему повелению, последовавшему 28-го апреля 1905 г., были преданы Верховному военно-уголовному суду, который и признал ген. Стесселя виновным в том, что он "сдал крепость японцам, не употребив всех средств к дальнейшей ее обороне". Определив ему за это деяние смертную казнь без лишения прав, суд вместе с тем постановил ходатайствовать пред Высочайшею властью о замене этого наказания Стесселю заточением в крепость на десять лет. Одновременно с Высочайшею конфирмациею этого приговора (при чем ходатайство суда было уважено) опубликован был 5-го марта 1908 г. Высочайший приказ армии и флоту, в котором и оборона кре-пости и сдача ее нашли себе высоко авторитетную оценку. "Герой-ская оборона Порт-Артура, удивлявшая весь мир стойкостью и мужеством гарнизона, признавалась "внезапно" прерванною "позор-ною сдачею крепости" и "Верховный Суд, карая виновника сдачи, вместе с тем в полном величии правды восстановил незабвен-ные подвиги храброго гарнизона"...
  
   ***
  
   Что касается жгучего вопроса причин беспримерных в нашей военной истории неудач, то, конечно, они лежат не в отношении русского народа, русского общества и русской печати к войне и к своей армии, как это думает ген. Куропаткин в своем труде -- отчете о войне. Не имея, однако, возможности входить здесь в полемику с ним по этому глубоко волнующему нас вопросу, мы выскажем здесь лишь наше искреннее убеждение, разделяемое и дру-гими военными писателями-историками минувшей войны, подкре-пляемое, думается нам, всем содержанием настоящей книги, -- что причиною наших военных неудач в войне с Японией были ис-ключительно неискусные стратегические действия наших вождей. Наша неподготовленность к войне усугубляла лишь последствия их, но не обусловливала их, она могла удорожить цену наших возможных побед, но не лишить их нас вовсе. Ибо не изжита еще боевая сила русского народа, не потеряли еще власть над ним такие стимулы государственной жизни, как честь, достоинство и польза Родины, не иссякла еще исконная доблесть и стойкость русского офицера и солдата -- и отступали они перед врагом только по приказу своих генералов, только для осуществления планов роковой пассивной стратегии своего полководца.

Послесловие

   Опыт русско-японской войны ярко показал одну из важнейших проблем Русской Армии - несостоятельность части русских генералов и отсутствие у некоторых из них необходимого мужества, что привело не только к личной трагедии того или иного человека, но и к военной катастрофе России.
   Дело, видимо в том, что звание генерала тогда и сейчас дается за преданность власти, а не за высокие боевые достоинства.
   Генерал - это звание боевого офицера, данное не за личную смелость в бою (за это следует давать ордена и медали), а присвоенное за полководческий талант.
   Однако, похоже, последнее отношение еще не скоро укоренится в сознании тех, кто отвечает за военные кадры в нашем государстве. И это, отнюдь, не кадровики...
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   1.См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.9, С.151 - 159.
   2.См.: Волгин А. М. Об армии. - СП б., I907. - С.39 - 40.
   3.См.: Галкин М. К познанию армии // Военный сборник. - I9I4. - NI. - С.20 - 21.
   4.Волгин А. М. Об армии. - СП б., I907. - С.40.
   5.Короткевич В Армия и миролюбие // Офицерская жизнь. - I9I0. - N249. - С.2237.
   6.См.: Соколовский И.В. Петр Великий как воспитатель и учитель народа. - Казань, 1873. - С.5.
   7.Керсновский А.А. История Русской Армии. - ч.I - IV. - Белград, I933 - I938. - С.591 - 592.
   8.См.: Панов А.И. Офицеры в революции 1905 - 1907 гг. - М., 1996. - С.42.
   9.Меньшиков М.О. Письма к ближним. - СП б., 1908. - С.680.
   10.См.: Иванов И. В. Корни японских побед, или чем победили нас японцы. - М., 1911. - С.22 - 23.
   11.Штейфон Б. Русско-японская война. - В кн.: Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции // Российский военный сборник. Вып. 16. - М., 1999. - С.66.
   12.Там же. - С.69 - 70.
   13.Там же. - С.70.
   14.Апушкин В.А. Русско-японская война. - М., 1911.
   15.ВЕРЕЩАГИН Василий Васильевич (1842 - 1904) - изве-стный русский художник-баталист. Окончил морской корпус, затем обучался в Академии художеств. Много путешествовал. Участвовал в боевых действиях в Средней Азии в 1867 - 1870 го-дах, в русско-турецкой войне 1877 - 1878 годов, всюду делая много-численные зарисовки для своих картин. С началом русско-япон-ской войны приехал в Порт-Артур. Погиб вместе с адмиралом Макаровым 31 марта 1904 года на броненосце "Петропавловск".
   16.СКРЫДЛОВ Николай Илларионович (1844 - ?) - вице-адмирал, член адмиралтейств-совета. Участник русско-турецкой войны 1877 - 1878 годов. В 1900 - 1902 годах - начальник Тихоокеанской эскадры, в 1904 году, после гибели С.О. Макарова назначен ко-мандующим флотом в Тихом океане, но в Порт-Артур не прибыл, и его обязанности исполнял контр-адмирал Витгефт.
   17.КОНДРАТЕНКО Роман Исидорович (1857 - 1904) - генерал-лейтенант, военный инженер. Окончил Военно-инженерную академию и Академию генерального штаба. Перед русско-японской войной слу-жил в штабе Приамурского военного округа, командовал Седьмой Восточносибирской стрелковой бригадой в Порт-Артуре. С началом войны назначен командующим сухопутной обороны крепости Порт-Артур, организатор и герой ее защиты.
   18.ВИТГЕФТ Вильгельм Карлович (1847 - 1904) - контр-адмирал, начальник морского отдела штаба наместника. С 22 апре-ля 1904 года - временный командир Тихоокеанской эскадры вме-сто вице-адмирала Н.И. Скрыдлова.
   19.Видимо, речь идет о Григоренко (ГРИГОРЕНКО А.А.. (1864 - ?) - военный инженер, полковник, с февраля 1904 г. исполнял должность начальника инженера крепости Порт-Артур. Принимал участие и строительстве крепост-ных сооружении с 1899 года. В 1908 году привлекался к уголовной ответственности за злоупотребления при производстве инже-нерных работ на Квантуне, но "за давностью преступления" освобожден от наказания). - Примеч. А.К.
   20.ПОРТ-АРТУР (Люйшунь) - город, незамерзающий порт и военно-морская база Китая на юго-западе Ляодунского полуострова - Квантунском полуострове, у входа в заливы Ляодунский и Бохайвань. Порт и крепость построены в 80-х годах XIX века на месте рыбацкой деревни Люй-шунь-коу, руководил строительством германский инженер Ганнекен. В 1894 году во время японо-китайской войны 1894 - 1895 годов Порт-Артур был взят японскими войсками, многие крепостные сооружения были ими разрушены. По Симоносекскому договору 1895 года Порт-Артур отошел Японии, но под давлением России, Германии и Франции был возвращен Китаю. 15 (27) марта 1898 года в Пекине была подписана Россией и Китаем конвенция, по которой Квантунский полуостров с крепо-стью Порт-Артур передан России в аренду на двадцать пять лет. Квантунский полуостров и прилегающие к нему острова образовали Квантунскую область, которая в 1903 году вместе с Приамурским генерал-губернаторством вошла и состав наместничества на Дальнем Востоке. Во главе наместничества был поставлен адмирал Алексеев. После окончания русско-японской войны по Портсмутскому мирному договору 1905 года арендные права на Порт-Артур пе-решли Японии. Японская оккупация длилась до 1945 года, когда советские войска разгромили японские самурайские части.
   21.ФОК Александр Викторович (1843 - ?) - генерал-лей-тенант, начальник Четвертой Восточносибирской дивизии, комен-дант цзинджоуской позиции, затем - командир резерва, а с 2 де-кабря 1904 года после гибели генерала Кондратенко - начальник сухопутной обороны Порт-Артура. В 1906 - 1908 годах привлекался к уголовной ответственности вместе со Стесселем и другими за сдачу крепости японцам. 2 февраля 1908 года Верховный военно-уголовный суд объявил ему выговор.
   22.ЛИНЕВИЧ (Леневич) Николай Петрович (1839 - 1908), генерал от инфантерии (1903). Участвовал в русско-турецкой войне 1877 - 1878 гг. В 1895 - 1900 гг. командовал войсками Южно-Уссурийского отдела, с 1900 г. - Сиб. корпусом, с 1903 г. - войсками Приамурского ВО, приамурский генерал-губернатор. В Русско-японскую войну 1904 - 1905 гг. командовал Маньчжурской и 1-ой армиями, с марта 1905 г. - главнокомандующий вооруженными силами Д. Востока.
   23.В первых числах апреля 1904 г., когда у Ичжоу сосредоточилась вся 1-я японская армия, положение отряда генерала Кашталинского, удаленного на 200 верст от главных сил, признано было опасным. Ему на выручку был сформирован отряд под командованием командира 2-го Сибир. арм. корпуса генерал-лейтенанта Засулич.
   24.Эскадра контр-адмирала Николая Ивановича НЕБОГАТОВА отправилась из Кронштадта на Дальний Восток 3 февраля 1905 года. Так как путь ее - через Суэцкий канал - был значи-тельно короче, чем путь эскадры Рожественского, шедшей вокруг Африки, они соединились в бухте Камранга, в Индокитае, и в мае 1905 года подошли к Корейскому проливу, где у острова Цуси-ма произошло сражение с японским флотом. Н.И. Небогатов сдал японцам 15 мая 1905 года, на следующий день после Цусимского сражения, остатки эскадры, за что был приговорен военно-морским судом к смертной казни, замененной десятилетним пребыванием в крепости.
   25.СЕМЕНОВ Владимир Иванович (1867 - 1910) - писатель, морской офицер, служивший длительное время на кораблях Тихо-океанской эскадры. В 1901 - 1903 годах был адъютантом главного командира Кронштадтского порта С.О. Макарова. С началом военных действий прибыл в Порт-Артур. Недолгое время был командиром миноносца "Решительный", затем - стар-шим офицером транспорта "Ангара", позже - миноносца "Диана", на котором ушел в Сайгон, откуда отправился во Вторую эскадру Рожественского, участвовал в Цусимском сражении. Автор двух романов, очерков и рассказов о Дальнем Востоке и С.О. Макарове, а также трилогии "Расплата". Первая часть три-логии посвящена Порт-Артуру и походу второй эскадры, вторая - бою при Цусиме. Третья часть - "Цена крови" - повествует о жизни русских военнопленных в Японии.
   26.СТЕССЕЛЬ Анатолий Михайлович (1848 - 1915) - генерал-лейтенант. Участвовал в подавлении Ихэтуаньского народного восстания 1899-1901 годов в Китае. Комендант крепости Порт-Артур. С марта 1904 года - начальник Квантунского укрепленно-го района. За сдачу Порт-Артура японцам был отдан в 1906 году под суд вместе с другими виновниками сдачи крепости - гене-ралами Фоком, Рейсом, Смирновым. Следствие выявило полную бездарность Стесселя, сознательно подготовлявшего крепость к сдаче. Верховный военно-уголовный суд 7 февраля 1908 года при-говорил Стесселя к расстрелу, замененному десятилетним за-ключением в Петропавловской крепости, но уже 2 апреля 1909 го-да он был освобожден по распоряжению Николая II и уехал за гра-ницу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   278

В. Апушкин

  

  
  
  
Оценка: 6.53*16  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023