ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Герои казармы и учебного плаца в бою беспомощны и немощны"...

"Герои казармы и учебного плаца в бою беспомощны и немощны"....

История подтверждает истину..., что

Вера есть особая сила государственная.

Н.М. Карамзин

0x01 graphic

Эммануил ("с нами Бог") на иконе Отечество

(Троица Новозаветная).

Новгород. XIV в.

Из кн. П.И. Изместьева

"Очерки по военной психологии (Некоторые основы тактики и военного воспитания). - Пг., 1923" (окончание)

<...>

Отдельные группы, разбросанные на довольно большом фронте, действующие вполне самостоятельно, должны быть приучены в то же время к согласованности своих действий, и эта согласованность действий должна исходить ныне от них же самих.

Не подлежит сомнению, что в смысле сохранения от потерь, они имеют огромное преимущество над прежними цепями, а, следовательно, казалось бы, в них меньше будет проявляться инстинкт самосохранения, но, с другой стороны, изолированность их одной от другой по присущей животной природе человека стадности, будет в меньшей мере способствовать проявлению решимости и уверенности в своих силах.

Трудность управления, трудность поддержания связи -- эти типичные свойства группового боя требуют высокого интеллектуального развития бойца.

При групповом способе наступления, при поддержке из глубины такими же группами, эта решимость довести дело до решительного удара требует огромного запаса энергии, настойчивости, т.е. моральный элемент приобретает в бою огромное значение Несомненно, что в современном бою достижение перевеса в огне в смысле нейтрализации, т.е. подавления духа противника, как указано выше, не может быть основано только на более совершенном вооружении пехоты, а на всех средствах наземного и воздушного поражения.

Наступающий будет получать поддержку не только из глубины, но и сверху, т.е. это будет кубическая тактика, кубическая поддержка. И вот все эти средства должны, с одной стороны, способствовать подъему его духа, а, с другой, способствовать внушению того страха обороне, на который я указывал выше, страха, порождаемого силою материальных средств поражения.

Современная пехота должна быть обучена владеть всеми видами своего вооружения в одинаковой степени, в ней не может быть, на мой взгляд, специалистов стрелков, автоматчиков, пулеметчиков и гранатометчиков, но вместе с тем она должна верить в то, что все виды ее оружия одинаково нужны для достижения успеха в бою.

Решительный удар атакующего является актом нравственного порядка как прежде, так и теперь, ибо вся сущность сближения атакующего заключается в сбережении к последнему моменту нравственной энергии, подъема духа, даже и при наличии у него всех средств современной техники.

От накопления энергии, от сохранения решимости победить зависит сила и стремительность удара.

Сознание, что сзади и сверху идут поддержки и резервы, и что они представляют из себя не одни машины, а людей, играет доминирующую роль. На силу этого удара влияет убеждение, что, "нас поддержат, нас не оставят", т.е. именно то, что знакомо каждому участнику войны.

Если нет этого убеждения, нет этой уверенности, должного шока атака не разовьет.

Чтобы ни говорили о машинизации, но последний акт боя решали и решать будут не машины, а люди, в руках которых холодное оружие своего значения не потеряло, и только на помощь к нему, как и в далеком прошлом, пришло не новое, а старое и лишь временно забытое, средство борьбы -- граната.

Какие бы танки ни дала техника, она отдает их в руки человека, а не автомата.

При групповой тактике трудность будет заключаться именно в производстве этого последнего удара, т.е. в том, чтобы из отдельных боевых групп произвести такой удар, который мог бы окончательно сломить всякое сопротивление противника, чтобы этот удар не представлял бы из себя разрозненных усилий этих отдельных групп, а был бы все-таки своего рода кулаком.

<...>

0x01 graphic

Проводы новобранца, 1879,

Худ. Репин И.Е.

Выше я указывал на трудность управления боем, причем эта трудность ныне возросла, возросла она потому, что требует перенесения центра тяжести управления со старших на самых младших начальников.

Трудность эта проявляется и ныне, как и прежде, с особой силой с момента вступления в зону ружейного и пулеметного огня. Ныне эта трудность проявляется потому, что именно в этой зоне, т.е. зоне наступления, и выявляется деятельность боевых групп-звеньев.

При ведении боя цепями главным фактором успеха являлись личные свойства бойца. Он опьяняется боем, увлекается примером других, его оглушает шум боя, нервы его напрягаются витающей всюду опасностью.

Минутами он возбуждается до героизма, минутами доходит до отупения.

В нем борются два чувства -- гнев и страх: первый толкает его вперед, второй тянет назад. В минуты отупения боец машинально выполняет все то, чему его учили. Пока равнодействующая двух чувств направлена в положительную сторону, т.е. пока его толкает она к неприятелю, он пойдет вперед.

По сравнению с далеким прошлым, критический момент боя, т. е., когда управление затрудняется (при цепях, когда оно ускользает из рук начальника и боец должен в самом себе черпать силы для того, чтобы идти вперед), теперь стал более продолжительным, так как дистанции огня увеличились. Из всего этого вытекал неизбежный вывод, что строгая регламентация движения под огнем при цепях в последние моменты очень трудна, ей на выручку должен идти технический автоматизм и простор к проявлению инициативы. То и другое требуют тщательной подготовки, как звена в целом, так и одиночного бойца, как и раньше.

<...>

Справка:

-- Борьба долга и страха, решалась в пользу бегства в тыл. Вот минута, где школьный учитель может видеть результат своей работы

Александр Иванович Верховский

(27 ноября 1886 -- 19 августа 1938) -- русский военный деятель.

...Если мы выдвигаем вопрос об автоматизме, то как же его примирить с необходимостью самого широкого развития инициативы. На это я позволю себе ответить, что привычка отвечать на внушение какой-либо идеи, или на впечатление, немедленным решением воли или же импульсивным движением тела и должна составить основу подготовки бойца.

Бэн говорит, что привычки суть навыки в области чувств и хотений. Нравственные привычки ведут на усиление или ослабление чувствований и на изменения в силе воли, при этом одни мотивы выигрывают, а другие теряют в своем значении для деятельности.

"Таковы, -- говорит он, -- привычки мужества, храбрости, самообладания".

Справка:

-- БЭН (Bain) Александер (1818-1903), английский психолог, представитель ассоциативной психологии, выдвинул понятие о механизме проб и ошибок для объяснения новых форм двигательной активности, способствовал развитию экспериментальной психологии.

<...>

На те или иные переживания бойца оказывают влияние три весьма важных данных, а именно: нервное сочувствие, нервная подражательность и нервное соревнование.

Большинству из нас путем самонаблюдения или наблюдения приходилось замечать, что крики, стоны и вообще всякое яркое выражение страдания на лице другого крайне заразительно действует на нас самих или нас окружающих.

Нервное сочувствие нужно разделять на такое, которое происходит через пришедшее извне через органы слуха и зрения впечатления от сочувствия душевного, происходящего через посредство мысли.

<...>

Несомненно, что при исследовании военных явлений, и при том явлений, создаваемых боем, мы прежде всего должны считаться с нервным сочувствием первого рода, ибо рассудочная деятельность в бою ослабевает. Крики, стоны раненых, вид исковерканных тел должны вызывать это сочувствие, которое понижает моральную упругость бойца.

Если мы не можем избавить бойца от нервного сочувствия, то во всяком случае парализовать его до некоторой степени всегда возможно. В силу этого-то, именно никогда не следует располагать перевязочных пунктов на путях движения или в местах расположения резервов. Во время самого боя, раз на какой-нибудь остановке часть начинает нести потери, мы быстро продвигаемся вперед.

При обороне следует возможно скорее уносить не только раненых, но и убитых в тыл, хотя, конечно, это далеко не всегда возможно.

Руссо говорит, что привычка видеть страдания до известной степени притупляет чувство сострадания, но на войне состав так быстро меняется, что эта привычка выработаться не может.

0x01 graphic

Солдат, лейб-гвардии Павловский полк (1914)

<...>

С военной точки зрения подражание имеет ту положительную и отрицательную сторону, что подражание может увлечь бойца и вперед, и назад. В силу этого подражания громадное значение имеет личный пример и начальника, и отдельных смелых, полных инициативы бойцов.

То же подражание может заставить почти бессознательно двигаться вперед. Участникам боев, вероятно, приходилось наблюдать, как иногда порывается ринуться стрелок, звено, когда бросается вперед его сосед.

В последний момент боя это подражание действует, как электрический ток, если только нервная система не утомлена настолько, что никакой пример, никакие увещания не могут поднять стрелков с земли.

Упомянув об усталости нервной системы, я считаю необходимым вкратце на ней остановиться.

Говорить о том, что нервы устают также, как и мускулы, не приходится. Они после продолжительной работы безусловно нуждаются в отдыхе, во время которого они черпают новые силы для своей трудной в организме работы.

В чем же проявляется нервная усталость?

В том, что наша нервная система становится неспособной отвечать на требования, к ней предъявляемые. Эта-то неспособность, зависящая от недостатка в нервах электричества, отзывается в нас неприятным чувством усталости, утомления. Если нервы не получают отдыха, то, насилуя их в продолжении работы, мы можем добиться того, что они перестают уставать, и нервная усталость переходит в нервное раздражение, которое совершенно истощает тело.

Современный бой требует колоссального напряжения нервов, а так как нервная система не у всех одинакова, то начальнику надо быть осторожным, чтобы не натянуть, так сказать, струны организма своих подчиненных настолько, что в самый нужный момент они не издадут ожидаемого от них звука. В силу этой-то нервной усталости иногда отлично обученная, с высоким подъемом духа, войсковая часть не может заставить себя двинуться вперед.

Малоопытный начальник пытается это объяснить приступом боязни, трусостью, а между тем ни того, ни другого на лицо нет у подчиненных. Они устали, но устали не физически, не мускулы их, устали, а нервы. Тот необычайный подъем духа, который иногда замечается на войне, а особенно в бою, является временами лишь результатом нервного раздражения. Насколько это нервное раздражение истощает организм человека можно наблюдать после боя или тяжелых маршей, когда солдаты засыпают моментально, отказываясь иногда даже от пищи.

<...>

Наконец, нервное соревнование есть желание, порождаемое в нас тем, что мы представляем себе подобное нам существо, одушевленное тем же желанием. С военной точки зрения оно может быть вызвано желанием выделиться исполнением долга и желанием отличий. Переходя из индивидуального в коллективное, оно может вызвать подражание.

Следует также иметь в виду, что подражание может быть произвольное и непроизвольное. И с тем, и другим нам в военной среде приходится считаться. Приобретенная, произвольно выработанная способность двигать членами по примеру другого лица, или двигаться, делать то, что делает другой, составляет то, что мы понимаем под важностью личного примера.

Непроизвольное подражание не требует подготовки, так как в силу его мы перенимаем жесты, интонации, выражения и вообще поведение окружающих нас людей. Все такого рода проявления других личностей оказывают на нас влияние, независимо от того, хотим ли мы или нет, -- они навязываются нам.

Притягательная сила земли и трудность сдвинуть с места людей под огнем -- явление, с которым каждый, побывавший в бою, начальник хорошо знаком. Всякое закрытие, как бы незначительно оно ни было, тянет к себе бойца, и он держится за ним спокойнее, с большим трудом с ним расстается. По мере того, как огонь противника становится сильнее в смысле его действительности, все более и более возрастает трудность поднимать людей и заставлять их покидать закрытия, которые их к себе притянули.

Это стремление к закрытиям является естественным результатом проявления инстинкта самосохранения, с которым, как уже было сказано, не легко бороться. Рассудочная способность бойцов настолько в бою уменьшается, что они не в силах даже разобраться, выгодно или невыгодно занимать закрытие.

Иногда бросаются за такое, которое находится под углом к линии наступления и... попадают под фланговый огонь противника. Все это разъяснялось в мирное время, но все-таки приходилось наблюдать в бою очень частые нарушения такого элементарного, казалось бы, правила.

Так говорили люди, не учитывавшие уменьшения рассудочной способности бойца.

Помочь этому больному вопросу может только тот автоматизм, о котором сказано выше, т.е. привычка, навык соблюдать правила. Трудность поднимать бойцов из-за закрытий наводит на мысль о безостановочном наступлении или хотя бы о том, чтобы вести наступление возможно большими перебежками. На практике величина перебежек определялась характером впереди лежащей местности, силою огня противника, физической и нравственной усталостью.

<...>

Такое безостановочное движение применялось и у нас, но влекло за собой очень большие потери, хотя действительно удар был стремительным и атака удавалась. Нельзя отрицать, что свежие и в нравственном, и в физическом отношении части, пожалуй, и в будущем могут попытаться так идти в атаку, но истомленные, разве тогда, когда нервная усталость перешла в нервное раздражение.

Сила огня, раз она на стороне обороны, может заставить уменьшать величину перебежек, как при прежней, так и при новой групповой тактике. Но дело в том, что наибольшие потери атакующий обычно нес на средних дистанциях, а потому, если удавалось подавить пулеметный огонь противника, то на ближних дистанциях, примерно с 500 шагов, выгоднее было делать, перебежки возможно большими.

В настоящее время на ближних дистанциях, кроме винтовки, будет действовать ружье-пулемет, но по своему рассеиванию он нисколько не лучше магазинки, а на дистанциях свыше 500 шагов хуже, следовательно, оно уж не так страшно, как на первый взгляд кажется.

Это имеет огромное значение в моральном отношении, так как смело и быстро надвигающаяся атака самым подавляющим образом действует на оборону. Остановки в бою не дают физического отдыха и облегчения нервной системе.

Люди, цепи или группы останавливаются иногда или на совершенно открытой местности, значит, нужно быстро устроить головное закрытие или же за недостаточными укрытиями. Они непрерывно слышат, как мимо их ушей несется рой пуль и чувствуют, как каждое их движение связано с смертельною опасностью. Наша нервная система не приспособлена к тому, чтобы непрерывно выносить эту опасность, и нужно зорко следить, чтобы не наступил момент, когда она начнет сдавать.

Легкое закрытие, которое устраивают наскоро перед головой, не защитит от пули, но оно является иллюзией закрытия, иллюзией вполне достаточной, чтобы стрелок немного успокоился. Приходилось наблюдать, как, при перебежках, стрелки, неся винтовку в правой руке, левую поднимают к лицу.

Это чисто инстинктивное движение руки облегчало им перебежку. Несомненно, что современное вооружение пехоты, основу которого составляют автоматические ружья и легкие пулеметы, облегчает вопрос о поднимании стрелков из-за закрытий, ибо перебежку должен начинать или пулемет или автомат, смотря по тому, какое звено действует, но в свою очередь перебежка первых облегчается огнем соседнего звена.

Масса пуль, выбрасываемая пулеметом против обороны, особая их трескотня настолько должны импонировать на остальных людей звена, что они рефлекторно будут бросаться вперед.

<...>

Разбросанные по полю сражения боевые группки должны найти в самих себе волю дойти до штыка, а потому вряд ли можно назвать современную тактику только огневой, нет, она более, чем прежняя стала тактикой психологической.

<...>

Из произведенного анализа мы видим, какое огромное значение в бою принадлежит волевой и эмоциональной природе человека, как бойца, и что нельзя трактовать бойца, вне данных физиологии и психологии, так как мы имеем дело с живыми организмами, а не с пешками, передвигаемыми на шахматной доске.

0x01 graphic

"Родина". 1892,

Дубовской Николай Никанорович

Сложные условия современного боя еще более, чем прежде, требуют от командного состава понимания сущности управления. Это управление составляет своего рода искусство, которое должно быть профессиональным, ибо армия наша стала на путь, путь могучей, крепкой духом кадровой армии, хотя мы не отказываемся принципиально от возможности перехода в будущем к армии милиционной.

Несмотря на то, что бесконечно прогрессирующая техника должна сглаживать ту пропасть, которая отделяла в смысле знаний рабочего от инженера; в военном деле техника повышает только требования, предъявляемые к рядовому бойцу, но нивелировать его знания с знаниями, которые требует бой от командного состава невозможно. За офицером ... всегда остается еще необходимость у него, кроме самого широкого технического образования, еще и особого искусства управления, искусства командования.

В деле командования той или другой войсковой частью прежде всего не должно быть места рутине, каково бы ни было служебное положение лица, облеченного правами командования ...

Пагубным для командования становится такое отношение к военному делу, когда на него начинают смотреть, как на ремесло, а не как на искусство.

С понятием о командном составе связано понятие о лице с тем или другим образованием. Отсутствие этого образования влечет за собою и отсутствие вполне определенного духовного облика; рассудок у них не способен управлять эмоциями. Такие люди восприимчивы лишь к внешним импульсам, они могут быть энергичны, храбры, мужественны, но этого еще мало.

Командный состав должен быть способен жить интеллектуальной жизнью, без чего не может быть уверенного перехода от мысли к действию; нужна привычка руководствоваться теми основаниями, которые выдвигаются военным искусством, ибо одной практики мирного времени оказывается на войне недостаточно.

Герои казармы и учебного плаца в бою беспомощны и немощны.

Одно знание теории, как бы глубоко оно ни было, на войне не даст еще всего, что нужно для управления, ибо авторитет начальника покоится на доверии, которое он внушает своим подчиненным не только своими умственными, но и нравственными достоинствами.

Подчиненные отлично всегда чувствуют, крепок ли их начальник в тех знаниях, на основании которых он может принять то или другое решение. Они верят в то, что он найдется и не растеряется во всякой обстановке тогда, когда убеждены в его знаниях. Доверие -- это база для успешного выполнения всякого приказания.

<...>

Большим минусом, на первый взгляд, кажется то, что принципы командования не регламентированы, а потому каждому начальнику приходится их устанавливать путем личного опыта и зрелого обсуждения. Но является вопрос, да могут ли быть, в сущности говоря, такие принципы, так как, если бы они и были, то их пришлось видоизменять в зависимости от индивидуальных способностей того или другого начальника, видоизменять сообразно его характеру, следовательно, принципы эти должны носить характер практических указаний, а не уставных требований.

Если мы отнесемся к ним чисто формальным образом, если мы будем соблюдать их, как то или другое требование службы, то польза от этого будет не велика.

Такой начальник ничем не будет отличаться от дрессировщика зверей, который заставляет их под угрозой бича проделывать всевозможные фокусы.

Ведь, если мы говорим, что в такой-то части ротный командир командует хорошо, а в другой -- плохо, то мы этим вовсе не хотим подчеркнуть, что происходит это только в силу того, что в первой роте ... повинуются, а во второй нет.

Многим, вероятно, приходилось наблюдать, как ротные или эскадронные командиры, благодаря какому-то уменью, без заметных усилий, достигают того, что подчиненные у них хорошо обучены, хорошо дисциплинированы. Всего этого они достигают без крика, без шума, без наложения взысканий. Все кругом работает спокойно и правильно, и, в случае войны, это спокойствие, этот порядок у них сохранится. Но приходилось наблюдать и другие картины, где в части работает механизм "со скрипом". И тут начальник отдается своему делу, он лезет, как говорят, из кожи, он устает от призывов к повиновению, прибегает к крику, к наказаниям; он доходит до того, что, в конце концов, измучив себя, измучит роту, озлобит ее, а результаты его работы сводятся к нулю.

Изверившись в возможности достигнуть поставленной себе цели, он, в случае войны, в подчиненных своих не будет уверен.

Спрашивается, в чем же кроется разница результатов работы того или другого начальника. А в том, что один из них умеет командовать, умеет управлять, а в другой -- нет. Один искусный работник, мастер своего дела, другой -- только подмастерье, который, пуская в ход кстати и не кстати силу неумелой рукой, в конце концов бросает с досадой и злобой свои инструменты.

Такой командир не только, сам того не замечая, разрушает дисциплину, но он останавливает, тормозит обучение, распространяя вокруг себя недовольство, которое легко может породить вместо любви к службе отвращение к ней и даже ненависть.

0x01 graphic

"Утро стрелецкой казни"

Картина русского художника В. И. Сурикова, посвящённая казни стрельцов после неудачного бунта 1698 года.

В чем же состоит это искусство командования, которым одни владеют, а другие нет?

Прежде всего, самый термин "командование" многими понимается неправильно, так как командование отожествляют с понятием "команда".

Под командованием следует понимать все управление в целом.

Командование, понимаемое в таком смысле, необходимо разложить на его слагаемые. Это разложение или расчленение приводит к тому, что начальник приказывает, учит своим примером, советует, подает команду, обучает, руководит частью, как старший ныне товарищ, и управляет.

Два последних требования состоят из установления порядка, надзора за поведением, за образованием, за нуждами и интересами подчиненных.

Ясно, что для всего этого должны быть различные приемы: одни для обучения и руководства, другие для командования в тесном смысле, третьи для того же в широком смысле, т.е. управления. Последнее требует специальных методов, специальных приемов.

Прежде всего, начальник должен отдавать себе явное представление о преследуемой или поставленной ему задаче и отчетливо знать объект, подлежащий его воздействию.

Затем, у него должна быть энергия и сила воли, чтобы смело, настойчиво идти к намеченной цели; он должен знать и любить свое дело и проникнуться желанием достигнуть наилучшей его постановки.

Этим определяются основные элементы деятельности начальника.

Знание, характер и способность к самопожертвованию и самоотвержению -- это качества начальника.

Знание указывает путь и освещает его, характер эквивалентен мускулам, ведущим по этому пути, а самопожертвование, преданность делу -- это могучая сила, понуждающая нас идти к цели, не останавливаясь ни перед какими препятствиями.

Во всем этом кроется то, что дает силы для выполнения великой миссии командования.

Но ко всему этому нужно добавить еще одну данную -- это самоотречение, которое, хотя и является прямым результатом преданности делу, идее, во имя которой преданность эта порождается, но вместе с тем очень часто забывают о необходимости побороть эгоизм, тщеславие и честолюбие.

Не только в недавнем прошлом, когда не так рельефно, не так понятно была выражена идея службы, но и теперь мы можем себе представить начальника, который настолько поглощен "своей особой", что только и думает о том, что его должность является средством удовлетворить свои желания; который стремится выделяться из ряда других и озариться ореолом новой власти.

Дайте такому начальнику самую лучшую часть, и он очень скоро превратит ее или в упавших духом, или в недовольных, озлобленных людей.

Они будут внешне повиноваться, но в тайниках души своей -- тяготиться.

Такой начальник будет учить, обучать, но во всей его работе будет главенствовать желание обратить на себя внимание, пуская в ход всевозможные кундштюки.

Возьмем другой пример, пример начальника, высоко честного, порядочного, стремящегося к общему благу, любящего искренно свое дело, но не обладающего должной волей, чтобы заставить трудиться своих подчиненных.

Будет ли он многим выше первого?

Нет, так как на всем его командовании будет лежать отпечаток слабости и нерешительности. Слабость начальника, соединяемая иногда с игрой в дешевую популярность, также вредны, как очковтирательство.

Умный подчиненный всегда раскусит моральную ценность того или другого.

Управление уловками, хитростью, боязнь перед решительным предъявлением требований всегда будет обречено на неудачу.

Уже командование в целом должно быть проникнуто искренностью, вдумчивостью, разумной страстью, так как только при этих условиях оно будет иметь воспитательное значение.

Честолюбие, робость, угодливость, сделки с совестью, -- данные, которым нет места в командовании. Есть еще один тип начальника, который смотрит на все с точки зрения "наплевать". Такой начальник не только извращает само понятие о командовании, но он прямо-таки его уничтожает. Он берет от службы все, как и от жизни, и всех, кто отдается ей всецело считает наивными младенцами. Такой начальник умело увертывается от всякой ответственности. Такой начальник -- бич армии. Бывают случаи, когда у людей, принадлежащих к командному составу, появляется отвращение к своей профессии: это вызывается очень часто дефектами организации и командования. Они видят, что все их усилия, все их труды пропадают даром, что их не ценят. На это мало обращают внимания, а между тем не редки случаи, когда у весьма ценных работников опускаются руки, теряется всякое желание работать. Но, с другой стороны, вредны и те лица, которые преувеличивают свои заслуги, которые все и вся критикуют, которые считают, что они все знают, все ведают, короче говоря, которые полны самообольщения своими умственными способностями.

Умственное развитие, и при том самое широкое и всестороннее, крайне необходимо, но оно полезно, когда ум прилагается к делу, а сердце ему предано. Начальник с ограниченным умственным кругозором подвержен массе ошибок. В службе своей он, главным образом, замечает ее внешне-казовую сторону, но не способен вникнуть в сущность дела, цели, сил и средств, которые приводят в движение организм части. Ружейные приемы, церемониальный марш, шаблонный боевой порядок и внешнее благополучие казармы -- вот идеал, доступный его пониманию. Начальник с таким умственным багажом, с такой нравственной близорукостью, уходит в море бумаг, рапортов, приказов и смотрит на все военное дело сквозь призму сомнительного аппарата управления.

Скажем больше.

Бумага для него перестает быть средством изложения мыслей, а приобретает самостоятельную ценность, и вся служба сводится к получению и отправлению безукоризненной по внешности переписки. Это бумагомарание сковывает всякую живую мысль, работу, и бумага торжествует над жизнью.

Приказы он пишет для того, чтобы о них говорили.

Расписание занятий составляет не для того, чтобы их фактически выполнить, а чтобы ими обратить внимание на себя.

Стрельба для него -- процент попаданий; маневр -- механическое воспроизведение требований устава, а венец всего -- смотр и парад.

Боевая работа для них на втором плане, а на первом -- забота о мирной. Такое направление, так называемое, плац-парадное, обращает армию в войска казарм, гарнизонов, учебного плаца и парадов.

Вся жизнь командного состава в мирное время должна быть полна интеллектуального и морального смысла. Иначе рутина и шаблон сделают ее неспособной к борьбе.

Сильный характер встречается реже, чем развитый ум. Очень часто, умный человек, при наличии любви к своей профессии, чувствует в то же время свою духовную слабость.

Такие люди находятся во власти тех или иных эмоций, и их подчиненные не видят в силу этого перед собой уверенной, постоянной силы. В таких начальниках, вечно колеблющихся, не смогут видеть представителей власти, представителей воинского закона.

Характер -- существенный элемент способности командования, но только при условии преданности делу, так как при честолюбии, равнодушии, эгоизме, человек преследует обычно свои личные цели. Часть, которой командует такой начальник, будет иметь блестящую внешность, но духа в ней не будет. Таким образом, искусство командования требует ума, характера и преданности делу. Ум имеется у всех, следовательно, нужно лишь развивать его.

Сильный характер встречается реже, преданность делу отсутствует чаще всего. Тот, кто не понимает сущности военной службы, беззаветную преданность приписывает иногда даже ограниченности, малой культурности. Многим такое положение может показаться преувеличенным, парадоксальным, но, к сожалению, жизнь дает такие примеры. Преданность делу, доходящую до самоотречения, считают уделом скромных и заурядных работников. <...>

XIV

Из чего слагается мощь начальника? Войсковая часть -- орудие мощи. Что нужно для правильного ее функционирования. Инициатива. Военное искусство -- ревнивая особа.

Мощь начальника слагается из личных его достоинств, из достоинств, мужества, преданности и всех нравственных качеств его подчиненных.

Все стремления начальника должны быть направлены к тому, чтобы подчиненные были полны энергии, отваги и решимости.

Посредственные начальники любят больше бесцветных личностей: им нужно, чтобы их окружали люди слабые, не проявляющие инициативы, самостоятельности, так как с такими им легче справиться, а, главное, нечего бояться за свое умственное убожество. Человек энергичный, человек сильной воли, человек, способный рассуждать -- им не на руку.

С подчиненными последней категории приходится обдумать и взвесить все; прежде чем отдать приказ, приходится отказаться от командования "спустя рукава". Люди мужественные и решительные всегда горды, а это для некоторых начальников является также неудобным. А между тем иметь пылких, гордых, решительных и предприимчивых подчиненных, всячески культивируя в них эти порывы и умело руководя ими -- вот задача начальника.

Всякая войсковая часть -- это орудие мощи начальника в бою, а чтобы оно было действительно таковым, надо должным образом развивать военные способности в каждой составной частице этой части.

Но если это орудие способно воспроизводить все то, что нужно начальнику, то работа его еще не кончена, так как войсковая часть не механизм, который заводят, а организм, функционирующий самостоятельно.

Живой организм быстро реагирует на всякое давление извне и самостоятельно отправляет свои функции.

Армия -- это огромный организм, а функция его -- это война, но для правильного функционирования на войне, организм этот должен быть соответственным образом подготовлен в мирное время. Подготовляя его, надо добиваться в каждом атоме этого организма самостоятельности, на которой зиждется инициатива.

Раз армия прониклась ею, то она всегда готова к действию, и в такой армии каждый вложит в общее дело свой ум и энергию, все силы каждой ее молекулы будут приведены в действие.

Ясно, какая разница будет при столкновении такой части с частью, воспитанной на иных началах.

Действительно, попробуем представить себе две войсковые части, из коих одна приучена к механическому воспроизведению получаемых распоряжений, а другая -- с организованным единством интеллигентных бойцов. Начальники первой будут держаться той точки зрения, что предоставление свободы действий подчиненным будет умалять их власть. В пылу боя такие начальники, забывая о важности общего руководства, бросаются чуть ли не в рукопашную, стремясь все взять в свои руки, всем командовать. Такие картины, я полагаю, многим приходилось наблюдать.

При современном групповом бое такие начальники будут совершенно беспомощны, они будут кричать о невозможности управления, ибо этот бой основан именно на самой широкой инициативе самых младших начальников.

Армия без инициативы -- мертва, и военная история дает нам достаточное число примеров, когда ожидание приказов свыше приводило к самым плачевным результатам. В армии, где нет инициативы у начальников, малейшее изменение в обстановке заставляет запрашивать указаний, вместо самостоятельного принятия решения соответственно общей задаче, общей цели, которая должна быть достигнута.

<...>

Не только заглушать, но даже не культивировать инициативы в мирное время, хотя бы иногда она проявлялась бессознательно, надо признать преступлением, которое возрастает в военное время в геометрической прогрессии.

Бессознательное проявление инициативы -- грустное, конечно, явление, а потому нужно создавать такие жизненные условия, чтобы подобное явление было редким исключением.

Все это заставляет желать, чтобы в мирное время начальник имел надлежащий для его воздействия объект, т.е., чтобы он действительно командовал, так как более или менее продолжительное пребывание вне строя кладет на него отпечаток военной импотенции.

Военное искусство -- ревнивая особа, которая не допускает отвлечения своих поклонников к другим занятиям.

Глубоко заблуждаются старшие начальники, когда смотрят на младших, как на требующих вождения на помочах; большой ошибкой первых является подрывание авторитета вторых перед подчиненными.

Тот, кто думает, что указывать промахи, ошибки младшему в присутствии подчиненных даже полезно, жестоко ошибается. Он рубит сук, на котором сам сидит. Не только грубость, но даже неуместная фамильярность, шуточка, остроты над младшими -- недопустимы. Правда, они были недопустимы и прежде, но и ныне, даже при общем товариществе всех военнослужащих, надо не умалять, а возвышать престиж начальника, какое бы ни занимал он место среди всего командного состава.

Правильнее будет всегда тот путь, когда подчиненные будут на каждом шагу убеждаться, что на них смотрят, как на необходимых сотрудников в служении ответственной тому делу -- делу воспитания и обучения армии.

Близость к подчиненным отнюдь не должна сопровождаться нарушением тех прав и обязанностей, которые дает нам закон.

<...>

П.И. Изместьев

Очерки по военной психологии (Некоторые основы тактики и военного воспитания). -

Пг., 1923.

0x01 graphic

Четыре Евангелиста (1625-1630)

Якоб Йорданс

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 03/07/2013, изменен: 03/07/2013. 42k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 7 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Герои казармы и учебного плаца в бою беспомощны и немощны"...

Каменев Анатолий Иванович
"Герои казармы и учебного плаца в бою беспомощны и немощны"...