ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Истые витязи, настоящие рыцари долга и чести"...

"Истые витязи, настоящие рыцари долга и чести"...

Александр I при известии о нападении Наполеона на Россию.

Литография Шеле по рисунку Б. Черикова. 1820--1830-е гг.

ВЕЛИКОЕ НАСЛЕДИЕ ЕКАТЕРИНИНСКОГО ВЕКА

Н. Морозов

Русская армия начала XIX столетия по многим сторонам своей жизни еще была армией Великой Екатерины, хранила в себе многие заветы славных вождей этого царствования, жила, даже, если можно так выразиться, бредила славными Румянцевскими и Суворовскими победами.

И поэтому, чтобы полнее обрисовать армию начала царствования Александра, нельзя не обратиться несколько назад и бросить хотя бы самый беглый взгляд на армию Великой Государыни.

При этом оговорюсь, прежде всего, что дать общую и полную характеристику Екатерининской армии есть задача положительно для меня невозможная как по недостатку места, так и по разнохарактерности этой армии, в которой даже отдельные полки зачастую самым противоположным образом различались между собою, давая картины самых резких и неожиданных контрастов.

Подобное положение дел в армии являлось следствием того, что самыми яркими и типичными чертами Екатерининской армии, чертами, унаследованными еще от Елизаветы, являлись громадная самостоятельность начальников и почти полное отсутствие контроля.

Дух времени был таков, что даже командир полка являлся неограниченным и бесконтрольным хозяином в деле обучения и хозяйства полка. Боевая же подготовка войск того времени по самому закону всецело зависела от личности их начальника. Устав касался только обучения, "экзерциции", но в производстве маневров и учений допускалась громадная свобода начальников. Они сами вырабатывали для этого свои инструкции, от чего, конечно, происходило сильное разнообразие в обучении войск, но зато, с другой стороны, достигалось и соревнование начальников между собою.

Гораздо худшее влияние имел недостаток контроля, породивший те колоссальные злоупотребления и ту распущенность, которые были присущи многим частям этой армии. Были полки, где вошло в обычай не исключать из списков бежавших и умерших, где распускали по домам часть нижних чинов и присваивали себе положенное на них довольствие. Некоторые полки простирали распущенность свою до самых невероятных пределов. Гвардия же до такой степени мало отвечала понятию "войск", что появился известный проект кн. Репнина -- передать ее из военного ведомства в придворное.

Протекция и фаворитизм тоже свили себе прочное гнездо в армии.

Отмечу для примера, что тогда, в обход Петровского закона, по которому для производства в офицеры требовалось пройти тяжелую солдатскую лямку, люди с протекцией стали записывать детей рядовыми в гвардию еще в младенчестве; известен случай зачисления на службу нижним чином еще до рождения.

Нахватав чинов с колыбели, молодые безусые юнцы чуть ли не сразу получали полки и являлись, таким образом, начальниками боевых, заслуженных ветеранов.

Много, очень много темных сторон еще можно найти в жизни этой армии, и все-таки, несмотря на все эти пятна, Екатерининская армия имела за собою и так много хорошего, что с нею не могла и думать равняться ни одна из европейских армий того времени, за исключением революционной французской.

Прежде всего, следует отметить, что Императрица, вообще, сравнительно редко ошибалась в выборе своих помощников, а при этом условии ее система полного доверия и мощи исполнителю была как раз на руку талантливым людям, получавшим широкое поле для развития своих сил и способностей.

Медаль, выбитая в честь фельдмаршала графа П.А. Румянцева-Задунайского

Энергичным, независимым и кипучим натурам, не укладывавшимся в рамки обыденной жизни, это царствование, несмотря на фаворитизм и интриги, было более других по нутру; так, безошибочно можно сказать, что только при тогдашней системе мог у нас вырасти и развиться оригинальный Суворовский талант.

Далее, сама Императрица всегда бодрая, живая, энергичная, не унывающая при самых тяжелых обстоятельствах, сумела и в армию влить тот же дух бодрости, энергии и веселья.

"Римляне никогда не считали врагов, а только спрашивали, где они?" -- писала она Румянцеву в ответ на его донесение о превосходных силах турок, и результатом этих слов явилась блестящая Кагульская победа, одержанная 17-ю тысячами против полутораста.

Благодаря достойным тогдашним вождям, дух беспримерной смелости и отваги, доходившей до дерзости, глубоко проник в армию; их же талантами русское военное искусство далеко опередило искусство соседей.

Как раз в то время, когда на Западе военное искусство застыло в мертвых формах и свелось к исполнению хитроумных маршей и контрмаршей, которыми думали решать судьбу войны без помощи сражений, у нас Румянцев первый указал новый путь к победам -- атаковать неприятеля, искать его в поле, причем весьма образно и рельефно изобразил выгоды наступления перед обороной. "Нападающий, -- писал он, -- до самого конца дела все думает выиграть, а обороняющийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно сделанному на него стремлению".

Следующим наивысшим выразителем этого же смелого наступательного духа тогдашней армии явился Суворов, как известно, вовсе не признававший ни отступления, ни обороны.

"Шаг назад -- смерть! Вперед два, три и десять -- позволю".

"Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая по конце, худая ли, добрая ли, рассказчиками также храброю называется".

Обладая громадным военным и общим образованием, зная несколько языков, выписывая положительно все лучшие журналы Европы, этот Великий человек рекомендовал широкое военное образование и своим подчиненным. "Генералу, -- говорил он, -- необходимо непрерывное образование себя науками с помощью чтения". "Читай Юлия Кесаря, Аннибала и Бонапарта", -- отвечал он на вопрос, как сделаться хорошим полководцем, указав, таким образом, тот же путь к познанию военного дела, какой впоследствии указал и Наполеон. Замечательно при этом, что в Наполеоне прозрел он Великого Полководца только за один его поход 1796-1797 гг.

Следом за Румянцевым и Суворовым тянется целая "стая славных Екатерининских орлов".

Большой здравый смысл, верный взгляд, громадная независимая воля и энергия -- общая печать этих личностей. Неудивительно, что часть армии, прошедшая серьезную боевую школу под руководством подобных начальников, действительно могла считать себя первой в Европе и с избытком искупала все недостатки и грехи другой части.

Насколько же идеи лучших вождей Екатерининского царствования опередили не только свою эпоху, но во многом и нынешнее время, можно видеть из следующих заметок.

А.В. Суворов.

С гравюры Уткина.

Требуя еще тогда широкой инициативы от подчиненных, Суворов в Польскую войну писал:

"Спрашиваться старших накрепко воспрещаю, но каждому командиру в его окружности делать мятежникам самому собою скорый и крепкий удар, под взысканием за малую деятельность".

В то время, когда на Западе солдат гоняли в бой, как стадо баранов, когда ныне выражение "они не знали" стало эпитетом минувшей войны, Суворов еще тогда требовал и добивался, чтобы "всякий воин понимал свой маневр". В то время, когда на Западе все обучение войск сводилось к параду и исполнению тех замысловатых построений, которыми Фридрих на закате своих дней морочил Европу, у нас еще Устав 1763 г. постановил "учить войска только тому, что им придется делать на войне".

После минувшей войны мы открыли Америку в виде применения войск к местности и приписали необходимость этого исключительно новым условиям боя, а между тем у нас же правила для обучения егерей 1789 г. гласили:

"Приучать к проворному беганью, подпалзывать скрытыми местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни и кусты возвышенные, укрывшись стрелять и, ложась на спину, заряжать ружье...".

"Наставление же господам пехотным офицерам в день сражения" (1812 года), проникнутое Суворовским духом, прямо требует от начальников применять к местности свои части, причем только воспрещает отводить их для этого назад.

До самого последнего времени у нас не сознавали значение огня в бою и осмеливались даже ссылаться при этом на авторитет Суворова, цепляясь за одну его фразу и не понимая его духа; а на самом деле -- как бы в насмешку над своими мнимыми последователями -- Великий Полководец как раз требовал от своих войск, и весьма настойчиво, хорошей и меткой стрельбы, причем добивался, чтобы на каждого солдата в бою было не менее 100 патронов -- количество по тогдашнему времени колоссальное.

Дальше же всего шагнули Екатерининские генералы в деле воспитания войск и истинной дисциплины.

Князь Потемкин-Таврический Г.А.

С гравюры Валькера

В то самое время, когда на Западе личность подчиненного унижалась всеми способами, а солдат третировался как существо низшее, когда вся дисциплина была построена на палке капрала, которой, по выражению Фридриха, солдат должен был бояться больше, чем пули неприятеля, у нас еще Потемкин, будучи президентом военной коллегии, требовал самого внимательного отношения начальников к подчиненным и, в частности, относительно нижних чинов напоминал, что "солдат есть название честное, коим и первые чины именуются".

Еще дальше пошел Румянцев, совершенно уничтоживший в своей армии побои.

"Однако же, -- пишет по этому поводу удивленный современник, -- при всем том дисциплина и чиноначалие в должном уважении оставались".

В это же время Суворов допускал и возражения низшего высшему с тем только, чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не во многолюдстве, иначе будет буйством.

Даже вопроса о форме одежды коснулись вожди того времени, и взгляд Потемкина по этому поводу обличает в нем большой здравый смысл и верный, чисто практический военный взгляд.

В то время, когда вся Европа занималась перешиванием своих форм на прусский образец, видя спасение в этишкетах, петлицах, клапанах прусского покроя, Потемкин, добиваясь отмены в армии прусского костюма, введенного Петром III, писал:

"В России, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством того времени, а наши, не зная прямой цели вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя таковою дрянью, и до сего времени не знают еще самых важных вещей... Словом, одежда войск наших и амуниция такова, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата; тем паче, что он взят будучи из крестьян (в тридцать лет почти), узнает уже узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокрушающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением. Платье -- чтобы было солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может".

При подобных взглядах и направлении, царившем в среде главных руководителей армии, нечего удивляться, что 34-летнее царствование Екатерины оставило глубокий след в нашей армии; в ней воспиталось целое поколение, всецело проникнутое здравыми, чисто военными взглядами.

Бурное четырехлетнее царствование Павла пронеслось, как вихрь, над Екатерининской армией, многое переломало и испортило, но не могло вырвать с корнем тех добрых задатков, которые внедрились за предыдущую эпоху, и, как увидим ниже, эти добрые задатки не раз проявляли себя в тяжелую годину наполеоновских войн.

Вожди нашей армии в наполеоновскую эпоху

Теперь, дав посильную характеристику Екатерининской армии, перейду к ее наследнице -- к армии начала царствования Императора Александра, чтобы рассмотрением последней отметить, в чем же заключался остаток мощи, таившийся в русской армии в эту эпоху и давший возможность ей одной из всех европейских армий тягаться с дотоле непобедимой армией Наполеона.

Прежде всего, остановлюсь на командном составе армии и постараюсь обрисовать те личности, в руках которых находилась судьба ее в эту годину и высокими качествами которых не раз спасалась она.

Из ряда блестящих имен эпохи, прежде всего, выделяется имя героя Отечественной войны, Главнокомандующего кн. Голенищева-Кутузова Смоленского, слишком хорошо известного всякому русскому.

Ученик и любимец Суворова, этот, как его называет Д. Давыдов, Фабий наполеоновских войн впервые прославил имя свое в штурме Измаила, после которого Суворов сказал: "Мы с Кутузовым хорошо понимаем друг друга. Если бы Измаил не был взят, ни меня, ни его не было бы в живых".

Еще в 1805 г., поставленный в критическое положение после сдачи Макка под Ульмом и захвата французами Вены, Кутузов не только ловко уводит свою 40 тыс. армию от удара 200 тыс. армии Наполеона, но еще успевает нанести поражение отделившемуся корпусу Мортье.

Перед Аустерлицем он с бессмертным кн. Багратионом видел, куда ведут армию австрийские стратеги и молодые русские флигель-адъютанты, и не его вина, что на представления об этом Император ответил словами:

"Это вас не касается".

И вот, по меткому выражению Шильдера, в наказание за то, что "молодые флигель-адъютанты назло ему проиграли сражение", Кутузов находится в опале до 1812 г., когда по желанию общества и вопреки отношению Императора он вновь становится во главе армии и делается победителем Наполеона.

В Кутузове нет, конечно, ни гения, ни энергии Суворова. Но зато в нем налицо громадный ум, здравый взгляд, отличное образование, колоссальная опытность и хладнокровие. Его ни в чем не мог провести сам Наполеон, звавший с досадой своего опытного противника "старой лисицей". Приблизительно так же охарактеризовал его и Суворов словами: "Хитер, хитер. Его и Рибас не обманет". И нельзя не сказать, что именно такой вождь, проницательный и спокойный, и нужен был для борьбы с Наполеоном в той армии, где уже не было гения.

Нелюбимый Императором, преследуемый бездной интриг и сплетен со стороны Беннигсена и Барклая, восстановивших против него даже рыцарски благородного и открытого Ермолова, Кутузов удержался среди всего этого и сумел остаться обаятельным и великим. Это был воистину народный вождь, сильный неограниченным доверием и беспредельной любовью войск и народа.

П. И. Багратион.

Гравюра Джозефа Лондерса. 1800-е гг.

Следующей звездой первой величины является бессмертный кн. Багратион. Лучшей его характеристикой может служить следующая характеристика, данная князю его подчиненным.

"Князь Петр Иванович Багратион столь знаменитый по своему изумительному мужеству, высокому бескорыстию, решительности и деятельности, не получил, к несчастью, никакого образования... Высокие природные его дарования, мужество, деятельность и неподражаемая бдительность, заменившие ему сведения, обратили на него внимание Великого Суворова, которого он, можно сказать, был правою рукою в бессмертной Итальянской кампании... Он почерпнул в этой бессмертной войне ту быстроту в действиях, то искусство в изворотах, ту внезапность в нападениях, то единство в натиске, которые приобрел 1 ему полную доверенность, неограниченную любовь и глубокое уважение всей армии.

В течение пятилетней моей службы при кн. Багратионе в качестве адъютанта его я во время военных действий не видел его иначе, как одетым днем и ночью. Сон его был весьма короткий -- три, много четыре часа в сутки и то с пробудами, -- ибо каждый приезжий с аванпостов должен был будить его, если известие, им привезенное, того стоило...

Невзирая на свое невежество, этот Ахилл наполеоновских войн постиг силою одного своего гения основные правила военного искусства; несмотря на значительное превосходство в сведениях своих подчиненных, он умел всегда сохранить преимущество своего сана, без оскорбления чьего бы то ни было самолюбия. Величественная поступь и осанка князя, орлиный взгляд его, производили обаятельное на всех действие".

Жестоко заблуждается тот, кто видит в князе Багратионе только храброго генерала, простого рубаку. Всей своей боевой карьерой опровергает он это в высшей степени несправедливое и ошибочное мнение.

Для того чтобы составить себе славу на тяжелой, ответственной должности авангардного, или арьергардного, начальника, мало одной личной храбрости, недостаточно и умения разбираться на небольшом поле сражения; для этого в каждый момент надо уметь понять и оценить всю стратегическую обстановку, быстро найтись и принять верное решение, без всякой указки старшего начальника. И этим умением в высокой степени отличался кн. Багратион, ведь недаром же его оценил сам Суворов, которого не удивить было одной храбростью. К сожалению, однако, личность Багратиона с этой точки зрения до сей поры не разобрана и не оценена по достоинству.

Все мы знаем Шенграбен как образец упорства Багратиона в бою, но мало кому известен гораздо более великий его подвиг, спасший армию в 1807г. и в полном блеске обнаруживший талант князя как военачальника.

В январе 1807 г. неудачные распоряжения Беннигсена ставят русскую армию в опасное положение: она разбросана и сообщения отходят от фланга. Пользуясь этим, Наполеон готовит свой гениальный план, грозящий нам полной гибелью. Главнокомандующий не подозревает опасности и не обращает внимания на донесения шпионов о передвижениях французов.

Наполеон уже готовит свой удар, и в тот момент, когда, по выражению Леттов-Форбека, "корсиканский лев уже готовился сделать прыжок", кавалерия кн. Багратиона перехватывает два приказания Бертье. По отрывочным данным этих приказаний князь сумел сразу разгадать весь план Наполеона и, будучи младшим из всех начальников отрядов, помимо Главнокомандующего решился распорядиться сосредоточением армии, причем своими действиями не только расстроил весь план Наполеона, но и лишил Императора содействия целого корпуса на все время Эйлауской операции.

Не менее велик Багратион и в операциях 2-й армии в первую половину 1812 года, когда он не исполняет троекратного, письменно повторенного повеления Императора и, действуя по обстановке на свой страх, спасает армию и уводит ее из ловушки, приготовленной Наполеоном.

Будем надеяться, что когда-нибудь этот бессмертный витязь получит наконец верную оценку своей боевой деятельности и своего таланта как один из тех удивительнейших самородков, которые и без широкого образования могут быть выдающимися военачальниками.

Смоленск, вид с северной стороны, 19 августа 1812 г.

Литография П. Лакруа по рисунку А. Адама. 1828 г.

Следующей не менее крупной величиной в среде командного состава армии, бесспорно, является Ермолов.

"Он представлял редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляли также его отличительные свойства".

Будучи весьма образованным человеком, Ермолов обладал очень острым языком, который доставил ему массу неприятностей. Как горячий патриот, он вместе с кн. Багратионом являлся одним из главных сторонников русской партии и горячо боролся против иноземцев, пользовавшихся таким влиянием при дворе Императора.

Известна его просьба о производстве в "немцы", его язвительный вопрос в приемной Императора:

"Простите, господа, не говорит ли здесь хоть кто-нибудь по-русски?"

Но поразительно при этом, что язык Ермолова, весьма колкий в разговоре со старшими, совершенно изменялся по отношению к младшим, которые всегда находили в нем самого ревностного, смелого и правдивого защитника своих прав. Характерно, что он не только никогда не позволял себе ни малейшей дерзости или невнимания относительно младших (особенно провинившихся), но выслушивал все справедливые возражения своих подчиненных.

И наряду с этим старшим он зачастую говорил совершенно непозволительные дерзости.

Так, в 1805 г. в бытность свою еще батарейным командиром, на замечание, полученное за худых лошадей от смотревшего его батарею грозного Аракчеева, подполковник Ермолов не убоялся ответить: "По службе, В. Сиятельство, наша участь часто зависит от скотов".

Смысл фразы был хорошо понят Аракчеевым.

В тех случаях, когда дело касалось убеждений Ермолова, заставить его поступить вопреки своим взглядам было не под силу и Государю.

Так, на одном из франкфуртских парадов в 1813 году Император за какую-то ошибку при церемониальном марше приказал Ермолову арестовать начальника дивизии.

Ермолов, не сочувствуя этому взысканию, отказался исполнить повеление Александра, когда же приказание было повторено, то ответил, что он в таком случае пришлет собственную шпагу, но не будет уже иметь подлости взять ее обратно. Этим все дело и кончилось.

Ум, простота и приветливость Ермолова создали ему в армии такое обаяние, с которым равнялось только обаяние князей Багратиона и Раевского.

Фельдъегерь, привезший в 1826 г. в Петербург присяжные листы кавказской армии, своими словами весьма рельефно выразил это великое обаяние имени Ермолова.

"Алексей Петрович, -- сказал он, -- так боготворим в Грузии, что, если бы он велел присягнуть персидскому шаху, все бы тотчас это сделали" (Д. Давыдов).

Впоследствии, уже находясь в немилости, Ермолов, вопреки общему правилу, продолжал служить кумиром России.

Так, в Московском благородном собрании при появлении Ермолова вставали и первыми кланялись ему все знакомые и незнакомые, не только мужчины, но и дамы; всякий извозчик знал дом, где жил "Алексей Петрович", со всеми ласковый и всем одинаково доступный.

В истории наполеоновских войн имя Ермолова блещет почти во всех сражениях. Начиная с Прейсиш-Эйлау, где с ротой конной артиллерии он по своей инициативе, без всяких приказаний, без прикрытия прискакал к месту катастрофы и огнем остановил наступление французов, чем спас положение армии; с именем Ермолова связаны лучшие страницы нашей истории; особенно же блестяща его деятельность как начальника штаба 1-И армии в 1812 г. у Смоленска, в бою под Лубиным. Крупную роль сыграл он в Бородинском сражении и в пленении корпуса Вандамма под Кульмом, создав себе прочную славу способного военачальника.

0x01 graphic

М. Б. Барклай де Толли.

Литография А. Мюнстера 1865 г. с оригинала неизвестного художника первой четверти XIX в.

Упомяну и о личности Барклая де Толли, с именем которого тесно связаны события эпохи. Правда, он далеко не отличался благородством своих сподвижников; в письмах его к Александру в 1812 году можно видеть много зависти и недоброжелательства к Кутузову, а в дальнейшей деятельности после 1814 года он явился деятельным помощником Аракчеева по уничтожению русской мощи.

Тем не менее деятельность Барклая как боевого генерала имеет за собою много светлых страниц.

"Барклай де Толли, -- пишет Д. Давыдов, -- с самого начала своего служения обращал на себя внимание своим изумительным мужеством, хладнокровием и отличным знанием дела".

Обучение им 1-И армии перед войной 1812 г. заслуживает особенного внимания. Так, еще тогда он требовал от своих войск ежедневного маневрирования и обращал особенное внимание на умение применяться к местности. Желая развить в подчиненных находчивость, он постоянно практиковал неожиданные нападения на штаб-квартиры соседей; при этом любопытно, что когда один батальонный командир сам произвел неожиданное нападение на штаб-квартиру Барклая и его самого взял в плен, то это доставило Барклаю величайшее удовольствие.

Сумрачный, постоянно угрюмый, бесстрашный, неутомимый и холодный, как мраморная статуя, Барклай своим мужеством и спокойствием вызвал даже поговорку среди солдат: "Поглядя на Барклая, и страх не берет".

Потеряв привязанность армии в первую половину Отечественной войны, он вновь вернул ее своим поведением в Бородинском сражении и своей безупречной боевой деятельностью, конечно, искупил сторицей все свои недостатки.

0x01 graphic

Французские гренадеры.

Литография Дельпеша по рисунку Шарле. Вторая четверть XIX в.

Далее, говоря о доблестных вождях этой эпохи, нельзя миновать и светлой личности гр. Остермана-Толстого, отличавшегося редким благородством, неимоверным хладнокровием и замечательным упорством в бою.

Снаружи сухой и как будто черствый, а в то же время необыкновенно сердечный, простой и в высшей степени гуманный человек.

Характерной его чертой, по свидетельству современников, являлось удивительное спокойствие и ничем не возмутимое присутствие духа в самые критические минуты.

Первый из русских генералов, имел он страшную честь встретить в 1806 году самого Наполеона на поле сражения. Отброшенный на далекое расстояние от армии, без определенных инструкций, мог он весь день 11 декабря наблюдать приготовления к переправе 40 тыс. корпуса Даву. Имея всего 7 тыс., но зная, что армия наша разбросана и не готова к бою, он принял на свой страх смелое решение вступить в бой с самим Наполеоном.

И в темную декабрьскую ночь при зареве запылавшей деревни Помехово, когда одна за другой повалили в атаку густые колонны французов и с одного фланга до другого понеслись грозные крики, указывавшие на присутствие самого Императора, гр. Остерман сохранял свое обычное спокойствие и, отбив ряд атак, только к утру стал отходить к Насельску, дав возможность французам пройти в этот день всего 16 верст и выиграв время на сосредоточение армии.

Таков же он и в боях под Пултуском, Эйлау, Островной. Ему же обязана Россия и Кульмской победой, где сдался в плен целый корпус Вандамма.

Остановлюсь и на личности Раевского, горячо обожаемого любимца войск.

"Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества", -- так характеризует его Пушкин.

0x01 graphic

Д. В. Давыдов.

Художник Лангер. Первая четверть XIX в. Масло

Не менее выразительна и характеристика Дениса Давыдова: "Он был всегда одинаков со старшими и равными себе в кругу друзей, знакомых и незнакомых, пред войсками, в пылу битв и среди мира. Он был всегда спокоен, скромен, приветлив, но всегда сознавал силу свою, которая невольно обнаруживалась в его физиономии и взоре при самом спокойном его положении".

Напомню, как на плотине под Салтановкой вывел он перед колонну своих двух сыновей 10 и 16 лет под картечь французской батареи, жертвуя самыми дорогими существами для пользы родины. Еще более велик он в Бородинском сражении, когда, ожидая с минуты на минуту грозного удара французов, он не думает о себе и своей позиции, а без всякого приказания, по одной просьбе, посылает половину своих войск на поддержку атакованному соседу.

0x01 graphic

Д. С. Дохтуров.

Гравюра А. Осипова. 1817 г.

Упомяну и о скромном, добродушном, приветливом Дохтурове. Последним оставляет он поле Аустерлицкого сражения, устраивая арьергард армии. С радостью, совершенно больной несется защищать Смоленск, говоря: "Лучше умирать в поле, чем на постели". Он же выдерживает и упорный бой под Малоярославцем, где рухнула последняя надежда Наполеона открыть себе путь в наши хлебородные губернии.

Не могу обойти молчанием и доблестного Неверовского, "любимца солдат и старшего брата своих офицеров". Подвиг его под Красным, где с шестью тысячами только что набранных рекрут отразил он атаки 15-ти тыс. конницы Мюрата и спас наше положение, есть наилучшее доказательство могучего значения хорошего начальника.

"Я помню, -- пишет Денис Давыдов, -- какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести! Каждый штык ее горел лучом бессмертия! Так некогда смотрели на Багратиона, возвращавшегося к армии в 1805 г. из-под Голлабрюна" (после Шенграбена).

0x01 graphic

Василиса Кожина.

Предводительница партизанского отряда.

Художник А. Смирнов. 1813 г. Масло.

Не утруждая внимания читателей характеристикой остальных героев этой великой нашей годины, перечислю лишь имена, наиболее выдающихся из них, напомню про гр. Витгенштейна -- геройского защитника Петербурга, пылкого, талантливого гр. Каменского, Милорадовича, Коновницына, Багратиона, Воронцова, Палена, Ламберта, Паскевича, Кульнева, лихих артиллеристов гр. Кутайсова и Никитина, отчаянных партизан: Д. Давыдова, Дорохова, Фигнера и Сеславина.

Бегство французской армии из России.

1812 г. Раскрашенная гравюра X. Манисфельда с оригинала Г. Кленина.

Первая четверть XIX в.

Достаточно и этих кратких характеристик, и даже одного простого перечисления имен, чтобы видеть, какое богатое наследие осталось армии от Екатерининского царствования.

Глубоко прав Ермолов, писавший в одном из писем Воронцову (Архив Воронцова) перед 12-м годом, что многие наши генералы превосходят французских по своим качествам и знаниям; правда, наряду с этим он отметил, что в армии был известный процент генералов, совершенно негодных, которых бы не стали держать ни в одной европейской армии, но этот новый тип генерала, о котором речь впереди, еще не был многочислен и, к счастью, не в его руках лежала судьба армии в ту эпоху.

В войсках еще преобладал тогда светлый тип генерала старой школы.

А эта школа настолько рельефна, настолько разнилась по своим понятиям от новой, что я считаю своим долгом остановиться на нескольких характерных исторических фактах, чтобы резче и рельефнее подчеркнуть, какие богатыри вынесли на своих плечах тяжелую борьбу с Первым Полководцем мира и внесли в нашу историю самые светлые ее страницы.

В числе характерных черт боевого генерала старой Екатерининской школы самой доминирующей, рельефной чертой приходится поставить его необыкновенное благородство, удивительную способность подавить свое личное честолюбие, забыть свое личное "Я" в те минуты, когда речь шла о пользе и славе родины.

0x01 graphic

Отступающая французская армия на бивуаке.

Цветная литография М. Дюбурга по рисунку Аткинсона.

Первая треть XIX в.

В этих случаях наши боевые генералы той эпохи дают положительно изумительные образцы величия, которые в последующих войнах, к сожалению, уже не повторяются, заменяясь совершенно обратным отношением к общему благу.

Как характерен для обрисовки эпохи, например, следующий факт.

В 1813 году после смерти Кутузова Главнокомандующим назначается гр. Витгенштейн.

Три старших генерала обойдены этим назначением, но беспрекословно, без единого звука неудовольствия, подчиняются младшему. Однако вскоре новый главнокомандующий оказывается совсем не на месте: он совершенно не управляется с большой армией, разводит беспорядок ^и путаницу. Тогда вместо интриг и происков, столь неизбежных в последующее время, происходит нечто весьма удивительное.

Старший из обойденных генералов, Милорадович, прямо отправляется к гр. Витгенштейну, и между ними происходит следующий, для обоих весьма характерный, разговор.

"Зная благородный образ ваших мыслей, -- говорит Милорадович, -- я намерен объясниться с Вами откровенно. Беспорядки в армии умножаются ежедневно, все на Вас ропщут, и благо отечества требует, чтобы назначили на место Ваше другого Главнокомандующего".

Высоким благородством и достоинством блещет и ответ Витгенштейна:

"Вы старее меня, и я охотно буду служить под начальством Вашим или другого, которого Император определит на мое место".

Но Милорадович, как настоящий солдат, думал не о себе, а о пользе Родины; место Главнокомандующего представлялось ему не в виде выгодной освобождающейся вакансии, а в виде тяжелого, ответственного поста, занять который не всякому по плечу; забыв совершенно вопрос старшинства, он поехал хлопотать за Барклая, самого младшего из обойденных генералов.

"Он не захочет командовать", -- сказал Государь.

"Прикажите ему, -- возразил Милорадович. -- Тот изменник, кто в теперешних обстоятельствах осмелится воспротивиться Вашей воле".

Таким образом, состоялось назначение Барклая (Шильдер).

Подобным же духом преданности интересам Государства полно и письмо кн. Багратиона Императору в 1809 г., в бытность князя Главнокомандующим Дунайской армией.

Вопрос шел о назначении уполномоченного для мирных переговоров с турками, причем Император предоставил кн. Багратиону на выбор одного из трех кандидатов: герцога Ришелье, Алопеуса и гр. Кочубея, оговорившись в письме, что гр. Кочубей не может быть назначен, так как он старше чином князя и таким образом Главнокомандующему придется подчиниться дипломату.

Истинным величием настоящего витязя блещет ответ любимца Суворова:

"Хотя гр. Кочубей чином и старше меня, но в деле, столь тесно связанном с пользою, славою и благосостоянием Империи, я в полной мере чужд от всякого личного тщеславия и совершенно готов жертвовать всем, что только может способствовать ко благу отечества моего..."

И что эти великие слова не являлись пустой фразой, можно видеть из окончания письма, где князь определенно высказывается именно в пользу гр. Кочубея, говоря:

"Однако предпочел бы я природного русского всякому другому ".

<...>

0x01 graphic

Афишка Растопчина.

Продолжая характеристику блестящих наших генералов, отмечу, что в тогдашних походах нередки такие отрадные явления, как добровольное подчинение старшего младшему, более осведомленному в обстановке.

Да такие поступки и не удивительны со стороны тех, кто жил прежде всего идеей о благе и славе родины, кто не только на словах, но и на деле жертвовал для нее собою.

Касаясь вообще рыцарского благородства тогдашних генералов, считаю грехом обойти и следующий факт.

Как известно, Ермолов и гр. Остерман-Толстой были личными врагами.

В Кульмском сражении на долю Остермана выпало руководство войсками.

В пылу боя неприятельское ядро оторвало графу левую руку; увезенный на перевязочный пункт, он мужественно перенес ампутацию руки без хлороформа, приказав только вызвать песенников из ближайшего полка.

В командование войсками вступил Ермолов, и бой закончился взятием в плен всего корпуса Вандамма.

Реляция об этом сражении была написана самим Ермоловым, и в ней, приписав весь успех непоколебимому мужеству войск и распоряжениям гр. Остермана-Толстого, он почти умолчал о себе.

Толстой, прочитав реляцию, несмотря на жестокие мучения тотчас нацарапал Ермолову следующую записку:

"Довольно возблагодарить не могу Ваше Пр-ство, находя только, что Вы мало упомянули о ген. Ермолове, которому я всю истинную справедливость отдавать привычен".

Флигель-адъютанту, привезшему орден Св. Георгия II ст., Толстой сказал:

"Этот орден должен принадлежать не мне, а Ермолову".

Однако Император утвердил свое первоначальное пожалование.

Впоследствии между сторонниками Ермолова и Толстого завязалась горячая полемика по вопросу, кому должна принадлежать честь Кульмской победы. Однако лично ни один из них не принял в ней участия, не снизошел до газетной перебранки, как это стало практиковаться в позднейшие времена.

Кстати, заговорив о гр. Остермане-Толстом, не могу не коснуться происхождения его фамилии, пользуясь этим случаем, чтобы отметить, до какой степени в тогдашнем обществе была велика гордость русским именем.

Отец графа носил только фамилию Толстого и был небогатым подполковником армии Екатерины. Женат он был на графине Остерман, внучке известного петровского дипломата. Так как братья графини, владевшие громадными поместьями, были бездетны, и род Остерманов кончался, то старику Толстому предложили присоединить к своей фамилии графскую фамилию Остерманов.

Старик был глубоко оскорблен подобным предложением, тем, что к его столбовой русской дворянской фамилии хотели приставить, да еще поставить впереди, фамилию "немецкого лекаришки". И эту переделку удалось произвести только впоследствии с фамилией сына (Лажечников).

Эта гордость генералов того времени своим прошлым, своим именем сквозит и в записках кн. Щербатова, вынужденного в 1807 г. капитулировать в Данциге со своими тремя гарнизонными батальонами вместе с прусским гарнизоном.

"Мне казалось несносным, -- пишет он, -- видеть свое имя в капитуляции; слово сие было ново для русских. Мы брали крепости, но никогда в новейшие времена не бывали в осадах".

Князь окончил размышления тем, что, отпустив свои батальоны в Россию, сам не дал слова французам и отправился в плен. Свое решение он мотивировал тем, что ему, полному сил и здоровья генералу, невозможно было оставаться год в бездействии, когда Россия вела войну; отправившись же в плен, он рассчитывал быть размененным на французского генерала и мог опять принять участие в боях.

0x01 graphic

Наполеон со свитой.

Цветная литография Жюльена по рисунку Беланже.

Вторая четверть XIX в.

А какой высокой гордостью веет от ответа графа Н.М. Каменского второму французскому парламентеру, предложившему ему сдачу в 1807 г.

"Вы видите на мне русский мундир и осмеливаетесь предлагать сдачу", -- закричал граф и, повернув лошадь, уехал, прекратив всякие переговоры.

Преклонимся и перед тем колоссальным обаянием, которое умел внушить своим офицерам генерал той эпохи и посредством которого он, прежде всего, управлял своими подчиненными.

Поразительно то безграничное благоговение к своим обожаемым вождям, которым так и веет со многих страниц воспоминаний современников; так и видишь перед собой совершенно особенных людей, видишь богатырей, для которых не могло быть ничего невозможного, потому что они умели владеть сердцем и душою своих подчиненных, могли быть уверены в их бесконечной преданности.

Невольно, перечитывая страницы подобных воспоминаний, проникаешься и сам подобным же благоговением к тем светлым личностям, которые умели быть начальниками не в силу статей дисциплинарного устава, не в силу своих густых эполет, а прежде всего благодаря тому уважению, которое внушал подчиненным их светлый облик.

Конечно, это уважение прежде всего являлось следствием личных достоинств вождя того времени, следствием его высоких рыцарских качеств, но оно в высшей степени усиливалось, доходя до настоящего благоговения, благодаря той удивительной простоте, приветливости и доступности, которыми отличался начальник той эпохи по отношению к своим подчиненным.

Эта поразительная манера сохранять свое достоинство и в то же время быть равным среди подчиненных чрезвычайно характерна в лучших генералах того времени.

"Никто не напоминал менее о том, что он начальник, и никто не умел лучше заставить помнить о том своих подчиненных", -- пишет Ермолов о кн. Багратионе.

<...>

И в этом отношении, в отношении умения воспитывать свои войска, многому можно поучиться у лучших начальников нашей славной эпохи.

Глубоко ошибется тот, кто подумает, что они достигали популярности и любви слабостью по службе и потаканием своим подчиненным.

Наоборот, следует отметить, что в случаях серьезных служебных проступков они были много строже даже начальников следующей суровой эпохи.

Так, тот же снисходительный и обожаемый кн. Багратион не задумался разжаловать в рядовые заснувшего ночью караульного начальника Бобруйской гауптвахты.

Но наряду с неумолимой строгостью к серьезным проступкам тогдашнему начальнику и в голову не пришло бы изводить своих подчиненных какими-либо мелочами и требованиями собственного измышления.

Мало того, накладывая взыскание, они подчеркивали, что взыскивают не сами по себе, не по личности, а по службе.

И насколько, вообще, щепетильны были в этом отношении тогдашние начальники, как предпочитали они лучше совсем не наложить взыскания, когда проступок касался их личности, чем подать повод думать, что они взыскивают по личности, можно видеть из следующего факта, касающегося кн. Багратиона.

"Кроме других предосудительных привычек, -- пишет Д. Давыдов, -- нижние чины дозволяли себе разряжать ружья не только после дела, но и во время самой битвы. Проезжая через селение Анкендорф, князь едва не сделался жертвою подобного обычая. Егерь, не видя нас, выстрелил из-за угла дома, находившегося не более 2 сажень от князя; выстрел был прямо направлен в него. Князь давно уже отдал на этот счет строгое приказание и всегда сильно взыскивал с ослушников. Но здесь направление выстрела спасло егеря; ибо князь, полагая, что наказание в этом случае имело бы вид личности, проскакал мимо; но никогда не забуду я орлиного взгляда, брошенного им на виновного".

0x01 graphic

Кутузов после совета в Филях.

Художник А. В. Николаев. 1960 г.

Акварель. Гуашь.

Самой же симпатичной, самой высокой чертой тогдашнего рыцаря-генерала являлось бережное его отношение к самолюбию подчиненных.

Ни на словах, ни в приказах не позволяли они себе и тени того глумления, того издевательства над офицерами, какое с такой любовью и прибавлением самых плоских острот стало широко практиковаться в позднейшее время.

Тогдашние начальники слишком серьезно смотрели на свое призвание, слишком высоко ставили свое звание, чтобы унижать его издевательством над беззащитными подчиненными.

К тому же, как истинные военные люди, в самолюбии офицеров они видели не предмет насмешек и глумления, а могущественный рычаг воспитания своих подчиненных.

Наилучшим доказательством справедливости моих слов может служить замечательный приказ одного из деятелей этой эпохи, гр. Витгенштейна.

Этот приказ помещен мною в заключении для удобства сравнения взглядов на офицера в две различные эпохи жизни нашей армии. Здесь же я ограничусь словами Михайловского-Данилевского о Дохтурове, весьма любопытными для характеристики взглядов той эпохи, когда наша армия так выгодно отличалась от своих западных соседей.

"Дохтуров, -- писал Данилевский, -- был другом солдат и офицеров своих; из них не найдется ни одного, которому бы он сделал неприятность. В обращении с подчиненными не подражал он иностранцам, у которых младший видит в начальнике своем строгого, неумолимого судью, но подражал генералам века Екатерины, которые ласковым обращением с русскими офицерами, служащими из чести, подвигали их на великие предприятия, наполнившие почти волшебною славою правление сей Государыни".

"Я никогда не был придворным, -- сказал однажды Дохтуров, -- и не искал милостей в Главных квартирах и у царедворцев, а дорожу любовью войск, которые для меня бесценны".

Как же было и войскам не обожать такого начальника, того, кто любил их такой горячей, бескорыстной любовью, кто во вверенной ему части видел не ступень для дальнейшей карьеры, а свою родную семью.

Для обрисовки типа тогдашнего генерала весьма любопытны и слова Лажечникова об одном из самых строгих генералов -- графе Остермане-Толстом.

"Как начальник войска он был строг, но строгость его заключалась только во взгляде, в двух-трех молниеносных словах, которых боялись больше, нежели распекания иного начальника. Во время командования ни одного офицера не сделал несчастным; всем помогал щедрою рукою. Мелочным интриганом никогда не был, кривыми путями не ходил и не любил тех, кто по ним ходит, никогда не выставлял своих заслуг и ничего не домогался для себя; лести терпеть не мог".

О том же неукротимом и горячем Ермолове хорошо выразился дежурный генерал 2-И армии Марин:

"Я люблю видеть сего Ахилла в гневе, из уст которого никогда не вырывается ничего оскорбительного для провинившегося подчиненного".

Взгляды эпохи на отношения к нижним чинам и понятие об истинной дисциплине хорошо вылились в известном "Наставлении господам пехотным офицерам в день сражения".

Здесь можно видеть, как резко различали тогдашние генералы разницу между гуманностью и слабостью, между заботливостью и заигрыванием с солдатом, между истинной дисциплиной, чуждой, однако, мелочных придирок, и распущенностью.

Так, "Наставление" гласит:

"В некоторых полках есть постыдное заведение, что офицеры и ротные командиры в мирное время строги и взыскательны, а на войне слабы и в команде своих подчиненных нерешительны.

Ничего нет хуже таковых офицеров: они могут иногда казаться хорошими во время мира, но как негодных для настоящей службы их терпеть в полках не должно...

Воля Всемилостивейшего Государя нашего есть, чтобы с солдата взыскивали только за настоящую службу; прежние излишние учения, как-то: многочисленные темпы ружьем и проч. -- уже давно отменены, и офицер при всей возможной за настоящие преступления строгости может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название -- друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше на войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличаться".

0x01 graphic

На Бородинском поле 7 сентября 1812 г.

Литография по рисунку А. Адама. 1820--1830-е гг.

Неудивительно, что при подобных взглядах и обращении начальников с подчиненными многие части армии того времени могли представлять действительно прочную цепь, в которой от генерала и до солдата все жило и думало одной мыслью, одной идеей.

Чем же положительно приходится восторгаться при изучении этой славной эпохи -- это непреклонной волей наших генералов, инициативой и стремлением к взаимной поддержке.

Не могли их поколебать и устрашить ни превосходные силы врага, ни присутствие на поле сражения самого Наполеона, что так убийственно действовало на дух и волю генералов других армий. И на каждом шагу мы видим не заботу о своей персоне, о своем отряде, а мысль об общем благе армии, готовность всегда пожертвовать собою, лечь костьми со своим отрядом, если того потребует обстановка, не ожидая приказаний свыше.

Мною уже было отмечено выше подобное величие некоторых генералов того времени, но остановлюсь еще на нескольких примерах, желая подчеркнуть, как зачастую достоинствами частных начальников искупались в эту эпоху многие промахи, ошибки и интриги высшего командования.

Блестящий план декабрьской операции Наполеона в 1806 г. сулил Йену слабой и разбросанной русской армии, тем более, что оба наших корпусных командира, Беннигсен и Буксгевден, враждуя между собою, готовы были один другого подвести под удар, а обезумевший Главнокомандующий отдавал самые нелепые и противоречивые распоряжения, сам даже убеждал всюду солдат бросать ранцы, амуницию и бежать в Россию, так как в армии измена.

Между тем благодаря самостоятельности и самоотвержению частных начальников операция закончилась поражением Ланна у Пултуска и безрезультатным арьергардным боем у Голымина. Не будучи в состоянии остановиться на замечательной инициативе многих наших начальников, сведших к таким ничтожным результатам весь план Наполеона, все же не могу не упомянуть о выдающемся поступке Дохтурова, который 14 декабря, имея категорическое приказание корпусного командира отступать, сам вернул уже с марша всю дивизию и, никого не спрашивая, вступил в жестокий бой с двойными силами французов при одном только известии, что вблизи отряд другого корпуса находится в опасности.

Не менее велик и Барклай в январе 1807 г., когда, не боясь ответственности, рискуя всей репутацией, он останавливает 25 января у Гофа, без всяких приказаний, свой 3-тысячный отряд и кладет его весь в неравной борьбе с главными силами Наполеона, теряя знамена и орудия, но спасая армию.

"Настоящее поколение, -- пишет по этому поводу Данилевский, -- не может иметь представления о впечатлении, лалис производило на противников Наполеона известие о появлении его на поле сражения. Но Барклая де Толли оно не поколебало. О хладнокровии его можно было сказать, что, если бы вселенная сокрушалась и грозила подавить его падением, он взирал бы без содрогания на разрушение мира".

Реляция Барклая о мотивах своего решения настолько характерна, настолько хорошо обрисовывает тип тогдашнего генерала, что нельзя не остановиться на ней, тем более что в ней есть кое-что и о службе связи в той армии.

"Во всяком другом случае, -- пишет он, -- я бы заблаговременно ретировался, дабы при таком неравенстве в силах не терять весь деташемент мой без всякой пользы, но через офицеров, которых посылал я в Главную Квартиру, осведомился я, что большая часть армии еще не собрана при Ландсберге, находилась в походе, и никакой позиции занято не было. В рассуждении сего, почел я долгом, лучше со всем отрядом моим пожертвовать собою столь сильному неприятелю, нежели, ретируясь, привлечь неприятеля за собою и через то подвергнуть всю армию опасности".

Неудивительно, что против армии, имевшей в своих рядах таких железных вождей, не под силу оказалось бороться и Наполеону, так легко и быстро разметавшему остальные армии Европы.

Не буду останавливаться на великих примерах поведения вождей наших в эту славную эпоху; 1812 год весь блещет их достоинствами, и в этом отношении пред ним спасует и пресловутый 1870 год. Отмечу только, как в наибольшем блеске самостоятельность наших начальников выразилась в двух самых больших сражениях эпохи: Прейсиш-Эйлауском и Бородинском.

Под Прейсиш-Эйлау после жестокого боя французы опрокидывают наш левый фланг; в общем резерве нет ни одного человека, а Главнокомандующий Беннигсен исчезает с поля сражения, отправившись торопить спешивший к армии отряд Лестока.

Момент был настолько критический, что гибель всякой другой армии была бы неизбежна, но в русской -- того времени, несмотря на то, что французы были уже в тылу, -- не явилось ни паники, ни речи об отступлении; наоборот, к месту катастрофы бросились части с других участков позиции; по своей инициативе с противоположного фланга прискакали три конные батареи, явились отдельные полки, прискакал все тот же, всюду поспевавший кн. Багратион, бывший не у дел в день боя.

Общими усилиями, никем свыше не объединенными, но, тем не менее, дружными, французы были не только остановлены, но и отодвинуты назад; удачная атака Выборгского полка, шедшего во главе отряда Лестока, давала надежду на окончательное поражение французов при общей контратаке, но прибывший в это время Беннигсен остановил порыв подчиненных и помешал той контратаке, которая, по свидетельству Бернадотта, дала бы нам не менее 150 орудий и привела бы Наполеона к катастрофе много раньше Березины.

На ночном военном совете решение Беннигсена отступить встретило горячий отпор со стороны его генералов, и дело едва не дошло до дуэли тут же на месте с состоявшим при армии, но не подчиненным Главнокомандующему, генералом.

Тем же духом командного состава блещет и Бородинское сражение, называемое иногда "битвою генералов" по количеству потери начальников.

0x01 graphic

Пожар Москвы. Раскрашенная гравюра.

Неизвестный гравер. Первая треть XIX в.

Утром, когда обозначился удар французов на флеши, кн. Багратион посылает к соседям просить подкреплений, и ни от кого не получил он отказа, никто не стал отговариваться неподчинением князю и отсутствием приказания Главнокомандующего.

Даже Раевский, находясь в затруднительном положении, сам ожидая грозного удара французов, прислал князю половину своих резервов.

На этом я заканчиваю характеристику генеральского состава тогдашней армии и в заключение хочу только отметить, как качества генерала отразились на исходе нашей великой борьбы.

Мы не выставили против Наполеона ни гениев, ни даже первоклассных талантов. Наши вожди не блистали особенной глубиной своих замыслов, не дали миру великих образцов искусства, никого не удивили своим особенным умением.

Недаром мы никак не могли найти соответствующего Главнокомандующего, который мог бы хоть отчасти соперничать с Наполеоном по своим замыслам; самый лучший из них -- Кутузов -- умел только разгадывать планы гениального полководца, отражать его удары, но не мог сам наносить их.

Правда, нельзя отказать нашим генералам ни в таланте, ни в знании, ни в опытности, но все эти качества не поражают своими размерами: такие же таланты можно в любое время найти во всякой армии, знания их тоже не особенно обширны, боевая опытность многих из них до первой встречи с Наполеоном ограничивалась опытом, полученным в обер-офицерских чинах, а то и вовсе отсутствовала, и тем не менее, в роли вождей они сразу же оказались на месте, да еще и в самой ужасающей обстановке.

И этому нечего удивляться.

Если тогдашние вожди и не блистали особенными талантами, особой глубиной творчества, то нельзя не преклониться перед их высокими нравственными качествами: удивительным пониманием своего долга, благородным и неустрашимым духом, перед их горячим желанием победы, заставлявшим молчать все личные чувства, перед их непреклонной волей, близостью и глубоким знанием своих подчиненных, уверенностью в своих войсках.

И если каждый из этих генералов в отдельности и думать не может равняться с Наполеоном, то общая их совокупность грозна даже гению.

Даже гению оказалось невозможным справиться с той армией, где ошибки одного генерала тотчас бросались исправлять другие, где для выручки всех из критического положения всегда находился один, готовый жертвовать собою.

Так, благодаря гр. Остерману-Толстому, Барклаю, Дохтурову, кн. Голицыну, кн. Багратиону, Багговуту, гр. Каменскому, Платову, гр. Палену, Коновницыну, Неверовскому, Раевскому, Тучкову, Ермолову и др. провалились гениальные операции Наполеона в декабре 1806 г., январе 1807 г., июне, июле, августе и октябре 1812 г.

А ведь каждая из них, кроме последней, грозила разгромом армии. А ведь им еще так благоприятствовали ошибки высшего командования, интриги и вражда в среде других генералов.

Правда, для того чтобы только прийти к простой мысли пожертвовать собою для блага армии или, находясь в опасном положении, все-таки послать свои резервы атакованному соседу, не надо обширного образования, не надо громадных знаний: эта мысль сама по себе доступна всякому простому смертному, обладающему здравым смыслом, не извращенным парадными кунштюками, пригонкой амуниции и т.п. мелочами.

Но если сравнительно легко только дойти до подобной идеи, то совсем иное -- привести ее в исполнение.

Рискнуть не на карте и в кабинете, а в действительности, перед грозным врагом, положить весь свой отряд, без приказания свыше рискнуть жизнью многих людей, потерей орудий и знамен, рискнуть потерей вверенного участка позиции, рискнуть, наконец, всей своей репутацией может не только не всякий, а даже вернее, только особенно воспитанный человек, только тот, кто воспитан в высоких понятиях долга и благородства, кто обладает высокими нравственными качествами.

И этим воспитанием, этими качествами в высокой мере обладали тогдашние начальники -- истые витязи, настоящие рыцари долга и чести.

Это не были те позднейшие, наши же, солдаты немецкой складки, душа которых любуется красивыми формами, жаждет вида стройно марширующих батальонов, красиво несущихся эскадронов, ум которых занят одними громкими фразами, которые видят дисциплину в одной жестокой муштре, сами любуются своим высоким чином и положением и с высоты своего величия смотрят на своих подчиненных, как на подвластных рабов, на которых надо наводить трепет.

Это не были и те буржуи, которым дороги больше всего материальные блага, удобства личной жизни, которые и на войне ищут прежде всего комфорта и хорошей обстановки.

Это были именно наши русские витязи: простые, скромные, приветливые и в то же время могучие.

0x01 graphic

Л Н Толстой в "комнате под сводами" в Ясной Поляне.

Художник И. Е. Репин. 1891 г. Масло.

У великого нашего гения и знатока русской души гр. Л.Н. Толстого прекрасно подмечены и обрисованы типичные черты истинной доблести: его герои скромны, незаметны и этим велики.

Таковы в большинстве и герои-генералы нашей славной эпохи.

В них нет ни напыщенности, ни театральности, ни красивой позы, ни блестящего, трескучего эффекта.

Они -- сама воплощенная простота, сама суровая и трезвая действительность военной жизни. И за то перед величием и благом своей Родины смолкают у них все личные счеты, за то всегда готовы они принести себя на алтарь отечества.

<...>

Заключение

И вот, несмотря на весь этот ряд неблагоприятных условий, русская армия, единственная в Европе, только и могла тягаться с армией Наполеона, причем получила весьма лестные отзывы даже от своего врага.

Так, в 1809 г. после неудачи у Асперна, переправляясь обратно через Дунай, Наполеон сказал состоявшим при нем русским офицерам:

"Если бы у меня были мои старые испанские легионы или русская армия, вы не увидели бы меня, господа, в теперешнем положении".

Русская армия 1806-1807 гг., хотя, в конце концов, и побежденная, произвела такое глубокое впечатление на своих победителей, что в дальнейшую эпоху, желая ободрить свои войска перед столкновениями с русскими, Наполеон писал в своих воззваниях:

"Русские уже не те, у них нет более солдат Эйлауских и Фридландских".

Вот какое впечатление производили на врага даже наши рекруты, когда ими умели управлять и внушать им истый солдатский дух.

Наконец, самую рельефную и выразительную характеристику русской армии дал в 1813 г. Бернадотт, сказавший русским офицерам:

"Для вас, русских, нет ничего невозможного; если бы ваш император был честолюбив, вас, русских, пришлось бы убивать каждого особенно, как убивают белых медведей на севере".

Потом, повернувшись к своим шведам, он повторил:

"Подражайте русским, для них нет ничего невозможного".

И подобные отзывы заслужила армия, имевшая состав нижних чинов, далеко уступавший тем бородачам запасным, недостатками которых пытаются объяснить неуспех минувшей войны.

И вот, сопоставляя в заключение все положительные и отрицательные стороны тогдашней армии, нельзя не признать, что успешным исходом Великой борьбы она была исключительно обязана своему генеральскому и офицерскому составу, именно его высокому, чисто военному, воспитанию, вырабатывавшему те высокие понятия о долге, чести и призвании военного человека, которыми так силен был тогдашний генерал и офицер.

И не могла не победить та армия, где генерал и офицер составляли одну великую семью, жившую горячим желанием победы, горячей мечтой о величии и пользе Родины, где благо и честь армии стояли выше всяких личных счетов, где каждый отдельный член армии готов был душу свою положить за другого.

И как это ни странно, великая заслуга тогдашнего командного состава, его высокие нравственные качества -- настоящая причина моральной упругости всей армии -- остались в тени до настоящего времени. Всю славу взял себе солдат этой эпохи, тот солдат, которого, несмотря на все недостатки, умели делать настоящим богатырем его великие и доблестные начальники, труды которых и достоинства не оценены и по сие время.

И вот прошли годы, минуло уже и столетие со времени наших первых встреч с Наполеоном! Полные блаженного неведения, мы долго пребывали в сладкой спячке, глубоко убежденные, что обладаем таким солдатом, который сам, без помощи начальников, может выигрывать сражения.

Имея дело либо с турками, либо с польскими и венгерскими ополчениями, мы окончательным успешным исходом войн все более утверждались во всемогуществе своего солдата.

Не разбудил нас и гром Севастополя; полные уверенности во всемогуществе того же солдата, мы озаботились только переменой системы его обучения и воспитания.

Даже и после минувшей войны существует известный процент лиц, уверенных, что довольно выучить солдата грамоте, применению к местности и стрельбе, довольно воспитать его рассказами о подвиге Рябова, развить чтениями и показыванием туманных картин, чтобы добиться победы.

Существует и другая категория лиц, понимающих, что для достижения победы мало одних качеств солдата, нужны и соответствующие начальники.

Но опять-таки большинство этих лиц думает создать начальника путем одного образования, чтением различных трактатов о военном деле, писанием диспозиций по немецкому образцу, пересаживанием заграничных порядков, т.е. тем теоретическим способом, который забраковал еще Суворов, приравняв чтение современных ему трактатов к чтению домашних лечебников и модных романов и выразившись, очевидно, про военных теоретиков, что они военное дело знают, да оно их не знает.

Нельзя, конечно, отрицать необходимости и громадной важности образования в военном человеке, но нельзя не сказать, что, во-первых, читать и изучать, вообще, надо умело, с толком и главным образом историю войн, а не теорию и измышления любого немца, а во-вторых, все-таки не на одних этих основах зиждется сила и мощь начальника.

Тяжелое военное дело требует от своих представителей прежде всего великих качеств самоотвержения и самоотречения, а эти качества не получаются из книг, а вырабатываются лишь путем долгого воспитания под руководством и на примере достойных и обожаемых вождей.

Те блестящие фейерверки, умные, талантливые, но честолюбивые и неразборчивые в средствах начальники, которые существуют во всякой армии, во всякую эпоху, могут иногда на войне приносить и громадную пользу, и водить войска к победам, но в деле истинного воспитания армии они всегда проходят бесследно, и не с них должны брать пример истинные вожди, не в них лежит настоящая сила армии.

Горе той армии, где карьеризм и эгоизм безнаказанно царят среди вождей, где большинство генералов думает лишь о своем благополучии, служит из-за наград и отличий, ведет лишь свою линию, справляясь по книжке старшинства и кандидатскому списку.

Пусть пишутся там хорошие и громкие приказы, издаются отличные уставы, выпускаются чудные циркуляры!

Все будет там отлично и гладко лишь до первого, грома.

Грянет он, и армия окажется только с хорошими канцеляристами, проповедниками, учеными, агрономами, каптенармусами, может быть, даже стрелками, тактиками, стратегами, но без настоящих военных людей, готовых беззаветно жертвовать собою друг за друга для блага Родины.

И подобная армия напомнит собою известный воз из басни, везомый лебедем, раком и щукой.

Итак, настоящая, истинная сила армии заключается, прежде всего, не в степени образования, не в талантах отдельных лиц, а в воспитании такой общей самоотверженной рядовой массы командного состава, которая бы не гонялась за блестящими эффектами, не искала красивых лавров, а смело и твердо шла в бой, гордая своим высоким призванием и крепкая своим понятием о долге и истинном благородстве.

Вожди, вышедшие из такой массы, зачастую и не блещут своими особыми талантами, в одиночку не могут тягаться не только с гениями, но и со многими талантами фейерверочного типа, зато общая масса таких вождей в совокупности грозна и непобедима даже для гения.

И счастье той армии, которая силу свою основывает не на отборе особых талантов, которая не ищет в мирное время "выдающихся" начальников, не верит в призрачные таланты мирного времени, а заботится только о безжалостном удалении негодных элементов, основывает свою силу на одинаково хорошем подборе и воспитании всего своего командного состава, без заблаговременного подразделения на "талантов" и простых смертных.

...

Н. Морозов.

Воспитание генерала и офицера как основа побед и поражений. Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плац-парада. -- Вильна: Электротипография "Русский почин", 1909.

0x01 graphic

А. И. Михайловский-Данилевский.

Описание Отечественной войны в 1812 году. СПб., 1839.

Старая, но и умная литература

-- Давыдов Д. В. I. Дневник партизанских действий 1812 года. II. Занятие Дрездена (1813). В кн. Давыдов Д. В. Сочинения. Со статьей о литературной деятельности Д.В. Давыдова и примеч., составлен. А. О Круглым. Т. II. Проза. Ежемесячн. приложен, к журн. "Север". - СП б., 1893.

-- Давыдов Д. В. Военные записки. Ред. и вступ. статья В. Орлова. - М., Гослитиздат, 1940 .

-- Давыдов Д. В. Опыт теорий партизанского действия. - М., 1912.

-- Давыдов Д. В. Письмо к Н. Н. Раевскому [1810 г.] // Русский архив, 1879, кн. II.

-- Давыдов Д. В. Сочинения. Т. III. Проза.-Письма. [В письмах об Отечественной войне 1812 г.] Ежемесячное приложение к журн. "Север". - СП б.,1893.

-- Данилевский М. Письмо Н. И. Тургеневу, 1813 года. Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. Ч. X. - М., 1902.

-- Данилов И. Д. Письма адъютанта вел. кн. Константина Павловича своей жене, 1813 и 1814 гг // Щукинский сборник, вып. III. - М., 1904.

-- Данин Д. О книге Е. Тарле "Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г."-Журн. Знамя, 1939, кн. I, .296-302

-- Двенадцатый год. Показания участников и очевидцев // Русский архив, 1910, N 6.

-- [Дедем]. Из записок бар. Дедема. [1812 год] //Русская старина, 1900, N 7.

-- Де-ла-Флиз. Поход великой французской армии в Россию в 1812 г. Записки доктора французской гвардии. Перев. с французской рукописи автора //Русская старина, 1891, NN 9, 10, 12; 1892, NN 1-3.

-- Деменков П. С. Мои воспоминания (об Александре Павловиче). [1181Й г.] // Русский архив, 1911, N 9.

-- [Денисов А. К.] Записки донского атамана А. К. Денисова //Русская старина, 1875, N3.

-- Дивов Н. А. Из воспоминаний о 1812 годе // Русский архив, 1873, стб. 01331.

-- Дивов Н. А. Частное письмо на другой день по вступлении в Париж. [1814 г.] От Н. А. Дивова к его брату в России // Русский архив, 1888, N 11.

-- Дмитриев Н. Отечественная война 12 года. (Очерк). - Одесса, 1912.

-- Дневник Павла Пущина 1812-1814. - Л., 1987.

-- Добрынин К. И. Памятный год (1812). - М., 1912.

-- Донское казачество в Отечественной войне 1812 г. Сборник материалов и документов. - М., 1942, С.62.

-- Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников. - СП б., 1882 . (Приложение к 53 тому "Записок имп. Академии наук", N 1).

-- Дугинский Н. Двенадцатый год на Руси. - М., 1912

-- Евреинов М. М. Память о 1812 г. Заметка Московского ополченца // Русский архив, 1874, кн. I.

-- Елчанинов А. Г. Отечественная война. - М., 1912.

-- Епапчин Ю.А. Батарея Раевского //Вопросы истории. 1991. N 2-3.

-- Ермолов А. П. Записки в Отечественную войну 1812 г. Приложение к "Русской старине", 1912, NN 6-9.

-- Ермолов А. П. Записки о войне 1812 г. Ч. I. - М., 1865.

-- Ермолов А. П.] Записки Алексея Петровича Ермолова. С приложениями. Изд. Н. П. Ермолова. Ч. I. 1801-1812. - М., 1865.

-- Жамов В.Е. Отечественная война 1812 г. Операция в направлении Тильзит-Митава-Рига. - Рига, 1912. - 183 С.

-- [Жданов П.] Памятник французам или приключения Московского жителя. П. Ж[данова] [1812 г.] - Сп6. 1813.

-- Желябужский Е. Д. Отечественная война 1812 года и Кутузов. - М., 1912.

-- Жемчужников В. М. Из посмертных бумаг. [воспоминания 1812- 1814 гг.] Сообщ. Л. Жемчужников // Вестник Европы, ,1899, N 2.

-- Жизнеописание (история) священника Н. А. Мурзакевича, автора "Истории города Смоленска". Составлено сыном его протоиереем И. Мурзакевичем. [Воспоминания 1812 г.] В кн. "Смоленская старина". Вып. II. 1812-1912. Юбилейное изд. Смоленской ученой архивной комиссии. - Смоленск, 1912.

-- Жилин П.А. Контрнаступление русской армии в 1812 году. --М,, 1953.- 400 С.

-- [Жиркевич И. С.] Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848. [1812-1814] //Русская старина, 1874, NN 8, 11, 12.

-- Жуковский В. А. Певец во стане русских воинов. - В кн.: Жуковский В. А. Стихотворения. Т. I. - Л., 1939, С.29-46.(Б-ка поэта).

-- Журн. военных действий Российской армий против французов в 1812 году с самого начала вероломного вторжения французских войск в пределы Россия до совершенного их истребления. - СП б.,1813.

-- Записки о Костромском ополчении. [1812 г.] // Вестник Европы, 1815, ч. 81, N 12.

-- Зарин А. Б. 1812 год. Исторический очерк Отечественной войны. - СП б., 1911.

-- Затеи Наполеона в продолжение похода 1812 г., или разговор двух офицеров, российского и французского, на аванпостах армии, с замечаниями и некоторыми приказаниями, отданными в французской армии. - СП б., 1814.- 228 С.

-- Захаров Б. Бородино // Журн. Советский музей, 1938, N 5.

-- Зельницкий Г. Описание происшествий 1812 г., случившихся в пределах Калужской губернии. - М., 1915.

-- Золотухина А. И.] Двенадцатый год в записках А. И. Золотухиной //Русская старина, 1889, N 11, 1890, N 1.

-- Зотов Р.М. Записки [1812-1813 г.] // Исторический вестник, 1896, N 6.

-- Иванов И. В память столетия Отечественной войны 1812-1814 годов. - Одесса, 1912.

-- Иванов И. Отечественная война. Историч. очерк. - Киев, 1912.

-- Из дневников офицера о заграничном походе 1813 года // Русский архив, 1900, N 6.

-- Из записок лифляндца. 1790-1816. [Отечественная война и поход 1813-1814 гг.] // Военный сборник, 1865, NN 5-12,1866,N 1.

-- Из записок прусского генерала от инфантерии Брандта, о походе Наполеона в Россию в 1812г // Военный сборник, 1870, N N 1-6 .

-- Из переписки Д. П. Трощинского с М. И. Кутузовым, 1812 и 1813 гг. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. VIII. - М., 1903.

-- Из разоренной Москвы. Письма М.Снегирева к П. В. Победоносцеву. [1813 г.] // Русский архив, 1897, N 1.

-- Известие о нынешнем положении Москвы. В феврале 1813. [Письмо ] //Сын отечества, 1813, N IX.

-- [Имберг. А. О.] Из записной книжки Алексея Осиповича Имберга. [1812-1814 гг.] // Русский архив, 1870, стб. 373.

-- Инженерные войска в Отечественной войне 1812 г // Воен.-Историч. журн., 1939, N 4, С.125-139.

-- Иностранцев М. Отечественная война 1812 г. Операции второй Западной армии князя Багратиона от начала войны до Смоленска.- СП б., 1914. -603 С.

-- Ирицкий Б. Русская артиллерия в Отечественную войну 1812 года. (Бородинское сражение). -Артиллерийский Журн., 1939, N6, С.61-69.

-- К истории 1812 года. [Письма] // Русский архив, 1866, стб. 689.

-- К. Б-р. Воспоминания о двенадцатом годе в Москве //Атеней, 1868, ч. I, январь-февраль.

-- Каллаш В.В. Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. М., 1912.

-- Капошина В. и Козлова А. Владимирское ополчение 1812 года. Историч. журн., 1942, N8, С.43-50.

-- Карцов И. Причины войны 1812 г. - СП б., 1911. - 115 С.

-- Каховский М. И. Записки о походе во Францию в 1814 году. Сообщ. Б. В. Каховский //Русская старина, 1914, NN 2 и 3.

-- Кац Б. Подлинные потери русской армий в Бородинском сражении // Историч. журн., 1941, N 7-8, С.122-126.

-- Кац Б. Численность и роль Московского народного ополчения в Бородинском сражении 1812 г // Историч. журн., 1942, N 8, С.66-68.

-- Киреев М. Н. Записки. [1812]. Сообщ. А. А. Киреев //Русская старина, 1890, N 7.

-- Кичеев П. Г. Воспоминания о пребывании неприятеля в Москве в 1812 году. - М., 1858.

-- Ковалевский М. 1812 год // Вестник Европы, 1912, N7.

-- Ковальский Н. П.] Из записок покойного генерал-майора Н. П. Ковальского. [1812-1814 гг.] // Русский вестник, 1871, N 1.

-- Козловский Г. Я. Москва в 1812 году, занятая французами. Воспоминания очевидца //Русская старина, 1890, N 1.

-- Колзаков П. А.] Рассказ адмирала Павла Андреевича Колзакова. Взятие в плен маршала Вандамма 18 августа 1813 г // Русская старина, 1870, NN 1-6.

-- Кологривова А. Ф. (Урожд. Вельяминова-Зернова). 1812 год. Из семейных воспоминаний // Русский архив, 1886, N 7.

-- Кольчугин Г. Н.] Записки Г. Н. Кольчугина, бывшего членом французского муниципального правления в Москве в 1812 году // Русский архив. 1879, N 9.

-- Колюбакин Б. М. 1812 год. Последние дни командования Барклаем 1-й и 2-й западными армиями. (Период со времени окончания боев под Смолеском 8 августа до прибытия к армиям Кутузова 17 августа) //Русская старина, 1912, N6.

-- Колюбакин Б. М. Война 1812 года. Бородинская операция к Бородинское сражение // Труды Русского воен.-историч. о-ва, т. V, кн. I, 1912.

-- Колюбакин В. М. Воспоминания офицера французского кирасирского N 2-го полка о кампании 1812 г. - СП б., Б. г. [1912 г.]

-- Комаровский Е. Ф. Записки. [1812-1814 гг.] Ред. П. Е. Щеголева. Вступительная заметка Е. А. Ляцкого. - СП б., 1914.

-- Коншин Н. М.] Из записок Н.М.Коншина. 1813 год. Исторический вестник, 1884, N 81.

-- Копия с выписки из письма чиновника Московского воспитательного дома П. Иванова, 1812 г. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с выписки из письма чиновника Московского почтамта А. Карфачевского, 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 г., собранные и изд. П. И. Щукиным. ЧУМ 1900.

-- Копия с писем подполковника К. А. Бискупского, 1849 года. [О партизанских отрядах 1812 и 1813 гг.] Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. VIII. - М., 1903.

-- Копия с письма А. М. Чернцова А. А. Плавильщикову [1812 г.] Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года. собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с письма В. И. Кочергана брату его Ивану Ивановичу 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с письма И. А. Тутолмина. почетному опекуну Баранову, 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны, 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с письма из Москвы, Ф. 3. Захарова П. С. Полуденскому, 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной воины 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с письма купца Свешникова, 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копия с письма Ф. И. Колюбкова из Коломны, А. Озерецковскому, 1812 года. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изд. П. И. Щукиным. Ч. V. - М., 1900.

-- Копылов И. Народное ополчение 1812 года. // Журн. Военная мысль, 1941, N8, С.91-96.

-- [Корбелецкий Ф.] Краткое повествование о вторжении французов в Москву и о пребывании их в оной. Описанное с 31 августа по 27 сентября 1812 года Ф. Корбелецким с присовокуплением собственного его странствования. - СП б., 1813.

-- Корнилов А. А. Эпоха Отечественной войны и ее значение в новейшей истории России // Журн. Русская мысль, 1912, N 11.

-- Коробков И. М. Крушение империи Наполеона // Историч. журн., 1942, N 1-2, С.83-98.

-- Коробков Н. М. Отечественная война 1812 г // Спутникагитатора, 1941, N 12, С.17-22.

-- Коробков Н. М. Падение Наполеона. // Журн. Военная мысль, 1941, N 8, С.64-76.

-- [Котляревский И. П.] Документы, известия и заметки. Два неизвестных письма И. П. Котляревского //Киевская старина, 1900, N 9.

-- Кочубей А. В. Семейная хроника. Записки 1790--1873 гг. [1812-1813 гг.] - СП б., 1890.

-- Кременецкий Н. Знаменитейший день 1812 года. Бой при Малоярославце. - М., 1912.

-- Крупянская В. и Чичеро В. 1812 год в народном творчестве. // Журн. Народное творчество, 1937, N8, С.11-13.

-- Кручинин А.М. Российский полк с финским именем: Очерки истории Оровайского полка (1811-1920). - Екатеринбург: УМЦ УПИ, 2000. - 199 С.: ил. История Оровайского полка - одного из славных пехотных полков Российской императорской армии, чья судьба тесно связана с историей Екатеринбурга.

-- Крылов И. А. Волк на псарне. Басни 2-е язд. - М.-Л., Детиздат 1941.

-- Кудринский Ф. А. Отечественная война 1812 года. - Вильяа 1911.

-- Кузьмичев А.П., Аверченков И.А. "Я зашел на дорогу Бопапартьеву". - Смоленск: Смядынь, 2000. - 142 С.: ил. Документальные свидетельства русских и иностранных участников боевых действий Отечественной войны 1812 года.

-- Кульчитский В. Столетие Отечественной войны 1812 года. - Харьков, 1912.

-- [Кутузов М. И.] Из писем М. Л. Голенищева-Кутузова к его дочери П. М. Толстой. 1812 год. (Печатается с подлинников) // Русский архив, 1891, N 2.

-- [Кутузов М. И.] Кн. М. И. Голенищев-Кутузов-Смоленский. Письма к его дочери, гр. Е. М. Тизенгаузен. 1803-1813. Сообщ. гр. Е. Ф. Тизенгаузен //Русская старина, 1874, N 6.

0x01 graphic

Ковчег

Великие мысли

(Библейские афоризмы)

Участь сынов человеческих и участь животных -- участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё -- суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?

Екклесиаст (гл. 3, ст. 19--21)

Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это -- доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

Екклесиаст (гл. 3, ст. 22)

Кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?

Екклесиаст (гл. 6, ст. 12)

Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй.

Екклесиаст (гл. 7, ст. 14)

Человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого.

Екклесиаст (гл. 8, ст. 17)

Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву

Екклесиаст (гл. 9, ст. 4)

Не проворным достается успешный бег, не храбрым -- победа, не мудрым -- хлеб, и не у разумных -- богатство, и не искусным -- благорасположение, но время и случай для всех их.

Екклесиаст (гл. 9, ст. 11)

Человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них.

Екклесиаст (гл. 9, ст. 12)

Столетие Военного Министерства. Образование и обучение войск, т. IV., ч. I,

кн. 2., отд. 3., вып. I.. стр. 207. (Здесь и далее сноски приводятся в редакции авторов. -- Прим. ред.)

Михневич. Основы русского военного искусства, стр. 67.

Столетие Военного Министерства. Образование и обучение войск. Уставы и наставления.

Военный Сборник. 1902 г. N 7. Наставление господам пехотным офицерам в день сражения, стр. 234.

Русская Старина 1897 г. "От Москвы до Красной Пахры". Цуриков.

Денис Давыдов. Записки, т. I., стр. 122, 129-135.

Д. Давыдов. Записки, т. 1, стр. 142. Материалы для истории современных войн 1806 и 1807 гг.

Русский Вестник. 1864 г. N 5. Статья Погодина.

Шильдер. Император Александр I.

Русская Старина. 1897 г. Март. "Встреча с А.П. Ермоловым" В.М. Щепотьевой.

Русский Вестник 1864 г. N 6. Статья Лажечникова. Записки С.Г. Волконского,

Д. Давыдов. Замечания на некрологию Н.Н. Раевского, т. III, стр. 114,

Из воспоминаний Михайловского-Данилевского. "Русская старина" 1897 г. Июнь.

Петров. Война России с Турцией 1806-1812 гг., т. II. стр. 454.

"Лажечников. Русский Вестник, 1864 г. N 6; Д. Давыдов. "Замечания на некрологию Раевского", т. III. стр. 119.

В. Уч. Архив, отд. II.

Мих. Данилевский. Война с Францией 1806-07 гг.

Записки А.П. Ермолова, ч. I, стр. 101.

Д. Давыдов. Дневник партизанских действий, т. П. стр. 37.

Военный Сборник. 1902. N 7.

Мих. Данилевский. Война 1806-1807 гг. Стр. 178, 179.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 29/12/2010, изменен: 29/12/2010. 101k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 23 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Истые витязи, настоящие рыцари долга и чести"...

Каменев Анатолий Иванович
"Истые витязи, настоящие рыцари долга и чести"...