ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Список "избранных богом "

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Список "избранных богом "

(и не богом...)

(фрагменты из кн. "Итоги Второй мировой войны.

Выводы побеждённых")

Альфред Вейдеман

Генерал-майор в отставке
Каждый человек на своем посту

В центре всего происходящего в мирное и военное время всегда стоит человек, человек во всех своих жизненных проявлениях, человек как правитель, полководец, ученый, изобретатель и конструктор, как фермер, шахтер, промышленник и рабочий, как машинист, который доставляет на фронт продовольствие и боеприпасы, как администратор и, наконец, как солдат. Все задачи войны разрешимы только человеком и тесно связаны друг с другом.

Наибольший успех в этом отношении будет достигнут только в том случае, если удастся "поставить каждого человека на свое место".

Первым конкретным выводом, извлеченным из опыта второй мировой войны, является то, что в 1939 году Германия не имела никаких планов использования людских резервов, и, следовательно, война не была достаточно подготовлена. Даже в сентябре 1939 года высшие германские руководители не располагали достаточными данными о наличии людских ресурсов. Результаты переписи населения в мае 1939 года остались необработанными. Перевод экономики на военные рельсы не был подготовлен настолько, чтобы проводить его строго по намеченному плану.

За период с 1935 по 1939 год только четыре годовых контингента молодежи (1914 -- 1917) прошли курс современного военного обучения. Этой молодежи, а также небольшого количества лиц более старших возрастов (1900 -- 1913), прошедших "краткосрочную" подготовку, было недостаточно, чтобы создать запланированную генеральным штабом армию в 3,2 млн. человек (из них 2,4 млн. человек в сухопутных войсках). Потребовалось привлечь свыше 1 млн. участников первой мировой войны, то есть людей, из которых самому молодому было около 40 лет. В качестве "обученных резервов" имелись только эти старые годовые контингенты, однако они не были подготовлены к обращению с современным оружием. Основная масса годовых контингентов с 1900 по 1913 год не была переосвидетельствована, и поэтому количество людей, пригодных к военной службе, точно установлено не было.

Таким образом, война началась при отсутствии точных данных о наличии людских резервов, вследствие этого не представлялось возможным эффективно руководить переводом экономики на военные рельсы. Начались грубые импровизации, например объявление целых профессиональных групп "дефицитными" и т. п. В резерве не оказалось ни одного представителя младших годовых контингентов, прошедших боевую подготовку. Не имелось данных и о наличии пригодных к службе мужчин из числа необученных контингентов.

Призыв на строевую службу более 1 млн. бывших военнослужащих -- участников первой мировой войны -- неизбежно нарушал здоровый принцип целесообразного использования людских резервов: молодых -- для фронта, людей средних возрастов -- для службы в тыловых частях, пожилых -- для выполнения задач внутри страны. Призыв большого количества участников первой мировой войны затруднял равномерное распределение сил на протяжении почти всей войны, потому что снять с фронта этих "стариков" вскоре стало невозможно, а прибывавшие пополнения "новичков" использовались для покрытия потерь и формирования новых частей и соединений.

Когда с весны 1940 года стало ясно, что война будет затяжной и что имеющиеся людские резервы в армии и на производстве должны быть тщательно проверены и часть из них привлечена к выполнению задач военного характера, появилась определенная тенденция к созданию условий для уравнивания интересов вооруженных сил и гражданского сектора. Вначале это выразилось в издании отдельных директив, разработанных управлением общих дел главного командования сухопутной армии, занимавшимся вопросами комплектования всех вооруженных сил.

Затем эти директивы были собраны в изданной в ноябре 1940 года инструкции "Положение о предоставлении брони ввиду незаменимости на производстве". Согласно инструкции, бронь предоставлялась только тем, кто в интересах обороны страны являлся действительно крайне необходимым и незаменимым на своем рабочем месте. Предоставлять бронь не имели права ни частные лица, ни работодатели. Этим ведали только определенные служебные инстанции, контрольные органы и специальные организации, занимавшиеся вопросами мобилизации. Положения, содержащиеся в этой инструкции, вполне оправдали себя в ходе войны как "инструмент индивидуального управления кадрами".

Потребность в пополнении вооруженных сил определялась главным образом потерями в людях, количеством больных, которые уже не могли вернуться в строй, планированием операций с учетом вероятных потерь и возникающей отсюда потребности в новых формированиях, а также сокращением численности войск в связи с предоставлением брони. Потребность в резервах колебалась в каждом календарном году в пределах от 2 млн. до 2,4 млн. человек. Каждое изъятие сил из гражданского сектора требовало предварительного (за несколько месяцев) расчета того, как оно отразится на производстве. Заполнить возникающие здесь пробелы были уполномочены соответствующие служебные инстанции совместно с администрацией гражданских предприятий. Только благодаря тщательному и заблаговременному совместному планированию можно было обеспечить бесперебойную работу гражданского сектора в условиях растущей потребности в рабочей силе.

Когда надежды на мир не оправдались и нужно было продолжать войну, военная промышленность стала усиленно расширять свою программу. Возникли огромные потребности в рабочей силе. Поэтому зимой 1940/41 года важнейшие заводы и фабрики были превращены в так называемые "спецпредприятия", весь персонал которых был освобожден от призыва на военную службу. Против этих очень грубых и в отдельных случаях неправильных акций вооруженные силы не стали возражать, так как в это время собственная их потребность в резервах была незначительной.

Когда началась война с Россией, было достигнуто такое положение, что каждый военнообязанный немец был либо солдатом в вооруженных силах, либо выполнял какую-нибудь важную для войны работу на производстве. Таким образом, людские резервы были, по существу, исчерпаны. Каждый новый призыв на военную службу создавал брешь в гражданском секторе, и эта брешь могла быть заполнена лишь при помощи различных ухищрений. Вооруженные силы почти не надеялись на покрытие своих потребностей в живой силе за счет каких-то дополнительных резервов. Зато военная промышленность имела в своем распоряжении огромный резерв в лице женщин. Однако указание германского правительства использовать труд женщин пока только добровольно мешало эффективному привлечению женщин на производство вплоть до 1942 года. Только с 1942 года вступило в силу первое распоряжение Геринга о принудительном использовании женского труда, но и оно было выдержано еще в умеренном тоне и содержало много исключений.

Зима 1941/42 года проходила под знаком усиленной проверки всех случаев предоставления брони. Одновременно с этим предпринимались попытки ликвидировать особое положение "спецпредприятий". Предполагался более индивидуальный подход к оставлению рабочих в промышленности, который выражался в том. что все трудоспособное население должно было делиться на специалистов, подсобных рабочих, учеников, переквалифицируемых, чернорабочих и т. д.

В конце концов этот метод все-таки был введен в практику. Таким образом, можно было высвободить кадры молодых рабочих-специалистов из промышленности и заменить их рабочими старших возрастов из состава вооруженных сил, предоставив им бронь. В системе вооруженных сил также были проведены организационные мероприятия по рациональному использованию кадров: служебные инстанции объединялись или расформировывались, молодые люди заменялись людьми более старших возрастов; в целях высвобождения солдат для фронта писарями и телефонистами стали часто назначать женщин. Таким образом удалось обеспечить армию резервами на 1942 год.

Все эти мероприятия вызвали постоянное "движение людей" из тыла на фронт и обратно. Общее количество таких "перемещаемых" достигло вскоре сотен тысяч. Оно увеличивалось еще больше от того, что центр тяжести постоянно перемещался из одной отрасли военной промышленности в другую, в результате чего специалистов приходилось перебрасывать с фронта на производство необходимых в данный момент военных материалов и предметов вооружения. Временами предпочтение отдавалось производству танков, временами -- строительству авиационных моторов, изготовлению боеприпасов, строительству планеров, самолетов, изготовлению орудийных стволов, строительству подводных лодок и т. д.

Каждая программа требовала новых специалистов. Так, например, слесаря -- специалиста по авиационным моторам было не так легко перевести на производство танков. Верховное командование охотно уступало требованиям военной экономики, несмотря на все трудности с резервами, потому что даже простой фронтовой солдат с его "ограниченным кругозором" понимал, что военная промышленность в конечном счете служит его собственным жизненным интересам.

Борьба всех государств за новые успехи в военной технике потребовала, чтобы и в Германии был проведен ряд мероприятий для охраны науки и исследовательской работы. Введение особых уполномоченных и большая помощь со стороны вооруженных сил способствовали тому, что усилия государственных и частных научно-исследовательских организаций стали более координированными и целенаправленными. Этим самым удалось рациональнее организовать производство и экономнее использовать людские ресурсы.

"Поддержание в народе хорошего настроения" германское правительство и министр пропаганды пытались обеспечить посредством специального "циркуляра фюрера", в котором всем театрам, кино, варьете, циркам, спортивным клубам и кружкам предписывалось продолжать свою работу.

В составленный партийной канцелярией список "избранных богом служителей искусства", которым высшей инстанцией было приказано предоставить бронь, вошли представители самых различных областей культуры -- от киноактеров, скульпторов и музыкантов до "мастеров бицепса" (боксеров) и мастеров конькобежного спорта.

Хотя количество лиц, упомянутых в этом списке, не особенно затрагивало интересы вооруженных сил, однако "ludi et circenses" требовали немалого количества людей, среди которых было много военнообязанных младших призывных возрастов, а их было бы важнее использовать в вооруженных силах. Слова Гитлера: "Я должен предоставить рабочему, зарабатывающему деньги, возможность тратить их, если он ничего не может на них купить", -- сказанные им "для погашения излишней покупательной способности", не были достаточно убедительными для вооруженных сил. Верховное командование пыталось нарушить эту установку Гитлера, но ему удавалось заполучить лишь немногих, поэтому усилия в этом направлении оставались, по существу, бесполезными.

Таким образом, весь 1942 год и зима 1942/43 года прошли в трудной и кропотливой работе по высвобождению резервов для армии на 1943 год, которая дала весьма положительные результаты.

Во всех областях народного хозяйства Германии были введены "особые уполномоченные". К таким "особым уполномоченным" принадлежал и генерал фон Унру, о "действиях" которого и по сей день ходит немало слухов и кривотолков. Когда он "начал свою деятельность" весной 1942 года, берлинские остряки, пользуясь высмеиваемыми пропагандой типами ловкачей вроде "расхитителя угля" и "расхитителя средств", закрепили за ним кличку "расхитителя героев". Устная пропаганда и легенда приписывали ему до самого конца войны и даже после нее такие "деяния", которых он вообще не мог "совершить", ибо его "деятельность закончилась" еще осенью 1944 года.

Свои "поездки по поручению фюрера" он "совершал" и в тыловые районы групп армий Восточного фронта, и на Балканы, И по территории Германии для "инспектирования" складов военного имущества и материальной части сухопутных войск на предмет немедленной отправки на фронт всего, что может быть использовано в войне.

Он "устраивал проверки" в центральных министерствах в Берлине и в управлении промыслового хозяйства, "ездил" в оккупированные западные страны (Францию, Бельгию, Голландию) и в Италию. В системе вооруженных сил ему "было поручено" контролировать штатные расписания и "ставить вопрос" о необходимости существования тех или иных частей. Однако его "полномочия" не давали ему права распоряжаться предоставлением брони, отменять ее вовсе и посылать солдат прямо на фронт; его "деятельность" заключалась лишь в том, чтобы обращать внимание соответствующих инстанций на пути отыскания новых резервов, а также на возможные недостатки в работе и способствовать их устранению.

Начало 1943 года совпало с тяжелыми потерями на фронте, предвидеть которые несколькими месяцами раньше было невозможно и которые даже при правильном планировании резервов не могли быть учтены. Это были потери немецких войск под Сталинградом и в Северной Африке. Теперь, чтобы уравнять силы, необходимы были какие-то новые чрезвычайные меры. Для урегулирования противоречий и сталкивающихся интересов вооруженных сил и гражданского сектора был создан верховный gremium в составе трех человек: начальника канцелярии президиума Ламмерса в качестве представителя государственных ведомств, начальника канцелярии нацистской партии Бормана в качестве представителя политических ведомств и начальника штаба верховного командования вооруженных сил Кейтеля как представителя армии.

На заседания этого органа приглашались по мере надобности и некоторые министры. Если в отдельных случаях члены этого органа не могли прийти к единому решению споров между вооруженными силами и промышленниками, то они апеллировали к самому Гитлеру. Таким образом, в 1943 году в распоряжение вооруженных сил удалось предоставить 1,5 млн. новобранцев из числа уже призванных возрастов и, кроме того, 550 тыс. человек очередного возрастного контингента.

Убыль рабочих в промышленности компенсировалась притоком в нее женщин, иностранных рабочих и военнопленных. Благодаря этому численность рабочих, занятых в военном производстве, поддерживалась, а в отдельных случаях была даже увеличена, но в связи с неквалифицированностью новой рабочей силы производительность труда заметно снизилась.

В начале 1944 года впервые наступил такой момент, когда оба требования вооруженных сил -- покрывать ежемесячные потери на фронте и формировать новые крупные соединения -- наряду с прочими задачами выполнить было уже невозможно, не нарушая равновесия сил. Вследствие этого потрепанные фронтовые воинские части получали либо незначительные пополнения, либо не получали ничего. Для того чтобы все-таки обеспечить формирование новых частей и соединений, командованию приходилось мириться с тем, что одни соединения буквально "выгорали", другие ввиду недостаточной численности расформировывались и объединялись с такими же потрепанными соединениями. Значительное количество служащих ВМФ и ВВС переводилось в сухопутные войска.

Количество специалистов из числа призывных возрастов начиная с 1895 по 1925 год, оставленных на производстве, составило свыше 5 млн. человек. Большое количество людей, способных носить оружие, оставалось теперь только на транспорте, в военной промышленности и сельском хозяйстве.

Несмотря на это, в сельском хозяйстве число специалистов и других сельскохозяйственных рабочих было снижено до минимума. Дальнейшее изъятие рабочей силы из сельского хозяйства привело бы к срыву снабжения населения сельскохозяйственными продуктами. Остальные отрасли хозяйства тоже не могли уже выделять для армии большого количества людей, так как тогда они сами не смогли бы выполнить поставленные перед ними задачи. В феврале 1944 года вновь было объявлено о проведении более эффективных мероприятий в связи с тем, что тотальная война охватила все области жизни. Усилилась мобилизация женщин для работы в промышленности. Снабжение населения значительно сократилось. В первой половине 1944 года [295] удалось влить в вооруженные силы еще 1 млн. человек.

В июле 1944 года вооруженные силы имели следующую численность:

-- действующая армия -- 4,4 млн. человек,

-- армия резерва -- 2,5 млн. (включая больных и раненых, находящихся на излечении в госпиталях, а также медико-санитарный персонал и части для охраны тылов, штабы и персонал тыловых учреждений, рекрутов, находящихся на обучении, и маршевые батальоны, готовящиеся к отправке на фронт),

-- военно-морской флот -- 0,8 млн.,

-- ВВС -- 2 млн.,

-- войска SS -- около 0.5 млн. человек.

-- В общей сложности под ружьем находилось 10.2 млн. человек.

Таким образом, численность вооруженных сил была примерно в 9 раз больше, чем в мирное время. Однако большая протяженность фронтов и размеры оккупированных районов значительно распыляли эти силы.

Выше уже говорилось, что руководство щадило определенные профессиональные группы в зависимости, конечно, от их удельного веса и важности для оборонной промышленности. Так, норма призыва на фронт горнорабочих (горнякам, работающим под землей, предоставлялись особые льготы) составляла 9%, норма парикмахеров и поваров -- 66%. Между этими двумя границами колебались и нормы остальных профессиональных и производственных групп.

22 июля 1944 года Гитлер назначил Геббельса "особым уполномоченным по вопросам тотальной мобилизации ресурсов для нужд войны", возложив на него контроль и регулирование условий труда в гражданском секторе. Его деятельность должна была быть организована так, чтобы при этом не ущемлялись полномочия соответствующих министров. Если теперь верховному командованию требовалось снять людей с какого-нибудь важного в военном отношении производства, оно должно было обращаться непосредственно к этому "особому уполномоченному".

Планированием было предусмотрено, что во второй половине 1944 года в армию будет призвано 1,3 млн. человек. Очередных возрастов для призыва и отправки на фронт уже [не было: спрос мог быть покрыт только за счет гражданского сектора. Поэтому "особый уполномоченный" прибег к помощи местных политических руководителей национал-социалистской партии (гаулейтеров, крейслетеров и т. д.) и начал "прочесывание". В результате до рождества 1944 года ему удалось в несколько приемов высвободить 350 тыс. человек. Вооруженным силам ничего не оставалось делать, как покрывать потери сухопутных войск, переводя сюда сотни тысяч солдат из военно-морского флота и авиации. Тем не менее количество людей, мобилизованных "согласно программе", составило лишь часть потерь, понесенных сухопутными войсками и войсками SS с июля 1944 года. В соответствии с этим уменьшилась и численность войск на фронте.

К этому времени относится и начало формирования фольксштурма. Это мероприятие было организовано руководством нацистской партии. Фольксштурмовцы носили неуставную форму одежды и использовались для выполнения задач по обороне родины. Это были узкотерриториальные формирования. В ряды фольксштурма направлялись те мужчины, которые не могли быть призваны в армию по возрасту или из-за непригодности к строевой службе, а также подростки и специалисты, оставленные на производстве. В вопросах формирования и использования фольксштурм не имел никакого отношения к вооруженным силам. Отряды фольксштурма становились частями сухопутной армии и. следовательно, подчинялись войсковым командирам только в том случае, если они в ходе событий (например, в Восточной Пруссии) принимали непосредственное участие в боевых действиях сухопутных войск.

Теоретически в последней фазе войны Германия располагала еще достаточным количеством мужчин, способных носить оружие, так как несколько миллионов специалистов оставалось на производстве. Этих людей вполне хватило бы на то, чтобы в тот момент, когда еще можно было "перекатить тележку через гору", решающим образом усилить вооруженные силы. Но для того чтобы обмундировать, обучить и вооружить такую массу людей, не имелось ни возможности, ни времени. Исход войны был решен значительно раньше.

Проф. П. Тиссен

Исследование есть фундамент технического превосходства над противником.
Исследование есть основа для всемирного соревнования.

С тех пор как последние мировые войны разрушили старую форму "героического сражения" между воинами и заменили ее "войной моторов", а солдат стал "ожидать своего часа" под шквалом ураганного огня, с тех пор как стало достаточно лишь нажать кнопки, открывающие бомбовые люки, чтобы моментально исчезли в пожаре и дыму памятники веками создававшейся культуры, с тех пор как атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, доказали, что одним ударом можно уничтожать сотни тысяч ни в чем не повинных людей, с тех пор, наконец, когда самоуничтожение человечества в современной атомной войне стало теоретической возможностью, можно с уверенностью сказать, что техника в корне изменила и формы и весь характер войны.

Но в основе всякой техники лежит наука, больше того, техника -- это сама наука. А это значит, что ход современной войны и, следовательно, судьбы ведущих ее народов решающим образом зависят от научных достижений и от потенциальных возможностей народов в области техники.

Старинная поговорка "В войне молчат музы", под которой, кроме всего прочего, подразумевается и ослабление духовной деятельности народа, в наш век совершенно неуместна. С лихорадочной поспешностью и максимальным напряжением сил ведутся работы в лабораториях и исследовательских институтах воюющих сторон, чтобы не только нейтрализовать технический прогресс противника за счет создания новых видов вооружения, но и превзойти его, что в свою очередь является для противника импульсом к новым изысканиям. Таким образом, современная война с точки зрения роста технических возможностей является неким подобием маятника, который с каждым взмахом поднимается на еще большую высоту. Такое явление наблюдается не только в области техники.

В век идеологической борьбы и борьбы взглядов и мировоззрений решающее значение имеет также и то, какое идеологическое оружие и какие силы могут вызвать подъем во всех областях науки. Поэтому "Итоги второй мировой войны" не могут быть написаны без того, чтобы все функции науки в этой эпохе остались неосвещенными.

Подводная война Германии против Англии и Америки, начавшаяся так эффективно, фактически была сведена на нет превосходством противника в радиолокационной технике, которое буквально парализовало усилия самоотверженных и храбрых немецких подводников. В воздушной битве за Англию технические данные германских истребителей оказались недостаточными для того, чтобы надежным образом защитить свои бомбардировщики. Когда впоследствии на экранах радаров противника, несмотря на темную ночь, туман и облака, стали различимы очертания городов и искомых целей, противовоздушная оборона германского жизненного пространства потеряла всякий смысл, а немецкая авиация, несмотря на все мужество ее солдат и офицеров, все более и более сдавала свои позиции.

На основании изучения всех этих событий возникает роковой вопрос: оправдала ли себя в этой войне германская наука?

По окончании войны, по самым осторожным подсчетам, победителями было конфисковано 346 тыс. германских патентов. Результаты исследований в промышленности и во всех государственных и даже частных научно-исследовательских учреждениях были изъяты у их хозяев и исчислялись не количеством страниц, а количеством тонн, да! да! -- тонн, как о том заявляла американская центральная научно-исследовательская станция Райт-филд (штат Огайо), вывезшая из Германии "безусловно самое значительное собрание секретных научных документов" общим весом в 1,5 тыс. т.

Проделав анализ всех захваченных материалов и осуществив многие идеи, содержавшиеся в них, американские специалисты, по их собственному признанию, "продвинули американскую науку и технику на годы, а в некоторых случаях на целое десятилетие вперед".

Австралийский премьер-министр Чифли, выступая по радио в сентябре 1949 года, сказал, что польза, которую Австралии принесли 6 тыс. доставшихся ей при дележке патентов и перемещение в Австралию 46 немецких специалистов и ученых, совершенно не поддается выражению в денежных величинах. "Австралийские промышленники, -- заявил он, -- в состоянии с помощью немецких секретных материалов поставить свою страну в области техники в число самых передовых стран мира".

Если, таким образом, оценка достижений немецкой науки может быть столь противоречива, то есть, с одной стороны, опускаться до причины поражения Германии в войне, ас другой -- подниматься до огромных высот, вызывая восхищение даже у самых высокоразвитых противников, значит, деятельность немецких ученых-исследователей во второй мировой войне не может быть приведена к какому-то общему простому знаменателю, а должна рассматриваться как разносторонний и всеобъемлющий комплекс научных связей. И действительно, в ту эпоху немецкая наука находилась не в каком-то определенном устойчивом состоянии, а в постоянном и до некоторой степени даже драматическом, противоречивом развитии. Поскольку от тех лет не осталось ни документов, ни самих ученых, разбросанных теперь по всему свету, составить полную картину их деятельности не представляется возможным.

Поэтому сейчас можно говорить только о некоторых наиболее характерных чертах немецкой науки того времени. Немецкий ученый той эпохи жил замкнуто, интересуясь только своей наукой и не ввязываясь ни в какую политику, не думая ни о государстве, ни об общественности. "Аполитичный немецкий профессор" стал той символической фигурой, которая часто появлялась на страницах немецкой и зарубежной печати в самом карикатур ном виде.

В связи с этим напрашивается встречный вопрос: что могло заинтересовать немецкого ученого в политической жизни того времени? Германия не имела вековых национальных традиций, как например Франция. Германия никогда не шла по пути империалистического развития, как Англия. Она была неоднородным конгломератом мелких государств, не объединенных ни внешней, ни внутренней политикой. Когда в период между двумя мировыми войнами к власти пришел национал-социализм, "аполитичный немецкий интеллигент" предпочел укрыться в своей норе, чем выступить с каким-либо протестом.

Новому режиму, однако, было не по себе, что такая большая и нужная ему профессиональная категория оставалась нейтральной по отношению к новому государству. Поэтому развернулась пропаганда, направленная против "интеллигентов" и "высокомерных академиков".

Национал-социалистская партия в то время стремилась перетянуть рабочего на свою сторону. Она старалась освободить его от марксистских традиций и сделать его националистом. Но это было нелегко, потому что классовое самосознание уже прочно укоренилось в среде рабочих. Тогда партия прибегла к более простому средству.

Сословие "академиков" и "интеллигентов" стали поносить на всех перекрестках. Многочисленные партийные ораторы вплоть до самого начала войны не пропускали ни одного случая, чтобы не ругнуть ученых. Так, например, государственный деятель Роберт Лей, выступая на большом собрании рабочих военной промышленности, иллюстрировал свою мысль таким "ярким примером". "Для меня, -- говорил он, -- любой дворник гораздо выше всякого академика. Дворник одним взмахом метлы сметает в канаву сотни тысяч бактерий, а какой-нибудь ученый гордится тем, что за всю свою жизнь он открыл одну-единственную бактерию!".

Если мы сравним отношение к ученому и его работе у нас и в других странах, то получится следующая картина. В то время как другие государства придают развитию науки и техники огромное значение и связывают с ним судьбу и существование своих наций, Германия в этом отношении делала и делает слишком мало. Последствия этого мы ощущаем вплоть до сегодняшнего дня. Руководители нашего государства смотрели на науку как на нечто их не касающееся. Это видно хотя бы из того, что самый незначительный из всех германских министров -- Руст -- был министром науки. Характерно, что этот "министр науки" за всю войну, которая больше, чем все другие, была войной техники. ни разу не был на докладе у главы-государства. Да и сам Гитлер разговаривал с ведущими деятелями науки в последний раз в 1934 году. когда у него на приеме был Макс Планк, просивший разрешить своим коллегам евреям продолжать начатые ими крупные научно-исследовательские работы.

После 1933 года в результате "проверки мировоззрения" из высших учебных заведений Германии было уволено 1268 доцентов.

Сложившаяся ситуация наглядно показывает, что в "государстве фюрера", которое насильно подчиняло себе даже самые приватные области жизни, не было создано настоящей всеобъемлющей, планирующей в государственном масштабе научной организации, которая возглавила бы всю исследовательскую работу. На деле имелось лишь множество частных учреждений, работавших каждое ъ своей области и, в сущности, независимых друг от друга. Координации в их работе не было почти никакой. Если такое положение еще можно допустить в мирное время, то в современной войне оно должно привести к самым роковым последствиям.

В Германии существовал большой научный сектор в системе высших учебных заведений, к которому принадлежали университеты и высшие технические учебные заведения. Сюда же входили и 30 научно-исследовательских институтов Общества кайзера Вильгельма. Эти учреждения организационно подчинялись министерству науки, воспитания и просвещения. В этой сети, охватывавшей тысячи ученых, имелся свой научно-исследовательский совет, который состоял из представителей различных областей науки (физики, химии, горного и литейного дела. медицины и т. д.). Каждый член совета являлся руководителем определенной группы ученых одного профиля и должен был направлять планирование и научно-исследовательскую деятельность этой группы.

Наряду с такой учебной научно-исследовательской организацией существовала совершенно независимая промышленная научно-исследовательская организация, или, как ее иначе называли, сектор, огромное значение которого стало ясно вообще только после того, как победители в 1945 году присвоили себе результаты его научно-исследовательской работы. Сюда относились лаборатории крупных промышленных предприятий, например концернов Фарбениндустри, Цейсса, Сименса, Всеобщей компании электричества, Осрама, Телефункена и др., которые, располагая крупными собственными средствами, высококвалифицированными специалистами и аппаратурой, отвечающей современным техническим требованиям, могли работать с большей производительностью, чем институтские лаборатории, не имевшие зачастую самых необходимых средств, чтобы осуществлять свои изыскания.

Научно-исследовательская организация промышленности была независимой, не нуждалась в помощи какого-либо министерства, государственного научно-исследовательского совета или других ведомств, занимающихся вопросами контингентов. Эта организация работала для себя, и при этом -- за закрытыми дверями. Следствием этого было то, что ученый-исследователь какого-либо высшего учебного заведения не только ничего не знал, но даже и не подозревал о тех исследованиях, открытиях и усовершенствованиях, которые производились в промышленных лабораториях. Так получалось потому, что любому концерну было выгодно из соображений конкуренции хранить изобретения и открытия своих ученых в тайне. В результате знания текли не в общий большой котел и могли принести для общего дела лишь частичный успех.

Третьей крупной научной организацией был научно-исследовательский аппарат вооруженных сил. Но и этот аппарат был не единым, а опять-таки расколотым на части, разбросанные по отдельным видам вооруженных сил. Люди, понимавшие революционную роль науки и техники в современной войне и требовавшие единого руководства научно-исследовательской работой и работой по усовершенствованию, настаивали на том, чтобы общее руководство осуществлял генеральный штаб, но перевеса они не получили. При реорганизации вооруженных сил оказалось, что каждый вид вооруженных сил -- армия, авиация и морской флот (а позднее даже и отряды SS) -- создал свое собственное управление вооружений. Так возникло управление вооружений сухопутной армии со своими собственными исследовательскими учреждениями и опытными полигонами; так появился при главном командовании ВМФ самостоятельный отдел исследований, усовершенствований и патентов; так было создано техническое управление при главном командовании ВВС с хорошо оснащенными научно-исследовательскими и испытательными станциями в Геттингене, Адлерсгофе, Брауншвейге, Оберпфафенгофене (близ Мюнхена), Айнринге и других городах.

Известный приказ Гитлера о неразглашении тайн и секретов, изданный в начале войны и разрешавший отдельному человеку знать только то, что касалось его непосредственно, а также, выражаясь осторожно, "благородная" борьба за первенство между видами вооруженных сил способствовали тому, что отдельные области исследования все больше и больше изолировались друг от друга, ухудшая этим общее положение дел в науке.

Ученым в лабораториях высших учебных заведений было почти невозможно получить информацию даже о самой незначительной части научных и экспериментальных работ, проводившихся в аппарате вооруженных сил. Отдельному исследователю высшего учебного заведения была вверена лишь маленькая частица всей мозаики, отнюдь не дававшая ему представления об общей картине развития. От этих исследователей можно было часто слышать такую фразу: "Мы блуждаем в потемках, мы знаем слишком мало из того, что нам нужно знать. Мы не имеем представления о том, где у нас недостатки".

Но это еще не все. Наряду с исследовательскими секторами высших учебных заведений, промышленности и вооруженных сил имелся еще целый ряд частных, самостоятельных исследовательских учреждений. Из их числа упоминания заслуживают только исключительно хорошо оснащенные институты имперской почты, которые занимались не только усовершенствованиями в области техники связи на Дальних расстояниях, но и уделяли много внимания вопросам ядерной физики, проблемам инфракрасных лучей, электронной микроскопии и множеству других важных в военном отношении областей науки.

Читая эти строки, всякий задает себе вопрос: имелась ли хотя бы одна такая инстанция, которая обобщала результаты исследований всех научных секторов, руководила ими и направляла полученные данные в распоряжение тех учреждений, где они приносили наибольшую пользу как для военных, так и для гражданских целей? Нет. Такой инстанции не было. Всем научно-исследовательским работам в Германии недоставало связующего центрального органа, который суммировал бы опыт ученых и на его основе руководил бы их исканиями. Немецкая наука и техника были лишены головы, вместо нее имелись лишь отдельные связующие нервные волокна и примитивные координационные органы.

Государственный научно-исследовательский совет не имел никаких полномочий и полных сведений о том, что происходило вне сферы его влияния. И все же по собственной инициативе своих работников и по поручению различных управлений вооружений он подготовил и провел более 10 тыс. исследовательских работ, получивших у военных заслуженное признание.

Другим руководящим органом было Управление развития экономики, созданное согласно четырехлетнему плану Геринга и обслуживавшее 25 институтов, предусмотренных этим планом. Ассигнованные ему для этих целей крупные денежные средства ревностно использовались "только для целевого исследования", и бедствующие научно-исследовательские институты высших учебных заведений, выполнявшие до сих пор основную научную работу, не получили от них ни гроша. Поэтому в кругах научных сотрудников высших учебных заведений Управление развития экономики в насмешку называли "управлением развития концернов".

Во время войны приобрела чрезвычайно большой вес еще одна руководящая инстанция -- министерство Шпеера. Поскольку в этот период значительно сократились возможности получения институтами сырья, кадров и лабораторного оборудования, поскольку необходимое и выполнимое уже нигде не могли встретиться и так как промышленность страны едва справлялась с заказами различных управлений вооружений, то это министерство стремилось в свою очередь получить полномочия на решение вопросов о том, какие исследовательские работы следует прекратить как ненужные, какие -- продолжать дальше как имеющие "важное военное значение" и каким должно быть отдано предпочтение как имеющим "решающее значение для войны". Но науке никогда не приносит пользу такое положение, когда ее интересы решает инстанция, нацелившаяся только на усовершенствование и изготовление того, что наиболее отвечает интересам дня. Такая организация не в состоянии понять, какие возможности скрываются в планах и задачах исследовательских учреждений. Только потому, что наука оказалась лишенной руководства, учеными стали командовать чуждые науке инстанции.

Если, несмотря на это общее положение, в результате долгих научных исследований были все же созданы новые виды вооружения, новые искусственные материалы, открыты новые научные методы и новые профили науки, то за это следует благодарить, конечно, не жалкую организацию "руководителей", а только отдельных людей, которые во всех областях науки работали с пол ной отдачей своих сил и способностей. Сведений о том, над чем работали, что исследовали и совершенствовали ученые Германии, до сегодняшнего дня пока еще нет. Исчерпывающие данные об этом получили, применяя свой собственный"метод", только победители. Но и до этого немецкая наука в своем не лишенном драматизма развитии прошла много различных стадий и фаз.

Наука в период "молниеносных войн"

В 1939 году политические руководители Германии, руководствуясь опытом войны с Польшей, надеялись главным образом на кратковременную войну. Они, и в частности Геринг, резко выступали за то. что война должна быть выиграна тем оружием, с которым она была начата.

Новые усовершенствования, которые "созрели для фронта" лишь в последующие годы. считались не представляющими интереса. Ученые, работы которых находились лишь в самой начальной стадии и которым еще требовались годы, чтобы добиться результатов, полезных для войны, не представляли для правительства никакой практической ценности.

Поэтому ученые были отнесены к той категории людских резервов, из которых черпались пополнения для фронта. Само собой разумеется, что при таких обстоятельствах "гуманитарные" ученые рассматривались с самого начала как quantite negligeable. В результате, несмотря на возражения управлений вооружений и различных других инстанций, несколько тысяч высококвалифицированных ученых из университетов, высших технических учебных заведений и различных научно-исследовательских институтов, в том числе незаменимые специалисты по исследованиям в области высоких частот, ядерной физики, химии, моторостроения и т. д., были еще в начале войны призваны в армию и использовались на низших должностях и даже в качестве рядовых солдат.

Если Геббельс добился того. что артисты, музыканты, писатели, певцы, спортсмены и др. были избавлены от службы в армии, поскольку они были ему нужны для организации развлечений на родине и на фронте, то министр Руст ничего не смог сделать для своих исследователей.

И когда ученые, и в особенности представители молодого поколения ученых и исследователей, покидали свои лаборатории и институты, чтобы отправиться на фронт скромными бойцами, это вызывало у всех даже гордость.

Англичане (а не немцы) подсчитали, что ежегодно у всякого талантливого народа на один миллион населения появляется один исследователь.

Как видите -- урожай не особенно густой. И тот факт, что в век, когда один ученый-исследователь может иметь для ведения войны такое же важное значение, как и целые армии, этот дорогостоящий и порой незаменимый человеческий материал разбазаривался с такой легкостью, не мог пройти для нас бесследно.

После войны с Францией Гитлер отдал приказ прекратить все научно-исследовательские работы, которые не могут быть доведены до конца в течение одного года.

Этот приказ оказался почти смертельным не только для авиации (в 1939 году уже имелся проект конструкции реактивного истребителя), от него пострадали и научно-исследовательские работы в области высоких частот, то есть как раз в той самой области, в которой противник в скором времени приобрел роковой перевес.

Сигнал бедствия в науке

Война в России в корне изменила свой первоначальный характер. В подводной войне превосходящая по качеству и количеству авиационная техника противника вызвала глубокий кризис. Не оставалось никакого сомнения, что без новых самолетов война будет проиграна, что оружие, оснащение и транспортные средства, используемые в России, должны отвечать убийственным условиям климата и местности, что техника высоких частот стала теперь важнейшим звеном всей военной техники.

Тогда руль был повернут в обратную сторону. Геббельсу пришлось издать директиву о том, чтобы впредь в прессе, по радио, в кино, в театре и в литературе больше не было выступлений против ученых и исследователей, против учителей и духовенства а, напротив, подчеркивалось бы большое значение их деятельности. Несмотря на то, что к науке Геббельс отнюдь не имел никакого отношения, он пригласил в Гейдельберг профессоров и директоров высших учебных заведений, чтобы объявить им о том, что государство высоко ценит труд ученых.

Энергичнее всех в этом деле оказался Дениц. Он самовластно отбросил запутанную систему научного руководства, лично созвал конференцию ведущих специалистов, сообщил им со всей откровенностью о техническом кризисе подводной войны, назначил одного из ученых начальником научно-исследовательского штаба ВМФ и исключил все промежуточные инстанции тем, что подчинил этого нового "начальника штаба" лично себе. То, что главнокомандующий непосредственно подчинил себе ученого-исследователя, было в области военной техники своего рода революцией.

Для всех ученых прозвучал сигнал тревоги.

Одновременно с тем, как "генерал Унру" в качестве особого уполномоченного ездил по стране, "мобилизуя" на фронт последних оставшихся в тылу мужчин, в интересах науки и техники была проведена решительная контрмера: 10 тыс. ученых, техников, специалистов и инженеров были сняты с фронта и водворены на свои места для решения неотложных задач. Чтобы предотвратить вымирание целых научных дисциплин и сохранить незаменимые кадры, было даже решено отозвать с фронта 100 ученых гуманитарных наук. Нужно было спасти то, что еще можно было спасти.

Но даже и эти меры не могли уже полностью восстановить прежнее состояние немецкой науки.

Пользуясь своего рода "кулачным правом" и затирая тех, кто имел менее сильные кулаки, отдельные инстанции добились для себя полномочий, получили ученых, вспомогательный персонал, аппаратуру, химикаты, дефицитные материалы и денежные средства. Но наука и техника несовместимы с импровизацией. Государство, которое хочет получить настоящие плоды науки и техники, должно действовать не только с большой прозорливостью и искусством, но и уметь терпеливо ждать этих плодов.

Ясно, что из всего того, что замышлялось, познавалось, совершенствовалось и испытывалось в лабораториях высших учебных заведений, в научно-исследовательских учреждениях вооруженных сил и в лабораториях промышленных предприятий, только часть могла поступить в производство и использоваться на фронте, ибо, когда война была уже в разгаре, плоды умственной деятельности немецких ученых еще только зрели, скрываясь в стенах их лабораторий.

Предметы исследований и достижения германской науки

Работа, проделанная немецкими учеными в области создания новых методов исследования, в области открытия нового и совершенствования технологии старого при сегодняшнем положении Германии не поддается никакому обобщению. Во время войны исследовательская работа, связанная с вооружением, проводилась исключительно как "секретная", а некоторые исследования были даже снабжены грифом "государственный секрет". Обычного для мирного времени опубликования результатов исследований в специальных научных журналах не проводилось. Исследователь, работавший над каким-либо особым заданием, не имел права говорить о нем даже со своими коллегами.

Книгу о достижениях германской науки можно было бы сегодня написать значительно легче не в самой Германии, а за ее пределами, потому что основные оригинальные документы находятся там. В одном американском отчете говорится: "Управление технической службы в Вашингтоне заявляет, что в его сейфах хранятся тысячи тонн документов. Согласно мнению экспертов, свыше 1 млн. отдельных изобретений, фактически касающихся всех наук, всех промышленных и военных секретов нацистской Германии, нуждаются в обработке и анализе. Один чиновник в Вашингтоне назвал это собрание документов "единственным в своем роде источником научной мысли, первым полным выражением изобретательского ума целого народа".

Как могло так получиться? Почему противники Германии раньше нее поняли значение исследовательской работы в нынешний век техники не только для ведения войны, но и для мирной экономики и культурного развития во всех областях жизни?

Дело заключается в том, что они смотрели на захват ценных немецких изобретений, как на военную задачу. Еще во время вторжения на Западе отряды "коммандос" сразу же начали свою охоту за научно-исследовательскими материалами и за самими исследователями. Подготовленная союзниками операция "Пейпер-Клипс" осуществлялась в основном американцами. Однако английские, французские и советские войска принимали не меньшее участие в этом единственном в истории войн "трофейном походе".

Распространявшееся в конце войны иностранной пропагандой под влиянием общего военного психоза утверждение о том. что германская наука добилась лишь незначительных результатов и что в стране, где нет свободы, наука вообще не способна на многое, было вскоре опровергнуто многочисленными выступлениями самих иностранных ученых. В отчете Общества немецких ученых, озаглавленном "Исследование означает труд и хлеб" (сентябрь 1950 года). излагается целый ряд таких утверждений. По недостатку места я приведу лишь некоторые из них.

Так, например, мистер Лестер Уокер пишет в журнале "Harpers Magazine" (октябрь 1946 года): "Материалы о секретных военных изобретениях, которых еще недавно было [348] всего лишь десятки, теперь представляют собой скопление актов общим количеством до 750 тыс..." Для того чтобы новым немецким понятиям подыскать соответствующие английские термины, потребовалось бы составить новый немецко-английский словарь специальных слов, куда вошло бы около 40 тыс. новых технических и научных терминов.

В американском официальном отчете приводится ряд отдельных изобретений и результатов исследований немецких ученых в области прикладной физики, в области исследования инфракрасных лучей, по изобретению новых смазочных средств, синтетической слюды, методов холодной прокатки стали и т. д., получивших всеобщее признание у американских ученых. Так, в отчете говорится: "Мы узнали из этих бесценных секретов способы изготовления самого лучшего в мире конденсатора. Конденсаторы миллионами применяются и в радиотехнике, и в производстве высокочастотной аппаратуры... но этот конденсатор выдерживает почти в два раза большее напряжение, чем наши американские конденсаторы. Это настоящее чудо для наших специалистов-радиотехников".

Относительно изобретений в текстильной промышленности в этом отчете говорится, что "в этом собрании секретов содержится так много нового, что большинству американских специалистов-текстильщиков стало не по себе...".

О трофеях из лабораторий концерна И. Г. Фарбениндустри говорится: "... однако самые ценные секреты были получены нами от лабораторий и заводов большого немецкого химического концерна И. Г. Фарбениндустри. Нигде и никогда не имелось такого ценного клада производственных секретов. Эти секреты относятся к производству жидкого и твердого топлива, к металлургической промышленности, к производству синтетического каучука, текстиля, химикалиев, искусственных тканей, медикаментов и красок. Один американский специалист в области производства красителей заявил, что немецкие патенты содержат способы и рецепты для получения 50 тыс. видов красящих веществ, и большинство из них -- лучше наших. Нам самим, вероятно, никогда не удалось бы изготовить некоторые из них. Американская красочная промышленность шагнула вперед по меньшей мере на десять лет".

Можно привести и целый ряд других заявлений, содержащихся в различных отчетах: "Не менее внушительной была добыча специальных поисковых групп союзников и в области производства продуктов питания, в области медицины и военного искусства"... "совершенно необозримы "трофеи" в области последних достижений авиации и производства авиационных бомб". "Величайшее значение для будущего, -- говорится в другом месте, -- имеют германские секреты в области производства ракетных и реактивных, снарядов... как стало известно, немцы в конце войны имели в различных стадиях производства и разработки 138 типов управляемых на расстоянии снарядов... применялись все известные до сих пор системы управления на расстоянии и прицеливания: радио, короткие волны, проводная связь, направленные электромагнитные волны, звук, инфракрасные лучи, пучки света, магнитное управление и т. д. Немцы разработали все виды ракетного двигателя, позволявшего их ракетам и реактивным снарядам достигать сверхзвуковых скоростей".

После капитуляции Японии президент Трумэн приказал опубликовать конфискованные (364 тыс.) патенты и другие захваченные документы. 27 июля 1946 года 27 бывших союзных государств подписали в Лондоне соглашение, согласно которому все немецкие патенты, находящиеся вне пределов Германии и зарегистрированные до 1 августа 1946 года, были экспроприированы. Библиотека конгресса в Вашингтоне стала издавать библиографический еженедельник, в котором были указаны рассекреченные военные и научные документы, их краткое содержание, количество и стоимость сделанных с них копий и т. д. Эти еженедельные бюллетени рассылались 125 библиотекам Соединенных Штатов, "чтобы сделать их более доступными для публики".

Американские дельцы сами признают огромное значение немецких открытий и изобретений для практического использования в промышленности и технике. "Общественность буквально пожирает опубликованные военные секреты", -- говорится в одном из вышеупомянутых отчетов. "За один только месяц мы получили 20 тыс. запросов на технические публикации, а сейчас ежедневно заказывается около 1 тыс. экземпляров этих бюллетеней... уполномоченные фирм простаивают целые дни в коридорах Управления технической службы, чтобы первыми получить новую публикацию. Большая часть информации настолько ценна, что промышленники охотно дали бы многие тысячи за то. чтобы получить новые сведения одним днем раньше своих конкурентов. Но сотрудники Управления технической службы тщательно следят за тем. чтобы никто не получил отчет до его официального опубликования. Однажды руководитель одного исследовательского учреждения просидел около 3 час. в одном из бюро Управления технической службы, делая записи и зарисовки с некоторых готовящихся к публикации документов. Уходя, он сказал: "Премного благодарен, мои заметки дадут моей фирме по меньшей мере полмиллиона долларов прибыли".

Далее американский отчет говорит о представителях Советского Союза. Это место выдержано еще в наивных выражениях 1946 года, но сейчас, в обстановке 1953 года, оно заставляет читателя отнестись к нему внимательней. С наивной гордостью американцы сообщают: "Одним из ненасытнейших наших клиентов является Внешторг (Министерство внешней торговли Советского Союза). Какой-то их руководитель пришел однажды в бюро издательства с библиографией в руках и сказал: "Я хочу иметь копии со всего, что у вас есть". Русские прислали нам в мае заказ на 2 тыс. публикаций на общую сумму 5594 доллара 40 центов. Вообще они покупали любое выходившее издание".

Русские позаботились о том, чтобы заполучить себе плоды труда немецких деятелей науки и техники также и другим путем. Так, в конце войны они вывезли из Германии несколько сотен первоклассных специалистов, в том числе: профессора доктора Петера Тиссена -- директора института физической химии и электрохимии (Институт кайзера Вильгельма), являвшегося одновременно и руководителем сектора химии в государственном научно-исследовательском совете; барона Манфреда фон Арденне -- крупнейшего немецкого ученого в области техники высоких частот, телевидения, электронной микроскопии н разделения изотопов; профессора Макса Фолльмера -- ординарного профессора физической химии в высшем техническом училище (Берлин -- Шарлоттенбург) и ведущего специалиста в области полупроводников и производства аккумуляторов, имевшего громадный авторитет в вопросах военной техники; профессора Густава Герца -- занимавшего до 1938 года пост директора института Генриха Герца по исследованию колебательных явлений (Берлин), а впоследствии -- руководителя исследовательской лаборатории N 2 "Сименс-Верке", знавшего все многочисленные секреты этого концерна; доктора Николауса Риля -- директора научного отдела компании "Ауэр", известного специалиста по производству люминесцентных красок, имеющих большое значение для военной и гражданской промышленности.

Русским удалось вывезти к себе и доктора Л. Бевилогуа -- ученика знаменитого на весь мир профессора Дебие, эмигрировавшего из Германии на Запад и награжденного Нобелевской премией. Дебие был директором института холода в Далеме.

Это всего лишь несколько имен. Но какую огромную пользу могут они принести Советскому Союзу! Профессор доктор Тиссен, например, занимал в научно-исследовательском мире Германии первостепенное положение. Тиссен был учеником виднейшего немецкого специалиста по коллоидной химии профессора Жигмонди из Геттингена. Институт. возглавлявшийся Тиссеном. был крупнейшим из тридцати институтов Общества кайзера Вильгельма и имел штат, насчитывавший около 100 сотрудников. Он имел самое лучшее оборудование, а его денежные средства равнялись сумме бюджетов по крайней мере десятка других, конечно, тоже не менее важных институтов Общества кайзера Вильгельма. Из имевшихся тогда в Германии 25 электронных микроскопов три находились в институте Тиссена. Тиссен был также руководителем сектора химии в государственном научно-исследовательском совете. Это означало, что ему были известны все планы исследовательской работы в области химии, ход их выполнения и результаты. Тиссен был человеком, который мог обрабатывать эти результаты не только в административном порядке, но и лично просматривать их, давая им критическую оценку. Люди, тесно сотрудничавшие с Тиссеном, говорят, что у него феноменальная память. Наконец, Тиссен был одной из главных фигур так называемого "химического штаба", который состоял из трех членов: председателя наблюдательного совета концерна И. Г. Фарбениндустри профессора Крауха, руководителя германского общества химиков государственного советника Шибера и самого Тиссена. Таким образом, Тиссен был осведомлен о состоянии дел во всей германской химии. Задачей химического штаба было обобщать результаты опытов, проведенных в лабораториях, и затем передавать накопленный опыт для дальнейшего использования его в производстве. Отсюда следует, что Тиссен знал не только направление исследовательских работ в области химии, но и был посвящен в тайны химической промышленности Германии, в ее методы, планирование и находился в контакте с самыми крупными химическими промышленниками. Он знал важнейшие секреты, которые используются теперь Советским Союзом.

Что касается немецких ученых, находящихся сейчас в Америке, то Пентагон в декабре 1947 года сообщил, что туда вывезено 523 немецких ученых и что эта цифра вскоре увеличится до 1 тыс. человек. Более точных сведений пока не имеется.

Наиболее сдержанными в своих сообщениях о взятых в плен ученых и специалистах были до сих пор англичане. Но профессора, возвратившиеся из лагерей предварительного заключения, сообщают, что там находится много "известностей и даже знаменитостей из всех областей науки". В общей сложности странами-победительницами вывезено более 2 тыс. немецких ученых и специалистов.

Вывоз из Германии немецких ученых является для нашего народа наиболее тяжелым последствием минувшей войны. Исследователей можно сравнить с мозгом нации. В конце войны наша нация подверглась тяжелой операции: этот мозг был вырезан у нее вместе со всем, чего достигла нация, то есть вместе со всеми результатами исследований, патентами и т. д. Все это досталось победителям и влилось в их научный и хозяйственный организм. Это, конечно, более современная форма экономического воздействия на побежденного, чем военные контрибуции и денежные репарации старого времени. Такая мера ведет к резкому сокращению духовного потенциала побежденного народа. Она представляет собой искусственное оплодотворение науки, техники и хозяйства победителя. Американский журнал "Лайф" в номере от 2 сентября 1946 года вполне трезво подтверждает это, заявляя, что истинная цель репараций заключалась не в демонтаже промышленных предприятий Германии, а "в иссечении мозга немецкой нации", в захвате всего того, что было накоплено ею в области науки и техники.

Судьба исследователей в конце войны

Немецкая наука, получившая сильное развитие в первой половине нашего столетия, была в конце последней войны сведена почти на нет следующими тремя обстоятельствами: во-первых, потерей всех результатов научно-исследовательской работы, включая патенты, и распылением их по всему миру; во-вторых, перемещением ведущих немецких специалистов в страны бывших противников; в-третьих, дискриминацией оставшихся в Германии исследователей.

В результате политической чистки, проведенной еще при Гитлере, 1628 доцентов были изгнаны с кафедр и из исследовательских институтов. По данным, опубликованным в начале 1950 года в еженедельнике "Крист унд Вельт", это составляло 9,5% всего преподавательского состава высших учебных заведений Германии. Это значит, что каждый десятый ученый был исключен из научной жизни страны. Жертвами следующей политической чистки, в 1945 году, пали еще 4289 доцентов, что составило уже 32,1% всех ученых. Таким образом, в 1945 году каждый третий немецкий преподаватель высших учебных заведений потерял и свою кафедру, и возможность продолжать научно-исследовательскую работу.

О том, что думали американцы о "политической опасности" этих ученых, становится ясно из ряда официальных заявлений. Так. например, руководитель операции "Пейпер-Клипс" дал следующую директиву отрядам "коммандос", занимавшимся "ловлей" немецких ученых. "Если вам попадутся просто антифашисты, не представляющие ценности для науки, -- не брать. Если же они могут иметь "для нас определенный научный интерес, то их политическое прошлое не играет никакой роли". И когда один американский сенатор выразил свои сомнения по поводу такого "импорта" немецких ученых, основывая их на том, что большинство из них являлось членами нацистской партии, представитель американского военного министерства ответил на это так: "Ученые обычно интересуются только своими исследованиями и лишь изредка -- политикой".

Ущерб, понесенный немецкой наукой, отнюдь не ограничивается теми учеными, которые остались без места во время политических чисток периода власти Гитлера. Уже после войны из университетов восточной зоны Германии в западную зону перекочевало еще 1028 доцентов в качестве безработных беженцев. Это составило 7,7% всего преподавательского состава немецких высших учебных заведений. Если сложить все это вместе, то получится. что с 1933 по 1946 год. по данным Общества основателей немецкой науки, потеряли свою работу "по политическим причинам" 49,3% всех преподавателей высших учебных заведений. Это составляет приблизительно половину общего количества немецких ученых. Ни одно другое профессиональное сословие Германии не было так обескровлено. Как такая ампутация отразится на немецкой интеллигенции, может показать только будущее.

Взгляд на будущее

Было бы неправильно сказать, что судьба, постигшая германскую науку во второй мировой войне, сегодня уже не беспокоит руководящие круги нашего государства. В самых различных слоях населения, вплоть до членов парламента при обсуждении ими государственных бюджетов, можно слышать один и тот же аргумент: "Такой обедневший народ, как немецкий, не может снова поднять свою науку на высокий уровень. Он должен сначала выйти из своего бедственного положения".

На это у нас, немцев, имеется только один ответ. Как раз потому, что германской науке причинен такой огромный ущерб, нас больше, чем всех других, касается та простая истина, что естественные науки сегодня создают предпосылки для техники завтрашнего дня, и сегодняшний рабочий не будет в состоянии прокормить своих сыновей, если дальнейшее развитие науки не создаст предпосылки для их самостоятельной работы завтра. Если наше поколение не исправит теперь чудовищные последствия войны, разорившей нашу науку, это принесет большой вред экономике и социальной структуре будущих поколений. Мы, немцы, должны сделать для нашей науки значительно больше других.

Однако цифры убедительно говорят о том, что делается еще не все. Так, например, Америка отпускает на финансирование своих научно-исследовательских институтов такие суммы, которые при расчете на душу населения составляют 71 немецкую марку; Англия -- 25,2 марки, а Федеральная Республика -- только 7,75 марки.

В связи с этим возникает другой вопрос. Было бы пустой иллюзией верить в то, что любой "ущерб" в науке может быть возмещен деньгами. Науку нельзя купить на деньги, как нельзя ее и заимствовать или "организовать". Деньги могут быть лишь вспомогательным средством, правда необходимым, но не решающим. Никакие деньги не помогут там, где нет таланта к научно-исследовательской работе. А подлинный талант к науке и к исследованию встречается в любом народе крайне редко: это -- дар природы. Но то, как обращались с этим природным даром на протяжении нескольких последних лет и как буквально разбазаривали его в зависимости от того, насколько люди, наделенные этим даром, отвечали тем или иным политическим требованиям времени, является отнюдь не актом мудрости, а актом исключительной политической близорукости и слепоты. Великий процесс излечения, который стал необходимым для нашей науки, снова начинает вызывать к себе глубокое благоговение и признание народа. Только тогда, когда будут созданы внешние предпосылки, то есть достаточное финансовое обеспечение, и внутренние предпосылки, то есть полное уважение к ученым и благоговение перед этим профессиональным сословием, мы сможем надеяться, что наше молодое поколение выделит из своей среды людей, одаренность и таланты которых позволят им обратиться к трудной профессии ученого. Ведь неудачи прошлого действуют отпугивающе весьма непродолжительное время.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 09/07/2014, изменен: 09/07/2014. 67k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 1 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Во всех областях народного хозяйства Германии были введены "особые уполномоченные". К таким "особым уполномоченным" принадлежал и генерал фон Унру, о "действиях" которого и по сей день ходит немало слухов и кривотолков. Когда он "начал свою деятельность" весной 1942 года, берлинские остряки, пользуясь высмеиваемыми пропагандой типами ловкачей вроде "расхитителя угля" и "расхитителя средств", закрепили за ним кличку "расхитителя героев".

Каменев Анатолий Иванович Список "избранных богом "

Каменев Анатолий Иванович
Список "избранных богом "