ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Кажется, лучше жить посмирнее..."

Каменев Анатолий Иванович
"Наука побеждать"

Обновлялось: 6/11/2010 г.

Статистика:

По количеству посетителей - 715 935

Объем - 33267k/600

Иллюстрации - 1821

В этом великом наследии есть и моя история...

"Кажется, лучше жить посмирнее..."

Торговка старыми вещами и рекрут

Анна Иоанновна

Окончание царствования императрицы Анны Иоанновны

Открытие первого шляхетского кадетского корпуса - Некоторые детали истории Анны Иоанновны - Полиция против тунеядцев - Доносительство - Преследование за пропаганду католицизма - О разводах - Об образовании духовенства - Поучительные примеры - Смерть Анны Иоанновны - Старые источники - Великие мысли - Исторические памятки

Открытие первого шляхетского кадетского корпуса

(фрагменты)

Столетие Военного министерства. 1802-1902. т.Х, ч.1. Главное управление военно-учебных заведений. Исторический очерк. Сост. П.В. Петров.- СП б., 1902.

Но уже в царствование Петра **, генерал-фельдцейхмейстер Миних восстановил школы артиллерийскую и инженерную, слив их в одно учебное заведение.

В последующие затем царствование Анны Иоанновны и Елисаветы Петровны инженерные и артиллерийские школы, в продолжение тридцати лет, не имели устойчивости: то они созидались, то уничтожались или, по крайней мере, замирали; то соединялись вместе, то разделялись.

Так, в 1730 году открыта была школа при Санкт-Петербургской крепости "для обучения малолетних детей мастеровых инженерных людей", с целью приготовления их в писари и мастеровые по инженерному ведомству.

В том же 1730 году, генерал-фельдцейхмейстер Миних устроил в Санкт-Петербурге особую артиллерийскую школу на 60 человек пушкарских сыновей, также для приготовления из них писарей и мастеровых; школа эта впоследствии стала называться артиллерийскою арифметическою школою, и в ней положено было обучать "словесной и письменной науке, а также арифметике геометрии и тригонометрии"

Следующий за Минихом генерал-фельдцейхмейстер принц Людовик-Вильгельм, ландграф Гессен-Гомбургский (в 1735 году) учредил в Петербурге учебное заведение для 30 дворян и офицерских детей и соединил это заведение, известное впоследствии под названием чертежной артиллерийской школы, - с миниховскою арифметической школою, под общим названием Санкт-Петербургской артиллерийской школы.

В чертежной школе обучали арифметике, геометрии, тригонометрии, военной лаборатории, черчению, рисованию и артиллерии.

Но обучение в школе велось крайне неудовлетворительно; практических занятий почти вовсе не проводилось. Так продолжалось десять лет, пока в должность генерал-фельдцейхмейстера не вступил князь Репнин (в 1745 г.), водворивший в школе порядок и поставивший прочно практические занятия.

Почти одновременно с учреждением Санкт-Петербургской артиллерийской школы учреждена была подобная же школа в Москве, близ Сухаревой башни.

Хотя эта школа должна была вмещать в себя 700 учеников, но в действительности в ней было гораздо меньшее число учащихся, а преподавание велось хуже, нежели в Петербургской; порядка в школе не было никакого, а науки "вперялись в ум" при помощи розог.

"Обучали без малейшего порядка; секли лозою немилостиво. Великий недостаток в оной школе состоял в учителях. Принуждены были взять в школу колодника и смертоубийцу, штык-юнкера Алабушева. Это был человек пьяный и вздорный; по третьему смертоубийству сидел под арестом и взять обучать школу", говорит один из современников, бывший ученик Московской артиллерийской школы.

В инженерной школе, во все управление инженерным ведомством князя Репнина, не сделано было никаких улучшений, и только в 1753 году, когда школа поступила под особое ведение "арапа Петра Великого", крестника царя, генерал-инженера А.П. Ганнибала, устроен был на Выборгской стороне учебный полигон, где ученики школы практически изучали инженерное дело; этим же полигоном отчасти пользовались и ученики артиллерийской школы, но, в общем, от этих занятий пользы было меньше, чем можно было бы ожидать.

Распорядок внутренней жизни в школах инженерной и артиллерийской ограничивался чисто казарменными требованиями. На учеников распространялось каждое из распоряжений, которые делались смотрителем зданий для всех живущих там людей.

Ежедневно, в 5-м часу утра, дежурный капрал обходил все квартиры и будил учеников, которые и отправлялись в школу и на работу. После 11-ти часов давалось время на обед, а с 1 ч. до 6-ти снова производились занятия и работы на дому. В 9 ч. вечера дежурный снова обходил все квартиры, требуя, чтобы огни везде были потушены.

Обращение с учащимися нисколько не отличались от обращения с нижними чинами. За неисполнительность и проступки их судили и наказывали наравне с солдатами: секли розгами, батогами, плетьми и кошками, гоняли шпицрутенами сквозь строй, заковывали в кандалы, угрожали каторжною работой.

В этих школах повторялось, таким образом, буквально то же, что в петровское время существовало в Морской академии.

Ученики, с своей стороны, нисколько не отличались от своих товарищей по Морской академии. Побеги, буйства, драки и разбои на улицах, укрывательство у себя беглых крепостных - обычные явления, соответствовавшие грубым нравам того времени.

Так же, как и ученикам Морской академии, большинству учащихся артиллерийской и инженерной школ приходилось жить на частных квартирах. Жалованье они получали весьма скудное, и, несмотря на то, что платье, обувь, белье носильное и постельное они получали от казны, большинство учеников положительно голодало. Сохранилось свидетельство о том, что "от худого содержания и голода ученики лишаются сил и не могут прилежно учиться".

Что касается дела обучения в школе, то оно велось здесь обычным в то время порядком.

Вытвердив букварь, ученик приступал к часослову, а затем принимался за псалтырь; окончившим словесную науку признавался тот, кто мог бегло прочесть любую страницу из часослова и псалтыри. "Письменная наука" ограничивалась списыванием букв и цифр; потом обучали рисованию, после чего ученики переходили уже к наукам математическим и "до инженерства и артиллерии принадлежащим", с соответственными практическими упражнениями на учебном полигоне.

Но, как уже было замечено, эти последние упражнения не давали желаемых результатов, а теоретические курсы, по ограниченности объема, по словам одного из исследователей, уступали даже курсу Петровской бомбардирской школы, так что обучение артиллерии не только не ушло вперед, но даже подвинулось назад.

К причинам неуспешности хода обучения следует отнести и недостаток в учителях. Лица, коим поручалось преподавание, за весьма малыми исключениями, далеко не стояли на высоте своего призвания, Да и положение их было таково, что трудно было ожидать от них пользы учебному делу.

На учителей, сверх их прямых обязанностей, возлагалось наблюдение за полицейским порядком, хозяйством, починками и постройками зданий; ими же выполнялись чертежи по заказу артиллерийского ведомства; они же заведовали "иллюминационной командой", лабораторией и пр.

По окончании курса ученики школ назначались: кондукторами в инженерную команду; сержантами, фурьерами, капралами - в минерную роту; бомбардирами, сержантами, каптенармусами, фурьерами и капралами - в полевую и осадную артиллерию.

Малоуспешные же, по достижении известного возраста, выпускались на службу со званиями минеров канониров, фузильеров, гандлангеров, писарей, фурлейтов и мастеровых.

Стоя уже на службе, бывшие ученики получали повышение по удостоению начальства и достигали офицерских чинов.

Но, кроме службы в специальных родах войск, бывшие ученики школ получали назначения и вне военного ведомства: инженерных учеников отсылали в Сибирские горные заводы на должности шихтмейстеров, назначали помощниками архитекторов и производителей работ, например, по исследованию Боровицких порогов, по составлению плана Санкт-Петербурга; командировали даже в дальние экспедиции, как, например, во 2-ю Камчатскую; артиллерийские ученики принимали участие в работах по отводу р. Охты, командировались в герольдмейстерскую контору Сената для рисования дворянских гербов и пр.

Не взирая на строгий режим, грубое и даже жестокое обращение, которое господствовали в этих школах по преемству, забота о том, чтобы научить хотя бы чему-нибудь даже отсталых учеников, стояла на первом плане. Поэтому в школах увольнения воспитанников за нерадение, неспособности или проступки не существовало. Были к тому единичные попытки со стороны школьного начальства, но начальство высшее протестовало, рекомендуя школьников к "учению накрепко принуждать и за ними, чтобы они не леностно учились, смотреть".

Не подвергались исключению из школы ученики и по причине болезни или увечья, а предписывалось "хромым, кривым и даже разбитых параличом от болезни пользовать и, сколько возможно, науке обучать".

Не меньшую заботу о подготовке грамотных нижних чинов правительство Анны Иоанновны проявило и в отношении солдатских сыновей.

В 1732 году положено было основание гарнизонных школ при некоторых гарнизонных полках, для обучения солдатских сыновей, от 7 до 15 лет, для того, чтобы из этих кантонистов набирать впоследствии солдат, "дабы впредь польза государству и в рекрутах облегчение было".

Школы эти были рассчитаны на 4.000 учеников и состояли в ведении комендантов Гарнизонные школы учреждены были в Петербурге, Кронштадте, Риге, Ревеле, Нарве, Выборге, Кексгольме, Москве, Казани, Смоленске, Астрахани, Воронеже, Белгороде, в крепости Св. Анны и в Сибири.

<...>

Учителем в школу назначался обер-офицер расположенного в слободе полка, а помощником к нему определялся ротный писарь или унтер-офицер; инженерные и артиллерийские офицеры должны были обучать в них своим специальностям.

Выше было замечено, что в учрежденных при Петре Великом школах, не исключая и морских, контингент учащихся состоял преимущественно из детей низших сословий.

Что касается детей дворянских, то положение огромного их большинства было беспомощное и в учебном и в служебном положении. Не получая никакого образования и теряя напрасно первые юношеские годы, большинство из них поступало на службу солдатами. В существовавших тогда школах не хватало для них мест, да кроме того и сами родители неохотно расставались с детьми, зная, какую суровую школу предстоит пройти им в навигацкой школе или Морской академии. Между тем, состоя на службе в войсках, юноши подвергались тем же побоям за всякого рода неисправности, что и нижние чины; по прошествии нескольких лет службы, они производились в унтер-офицеры; офицерского же звания многие и не достигали.

Недостаточно обеспечивающим необходимую научную подготовку считался и способ посылки молодых дворян за границу. Само правительство признавало за этим способом "обучения молодого шляхетства" многие недостатки: разлука с родителями, большие расходы, отсутствие надзора за молодыми людьми и возвращение из-за границы без всяких знаний.

С другой стороны, для потребностей постоянно увеличивающейся армии нужны были вполне подготовленные теоретически и практически офицеры из дворян. И вот, в первый же год царствования Анны Иоанновные (1730), был предложен гр. П.И. Ягужинским проект учреждений в России, для военного образования дворян, двух заведений, по образцу прусского кадетского корпуса, каждого на 500 человек.

Гр. Ягужинский, один из сподвижников Петра Великого, впоследствии кабинет-министр, состоя нашим послом при прусском дворе, близко ознакомился с устройством существовавшего в Берлине кадетского корпуса, учрежденного еще в половине Х*** столетия, по образцу французских, курфюрстом Фридрихом-Вильгельмом.

Воспитанники этого корпуса преимущественно пополняли офицерские вакансии в прусской армии, численность которой простиралась до 80 тыс. человек.

Проект гр. Ягужинского был одобрен императрицею. Она поручила обсудить все подробности этого предложения президенту военной коллегии гр. Миниху, по докладу которого и состоялся Высочайший указ об учреждении кадетского корпуса, 29 июня 1731 года.

"Хотя, - сказано в этом указе, - воинское дело поныне в настоящем добром порядке содержится, однакож, чтобы такое славное и государству зело потребное дело наивящще в искусстве производилось, весьма нужно, дабы шляхетство от младых лет к тому в теории обучены, а потом ив практику годны были".

Первоначально предположено было учредить корпус на 200 человек шляхетских детей, от 13 до 18 лет.

В корпусе положено было обучать не только военным, но и общеобразовательным предметам, "понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна". Таким образом, было положено начало не только общеобразовательной постановке учебного курса, взамен прежде существовавшей профессиональной, но и той двойственности целей, достижение которой преследовалось корпусом и на все предбудущее время: готовить не только офицеров, но и гражданских чиновников.

Этой двойственностью целей объясняется и та многопредметность в обучении, которая с течением времени причинила много забот, так как повлияла на понижение образования в качественном отношении.

По уставу 1731 года, кадетский корпус, или, как он именовался "корпус кадетов", должен был быть заведением закрытым.

Для него был отведен особый дом, в котором, кроме кадет, должны были жить священник, некоторые офицеры, учителя и надзиратели.

Организация корпуса была военною. Он разделялся на 2 роты, сотенного состава каждая. В каждой комнате помещалось и имело казенный стол 6 или 7 кадет, из которых один назначался "уставщиком в камратстве" (т.е. старшим). Из числа офицеров один капитан с поручиком наряжался понедельно на безотлучное дежурство по всему заведению.

Для приучения кадет сызмала к несению служебных обязанностей, их ставили на караул "к некоторым честнейшим постам" и приучали собираться в порядке по сигналам, ходить строем и во всем "весьма по-солдатски поступать"; во время обеда один из них, поочередно, должен был читать вслух "несколько из артикулов, регламентов и указов, также из историев и газет".

В корпус принимались исключительно дворяне, уже обучавшиеся грамоте. Учебный курс распределялся на 4 класса и в трех высших продолжался 5 или 6 лет.

В состав учебного курса входили следующие предметы: общие-языки русский, немецкий, французский и латинский (последний - для желающих), грамматика, риторика математика, история, география, юриспруденция, мораль, геральдика, рисование, чистописание; военные - артиллерия и фортификация; из физических занятия - фехтование, верховая езда (вольтижирование), танцы и "солдатская экзирциция" (фронт). Кроме поименованных предметов уставом рекомендовалось обучать кадет и "прочим к воинскому искусству потребным наукам". Для урегулирования дела преподавания требовалось составление еженедельного расписания классных уроков.

При распределении предметов по классам оговорено, что все пройденное в младших классах повторяется в старших.

Каждую треть года установлено было производить кадетам частные, а в конце года публичные экзамены, последние в присутствии самой императрицы.

Уставом 1731 года впервые устанавливаются и правила нравственного воспитания.

Надзиратели обязаны были иметь над вверенными им кадетами внимательный надзор, внушать им учтивое отношение и пристойную покорность к старшим и отвращение их от лжи, обмана и других пороков, несовместимых с шляхетским достоинством кадет.

При переводе воспитанников в старший класс, а также перед выпуском из корпуса, общий совет из начальствующих лиц и преподавателей решал, к какой именно служебной специальности кадет оказывал больше склонности.

Сообразно такому решению, выпускные кадеты предназначались: или в военную службу (в полки всех родов оружия), унтер-офицерскими или прямо офицерскими чинами (прапорщиками, подпоручиками и поручиками), в зависимости от успехов в занятиях, или в службу гражданскую, с соответственными чинами или рангами. Желавшим продолжать образование предоставлялось право на дальнейшее обучение в Академии наук.

В день открытия корпуса, 17-го февраля 1732 года, в нем числилось всего 56 воспитанников, но в следующем же месяце их оказалось уже более 300, вследствие чего через три месяца (в мае 1723.) был учрежден новый штат корпуса на 360 человек, с разделением их на 3 роты.

Летом того же года началось в корпусе классное преподавание, на которое посвящалось время от 6 - 10 час. утра и от 2 - 4 по полудни. Ежедневно, кроме того, уделялось 4 часа на внеклассные учебные занятия.

Вставали воспитанники на исходе 5-го часа утра, в 6-м часу завтракали, в полдень обедали, в 8-м часу ужинали и в 9 - ложились спать.

Наплыв учащихся во вновь открытое военно-учебное заведение показывает, что потребность в нем была велика. Как шло преподавание в первые годы по учреждении корпуса - сказать трудно.

Что касается воспитания, то начала его, судя по уставу, проникнуты гуманностью. Жестокие меры взыскания, практиковавшиеся в Морской академии, совершенно устранялись. В Петровское время за побег из Морской академии воспитанников нещадно наказывали телесно; теперь за тот же проступок полагалось - отсылать виновных для учения с солдатскими детьми в гарнизонные школы на срок от * - 3 лет.

В царствование Елисаветы Петровны корпус был именован Сухопутным, в отличие от Морского (1743 г.), а в 1760 г. для него был учрежден новый штат, по которому численный состав был увеличен до 490 кадет, с разделением их на 5 рот.

Вместе с тем, для снабжения армии мастеровым положено было обучать при корпусе до 150 солдатских и мещанских детей, с 13 до 15 -летнего возраста.

Учреждение Сухопутного кадетского корпуса осталось не без влияния и на другие учебные заведения.

Морская академия и навигацкая школа, начиная с 1731 года, стали постепенно падать, а число учащихся прогрессивно уменьшаться. По представлению адмирала Сиверса, в 1731 году, комплект учеников в академии и в навигацкой школе был уменьшен на половину (с 300 на 150 в первой и с 500 на 100 - во второй). Но и этот комплект не пополнялся; так, в 1745 году - в обоих училищах было только 102 ученика.

И Морской академии, и навигацкой школе грозила опасность упразднения. Их поддерживал только морской дух, вдохновленный во флот Петром Великим, да два выбранных им человека - Фарварсон и Магницкий; оба они отдали им всю свою жизнь; оба отдали им всю свою жизнь, прослужив там около 40 лет; оба они умерли в 1739 году.

Некоторые детали истории Анны Иоанновны

Полиция против тунеядцев

Н.И. Костомаров

Относительно полиции обратились к мерам Петра Великого против нищих.

В июле 1730 года императрица говорила Сенату в своем указе:

"Усмотрели мы, что нищие прямые, престарелые, дряхлые и весьма больные без всякого призрения по улицам валяются, а иные бродят; с другой стороны, нам известно, что в богадельни вместо прямых нищих записывают таких, которые могут работою питаться, а иные и в богадельнях не живут, но одно жалованье получают, и не без греха, что бедные без призрения страждут, а вместо них тунеядцы хлеб похищают; поэтому повелеваем немедленно тунеядцев из богаделен выслать или определить на работу, а прямых нищих в богадельни ввесть; помещичьих отдать помещикам, посадских в посады для пропитания; малолетных мужеского пола определять в гарнизонные школы, чтоб выросши, годились в службу вместо рекрут; девочек на фабрики или кто захочет взять их на воспитание и в услужение".

Сенат распорядился немедленным исполнением указа, но в ноябре должен был писать, что многие нищие по улицам бродят, и грозить полиции жестоким наказанием. Полиция не имела никаких средств исполнить указ Сената и обратилась к Синоду, признаваясь, что, несмотря на строгие указы, число нищих умножилось, и особенно находят они себе убежище в церквах и рядах; чтоб св. Синод дал указ священникам не позволять просить милостыни при церквах.

Синод дал указ; но какие средства имели священники для его исполнения?

Доносительство

Н.И. Костомаров

В описываемое же время Синод и Сенат занимало дело казанского архиерея Сильвестра с Иосифом Салникеевым, бывшим архимандритом Спасского казанского монастыря Ионою.

Сильвестр обвинил Иону в разграблении имущества вверенного ему монастыря; Синод приказал отрешить Иону от управления монастырем и взыскать с него деньги за проданные вещи; тогда Иона в свою очередь подал донос на Сильвестра, как "ругателя указов и императорского величества".

Донос был найден неосновательным; Иону расстригли и высекли кнутом, но он подал новый донос на Сильвестра, что тот рвал челобитные и другие бумаги, писанные на высочайшее имя. По этому доносу наряжено было следствие в Казани, и в числе следователей был тамошний губернатор Волынский.

У Сильвестра с Волынским давно уже были неудовольствия; архиерей уже прежде подавал на губернатора жалобы в Сенат, Юстиц-коллегию и другие места; теперь, чтоб отстранить Волынского от следствия, Сильвестр подал прошение в Синод с прописанием всех обид, нанесенных ему губернатором: Волынский отнял землю, принадлежавшую архиерейскому дому; материал, приготовленный для построек, взял себе и употребил на строение своего дома; в архиерейском саду и огороде травил собаками волков и зайцев, молодые деревья велел выкопать и перенесть на свой загородный двор; вырубил рощу около архиерейского монастыря; дьякона и двоих церковников велел отстегать прутьями до полусмерти; велел до полусмерти прибить архиерейского домового иконописца и духовной школы авдитора; за секретарем духовного приказа гонялся с обнаженною шпагою, и тот едва ушел; увидавши во время крестного хода на одном диаконе стихарь из персидской золотой парчи, велел принести его к себе, распорол, парчу оставил у себя, а оплечье прислал назад; по делу Салникеева велел привести к себе секретаря архиерейского Богданова, сперва бил его и за волосы драл сам, а потом велел бить палками и топтунами солдатам и оставил едва жива; даром заставлял работать на себя архиерейских мастеровых людей; потворствует раскольникам; летом и зимою ездит со псовою охотою многолюдством и топчет архиерейский и монастырский хлеб, ночует в архиерейских и монастырских деревнях и разоряет крестьян; в Чебоксарах по согласию с тамошним воеводою велел из пушек палить, и в то время от потехи их пушку разорвало и побило человек с пятнадцать.

"Об этом наше смирение, -- писал Сильвестр, -- боясь суда божия по должности моего звания, и умолчать опасся, понеже от их господских чрезвычайных забав люди божии без всякого христианского исправления лишены сего света безвременно".

Волынский с восшествием на престол Анны и с принятием ею самодержавия мог надеяться для себя всего хорошего по родству с Салтыковыми. Мы видели, что он был за самодержавие и донес дяде своему, Салтыкову, о речах бригадира Козлова. Салтыков написал ему, что императрица приказала прислать обстоятельное доношение, какие имел Козлов разговоры и кто был при его разговорах с Волынским, "чтоб произвесть в действо можно было".

Волынский отвечал:

"Служить ее императорскому величеству так, как самому богу, я и по должности, и по совести должен. Притом же и предостерегать, конечно, повинность моя, не только что к высокой ее императорского величества пользе касается, но и партикулярно к стороне вашего превосходительства надлежит служить мне, как свойственнику и милостивому моему благодетелю, за толикие ваши ко мне отеческие милости. А чтоб мне доносить и завязываться с бездельниками, извольте отечески по совести рассудить, сколько то не токмо мне, но и последнему дворянину прилично и честно делать? И понеже ни дед мой, ни отец никогда в доносчиках и в доносителях не бывали, а и мне как с тем на свет глаза мои показать? Изволите сами рассудить, кто отважится честный человек итить в очные ставки и в прочие пакости, разве безумный или уже ни к чему не потребный. Понеже и лучшая ему удача, что он прямо докажет, а останется сам и с правдою своею вечно в бесчестных людях, и не только кому, но и самому себе потом мерзок будет".

Салтыков, который не понимал, что доносить тайно есть обязанность, а доказать справедливость доноса бесчестно, так что доноситель и с своею правдою самому себе мерзок будет, -- Салтыков написал племяннику:

"Понеже уповал я на то, что вы, государь мой, изволили писать ко мне, и я думал, что писали вы очень благонадежно, что след какой покажется от вас. А как ныне по письмам от вас вижу, что показать вам нельзя: на чтоб так ко мне и писать, понеже и мне не очень хорошо, что и я вступил, а ничего не сделал. И будто о том приносил я напрасно, а то все пришло чрез письмо от вас ко мне, понеже вы изволили писать, что он говорил при многих других, а не одному, и я, на то смотря, и доносил, и то, стало быть, и мне не хорошо, что будто неправо я сказывал, и потому видно, что лучше б вам того не писать, что при многих сказывал, а после по письмам не так обошлось. Того ради я советую лучше против прежнего письма извольте отписать, какие он имел разговоры с вами, чтоб можно было произвесть в действо. Понеже как для вас, так и для меня, что о том уже коли вступили, надобно к окончанию привесть. Что же изволите причитать, что вам будет нехорошо, и то напрасно так рассуждается, худо бы к вам никакое не причтется, разве причтет тот, который доброй совести не имеет".

Но Волынский отвечал, что его обязанность была донести тайно, обязанность же правительства -- поверить ему на слово и не требовать доказательств:

"Должность моя была к вам писать, и вам, конечно, надобно было о том сообщить той персоне, поверя мне, что я не лгу и не затею, в чем и теперь изволите мне поверить; я не солгу и не затею от себя, и для того не только ныне, и впредь от того, что писал, не отопруся никогда, но все, как было, не отрекаюся подробно сам донесть, да только приватно, а не публично. Ежели б я ведал тогда, что так будет, как уже ныне по благости господней видим, поистине я бы, несмотря на то, хотя бы кто лучше меня был, конечно, и здесь бы начало дела произвел явным образом, и то б мне приличнее было, да не знал, что такое благополучие нам будет. И вправду донесть, имел к тому немалый и резон: но, понеже и тогда еще дело на балансе было, для того боялся так смело поступать, чтоб мне за то самому не пропасть. Понеже прежде, нежели покажет время, трудно угадать совершенно, что впредь будет. И для того всякому свою осторожность иметь надобно столько, чтобы себя и своей чести не повредить".

Салтыков сердился, и вот к усилению его раздражения Синод пересылает в Сенат жалобу Сильвестра на Волынского, и тот обращается к дядюшке с просьбою о помощи и с оправданиями:

"Есть ли какая моя вина по прихотям моим или по какой моей страсти сыщется, я не буду просить никакого милосердия; а буде и то явится, что то на меня затеяно, прошу, чтоб я от такой наглой и нестерпимой мне обиды оборонен был. Для того я, ваше превосходительство, милостивого государя и отца, всепокорно прошу показать ко мне отеческую милость, пожаловать поговорить архиереям, также и господам сенаторам, чтоб приказали про меня, безо всякого мне послабления, исследовать, какие я кому делал обиды. Я столько смело доношу, что я готов подписаться на смерть, если он на меня что докажет дельно. Покажи божескую над мной милость, обороните меня, бога ради, от такого плута! Понеже столько меня замарал и запачкал, что я теперь никуда не гожусь и что многие, по его старости и чину, верят ему".

Салтыков отвечал:

"Мне кажется, государь мой, лучше жить посмирнее. Что из того прибыли, что много жалобы происходит. И так кроме архиерея жалуются много и толкуют о вас не очень хорошо. Пожалуй, изволь меня послушать и жить посмирнее. Лучше вам будет самим. А как казанский архиерей сведал, что вы мне свой, то тотчас приехал ко мне и сказал мне, что истинно-де я не знал того, что Артемий Петрович свой тебе, а то б ни о чем просить не стал; хотя б де и обидно было, лучше б мог вытерпеть. И не знаю, -- продолжает Салтыков, -- для чего так вы, государь мой, себя в людях озлобили, что, сказывают, до вас доступ очень тяжел и мало кого до себя допускать изволите, и это не очень хорошо, можно и оставить. Которые на вас пункты подал архиерей, и, ежели то правда, что показано в пунктах, истинно мне очень удивительно. Не токмо чтоб поступать так, и стыдно слушать, как будут честь. Я не знаю, как изволишь так строго поступать. А я ведаю, что друзей вам почти нети никто с добродетелью о имени вашем помянуть не хочет. Я как слышал, что обхождение ваше в Казани с таким сердцем и, на кого сердишься, велишь бить при себе, также и сам из своих рук бьешь. Что в том хорошего и с таким сердцем на что поступал и всех озлобил? Я напредь сего до вас, государя моего, писал, чтоб вы прислали доношение против прежних своих писем (о Козлове). На что изволили ко мне писать: как-де я покажу себя в люди доносителем? А мне кажется, что разве кто не может рассудить, чтоб тебя мог этим порекать. А ныне сами-то себя показали присланные ваши два доношения на архиерея, в которых нимало какого действа, только что стыдно от людей, как будут слушать. Сколько возможно, извольте осмотрительно и осторожно охранять себя как от архиерея, так и от других. Я вижу здесь, сколько вам недрузей на сколько друзей, что вы и сами известны; а я воистину сколько могу, вас охраняю, однако ж трудно против многих охранять".

Вслед за тем Сильвестр подал новую жалобу Салтыкову на его племянника: Волынский пытал перед собою канцеляриста Плетеневского в застенке тремя стрястками смертно, спрашивая: что к вам архиерей и вы к нему пишете и в чем он в Москве на меня доносит? У Плетеневского выломали руки и ноги бревном: кроме того, губернатор с великим боем и нестерпимыми пытками производил следствие о церковных пошлинах, желая подыскаться под архиерея.

В сентябре состоялся страшный для Волынского указ:

"Казанскому губернатору Волынскому, пока исследовано будет по делу с архиереем, губернию не ведать, а ведать товарищу его Кудрявцеву".

Волынский видел, что одно родство с Салтыковым не поможет, и отправил в Москву лошадей в подарок сильным людям.

Некоторые приняли, другие нет; богач Черкасский принял двух иноходцев, сказавши "Хотя и мелки, только не стары".

Но и лошади не помогли: Волынский лишен был совершенно губернии и получил приказ приехать в Москву. Волынского утешали, что эта перемена послужит ему в пользу; но он смотрел на дело иначе и отправил в Москву доверенного человека с наказом стараться, чтоб его не сменяли, а только во время следствия не заседать ему в губернской канцелярии и в команду не вступать; с другой стороны, и архиерея отрешить на то время от епархии, и Кудрявцеву не присутствовать в канцелярии, потому что у него с Волынским ссора. Он отправил прошение на имя императрицы, которое должен был дать ей Салтыков; по этому поводу Волынский писал дяде: "Ежели вы меня ныне оставите, истинно вам за то будет сам бог мститель, и я с печали умереть могу". Так как незадолго перед тем Волынский потерял жену, "человека доброго", по его словам, то он наказывал доверенному человеку "наведаться о невесте, нет ли какой ".

Доброжелатели советовали Волынскому ехать как можно скорее в Москву; Волынский умолял оставить его в Казани до весны 1731 года; но просьба его не была исполнена, несмотря на оправдательную записку его, в которой он отвечал на каждый пункт Сильвестровых обвинений: некоторые из этих обвинений он решительно отрицал, другие поступки свои выставлял в ином виде, чем как они были представлены у Сильвестра. Например, относительно порубки рощи Волынский писал: "Все оное архиерей солгал, понеже того ничего не бывало, оная роща и теперь цела вся". Побои, нанесенные дьякону и дьячкам, Волынский объяснял тем, что эти люди купались перед его домом и за то были отогнаны прутьями: относительно стихаря утверждал, что обменял его на новый с согласия архиерейского, и т. д.

Волынский приехал в Москву, и в начале 1731 года последовало назначение его в Украинский корпус. Но Волынский увидал в Москве, что беды еще не прекратились, врагов много; известно, как в это время тяготились персидскою войною, как сильно желали поскорей окончить ее, и вот Волынский узнает, что его выставляют виновником этой ненавистной войны, этого бедствия! Волынский пишет в свою защиту: "Ежели принесено на меня то, будто я причиною был начинанию персидской войны, на сие ответствую. Не только я в том невинен, но ниже сам от себя его императорское величество Петр Первый сие намерение восприять изволил, но последовал тем делом родителю своему, царю Алексею Михайловичу. о чем явно доказать можно. Понеже в Морском уставе имянно о том напечатано, как его царское величество восприял намерение делать корабли и навигацию на Каспийском море и как вывезен был из Голландии капитан Давид Бутлер с компаниею мастеров и матросов, которые и сделали корабль, именуемый "Орел", да яхту, или галиот; но сему делу препятствовал бунтовщик Стенька Разин, который в нашествии своем на Астрахань оное начатое дело разорил и капитана Бутлера убил, и прочие той компании избиты, а двое из них, а имянно лекарь Иван Термунт да корабельный мастер Брант, ушли через Персию в Индию, откуда паки по умирении бунта возвратились в Москву, и лекарь Термунт во время государствования Петра Первого титулован доктором и взят ко двору и в крайней его величества был милости, от которого, а притом и от корабельного мастера Бранта о вышеупомянутом отеческом деле, также и о Персии изволил наслышаться, как я от его императорского величества о том сам слыхал. понеже до семисотого года присланы были мастеры-иноземцы в Казань, которые сделали кроме галер и других мелких судов больших шмаков 150 или 160 такой пропорции, что на каждое судно можно было посадить для транспорта по 300 человек да провианта положить тысячи полторы или по две тысячи четвертей. Из которых судов уже несколько десятков сплавлены были к Астрахани еще в то время, когда там воеводою был Иван Алекс. Мусин-Пушкин, и несколько туда морских офицеров-иноземцев с матросами было отправлено; только и сему астраханскому флоту такое ж несчастье приключилось, как и первому, понеже, когда забунтовали там стрельцы, тогда, и оных офицеров и матросов побили, а суда оные разорили. И когда такие флоты начинали на Каспийском море оные славные монархи, отец и сын, какая там нужда была иметь военные корабли и иные великие суда, если б не имели издавна намерения воевать Персию? Не ведаю намерения царя Алексея Михайловича (понеже я тогда не родился); что же о его императорском величестве, конечно, могу без сомнения сказать поистине: не меньше великого Александра оный августейший монарх наш желал везде славу свою показать. Понеже по замыслам его величества не до одной Персии было ему дело. Ибо если б посчастливилось нам в Персии и продолжил бы всевышний живот его, конечно бы, покусился достигнуть до Индии; а имел в себе намерение и до Китайского государства, что я сподобился от его императорского величества по его ко мне, паче достоинства моего, милости сам слышать и кроме себя могу в том и ныне на сие его величества намерение и высокие замыслы несколько свидетелей представить, которые, надеюсь, многократно и пространнее, нежели я, сами от его величества о том слыхали. Буде же кто нарекает на меня и клепает тем, будто бы я склонил его императорское величество и привел к тому, что он изволил восприять поход свой в Персию, и то явная ложь, понеже памятуется мне, что я еще был в Турецкой земле, а его императорское величество изволил послать несколько морских офицеров и навигаторов в Астрахань описать Каспийское море и берега. А потом в прошлом, 715 году, не я искал, ниже желал быть в таком отдаленном, а паче в варварском государстве, токмо принужден ехать по воле его императорского величества и теперь имею инструкцию ту, которая тогда дана мне (следует изложение известной нам инструкции). Посему всякому добросовестному легко можно рассудить, что не по выезде моем из Персии, но за несколько лет прежде уже имел, конечно, его императорское величество оное свое намерение и что подлинно не я тому причина. И что же, мне ли б возможно было обуздать моими слабыми представлениями такого мудрого монарха и вести туда, куда б его величество сам итить не изволил, и потому б было не моей силы дело, понеже тогда уже его величество был в лучшей крепости совершенного мужества своего, а я моложе его величества был без мала двадцати летами? А какая деференция противо его величества в недостатке ума моего, о том, сколько я о себе ведаю, столько б и прочим знать мощно, понеже сие не закрытое, но всем было явное. Сверх того, представляю и сие последнее мое оправдание: когда его императорское величество изволил вступить уже в персидскую войну, видел совершенно сам в том деле многие неудачи и убытки в людях и в прочем, однако ж того ничего на мне взыскивать не изволил: сам его величество подлинно изволил ведать, что тому делу не я был виною, и не только Персию оставить не хотел, но и сам паки в прошлом, 1725 году итить был по вскрытии воды намерен, токмо то скорая смерть пресекла".

"А кто, злодействуя мне, говорил то, что его императорское величество гневался на меня в Низовом походе, и вменяет в том образе, будто б прогневался за неудачу персидского дела, и то подлинно солгано, понеже тогда еще ни Персию можно было рассмотреть, ни о будущих неудачах возможно было ведать, а сделалось сие мне несчастье таким образом: когда мы при его величестве перешли море и стал флот на якорях подле персидских берегов, повелел его величество, забавляясь, купать в море, начав с адмирала, всех до последнего (а притом и сам купаться изволил); между тем хотелося адмиралу и Петру Толстому, чтоб и я был купан, к чему и его величество склоняли: но я поупрямился в том, понеже тогда был пьян, и тем своим упрямством его величество прогневал; под то ж время получены были письма от бригадира Витерянова о взятии города, именуемого Андреева Деревня, который велено было тому бригадиру доставать, но он непорядочно в том поступал и потерял одного подполковника и с 80 человек драгун. Под такой случай адмирал и Толстой, злодействуя мне, привели его величество на наибольший гнев, претворяя себе в жалость о убытках так, как бы уже многие тысячи пропали, и притом рассуждали, что тем делом неприятелю, на кого шли, будто великий авантаж будет, и прочее тому подобное внушали его величеству, но оным господам ни побитых жаль было, ни о неприятеле нужда рассуждать была, кроме что до меня одного было дело, чтоб тем больше повредить и ввести в побои, что по их желанию и сделалось. Понеже его величество скоро с адмиральского судна на свое изволил притить (хотя тогда и ночь была), однако ж изволил прислать по меня и тут, гневаяся, бить тростью, полагая вину ту, что будто тот город явился многолюднее, нежели я доносил, токмо всемилостивейшая государыня императрица до больших побой милостиво довести не изволила. Но хотя ж и претерпел я, однако ж не так, как мне, рабу, надлежало терпеть от своего государя, но изволил наказать меня, как милостивый отец сына, своею ручкою и назавтра сам всемилостивейше изволил в том обмыслиться, что вины моей в том не было, милосердуя, раскаялся и паки, как милосердый отец и государь наш, изволил меня принять в прежнюю свою высокую милость".

Но гораздо труднее было Волынскому отвечать на жалобы ясачных иноверцев, которые обвиняли его в лишних поборах.

Волынский был арестован и признался, что взял с ясачных 2500 рублей за освобождение их от корабельной работы. В награду за признание его освободили и оставили в Москве, хотя он числился между генералами Украинского корпуса.

С Сильвестром случилось хуже: он был впутан в дело Игнатия коломенского и в конце 1731 года сослан в Невский монастырь, но, как тогда обыкновенно водилось, в следующем году наказание усилено: его заперли в Выборгскую крепость.

Преследование за пропаганду католицизма

Н.И. Костомаров

Преследуя отдельные лица в духовенстве, правительство оставалось верно манифесту 17 марта.

Мы видели, что при Петре II обращено было внимание на католическую пропаганду среди смоленской шляхты.

При новой императрице в апреле 1730 года Сенат распорядился: присланного из Смоленска бернардина Вербитского, который вышел из-за польской границы в Россию для навращения русских обывателей в римскую веру, послать в Смоленскую губернию под караулом при указе, велеть его отдать за польскую границу тамошним командирам и объявить, чтоб таким в Российскую империю выход был запрещен; а если впредь такие будут выходить, то с ними поступлено будет по правам; также и на учрежденных форпостах смотреть накрепко, чтоб таких отнюдь не пропускать. Не хотели потакать и лютеранам. В Малороссии стоял отряд немецкого войска, взятый еще Петром Великим у герцога мекленбургского и потому известный под именем Мекленбургского корпуса. Черниговский епископ жаловался, что начальники этого корпуса не хотят хоронить своих мертвецов вне городов и сел, в определенных местах, самовольно хоронят при православных церквах и делают каменные капища, также принуждают священников приобщать св. тайн находящихся при них малороссиянок, по роду жизни своей этого недостойных: когда священник отрекается, то присылают к нему солдат, бранят, грозят побоями.

Синод послал указ в Военную коллегию, чтоб как в Мекленбургском корпусе, так и в других местах находящихся на службе императорской лютеран, кальвинистов и других иноверцев при церквах не хоронили, над ними капищ не делали и священников не обижали, а черниговскому епископу построенные капища велеть сломать.

Относительно раскольников восстановлены были распоряжения Петра Великого и Синода его времени, по которым Питириму нижегородскому для обращения раскольников отданы были из синодальной области города Балахна, Юрьевец-Поволжский, Галицкий уезд по реку Унжу, Ярополч, Гороховец, Арзамас и Вязниковская слобода "для ревностного его преосвященства тщания, чтоб раскольническому суемудрию размножения не происходило".

По смерти Петра Великого противодействие его распоряжениям шло дальше отобрания нескольких городов из Питиримовой епархии: в сентябре 1727 года по распоряжению Синода велено было отобрать от всех церквей службу св. Александру Невскому на 30 августа и запрещено праздновать святому в этот день, а велено праздновать по-прежнему 23 ноября.

Теперь, в сентябре 1730 года, по именному указу императрицы и по определению Синода опять велено праздновать 30 августа.

О разводах

Н.И. Костомаров

Синод должен был обратить внимание на явление, которое приверженцы старины могли также приписывать вредному влиянию нового духа. Мы видели, что в допетровской России мужья легко отделывались от нелюбимых жен, заставляя их постригаться в монахини; теперь это было невозможно, и потому, естественно, должны были умножиться случаи разводов; для противодействия этому в декабре 1730 года издан был указ: которые люди с женами своими, не ходя к правильному суду, самовольно между собою разводиться будут, то отцам их духовным ни к каким разводным их письмам рук отнюдь не прикладывать под тяжким штрафом и наказанием и под лишением священства.

Об образовании духовенства

Н.И. Костомаров

Мы видели, что с торжеством Феофана Прокоповича должно было восторжествовать требование образованности от духовенства, и потому вправе ожидать, что Синод, в котором новгородский архиепископ получил такую силу, выскажет громко это требование. Действительно, в конце 1731 года встречаем указ, в котором говорится, что по доношению ректора московской Славяно-греко-латинской академии священники, дьяконы и причетники не отдают своих сыновей в эту Академию вопреки указам Петра Великого, отчего число учеников умалилось и распространение учения пресекается; а вместо Академии духовенство отдает детей своих в разные коллегии и канцелярии в подьячие. Синод предписал духовенству отдавать детей своих в Академию без всякого отлагательства и отговорок и в подьячие не отдавать под страхом лишения чинов и бесщадного наказания; а в Сенат сообщено ведение, чтоб сыновей духовенства запрещено было принимать в подьячие и другие светские чины.

Поучительные примеры

Н.И. Костомаров

Занявший при Анне Ивановне прочное положение, Бирон до такой степени сблизился с нею, что стал ей необходимейшим человеком. Сначала он старался как можно чаще находиться при ней и скоро достиг того, что она сама, еще более чем он, нуждалась в его сообществе. ... Опираясь на покровительство Анны Ивановны, Бирон, из суетного честолюбия, принял фамилию Бирона, изменив только одну гласную в своем настоящем фамильном прозвище, и стал производить себя от древнего аристократического французского рода Биронов.

В России в умах, не чуждых политических и правительственных вопросов, уже не первый год ощущался важный поворот. Возникла мысль о том, что русские подданные должны иметь участие в правлении государством, в делах как внутренней, так и внешней политики. Было время, когда и сама высшая власть не казалась противной этой идее. В 1727 году, 21 марта, дан был указ князю Димитрию Голицыну об учреждении комиссии "о сухопутной армии и флоте с целью устроить их с наименьшей тягостью для народа". В эту комиссию предполагалось избрать "из знатного шляхетства и из посредственных персон всех чинов рассмотреть состояние всех городов и земель, и, по рассуждении, наложить на всех такую подать, чтобы было всем равно". Таким образом, само правительство признавало полезным созывать представителей Русского государства для совета о важных финансовых вопросах.

Послам вручили тогда же составленную инструкцию. Им вменялось в обязанность вручить Анне Ивановне пункты или кондиции наедине, без посторонних, объявив ей, что в них изложено желание всего русского народа. Когда государыня их подпишет, они должны быть отосланы в Москву с одним из послов. Послы должны были следить, чтоб мимо их не было ей доставлено каких-нибудь вестей из России, и настаивать, чтоб Анна Ивановна не медлила своим отъездом и непременно ехала бы вместе с послами; послы при этом должны были сообщить ей, что до ее приезда не будет объявлено в народе о кончине императора Петра Второго и о воцарении новой особы. Верховники опасались, чтоб лица, не сочувствовавшие их планам "прибавить воли", не успели предупредить государыню и настроить ее против верховного тайного совета: они дали приказание оцепить всю Москву караулами и кругом ее поставить на расстоянии тридцати верст по одному унтер-офицеру с отрядом солдат, чтоб не пропускать из Москвы никого иначе, как только с паспортом, выданным из верховного тайного совета. Всем вольнонаемным извозчикам, в продолжение нескольких дней, запрещено было подряжаться с едущими куда бы то ни было из столицы.

Как ни старались верховники, чтобы до поры до времени Анна Ивановна не получила каких-либо сведений из Москвы, но принятые меры оказались бесплодными. Левенвольд, живший в Москве, сообщил о всем происходящем там своему брату, проживавшему в своем поместье в Лифляндии, а последний поехал в Митаву и лично передал Анне Ивановне, что затевают русские бояре, дабы она могла принять заранее свои меры, тем более, что, как докладывал Левенвольд, шляхетство и народ не сочувствовали затеям вельмож. Ягужинский, со своей стороны, отправил в Митаву с такими же известиями гвардейского офицера Сумарокова.

Между тем затеи верховного тайного совета возбудили толки между шляхетством. В разных домах столицы стали по ночам собираться и толковать о текущих событиях. Возникло недовольство замыслами верховного тайного совета. "Это значит, - объясняли тогда, - что верховники станут настоящими властелинами, и вся Россия подпадет под иго временщиков".

14-го февраля во Всесвятском представлялись новой императрице члены верховного тайного совета. Анна Ивановна приняла их вежливо, но сухо, и когда Головкин поднес ей орден св. Андрея Первозванного, Анна Ивановна сказала: "Ах, правда, я позабыла его надеть!"

Она приказала надеть на нее этот орден постороннему лицу, а не одному из членов верховного тайного совета. Государыня этим хотела показать, что она считает за собою право носить этот знак высшего достоинства по своему рождению, а не по чьей-либо милости, так же точно, как и корону получает по рождению, а не по вине верховников. На другой день, 15-го февраля, она переехала в Москву. Все чины присягали ей на верность в Успенском соборе.

Затем императрица приказала одному из правителей дел верховного тайного совета, Маслову, доставить ей подписанные ею в Митаве кондиции и письмо, писанное ею к верховному тайному совету. По приказанию, переданному Масловым от имени императрицы, граф Головкин, который, как великий канцлер, хранил важные государственные документы, принес государыне требуемое. Императрица изодрала оба документа в присутствии всего шляхетства и объявила, что желает быть истинною матерью отечества и доставить своим подданным всевозможные милости.

Шляхетство вереницею подходило целовать руку государыни. Члены верховного тайного совета должны были, скрепя сердце, делать то же, хотя событие дня их всех как громом ошеломило.

Наконец Анна Ивановна дала приказание немедленно освободить Ягужинского и пригласить его во дворец.

Ягужинский явился. Императрица приказала фельдмаршалу князю Василию Владимировичу Долгорукому встретить его с почетом у дверей; потом, при полном собрании шляхетства, возвратила ему шпагу и орден св. Андрея Первозванного. Вдобавок императрица публично объявила ему похвалу за верность и защиту самодержавных прав царских.

Обрадованный Ягужинский преклонил колена. Государыня нарекла его генерал-прокурором восстановляемого сената.

Со дня объявления самодержавия начинается царствование Анны Ивановны. Возведенная на степень такого могущества, какого никогда себе не ожидала, она оказалась вовсе не подготовленною ни обстоятельствами, ни воспитанием к своему великому поприщу. На престоле она представляла собою образец русской барыни старинного покроя, каких в то время можно было встречать повсюду на Руси. Ленивая, неряшливая, с неповоротливым умом, и вместе с тем надменная, чванная, злобная, не прощающая другим ни малейшего шага, который почему-либо ей был противен, - Анна Ивановна не развила в себе ни способности, ни привычки заниматься делом и особенно мыслить, что было так необходимо в ее сане. Однообразие ее повседневной жизни нарушали только забавы, которые вымышляли прислужники, но забавы те были такого рода, что не требовали ни большой изобретательности, ни изящества. Анна Ивановна любила лошадей и верховую езду, заимствовавши эту склонность от своего любимца Бирона, который издавна был большой охотник до лошадей. Ей нравилось также забавляться стрельбою, и это делалось внутри дворца, из окон которого она часто стреляла птиц. Ей привозили также во дворец зверей и птиц для примерной охоты. Газеты того времени сообщали публике об охотничьих подвигах ее величества во дворце: то она убила дикую свинью, то - оленя, то - медведя или волка, то такую или иную птицу. Для того, чтобы для царской потехи не оказалось недостатка в животных, запрещалось подданным на расстоянии ста верст от столицы охотиться за всякой дичью, даже за зайцами и куропатками, под страхом жестокого наказания. Анна Ивановна любила наряды и, следуя вкусу Бирона, предпочитала яркие краски, так что никто не смел являться во дворец в черном платье. Сама государыня в будни одевалась в длинное, широкое одеяние небесно-голубого или зеленого цвета, а голова у нее была повязана красным платком, таким способом, каким обыкновенно повязывались мещанки. По воскресеньям и четвергам во дворце отправлялись так называемые куртаги, куда съезжались вельможи, разодетые в цветные одежды, танцевать или играть в карты и в другие игры, и где каждый должен был корчить улыбающуюся и довольную собой физиономию. Иногда давались спектакли, играли немецкие и итальянские пьесы, и в 1736 году императрица ввела первый раз в России итальянскую оперу. Но более всего она любила шутов и шутих. В числе придворных привилегированных шутов государыни известны: Балакирев, исполнявший эту обязанность еще при Петре Великом, португальский жид Лякоста и итальянец Педрилло, прибывший в Россию в качестве скрипача и нашедший для себя выгодным занять должность царского шута. Кроме этих специальных царских шутов, были еще трое шутов, принадлежавших к аристократическим родам: князь Михаил Алексеевич Голицын, князь Никита Федорович Волконский и Алексей Петрович Апраксин. Волконского обратила императрица в шуты по давнишней злобе к жене его Аграфене Петровне, дочери Петра Бестужева. Князь Михаил Алексеевич Голицын за границею женился на итальянке и принял римско-католическую веру: за это, по возвращении его в Россию, императрица приказала разрушить его брак, а его самого заставила исполнять должность шута в ее дворце. В последний год своего царствования Анна Ивановна женила его на калмычке Анне Бужениновой, одной из шутих своих, женщине очень некрасивой, а свадьбу приказала устроить в нарочно выстроенном на Неве ледяном доме, где стены, двери, окна, вся внутренняя мебель и посуда были сделаны изо льда. В таком-то ледяном доме отправлялся свадебный праздник, горело множество свечей в ледяных подсвечниках, и брачное ложе для новобрачных было устроено на ледяной кровати. На этот праздник выписаны были участники из разных краев России: из Москвы и ее окрестностей доставили деревенских женщин и парней, умеющих плясать; из восточной России повелено было прислать инородцев по три пары мужского и женского пола - татар, черемис, мордвы и чувашей, "с тем, чтобы они были собою не гнусны и одеты в свою национальную одежду, со своим оружием и со своей национальной музыкою".

Кроме дел, более или менее с политическим смыслом, в тайной канцелярии и в ее московской конторе производилось множество дел совершенно ничтожных и, тем не менее, по способу их производства, ужасных. Довольно было того, если кто подслушал, как две бабы торговки болтали между собою и пересказывали одна другой ходившие в народе сплетни, в которые замешивалось имя императрицы или ее любимца: слушавшему стоило закричать "слово и дело" - его тащили в "тайную", за ним тянули оговоренных им баб; бабы наговаривали сперва одна на другую, потом наименовывали разных лиц; - отыскивали указанных бабами лиц, подвергали допросу и чаще всего тут же жесточайшим пыткам, - дыбе, кнутам, вождению по спицам, жжению огнем. Обыкновенно дело не представляло той важности, какой от него ожидали, но попавшийся в тайную канцелярию редко выходил из нее, а обвиненный почти никогда не возвращался домой: при страшных пытках всегда находились виновные, потому что один вид орудий, терзающих человеческое тело, способен был побудить большинство людей принять на себя какие угодно преступления и оговорить хоть родного отца. Зачастую случалось, что суд тайной канцелярии признавал злоумышленниками против высочайшей особы таких лиц, которые годились только для больницы умалишенных.

В царствование Анны Ивановны постоянно была нужда в деньгах. Россия впуталась в войны - и одна из них, турецкая, была продолжительна. Расходы государственные простирались до суммы около восьми миллионов в год. Скудость средств побуждала правительство прибегать к таким чрезвычайным мерам, как, например, в 1736 г. гражданским чиновникам вместо наличных денег выплачивали жалованье сибирскими мехами и китайскими товарами, а в 1739 г. чиновникам, служащим в Москве и в городах (в губерниях и провинциях), платили половинное жалованье против петербургских.

Винокурение было постоянно свободно в Малороссии, и только во время войны с турками постигало его кратковременное стеснение, в тех видах, чтобы для армии возможно было достать провиант по умеренной цене.

Евреям еще прежде запрещено было держать корчмы в Малороссии, и Меншиков хотел их всех выслать из края; при Анне Ивановне не решались на такую меру из опасения, что высланные станут шпионами в неприятельском войске.

Сухопутное войско, расставленное на так называемых вечных квартирах, служило для водворения гражданского порядка и безопасности жителей края. Военные, по распоряжению местных начальств, тушили пожары, преследовали разбойников и отправляли казенные работы; но строго воспрещалось употреблять их, под каким бы то ни было предлогом, на работы частные. Однако пребывание войск на вечных квартирах не обходилось без беспорядков и недоразумений между военными чинами и обывателями городов и сел; всего чаще они возникали по поводу постойной повинности и временного передвижения войск. Расположенное на вечных квартирах сухопутное войско не состояло в своем надлежащем комплекте: постоянно в бегах считалось тысяч до двадцати и более.

Морское дело при Анне Ивановне совершенно приостановилось и, так сказать, было забыто. Кораблестроение, которым с таким жаром занимался Петр Великий, было покинуто, хотя и назначали отпускать из казны в год на морское дело немалые суммы и определяли строить число кораблей разных размеров. Но это все оставалось только на бумаге. О мореплавании мало помышляли государственные мужи России, и Миних, занимаясь укреплением Кронштадта, докладывал, что в кронштадтской гавани лежат кучами ветхие военные суда, которые остается выкинуть и истребить, как ни к чему не годные, но для этого потребуется чрезвычайное множество рабочих рук. Достойно замечания, что Миних, приобревший себе историческую славу, как полководец, едва ли не более русских людей признавал важность кораблестроения для величия и безопасности Русского государства.

С целью доставить воспитание дворянскому юношеству учрежден был сухопутный кадетский корпус. Хотя специальное назначение его было выпускать годных к военному званию людей, но допускалось, что государству нужны и люди, посвящающие себя гражданской деятельности, поэтому кадетский корпус, будучи заведением специально учебным, был в то же время и общеобразовательным. Приготовлявшиеся к морской службе получали образование в морской академии. Правительство покровительствовало грамотности и между низшими воинскими чинами. При гарнизонных полках заведены были школы, где на казенном иждивении обучали солдатских детей, но туда принимали также и мелких дворян. Неграмотных солдат не производили в унтер-офицеры. Что касается дворянства, то рождение в этом звании служило уже обязательством быть грамотным человеком.

Тех недорослей, которые, будучи представлены в сенат, не оказывали ни охоты, ни способности к военной службе и не могли быть приняты ни в кадетский корпус, ни в морскую академию, оставляли при сенате для приготовления к гражданской службе. Они два дня в неделю являлись в сенатскую камеру для обучения арифметике, геодезии, геометрии, географии и грамматике; они не должны были посещать "вольных домов" (трактиров) и играть в карты и кости; каждый день обязаны они были пудрить голову и в известные праздники, вместе с кадетами, ходить ко Двору. Если у кого из них не оказывалось никакой охоты к учению - того отдавали в солдаты. Вообще охоты к образованию у всего российского дворянства было очень мало: несмотря ни на какие царские указы, дворяне не хотели отдавать детей в учение, - и на смотр их возить уклонялись, и дома их ничему не обучали.

Внимание академии наук обращено было и на отечественную историю. По докладу академии, в июне 1736 года указано было по всей России собирать рукописи и документы, относящиеся к царствованию Ивана Васильевича Грозного, Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, и отсылать их в сенат, а сенат должен был, что в них относилось собственно до истории, посылать в академию наук; то же, что, по соображениям сената, еще подлежало тайне, отправлять в Кабинет. Тогда-то появились первые труды Миллера, иностранца, прибывшего в Россию в 1720 году и оказавшего бесценные услуги русской истории и вообще русскому просвещению.

Нельзя сказать, чтобы в царствование Анны Ивановны правительство вовсе не думало о просвещении в России. Оно, бесспорно, желало, чтобы в ней существовало и процветало высшее ученое заведение, хотя бы члены этого заведения писали не по-русски, за неготовностью русского языка к выражению предметов высших наук. Правительство не отказывало этому учреждению посильно и в материальных средствах, и в привилегиях. В 1735 г. академия наук, по повелению назначить себе штат, проектировала на свое содержание 64086 рублей в год; сенат уменьшил эту сумму до 53298 р., но во все царствование Анны Ивановны она с трудом могла достаться академии: ограничивались единовременными пособиями, из которых самое крупное в 20000 руб. выдано было в 1739 году. Специальною привилегиею академии наук было издание календаря, а в Киеве и во всей Малороссии приказано было отбирать и жечь календари, привозимые из Польши, потому что правительство замечало в них "зловымышленные и непристойные пассажи". Академии наук дано было исключительное право печатать книги религиозного содержания и церковно-служебные на языках грузинском и калмыцком, и посылать их предварительно, до выпуска в свет, на проверку сведущим в этих языках лицам, которых нарочно держали при Синоде.

Об образованности простонародия заботились мало. Существовал даже такой взгляд, что простой народ незачем учить грамоте, чтоб не отвлекать от черных работ; в таком именно смысле выразился указ декабря 12-го 1735 года, состоявшийся по просьбе заводчика Демидова, хлопотавшего, чтобы обывательских детей не принуждали к учению. Только в видах распространения христианства, в Астрахани в 1732 году заведено было училище для новокрещенов, а в 1735 году с тою же целью в четырех городах Казанской губернии основано по школе, и в каждую назначалось по два учителя и комплект в 30 человек учеников.

Иностранцам других христианских вероисповеданий предоставлена была свобода строить свои церкви и в них отправлять богослужение. В Петербурге были церкви лютеранская и армянская. В некоторых местах по украинской линии, где было много иностранцев рабочих из немцев, велено было построить лютеранские церкви. Правительство узнало, что иностранные духовные, не довольствовавшиеся свободою своего богослужения, начинали совращать в свою веру православных; издан был манифест, строго запрещающий такие совращения...

Сурово преследовали тех русских, которые отрекались от православной веры и принимали чужую. Так, в 1738 году сожгли живьем флота капитана Возницына разом с иудеем Борухом Лейбовичем, совратившим его в иудейскую веру, а в 1740 году казнен смертью сибирский казак Исаев за принятие магометанства. С переменившими православное исповедание на другое христианское поступали не так сурово, но все-таки и это считалось большим преступлением. Были подобные примеры с людьми высшего класса; мы уже знаем, что за свое отступничество они подвергались нравственному унижению от высочайшей особы.

Надобно сказать, что все государства не питали уважения к России, но боялись возраставшей материальной ее силы, а в особенности после удара, нанесенного Россией Швеции. Никто не верил в политический ум русского правительства: каждое государство надеялось обмануть русских и сделать их державу орудием для своих целей; но союз с ней давал всем большую приманку, чтоб иметь возможность располагать ее большими военными силами и вести, так сказать, ее на буксире за собой. Это желание проявили сразу Австрия и Франция.

Смерть Анны Иоанновны

В августе 1740 года принцесса Анна Леопольдовна разрешилась от бремени сыном, который при крещении был наречен Иваном. Событие это для многих показалось нежданным, так как при дворе знали, что принцесса удалялась от своего нелюбимого супруга. Рождение этого младенца доставило радость императрице, но на ее любимца навело такое уныние, что он несколько дней никого не допускал к себе и ни с кем не говорил.

Вскоре за тем произошло другое важное и роковое событие. Уже давно императрица страдала недугом; как кажется, у ней была каменная болезнь. Предшествовавшее лето она провела в Петергофе, и к концу лета ей становилось хуже. По возвращении в Петербург, 5 октября, в воскресенье в 2 часа императрица по обычаю села обедать со своим любимцем. Вдруг ей стало дурно, и она упала без чувств. Ее подняли и уложили в постель.

16 октября с больною, уже не встававшею с постели императрицею сделался припадок, подавший опасение скоронаступающей кончины. Анна Ивановна приказала позвать Остермана и Бирона, и в их присутствии подписала обе бумаги - о наследстве после нее Ивана Антоновича и о регентстве Бирона. Первую бумагу она вручила Остерману, последнюю - отдала своей придворной даме Юшковой, постоянно находившейся при ней во время болезни, приказавши открыть ее после ее смерти. Юшкова спрятала эту бумагу в шкаф с драгоценностями. Императрица, отпуская Остермана, приказала объявить всем сановникам, что теперь все уже окончено.

Настал другой день - 17 октября. Истощались последние силы императрицы. Она приказала пригласить к своей постели принцессу Анну Леопольдовну с супругом, цесаревну Елисавету, кабинет-министров и всех важнейших сановников. В 9 часов вечера, среди такого собрания, Анна Ивановна отошла в вечность.

Общий голос современных источников единомысленно утверждает, что Анна Ивановна во все свое царствование находилась не только под влиянием, но даже, так сказать, под властью своего любимца. Основываясь на таких известиях, вошло в обычай приписывать Бирону и группировавшимся возле него немцам весь жестокий и крутой характер ее царствования. Эпоха этого царствования издавна уже носит наименование бироновщины. Но если подвергнуть этот вопрос беспристрастной и строгой критике, то окажется, что к такому обвинению Бирона и с ним всех вообще правительствовавших немцев недостает твердых оснований. Невозможно приписывать весь характер царствования огулом немцам уже потому, что стоявшие на челе правительства немцы не составляли согласной корпорации и каждый из них преследовал свои личные интересы, один другому завидовал, один к другому враждовал. Сам Бирон не управлял делами ни по какой части в государственном механизме, и притом он вовсе не показывал склонности заниматься делами, так же точно как и императрица; он не любил России и вообще мало интересовался тем, что в ней делалось: Бирон был эгоист довольно узкий, не успевший расположить к себе никакого кружка; сила его опиралась исключительно на личной милости императрицы, и оттого, как только Анна Ивановна закрыла навеки глаза, ее бывший любимец остался совершенно без почвы, и как ни обеспечила его положение покойница, он без нее не продержался и месяца. Нет никакого современного указания, чтоб масса тех жестокостей, какие ознаменовали царствование Анны Ивановны, исходили от Бирона и совершались по его инициативе. Единственный пример, где показывается прямое участие Бирона, представляет дело Волынского. Здесь видимо ясно, что мстительный Бирон преследовал Волынского неумолимо, потому что обер-егермейстер становился поперек дороги любимцу и покушался занять его место в милости у императрицы.

Старые источники

-- Столетие Военного министерства. 1802-1902. т.Х, ч.1. Главное управление военно-учебных заведений. Исторический очерк. Сост. П.В. Петров.- СП б., 1902.

-- С. Соловьев, "Ист. Рос."

-- Э. Герман, "Geschichte des Russischen Staates" (Гамб., 1848 г., т. IV).

-- Д. Корсаков, "Воцарение имп. Анны Иоанновны" (Каз., 1880 г.).

-- Е. Карнович, "Замыслы верховников и челобитчиков" (в 1730 г., в "Отеч. зап." -- т. CXIX.)

-- Н. Попов, "Татищев и его время" (Москва, 1861)

-- Е. Карнович, "Значение бироновщины в русской истории" (в "Отеч. зап.", т. ССХ (XXXV), т. CCXI (XXXVI)

-- Исторический очерк образования и развития артиллерийского училища.- СП б., 1870.

-- Майор Данилов. Записки, написанные в 1771 г. - М., 1842.

0x01 graphic

Великие мысли

(Изречение из древней Индии)

-- Не было, нет и не будет человека, достойного одного лишь осуждения или одной лишь хвалы.

-- Высшей власти достигает тот, кто видит во всех существах себя и все существа -- в себе.

-- Каковы те, кто ему служат, каковы те, кому он служит, таков и сам человек.

-- Словно отблеск луны в воде, непрочна жизнь смертных; зная это, непрестанно твори добро.

-- Все наши дела, мысли и речи следуют за нами -- творите же добро!

-- Богатство и постоянное здоровье, друг и сладкоречивая жена, послушный сын и полезное знание -- вот шесть благ в этом мире.

-- Друг, жена, слуга, рассудок и отвага познаются в беде.

-- Друг познается в беде, герой -- в битве, честный -- в уплате долга, жена -- в бедности, родственники -- в невзгодах.

-- Пропадает знание без дела, пропадает человек без знания, пропадает войско без полководца, пропадают женщины без мужчин.

-- Безумный утешается прошедшим, слабоумный -- будущим, умный -- настоящим.

-- В детстве глупец думает лишь об отце с матерью, в молодости -- лишь о возлюбленной, в старости -- лишь о детях. Так и не успевает он подумать о самом себе.

-- Тот, чье сердце не стремится ни к наукам, ни к битвам, ни к женщинам, напрасно родился на свет, похитив юность матери.

-- За счастьем следует несчастье, за несчастьем -- счастье. Не бывает непрерывного несчастья, не бывает непрерывного счастья.

-- Чему суждено быть -- то и будет со мной. Неотвратим путь событий, мое дело -- следовать ему.

-- Раб своих надежд -- раб всех людей, повелитель своих надежд -- повелитель всего мира.

0x01 graphic

Диоген и Александр Македонский

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАМЯТКИ

-- Умывать руки. По библейской легенде, Понтий Пилат, видя, как растет смятение народа, требующего казнить Христа, взял воды, омыл руки перед народом и сказал: "Не виноват я в крови праведника сего". Обозначает отказ от участия в чем-либо, либо устранение от ответственности.

-- УНТЕР-ОФИЦЕР -- военнослужащий младшего командного состава в русской и многих иностранных армиях. В русской армии категория унтер-офицеров существовала с конца XVII в., в различные периоды к ней относились: фельдфебель, вахмистр, кондуктор, капрал, сержант, урядник, фейерверкер и др.

-- Уныние происходит от ослабления сил телесных и душевных. Отдаленные пути, утомительные труды, изнурительные нужды, неодолимые препятствия, лишающие всей надежды к успеху, отнимая бодрость у войска, делают его, наконец, равнодушным. Искусный военачальник умеет разжечь слабые искры, оставшиеся в сердце воинов. (Я. Толмачев).

-- Управление духом. ...Утром духом храбры, днем духом вялы, вечером -- думают о возвращении в лагерь. Поэтому, кто искусно ведут войну, избегает противника, когда он по духу храбрый, и наносит удар, когда он вялый или помышляет о возвращении в лагерь. Это и есть управление духом. (Сунь-цзы).

-- Упражнения рождают мастерство. (Тацит).

-- УРЯДНИК -- 1) воинское звание унтер-офицеров в казачьих войсках русской армии. Звание урядника имели помощники командиров взводов, младшие урядники -- командиры отделений. В XVII в. урядниками назывались все унтер-офицеры в пехотных и драгунских полках; 2) нижний чин уездной полиции в России в 1878 -- 1917гг.

-- Усидчивость и прилежание являются главными достоинствами отдельного лица и в то же время лучшею школой его саморазвития. (С. Смайлс).

-- УСТАВ ВОИНСКИЙ, свод требований военной службы, обобщающий опыт предшествующих поколений военнослужащих. Первые серьезные попытки обобщить военные знания и представить их в виде устава, относятся к 1571 г.. когда был создан устав "Боярский приговор о станичной и сторожевой службе". В 1607 г. создается "Воинская книга", в которой даются указания по применению артиллерии. В тех же годы был сделан перевод книги Франснергера под названием "Устав пушечных и ратных дел". В 1647 г. издан устав для солдатских полков -"Учение и хитрость ратного строения пехотных людей". Единый строевой устав - "Краткое обыкновенное учение" - был создан в 1702 г. Более полный устав - "Устав воинский" был создан при Петре I в 1716 г.

-- УСТАВ РАТНЫХ И ПУШЕЧНЫХ ДЕЛ. К одному из первых уставных документов на Руси следует отнести "Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки". Он появился в начале ХУII века. В предисловии к нему сообщалось, что в 1606 году "царь Василий Иванович (Шуйский)... указал" на "сию книгу... о пушечных и иных разных ратных дел и мастерстве ". "Устав" содержал 663 статьи. Составлялся он в два приема, что было вызвано стремлением улучшить его содержание. Начальный вариант предложен в 1607 году Михаилом Юрьевым и Иваном Фоминым. Оба служили переводчиками Посольского приказа. В 162I году Онисим Родищевский подготовил окончательный текст "Устава", сверив его с различными оригиналами. После довольно широкого распространения в ХУIII веке "Устав" в прямом и переносном смысле слова затерялся. И только в 1775 году один из экземпляров был обнаружен в Оружейной палате в Москве. В 1777 и 1778 годах его издали типографским способом, двумя выпусками. С того времени "Устав" стал широко известен и привлек к себе внимание многочисленных исследователей, так как содержал разнообразные сведения из области военного дела: об организации войск, обороне и осаде крепостей, военных лагерях, составе обозов, о порядке принятия присяги, несении караульной службы. Значительное место в "Уставе" отводилось артиллерии. Кроме подробного описания конструкции всевозможных орудий давались рекомендации по устройству арсеналов, расчету потребного боезапаса и транспорта для перевозки, приводились сведения о влиянии длины ствола и калибра на увеличение дальности и кучности стрельбы, об изготовлении ядер, порохов. Приводились, кроме того, данные, необходимые воину в боевой и повседневной жизни. Например, о том, как сделать подкоп под крепостную стену, быстрее разрушить ее артиллерийским огнем, бороться с пожарами, поджигать мосты и корабли противника. Для лучшего уяснения положений "Устава" в нем приводились сведения из геометрии, физики, химии, механики, данные об единицах измерения, удельных весах и т.д.

-- УСТАВ ЯНА ЖИЖКИ. Значительный интерес представляет относящийся к началу двадцатых годов ХУ века устав Жижки. Он имеет политическую часть, ясно подчеркивающую массам основные лозунги и цели борьбы, заключает очень подробную регламентацию походного движения, порядка объявления приказов и очень внимательно разбирает вопросы, имеющие отношение к поддержанию дисциплины при движении, на отдыхе, при дележе добычи, при определении лиц, коим разрешено следовать за армией, устанавливает наказания за важнейшие воинские преступления. Этот чешский устав явился прообразом, который затем копировали и развивали немецкие составители уставов.

-- Усталость -- это бдительный страж, охраняющий организм от истощения, это -- автоматический предохранительный клапан, сберегающий котел от разрыва... Усталость не только непосредственно мешает движению, но переносит свой отрицательный тон и на все другие ощущения, поэтому борьба с ней составляет первую заботу военачальника. (А. Зыков).

-- Устрашение солдата. Способ воздействия устрашением не логичен, и солдат, который не совершает проступков из-за страха наказания -- жалок. Система устрашения особенно пагубно отзывается на молодом солдате, так как последний может вообразить, что все солдаты поступают так, а не иначе, боясь унтер-офицеров, фельдфебеля и т.д. и т.д. Если мы и поймем, наконец, все значение духовной стороны дисциплины то примитивный способ воздействия путем устрашения нас соблазнять не будет. и к наказаниям мы будем прибегать только в отношении низменных натур, на которых ничто другое подействовать не в силах и которым внушить представление о добровольном и полном достоинства подчинении нам не удастся. (П. Изместьев).

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 06/11/2010, изменен: 06/11/2010. 81k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 3 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Кажется, лучше жить посмирнее..."

Каменев Анатолий Иванович
"Кажется, лучше жить посмирнее..."