ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Моральная упругость войск

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  
  
  

0x01 graphic

Во время боя с японцами.

Русско-японская война 1904-1905 гг.

  
   232
   МОРАЛЬНАЯ УПРУГОСТЬ ВОЙСК.
   I. Неоднократные попытки к установлению прочных основ познания духовной стороны военного дела, к сожалению, не увенчались еще решительным успехом. Правда, в последнее время и наша и иностранная военная литера­тура обогатилась уже весьма многими исследованиями по этому вопросу, но нового, за весьма редким исключением, не дала, ограничившись по-прежнему, по большей части, стереотипными фразами о храбрости, патриотизме, долге и пр., хотя и подкреп­ленными многочисленными примерами, но все же, мало объясняю­щими - откуда, как и каким образом все это произошло, т.е. какие именно тайные пружины повлияли на их проявления: между тем, это только одно и имело еще существенное значение для дела. Сверх того, отождествляя, по большей части, мо­ральный элемент с качествами человека и с проявлением его деятельности под влиянием различных предшествующих условий его воспитания, жизни и т.п., - предполагая воспитанием его создать рецепт для победы, - эти исследователи впадали не только в явное противоречие с действительностью, но и вводили еще нас в весьма опасные иллюзии, не раз приводившие войска к катастрофам. Примерами могут служить: Аустерлиц и на­чало войны нашей с Японией. В том и другом случае, убеждение в нашем превосходстве, основанное на весьма неясных данных, при столкновении с действительностью, привело нас к катастрофам и напрасным потерям. В Японскую войну, несмотря на целый ряд фактов, благодаря подкреплениям, это убеждение особенно долго держалось, пока не довело, наконец, нас до Мукдена и Цусимы; в продолжение же самой войны не только равенство, но и превосходство в силах, не обеспечивало за нами успеха. Но не в одной лишь военной литературе встречаемся мы с подобным взглядом на дело; обыкновенно и в военном общежитии, исходя из различного рода повествований, принято исключительную способность возбуждения морального эле­мента приписывать лишь некоторым избранным людям при посредстве примера, слова и пр., вовсе притом не считаясь с дан­ными более серьезного значения и современной картиной сражений. Указывают также, например, что менее культурные народы обладают будто бы и большим развитием духовной стороны и что, следуя по материкам Европы и Азии от запада к востоку, мы будем встречаться все с более и более грозным в духовном отношении противником. Однако, все это далеко от дей­ствительности. Как часто в военной жизни встречаемся мы с высоким проявлением морального элемента там, где, казалось бы, не было и причин его зарождения и, напротив того, не­однократно видим слабое проявление его там, где и храбрость, и патриотизм и все прочее находилось в изобилии. Мы видим, например, что дикари бегут от нескольких (так называемых "изнеженных") европейцев; китайцы во время боксерского восстания, несмотря на питаемую ненависть к иноземцам, на презрение к смерти, не выдерживают натиска даже небольших европейских отрядов; суданские дервиши, несмотря на фанати­ческую храбрость, любовь к независимости и патриотизм, терпят страшное поражение под Омдурманом [город в Судане] от тех, которые незадолго еще перед тем, даже и в превосходном числе, сда­вались тысячами простым фермерам-бурам; наконец, на Кав­казе мы видим отчаянно храбрых, почти непобедимых в горах, борющихся за свои родные очаги чеченцев, уступающих однако всюду в открытом поле (в продолжение войны за обладание Кавказом) даже и небольшим отрядам русских, побеждаемых в эпоху Крымский войны, в свою очередь, союзниками. Между тем, руководствуясь узко понимаемыми словами На­полеона I, что Ў успех в бою зависит от морального эле­мента и только Ќ от материальных условий, казалось бы, что победа должна была бы принадлежать именно этим дервишам и горцам, а не их более слабым в "моральном отношении" противникам, борющимся за мало понятные им интересы так как на стороне первых было Ў, а вторых - лишь Ќ шансов успеха. Руководствуясь теми же словами великого полководца, следовало бы признать (как это и делается в действительности), что вопросу об искусственном развитии в мирное время духовной мощи в войсках следует отвести значительно большее внимание, чем подготовке их в материальном отношении, так как естественно, лучше обеспечить себя тремя четвертями нежели одной четвертью шансов. Но можно ли дух воспитывать по своему усмотрению? Не будет ли это самообманом и где границы такому воспитанию? И действительно, если бы мы и сумели даже выработать сурового закаленного воина в нашей обыденной практике мирного времени (что одно уже не вяжется с задачей), то разве в случае неудачи, не стали бы, все-таки, приписывать наш неуспех лучшей "моральной" подготовке противника и т.д. до бесконечности? С другой же стороны, если лучшим воспитанием мы до­стигли бы того, что создали солдата железных по стойкости то разве, без побочных средств, мы смогли бы довести их до того духа, который делает их страшными в бою, который расплавляет железо и от которого единственно и зависит Ў успеха в бою, по словам Наполеона. Остановимся теперь на военно-исторических примерах, объясняющих всю неправильность современных воззрений на сущность и происхождение морального элемента, причем чтобы не вдаваться в излишние подробности, остановимся лишь на некоторых войнах XIX столетия; читателю же не трудно будет затем самому все указанное нами применить к любому из остальных военно-исторических событий для проверки правиль­ности приводимых здесь положений. В 1800 году Наполеон разбивает "резервной" армией лучшие войска австрийцев под Маренго, только что перед тем, получивших Суворовское крещение, завоевавших Италию и под предводительством Суворова бывших непобедимыми. Многие военные историки предполагают, что, несмотря на свое название, "резервная армия" состояла будто из лучших солдат. Это несправедливо. Это была безусловно худшая по качествами армия, лучшие солдаты находились у Моро [(Moreau) Жан Виктор (1763 - 1813), французский дивизионный генерал]. Очевидно, что за непродолжи­тельное время пребывания в ней первого консула, качества этой армии измениться не могли, что, между прочим, и доказывается Маренгской битвой; тем не менее, хотя бы по причине победы, никто не станет отрицать, что эта армия превосходила противника моральными силами. Она верила в своего полководца, считала его непобедимым, т.е., другими словами, была уверена в своих силах - в искусство своего предводителя. Если в начале сражения дух ее и был несколько поколеблен более внушительными материальными средствами противника, то с прибытием на поле сражения дивизии Дезе, лично первого консула (следовательно, новых материальных данных) и с изменением условий обста­новки, он получил сперва устойчивость, а потом и всерешающее значение. В 1805 году император разбивает наголову под Аустерлицем, в присутствии ее Монарха, русскую армию, по качеству своему превосходную (что доказывается и битвой, и потерями, и незадолго до этого происшедшим Шенграбенским делом), заключавшую в среде своей Суворовских сподвижников и чудо-богатырей. Выступая из-под Ольмюцкого лагеря, армия эта дерзко верила в будущие успехи (по ложным представлениям о себе и про­тивнике), но, встретясь с действительностью, понесла вследствие этого и большие поражения. В 1807 году Наполеон разбивает ту же армию под Фридландом, почти тех же качеств, как и прежняя, наполненную, сверх того, и жаждой мщения за Аустерлиц, как говорит наш военный историк Михайловский-Данилевский [Александр Иванович (1790 - 1848), российский военный историк, генерал-лейтенант], и заключающую в рядах своих и Суворовских сподвижников и чудо-богатырей. Но кампания эта начинает уже отличаться редким упорством сравнительно с прежним. Среди лесных дебрей, озер и болот Восточно-Прусского театра войны, подставляя противнику сильную сторону своих войск (их стойкость и упорство при обороне), русские ставят ряд серьезных препятствий всесокрушающему удару французов, поднимая, вместе с тем, и свои духовные силы. Несмотря на все уменье Наполеона управлять нравственным элементом своей армии и на всю случайность такого управления со стороны Беннигсена, русские уже дают высокое самостоятельное проявление морального элемента на снежных полях Эйлау и среди укреплений Гейльсберга. В 1812 году качества наших войск, их самоотвержение, преданность долгу, ожесточение против врага, вторгнувшегося в пределы родного края, были неоспоримы; особенности же стра­ны, лишения, болезни, оказали громадное влияние на моральные силы врага; тем не менее, численное превосходство сил Наполеона в первую половину кампании, его искусство, бое­вая опытность его войск и прежние победы над русскими дают, в целом, перевес французам почти до конца войны. Конечно, и на нашей стороне, подобно тому как и под Эйлау, проявля­лась временами, в истинном своем значении, моральная сила, развивавшаяся, однако, большею частью, совершенно самостоя­тельно, как, например, при обороне Семеновских флешей и Центральной батареи и в действиях против отдельных маршалов Наполеона, но по качеству своему, как меньшая француз­ской, остававшаяся без решающего влияния на исход главнейших сражений. Даже чрезвычайные меры, предпринятые нами к поднятию силы сопротивления войск и опасность, грозившая отечеству, не помогли влить в сердца их духа победы, увеличив лишь упорство войск до крайнего предала. В Бородинском сражении, где Наполеону пришлось встре­титься с непоколебимою, историческою стойкостью наших войск при обороне, с особою наглядностью проявилось, что каковы материальные условия, таковы и вытекающие из них духовные последствия. Вспомним приказы Наполеона перед началом вой­ны и мы поймем, что разумел этот великий полководец под моральным элементом. - "Солдаты! Вторая Польская война на­чалась... - она будет столь же славна для Франции, как и пер­вая". Разве не чувствуется в этих словах непоколебимой уве­ренности в силах? На чем же основывает полководец эту уверенность в победе, ибо, без оснований, она обратилась бы в простое хвастовство? Ответ на этот вопрос встречаем мы в том же приказе: "Первая окончилась под Фридландом и Тильзитом". и далее, - "Разве мы не воины Аустерлица, не думает ли она, что мы изменились?" Мы видим, что он основывает ее на таких данных, как непосредственное знакомство с противником, под Аустерлицем и Фридландом, на чувстве непобедимости их во главе с императором. Уверенность французов в своем полководце, собственная уверенность их в своем превосход­стве, лучшие распоряжения, все, в целом, создало такую моральную силу, что, несмотря на всю трудность исключительно лобовой атаки укреплений, защищаемых русскими войсками, одуше­вленными близостью Москвы, религиозно подготовленными и готовыми умереть, несмотря на ошибки и колебания самого Наполеона, уже к 5-ти часам пополудни мы были отброшены почти за версту от занимаемых прежде позиций с существен­ной угрозой пути отступления. В этом сражении мы не обнару­жили того всесокрушающего, страшного напряжения моральных сил (в смысле желания победить, но не отбить), какое замечалось у французов, но исключительно только пассивное их проявление, вследствие некоторых благоприятно создавшихся для нас материальных условий, и как результата их получилось уменьшение французских успехов. В этом сражении мы располагали особенными качествами войск, а с этим, особенно, и прихо­дилось считаться! В 1813 году Наполеон с более малочисленной армией, со­ставленной к тому же из конскриптов (призыва даже 1815 г.), разбивает войска союзников под Бауценом, Люценом, Дрезденом и отбивает атаки их под Лейпцигом, тогда как мар­шалы его, в то же время, терпят поражения под Кульмом, Кацбахом и Денневицем. В войну 1854-55 годов, под Севастополем, плохое ве­дение союзниками осады, свободный тыл, укрепления и стойкость русских при обороне, талантливое ведение ее Тотлебеном [Эдуард Иванович (1818 - 84), граф (1879), инженер-генерал (1869). Руководил инженерными работами при обороне Севастополя 1854-1855 гг. В 1863-1877 гг. фактически глава военно-инженерного ведомства. В русско-турецкую войну 1877-1878 гг. руководил осадой Плевны (ныне Плевен), в апреле 1878-январе 1879 г. главнокомандующий Действующей армией], соз­дали, в общем, возможность защищать укрепленный город в течение 11 месяцев с явным притом преобладанием духовных сил на нашей стороне. Но в то же время, те же войска в открытом поле уступали французским, при очевидном превос­ходстве моральных сил на стороне этих последних, что и под­тверждается примерами таких сражении, как Альма, Инкерман и Черная речка. Будь на нашей стороне преобладание трех четвертей во образе нравственного элемента, оно неминуемо дол­жно было бы нам доставить и победу, несмотря на разницу в материальном положении. Тоже касается и союзников; имей они по­стоянное преобладание в моральных силах, они взяли бы Се­вастополь в несколько месяцев. Следовательно, и в этом случае вера, с одной стороны, в свое тактическое превосходство в открытом поле, в свое развитие, вооружение, ловкость и инициативу, а с другой - слабая тактическая подготовка войск, пло­хое вооружение, особенности и автоматизм обучения создали, не­смотря на качества противников, моральную силу тому из них, на стороне которого оказалось большинство преимуществ. В Русско-турецкую войну 1877-78 годов, руководимые ошибочным пониманием морального элемента, как качества, отрицая последний у турок, не считаясь с необходимостью использования материальных сил, понимаемых в самом широком значении этого слова, отрицая даже последние и предпо­лагая простым ударом завершить кампанию в несколько месяцев, мы уже через три недели терпим серьезные неудачи. Использовав силу Плевненских укреплений, Осман-паша, по­добно нам под Севастополем, поднимает духовные силы своих войск, между тем, как наши, после второй Плевненской неудачи, нисходят до Систовской паники. Во вторую половину той же кампании, когда факты голой действительности заставили нас серьезно озаботиться увеличением своих материальных сил в виде не только численного их приращения, но и в виде новых назначений, улучшения администрации, отчасти вооружения, и лучших распоряжений до блокады Плевны включительно, - обстановка резко переменяется; совершенно непредвиденно, у нас возрастают моральные силы, которые, действительно, доводят нас в несколько недель до стен Константинополя. Обращаясь к двум иностранным военным экспедициям конца истекшего столетия, мы встречаемся в них с тем же пренебрежением к сущности морального элемента, который замечался и у нас, и, конечно, с тем же результатом. В Абиссинскую экспедицию итальянцев, излишняя самоуверен­ность, пренебрежение обстановкой, приводит их к Адуанскому по­ражению. Знакомые с краем, природные воины, к тому же и более многочисленные, абиссинцы неминуемо должны были одержать успех на местности, доставлявшей им эти данные в ущерб сильным сторонам противника. Такой искусственно созданной обстановкой и послужила знаменитая Адуанская западня. Моральный элемент здесь, без сомнения, находился на стороне абиссинцев. В последнюю Англо-бурскую войну, англичане не были под­готовлены к предстоящей борьбе; на буров смотрели они прене­брежительно: в две-три недели рассчитывали дойти до Претории. Буры же, напротив того, основательно подготовившись к войне, знали с кем будут иметь дело (хотя впоследствии несколько и ошиблись в этом). Они были твердо уверены в своих силах на основании этих материальных данных, которыми распола­гали и пользовались. Уверенность их исходила не из гадательных, а из положительных данных, а именно: умственного своего развитая, общей солидарности, тактического превосход­ства в малой войне, знакомства с краем, опыта прежних своих войн с англичанами и многих других данных. И можно утвердительно сказать, что не столько патриотизм, любовь к независимости и пр. дали им возможность вести с успехом войну в продолжение 2 лет против могущественного госу­дарства, как именно эта уверенность в своих силах. II. Из краткого обзора вышеприведенных примеров не трудно уже заметить, что качество далеко еще не обусловливает наличия морального элемента. Качество - это такая же материальная дан­ная войны, как и численность, превосходство в вооружении и пр., лишь несколько большего значения, как качество фигур на шахматной доске. Каждый народ обладает присущим ему одному качеством, выработанным историческим путем, под влиянием тех или иных географических и физических дан­ных, которое и может быть, как материал, использовано в военное время. Нет народа, который обладал бы всеми выгодными качествами, необходимыми ему для войны: у каждого имеются свои достоинства и свои недостатки. Знание качеств народа, а особенно своего (не всегда постоянных), обязательно, как знание одной из важнейших материальных данных войны. Обращаясь к определению состава материального элемента, мы должны, прежде всего, включить в него все то, чем в состоянии управлять непосредственно. Сюда относятся: численность, вооружение, военная система, характер местности и т.п. фактические данные. Затем, в тоже понятие материального элемента входит все то, чем непосредственно хотя управлять мы не можем, но что возможно все-таки изменить с течением времени, будь то перед войной или даже во время последней, как то и было с Петром Великим после Нарвского поражения. Сюда могут быть отнесены: качество войск, их обучение и тактическая подготовка, умственное развитие, воспитание, преданность долгу, а также, в известной мере, и патриотизм. Что касается морального элемента, то последний не может быть измерен или оценен какими-нибудь непреложными дан­ными. Это, как бы, сила электричества прямо пропорциональная данным, от которых зависит ее напряжение. В зависимости от материальных данных, данной воли противника и прочих условий обстановки, она изменяется бесконечно, возвышаясь до безумного увлечения, с одной стороны, и падая до паники - с дру­гой; сохраняясь на долгое время или погасая, как вспышка, упорная или слабая до бесконечности. Психология толпы - только одно из частных проявлений мо­рального элемента, наиболее здесь слабого по существу, ограниченного пространством и временем, хотя и подчиненного законам "внимания". Моральный элемент есть данная, так или иначе, воодушевляющая войска от генерала до солдата, распространяющаяся мгновенно среди них на значительном протяжении, несмотря ни на какое их положение - сосредоточенное или разреженное, основанная всецело, как и психология масс, на законах внимания, а потому и находящаяся в прямой зависимости от всевозможных данных, их вызвавших. Моральный элемент объединяет войска как бы одною мыслью, одним желанием, способствует оказываемой ими друг другу взаимной поддержке, действует, в зависимости от впечатления, более или менее продолжительное время, опираясь каждый раз на реальные данные обстановки, а отсюда, конечно, и на качества той или иной национальности. Однако, история указывает нам на сравнительно редкое проявление морального элемента в полном его объеме, что не уди­вительно, раз он составляет производную всех отдельных положительных и отрицательных сторон обстановки; чаще всего он бывает (в зависимости от тех или иных условий ее) в виде той или другой разновидности, главными из которых не­обходимо признать активное и пассивное проявление его. Под активным проявлением морального элемента мы разумеем та­кую разновидность его, которая стремится - одним общим увлечением, ударом, достигнуть намеченной ею цели, уверенная в своем активном превосходстве; под пассивным же - такую, которая, встречая превосходство в обороне и в промахах противника, стремится лишь к отсрочке решения, или к измору противника. Первая - ищет для своего проявления "идеи", вто­рая - "чувства" и полной покорности судьбе. Первая - повелевает обстановкой, вторая - ищет опоры в ней. Могучее проявление обеих этих разновидностей морального элемента мы и наблюдали уже в Бородинском сражении, где имели и случай оценить их относительное значение и силу. Моральный элемент тесно связан с материальным. Не­смотря на свое абсолютно малое значение перед моральным, материальному элементу принадлежит громадное относительное значение в успехе борьбы. Без видных материальных данных не будет и морального превосходства, а с ним и победы. Обращаясь к военно-историческим данным, мы всюду замечаем, что моральный элемент всегда принадлежал тому из противников, который в данный момент был более богат материальными данными, лучше пользовался обстановкой, выказывая, вместе с тем, и большее военное искусство. Причиной высокого духа французских войск под предводительством На­полеона I был не только, прежде всего, этот последний, но и целесообразная тактическая подготовка его войск, боевая их опыт­ность, численное относительное превосходство на решительном пункте в сражениях и, наконец, приноровленное к качествам француза ведение самого боя, и воинская система. О последней Наполеон отзывался, например, в таких выражениях: "превосходством своим в организации над всеми войсками в свете, французская армия обязана конскрипции. Как часто в бою останавливались глаза мои на молодых конскриптах, когда они в первый раз бросались в рукопашную схватку: честь и мужество выступали из всех скважин тела их!" ... Причиной высокого развития духа Суворовских войск было, не личное уменье Суворова вести беседы с солдатами, а по­стоянные победы его над противником, слава непобедимости его, тактическое его искусство, целесообразное воспитание и воинское обучение солдат, боевая опытность войск, приноровленное к русскому характеру ведение боя и, наконец, ориги­нальность самого его искусства, действующая на воображение масс. Останавливаясь на сравнительной оценке данных материального элемента, имеющих столь большое значение на войне, нельзя не придти к заключению, что наиболее важными из них предста­вляются следующие, и притом в таком порядке постепенности: 1) искусство полководца; 2) качество войск, под коим разу­меется их физическое и умственное развитое, боевая опытность, храбрость, стойкость, способность к самопожертвованию, хладнокровие, нетребовательность, ловкость и прекрасный подбор начальников; 3) вооружение, обучение, тактическая подготовка и воспитание солдат; 4) численность, организация и воинская си­стема; 5) преданность долгу и патриотизм. "Хороший генерал, хорошие кадры, хорошая организация, надлежащее обучение и строгая дисциплина: вот принадлежно­сти хороших войск; и тогда все равно, за что они сражаются. Впрочем, религиозный фанатизм, любовь к отечеству и народ­ная слава могут с пользою одушевить новонабранные войска". Таково было мнение Наполеона о хороших войсках; на вопрос же, какие войска считает он лучшими, Наполеон отвечал: "Те, которые выигрывают сражения"... В последнюю Русско-японскую войну у нас не наблюдалось достаточного подъема морального элемента. Правда, под Порт-Артуром и в других случаях, временами, он поднимался до­вольно высоко, но в общем, под влиянием постоянных неудач, отступления, растерянности, путаницы в действиях и несоответственной тактической подготовки, равно как и некоторых дефектов военного устройства, он не мог достаточно про­никнуть в массы и стать сколько-нибудь продолжительным и общим. Здесь так же, как и в ранее приведенных нами примерах, закон о связи моральных сил с материальными проявился в полном объеме. Там, где последние, скрывая наши слабые стороны, давали войскам перевес над противником, у нас являлось и приращение морального элемента (Порт-Артур, укрепления, неожи­данная атака Путиловской сопки превосходными силами и пр.); там же, где это отсутствовало, появлялся упадок духа и, как следствие его, - неудача. Приказы, подобные приказу войскам Маньчжурской армии 19-го сентября 1904 года N 687, далекие от действия на воображение масс, имеющие в виду "наступление", а обращающиеся к "чувству" (данная обороны), конечно, морального элемента не приращали, как не приращали его отдельные действия разных удальцов и примеры низших начальников. Интересно мнение Наполеона I об этом предмете: "Речи, во время сражения, не могут придать храбрости войскам; старые, опытные солдаты едва их слушают, молодые позабывают их при первом пушечном выстреле". "На войне обстановка повелевает". Это всецело относится и к моральному элементу; только не обстановка руководит последним, а нравственные силы войск вытекают из обстановки, рождаясь от нее и следуя с нею рука об руку. Вначале осто­рожные, японцы, по мере успехов, становились все более и более решительными, черпая моральные силы в ряде, постепенно развертывавшихся перед ними, наших дефектов. Пользуясь господствующей у нас централизацией и слабохарактерностью нашего полководца, они в планах своих все более и более ру­ководствовались известными им данными этого характера, под­чиняя ему всецело и материальные свои соображения для достижения как скорейшего успеха, так и дальнейшего, затем, под­рыва духа наших войск последующим отступлением. Подоб­ная система, в одно и тоже время осторожная, сохраняющая силы войск, и решительная, приводила к подрыву нашей уве­ренности в силах, а потому и соответствовала их стратегическим предначертаниям. Еще по словам Спенсера [(Spencer) Герберт (1820 - 1903), английский философ и социолог] понятие о "воле" определялось в связи с понятием о цели, которой хотят достигнуть. "Отбросьте, - говорить он, - всякую мысль о "цели", и понятие воли исчезнет". Понятно, что мысль о "цели" есть не что иное, как представление известного действия; если же ожидаемого действия не предвидится, вопрос о цели отпадает как бы сам собою, а вместе с этим и явление воли. Войска, попавшие в совершенно неожиданную для них обстановку, теряют уверенность в своих силах, если не находят средств выйти из нее с успехом. Во­левые импульсы войск сдают, природные инстинкты вступают в свои права, на осуществление которых и обращается воля. Чем обусловливается, например, упадок духа в войсках при внезапном появлении на фланге противника, при внезапной атаке и пр.? Именно - неуверенностью их в своих силах, исчезновением их воли. Почему опытный охотник не боится встречи со зверем? Он уверен в своих силах на основании своей опытности. Выразительницей морального элемента служит уверен­ность в силах, всецело основанная на материальных данных. Могущественные материальные данные, правильно примененные к обстановке, или, другими словами, уверенность в силах, всецело вытекающая из данных обстановки, вызывают то, что принято называть моральным элементом, от которого и зависит успех. Причины паники и воодушевления, двух полюсов морального элемента, олицетворяются этою уверенностью в силах. Возгласы "пропали!" "нас обошли!" принципиально тождествен­ны с ободряющими словами: "наша берет!" "ничего - про­бьемся!" Разница- относительная. В последнем случае - уве­ренность растет, в первом - падает. Причина паники кроется в предшествующей ей неуверенности в силах, сдерживаемой чувством, обещаниями, надеждой и другими искусственно создан­ными средствами, когда достаточно легкого толчка для разрушения таким образом построенного карточного домика и обратной, по силе и направлению, смены настроения стадным чувством самосохранения, тем большим по силе, чем сильнее было это пред­шествующее ему напряжение. Воодушевление обратно чувству паники. Ему предшествует всегда известная доля уверенности в силах. Когда эта уверен­ность достигает предела, войска часто, и без указаний свыше, совершают геройские подвиги, несмотря ни на какие препятствия со стороны противника, как, например, по показанию Михайловского-Данилевского, случилось с одним русским батальоном в сражении под Прейсиш-Эйлау в 1807 году, когда, видя гибель французского корпуса Ожеро, он, увлеченный победой, бросился на центр французской армии и, преодолев все препятствия, достигнул кладбища - в 100 шагах от самого Наполеона и его старой гвардии. Храбрость природная редко бывает храбростью разумной; таковая является только следствием уверенности в силах. То же самое можно сказать и про воодушевление. Последнее, если оно является следствием каких-либо ложных причин, редко бывает продолжительным. Оно исчезает немедленно по прекращении действия этих причин; оно носит случайный характер и, при той или иной обстановке, может или способствовать успеху или, напротив того, повести к катастрофе. Воодушевление же, охватывающее войска под влиянием внутренних, ясно сознаваемых причин, их уверенности в своих силах, имеет более постоянный, а потому и более надежный характер. Оно не легко поддается давлению; оно упорно переходит в желание победить, в особую изворотливость ума, напоминающую находчивость. Под влиянием морального элемента храбрость, а с ней и воодушевление, начинает приобретать всесокрушающий характер; раз они разумно и энергично направлены, люди по природе нерешительные становятся решительными; в массы проникает общее желание победы; своею уверенностью в силах массы оказывают влияние и на противника, постепенно приходящего к сознанию своей беспомощности и, наконец, сдающего. Уверенность, чтобы стать уверенностью, должна, как мы уже и упоминали, быть прежде всего основанной на ясно сознаваемых материальных данных и не переходить в область гадательную. Как только она переходит в эту последнюю, она перестает уже быть уверенностью, а обращается в дерзость, самомнение, со всеми их разочарованиями. С этой точки зрения уверенность высших начальников и войск весьма часто бывает различна. Неполное знакомство начальника с качественной стороной своих и неприятельских войск, допускаемые им с этой стороны иллюзии, незнание обстановки или поверхностное знакомство с военным делом и ошибочный взгляд на него, весьма часто создают представления, совершенно отличные от представляющихся войскам, со всеми их неблагоприятными для дела последствиями. Таких примеров много в истории. Особенно опасными представляются взгляды мирного времени, основанные на ложных представлениях о войне. Они не только мешают дальнейшему совершенствованию армии, но зачастую приводят ее к потере кампании. Непосредственно, на поле сражения, дерзость, иной раз, бы­вает удачной, но всегда только там, где противник сам не вполне уверен в своих силах. Она оказывает на такого про­тивника импонирующее влияние своей фиктивной уверенностью в силах. Особо выгодной она представляется при неожиданной встрече с противником, пока последний не разобрался еще в обстановке, не нашел себе опоры в материальных ее данных. В применении к значительным силам и к стратегическим соображениям, дерзость почти всегда ведет к катастрофе, так как необходимых условий, благоприятных ее проявлению, там почти никогда не бывает (Тюренчен, Седан, Цусима). Томительное чувство опасности, постоянно царящее на поле сражения, хватается за каждый предлог, способный вывести его из этого положения, поддаваясь всем впечатлениям извне. В таких случаях достаточно примера, слов авторитетного началь­ника, знака или выражения его лица или примера всеми любимого удальца, чтобы войска (если в них осталась еще известная уве­ренность в силах) на известном ограниченном участке двину­лись в атаку, а остальные - уже в силу кажущегося им успеха соседних частей, не попробовали бы пойти, в свою очередь, вслед за последними или в указанном им ранее направлении атаки. Вера в начальника, в его талант, или сочувствие его образу мыслей играют здесь большее значение, чем сказанные им слова и личный его пример. Эта вера, в данном случае, заменяет собою уверенность в силах. Проникнувшее в массы убеждение, что раз авторитетный начальник указывает путь вперед, то, следовательно, не все еще потеряно, еще возможен или непременно будет успех (Наполеон, Суворов, Скобелев); что успех, хотя и не виден еще непосредственно нам, но уже учитывается начальником, который лучше нас осведомлен в положении дела, и поднимает в массах, невольно, уверенность в силах. За просто любимым или авторитетным начальником войска пойдут далеко неодинаково. В первом случае, много, если в них скажется "пассивная моральная сила"; во втором же главным побудителем будет "активная" сила. Обыкновенно, без каких-нибудь благоприятных случайностей, атаки первого рода не доходят до конца, останавливаясь вскоре после начала. Пример авторитетного начальника безусловно полезен, как одна из данных материальной обстановки. Подобного рода пример и был проявлен генералом Скобелевым 30-го августа 1877 года при атаке Плевневского редута N1. Его громкое: "Вперед, ребята!" придавало новые силы. Турки, занимавшее ложементы перед редутом N1, не выдержали, оставили их и бегом отступили в редуты и траншею между ними. Вид отступавших от ложементов турок воодушевил еще более наших. "Ура", подхваченное тысячами грудей, грозно полилось по линии... Трофеями описанной отчаянной атаки были: значительный профили редут (вернее - люнет), часть траншеи к стороне редута N 2 и одно турецкое орудие. Редут N 2 отбил части, двигавшиеся против него одновре­менно с атакою на редут N 1. Этот пример наглядно показывает, каким образом толчок, данный первоначально генералом Скобелевым, при виде "отступавших" турок, перешел окончательно в уверенность в силах, возбудил дух наших войск, а потом перешел и в успех, но в успех на ограниченном пространстве, именно там, где был проявлен этот пример, так как редут N 2 отбил нашу атаку. Пользуясь своим ореолом, Наполеон, перед наступлением решительного момента, почти всегда поднимал нравственные силы войск своим видом, проезжая по рядам их со словами: "Рас­пустите знамена, настала решительная минута!" "Его осанка, выражение лица и приближение", как он сам про себя это гово­рит, "производили всеобщее одушевление"... Известный рассказ про Суворова, остановившего наши отступающие войска под Треббией словами: "Заманивай, зама­нивай, ребята!" или ученье, произведенное генералом Скобелевым одному из батальонов Эстляндского полка под Ловчей, когда последний, без команды, с целью скрыться от турецких пуль, побежал через кладбище к постройкам города, только лишний раз подтверждают важное значение уверенности на войне. Очевидно, что то и другое было произведено, как Скобелевым, так и Суворовым, с целью нравственной пере­дышки войскам, чтобы искусственно поднять упавшие моральные силы. Ясно, что опыт этот физически возможен лишь с не по­терявшими еще голову войсками. Во время Мукденской паники подобного рода опыты только озлобляли солдат и не приводили к успеху. Сражение, как и всякая борьба, является борьбою, главным образом, моральных сил. Важно не уничтожить врага, а подор­вать его уверенность в силах, заставить его прекратить борь­бу, подчиниться нашей воле. Целый ряд материальных условий, случайных причин и видоизменения обстановки создает, при встрече равных по достоинству противников, целый ряд колебаний душевных сил, рассматриваемых как производные от одной общей уверенности в себе, с которой войска на­чали сражение. Пока эта последняя руководит волею войск, пока данные борьбы еще не успели потушить этой уверенности частные неудачи, колебания и пр. не могут еще оказать влияния на результат сражения. Неудача, равно как и мимолетный успех, весьма скоро могут быть в этих случаях остановлены теми или иными материальными средствами, из которых войска черпали свою уверенность в силах. Другое дело, подрыв общей уверенности войск - основания их внутренней силы. Такая уверенность может исчезнуть лишь при встрече с более реальными проявлениями материальных сил противника. Отсюда ясно, что для того, чтобы овладеть моральным элементом противника, нужно поразить его именно в средоточие его могущества, туда, откуда он берет свою уве­ренность в силах. Тоже касается и ряда частных столкновений, из которых слагается сражение. Каждый начальник, как бы мал он ни был, должен, при всякой к тому возможности, иметь постоянно в виду в сфере своей деятельности создание для про­тивника неблагоприятных условий для ведения им борьбы, пользуясь при этом всеми средствами для внушения своим войскам уверенности в своем превосходстве. Наше исследование было бы не полно, если бы мы не коснулись вопроса о влиянии общества на моральные силы сторон. Так как жизнь складывается из действий людей, то развитие общества (известного народа) находится в глубокой связи с реализацией всех представлений составляющих его лиц. Среди условий, определяющих эти представления, совершенно теряются такие односторонние принципы, как "законы подражания" (Тард); "физические условия" (Бокль), "мистические законы истории" и пр. Известное "качество" народа, а от него и войска, зависит от умственного и нравственного развития составляющих его элементов. Пренебрегать подобной данной невозможно. Положенная на весы победы, она ляжет той или другой тяжестью, способной либо подорвать нашу уверенность в силах и затруднить проявление моральных сил, либо возбудить эти силы до крайности. Борьба искусственными мерами против подобного влияния общества почти немыслима, как и борьба против положений истории. Однако влияние это может быть все-таки всегда обращено в нашу пользу, если сумет им хорошо воспользоваться и "во время и у места" вдвинуть в рамки борьбы.

Б. Никулищев.

Моральный элемент в области военного искусства

(Опыт психологического исследования) //

Военный сборник, 1912, N1.

  

0x01 graphic

  

Русские наблюдатели у Гайпина следят за японским огнем по ложной цели.

Русско-японская война 1904-1905 гг.

  
   233
   МоральнО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ победы.
   На примере Александра Македонского. [После победы над скифами Александр усмирил многие воинственные племена и подошел к неприступной скале, на которой находилось много воинов, не желавших продчиняться полководцу. Если в стратегическом отношении этот пункт сопротивления был ничтожен, то в морально-психологическом отношении был значителен, ибо его неприступность (необориморсть) подрывала веру в непобедимость Александра. В этом случае Александр действует, главным образом, психологическими средствами - примером отваги 300 удальцов, восхождение которых на соседний с горой пик стало прямым доказатеством того, что воинам Александра нет никаких преград: при необходимости они даже могут "взлететь" на неприступные горы]. 1.... Оставалась одна скала, занятая согдийцем Аримазом с 30 тысячами воинов, собравших туда заранее продовольствие, которого бы хватило для такого числа людей на целых два года. 2. Скала поднимается в вышину на 30 стадиев, а в окружности имеет 150. Отовсюду она обрывистая и крутая, для подъема есть лишь очень узкая тропа. 3. На половине высоты есть в ней пещера с узким и темным входом; он постепенно расширяется, а в глубине имеется обширное убежище. Почти повсюду в пещере выступают источники, воды которых, соединившись, текут потоком по склонам горы. 4. Царь, увидев неприступность этого места, сначала решил оттуда уйти; однако затем в нем загорелась страсть преодолеть и природу. Прежде чем решиться на осаду, он послал к варварам сына Артабаза Кофа предложить им сдать скалу. 5. Ответ Аримаза, который полагался на неприступность своей позиции, был полон дерзких слов, под конец он даже спрашивал, не умеет ли Александр летать. 6. Эти слова, переданные царю, столь задели его за живое, что, созвав лиц, с которыми он обычно совещался, он сообщает им о дерзости варвара, насмехающегося над тем, что у них нет крыльев; он добавил, что в ближайшую ночь он заставит Аримаза поверить, что македонцы умеют и летать. 7. "Приведите ко мне, - сказал он, - из своих отрядов 300 самых ловких юношей, которые привыкли дома гонять стада по горным тропам". 8. Те быстро привели к нему юношей, отличавшихся ловкостью и энергией. Царь, глядя на них, сказал: "С вами, юноши и мои сверстники, я преодолел укрепления прежде непобедимых городов, прошел через горные хребты, заваленные вечным снегом, проник в теснины Киликии, претерпел, не поддаваясь усталости, холода Индии. Я вам служил примером и видел ваши подвиги. 9. Скала, которую мы видите, имеет только один доступ, занятый варварами; остальные места они не охраняют; стража у них только со стороны нашего лагеря. 10. Вы найдете путь, если усердно исследуете все подступы к вершине. Нет таких высот в природе, куда не могла бы взобраться доблесть. Испытав то, в чем отчаялись остальные, мы подчинили своей власти Азию. 11. Доберитесь до вершины. Овладев ею, вы дадите мне знак белыми лоскутами; подтянув войска, я отвлеку врагов от вас на себя. 12. Кто первый достигнет вершины, получит в награду 10 талантов, на один менее получит поднявшийся вторым, и столько же получат следующие 10 человек. Однако я уверен, что вы будете думать не столько о вознаграждении, столько об исполнении моей воли". 13. Они выслушали царя с таким воодушевлением, будто уже заняли вершину. Когда их отпустили, они стали запасаться железными клиньями, чтобы вбивать их между камнями, и крепкими веревками. 14. Царь, кругом осмотрев скалу, велел им взобраться во вторую стражу в том месте, где подступ казался менее всего трудным и крутым, и пожелал успеха. Те, взяв с собой продовольствия на два дня и вооружившись только мечами и копьями, стали подниматься. 15. Сначала шли, затем, дойдя до обрывистых мест, одни подтягивались, ухватившись руками за выступы скал, другие взбирались с помощью веревок, закидывая их на клинья, вбитые ими между камнями, чтобы становиться на них ногами. Весь день они провели в трудах и тревогах. 16. После стольких усилий перед ними открывались все большие трудности, и им казалось, что сама скала растет. Печальное было зрелище, когда кто-нибудь, сделав неверный шаг, срывался и летел вниз, тем самым указывая и другим на угрожающую им опасность. 17. Однако они, одолев эти препятствия, все же добрались до вершины горы, утомившись от непрерывных усилий, а некоторые получив даже увечья; ночью их оковал сон. 18. Растянувшись всюду на непроходимых суровых скалах, забыв об угрожающей опасности, они проспали до рассвета; пробудившись словно от глубокого беспамятства, они стали исследовать скрытые, лежавшие под ними впадины, но не знали, в какой части скалы укрываются главные силы врагов. Наконец они заметили дым, выходивший из пещеры под ними. 19. Они поняли, что там находится убежище врагов. Итак, они выставили на копьях условленный сигнал, но обнаружили при этом, что из их отряда при подъеме погибло 32 человека. 20. Царь не столько обуреваемый желанием овладеть этим местом, сколько встревоженный судьбой посланных им на столь опасное дело весь день обозревал горные вершины. Он удалился на отдых только ночью, когда темнота все скрыла от его взоров. 21. На следующий день, еще до полного рассвета, он первый заметил лоскуты как знак занятия вершины. Но переменчивость неба, то освещавшегося дневными лучами, то затуманивавшегося, принуждала сомневаться, не обман ли это зрения. 22. Когда же небо озарилось более ярко, его сомнение отпало, позвав Кофа, с помощью которого он уже обращался к варварам, он опять послал его к ним убедить их хоть теперь принять более здравое решение, а в случае их упорства из-за уверенности в позиции показать им с тыла воинов, занявших вершину горы. 23. Допущенный к врагам Коф стал советовать Аримазу сдать скалу, обещая ему милость царя, если он не принудит его при столь обширных его замыслах задержаться из-за осады одной скалы. Тот еще заносчивее и надменнее, чем прежде, велит Кофу уйти 24. Последний, взяв варвара за руку, просит его выйти с ним из пещеры. Когда Аримаз вышел, он показал ему юношей на вершине горы и, с полным правом насмехаясь над его надменностью, сказал, что у воинов Александра действительно есть крылья. 25. И уже из македонского лагеря были слышны звуки труб и крики воинов. Это обстоятельство, как и многое на войне, пустое и незначительное, принудило варваров сдаться. В самом деле, от страха они не могли заметить малочисленность тех, кто находился у них в тылу. 26. Поэтому они поспешно вернули Кофа, уже ушедшего среди их замешательства, и послали с ним 30 своих вождей, чтобы сдать скалу и договориться о разрешении уйти невредимыми 27. Царь хотя и опасался, как бы варвары, заметив малочисленность юношей, не опрокинули их, однако, веря в свое счастье и будучи озлобленным надменностью Аримаза, ответил, что он требует безоговорочной сдачи. 28. Аримаз, отчаявшийся в своем положении, хотя оно и не было проиграно, спустился в лагерь вместе с близкими и знатнейшими мужами своего племени. Всех их Александр велел подвергнуть бичеванию и распять на крестах у самого подножия скалы. 29. Вся масса сдавшихся в плен вместе с захваченным имуществом была роздана в качестве дара населению новых городов, Артабаз был оставлен для охраны скалы и окрестной области.

Курций Руф.

  

0x01 graphic

  

Россия.

Неспокойное море. 1878.

Художник Руфин Гаврилович Судковский (1850-1885)

  
   234
   МОРСКОЙ КОРПУС.
   Морской корпус - специальное военно-учебное заведение для подготовки флотских офицеров. Основан Императором Петром Великим 14 января 1701 года, под названием школы "математических и навигацких, т.е. мореходных хитростно искусств учения". Навигацкая школа состояла в ведении оружейной палаты и помещалась в Москве, в Сухаревой башне. За отсутствием других высших потому времени училищ, из нее выходили, кроме моряков, инженеры, артиллеристы, чиновники, архитекторы, геодезисты, учителя и просто писаря и мастеровые. Первыми преподавателями школы были приглашенные Петром профессор Абердинского университета А. Форварсон и учителя Р. Грейс и Ст. Гвин. Из русских преподавателей Навигацкой школы особенно известен математик Л.Ф. Магницкий. Навигацкая школа делилась на классы. В первых двух неграмотных юношей обучали русскому языку и началам счета (отсюда классы эти получили названия русской и цифирной школ). Дети высших сословий переходили в дальнейшие классы и обучались уже всему, включая фехтование и рапирную науку. На все расходы Навигацкой школы было положено 22.459 руб., 6 алтын и 5 денег в год. Ученики получали жалованье сообразно с познаниями, в среднем около 12 коп. в сутки, кроме детей богатых родителей. Комплект учеников считался в 500 человек, но 1-ое время учеников было меньше, так как желающих поступить было мало и пришлось применять принудительные меры. За прогулы полагался штраф: 1-ый день - 5 руб., 2-ой - 10 руб., остальные по 15 руб. Первое время прогулов было так много, что, например, за 5 месяцев 1707 года набралось 8.545 рублей штрафу. Преподаватели школы были независимы друг от друга и подчинены только генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину. По окончании курса способнейшие ученики посылались заграницу для практического ознакомления с морской службой на военных судах; по возвращении, после экзамена, лучшие производились, смотря по успехам в учебе, в унтер-лейтенанты или мичмана, а остальные распределялись в полки, крепости, на гражданскую службу и т.п. В 1706 г. заведование делами Навигацкой школы перешло в приказ Морского флота, а в 1712 г. - в адмиралтейств-коллегию. За первые 15 лет своего существования Навигацкая школа принесла огромную пользу флоту, создав кадр морских офицеров, инженеров и др. Вскоре одной школы оказалось недостаточно и 1 октября 1715 г. Петр I издал указ об учреждении в Санкт-Петербурге Морской академии с курсом преподававшихся ранее в Навигацкой школе высших наук, в которую перешли из Москвы лучшие преподаватели (по некоторым источникам "Академию Морской гвардии"). Навигацкая же школа лишилась прежнего значения и сделалась подготовительным училищем. Для улучшения постановки дела в Морскую академию был приглашен француз барон С.-Илер (Saint-Hilaire). Академия была помещена в доме Кикина, находившемся рядом с адмиралтейством, на месте нынешнего Зимнего дворца. Морская академия была настоящим военно-учебным заведением. В ней обучались арифметике, геометрии, ружейным приемам, артиллерии, навигации, фортификации, географии, знанию частей корабля и рисованию. В 1717 году барон С.-Илер был заменен сначала Матвеевым, а затем в 1719 г. преподавателем артиллерии Скорняковым-Писаревым. Занятый множеством других поручения, Писарев мало обращал внимания на Морскую академию и Навигацкую школу, вследствие чего явились крупные беспорядки. Так, в 1728 г., когда он сдал управление обоими учебными заведениями капитану флота Нарышкину, в них не хватало учителей, лекаря, и 116 учеников находились в бегах. Молодой и энергичный Нарышкин ввел много улучшений, пригласил новых учителей, завел 1-ю модель корабля, начал обучать воспитанников стрельбе из ружей, учредил при академии типографию, запретил ученикам жениться ранее 25 лет и т.д. С 1716 г. при академии было учреждено звание гардемарина и образована гардемаринская рота. По идее, это была подготовительная степень к чину мичмана; но фактически гардемарины являлись кандидатами на унтер-офицерские должности; летом они назначались в плаванье на корабли. Малоспособные оставались гардемаринами иногда всю службу; так, например, в 1744 г., после 30-летней службы, по болезни и старости, был уволен в отставку гардемарин Иван Трубников, 54 лет. Наиболее способных гардемарин Петр I отправлял за границу для обучения Морскому делу, наравне с окончившими Морскую академию. В 1732 г. Морская академия была переведена в дом князя Долгорукова, на месте теперешней академии художеств. По смерти Петра дело подготовки морских офицеров пришло в упадок. Комплект воспитанников в обоих заведениях (Навигацкой и Морской академии) был уменьшен с 830 чел. на 250, жалованье воспитанникам платили ничтожное, и притом еще неисправное. Преподавание также стало приходить в упадок за уходом лучших учителей, в особенности после смерти Фарварсона и Магницкого. Этот тяжелый период в истории Навигацкой школы и Морской академии продолжался довольно долго; лишь в конце 40-х гг. начали приниматься некоторые меры для улучшения положения заведений. 15 декабря 1752 г. указом Императрицы Елизаветы Петровны, адмиралтейские школы и гардемаринская рота были упразднены, а вместо них основан Морской шляхетский корпус, делившийся в строевом отношении на 3 роты, по 120 человек, а в учебном - на 3 класса. В младшем классе проходились общие предметы, во 2-ом - навигация и начинались остальные морские науки, а в 1-ом гардемаринском заканчивалось морское образование. Переводы из класса в класс производились на открывшиеся вакансии. Летом воспитанники отправлялись на корабли для практического плаванья. Обязанность директора первое время нес капитан 1 ранга Нагаев. Корпусу был отведен дом - бывший Миниха, на углу 12-ой линии Васильевского острова и набережной Невы, на содержание которого положено 46.561 руб. 75 коп. Преподавание сначала велось хорошо, административная же часть сильно хромала по вине адмиралтейств-коллегии, отменявшей по своему усмотрению распоряжения Нагаева. В 1760 г. корпусу принес большую пользу контр-адмирал Милославский, временно назначенный коллегией для приведения его в порядок. Он добился выдачи задержанных штатс-контрою корпусных денег, упорядочил хозяйственную часть, устроил для корпуса огороды и пр. В 1762 г., при Императоре Петре III, все военно-учебные заведения были соединены под главным управлением графа Шувалова, но по воцарении Императрицы Екатерины II приказ этот был отменен, а директором корпуса назначен князь И.Л. Голенищев-Кутузов. Благодаря влиянию при дворе, Кутузову удалось увеличить средства корпуса, прибавить содержание чиновников корпуса, учреждать должность инспектора, устроить хор музыки. Из наук, кроме прежних, стали проходить эволюции, морскую практику, корабельную архитектуру, иностранные языки, танцы и такелажное дело, а позже и историю мореплаванья. После пожара 23 мая 1771 г. корпус был переведен в Кронштадт, где он снова пришел в упадок. Однако, в 1783 г. штат корпуса был увеличен до 600 воспитанников, его содержание до 112.362 руб. 19 коп., какова сумма в 1792 году была еще увеличена на75.124 руб. 55 коп. Император Павел I перевел корпус обратно в Петербург, на прежнее место, где он находиться и теперь. В 1802 г. назначен директором корпуса контр-адмирал Карцов, а инспектором классов П.Я. Гамалея, поставивший преподавание на редкую высоту. Способнейшие из гардемарин посылались волонтерами во французский и английский флоты. В 1817 г. был учрежден новый штат корпуса на 700 воспитанников, с содержанием 466.364 руб. 18 коп. В 1827 г. директором Морского корпуса был назначен высокообразованный и гуманный контр-адмирал И.Ф. Крузенштерн. К этому времени комплект воспитанников был уменьшен до 505 чел. и, соответственно, сокращено содержание (341.565 руб.). Император Николай I особенно любил корпус, часто его посещал и ставил в пример другим учебным заведениям. В составе преподавателей в это время состояли известный историк Шульгин, географ Максимович и др. Типография была расширена, в ней печаталось много оригинальных и переводных учебников, библиотека увеличена, учреждены корпусной музей и обсерватория, образована особая эскадра и поставлена в столовом зале модель брига Наварин для парусных учений зимой. В курс обучения введены военное судопроизводство, химия, начертательная геометрия; расширены курсы морских наук и иностранных языков. В том же 1827 г. основан при корпусе офицерский класс. В 1835 г. учреждены своекоштные воспитанники, с платой 850 руб. ассигнациями в год. В 1842 г. Крузенштерна сменил контр-адмирал Н.П. Римский-Корсаков, обративший особое внимание на программу летних практических занятий, которую он значительно расширил. В 1843 г. учрежден герб корпуса, а 15 декабря 1852 г., в годовщину его 100-летия, высочайше даровано новое знамя. В 1856 г. при Морском корпусе были учреждены юнкерские классы, в которых юнкерам флота читались лекции по математике, морским наукам и словесности. После Восточной войны, обнаружившей отсталость нашего флота, генерал-адмирал Великий Князь Константин Николаевич обратил особое внимание на Морской корпус и значительно изменил его организацию. Число воспитанников сильно уменьшено (до 240 чел.), возраст поступления повышен до 14 лет. Корпус разделен на 2 части - общую (1 год) и специально морскую (3 года). Для практического летнего обучения оборудованы корвет Баян и фрегат Кастор. Назначение в 1861 г. директором корпуса В.А. Римского-Корсакова сильно подвинуло реформу. При нем к делу воспитания были привлечены лучшие офицеры и ряд выдающихся педагогов из других ведомств. По учебной части выпущено много новых, отвечающих требованиям времени, пособий, учреждена классная библиотека с читальней, устроена железная вращающаяся платформа для преподавания девиаций, на учебной батарее поставлены орудия новых образцов... Внешняя муштра ослаблена в пользу развития большей самостоятельности, сознательного отношения к своим обязанностям. Программа летнего плаванья была увеличена. Но в 1871 г. В.А. Римский-Корсаков умер, и его заменил бывший инспектор классов, капитан 1 ранга Епанчин, при котором в значительной степени были восстановлены прежний режим и порядок. В 1882 г. из старших кадетов Морского училища образована гардемаринская рота, а звание гардемарина флота было уничтожено. При следующем директоре, адмирале Арсеньеве, преподавание и воспитание продолжали падать, т.к. главное внимание начальства было обращено на внешнюю, показную сторону. В училище перестали идти лучшие офицеры флота, как это было раньше; дух изменился к худшему и дисциплина с трудом поддерживалась, несмотря на суровые наказания. В 1891 г. Морское училище было переименовано в Морской кадетский корпус, с утверждением нового положения, по которому курс установлен был 6-летний, воспитанники в строевом отношении разделены на 6 рот... <...> В 1902 г. директором корпуса назначен контр-адмирал Г.П. Чухнин, обративший главное внимание на поднятие в корпусе дисциплины и воинского духа, повысивший требования, но не сумевший достичь значительного улучшения в постановке учебной части. Комплект воспитанников был снова увеличен до 750 человек. Русско-японская война дала новые материалы для преобразования корпуса, и в 1906 г. для этой цели была образована особая комиссия из строевых офицеров, преподавателей и воспитателей корпуса. В результате, корпус был реорганизован следующим образом: прием был установлен не только в младшие общий и специальные классы, но и в средний и старший общеобразовательные. Минимальный возраст поступления установлен в 14 лет. Сословность ограничена: к приемному экзамену стали допускаться сыновья всех сословий христианского вероисповедания с высшим образованием, потомственных дворян, священнослужителей христианских вероисповеданий, офицерских и гражданских чинов VIII класса, окончивших одно из средних учебных заведений, и лиц магометанского вероисповедания, с Высочайшего в каждом случае разрешения. Курс общих классов увеличен до объема реального или коммерческого училища, а гардемарины 3 специальных классов в служебном отношении сравнены с юнкерами военных училищ; учреждены дисциплинарный и батальонный комитеты с целью выработать инструкции для гардемарин и кадет, подобные действующим в военных училищах, с соблюдением особенностей, присущих Морскому учебному заведению. Усилены занятия гимнастикой, что создало соревнование, увеличило любовь к спорту и физическим упражнениям. Введены занятия ручным трудом. Улучшен стол воспитанников. В зимний курс специальных классов введены тактика и основные сведения по военно-морской администрации, установлен курс морской гигиены и подачи первой помощи в бою и несчастных случаях, сопряженных с морской службой, военно-морская история заменена курсом истории военно-морского искусства. Введены практические занятия по лоции, устроен штурманский кабинет, в котором изучается инструментальная часть. <...> С 1907 г. в состав отряда судов Морского корпуса стали прикомандировываться суда 1-го резерва. Служебные обязанности в летних плаваньях проходятся последовательно, от низших до самостоятельного несения вахтенной службы за вахтенного начальника. С 1906 г. воспитанники по окончании корпуса производятся в корабельные гардемарины, а после годичного плаванья и сдачи экзаменов в мичманы; не удовлетворившие испытаниям производятся по адмиралтейству. Несмотря на частые реформы последних лет, современное состояние корпуса едва ли может быть признано удовлетворительным. Морской корпус не пользуется славою первоклассного по постановке учебной и воспитательной части специального заведения, и это сказывается в недостатке желающих поступить в него; между тем, рост флота, связанный с усиленным судостроением, вызывает необходимость усиленных выпусков в офицеры. Корпусу не без основания ставят в упрек избыток внимания, уделяемого внешней, показной части, чрезмерное расширение учебных программ, идущее в ущерб их внутренней содержательности, отсутствие связи с действующим, строевым флотом, рутинность и отсталость в приемах преподавания и, главное, неумение привлечь лучшие силы флота к важнейшей стороне дела - воспитательной. <...> Лит.: Веселаго Ф. Очерк истории Морского кадетского корпуса. - СП б., 1852; Коргуев Н. Обзор преобразований Морского кадетского корпуса с 1852 г. - СП б., 1895; Беломор. Вице-адмирал Г.П. Чухнин. - СП б., 1909; Дела инспектора классов Морского корпуса за 1911 г.; Отчет о деятельности Морского корпуса за 1912 г. // Морской сборник, 1913, N4.

ВЭ.

  

0x01 graphic

  

Колонновожатый -- военный термин в Российской империи.

Исторически обозначал проводника, ведущего военную колонну.

Обычно колонновожатыми были офицеры, но иногда ими были и гражданские лица, знающие местность.

  
   235
   Московское учебное заведение для колонновожатых. Н.Н. Муравьев.
   Несправедливо было бы умолчать о московском учебном Заведении для колонновожатых, доставившем Армии нашей многих отличных офицеров Генерального Штаба. Еще в 1810 году студенты Императорского Московского Университета составили между собою Общество любителей математических наук, с целью - распространить их между соотечествен­никами посредством сочинений, переводов и преподавания. Президентом общества избран был отставной подполковник Николай Николаевич Муравьев, третий сын которого Михаил Николаевич (ныне Член Государственного Совета, Министр Государственных Имуществ и Президент Департамента Уделов), находился в то время в числе студентов Московского Универ­ситета и был одним из деятельнейших членов общества. В первых заседаниях своих обще­ство положило заняться преимущественно перево­дами на Русский язык сочинений знаменитейших геометров: Лапласа, Лагранжа, Эйлера и других; но после долгих прений, председатель предложил: вместо переводов и печатания книг, употребить лучше деятельность свою на то, что­бы образовать людей, которые могли бы пони­мать подобного рода авторов. Для достижения этой цели Н.Н. Муравьев признавал, полезным открыть публичные лекции математических и военных наук, с тем, чтобы они были доступны безвозмездно для всех желающих. Предложение было принято. Чтение лекций чистой и прикладной математики приняли на себя: М.Н. Муравьев, Щепкин, Чумаков и другие, бывшие впоследствии профессорами Университета, а курс военных наук читал сам председатель общества, который, сверх того, принял на себя обучение практической съемки в течении лета. Между тем старшие сыновья Н.Н. Муравье­ва: Александр (ныне генерал-майор и Нижегородский губернатор) и Николай (бывший Наместник Кавказский и главнокомандующий отдельным Кавказским корпусом, а ныне член Государственного Совета), определенные на службу в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части, основательными сведениями своими обратили на себя внимание бывшего в то время Начальником Главного Штаба Его Императорского Величества князя Петра Ми­хайловича Волконского. Зная с одной стороны, что Н.Н. Муравьев сам образовал старших сыновей, а с другой, что он всю свою дея­тельность посвятил на безвозмездное образование и других молодых людей в математических и военных науках, князь изъявил желание познакомится с Н.Н. Муравьевым. Узнав его ближе и оценив по достоинству, князь П.М. Волконский уже постоянно возбуждал и одобрял его полезную деятельность, покровительствовал обществу и даже принял на себя звание почетного члена оного. Перед наступлением кампании 1812 года, когда армия наша нуждалась в офицерах Генерального Штаба, князь Волконский потребовал от Н.Н. Муравьева сведений о его учениках, из которых многие были приняты, в то время, без экзамена, прямо прапорщиками армии, а вслед затем переведены в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части. Отечественная война прекратила на время учеб­ную деятельность Н.Н. Муравьева. Он поступил в ополчение, с чином полковника, и был назначен начальником штаба в корпусе графа Толстого. По заключены мира с Французами, Н.Н. Муравьев вышел и отставку и, в 1815 году, снова открыл лекции математических и военных наук у себя в доме в Москве. Узнав о том, князь П. М. Волконский исходатайствовал Высочайшее соизволение: учеников Н.Н. Муравьева, по его аттестации, зачислять на служ­бу колонновожатыми и, по его же представлению, производить в офицеры по квартирмейстерской части. Вскоре после того Н.Н. Муравьев, во внимание к неусыпной деятельности, бескорыстным трудам и пользе, приносимой отечеству, вновь принят был на службу с чином генерал-майора по квартирмейстерской части, что и послужило основанием училищу Колонновожатых, и Н.Н. Муравьев сделался как бы уже директором сего Заведения. Положение училища, наименованного Московским учебным Заведением для Колонновожатых, было следующее: Н.Н. Муравьев предоставил ему двухэтажный каменный дом свой в Москве, библиотеку, инструменты и другие учебные пособия. На содержание училища, чер­тежной, канцелярии, отопление и освещение и на все прочие пособия, производилось от казны по 5 тыс. руб. асс. в год. В самом доме поме­щались классы, чертежная и канцелярия Н.Н. Муравьева; колонновожатые же жили на вольных квартирах и получали от Комиссариата жалованье по положению, т.е. по 150 р. асс. в год, из коих училище удерживало у каждого колонновожатого по 50 р. в год на содержание медика, который, затем, обязан был оказы­вать безвозмездное пособие всем колонновожатым. Для слушания лекций колонновожатые со­бирались в училище в 9-ть часов утра, остава­лись там до 2-х по полудни, а остальное время дня предоставлялось им на приготовление к классам дома. До первого выпуска из училища в офицеры, преподавателями математики были те же лица, которые читали лекции до открытия кампании 1812 года, но, впоследствии, Н.Н. Муравьев начал заменять их своими учениками, произве­денными в офицеры. Те же офицеры-преподаватели дежурили в классах но очереди. Училище делилось на четыре класса, из коих в каждом курс продолжался около четырех месяцев. В 4-м классе, или низшем, препода­вались следующие предметы: Арифметика, первые понятия об Алгебре и Геометрии, География, Рус­ская История, Русский и Французский языки и черчение планов. В 3-м классе: вся Алгебра до ypaвнений 2-й степени включительно, вся Геометрия, Полевая Фортификация, Древняя История и Черчение. Во 2-м классе: прямолинейная и сферическая Тригонометрия и приложения Алгебры к Геометрии, Артиллерия, Долговременная Фортификация до системы Кармонтаня, Средняя История и черчение. Наконец в 1-м классе или высшем: Аналитическая Геометрия, со включением Конических сечений, Геодезия, Новейшая История, окончание Долговременной Фортификации с атакою и обороною крепостей и все строевые учения, как-то: батальонное, эскадронное, Форпостная служба, малая война и кастраметация. При поступлении в училище молодым людям представлялось на произвол: держать экзамен или нет. Те из них, которые, по надлежащем испытании, поступали выше четвертого класса, представлялись к утверждению колонновожатыми; поступившие же без экзамена зачислялись в четвертый класс и носили партикулярное плате до перевода и следующий класс, где представ­лялись к утверждению колонновожатыми. Те из учеников, которые, пробыв в низшем классе более трех курсов, не оказывали способностей, исключались вовсе из училища. Училище Колонновожатых никаких учебных книг не имело. Взамен их составлены были по всем предметам самые подробные программы, от которых преподаватели не имели права отступать. Программы эти выдавались каж­дому колонновожатому и, затем, они составля­ли себе записки со слов преподающего, причем программы служили им как бы памятного книгою. Ежегодно, с наступлением весны, Н.Н. Муравьев переселялся в свою Можайскую дерев­ню Долголядье, со всеми офицерами, колонновожа­тыми и учащимися. Курс наук продолжался в деревне в том же порядке, как и в городе, с тою разницею, что в послеобеденное время, не бывавшие на практических работах, учились съемке и Фронту. Для классов Н.Н. Муравьев отделял весь нижней этаж огромного своего дома, а офицеры и колонновожатые по­мещались у крестьян, которые выстроили даже для них особые избы. В половине июня все училище раскомандировывалось на съемку: три­гонометрическую и топографическую. Для сего колонновожатые разделялись на партии, каждая от двух до трех человек при одном инстру­менте; две, три, а иногда и четыре партий под­чинялись одному офицеру; для прислуги же при­командировывались нижние чины из артиллерийских парков. Каждая партия обязана была снять в течении лета от 200 до 300 квадратных верст и таким образом, в продолжение пяти лет, снята была почти половина Московской губернии. Около 15-го Сентября топографические работы оканчивались, все возвращались в Долголядье, где курс продолжался по-прежнему, а с наступлением зимы, училище снова пересе­лялось в Москву. Из числа колонновожатых училища ежегодно удостаивались производства в офицеры от l4-ти до 20-ти человек. Таким образом, Московское учебное Заведение для Колонновожатых существовало до 1823 года, когда Н.Н. Муравьев, по расстройству здоровья и дел своих, вынужденным нашелся оставить службу. В начале 1823 года училище переведено было в Петербург и директором оного назначен генерал-майор (впоследствии генерал от инфантерии) А.И. Хатов. Курс наук разделен был, вместо четырех, на два класса, и в каждом класс читался год. Существенная перемена в училище состояла в том, что колонновожатых поместили всех вместе, в наемном доме, а для слушания лекций они ходили ежедневно в Главный Штаб. За содержание свое пищею, каждый вносил по руб­лю ассигнаций в день. Из Московского учебного Заведения для Колонновожатых выпущено было офицерами всего 138 человек, из коих 127 собственно в сви­ту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части. В Петербурге из училища Колонновожатых было два выпуска: в 1824 и 1825 годах, а в 1826 году колонновожатых, выдержавших экзамен для производства в офицеры, выпустили в полки молодой гвардии; находившимся же в низшем классе предоставлено было право перей­ти юнкерами в гвардейские и армейские полки. Затем училище было закрыто.

Н. Мельницкой.

Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России.

(Сухопутного ведомства). т. 1, ч. III. -

СП б., 1857.

0x01 graphic

  

Ярослав Мудрый.

Художник Алексей Данилович Кившенко


 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023