Дамоклов меч -- по греческому преданию, сиракузский тиран Дионисий Старший (конец V в. до н. э.) предложил своему фавориту Дамоклу, считавшему Дионисия счастливейшим из смертных, занять его престол на один день.
По приказу тирана его роскошно одели, умастили душистым маслом, посадили на место правителя; все вокруг суетились, исполняя каждое его слово.
В разгар веселья на пиру Дамокл внезапно увидел над головой меч без ножен, висевший на конском волосе, и понял призрачность благополучия.
Так Дионисий, ставший под конец жизни болезненно подозрительным, показал ему, что тиран всегда живёт на волосок от гибели...
"ИМЕЮ ЧЕСТЬ ПРЕДСТАВИТЬСЯ..."
(фрагменты из кн. "Практическая психология для офицеров.
М., Издательство МПУ "СигналЪ", 1999")
Генерал Н.Бутовский, человек, мнением которого дорожили в русской армии, в 1909 г. в своих "Отрывках из бесед с молодежью", посвященных выпускникам юнкерских училищ, писал:
"Перед вами, господа, новый, почти неведомый для вас, строй отношений к начальству, товарищам, служебным занятиям и обязанностям.
Вы знаете только регламентацию этого строя, и едва ли вашему воображению ясно представляются те бытовые неожиданности, которые ставят некоторых новичков в тупик, бьют по молодому восприимчивому самолюбию, а иногда ведут к роковой развязке - к мрачному эпилогу повести, героем которой нередко выступает прекрасный, полный розовых надежд, офицер, делающий ошибку за ошибкой и, наконец, завершающий свою карьеру резким проступком, оставляющим два исхода: отставку в семидневный срок или горькое слово товарищей: "уходи от нас: ты не подходишь к нашей среде".
Идеалом Бутовского является уравновешенный офицер, над которым "не висит Дамоклов меч, всеминутно грозящий его самолюбию и праву на уважение и постоянно держащий его в беспокойстве за завтрашний день, -- только такой офицер может широко раскрыть клапаны своего ума и сердца для восприятия науки, искусства и долга".
Вот почему, наблюдая ваше радостное перед выпуском настроение, нетерпеливое ожидание самостоятельной жизни, розовые мечты, исполненные поэзии и счастья, мне хочется сказать вам: будьте не только мечтателями, но и наблюдателями; не сразу бросайтесь во все прелести самостоятельной жизни; осторожно вступайте в новый для вас мир; познавайте истинное счастье не только сердцем, но и разумом и тщательно исследуйте пути к нему".
Нужно ли говорить о том, что данное предостережение, сказанное опытным генералом, не утратило своего значения и сегодня?
Для подтверждения изложенного, приведем исповедь современного офицера, которая поучительна во многих отношениях.
В этом рассказе верно подмечены типичные особенности начала лейтенантской службы, душевное состояние начинающего службу офицера.
Но есть и то, что не смог рассмотреть и оценить сам герой рассказа...
Но об этом чуть позже.
Лев и единорог на знамени Ермака,
бывшем с ним при покорении Сибири (1581--1582 гг.)
Это было более 10 лет назад.
После училища я попал служить в один из центральных округов. Был полон оптимистических планов и надежд: передо мною вся жизнь! Верилось в беспредельные возможности профессионального, духовного и физического совершенствования. А главное - было огромное желание работать, работать и работать.
Какие многообещающие мечты!
Увы, не так-то легко им было осуществиться...
Как-то сразу насторожило равнодушие, с которым меня встретили в части.
Музыки и цветов я, конечно, не ожидал, но думал: полку представят, а своему-то взводу - уж в любом случае.
Ничего подобного.
На первом же утреннем разводе в части я сам пробрался к взводу, которым мне предстояло командовать. Как подойти к нему, что говорить - не знаю. Хорошо, сержант И.Давыденко выручил: подал команду. Я поздоровался с личным составом и занял свое место в строю.
Почему так подробно на этом останавливаюсь?
Наверное, потому, что это были мои самые первые шаги на офицерском поприще, а впечатление от них, как известно, остаются в памяти надолго.
Прошел первый месяц службы, в конце которого в моем взводе случилось происшествие: вышла из строя радиостанция. Включаем резервную - она тоже оказалась неисправной. В течение часа не было связи.
За это время я получил свое первое взыскание - трое суток ареста.
На гауптвахту меня сопровождал командир роты капитан В.Кужлев: ни упрека, ни утешений - полное безразличие и равнодушие.
Трое суток в камере - это время тяжких раздумий, переживаний и выводов.
Вышел с гауптвахты.
Мучительно больно и стыдно было идти в часть, к взводу. Но не могу сказать, что опустил руки. Внушал себе, что ЧП достаточно серьезное и взыскание заслуженное, а винить нужно только себя.
Но психологический надлом все-таки произошел: после ареста я стал бояться и всячески избегал техники, появилась неуверенность в своих знаниях. Стараясь пересилить себя, по-прежнему с оптимизмом и верой в лучшее взялся за службу. Засел за наставления, учебники, технические описания.
Добился, на мой взгляд, и взаимопонимания с подчиненными.
Пригодился и педагогический багаж - в училище я был командиром отделения. Все вроде бы пошло хорошо. Служба стала интересной. В часть я приходил рано, уходил уже после отбоя. Свободного времени совсем не оставалось. Но к тяготам и лишениям службы был готов. А вот переносить равнодушие, с которым некоторые старшие командиры относились к моей работе, было очень и очень нелегко.
После ареста на меня стали смотреть с недоверием.
Возможно, мне это только казалось, но получалось как-то так, что начальники видели больше мои промахи, а все хорошее и полезное, что мне удавалось сделать, вроде бы и не замечали.
Как-то раз на политзанятиях политработник подполковник В.Кораблев обнаружил в моем конспекте недостатки и тут же начал распекать. Правда, взыскание он объявил мне у себя в кабинете. Кстати, за год службы в его кабинет я попал лишь дважды: первый - когда представлялся, а второй - за взысканием. А их у меня уже и без того достаточно, поощрений же - ни одного.
Вечером я впервые решился, как говорится, "залить горе".
Сейчас, естественно, понимаю, что глупо поступил, поддавшись минутной слабости. Но это сейчас, с высоты опыта и возраста легко судить. А тогда я искал таким образом утешение, кратковременное, но, как думалось, верное. И не мог предположить, что "кратковременное утешение" затянется так долго. Собственно, с этого все и началось.
Я все чаще и чаще стал "общаться" с рюмкой в кругу веселых и беспечных приятелей. А тем временем неприятности посыпались на мою голову, как камни с горы. И самое страшное - мне начали отказывать в том, что, казалось, больше всего ценил в себе, - упрекали в формальном, бездушном отношении к своим обязанностям.
А знали бы, что в моей душе творилось...
С болезненным наслаждением внушал я себе, что как офицер не состоялся и уже нет на перемены к лучшему надежды.
В это время, помню, моим любимым литературным героем был подпоручик Ромашов из "Поединка" А.Куприна.
В повести есть такая фраза, которую я часто повторял: "Жизнь моя стала серой, как солдатское сукно, и однообразной, как забор". И мои дни, похожие друг на друга, мелькали, сливались в сплошную бесцветную полосу.
Если бы меня спросили тогда, как живу, что читаю, нуждаюсь ли в чем, как устроен мой быт, с кем общаюсь, - просто спросили, даже не пытаясь что-либо изменить, и то я бы воспринял это за величайшую заботу обо мне.
К сожалению, ничего подобного не случилось.
Забота, конечно, была, но довольно странная: главное, чтоб лейтенант без взысканий не остался. Вроде бы в них был заложен ключ к моему "выздоровлению". Но чем больше я их получал, тем меньше на них реагировал.
Теперь до меня было трудно "достучаться" даже тому, кто бы этого захотел.
Я был в таком состоянии, когда на самого себя, не говоря об окружающих, машут рукой. И какими же наивными виделись мне сцены в кино или эпизоды в книгах, где внимательный и заботливый командир приглашал к себе домой, на чай, "трудного" лейтенанта, поведением которого он обеспокоен.
Впрочем, все-таки верилось, что где-то есть такие командиры. Как потом убедился, верил не напрасно. Позднее я служил в батальоне, которым командовал майор В.Фролов. Вот это был командир! О таких говорят: отец солдатам.
Твердо убежден: совсем иначе сложились бы первые годы моей офицерской службы, начни я ее в подчинении Владимира Сергеевича. Теперь он уже подполковник, и мы с ним крепко дружим, переписываемся.
Но все это было позднее, а пока я искал выхода из представлявшегося безвыходным положения. И спустя три года после училища появилось у меня желание уволиться из армии.
Я написал рапорт.
Вызвали на беседу.
Говорили то, что всегда говорят в таких случаях: мол, на вас государство затратило средства, надо быть мужчиной и т.д. Правильно, конечно, но в то время для меня подобные сентенции звучали малоубедительно.
Я продолжал настаивать.
А мне вручили предписание - убыть в Дальневосточный военный округ для дальнейшего прохождения службы.
Понимал, разумеется, что место службы не выбирают, но такой перевод нельзя было расценить иначе, как способ избавиться от меня, отправить подальше с глаз долой.
По дороге на Дальний Восток много думал об этом.
Благо путь неблизкий. и времени для раздумий предостаточно. Мысль о моей полной непригодности для армии превратилась в какое-то наваждение. И увольнение из Вооруженных Сил стало видеться единственным способом избавиться от всех бед, которые на меня навалились.
По прибытии в новую часть, во время представления командиру, вновь подал рапорт об увольнении с полной решимостью добиться своего.
Но...
Дальнейшие события в моей жизни сложились настолько неожиданно, что сама мысль об увольнении показалась потом нелепой.
Спустя две недели я встретил девушку (приехала в те края на студенческую практику).
Вот она-то и стала для меня тем человеком, который сумел выслушать и понять мои боли. Ее чуткость и внимание, воля и оптимизм, с которым она смотрела на жизнь, перевернули мое сознание, заставив поверить, что не все еще потеряно.
"Жизнь прекрасна для тех, кто умеет бороться, - говорила она. - Глупо сдаваться, когда и борьбы-то настоящей не было".
Эти простые вроде бы, спокойно сказанные слова девушки несли в себе гораздо больше мудрости, чем крутые заверения иных начальников устроить мне "веселую" перспективу, если не возьмусь за ум.
Через месяц та девушка стала моей женой...
Новыми, яркими гранями засверкала для меня жизнь.
Появилась поддержка, которой прежде никогда не было.
Рядом всегда находился человек, способный дать добрый совет. Вскоре я получил на службе свои первые благодарности.
... Вновь стал интересоваться литературой, музыкой, занялся фотографией...
Жизнь заново обрела смысл и хорошую перспективу...
Собственно, вот и вся моя история.
Картина из серии "Из жизни Христа". 1894г.
Художник Василий Дмитриевич Поленов (1844-1927)
Жизнь прекрасна для тех, кто умеет бороться...
Не будем сейчас осуждать равнодушие и невнимательность командования (вред такой практики очевиден, но в нашу задачу не входит давать советы начальствующим лицам). Попытаемся выяснить: что в своем рассказе не смог в должной степени оценить сам офицер, в чем состоял его личный просчет.
Обратим внимание на то, что:
--
Офицер сдался без сопротивления, без боя, отступил перед обстоятельствами и людьми, не выдержав их напора.
--
Саможаление возбудило в нем дух уныния.
--
Спиртные напитки избрал он в качестве защитного "лекарства".
--
Разрешение возникшей проблемы офицер увидел в увольнении из Вооруженных Сил.
--
И только посторонний человек помог ему обрести силу, разбудил в нем желание справиться с ситуацией.
Теперь давайте подробнее рассмотрим изложенное.
Кто сдается без боя?
Во-первых, тот, кто боится борьбы и предпочитает не вступать в противоборство, заранее отдав себя на милость победителю.
Во-вторых, тот, кто слаб для борьбы.
В-третьих, кто по своим физическим данным не способен вести бой.
В нашем случае можно предположить, что выпускник военного училища просто не был настроен на борьбу.
И речь в данном случае идет не о противоборстве с другими людьми, речь о другом - о противоборстве с собственными слабостями - прежде всего, соблазном саможаления.
Саможаление - это чувство жалости к самому себе, возникающее в результате ложно понятого отношения к нам в виде притеснения, недооценки наших способностей, принижения нашей роли и значения.
Когда наши права нарушаются грубым насилием, когда наши заслуги обращаются ни во что, собственное несчастье рождает в нас саможаление.
Это чувство, по Спенсеру, побуждает страдальца желать остаться одному со своим горем и заставляет его отвлечься от всего того, что мешает ему созерцать свое горе.
Но это чувство далеко не безобидно.
Не даром император древнего Рима Марк Аврелий называл его самым "презренным видом малодушия".
Саможаление как бы снимает запрет на то, что ранее считалось недопустимым: "страдалец", чтобы облегчить свою душу, спешит прибегнуть к так называемому "народному" средству снятия стресса - вину и водке.
Затуманив им сознание, он на время забывает о происшедшей с ним несправедливости, но, когда сознание проясняется, вновь требуется его погасить очередной порцией алкоголя.
Начало положено - зависимость от алкоголя постепенно упрочается и становится хронической.
Когда состояние "обиженного" начинает обращать на себя внимание со стороны, вызывать нарекания товарищей и старших, вновь возникает чувство саможаления, которое подсказывает выход из создавшегося положения - увольнение из армии.
Безволие и саможаление сделали свое дело - они вывели человека из борьбы, сделали обиженным на весь мир и бросили в объятия уныния и скорби.
Вот и возникает вопрос: кто же в большей степени виноват - люди, с их черствостью и равнодушием, или сам офицер, не умеющий бороться с обстоятельствами и своими слабостями?
Жизнь - это борьба, где победу одерживает сильный и волевой человек.
Но жизнь - это не красивая сказка, где все благополучно...
Россия. "Сцена из солдатской жизни" 1849
Художник Шульц Карл Карлович (1823-1876)
Все было бы просто, если соответствовало бы тому образцу, который рисуется заботливой рукой законодателя, прописывается ученым в его трактате и доводится до сведения курсанта военного училища. Но, увы, если посмотреть правде в глаза, то мы увидим не столь радужную картину.
Итак, что ждет молодого офицера в части.
--
Может случиться, что никто не будет устраивать торжественной встречи, хотя и надо бы по-особому отметить вступление офицера в новый коллектив...
--
Вполне вероятно, что занятый своими проблемами командир, не уделит повышенного внимания к особе вновь прибывшего...
--
Бывает и так, что первоначально недостатки по службе спишут на молодость и неопытность, но если они превысят "критическую" норму или же будут "выдающимися", то начальственный гнев немедленно обрушится на голову офицера...
--
Можно, раз оступившись, попасть в разряд "неперспективных", "трудных", "ершистых" и т.п. От такого ярлыка избавиться впоследствии можно, но сил на это придется положить немало...
--
А вот "нянчиться" с офицером, видимо, никто не будет, но требовать станут сразу всерьез и жестко...
Говорим об этом не для того, чтобы поерничать и позлословить.
Не будем говорить и о том, почему такое имеет место...
Одно мы знаем: это застарелая болезнь нашего офицерского корпуса.
Еще Я.Червинка, офицер с 40-летним стажем, начавший службу за границей и закончивший ее в русской армии, с горечью писал следующие строки:
"...Молодой офицер за границею сразу, после вступления в ряды армии и затем в течение всей службы, подвергается более благотворному воздействию на него начальников и сослуживцев, что далеко не всегда можно встретить у нас.
Недостаточною сплоченностью нашей армии, как последствием отсутствия в ее частях корпоративного духа, объясняется также и недостаточное воздействие у нас на молодых офицеров со стороны их старших товарищей по службе и начальников.
В нашем уставе, разъяснениях к нему и многих высших распоряжениях прекрасно выражена мысль об единстве корпуса офицеров и о взаимных отношениях сих последних друг к другу.
Однако, сила обстоятельств не допускает положительного осуществления этой мысли на практике.
"Пока ошибки молодого офицера не выступают наружу, никто их будто не замечает и редко кто касается их. А когда обнаруживаются воочию - немедленно принимаются строгие, карательные меры. Поэтому неудивительно, если молодежь исполняется недоверием к начальника и старшим, обыкновенно замкнутым в чуждые молодежи сферы личных своих интересов. Но в этой-то розни состоит одно из самых отрицательных явлений офицерской жизни, которая, будучи лишена товарищеской опоры, перестает стремиться к главной своей цели - единству", - заключает Я.Червинка.
Как поступить в такой ситуации?
Есть две характерные позиции: одна состоит в том, что молодой офицер пытается исправить сложившуюся систему отношений; другая состоит в том, что офицер, не пытаясь выправить общую ситуацию, старается сделать для себя верные заключения.
Какая из линий поведения наиболее правильная?
Об этом наши последующие рассуждения.
Художник Джованни Сегантини,
"Что делать?" - ставит вопрос себе и окружающим людям человек, делая акцент, как правило, на поиске путей и средств выхода из материально-бытовых теснин жизни и не затрагивая ее духовных основ.
В подлинном же духовном значении вопрос звучит так: какую из жизненных целей или ценностей признать для себя определяющей и главной?
Многие при этом полагают, что значимая жизненная цель должна обязательно касаться глобальных целей (к примеру, спасти человечество, сделать гениальное открытие, принести благо огромному количеству людей и т.п.).
В нашем случае это тоже имеет место: молодой офицер, увидев несовершенство офицерских отношений, непорядки в части и подразделении, загорается желанием все изменить к лучшему.
Не будем подробно объяснять, что это занятие не по плечу начинающему офицеру: это, на самом деле, так. Но дело и не в том даже: сам не став офицером в полном значении этого слова, будучи далеким от совершенства, он пытается изменить других, не изменяя и не совершенствуя самого себя.
Но суть жизни заключается не в поиске ответа на вопрос "Как мне переделать мир, чтобы его спасти?", а в другом: "Как мне самому жить, чтобы не утонуть и не погибнуть в хаосе жизни?"
Вот тот главный вопрос, который требует ответа и без правильного разрешения которого можно, действительно, "погибнуть в хаосе жизни".
Постараемся теперь понять, что это означает - "найти смысл жизни".
Под "смыслом" мы (вслед за С.Франком) подразумеваем примерно то же, что "разумность".
"Разумным" же в относительном смысле мы называем все целесообразное, все правильно ведущее к цели или помогающее ее осуществить. Разумно то поведение, которое согласовано с поставленной целью и ведет к ее осуществлению, разумно или осмысленно пользование средством, которое помогает нам достигнуть цели.
Благоразумно - все то, что ведет к благу и согласуется с Законом.
Надо полагать, что цель офицера - исполнить свой долг: служить честно, жить достойно и ничего не жалеть для защиты своей Родины, а, если придется встретить смерть - умереть достойно.
Чины, звания, карьера - все только ради этой цели, а не для тщеславия или же корысти. Разве не достойная цель?
Следовательно, благоразумным следует считать такое поведение, такой стиль жизни, который в максимальной степени будет способствовать реализации этой цели.
"Благоразумие" - это сочетание двух слов: "благо" и "разумение".
Другими словами, благоразумие - это разумение (понимание) того, что ведет (или способствует) достижению блага (полезного, нужного, необходимого, достойного и т.п.). Иначе говоря, исходная точка благоразумия - понимание того, что есть добро, а что - зло.
Мы обращаем на это внимание только потому, что, говоря словами И.Ильина,
"в этом наша беда и наша опасность: мы живем в эпоху воинствующего зла, а верного чутья для распознания и определения его не имеем. Отсюда бесчисленные ошибки и заблуждения.
...Необходима зоркость к человеческой фальши; восприимчивость к чужой неискренности; слух ко лжи; чутье зла; совестная впечатлительность" .
Постараемся и мы разобраться в наиболее важных вопросах, связанных с кардинальными изменениями в жизни человека в связи с окончанием им военного училища и обретения звания и статуса офицера...
Художник Причетников Василий Петрович (1767-1809)
Начало моей службы в СибВО совпало с развертыванием местной дивизии до штатов мирного времени. До сего дня она имела минимум офицеров и в период с августа по сентябрь 1966 г. получила в свое распоряжение большое число выпускников военных училищ.
Дивизия дислоцировалась в ряде населенных пунктов, но штаб дивизии и ряд частей находились в самом Новосибирске.
Командир дивизии генерал Рубинчик, высокий, статный офицер, сын высокопоставленного советского чиновника, для нас молодых офицеров был величиной недосягаемой.
Он, по заведенной традиции собрал молодых лейтенантов и довольно долго внушал нам свое представление о службе.
Помнится, одна оплошность молодого офицера оживила это совещание.
Тот, видимо, по недоразумению, а может быть намеренно, назвал дивизионную газету боевым листком. Это принижение статуса дивизионной газеты так возмутило генерала, что он в течение нескольких долгих минут отчитывал провинившегося.
Этот эпизод, может быть, и не всплыл в памяти, если бы не одно обстоятельство. Газета входила в ведомство политического отдела, который в то время был всемогущ. Вот почему генерал вынужден был так активно среагировать на оплошность молодого офицера.
*
Мне уготовано было служить в отдельном автомобильном батальоне в силу того обстоятельства, что перед самым выпуском из артиллерийского училища пятнадцати выпускникам этого заведения было предложено перейти на партийно-политическую работу.
