ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Наемник - "враг бога, сострадания и милосердия"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  
  

0x01 graphic

Похороны героя.

Русско-японская война 1904-1905 гг.

  
   240
   НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ ПЕРИКЛА.
   [Афиняне, согласно обычаю предков, соверши­ли на всенародный счет погребение первых воинов, павших в начале Пелопоннесской войны. Сделано было так. За три дня до похорон сооружали под­мостки и там выставляли останки павших, чтобы каждый своим близким делал приношения, какие хочет. В выносе останков участвуют все желающие, горожане и иноземцы; женщины, родственни­цы покойников, голосят над могилой. Гробы опускают на всенарод­ном кладбище в красивейшем городском предместье, где всегда хоронили павших в войне, кроме лишь убитых при Марафоне, ко­торых за великую их доблесть там и погребли. Когда останки засы­паны, то выбранный от города человек, славный умом и видный положением, произносил над усопшими подобающее похвальное слово; и затем все расходились. Так совершались похороны; и в те­чение всей войны афиняне всякий раз держались этих обычаев. В данном случае, для речи над первыми павшими, выбран был Перикл, сын Ксантиппа. Когда пришло время, он выступил вперед от погребения, взошел на высокий помост, чтобы голос его был слышнее в толпе, и произнес следующую речь]. 35. "Те, кому случалось говорить с этого места, воздают обычно похвалу тому, кто ввел в обряд такую речь, ибо впрямь прекрасно говорить так над павшими в войнах. Мне же кажется достаточным, чтобы мужам, отличившимся в деле, и почести воздавались бы де­лом,- например, вот этим всенародным погребением; и не надо бы рисковать, вверяя доблесть многих слову одного, то ли удачному, то ли нет. Ибо нелегко соблюсти меру в речах, где истина лишь с трудом становится убедительна. В самом деле, слушатель, знаю­щий и благосклонный, может сказанное счесть недостаточным по сравненью с тем, что он знает и хочет услышать; и напротив, слу­шатель несведущий может в зависти счесть иное и преувеличенным, если что услышит выше собственных сил, - ведь человек способен слушать похвалу другим лишь до тех пор, пока и себя считает способным на слышимое, а что выше этого, то возбуждает в нем лишь зависть и недоверие. Но так как обычай наш одобрен людь­ми старого времени, то и я ему обязан подчиниться, попытавшись, сколь возможно, сказать то, что чувствует и хочет каждый из вас. 36. Я начну, прежде всего, с предков, ибо именно сейчас спра­ведливость и пристойность требуют воздать им дань воспоминания. Ведь это они, от века обитавшие в этой земле, из поколения в по­коление доблестью своею сохранили ее свободной до наших дней. И за это они достойны похвалы; а еще достойнее ее отцы наши, по­тому что к полученному ими наследию трудами своими приобрели они нынешнее наше могущество и оставили его нам. А затем при­умножили его и мы сами, ныне здравствующие и полные сил, сде­лав город наш вполне и во всем независимым и в военное и в мир­ное время. Но какими что приобрели мы воинскими подвигами и с какой отвагой мы или отцы наши отражали вражий натиск вар­варов или эллинов, о том вы сами знаете, и мне не нужно много говорить. А вот какие заботы и труды привели нас к этому, при каких порядках и какими средствами достигли величия, об этом я и хочу сказать, прежде чем восславлю павших воинов: думаю, что именно сейчас напомнить это не излишне, и всему собранью горо­жан и иноземцев полезно это выслушать. 37. Государственные наши порядки не следуют чужим обы­чаям: мы скорее сами подаем пример, чем подражаем другим. На­зывается наш строй народовластием, потому что зиждется не на меньшинстве, а на большинстве народа. Законы наши в частных делах всем дают нам равные возможности. Уважением у нас каждый пользуется по заслугам, и ни поддержка приверженцев не приносит больше успеха, чем собственная доблесть, ни скромность звания не мешает бедняку оказать услугу государству. Мы свободно ведем общественные наши деда, а в повседневных заботах не страдаем друг к другу подозрительностью, не раздражаемся на тех, кто де­лает что-либо в свое удовольствие, и досады своей, хоть и безвред­ной, но все же неприятной, мы не обнаруживаем. Не зная гнета в частной жизни, мы умеем страшиться беззакония в общественной и всегда повинуемся лицам, облеченным властью, и законам, а из них в особенности тем, которые существуют на пользу обижаемым и которые, будучи неписаными, тем бесспорнее влекут позор для нарушителя. 38. Ежегодными нашими состязаниями и жертвопри­ношениями мы даем душе многообразное отдохновение от трудов, равно как и благолепие домашнего уюта повседневною приятностью своею отгоняет уныние. А так как город наш велик, то к нему стекается все и отовсюду, так что благами других народов наслаж­даемся мы так же свободно, как плодами нашей собственной земли. 39. В военных заботах отличаемся мы от противников вот чем: государство наше мы открываем для всех и никакими гонениями не мешаем иноземцам видеть нас и знать, ибо мы нисколько не боимся, что враги подсмотрят у нас что-то и используют: мы силь­ны не столько тайной подготовкою и хитростью, сколько свойствен­ной нам отвагой в открытых действиях. И в делах воспитания про­тивники наши с малых лет закаляют мужество тяжелыми упраж­нениями, мы же, хоть живем непринужденно, а не хуже их встре­чаем равноборные опасности. И вот доказательство этому: лакеде­моняне идут войной на нашу землю не одни, а со всеми своими союзниками, тогда как мы нападаем на врагов без всякой помощи и даже на чужбине без труда обычно побеждаем тех, кто бьется за свое достояние. Совокупных наших сил никто из врагов еще не меривал, ибо мы одновременно и о нашем флоте заботимся, и о на­ших же сухопутных многих предприятиях; потому-то враги, одолев­ши в стычке лишь частицу наших войск, кичатся победою над все­ми, а потерпевши поражение, говорят, будто от всех. И хотя на опасности мы легко идем скорее по беспечности, чем из привычки к тяготам, скорее по храбрости природной, чем предписываемой законами, все же преимущество наше в том, что мы не томим себя заранее предстоящими лишениями, но, подвергшись им, оказываем­ся не малодушней наших вечно труждающихся противников. И не только потому, но и по другому многому государство наше достойно удивления. 40. Мы любим красоту без прихотливости и мудрость без расслабленности; мы пользуемся богатством, чтобы браться за дело, а не хвастать на словах; и в бедности у нас не постыдно признаться, а постыднее не выбиваться из нее трудом. Люди у нас заботятся одновременно и о домашних своих делах, и о государственных, да и у кого другие есть дела, и тем не чужды государственные поня­тия: кто далек от них, того лишь мы одни зовем не вольным челове­ком, а тунеядцем. Мы стараемся сами правильно обдумать или оценить наши действия и не думаем, что слова делам во вред; вредней бывает браться за нужное дело, не уяснив его заранее на сло­вах. Превосходство наше также в том, что мы умеем и отважно дерзнуть и размыслить, на что мы дерзаем; у прочих, наоборот, неведение вызывает отвагу, размышление же - нерешительность. А ведь сильными духом впрямь должны считаться прежде всего те, кто ясно понимают и страшное и сладкое, но от этого не отступают пред опасностями. Равным образом и в услугах мы поступаем про­тивоположно большинству: друзей мы приобретаем, не принимая от них услуги, а сами их оказывая. Оказавший услугу - более на­дежный друг, так как он своим расположеньем к получившему услугу сохраняет в нем признательность; напротив, человек облаго­детельствованный менее чувствителен, ибо знает, что ему пред­стоит возвратить услугу не из благодарности, а по долгу. Мы одни благодетельствуем безбоязненно, не столько из расчета на выгоды, сколько из доверия, покоящегося на свободе. 41. Говоря коротко, я утверждаю, что все наше государство есть школа Эллады; каждый человек у нас, мне кажется, может приспособиться к занятиям самым многообразным и без всякой грубости, а тем самым ловчее всего добиться для себя независимого состояния. Что все сказанное - не пустая похвальба по удобному поводу, но сущая истина, доказывает сама сила нашего государства, до­стигнутая именно этими свойствами. Действительно, из нынешних государств только наше выдерживает испытание выше всех пере­судов, только наше не заставляет врага негодовать, что такие бой­цы его отразили, не заставляет подданных роптать, будто власт­вуют над ними недостойные. В этой силе своей, очевидной для всех и доказанной великими доказательствами, мы послужим предметом удивления для современников и потомства, и не нужен нам ни славословящий Гомер, ни иной какой песенный ласкатель, ибо краткую их выдумку разрушит истина наших дел. Мы нашей отва­гой заставили все моря и все земли стать для нас доступными, мы везде поставили вечные памятники наших бед и благ. Вот за какое государство положили в борьбе жизнь эти воины, считая долгом чести быть ему верными, и каждому из оставшихся в живых подо­бает желать всякого труда во имя его. 42. Я затем и говорил так долго о государстве нашем, чтобы показать, что мы и враги наши, у которых нет ничего подобного, ведем борьбу за неравное, и чтобы хвала моя тем мужам, над коими я говорю, не осталась бездоказательна. И важнейшее уже сказано, ибо всю красу, что я прославил здесь, принесла нашему городу доблесть этих и подобных им мужей и немного найдется эл­линов, чьим делам такая хвала была бы под стать. Думается мне, что для мужской доблести первым признаком и последним под­тверждением бывает вот такой конец. Ибо человек с недостатками честно их уравновешивает мужеством в войнах за отечество: здесь добром стирается зло, и общая польза заслоняет вред от частностей каждого. Ни один из этих воинов не оробел, предпочитая наслаж­даться богатством своим, и не уклонился от опасности в надежде избыть бедность свою и разбогатеть: месть врагу для них была же­ланнее, риск опасности казался им прекраснее всего, с этим риском хотели они отметить, а от тех благ отказаться. Надежде предоставив неверность успеха, в прямой борьбе лицом к лицу с опасностью они считали долгом полагаться только на себя: им казалось краше, отражая врага, погибнуть, нежели, уступив, спастись. Они избегли позорящего слова, они жизнью отстояли свое дело и в роковой свой миг, отходя, преисполнены были не столько страхом, сколько славою. 43. Столь достойны государства оказались эти павшие. А вам, оставшимся в живых, следует себе желать большей безопасности, но перед врагом решиться на не меньшую отвагу. Не словами на это вдохновляйтесь, хотя иной долго может говорить о том, что вы и сами знаете не хуже его, и долго перечислять все блага от побед над врагом,- нет, вы должны на деле повседневно взирать на силу на­шего государства, полюбить ее, и когда представите себе ее вели­чие, то вспомнить, что его стяжали люди - люди отважные, знав­шие свой долг и в борьбе руководившиеся чувством чести. Если же в предпринятом случалось им терпеть неудачу, они не считали до­стойным лишать государство своей доблести и слагали для него прекраснейшую складчину - отдавали сообща жизнь и за то обретали каждый для себя нестареющую похвалу и славнейшую моги­лу: не столько эту, в которой они покоятся теперь, сколько ту, где слава их остается незабвенною,- в каждом слове и деле потомков. Знаменитым людям могила - вся земля, и о них гласят на только надгробные надписи на родине, но и неписаная память в каждом человеке и даже на чужбине: память не столько о деле их, сколько о духе их. Соревнуйте этим мужам, считайте счастьем свободу, а свободою мужество и потому не озирайтесь пред военными опас­ностями. Не щадить своей жизни - это удел не злополучных и от­чаявшихся, а скорее тех, кому грозит перемена в жизни к худшему и кому от поражения перемена эта всего заметнее. Ведь для чело­века гордого унижение в трусости больней, чем смерть, ибо смерть нечувствительна, когда на нее идут с твердостью и с надеждой на общее благо. 44. Вот почему, присутствующие здесь родители павших ныне воинов, не горевать я буду о вас, а утешать вас. Вы ведь сами взросли среди меняющихся обстоятельств, и вы знаете, какая это удача - кончить дни свои благолепною смертью, как они, или бла­голепною скорбью, как вы, и знаете, какое это счастье, когда доб­рой жизни соразмерна добрая смерть. Понимаю сам, как трудно утешать вас, потому что часто будете вы вспоминать о детях, видя чужое счастье, которое некогда было и вашим: ведь скорбят не о тех благах, которых лишаются, не познав, но о той, к которому привыкли и которого больше нет. Однако те из вас, кто по возрасту способны еще иметь детей, укрепляйте себя на них надеждою: бу­дущие дети в доме помогут иным забыть о тех, кого уж нет, а го­сударству принесут двоякую пользу, не дав ему ни обезлюдеть, ни ослабеть. Ведь невозможно с равным правом обсуждать дела тем, кто не в равной мере рискует своими детьми. Вы же, перешедшие родительский возраст, считайте своей прибылью, что большую часть вашей жизни вы провели в счастье, а в недолгой оставшейся облег­чайте скорбь доброю славою павших сыновей. Не стареет только жажда чести, и в бессильном возрасте услаждает нас не столько корысть, как говорят иные, сколько почет. 45. Вам же, здесь стоящим сыновьям и братьям павших, вели­кое предвижу я состязание, ибо трудно будет вам при всем избыт­ке вашей доблести стать не то что вровень, а хотя бы вслед им: ведь усопших всякий рад хвалить - тем, кто жив, завидуют со­перники, а кто сошел с пути соревнования, тех ничто уж не мешает любить и чтить. Наконец, если нужно мне упомянуть и о доблести женщин, которые останутся теперь вдовами, то я все скажу в ко­ротком увещании: быть не слабее присущей женщинам природы - великая для вас слава, и тем выше, чем меньше говорят о ней сре­ди мужчин, все равно, с похвалою или с порицанием. 46. В слове моем, предписанном обычаем, я сказал все, что считаю нужным; делом же нашим в честь усопших частью будь свершенное здесь погребение, частью же то, что дети их отныне и до возмужалости будут воспитываться за всенародный счет. Это - от государства нашего лучший венок за участие в славной борьбе и умершим и оставшимся в живых: ибо где доблести назначена выс­шая из наград, там гражданствуют лучшие из граждан. Теперь же, оплакавши каждый своих родных, ступайте по домам". 47. Таковы были похороны, совершенные этой зимою. С окон­чанием ее кончился и первый год этой войны.

Фукидид.

  

0x01 graphic

  

Швейцарские наёмники и проститутка, 1524

Художник Урс Граф.

  
   241
   НАЕМНИКИ.
   Еще в Древнем Египте личный со­став египетской армии представлял собой замкнутую касту. Египетская каста воинов - это привилегированная часть насе­ления, которая была обязана нести военную службу наслед­ственно из поколения в поколение и за это пользовалась раз­личными льготами. Кастовое войско усиливалось воинами из покоренных соседних племен. Это был шаг к возникновению наемничества. Наемники составляли значительную часть египетского вой­ска в период правления Рамсеса III. Давид, став правителем всего Израиля (1006 г. до Р.Х.), в конечном счете, избавил евреев от филистимской опасности, полагаясь не только на силу своего оружия (как это делал Саул), но также на помощь союзников и наемников. Страна, напоминавшая при Сауле военный лагерь, при Давиде коренным образом изменилась: система военной службы стала опираться на иностранных наемников. В Вавилоне, Ассирии и Скифии не существовало наемничества. К примеру, уклонение воина от похода и даже попытка выставить наемника в качестве заместителя карались смертной казнью. Широкое применение наемничества в древнем мире отмечено в Персии. Ксенофонт, греческий военачальник и писатель, был свидетелем жизни и боевой деятельности персидского царевича Кира (младшего сына Дария II) и участник похода 13 тыс. греческих наемников в Переднюю Азию против Артаксеркса, бывшего на персидском престоле. В развитии наемничества более всех преуспела Древняя Греция. Во-первых, благодаря установлению института заместительства, при помощи которого богатые освобождали себя от "налога кровью", введения платы за несение военной службы, усилился спрос на наемников, число которых резко возрастало и милиционная армия посте­пенно превратилась в профессиональную, где солдатами были наемни­ки. Чтобы облегчить участь призванных, отвлекаемых от мирного труда на долгие месяцы за море, установлено было в Афинах жалованье, доходившее для гоплита с его рабом до 2 драхм в день - 6-ти кратный прожиточный минимум. Такой оклад привлекал большое количество добровольцев, заместителей находить было легко. Во-вторых, затяжная 27-летняя Пелопоннесская война деклассировала очень многих афинских крестьян, сады и усадьбы которых были вырублены и сожжены, а сами они, за время призыва, утратили крестьянские навыки и приобрели солдатскую психологию. Таким образом, во второй половине этой войны физиономия афинского войска совершенно меняется - вместо милиции оно представляет постоянную солдатскую армию. Уже тогда стала проявляться крохоборская суть наемника. Солдат мог смириться с мыслью, что на войне ему может случиться умереть, но он, идя на смерть, как бы отдавал материальный долг своему кредитору, но вряд ли его при этом осеняло чувство долга и патриотизма. Стоит ли особо доказывать и тот факт, что наемник вряд ли способен на бескорыстную боевую инициативу: у него, если не на бумаге, то в голове с момента найма заложен тариф на все его военные услуги. В этом тарифе не прописана боевая инициатива, а раз это не предусмотрено контрактом, то и не входит в обязанность наемника. Следует признать тот факт, что наемник резко подорвал боеспособность греческой армии, настолько ослабил армию (одну из основ государственности), что при известных обстоятельствах (военная неудача, политическая интрига, финансовые затруднения государства и неуплата причитающегося жалованья наемникам, несправедливое распределение военной добычи и т.д.) государство оказывается обезоруженным и неспособным противостоять противнику. Наемники разрушили органическую связь, которая ранее существовала между командирами и подчиненными: старший и уважаемый в мирное время брал на себя бразды правления в военное время; и в мирное время и в военное у него под рукою были сородичи, т.е. люди, которые знали друг друга, которые были связаны кровными узами и которые хорошо знали своего предводителя, а он - их. Наемничество все это разрушило. Возникли новые условия организации и управления. Появилась новая мотивация воинской службы и вооруженной борьбы. Было ли это учтено полководцами и иными воинскими начальниками? Уверенно можно сказать, что нет, не было учтено. Деньги и здесь также играли такую важную роль, что без платы воины не соглашались даже выйти за городские ворота для смотра. В числе их было немало людей из других государств, готовых продать свое тело и душу; то были бездомные проходимцы, люди, не считавшие для себя ничего священными, служившие сегодня у персов и египтян, а завтра нанимавшиеся на службу к афинянам. Такие войска держались только деньгами; войну они обращают в ту сторону, где ожидается больше всего прибыли; в деньгах и сила, и победа; чтобы добыть денег, захватываются даже храмовые имущества. Для того чтобы такая наемная служба не привела госу­дарство к гибели, необходимо было иметь общественную кассу с верными доходами и определенный военный бюджет. Между тем то финансовое устройство, на котором основывалось величие Афин, было давно разрушено. Правильные источники доходов, состоявшие из выплачиваемой дани, иссякли почти со­вершенно, и казны не было никакой. Вследствие того всякий раз, как надо было снарядить войско, предписывалось собрать имущественный налог, и деньги на военные потреб­ности вынимались прямо из карманов граждан, как только затевалась какая-нибудь война. Нежелание давать деньги естествен­но возроптало вследствие частых требований, а также и от недостатка соответствующих успехов; оно становилось тем сильнее, что деньги граждан переходили большею частью в руки чужих людей; к этому присоединялось еще недоверие к лицам, распоряжавшимися этими с трудом собранными день­гами и бесконечные доносы на их бессовестную растрату. Необходимым последствием этого было то, что полководцы делались все самостоятельнее, упрямее и самовольнее относи­тельно города. Чем внимательнее им приходилось быть к своим войскам, тем невнимательнее они становились к тем, от кого приняли поручение. Сами, доставляя жалованье и воинов, они хотели также безраздельно пользоваться славою ус­пеха. Потому теперь говорили уже не о победах Афин, а о победах военачальников, и на предметах добычи, привозимых им с собою, победоносный полководец надписывает уже не имя своего города, но свое собственное. Дальнейшим шагом самовольных полководцев было то, что они начали искать иноземных связей, не гнушались подарками, а дружеские связи закрепляли браками с семьями государей, для которых было, вероятно, весьма важно привлекать к своим интересами, влиятельных эллинов. В силу этого обстоятельства аттические полководцы по­падали в самые трудные столкновения противоречивых обязательств. Таким образом, полководцы отчуждались от государства и приобретали личную власть, находившуюся в резком противоречии с духом республики; чем более военная деятельность отделялась от гражданской, тем более полко­водцы, постоянно обращавшиеся с наемниками, для которых необходима суровая дисциплина, сами проникались жестким и надменным духом; они чувствовали себя солдатами относи­тельно граждан и не желали выносить того, чтобы хвастуны, проповедовавшие в Афинах, рассуждали об их деятель­ности и об их походах. Между тем с другой стороны граждане, руководимые своими ораторами, указывали театр войны отъезжающим полководцам и требовали отчета от возвращающихся военачальников, согласно с государственными законами. Таким образом, здесь установились дурные отношения, более всего другого вредившие республике. У македонян под твердой властью царя-полководца [Александра] было много наемников, но при этом господствовал строгий порядок; в тяжелых случаях царь налагал кару на виновника с одобрения своего войска. Равным образом у преемников Александра, когда армия состояла из постоянных наемнических отря­дов, должна была господствовать свойственная этому типу войска ди­сциплина, так как без нее наемников невозможно ни пускать в дело, ни просто держать в повиновении. Полибий (I, 66) высказывает мудрую мысль, что для наемников покой не годится, а является источником смуты. Это, несомненно, служило одной из причин, почему при диадохах усердно производились строевые учения. Еще Ификрат, как нам сообщают (Полиэн, III, 9, 35), постоянно давал занятия своим солдатам, чтобы они не взбунтовались; однако, среди этих занятий не упоминаются военные упразднения, а только земляные работы, рубка деревьев, погрузка провианта и сопровождение обоза. Историк В.П. Максутов в отношении Карфагена времен Ганнибала, свидетельствует о сходстве проблем с наемниками, как то было и у македонцев: "За исключением выговоренной платы и надежды на богатую добычу не существовало никакой связи, которая привязывала бы этих наемников к карфагенскому делу, - в наемнике рано или поздно просыпался задавленный дисциплиной зверь, - и только нужно отдать честь карфагенским полководцам, которые своим личным обаянием умели приковать к своему делу навербованные войска и внушить им энтузиазм. Отсюда понятно, почему придается такое огромное, решающее значение личному творчеству главнокомандующего: объединить эту разнокалиберную, вечно недовольную и волнующуюся массу, привязать ее к себе личными качествами, вдохнуть в нее уверенность в успехе, и, наконец, в пределах обстановки, умело распорядиться стратегическим и тактическим элементами, составляет, как бы сказать, корень вещей, - это чего-нибудь да стоит!" Замещение римских солдат наемниками дорого обошлось Римской империи: она была завоевана ордами варваров без противоборства. Римские граждане, отстраненные от военного дела, превратились в безвольных обывателей, готовых подчиняться любой, в том числе, чужеземной власти. Некогда гордый, свободолюбивый народ стал раболепствовать пред силой и продажной властью, теша себя мыслью о том, что не так уж плохо быть рабом. Мало кто, однако, понимал, что иностранный наемник сможет подорвать экономику древнего Рима и вместо ожидаемой экономии на военных издержках, а Рим получит полномасштабный экономический кризис. Суть данного явления очень хорошо выразил Г. Дельбрюк: "Много благородного металла ушло, не вернувшись обратно, в варварские страны, в особенности в Германию, в качестве жалованья, а вскоре затем и в качестве дани". Государство, не имея возможности взимать налоги наличными деньгами, заменило их системой поставок натурой. Группы ремесленников превратились в твердые наследственные замкнутые корпорации, получившие государственный заказ на продовольствие, вооружение и т.п. Какое влияние оказала эта перемена на организацию армии? Г. Дельбрюк так отвечает на этот вопрос: "К примеру, император Септимий Север (193-211 гг.) увеличил порцию зерна солдатам и разрешил им жить с женами. Вследствие этого легионы, которые прежде строго держались все вместе в лагерях и крепостях, которые жили здесь, подчиняясь строгой дисциплине и даже по закону не могли иметь жену, стали теперь жить ... вне лагеря, в разбросанных повсюду собственных хижинах, со своим женами и детьми, могли возделывать свои поля и принуждены были лишь на некоторое время собираться вместе для прохождения военной службы". Так разрушилось самое существо римского легиона. Римские легионы опустились до степени милиции, ценность которой незначительна. Во-вторых, римские полководцы полагали, что иностранный наемник более надежен, ибо не связан ни с какими политическими партиями и всецело зависит от того содержания, которое ему выплачивает полководец. Но и это ожидание не оправдало себя. В-третьих, римская империя, завоевав огромные пространства, встала перед проблемой комплектования большой армии. Римские граждане не могли дать для такой армии необходимого контингента. Следовательно, надо было искать военный контингент на местах - в провинциях Римской империи. В то же время, мало кто предполагал те последствия, которые повлечет "варваризация" войск. Эти последствия были самого разного характера. Во-первых, встав в ряды римских войск, варварские племена должны были учиться и римскому боевому искусству. Римляне выступили военными учителями многих народов, которые, выучившись у своих учителей, обретя под их руководством боевой опыт, стали их соперниками (противниками) на полях сражений. Другими словами, римляне сами воспитали своих врагов. Во-вторых, находясь в римском войске, будущие вожаки народных восстаний, изнутри познавали, как сильные, так и слабые стороны римской военно-политической системы. Они узнавали сильные и слабые стороны римских политиков и полководцев для того, чтобы, используя продажность одних, губить других, а, зная о достоинствах и недостатках полководцев, римской тактики и способов ведения боя, упреждать негативные для себя ситуации. Следовательно, римляне не только подготовили мощную военную силу, которая обратила впоследствии свое оружие против них, но и полководцев этой силы, вооруженных необходимыми военно-политическими знаниями и навыками. В-третьих, мало кто мог предусмотреть и то, что варвары, войдя в силу и почувствовав свою значимость перенесут свое влияние не только на близлежащие районы и области, но и покусятся на власть в самом Риме. В-четвертых, по справедливому замечанию Аврелия Виктора, гибельные последствия "варваризации" римского войска еще более усилили боевую непригодность римских граждан и окончательно подорвали здоровые моральные устои общества: "...С тех пор, как распущенность побудила граждан по их беспечности набирать в войска варваров и чужеземцев, нравы испортились, свобода оказалась подавленной, усилилось стремлением к обогащению". В другом месте он связывает установление господства военщины с позицией сенаторов, которые безропотно согласились с эдиктом Галлиена, запретившим им доступ на командные посты в легионах: "наслаждаясь покоем и дрожа за свое богатство..., они расчистили солдатам, и притом почти варварам (paene barbaros), путь к господству над самими собой и над потомством". Интересно, также, обобщение на сей счет Валлея Патеркула: "Могуществу римлян открыл путь старший Сципион, их изнеженности - младший: ведь избавившись от страха перед Карфагеном, устранив соперника по владычеству над миром, они перешли от доблестей к порокам не постепенно, а стремительно и неудержимо; старый порядок был оставлен, внедрен новый; граждане обратились от бодрствования к дреме, от воинских упражнений к удовольствиям, от дел - к праздности". Рим, таким образом, лишился двух важнейших своих прежних достижений: он "избавился" от необходимости военно-патриотического воспитания молодежи и тем самым положил начало тому слабоволию и изнеженности, которые подрывают силы нации; неразвитая и неукрепленная воля, оставленное на волю случая физическое развитие юношества, вскормленный "сладкими" идеями индивидуализм, - все это делали молодое поколение древнего Рима не надеждой нации, а ее разочарованием и горем. Во-вторых, Рим постепенно лишился военно-обученного контингента - резерва на случай военной опасности. Граждане не только перестали осознавать свой воинский долг, но и утратили всякую боеспособность. Н.П. Михневич так характеризует сложившуюся ситуацию и ее последствия: "Народ исчез из армии и его сознание упало до того, что через полвека после Августа, он безучастно смотрел на кровопролитный бой армий Веспасиана и Вителлия внутри священной ограды Рима, через которую они силой ворвались". Византия. В лагере византийских императоров, встре­чались германцы всевозможных племен, славяне, печенеги, мадьяры, болгары и даже турки. Особо важную службу несли долгое время ва­ряги, первоначально шведы и норманны, дошедшие через Россию до Черноморья. Самое слово "варяги" означает "союзники" (foederati). Позднее это наименование давалось различным элементам, а после покорения Англии Вильгельмом среди них, как сообщают, было мно­го англосаксонских беглецов. В привилегированном положении находились иностранные наемники, служившие в Константинополе, особенно - в дворцовой гвардии. Они размещались в зданиях дворца, всегда окружали василевса и пользовались его щедротами. Им доверяли и жизнь императора, и проведение наиболее важных акций (например, арест патриарха). В таком положении долго были русские и варяги. При провозглашении нового василевса вельможи и их ставленник испытывали особое беспокойство и страх, если дворцовая гвардия не торопилась его славословить. Узурпаторы более всего опасались верности наемников законному василевсу. Кекавмен предупреждал, что наемные воины не должны получать важных титулов и должностей: они обязаны нести службу "за хлеб и одежду", как он говорит, "посматривая на длань императора"; высокая плата и почести могут развратить их, а главное - оскорбить чувства ромеев, охладить их служебное рвение; возвышение иноземцев опасно и для международного престижа империи - на родине наемника будут смеяться над ромеями, вознесшими никчемного человека, не сумевшего ничего добиться у себя дома. Англия. Войско Вильгельма-Завоевателя состояло не сплошь из норманнов, а из наемников всех национальностей. Измученное население не раз пыталось путем заговоров и восста­ний освободиться от господства этого военного сословия. В одном месте Гауфред Малатерра говорит, что, когда у населения были расквартированы норманны, жителям приходилось опасаться за судьбу своих жен и матерей. Франция. По свидетельству Г. Дельбрюка, в одном из первых наемных войск, о котором до нас дошли сведения, - о войске, навербованном в 1053 г. строгим ревностным папой Львом IX против норманнов, - летописец Герман Рейхенауский сообщает, что оно со­стояло из авантюристов и беглых преступников. Сами короли, поль­зовавшиеся этими бандами, должны были потом искать средства, что­бы избавить от них страну. Императоры Фридрих и Людовик VII Французский в 1171 г. (14 февраля) заключили договор, в котором говорится, что они собрались вместе со многими баронами и взаимно обязуются нигде в своих государствах не терпеть "зловредных бра­бантцев или coterelli". Пусть ни один вассал их не потерпит, разве что такой человек взял себе жену в их стране или на длительный срок поступил к ним на службу. Преступивший же эти условия предан бу­дет епископом анафеме и на него наложен будет интердикт; он обя­зан будет возместить все убытки, а соседи должны будут силой при­нудить его к этому. Если же этот вассал слишком силен, чтобы соседи могли с ним справиться, то император сам приведет в исполнение приговор. Латеранский церковный собор 1179 г. постановил ввести самые строгие церковные наказания против всяких "брабантцев, арагонцев, наваррцев, басков, триавердинцев", равно как и против тех, кто от­казывался выступить против них с оружием. Известно также несколько случаев, когда от них отделывались си­лой. Брабантцы под начальством патера Вильгельма из Камбрэ, состо­явшие некоторое время на службе у короля английского Генриха II, захватили замок Бофор в Лимузине, откуда они совершали грабительские набеги по окрестностям, пока, наконец, в 1177 г. не были остановлены и поголовно вырезаны графом Адемаром и епископом Лиможским. В 1183 г. под Шарентоном истреблена была большая шайка брабантцев; в Оверни с целью их истребления образовался большой "союз мира" под предводительством плотника Дюрана. Но когда этот "союз мира" обратился против самих господ, последние опять-таки в союзе с брабантцами подавили мятежный плебс. Чтобы избавиться от банд, французские короли создали постоян­ную армию в современном смысле этого слова. По преданию, этот факт совершился следующим образом: Карл VII, добившись при помощи Орлеанской девы первых больших успехов над англичанами, движимый пробудившимся национальным сознани­ем, добился на общем собрании государственных чинов в Орлеане в 1430 г. принятия крупной реформы. Собрание вотировало необходи­мые налоги для содержания постоянного войска из 15 рот по 100 ко­пий, из 6 человек каждое, т.е. всего 9.000 конных. Богатый буржуа и гениальный государственный деятель, Жак Кер, тут же сделал пер­вый взнос и вообще был душою всего дела. Во вновь созданные ордонансовые роты были приняты лучшие бандитские элементы и с и> помощью одолели остальные шайки, которым пришлось разбрестись. Швейцарцы. По свидетельству того же историка (Г. Дельбрюка), швейцарцы времен средневековья ввели категорический запрет на пленных и обязывались сразу же убивать настигнутого врага. В то же время европейские профессиональные воины, - как ры­цари, так и наемники, - до известной степени щадили друг друга и, если убийство не было, безусловно, необходимо, довольствовались тем, что брали в плен сдавшегося противника. Швейцарцы же отличались крайней кровожадностью. Даже во время междоусобных войн между са­мими союзниками (Старая цюрихская война, 1442-1444 г.), когда жители лесных кантонов вместе с бернцами и другими кантонами захватили замок Грейфензее, они казнили (1444 г.) гарнизон цюрихцев, вынужденный сдаться "на немилость". Если щадили "юных мальчиков", то источники именуют это уже снисходительностью, а в первом общем военном уставе союзников - Земпахской грамоте, 1393 г., пришлось категорически предписать, чтобы, поскольку "благодаря женщине обновляется и размножается благополучие всех людей", никто не смел убивать, закалывать и на­силовать жен и дочерей. Когда Карл Смелый пошел против швейцарцев, то при выступле­нии из Нанси он обратился к своим капитанам с речью о том, что противник по своему обыкновению дает сражение у самой границы, в случае победы или нанесения ему даже самого незначительного по­ражения противник будет сломлен и его дело будет проиграно. Хотя выражения этой речи несколько утрированы, все же по своей идее она правильно выражает существо дела: храбрость швейцарцев осно­вывалась на их успехе; успех вселял в них уверенность в победном исходе безудержного натиска, от которого рассыпались плохо спаян­ные отряды неприятельских армий, как бы ни была велика личная храбрость отдельных рыцарей или наемников. Швейцарцев этой эпохи можно сравнить с древними германцами, а также с афинянами времен Перикла. По своей природе жители полу­острова Аттики не были ни более храбрыми, ни более искусными мо­реплавателями, чем остальные греки. Но ход исторического развития и политика превратили все население в воинов на суше и на море, и это придало их мирной жизни основные черты военного профес­сионализма. Впоследствии швейцарцев часто использовали как наемников. В истории государства Российского наемничество было ограничено. Первый случай относится ко временам Рюрика, когда он с двумя братьями, Синеусом и Трувором, согласно преданию Нестора, пришли на землю Русскую не править, а упорядочить взаимоотношения среди славян и выступить как бы в роли арбитров при различных спорах. Мы не имеем нужды вдаваться в тонкости данной истории, но можем вполне объективно заявить, что иноземцы во времена молодости Руси и Руси возмужалой петровского времени не играли существенной роли в политической и военной жизни нашего государства, а были лишь инструментом в руках правительства. Безусловно, история помнит период, когда "иноземцы", как мухи облепили российский трон (при Анте Иоанновне), знает и о неуклюжих попытках Петра III и Павла I вытравить русский дух прусской муштровкой, знает и о преклонении перед прусской и французской военной школой. Но ей известно главное: дух наемничества чужд русской душе. Только русские "чудо-богатыри" способны на великие подвиги во славу государства Российского. Чем пагубно Наемничество? Наемники, как свидетельствует история, - ненадежный и опасный элемент, ибо, "сделав из войны ремесло, переходя со службы одному политическому центру на службу другому, совершенно деклассировались и уложились в особые организации, получившие огромный политический вес", - так писал о наемниках средневековья А.А. Свечин. Без каких-либо сомнений на счет наемников высказался и Н. Макиавелли: "Очевидно, что плата эта не может настолько привязать их к нанимателю, чтобы они готовы были умереть за него. Между тем если в войске каждый не предан своему начальнику до готовности умереть за него, то такое войско не устоит перед сколько-нибудь мужественным врагом. Но такая предан­ность и такое усердие могут существовать только в гражданах; поэтому республика или государство должны вооружать соб­ственных подданных, как было у всех народов, совершавших великие завоевания". Ранее указанных писателей о вреде наемничества писал в обращении к императору Мануилу Плифон. В главе 9 он упоминает о проекте нового налога с целью содержания армии наемников для охраны истмийских крепостей. Плифон выражает резко отрицательное отношение к этому проекту, говоря, что ему кажутся смешными попытки спастись от внешней опасности путем найма чужеземных войск. По его мнению, большая, основная часть армии должна состоять из местных уроженцев, а не из чужеземцев, так как последние из спасителей и стражей часто превращаются в противников. Наемники не смогут отразить опасности, и тогда правительству снова придется обратиться к местным жителям, обремененным одновременно и военной службой и налогами и поэтому совершенно разоренным и не имеющим уже возможности вооружиться на свои средства. Императорские (древнеримские) наемники переходили не только на сторону гер­манцев, но даже и на сторону персидского царя, в особенности же сами германцы. Дважды нам об этом сообщает Прокопий. Варвары-наемники чувствуют себя господами, и горе тому князю или полководцу, который осмелится испортить с ними отношения, приме­нив к ним строгость. О буйстве наемников ведает нам и Ф. Меринг. Выражение "испан­ское бешенство" вошло в пословицу. Что под этим подразумевалось, видно из наиболее дикой его вспышки 4 ноября 1576 г. Испанские наемники, не получавшие платы, ужаснейшим образом опустошили Антверпен - самый оживленный и богатый торговый го­род христианского мира, затмивший своей славой даже славу Генуи и Венеции, город, о котором было сказано; мир - кольцо, и Антверпен - бриллиант в нем; ратуша и 600 буржуазных домов были сожжены; свыше 10.000 жителей были зарезаны или утоплены. Вряд ли следует далее рисовать ужасные картины последствий использования на службе государства наемников. Изложенного вполне достаточно для понимания простой мысли: наемник - солдат ненадежный, а государству нужны воины, бесстрашные и надежные.
  
   Лит.: Валлей Патеркул. Римская история; Георгий Гимист Плифон. Речи о реформах: Речь к императору Мануилу о положении Пелопоннеса; Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Том первый. Античный мир. - М., 1936; Он же. Том второй. Германцы. - М., 1937; Он же. Том третий. Средневековье. - М., 1938; Карамзин Н.М. История государства Российского. В 12-ти т. - М., 1993; Керсновский А. А. История Русской Армии. Ч. I - IV. Белград, 1933-1938; Курциус Э. История Греции. Т.3. - М.. 1880; Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия; Максутов В.П. История древнего Востока. Культурно-политическая и военная. С отдаленнейших времен до эпохи македонских завоеваний. Египет и Финикия. т.1, Кн. 1-4. - СП б., б., 1905; Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства. - М.: Воениздат, 1956; Разин Е.А. История военного искусства. В 5-т. Т.1. Военное искусство рабовладельческого периода войны. - М.: Воениздат, 1955; Свечин А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. В 2-х тт. - М.-Л., 1927-1928 и др.

А.И. Каменев

"Солдат удачи":

АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ

за и против наемников

историков А.А. Свечина, Н.С. Голицына, Г.Дельбрюка и др.

   Количественно профессиональный солдат стал в Греции таким обычным явлением, что когда, вслед за окончанием Пелопонесской войны, наместник Малой Азии Кир восстал против своего брата, персидского короля Артаксеркса, то он смог в короткое время нанять себе 13 тысяч опытных греческих солдат. И, что существенно, образовался не только профессиональный солдат, но и профессиональный штаб-офицер и опытный вождь таких наемников.
   *
   Рим. В борьбе за престол двух кандидатов в императоры одерживал верх тот, кто располагал в своих рядах большим количеством германских наемников. Вспомогательные когорты скоро стали центром римской армии, стали лучше оплачиваться, а легионы -- представлять второстепенную часть войска. Напрасно император Проб (276--282 г.) стремился замаскировать зависимость Рима от германских наемников, распределив по легионам 16 тысяч германцев. Легионы уже подражали германцам -- строились в колонны, отказались от дротика и меча, перешли на копье, как на главное нападательное вооружение.
   *
   Чем больше варваров было в части, тем она считалась боеспособнее. Скоро слово варвар стало синонимом солдата. Официально учреждение военного фиска стало называться варварским фиском.
   *
   Императорская власть, опираясь на эти несвязанные с ней ничем, кроме жалованья и пайка, иноплеменные нецивилизованные войска, чувствовала себя слабой. Константин Великий, в своем походе на Рим, перед колоннами своей армии приказал нести кресты не потому, что это было важно для язычников -- кельтов и германцев, составлявших его армию, а чтобы затруднить положение его противника Максенция, возбудив против него сильную христианскую партию в Риме. Добившись успеха, Константин, не веря уже в исключительную силу своего оружия, вступил в соглашение с сильным союзом епископов христианской церкви; на уступку в пользу церкви части своих верховных прав римский император никогда бы не пошел, если бы не ощущалась гнилость фундамента его военного могущества. Старая культура умирала.
   *
   В течение III, IV и V столетий пограничные районы -- Британия, Рейнская и Дунайская области -- были потеряны для римской культуры, вследствие расселения в них германцев, которые являлись то наемниками римских императоров, то восставали против них. То явление, которое называется великим переселением народов, представляет по существу поступление на римскую службу целых германских племен. Не как крестьяне являлись в Римскую империю германские племена, со своими женами, детьми и скарбом, а как наемники, которые в рядах своей племенной организации шли испытывать военное счастье на римской службе. В обстановке разложения, вызванной катастрофой денежного обращения, Рим уже оказывался неспособным к организацией и вместо того, чтобы набирать в вспомогательную часть Отдельных германцев, нанимал кондотьера-германца, преимущественно вождя племени, который обязывался выставлять определенное число воинов и в расплату получал концессии на области и провинции (уступка под постой части каждого дома, под земельный надел -- части каждого частного владения и т. д.). В последней четверти IV века это явление-начало получать развитие. Германский наемник уже в течение двух столетий располагал физической силой -- но для захвата власти ему не хватало организации, социальной структуры. Теперь она оказалась налицо. Небольшие племена, не превосходившие 70 тысяч человек, считая и женщин и детей, и имевшие возможность выставить не более полутора десятка тысяч бойцов, оказались в состоянии покончить с той фикцией, которую представляло римское гражданское управление, не опиравшееся на национальную военную силу; германские предводители захватили власть в Галлии, Италии, Испании и Африке -- сначала как наместники императоров; объявление самостоятельности королевств вест- и остготов, бургундцев, франков, вандалов -- явилось уже небольшим и неважным изменением формы. Римская империя умерла; римский солдат не был побежден германцем -- он дал себя им заместить.
   *
   Наемничество в Англии. ...Чиновничество Англии, сыгравшее такую печальную роль по отношению к боеспособности феодального строя, давало в руки королевской власти большую силу; опираясь на нее, английские короли первые использовали плюсы нарождавшегося денежного обращения. В Англии в рудниках серебро и золото не разрабатывалось, но путем торговли благородные металлы попадали в Англию, и здесь, где был сильный центр, вдали от мест своего нахождения, впервые в средние века проявили свое значение. Создалась такая процедура: ленник, малогодный, неспособный к бою, не являлся на призыв; у него формально должен был, за неявку, отбираться лен, но, по внесении им штрафа, он оставался владельцем лена. Таким образом, довольно быстро личное отбывание военной службы заменилось уплатой особого налогу с лена, а король на собранные деньги нанимал тех рыцарей, которые не отстали от военного дела и охотно шли в поход. Наемное войско давало королевской власти новую силу. Тщетно бароны вставили в Великую Хартию Вольности (1215 г.), воспрещавший организацию вооруженной силы из наемников. Наемничество восторжествовало, так как оно отвечало новым условиям экономики.
   *
   Иначе было в Италии. Сначала в борьбе с Гогенштауфенами за самостоятельность, затем в бесконечной борьбе между собой и вооруженной борьбе партий внутри городов, при неудовлетворительности городских милиций, итальянские города все тире обращались к наемникам. Последние, сделав из войны ремесло, переходя со службы одному политическому центру на службу другому, совершенно деклассировались и уложились в особые организации, получившие огромный политический вес.
   Во главе стоял кондотьер, т. е. предводитель, который набирал отряд, и, как антрепренер, искал с ним наиболее выгодной службы. Обострение гражданской войны создавало многочисленных политических эмигрантов, которые комплектовали ряды наемников. Власть кондотьеров взад шайками этих изгнанников или искателей приключений с течением времени росла -- шайки из товарищеской организаций обращалась: в отряд, преимущественно конный, содержимый и во всем зависимый от его начальника.
   Армии кондотьеров безусловно доказали свое превосходство над феодальными ополчениями. Вилани, описывая столкновение наемников с неаполитанским рыцарством, еще в 1349 г., утверждает, что не было даже боя, а происходила просто ловля баронов и богатых рыцарей, за которых можно было получить хороший выкуп.
   Господство кондотьеров XIV и XV века -- представляет эпоху расцвета ренессанса. Многие кондотьеры, сделавшиеся оседлыми тиранами крупных городов, явились покровителями возрождения наук и искусств. В военном отношении необходимо отметить крупный толчок вперед: воскрешаются античные идеи в тактике и стратегии, нарождается обширная военная литература; вместо бесформенного протокола средневековой хроники создается связное, правда, не лишенное тенденции, военно-историческое повествование.
   Возрождается военная наука: из первой военной школы Альберико Барбиано, по выражению современника, герои выскакивали, как из троянского коня.
  

0x01 graphic

  
  

Никколо Макиавелли (1469 --1527) -- итальянский мыслитель, философ, писатель, политический деятель, автор труда "Государь", опубликованной в 1532 году

  
   На кондотьеров жестоко нападали итальянские патриоты, с гениальнейшим Макиавелли во главе. В наемных войсках, не одушевляемых гражданским чувством, они видели гибель Италии, раздробление, узурпацию тиранами власти в свободных республиках, патриоты тяготели к идеалу римской милиции.
   Кондотьеров обвиняли в том, что они "живодеры". Таким живодером был, например, немец герцог Вернер фон Урслинген (1308 - 1354) избравший себе девиз: "враг Бога, сострадания и милосердия". Известен как предводитель самого большого отряда наёмников этого периода -- "Великой компании".
   *
  

0x01 graphic

  

Франческо Сфорца.

Портрет работы Бонифацио Бембо 

  
   У итальянских кондотьеров, однако, часто встречается оригинальная христианско-патриотическая идеология. Если и между ними были крутые люди (знаменитая фамилия Сфорца -- означает насилователь), то условия войны и отношения хозяев, нанимавших кондотьеров, к ним объясняют это. Когда папа Сикст IV узнал, что нанятый им кондотьер Роберт Малатеста одержал полную победу, он распорядился его умертвить.
   Макиавелли и другие патриоты обвиняли кондотьеров в том, что они, чтобы не остаться без работы, затягивали войну, как недобросовестный адвокат затягивает судебный процесс, что они стремились к фокусничеству, что бои их между собой оставались бескровными, а победы имели призрачный характер.
   *
   Ужас наемничества состоял в том, что, когда война оканчивалась, деклассированный наемник, если он не был рыцарем-помещиком, не находил себе места. С приобретенными на войне навыками крестьянин уже не годился быть крепостным; в городе на демобилизованного смотрели с опаской.
   Демобилизация представляла непреодолимые трудности. Главный рынок наемничества представляла Фландрия (особенно Брабант, откуда брабансоны), так как в этом углу Европы было удобно вербовать и Германии, и Франции, и Англии.
  

0x01 graphic

 Фридрих Барбаросса подчиняется власти папы римского Александра I

Художник Спинелло Аретино

   Уже в 1171 г. между Фридрихом Барбаросса и французским королем Людовиком VII было заключено взаимное обязательство -- не терпеть в своих государствах "бесславных людей, брабансонами или которелями называемых". Ни один их вассал не должен был допускать, чтобы такой человек (т. е. бывший наемник) женился на их земле или поступил на постоянную службу. За предоставление работы и угла демобилизованному епископ отлучал от церкви, а соседи силой принуждали выгнать демобилизованного. Через 8 лет Латеранский собор грозил сильнейшими карами против наемников всех категорий и национальностей, а в 1215 г. Великая Хартия Вольности вовсе запрещала наемничество.
  

0x01 graphic

 Фридрих Барбаросса ждёт, согласно легенде, часа своего возвращения в пещере под горой Унтерсберг

Художник Шарль Жерарде

   *
   С каждой войной наемники поневоле, как люди, которых демобилизация ставила вне закона, складывались в тесно сплоченные товарищества, в компании. В особенно трудном положении оказывалась Франция в перерывы Столетней войны, чтобы дать отпор английским наемным войскам, французы были вынуждены завести и у себя многочисленные наемные части; во время перерыва войны на территории Франции оказывались поставленные вне закона, но крепко сплоченные, английские и французские компании, которые обращались как бы в акционерные общества (предводимая протопопом Арно-де-Серволь банда так и звалась -- "общество для достижения прибыли"), которые делили между собой страну и грабили каждая свой участок. В 1362 году, когда против них было мобилизовано феодальное ополчение, компании собрались близ Лиона в числе до 15 тыс. бойцов и в сражении при Бринье наголову разбили графа Танервиля с ополчением Бургундии, Шалона и Лиона. Разбойничьи компании показали себя на высшей, по сравнению с феодалами, ступени военного искусства: королевские силы были окружены, потеснены, и бой решил удар во фланг: банды лезли тесно сплоченными рядами, "как щетка"{109}. При невозможности справиться с шайками наемников оружием, единственным средством избавиться от них был призыв их на новую войну -- заманить их в крестовый поход против турок или отправить [158] в Испанию поддерживать претендента на королевский престол.
  

0x01 graphic

Жанна д'Арк при осаде Орлеана. 

Художник Шарль Ленепвё

Жанна д'Арк, Орлеанская дева (1412 - 1431)-

национальная героиня Франции, одна из главнокомандующих французскими войсками в Северной войне. Попав в плен к бургундам, была передана англичанам, осуждена как еретичка и сожжена на костре. Впоследствии была реабилитирована и канонизирована -- причислена католической церковью к лику святых

   *
   К концу Столетней войны мучения, которые терпел французский народ от безработных наемников, достигли максимума. Естественно, во Франции были предприняты первые шаги к военной реформе. Гениальный государственный деятель, представитель только что начинавшей оперяться, буржуазии, Жак Кер, в 1439 году на заседании, генеральных штатов а Орлеане предложил и провел следующую меру: лучшую половину грабящих банд взять на жалованье, обратить в постоянные войска и с ее помощью уничтожить другую, наиболее распущенную и преступную.
   Но средневековый строй не знал постоянных войск, кроме нескольких телохранителей государя; у средневекового государства, не собиравшего налогов, не было средств для содержания постоянной армии. Жак Кер, предлагая предоставить королю право содержать постоянную армию и право собирать с населения налоги на ее содержание, наносил средневековому строю сильнейший удар и закладывал фундамент новых веков, а с ними -- абсолютизма королевской власти.
   Страх перед наемниками заставил согласиться с Жаком Кером; в 1445 году появились ордонансы, которыми узаконивалось существование 15 компаний. Эти 15 ордонансовых (т. е. существующих по королевскому приказу) рот получили организацию, отвечающую средневековой тактике; каждая рота состояла из 100 копий, по 4 бойца и 2 слуг в каждом (конные и пешие вместе); стоявший во главе роты прежний бандитский капитан (голова) стал называться королевским капитаном.
   Каждая провинция, в которой квартировала ордонансовая рота, должна была снабжать ее продовольствием. На каждое копье полагалась ежемесячно 2 барана и половина туши рогатого скота; раз в год -- 4 свиньи. Кроме того, каждый едок в копье получал в год 2 бочонка вина и 11Ґ вьюков зерна; на каждую лошадь полагалось в год 4 воза сена и 12 вьюков овса; на приварок и освещение каждый едок получал от провинции 20 ливров в месяц.
   Наемничество являлось высшей ступенью по сравнению с феодальной милицией; но из внутренних противоречий наемничества, мобилизуемого только на войну, родилась первая постоянная армия в 9 тысяч солдат. И первой задачей постоянной армии, родившейся с наступлением мира, явился, внутренний фронт: враг не внешний, а внутренний. Ордонансовые роты -- только начальная стадия института постоянной армии; полное развитие он получил лишь двести лет спустя, в XVII веке, когда экономика Европы поднялась на высшую ступень.
   *
  

0x01 graphic

Император Максимилиан I.

Портрет работы Рубенса, 1618

   Образец пехоты был дан швейцарцами, но подражать им было нелегко, так как у швейцарцев не было ни уставов, ни строевого учения. Техника выработки солдата в XVI веке оставалась неразработанной.
   Первый раз вне Швейцарии задача образования регулярной пехоты, сколоченной в тактические единицы, была решена в Германии императором Максимилианом. Постоянных частей еще слабые в экономическом отношении государства держать не могли. Солдат вербовали сегодня, а завтра выступали в поход.
   Литература XVI века не говорит ни слова об обучении и воспитании солдата. Уставы не обязывали последнего, к строевым занятиям. В этих условных сплотить в несколько дней навербованных наемников можно было лишь при условии, чтобы это были настоящие профессионалы, не имеющие вне военного дела никаких национальных, политических или религиозных интересов. В таких профессионалов и выработались созданные Максимилианом ландскнехты.
   В Первый раз ландскнехты выступили в борьбе Максимилиана с бургундскими городами (1482-1486 гг.). Слово ландскнехт означало агента судебной власти, нечто среднее между жандармом и судебным приставом.
   Максимилиан, желая подчеркнуть, что он не ведет войну, а только усмиряет беспорядки, назвал вновь образованную пехоту ландскнехтами. В корпорации ландскнехтов слились в одно тактическое целое небогатое дворянство и рыцарство и авантюристы из числа горожан и крестьян.
   *
   Раздробление Германии, отсутствие понятия о германском отечестве способствовали появлению этих ремесленников войны Ландскнехт-немец за деньги продавал свою кровь воюющему с немцами государству. Ландскнехт-протестант, если находил выгодным, поступал в ряды католической армии, стремившейся уничтожить реформацию в корне. Отсутствие всяких других интересов, полное деклассирование, способствовало выработке корпоративного духа.
   *
   Свирепые ландскнехты действовали так дружно, что хроники XVI века отразили ошибочное мнение о существовании ордена ландскнехтов. Швейцария была вся милитаризована. В иные годы до 9 -- 10% швейцарцев отправлялись на заработки и нанимались в воюющие армии. В Германии можно было обосновать равную швейцарцам силу только на отборе небольшой части мужчин, тяготевших к военному делу Число ландскнехтов, которых могла выставить многомиллионная Германия, редко превосходило 10-20 тысяч человек. Предшественники ландскнехтов -- наемные пехотинцы XV века -- носили презрительное название "беки" (козлы) и не представляли тактического целого.
   *
   Современная хроника гласила о них: "сопляк и преступник, опытный и неопытный, молодец и слуга, млад и стар -- едва ли половина из них годна для боя".
   *
   Ландскнехты также начали свою военную карьеру не блестяще, но постепенно из них выработался первоклассный солдатский материал. Швейцарцы были учителями, ландскнехты -- учениками. Ландскнехты стремились доказать, что и они не хуже швейцарцев. Учителя вначале "обижал" учеников и в бою, а когда они находились в составе одной армии, то при дележе добычи.
   *
  

0x01 graphic

Кошкодёр - короткий ландскнехский меч для "кошачьих свалок"

   В 1495 г. отмечается первый парад ландскнехтов в Милане. На этом параде выступило 6 тысяч ландскнехтов, построенных правильным квадратом. В 1499 г. швейцарцы еще раз разбили ландскнехтов, но заключили с Максимилианом мир без каких-либо выгод и приобретений.
  

0x01 graphic

   Из вождей ландскнехтов наибольшую известность получил Георг фон Фрунсберг, "отец ландскнехтов", оставивший очень любопытный тактический труд. Если происходила задержка выдачи жалованья или поход складывался таким образом, что добыча, на которую рассчитывали ландскнехты, ускользала от них, происходили бунты.
   В 1516 г император Максимилиан едва не был убит взбунтовавшимися во время Миланского похода ландскнехтами. В 1527 г. ландскнехты успешно наступали на Рим. Папа признал себя побежденным и заключил перемирие. Ландскнехты, рассчитывавшие на богатую добычу в Риме, почувствовали себя обманутыми и взбунтовались, Фрунсберг, командовавший ими, был избит и уехал из армии, посоветовавши другому начальнику, коннетаблю Бурбону, вести ландскнехтов на Рим, так как они все равно пойдут туда и без начальства, несмотря на перемирие, Рим был взят штурмом ландскнехтами и предан такому погрому, которого не производили и вандалы (Saco di Roma).
   *
   Устройство наемных войск было в общем следующее: государь или чаще лицо, взявшее, на себя антрепризу формирования армии, поручало вербовку антрепренерам меньшего масштаба -- известным среди ремесленников военного дела полковникам, последние выбирали 10-18 капитанов и поручали им формировать роты, до 400 человек в каждой Над всеми этими ротами полковник учинял свой регимент свое правление. В ротах было очень небольшое количество офицеров Лучшие солдаты получали двойное жалованье. Обычная норма солдатского жалованья -- 4 гульдена в месяц, капитал -- 40 гульденов, полковник -- 400 гульденов, кроме того, полковник и капитан имели право на казенный счет содержать драбантов, т. е. телохранителей.
   *
   Для расчета жалованья, месяц считался с 1-го числа до сражения. [164] С каждого боевого столкновений или штурма города считался новый месяц. Важнее жалованья для солдата часто была возможность пограбить. Добыча шла в раздел, за исключением пушек и пороха, которые полностью поступали в распоряжение капитана. Были попытки точнее регламентировать грабеж; курфюрст саксонский Иоганн Фридрих указывал, что в своей или нейтральной стране солдаты имеют право угонять лошадей, но не прочий крупный скот, имеют право забирать съестное, но без взлома замков в шкафах и сундуках.
   *
   ...Прообраз будущих уставов -- коренится еще в уставе гуситов, составленном Яном Жижкой. Наемник ознакомлялся с этим прообразом устава и клялся соблюдать его в точности. Основной смысл присяги весьма разнообразно составленных артикулов -- обязать наемника не образовывать солдатского коллектива, профессионального союза для защиты своих интересов. Каждый солдат может жаловаться только за самого себя. Заявления должны делаться не толпой, а через выборных лучших солдат на двойном жалованье.
   *
   Артикулы обычно содержали указания, что неаккуратная выплата жалованья не должна вызывать нетерпения и не оправдывает отказа от выполнения служебных обязанностей. Солдат, не получивший полностью жалованья, не имеет права отказываться от штурма города или от преследования отступающего врага. Гарнизонные солдаты обязываются выполнять строительные работы оборонительного характера.
   *
   Солдат обязуется не оказывать сопротивления профосу при аресте товарища-солдата. В случае драки -- не имеет права звать на помощь земляков -- "нацию". Право солдата драться на дуэли подвергалось разнообразным ограничениям в артикулах: иногда он обязуется драться на дуэли только в определенном месте, иногда -- только в определенное время (утром), иногда он стесняется в выборе оружия (не огнестрельное и вообще не смертельное).
   *
   В XVII веке солдат был освобожден от гражданской юрисдикции и за свои преступления отвечал только перед военным судом. Нормально суд творился в открытом заседании и формировался по образцу суда присяжных, причем наблюдалось, чтобы последние были по старшинству не ниже подсудимого. Президиум образовывался фельдмаршалом, который ведал распределением добычи, и двумя старыми, опытными воинами -- профосом и старостой. Кроме этого организованного суда, в первый период существования наемных банд процветала демократическая форма полевого суда, имевшая характер суда Линча; этот "суд длинного копья" или "суд рядового бойца" имел право состояться лишь с разрешения командира полка; вместе с переходом к постоянным армиям эта форма полевого суда исчезла.
   *
   Офицеры наемной пехоты являлись ее вождями и передовыми бойцами, но отнюдь не учителями и воспитателями своих солдат. Ни один артикул не возлагал на наемного солдата обязанности выходить на учение.
   *
   Капитаны наемников, по социальному происхождению, представляли огромную пестроту. Одним из первых и популярнейших вождей ландскнехтов был сапожник Мартын Шварц из Нюренберга, посвященный впоследствии за храбрость в рыцари. Монлюк, гасконец, сам выслужившийся из простых лучников в маршалы Франции и участвовавший во многих войнах Франции XVI столетия, пишет в своих комментариях, что он мог бы привести многочисленные примеры французов низкого происхождения, которые, благодаря военной карьере, достигли высоких чинов. Брантом приводит пример четырех капитанов, которые начали жизненное поприще слугами. Посмотреть на них, никто бы не сказал, что они когда-нибудь были лакеями.
   *
   В случае смотра, для пополнения численности полка, в строй ставились пасволанты, летучие, взятые на прокат люди, обычно слуги, иногда переодетые женщины. Обычаи того времени не позволяли, в случае обнаружения такого мошенничества, вменить его в вину действительно виновным -- полковнику и капитану, но устав требовал, чтобы статисту, изображавшему солдата, был отрезан нос, чтобы он не мог продолжать работу подставного лица.
   *
   Заготовка оружия, обмундирования, продовольствия лежала целиком на солдате, который должен был жить на получаемое жалованье.
   *
   В случае болезни или ранения, на медицинскую помощь наемнику не приходилось рассчитывать. Чтобы обеспечить себе уход в случае ранения,. чтобы было кому-нибудь позаботиться о приготовлении пищи, о приобретении продовольствия, наемник имел обыкновенно женщину.
   *
   За наемной частью в поход следовало огромное число женщин, частью с сильной нагрузкой продовольствия и необходимого в походе белья. Со многими женщинами тащились и их дети. На 6-10 наемников, смотря по выговоренным условиям, полагалась одна повозка. Таким образом, создавался громадный, но совершенно неустроенный тыл.
   *
   Демобилизация наемных войск связана была с тяжелыми переживаниями, как для начальства, так и для населения. У Вальгаузена, переводом труда коего "Kriegskunst zu Fuss" является первый русский устав, дан драматический очерк сведения счетов с начальством, вызовов на, дуэли, грабежей и избиений. Вальгаузен находит, что было бы гораздо правильнее не распускать вовсе полки с заключением мира. Но это требование, высказанное во втором десятилетии XVII века, обогнало историческое развитие на полвека -- государственный аппарат еще недостаточно укрепился, налоговая система была недостаточно продуктивна.
   *
   Демобилизованные кучками бродяжничали и жили грабежом, пока не представлялся случай завербоваться вновь на выгодных условиях. В начале 30-тилетней войны курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм даже издал особый эдикт, устанавливавший размер обязательной милостыни, которую каждый крестьянин должен был подавать демобилизованному.
   *
   Армии наемников несли несравненно большие потери от дезертирства из-за неуплаты жалованья и плохих видов на. добычу, чем ранеными и убитыми в боях. Появился расчет на разложение неприятельской армии: у нас должно хватить средств на большее время, чем у неприятеля, для уплаты жалованья солдатам. Препятствуя правильному снабжению неприятеля, оттесняя неприятеля в разоренный край, мешая подвозу продовольствия к его лагерю, полководец новых веков стремился достичь конечной цели -- заставить противника подчиниться своим требованиям.
   *
  

0x01 graphic

Убийство Валленштейна в Эгере. 

   Наемные армии были очень слабо связаны с государством. В течение тридцатилетней войны император Фердинанд II лично оказался бессилен собрать армию, а безродный авантюрист Валленштейн и граф Эрнст Мансфельд привлекали под свои знамена десятки тысяч солдат.
   *
  

0x01 graphic

Кардинал Ришельё (художник Филипп де Шампань),

прозвище "Красный герцог" (1585-1642) -

государственный секретарь и глава правительства ("главный министр короля") до своей смерти

  
   Частный предприниматель -- кондотьер -- являлся необходимым посредником между государством и войсками. Протестантский полководец граф Бернгард Веймарнский, после смерти Валленштейна (1634 г.), сделал попытку, правда, неудачную, целиком переманить его армию на сторону противников; а Ришелье, после смерти Бернгарда (1639 г.), купил всю его оставшуюся армию, с занимаемыми ею опорными пунктами. Так Франция приобрела Эльзас. Из германских государей первый подал пример и начал сам непосредственно формировать войска курфюрст Баварский Максимилиан I (1597-1651 гг.).
   *
   Начало частной антрепризы, так ярко сказывавшееся на верхах военной организации, проникало всю толщу армии. Части войск представляли полусамостоятельные республики. Полки и роты являлись собственностью их командиров, которые вербовали их, одевали и вооружали своим попечением; эта собственность высоко котировалась на бирже в начале войны и обесценивалась к концу.
  
   *
   Солдат служил под псевдонимом -- "nom de guerre", жил на частной квартире, за отсутствием казармы, одевался не в форменное платье, а по своему вкусу, имел разнокалиберное собственное оружие, свою лошадь, в случае болезни или ранения предоставлялся собственному попечению; государство не обеспечивало его ни на случай инвалидности, ни на старость.
   *
  

0x01 graphic

Людовик XIV де Бурбон, известный как "король-солнце" (1638-1715)

 -- король Франции, царствовал 72 года -- дольше, чем какой-либо другой европейский король в истории

   Обоз представлял частную организацию подрядчика, доставлявшего тяжести своими лошадьми, повозками и подводчиками. Характернее всего начало частной антрепризы выступало в артиллерии; еще при Людовике XIV артиллерист являлся специалистом, техником, имеющим монополию на антрепризу артиллерийской стрельбы; за устройство и вооружение осадной батареи он получал -- на первой параллели за пушку калибром 18 -- 24 фунта 300 ливров, за мортиру -- 200 ливров, на брешь-батарее (венчающей гласис) -- за пушку 400 ливров, за мортиру на гласисе -- 300 ливров, за суточную работу осадной батареи -- с пушки, в зависимости от калибра, 10-20 ливров, с мортиры 16 ливров; снаряды, порох и шанцевый инструмент -- королевские; для работ по устройству и обслуживанию осадной батареи артиллеристу предоставлялось нанимать пехотных солдат с уплатой им 20 су за часовую дневную или ночную работу.
   В случае взятия города, весь металл, имевшийся в городе, в частности бронза (колокола), составлял долю добычи артиллерии; в этой погоне за металлом отражалась еще средневековая бедность в нем.
   *
   Даже первые госпиталя устроенные Ришелье, представляли частную антрепризу: государство уплачивало подрядчику за каждый день пребывания в нем раненого или больного солдата, предоставляя антрепренеру выгадывать себе доход путем экономии на лечении и содержании.
   *
  
   При отсутствии в распоряжении государства обширного класса честных и образованных агентов, обращение к военной антрепризе представлялось столь же естественным, как в начале XIX века к откупу, а не к акцизу; затем предпочтительнее представлялась постройка железных дорог частными обществами, а не государством, а в начале ХХ века являлась выгоднее организация промышленности и торговли частной инициативой. Процесс огосударствливания всегда болезнен, требует нажима сильной центральной власти, вызывает злобную критику защитников прав и свободы частной антрепризы; так было и в военном деле, под жалобами на энергичных представителей военной администрации эпохи Людовика XIV, на стеснение свободы полководца, надо часто понимать протест против всего хода новой истории, против перерождения средневековой цеховой организации в современное капиталистическое государство.
   *
  

0x01 graphic

Франсуа Мишель Летелье.

Портрет работы Я. Ф. Фута.

   В середине XVII века Франция являлась экономически наиболее развитым государством Европы, Кольбер энергично вел ее по пути меркантилизма. На примере преимущественно Франции здесь и будет рассмотрен процесс огосударствливания армии. Главная работа по реформе была выполнена отцом и сыном Летелье: Мишель Летелье, из скромной недворянской семьи, был выдвинут Мазарини на пост статс-секретаря по военным делам, занимал его 25 лет (1643-1668) и получил разрешение передать эту должность сыну. Франсуа Детелье, получивший титул маркиза Лувуа, с 22 лет был помощником своего отца, а 28 лет вступил в управление военным ведомством и 24 года, до смерти, твердой рукой вел преобразование французской армии (1668 -- 1691 г.). Таким образом, почти полвека военное ведомство находилось в руках семьи Летелье, и преобразования шли настойчиво и планомерно. Людовик XIV, провозгласивший, что "государство -- это я", был, главным образом, подписывающий король.
   *
   По мере того, как солдат из временного наемника превращался в пожизненного защитника государства и терял всякие связи в гражданском мире, нужно было позаботиться об организации приюта инвалидам и ветеранам, потерявшим работоспособность. Лувуа с жаром отдался этой задаче и создал в Париже обширное учреждение -- "Дом инвалидов", предназначавшийся для призрения не имевших средств существования отставных офицеров и солдат.
   Первоначально эта задача возлагалась на монастыри, в которые государство распределяло по нескольку калек. В монастырях инвалиды чувствовали себя настолько плохо, что предпочитали идти нищенствовать в город, да и монахи стеснялись посторонних в монастыре и предпочитали давать назначенным им на постой инвалидам отступное.
   Лувуа заменил натуральную повинность монастырей денежной и создал образцовое учреждение; чтобы не ставить призреваемых в унизительное положение содержимых в богадельне, Лувуа сохранил за инвалидами военную организацию; роты из стариков, со стариками командирами, должны были являться примером подрастающим поколениям, живым памятником жестоких войн Людовика XIV.
   *

0x01 graphic

Русские стрельцы XVII века

  
   Двести лет развития военного искусства в России, начиная с Ивана Грозного и до Елизаветы Петровны включительно, надо рассматривать под углом борьбы с нашей отсталостью, азиатская армия отчетливо уяснила свою слабость и стремилась стать европейской.
   Иностранцы вызывались уже в начале XV века, но они становятся лишь при Борисе Годунове заметными в нашей военной организации. Естественно, что Россия, получившая в начале XVII века такие тяжелые удары от Польши, наученной иноземцами, захотела при первой возможности отквитаться, опираясь на тех же иноземцев. Густав-Адольф начал закупать в России значительное количество хлеба.
   На вырученные деньги мы захотели нанять до 5 тысяч иностранцев, при помощи которых рассчитывали отбить у поляков Смоленск -- угрожающую по отношению к Москве позицию, захваченную поляками в Смутное время. "Немецкие" полковники -- Александр Лесли и, Пецнер -- приступили к набору наемников за границей.
   Перед, московским правительством открылась "пропасть, всегда зиявшая своей ужасной пастью" -- расходов на наемников.
   Последние, в момент 30-летней войны, были в цене, особенно в отъезд в Московию. Месячные оклады иностранных офицеров колебались в кавалерии от 420 рублей (прапорщик) до 5.600 рублей (полковник), в пехоте от 245 рублей до 3.500 рублей (в довоенной ценности рублей). Московская казна смогла, с крайним напряжением, выделить до 2 миллионов довоенных рублей, но этого было далёко не достаточно.
   *
   "Кто гроши дает, тому служит" наемник. Не даром Мориц Оранский ставил в центр тяжести своей реформы аккуратную выплату жалованья.
   Последнее было непосильно для Москвы XVII века.
   Начались побеги и развал дисциплины в иноземных полках; боевая ценность последних быстро понизилась.
   "Выезжий немчин", англичанин Ричард Стивенс, несколько раз менял службу -- 2 раза служил Швеции, 3 раза России. Попавшиеся в плен полякам иноземцы спокойно писались к ним на службу.
   *
   После неудачного Смоленского похода, иноземцев пришлось поспешно рассчитать, часть уехала: домой, а часть осела в России и была поверстана местным окладом. Но иноземный офицер, ставший русским помещиком, конечно, терял много драгоценных европейских черт; это хорошо понимало русское правительство, отказавшееся в дальнейшем платить иноземцам старых выездов полный иноземческий оклад жалованья; "ибо иные яко фозалы (вассалы. А. С.) Царского Величества суть". Они также бегали от службы, бывали в нетчиках, приговаривались за то к наказанию кнутом, сажались в тюрьму, "чтобы впредь иным неповадно было".
   *
   Очевидно, вооруженную силу следовало строить не на иноземцах, а на обучении русских людей иноземному строю. Уже в 1630 г. для пополнения 1 рейтарского и 6 пехотных иноземных полков, принимавших участие в Смоленском походе призывались и русские, которые должны были служить под командой иноземцев и учиться у них.
  
   *
   Однако, в русском населении крайне трудно было найти элементы, социально-близкие к тем, которые на Западе шли в наемники. Как ни Западе формирование рейтарских полков являлось возможным только путем набора слоев населения, стоявших не слишком высоко на феодальной лестнице, так как усвоение новой дисциплины являлось безнадежным для рыцарей-баронов, у каждого из которых была своя фантазия, так и у нас пришлось обратиться к использованию наименее обеспеченного слоя "беспоместных детей боярских" с обещанием им "дать по 5 рублей для бедности" (75 довоенных рублей) и с предоставлением права возвратиться на службу на старых основаниях. В дальнейшем, русские полки иноземного строя размножились. К концу XVII столетия у нас насчитывалось уже 48 солдатских и 26 копейных и рейтарских полков.
   Это были своеобразные территориальные части; разбросанные по деревням, они получали небольшое жалованье и жили в несколько худших условиях, чем поместное ополчение; осенью, на 1 месяц в году, они собирались для обучения. Полки делились на роты; по западному образцу, командный состав представлял определенную лестницу военной иерархии -- прапорщик, поручик, капитан, майор, подполковник, полковник.
   *

0x01 graphic

  

"Император Петр I за работой"

Художник Худояров Василий Павлович (1829--1892)

  
   Первоначально Петр Великий стремился устроить комплектование русской армии по западноевропейскому образцу -- вербовкой преимущественно безработного, экономически бесполезного элемента, слонявшегося "симо и офамо".
   Взбунтовавшаяся во время Нарвского сражения против своих иноземных офицеров и наголову разбитая Карлом XII русская армия и представляла преимущественно переодетый в солдатское платье люмпен-пролетариат.
   *
   После этого неудачного опыта Петр Великий отказался от пути подражания и, вместо вербовки, обратился к воинской повинности, установление которой было подготовлено предшествовавшим ходом русской истории. Эта воинская повинность распространялась почти исключительно на крестьянство; до Петра Великого в армию входили даточные люди, крестьяне, поставляемые поместьем за малолетством или болезнью помещика и с монастырских имений. Теперь этот сомнительный элемент стал основным. Вплоть до французской революции русская армия владела монополией на прекрасный элемент комплектования -- крестьянство.
  

0x01 graphic

  

"Ассамблея при Петре I" 1858.

Художник Хлебовский Станислав (1835--1884)

  
  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023