ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Наставление господам генералам и офицерам в день сражения"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Памятник в Рыбацкой слободе, близ Петербурга,

поставленный Екатериной Второй в память того, что в войну со Швецией, в1789 г., жители этой слободы добровольно поставили по одному рекруту с четырех человек.

"Наставление господам генералам и офицерам в день сражения"

("На Западе солдат гоняли в бой, как стадо баранов. Суворов еще тогда требовал и добивался, чтобы "всякий воин понимал свой маневр")...

И. Баграмян

(фрагменты из кн. "Так шли мы к победе")

На Западном фронте

На командном пункте Западного фронта генерала Г. К. Жукова, к моему огорчению, я не застал и представился только члену Военного совета Н. А. Булганину и начальнику штаба фронта генералу В. Д. Соколовскому, которых видел впервые.

Получив от Н. А. Булганина и В. Д. Соколовского ряд указаний и советов по работе в войсках, я на следующий день, 2 июля, уехал в 61-ю армию, штаб которой размещался в районе Белева.

Прибыл я на место поздно вечером. Здесь к этому времени происходила смена командования армии. Генерал-лейтенант М. М. Попов, возглавлявший до этого более полугода 61-ю армию, сдавал свою должность вновь назначенному командарму генерал-лейтенанту П. А. Белову и отправлялся на Брянский фронт.

С Павлом Алексеевичем Беловым мы были старыми друзьями, знали друг друга с 1933 года, когда учились в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он, начиная службу, как и я, в кавалерии, в 1940 году командовал 96-й горнострелковой дивизией в Киевском Особом военном округе, а когда началась война, возглавил 2-й кавкорпус. Встреча наша была самой теплой и товарищеской.

61-й армии предстояло нанести частный удар по болховской группировке врага. Одновременно с ней подобные действия надлежало проводить 16-й и 10-й армиям Западного фронта с целью не допустить группу армий "Центр" на помощь силам вермахта, рвавшимся к Сталинграду и на Северный Кавказ.

Мне было поручено выехать с группой командиров на правое крыло 61-й армии, где готовился вспомогательный удар в направлении Кирейкова.

Наступление армий Западного фронта из-за отсутствия превосходства над противником и прочности его обороны особых территориальных успехов не принесло, но сковало довольно крупные силы гитлеровцев.

Вечером 15 июля по вызову командарма я вернулся в штаб армии. Павел Алексеевич передал мне приказание командующего фронтом срочно ему позвонить. Вскоре в трубке телефона я услышал хорошо знакомый голос Георгия Константиновича. Поздоровавшись, он сказал:

-- Генерал-лейтенант Рокоссовский назначен командующим войсками Брянского фронта. По моему представлению Ставка назначила тебя вместо него командующим шестнадцатой армией. Как ты смотришь на это?

Я выразил свою признательность за высокое доверие со стороны Военного совета фронта и Ставки Верховного Главнокомандования и заверил Г. К. Жукова, что постараюсь на посту командующего армией, как говорится, не ударить в грязь лицом.

Георгий Константинович приказал немедленно выехать в 16-ю и вступить в командование ею.

Попрощавшись с генералом П. А. Беловым и членом Военного совета армии дивизионным комиссаром Д. Г. Дубровским, которые, кстати говоря, за время моего кратковременного пребывания в армии окружили меня вниманием и заботой, я выехал в сопровождении адъютанта старшего лейтенанта Ивана Бокорова в штаб 16-й армии, который располагался в лесу южнее Сухиничей. Ночь была безлунная, темная, поэтому в пути не раз приходилось останавливаться, чтобы убедиться, что мы не сбились с дороги. Кроме того, все осложнялось тем, что войсковой транспорт в ночное время активизировал движение, и нам нередко приходилось пробиваться через пробки, возникавшие на перекрестках дорог, в населенных пунктах, на подходах к мостам.

Справка:

Дубровский Дмитрий Георгиевич (1904 -?) - генерал-лейтенант

-- Родился в 1904 году. Из крестьян.

-- В 1921 году вступил в Красную Армию

-- В 1921 году окончил 73-е Новгородские пехотные курсы

-- В 1924 году стал кандидатом в члены ВКП(б)

-- В ноябре 1924 года назначен командиром отделения 1-й Петроградской пехотной школы

-- В 1925 году окончил Ленинградскую пехотную школу

-- В сентябре 1925 года назначен командиром взвода 62-го Новороссийского стрелкового полка

-- В сентябре 1927 года назначен командиром взвода Ленинградских военно-политических курсов

-- В 1928 году окончил Ленинградские военно-политические курсы

-- В июле 1928 года назначен политруком роты 2-го Нерчинского стрелкового полка

-- В январе 1935 года назначен военкомом 7-го отдельного радиодивизиона ОКДВА

-- В феврале 1938 года назначен вонкомом 32-й стрелковой дивизии

-- В январе 1939 года назначен военкомом 1-й Московской стрелковой дивизии

-- В августе 1939 года назначен военкомом 21-го стрелкового корпуса МВО

-- В сентябре 1939 года назначен членом Военного совета армейской группы войск

-- В 1940 году назначен членом Военного совета 10-й армии

-- В 1940 году Д.Г.Дубровскому присвоено звание дивизионный комиссар

-- 6 декабря 1942 года Д.Г.Дубровскому присвоено звание генерал-майор

-- 11 мая 1949 года Д.Г.Дубровскому присвоено звание генерал-лейтенант

Мысли же мои были заняты предстоящим вступлением в командование 16-й армией. Это событие радовало меня по двум причинам.

Во-первых, как я уже писал, мне хотелось перейти на любую командную работу, и моя просьба, адресованная Верховному Главнокомандующему, была теперь полностью удовлетворена. Во-вторых, назначение именно в 16-ю армию было для меня большой честью.

Это ведь была та самая армия, соединения которой проявили столько мужества и стойкости под Шепетовкой, о чем я подробно говорил в своей первой книге. Затем 16-я под руководством М. Ф. Лукина прославила свои знамена в Смоленском сражении, а под командованием К. К. Рокоссовского -- в битве под Москвой. Конечно, состав армии менялся, но традиции героизма, высокого понимания долга перед Родиной, несомненно, сохранялись и крепли в этом прославленном объединении.

Задумывался я, само собой разумеется, и над трудностями, которые ожидали меня на посту командарма. Чтобы их осилить, думалось мне, прежде всего надо опереться на коллектив управления и штаба, на всех коммунистов в соединениях и частях.

Преодолев все ночные дорожные передряги, к раннему утру мы наконец добрались до штаба 16-й армии, который находился в лесу, близ села Чваново, и был неплохо замаскирован.

Начальник штаба генерал Михаил Сергеевич Малинин и член Военного совета дивизионный комиссар Алексей Андреевич Лобачев ознакомили меня в самых общих чертах с обстановкой, сложившейся в полосе действий армии к моему приезду, и пригласили к завтраку.

Константин Константинович Рокоссовский еще 12 июля, передав командование армией начальнику штаба, убыл на Брянский фронт.

Из беседы с Лобачевым и Малининым я узнал, что из-за все возраставшего сопротивления противника 16-я армия, наносившая частный удар на жиздринском направлении, вынуждена была два дня назад прекратить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах. На следующий день из штаба фронта был получен приказ о переходе войск армии к обороне во всей полосе ее действий.

Справка:

Малинин Михаил Сергеевич (16 декабря 1899 -- 24 января 1960) -- генерал армии. Герой Советского Союза (1945).

-- Родился в селе Полутино Галичского уезда Костромской губернии, ныне в составе Антроповского района Костромской области в семье крестьян.

-- Работал плотником в родном селе.

-- С 1919 года служил в рядах РККА.

-- Служил красноармейцем в 6-м запасном стрелковом полку в Костромской губернии, неоднократно участвовал в боевых операциях по подавлению контрреволюционных мятежей и крестьянских выступлений на территории губернии в годы Гражданской войны.

-- В 1921 году вступил в ряды РКП(б).

-- В 1922 году закончил 2-ю Московскую пехотную школу, а в 1923 году -- курсы среднего комсостава.

-- С 1922 по 1928 годы служил в 42-м стрелковом полку Московского военного округа на должностях командира взвода, помощника командира роты, начальника полковой школы и командира батальона.

-- По окончании Военной академии имени М. В. Фрунзе в 1931 году был направлен в Уральский военный округ, где был назначен на должность начальника штаба полка, в мае 1932 года -- на должность начальника отделения штаба 45-й стрелковой дивизии.

-- В 1933 году закончил академические курсы при Военной академии моторизации и механизации РККА.

-- До 1937 года служил в Забайкальском военном округе. Назначен начальником отдела штаба механизированного корпуса, а в октябре 1933 года -- на должность начальника штаба 20-й мотомехбригады, а затем -- на должность начальника отдела штаба округа.

-- С сентября 1936 года командовал 32-й механизированной бригадой того же округ.

-- В декабре 1937 года был переведён на должность преподавателя тактики Ленинградских бронетанковых курсов усовершенствования командного состава.

-- С ноября 1938 года работал старшим преподавателем, с апреля 1940 года -- начальником тактического цикла курсов.

-- С декабря 1939 по март 1940 года был откомандирован с курсов на фронт Советско-финской войны, где воевал в должности начальника оперативного отдела штаба 9-й армии, затем -- заместителя начальника штаба 9-й армии по тылу.

-- В апреле 1940 года был назначен на должность начальника штаба 7-го механизированного корпуса (Московский военный округ).

-- В составе корпуса в первые дни войны был переброшен на Западный фронт.

-- 19 августа 1941 года был назначен на должность начальника штаба 16-й армии Западного фронта.

-- После назначения К. К. Рокоссовского на должность командующего войсками Брянского фронта 16 июля 1942 года генерал-майор М. С. Малинин был назначен на должность начальника штаба Брянского фронта.

-- 30 сентября 1942 года вместе с назначением К. К. Рокоссовского на должность командующего, был назначен начальником штаба Донского фронта.

-- При переименованиях фронта в Белорусский фронт в октябре 1943 года и в 1-й Белорусский фронт в феврале 1944 года оставался начальником штаба фронта.

-- Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года за умелое управление войсками фронтов и проявленные при этом личное мужество и героизм генерал-полковнику Михаилу Сергеевичу Малинину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".

-- В июле 1945 года был назначен на должность начальника штаба Группы советских оккупационных войск в Германии,

-- В 1948 году -- на должность начальника Главного штаба -- заместителя Главнокомандующего Сухопутных войск СССР.

-- С 1950 года -- первый заместитель, а с 1951 года -- Главный инспектор Советской Армии.

-- С 1952 года до последних дней жизни -- первый заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР.

-- В ходе Венгерского восстания 1956 года находился в Венгрии, где принимал участие в разработке и осуществлении планов действий советских войск, за что был награждён орденом Кутузова 1-й степени.

-- В 1952--1956 годах являлся кандидатом в члены ЦК КПСС. В 1956--1960 годах -- член Центральной ревизионной комиссии КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 3-4 созывов (с 1950).

-- Михаил Сергеевич Малинин умер 24 января 1960 года в Москве.

-- Похоронен на Новодевичьем кладбище

После вывода в резерв фронта нескольких соединений и частей усиления в составе 16-й остались три корпусных управления (5-го гвардейского стрелкового, 1-го гвардейского кавалерийского и 10-го танкового), семь стрелковых дивизий, четыре стрелковые и три танковые бригады, ряд частей усиления. Этими силами надо было оборонять полосу шириной до 70 километров, надежно прикрываясь от удара противника из района Жиздры на Сухиничи. Передний край обороны проходил в 20 километрах севернее Жиздры по рубежу от Шипиловки до устья реки Катерянки и далее по течению рек Жиздра и Рессета до Моилова.

По данным нашей разведки, перед фронтом армии противник имел в непосредственном соприкосновении с нашими соединениями до семи танковых и пехотных дивизий, причем три танковые и две пехотные дивизии были развернуты против правого фланга 16-й, где местность в глубине расположения наших войск, в отличие от остальной полосы обороны, была безлесная, открытая, удобная для наступления крупными силами.

Слушая доклад о сложившейся обстановке и предложения по переходу к обороне, я, собственно говоря, и ознакомился с боевым составом войск, командованием, штабом и политотделом армии.

Очень хорошее впечатление произвел на меня генерал М. С. Малинин.

Он грамотно и четко охарактеризовал обстановку, сложившуюся в последние дни в полосе действии армии, выделил основные направления, на которых следует создать наиболее прочную оборону, а затем детально изложил предложения по ее организации, разработанные штабом.

Выслушав доклад Михаила Сергеевича, а также мнение командующих родами войск и начальников служб по интересовавшим меня вопросам, я объявил свое решение об организации обороны и приказал штабу подготовить все необходимые распоряжения по передислокации войск и занятию полосы обороны в новой группировке.

В период ознакомления с войсками и при подготовке обороны большую помощь оказал мне член Военного совета дивизионный комиссар Алексей Андреевич Лобачев -- зрелый кадровый политработник, обладавший большим опытом политического руководства войсками армии в боевых условиях.

Неплохое впечатление произвел на меня второй член Военного совета полковой комиссар Ф. В. Яшечкин. Ои в мирное время в армии не служил, попал в ее ряды по общей мобилизации в начале войны и, конечно, еще не успел приобрести достаточного опыта работы в армейских условиях. Зато Филипп Васильевич имел инженерное образование, был молод, быстро и не без успеха усваивал основы военного дела. Яшечкину было поручено заниматься вопросами партийно-политического обеспечения работы армейского тыла.

Справка:

Лобачёв Алексей Андреевич (1903 -- 29 мая 1964) -- политработник. Генерал-майор.

-- Родился в 1903 году.

-- Приёмный сын в семье крестьян деревни Зонино, Медынского уезда, Калужской губернии.

-- В РККА с 1919.

-- Член РКП(б) с 1920.

-- Участник Гражданской войны.

-- В 1923 году окончил 1-ю Объединённую командную школу им. ВЦИК.

-- Затем командир взвода (с сентября 1923), затем командир (с октября 1925) и политрук (с мая 1926) роты 37-го стрелкового полка 13-й стрелковой дивизии.

-- С августа 1928 года -- в запасе РККА.

-- С июля 1933 года -- преподаватель политэкономии, отв. секретарь парткомиссии Объединённой кавалерийской школы.

-- В 1938 году окончил Военно-политическую академию им. В. И. Ленина.

-- С июля 1938 года -- исполняющий должность военкома, военком (с июня 1939) 23-го стрелкового корпуса, с августа 1938 года -- начальник политотдела Бобруйской армейской группы войск.

-- С февраля 1939 года -- начальник политуправления MBO, с июня 1940 года -- член военного совета 16 армии.

-- Встретил начало войны в должности члена военного совета 16 армии. Оправившись от ранения, 19 ноября 1942 года вернулся на фронт в 20-ю армию, куда был назначен членом Военного совета.

-- 6 декабря 1942 года присвоено звание генерал-майор.

-- Член военного совета 3-го Прибалтийского фронта (управление создано на основе управления 20-й армии)

-- На третий день после парада Победы я был вызван в Главное политическое управление и получил назначение в Восточно-Сибирский округ членом Военного совета.

-- Умер 29 мая 1964 года в Москве.

Яшечкин Филипп Васильевич (1906--1975) -- генерал-лейтенант (31.05.1954).

-- Родился в с. Клечетово Рогнединского района Брянской области.

-- С 1937, после окончания Промышленной академии -- на партийной работе.

-- Май - июль 1938 и.о. второго секретаря Оренбургского обкома ВКП(б)

-- Июль -- ноябрь 1938 второй секретарь Оренбургского обкома ВКП(б)

-- 11.1938 -- 3.1939 зам. зав. Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б)

-- 4.1939 -- 11.1940 зам. зав. отделом в Управлении кадров ЦК ВКП(б)

-- 19.11.1940 -- 11.1941 зам. наркома Госконтроля СССР по кадрам

-- 09.12.1941 -- 28.2.1942 член Военного Совета 58-й резервной армии, полковой комиссар

-- 21.06.1942 -- 30.04.1943 член Военного Совета 16-й армии,

-- 16.04.1943 -- 19.04.1944 член Военного Совета 11-й гвардейской армии, полковник (12.05.1942)

-- 19.04. -- 16.10.1944 начальник Политического управления III Прибалтийского фронта, генерал-майор (28.7.1944)

-- 20.10.1944 -- 6.1945 начальник Политического управления I Украинского фронта,

-- 6 -- 8.1945 начальник Политического управления Центральной группы войск,

-- 11.1945 -- 5.1946 на излечении в госпитале (Москва)

-- 5.1946 -- 1950 заместитель начальника Автомобильного управления Тыла Вооружённых Сил.

-- В 1949 окончил Военную академию им. Ворошилова.

-- 1950--1953 член Военного Совета Воронежского военного округа,

-- 1953--1956 член Военного Совета Северной группы войск, генерал-лейтенант (31.5.1954)

-- 1956--1969 начальник Политического отдела Высших командных курсов "Выстрел".

-- С 1969 на пенсии.

-- Умер в январе 1975 г., похоронен в Москве на Введенском кладбище.

На протяжении нескольких дней я внимательно изучал весь руководящий состав армейского аппарата и убедился, что коллектив подобран удачно и хорошо сколочен для руководства войсками армии в сложной боевой обстановке.

Особенно запомнились мне заместитель командующего армией генерал-майор К. П. Трубников, командующий артиллерией генерал-майор артиллерии В. И. Казаков, командующий бронетанковыми войсками полковник Г. Я. Орел, начальник связи полковник П. Я. Максименко, начальник тыла генерал-майор Ф. З. Лазаревич, начальник политотдела полковник Д. Ф. Романов.

Трубников Кузьма Петрович (27 октября 1888 -- 16 января 1974) -- генерал-полковник.

-- Родился в селе Гатище Ливенского уезда Орловской губернии, ныне Воловского района Липецкой области.

-- В русской армии с 1909 года.

-- Службу проходил в Лейб-гвардии Семёновского полку.

-- В годы Первой мировой войны взводный унтер-офицер, затем младший офицер роты, начальник команды пеших разведчиков, поручик.

-- Участвовал в Брусиловском прорыве.

-- Кавалер четырёх солдатских Георгиевских крестов.

-- В Красной Армии с 1918 года.

-- В годы Гражданской войны командовал взводом, затем ротой, батальоном, полком, стрелковой бригадой.

-- В 1927 году окончил КУВНАС при Военной академии имени М. В. Фрунзе.

-- Командовал полком, 25 (Чапаевской) дивизией.

-- В июне 1938 года арестован и до февраля 1940 года находился в тюрьме НКВД в Харькове, на Холодной горе.

-- В конце марта 1940 года восстановлен в рядах РККА и направлен на преподавательскую работу.

-- Через месяц после начала Великой Отечественной войны К. П. Трубников назначен командиром 258-й стрелковой дивизии 50-й армии Западного фронта

-- С ноября 1941 года командовал 217-й стрелковой дивизией той же армии.

-- С июня 1942 года -- заместитель командующего 16-й армией, а с октября -- заместитель командующего Донским фронтом.

-- В апреле по сентябрь -- командующий 10-й гвардейской армией, участвовавшей в освобождении города Ельни.

-- В сентябре 1944 года назначен заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом, а вскоре заместителем командующего 2-м Белорусским фронтом.

-- На Параде Победы 1945 года генерал-полковник Трубников возглавлял сводный полк 2-го Белорусского фронта.

-- После войны -- заместитель и помощник главнокомандующего, и.о. главнокомандующего Северной группой войск.

-- С 1951 года -- в отставке.

-- Умер 16 января 1974 года в Москве.

Надо сказать, что коллектив штаба и управления складывался в суровых условиях первых месяцев войны, прошел жестокое испытание огнем.

А. А. Лобачев прибыл на Западный фронт вместе с первыми соединениями армии из Забайкалья в начале июля и с этого времени не расставался с 16-й.

М. С. Малинин, В. И. Казаков, Г. Я. Орел, П. Я. Максименко начали работу с К. К. Рокоссовским, когда он еще командовал группой войск в районе Ярцева. Все они пришли из полевого управления 7-го механизированного корпуса генерала В. И. Виноградова, который понес большие потери в начале июля 1941 года. Но его штаб полностью сохранился и представлял собой хорошо слаженный руководящий механизм.

Генерал К. П. Трубников пришел в армию позднее, уже в 1942 году, но, как говорится, очень хорошо вписался в ее руководящий коллектив.

Забегая вперед, скажу, что работать со многими из названных товарищей по разным причинам мне пришлось недолго.

Так, например, поскольку часть войск и аппарата управления Брянского фронта, которым стал командовать К. К. Рокоссовский, передавалась новому Воронежскому фронту, Константин Константинович попросил Ставку направить в его распоряжение генералов Малинина, Казакова, полковников Орла и Максименко.

Лишь Федор Захарович Лазаревич был моим заместителем по тылу все время, пока я командовал 16-й. Это был очень опытный командир, участник гражданской войны, старый коммунист, выходец из глубинного уголка Витебщины.

Конечно, если бы все члены этого четко слаженного управленческого коллектива, состоявшего из командиров высокой профессиональной квалификации, остались на своих постах в армии, руководить войсками мне с самого начала было бы значительно легче, упростился бы и период моего становления как командарма, то есть процесс врастания в новую роль, овладения всеми тонкостями тех функций командующего, которые отличают его деятельность от штабной работы.

Но, как я уже упомянул, этого не произошло. Однако новый руководящий коллектив, хотя и складывался в ходе подготовки и проведения операции, постепенно стал очень действенным и вполне соответствовавшим своему назначению.

Во многом помогло мне то, что начальником оперативного отдела штаба армии и заместителем начальника штаба стал очень опытный и всесторонне одаренным штабной работник -- полковник Федор Николаевич Бобков.

Он был моим ровесником, 1897 года рождения, в Красной Армии служил с 1918 года, активно участвовал в гражданской войне в должности командира роты, причем с 1919 года по 1926 год проходил службу в 25-й Чапаевской дивизии.

До войны Федор Николаевич окончил курсы "Выстрел", разведывательные курсы, а в 1941 году Военную академию им. М. В. Фрунзе. Отечественную начал начальником штаба 43-й отдельной стрелковой бригады, затем был начальником штаба 32-й стрелковой дивизии и с этой должности пришел в штаб 16-й армии.

После отъезда генерала Малинина полковник Ф. Н. Бобков, будучи в курсе всех штабных дел, очень помог и мне, и пришедшему на должность начальника штаба генерал-майору Василию Григорьевичу Терентьеву.

И в дальнейшем Федор Николаевич нес на своих плечах едва ли не основную тяжесть всей кропотливой и малозаметной работы, если можно так вы-разиться, чисто штабного характера, поскольку начальники штаба армии по не зависящим от нас обстоятельствам часто менялись.

Незаурядные способности и опыт Бобкова проявились в боевых действиях армии сразу же, поскольку обстановка вскоре стала весьма острой и противоречивой для войск армии.

Очень хорошо показал он себя в ходе Жиздринской операции и битвы под Орлом и Брянском, почти всегда он был со мной на наблюдательных пунктах, откуда осуществлялось управление войсками, ведущими бой, и часто выполнял функции начальника штаба. Оперативный отдел был укомплектован грамотными боевыми командирами, такими, как подполковник А. В. Соколов, майоры И. Ф. Скоков, Ф. Д. Свердлов, Ю. В. Плотников, Н. В. Рягузов, В. С. Бугичев.

Василий Григорьевич Терентьев до прихода в 16-ю командовал последовательно несколькими стрелковыми дивизиями на Западном и Брянском фронтах, в самом начале сорок третьего ушел от нас на ту же делжность в 326-ю дивизию, в конце войны стал командиром 70-го стрелкового корпуса.

Генерал Терентьев по складу своего характера и опыту работы не был штабным работником. Он был, скорее, очень хорошим моим заместителем по командной части, охотно и часто выезжал в войска.

Справка:

Терентьев Василий Григорьевич (3 марта 1899 -- 26 января 1957) -- генерал-лейтенант (2 ноября 1944 года)

-- Родился в станице Ардон (с 1964 года -- Ардон) Северной Осетии -- Алании. Русский.

-- В Русской императорской армии служил с февраля 1915 по май 1917 года.

-- В Первую мировую войну воевал на Кавказском фронте рядовым Карского крепостного военного телеграфа, затем 5-го Кавказского пограничного полка.

-- Получив ранение, лечился в военном госпитале города Тбилиси.

-- С мая 1917 года -- младший унтер-офицер 268-го пехотного запасного полка в городе Эривань.

-- В Красной гвардии с декабря 1917 года.

-- В Красной Армии с апреля 1918 по март 1947 года и с августа 1953 года.

-- Участвовал в Гражданской войне с декабря 1917 года. Был бойцом, а позже -- командиром взвода конных разведчиков Минераловодского красногвардейского отряда.

-- Участвовал в подавлении антисоветского мятежа в Донской области под руководством генералов А. М. Каледина и М. П. Богаевского.

-- С апреля 1918 года воевал на Южном фронте (с октября 1918 года -- в составе 11-й армии) против Терских казаков, белогвардейских войск генералов А. Г. Шкуро , К. К. Мамонтова и А. П. Деникина, был командиром кабардинского кавалерийского дивизиона Святокрестовской кавалерийской дивизии, командиром отдельного эскадрона Минераловодского отряда 11-й армии.

-- С октября 1918 года -- врид командира 11-го кавалерийского полка Святокрестовской кавалерийской дивизии.

-- С декабря 1918 года -- командир вывода 37-го кавалерийского полка 7-й кавалерийской дивизии.

-- С сентября 1919 года -- командир дивизиона 1-го Таманского кавалерийского полка.

-- В 1919 году окончил 5-ю Орловскую школу.

-- Член РКП(б) с 1919 года.

-- С июня 1920 года в составе 11-й армии проходил службу в должностях врид командира: 1-й отдельной Таманской кавалерийской бригады, командира 6-го кавалерийского полка 1-й Кавказской кавалерийской дивизии и 30-го кавалерийского полка 5-й Кубанской кавалерийской дивизии.

-- С января 1921 года -- врид командира 3-й кавалерийской бригады 5-й Кубанской кавалерийской дивизии.

-- Участвовал в боях против войск генерала П. Н. Врангеля и вооруженных формирований Н. И. Махно на Украине.

-- С марта 1921 года учился в Высшей кавалерийской школе РККА в Ленинграде, которую закончил 1923 году.

-- С октября 1923 года служил вместе с Г. К. Жуковым в 7-й Самарской кавалерийской дивизии им. Английского пролетариата, занимал должности командира эскадрона 38-го кавалерийского полка, помощника начальника и начальника штаба 37-го кавалерийского полка, командира дивизиона 1-го кавалерийского полка.

-- С октября 1926 года -- командир и политрук кавалерийского эскадрона 2-й Белорусской стрелковой Краснознамённая дивизии имени М. В. Фрунзе.

-- С сентября 1929 года -- учёба на Восточном факультете Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе, который окончил в 1933 году.

-- В апреле 1933 года назначен командиром-руководителем КУНС по разведке при Разведывательном управлении Генерального штаба РККА.

-- С сентября 1934 года -- врид начальника отделения 5-го отдела Разведывательного управления Генерального штаба РККА.

-- С марта 1936 года -- начальник и комиссар КУНС по разведке и курсов военных переводчиков при Разведывательном управлении Генерального штаба РККА.

-- С сентября 1938 года исполнял должность командира 3-й кавалерийской дивизии 2-го кавалерийского корпуса КОВО.

-- С февраля 1939 года -- командир 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавалерийского корпуса КОВО.

-- С сентября 1939 года -- преподаватель общей тактики Военной академии им. М. В. Фрунзе.

-- С декабря -- на учёбе в Академии Генштаба РККА, которую окончил в 1941 году.

-- В начале Великой Отечественной войны в июле 1941 года был назначен сначала командиром 12-й стрелковой дивизии в МВО, затем в этом же месяце -- командиром 307-й стрелковой дивизии.

-- В сентябре 1941 года 307-я стрелковая дивизия попала в окружение.

-- После выхода из окружения в сентябре 1941 года В. Г. Терентьев находился в распоряжении Военного совета Брянского фронта.

-- С ноября 1941 года -- в распоряжении ГУК НКО СССР.

-- В декабре 1941 года был назначен начальником отдела боевой подготовки штаба 20-й армии (Западный фронт) вновь сформированной по приказу И. В. Сталина 30 ноября 1941 года, командование которой принял генерал-майор А. А. Власов.

-- С марта 1942 года он, являясь командиром 108-й стрелковой дивизии 5-й армии, участвовал в Московской битве, ведя упорные бои в районе города Гжатска.

-- С июля 1942 года -- исполнял должность начальника штаба 16-й армии.

-- 20 декабря 1942 года присвоено воинское звание генерал-майор.

-- С февраля 1943 года -- командир 326-й стрелковой дивизии 16-й армии Западного фронта которая вела бои на Жиздринском направлении.

-- В июне 1943 года 326-я стрелковая дивизия под командованием Терентьева вошла в состав 50-й армии Западного фронта и участвовала в Курской битве северо-восточнее города Людиново.

-- С августа 1943 года командир 70-го стрелкового корпуса.

-- С мая 1944 года и до конца войны воевал в составе 49-й армии 2-го Белорусского фронта, участвовал в Белорусской, Восточно-Прусской, Восточно-Померанской, Берлинской наступательных операциях.

-- 2 ноября 1944 года присвоено воинское звание генерал-лейтенант.

-- После войны с июня 1945 года В. Г. Терентьев занимал должность для особых поручений при Главнокомандующем Группой советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ).

-- С мая 1946 года -- для особых поручений при Главнокомандующем сухопутными войсками Маршале Советского Союза Жукове Г. К..

-- С сентября 1946 года -- начальник курса основного факультета Военной академии им. М. В. Фрунзе.

-- 1 ноября 1947 года был арестован в Москве по "Трофейному делу", и отправлен в Лефортовскую тюрьму, где сидел в одной камере с Давидом Гофштеном

-- 1 ноября 1951 года был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР сроком на 25 лет.

-- В 1953 году после смерти И. В. Сталина и ареста Л. П. Берии, освобожден из заключения и реабилитирован.

-- В августе 1953 года вновь определен в кадры Советской Армии и зачислен в распоряжение ГУК.

-- В феврале 1954 года назначен начальником военной кафедры Московского юридического института.

-- В мае 1954 года приказом министра обороны В. Г. Терентьеву был сохранен стаж выслуги лет в кадрах Советской Армии за период с марта 1947 по август 1953 года.

-- С января 1956 года в отставке.

-- Умер 26 января 1957 года,

-- Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище

Достойными были также преемники генерала В. И. Казакова и полковника Г. Я. Орла -- генерал-майор артиллерии Б. П. Лашин и генерал К. В. Скорняков. То же самое можно сказать и о новом начальнике связи полковнике Якове Митрофановиче Давыденко.

Сколачивание армейского управленческого аппарата из новых людей, не работавших ранее вместе и не знавших командиров соединений, процесс непростой, он может быть связан с определенными издержками -- ведь боевая деятельность войск не прекращается ни на минуту.

Надо сказать, что у нас в армии этот процесс прошел безболезненно, с первых шагов в отношениях между офицерами, генералами сложилась обстановка благожелательности, взаимопомощи, ответственного подхода к любому решению принципиального характера.

Баграмян И.X.

Так шли мы к победе. -- М.: Воениздат, 1977.

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

"Аллегория на победу Екатерины II над турками и татарами". Фрагмент. 1772.

Художник Торелли Стефано (1712-1780)

ВОСПИТАНИЕ ГЕНЕРАЛА И ОФИЦЕРА

КАК ОСНОВА ПОБЕД И ПОРАЖЕНИЙ

Н. Морозов

Первая половина XIX столетия ознаменовалась крупным переломом в жизни нашей армии, переломом, быстро и неожиданно приведшим ее от великой эпохи побед и славы к тяжелым временам поражений и упадка. Блестяще и счастливо начался для нас прошлый век. Победоносная французская армия, предводимая Величайшим Полководцем мира, обойдя с громом побед всю Европу, нашла себе достойную соперницу лишь в лице тогдашней русской армии, которая, не имея на своей стороне ни гениального вождя, ни численного превосходства, тем не менее, оказалась победительницей Великой Армии Наполеона.

Еще в то время, когда Австрия и Пруссия видели лишь одни жестокие поражения, когда их армии совершенно разваливались от первого же столкновения с французами, русская армия одна умела выдерживать бурный натиск наполеоновских войск и давать им жестокий отпор.

В то самое время, когда Франция занесла на славные страницы своей истории Вальми, Джемапп, блестящий Итальянский поход Бонапарта, Маренго, Ульм, Аустерлиц, Йену и Ауарштедт, Россия украсила свою историю Итальянским и Швейцарским походами Суворова, Пултуском, Прейсиш-Эйлау и Гейльсбергом и только, как бы в наказание за недоверие Императора к испытанным Екатерининским вождям и пристрастие к иноземцам, потерпела поражения под Аустерлицем и Фридландом, в первом из которых взялись заправлять австрийские стратеги, а во втором положительно сыграл в поддавки иностранец-главнокомандующий, заведший свою армию в роковую ловушку.

Война 1812 г., в которой русским талантам удалось исправить даже ошибки неудачного первоначального развертывания и в ряде боев не дать Великому Полководцу ни одной решительной победы, является величайшей гордостью нашей армии.

Наконец, походы 1813-1814 гг. окончательно упрочили за русскими славу победителей Наполеона и отвели армии первое место в Европе. Казалось, что отныне уже нет в мире силы, которая могла бы противиться русским...

Но вот прошло всего 13 лет и уже в походе 1828-1829 гг. русская армия далеко не оказалась на прежней высоте, далеко не проявила своей былой мощи; после ряда грубейших ошибок и промахов едва-едва удалось ей справиться с самой отсталой армией Европы.

Таких же недостатков и промахов с нашей стороны полон и 1831 год.

Наконец, Севастопольская кампания окончательно подорвала былую славу армии и показала наше полное бессилие бороться даже с такими отсталыми, кое-как собранными и плохо организованными европейскими армиями, как английская и французская того времени.

Таким образом, от сладкого увлечения блестящим прошлым пришла армия к горькой действительности настоящего.

В чем же причины этого печального явления?

В чем корень зла?

Отчего так быстро и внезапно разрушилась мощь той армии, выдающуюся силу и упорство которой в начале века признал даже наш достойный противник?

Ответы на эти вопросы для нас, военных, имеют не одно только историческое, но и громадное практическое значение.

Давно уже известно, что победа или поражение армии на полях сражений вовсе не является делом случая, не приходит извне, а лежит в самой армии, подготовляется всей ее жизнью в период мира.

И в зависимости от того пути, по которому идет воспитание армии в мирное время, ждут ее на войне или блестящие победы, или позорные неудачи.

Рассмотрев и сравнив состояние армии в период побед и блеска с состоянием ее в период поражений и упадка, указав, таким образом, на причины мощи армии в один период и ее слабости -- в другой, можно этим способом указать и тот единственный, настоящий путь, по которому еще в мирное время должна идти жизнь армии, желающей быть победоносной на полях сражений.

<...>

0x01 graphic

Амазонская рота встречает императрицу Екатерину II в Крыму

НАСЛЕДИЕ ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ

Русская армия начала XIX столетия по многим сторонам своей жизни еще была армией Великой Екатерины, хранила в себе многие заветы славных вождей этого царствования, жила, даже, если можно так выразиться, бредила славными Румянцевскими и Суворовскими победами. И поэтому, чтобы полнее обрисовать армию начала царствования Александра, нельзя не обратиться несколько назад и бросить хотя бы самый беглый взгляд на армию Великой Государыни.

При этом оговорюсь, прежде всего, что дать общую и полную характеристику Екатерининской армии есть задача положительно для меня невозможная как по недостатку места, так и по разнохарактерности этой армии, в которой даже отдельные полки зачастую самым противоположным образом различались между собою, давая картины самых резких и неожиданных контрастов.

Подобное положение дел в армии являлось следствием того, что самыми яркими и типичными чертами Екатерининской армии, чертами, унаследованными еще от Елизаветы, являлись громадная самостоятельность начальников и почти полное отсутствие контроля.

Дух времени был таков, что даже командир полка являлся неограниченным и бесконтрольным хозяином в деле обучения и хозяйства полка.

Боевая же подготовка войск того времени по самому закону всецело зависела от личности их начальника. Устав касался только обучения, "экзерциции", но в производстве маневров и учений допускалась громадная свобода начальников. Они сами вырабатывали для этого свои инструкции, от чего, конечно, происходило сильное разнообразие в обучении войск, но зато, с другой стороны, достигалось и соревнование начальников между собою.

Гораздо худшее влияние имел недостаток контроля, породивший те колоссальные злоупотребления и ту распущенность, которые были присущи многим частям этой армии. Были полки, где вошло в обычай не исключать из списков бежавших и умерших, где распускали по домам часть нижних чинов и присваивали себе положенное на них довольствие. Некоторые полки простирали распущенность свою до самых невероятных пределов. Гвардия же до такой степени мало отвечала понятию "войск", что появился известный проект кн. Репнина -- передать ее из военного ведомства в придворное.

Протекция и фаворитизм тоже свили себе прочное гнездо в армии. Отмечу для примера, что тогда, в обход Петровского закона, по которому для производства в офицеры требовалось пройти тяжелую солдатскую лямку, люди с протекцией стали записывать детей рядовыми в гвардию еще в младенчестве; известен случай зачисления на службу нижним чином еще до рождения.

Нахватав чинов с колыбели, молодые безусые юнцы чуть ли не сразу получали полки и являлись, таким образом, начальниками боевых, заслуженных ветеранов.

Много, очень много темных сторон еще можно найти в жизни этой армии, и все-таки, несмотря на все эти пятна, Екатерининская армия имела за собою и так много хорошего, что с нею не могла и думать равняться ни одна из европейских армий того времени, за исключением революционной французской.

Прежде всего, следует отметить, что Императрица, вообще, сравнительно редко ошибалась в выборе своих помощников, а при этом условии ее система полного доверия и мощи исполнителю была как раз на руку талантливым людям, получавшим широкое поле для развития своих сил и способностей.

Энергичным, независимым и кипучим натурам, не укладывавшимся в рамки обыденной жизни, это царствование, несмотря на фаворитизм и интриги, было более других по нутру; так, безошибочно можно сказать, что только при тогдашней системе мог у нас вырасти и развиться оригинальный Суворовский талант.

Медаль, выбитая в честь фельдмаршала графа П.А. Румянцева-Задунайского. (Лицевая сторона)

Далее, сама Императрица всегда бодрая, живая, энергичная, не унывающая при самых тяжелых обстоятельствах, сумела и в армию влить тот же дух бодрости, энергии и веселья.

"Римляне никогда не считали врагов, а только спрашивали, где они?" -- писала она Румянцеву в ответ на его донесение о превосходных силах турок, и результатом этих слов явилась блестящая Кагульская победа, одержанная 17-ю тысячами против полутораста.

Благодаря достойным тогдашним вождям, дух беспримерной смелости и отваги, доходившей до дерзости, глубоко проник в армию; их же талантами русское военное искусство далеко опередило искусство соседей.

Как раз в то время, когда на Западе военное искусство застыло в мертвых формах и свелось к исполнению хитроумных маршей и контрмаршей, которыми думали решать судьбу войны без помощи сражений, у нас Румянцев первый указал новый путь к победам -- атаковать неприятеля, искать его в поле, причем, весьма образно и рельефно изобразил выгоды наступления перед обороной. "Нападающий, -- писал он, -- до самого конца дела все думает выиграть, а обороняющийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно сделанному на него стремлению".

Следующим наивысшим выразителем этого же смелого наступательного духа тогдашней армии явился Суворов, как известно, вовсе не признававший ни отступления, ни обороны.

"Шаг назад -- смерть! Вперед два, три и десять -- позволю".

"Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая по конце, худая ли, добрая ли, рассказчиками также храброю называется".

Обладая громадным военным и общим образованием, зная несколько языков, выписывая положительно все лучшие журналы Европы, этот Великий человек рекомендовал широкое военное образование и своим подчиненным. "Генералу, -- говорил он, -- необходимо непрерывное образование себя науками с помощью чтения". "Читай Юлия Кесаря, Аннибала и Бонапарта", -- отвечал он на вопрос, как сделаться хорошим полководцем, указав, таким образом, тот же путь к познанию военного дела, какой впоследствии указал и Наполеон. Замечательно при этом, что в Наполеоне прозрел он Великого Полководца только за один его поход 1796-1797 гг.

Следом за Румянцевым и Суворовым тянется целая "стая славных Екатерининских орлов".

Фельдъегерь Екатерининского времени

Большой здравый смысл, верный взгляд, громадная независимая воля и энергия -- общая печать этих личностей.

Неудивительно, что часть армии, прошедшая серьезную боевую школу под руководством подобных начальников, действительно могла считать себя первой в Европе и с избытком искупала все недостатки и грехи другой части.

Насколько же идеи лучших вождей Екатерининского царствования опередили не только свою эпоху, но во многом и нынешнее время, можно видеть из следующих заметок.

Требуя еще тогда широкой инициативы от подчиненных, Суворов в Польскую войну писал: "Спрашиваться старших накрепко воспрещаю, но каждому командиру в его окружности делать мятежникам самому собою скорый и крепкий удар, под взысканием за малую деятельность".

В то время, когда на Западе солдат гоняли в бой, как стадо баранов, когда ныне выражение "они не знали" стало эпитетом минувшей войны, Суворов еще тогда требовал и добивался, чтобы "всякий воин понимал свой маневр". В то время, когда на Западе все обучение войск сводилось к параду и исполнению тех замысловатых построений, которыми Фридрих на закате своих дней морочил Европу, у нас еще Устав 1763 г. постановил "учить войска только тому, что им придется делать на войне".

После минувшей войны мы открыли Америку в виде применения войск к местности и приписали необходимость этого исключительно новым условиям боя, а между тем у нас же правила для обучения егерей 1789 г. гласили: "Приучать к проворному беганью, подпалзывать скрытыми местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни и кусты возвышенные, укрывшись стрелять и, ложась на спину, заряжать ружье...".

"Наставление господам пехотным офицерам в день сражения" (1812 года), проникнутое Суворовским духом, прямо требует от начальников применять к местности свои части, причем только воспрещает отводить их для этого назад.

До самого последнего времени у нас не сознавали значение огня в бою и осмеливались даже ссылаться при этом на авторитет Суворова, цепляясь за одну его фразу и не понимая его духа; а на самом деле -- как бы в насмешку над своими мнимыми последователями -- Великий Полководец как раз требовал от своих войск, и весьма настойчиво, хорошей и меткой стрельбы, причем добивался, чтобы на каждого солдата в бою было не менее 100 патронов -- количество по тогдашнему времени колоссальное.

Потемкин-Таврический. Памятник Потемкину в Херсоне.

Дальше же всего шагнули Екатерининские генералы в деле воспитания войск и истинной дисциплины.

В то самое время, когда на Западе личность подчиненного унижалась всеми способами, а солдат третировался как существо низшее, когда вся дисциплина была построена на палке капрала, которой, по выражению Фридриха, солдат должен был бояться больше, чем пули неприятеля, у нас еще Потемкин, будучи президентом военной коллегии, требовал самого внимательного отношения начальников к подчиненным и, в частности, относительно нижних чинов напоминал, что "солдат есть название честное, коим и первые чины именуются".

Еще дальше пошел Румянцев, совершенно уничтоживший в своей армии побои.

"Однако же, -- пишет по этому поводу удивленный современник, -- при всем том дисциплина и чиноначалие в должном уважении оставались".

В это же время Суворов допускал и возражения низшего высшему с тем только, чтобы оно делалось пристойно, наедине, а не во многолюдстве, иначе будет буйством.

Даже вопроса о форме одежды коснулись вожди того времени, и взгляд Потемкина по этому поводу обличает в нем большой здравый смысл и верный, чисто практический военный взгляд.

В то время, когда вся Европа занималась перешиванием своих форм на прусский образец, видя спасение в этишкетах, петлицах, клапанах прусского покроя, Потемкин, добиваясь отмены в армии прусского костюма, введенного Петром III, писал: "В России, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством того времени, а наши, не зная прямой цели вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, ружейных приемах и прочем. Занимая же себя таковою дрянью, и до сего времени не знают еще самых важных вещей... Словом, одежда войск наших и амуниция такова, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата; тем паче, что он взят будучи из крестьян (в тридцать лет почти), узнает уже узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокрушающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением. Платье -- чтобы было солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени, иждивения и слуг, чего у солдата быть не может".

При подобных взглядах и направлении, царившем в среде главных руководителей армии, нечего удивляться, что 34-летнее царствование Екатерины оставило глубокий след в нашей армии; в ней воспиталось целое поколение, всецело проникнутое здравыми, чисто военными взглядами.

Бурное четырехлетнее царствование Павла пронеслось, как вихрь, над Екатерининской армией, многое переломало и испортило, но не могло вырвать с корнем тех добрых задатков, которые внедрились за предыдущую эпоху, и, как увидим ниже, эти добрые задатки не раз проявляли себя в тяжелую годину наполеоновских войн.

0x01 graphic

Александр I . Его дача близ Павловска.

Вожди нашей армии в наполеоновскую эпоху

Теперь, дав посильную характеристику Екатерининской армии, перейду к ее наследнице -- к армии начала царствования Императора Александра, чтобы рассмотрением последней отметить, в чем же заключался остаток мощи, таившийся в русской армии в эту эпоху и давший возможность ей одной из всех европейских армий тягаться с дотоле непобедимой армией Наполеона.

Прежде всего, остановлюсь на командном составе армии и постараюсь обрисовать те личности, в руках которых находилась судьба ее в эту годину и высокими качествами которых не раз спасалась она.

0x01 graphic

"Русские в 1812 году" 1855.

Художник Пржецлавский Константин Леонардович (1827 - 1876)

Из ряда блестящих имен эпохи, прежде всего, выделяется имя героя Отечественной войны, Главнокомандующего кн. Голенищева-Кутузова Смоленского, слишком хорошо известного всякому русскому.

Ученик и любимец Суворова, этот, как его называет Д. Давыдов, Фабий наполеоновских войн впервые прославил имя свое в штурме Измаила, после которого Суворов сказал: "Мы с Кутузовым хорошо понимаем друг друга. Если бы Измаил не был взят, ни меня, ни его не было бы в живых".

Еще в 1805 г., поставленный в критическое положение после сдачи Макка под Ульмом и захвата французами Вены, Кутузов не только ловко уводит свою 40 тыс. армию от удара 200 тыс. армии Наполеона, но еще успевает нанести поражение отделившемуся корпусу Мортье. Перед Аустерлицем он с бессмертным кн. Багратионом видел, куда ведут армию австрийские стратеги и молодые русские флигель-адъютанты, и не его вина, что на представления об этом Император ответил словами: "Это вас не касается".

И вот, по меткому выражению Шильдера, в наказание за то, что "молодые флигель-адъютанты назло ему проиграли сражение", Кутузов находится в опале до 1812 г., когда по желанию общества и вопреки отношению Императора он вновь становится во главе армии и делается победителем Наполеона.

В Кутузове нет, конечно, ни гения, ни энергии Суворова.

Но зато в нем налицо громадный ум, здравый взгляд, отличное образование, колоссальная опытность и хладнокровие. Его ни в чем не мог провести сам Наполеон, звавший с досадой своего опытного противника "старой лисицей". Приблизительно так же охарактеризовал его и Суворов словами: "Хитер, хитер. Его и Рибас не обманет". И нельзя не сказать, что именно такой вождь, проницательный и спокойный, и нужен был для борьбы с Наполеоном в той армии, где уже не было гения.

Нелюбимый Императором, преследуемый бездной интриг и сплетен со стороны Беннигсена и Барклая, восстановивших против него даже рыцарски благородного и открытого Ермолова, Кутузов удержался среди всего этого и сумел остаться обаятельным и великим.

Это был воистину народный вождь, сильный неограниченным доверием и беспредельной любовью войск и народа.

Портрет П. И. Багратиона.

Художник В. А. Тропинин, 1815 г.

Следующей звездой первой величины является бессмертный кн. Багратион.

Лучшей его характеристикой может служить следующая характеристика, данная князю его подчиненным.

"Князь Петр Иванович Багратион столь знаменитый по своему изумительному мужеству, высокому бескорыстию, решительности и деятельности, не получил, к несчастью, никакого образования... Высокие природные его дарования, мужество, деятельность и неподражаемая бдительность, заменившие ему сведения, обратили на него внимание Великого Суворова, которого он, можно сказать, был правою рукою в бессмертной Итальянской кампании... Он почерпнул в этой бессмертной войне ту быстроту в действиях, то искусство в изворотах, ту внезапность в нападениях, то единство в натиске, которые приобрел 1 ему полную доверенность, неограниченную любовь и глубокое уважение всей армии.

В течение пятилетней моей службы при кн. Багратионе в качестве адъютанта его я во время военных действий не видел его иначе, как одетым днем и ночью. Сон его был весьма короткий -- три, много четыре часа в сутки и то с пробудами, -- ибо каждый приезжий с аванпостов должен был будить его, если известие, им привезенное, того стоило...

Невзирая на свое невежество, этот Ахилл наполеоновских войн постиг силою одного своего гения основные правила военного искусства; несмотря на значительное превосходство в сведениях своих подчиненных, он умел всегда сохранить преимущество своего сана, без оскорбления чьего бы то ни было самолюбия. Величественная поступь и осанка князя, орлиный взгляд его, производили обаятельное на всех действие". Жестоко заблуждается тот, кто видит в князе Багратионе только храброго генерала, простого рубаку. Всей своей боевой карьерой опровергает он это в высшей степени несправедливое и ошибочное мнение.

Для того чтобы составить себе славу на тяжелой, ответственной должности авангардного, или арьергардного, начальника, мало одной личной храбрости, недостаточно и умения разбираться на небольшом поле сражения; для этого в каждый момент надо уметь понять и оценить всю стратегическую обстановку, быстро найтись и принять верное решение, без всякой указки старшего начальника. И этим умением в высокой степени отличался кн. Багратион, ведь недаром же его оценил сам Суворов, которого не удивить было одной храбростью. К сожалению, однако, личность Багратиона с этой точки зрения до сей поры не разобрана и не оценена по достоинству.

Все мы знаем Шенграбен как образец упорства Багратиона в бою, но мало кому известен гораздо более великий его подвиг, спасший армию в 1807г. и в полном блеске обнаруживший талант князя как военачальника.

В январе 1807 г. неудачные распоряжения Беннигсена ставят русскую армию в опасное положение: она разбросана и сообщения отходят от фланга. Пользуясь этим, Наполеон готовит свой гениальный план, грозящий нам полной гибелью. Главнокомандующий не подозревает опасности и не обращает внимания на донесения шпионов о передвижениях французов. Наполеон уже готовит свой удар, и в тот момент, когда, по выражению Леттов-Форбека, "корсиканский лев уже готовился сделать прыжок", кавалерия кн. Багратиона перехватывает два приказания Бертье. По отрывочным данным этих приказаний князь сумел сразу разгадать весь план Наполеона и, будучи младшим из всех начальников отрядов, помимо Главнокомандующего решился распорядиться сосредоточением армии, причем своими действиями не только расстроил весь план Наполеона, но и лишил Императора содействия целого корпуса на все время Эйлауской операции.

Не менее велик Багратион и в операциях 2-й армии в первую половину 1812 года, когда он не исполняет троекратного, письменно повторенного повеления Императора и, действуя по обстановке на свой страх, спасает армию и уводит ее из ловушки, приготовленной Наполеоном.

Будем надеяться, что когда-нибудь этот бессмертный витязь получит наконец верную оценку своей боевой деятельности и своего таланта как один из тех удивительнейших самородков, которые и без широкого образования могут быть выдающимися военачальниками.

Портрет А. П. Ермолова кисти П. Захарова-Чеченца, примерно 1843 год.

Следующей не менее крупной величиной в среде командного состава армии, бесспорно, является Ермолов.

"Он представлял редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляли также его отличительные свойства".

Будучи весьма образованным человеком, Ермолов обладал очень острым языком, который доставил ему массу неприятностей. Как горячий патриот, он вместе с кн. Багратионом являлся одним из главных сторонников русской партии и горячо боролся против иноземцев, пользовавшихся таким влиянием при дворе Императора.

Известна его просьба о производстве в "немцы", его язвительный вопрос в приемной Императора:

"Простите, господа, не говорит ли здесь хоть кто-нибудь по-русски?"

Но поразительно при этом, что язык Ермолова, весьма колкий в разговоре со старшими, совершенно изменялся по отношению к младшим, которые всегда находили в нем самого ревностного, смелого и правдивого защитника своих прав. Характерно, что он не только никогда не позволял себе ни малейшей дерзости или невнимания относительно младших (особенно провинившихся), но выслушивал все справедливые возражения своих подчиненных. И наряду с этим старшим он зачастую говорил совершенно непозволительные дерзости.

Так, в 1805 г. в бытность свою еще батарейным командиром, на замечание, полученное за худых лошадей от смотревшего его батарею грозного Аракчеева, подполковник Ермолов не убоялся ответить: "По службе, В. Сиятельство, наша участь часто зависит от скотов". Смысл фразы был хорошо понят Аракчеевым.

В тех случаях, когда дело касалось убеждений Ермолова, заставить его поступить вопреки своим взглядам было не под силу и Государю. Так, на одном из франкфуртских парадов в 1813 году Император за какую-то ошибку при церемониальном марше приказал Ермолову арестовать начальника дивизии. Ермолов, не сочувствуя этому взысканию, отказался исполнить повеление Александра, когда же приказание было повторено, то ответил, что он в таком случае пришлет собственную шпагу, но не будет уже иметь подлости взять ее обратно. Этим все дело и кончилось.

Ум, простота и приветливость Ермолова создали ему в армии такое обаяние, с которым равнялось только обаяние князей Багратиона и Раевского.

Фельдъегерь, привезший в 1826 г. в Петербург присяжные листы кавказской армии, своими словами весьма рельефно выразил это великое обаяние имени Ермолова.

"Алексей Петрович, -- сказал он, -- так боготворим в Грузии, что, если бы он велел присягнуть персидскому шаху, все бы тотчас это сделали" (Д. Давыдов).

Впоследствии, уже находясь в немилости, Ермолов, вопреки общему правилу, продолжал служить кумиром России. Так, в Московском благородном собрании при появлении Ермолова вставали и первыми кланялись ему все знакомые и незнакомые, не только мужчины, но и дамы; всякий извозчик знал дом, где жил "Алексей Петрович", со всеми ласковый и всем одинаково доступный.

В истории наполеоновских войн имя Ермолова блещет почти во всех сражениях. Начиная с Прейсиш-Эйлау, где с ротой конной артиллерии он по своей инициативе, без всяких приказаний, без прикрытия прискакал к месту катастрофы и огнем остановил наступление французов, чем спас положение армии; с именем Ермолова связаны лучшие страницы нашей истории; особенно же блестяща его деятельность как начальника штаба 1-И армии в 1812 г. у Смоленска, в бою под Лубиным. Крупную роль сыграл он в Бородинском сражении и в пленении корпуса Вандамма под Кульмом, создав себе прочную славу способного военачальника.

Портрет М. Б. Барклай-де-Толли работы Джорджа Доу (1829).

Упомяну и о личности Барклая де Толли, с именем которого тесно связаны события эпохи. Правда, он далеко не отличался благородством своих сподвижников; в письмах его к Александру в 1812 году можно видеть много зависти и недоброжелательства к Кутузову, а в дальнейшей деятельности после 1814 года он явился деятельным помощником Аракчеева по уничтожению русской мощи. Тем не менее, деятельность Барклая как боевого генерала имеет за собою много светлых страниц.

"Барклай де Толли, -- пишет Д. Давыдов, -- с самого начала своего служения обращал на себя внимание своим изумительным мужеством, хладнокровием и отличным знанием дела".

Обучение им 1-И армии перед войной 1812 г. заслуживает особенного внимания. Так, еще тогда он требовал от своих войск ежедневного маневрирования и обращал особенное внимание на умение применяться к местности. Желая развить в подчиненных находчивость, он постоянно практиковал неожиданные нападения на штаб-квартиры соседей; при этом любопытно, что когда один батальонный командир сам произвел неожиданное нападение на штаб-квартиру Барклая и его самого взял в плен, то это доставило Барклаю величайшее удовольствие.

Сумрачный, постоянно угрюмый, бесстрашный, неутомимый и холодный, как мраморная статуя, Барклай своим мужеством и спокойствием вызвал даже поговорку среди солдат: "Поглядя на Барклая, и страх не берет".

Потеряв привязанность армии в первую половину Отечественной войны, он вновь вернул ее своим поведением в Бородинском сражении и своей безупречной боевой деятельностью, конечно, искупил сторицей все свои недостатки.

Далее, говоря о доблестных вождях этой эпохи, нельзя миновать и светлой личности гр. Остермана-Толстого, отличавшегося редким благородством, неимоверным хладнокровием и замечательным упорством в бою.

Снаружи сухой и как будто черствый, а в то же время необыкновенно сердечный, простой и в высшей степени гуманный человек. Характерной его чертой, по свидетельству современников, являлось удивительное спокойствие и ничем не возмутимое присутствие духа в самые критические минуты.

Первый из русских генералов, имел он страшную честь встретить в 1806 году самого Наполеона на поле сражения. Отброшенный на далекое расстояние от армии, без определенных инструкций, мог он весь день 11 декабря наблюдать приготовления к переправе 40 тыс. корпуса Даву. Имея всего 7 тыс., но зная, что армия наша разбросана и не готова к бою, он принял на свой страх смелое решение вступить в бой с самим Наполеоном.

И в темную декабрьскую ночь при зареве запылавшей деревни Помехово, когда одна за другой повалили в атаку густые колонны французов и с одного фланга до другого понеслись грозные крики, указывавшие на присутствие самого Императора, гр. Остерман сохранял свое обычное спокойствие и, отбив ряд атак, только к утру стал отходить к Насельску, дав возможность французам пройти в этот день всего 16 верст и выиграв время на сосредоточение армии.

Таков же он и в боях под Пултуском, Эйлау, Островной. Ему же обязана Россия и Кульмской победой, где сдался в плен целый корпус Вандамма.

Остановлюсь и на личности Раевского, горячо обожаемого любимца войск.

"Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества", -- так характеризует его Пушкин.

Не менее выразительна и характеристика Дениса Давыдова: "Он был всегда одинаков со старшими и равными себе в кругу друзей, знакомых и незнакомых, пред войсками, в пылу битв и среди мира. Он был всегда спокоен, скромен, приветлив, но всегда сознавал силу свою, которая невольно обнаруживалась в его физиономии и взоре при самом спокойном его положении".

Напомню, как на плотине под Салтановкой вывел он перед колонну своих двух сыновей 10 и 16 лет под картечь французской батареи, жертвуя самыми дорогими существами для пользы родины. Еще более велик он в Бородинском сражении, когда, ожидая с минуты на минуту грозного удара французов, он не думает о себе и своей позиции, а без всякого приказания, по одной просьбе, посылает половину своих войск на поддержку атакованному соседу.

Упомяну и о скромном, добродушном, приветливом Дохтурове.

Последним оставляет он поле Аустерлицкого сражения, устраивая арьергард армии. С радостью, совершенно больной несется защищать Смоленск, говоря: "Лучше умирать в поле, чем на постели". Он же выдерживает и упорный бой под Малоярославцем, где рухнула последняя надежда Наполеона открыть себе путь в наши хлебородные губернии.

Не могу обойти молчанием и доблестного Неверовского, "любимца солдат и старшего брата своих офицеров". Подвиг его под Красным, где с шестью тысячами только что набранных рекрут отразил он атаки 15-ти тыс. конницы Мюрата и спас наше положение, есть наилучшее доказательство могучего значения хорошего начальника.

"Я помню, -- пишет Денис Давыдов, -- какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом трудов и кровью чести! Каждый штык ее горел лучом бессмертия! Так некогда смотрели на Багратиона, возвращавшегося к армии в 1805 г. из-под Голлабрюна" (после Шенграбена).

Не утруждая внимания читателей характеристикой остальных героев этой великой нашей годины, перечислю лишь имена, наиболее выдающихся из них, напомню про гр. Витгенштейна -- геройского защитника Петербурга, пылкого, талантливого гр. Каменского, Милорадовича, Коновницына, Багратиона, Воронцова, Палена, Ламберта, Паскевича, Кульнева, лихих артиллеристов гр. Кутайсова и Никитина, отчаянных партизан: Д. Давыдова, Дорохова, Фигнера и Сеславина.

Достаточно и этих кратких характеристик, и даже одного простого перечисления имен, чтобы видеть, какое богатое наследие осталось армии от Екатерининского царствования. Глубоко прав Ермолов, писавший в одном из писем Воронцову (Архив Воронцова) перед 12-м годом, что многие наши генералы превосходят французских по своим качествам и знаниям; правда, наряду с этим он отметил, что в армии был известный процент генералов, совершенно негодных, которых бы не стали держать ни в одной европейской армии, но этот новый тип генерала, о котором речь впереди, еще не был многочислен и, к счастью, не в его руках лежала судьба армии в ту эпоху. В войсках еще преобладал тогда светлый тип генерала старой школы. А эта школа настолько рельефна, настолько разнилась по своим понятиям от новой, что я считаю своим долгом остановиться на нескольких характерных исторических фактах, чтобы резче и рельефнее подчеркнуть, какие богатыри вынесли на своих плечах тяжелую борьбу с Первым Полководцем мира и внесли в нашу историю самые светлые ее страницы.

0x01 graphic

"Благословение ополченца 1812 года".

Художник Лучанинов Иван Васильевич (1781-1824)

В числе характерных черт боевого генерала старой Екатерининской школы самой доминирующей, рельефной чертой приходится поставить его необыкновенное благородство, удивительную способность подавить свое личное честолюбие, забыть свое личное "Я" в те минуты, когда речь шла о пользе и славе родины. В этих случаях наши боевые генералы той эпохи дают положительно изумительные образцы величия, которые в последующих войнах, к сожалению, уже не повторяются, заменяясь совершенно обратным отношением к общему благу.

Граф Пётр Христианович Витгенштейн.

Портрет работы Джорджа Доу.

Как характерен для обрисовки эпохи, например, следующий факт.

В 1813 году после смерти Кутузова Главнокомандующим назначается гр. Витгенштейн.

Три старших генерала обойдены этим назначением, но беспрекословно, без единого звука неудовольствия, подчиняются младшему. Однако вскоре новый главнокомандующий оказывается совсем не на месте: он совершенно не управляется с большой армией, разводит беспорядок и путаницу. Тогда вместо интриг и происков, столь неизбежных в последующее время, происходит нечто весьма удивительное.

Старший из обойденных генералов, Милорадович, прямо отправляется к гр. Витгенштейну, и между ними происходит следующий, для обоих весьма характерный, разговор.

"Зная благородный образ ваших мыслей, -- говорит Милорадович, -- я намерен объясниться с Вами откровенно. Беспорядки в армии умножаются ежедневно, все на Вас ропщут, и благо отечества требует, чтобы назначили на место Ваше другого Главнокомандующего".

Высоким благородством и достоинством блещет и ответ Витгенштейна: "Вы старее меня, и я охотно буду служить под начальством Вашим или другого, которого Император определит на мое место".

Но Милорадович, как настоящий солдат, думал не о себе, а о пользе Родины; место Главнокомандующего представлялось ему не в виде выгодной освобождающейся вакансии, а в виде тяжелого, ответственного поста, занять который не всякому по плечу; забыв совершенно вопрос старшинства, он поехал хлопотать за Барклая, самого младшего из обойденных генералов. "Он не захочет командовать", -- сказал Государь. "Прикажите ему, -- возразил Милорадович. -- Тот изменник, кто в теперешних обстоятельствах осмелится воспротивиться Вашей воле". Таким образом, состоялось назначение Барклая (Шильдер).

Подобным же духом преданности интересам Государства полно и письмо кн. Багратиона Императору в 1809 г., в бытность князя Главнокомандующим Дунайской армией. Вопрос шел о назначении уполномоченного для мирных переговоров с турками, причем Император предоставил кн. Багратиону на выбор одного из трех кандидатов: герцога Ришелье, Алопеуса и гр. Кочубея, оговорившись в письме, что гр. Кочубей не может быть назначен, так как он старше чином князя и таким образом Главнокомандующему придется подчиниться дипломату.

Истинным величием настоящего витязя блещет ответ любимца Суворова: "Хотя гр. Кочубей чином и старше меня, но в деле, столь тесно связанном с пользою, славою и благосостоянием Империи, я в полной мере чужд от всякого личного тщеславия и совершенно готов жертвовать всем, что только может способствовать ко благу отечества моего..." И что эти великие слова не являлись пустой фразой, можно видеть из окончания письма, где князь определенно высказывается именно в пользу гр. Кочубея, говоря: "Однако предпочел бы я природного русского всякому другому ". <...>

Продолжая характеристику блестящих наших генералов, отмечу, что в тогдашних походах нередки такие отрадные явления, как добровольное подчинение старшего младшему, более осведомленному в обстановке.

Да такие поступки и не удивительны со стороны тех, кто жил прежде всего идеей о благе и славе родины, кто не только на словах, но и на деле жертвовал для нее собою.

Касаясь вообще рыцарского благородства тогдашних генералов, считаю грехом обойти и следующий факт.

Сражение при Кульме 17-18 августа 1813 года.

Художник А. Коцебу,

Как известно, Ермолов и гр. Остерман-Толстой были личными врагами.

В Кульмском сражении на долю Остермана выпало руководство войсками. В пылу боя неприятельское ядро оторвало графу левую руку; увезенный на перевязочный пункт, он мужественно перенес ампутацию руки без хлороформа, приказав только вызвать песенников из ближайшего полка.

В командование войсками вступил Ермолов, и бой закончился взятием в плен всего корпуса Вандамма. Реляция об этом сражении была написана самим Ермоловым, и в ней, приписав весь успех непоколебимому мужеству войск и распоряжениям гр. Остермана-Толстого, он почти умолчал о себе.

Толстой, прочитав реляцию, несмотря на жестокие мучения тотчас нацарапал Ермолову следующую записку: "Довольно возблагодарить не могу Ваше Пр-ство, находя только, что Вы мало упомянули о ген. Ермолове, которому я всю истинную справедливость отдавать привычен".

Флигель-адъютанту, привезшему орден Св. Георгия II ст., Толстой сказал: "Этот орден должен принадлежать не мне, а Ермолову". Однако Император утвердил свое первоначальное пожалование. Впоследствии между сторонниками Ермолова и Толстого завязалась горячая полемика по вопросу, кому должна принадлежать честь Кульмской победы. Однако лично ни один из них не принял в ней участия, не снизошел до газетной перебранки, как это стало практиковаться в позднейшие времена.

Кстати, заговорив о гр. Остермане-Толстом, не могу не коснуться происхождения его фамилии, пользуясь этим случаем, чтобы отметить, до какой степени в тогдашнем обществе была велика гордость русским именем. Отец графа носил только фамилию Толстого и был небогатым подполковником армии Екатерины. Женат он был на графине Остерман, внучке известного петровского дипломата. Так как братья графини, владевшие громадными поместьями, были бездетны, и род Остерманов кончался, то старику Толстому предложили присоединить к своей фамилии графскую фамилию Остерманов. Старик был глубоко оскорблен подобным предложением, тем, что к его столбовой русской дворянской фамилии хотели приставить, да еще поставить впереди, фамилию "немецкого лекаришки". И эту переделку удалось произвести только впоследствии с фамилией сына (Лажечников).

Эта гордость генералов того времени своим прошлым, своим именем сквозит и в записках кн. Щербатова, вынужденного в 1807 г. капитулировать в Данциге со своими тремя гарнизонными батальонами вместе с прусским гарнизоном.

"Мне казалось несносным, -- пишет он, -- видеть свое имя в капитуляции; слово сие было ново для русских. Мы брали крепости, но никогда в новейшие времена не бывали в осадах".

Князь окончил размышления тем, что, отпустив свои батальоны в Россию, сам не дал слова французам и отправился в плен. Свое решение он мотивировал тем, что ему, полному сил и здоровья генералу, невозможно было оставаться год в бездействии, когда Россия вела войну; отправившись же в плен, он рассчитывал быть размененным на французского генерала и мог опять принять участие в боях.

А какой высокой гордостью веет от ответа графа Н.М. Каменского второму французскому парламентеру, предложившему ему сдачу в 1807 г. "Вы видите на мне русский мундир и осмеливаетесь предлагать сдачу", -- закричал граф и, повернув лошадь, уехал, прекратив всякие переговоры.

Преклонимся и перед тем колоссальным обаянием, которое умел внушить своим офицерам генерал той эпохи и посредством которого он, прежде всего, управлял своими подчиненными.

Поразительно то безграничное благоговение к своим обожаемым вождям, которым так и веет со многих страниц воспоминаний современников; так и видишь перед собой совершенно особенных людей, видишь богатырей, для которых не могло быть ничего невозможного, потому что они умели владеть сердцем и душою своих подчиненных, могли быть уверены в их бесконечной преданности.

Невольно, перечитывая страницы подобных воспоминаний, проникаешься и сам подобным же благоговением к тем светлым личностям, которые умели быть начальниками не в силу статей дисциплинарного устава, не в силу своих густых эполет, а прежде всего благодаря тому уважению, которое внушал подчиненным их светлый облик.

Конечно, это уважение прежде всего являлось следствием личных достоинств вождя того времени, следствием его высоких рыцарских качеств, но оно в высшей степени усиливалось, доходя до настоящего благоговения, благодаря той удивительной простоте, приветливости и доступности, которыми отличался начальник той эпохи по отношению к своим подчиненным.

0x01 graphic

Символ Екатерины Великой

Эта поразительная манера сохранять свое достоинство и в то же время быть равным среди подчиненных чрезвычайно характерна в лучших генералах того времени.

"Никто не напоминал менее о том, что он начальник, и никто не умел лучше заставить помнить о том своих подчиненных", -- пишет Ермолов о кн. Багратионе. <...>

И в этом отношении, в отношении умения воспитывать свои войска, многому можно поучиться у лучших начальников нашей славной эпохи.

Глубоко ошибется тот, кто подумает, что они достигали популярности и любви слабостью по службе и потаканием своим подчиненным. Наоборот, следует отметить, что в случаях серьезных служебных проступков они были много строже даже начальников следующей суровой эпохи. Так, тот же снисходительный и обожаемый кн. Багратион не задумался разжаловать в рядовые заснувшего ночью караульного начальника Бобруйской гауптвахты.

Но наряду с неумолимой строгостью к серьезным проступкам тогдашнему начальнику и в голову не пришло бы изводить своих подчиненных какими-либо мелочами и требованиями собственного измышления.

Мало того, накладывая взыскание, они подчеркивали, что взыскивают не сами по себе, не по личности, а по службе.

И насколько, вообще, щепетильны были в этом отношении тогдашние начальники, как предпочитали они лучше совсем не наложить взыскания, когда проступок касался их личности, чем подать повод думать, что они взыскивают по личности, можно видеть из следующего факта, касающегося кн. Багратиона.

"Кроме других предосудительных привычек, -- пишет Д. Давыдов, -- нижние чины дозволяли себе разряжать ружья не только после дела, но и во время самой битвы. Проезжая через селение Анкендорф, князь едва не сделался жертвою подобного обычая. Егерь, не видя нас, выстрелил из-за угла дома, находившегося не более 2 сажень от князя; выстрел был прямо направлен в него. Князь давно уже отдал на этот счет строгое приказание и всегда сильно взыскивал с ослушников. Но здесь направление выстрела спасло егеря; ибо князь, полагая, что наказание в этом случае имело бы вид личности, проскакал мимо;но никогда не забуду я орлиного взгляда, брошенного им на виновного".

Медаль, выбитая в честь Чесменской победы. (Оборотная сторона)

Самой же симпатичной, самой высокой чертой тогдашнего рыцаря-генерала являлось бережное его отношение к самолюбию подчиненных.

Ни на словах, ни в приказах не позволяли они себе и тени того глумления, того издевательства над офицерами, какое с такой любовью и прибавлением самых плоских острот стало широко практиковаться в позднейшее время.

Тогдашние начальники слишком серьезно смотрели на свое призвание, слишком высоко ставили свое звание, чтобы унижать его издевательством над беззащитными подчиненными.

К тому же, как истинные военные люди, в самолюбии офицеров они видели не предмет насмешек и глумления, а могущественный рычаг воспитания своих подчиненных.

Наилучшим доказательством справедливости моих слов может служить замечательный приказ одного из деятелей этой эпохи, гр. Витгенштейна.

Этот приказ помещен мною в заключении для удобства сравнения взглядов на офицера в две различные эпохи жизни нашей армии.

Здесь же я ограничусь словами Михайловского-Данилевского о Дохтурове, весьма любопытными для характеристики взглядов той эпохи, когда наша армия так выгодно отличалась от своих западных соседей.

"Дохтуров, -- писал Данилевский, -- был другом солдат и офицеров своих; из них не найдется ни одного, которому бы он сделал неприятность. В обращении с подчиненными не подражал он иностранцам, у которых младший видит в начальнике своем строгого, неумолимого судью, но подражал генералам века Екатерины, которые ласковым обращением с русскими офицерами, служащими из чести, подвигали их на великие предприятия, наполнившие почти волшебною славою правление сей Государыни". "Я никогда не был придворным, -- сказал однажды Дохтуров, -- и не искал милостей в Главных квартирах и у царедворцев, а дорожу любовью войск, которые для меня бесценны".

Как же было и войскам не обожать такого начальника, того, кто любил их такой горячей, бескорыстной любовью, кто во вверенной ему части видел не ступень для дальнейшей карьеры, а свою родную семью.

Для обрисовки типа тогдашнего генерала весьма любопытны и слова Лажечникова об одном из самых строгих генералов -- графе Остермане-Толстом.

"Как начальник войска он был строг, но строгость его заключалась только во взгляде, в двух-трех молниеносных словах, которых боялись больше, нежели распекания иного начальника. Во время командования ни одного офицера не сделал несчастным; всем помогал щедрою рукою. Мелочным интриганом никогда не был, кривыми путями не ходил и не любил тех, кто по ним ходит, никогда не выставлял своих заслуг и ничего не домогался для себя; лести терпеть не мог".

О том же неукротимом и горячем Ермолове хорошо выразился дежурный генерал 2-И армии Марин: "Я люблю видеть сего Ахилла в гневе, из уст которого никогда не вырывается ничего оскорбительного для провинившегося подчиненного".

Взгляды эпохи на отношения к нижним чинам и понятие об истинной дисциплине хорошо вылились в известном "Наставлении господам пехотным офицерам в день сражения".

Здесь можно видеть, как резко различали тогдашние генералы разницу между гуманностью и слабостью, между заботливостью и заигрыванием с солдатом, между истинной дисциплиной, чуждой, однако, мелочных придирок, и распущенностью. Так, "Наставление" гласит: "В некоторых полках есть постыдное заведение, что офицеры и ротные командиры в мирное время строги и взыскательны, а на войне слабы и в команде своих подчиненных нерешительны.

Ничего нет хуже таковых офицеров: они могут иногда казаться хорошими во время мира, но как негодных для настоящей службы их терпеть в полках не должно...

Воля Всемилостивейшего Государя нашего есть, чтобы с солдата взыскивали только за настоящую службу; прежние излишние учения, как-то: многочисленные темпы ружьем и проч. -- уже давно отменены, и офицер при всей возможной за настоящие преступления строгости может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название -- друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше на войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличаться".

Памятник в честь Кагульской битвы, воздвигнутый в Бессарабии

Неудивительно, что при подобных взглядах и обращении начальников с подчиненными многие части армии того времени могли представлять действительно прочную цепь, в которой от генерала и до солдата все жило и думало одной мыслью, одной идеей.

Чем же положительно приходится восторгаться при изучении этой славной эпохи -- это непреклонной волей наших генералов, инициативой и стремлением к взаимной поддержке. Не могли их поколебать и устрашить ни превосходные силы врага, ни присутствие на поле сражения самого Наполеона, что так убийственно действовало на дух и волю генералов других армий. И на каждом шагу мы видим не заботу о своей персоне, о своем отряде, а мысль об общем благе армии, готовность всегда пожертвовать собою, лечь костьми со своим отрядом, если того потребует обстановка, не ожидая приказаний свыше.

Мною уже было отмечено выше подобное величие некоторых генералов того времени, но остановлюсь еще на нескольких примерах, желая подчеркнуть, как зачастую достоинствами частных начальников искупались в эту эпоху многие промахи, ошибки и интриги высшего командования.

Блестящий план декабрьской операции Наполеона в 1806 г. сулил Йену слабой и разбросанной русской армии, тем более, что оба наших корпусных командира, Беннигсен и Буксгевден, враждуя между собою, готовы были один другого подвести под удар, а обезумевший Главнокомандующий отдавал самые нелепые и противоречивые распоряжения, сам даже убеждал всюду солдат бросать ранцы, амуницию и бежать в Россию, так как в армии измена. Между тем благодаря самостоятельности и самоотвержению частных начальников операция закончилась поражением Ланна у Пултуска и безрезультатным арьергардным боем у Голымина. Не будучи в состоянии остановиться на замечательной инициативе многих наших начальников, сведших к таким ничтожным результатам весь план Наполеона, все же не могу не упомянуть о выдающемся поступке Дохтуро-ва, который 14 декабря, имея категорическое приказание корпусного командира отступать, сам вернул уже с марша всю дивизию и, никого не спрашивая, вступил в жестокий бой с двойными силами французов при одном только известии, что вблизи отряд другого корпуса находится в опасности.

Не менее велик и Барклай в январе 1807 г., когда, не боясь ответственности, рискуя всей репутацией, он останавливает 25 января у Гофа, без всяких приказаний, свой 3-тысячный отряд и кладет его весь в неравной борьбе с главными силами Наполеона, теряя знамена и орудия, но спасая армию.

"Настоящее поколение, -- пишет по этому поводу Данилевский, -- не может иметь представления о впечатлении, лалис производило на противников Наполеона известие о появлении его на поле сражения. Но Барклая де Толли оно не поколебало. О хладнокровии его можно было сказать, что, если бы вселенная сокрушалась и грозила подавить его падением, он взирал бы без содрогания на разрушение мира".

Реляция Барклая о мотивах своего решения настолько характерна, настолько хорошо обрисовывает тип тогдашнего генерала, что нельзя не остановиться на ней, тем более что в ней есть кое-что и о службе связи в той армии.

Обелиск в честь Румянцева, на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге

"Во всяком другом случае, -- пишет он, -- я бы заблаговременно ретировался, дабы при таком неравенстве в силах не терять весь деташемент мой без всякой пользы, но через офицеров, которых посылал я в Главную Квартиру, осведомился я, что большая часть армии еще не собрана при Ландсберге, находилась в походе, и никакой позиции занято не было. В рассуждении сего, почел я долгом, лучше со всем отрядом моим пожертвовать собою столь сильному неприятелю, нежели, ретируясь, привлечь неприятеля за собою и через то подвергнуть всю армию опасности". Неудивительно, что против армии, имевшей в своих рядах таких железных вождей, не под силу оказалось бороться и Наполеону, так легко и быстро разметавшему остальные армии Европы.

Не буду останавливаться на великих примерах поведения вождей наших в эту славную эпоху; 1812 год весь блещет их достоинствами, и в этом отношении пред ним спасует и пресловутый 1870 год. Отмечу только, как в наибольшем блеске самостоятельность наших начальников выразилась в двух самых больших сражениях эпохи: Прейсиш-Эйлауском и Бородинском.

Под Прейсиш-Эйлау после жестокого боя французы опрокидывают наш левый фланг; в общем резерве нет ни одного человека, а Главнокомандующий Беннигсен исчезает с поля сражения, отправившись торопить спешивший к армии отряд Лестока. Момент был настолько критический, что гибель всякой другой армии была бы неизбежна, но в русской -- того времени, несмотря на то, что французы были уже в тылу, -- не явилось ни паники, ни речи об отступлении; наоборот, к месту катастрофы бросились части с других участков позиции; по своей инициативе с противоположного фланга прискакали три конные батареи, явились отдельные полки, прискакал все тот же, всюду поспевавший кн. Багратион, бывший не у дел в день боя.

Общими усилиями, никем свыше не объединенными, но тем не менее дружными, французы были не только остановлены, но и отодвинуты назад; удачная атака Выборгского полка, шедшего во главе отряда Лестока, давала надежду на окончательное поражение французов при общей контратаке, но прибывший в это время Беннигсен остановил порыв подчиненных и помешал той контратаке, которая, по свидетельству Бернадотта, дала бы нам не менее 150 орудий и привела бы Наполеона к катастрофе много раньше Березины.

На ночном военном совете решение Беннигсена отступить встретило горячий отпор со стороны его генералов, и дело едва не дошло до дуэли тут же на месте с состоявшим при армии, но не подчиненным Главнокомандующему, генералом.

Тем же духом командного состава блещет и Бородинское сражение, называемое иногда "битвою генералов" по количеству потери начальников.

Утром, когда обозначился удар французов на флеши, кн. Багратион посылает к соседям просить подкреплений, и ни от кого не получил он отказа, никто не стал отговариваться неподчинением князю и отсутствием приказания Главнокомандующего. Даже Раевский, находясь в затруднительном положении, сам ожидая грозного удара французов, прислал князю половину своих резервов.

На этом я заканчиваю характеристику генеральского состава тогдашней армии и в заключение хочу только отметить, как качества генерала отразились на исходе нашей великой борьбы. Мы не выставили против Наполеона ни гениев, ни даже первоклассных талантов. Наши вожди не блистали особенной глубиной своих замыслов, не дали миру великих образцов искусства, никого не удивили своим особенным умением. Недаром мы никак не могли найти соответствующего Главнокомандующего, который мог бы хоть отчасти соперничать с Наполеоном по своим замыслам; самый лучший из них -- Кутузов -- умел только разгадывать планы гениального полководца, отражать его удары, но не мог сам наносить их.

Правда, нельзя отказать нашим генералам ни в таланте, ни в знании, ни в опытности, но все эти качества не поражают своими размерами: такие же таланты можно в любое время найти во всякой армии, знания их тоже не особенно обширны, боевая опытность многих из них до первой встречи с Наполеоном ограничивалась опытом, полученным в обер-офицерских чинах, а то и вовсе отсутствовала, и тем не менее, в роли вождей они сразу же оказались на месте, да еще и в самой ужасающей обстановке.

И этому нечего удивляться. Если тогдашние вожди и не блистали особенными талантами, особой глубиной творчества, то нельзя не преклониться перед их высокими нравственными качествами: удивительным пониманием своего долга, благородным и неустрашимым духом, перед их горячим желанием победы, заставлявшим молчать все личные чувства, перед их непреклонной волей, близостью и глубоким знанием своих подчиненных, уверенностью в своих войсках.

И если каждый из этих генералов в отдельности и думать не может равняться с Наполеоном, то общая их совокупность грозна даже гению.

Даже гению оказалось невозможным справиться с той армией, где ошибки одного генерала тотчас бросались исправлять другие, где для выручки всех из критического положения всегда находился один, готовый жертвовать собою.

Так, благодаря гр. Остерману-Толстому, Барклаю, Дохтурову, кн. Голицыну, кн. Багратиону, Багговуту, гр. Каменскому, Платову, гр. Палену, Коновницыну, Неверовскому, Раевскому, Тучкову, Ермолову и др. провалились гениальные операции Наполеона в декабре 1806 г., январе 1807 г., июне, июле, августе и октябре 1812 г. А ведь каждая из них, кроме последней, грозила разгромом армии. А ведь им еще так благоприятствовали ошибки высшего командования, интриги и вражда в среде других генералов.

Правда, для того чтобы только прийти к простой мысли пожертвовать собою для блага армии или, находясь в опасном положении, все-таки послать свои резервы атакованному соседу, не надо обширного образования, не надо громадных знаний: эта мысль сама по себе доступна всякому простому смертному, обладающему здравым смыслом, не извращенным парадными кунштюками, пригонкой амуниции и т.п. мелочами.

Но если сравнительно легко только дойти до подобной идеи, то совсем иное -- привести ее в исполнение.

Рискнуть не на карте и в кабинете, а в действительности, перед грозным врагом, положить весь свой отряд, без приказания свыше рискнуть жизнью многих людей, потерей орудий и знамен, рискнуть потерей вверенного участка позиции, рискнуть, наконец, всей своей репутацией может не только не всякий, а даже вернее, только особенно воспитанный человек, только тот, кто воспитан в высоких понятиях долга и благородства, кто обладает высокими нравственными качествами. И этим воспитанием, этими качествами в высокой мере обладали тогдашние начальники -- истые витязи, настоящие рыцари долга и чести.

Это не были те позднейшие, наши же, солдаты немецкой складки, душа которых любуется красивыми формами, жаждет вида стройно марширующих батальонов, красиво несущихся эскадронов, ум которых занят одними громкими фразами, которые видят дисциплину в одной жестокой муштре, сами любуются своим высоким чином и положением и с высоты своего величия смотрят на своих подчиненных, как на подвластных рабов, на которых надо наводить трепет.

Это не были и те буржуи, которым дороги больше всего материальные блага, удобства личной жизни, которые и на войне ищут, прежде всего, комфорта и хорошей обстановки.

Это были именно наши русские витязи: простые, скромные, приветливые и в то же время могучие...

Морозов Н.

Воспитание генерала и офицера как основа побед и поражений. Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плац-парада. -- Вильна: Электротипография "Русский почин", 1909. - С. 1-47, 71-127.

0x01 graphic

Верстовой столб в Крыму 1787 г. Екатерины Великой.

Столетие Военного Министерства. Образование и обучение войск, т. IV., ч. I,

кн. 2., отд. 3., вып. I.. стр. 207.

Михневич. Основы русского военного искусства, стр. 67.

Столетие Военного Министерства. Образование и обучение войск. Уставы и наставления.

Военный Сборник. 1902 г. N 7. Наставление господам пехотным офицерам в день сражения, стр. 234.

Русская Старина 1897 г. "От Москвы до Красной Пахры". Цуриков.

Денис Давыдов. Записки, т. I., стр. 122, 129-135.

Д. Давыдов. Записки, т. 1, стр. 142. Материалы для истории современных войн 1806 и 1807 гг.

Русский Вестник. 1864 г. N 5. Статья Погодина.

Шильдер. Император Александр I.

Русская Старина. 1897 г. Март. "Встреча с А.П. Ермоловым" В.М. Щепотьевой.

Русский Вестник 1864 г. N 6. Статья Лажечникова. Записки С.Г. Волконского,

Д. Давыдов. Замечания на некрологию Н.Н. Раевского, т. III, стр. 114,

Из воспоминаний Михайловского-Данилевского. "Русская старина" 1897 г. Июнь.

Петров. Война России с Турцией 1806-1812 гг., т. II. стр. 454.

"Лажечников. Русский Вестник, 1864 г. N 6; Д. Давыдов. "Замечания на некрологию Раевского", т. III. стр. 119.

В. Уч. Архив, отд. II.

Мих. Данилевский. Война с Францией 1806-07 гг.

Записки А.П. Ермолова, ч. I, стр. 101.

Д. Давыдов. Дневник партизанских действий, т. П. стр. 37.

Военный Сборник. 1902. N 7.

Мих. Данилевский. Война 1806-1807 гг. Стр. 178, 179.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 25/01/2015, изменен: 25/01/2015. 114k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 31 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: "На Западе солдат гоняли в бой, как стадо баранов. Суворов еще тогда требовал и добивался, чтобы "всякий воин понимал свой маневр"...

Каменев Анатолий Иванович "Наставление господам генералам и офицерам в день сражения"

Каменев Анатолий Иванович
"Наставление господам генералам и офицерам в день сражения"