ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Не было твердости и единства и в верхах армии"...

"Не было твердости и единства и в верхах армии"...

П.Н. Врангель

0x01 graphic

Штаб дивизии расположился в 18-ти верстах от Кишинева в господском дворе "Ханки".

В самом городе Кишиневе для чинов штаба, приезжавших в город по делам, была отведена небольшая квартира. Части дивизии располагались в окрестных деревнях в 10-12 верстах от города.

Первые дни по приезду генерал Крымов жил большей частью в городе, я же помещался при штабе дивизии в господском дворе "Ханки".

Первого или второго марта в городе впервые стали передаваться слухи о каких-то беспорядках в Петербурге, о демонстрациях рабочих, о вооруженных столкновениях на улицах города.

Ничего определенного, однако, известно не было и слухам не придавали особого значения.

4-го или 5-го марта, в то время, как я сел ужинать, вернулся из города ординарец штаба дивизии Приморского драгунского полка корнет Квитковский и передал мне о слышанных им в городе слухах о всеобщем восстании в Петербурге и о том, что "из среды Думы выделено будто бы Временное Правительство".

Более подробных сведений он дать не мог.

Часов в восемь вечера меня вызвал из города к телефону генерал Крымов. По голосу его я понял, что он сильно взволнован: "В Петербурге восстание, Государь отрекся от престола, сейчас я прочту вам манифест, его завтра надо объявить войскам".

Я просил генерала Крымова обождать и, позвав начальника штаба, приказал ему записывать за мной слова манифеста. Генерал Крымов читал, я громко повторял начальнику штаба отдельные фразы.

Закончив чтение манифеста Государя, генерал Крымов стал читать манифест Великого Князя Михаила Александровича.

После первых же фраз я сказал начальнику штаба: "Это конец, это анархия".

Конечно, самый факт отречения Царя, хотя и вызванный неудовлетворенностью общества, не мог, тем не менее, не потрясти глубоко народ и армию.

Но главное было не в этом.

Опасность была в самой идее уничтожения монархии, исчезновении самого Монарха.

Последние годы Царствования отшатнули от Государя сердца многих сынов отечества.

Армия, как и вся страна, отлично сознавала, что Государь действиями Своими больше всего Сам подрывает престол.

Передача Им власти Сыну или Брату была бы принята народом и армией не очень болезненно. Присягнув новому Государю, русские люди, так же как испокон веков, продолжали бы служить Царю и родине и умирать за "Веру, Царя и Отечество".

Но в настоящих условиях, с падением Царя, пала сама идея власти, в понятии русского народа исчезли все связывающие его обязательства, при этом власть и эти обязательства не могли быть ни чем соответствующим заменены.

Что должен был испытать русский офицер или солдат, сызмальства воспитанный в идее нерушимости присяги и верности Царю, в этих понятиях прошедший службу, видевший в этом главный понятный ему смысл войны...

Надо сказать, что в эти решительные минуты не было ничего сделано со стороны старших руководителей для разъяснения армии происшедшего.

Никаких общих руководящих указаний, никакой попытки овладеть сверху психологией армии не было сделано.

На этой почве неизбежно должен был произойти целый ряд недоразумений.

Разноречивые, подчас совершенно бессмысленные, толкования отречений Государя и Великого Князя (так, один из командиров пехотных полков объяснил своим солдатам, что "Государь сошел с ума"), еще более спутали и затемнили в понятии войск положение.

Я решил сообщить войскам оба манифеста и с полной откровенностью рассказать все то, что было мне известно -- тяжелое положение в тылу, неудовольствие, вызванное в народе многими представителями власти, обманывавшими Государя и тем затруднявшими проведение в стране мира, необходимого в связи с настоящей грозной войной.

Обстоятельства, сопровождавшие отречение Государя, мне неизвестны, но манифест, подписанный Царем, мы, "присягавшие Ему" должны беспрекословно выполнить, так же как и приказ Великого Князя Михаила Александровича, коему Государь доверил Свою власть.

Утром полкам были прочитаны оба акта и даны соответствующие пояснения. Первые впечатления можно характеризовать одним словом -- недоумение.

Неожиданность ошеломила всех.

Офицеры, так же как и солдаты, были озадачены и подавлены.

Первые дни даже разговоров было сравнительно мало, люди притихли, как будто ожидая чего-то, старались понять и разобраться в самих себе.

Лишь в некоторых группах солдатской и чиновничьей интеллигенции (технических команд, писарей, состав некоторых санитарных учреждений) ликовали.

Персонал передовой летучки, в которой, между прочим, находилась моя жена, в день объявления манифеста устроил на радостях ужин; жена, отказавшаяся в нем участвовать, невольно через перегородку слышала большую часть ночи смех, возбужденные речи и пение.

Через день, объехав полки, я проехал к генералу Крымову в Кишинев.

Я застал его в настроении приподнятом, он был весьма оптимистически настроен. Несмотря на то, что в городе повсеместно уже шли митинги и по улицам проходили какие-то демонстрировавшие толпы с красными флагами, где уже попадались отдельные солдаты из местного запасного батальона, он не придавал этому никакого значения; он искренне продолжал верить, что это переворот, а не начало всероссийской смуты.

Он горячо доказывал, что армия, скованная на фронте, не будет увлечена в политическую борьбу, и "что было бы гораздо хуже, ежели бы все это произошло после войны, а особенно во время демобилизации... Тогда армия просто бы разбежалась домой с оружием в руках и стала бы сама наводить порядки".

От него я узнал впервые список членов Временного Правительства.

Из всех них один Гучков был относительно близок к армии, -- он находился в составе Красного Креста в Японскую кампанию, а последние годы состоял в Думе представителем комиссии военной обороны, с 1915 же года во главе военно-промышленного комитета.

Однако, назначение военным министром человека не военного, да еще во время войны, не могло не вызвать многих сомнений.

Генерал Крымов, близко знавший Гучкова, возлагал на него огромные надежды: "О, Александр Иванович -- это государственный человек, он знает армию не хуже нас с вами. Неужели же всякие Шуваевы только потому, что всю жизнь просидели в военном министерстве, лучше его. Да они ему в подметки не годятся..."

Справка:

0x01 graphic

-- Гучков Александр Иванович (14 октября 1862 -- 14 февраля 1936). Из московской купеческой семьи.

-- Получил образование на историко-филологическом факультете Московского университета (1886). Недолгое время служил в Нижнем Новгороде, московских городских учреждениях. Член Московской городской управы, затем гласный городской думы.

-- Много путешествовал, служил младшим офицером в казачьей сотне в охране КВЖД (1897--1899), вступил добровольцем в вооруженные силы буров в 1900 и попал в плен к англичанам, в 1903 был в Македонии во время восстания против турок.

-- Во время Русско-японской войны -- главноуполномоченный Красного Креста в действующей армии.

-- В 1902--1908 директор Московского учетного банка, в дальнейшем занимался предпринимательской деятельностью (к 1917 имел состояние порядка 600--700 тыс. руб.). Действительный статский советник.

-- Один из создателей и с 1906 председатель ЦК партии "Союз 17 октября".

-- В 1907 избран в Государственный совет; затем -- в III Думу, в связи с чем сложил полномочия члена верхней палаты.

-- С 8 марта 1910 по 14 марта 1911 председатель Думы

-- Выборы в IV Думу по Москве проиграл.

-- После начала мировой войны работал в учреждениях Красного Креста. Организатор военно-промышленных комитетов и с июля 1915 председатель Центрального военно-промышленного комитета.

-- С лета 1915 один из лидеров Прогрессивного блока; рассматривался наряду с М.В. Родзянко и кн. Г.Е. Львовым в качестве возможного кандидата оппозиции на пост премьера.

-- В 1916 -- начале 1917 сторонник радикального пути разрешения внутренних проблем страны, один из организаторов заговора, целью которого было осуществление дворцового переворота.

-- 28 февраля 1917 Гучков был избран членом Военной комиссии Временного комитета Государственной думы, затем становится председателем этой комиссии.

-- В дни революции был комиссаром Временного комитета по Военному министерству.

-- 2 марта вместе с В.В. Шульгиным принял в Пскове отречение Николая II от престола.

-- Со 2 марта по 2 мая 1917 военный и морской министр в первом составе Временного правительства. Один из организаторов так называемого "корниловского мятежа".

-- После Октябрьской революции участник белого движения.

-- С 1919 в эмиграции.

-- Скончался в Париже.

Имя князя Львова было известно, как председателя Земского Союза, он имел репутацию честного человека и патриота.

Милюков и Шингарев были известны, как главные представители кадетской партии -- талантливые ораторы... Были и имена совсем неизвестные -- Терещенко, Некрасов... Действенного, сильного человека, способного схватить и удержать в своей руке колеблющуюся власть, среди всех этих имен не было.

Крымов передал мне и первые петербургские газеты. Сведения о всем происходившем там, приведенные речи некоторых членов Думы и самочинно образовавшегося совета рабочих и солдатских депутатов предвещали мало хорошего.

С места образовалось двоевластие и Временное Правительство, видимо, не чувствовало в себе силы с ним бороться. В речах даже наиболее правых ораторов чувствовалось желание подделаться под революционную демократию...

Больно ударили меня по сердцу впервые прозвучавшие слова о необходимости "примирить" солдат и офицеров, потребовать от офицеров "уважения к личности солдата".

Об этом говорил Милюков в своей речи 2-го марта, когда в залах Таврического дворца он впервые упоминал об отречении Государя в пользу Брата...

Последующие дни подтвердили мою тревогу; все яснее становилось, что смута и развал в тылу растут, что чуждые армии и слабые духом люди, ставшие во главе страны, не сумеют уберечь армию от попыток увлечь ее в водоворот.

Появился и приказ N1.

Как-то рано утром генерал Крымов вызвал меня к телефону, он просил меня немедленно прибыть в Кишинев: "Заберите с собой необходимые вещи", -- предупредил он, -- "я прошу вас сегодня же выехать в Петербург".

Я застал генерала Крымова за письмом. В красных чакчирах, сбросив китель, он сидел за письменным столом, вокруг него на столе, креслах и полу лежал ряд скомканных газет.

-- Смотрите, -- ткнув пальцем в какую-то газету, заговорил он, -- они с ума сошли, там черт знает, что делается. Я не узнаю Александра Ивановича (Гучкова), как он допускает этих господ залезать в армию. Я пишу ему. Я не могу выехать сам без вызова и оставить в эту минуту дивизию. Прошу вас поехать и повидать Александра Ивановича...

Он стал читать мне письмо. В горячих, дышащих глубокой болью и негодованием строках, он писал об опасности, которая грозит армии, а с нею и всей России. О том, что армия должна быть вне политики, о том, что те, кто трогают эту армию, творят перед родиной преступление...

Среди чтения письма он вдруг, схватив голову обеими руками, разрыдался...

Он заканчивал письмо, прося А.И. Гучкова выслушать меня, предупреждая, что все то, что будет сказано мною, он просит считать, как его собственное мнение.

В тот же вечер я выехал в Петербург.

На станции Жмеринка мы встретили шедший с севера курьерский поезд.

Среди пассажиров оказалось несколько очевидцев последних событий в столице.

Между ними начальник 12-ой кавалерийской дивизии свиты генерал барон Маннергейм (командовавший впоследствии в Финляндии белыми войсками).

От него первого, как очевидца, узнал я подробности столичных народных волнений, измены правительству воинских частей, имевшие место в первые же дни случаи убийства офицеров.

Сам барон Маннергейм должен был в течении трех дней скитаться по городу, меняя квартиры.

Среди жертв обезумевшей толпы и солдат оказалось несколько знакомых: престарелый граф Штакельберг, бывший командир Кавалергардского полка граф Менгден, Лейб-Гусар граф Клейнмихель... Последние два были убиты в Луге своими же солдатами запасных частей гвардейской кавалерии.

В Киеве между поездами я поехал навестить семью губернского предводителя Безака.

По дороге видел сброшенный толпой с пьедестала, в первые дни после переворота, памятник Столыпина.

Безаки оставили обедать. За обедом я познакомился с только что прибывшим из Петербурга, членом Думы бароном Штейгером и от него узнал подробности того, что происходило в решительные дни в стенах Таврического дворца. От него впервые услышал я хвалебные отзывы о Керенском.

По словам барона Штейгера, это был единственный темпераментный человек в составе правительства, способный владеть толпой.

Ему Россия была обязана тем, что кровопролитие первых дней вовремя остановилось.

На станции Бахмач к нам в вагон сел адъютант Великого Князя Николая Николаевича, полковник граф Менгден. Он оставил в Бахмаче поезд Великого Князя, направлявшегося из Тифлиса в Могилев, где Великий Князь должен был принять главное командование. Граф Менгден ехал в Петербург, где у него оставалась семья -- жена, дети и брат.

Он ничего еще не знал о трагической смерти последнего. Пришлось выполнить тяжелую обязанность сообщить ему об этом. Граф Менгден передал мне, что Великий Князь уже предупрежден о желании Временного Правительства, чтобы Он передал главное командование генералу Алексееву и что Великий Князь решил, избегая лишних осложнений, этому желанию подчиниться.

Я считал это решение Великого Князя роковым.

Великий Князь был чрезвычайно популярен в армии как среди офицеров, так и среди солдат. С Его авторитетом не могли не считаться и все старшие начальники: главнокомандующие фронтов и командующие армиями.

Он один еще мог оградить армию от грозившей ей гибели, на открытую с Ним борьбу Временное Правительство не решилось бы.

В Царском дебаркадер был запружен толпой солдат гвардейских и армейских частей, большинство из них были разукрашены красными бантами.

Было много пьяных.

Толкаясь, смеясь и громко разговаривая, они, несмотря на протесты поездной прислуги, лезли в вагоны, забив все коридоры и вагон-ресторан, где я в это время пил кофе.

Маленький рыжеватый Финляндский драгун с наглым лицом, папироской в зубах и красным бантом на шинели, бесцеремонно сел за соседний столик, занятый сестрой милосердия, и пытался вступить с ней в разговор.

Возмущенная его поведением, сестра стала ему выговаривать. В ответ раздалась площадная брань.

Я вскочил, схватил негодяя за шиворот, и, протащив к выходу, ударом колена выбросил его в коридор. В толпе солдат загудели, однако, никто не решился заступиться за нахала.

Первое, что поразило меня в Петербурге, это огромное количество красных бантов, украшавших почти всех.

Они были видны не только на шатающихся по улицам, в расстегнутых шинелях, без оружия, солдатах, студентах, курсистках, шоферах таксомоторов и извозчиках, но и на щеголеватых штатских и значительном числе офицеров.

Встречались элегантные кареты собственников с кучерами, разукрашенными красными лентами, владельцами экипажей с приколотыми к шубам красными бантами.

Я лично видел несколько старых, заслуженных генералов, которые не побрезгали украсить форменное пальто модным революционным цветом.

В числе прочих я встретил одного из лиц свиты Государя, тоже украсившего себя красным бантом; вензеля были спороты с погон; я не мог не выразить ему моего недоумения увидеть его в этом виде.

Он явно был смущен и пытался отшучиваться: "Что делать, я только одет по форме -- это новая форма одежды..."

Общей трусостью, малодушием и раболепием перед новыми властителями многие перестарались.

Я все эти дни постоянно ходил по городу пешком в генеральской форме с вензелями Наследника Цесаревича на погонах (и, конечно, без красного банта) и за все это время не имел ни одного столкновения.

Эта трусливость и лакейское раболепие русского общества ярко сказались в первые дни смуты, и не только солдаты, младшие офицеры и мелкие чиновники, но и ближайшие к Государю лица и сами члены Императорской Фамилии были тому примером.

С первых же часов опасности Государь был оставлен всеми.

В ужасные часы, пережитые Императрицей и Царскими Детьми в Царском, никто из близких к Царской Семье лиц не поспешил к Ним на помощь.

Великий Князь Кирилл Владимирович сам привел в Думу гвардейских моряков и поспешил "явиться" М.В. Родзянко.

В ряде газет появились "интервью" Великих Князей Кирилла Владимировича и Николая Михайловича, где они самым недостойным образом порочили отрекшегося Царя.

Без возмущения нельзя было читать эти интервью.

Борьба за власть между Думой и самочинным советом рабочих и солдатских депутатов продолжалась, и Временное Правительство, не находившее в себе силы к открытой борьбе, все более становилось на пагубный путь компромиссов.

Гучков отсутствовал в Петербурге.

Я решил его ждать и, зайдя в военное министерство, оставил свой адрес, прося уведомить, когда военный министр вернется.

Через день ко мне на квартиру дали знать по телефону, что министр иностранных дел П.Н. Милюков, осведомившись о приезде моем в Петербург с поручением к А.И. Гучкову, просил меня к себе.

На другой день утром я был принят весьма любезно Милюковым:

-- Александр Иванович Гучков отсутствует, -- сказал мне министр, -- но я имею возможность постоянно с ним сноситься. Я могу переслать ему ваше письмо, а также постараюсь совершенно точно передать ему все то, что вы пожелали бы мне сообщить. Мы с Александром Ивановичем люди разных партий, -- прибавил улыбаясь Милюков, -- но теперь, как вы понимаете, разных партий нет, да и быть не может.

Справка:

0x01 graphic

-- Милюков Павел Николаевич (15 января 1859 -- 31 марта 1943). Из дворян.

-- В Русско-турецкую войну 1877--1878 доброволец в санитарном отраде в Закавказье. Окончил историко-филологический факультет Московского университета (ученик В.О. Ключевского и П.Г. Виноградова), с 1886 приват-доцент.

-- Крупнейший русский историк начала XX в., автор многотомных "Очерков по истории русской культуры" и др. работ. В 1895 уволен из Московского университета и выслан в Рязань.

-- С 1897 преподавал в Софии.

-- Один из лидеров демократического крыла российского либерализма, создателей кадетской партии в 1905, лидером которой оставался на всем протяжении ее существования.

-- Депутат III и IV Дум от Петербурга, бессменный председатель кадетской фракции. Ведущий публицист партии, редактор ее газеты "Речь".

-- Летом 1915 сыграл значительную роль в создании Прогрессивного блока, стратегию и тактику которого впоследствии во многом определял.

-- 1 ноября 1916 выступил в Думе с громкими обвинениями (так и оставшимися недоказанными) в измене премьер-министра Б.В. Штюрмера и окружения императрицы Александры Федоровны.

-- 27 февраля 1917 Милюков был избран членом Временного комитета Государственной думы.

-- Со 2 марта по 1 мая 1917 -- министр иностранных дел Временного правительства; после выхода в отставку перешел в оппозицию к правительству.

-- После Октябрьской революции уехал на юг, участвовал в антибольшевистском движении. В 1918 сторонник германской ориентации.

-- С ноября 1918 жил на Западе.

Передав письмо генерала Крымова министру, я постарался возможно подробнее высказать ему свой взгляд на опасность для армии создавшегося положения.

Я указал ему, что в настоящую минуту, когда особенно необходима твердая дисциплина, надлежит всеми мерами поддерживать престиж начальников, что последние приказы расшатывают дисциплину в армии и сами создают пропасть между офицерским составом и солдатами, что требование дисциплины "лишь только в строю" вредно и бессмысленно.

-- Сейчас война и мы все воины, и офицеры и солдаты, где бы мы ни находились: в окопах, в резерве, или в глубоком тылу, -- мы все время, в сущности, несем службу и находимся "в строю". Новые права солдата, требование обращения к солдатам на "вы", право посещать общественные места, свободно курить, и т. д., хорошему солдату сейчас не нужны.

Русский простолюдин сызмальства привык к обращению на "ты" и в таком обращении не видит для себя обиды; в окопах и на привале русские офицеры и солдаты живут вместе, едят из одного котла и закуривают от одной папироски -- свободным посещением публичных мест, курением и прочими свободами воспользуются лишь такие солдаты, как те, что шатаются ныне по улицам столицы.

Министр слушал меня весьма внимательно, делая пометки все время в блокнот.

-- То, что вы говорите, весьма интересно, я точно передам все это Александру Ивановичу Гучкову. Однако, должен заметить, что те сведения, которыми мы располагаем, то, что мы слышим здесь от представителей армии, освещает вопрос несколько иначе.

-- Это возможно, -- ответил я, -- но позвольте спросить вас, о каких представителях армии вы изволите говорить. О тех, что заседают в совете рабочих и солдатских депутатов, неизвестно кем выбранные и кем назначенные, или о тех, которых я видел только что на улицах города, разукрашенных красными бантами. Поверьте мне, что из хороших офицеров и солдат в Петербурге сейчас находятся лишь те, что лежат в лазаретах, и едва ли они могут быть вашими осведомителями. Я не сомневаюсь, что все прочие, кто случайно находился здесь, сейчас уже поспешили вернуться в свои родные части.

-- Конечно, я не берусь судить, -- Александр Иванович Гучков в этом вопросе компетентнее меня. Вероятно, по его возвращении, он пожелает лично вас видеть.

Пока будьте уверены, я в точности передам все вами сказанное...

Вернувшись домой, я нашел телеграмму генерала Крымова, он сообщал мне, что вызван военным министром в Петербург, что я назначен временно командующим дивизией и должен немедленно вернуться в Кишинев. С большим трудом достав билет, я в тот же вечер выехал из Петербурга.

15-го марта я прибыл в Кишинев.

Генерал Крымов, не дождавшись меня, накануне выехал, с ним уехал и начальник штаба дивизии полковник Самарин.

Полковник Самарин, по приезде в Петербург, был назначен начальником кабинета военного министра; его заместителем оказался генерального штаба подполковник Полковников, донской казак, через несколько дней после моего приезда прибывший к месту службы.

Подполковник Полковников, оказавшийся впоследствии, после корниловских дней, во главе Петербургского военного округа и сыгравший в дни падения Временного Правительства столь печальную роль, в должности начальника штаба дивизии оказался способным, толковым и дельным работником.

Мы переживали тяжелое время.

Власть из рук Временного Правительства все более и более ускользала.

Это правительство оказывалось бессильным противостоять притязаниям самочинного совета рабочих и солдатских депутатов.

В армии ясно чувствовали все грозные последствия этой слабости и колебания, и инстинктивно стремились эту власть подкрепить.

Ряд войсковых частей обращался с заявлениями к председателю правительства, в коих указывалось на готовность поддержать новую власть и бороться со всеми попытками внести анархию в страну.

Такого характера заявления вынесли и все полки Уссурийской дивизии.

К сожалению, Временное Правительство не сумело, да, по-видимому, и не решалось опереться на предлагаемую ему самими войсками помощь.

Александр Иванович Гучков, который в это время объезжал главнокомандующих фронтами, принимая депутации от разного рода частей, неизменно громко заявлял, что правительство ни в какой помощи не нуждается, что никакого двоевластия нет, что работа правительства и совета рабочих и солдатских депутатов происходит в полном единении.

Не было твердости и единства и в верхах армии.

Вместо того, чтобы столковаться и встать единодушно и решительно на защиту вверенных им войск, старшие военачальники действовали вразброд каждый за себя, не считаясь с пользой общего дела.

В то время, как генерал граф Келлер, отказавшись присягнуть Временному Правительству, пропускал мимо себя, прощаясь с ними, свои старые полки под звуки национального гимна, генерала Брусилова несли перед фронтом войск, в разукрашенном красными бантами кресле, революционные солдаты...

<...>

Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников -- одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством.

Мера эта была глубоко ошибочна.

Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь оттого, что имели где-то руку, но, тем не менее, смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время, не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии.

От генерала Крымова я узнал подробности кровавых кронштадских дней, стоивших жизни лучшим офицерам балтийского флота, погибшим от руки матросов.

Генерал Крымов, повидавши Гучкова, М. В. Родзянко, Терещенко и других своих политических друзей, вернулся значительно подбодренный.

По его словам, Временное Правительство, несмотря на кажущуюся слабость, было достаточно сильно, чтобы взять движение в свои руки. Необходимость этого якобы в полной мере учитывалась членами Временного Правительства.

Главной поддержкой Временного Правительства, помимо широких кругов общественности и значительной части армии, должны были быть, по мнению генерала Крымова, казаки.

На казачество возлагал он огромные надежды, и прямо объявлял, что "теперь надо делать ставку на казаков". Желая сохранить в своем командовании родную дивизию и решив "ставить на казаков", генерал Крымов выхлопотал включение в состав 3-го конного корпуса Уссурийской конной дивизии.

С утверждением генерала Крымова командиром 3-го конного корпуса я назначался на должность начальника Уссурийской конной дивизии.

Надежд, возлагаемых генералом Крымовым на казаков, я не разделял.

Прожив детство и юность на Дону, проведя Японскую войну в рядах Забайкальского казачьего полка, командуя в настоящую войну казачьим полком, бригадой и дивизией, в состав коих входили полки трех казачьих войск, -- я отлично знал казаков.

Я считал, что они легко могут стать орудием в руках известных политических кругов.

Свойственное казакам испокон стремление обособиться представляло в настоящую минуту, когда значительная часть армии состояла из не казаков, а казачьи части были вкраплены в целый ряд регулярных дивизий, немалую опасность.

Я считал, что борьба с развалом должна вестись иными путями, не ставкой на какую-либо часть армии, а дружным единением верхов армии и сплоченностью самой армии.

Но генерала Крымова трудно было переубедить.

Он весь увлечен новой идеей.

Это с места учли некоторые элементы -- в полках стало заметно среди офицеров деление на казаков и не казаков.

В Нерчинском казачьем полку, где особенно было много офицеров, переведенных из регулярных частей, этот вопрос стал наиболее остро.

Несколько офицеров подали рапорта о переводе их в регулярные части.

Я решил откровенно переговорить с генералом Крымовым:

-- Я не разделяю, Александр Михайлович, возлагаемой вами надежды на казаков. Дай Бог, чтобы я ошибался. Во всяком случае, раз вы делаете эту ставку, то следует избегать всего, что так или иначе может помешать. Сам я не казак, большую часть службы провел в регулярных частях, едва ли при этих условиях я буду полезен делу, как ваш ближайший помощник...

Генерал Крымов, видимо, понимал меня и не особенно удерживал.

Он предложил написать военному министру и начальнику штаба Верховного Главнокомандующего, ходатайствуя о предоставлении мне в командование регулярной дивизии.

Попрощавшись с Приморским драгунским и родным Нерчинским полком, устроившим мне горячие проводы, я, 5-го апреля, в первый день Пасхи выехал в Петербург.

***

Я застал Петербург необыкновенно оживленным. С раннего утра и до поздней ночи улицы города были наполнены толпами народа. Большую часть их составляли воинские чины.

Занятия в казармах нигде не велись и солдаты целый день и большую часть ночи проводили на улицах.

Количество красных бантов, утеряв прелесть новизны, по сравнению с первыми днями революции, поуменьшилось, но зато неряшливость и разнузданность как будто еще увеличились.

Без оружия, большей частью в расстегнутых шинелях, с папиросой в зубах и карманами, полными семечек, солдаты толпами ходили по тротуару, никому не отдавая чести и толкая прохожих.

Щелканье семечек в эти дни стало почему-то непременным занятием "революционного народа", а так как со времени "свобод" улицы почти не убирались, то тротуары и мостовые были сплошь покрыты шелухой.

С большинства аптек и вывесок придворных поставщиков, в стремлении уничтожить "ненавистные признаки самодержавия", толпой в первые дни революции были сорваны орлы, и отсутствие на привычных местах вывесок производило впечатление какого-то разгрома.

В Таврическом дворце, городской думе, во всех общественных местах, на площадях и углах улиц ежедневно во все часы шли митинги.

Это была какая-то вакханалия словоизвержения.

Казалось, что столетиями молчавший обыватель ныне спешил наговориться досыта, нагнать утерянное время.

Сплошь и рядом, в каком-либо ресторане, театре, кинематографе, во время антракта или между двумя музыкальными номерами какой-нибудь словоохотливый оратор влезал на стул и начинал говорить. Ему отвечал другой, третий и начинался своеобразный митинг.

Страницы прессы сплошь заняты были речами членов Временного Правительства, членов совета рабочих и солдатских депутатов, речами разного рода делегаций.

Темы были всегда одни и те же: осуждение старого режима, апология "бескровной революции", провозглашение "продолжения борьбы до победного конца", (до "мира без аннексий и контрибуций" тогда еще не договорились), восхваление "завоеваний революции".

Спасать Россию уже не собирались, говорили лишь о спасении "завоеваний революции".

Формула эта стала наиболее ходячей и в невольном стремлении сделать ее более удобоваримой договорились до "спасения революции", получилось что-то безграмотное и бессмысленное.

Борьба между Временным Правительством и советом рабочих и солдатских депутатов продолжалась.

Справка:

-- Александр Михайлович Крымов (23 октября 1871 -- 31 августа 1917 Петроград) -- русский генерал, участник заговора А. И. Гучкова с целью дворцового переворота.

-- Из дворян Варшавской губернии.

-- Учился в Псковском кадетском корпусе.

-- В 1892 окончил Павловское военное училище.

-- В 1902 окончил Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду. Участник русско-японской войны 1904--1905, во время которой служил в штабе IV Сибирского АК.

-- С 4 ноября 1906 -- делопроизводитель мобилизационного отделения Главного штаба, с 14.3.1909 мобилизационного отделения ГУ ГШ. С 19 сентября 1910 -- начальник отделения ГУГШ.

-- С 15.7.1911 командир 1-го Аргунского полка Забайкальского казачьего войска. С 25 ноября 1913 -- и.д. генерала для поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа генерале A.В. Самсонове.

-- После начала первой мировой войны 18 августа 1914 назначен и.д. генерала для поручений при штабе 2-й армии, которой командовал A.В. Самсонов.

-- Ещё задолго до февральской революции Крымов был близок к думской оппозиции Николаю II.

-- В январе 1917 Крымов выехал в Петроград.

-- После февральской революции, 14 марта Крымов снова выехал в Петроград для переговоров с Гучковым.

-- После того как командующий 3-м конным корпусом Ф. А. Келлер отказался приводить корпус к присяге Временному Правительству, за что 5 апреля 1917 года был уволен из армии, на его место был назначен Крымов.

-- 30 августа к Крымову по поручению Керенского, испытывавшего неподдельный страх перед "дикой" дивизией Крымова, прибыл начальник кабинета военного министра полковник Самарин, бывший ранее начштаба уссурийской конной дивизии Крымова, с предложением отправиться для переговоров в Петроград.

-- Крымов решил ехать. Он прибыл к Керенскому, где представил ему свои объяснения произошедших событий и после предложения Керенского о сдаче полномочий и скрытого шантажа, понял, что оказался в ловушке, устроенной Керенским с целью выманить его и отделив от верных ему частей, насильно изолировать.

-- Узнав действительную суть планов Керенского, осознав измену и своё положение фактического пленника у безумного властолюбца, а так же невозможность что-либо изменить, унизительным допросам и аресту Крымов предпочёл смерть. Выйдя из кабинета Керенского генерал Александр Михайлович Крымов застрелился.

Надо отдать справедливость левым элементам, они действовали решительно и определенно шли к намеченной цели. Временное Правительство, в правой его части, наоборот, все время явно избегало решительных действий и слов, искало "компромисса" и подыгрывалось под "революционную демократию"...

В то время как "широкая амнистия" покрыла не только бывших революционеров, но и явных агентов германского генерального штаба; в то время как прибывшие прямо из Германии во главе с Лениным большевики, среди бела дня захватив дом балерины Кшесинской на Каменноостровском проспекте, обращались с балкона к толпе слушателей, призывая их к позорному миру, и Временное Правительство не смело их арестовать, -- в Петропавловскую крепость заключались бывшие сановники, министры и другие лица, лишь потому, что они не угодны революционной демократии.

В то время, как левая печать открыто вела разлагающую армию пропаганду, правые газеты конфисковывались и закрывались.

В Крыму, по приказанию Временного правительства, распоряжением полковника Верховского производились обыски у членов Императорской Фамилии.

Не избегла обыска и престарелая императрица Мария Федоровна.

Агенты вошли к ней в спальню и шарили в ее вещах, невзирая на то, что Императрица находилась в постели.

Одновременно с обыском у членов Императорской Семьи подвергся обыскам и ряд частных лиц, проживающих в Ялте, в том числе и моя жена. У нее отобрали мои письма, в которых, конечно, ничего найти не могли.

Те, кто вчера обвинял старое правительство в слабости, произволе и неспособности справиться с разрухой, сегодня, ставши у власти, сами оказались не в силах вести страну.

Маниловы или Хлестаковы, они дальше красивых и звучных слов идти были неспособны и, неизбежным ходом событий, должны были уступить власть более действенным силам.

20-го апреля впервые произошло выступление красной гвардии -- вооруженных заводских рабочих.

Правительство не решилось двинуть против них войска.

Отдельные столкновения красной гвардии с толпой на углу Михайловской и Невского стоили нескольких жизней.

Во время столкновения я находился как раз в Европейской гостинице. Услышав первые выстрелы, я вышел на улицу. Толпа в панике бежала к Михайловской площади, нахлестывая лошадей, скакали извозчики. Кучки грязных, оборванных фабричных в картузах и мягких шляпах, в большинстве с преступными, озверелыми лицами, вооруженные винтовками, с пением интернационала двигались посреди Невского.

В публике кругом слышались негодующие разговоры -- ясно было, что в большинстве решительные меры правительства встретили бы только сочувствие.

Я пешком по Мойке прошел в дом военного министра, дабы повидать полковника Самарина, начальника кабинета А.И. Гучкова. У него я застал полковника Барановского (занявшего впоследствии этот пост при Керенском).

Я поделился с ними только что виденным и выразил недоумение по поводу бездеятельности военных властей.

-- Правительство не может допустить пролития русской крови, -- ответил мне Самарин, -- если бы по приказанию Правительства была бы пролита русская кровь, то вся моральная сила правительства была бы утеряна в глазах народа.

Я понял, что нам больше говорить не о чем...

На другой день совет рабочих и солдатских депутатов объявил, что войска не могут быть выведены из казарм, если приказ военных властей не будет скреплен согласием совета, 5-го мая состоялись грандиозные манифестации верных правительству частей, имевших целью поддержать правительство против советов.

Манифестация эта прошла без всяких столкновений и еще раз ясно показала, что революционная демократия поддерживается далеко не всеми. Но и на этот раз бездарная и безвольная власть не сумела этим воспользоваться.

Нужно сказать правду, что за исключением социалистических элементов с одной стороны, и отдельных лиц, главным образом из военных, с другой, бездарность и безволие проявляло в равной мере все общество.

Растерянность, безразличие, столь свойственные русским людям, неумение договориться и соорганизоваться, какое-то непонятное легкомыслие и болтливость наблюдались кругом.

Все говорили о необходимости организоваться, все на словах конспирировали, но серьезной работы не было.

Пробовали соорганизоваться и офицеры; но если вновь возникший союз офицеров в ставке, в непосредственной близости фронта и под руководством генерала Алексеева и генерала Деникина и вел полезную и действенную работу, то в Петербурге его работа велась в атмосфере, могущей лишь только подорвать престиж армии.

С первых же дней среди членов союза возникла группа "приемлющих революцию", решивших на этой революции сделать свою карьеру.

Одним из главных действующих лиц в этой группе был генерального штаба полковник Гущин, донской казак, товарищ мой по академии генерального штаба.

С ухватками дурного тона фата, полковник Гущин, читавший в это время лекции в академии генерального штаба, в первые же революционные дни появился на кафедре, разукрашенный красным бантом, и, с пафосом обращаясь к слушателям, заявил: "Маска снята, перед вами офицер-республиканец".

В Петроградском союзе он вел самую недостойную демагогическую игру.

Обращаясь в своих речах к солдатам, он от имени русского офицерства просил солдата "не отталкивать от себя во многом виноватого перед ним русского офицера".

Он говорил трескучие речи, бил себя в грудь и гаерствовал...

"Поставившим на революцию" оказался и бывший мой однополчанин, а в это время начальник 1-ой кавалерийской дивизии, генерал Бискупский.

Лихой и способный офицер, весьма неглупый и с огромным честолюбием, непреодолимым желанием быть всегда и всюду первым, Бискупский был долгое время в полку коноводом, пользуясь среди товарищей большим влиянием.

Он женился на известной исполнительнице романсов Вяльцевой, и долго сумел скрывать этот брак, оставаясь в полку. Такое фальшивое положение все же продолжаться не могло и за два года до войны Бискупский полковником ушел в отставку.

Он бросился в дела, основывал какие-то акционерные общества по разработке нефти на Дальнем Востоке, вовлек в это дело ряд бывших товарищей и, в конце концов, жестоко поплатился вместе с ними.

Овдовев, он поступил в Иркутский гусарский полк и, быстро двигаясь по службе, в конце войны командовал уже дивизией.

В Петербурге он попал делегатом в совет солдатских депутатов от одной из армий. Он постоянно выступал с речами, по уполномочию совета, совместно с несколькими солдатами, ездил для переговоров с революционным кронштадтским гарнизоном и мечтал быть выбранным председателем военной секции совета.

Как и следовало ожидать, из этого ничего не вышло.

Выбранным оказался какой-то фельдшер, и Бискупский вскоре уехал из Петербурга.

Я жил в Петербурге, ожидая назначения в армию.

Близко присматриваясь ко всему происходящему, я видел, что лишь твердой и непреклонной решимостью можно было положить предел дальнейшему развалу страны.

Ни в составе правительства, ни среди окружавших его общественных деятелей человека, способного на это, не было.

Его надо было искать в армии, среди немногих популярных вождей.

К голосу такого вождя, опирающегося на армию, не могла не прислушаться страна, и достаточно решительно заявленное требование его, опирающееся на штыки, было бы выполнено.

Считаясь с условиями времени, имя такого вождя должно было быть достаточно "демократичным".

Таких имен я знал только два: известного всей армии, честного, строгого к себе и другим, твердого и храброго командующего 9-ой армией генерала Лечицкого, и любимого войсками героя карпатских боев, недавно совершившего легендарный побег из вражеского плена генерала Корнилова.

Первый, не примирившись с новыми порядками, только что оставил армию и жил в столице частным лицом; второй в описываемое время стоял во главе Петроградского военного округа, и это положение его было для дела особенно благоприятным.

Военная организация в столице, располагавшая хотя бы небольшими военными силами и могущая выступить в нужную минуту, казалась мне для успеха дела совершенно необходимой.

Справка:

-- Георгий Евгеньевич Львов (21 октября (2 ноября) 1861, Дрезден -- 7 марта 1925, Париж) -- русский общественный и политический деятель, князь, после Февральской революции был председателем Совета Министров Российский империи и Временного правительства (фактически главой государства).

-- Родословная князя Львова Г. Е. уходит к глубинным корням русской истории -- он Рюрикович и аристократ высшей "пробы". Он принадлежал к древнему роду Львовых.

-- Окончил Поливановскую гимназию и юридический факультет Московского университета (1885).

-- Львов был избран в Первую Государственную думу. Занимался оказанием помощи переселенцам в Сибирь и на Дальний Восток .

-- Для изучения переселенческого дела Львов в 1909 году посетил Соединенные Штаты и Канаду.

-- С 1911 -- член Московского комитета партии "прогрессистов" (ранее, с 1905 г., состоял в партии кадетов).

-- В Москве создан "Всероссийский земский союз помощи больным и раненым военным" -- его возглавил Львов. За короткий срок эта организация помощи армии, с годовым бюджетом в 600 млн руб., стала основной организацией, занимавшейся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для армии (в ее ведении находилось 75 поездов и 3 тыс. лазаретов, в которых получили лечение свыше 2,5 млн больных и раненых солдат и офицеров).

-- С 1916 г. имя Львова стало фигурировать во многих списках членов "ответственного министерства" или "министерства доверия", которое должно было заменить существующее "правительство бюрократов".

-- Указ Правительствующему Сенату о назначении Львова председателем Совета министров датирован 2 часами дня 2 (15) марта, то есть на час раньше времени, проставленного в отречении, то есть Львов назначался ещё императором.

-- После Февральской революции, с 10 (23) марта 1917 -- Министр-председатель и министр внутренних дел первого Временного правительства, возглавлял также первое коалиционное правительство.

-- Провал июньского наступления и организованное большевиками июльское восстание привели к правительственному кризису. 8 (21) июля 1917 г. Львов ушёл в отставку с постов главы кабинета и министра внутренних дел. Временное правительство возглавил военный и морской министр Керенский.

-- После Октябрьской революции поселился в Тюмени, зимой 1918 года был арестован, переведён в Екатеринбург.

-- Через 3 месяца Львова, и ещё двоих арестантов (Лопухина и князя Голицына) выпустили до суда под подписку о невыезде, и Львов тут же покинул Екатеринбург, пробрался в Омск, оккупированный восставшим Чехословацким корпусом.

-- Образованное в Омске Временное Сибирское правительство во главе с П. Вологодским поручило Львову выехать в САСШ для встречи с президентом В. Вильсоном и другими государственными деятелями.

-- В октябре приехал в Америку. В ноябре 1918 года мировая война закончилась, началась подготовка к мирной конференции в Париже и Львов возвращается во Францию, где в 1918--1920 гг. стоял во главе Русского политического совещания в Париже.

Ко мне обращался ряд лиц, частью из существующих уже военных организаций, частью находящихся в частях столичного гарнизона. Мне скоро удалось войти в связь с офицерами целого ряда частей. На целый ряд этих частей мы могли вполне рассчитывать.

Сведениями своими я решил поделиться со старым однополчанином и другом моим графом А.П. Паленом (впоследствии командир корпуса в Северо-Западной армии генерала Юденича).

Ожидая со дня на день назначения в армию, я предполагал оставить его во главе дела в Петербурге.

Граф Пален очень подходил для намеченного дела; он легко мог, не возбуждая особых подозрений, вести свою работу в столице. Он всю жизнь прослужил в гвардии в Петербурге, его знала почти вся гвардия, и среди офицеров Петроградского гарнизона он пользовался общим уважением.

Вместе с тем его сравнительно небольшой чин, свойственная ему молчаливость и замкнутость давали возможность рассчитывать, что ему удастся вести работу с достаточной скрытностью.

В помощь нам мы привлекли несколько молодых офицеров.

Нам удалось раздобыть кое-какие средства. Мы организовали небольшой штаб, прочно наладили связь со всеми военными училищами и некоторыми воинскими частями, расположенными в столице и пригородах, организовали ряд боевых офицерских дружин. Разведку удалось поставить отлично.

Был разработан подробный план занятия важнейших центров города и захвата всех тех лиц, которые могли бы оказаться опасными.

Неожиданно, в первых числах мая, генерал Корнилов, окончательно разойдясь с советом, оставил свой пост.

Он принял только что освободившуюся 8-ую армию, стоявшую на границе Галиции. Среди имен его заместителей некоторые называли имя генерала Лечицкого, однако генерал, по слухам, отказывался от назначения.

Я решил поехать к нему.

Я знал генерала Лечицкого еще с Буковины. Уссурийская дивизия входила в состав его армии, и я был с ним лично достаточно знаком. Генерал Лечицкий жил в Северной гостинице, против Николаевского вокзала.

Я просил его принять меня и он назначил мне в тот же вечер время для разговора. Я изложил ему все мои мысли, сказал о том, что удалось мне с графом Паленом сделать за последнее время и, упомянув о том, что знаю о сделанном ему предложении стать во главе Петербургского военного округа, предложил использовать нашу работу; при этом, ввиду ожидаемого моего отъезда в армию, я рекомендовал ему графа Палена.

-- Все, что вы говорите -- совершенно верно, -- сказал мне генерал Лечицкий, -- мы все так думаем. Но я заместителем генерала Корнилова не буду. Я и из армии ушел, так как не мог примириться с новыми порядками. Я старый солдат. Здесь же нужен человек не только твердый и честный, но и гибкий. Кто-либо более молодой будет, вероятно, подходящее.

Зная генерала Лечицкого, я не сомневался, что он не изменит своего решения.

Заместителем генерала Корнилова был назначен начальник штаба Туземной дивизии, генерал Половцев.

Ввиду отхода генерала Лечицкого от всякой деятельности я решил, несмотря на оставление генералом Корниловым чрезвычайно выгодного для намеченного нами дела поста главнокомандующего Петербургским военным округом, все же войти с ним в связь. Другого лица, кроме генерала Корнилова, подходящего для намеченной мною цели, я среди старших военачальников найти не мог.

<...>

[Ставка на генерала Корнилов, тем не менее, не оправдалась. Корниловское выступление не было подготовлено должным образом и провалилось, подвергнув огромное число офицеров опасности уничтожения.]

Врангель.

Записки

Справка:

-- Пётр Николаевич Врангель (15 (27) августа 1878 - 25 апреля 1928, Брюссель, Бельгия) -- русский военачальник, участник Русско-японской и Первой мировой войн, один из главных руководителей (1918--1920) Белого движения в годы Гражданской войны. Главнокомандующий Русской Армии в Крыму и Польше (1920). Генерального штаба генерал-лейтенант (1918). Георгиевский кавалер.

-- Получил прозвище "Чёрный барон" за свою традиционную (с сентября 1918 года) повседневную форму одежды -- чёрную казачью черкеску с газырями.

-- В 1896 году окончил Ростовское реальное училище, где учился в одном классе с будущим архитектором Михаилом Кондратьевым. В 1901 году окончил Горный институт в Санкт-Петербурге. Был по образованию инженером.

-- Поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Конный полк в 1901 году, а в 1902 году, сдав экзамен в Николаевском кавалерийском училище, был произведён в корнеты гвардии с зачислением в запас. После этого покинул ряды армии и отправился в Иркутск чиновником особых поручений при генерал-губернаторе.

-- После начала Русско-японской войны вновь поступает на военную службу, на сей раз -- уже навсегда.

-- В декабре 1904 года он был произведён в чин сотника -- с формулировкой в приказе "за отличие в делах против японцев" и награждён орденами Святой Анны 4-й степени с надписью на холодном оружии "За храбрость" и Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом.

-- 6 января 1906 года получил назначение в 55-й драгунский Финляндский полк и произведён в чин штабс-ротмистра.

-- 26 марта 1907 года вновь получил назначение в лейб-гвардии Конный полк в чине поручика.

-- Окончил в 1910 году Николаевскую императорскую академию Генерального штаба, в 1911 году -- курс Офицерской кавалерийской школы.

-- Первую мировую войну встретил командиром эскадрона в чине ротмистра.

-- 13 октября 1914 года одним из первых русских офицеров (в период с начала Великой войны), был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени -- за конную атаку под Каушеном, в ходе которой была захвачена неприятельская батарея (23 августа 1914 г.).

-- В декабре 1914 года получает чин полковника. В июне 1915 года был награждён Георгиевским оружием.

-- В октябре 1915 года был переведён на Юго-Западный фронт и 8 октября 1915 года получил назначение командиром 1-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска.

-- Командуя указанным полком, барон Врангель сражался против австрийцев в Галиции, участвовал в знаменитом Луцком прорыве 1916 г., затем в оборонительных позиционных боях. Во главу угла он ставил боевую доблесть, воинскую дисциплину, честь и ум командира.

-- Новыми шагами в военной карьере Петра Николаевича стали чин генерал-майора, "за боевое отличие", в январе 1917 года и назначение его командиром 2-й бригады Уссурийской конной дивизии, затем в июле 1917 года -- командующим 7-й кавалерийской дивизии, а после -- командующим Сводным кавалерийским корпусом.

-- За успешно проведённую операцию на реке Збруч летом 1917-го генерал Врангель был награждён солдатским Георгиевским крестом IV степени.

-- С конца 1917 года жил на даче в Ялте, где вскоре был арестован большевиками. После непродолжительного заключения генерал, выйдя на свободу, скрывался в Крыму вплоть до вступления в него германской армии, после чего уехал в Киев, где решил сотрудничать с гетманским правительством П. П. Скоропадского.

-- Уверившись в слабости нового украинского правительства, державшегося исключительно на германских штыках, барон покидает Украину и прибывает в занятый Добровольческой Армией Екатеринодар, где принимает командование 1-й Конной дивизией. С этого момента начинается служба барона Врангеля в Белой армии.

Генерал Врангель у своего вагона (1919)

-- В августе 1918 года поступил в Добровольческую армию, имея к этому времени чин генерал-майора и будучи Георгиевским кавалером. Во время 2-го Кубанского похода командовал 1-й конной дивизией, а затем -- 1-м конным корпусом. В ноябре 1918 года произведён в чин генерал-лейтенанта.

-- В январе 1919 года некоторое время командовал Добровольческой армией, с января 1919-го -- Кавказской Добровольческой армией.

-- Крупной военной победой барона стало взятие Царицына 30 июня 1919 года, до этого трижды безуспешно штурмовавшегося войсками атамана П.Н Краснова в течение 1918 года.

-- Именно в Царицыне прибывший туда вскоре Деникин подписал свою знаменитую "Московскую директиву", которая, по мнению Врангеля, "являлась смертным приговором войскам Юга России".

-- В ноябре 1919 года был назначен командующим Добровольческой армией, действовавшей на московском направлении. 20 декабря 1919 года из-за разногласий и конфликта с главнокомандующим В. С. Ю. Р. был отстранён от командования войскам, а 8 февраля 1920 года уволен в отставку и отбыл в Константинополь.

-- В течение шести месяцев 1920 г. П. Н. Врангель, Правитель Юга России и Главнокомандующий Русской Армией, старался учесть ошибки своих предшественников, смело шёл на немыслимые ранее компромиссы, пытался привлечь на свою сторону различные слои населения, но ко времени прихода его к власти Белая борьба была фактически уже проиграна как в международном, так и во внутреннем аспектах.

А.И. Кривошеин, Н.П. Врангель, П.Н. Шатилов

(Севастополь, 22 июля 1920 г.)

-- При вступлении в должность Главнокомандующего В. С. Ю. Р. Врангель видел своей основной задачей не борьбу с красными, а задачу "с честью вывести армию из тяжёлого положения".

-- Через несколько дней после вступления барона Врангеля в должность им были получены сведения о подготовке красными нового штурма Крыма, для чего сюда большевистское командование стягивало значительное количество артиллерии, авиации, 4 стрелковые и кавалерийскую дивизии. В числе этих сил находились также отборные войска большевиков -- Латышская дивизия, 3-я стрелковая дивизия, состоявшая из интернационалистов -- латышей, венгров и др.

-- 13 апреля 1920 году латыши атаковали и опрокинули на Перекопе передовые части генерала Я. А. Слащёва и уже начали было продвигаться в южном направлении от Перекопа в Крым. Слащёв контратаковал и погнал противника назад, однако латышам, получавшим с тыла подкрепления за подкреплениями, удалось зацепиться за Турецкий вал. Подошедший Добровольческий корпус решил исход боя, в результате которого красные были выбиты из Перекопа и были вскоре частично изрублены, частично изгнаны прочь конницей генерала Морозова под Тюп-Джанкоем.

-- 14 апреля генерал барон Врангель нанёс красным контрудар, предварительно сгруппировав корниловцев, марковцев и слащёвцев и усилив их отрядом конницы и броневиками. Красные были смяты ...

-- В итоге штурм Перекопа красными оказался в целом сорван, и большевистское командование было вынуждено перенести очередную попытку штурма Перекопа на май, чтобы перебросить сюда ещё большие силы и уже тогда действовать наверняка.

-- Разбив несколько красных дивизий, пытавшихся контратакой предупредить наступление белых, "Русской Армии" удалось вырваться из Крыма и занять плодородные территории Новороссии, жизненно необходимые для пополнения продовольственных запасов Армии.

-- В сентябре 1920 г. врангелевцы были разбиты красными под Каховкой. В ночь на 8 ноября Красная армия начала генеральное наступление, целью которого было взятие Перекопа и Чонгара и прорыв в Крым. В наступлении были задействованы части 1-й и 2-й Конных армий, а также 51-я дивизия Блюхера и армия Н. Махно.

-- В ноябре 1920 года командовавший обороной Крыма генерал А. П. Кутепов не смог сдержать наступления, и части Красной армии под общим командованием М. В. Фрунзе прорвались на территорию Крыма.

Молебен в русской армии (лето 1921 г.)

-- Остатки белых частей (приблизительно 100 тыс. чел.) были в организованном порядке эвакуированы в Константинополь при поддержке Антанты.

-- С ноября 1920 года -- в эмиграции.

-- В 1922 году со своим штабом переехал из Константинополя в Королевство сербов, хорватов и словенцев, в Сремски-Карловци.

-- В 1924 году Врангель создал Русский общевоинский союз (РОВС), объединивший большинство участников Белого движения в эмиграции. В ноябре 1924 года Врангель признал верховное руководство РОВСа за великим князем Николаем Николаевичем (в прошлом -- Верховным Главнокомандующим Императорской Армией в Первую мировую войну).

-- В сентябре 1927 года Врангель переехал с семьей в Брюссель. Работал инженером в одной из брюссельских фирм.

-- 25 апреля 1928 г. скоропостижно скончался в Брюсселе, после внезапного заражения туберкулезом. По предположениям его родных, он был отравлен братом своего слуги, являвшимся большевистским агентом.

-- Был похоронен в Брюсселе. Впоследствии прах Врангеля был перенесен в Белград, где торжественно перезахоронен 6 октября 1929 года в русском храме Святой Троицы.

Награды

-- Орден Святой Анны 4 степени "За храбрость" (4.07.1904)

-- Орден Святого Станислава 3 степени с мечами и бантом (6.01.1906)

-- Орден Святой Анны 3 степени (9.05.1906)

-- Орден Святого Станислава 2 степени (6.12.1912)

-- Орден Святого Георгия 4 степени. (13.10.1914)

-- Орден Святого Владимира 4 степени с мечами и бантом (24.10.1914)

-- Золотое оружие "За храбрость" (10.06.1915)

-- Орден Святого Владимира 3 степени с мечами (8.12.1915)

-- Солдатский Георгиевский крест 4 степени (24.07.1917)

-- Орден Святителя Николая Чудотворца (1920) 2 степени

П.Н. Врангель

(Брюссель, октябрь 1927 г.)

Литература

-- Послужной список генерал-лейтенанта барона Врангеля

-- Л. Троцкий К офицерам армии барона Врангеля (Воззвание)

-- Врангель П. Н. Южный фронт (ноябрь 1916 г. -- ноябрь 1920 г.). Часть I // Воспоминания. -- М.: ТЕРРА, 1992.

-- Соколов Б. В. Врангель. -- М.: Мол. гвардия, 2009. -- 502 с

-- Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. -- М.: ЭКСМО, Алгоритм, 2007.

-- Туркул А. В. Дроздовцы в огне / Роман. Репринтное воспроизведение с издания 1948. -- Л.: Ингрия, 1991. -- 288 с.

-- Гиацинтов Э. Н. Записки белого офицера / Вступит. статья, подготовка текста и коммент. В. Г. Бортневского. -- СПб.: "Интерполиграфцентр" СПбФК, 1992. -- 267 с.

-- Росс Н.Г. Пути Добровольческого движения 1918-1919 гг. -- 1-е. -- Лос-Анжелес: Издание главной квартиры ОРЮР Западно-Американский отдел ОРЮР-НОРС, 1996. -- 96 с.

-- Росс Н.Г. Врангель в Крыму. -- 1-е. -- Franfurt/Main: Possev-Verlag, 1982. -- 376 с.

-- Болезнь смерть и погребение генерал-лейтенанта барона Петра Николаевича Врангеля. Издание союза Галлиполийцев в Бельгии. Брюссель. 1928.

Утро после битвы на Куликовской поле.

Картина А. Бубнова. 1943 г.

РАТНЫЕ ПОДВИГИ РУССКОГО НАРОДА

Казак Копеечкин

Овладев еще тремя крепостями, Пугачев осадил Оренбург. Во время этой осады случилось послать туда из Яицкого городка верного казака Копеечкина. По несчастию он был перехвачен злодеями. Они привели Копеечкина к Пугачеву, который велел его пятерить. По эта мучительная казнь не устрашила доблестного казака: при отсечении рук и ног он обзывал Пугачева вором, самозванцем, государственным злодеем и не переставал обличать его до самой смерти.

Справка:

ПУГАЧЕВ Емельян Иванович (1740 или 1742-75), предводитель Крестьянского восстания 1773-1775 гг., донской казак, участник Семилетней 1756-1763 гг. и русско-турецкой 1768-1774 гг. войн, хорунжий. Под именем императора Петра III поднял восстание яицких казаков в августе 1773 г. В сентябре 1774 г. заговорщиками выдан властям. Казнен в Москве на Болотной площади.

Рядовой Сидоров

Как бы тяжело ни приходилось солдатам, они не должны никогда бросать своего оружия. Знаменитый боярин и воевода Матвеев (ум. в 1681 г.), будучи начальником войска, коему пришлось отступать по глубокому снегу, сам сошел с коня и вместе с простыми воинами помогал лошадям тащить орудия, подавая тем личный пример. -- В 1805 г. пришлось одному нашему отряду (в 150 чел.) спасаться от многочисленного врага. На пути попалась канава, через которую нельзя было перевезти пушки. Обойти это место мешали с одной стороны скалы, с другой пропасть. Строить мост было не из чего и некогда. "Чего стоять и думать! -- сказал тогда рядовой Сидоров, -- стоя города не возьмешь. У нашего солдата пушка барыня, а барыне надо помогать. Так перекатим-ка ее на ружьях". И, спрыгнув в канаву, устроил из ружей мост, часть их воткнув в землю, часть положив в виде настилки. Солдаты и сам Сидоров подперли плечами такой мост и перекатили по нему пушки. К несчастию, одно орудие, соскочив с пути, со всего размаху ударило Сидорова в висок. Доблестный солдат тут же кончил свою жизнь. Отряд же был выручен.

Унтер-офицер Старичков

В Аустерлицком сражении в 1805 году один унтер-офицер Азовского полка, Старичков, находясь под знаменем и видя, что оно неминуемо должно достаться в руки врагов, спрятал его под одежду. Взятый в плен он твердо хранил эту тайну, а, почувствовав приближение смерти от полученных ран, передал знамя рядовому Бутырского полка Чайке, заклиная его именем Бога сберечь святыню до возвращения на родину. Чайка в точности исполнил это поручение и, возвратившись, доставил знамя в полк. Государь Император повелел за это произвести Чайку в унтер-офицеры, наградить деньгами, а семейству Старичкова выдавать пенсию в 400 р. Калужские же граждане, откуда поступил Старичков на службу, купили дом и подарили семейству доблестного воина с тем, чтобы дом этот переходил в его потомство.

Неизвестный крестьянин

Признано всеми за достоверное, что когда французы, желая принудить упрямых пленников к работе, заклеймили некоторых из них литерою "Н", в знак того, что они рабы Наполеона, то один крестьянин, положив свою заклейменную руку на бревно, отрубил ее другою топором, дабы избавиться от сего мнимого невольничества.

Рядовой Коренной

В 1813 году в битве под Лейпцигом при отступлении егерей рядовой Коренной собрал вокруг себя кучку храбрецов и вместе с ними стал прикрывать людей, переносивших раненых через ограду. Когда все товарищи его были перебиты, французы потребовали, чтобы он сдался. В ответ на это, не имея патронов, он стал поражать их прикладом. Наконец, раненый и истекающий кровью он был взят в плен. Представленный Наполеону, Коренной был поставлен французским императором в пример всей французской армии, и по выздоровлении освобожден из плена.

Барабанщик

В 1814 году во время взятия союзниками Парижа, наш барабанщик шел перед колонною пруссаков и русских, штурмовавших предместье французской столицы. Не смотря на тяжелую рану, этот мужественный солдат (имя его, к сожалению, не сохранилось) бил атаку, пока не упал от изнеможения. Но и тогда, поднятый и несомый двумя прусскими гренадерами, он продолжал свое дело до самой смерти. Король прусский, удивленный такой доблестно нашего солдата, велел нарисовать картину на эту тему.

Бомбардир Рудоченко

В 1828 году во время осады турецкой крепости Силистрии, одна бомба упала в самую средину нашей батареи и трубка ее горела ярким огнем. Солдаты отшатнулись и ждали разрыва: кого Бог помилует, кого нет. В это время бомбардир 1-й батарейной, роты, 16-й бригады, Демьян Рудоченко подошел спокойно к горящей бомбе, ухватил ее на руки, подошел к амбразуре и выкинул в ров; там ее разорвало и вскинуло черепья на воздух. Рудоченко сказал солдатам: "Кабы вы поменьше зевали, да побольше дела делали, так бы и беды было у нас меньше!" И скомандовал пушке своей: "Пли!" Вслед за тем упала еще в батарею полупудовая граната: Рудоченко также спокойно выкинул ее в ров, и она никого не поранила.

Унтер-офицер Любарский

Во время той же войны 1828 г. однажды нисколько отчаянных наездников турецких ворвались в Тамбовский полк, и нанесли знаменщику оного унтер-офицеру Любарскому три раны в голову. Падая он прикрыл собою знамя, чем и спас святыню от поругания. За это он был произведен в подпоручики гвардии и пожалован орденом Георгия.

Матрос Морозов

В 1832 году русские занимали в одном городе караулы вместе с англичанами, французами и греками. Наш матрос Морозов стоял на часах, рядом с греческим часовым, на мосту. Откуда не возьмись бешеный бык, сорвавшийся с бойни, и летит вдоль по улице, задрав хвост: глаза налились кровью, сам ревет, землю роет... С этаким быком шутка плоха; на кого не налетит, через себя перемахнет -- и конец. Народ перед ним рассыпается, старый за малого хоронится; набежал бык ближе -- греческого часового как не бывало, ушел под мост. Морозов стоить, с притина своего сойти не смеет; а что и того хуже -- ружье заряжено пулей, да он стрелять не смеет: сказано без приказания не стрелять и беречь нулю про крайний случай. Морозов стоить сердечный -- а бык, закрутив головой, да промычав, прямо на него... Морозов кинул ружье на руку и пошел на рогатого неприятеля в штыки. Бык, только что подскочив, намахнулся от земли рогами, чтобы сменить нашего Морозова на век с часов -- ан этот всадил ему штык промеж рогов в самую становую жилу -- и дух вон. Вот дивились богатырю, так дивились, и греки, и французы, и англичане, многие нарочно приезжали на фрегат, чтобы полюбоваться на него. Государь пожаловал Морозова ста рублями, а изогнутый штык его хранили для памяти при экипаже.

Матрос

В 1832 г. во время войны с кавказскими племенами горцам удалось овладеть нашим транспортом, выкинутым бурею на мель. Вырезав тех, которые не пожелали сдаться, они забрали остальных в плен. Но один наш матрос, имя коего, к сожалению, не сохранилось, долго оборонялся, стоя по пояс в воде; наконец неприятели схватили его и стащили на свою лодку. Князь Убых, взявший храбреца в плен, обращался с ним довольно хорошо. Отправившись в Турцию на кучерьме с грузом девушек, он взял нашего матроса к себе в кормчие. По дороге эту кучерьму начал нагонять русский транспорт и осыпать ее картечными выстрелами. Три горца и в том числе сын Убыха были убиты русскими пулями; но самая кучерьма спаслась, приставши к берегу, где князь Убых решил отмстить русским за смерть своего сына. Взяв с собой в лодку 4-х черкес, нашего матроса, другого сына и ящик с порохом, он отчалил ночью от берега с намерением под прикрытием темноты подобраться к русскому кораблю и взорвать его на воздух. Но наш доблестный матрос, лишь только узнал об этом злом умысле, неожиданно схватил топор и с криком: "да здравствуют мои отцы-командиры и братья!" прорубил дно лодки. Он пал, пораженный 4-мя кинжалами; лодка затонула, а русский транспорт был спасен. На крик с транспорта подошла шлюпка, которой удалось спасти сына Убыха; он-то и передал нам этот доблестный поступок верного матроса.

Справка:

Кучерьма, палубное судно, предназначенное для прибрежного плаванья

Казак Затворников

Летом 1885 года уральского войска казак Затворников был на Каспийском море захвачен в плен тамошними морскими разбойниками, киргиз-кайсаками. Взяв его на свое судно, кайсаки снова отправились на разбой, в море, и хотели заставить Затворникова откликаться при встрече с русскими рыболовными судами по-русски, чтобы обмануть их, чтобы подумали они: это-де не разбойничье, а такое же русское рыбацкое судно. На это Затворников отвечал разбойникам: "Хоть сейчас зарежьте, а души своей не продам черту, на своих не пойду". Киргизы мучили его, били, да с тем и отстали. При этом были свидетелями другие пленники наши. Вырученный вместе с ними, этот казак был пожалован Государем в урядники и получил 200 руб.

Петр Великий на верфи

НАДО ЗНАТЬ, ЧТО ЕСТЬ РУССКИЙ СОЛДАТ

Общепринятое средство -- это внушать страх и этот способ противоречит тому, что мы должны добиваться в солдате, требуя от него мужества, практикуется в ежедневном его запугивании. Идеал солдата -- солдат ничего не боящийся, а между тем в этом направлении мы мало работаем. Человек, не боящийся раны, с презрением относится к смерти, боится дисциплинарного взыскания и наоборот. Способ воздействия устрашением не логичен, и солдат, который не совершает проступков из-за страха наказания -- жалок (Изместьев П. Искусство командования. Извлечение из труда А. Гавэ. - Варшава, 1908).

Ежедневное присутствие высших начальников при занятиях и их неуклонное вмешательство в дело обучения роты, с предъявлением совершенно различных требований -- невыносимо тяжело; в особенности вмешательство командира полка, который, присутствуя при какой-либо роте, так запугивает солдат своим нервным, грозным голосом, что они совершенно одуревают и делаются положительно неспособными понять самые простые требования. Все это убивает в корне самостоятельность нашей отчетной и ответственной работы; все время чувствуешь себя на вожжах, которые дергают тебя беспрестанно и безжалостно все, кому власть дана. Это ежедневное, резкое и грубое, перехватывающее право обучать свою часть, безусловно в рамках инструкций и указаний, страшно волнует нервную систему, обессиливает энергию труда, убивает охоту к занятиям, подрывает в нижних чинах доверие к их ближайшему начальнику, а в ротном командире колеблет даже доверие к собственным силам. Видя обалделые солдатские глаза и лица, подернутые страхом, и больно, и досадно за умаление труда, направленного к развитию и пробуждению человеческого достоинства -- все нервно и властно топчется (Угнетающее зло // Разведчик. - 1912. - N1129).

Армия знает многих и многих начальников дивизий и корпусных командиров, застывших на солдатских подметках и портянках и, наоборот, мы знаем мало таких начальников, которые сумели стать выше этих мелочей. Поговорка -- в военном деле нет мелочей -- была возведена в принцип, который пришелся по душе, ибо с мелочами справиться легче (Лазаревич Ю. Авторитет офицера и дисциплина // Разведчик. - 1917. - N1382.

Остатки кадрового состава сохранили доверие солдат [пример из 1-ой мировой войны 1914-1918 гг.]. Хуже было с офицерами военного времени. Большая часть "прапорщиков" -- случайного элемента в офицерских погонах -- не сумела надлежащим образом себя поставить. Одни напускали на себя не принятое в Русской Армии высокомерие и тем отталкивали солдата. Другие безвозвратно губили себя панибратством, попытками "популярничать". Солдат чуял в них "не настоящих" офицеров (Керсновский А. А. ).

Недоверие солдатских масс к нам, офицерам, очень велико[Пример периода революции в 1917 г.] Они видят в нас теперь своих политических врагов, от которых нужно ждать величайших опасностей для народа (Верховский А.И. Россия на Голгофе. - Пг., 1918).

Нижние чины, как известно, прибывают на службу с весьма ограниченным умственным кругозором и очень часто также, к стыду нашему, уходят в запас не обогатившись ровно ничем полезным. Будем откровенны, -- положа руку на сердце, пусть припомнит каждый, много ли он видел случаев, чтобы солдата действительно воспитывали, втолковывали ему не только обязанности часового и дневального, а что-нибудь и постороннее, не менее полезное, развивающее его как гражданина. К сожалению, мне такие случаи почти неизвестны. Вследствие этого, разве наш солдат патриот? Разве он сознает все величие своего Отечества? Разве он гордится своей национальностью? -- Ничуть не бывало (Розеншильд-Паулин. Боевая подготовка личного состава армии // Общество ревнителей военных знаний. Кн. 2. - СП б., 1906).

...Офицер, как бы ни был строг в пределах законности, может быть уверен, что он будет любим и уважаем солдатами. Искать их любви популярничанием будет не только излишне, но даже вредно. Прибегающие к этому горько ошибаются; допуская послабления и бездействие власти, они никогда не будут ни любимы, ни уважаемы. Они точно так же, как и те, которые придираются к мелочам, которые пристают к солдату с одним и тем же, не умея заставить исполнить требуемое немедленно, которые не соображают, соответствуют ли их требование условиям времени, месту и средствам подчиненного, -- всегда будут нелюбимы, даже и притом, если бы во всех других отношениях соединяли в себе качества исправного младшего офицера (Карцов П.П. Младший офицер в роте, эскадроне и батарее (Практические заметки из служебного опыта) // Военный Сборник. - 1884. - N3).

Приказ N1. Царя не стало. [Пример 1917 г.] Солдат недоуменно смотрел на офицера. Офицер растерянно молчал и оглядывался на старшего начальника. Тот смущенно снимал с погон царские вензеля... Так прошла первая неделя марта месяца -- пока от Риги до Измаила огромный фронт не содрогнулся от удара отравленным кинжалом в спину. В Действующую Армию был передан приказ номер первый. Приказ номер первый попал в Армию. И военный министр Гучков, Верховный Главнокомандующий генерал Алексеев знали, что этот приказ смертелен, что он составлен в неприятельской главной квартире, что, убивая дисциплину, он убьет Армию. Солдат решил, что раз Царя не стало, то не стало и царской службы и царскому делу -- войне -- наступил конец... Он с готовностью умирал за Царя, но не желал умирать за пришедших к власти "господ". Офицер, призывавший солдата защищать Родину, становился ему подозрителен. Раз была объявлена "свобода", то кто имел право заставлять его, солдата, проливать свою кровь на фронте, когда в тылу рабочие провозгласили восьмичасовой трудовой день, а односельчане готовились поделить землю помещика? (Керсновский А. А.)

И в первые весенние дни 1917 года толпы русских солдат вышли из своих окопов... У колючей проволоки их ждал бесчестный враг с прокламациями и водкой. Германские офицеры, "братаясь" и спаивая русских солдат, призывали их убивать русских офицеров, бросать окопы, идти домой. И одурманенные люди, возвращаясь в землянки, с тупою злобой начинали смотреть на своих офицеров (Керсновский А. А.).

27 февраля [1917 г.] стал роковым днем. Случилось худшее, что могло случиться: военный бунт. Взбунтовавшиеся войска вышли на улицы и слились с бушевавшей чернью. Русский солдат обагрил свои руки кровью русского офицера... Армия была ошеломлена внезапно свалившейся на нее революцией. Рушилось все мировоззрение офицера и солдата, опустошалась их душа (Керсновский А. А.).

Приниженное положение солдат в нашей армии является пережитком эпохи крепостничества, когда за дурное поведение и даже за преступления сдавали в солдаты, вместо отправления в арестантские роты. Насколько мера эта должна была вредно отражаться на армии -- говорить не приходится. Многовековой опыт истории показывает, что только те армии были сильны, в которых каждый воин мог гордиться своим назначением и был одушевлен сознанием личного своего достоинства, где военная служба не только не лишала никого принадлежащих по состоянию прав, но еще давала возможность личными заслугами расширить эти права. В 1806 году под Йеной сошлись два противника -- прусская армия, где "солдат боялся палки капрала больше неприятельской пули", и французская армия, в которой "каждый солдат носил в ранце жезл фельдмаршала", и, как надлежит по правилам воинской субординации, "палка капрала" склонилась перед "жезлом фельдмаршала" (Уваров М. О воинском звании и знании // Военный Сборник. - 1906. - N11. ).

Все воспитание солдата было направлено к тому, чтобы сделать из него автомата, двигателем которого должна быть та же палка сержанта, а чтобы отнять у солдата всякую минуту досуга, в которую он мог бы поразмыслить о своем положении, или в которую могло бы пробудиться в нем человеческое чувство, то весь его день, посвящался, если не службе и учению, то приготовлениями к ним, чистке оружия и амуниции и т.п. Не было и мысли об индивидуальном развитии солдата и о развитии в нем находчивости: на солдата смотрели как на часть, принадлежащую машине -- армии, часть саму по себе ничего не значащую (Михневич Н. П. История военного искусства с древнейших времен до начала девятнадцатого столетия. 2 - е доп. изд. - СП б., 1896).

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 15/07/2011, изменен: 15/07/2011. 90k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 13 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Не было твердости и единства и в верхах армии"...

Каменев Анатолий Иванович
"Не было твердости и единства и в верхах армии"...