ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас"...

"Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас"...

РУССКИЙ ОФИЦЕР И РУССКИЙ СОЛДАТ

ПОЛАГАЛИ СВОЮ ДУШУ "ЗА ДРУГИ СВОЯ"

А.А. Керсновский

См.: Продолжение...

0x01 graphic

Александр II

Военные преобразования Александра II совершенно изменившие облик Армии, являлись лишь одной из составных частей всех реформ Царя-Освободителя.

Раньше, чем приступить к их изложению, нам необходимо напомнить в общих чертах сущность этих реформ, дав краткую характеристику и русскому обществу в то виде, в каком оно сложилось в середине ХIХ века.

Великие политические события первой четверти столетия, расцвет русской словесности во вторую, вызвали могучее движение умов в тогдашнем обществе и вообще читавшей и мыслящей России. Этому способствовало и развитие среднего и высшего образования, понемногу становившихся общедоступными.

Результатом такого обширного интеллектуального процесса явилось создание нового, как бы внесословного, класса интеллигенции.

Явление это было в высшей степени характерным и ярко подчеркивало огромную разницу между русским обществом и западноевропейским. Там главным мерилом, определяющим критерием, был кошелек - общество создавалось по признаку материального благополучия.

У нас, в России, в ХVIII веке мерилом являлась сословность, а - в ХIХ в. общество создавалось по признаку интеллектуальности.

Русская "интеллигенция" не имела ничего общего с западноевропейской "буржуазией". В Европе интеллектуальность, универсальная культуры, - удел небольших замкнутых кружков - у нас же она затронула самые широкие круги.

С самого начала - еще в сороковых годах - в интеллигенции наметились два сословных течения.

Одно из них искало света на Западе, наивно преклоняясь перед всем тем, что носило европейский "штамп" и хуля все русское ненавистные "русские порядки" в первую очередь.

Другое течение, наоборот, отстаивало русскую самобытность, считало раболепство перед духовно нищей Европой унизительным и вообще бессмысленным, указывало на все глубокое различие основ русской культуры от западной и вообще считало Запад "прогнившим".

Представители первого течения - сторонники благоговейного равнения по загранице - получили название "западников", представители второго течения - патриархально националистического - "славянофилов"...

Борьба этих двух течений закончилась полной победой западников, к которым примкнула огромная часть интеллигенции, завороженная модными рационалистическими теориями западной философии, преимущественно немецкой.

От Вольтера, чрез Гегеля - к Марксу - таков был путь "передовых" (какими они себя считали) мыслящих русских людей...

<...>

Пятидесятые и особенно шестидесятые годы характеризовались стихийным "левенением" русского общества, превращением его из "оппозиционного" в "революционное".

<...>

Антигосударственные теории охватывали это духовно неокрепшее общество с быстротою пожара, охватывающего сухой валежник.

Разрушительные микробы не встречали никакого противодействия в общественном организме.

Интеллигенция вырвала из себя, втаптывала в грязь все, что было в ней как раз самого ценного и сильного - свое национальное лицо, свою национальную совесть, свое русское естество.

Вырвав, вытравив из себя все свое, природное, русское, более того - прокляв его, русская интеллигенция сама себя обезоружила, сама себя лишила свой организм сопротивляемости.

И семена убогого, псевдонаучного материализма дали бурные всходы на этой морально опустошенной ниве.

<...>

Противоядие совершенно отсутствовало: у русской радикальной интеллигенции не было в прошлом пятнадцати веков рационалистической римской культуры, позволившей Западу преодолеть марксизм.

Духовную сокровищницу Православия она проглядела...

В более "умеренных", то есть не столь радикально революционных кругах, господствовало преклонение перед европейским либерализмом.

Материализм и марксизм тут осуждать боялись из страха прослыть "отсталым" (смертный грех, которого русское общество больше всего боялось и никогда не прощало). Однако, главной идеей этих кругов была мистика Прогресса (с большой буквы), мистика, проникшая и в правительственные и даже в высшие военные сферы.

Преклонение перед Европой и здесь составляло основу мышления с той только разницей, что если радикальные, революционные круги вбирали в себя отбросы европейской мысли с надеждой превзойти учителей, "сказать миру новое слово" и засадить человечество в свиной хлев усовершенствованного в России марксизма то вожделения кругов либеральных были более скромными.

Они не тщились "сказать миру новое слово", все помыслы их были направлены к тому, чтобы "идти вровень с веком", "подняться до уровня Европы". Своего русского естества они стеснялись, национализм считали "зоологическим понятием". Все русское огульно осуждалось, объявлялось "отсталым". Создался культ некого гуманного, просвещенного, мудрого сверхчеловека -"европейца", типа на Западе в действительности не существовавшего.

Справка:

-- Памятником этого культа является уцелевший до наших дней нелепый термин "европейски образованный", когда хотят показать высшую степень культуры, ее универсальность. На Западе имело и имеет место как раз обратное. Европеец говорит лишь на своем языке, учен лишь в своей специальности. Универсальная образованность является общим достоянием лишь в России, так что справедливее было бы говорить о немногочисленных действительно культурных европейцах, что они "русско образованны". Русский интеллигент, как правило, отлично знал иностранную литературу, музыку, живопись (не говоря уже о своих, которые иногда недооценивал, но знал всегда)...

<...>

За одно какое-нибудь десятилетие 1861-1870 гг.

Россия стала неузнаваемой.

Была сооружена внушительная железнодорожная сеть...

Создалась промышленность - возник петербургский фабрично-заводской район.

Создался и совершенно новый класс населения - городской пролетариат.

Бывшие дворовые и крепостные крестьяне массами потянулись за заработком "на фабрику" в города. Утратив мало-помалу связь с землей, приобретя "городские привычки", класс этот не мог их удовлетворить по скудности средств. Отсюда родилась зависть и ненависть к "богатым", жизнь которых протекала на виду этих деклассированных крестьян...

Так возникло "классовое самосознание", обострившееся к тому же невыносимыми условиями жизни и работы этого пролетариата...

Рушились вековые устои Святой Руси, исчезали крепкие патриархальные нравы и обычаи, сохранявшиеся в народе еще в Николаевские времена.

Происходила всеобщая ломка и всеобщая нивелировка.

Но эта ломка и эта нивелировка ничуть не заполнили той пропасти, что создалась при Петре I между обществом и народом, когда-то составлявшими единую Русскую нацию.

Наоборот, пропасть эта стала еще шире и глубже.

Социальные противоречия еще больше обострились.

Капитальным же событием, определившим жизнь России на три четверти столетия, следует считать одновременный процесс кристаллизации двух новых классов: "на верху" - интеллигенции, "на низах" - пролетариата.

Нарождался "социал", вначале незамеченный Правительством, впоследствии им недооцененный.

<...>

Военные преобразования Александра II мы можем разделить а два периода - переходный "до милютинский " и основной - "милютинский".

Первый период - частичные реформы в рамках старой николаевской армии, второй - создание армии нового типа.

Д.А. Милютин

До милютинский период.

Первые мероприятия нового царствования имели целью раньше всего облегчить ставшее непосильным для страны бремя военных расходов. Решено было произвести сокращение непомерно разросшейся вооруженной силы - пожертвовав в количестве, выиграв в качестве.

Еще осенью 1855 года - после падения Севастополя, была учреждена "Комиссия для улучшения во воинской части" под председательством главнокомандующего гвардией и гренадерами генерала графа Ридигера.

Старик Ридигер - лучший боевой генерал Императора Николая Павловича, сразу вошел в суть дела, усмотрев главное зло в чрезмерной централизации нашей военной системы, умерщвляющей всякую инициативу.

Ридигер наметил ряд мероприятий по децентрализации - в первую очередь увеличение прав и ответственности командиров корпусов и дивизий, предоставление им возможно большей самостоятельности. Осуществить все эти мероприятия победителю Гергия не пришлось - он умер уже в I856 г.

<...>

0x01 graphic

Милютинская эпоха.

Справка:

-- Родился в 1816 году и первоначальное воспитание получил в университетском пансионе в Москве, где рано выказал большие способности к математике. В 16 лет он составил и издал "Руководство к съемке планов" (Москва, 1832). Из пансиона Милютин поступил фейерверкером в гвардейскую артиллерию и в 1833 году был произведён в офицеры.

-- В 1839 году окончил курс в Императорской военной академии. В это время он написал ряд статей по военному и математическому отделам в "Энциклопедическом Лексиконе" Плюшара (тт. 10--15) и "Военном энциклопедическом лексиконе" Зедделера (тт. 2--8), перевёл с французского языка записки Сен-Сира ("Военная Библиотека" Глазунова, 1838) и напечатал статью "Суворов как полководец" ("Отечественные Записки", 1839, 4).

-- С 1839 до 1844 года служил на Кавказе, принимал участие во многих делах против горцев и был ранен пулей навылет в правое плечо, с повреждением кости.

-- В 1845 году был назначен профессором Императорской военной академии по кафедре военной географии и статистики, существовавшей в академии с момента ее основания Г. В. Жомини в 1832 г.

-- С 1848 года Милютин, помимо учёных занятий, состоял по особым поручениям при военном министре, Николае Сухозанете, с которым у него не сложилось тёплых отношений.

Шамиль среди своих мюридов

-- В 1856 году выступает с инициативой издания журнала "Военный сборник" и, по желанию князя Барятинского, назначается начальником штаба Кавказской армии. В 1859 году он участвовал в занятии аула Тандо и в овладении укрепленным аулом Гунибом, где был взят в плен Шамиль. На Кавказе было реорганизовано управление войсками и военными учреждениями края.

Д. А. Милютин, 1865

-- В 1859 году получил звание генерал-адъютанта свиты Его Императорского Величества; в 1860 году последовало назначение товарищем военного министра; в следующем году он занял пост военного министра и сохранял его в течение двадцати лет.

-- Особенно заметно сказалось его влияние при издании закона 17 апреля 1863 года об отмене жестоких уголовных наказаний -- шпицрутенов, плетей, розг, клеймения, приковывания к тележке и т. п.

-- Высочайшим рескриптом от 30 августа 1878 года был возведён в графское достоинство.

-- Скончался 25 января 1912 года в Симеизе (Крым) Отпевание было совершено в Севастополе, после чего тело было отправлено в Москву; похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в фамильном склепе 3 февраля.

Человек в высшей степени просвещенный, гуманный и образованный, генерал Д.А.Милютин обладал выдающимися административными способностями.

Его противники видели в нем "кабинетного человека". Упрек, по форме, не совсем обоснованный - Милютин обладал боевым опытом Кавказской войны, где был ранет и где в конце концов занимал должность начальника штаба Кавказской Армии при князе Барятинском. По существу, он, был, безусловно, человеком "кабинетного образа мыслей" и бюрократической складки.

Воспитанник частного пансионата и московского университета, он, имея военный ум, не имел военной души, военного сердца, строевой жилки. Благодаря этому, ему не удалось стать вторым Румянцевым, а сообщенный им Русской Армии "нестроевой" уклад не принес ей счастья.

Милютин посмотрел на дело преобразования Армии очень широко, расширив и углубив дело Ридигера.

В ноябре состоялось его назначение, а через два месяца, I5 января I862 г., он представил Государю свой знаменитый доклад, имевший последствием коренное преобразование всей военной системы России.

<...>

Шестидесятые годы ознаменовались... реформой - военно-учебной.

Воспитанный в частном пансионате, не имевший солдатского сердца, Милютин видел в военно-учебном деле лишь одну сторону - образовательную.

Но он прошел мимо другой, главной стороны - воспитательной, совершенно ее не заметив.

Он думал, что штатский гувернер вполне заменит офицера-воспитателя и не понимал всей важности быть "смолоду и всей душой в строю".

В 1863 г. последовал полный разгром кадетских корпусов.

Из I7 оставлено 2 - Пажеский и Финляндский. Остальные преобразованы: I2 - в "военные гимназии", а 3 - в пехотные военные училища...

<...>

Милютин показал себя в этой неудачной реформе плохим психологом.

В прекрасных николаевских корпусах (где один воспитатель приходился на трех кадет) учили ничуть не хуже, а воспитывали гораздо лучше, чем в гражданских учебных заведениях.

Из них выходили цельные натуры, твердые характеры, горячие сердца, с ясным, твердым и трезвым взглядом на жизнь и службу.

<...>

В корпусах воинский дух развивался смолоду.

В военных же гимназиях штатские воспитатели стали развивать в питомцах тягу в университет. Те же, кто попадали в училища, представляли совершенно сырой, необученный материал.

От всего этого Армия только проигрывала.

Военные училища покрывали своими выпускниками немногим более трети ежегодной потребности в офицерах. Большую часть офицерского состава давали производства из юнкеров...

Юнкера эти, по определению просвещенного нашего военного министра, "коснели в невежестве, не получив никакого воспитания".

<...>

Русская военная мысль продолжала находиться под гипнозом рационалистических прусско-германских доктрин.

Поклонение пруссачине изменило только свои формы, идеал Потсдамской кордегардии сменился научной методологией "большого генерального штаба". Преклонение перед фухтелями "Старого Фрица", сменилось преклонением перед методами "Великого Молчальника".

Эти методы Мольтке, крупнейшей военно-научной величины второй половины ХIХ века, стали всецело владеть умами. Величайший рационалист военного дела, действовавший в подходящей обстановке прусской армии - машины, Мольтке добился замечательных результатов в I866 и I870 гг.

У нас его безоговорочно признали "мировым авторитетом".

В то время как французы, оправившись от разгрома, стали изучать Наполеона (прилежным, хотя и не всегда понятливым, учеником которого был и Мольтке), у нас вместо того, чтобы изучать Румянцева и Суворова, стали изучать Мольтке.

Была допущена роковая ошибка - русская военная мысль окончательно оставлена в иностранном плену.

Методы русской стратегии стали не самостоятельными и, как неизбежное следствие несамостоятельности, посредственными, трафаретными.

Последствия чудовищной недооценки национального естества военного искусства и преобладающего значения национального элемента в военной науке сказались затем на полях Болгарии, Манчжурии, Пруссии и Галиции...

Со всем этим, заслуги Милютина, как военного ученого, весьма велики.

Он явился родоначальником современной русской военно-научной литературы и пробил брешь в рутине. До Милютина была военная схоластика, после Милютина стала военная наука, правда, со схоластическим уклоном.

В деятельности этого преобразователя необходимо все время различать две стороны: военно-научную и военно-административную. В первой из указанных областей творчество Милютина было благотворно - он сдвинул военную науку с мертвой точки, создал благоприятные условия для ее развития.

В области же административной его деятельность следует признать отрицательной...

Положительные результаты милютинских реформ были видны немедленно и создали ему ореол "благодетельного гения "Русской Армии.

Отрицательные же результаты выявились лишь постепенно, десятилетия спустя, и с полной отчетливостью сказались уже по уходе Милютина.

Военно-окружная система внесла разнобой в подготовку войск (каждый командующий учил войска по-своему). Положение I868 г. узаконило "отрядную систему". Однако, все эти недочеты бледнеют перед главным и основным пороком деятельности Милютина - угашением воинского духа.

Милютин бюрократизировал всю Русскую Армию сверху до низу. Во всех уставах и положениях он провел преобладание штабного (с канцелярским уклоном) элемента над строевым, подчинение строевых начальников штабам и управлениям.

Справка:

-- В армии Мольтке начальник штаба дивизии был обычно в чине майора, корпуса - подполковник, самое большое полковник. У нас - на 2 чина выше. Германский начальник штаба дивизии считал за честь получить батальон, у нас он считал себя обойденным, получая полк. Борьба со строевым духом сказывается и в мелочах. Командиры дивизий переименованы в "начальников", отменено распоряжение носить орден Св. Георгия выше всех прочих орденов.

Военному организму был привит невоенный дух...

Это катастрофическое снижение духа, моральное оскудение бюрократической армии, не успело сказаться в ощутительной степени в I877-78 гг., но приняло грозные размеры в 1904-05, катастрофически в 1914-I7 годах.

Но уже в эту эпоху ломки старых традиций, канцелярской нивелировки и просвещенного рационализма номерных полков раздался предостерегающий голос. Из рядов Армии, из первого ее ряд, выступил защитник попранных духовных ценностей.

А. И. Барятинский

Это был первый кавалер Георгиевской Звезды нового царствования, сокрушитель Шамиля, фельдмаршал князь Барятинский.

Суровый воин, солдат Божьей милостью, он своим "внутренним оком" (как сказал бы Румянцев) угадывал беды, которые несет родной Армии новый, "нестроевой" уклад жизни, чувствовал всю опасность угашения духа, осуществляемого его бывшим начальником штаба.

"Боевой дух армии, - писал он Государю, - необходимо исчезнет, если административное начало, только содействующее, начнет преобладать над началом, составляющим честь и славу воинской службы".

Фельдмаршал подверг обстоятельной критике милютинское Положение о полевом управлении войск, указывая на его бюрократический характер.

Справка:

-- Приведем существенную часть этой пророческой записки. "Зачем учреждения военного времени истекают у нас из учреждений мирных? - спрашивает Барятинский. Т.к. армия существует для войны, то и выводы должны быть обратными." "От военного министра не требуется боевых качеств; он должен быть хорошим администратором. Оттого у нас он чаще назначается из людей неизвестных армии, в военном деле мало или вовсе опыта не имеющих, а иногда не только в военное, но и в мирное время никогда солдатами не командовавших. Впрочем, неудобств от этого быть не может, если военный министр строго ограничивается установленным для него кругом действий. Вождь армии избирается по другому началу. Он должен быть известен войску и Отечеству своей доблестью и опытом..."

К несчастью, вера в научный авторитет Милютина взяла верх у Государя над привязанностью к другу детства, медаль Академии Наук перевесила Георгиевскую Звезду.

И милютинское Положение I868 г. было оставлено, пока не захлебнулось в крови Третьей Плевны...

Румянцевская школа дала нам в административном отношении Потемкина, в полководческом - Суворова. Милютинская школа смогла лишь дать Сухомлинова и Куропаткина.

Семена просвещенного, но бездушного рационализма - "Зубы Дракона" - посеянные в шестидесятых годах - дали всходы маньчжурского гаоляна и жатву безотрадных полей Мировой войны.

Исследуя бюрократию Сухомлинова, полководчество Куропаткина и Жилинского, сдачу Клюева и Бобыря, дезертирство Благовещенского и Мышлаевского, мы всегда наткнемся на первоисточник зла - на то оскудение духа, что явилось результатом уклада, сообщенного Армии графом Димитрием Алексеевичем Милютиным.

<...>

0x01 graphic

Александр III

Царствование Императора Александра III именуется "эпохой реакции".

Если слово "реакция" понимать в его обывательском и упрощенном смысле - как противовес "либеральным реформам", усиление полицейских строгостей, стеснение печати и т.п., то этот термин здесь, конечно, уместен.

Но если под "реакций" понимать ее первоначальное (и единственно правильное) значение, то характеризовать этим клиническим термином внутреннюю политику Российской Империи 80-х и 90-х гг. не приходится.

Реакцией называется активное противодействие разрушительным возбудителям человеческого организма (а перенеся этот термин в плоскость политики - организма государственного).

Противодействие это выражается в выработке организмом противоядий этим разрушительным началам (в государственной жизни эти противоядия именуются национальной доктриной - твердой народной политикой).

Никакого противоядия разрушительным началам, все быстрее расшатывающим здание построенной Петром Империи, в русском государственном организме не было. Болезнь все ширилась и въедалась в этот организм, нисколько ей не сопротивлявшийся и не хотевший ей сопротивляться. Общество радостно приветствовало раковую опухоль на своем теле, ожидая от этой опухоли своего чудодейственного перерождения.

Правительство, предоставленное своим силам, действовало неумело, а зачастую и неумно. Вся его работа в этот период сводилась к борьбе с наружными проявлениями этой болезни, к стремлению загнать ее внутрь организма.

На корень зла не было обращено никакого внимания - его не замечали и не хотели замечать.

Этот корень зла заключался в изношенности и усталости государственного организма. Здание Российской Империи было выстроено на европейский образец конца ХVII - начала ХVIII столетия.

<...>

Весь трагизм положения заключался в том, что правительство видело лишь одну дилемму: либо сохранить существующий строй, в его полной неприкосновенности - либо пуститься в различные демократические либеральные реформы, которые неминуемом должны были привлечь за собой крушение государственности и гибель страны.

Но оно не замечало третьего выхода из положения - обновления государственного организма... в духе сохранения всей неприкосновенности самодержавного строя путем применения его к создавшимся условиям...

<...>

Новому царствованию нужны были новые деятели.

Первым мероприятием Императора Александра III в военной области было назначение военным министром на место графа Милютина генерал-адъютанта Ванновского - ближайшего своего советника в I877-78 гг. на должности начальника штаба Рущукинского Отряда.

Ванновский был полной противоположностью просвещенного и "либеральному" Милютину в сравнении с Милютиным, он был обскурантом - своего рода "военным Победоносцевым", а по характеру - вторым Паскевичем.

Человек в высшей степени грубый и придирчивый, он деспотически обращался с подчиненными.

Служить с ним было тяжело и редко кто выносил это сколько-нибудь продолжительное время.

Заслугой Ванновского явилась отмена пагубной военно-учебной реформы Милютина. <...>

Военные реформы предыдущего царствования подвергались пересмотру особой комиссией под председательством генерал-адъютанта Коцебу.

<...>

Николай II (1913 год)

20-го октября I894 года не стало Царя-Миротворца.

Его наследнику - молодому Императору Николаю Второму было 26 лет.

Он только что откомандовал батальоном в Преображенском полку, должен был скоре получить генеральский чин и полк, но волей Божьей вместо полка получил всю необъятную Российскую Империю...

Император Александр III не допускал разговоров о политике в семейном кругу и совершенно не посвятил в государственные деле Наследника, считая его пока совершенно молодым и полагая, что для этого всегда найдется время.

Николаю II пришлось управлять страной и учиться ее управлению, совершая ошибки - всегда неизбежные - и самому же их выправлять.

Обращаться же за советом было не к кому.

Александр III нес все на своих богатырских плечах - министры были лишь послушными исполнителями его предначертаний.

В "мужи совета" они не годились.

Опоры же в среде своих близких родственников Государь не имел.

<...>

В военном отношении начало царствования Императора Николая II явилось продолжением эпохи Александра III.

Совершенствовались отдельные мелочи на фоне общего застоя и рутины.

А.Н. Куропаткин

В конце I897 г. Ванновского и Обручева сменили генерал Куропаткин на посту Военного Министра и генерал Сахаров на посту Начальника Генерального Штаба.

Алексей Николаевич Куропаткин был человеком большого ума и всесторонней образованности. Он пользовался отличной боевой репутацией и обладал выдающимися административными способностями. Это был подходящий кандидат на высшую военную административную должность.

Новый Начальник Генерального Штаба генерал Сахаров был заурядным деятелем бюрократической складки.

<...>

Деятельность генерала Куропаткина направилась прежде всего к улучшению условий быта и службы строевого офицерства: устройству собраний, библиотек, заемных капиталов, открытию кадетских корпусов в крупнейших военных центрах. Мероприятия эти поглотили свыше половины отпущенных средств.

Установлен предельный возраст 50 лет для капитанов, 58 для подполковников, 60 для полковников.

<...>

Огромный вред войскам в период от Турецкой до Японской войны принесла так называемая "хозяйственность". Скудные отпуски кредитов Военному Ведомству, которому приходилось торговаться с Министерством Финансов из-за каждого рубля, привели к тому, что у Российской Империи не находилось средств на содержание своей Армии. Войска были вынуждены сами себя содержать. Перевооружение войск магазинными ружьями в девяностых годах, двукратное перевооружение артиллерией... требовали больших расходов. Приходилось строить помещения, амуницию, одевать и довольствовать войска хозяйственным способом, "без расходов от казны".

<...>

В Русской Армии конца ХIХ века "хозяйственность " заняла то место, которое в первую половину столетия занимал "фронт" - шагистика.

<...>

По складу духа, Куропаткин - яркий представитель материалистической школы, убежденный и последовательный материалист.

Он совершенно лишен интуиции полководца, органически лишен способности чувствовать пульс боя.

<...>

Генерал Куропаткин обладал лишь низшей из воинских добродетелей - личной храбростью.

Храбрость может считаться достоинством лишь применительно к нижнему чину. От офицера, тем более старшего начальника, требуется уже нечто гораздо большее. Офицер так же не смеет не быть храбрым, как не может не быть грамотным: это качество в нем подразумевается.

Суворов формулировал это ясно, кратко и исчерпывающе: "рядовому - храбрость, офицеру - неустрашимость, генералу -мужество".

Николай II, военный министр В. А. Сухомлинов и великий князь Николай Николаевич (справа) в Ставке. Сентябрь 1914

Сухомлинов

Человек не лишенный способностей, генерал Сухомилинов отличался властолюбием и вместе с тем, поразительным легкомыслием.

Своей бодростью и неизменным оптимизмом от нравился Государю и импонировал ему.

<...>

В марте 1909 года после драматического совещания министров в Царском Селе, Военный Министр Редигер должен был подать в отставку и на его место был назначен генерал Сухолинов.

Став во главе Военного Ведомства, генерал Сухомлинов сделался полным хозяином российской вооруженной силы...

В период 1909-10 гг. генералом Сухомлиновым был произведен ряд важнейших реформ. Как бы к ним не относиться, следует признать, что новый Военный Министра оказал Русской Армии огромную услугу, выведя ее из той анархии и маразма, в котором она пребывала.

До прихода Сухомлинова было вооруженное бессилие, с приходом Сухомлинова стала организованная вооруженная сила (пусть и далекая от совершенства).

<...>

***

Русская военная мысль этого короткого, но знаменательного периода характеризовалась тремя мировоззрениями:

-- Первое - официальное и господствовавшее - было продолжением умственного застоя милютинского периода - обскурантизма Ванновского и материализма Куропаткина. К нему примыкали как большинство старших начальников, оказавшимся неспособными воспринять свежий опыт войны, так и значительное число карьеристов, вполне разделявших мнение начальства и быстро восходивших за это по служебной лестнице. Это рутинерское мировоззрение поощрялось и насаждалось Сухомлиновым. Имена генералов Жилинского, Рузского, Н. И.Иванова, характеризуют его "корифеев", имена же полковников Ю.Данилова и Бонч-Бруевича - его восходящие светила.

-- Игнорирование военной науки рутинерами вызвало, хоть в общем и поверхностную, реакцию. Возглавили ее генерал Щербачев (начальник Академии), полковники Головин, Свечин и ряд других способных и даже талантливых представителей нашей военной профессуры. Их прозвали "младотурками" за напористость их новаторских стремлений. Движению сочувствовал Великий Князь Николай Николаевич, влияние которого в этот период было на ущербе. "Младотурки" стремились наверстать нашу отсталость равнением по современным иностранным образцам. Их учение состояло, в общем, из смеси французских и германских доктрин (с преобладанием последних). Иными словами, они светили не своим светом, а отраженным чужим. Мольтке и Шлихтинга разбавляли Ланглуа и Фошем, полученную смесь сдабривали "прикладным методом" и получали таким образом "русскую" военную доктрину.

"Младотурецкое" движение встретило яростный отпор господствующих обскурантов. Борьба закончилась полным разгромом Академии Сухомлиновым в 19I3 г., смещением крамольных профессоров и запрещением думать иначе, чем по раз навсегда установленному казенному шаблону.

<...>

-- Более ценной в идейном и научном отношении явилась третья группа - "классиков" - сторонников возрождения русского национального военного искусства. Первыми указали на эту основную особенность национальности военного искусства генерал Мышлаевский и полковник Баивов. Реакция "классиков" была глубже и осмысленнее реакции "младотурков" - это были основоположники определенной военной философии, а не только талантливые пересказчики иностранных доктрин. "Классики" чувствовали необходимость возродить русское военное искусство на русских же основаниях. Путь их был более трудным, нежели "младотурков", бросавших хлесткими и модными лозунгами.

К началу Мировой войны официальное рутинерство еще крепилось, но если не дни, то во всяком случае, годы его должны быть сочтены.

На смену мертвой воде должна была явиться вода живая: ближайшее будущее было за "младотурками", дальнейшее - за "классиками".

<...>

0x01 graphic

Плакат Первой мировой войны. Ноябрь 1914 года.

Мировая война

<...>

Главным пороком русской стратегической мысли было какое-то болезненное стремление действовать " по обращению неприятельскому".

Задачи ставились не так, как того требовали наши интересы, а так, как полагали вероятнее всего будет действовать противник.

Отказ от самостоятельного мышления вел к отказу от инициативы, подчинению воле неприятеля, переоценке врага, недооценке в то же время наших сил.

Все вместе приводило к упадку духа, необоснованным страхам, шатанию мысли - словом, ко всему тому, чем действительно характеризовалась деятельность наших тогдашних военных верхов (особенно в планах стратегического развертывания). Объяснением всех этих человеческих слабостей могло служить одно лишь слово: "Мукден".

Недавний разгром наложил свой печальный отпечаток на души старших начальников - они так никогда и не смогли вполне отрешиться от психологии побежденных.

<...>

Для проверки высшего командного состава - кандидатов в командующие армиями - было решено в декабре 19I0 года устроить в Зимнем Дворце под верховным руководством Государя военную игру, подобно широко практиковавшимся в германской армии.

Идея эта встретила резкое противодействие наших военных верхов, опасавшихся (и, к сожалению, не без основания) "публичного экзамена". По категорическому требованию Великого Князя Николая Николаевича игра была отменена за час до начала. Вторая и последняя попытка была сделана на съезде командующих войсками в Киеве в апреле 1914 г.- игра состоялась, но не дала никаких результатов.

Подводя итог состоянию Русской Армии к лету 1914 года, мы можем увидеть два ее слабых места: во-первых, слабую технику; во-вторых, неудовлетворительный высший командный состав.

Исправление первого недостатка было вопросом двух-трех лет.

Гораздо серьезнее был второй - наследие предшествующей эпохи застоя и оскудения духа.

Моральный уровень большинства старших начальников остался тот же, что в до-Манчжурский период и это фатально понижало качества работы самих по себе прекрасных войск. В результате - наши отлично применявшиеся к местности взводы, великолепно стрелявшие роты и проявлявшие частный почин батальоны оказывались заключенными в вялые дивизии, неуклюжие корпуса и рыхлые армии.

Это слабое место не укрылось от зоркого, холодного и беспощадного взора врага. Характеризуя армии будущих своих противников, германский генеральный штаб, подметил невысокое качества наших крупных единиц.

"В борьбе с русскими войсками, - заключал в 19I3 г. его ежегодный рапорт, - мы сможем себе позволить действия, на которые не дерзнули бы с равноценным противником..."

Так стали писать о Русской Армии потомки кунерсдорфских беглецов...

***

Русская 122-мм гаубица ведёт огонь на германском фронте.

1915

Офицерский корпус насчитывал I.500 генералов и 44.000 офицеров, врачей и чиновников. На строевых должностях и в войсках и в войсковых штабах состояло I.200 генералов и 36.000 офицеров.

Качество его было превосходно.

Третья часть строевого офицерства имела свежий боевой опыт - и этот опыт был отлично использован и проработан.

Поражение в Манчжурии тут не только не подавляло дух (как то было у большинства старших начальников), но, наоборот, стимулировало энергию - и этой самоотверженной работе русского офицера Армия была обязана своим перерождением в изумительно короткий срок.

Оживлена была программа военных училищ, где решено было в 19I3 г. ввести трехлетний курс...

Сильно повысился и уровень кандидатов в офицеры.

Еще совсем недавно - в куропаткинские времена и в 1905 году - отношение русского общества к Армии и к офицерам было резко отрицательным и пренебрежительным.

Генерал Ванновский - на склоне дней своих ставший Министром Народного Просвещения - не находил ничего более умного, как отдавать в солдаты излишне шумных студентов. Нелепая эта мера сильно вредила Армии, превращая ее в какое-то место ссылки, тюрьму, вредила и престижу военной службы в глазах страны, обращая почетный долг в отбывание наказания.

К мундиру относились с презрением - "Поединок" Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии.

Военная служба считалась уделом недостойных: по господствующим в то время в интеллигенции понятиям в "офицеришки" могли идти лишь фаты, тупицы, либо неудачники - культурный же человек не мог приобщаться к "дикой военщине" - пережитку отсталых времен.

Милютинский Устав I874 г., фактические освободивший от военной службы образованных и даже полуобразованных, лег своей тяжестью на неграмотных. Не отбывавшая воинской повинности интеллигенция, совершенно незнакомая с военным бытом, полагала в начале ХХ века казарму тюрьмой, а военную службу состоящую из одной лишь "прогонки сквозь строй".

Из более чем двухвековой и славной военной истории она удержала лишь одно - шпицрутены.

Конец девятисотых годов принес резкий перелом.

Кризис 1908 года показал опасность, нависшую над Россией с Запада.

Германский бронированный кулак заставил всех серьезно призадуматься и появилась тяга учащейся молодежи в военные училища.

Туда шли уже окончившие или кончавшие университет, шли золотые и серебренные медали, пренебрегая традиционными "естественными науками". С каждым годом эта тяга становилась более заметнее, все ощутительнее.

В 1905 году гимназии и университеты были очагами революции, в 19I7 стали очагами контрреволюции.

За этот промежуток они дали Армии много тысяч доблестных офицеров.

Отрезвление, такие образом, стало наблюдаться в младшем поколении русского общества (родившиеся в 90-х гг.) как не успевшим окончательно закостенеть в партийных клетках, подобно отцам и старшим братьям.

Это - молодые офицеры выпусков начала десятых годов и прапорщики первого года Мировой Войны - та категория русского офицерства, что имела наибольшее количество убитых...

<...>

Русское офицерство не образовало сплоченной касты - государства в государстве - каким был прусско-германский офицерский корпус.

Не замечалось в нем и товарищеского духа австрийцев, бывших с времен Тридцатилетней войны, от фельдмаршала до прапорщика на "ты".

Чрезвычайно разнообразные по происхождению и воспитанию, русский офицерский корпус (по составу - "самый демократический в мире") объединялся лишь чувством преданности Царю и жертвенной любовью к Родине.

Офицер был привязан к своему полку.

Чем глуше была стоянка, тем сплоченнее была там полковая семья, тем выше был дух полка. Гвардия находилась в особых условиях комплектования и службы.

Спайка заметно ослабевала в так называемых "хороших" стоянках, больших гарнизонах, где появлялись посторонние, вне полковые интересы.

Если можно было считать обычным бытовым явлением наличие более или менее сплоченной "полковой семьи", то единой " обще офицерской семьи" не было. Между родами оружия, да и между отдельными подразделениями одного и того же рода оружия наблюдалась рознь и отчужденность. Гвардеец относился к армейцу с холодным высокомерием. Обиженный армеец завидовал Гвардии и не питал к ней братских чувств. Кавалерист смотрел на пехотинца с высоты своего коня...

<...>

Главной причиной разнородности нашего офицерского корпуса была разнородная его подготовка.

Кадетские корпуса, а вслед за ними и военные училища делились на привилегированные и непривилегированные... Уклад жизни. самые программы были различны. При разборе вакансий большинство юнкеров смотрели не на полки, а на стоянки. Кончавшие первыми разбирали лучшие стоянки, кончавшим последними доставались медвежьи углы.

Таким образом, одни полки комплектовались портупей-юнкерами, другие - последними в списке. Но тут решающий корректив вносила жизнь. Последние в школе оказывались часто из первых в строю и в бою, тогда как карьеристы, выбравшие не полк, а комфортабельную стоянку, обычно мало что давали полку.

Создание единого и сплоченного офицерского корпуса было государственной необходимостью.

Для этого требовалось вернуть Гвардии ее первоначальное назначение.

Гвардия Петра I была государственным учреждением исключительной важности - мыслящим и действующим отбором страны.

<...>

Императорское Правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплоченного в монолит офицерского корпуса. Оно не сумело ни его подготовить, ни его ориентировать.

<...>

Переходя к оценке русского полководчества, будем кратки: его не существовало.

Русской Армии не хватало головы.

Прежде всего потому, что она имела несколько голов.

Абсурдное учреждение "фронтов" - результат стратегического недомыслия - привело к тому, что Русская Армия получила сразу трех главнокомандующих - впоследствии даже четырех и пятерых.

Сколько голов, столько умов - и в результате ни одного ума...

<...>

Огромный вред принесла частая смена полковых командиров - назначение на короткие сроки командирами полков офицеров Генерального Штаба, незнакомых со строем и чуждых полку.

За время войны каждый полк имел двух, трех, а то и четырех таких "моментов". Одни смотрели на вверенную им часть лишь как на средство сделать карьеру и получить прибыльную статутную награду.

Другие, сознавая свою неподготовленность, лишь отбывали номер, взвалив все управление полком на кого-либо из уцелевших кадровых капитанов, либо подполковников - батальонных командиров.

Император Николай II и командующие фронтами на заседании Ставки.

Ставка, не сознавала огромного значения, командира полка.

Полк - отнюдь не чисто тактическая инстанция, как батальон или дивизия. Это - инстанция духовная.

Полки - носители духа Армии, а дух полка - прежде всего зависит от командира.

В этом - все величие призвания полковника.

На должность командиров полков следовало назначать носителей их духа и традиций - уцелевших кадровых батальонных, либо даже ротных, произведенных за боевые отличия. Только такие командиры, любящие свой полк, могли бы сплотить вновь переменившийся от беспрестанной убыли и пополнений офицерский состав.

Само собою разумеется, надо офицерам Генерального Штаба необходимый строевой и боевой опыт. Но это надлежало делать до производства их в полковники, назначая подполковников и капитанов Генерального Штаба командирами батальонов, - инстанции чисто тактической, где бы они с пользой могли применить свои знания.

<...>

Без Веры, Царя и Отечества

К началу третьей осени Мировой войны определились силы, ставшие подрывать устои Российского Государства. По своему происхождению силы эти исходили из трех, совершенно различных источников.

***

Первую группу составляли придворные круги - уклонявшиеся от фронта Великие Князья и представители "высшего света".

Их интриги были направлены особенно против царствовавшей Императрицы. Предметом их мечтаний был дворцовый переворот -устранение Государя и, во всяком случае, Государыни, а предельным их достижением - отвратительное и бессмысленное убийство Распутина.

<...>

В общем, эта группа - назовем ее "придворной" - рубила тот сук, на котором сидела.

Вторая группа - чрезвычайно могущественная и влиятельная - представлена была всей либеральной общественностью во главе с Государственной Думой, Земско-Городским Союзом и Военно-Промышленным Комитетом.

Удельный вес этой группы был неизмеримо значительнее. Владея огромными денежными средствами и всей русской печатью, они создавали общественное мнение страны.

Целью этих прогрессивно-парламентских кругов было, на первых порах, создание "ответственного министерства" (ответственного перед ними самими- и только перед ними).

Сгорая властолюбием, они торопились сменить "бездарных бюрократов" и самим вершить судьбами России, руководясь при этом исключительно теоретическими познаниями, почерпнутыми из примеров заграничных законодательных учреждений. О том, что сейчас война, и что надорванный непомерно тяжелыми условиями организм страны может не выдержать добавочного испытания: борьбы за власть и экспериментальных новых порядков - никто из этих кандидатов в великие люди не отдавали себе отчета. Наоборот, в войне они видели благополучное обстоятельство, могущее потом не повториться.

Удачный исход войны укрепил бы ненавистное самодержавие, а потому надлежало придти к власти теперь же, во время войны - и довести эту войну " в единении с союзниками до победного конца".

<...>

Главные свои усилия оппозиционная общественность обратила на привлечение к себе вооруженной силы. Она отчетливо сознавала, что победит тот, на чьей стороне окажется Армия. Опыт 1905 года был учтен полностью: для успеха надо было заручиться содействием штыков - вернее тех, кто располагал этими "штыками".

Справка:

-- Еще в I905-06 гг. возник довольно радикальный "Всероссийский Офицерский Союз", скоро прекративший впрочем свое существование. Одним из главных его деятелей был библиотекарь Академии Генерального Штаба Масловский ( по партии - Мстиславский) - недостойный сын нашего военного ученого, бывший душой конспирации. Его квартира при Академии служила надежным убежищем для "нелегальных" и складом оружия и литературы. Масловский составил руководство по уличным боям, которым впоследствии воспользовался Ленин.

Еще задолго до войны члену Думы Гучкову удалось создать военно-политический центр - так называемую "Военную Ложу" - проводившей идеи всероссийской оппозиции в среде молодых карьеристов Главного управления Генерального Штаба.

Оппозиции удалось создать себе кадр молодых, напористых и беспринципных проводников ее идей - тот рычаг, которым при возможности надлежало действовать на высших военачальников. Возможность эта представилась в конце первого года войны - к осени 19I5 года. Оппозиционная общественность использовала несчастье России - поражения на фронте - к своей выгоде, развив иступленную антиправительственную агитацию.

Наступил момент привлечь на свою сторону вождей армии, используя их политическую неграмотность и играя на их патриотических чувствах. Замерзшая было с войной деятельность "Военной Ложи" вновь оживилась. Влияние ее членов значительно возросло. Капитаны стали полковниками, полковники - генералами. Правая рука Гучкова - аморальный Поливанов - возглавляет Военное Ведомство.

<...>

Так дали себя обмануть честолюбивым проходимцам генерал-адъютанты Императора...

Невежественные в политике, они приняли за чистую монету все слова политиканов о благе России, которую они сами искренно любили. Он не знали и не догадывались, что для их соблазнителей блага Родины не существует, а существует лишь одна единственная цель- дорваться любой ценой до власти, обогатиться за счет России...

Самолюбию военачальников льстило то, что эти великие государственные мужи - "соль Земли Русской" - беседуют с ними, как с равными, считают их тоже государственными людьми.

<...>

Третья группа притаилась в подполье.

Это была зловещая группа пораженцев. Политические эмигранты марксистского толка - партия с. д. Большевиков во главе с Лениным - составляли за границей ее головку, а в самой России находились кадры "боевиков".

<...>

Цель - социальная революция.

Средство - вооруженное восстание и развал Армии.

Исполнители - "боевики".

Поддержка - Германское Командование.

<...>

Война затронула интеллектуальный отбор в России гораздо слабее, чем в остальных странах.

На фронт пошел лишь тот, кто хотел доказать любовь к Родине не на словах, а на деле. Для большинства же интеллигенции военный закон... существовал лишь для того, чтобы его обходить.

Начиная с весны 19I5 года, когда выяснился затяжной характер войны, стремление "устроиться как-нибудь ", "приспособиться", где-нибудь побезопаснее стало характерным для огромного большинства этой "соли земли".

Справка:

-- В ход пускались связи и знакомства - и цветущий здоровьем молодой человек объявлялся неизлечимо больным, либо незаменимым специалистом в какой-нибудь замысловатой области. Характерным показателем глубокого разложения русского общество было то, что подобного рода поступки не вызывали почти ни у кого презрения и осуждения. Наоборот, общество относилось к таким "приспосабливающимся" скорее сочувственно.

Бесчисленные организации Земско-городского союза стали спасительным прибежищем для полутораста тысяч интеллигентных молодых людей, не желавших идти на фронт, щеголявших полувоенной формой и наводнивших собой отдаленные тылы, а в затишье и прифронтовую зону.

Эти "земгусары" имели на Армию огромное разлагающее влияние, сообщая части фронтового офицерства и солдат упадочные настроения тыла, став проводником ядовитых сплетен, мощным орудием антиправительственной агитации.

<...>

Объезжая войска осенью 19I6 года, Император Николай Александрович вызывал из строя старослужащих солдат, вышедших с полком на войну.

Выходило по два-три, редко по пяти на роту - из иных рот никто не выходил.

<...>

Измельчание состава повлекло за собой и изменение облика Армии.

Она стало действительно "вооруженным народом".

Офицеры и солдаты в подавляющем большинстве носили мундир только несколько месяцев, а то и недель. Ни те, ни другие не получили надлежащего военного образования и воинского воспитания. Прошедший трехнедельный, в лучшем случае двухмесячный курс учения в запасном полку, солдат попадал под команду офицеру, прошедшему столь же поверхностное учение в школе прапорщиков или на ускоренном курсе военного училища.

Сами по себе русские люди были храбрыми, выносливыми и способными при случае на подвиг отваги и самопожертвования. Со всем этим, они представляли совершенно сырую, необработанную массу. Это далеко еще не были солдаты, подобно тому, как их наскоро произведенное начальство далеко еще не могло считаться господами офицерами.

На полк оставалось пять-шесть коренных офицеров, редко больше (обычно на должностях командиров батальонов и заведующего хозяйственной частью). В ротах и командах состояло 30-40 офицеров "военного времени", а командир полка, как правило, отбывал мимолетный ценз и ничем не был связан с полком. Офицерская среда была пестра по составу, разнообразна по происхождению и неодинакова по качеству.

Старая полковая семья погибла, новая не имела возможности создаться.

<...>

Превосходными оказались офицеры из подпрапорщиков.

Недостаток образования они восполняли высоким сознание долга и жертвенной преданностью к воспитавшему их полку. Очень хороши были и офицеры из вольноопределяющихся. Эти немногочисленные категории офицеров были почти целиком перебиты к концу 19I6 года. Уцелевшие были в чине поручиков и штабс-капитанов.

Что касается основной массы офицерства - прапорщиков ускоренного производства - то первые их выпуски дали Армии уже к весне 19I5 года много превосходных боевых офицеров - поверхностно подготовленных, но от всего сердца дравшихся. Это был цвет русской молодежи, увлеченной патриотическим порывом начала войны в военные училища.

Однако, с осени 19I5 года качественный уровень нашего офицерского пополнения стал резко понижаться. Разросшиеся вооруженные силы требовали все большего количества офицеров. Непрерывные формирования и непрерывные потери открывали десятки тысяч новых вакансий. Пришлось жертвовать качеством. Служилое сословие было уже обескровлено.

Интеллигенция так или иначе "приспособилась".

Новых офицеров пришлось набирать в полу- интеллигенции. Университетские значки замелькали на защитных гимнастерках "земгусар" - а в прапорщики стали "подаваться" окончившие городские училища, люди "четвертого сословия", наконец, все те, что пошел в офицеры лишь потому что иначе все равно предстояло идти в солдаты...

Появились офицеры. в которых не было ничего офицерского, кроме погон - и то защитных. Офицеры, не умевшие держать себя ни на службе, ни в обществе. Слово "прапорщик" сделалось нарицательным.

Вчерашний гимназист, а то и недоучка - полу интеллигент в прапорщичьих погонах командовал ротой в полтораста-двести мужиков в солдатских шинелях. Он мог их повести в атаку, но не был в состоянии сообщить им воинский дух- той воинской шлифовки и воинской закалки, которой сам не обладал.

"Меч кует кузнец, а владеет им молодец".

Молодцов было еще достаточно, но кузнецов не стало.

Погибший кадровый офицерский состав был незаменим.

<...>

Военным Министром после вынужденного ухода генерала Сухомлинова был сделан совершенно беспринципный Поливанов, весь смысл службы видевший в недостойных офицера интригах и ставший угождать Думе и оппозиционной общественности.

Он оставался на посту министра с июня 19I5 по март 19I6 г., когда, по воле Государя, должен был уйти.

Справка:

-- Поливанов снабжал оппозиционных членов Думы материалами для выпадов против правительства, в состав которого сам входил... Для окончательной характеристики Поливанова упомянем, что он умер в I92I г. в Риге, будучи главным экспертом советской делегации, подписавшей позорный Рижский мир с Польшей.

<...>

Между начальниками и подчиненными стало чувствоваться отчуждение, не наблюдавшееся прежде.

Для солдат 1914 года офицеры были старшими членами великой военной семьи - воспитавшего их полка.

Отношения между офицерами и солдатами Русской Армии были проникнуты такой простотой и сердечностью, подобных которым не было ни в одной иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского общества.

Вооруженный народ 19I6 года видел в офицерах только "господ", принося в казармы запасных полков, а оттуда в окопы всю остроту разросшихся в стране социальных противоречий и классовой розни.

<...>

Остатки кадрового состава сохранили доверие солдат.

Хуже было с офицерами военного времени.

Большая часть "прапорщиков" - случайного элемента в офицерских погонах - не сумела надлежащим образом себя поставить. Одни напускали на себя не принятое в Русской Армии высокомерие и тем отталкивали солдата. Другие безвозвратно губили себя панибратством, попытками "популярничать".

Солдат чуял в них "не настоящих " офицеров.

Унтер-офицеров Русская Армия уже не имела.

Были солдаты с унтер-офицерскими нашивками, пробывшие месяц в учебной команде, ничем не отличавшиеся от своих подначальных и не пользовавшиеся в их глазах никаким авторитетом.

<...>

Целей войны народ не знал.

Сами "господа", по-видимому, на этот счет не сговорились.

Одни путано "писали в книжку" про какие-то проливы - надо полагать, немецкие. Другие говорили что-то про славян, которых надлежало то ли спасать, то ли усмирять. Надо было победить немца. Сам немец появился как-то вдруг, неожиданно - о нем раньше никто ничего народу не говорил. Совершенно так же неожиданно за десять лет до этого откуда-то взялся японец, с которым тоже надо было вдруг воевать... Какая была связь между всеми этими туманными и непонятными разговорами и необходимость расстаться с жизнью в сыром полесском поле -никто не мог себе уяснить.

Одно было понятно всем - так приказал Царь. К царствовавшему Императору народ относился безразлично, но обаяние царского имени стояло высоко. Царь повелел воевать - и солдат воевал.

Революция

В конце декабря 19I6 года в германской Главной Квартире был принят план решительных действий на 19I7 год.

Было решено вывести из строя Англию беспощадной подводной войной, а Россию и Францию взорвать изнутри.

I7 февраля 19I7 г. германский Рейхсбанк циркулярно сообщил своим представителям в Швеции об ассигновании срочных кредитов на субсидию революции в России.

Справка:

-- Кредиты были открыты на имя заграничных революционеров-пораженцев - Ленина, Зиновьева. Каменева, Колонтай, Сиверса и Меркалина. Паролями этим русским революционерам Германское правительство назначило "Диршау" и "Волькенберг".

<...>

Мятеж застал врасплох Государственную Думу и оппозиционную общественность.

Там готовили "младотурецкий переворот" в конце марта.

Выступление рабочих масс в феврале никто не предвидел.

<...>

27 февраля стал роковым днем.

Случилось худшее, что могло случиться: военный бунт.

Справка:

Унтер-офицер Кирпичников учебной команды одного из запасных полков убил своего начальника выстрелом в спину и, взбунтовав часть, вывел ее на улицу. Временное Правительство чествовало предателя, как "первого солдата, поднявшего оружие против царского строя". Крипичников был потом...арестован в Ростове Добровольцами и расстрелян по приказанию полковника Кутепова.

Взбунтовавшиеся войска вышли на улицы и слились с бушевавшей чернью.

Русский солдат обагрил свои руки кровью русского офицера...

<...>

Вместе с Армией был нанесен смертельный удар Флоту. В ночь на I марта распропагандированные флотские экипажи залили кровью Кронштадт, а в ночь с 2-гона 3-е на гельсингфорском рейде и на берегу произошла дикая резня офицеров эскадры. Был убит и адмирал Непенин. По списку, заготовленному германским "Адмирал-Штабом" были истреблены все лучшие специалисты по всех областях (в первую очередь - столь досадившие немцам разведки и контрразведки) - и этим наш Балтийский флот был выведен из строя.

<...>

9 марта вся Царская семья была арестована.

Россия рухнула в бездну.

Справка:

-- Вот слова последнего царского приказа:" В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от Престола Российского, власть перешла ко Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вывести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую работу, много пролили крови, много сделали усилий и уже близится час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. -Кто думает теперь о мире, кто желает его - тот изменник Отечеству, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же свой долг, защищайте доблестно нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка только на руку врагу. - Твердо верю, что не угаснет в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий!"

<...>

Армия была ошеломлена внезапно свалившейся на нее революцией.

Рушилось все мировоззрение офицера и солдата опустошалась их душа.

<...>

Царя не стало.

Солдат недоуменно смотрел на офицера.

Офицер растерянно молчал и оглядывался на старшего начальника. Тот смущенно снимал с погон царские вензеля...

Так прошла первая неделя марта месяца - пока от Риги до Измаила огромный фронт не содрогнулся от удара отравленным кинжалом в спину.

В Действующую Армию был передан приказ номер первый.

Назначенный Верховным Главнокомандующим Великий Князь Николай Николаевич, был уволен Временным Правительством, не успев принять этой должности.

Временное Правительство утвердило Верховным генерала Алексеева.

Начальников Штаба стал генерал Деникин...

Военным Министром стал честолюбивый заговорщик - вдохновитель "младотурков" Гучков, который, наконец-то, удовлетворивший свою давнишнюю мечту руководить российской вооруженной силой сообразно своим личным симпатиям и антипатиям.

Гучков - при содействии услужливой Ставки - произвел настоящее избиение высшего командного состава. Армия, пережившая самый опасный час своего существования, была обезглавлена.

Была отрешена половина корпусных командиров (35 из 68) и около трети начальников дивизий (75 из 240)

<...>

Приказ номер первый попал в Армию.

И военный министр Гучков, Верховный Главнокомандующий генерал Алексеев знали, что этот приказ смертелен, что он составлен в неприятельской главной квартире, что, убивая дисциплину, он убьет Армию.

<...>

Солдат решил, что раз Царя не стало, то не стало и царской службы и царскому делу -войне - наступил конец...

Он с готовностью умирал за Царя, но не желал умирать за пришедших к власти "господ".

Офицер, призывавший солдата защищать Родину, становился ему подозрителен. Раз была объявлена "свобода" то кто имел право заставлять его, солдата, проливать свою кровь на фронте, когда в тылу рабочие провозгласили восьмичасовой трудовой день, а односельчане готовились поделить землю помещика?

И в первые весенние дни 19I7 года толпы русских солдат вышли из своих окопов...

У колючей проволоки их ждал бесчестный враг с прокламациями и водкой. Германские офицеры, "братаясь" и спаивая русских солдат, призывали их убивать русских офицеров, бросать окопы, идти домой.

И одурманенные люди, возвращаясь в землянки, с тупою злобой начинали смотреть на своих офицеров.

<...>

Реформы Гучкова следовали одна за другой.

Вслед за введением комитетом и разгромом командования он распорядился уволить в чистую всех нижних чинов старше 43 лет...

Но худшее было еще впереди.

Одним из первых мероприятий Гучкова было учреждение так называемой "комиссии по устройству армии на новых началах" под председательством Поливанова - и эта комиссия из нестроевых петербургских генералов, раболепствующих перед революционной демократией, принялось за разработку "Декларации прав солдата" - полное уничтожение дисциплины в Армии...

<...>

Гучков и Алексеев создали Совету рабочих депутатов такую обстановку, о которой его вожаки в своем революционном подполье не смели и мечтать.

I6 апреля из Швейцарии, в запломбированном вагоне Германского Командования, через Швецию и Финляндию в Петроград прибыли главари партии большевиков.

Это были Апфельбаум-Зиновьев, Розенфельд-Каменев, Собельсон-Радек, Филькельштейн -Литвоинов и главный их вождь Ульянов-Ленин.

Владимир Ульянов-Ленин, возглавивший после Петра Струве партию социал-демократов большевиков, был прежде всего прирожденным организатором. Его небольшой ум, чрезвычайно односторонний и ограниченный марксистскими шорами, был умом начетчика. Этот ограниченный ум подкреплялся железной логикой и железной волей маньяка и во много раз усиливался чрезвычайно развитым политически чутьем и поразительным инстинктом революционера.

Организаторские способности и политическое чутье делали из Ленина человека неизмеримо более крупного, чем ничтожества Временного Правительства. Ленин был единственной политической величиной Семнадцатого года - но величиной для своей страны отрицательной.

Он впитал в себя весь яд поддонков материалистической немецкой философии - нежизнеспособной и устарелой теории марксизма.

Заимствовав цели от Маркса, Ленин взял средства от Клаузевица.

Осуществление социализма в бесклассовом обществе он полагал достигнуть вооруженной борьбой, захватив власть и установив диктатуру организованной им партии.

На русский народ интернационалист Ленин смотрел только как на морских свинок, над которыми надо было провести опыт прививки, нигде еще не проверенной социалистической теории.

"Россия - это дикий сырой лес, который нужно сжечь до тла!" - писал и проповедовал он.

Взяв основное положение Клаузевица:"война - та же политика", Ленин вывел логическое заключение:"политика - та же война".

Для верного успеха война эта должна быть беспощадной - откуда и знаменитая формула: "кто не с нами, тот против нас".

Безмерно затянувшаяся война, смысл которой совершенно ускользал от народа, чрезвычайно тому благоприятствовал.

Народ был, во-первых, - раздражен, во-вторых, - вооружен.

"Бескровная" Русская Революция с самого своего рождения творилась винтовкой и пулеметом.

<...>

Эти штыки и пулеметы надо было привлечь на свою сторону - и все остальное тогда само собой прилагается.

<...>

Керенский

Военным министром стал 36-летний помощник присяжного поверенного А.Ф. Керенский... Растерявшегося дилетанта (Гучкова) сменил самоуверенный профан.

По своему происхождению, воспитанию и взглядам Керенский был бесконечно далек от Армии и не имел - да и не мог иметь - никакого понятия в военном деле. Безмерно себялюбивый, самоуверенный и самовлюбленный, он считал себя героем Русской Революции, не имея к тому решительно никаких данных. Это был человек фразы - но не слова, человека позы - но не дела.

<...>

Ответственность за катастрофу

<...>

"Ни к одной стране рок не был так беспощаден, как к России ", - пишет... Черчиль. - Ее корабль пошел ко дну, когда пристань была уже в виду. Он уже перенес бурю, когда наступило крушение. Все жертвы были уже принесены, работа была закончена. Отчаяние и измена одолели власть, когда задача была уже выполнена..."

Россия могла стать сильнейшей и славнейшей державою мира.

Но этого не захотели ни русская общественность, ни русский народ.

Этого не желали ни наши враги, ни наши союзники.

Можно и должно говорить о происках врагов России.

Важно то, что эти происки нашли слишком благоприятную почву.

Интриги были английские, золото было немецкое, еврейское...

Но ничтожества и предатели были свои, русские.

Не будь их, России не страшны были бы все золото мира и все козни преисподней.

Русские люди 19I7 года все виноваты в неслыханном несчастье, постигшем их Родину.

Эта вина ложится, во-первых, на Императорское Правительство, не сумевшее ни предвидеть катастрофы, ни предотвратить ее...

Безмерна вина оппозиционной общественности, увидевшей в этом потрясении неповторимый случай придти наконец к власти, захотевшей обратить несчастье Родины в средство для достижения своих узко эгоистических целей, в средство для насыщения своего чудовищного честолюбия.

Обманутые общественностью военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, никакой выгоды не искали. Ими руководило желание блага России, ложно понятого.

Они полагали, что благоденствия Родины можно добиться изменою Царю...

Их непростительной ошибкою было то, что они слишком считали себя "общественными деятелями" и недостаточно помнили, что они - прежде всего присягнувшие Царю офицеры.

<...>

Эти три категории виновных... не имеют оправдания.

История вынесла им приговор, справедливый и беспощадный.

Отречение Государя Николая Александровича за себя и за сына было ошибкой.

Но кто посмеет упрекнуть за нее Императора Всероссийского, к виску которого было приставлено семь генерал-адъютантских револьверов?

<...>

Подобно тому, как садовник обязан отрезать сухие ветви и вырывать сорные травы - так и монарх обязан отсекать преступные головы, помня, что иначе, щадя кровь ста негодяев, он губит миллионы честных голов.

Никогда венценосец не спасал своей страны принесением себя в жертву.

<...>

Заключение

История Русской Армии - это история жизни Русского Государства, история дел Русского Народа, великих в счастье и несчастье - история великой армии великой страны.

Лавров и терниев за два с половиной столетия хватило бы на все остальные армии мира, вместе взятые - и еще осталось бы на славнейшую из них.

Нет истории более поучительной и нет дел более великих.

Наследники русской славы, мы их продолжим на будущие времена...

Мы должны все время помнить, что окружены врагами и завистниками, что друзей у нас нет...

Да нам их и не надо при условии стоять друг за друга.

Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас.

"У России только два союзника: ее Армия и Флот", - сказал Царь- Миротворец.

Мы располагаем бесчисленными духовными сокровищами.

Они лежат еще втуне, но дадут, при умении взяться за дело, небывалые плоды - как в мирном строительстве, так и на полях сражений.

Побольше веры в гений нашей Родины, надежды на свои силы, любви к своим русским.

<...>

У Русского Народа есть свои достоинства, есть свои недостатки.

Развивая достоинства, мы должны по мере сил сводить на нет недостатки - то есть в первую очередь стремиться к удалению причин, способствующих этим недостаткам.

Труд огромный, но благодарный - труд, за который надо суметь как следует взяться, а взявшись - вложить в него все сердце и всю душу без остатка.

<...>

А.А. Керсновский

История Русской Армии. - Ч.I -IV. - Белград, 1933 - 1938.

*******************************************************

0x01 graphic

Справка:

-- Антон Антонович Керсновский (23 июня 1907 -- 24 июня 1944) -- русский публицист, военный историк.

-- Родился 23 июня 1907 года в родовом имении деревне Цепилово, близ города Сороки в Бессарабии.

-- С гимназических лет увлекался военным делом, вполне очевидно, что он пошёл бы по стопам деда полковника-геодезиста Антона Антоновича Керсновского.

-- В Одессе, где в мирное время семья Керсновских жила на Маразлиевской улице Керсновский оказался в Добровольческой армии и храбро воевал в её рядах малолетним гимназистом-воином.

-- В 1920 году, вместе с остатками Белой армии, эмигрировал в Сербию, а уже затем вернулся в родное Цепилово, вошедшее в состав Румынии, откуда и выехал в Австрию с целью продолжить своё обучение.

-- В Вене Керсновский окончил Консульскую Академию. Переехал во Францию. В Дижоне учился в университете. В Сен-Сире прослушал курс в знаменитой военной школе.

-- Во второй половине 1920-х годов окончательно обосновался в Париже.

-- Его первая статья "Об американской артиллерии" появилась 20 марта 1927 года в белградском еженедельнике "Русскiй Военный В?стникъ" (с 1928 года "Царскiй В?стникъ"). Издатель последнего Н.П. Рклицкий (впоследствии архиепископ Вашингтонский и Флоридский Никон) благосклонно предоставил ему возможность публиковать свои труды, благодаря чему до 1940 года Керсновский опубликовал здесь более 500 различных материалов.

-- Сначала писал в основном о истории и современном состоянии вооружённых сил государств и уделял внимание внутреннему и международному положению стран, особенно Германии начала 1930-х годов; в цикле статей он не просто предсказал возврат войны и приход Гитлера к власти, сделал предостережение: "Для нас, Русских, важно не забывать, что с воскресением германской армии восстанет из небытия наш недавний заклятый враг".

-- С конца 1932 года в "Царском вестнике" стала публиковаться в сокращённом варианте "Философия войны" Керсновского (книга с дополнениями вышла в 1939 году). А с 1933 года по 1938 год выходил в Белграде его основной труд "История Русской Армии" в 4-х томах (переиздан, в частности, изд-вом "Голос" в 1992--1994 годах). Двухтомное "Военное дело" так и осталось в рукописи, а от "Русской стратегии в образцах", "Крушении германской военной доктрины в 1914 ггоду", "Синтетическом очерке современных компаний" и ряда других трудов остались только косвенные и отрывочные упоминания.

-- Скончался 24 июня 1944 года от обострения туберкулёза.

-- Галина Викторовна не перенесла смерти мужа и выбросилась из окна на тротуар, как только поняла, что его больше нет.

Значение трудов

-- Антон Керсновский один из самых значительных русских военных историков XX столетия. Не будучи офицером российского Генштаба, вообще не получив академического образования, это выдающийся ученый сам, только самообразованием и титаническим трудом создал свою "Историю русской армии", которая занимает поистинне исключительное положение в ряду фундаментальных работ по русской военной истории. Особую ценность его трудам придает неординарность и широчайший кругозор, понимание российской геополитики в традиции Н.Я. Данилевского. Керсновский любил свое Отечество особую любовью человека насильно оторванного от Родины, служению России, российской истории он посвятил всю жизнь.

Произведения

-- Об американской артиллерии (1927)

-- Германская конная дивизия военного времени (1927--1932)

-- Сущность французской военной реформы (1927--1932)

-- Организация броневых сил Красной армии (1927--1932)

-- Вооружение Италии (1927--1932)

-- Японская армия (1927--1932)

-- Упущенная возможность (1927--1932)

-- Ко второй гражданской войне (1927--1932)

-- Военизация страны (1927--1932)

-- Наша будущая малая армия (1927--1932)

-- Наш будущий офицерский корпус (1927--1932)

-- Философия войны (1932--1939)

-- История Русской Армии в 4-х томах (1933--1938) (переиздан, изд-вом "Голос" в 1992--1994 гг.)

-- Военное дело в 2-х томах (1941--1944) не издавалось

-- Русская стратегия в образцах

-- Крушение германской военной доктрины в 1914 г (1941--1944)

-- Синтетический очерк современных компаний (1939--1944) не завершено

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 11/06/2011, изменен: 12/06/2011. 89k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 14 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас"...

Каменев Анатолий Иванович
"Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас"...