ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Не пора ли открывать сейфы

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

0x01 graphic

Россия.

Домой. 1881.

Художник Грузинский Петр Николаевич (1837-1892)

339

Поучения отца сыну.

Поучения Киру, данное ему отцом. Кир прибыл домой, вознес молитву Гестии Отчей и Зевсу Отчему, а также всем остальным богам, и уже после этого отправился в поход. Его сопровождал отец. Когда они отъехали от дома, им, как говорят, были даны благоприятные знамения - гром и молния. После этих знамений они продолжили свой путь, не прибегая к гаданиям по полету птиц. Они были уверены, что никакое другое знамение не сможет лишить их благосклонности, проявленной великим божеством. Так проехали они некоторое время, и отец обратился к Киру со следующими словами: - Сын мой, и жертвы, и небесные знамения говорят о том, что боги милостивы и благосклонны к тебе. Ты и сам это видишь. Я ведь долго учил тебя этому искусству, чтобы ты не прибегал к помощи толкователей, но умел сам наблюдать то, что можно увидеть, и внимать тому, что можно услышать, познавая волю богов. Делал это я с той целью, чтобы ты не зависел от жрецов, если они захотят обмануть тебя, намеренно искажая смысл знамений, являемых богами, чтобы ты не испытывал затруднений, если рядом не окажется жрецов, разгадывая смысл знамений, и легко понимал их при помощи искусства мантики [искусство прорицания], следуя этим предзнаменованиям. - Я и сам, отец, постоянно стараюсь следовать твоим советам, насколько это в моих силах, - отвечал Кир, - чтобы боги оставались милостивыми ко мне, являя свои знамения. Я ведь помню, - добавил он, - как однажды слышал от тебя, что и от богов, и от друзей скорее добьется желаемого не тот, кто в затруднительных обстоятельствах смиренно умоляет их о помощи, а тот, кто при самом благоприятном ходе своих дел помнит и чтит божество. Ты тогда говорил, что и с друзьями следует обходиться подобным образом. - Но, мой мальчик, - сказал отец, - разве сейчас ты не обращаешься к божеству с более легким сердцем, благодаря своим стараниям? И разве ты не надеешься быстро получить от богов то, что просишь, сознавая, что никогда не забывал о них? - Ты совершенно прав, отец, я знаю, боги ко мне благосклонны. - А помнишь ли, мой мальчик, как однажды пришла мне в голову такая мысль. Ведь боги дали в удел людям, искусным в делах, лучшую жизнь, чем неумелым; трудолюбивым помогают достигать цели скорее, чем бездеятельным, заботливым - быть увереннее в своей безопасности, чем беззаботным. А раз надо стать именно таким, каким нужно, чтобы добиться успеха, то лишь при этом условии можно обращаться к богам с просьбой о каком-либо благе. - Конечно же, я прекрасно помню, - отвечал Кир, - как слышал это от тебя, клянусь Зевсом. Теперь мне надлежит лишь следовать твоему совету. Я знаю, ты всегда говорил, что нельзя просить у богов победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом, подобно тому, как людям, не умеющим стрелять из лука, не подобает молить богов о победе над владеющими этим искусством. Точно так же кормчие, не изучившие искусства судовождения, не должны молить бога о спасении корабля, подобно тому, как земледельцы, не засеявшие поля, не имеют права молить богов о богатом урожае, или воины, безрассудно ведущие себя в бою, просить богов сохранить им жизнь. Ведь все такие просьбы противоречат божеским установлениям. Те же, кто молит богов о недозволенном, говорил ты мне, естественно, ничего от них не получают, как не добиваются ничего и у людей те, кто просит о противозаконном. - А не забыл ли ты, мой мальчик, как мы некогда рассуждали с тобой еще об одном предмете? Если кто-либо сумеет добиться положения, которое позволит ему стяжать славу человека прекрасного и благородного, и к тому же у него будет всего в достатке и для себя и для своих домочадцев, то разве это не будет прекрасным и весьма достойным деянием? А если еще, помимо вышесказанного, что само по себе является великим делом, он будет уметь повелевать другими людьми, да так, чтобы они получили все необходимое в изобилии и при этом сами стали такими, какими они должны быть, то разве это не казалось нам вообще величайшим подвигом, заслуживающим восхищения и удивления? - О да, отец, клянусь Зевсом, я помню, как ты все это говорил. Мне так же, как и тебе, умение руководить людьми всегда казалось величайшим искусством. И ныне я продолжаю думать то же самое, поскольку мои помыслы направлены на то, как я сам буду командовать. Когда, наблюдая за другими, я на опыте познаю, какие военачальники из них выходят и что представляют собой наши будущие противники, то мне, кажется, просто позорным опасаться подобных людей и не пылать желанием выступить против них. Ведь все эти люди, - добавил Кир, - начиная с наших друзей, полагают, что полководец должен отличаться от подчиненных более роскошным образом жизни, большим количеством золота в доме, большим досугом и вообще жизнью, совершенно свободной от всяких трудов. Я же, напротив, полагаю, что предводитель должен отличаться от подчиненных не роскошным образом жизни, а трудолюбием и умением предвидеть события. - Но, мой мальчик, - заметил отец, - иногда возникает такое положение, когда приходится бороться не против людей, а против обстоятельств, с которыми не легко справиться. Ты и сам сейчас понимаешь, что если войско не получит необходимых припасов, то ты утратишь над ним свою власть. - Но ведь Киаксар [царь Мидии] обещал позаботиться обо всех воинах, выступающих в поход, сколько бы их ни было? - Так ты, мой мальчик, отправляешься, полагаясь на денежные средства Киаксара? - Разумеется! - отвечал Кир. - А знаешь ли ты, насколько они велики? - Нет, клянусь Зевсом. - И все же, не зная их величины, ты продолжаешь на них полагаться. Понимаешь ли ты, что тебе многого будет недоставать и что Киаксару предстоят ныне большие расходы? - Да, понимаю, - отвечал Кир. - Но если у него не хватит средств или он не сдержит слова, что тогда будет с твоим войском? - Ясно, что ему придется плохо, - ответил Кир. - Если ты, отец, знаешь какой-нибудь выход из этого трудного положения, и я буду в силах поступить по твоему совету, пока мы еще на своей земле, - скажи мне это. - Тебя волнует, мой мальчик, что бы ты мог предпринять? Но от кого же можно ожидать решения, как не от того, кто обладает силой? Ты выступаешь из этой страны с пехотой, вместо которой ты не согласился бы взять даже более многочисленную, а к ней собираешься еще присоединить мидийскую конницу, лучше которой нет в мире. Какой, по-твоему, из соседних народов не пожелает оказаться полезным вам и стать вашим союзником? Или не побоится претерпеть от вас какого-либо ущерба? Тебе надо вместе с Киаксаром позаботиться обо всем необходимом и приобрести опыт в обеспечении войска провиантом. Запомни, прежде всего, что при заготовке необходимых припасов нельзя допускать положения, когда добывать их принудит тебя крайность. Напротив, именно тогда, когда у тебя их в избытке, проявляй заботу, чтобы в них не возникло недостатка. Те, к кому ты обратишься с просьбой, гораздо скорее предоставят эти припасы, увидев, что ты не испытываешь в них нужды. Поступая так, ты и упреков со стороны своих воинов избежишь и скорее добьешься уважения у людей. Когда же ты выступишь со своим войском на помощь союзникам или предпримешь нападение на врага, воины, обеспеченные всем необходимым, станут поддерживать тебя с большей охотой. Знай и то, что речи твои будут звучать гораздо более убедительно, когда ты сможешь на деле доказать свои возможности и вознаграждать и наказывать. - Да, отец, все, что ты сказал теперь, прекрасно, на мой взгляд. Ведь ни один из моих воинов не станет сейчас питать чувства благодарности ко мне за то жалованье, которое предстоит им получить в ближайшее время, ибо они знают, на каких условиях Киаксар призвал их на помощь. Но то, что они получат дополнительно к условленной плате, будет для них почетной наградой, и за это они будут признательны тому, кто их наградил. - Твои слова справедливы. Иметь войско, с помощью которого можно и друзей поддержать, и врагам отомстить, и не заботиться о снабжении его необходимыми припасами, - это, согласись, не менее позорно, чем, если бы хозяин, обладающий и полями и работниками, которые могут эти поля возделывать, оставил бы земли необработанными и не приносящими никакого дохода. - Знай же, - заверил Кир отца, - что я всегда буду заботиться о том, чтобы обеспечить своих воинов всем необходимым, где бы я ни находился - в дружественной ли стране, или среди врагов. - А что, мой мальчик, - продолжал Камбис, - помнишь ли ты о тех других предметах, которые мы некогда тоже признали заслуживающими пристального внимания? - Да, отец, я отлично помню, как я пришел к тебе за деньгами, которые должен был отдать человеку, научившему меня, по его словам, полководческому искусству, а ты, дав мне эти деньги, спросил: "Упоминал ли этот человек, которому ты собираешься отдать деньги, о хозяйственных делах, когда обучал тебя полководческому искусству? Ведь воины нуждаются в обеспечении ничуть не меньше, чем дворовая челядь". Когда я признался, что он ни словом об этом не упомянул, ты спросил меня вновь: "Говорил ли он о значении здоровья и физической силы для воспитания воинов? Ибо полководец должен и об этом заботиться, и в такой же мере, как о делах, связанных со стратегией". Когда я и на этот вопрос ответил отрицательно ты меня вновь спросил: "Учил ли он тебя тем искусствам, которые оказывают незаменимую помощь в военном деле?" После того, как я и на это дал отрицательный ответ, ты задал тогда мне и такой вопрос: "Научил ли он тебя, как вселять решимость в души воинов?" При этом ты добавил, что решимость во всяком деле приводит к совершенно противоположным результатам, чем малодушие. После того, как я и на этот вопрос ответил отрицательно, ты стал выяснять, обучал ли он меня методам, которыми добиваются повиновения воинов. А когда выяснилось, что и об этом не было речи, ты спросил, наконец, чему же он, обучавший полководческому искусству, учил меня. Я ответил, что он учил меня тактике. Тогда, рассмеявшись, ты стал по порядку предлагать мне вопросы: что пользы войску от тактики, если нет провианта и люди нездоровы? Что толку от нее, если воины не сведущи в тех искусствах, которые специально предназначены для ведения войны? Что пользы от нее, наконец, если воины не повинуются? Ты ясно показал мне, что тактика составляет лишь незначительную часть стратегии. После этого я спросил, сможешь ли ты научить меня всему остальному. Тогда ты посоветовал отправиться к людям, считающимся опытными в вопросах стратегии, и расспросить их, каким образом можно всему научиться. С этого времени я стал бывать в обществе людей, которые слывут весьма сведущими в этих вопросах. И вот, что касается продовольствия, то я убежден, что предоставленного Киаксаром будет вполне достаточно. Относительно же заботы о физическом состоянии воинов я могу сказать следующее. Мне приходилось слышать и наблюдать самому, как государства, заботящиеся о здоровье граждан, приглашают врачей и как полководцы берут их с собой в поход, беспокоясь о своих воинах. Точно так же и я, став командующим, тотчас проявил об этом заботу. Я полагаю, отец, что теперь у меня в войске будут люди, которых можно назвать большими знатоками в деле врачевания. В ответ отец сказал Киру: - Но, мой мальчик, люди, о которых ты только что говорил, подобны мастерам, которые чинят рваные гиматии; ведь врачи лечат людей только тогда, когда те заболеют. Мудрый полководец предпочтет постоянно закаливать своих воинов, заботясь о их здоровье, чем приглашать врачей. Тебе надо с самого начала принять меры к тому, чтобы в твоем войске не было больных. - Но как я смогу этого добиться, отец? - Прежде всего, если тебе придется разбить лагерь в определенной местности, ты должен позаботиться о здоровых лагерных условиях. Если ты будешь поступать так, ты не совершишь ошибки. Люди постоянно говорят о местах со здоровым и вредным климатом; о влиянии того или иного климата тебе ясно скажут как сложение людей, так и цвет их кожи. Наконец, ты должен помнить, что следует обращать внимание не только на характер местности, но и на то, как ты сам сохраняешь свое здоровье. На это Кир ответил: - Сам я, прежде всего, стараюсь не слишком перегружать себя пищей, ведь это вредно для здоровья. Затем я забочусь о том, чтобы она хорошо переварилась. Так, кажется, мне, лучше всего сохраняется здоровье и человек накапливает силы. - Точно такую же заботу, мой мальчик, ты должен проявлять о других, - сказал отец. - Но будет ли воинам предоставлена возможность заниматься физическими упражнениями? - Разумеется, клянусь Зевсом, - сказал отец. - Речь должна идти здесь не о возможности, а о совершенной необходимости это делать. Чтобы войско было готово к выполнению задач, которые перед ним будут поставлены, оно никогда не должно прерывать действий, направленных во вред врагам и на пользу ему самому. Трудно, мой мальчик, прокормить одного бездеятельного человека, еще труднее прокормить целое семейство, но труднее всего содержать войско, проводящее время в праздности. Ведь оно состоит из множества едоков, которые отправляются в путь, беря с собой ничтожное количество припасов, а то, что они добывают, они расходуют самым расточительным образом. Поэтому никогда не следует оставлять войско в бездействии. - Мне кажется, ты утверждаешь, отец, что как от бездеятельного земледельца не приходится ожидать пользы, точно так же нельзя ждать полезного и от бездеятельного полководца. - Я полагаю, - отвечал отец, - что энергичный полководец, если ему не будет противодействовать какое-либо божество, сумеет обеспечить войску изобилие припасов и добиться того, чтобы физическая закалка воинов была наилучшей. - Как мне представляется, - сказал Кир, - в обучении воинов наибольшего успеха добьется тот, кто устроит состязания по каждому виду воинских упражнений и назначит награды победителям. Так он получит хорошо подготовленных воинов, на которых сможет положиться в бою. - Ты совершенно прав, мой мальчик. Знай, что, действуя так, ты получишь возможность увидеть, как слаженно действуют твои воины, выполняя свой долг, наподобие хора в музыкальных состязаниях. - Затем, - сказал далее Кир, - когда необходимо воодушевить воинов, ничто более не отвечает этой цели, чем возможность вселять надежду в души людей. - Но, мой мальчик, поступая так, ты будешь походить на охотника, созывающего собак на охоте тем же кличем, каким натравливают их на зверя. Совершенно ясно, что вначале они будут охотно слушаться, но, если он будет часто обманывать их, они перестанут в конце концов повиноваться, даже если, увидев дичь, он подаст сигнал к настоящей травле. Точно в таком же положении оказывается полководец, обещая что-либо воинам. Если вселивший надежду в души людей на будущие блага обманет их, он не сможет убедить их даже тогда, когда его обещания будут вполне осуществимыми. Полководец должен воздерживаться от заверений, в реальности которых он сам точно не уверен; пусть это делают по его поручению другие. Свое выступление он должен приберегать на случай крайней опасности, в особенности дорожа доверием к себе. - Клянусь Зевсом, отец, - отвечал Кир, - все, что ты говоришь, кажется, мне прекрасным, и для меня будет самым большим удовольствием поступать таким образом. Мне, кажется, также, отец, что я приобрел некоторый опыт, который поможет мне добиваться повиновения у своих воинов. Ведь ты воспитал во мне это чувство с детских лет, заставляя тебя слушаться. Затем ты передал меня учителям, и те продолжали воспитывать во мне это же качество. Когда же я стал эфебом, мой предводитель так же настойчиво добивался от меня послушания. Да и большинство законов, как мне кажется, воспитывают в человеке именно эти два качества, умение повелевать и умение повиноваться. И вот, размышляя обо всех этих вещах, я пришел к выводу, что скорее всего добьется повиновения от своих воинов тот полководец, который будет хвалить и поощрять дисциплинированных и, напротив, наказывать и лишать чести непослушных. - Да, мой мальчик, это именно тот способ, которым принуждают людей повиноваться по необходимости. Но, чтобы добиться дисциплины более осмысленной, чем эта, а именно добровольной, есть другой и более краткий путь. Люди с особой готовностью повинуются тому, кого считают разумнее себя в тех делах, где речь идет о их собственной выгоде. В справедливости этого ты убедишься на примере многих людей, особенно больных: они умоляют о помощи тех, кто может указать им путь к излечению. Обрати также внимание, с какой охотой подчиняются кормчим те, кто плывет вместе с ними на корабле. Да и путешествующие по суше изо всех сил стараются не отстать от людей, знающих, по мнению путешественников, дорогу лучше, чем они сами. Напротив, если человек сознает, что повиновение принесет ему вред, его никакими наказаниями не заставишь подчиняться приказам и не прельстишь никакими дарами. Ведь никто добровольно не станет принимать подарки, которые принесут ему вред. - Итак, отец, ты утверждаешь, что самый надежный способ удержать в повиновении своих воинов состоит в том, чтобы казаться более разумным, чем твои подчиненные? - Да, именно так. - Каким же путем можно скорее всего добиться, чтобы тебя считали таким человеком? - Но, мой мальчик, путь к тому, чтобы казаться более разумным, не короче ведущего к тому, чтобы стать разумным в действительности. Рассматривая отдельно каждый пример, ты убедишься в том, что я говорю истину. Если, не являясь хорошим земледельцем, ты захочешь казаться им - или всадником, или врачом, или флейтистом, или еще кем-нибудь, - то подумай, как много различных ухищрений придется тебе употребить, чтобы создать о себе такое мнение. И даже если ты сумеешь сделать так, что множество людей станут восхвалять тебя, и ты тем самым добудешь себе славу мастера и при этом приобретешь наилучшие инструменты для каждого из этих занятий, то и тогда ты лишь на короткое время обманешь людей и вскоре, когда придется доказать свое мастерство на деле, окажешься изобличенным, да к тому же еще и хвастуном. - Но как можно стать в действительности мудрым и быть всегда уверенным, что принятые тобою решения полезны и необходимы? - Совершенно ясно, мой мальчик, что этого можно достичь, познавая все, чему можно научиться у других людей, так, как ты научился тактике. А то, чего люди не могут постигнуть или предвидеть своим человеческим умом, ты сможешь познать быстрее других при помощи искусства мантики, обращаясь к богам. Ты станешь по-настоящему мудрым, если постараешься выполнять уже принятые решения, признанные тобой наилучшими. Разумному человеку свойственно проявлять заботу о том, что необходимо выполнить, а отнюдь не беззаботность и небрежность. - Но чтобы добиться любви своих подчиненных, - а это, как мне кажется, имеет величайшее значение, - необходимо, по-видимому, поступать подобно тем, кто старается приобрести друзей? Мне кажется, при этом люди должны ясно сознавать, что получают благодеяния от тебя. - Очень трудно, мой мальчик, всегда иметь возможность оказать благодеяние тому, кому хочешь. Но радоваться вместе с людьми, когда им выпадает какая-нибудь удача, проявлять сочувствие, когда с ними случается беда, оказывать помощь, когда они в трудном положении, проявлять опасения, как бы они не совершили ошибки, одновременно пытаясь предостеречь их, - всему этому надо уделять особое внимание. Да и при всяких работах, когда воинам приходится действовать в жару, полководец должен на глазах у всех трудиться вместе со своими воинами под палящими лучами солнца, а зимой - пренебрегая холодом. Он должен быть первым и тогда, когда от воинов требуются большие физические усилия. Такой полководец привлечет к себе любовь своих подчиненных. - Ты утверждаешь, отец, что полководец должен быть и сильнее всех своих воинов? - Да, разумеется; но не тревожься, мой мальчик! Ты должен знать, что полководец и рядовой воин, обладая одинаковой силой, по-разному сделают одно и то же дело. Сознание уважения, оказываемого ему, а также то, что на него обращены взоры всех воинов, значительно облегчают полководцу даже самый тяжелый труд. - А когда воины уже имеют все необходимое, здоровы, выносливы, изучили воинское искусство, исполнены честолюбивых устремлений, когда им больше удовлетворения приносит собственная дисциплинированность, чем неповиновение, - разве тогда, отец, не покажется тебе здравомыслящим полководцем тот, кто пожелает как можно скорее вести их на врага? - Разумеется, клянусь Зевсом, - отвечал отец, - если только он надеется одержать победу. Если же нет, то я предпочел бы соблюдать осторожность, и притом именно в той мере, в какой я чувствовал бы моральное превосходство свое и своих воинов, подобно тому, как и в других случаях мы стараемся сохранять в безопасности все, что нам наиболее дорого. - А как можно, отец, скорее всего одержать победу над врагом? - Клянусь Зевсом, мой мальчик, отнюдь не о простом или незначительном деле ты спрашиваешь. Однако знай, что тот, кто намерен добиться победы, должен стать коварным, скрытным, хитрым, лукавым, вором и грабителем, а также превосходить противника в военных хитростях. Тогда Кир, рассмеявшись, сказал: - Клянусь Гераклом, хорошее же будущее ты мне предрекаешь, отец! - Ты будешь, мой мальчик, самым справедливым и наиболее точно соблюдающим законы человеком. - Но почему же вы учили нас совершенно другому, когда мы были детьми, а затем эфебами? - Совершенно верно, - сказал отец, - и ныне мы продолжаем учить вас поступать так по отношению к друзьям и согражданам. Но разве тебе неизвестно, что вы научились также и таким делам, которые дают возможность нанести ущерб неприятелю? - Да нет же, по крайней мере о себе могу так сказать, - отвечал Кир. - Тогда ради чего вы учились стрелять из лука и метать дротик? С какой целью постигли вы искусство заманивать в западни диких свиней, копая ямы и расставляя сети? Или охотиться на оленей с помощью капканов и петель? Почему вы вступали в схватку со львами, медведями, леопардами не как равные с равными, но всегда применяя различного рода хитрости и охотничьи уловки? Разве ты не знаешь, что все это - коварные приемы, обеспечивающие превосходство над противником? - Да, разумеется, клянусь Зевсом, - отвечал Кир, - но ведь все это было направлено против зверей! А если бы я попытался обмануть человека, мне досталось бы немало ударов бичом. - Мы учили вас поражать мишени и не разрешали стрелять из лука или метать дротик в людей с той целью, чтобы вы в настоящее время не причиняли вреда друзьям, но в случае войны могли бы отразить врагов. И мы учили вас различного рода уловкам и хитростям на охоте, чтобы вы не применяли их против сограждан, но если случится война, чтобы вы были готовы использовать их в борьбе с врагом. - Однако, отец, если в равной мере необходимо уметь и наносить ущерб и приносить пользу, почему бы нам не развивать в себе эти навыки, применяя полученные знания к людям? - Рассказывают, мой мальчик, что некогда, во времена наших предков, жил один учитель, который учил детей справедливости так, как ты советуешь. Он учил и лгать, и говорить правду, обманывать и поступать справедливо, быть искренними и клеветать, хитрить и поступать открыто и прямо. При этом он указывал, что из всего этого следует использовать против врагов, и что должно найти себе применение в отношениях с друзьями. И еще он учил, что можно обманывать и друзей, если это принесет им пользу, и воровать их имущество, если это пойдет им на благо. Обучая так детей, он заставлял их применять все это в жизни, подобно тому как эллины, судя по рассказам, обучают и детей обманным приемам в борьбе. И вот, некоторые молодые люди, имевшие склонность к обману и коварству, которые, возможно, были не прочь и поживиться за счет других, не удержались, чтобы не испробовать полученные навыки на своих согражданах, пытаясь их обмануть. Поэтому и был установлен закон, которому мы следуем и поныне. Согласно этому закону, детей следует учить только одному, как мы требуем и от рабов по отношению к нам, а именно говорить всегда правду, не обманывать и не хитрить. Если же они поступают иначе, мы их наказываем для того, чтобы, воспитываясь в таких правилах, они выросли добрыми гражданами. А когда они достигнут твоего возраста, то, согласно принятому решению, их можно уже совершенно безопасно обучать уловкам и приемам, применяемым против врагов. В этом случае не может возникнуть опасения, что вы, уже воспитанные во взаимном уважении, превратитесь в жестоких и грубых сограждан. Точно так же мы не беседуем со слишком юными о том, что касается любви, с целью не развивать в них сильного полового влечения. В противном случае, научившись легко его удовлетворять, они станут злоупотреблять этим. - Итак, отец, поскольку я, клянусь Зевсом, отстал в изучении всех этих военных хитростей, то, прошу тебя, не скрывай от меня их, чтобы я мог побеждать врагов, прежде всего, старайся выстроить своих воинов в боевой порядок и атаковать врага всеми силами тогда, когда его ряды расстроены; или же, полностью вооружив своих воинов, так напасть на неприятеля, чтобы захватить его врасплох; или же, приказав своим войскам бодрствовать, обрушиться затем на спящего врага; или незаметно подкрасться к нему; или, когда враг займет невыгодные для него позиции, самому занять хорошо укрепленные. - Но каким образом, отец, можно улучить момент, когда враг совершает подобные ошибки? - Многие из них, мой мальчик, вынуждены совершать и вы, и они. Ведь отправляться за продовольствием приходится и вам, и вашим врагам; укладываться на отдых должны и вы, и они; с утра почти все одновременно покидают лагерь для отправления естественных надобностей. И пользоваться одними и теми же дорогами приходится и вам, и противнику, какие бы они ни были. Учитывая все это, ты должен будешь принимать особые меры предосторожности в отношении того, что будет казаться тебе самым уязвимым в твоем войске. Врагу же ты должен нанести удар именно там, где оборона окажется наиболее слабой. - Итак, отец, именно при перечисленных обстоятельствах следует пытаться одержать верх над врагом или же существуют и другие? - Их много больше, мой мальчик. Но в упомянутых мною случаях полководцы, знающие свое дело, выставят сильное охранение. Затем, тот, кто хочет обмануть врага, может оставить его в покое, а после захватить врасплох; может дать себя преследовать, чтобы враг расстроил свои боевые порядки, и, заманив неприятеля в неудобную местность, напасть на него там. Тебе необходимо изучить все эти приемы и применять не только уже известные, но и самому быть изобретательным в различных военных хитростях, применяемых против врага, подобно тому, как музыканты исполняют не только такие произведения, которые они уже знают, но стремятся создать и что-то новое. Как в музыке наибольшей славой пользуется все то, что ново и свежо, так и в военном искусстве тем большее внимание привлекают всякие новшества. С их помощью можно, скорее всего, ввести в заблуждение противника. И если ты, мой мальчик, станешь применять против людей даже те уловки, с помощью которых ты охотился на самых маленьких животных, то разве тебе не придет в голову мысль, что тем самым ты совершаешь действия, очень близкие к военным хитростям? Ведь, отправляясь охотиться на птиц, ты в самую суровую стужу встаешь ночью, и не успеют птицы подняться в воздух, как у тебя уже приготовлены силки для них, а траву и кусты, примятые тобой, ты тщательно маскируешь, как будто там никто не побывал. Ты используешь дрессированных птиц, которые оказывают тебе существенную помощь, приманивая своих диких сородичей. Сам же ты стараешься притаиться так, чтобы ты мог их видеть, а они тебя не могли. Ты умеешь захлопнуть западню прежде, чем из нее вылетит птица. Охотясь на зайцев, которые и кормятся в сумерках, а днем убегают, ты пускаешь в дело собак, которые чутьем отыскивают их; если выслеженный заяц убежит, ты выпускаешь других собак, которые натасканы преследовать его по пятам. А если и эти собаки не догонят его, ты, отыскав лазейки, где скрываются зайцы, незаметно раскидываешь там сети, чтобы стремглав несущийся заяц, попав туда, запутался. А чтобы он не вырвался, ты расставляешь вблизи егерей, и они тотчас же прибегают. А чтобы легче было его схватить, ты сам, стоя позади и громко крича, доводишь зайца до полного смятения, одновременно приказав сидящим в засаде притаиться. Так что если ты захочешь применять все эти приемы и против людей, как уже говорил об этом выше, то, по-моему, ты не уступишь врагу в применении военных хитростей. Если же возникнет необходимость открыто, в полном боевом снаряжении, сразиться с врагом на равнине, тогда, мой мальчик, большое значение имеют те качества войска, которые были приобретены до этого на протяжении продолжительного времени. Среди них я назову следующие: это - отличная закалка, высокий моральный дух войска, прекрасная воинская выучка. Надо учитывать, что все воины, от которых ты ждешь выполнения своих приказов, сами ожидают от тебя заботы о них самих. Никогда об этом не забывай и ночью думай о том, что будут делать твои воины днем, а когда настанет день, заботься, чтобы к ночи все было в порядке. Относительно же того, как надо строить войска в боевой порядок, готовясь к битве, как вести войска днем или ночью - по узким или широким дорогам, по горным или равнинным, - как разбивать лагерь, как выставлять боевое охранение, дневное или ночное, как вести наступление или отступать, как штурмовать укрепленный вражеский лагерь, как брать крепости или отступать от них, как переходить лесные ущелья и реки, как защищаться от нападения конницы, метателей дротиков и лучников, как противостоять неприятелю, когда ведешь свое войско длинной колонной и столкнешься с ним, как следует поступать, если враг покажется не с фронта, а с противоположной стороны, когда ты наступаешь; как можно разведать планы врага, а свои сохранить в тайне - надо ли мне рассказывать обо всем этом? То, что известно мне, ты слышал неоднократно. А если тебе казалось, что и другие знают об этом что-либо полезное, ты, будучи любознательным юношей, и их не оставлял без внимания. И вообще всякий раз, я полагаю, следует действовать так, как представляется наиболее целесообразным в данный момент. Теперь, мой мальчик, я хочу сообщить тебе самое главное. Если жертвы и гадания по птицам оказались неблагоприятными, не подвергай опасности ни себя, ни свое войско. Ты должен сознавать, что люди руководствуются в своих поступках лишь догадками, не зная точно, что именно принесет им благо. Ты можешь убедиться в этом на опыте. Многие люди, и притом считавшиеся весьма мудрыми, убеждали свои государства начать войну против тех, от руки которых поддавшиеся уговорам сограждане потом погибали. Иные, содействовавшие процветанию и отдельных лиц, и целых государств, претерпевали позже от них величайшие бедствия. Некоторые имели возможность приобрести друзей, способных принести им великую пользу, оказывая услуги взамен; но они пожелали превратить их скорее в рабов, чем в друзей, и за это поплатились. Других не удовлетворяли доставшиеся им на долю блага, и они пожелали стать господами над всеми; но позже они лишились и того, чем обладали прежде. Были и такие, которые, добившись вожделенного богатства, из-за него погибали. Так мудрость человека не в большей степени способна определить, что принесет ему благо, как если бы он решал, что ему следует делать, кидая жребий. Но вечно сущие боги, мой мальчик, знают все, и то, что было, и то, что есть, и то, что должно произойти с каждым. Тем из пришедших к ним за советом, к которым они благосклонны, они указывают, что они должны делать и чего не должны. И если они не всем хотят помогать своими указаниями, то в этом нет ничего удивительного: у них нет никакой необходимости заботиться о тех, о ком они заботиться не хотят.

Ксенофонт.

Киропедия.

0x01 graphic

"Синий кабинет Александра II"

Художник Гау Эдуард Петрович

Факты "Из моей жизни"

("Записки вечного узника")

Анатолий Каменев

"Предлагая вам поработать в политуправлении"

Однажды, находясь в учебном центре, я был не на шутку встревожен срочным вызовом в политуправление округа. Дело было настолько неотлагательным, что начальник училища генерал Некрасов выслал за мной машину.

Прибыв, как можно скорее в политическое управление, я доложил дежурному и тотчас был препровожден в кабинет генерала Арапова.

Генерал начал с главного:

- Анатолий Иванович, - обратился он ко мне совсем не по официальному. - Мы решили рекомендовать вас на должность заместителя начальника отдела пропаганды и агитации округа с перспективой через некоторое время стать начальником отдела. Как вы на это смотрите?

Что я мог ответить на столь заманчивое предложение?

Если рассудить с точки зрения служебной перспективы, почета и уважения, то колебаний не должно было быть. Служба в политуправлении была престижной и перспективной. В войсках уважали и боялись представителей этого органа.

Если подойти с позиции моего личного характера и предпочтения, то в штаб округа не сулил ничего хорошего.

Мне не удалось бы без труда войти в сложную систему интриг и подсиживаний, которые всегда царят в больших штабах. И даже покровительство генерала Арапова, который по-доброму относился ко мне, не уберегло бы меня от мышиной возни вокруг реальных или мнимых проблем.

Мой ответ был:

- Спасибо за доверие, товарищ генерал. Однако, не могу принять ваше предложение, так как не могу порвать с педагогикой и наукой, которым так много уже отдал сил и энергии.

Безусловно, мой ответ обескуражил начальника политуправления, но он даже не подумал пойти на попятный.

Напротив, он утроил натиск, не стращая, а раскрывая перспективы моей будущей службы под его началом.

Наши препирательства длились не менее получаса.

А это время в приемной Арапова скопилось много посетителей, которые недоумевали: почему это начальник политуправления так долго возится с каким-то майором - видимо этот майор сделал что-то ужасное.

Генералу Арапову все же удалось сломить мое сопротивление и заручиться моим согласием.

Оставалось за немногим - утверждением моей кандидатуры в ГлавПУРе, в Москве.

На том и разошлись.

С этого момента я как бы сидел на двух стульях.

Однажды даже в новом статусе (еще не утвержденном!) мне было предложено выехать на совещание в Челябинск и выступать там от имени политуправления округа.

Дело было сделано, но утверждения, которое так ждал генерал Арапов, так и не последовало.

Но об этом в свое время...

Генерал Востров

Моя деятельность в округе привлекла внимание еще одного влиятельного лица - 1-го заместителя командующего - генерал-лейтенанта В.А. Вострова.

Вообще первые заместители командиров и командующих - лица особые, в большинстве случаев заядлые строевики без проблеска фантазии.

Генерал Востров, по моим наблюдениям, был человеком иным.

Он был открыт не только для устава, приказа или распоряжения, но и живо интересовался вопросами психологии и педагогики.

Взяв меня на заметку с той памятной конференции, где обсуждалась работа журнала "Военная мысль", он однажды предложил мне принять участие в сборах командиров полков, которые проводились в окружном учебном центре.

Мне он отвел роль консультанта и как бы "оценщика" проводимых мероприятий.

Война в Афганистане потребовала серьезно отнестись к горной подготовке войск и психологической закалке личного состава.

Опыта такой подготовки в округе не было.

Но усилиями командиров и начальников все же удалось организовать показные занятия в обстановке, приближенной к боевой.

Нам, участникам сборов, пришлось испытать на себе тяжесть эмоциональных переживаний солдата, попавшего под обстрел в лощине среди холмов, а затем пройти через психологическую полосу препятствий.

Генерал Востров не только живо интересовался моим личным мнением, но и всячески способствовал тому, что создать более или менее приличные условия для проживания.

Конечно, я понимал, что между мной, майором, и им, генералом Востровым, находится большая дистанция.

Трудно было понять и то внимание к моей персоне, которую проявил заместитель командующего.

Это сейчас я понимаю, что его пытливый ум пытался докопаться до понимания особенностей войны в Афганистане, чтобы переложить это понимание на язык учений и учебных занятий. Для этого надо было воспользоваться помощью единственного в округе специалиста, т.е. меня.

Тронуло предложение генерала воспользоваться фондами его личной библиотеки. Предложение было лестное, но я все же не решил досаждать генералу своими посещениями, так как считал это слишком большой наглость со своей стороны.

Тем не менее, добрые отношения с генералом В.А. Востровым установились.

А впереди меня ждала неожиданная встреча с ним, уже в Москве, спустя много лет...

Афганистан и курсанты АВОКУ

Говоря об обучении курсантов АВОКУ, необходимо отметить, что с 1980 года наша деятельность была окрашена в боевые тона. Лучше всего боевой дух чувствовался на занятиях по тактике, горно-стрелковой подготовке и менее всего он, это боевой дух, отражался на деятельности нашей кафедры.

Помимо пропаганды подвигов наших солдат и офицеров в Афганистане, мы не располагали никаким иным средством укрепления боевого духа наших курсантов. Прямо или косвенно, мы призывали к подвигу, самопожертвованию. Но, как я сейчас понимаю, этого явно было недостаточно.

Мало воспитывать смелость.

Смелым может быть и безрассудный человек. Мало призывать быть активным в бою, надо формировать петровское стремление воевать "с легким трудом и малою кровью", а не стремиться к победам пирровым.

Наши мальчишки, курсанты, должны были научиться разумной осторожности и избавиться от безумной храбрости.

Видимо, в том, что мы, преподаватели АВОКУ, не совсем верно воспитывали и настраивали своих подопечных, не учили всему тому, что необходимо на войне и в бою, есть наша вина. Есть и вина учебной системы, которая лиши отчасти ориентирована на реальные потребности войск и боя.

Многие выпускники АВОКУ прямо были предназначены для афганской войны и направлялись на войну без должной доподготовки.

Один из моих воспитанников, Андрей Евгеньевич Шахворостов, выпускник АВОКУ 1984 года, во время одного из боёв, 14 декабря 1985 года, огнём из пулемёта остановил наступающую цепь мятежников.

Получив ранение, молодой офицер продолжал руководить боем, а когда кончились боеприпасы - отбивался гранатами.

В критический и решающий момент боя он поднялся в атаку, увлекая за собой подчинённых.

Противник был отброшен, но в ходе атаки лейтенант Шаворостов А.Е. пал смертью храбрых.

За этот подвиг лейтенанту Шахворостову Андрею Евгеньевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Светлая память ему и всем молодым офицерам, сложившим свои головы в Афганистане. Прискорбно лишь то, что немало погибло зазря, либо по собственной глупости, либо по недоумию командиров, либо из-за излишней бравады.

Чем объяснить то обстоятельство, что информация о боевых действиях в Афганистане шла, главным образом, через отпускников АВОКУ, а не через каналы военного ведомства? "Не пора ли открывать сейфы", - вопрошала "Красная звезда" в 1986 году, имея в виду, что сведения об боевом опыте афганской войны все еще засекречены и недоступны для осмысления в военно-учебных заведениях.

Сколько бы нелепостей, ошибок и заблуждений удалось бы предотвратить, если бы сразу же стала проясняться картина новой войны.

0x01 graphic

А.П. Ермолов

Художник Тимм Василий Федорович (Георг Вильгельм) (1820-1895)

Почему забыли кавказский опыт Ермолова?

А ведь в нашей истории был поучительный пример ведения войны в особых условиях и с особым противником. Это была Кавказская война начала ХIХ.

Генерал А.П. Ермолов, назначенный наместником на Кавказе после Отечественной войны 1812 года, понял, что здесь противника не победить обычными методами борьбы, годными для Запада.

Прибыв на Кавказ прямо с европейских полей сражений, Ермолов интуитивно почувствовал, что в горной стране, населенной "дикими" племенами, эйфория от блестящих побед над Наполеоном может сыграть с русскими злую шутку, потому что здесь не было единой, хорошо организованной вражеской армии, не было простора для маневра, не было подчас даже ясного представления о том, кто враг, где он скрывается и как его достать.

Своей приверженностью к "неправильным" методам ведения войны они озадачивали самых опытных русских генералов.

Не сразу, а только изучив психологию и тактику горцев, Ермолов сумел начать планомерное завоевание Кавказа.

И кавказский опыт Ермолова и ход Афганской войны показал, как неразумно начинать боевые действия, предварительно не изучив истории.

История - эта мудрейшая наставница - всегда является наукой нужной, но не всегда востребованной.

Умные правители понимают, что в событиях истории отражены не только факты ушедших эпох, но и содержатся важнейшие сведения о коренных особенностях народа, его психологии, характере, традициях, амбициях и т.д.

Но данными истории нередко пренебрегают, относясь пренебрежительно к событиям древности и не умея извлекать уроки для настоящего и будущего.

Историческая наука - дисциплина стратегическая

В разумном государстве историческая наука должна быть одной из центральных во внешней политике государства, дипломатии и военном деле. Необходимое число исторических учреждений должны работать на настоящее и будущее, анализируя характер движения народов, причины величия и падения государств, удачи и ошибки правителей, особенности психологии, быта и нравов сопредельных народов и т.д.

У нас же в России лишь "Общества ревнителей военных знаний", да некоторые императорские исторические общества копались в исторических архивах, как правило, для того, чтобы найти нечто, ранее недоступное или утерянное В СССР институт военной истории при Министерстве обороны, главным образом, специализировался на изучении Великой Отечественной войны, сузив, таким образом, свою тематику научных исследований до одной, пусть важной, войны.

См далее...

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 29/04/2014, изменен: 29/04/2014. 45k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 4 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович Не пора ли открывать сейфы

Каменев Анатолий Иванович
Не пора ли открывать сейфы