ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Каменев Анатолий Иванович
"Не тщеславие побудило написать сею историю"...

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения]
 Ваша оценка:


  
   Каменев Анатолий Иванович
   "Наука побеждать"
   Обновлялось: 2/12/2010 г.
   Статистика:
   По количеству посетителей - 740 870
   Объем - 34201k/611
   Иллюстрации - 1998
   В этом великом наследии есть и моя история...
  

"Не тщеславие побудило написать сею историю"...

0x01 graphic

Екатерина Вторая, окруженная семейством и ближайшими придворными.

С гравюры 1784 г. Сидо.

Екатерина Великая

Мемуары

(фрагменты)

   С десятилетнего возраста Петр III обнаружил наклонность к пьянству. Его понуждали к чрезмерному представительству и не выпускали из виду ни днем ни ночью. Кого он любил всего более в детстве и в первые годы своего пребывания в России, так это были два старых камердинера: один -- Крамер, ливонец, другой -- Румберг, швед. Последний был ему особенно дорог. Это был человек довольно грубый и жесткий, из драгунов Карла XII.
   *
   Действительно, цвет лица у него (Петр III -А.К.) был бледен и он казался тощим и слабого телосложения. Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером.
   *
  
   Мне шел пятнадцатый год; в течение первых десяти дней он (Петр III -А.К.) был очень занят мною; тут же и в течение этого короткого промежутка времени я увидела и поняла, что он не очень ценит народ, над которым ему суждено было царствовать, что он держался лютеранства, не любил своих приближенных и был очень ребячлив.
   *
   На десятый день после моего приезда в Москву как-то в субботу императрица (Елизавета - А.К.) уехала в Троицкий монастырь. Великий князь (Петр III -А.К ) остался с нами в Москве. Мне дали уже троих учителей: одного, Симеона Теодорского, чтобы наставлять меня в православной вере; другого, Василия Ададурова, для русского языка, и Ланге, балетмейстера, для танцев. Чтобы сделать более быстрые успехи в русском языке, я вставала ночью с постели и, пока все спали, заучивала наизусть тетради, которые оставлял мне Ададуров; так как комната моя была теплая и я вовсе не освоилась с климатом, то я не обувалась -- как вставала с постели, так и училась.
   *
   Вернувшись с великим князем в Москву, мы с матерью стали жить более замкнуто; у нас бывало меньше народу и меня готовили к исповеданию веры.
   *
   С тех пор великий князь невзлюбил мать и не мог никогда забыть этой ссоры; мать тоже не могла этого ему простить; и их обхождение друг с другом стало принужденным, без взаимного доверия, и легко переходило в натянутые отношения. Оба они не скрывались от меня; сколько я ни старалась смягчить их обоих, мне это удавалось только на короткий срок; они оба всегда были готовы пустить колкость, чтобы язвить друг друга; мое положение день ото дня становилось щекотливее.
   Я старалась повиноваться одному и угождать другому, и, действительно, великий князь был со мною тогда откровеннее, чем с кем-либо; он видел, что мать часто наскакивала на меня, когда не могла к нему придраться.
   *
   9 февраля минуло ровно год с моего приезда к русскому двору. 10 февраля 1745 г. императрица праздновала день рождения великого князя, ему пошел семнадцатый год. Она обедала одна со мной на троне; великий князь не появлялся в публике ни в этот день, ни еще долго спустя; не спешили показывать его в том виде, в какой привела его оспа.
   *
   Императрица меня очень ласкала за этим обедом. Она мне сказала, что русские письма, которые я ей писала в Хотилово, доставили ей большое удовольствие (по правде сказать, они были сочинены Ададуровым, но я их собственноручно переписала) и что она знает, как я стараюсь изучить местный язык. Она стала говорить со мною по-русски и пожелала, чтобы я отвечала ей на этом языке, что я и сделала, и тогда ей угодно было похвалить мое хорошее произношение.
   *

0x01 graphic

Княгиня Е.Н. Орлова.

С гравюры Берсенева

  
   Чтобы ходить к обедне или к императрице, мне с матерью приходилось проходить через покои великого князя, который жил рядом с моим помещением; вследствие этого мы часто его видели. Он приходил также по вечерам на несколько минут ко мне, но безо всякой охоты; наоборот, всегда был рад найти какой-нибудь предлог, чтобы отделаться от этого и остаться у себя, среди своих обычных ребяческих забав, о которых я уже говорила.
   *
   Великий князь по природе умел скрывать свои тайны, как пушка свой выстрел, и, когда у него бывало что-нибудь на уме или на сердце, он прежде всего спешил рассказать это тем, с кем привык говорить, не разбирая, кому это говорит, а потому Его Императорское Высочество сам рассказал мне с места все эти разговоры при первом случае, когда меня увидел; он всегда простодушно воображал, что все согласны с его мнением и что нет ничего более естественного. Я отнюдь не доверила этого кому бы то ни было, но не переставала серьезно задумываться над ожидавшей меня судьбой. Я решила очень бережно относиться к доверию великого князя, чтобы он мог, по крайней мере, считать меня надежным для него человеком, которому он мог все говорить, безо всяких для себя последствий; это мне долго удавалось.
   *
   Впрочем, я обходилась со всеми как могла лучше и прилагала старание приобретать дружбу или, по крайней мере, уменьшать недружелюбие тех, которых могла только заподозрить в недоброжелательном ко мне отношении; я не выказывала склонности ни к одной из сторон, ни во что не вмешивалась, имела всегда спокойный вид, была очень предупредительна, внимательна и вежлива со всеми, и так как я от природы была очень весела, то замечала с удовольствием, что с каждым днем я все больше приобретала расположение общества, которое считало меня ребенком интересным и не лишенным ума.
   *
   Я выказывала большое почтение матери, безграничную покорность императрице, отменное уважение великому князю и изыскивала со всем старанием средства приобрести расположение общества.
   *
   Императрица в Москве дала мне фрейлин и кавалеров, составлявших мой двор; немного времени спустя после ее приезда в Петербург она дала мне русских горничных, чтобы, как она говорила, облегчить мне усвоение русского языка; этим я была очень довольна, все это были молодые девушки, из которых самой старшей было около двадцати лет.
   *
   Я взяла мой первый урок верховой езды на даче графини Румянцевой, в казармах Измайловского полка; я уже несколько раз ездила верхом в Москве, но очень плохо.
   *
   Мать тоже обращалась со мной очень холодно и церемонно; но я не упускала случая ходить к ней несколько раз в день; в душе я очень тосковала"но остерегалась говорить об этом.
   *
   Когда императрица нас отпустила, мы с великим князем прошли в наши покои. По дороге я увидала, что то, что императрица сказала, расположило ее племянника в пользу того, что только что было сделано; я высказала ему свои возражения по этому поводу и дала почувствовать, что эта девушка несчастна исключительно потому, что предполагали, что я имела к ней пристрастие, и что, так как она страдала ради меня, то я считала себя вправе не покидать ее. Насколько это будет, по крайней мере, от меня зависеть. Действительно, я послала ей тотчас же со своим камердинером денег, но он мне сказал, что она уже уехала со своей матерью в Москву; я приказала послать ей то, что я ей назначила, через ее брата, сержанта гвардии; пришли мне сказать, что этот человек с женою получили приказание также уехать и что его перевели офицером в один из полевых полков.
   *
   Великий князь, вернувшись домой, лег, но на следующий день проснулся с сильной головной болью, из-за которой не мог встать. Я послала за докторами, которые объявили, что это была жесточайшая горячка; его перенесли с моей постели в мою приемную и, пустив ему кровь, уложили в кровать, которую для этого тут же поставили. Ему было очень худо; ему не раз пускали кровь; императрица навещала его несколько раз на дню и, видя у меня на глазах слезы, была мне за них признательна.
   *
  

0x01 graphic

Князь П.А. Зубов.

С гравюры Валькера

  
   Итак, я старалась из самолюбия заставить себя не ревновать к человеку, который меня не любит, но, чтобы не ревновать его, не было иного средства, как не любить его. Если бы он хотел быть любимым, это было бы для меня нетрудно: я от природы была склонна и привычна исполнять свои обязанности, но для этого мне нужно было бы иметь мужа со здравым смыслом, а у моего этого не было.
   *
   В комнате, где находился театр, одна дверь была заколочена, потому что эта дверь выходила в комнату, составлявшую часть покоев императрицы, где был стол с подъемной машиной, который можно было поднимать и опускать, чтобы обедать без прислуги. Однажды великий князь, находясь в своей комнате за приготовлениями к своему так называемому спектаклю, услышал разговор в соседней комнате и, так как он обладал легкомысленной живостью, взял от своего театра плотничий инструмент, которым обыкновенно просверливают дыры в досках, и понаделал дыр в заколоченной двери, так что увидел все, что там происходило, а именно, как обедала императрица, как обедал с нею обер-егермейстер Разумовский в парчовом шлафроке,-- он в этот день принимал лекарство, -- и еще человек двенадцать из наиболее доверенных императрицы.
   *
   Великий князь имел, при моем приезде в Москву, в своих покоях троих лакеев, по имени Чернышевых, все трое были сыновьями гренадеров лейб-компании императрицы; эти последние были поручиками, в чине, который императрица пожаловала им в награду за то, что они возвели ее на престол. Старший из Чернышевых приходился двоюродным братом остальным двоим, которые были братьями родными. Великий князь очень любил их всех троих; они были самые близкие ему люди, и, действительно, они были очень услужливы, все трое рослые и стройные, особенно старший.
   *
  
  
   С тех пор как я была замужем, я только и делала, что читала; первая книга, которую я прочла после замужества, был роман под заглавием "Tiran le blanc", и целый год я читала одни романы; но, когда они стали мне надоедать, я случайно напала на письма г-жи де Севинье: это чтение очень меня заинтересовало. Когда я их проглотила, мне попались под руку произведения Вольтера; после этого чтения я искала книг с большим разбором.
   *
   Вернувшись с ужина, все улеглись. Около шести часов утра сержант гвардии Левашов приехал из Ораниенбаума к Чоглокову поговорить насчет построек, которые тогда там производились; найдя всех спящими, он сел возле часового и услышал треск, показавшийся ему подозрительным; часовой сказал ему, что этот треск повторяется уже несколько раз с тех пор, как он на часах. Левашов встал и обежал дом снаружи; он увидел, что из-под дома вываливаются большие каменные плиты; он побежал разбудить Чоглокова и сказал ему, что фундамент дома опускается и что надо поскорее постараться вывести из дома всех, кто в нем находится. Чоглоков надел шлафрок и побежал наверх; стеклянные двери были заперты; он взломал замки и дошел до комнаты, где мы спали; отдернув занавес, он нас разбудил и велел поскорее выходить, потому что фундамент дома рушился. Великий князь соскочил с постели, взял свой шлафрок и убежал. ... Я отделалась несколькими синяками и большим страхом, вследствие которого мне пустили кровь. Этот общий испуг был так велик, что в течение четырех с лишком месяцев всякая дверь, закрывавшаяся с некоторой силой, заставляла нас всех вздрагивать.
   *
   В половине декабря мы уехали в Москву. Мы с великим князем были в большом возке, дежурные кавалеры -- на передке. Великий князь днем садился в городские сани с Чоглоковыми, а я оставалась в большом возке, которого мы никогда не закрывали, и разговаривала с теми, кто сидел на передке. ... В этом путешествии императрица обогнала нас в Твери, и так как для ее свиты взяли лошадей и провизию, какие были заготовлены для нас, то мы остались в течение суток в Твери без лошадей и без пищи. Мы были очень голодны...
   *
   Вскоре после моего приезда в Москву я начала от скуки читать "Историю Германии" отца Барра, каноника собора св. Женевьевы, 8 или 9 томов в четвертку. В неделю я прочитывала по книге, после чего я прочла произведения Платона.
   *
   В Перове у императрицы случился новый приступ колик. Она велела перевезти себя в Москву, и мы поехали шагом во дворец, который находился всего в четырех верстах оттуда. Этот приступ не имел никаких последствий, и вскоре затем императрица поехала на богомолье в Троицкий монастырь. Ее Императорское Величество хотела пройти эти пятьдесят верст пешком и для этого отправилась в свой дом, в Покровское; нам тоже велели направить путь к Троице, и мы поселились на этом пути, в одиннадцати верстах от Москвы, на очень маленькой даче, принадлежавшей Чоглоковой и называвшейся Раево.
   *
   Императрица делала пешком три-четыре версты, потом отдыхала несколько дней. Это путешествие продолжалось почти все лето. Мы ежедневно ходили на охоту после обеда.
   *
   Императрица поехала в Софьино,-- эта местность расположена в 60--70 верстах от Москвы. Мы стояли там лагерем. На другой день по приезде в это место мы пошли в ее палатку; там мы увидели, что она бранит управляющего этим имением. Она ездила на охоту и не нашла зайцев. Этот человек был бледен и дрожал, и не было ругательства, какого бы она ему не высказала; поистине она была в бешенстве.
   *
   Как-то в воскресенье императрица вызвала нас в Тайнинское из Раева, куда мы вернулись, и мы удостоились чести обедать с Ее Императорским Величеством. Она была одна в конце стола, великий князь направо от нее, я -- налево, против него; возле великого князя -- фельдмаршал Бутурлин, возле меня -- графиня Шувалова.
   *
   А мы жили в Москве во дворце на краю Немецкой слободы; чтобы попасть к Нарышкиным, надо было проехать через всю Москву и сделать по крайней мере семь верст; это было в октябре месяце, около девяти часов вечера; был трескучий мороз и такая гололедица, что можно было ехать только тихим шагом. Я провела по крайней мере два с половиной часа в дороге туда и столько же оттуда, и не было ни одного человека из моей свиты и ни одной лошади, кто бы не упал один или несколько раз.
   *
   В начале зимы я увидела, что великий князь очень беспокоится. Я не знала, что это значит; он больше не дрессировал своих собак, раз по двадцати на дню приходил в мою комнату, имел очень огорченный вид, был задумчив и рассеян; он накупил себе немецких книг, но каких книг? Часть их состояла из лютеранских молитвенников, а другая -- из историй и процессов каких-то разбойников с большой дороги, которых вешали или колесовали. Он читал это поочередно, когда не играл на скрипке. Так как он обыкновенно недолго хранил на сердце то, что его удручало, и так как ему некому было рассказать об этом, кроме меня, то я терпеливо выжидала, что он мне скажет.
   *
   15 декабря мы отправились из Москвы в Петербург. Мы ехали день и ночь в санях, которые были открыты. На полдороги у меня снова сделалась сильная зубная боль; несмотря на это, великий князь не соглашался закрыть сани, с трудом соглашался он, чтобы я задернула немного занавеску в кибитке, дабы защититься от холодного и сырого ветра, который дул мне в лицо.
   *

0x01 graphic

Силуэт Екатерины Второй в 1782 г.

Факсимиле, сделанного Сидо

  
   Императрица оставалась большую часть масленой в Царском Селе. Петербург был почти пуст; большая часть оставшихся там лиц жили в Петербурге по обязанности, никто -- по своей охоте. Все придворные, как только двор побывал в Москве и возвращался в Петербург, спешили брать отпуски на год, на шесть месяцев или хоть на несколько недель, чтобы остаться в Москве.
   *
   К концу масленой императрица вернулась в город. На первой неделе Поста мы начали говеть. В среду вечером я должна была пойти в баню, в доме Чоглоковой; но накануне вечером Чоглокова вошла в мою комнату, где находился и великий князь, и передала ему от императрицы приказание тоже идти в баню. А бани и все другие русские обычаи и местные привычки не только не были по сердцу великому князю, но он даже смертельно их ненавидел. Он наотрез сказал, что не сделает ничего подобного... Он стал утверждать, что не надо приказывать того, что противно его натуре, что он знает, что баня, где он никогда не был, ему вредна, что он не хочет умереть, что жизнь ему дороже всего, и что императрица никогда его к такой вещи не принудит.
   *
   Мне передали, что императрица, видя, с каким проворством и ловкостью я вскочила на лошадь, изумилась и сказала, что нельзя быть лучше меня на лошади; она спросила, на каком я седле, и, узнав, что на дамском, сказала: "Можно поклясться, что она на мужском седле".
   *

0x01 graphic

Придворный костюм кавалерственной дамы ордена св. Екатерины, в конца ХVIII столетия.

С гравюры Саблина.

  
   Один из маскарадных дней был только для двора и для тех, кого императрице угодно было допустить; другой -- для всех сановных лиц города, начиная с чина полковника, и для тех, кто служил в гвардии в офицерских чинах; иногда допускалось и на этот бал дворянство и наиболее именитое купечество. Придворные балы не превышали числом человек полтораста-двести; на тех же, которые назывались публичными, бывало до 800 масок. Императрице вздумалось в 1744 году в Москве заставлять всех мужчин являться на придворные маскарады в женском платье, а всех женщин -- в мужском, без масок на лице; это был собственный куртаг навыворот. Мужчины были в больших юбках на китовом усе, в женских платьях и с такими прическами, какие дамы носили на куртагах, а дамы -- в таких платьях, в каких мужчины появлялись в этих случаях.
   *
   Действительно и, безусловно, хороша в мужском наряде была только сама императрица, так как она была очень высока и немного полна; мужской костюм ей чудесно шел; вся нога у нее была такая красивая, какой я никогда не видала ни у одного мужчины, и удивительно изящная ножка. Она танцевала в совершенстве и отличалась особой фацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся.
   *
  

0x01 graphic

А.П. Сумароков

С гравированного портрета Зейферта

  
   Когда двор был в последний раз в Москве, князь Юсупов, сенатор и директор Кадетского корпуса, был главным командиром города Санкт-Петербурга, где он оставался в отсутствие двора. Для собственного развлечения и увеселения главных особ, которые там с ним находились, он заставлял кадетов играть поочередно лучшие трагедии, как русские, которые тогда сочинял Сумароков, так и французские трагедии Вольтера.
   *
   У меня в комнате был истопник, Иван Ушаков, и ему поручили ходить за этим пуделем. Не знаю, почему, но другие слуги вздумали звать моего пуделя Иваном Ивановичем, по имени этого человека. Пудель этот сам по себе был забавным животным; он ходил большею частью на задних лапках, словно человек, и был необычайно взбалмошный, так что я и мои женщины причесывали и одевали его каждый день по-разному, и чем больше на него напутывали, тем больше он бесновался; он садился с нами за стол, ему надевали салфетку, и он очень чисто ел со своей тарелки; потом он поворачивал голову и тявкал, прося пить у того, кто стоял за его стулом; иногда он влезал на стол, чтобы взять то, что ему приходилось по вкусу, как, например, пирожок или сухарик или что-нибудь в этом роде, что смешило всю компанию.
   *
  

0x01 graphic

Мода в России в 1791 г.

Головной убор "Пчелиный улей"

  
   Я тогда очень любила танцы; на публичных балах я обыкновенно до трех раз меняла платья; наряд мой был всегда очень изысканный, и если надетый мною маскарадный костюм вызывал всеобщее одобрение, то я, наверное, ни разу больше его не надевала, потому что поставила себе за правило: раз платье произвело однажды большой эффект, то вторично оно может произвести уже меньший.
   *
   В конце сентября мы снова перешли в Зимний дворец. При дворе в это время был такой недостаток в мебели, что те же зеркала, кровати, стулья, столы и комоды, которые нам служили в Зимнем дворце, перевозились за нами в Летний дворец, а оттуда -- в Петергоф и даже следовали за нами в Москву.
   *
   Что касается Ораниенбаума, принадлежавшего великому князю, мы там имели за свой счет все, что нам было нужно. Для своих комнат в этом дворце я все покупала на свои деньги, во избежание всяких споров и затруднений, ибо Его Императорское Высочество, хотя и очень был мотоват на все свои прихоти, но жалел денег на все, что меня касалось, и, вообще, вовсе не был щедрым; но так как то, что я делала для своих комнат на собственный кошт, служило к украшению дома, то он был очень этим доволен.
   *

0x01 graphic

Эрмитажный театр.

С гравюры конца ХVIII столетия

  
   К концу осени при дворе возобновились дворцовые и публичные балы, так же, как и погоня за нарядами и изысканностью маскарадных костюмов. ... На каждом балу -- новые разговоры в том же духе; как-то раз княжна Гагарина принесла мне от него девиз; разламывая его, я заметила, что он был вскрыт и подклеен; билетик в нем был, как всегда, печатный, но это были два стиха, очень нежных и чувствительных.
   *
   В Ораниенбауме вся наша свита, как мужчины, так и женщины, согласились сделать себе на лето костюмы одинакового цвета: нижнее платье серое, остальное -- синее с черным бархатным воротником, и все безо всякой отделки; это однообразие было нам удобно во многих отношениях. К этим-то костюмам и придрались, и особенно к тому, что я всегда была одета в костюм для верховой езды и что я езжу по-мужски.
   *
   После обеда был большой бал. Императрица хотела остаться в Кронштадте, чтобы видеть, как снова выпустят воду из канала, но она уехала на третий день, а спуск так и не удался: этот канал не был осушен до тех пор, пока в мое царствование я не велела выстроить огненную мельницу, которая удаляет из него воду,-- впрочем, это было бы и невозможное тогда дело, так как дно канала ниже моря, но этого не предусмотрели.
   *
   Люберцы и несколько других, верстах в четырнадцати или пятнадцати от Москвы. Но прежде чем переехать на житье в эти новые владения Его Императорского Высочества, императрица праздновала в Москве годовщину своего коронования. Это было 25 апреля.
   Нам объявили, что она приказала, чтобы церемониал был в точности соблюден сообразно с тем, как он был установлен в день самой коронации.
   *
   Накануне императрица ночевала в Кремле; мы оставались в слободе, в деревянном дворце, и получили приказание явиться к обедне в собор. В девять часов утра мы выехали из деревянного дворца в парадных экипажах, камер-лакеи шли пешком; мы проехали всю Москву шаг за шагом; проехать надо было семь верст, мы вышли из экипажей у церкви; несколько минут спустя приехала туда императрица со своим кортежем, в малой короне на голове, в императорской мантии, которую, как обыкновенно, несли камергеры. Она встала в церкви на своем обычном месте, и во всем этом не было еще ничего необычного, что не совершалось бы во все большие праздники ее царствования.
   *
   В церкви была пронизывающая холодом сырость, какой я никогда в жизнь не испытывала; я вся посинела и мерзла от холода в придворном платье и с открытой шеей. Императрица велела мне сказать, чтобы я надела соболью палатину, но у меня не было ее при себе; она велела принести свои, взяла из них одну и накинула на шею; я.увидела в коробке другую и думала, что она пошлет мне ее, чтобы надеть, но ошиблась.
   *
   Во время этого пребывания двора в Москве случилось, что один камер-лакей сошел с ума и даже стал буйным. Императрица приказала своему первому лейб-медику Бургаву иметь уход за этим человеком; его поместили в комнату вблизи покоев Бургава, который жил при дворе. Случилось как-то, что в этом году несколько человек лишились рассудка; по мере того, как императрица об этом узнавала, она брала их ко двору, помещала возле Бургава, так что образовалась маленькая больница для умалишенных при дворе. Я припоминаю, что главными из них были: майор гвардии Семеновского полка, по фамилии Чаадаев, подполковник Лейтрум, майор Чоглоков, один монах Воскресенского монастыря, срезавший себе бритвой причинные места, и некоторые другие.
   *
   Все эти вещи помещались в гардеробной, находившейся под залом, где начался пожар. Этот зал служил аванзалом для большого дворцового зала; в десять часов утра истопники пришли топить этот аванзал; положив дрова в печь, они их зажгли, как обыкновенно; как только это было сделано, комната наполнилась дымом; они подумали, что он проходит через какие-нибудь незаметные скважины в печи, и стали замазывать скважины между изразцами глиной. Так как дым увеличивался, они стали искать щелей в печи; не нашедши их, они поняли, что щели находятся между переборками комнаты. Переборки эти были только из дерева. Они пошли за водой и погасили огонь в печи; но дым увеличивался и перешел в переднюю, где был часовой из конногвардейцев; этот, боясь задохнуться и не смея двинуться со своего поста, разбил стекло в окне и стал кричать, но, так как никто не шел к нему на помощь и не слышал его, он выстрелил из ружья в окошко.
   *
   Наконец, после многих хождений туда и сюда мы получили приказание переехать на житье в "архиерейский" дом. Это был очень старый деревянный дом, из которого не было никакого вида; он был построен на казенных подвалах и вследствие этого выше только что покинутого дома, имевшего всего один этаж. Печи были так стары, что, когда их топили, насквозь был виден огонь, так много было щелей, и дым наполнял комнаты; у нас у всех болели от него голова и глаза. Мы рисковали в этом доме быть сожженными заживо; в нем была всего одна деревянная лестница, а окна были высоко.
   *
   Наконец, через несколько дней нам позволили ехать в Люберцы. Здесь мы считали себя в раю. Дом был совсем новый и довольно хорошо устроенный; в нем танцевали каждый вечер, и весь наш двор здесь собрался.
   *
   Ни один год не изобиловал так пожарами, как 1753-й и 1754-й. Мне случалось неоднократно видеть из окон этих покоев Летнего дворца два, три, четыре и даже до пяти пожаров одновременно в различных местах Москвы. Во время масленой императрица приказала, чтобы в этих новых покоях бывали разные балы и маскарады.
   *
  

0x01 graphic

Павел I в 1781 г. С гравюры Скородумова

  
  
   Я очень страдала; наконец, около полудня следующего дня, 20 сентября, я разрешилась сыном. Как только его спеленали, императрица ввела своего духовника, который дал ребенку имя Павел, после чего тотчас же императрица велела акушерке взять ребенка и следовать за ней.
   *
   Его Императорское Высочество со своей стороны только и делал, что пил с теми, кого находил, а императрица занималась ребенком.
   *
   На третий день пришли от императрицы спросить у Владиславовой от имени государыни, не осталась ли у меня в комнате мантилья из голубого атласа, которая была в тот день, когда я разрешилась, на Ее Императорском Величестве, так как было очень холодно в моей комнате. Владиславова пошла всюду искать эту мантилью и наконец нашла ее в углу моей уборной, где ее не заметили, потому что со времени моих родов редко входили в эту комнату; найдя ее, она тотчас ее отослала.
   Эта мантилья, как мы узнали немного времени спустя, дала повод к довольно странному приключению. У императрицы не было определенного часа ни для сна, ни для вставанья, ни для обеда, ни для ужина, ни для одевания; после полудня в один из трех указанных дней она легла на канапе, куда велела положить матрац и подушки; лежа, она спросила эту мантилью, так как ей было холодно; ее стали всюду искать и не нашли, потому что она осталась у меня в комнате.
   *
   В самый день крестин императрица после обряда пришла в мою комнату и принесла мне на золотом блюде указ своему Кабинету выдать мне сто тысяч рублей; к этому она прибавила небольшой ларчик, который я открыла только тогда, когда она ушла. Эти деньги пришлись мне очень кстати, потому что у меня не было ни гроша и я была вся в долгу; ларчик же, когда я его открыла, не произвел на меня большого впечатления: там было очень бедное маленькое ожерелье с серьгами и двумя жалкими перстнями, которые мне совестно было бы подарить моим камер-фрау.
   *
   Четыре или пять дней спустя после того, как мне принесли деньги, которые императрица мне пожаловала, барон Черкасов, ее кабинет-секретарь, велел попросить меня: чтобы я бога ради одолжила эти деньги Кабинету императрицы, потому что она требовала денег, а их не было ни гроша. Я отослала ему его деньги, и он возвратил мне их в январе месяце.
   Великий князь, узнав о подарке, сделанном мне императрицей, пришел в страшную ярость оттого, что она ему ничего не дала.
   *
   На второй день Рождества жар от лихорадки был так велик, что я бредила; когда я закрывала глаза, я видела перед собою лишь плохо нарисованные фигуры на изразцах печи, в которую упиралась моя кушетка, так как комната была маленькая и узкая.
   *
   Несколько дней спустя великий князь сказал мне, что он хочет просить у императрицы денег для своих голштинских дел, которые идут все хуже и хуже, и что советует ему это Брокдорф. Я хорошо поняла, что это была приманка, на которую его хотели поймать, чтобы заставить его надеяться на получение этих денег через посредство господ Шуваловых. Я ему сказала: "Нет ли возможности сделать иначе?" Он мне ответил, что покажет мне, что по этому поводу ему предъявляют голштинцы.
   *
   После Пасхи мы отправились в Ораниенбаум. Перед отъездом императрица позволила мне повидать моего сына в третий раз с тех пор, как он родился. Надо было пройти через все покои Ее Императорского Величества, чтобы добраться до его комнаты. Я нашла его в удушливой жаре, как я это уже рассказывала.
   *
   Солдаты Ингерманландского полка говорили: "Вот мы стали лакеями этих проклятых немцев". Дворцовые лакеи говорили: "Нас заставляют служить этому мужичью".
   *
   После краткого пребывания в городе мы вернулись в Ораниенбаум, где императрица приказала праздновать Петров день. Она не приехала туда сама, потому что не хотела праздновать первые именины моего сына Павла, приходившиеся в тот же день. Она осталась в Петергофе; там она села у окна, где, по-видимому, оставалась весь день, потому что все приехавшие в Ораниенбаум говорили, что видели ее у этого окна.
   В Ораниенбаум наехало множество народа; танцевали в зале, который находится при входе в мой сад, потом там же ужинали; иностранные послы и посланники также приехали; помню, что английский посланник, кавалер Генбюри Уильяме, был за ужином моим соседом и что у нас с ним был разговор -- столь же приятный, сколь и веселый; так как он был очень умен и образован и знал всю Европу, то с ним не трудно было разговаривать. Я узнала потом, что ему так же было весело в этот вечер, как и мне, и что он отзывался обо мне с большой похвалой; в этом отношении я никогда не терпела недостатка со стороны тех голов или умов, которые подходили к моему уму, и так как в то время у меня было меньше завистников, то обо мне говорили вообще с довольно большой похвалой: меня считали умной, и множество лиц, знавших меня поближе, удостаивали меня своим доверием, полагались на меня, спрашивали моих советов и оставались довольны теми, которые я им давала.
   *
   В это время и еще долго спустя главной забавой великого князя в городе было необычайное количество игрушечных солдатиков из дерева, свинца, крахмала, воска, которых он расставлял на очень узких столах, занимавших целую комнату; между этими столами едва можно было проходить; он прибил узкие латунные полоски вдоль этих столов; к этим латунным полоскам были привязаны веревочки, и, когда их дергали, латунные полосы производили шум, который, по его мнению, воспроизводил ружейные залпы. Он очень аккуратно праздновал придворные торжества, заставляя эти войска производить ружейные залпы; кроме того, каждый день сменялись караулы, то есть с каждого стола снимали тех солдатиков, которые должны были стоять на часах; он присутствовал на этом параде в мундире, в сапогах со шпорами, с офицерским значком и шарфом, и те из его слуг, которые были допущены к участию в этом прекрасном упражнении, были обязаны также там присутствовать.
   *

0x01 graphic

Екатерина, Павел и Александр в медальоне.

С гравюры Больдта.

  
   Наконец, весною мы узнали, что фельдмаршал Апраксин отправляется командовать армией, которая должна была вступить в Пруссию. Жена его пришла к нам проститься с нами вместе со своею младшею дочерью. Я стала говорить ей об опасениях, которые мне внушало состояние здоровья императрицы, и что мне очень жаль, что муж ее уезжает в такое время, когда, я думаю, нельзя слишком рассчитывать на Шуваловых, которых я считала своими личными врагами и которые были страшно злы на меня за то, что я предпочитаю им врагов их, а именно графов Разумовских. Она передала все это своему мужу, который так же был доволен моим расположением к нему, как и граф Бестужев, который не любил Шуваловых и был в свойстве с Разумовскими, ибо сын его был женат на одной из их племянниц.
   *
   Дом фельдмаршала был тогда деревянный; в покоях фельдмаршала собирался народ, и так как и она и он любили играть, то у них всегда была игра. Фельдмаршал ходил взад и вперед и в своих покоях имел свой кружок, когда не приезжал туда великий князь. Но так как фельдмаршал много раз бывал у меня в моем маленьком тайном кружке, он захотел, чтобы этот кружок собрался у него, и для этого нам было предназначено то, что он называл своим эрмитажем, который состоял из двух-трех комнат в первом этаже.
   *
   Но этот праздник чуть не стоил мне гораздо дороже: утром 17 июля я поехала в кабриолете с Нарышкиной, чтобы посмотреть приготовления; когда я пожелала выйти из кабриолета и была уже на подножке, лошадь тронула, и я упала на землю на колени; а я была уже на четвертом или на пятом месяце беременности; но я и виду не показала и оставалась последней на празднике, занимаясь с гостями.
   Между тем я очень боялась выкидыша; однако со мною ничего не случилось, и я отделалась страхом.
   *
   Императрица находилась в начале сентября в Царском Селе, где 8 числа, в день Рождества Богородицы, пошла пешком из дворца в приходскую церковь, находящуюся в двух шагах от Северных ворот, чтобы слушать обедню. Едва обедня началась, как императрица почувствовала себя нехорошо, вышла из церкви, спустилась с маленького крыльца, находящегося наискосок от дворца, и, дойдя до выступа на углу церкви, упала на траву без чувств, среди толпы, или, вернее, окруженная толпой народа, пришедшего на праздник со всех окрестных сел слушать обедню. Никто из свиты императрицы не последовал за ней, когда она вышла из церкви, но вскоре предупрежденные дамы ее свиты и наиболее доверенные ее побежали к ней на помощь и нашли ее без движения и без сознания среди народа, который смотрел на нее и не смел подойти.
   Императрица была очень рослая и полная и не могла упасть разом, не причинив себе сильной боли самим падением. Ее покрыли белым платком и пошли за докторами и хирургом; этот последний пришел первым и нашел, что самое неотложное -- это пустить ей кровь тут же, на земле, среди и в присутствии всего этого народа, но она не пришла в себя.
   *
   Доктор долго собирался, будучи сам болен и не имея возможности ходить. Принуждены были принести его в кресле; это был покойный Кондоиди, грек родом, а хирург -- Фузадье, француз-эмигрант. Наконец, принесли из дворца ширмы и канапе, на которое ее поместили; лекарствами и уходом ее слегка привели в чувство; но, открыв глаза, она никого не узнала и спросила совсем почти невнятно, где она. Все это длилось более двух часов, после чего решили снести Ее Императорское Величество на канапе во дворец.
   Можно себе вообразить, каково было уныние всех тех, кто состоял при дворе. Гласность события еще увеличивала его печаль: до сих пор держали болезнь императрицы в большом секрете, а с этой минуты случай этот стал публичным.
   *
   Так как я становилась тяжелой от своей беременности, то я больше не появлялась в обществе, считая, что я ближе к родам, нежели была на самом деле. Это было скучно для великого князя, потому что, когда я появлялась в обществе, он очень часто сказывался нездоровым, чтобы оставаться у себя, и так как императрица появлялась тоже редко, то и выезжали на мне со всеми куртагами, придворными праздниками и балами, а когда я не бывала там, то приставали к Его Императорскому Высочеству, чтобы он туда отправлялся, дабы кто-нибудь нес обязанности по представительству. А потому Его Императорское Высочество сердился на мою беременность и вздумал сказать однажды у себя, в присутствии Льва Нарышкина и некоторых других: "Бог знает, откуда моя жена берет свою беременность; я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я его принять на свой счет".
   *
   Через несколько времени великий князь вошел в мою комнату, одетый в свой голштинский мундир, в сапогах и шпорах, с шарфом вокруг пояса и с громадной шпагой на боку; он был в полном параде; было около двух с половиной часов ночи. Очень удивленная этим одеянием, я спросила его о причине столь изысканного наряда. На это он мне ответил, что только в нужде узнаются истинные друзья, что в этом одеянии он готов поступать согласно своему долгу, что долг голштинского офицера -- защищать по присяге герцогский дом против всех своих врагов, и так как мне нехорошо, то он поспешил ко мне на помощь.
   *

0x01 graphic

Памятник Екатерине Второй в Екатеринославе

  
   После крестин начались празднества. Давались, как говорят, прекраснейшие, я не видала ни одного; я была в моей постели одинешенька, и не было ни единой души со мной, кроме Владиславовой, потому что, как только я родила, не только императрица в этот раз, как и в прошлый, унесла ребенка в свои покои, но также под предлогом отдыха, который мне был нужен, меня оставили покинутой, как какую-то несчастную, и никто ни ногой не вступал в мою комнату и не осведомлялся и не велел осведомляться, как я себя чувствую.
   Как и в первый раз, я очень страдала от этой заброшенности. На этот раз я приняла всевозможные предосторожности против сквозняков и неудобств помещения, и, как только я разрешилась, я встала и легла на свою постель, и так как никто не смел приходить ко мне, разве только украдкой, то и в этом отношении у меня не было недостатка предусмотрительности.
   *
   В одной из них было такое выражение: "Проклятый мой племянник сегодня так мне досадил, как нельзя более"; а в другой она (императрица - А.К.) говорила: "Племянник мой урод, черт его возьми".
   *
   Когда я приехала в Россию и затем в первые годы нашей брачной жизни, сердце мое было бы открыто великому князю: стоило лишь ему пожелать хоть немного сносно обращаться со мною; вполне естественно, что, когда я увидела, что из всех возможных предметов его внимания я была тем, которому Его Императорское Высочество оказывал его меньше всего, именно потому, что я была его женой, я не нашла этого положения ни приятным, ни по вкусу, и оно мне надоедало и, может быть, огорчало меня. Это последнее чувство, чувство горя, я подавляла в себе гораздо сильнее, чем все остальные; природная гордость моей души и ее закал делали для меня невыносимой мысль, что я могу быть несчастна.
   *
   Я говорила себе: "Счастие и несчастие -- в сердце и в душе каждого человека. Если ты переживаешь несчастие, становись выше его и сделай так, чтобы твое счастие не зависело ни от какого события".
   *
   По природе снисходительная, я без труда привлекала к себе доверие всех, имевших со мною дело, потому что всякий чувствовал, что побуждениями, которым я охотнее всего следовала, были самая строгая честность и добрая воля.
   *
   Я осмелюсь утверждать относительно себя, если только мне будет позволено употребить это выражение, что я была честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, нежели женским; но в то же время внешним образом, я ничем не походила на мужчину; в соединении с мужским умом и характером во мне находили все приятные качества женщины, достойной любви; да простят мне это выражение, во имя искренности признания, к которому побуждает меня мое самолюбие, не прикрываясь ложной скромностью.
   *
   На следующий день после этой комедии я сказалась больной и не вышла, спокойно ожидая решения Ее Императорского Величества на свою смиренную просьбу. Только на первой неделе Поста я нашла нужным говеть, для того чтобы видели мою приверженность к православной вере. На второй или на третьей неделе меня постигло новое жгучее горе. ... Около часу дня граф Александр Шувалов пришел мне сказать, что императрица нашла нужным удалить ее от меня; я залилась слезами и ответила ему, что, конечно, Ее Императорское Величество вольна брать от меня и назначать ко мне кого ей угодно, но что мне тяжело все более и более убеждаться в том, что все близкие мне люди становятся жертвами немилости Ее Императорского Величества, и, чтобы было меньше несчастных, я молю его и заклинаю упросить Ее Императорское Величество отослать меня к моим родным, покончить поскорее с положением, до которого я доведена и в котором делаю только несчастных.
   *
   Наконец, дойдя до покоев Ее Императорского Величества, где застала великого князя, как только я увидела императрицу, я бросилась перед ней на колени и стала со слезами и очень настойчиво просить ее отослать меня к моим родным. Императрица захотела поднять меня, но я оставалась у ее ног. Она показалась мне более печальной, нежели гневной, и сказала мне со слезами на глазах: "Как, вы хотите, чтобы я вас отослала? Не забудьте, что у вас есть дети". Я ей ответила: "Мои дети в ваших руках, и лучше этого ничего для них не может быть; я надеюсь, что вы их не покинете". Тогда она мне возразила: "Но как объяснить обществу причину этой отсылки?" Я ответила: "Ваше Императорское Величество скажете, если найдете нужным, о причинах, по которым я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великого князя". Императрица мне сказала: "Чем же вы будете жить у ваших родных?" Я ответила: "Тем, чем жила прежде, до того, как вы удостоили взять меня". Она мне на это возразила: "Ваша мать находится в бегах, она •была вынуждена покинуть свою родину и уехала в Париж". На это я сказала: "Я это знаю, ее считают слишком преданной интересам России, и король прусский стал ее преследовать".
   *
   Тогда она подошла ко мне еще ближе и сказала мне: "Вы чрезвычайно горды. Вспомните, что в Летнем дворце я подошла к вам однажды и спросила вас, не болит ли у вас шея, потому что я увидела, что вы мне едва кланяетесь и что вы из гордости поклонились мне только кивком головы". Я ей сказала: "Боже мой, Ваше Императорское Величество, как вы можете думать, что я хотела выказать гордость перед вами? Клянусь вам, что мне никогда в голову не приходило, что этот вопрос, сделанный вами четыре года тому назад, мог относиться к чему-либо подобному". На это она сказала: "Вы воображаете, что никого нет умнее вас". Я ей ответила: "Если бы я имела эту уверенность, ничто больше не могло бы меня в этом разуверить, как мое настоящее положение и даже этот самый разговор, потому что я вижу, что я по глупости до сих пор не поняла того, что вам угодно было мне сказать четыре года тому назад".
   *
   В одно прекрасное утро пришли мне доложить, что вице-канцлер граф Михаил Воронцов просит разрешения поговорить со мною от имени императрицы. Очень удивленная этим необычайным посольством и хотя еще не одетая, я приняла господина вице-канцлера. Он начал с того, что поцеловал мне руку и пожал ее с большим чувством, затем вытер себе глаза, с которых скатилось несколько слез. ...
   *
   Этого разговора я ждала долго. Помню, что 21 апреля, в день моего рождения, я не вышла. Императрица велела мне сказать в час своего обеда через Александра Шувалова, что она пьет за мое здоровье; я велела ее благодарить за то, что ей угодно было вспомнить обо мне в этот день, как я говорила, моего несчастного рождения, который я проклинала бы, если бы не получила в тот же день святого крещения.

0x01 graphic

Чичагов В.Я., адмирал

Декабрь 1761 - Январь 1762 гг.

  
   Императрица Елисавета Петровна скончалась в самое Рождество 25 декабря 1761 года, в три часа за полудни; я осталась при теле ее. Петр III, вышед из покоя, пошел в Конференцию и прислал мне сказать чрез Мельгунова, чтоб я осталась при теле, дондеже пришлет мне сказать.
   *
   Тело Императрицы Елисаветы Петровны едва успели убрать и положить на кровать с балдахином, как гофмаршал ко мне пришел с повесткою, что будет в галерее (то есть комнаты чрез три от усопшего тела) ужин, для которого повещено быть в светлом богатом платье. Я послала по богатое платье в комнаты сына моего, живущего возле покойной Государыни.
   *
   Я оделась и паки в таком наряде пришла к усопшему телу, где мне велено было оставаться и ждать приказаний. Тут уже окошки были открыты и Евангелие читали.
   Погодя несколько, пришли от Государя мне сказать, чтоб я шла в церковь. Прийдя туда, я нашла, что тут все собраны для присяги, после которой отпели вместо панихиды благодарственный молебен; потом митрополит Новгородский [Димитрий] Сеченов говорил речь Государю. Сей был вне себя от радости и оной нимало не скрывал, и имел совершенно позорное поведение, кривляясь всячески, и не произнося, кроме вздорных речей, не соответствующих ни сану, ни обстоятельствам, представляя более смешного Арлекина, нежели иного чего, требуя, однако, всякое почтение.
   *
   Из церкви вышедши, я пошла в свой покой, где до самого ужина я горько плакала только о покойной Государыне, которая всякие милости ко мне оказывала и последние два года меня полюбила отменно, как и о настоящем положении вещей. Когда кушанье поставлено было, мне пришли сказать, и я пошла к ужину; стол поставлен был в куртажной галерее -- персон на полтораста и более, и галерея набита была зрителями.
   *
   Потом я легла в постель; но я, хотя пред тем две ночи не спала, проводя оных в покое покойной Императрицы, но сон далеко от меня был и никак заснуть не могла, и начала размышлять о прошедшем, настоящем и будущем. И сделала я следующее заключение: ежели в первом часу царствования отставили честного человека, а не постыдились на его место возвести бездельника,-- чего ждать? Говорила я себе: твою инфлуенцию опасаются; удались от всего; ты знаешь, с кем дело имеешь, по твоим мыслям и правилам дела не поведут, следовательно, ни чести, ни славы -- тут не будет; пусть их делают что хотят.
   *
   Взяв сие за правило своего поведения, во все шесть месяцев царствования Петра III я ни во что не вступалась, кроме похорон покойной Государыни, по которым траурной комиссии велено было мне докладываться, что я и исполнила со всяким радением, в чем я и заслужила похвалу от всех.
   *
   На другой день поутру нарядилась в богатой робе и пошла к обедне, потом на поклон к телу, а оттудова -- к столу по билетам. Сей стол был с заплаканными глазами почти у всех, и мало было лиц равнодушных, и усталь на всех видно было. После обеда я пошла к себе. Во время сего стола тело покойной Государыни анатомили. К вечеру пришли мне сказать, что посланы курьеры для освобождения и возвращения в Петербург Бирона, Миниха, Лестока и Лопухиных, и что Гудович едет в Берлин с объявлением о вступлении на престол Императора. Я на сие сказала: "Дела поспешно идут".
   *
   Как покои Александра Ивановича Шувалова убраны были дни чрез два, Император перешел в них, а Елисавета Воронцова в его покои переехала; мои же покои парадные обили черным сукном, и людей Император принимал в оных, по утрам и по вечерам езжал в гости ко всем знатным особам, кои устроили для него великие пиры; от сих пиров я уклонилась по причине великого кашля.
   *
   От дня кончины покойной Государыни был во дворце двойной караул, то есть один -- полный караул у тела, а другой, таковой же,-- у Императора. В сие же время случились великие морозы; караульня же была мала и тесна, так что не помещались люди, и многие из солдат оставались на дворе.
   *
   Две недели по кончине покойной Государыни умер граф Петр Иван[ович] Шувалов. За несколько дней до кончины его он и брат его большой, Александр Иван[ович] Шувалов, были от Императора пожалованы в фельдмаршалы.
   *
   И проявилось новое определение. Вдруг Император пожаловал в четырех полков гвардии четыре полковники, а именно: в Преображенский -- фельдмаршала] князя Никиту Юрьевича Трубецкого; в Семеновский -- фельдмаршала] графа Александра Ивановича Шувалова; в Измайловский -- фельдмаршала] графа Кирилла Григорьевича Разумовского; в конной гвардии хотел пожаловать графа Алексея Григорьевича Разумовского, но сей оттого пошел в отставку, и на его место сделан полковником принц Жорж Голштинский. Сии новые полковники сами всячески спорили и старались отвратить сие пожалование, но не предуспели.
   *
   Полкам же гвардии сие было громовой несносной удар. ...
  
  

0x01 graphic

Екатерина Вторая.

С гравюры Уткина

Мысли из особой тетради

   Я желаю и хочу лишь блага той стране, в которую привел меня Господь; Он мне в том свидетель. Слава страны -- создает мою славу. Вот мое правило: я буду счастлива, если мои мысли могут тому способствовать.
  
   Государи кажутся более великими по мере того, как вельможи страны и приближенные более удовлетворяются в отношении богатства; изобилие должно царить в их домах, но не ложное изобилие, основанное на неоплатных долгах, ибо тогда, вместо величия, это становится лишь смешным тщеславием, над которым смеются иностранцы; я хочу, чтобы страна и подданные были богаты,-- вот начало, от которого я отправляюсь; чрез разумную бережливость они этого достигнут.
  
   Признаюсь, что, хотя я свободна от предрассудков и от природы ума философского, я чувствую в себе большую склонность почитать древние роды; я страдаю, видя, что некоторые из них доведены здесь до нищенства; мне было бы приятно их поднять. Можно было бы достичь восстановления их блеска, украсив орденами и должностями старшего в роде, если у него есть какие-нибудь достоинства, и давая ему пенсии и даже земли по мере нужды и заслуг, с условием, что они будут переходить только старшим и что они будут неотчуждаемы.
  
   Противно христианской религии и справедливости делать рабов из людей, которые все получают свободу при рождении; один Собор освободил всех крестьян, бывших раньше крепостными, в Германии, Франции, Испании и т. д.-- Сделать подобный резкий переворот не будет средством приобрести любовь землевладельцев, исполненных упрямства и предрассудков. Но вот удобный способ: постановить, что, как только отныне кто-нибудь будет продавать землю, все крепостные будут объявлены свободными с минуты покупки ее новым владельцем, а в течение сотни лет все или, по крайней мере, большая часть земель меняют хозяев, и вот народ свободен.
  
   Свобода, душа всего, без тебя все мертво.
   Я хочу, чтобы повиновались законам, но не рабов.
  
   Я хочу общей цели делать счастливыми, но вовсе не своенравия, не чудачества и не тирании, которые с нею несовместимы.
  
   Когда имеешь на своей стороне истину и разум, должно выставлять это перед очами народа, говоря: такая-то причина привела меня к тому-то; разум должен говорить за необходимость; будьте уверены, что он возьмет верх в глазах большинства; уступают истине, но редко речам, пропитанным тщеславием.
  
   Мир необходим этой обширной империи; мы нуждаемся в населении, а не в опустошениях; заставьте кишеть народом наши обширные пустыни, если это возможно; для достижения этого не думаю, чтобы полезно было заставлять наши нехристианские народности принимать нашу веру; многоженство более полезно для [умножения] населения; вот, что касается внутренних дел. Что касается внешних дел, то мир гораздо скорее даст нам равновесие, нежели случайности войны, всегда разорительной.
  
   Власть без доверия народа ничего не значит; тому, кто желает быть любимым и прославиться, достичь этого легко. Примите за правило ваших действий и ваших постановлений благо народа и справедливость, которая с ним неразлучна. Вы не имеете и не должны иметь иных интересов.
  
   Если душа ваша благородна -- вот ее цель.
  
   Есть средство помочь тому, чтобы военные таланты не пропадали при продолжительном мире. Посылайте местное дворянство (конечно, частями и того, кто хочет) на службу к воинственным державам; во время войны, или даже каждые 15 лет и меньше, вы можете их отозвать. Вы извлечете из того две выгоды: одну -- иметь хороших офицеров и опытных генералов; другую -- иметь дисциплинированных людей, которые, будучи более зрелыми, дадут лучшее воспитание своим детям,-- важная точка зрения, [оставленная] в излишнем пренебрежении.
  
   Так как, по законам Петра Великого, вечно благословенной памяти, всякий дворянин должен служить, нужно непременно возобновить плохо исполняемый закон сего законодателя, определяющий продолжительность такой принудительной службы, чтобы в 40 или 46 лет и даже ранее они могли бы оставить ее; имения и семьи терпят оттого, что нет никого, кто мог бы заняться собственными делами, и это чувствует общество.
  
   Отец, у которого трое или больше сыновей, должен был бы иметь право оставить одного и даже двоих из них, по своему выбору, дома; но эта мысль, хорошая и благодетельная, имеет в том отношении недостаток, что можно будет опасаться, чтобы не пострадало оттого воспитание этих избранных сыновей, так как лучшая выправка, какую дают у нас, в большинстве случаев та, что получают наши молодые люди в армии; домашнее воспитание пока лишь мутный ручей.
  
   Когда станет он потоком?
  

0x01 graphic

Ясский мир. Аллегория на заключение Ясского мира.

С гравюры Набгольца

  
   Учреждение Сен-Сира. Средством для полезного и удобного подражания ему было бы выписать классную наставницу и добыть устав и журналы этого заведения от самого французского двора, ибо дамы св. Людовика обязаны держать их в тайне.
  
   Дом легко было бы найти и доходы также. А чтобы помешать невеждам кричать против монахини-француженки и ее ереси, следовало бы, под видом частного воспитания, дать ей сначала воспитать одну или двух сироток, которые впоследствии будут служить для воспитания при заведении; и таким образом из года в год стали бы обходиться без помощи француженок, когда достигнута будет подготовка, достаточная количества лиц русского происхождения для преподавания в заведении; это тем легче, что в этом доме существует правило взаимного обучения более юных пансионерок одной другою, сообразно с тем, что одна знает лучше другой.
  
   Пойдите в деревню, спросите у крестьянина, сколько у него было детей; он вам скажет (это обыкновенно): десять, двенадцать, часто даже до двадцати.
   А сколько в живых? Он ответит: один, два, четыре, редко четвертая часть; следовало бы поискать средства против такой смертности; посоветоваться с искусными врачами, более философами, чем заурядными в этом ремесле, и установить какое-нибудь общее правило, которое мало-помалу введут землевладельцы, так как я уверена, что главная причина этого зла -- недостаток ухода за очень маленькими детьми; они бегают нагие в рубашках по снегу и льду; очень крепок тот, кто выживает, но девятнадцать умирают, и какая потеря для государства!
  

0x01 graphic

Екатерина Вторая.

С портрета конца ХVIII столетия, сделанного Шубиным.

  
   Большая часть наших фабрик -- в Москве, месте, может быть, наименее благоприятном в России; там бесчисленное множество народу, рабочие становятся распущенными; фабрики шелковых изделий не могут быть там хороши -- вода мутная, и особенно весною, в лучшее время года для окраски шелка; эта вода действует на цвета: они или блеклы, или грубы. С другой стороны, сотни маленьких городов приходят в разрушение! Отчего не перенести в каждый по фабрике, выбирая сообразно с местным продуктом и годностью воды? Рабочие там будут более прилежны и города более цветущи.
  
   Часто задерживают у многих людей платежи; это делают чиновники, заведующие платежами, чтобы заинтересованные подносили им подарки. Для искоренения этого следовало бы пометить в указе число того дня, в который должны производиться платежи, а на случай препятствия со стороны чиновников следовало бы наложить на них пени и удваивать пеню за каждый лишний день, который они пропустят в исполнении данного указа.
  
   Дело, которое наиболее сопряжено с неудобством,-- это составление какого-нибудь нового закона. Нельзя внести в это достаточно обдуманности и осторожности; единственное средство к достижению того, чтобы быть осведомленным о хорошей или дурной стороне того, что вы хотите постановить, это велеть распространить слух о том на рынке, и велеть точно известить вас о том, что говорят; но кто скажет вам, какие выйдут отсюда последствия в будущем?
  
   Остерегайтесь, по возможности, издать, а потом отменить свой закон; это означает вашу нерассудительность и вашу слабость и лишает вас доверия народа, разве это будет только закон временный; в этом случае я желала бы заранее объявить его таковым и обозначить в нем, если возможно, основания и время, или, по крайней мере, обозначить в нем срок в несколько лет, по истечении которых можно было бы его возобновить или уничтожить.
  
   Хочу установить, чтобы из лести мне высказывали правду; даже царедворец подчинится этому, когда увидит, что вы ее любите и что это путь к милости.
  
   Говорите с каждым о том, что ему поручено; не награждайте никогда, если вас лично не просят о том; разве если вы сами намереваетесь это сделать, не будучи к тому побуждаемы; нужно, чтобы были обязаны вам, а не вашим любимцам, и т. п.
  
   Тот, кто не уважает заслуг, не имеет их сам; кто не ищет заслуг и кто их не открывает, недостоин и не способен царствовать.
  
   Я как-то сказала, и этим весьма восхищались, что в милость, как и в жизнь, вносишь с собой зачаток своего разрушения.
  
   Уважение общества не есть следствие видной должности или видного места; слабость иного лица унижает место точно так же, как достоинство другого облагораживает его, и никто, без исключения, не бывает вне пересудов, презрения или уважения общества.
   Желаете вы этого уважения?
   Привлеките доверие общества, основывая все свое поведение на правде и на благе общества.
   Если вместе с тем природа наделила вас полезными дарованиями, вы сделаете блестящую карьеру и избегнете того смешного положения, которое сообщает высокая должность лицу без достоинств и слабость которого сквозит всюду.
  
   Самым унизительным положением мне всегда казалось -- быть обманутым; будучи еще ребенком, я горько плакала, когда меня обманывали, но зато я делала все то, чего от меня хотели, и даже неприятные мне вещи с усердием, когда мне представляли действительные доводы.
  
   Видали ли когда способ действия более варварский, более достойный турок, как тот, чтобы начинать с наказания, а затем производить следствие? Найдя человека виновным, что вы сделаете? Он уже наказан.
  
   Пожелаете ли вы быть жестокими, чтобы наказать его дважды? А если он невинен, чем исправите вы несправедливость, что его арестовали, лишили его всякой чести, должностей и проч., без вины? Через такое легкомыслие вы сделаетесь достойными презрения.
  
   Значит, вы пожертвуете им из стыда сознаться, что вы ошиблись, и этим усилите свою вину перед очами Бога и людей. Если бы со мной случилось такое несчастье, я не стала бы колебаться, я пожертвовала бы своим стыдом справедливости, я исправила бы со всем величием души, на которое способна, зло, которое я бы сделала. В Венеции, в самом деспотическом месте Европы, если невинный брошен в тюрьму, а его невинность доказана, то доже, в сопровождении Сената, идут в тюрьму и провожают его с торжеством домой.
  
   Ни к чему я не имею такого отвращения, как к конфискации имуществ виновных, потому что кто на земле может отнять у детей, и проч., таких людей наследство, какое получают они от самого Бога?
  
   Не знаю, мне кажется, что всю жизнь мою буду иметь отвращение к назначению особой комиссии для суда над виновным, и особенно, если эта комиссия должна оставаться тайной; отчего не предоставить судам дела, относящиеся до их ведения.
  
   Быть стороной и еще назначать судей,-- это значит выказывать, что боишься иметь справедливость и законы против себя; пусть вельможа будет судим Сенатом, как в Англии, во Франции, пэр судим пэрами; к тому же внушаешь подозрение, что имеешь выгоду найти его виновным и что дворцовые интриги создают преступление.
  
   Хочу, чтобы питали ко мне доверие, полагая, что я хочу лишь того, что справедливо, и что, когда я вынуждена кого-нибудь наказать, это потому, что он нарушил законы, свой долг перед Отечеством и перед тем, кто поставлен от Бога для поддержания порядка.
  
   Преступление и производство дела должны быть сделаны гласными, чтобы общество (которое всегда судит беспристрастно) могло бы распознать справедливость. Впрочем, в глазах этого общества никакое хвастовство не выдержит; удовлетворит его лишь правда; ставьте себя всегда в такое положение, чтобы она говорила за вас.
  
   Сильная душа мало способна на совету душе слабой, ибо эта последняя не в состоянии следовать и даже оценить то, что первая предлагает ей согласно своему характеру; вообще, советовать -- вещь чрезвычайно трудная; я хорошо знаю, как исполнить обдуманное мною дело, но у того, кому я советую, нет ни моей мысли, ни моей деятельности при осуществлении моего совета.
  
   Это размышление всегда меня располагало, при советах, какие я принимала от других, входить в мельчайшие подробности, даже усваивать слова того, кто мне советовал, и следовать совершенно его мысли.
  
   Это следствие моей осторожности ради успеха часто заставляло думать, что я была управляема, между тем как я действовала с открытыми глазами и единственно занятая удачей, всегда ненадежной, как только не сам задумаешь дело, которое собираешься совершить, ибо кто может поручиться, что способ соответствует вашему характеру, даже если он вам нравится.
   ...
  
  

0x01 graphic

Екатерина. Ее любимая собака.

С гравюры Рота.

  

Старая, но и умная литература

  
  -- Архив кн. Воронцова. Кн. XII. Бумаги гр. Александра и Семе­на Романовичей. [Письма. Война с Турцией. 1770. Заграничный поход Суворова 1799 г.] - М., 1877.
  -- [Вассаф Ахмед эффенди]. О сожжении турецкого флота при Чесме [1770 г.] (Из историографа Оттоманской империи Ахмеда Вассафа эффенди ). Труды и летописи Общества истории и древно­стей российских, учрежденного при имп. Московском университе­те. Ч. VII. - М., 1837.
  -- [Грейг. С. К.] Первый поход российского флота в Архипелаг,. описанный адмиралом Грейгом. (Из собственной его рукописи). [1769-1770 гг.] // Отечественные записки, 1823, Ч. XIII, N 34.
  -- [Грейг. С. К.] Собственноручный Журн. капитан-командор а (впоследствии адмирала) в Чесменский поход. - СП б., 1850.
  -- Из бумаг. гр. Никиты Ивановича Панина. [Письма 1770 года] // Русский архив, 1878, кн. III.
  -- Панин П. И. Письма к брату его Никите Ивановичу во время, первой турецкой войны при Екатерине Великой [1769-1770 гг.] // Русский архив, 1888, N 11.
  -- Переписка Екатерины II с кн. Потемкиным. (Из сборника П. С. Лебедева). [1787-1791 гг.] //Русская старина, 1876, NN 7-12.
  -- Письма братьев Орловых к Петру Александровичу Румянцеву. (1764-1778). Изд. с предисл. и примеч. А. Барсукова. - СП б., 1897.
  -- Ресми-Ахмет, эффендия. Записки турецкого министра иностран­ных дел о войне 1769-76 гг. Перев. с турецкого. - СП б., 1856.
  -- [Суворов А. В.] Письма и бумаги Суворова из "Суворовского сборника" Публичной библиотеки [1764--1791]. - СП б., 1901.
  -- [Суворов А. В.] Письма и бумаги Суворова. 1764-1781 гг. Объяснения и примеч. В. Алексеева. - П., 1916.
  -- Алексеев В. Суворов-поэт. Приложения: письма Суворова к разным лицам 1778-1800. - СП б., 1901.
  -- Архив кн. Воронцова. Кн. XIII. Бумаги Александра и Семена Романовичей. Письма кн. Безбородки (1776-1799). [Война с Тур­цией 1787-1791 гг.] - М., 1879.
  -- Архив кн. Воронцова. Кн. XXIV. Бумаги разного содержания. [Письма А. В. Суворова. Война с Турцией 1788-1790. Загранич­ный поход 1799 г.] - М., 1880.
  -- Архив кн. Воронцова. Кн. XXVI. Бумаги разного содержания. 1747-1791. [Письма. Война с Турцией 1789-1790 гг.] - М., 1882.
  -- Вокруг. Очакова. Дневник очевидца (1788 год). - СП б., 1895.
  -- Глухов И. А. Автобиография. [ Конец XVIII в., война с Тур­цией, поход в Италию] //Щукинский сборник, выл. VI. - М., 1907.
  -- Дам Р. Записки. [1788-1789 гг.] //Старина и новизна, кн. ХVIII. 1914.
  -- [Денисов А.] Записки донского, атамана, Андриана Денисова. 1763-1841. [Война с Турцией 1789-1790 гг.] //Русская старина, 1874, N 5.
  -- Завадовский П. В. Письма к П. А. Румянцову-Задунайскому [1788 и 1791 гг.] // Русский архив, 1892, N 4.
  -- Из бумаг. фельдмаршала кн. Суворова. [Письма 1792-1793 гг.] // Русский архив, 1878, кн. I, С. 140.
  -- Масловский Д. Ф. Письма и бумаги А. В. Суворова, Г. А. По­темкина и П. А. Румянцева. 1787-1789 гг. (Кинбурн-Очаковская операция). Изд. Военно-ученого комитета Главного штаба. - СП б., 1893.
  -- [Неджати-эфенди М.] Смирнов В. Д. Записки Мухамеда-Неджати-эфенди, турецкого пленного в России в 1771-1775 гг // Русская старина, 1894, N 3.
  -- Письма и бумаги Суворова, Потемкина, Румянцева. 1787-1789. (Кинбурн-Очаковская операция). - М., 1889.
  -- [Полномочных И.] "Род мой и происхождение". Краткие авто­биографические записки офицера Черноморского флота И. А. Пол­номочных. [Война с Турцией конца XVIII в.] Сообщ. А. Матвеев. Записки одесского общества истории и древностей. Т. XV. - Одес­са. 1889.
  -- Потемкин-таврический Г. А. Семь собственноручных писем и записок к П. А. Румянцову-Задунайскому (1769-1788). С предисл. и примеч. А. П. Барсукова //Старина и новизна, кн. V. 1902.
  -- Рассказ священника-очевидца о взятия Очакова 6 декабря 1788 г. [Письмо]. Сообщ. А. Е. Мерцалов //Русская старина, 1887, N 10.
  -- [Сегюр Л. Ф.] Пять лет в России при Екатерине Великой. Записки Л. Ф. Сегюра. (1785- 1789 гг.) [Война с Турцией] // Русский архив, 1907, N 11.
  -- [Сенявин Д. Н.] Записки адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина. [Война с Турцией 1787-1788 гг.] // Морской сборник, 1913, N 7.
  -- Суворов. Его письма. [1788-1792 гг.] // Русский архив, 1909, N1.
  -- [Цебриков Р.М.] Вокруг. Очакова. 1788 год. (Дневник участ­ника). Сообщ. А. Ф. Бычков //Русская старина, 1895, N 9.
  -- [Чернышев Г. И.] Письма во время осады Измаила, 1790 года, от гр. Г. И. Чернышева к кн. С. Ф. Голицыну // Русский архив, 1871, N 3.
  -- [Энгельгардт Л. Н.] Записки Льва Николаевича Энгельгардта. 1766-1836. [Война с Турцией 1788-1790]. - М., 1867.
  -- Архив кн. Воронцова. Кн. XVI. Бумаги гр. Семена Романовича Воронцова. Письма С. Р. Воронцова к разным лицам (1759-1815). [Война с Швецией 1789-1790 гг.] - М., 1880.
  -- Верельский мирный договор с Швецией 1790. Сочинение Д. А. Толстого, с приложением писем Екатерины II, Густава III, гр. Безбородки, гр. Остермана, бар. Игелъстрома и записок Эренстрема // Русский архив, 1887, N12.
  -- Военные действия российского флота против шведского в 1788, 89 и 90 годах, почерпнутые из дневных записок и донесений Главноначалъствующего над оным адмирала Чичагова. - СП б., ,1826.
  -- [Грейг]. Известие о подвигах российского флота в Балтийском море в кампанию противу шведов 1788 года. (Почерпнуто из Журн.а адмирала Грейга) //Северный архив, 1823, NN 23 и 24.
  -- [Екатерина II]. Письма имп. Екатерины II к Тимофею Иванови­чу Тутолмину. (Оборона против шведов). [1786-1790 гг.] // Русский архив, 1873, стб. 2273.
  -- Краткая выписка, когда, именно происходили воинские действия в Швеции 1789 года. [Из дневника] //Северный архив, 1823, NN21 и 22.
  -- [Стединг. К.] Разин А. Записки фельдмаршала гр. Стединга. [1788-1790 , война с Швецией] //Северное обозрение, 1848, NN 1 и 3.
  -- Тучков С. А. Записки. 1766-1808. [1788-1790 гг. Война с Швецией]. Под ред. и со вступительной статьей К. А. Военакого. - СП б., 1908.
  -- Храповицкий А. В. Дневник с 18 января 1782 по 17 сентября 1793 года. [Войны с Швецией и Турцией]. По подлинной его руко­писи, с биографической статьей и объяснительным указателем Н. Барсукова. - М., 1901.
  -- Чичагов П. В. Записки адмирала. [ Война с Швецией 1789 г.] //Русская старина, 1888, NN 8-10.
  
  
  

0x01 graphic

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

(изречения из древнего Китая)

  
   Конфуций
  
  -- Не познав судьбы, нельзя стать благородным мужем. Не познав должного, нельзя обрести опору в жизни. Не научившись понимать истинный смысл слов, нельзя знать людей.
  -- Блажен тот, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым.
  -- Не беспокойся о том, что люди тебя не знают, но беспокойся о том, что ты не знаешь людей.
  -- Благородный муж не стремится есть досыта и жить богато. Он поспешает в делах, но медлит в речах.
  -- Общаясь с людьми добродетельными, он исправляет себя.
  -- Тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин быть учителем.
  -- Не происходит изменений лишь с высшей мудростью и низшей глупостью.
  -- Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, -- размышление; второй, самый легкий, -- подражание; третий, самый горький, -- опыт.
  -- Люди в древности не любили много говорить. Они считали позором для себя не поспеть за собственными словами.
  -- Достаточно, чтобы слова выражали смысл.
  -- Молчание -- верный друг, который никогда не изменит.
  -- Жаловаться на неприятную вещь -- это удваивать зло; смеяться над ней -- это уничтожить его.
  -- Когда не знаешь слов, нечем познавать людей.
  -- Здесь нет жестоких властей, -- ответила женщина. -- Запомни это, ученик, -- сказал Конфуций. -- Жестокая власть -- свирепее тигра.
  -- Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутся соседи.

0x01 graphic

Обелиск в честь Румянцева,

на Царицыном лугу в Санкт-Петербурге

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАМЯТКИ

  
  
  -- ШАНЕЦ -- название полевых укреплений, сооружавшихся в XVII -- XVIII вв. для усиления крепостей, прикрытия путей сообще­ния на труднодоступной местности, защиты приграничных населен­ных пунктов. В плане шанец обычно представлял собой правильный четырехугольник (с бастионами по углам) со сторонами 100 -- 250 метров.
  
  -- ШВЕЙЦАРСКИЙ ПОХОД СУВОРОВА 1799, 10(21).9-- 27.9(8.10), героич. пере­ход рус. войск под команд. А. В. Суво­рова из Сев. Италии через Альпы в Швей­царию во время войны 2-й антифранц. коалиции против Франции. После ос­вобождения Сев. Италии войска Суворо­ва (21,5 тыс. ч., вт. ч. 4,5 тыс. австрий­цев) были направлены в Швейцарию, чтобы оттуда после соединения с рус. корпусом А. М. Римского-Корсакова(24 тыс. ч.) и австр. войсками наступать во Францию. Но австр. командование оставило в Швейцарии лишь часть своих войск (ок. 23 тыс. ч.). Чтобы не допус­тить разгрома рус.-австр. войск по частям франц. армией А. Массены (84 тыс. ч.), Суворов решил кратчайшим путём прорваться к ним через Альпы. Он овладел перевалом Сен-Готард и перешёл через Чёртов мост. Подойдя к Люцернскому оз. и узнав, что переправочные средства увезены пр-ком, а корпус Рим­ского-Корсакова разбит в Цюрихском сражении, Суворов повернул на В. Рус. войска, имея огранич. кол-во боеприпа­сов и продовольствия, окружённые втрое превосходящими их силами пр-ка, пре­одолели с боями ряд перевалов и вышли на тер. Австрии, избежав разгрома. В Ш. п. Суворов продемонстрировал вы­сокое искусство действий в горах, приё­мы захвата горных вершин сочетанием фронтальных атак с обходами.
  
  -- ШЕБЕКА -- русский гребной корабль 2-й половины XVIII в., имел до 40 весел, длину до 35 метров, 32 -- 50 пушек малого калибра.
  
  -- Шестьсот тринадцать заветов Моисея - считается, что Пятикнижие со­держит 248 повелений (по числу членов и органов человеческого тела) и 365 запре­тов (по числу дней в году). Согласно богословию вечность божьего закона подтверж­дается неизменностью этих чисел.
  
  -- ШИНЕЛЬ. Впервые шинель в русской армии введена в 1802 году.
  
  -- ШКОЛА ВОЕННАЯ. Первая в Росси военная школа была учреждена в 1700 году при бомбардирской роте Преображенского полка. Через год в Москве основана школа "математических и навигационных наук", которая, по словам Петра I, "нужна была не только морскому делу, но и артиллерии и инженерству", а также медицинская школа при военном госпитале на Яузе. Спустя десять лет в Москве начала функционировать военно-инженерная школа, а в Петербурге -вторая артиллерийская школа. В 173I году в столице открылся шляхетский кадетский корпус, в 1815 году - училище колоновожатых (офицеров квартирмейстерской службы),в 1855 году - артиллерийская и инженерная, в 1867 году -военно-юридическая, в 1877 году -морская, в 19II году - интенданская академия. В 1832 году в России учреждена Военная академия, ставшая впоследствии Академией Генерального штаба.
  
  -- ШКОЛА ГВАРДЕЙСКИХ ПОДПРАПОРЩИКОВ И ЮНКЕРОВ. Учебное заведение под этим название было учреждено в 1823 г. для окончательного воспитания портупей-прапорщиков и юнкеров гвардейской пехоты. В 1838 г. - упразднена.
  
  -- ШКОЛА МЕДИЦИНСКАЯ. Московская школа при госпитале стала первым в стране медицинским учебным заведением. В 1733 году были открыты еще три лекарские школы. К 1812 году в русской армии было уже около пятидесяти госпиталей, не считая временных. В 1798 году основана Петербургская медико-хирургическая академия. В 1888 году она стала Военно-медицинской академией.
  
  -- Шлем - военный головной убор, или каска, делался из твердой, полированной меди и обыкновенно к верху его, как украшение, прикреплялся медный гребень, или перья. В позднейшие времена к шлему стали приделывать забрало, или наличник, для закрытия и защиты лица. Вследствие серьезных ран, наносимых в голову, можно заключать, что шлем составлял один из первых военных доспехов.
  
  -- ШЛЮП -- военный трехмачтовый парусный корабль 2-й половины XVIII -- начала XIX в. с прямыми парусами на передних мачтах и косым парусом на кормовой мачте. Использовался для разведыва­тельной, дозорной и посыльной служб и как транспортное и экспе­диционное судно. Водоизмещение до 900 тонн, вооружение до 28 орудий.
  
  -- ШЛЯХЕТСТВО, (польск. szlachectwo), одно из назв. дворянства в России в 18 - начале 19 вв.
  
  -- Шпионаж и диверсии были широко применяемым оружием в ми­ровой войне 1914--1918 гг. Шпионаж был неотъемлемой частью раз­ведывательной службы всех воюющих государств и играл крупную роль в ходе войны. Шпионские сети были созданы заблаговременно, еще в мирное время. Эти сети еще более развертывались, а в не­которых местах создавались заново в ходе войны. Нейтральные страны -- Швейцария, Голландия, Испания, Скандинавские стра­ны -- были ареной деятельности шпионов всех воюющих государств. Шпионы проникали всюду, вплоть до самых высоких учреждений.
  
  -- ШПИЦРУТЕНЫ (нем., многие ч. Spitzruten), длинные гибкие палки или прутья для телесных наказаний в европ. армиях. В России в 1701-1863 применялись в армии, а также к участникам крест. волнений.
  
  -- ШТАБ-ОФИЦЕРЫ, в рус. армии и на флоте наименование группы офицерских чинов от майора до полковника включительно (на флоте - от капитан-лейтенанта до капитана 1-го ранга). В 18 в. составляли штаб полка (отсюда назв.). В отличие от обер-офицеров носили эпо­леты с бахромой.
  
  -- ШТАБС-КАПИТАН, КАПИТАН, офицерский чин в рус. (1797-1917) и некоторых иностр. армиях (кроме кавалерии).
  
  -- ШТАНДАРТ -- знамя в кавалерийских частях русской и некоторых иностранных армий в XIV -- начале XX в. От обычного воинского знамени отличался формой (квадратная, треугольная) и меньшими размерами полотнища.
  
  -- Штурмовые бочки -- одно из оборонительных средств крепостей. Представляли собой обыкновенные пороховые бочки, внутри которых закладывались мешки с порохом и помещались различные предметы, могущие при разлете, после взрыва пороха, нанести поражение наступающему противнику (например, снаряженные гранаты, железные обломки, отрезки стволов и металлических труб, набитые порохом, и пр.). С обеих сторон бочки в обоих днах просверливались отверстия, в которые вставлялись деревянные трубки, снаряженные медленно горящим составом. Такие же трубки вставлялись в гранаты, в отрезки труб и стволов. При скатывании бочек на штурмующие войска противника медленно горящий состав в трубках бочек зажигался, и бочки взрывались по достижении цели. Иногда бочки ставились на колеса. В первую мировую войну 1914 -- 18 гг. это средство нашло кое-где частичное применение в условиях холмистой местности.
  
  -- ШТУЦЕР -- укороченное дульнозарядное нарезное ружье XVI -- XIX вв. Обладал повышенной кучностью и дальностью стрельбы, но ввиду трудности заряжания (тугой загонки пули в нарезы) использо­вался ограниченно. Усовершенствовался в 1-й половине XIX в., затем вытеснен винтовкой.
  
  -- ШТЫК. Впервые в русской армии в 1708 году принят на вооружение штык. Первоначально он был трехгранным. До 1708 года в русской армии применялся штык, представляющий собою нож (укороченное копье), рукоятка которого вставлялась в канал ствола, не допуская стрельбы. Такой штык имел название байонета (Франция) или багинета (Россия). Русский трехгранный штык имел специальную трубу, надевавшуюся на дульную часть ствола, что позволяло производить заряжание и стрельбу с примкнутым штыком.
  
  -- ШТЫК-ЮНКЕР, мл. офицерский чин в артиллерии рос. армии в 18 в. (по 1796); соответствовал чину подпоручика в пехоте.
  
  -- ШХЕРНЫЙ ФЛОТ -- собирательное наименование кораблей и вспо­могательных судов, обладавших ограниченными размерами и не­большой осадкой и предназначенных для действий в шхерных райо­нах моря. В России гребной шхерный флот был создан в начале XVIII в. С созданием и развитием парового флота термин "щхерный флот" постепенно вышел из употребления.
  
  -- ШХУНА -- судно с косыми парусами, разновидности -- бриганти­на. баркентина. Использовались в качестве посыльных и разведыва­тельных судов. При необходимости вооружались пушками (до 16 еди­ниц).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Печатный альманах "Искусство Войны"
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@rambler.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2010