ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Не забывайте монархии греческой

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Социальные и военно-политические уроки Древней Греции

  
  

В ЭНЦИКЛОПЕДИЮ РУССКОГО ОФИЦЕРА

А.И. Каменев

  

"Не забывайте о монархии греческой"

  

(социальные и военно-политические уроки Древней Греции)

  
  
  
   Нация, давшая миру пример свободомыслия, величайшие образцы в сфере художества и поэзии (Гомер как наиболее яркий представитель этого направления), науки и философии, породившая таких гениев мысли, как Платон и Аристотель, давшая начало системному (научному) изложению истории (Геродот, Фукидид и др.), в том числе военной (Ксенофонт здесь в числе первых), повлиявшая на прогрессивное развитие Западной Европы, безусловно, относится к числу выдающихся.
   *
   Обращаясь к древнегреческому историческому опыту, человечество приближается к пониманию того, от чего и от кого зависит величие нации, процветание государства и что ведет нацию к гибели, а государство к хаосу и утрате самостоятельности. Этот же опыт учит другие народы осмотрительности и разумности. Не случайно еще Петр Великий предупреждал потомков:
  

"Не забывайте о монархии греческой".

  
   Живому поколению своих спо­движников и через них потомству он дал одно великое за­вещание:
  
   Не забывайте, отчего поднимались царства и отче­го они падали. Военное искусство есть борьба за жизнь. Пренебрегающие этим искусством гибнут. Не уставайте же со­вершенствоваться в военном деле! Идите в нем впереди народов, а не позади их!
  
   Побеждающий на войне народ продолжает побеждать и в годы мира; во всякой деятельно­сти он остается победоносным. А в непрерывной победе над препятствиями и заключается настоящий прогресс{1}.
   *
   Греция, в природном и географическом положении, имела ряд неоспоримых преимуществ перед государствами Востока и Европы: Средиземное море обеспечивало надежную коммуникацию с восточной цивилизацией, и было естественной преградой на пути восточных кочевых племен{2}; мягкий и благодатный климат{3} не побуждал тратить силы греков на то, чем всецело обременен житель северных территорий{4}; ландшафт был прекрасный, а воздух великолепный{5}. Все это, в конечном счете, было благоприятной основой для развития личности: климат благоприятствовал укреплению здоровья, не заставлял тратить массу времени на жизнеобеспечение, а свободное время можно было потратить на образование и творчество.
   Следует отметить тот факт, что на заре существования Греция умела пользоваться своим географическим положением и особенностями благодатного климата.

В чем состояло величие гомеровских героев и высокая нравственность героической эпохи Греции?

  
   Благодаря "Илиаде" и "Одиссее" Гомера{6}, столь почитаемыми не только греками, но и выдающимися людьми разных эпох и народов, можно составить совокупный образ "гомеровского" грека. Гомеровский грек - герой. Но это герой особый, где мускулы, смелость и отвага играют не первую роль.
  
   Человек становился в глазах древних греков героем потому, что он был лишен эгоистических черт и всегда находился в тесной связи с общенародной жизнью и общенародным делом.
  
   Эпический герой вовсе не лишен свойственной ему психологии, но в нем личное было подчинено общественному. Это и делало его не только героем монументального эпоса, но и своеобразным эталоном общегреческого национального героя.
   *
   Обратим внимание на тот факт, что на заре развития данного народа{7}, в силу ряда исторических обстоятельств{8}, индивидуализм и эгоизм не могли найти питательной почвы в обществе, ибо человек был не только слаб и беззащитен, но он просто не мог обойтись без помощи и поддержки со стороны сородичей.
  
   Этот вынужденный коллективизм порождал и соответствующие общие ценности, где стремление быть полезным всему сообществу данной группы (общности) людей возводилась в ранг высшей добродетели.
  
   *
   Безусловно, при наличии определенных условий (мир и согласие граждан; разумное сочетание личного и общественного; правильное понимании прав и обязанностей, свободы действий и ответственности перед обществом и др.) Древняя Греция могла бы преподать другим государствам и народам пример могущества раскрепощенного сознания и несвязанной воли человека. Мир был бы удивлен не только творениями Эсхила, Гиппократа, Пифагора, Эзопа, Еврипида, Демокрита и др., но и свершениями тех людей, которые, имея большие потенциальные возможности, растратили их попусту или же пали в междоусобной войне.
  

Почему Греция родилась и увяла разделенной?

  
   Греческая цивилизация померкла, главным образом, не из-за македонского завоевания, а от того, что была раздираема внутренними противоречиями (политические партии вели свою войну, но не против политических противников, а против нации, как таковой; города-государства боролись за гегемонию, не гнушаясь никакими средствами).
  
   Греция родилась и умерла разделенной: у греков не было тех свойств характера, той практичности в поведении, которые позволили римлянину создать прочное государство и подчинить ему такую массу самых разнородных земель. Греки были в вечной ссоре между собою, и даже когда Дарий и Ксеркс предприняли покорение их страны, между ними не было единодушия. Ни одному городу Греции не удалось установить прочно свою гегемонию над всею страною, подобно тому, как Рим достиг этого над италийскими племенами{9}.
  
   *
   Беда Древней Греции состояла в том, что она была расколота на множество самостоятельных государств, постоянно враждовавших между собою и стремившихся к гегемонии над другим, но никак не к разумному и мирному сосуществованию.
   *
   В силу разных политических систем и традиций, древние греки, разделенные на мелкие государства, были антагонистами: Афины, к примеру, поощряли безбрежную свободу, а Спарта до предела ее ограничивала; афиняне стремились к новым контактам, а спартанцы считали своей единственною задачею охранять себя от всяких нововведений и иноземных контактов{10}. Они никак не могли найти точек соприкосновения и всякий раз становились во враждебные отношения друг к другу. Поочередно давая приют изгнанникам из соседних городов-государств, они вынашивали мысль о том, как бы сильнее навредить соседям, не понимая всей пагубности разъединения греков перед лицом персидской и македонской опасности{11}.
   *
   Беспринципность и политическая нечистоплотность политических деятелей Древней Греции толкала их в удушающие объятия заклятых врагов греков - персов, которые пользовались каждым удобным случаем, чтобы разъединить греков, натравить их друг на друга.
  
   При этом руками самих греков персы достигали те целей, которых не достигли бы силой оружия, но добились, щедро осыпая золотом и серебром тех, кто помогал им упрочивать власть над Грецией и подрывать основы ее независимости и процветания.
  
   Даже выдающиеся и патриотически-настроенные люди Древней Греции не считали зазорным брать деньги у тех, кто покушался на их свободу и независимость{12}.
   *
   Борьба политических партий в Афинах настолько исказила общественные интересы и идеалы, что ряд политических сил постоянно старались вызывать затруднения в государстве для того, чтобы поколебать уважение к его законам, причем с злобной ра­достью пользовалась для своих целей всяким подобным затруднением и всяким общественным несчастьем. Презирая простого гражданина и попирая общенациональные потребности, они пытались обрести монополию на политическую деятельность, считая занятие политикой неотъемлемою привилегией знатных лиц{13}.
   *
   Аристократы и демократы (в ее худшем варианте) объединились в атаке на общественное образование и воспитание: как для первых, так и для вторых образованный грек был опасен своим разумением, способностью правильно оценивать происходящие события и явления, законы и поведение власти. Следовательно, необходимо было вмешаться в процесс образования греческих граждан, а для того следовало обучать их лишь тому, что строго сообразовалось со взглядами аристократов и политиков-демагогов, причем всего важнее было не допускать низшие слои общества к высшему образованию, так как связанная с ним власть разума должна была составлять преимущество одних знатных{14}.
  

Почему были забыты и попраны идеалы предков?

  
   Обнаружилось и другое опасное уклонение в деле развития образования и воспитания греков: господствовавшее тогда образование постоянно стре­милось ослабить силу предания, ослабить связь между члена­ми общины и заставить людей в решительных случаях ру­ководствоваться своим личным мнением{15}.
  
   Самое прочное объединительное средство, религия, утратила свое влияние. Основа ее - полное доверие к преданиям отцов; между тем тогдашнее направление умов состояло в противоречии преданиям, в тщеславном взгляде на простодушие предков, в сомнениях и насмешливости, полным выражением чего служила софистика.
  
   Кроме того, в продолжение военных годов души одичали, и отеческие правила утратили свою власть над ними{16}.
   *
   К этому надо прибавить общее желание "демократизированного" народа, стремившегося освободиться от всяких авторитетов; он восстал также против богов и отрекся от них после того, как они, якобы, допустили падение государства.
  
   Но так как люди не могли обойтись без всякой религий, то после отпадения от веры отцов у них явилась наклонность к чужеземным богослужениям, и рядом с неверием выросли пле­велы суеверных мнений и обрядов{17}.
  
   *
   Мы видим, что следствием распространявшегося неверия были чрезвычайное своевольство и распущенность; к этим печальным заблуждениям в религиозных понятиях присоединялось еще orpyбение народной нравственности. Добродетели человека и граж­данина, требуемые эллинскими божествами, перестали пользовать­ся уважением заодно с ними.
  
   Греки, стараясь успокоить совесть од­ними внешними обрядами и волшебными средствами, перестали придавать всякое значение внутреннему очищению, без стыда следовали внушениям корыстолюбия и постепенно утрачивали даже то сознание, что государство может существовать только при честности своих граждан{18}.
  
   *
   Подобно тому и вера отцов была отброшена, как старая домашняя утварь, а на место ее не было приобретено ни новых правил нравствен­ности, ни нового стремления к добродетелям, необходимым для общественной жизни. Все сознавали потребность государ­ственная возрождения и серьезно принялись все исправлять и приводить в порядок, но политическая реформы не могли исце­лить зла и положить новое основание общему благу.
  
   Необходимо было нравственное обновление, исходящее из строгого самосознания, решительный поворот с неправильного пути современного просвещения и прежних ложных понятий, а также образование нового поколения, в котором укоренились бы опять такие добродетели, как верность, благочестие и правдивость.
  
   Устройство более счастливых Афин должно было начаться снизу. Это был широкий и трудный путь, мало соответство­вавший высокомерию афинян, которые воображали себя на вершине человеческого образования, но - это был единственный путь{19}.

Какую злую "шутку" сыграла с греками демократия, во что она (демократия) выродилась?

  
   Золотой век Греции покоился на шатком основании и был обречен на катастрофу: бедные замышляли ограбить богатых с помощью законотворчества или революции; богатые создавали общества, чтобы защититься от бедноты. Члены некоторых олигархических клубов давали, по словам Аристотеля, торжественную клятву:
  
   "Я буду врагом народа [т.е. людей низкого происхождения] и в Совете я буду причинять ему столько зла, сколько сумею".
  
   *
   В этом конфликте интеллектуалы все чаще и чаще принимали сторону бедноты. Они презирали купцов и банкиров, чье богатство казалось обратно пропорциональным их образованности и вкусу.
  
   Тем не менее, многим умнейшим людям Древней Греции не хватило прозорливости, государственной мудрости и подлинного патриотизма для того, чтобы вывести греческий народ из фазы конфронтации, всеобщей озлобленности, индивидуализма и эгоизма и направить его на сплочение, созидание и творчество. Для этого надо было подняться над собственными эгоистическими интересами и расчетами.
  
   А тут нужны была не только воля, но честные и чистые помыслы, патриотизм, гражданственность, чувство личной ответственности и многое другое...
   *
   Вследствие вырождения демократии, неразумная народная толпа слишком часто стала увлекаться красноречием честолюбивых демагогов. Безответственность народного собрания, которое, не сдерживаемое было ни прецедентами, ни ответственностью; которое сегодня со всей страстностью голосовало за то, в чем завтра будет столь же страстно раскаиваться, наказывая не себя, но тех, кто ввел его в заблуждение; поощрение демагогов и расточительный остра­кизм людей достойных{20}; занятие должностей на основании жеребьевки и очередности, ежегодная замена администрации и сползание к правитель­ственному хаосу; дрязги и раздоры, постоянно вносящие сумятицу в руководство и управление государством, - таковы роковые недостатки, за которые Афины сначала сполна заплатили Спарте, Филиппу и Александру Македонским, а затем и Риму.
   *
   Платон, видя эти язвы демократии, в "Политии" так писал о пагубном воздействии на молодые умы вседозволенности и неумении использовать свободу слово во благо государству:
  
   "Когда большая толпа собирается в экклесии или в суде, или в театре, или в лагере, или в каком другом большом собрании, она со страшным шумом одни слова и действия одобряет, другие - порицает, преувеличивая в обоих случаях, крича и стуча, причем скалы и место, где происходить собрание, своим эхом вдвойне усиливают шум похвалы и порицания. Как, по-тво­ему, должно это действовать на настроение юноши? Какое должен он получить особое образование, чтобы быть в состоянии устоять против потока похвалы или порицания и не быть унесенным им? Не подчинится ли юноша взгляду других на пре­красное и низкое, не будет ли он поступать так, как они, и не станет ли таким же?" {21}
  
   Продолжая тему, он с горечью констатирует другие вредные последствия извращенной демократии:
  
   "В этом обществе учитель боится учеников и льстит им, а ученики презирают учителей и воспитателей; да и вообще юноши становятся наравне со стариками и соперничают с ними на словах и на деле, а старики, снисходя к молодежи и подражая ей, проявляют обходительность и любезность из опасения пока­заться нелюбезными и деспотичными... Кто не видел сам, тот не поверить, насколько животные, подчиненные человеку, пользуются в демократии большею свободою, чем в другом государстве. Как говорится в пословице, какова хозяйка, та­кова и собака; даже лошади и ослы привыкли рас­хаживать совсем свободно и важно; если встречный не уступает им дороги, они сталкивают его с пути. Да и все прочее проникнуто такой же свободой... Самым главным результатом всего этого является страшная щекотливость настроения граждан; они приходят в негодование при малейшем проявлении власти и не выносят его; наконец, они перестают обращать внимание даже на законы, писанные или неписаные, не желая иметь ничего выше себя" {22}.
  
   *
   Со времени Пелопоннесских войн Афины являлись лишь тенью того, чем они были когда-то. Прошли те времена, когда дух общественности, имевший лозунгом: "каждый за всех и все за одного", заставлял жертвовать жизнью и достоянием для блага отечества.
  
   Полное отсутствие единодушия и сознания государственных интересов в особенности ярко обнаруживалось в военных делах и управлении. Низкое себялюбие тормозило всякое начинание, хотя бы сколько-нибудь намекавшее на общее дело. Теперь ло­зунгом сделались - покой и наслаждение. Подвергаться опасно­сти для других или даже для собственной пользы почиталось безумием.
  
   Сверх того было достаточное число желавших всту­пать в военную службу ради жалованья и наград.

Как коварная мысль расшатала нравственные устои государства?

  
   Не требуется особой прозорливости, чтобы понять, как пагубно действует на общество, его нравы, поступки и поведение граждан та или иная мера свободы (в поступках, поведении, выражении мыслей), если эта мера вводится преждевременно, т.е. падает на незрелую почву и произрастает там не в виде прекрасного растения, но сорняка, который быстро набирает силу и душит все близлежащие культуры.
   *
   В период всеобщего политического и нравственного разложения Греции великие философские умы, не находя удовлетворения в действительной жизни, искали удовлетворения в области отвлеченной мысли и в мире утопии{23}. Философия наслаждения Аристиппа стала близкой не только богатым, но привлекла умы и бедных граждан. В силу ряда обстоятельств и причин{24}, философы взрастили в греках лестную для них мысль о том, что "человек - мера всех вещей", в силу чего образованный и просвещенный грек влюбился в самого себя.

  
   Праздное времяпрепровождение стало нормой жизни и перешло из разряда порочных в число любимых. В дополнение ко всему ложное чувство избранности (легенда и традиция возводили каждую семью к общему божественному герою-прародителю), родили самодовольное равнодушие, индивидуальную озабоченность и страсть к богатству, как внешнему показателю исключительности.
  
   "Любовь к богат­ству поглощает людей без остатка, - говорил Платон. - Даже на мгновение эта страсть не позволяет им думать о чем-нибудь другом, кроме их достояния, к которому прилепляется душа каждого гражданина".
  
   *
   Коварная мысль (извращенная идея, ложное умозаключение, вредная ценностная установка), расшатывающая любую цивилизацию, сделала свое дело и в Древней Греции.
  
   С развитием цивилизации, по мере того как обычаи, установления, законы и мораль все более ограничивают актив­ность естественных инстинктов, действие уступает место мысли, вооб­ражение - успеху, прямолинейность - хитрости, откровенность - скрытности, жестокость - состраданию, вера - сомнению; поведение становится фрагментарным и нерешительным, осознанным и расчетли­вым; драчливость переходит в предрасположенность к нескончаемым спорам.
  
   *
   Более всего разъединяло греков несколько их ценностных установок: рационализм, понимаемый как личная выгода (польза); справедливость, рассматриваемая также однобоко; индивидуализм, как высшее проявление личностного начала (неповторимости). Рационализм разъел связующие формы религии и нравственности, государственного и общественного порядка.
  
   Борьба всякого против каждого; ослаблять то, что могущественно, и опрокидывать то, что грозило подняться, - таковы стали общественные и индивидуальные принципы афинского общества уже в период греко-персидских войн.
  
   Не изменились они и позже, т.е. во времена македонского и римского владычества. Как только удавалось отбить очередную атаку противника, грек тут же впадал в состоянии "индивидуальной озабоченности" и начинал подсчитывать свои затраты на общее дело и предъявлять счет соседям и властям, а то и требовать значительной прибавки к своему достоянию за реальные или мнимые подвиги во время отражения предыдущей агрессии.
   *
   Индивидуальный эгоизм, столь развитый в Древней Греции, породил и такое уродливое явление, как беспринципное наемничество.
  
   Греку-наемнику безразлично было, кому служить: он служил тому, кто платил больше денег.
  
   Если бы ему пришлось воевать против своей родины, своего города и своих родственников, то ни угрызения совести, ни патриотизм не побудили бы его отказаться от войны, т.е. возможности заработать на войне.
   *
   Наряду с тем, что названные явления были следствием безудержной фантазии греческих философов, пытающихся умозрительно сконструировать идеальное государство, свое дело произвела демократия, упавшая на незрелую и амбициозную почву греческого общества.
  
   Классовая борьба ожесточилась до предела и вышла из-под контроля, превратив демократию в средство достижения власти. Народное собрание выродилось в собрание толпы, ненавидя­щей всякое превосходство, отбросившей всякие стеснения, беспощад­ной к слабости, но пресмыкающейся перед силой, голосующей за всевозможные поблажки для себя, задушившей всякую инициативу, трудолюбие и бережливость налогами на собственность.
  
   *
   Господство "лучших граждан" оказалось обманчивым призраком и ложью; сыновья знатных фамилий, постоянно чванившихся тем, что они от рождения обладают тем, что дру­гими приобретается только путем труда, оказались теперь людьми, более всех других смертных подверженными всем общественным слабостям и порокам, а именно: жадности и самому грязному корыстолюбии{25}.
  
   *
   На примере Древней Греции, надо добиться понимания того факта, что преждевременное (несвоевременное) "вбрасывание" в общество разного рода идей, теорий и т.п. - это очередное открытие "ящика Пандоры".
  
   Скажем более: речь должна идти не только о несвоевременности или же нежелательности тех или иных идей, а об ответственности тех лиц, которые будоражат умы людей и подогревают низменные инстинкты толпы, и о прямом (или косвенном), сознательном (или неосознанном) подрыве единства и сплоченности нации. Другими словами, эти действия надо квалифицировать как вредоносные, наносящие ущерб делу национальной безопасности.
  
   При такой постановке вопроса (которая, безусловно, будет встречена в штыки и "либералами" и "революционерами") кое-кто все же поостережется выступать с провокационными заявлениями и опасными утопиями.
  
   И дело тут даже не в санкциях со стороны власти, а в том проклятии, которое заслуживает каждый интеллектуал (фразер, популист и т.п.) за то, что он вводит людей в заблуждение, обманывает их, передергивает факты и т.п.
  
   И не столь важно, на кого (на себя или на "дядю") и за что (за "тридцать серебряников" или бескорыстно) он работает, понимает или не понимает, что творит. Важно другое - он несет своей нации зло, которое может обернуться погибелью многих людей, стоить независимости государства и т.д.

Какое историческое значение имеет опыт Солонова, Ликургова законодательства и военная реформа Фемистокла?

  
   Опыт Древней Греции (главным образом, Афин и Спарты) показал как велико для развития государства и его обороноспособности значение правильной законодательной политики. Это убедительно продемонстрировал Солон и Фемистокл (в Афинах) и Ликург (в Спарте).
   *
   Проведение как бы, благоволя тому или иному народу, посылает ему в определенный исторический момент своего посланника-избавителя. Так, в этот критический для Афин момент, нашелся человек (Солон), который смог без единого акта насилия, без какого-либо злоречия убедить богатых и бедных заключить компромисс, чем не только предотвратил социаль­ный хаос, но и установил новый, более справедливый политический и экономический порядок на всю оставшуюся историю независимых Афин{26}.
   Солоновское разделение граждан Афин на 4 категории и соответствующее ему (этому разделению) выдвижение командных лиц, а также использование старых институтов управления (ареопаг, народное собрание) и создание нового Совета Четырехсот способствовали лучшему отбору командного состава, контролю над ним и повышению личной ответственности офицеров и генералов за результаты боевых действий войск и сил флота.
   Плутарх свидетельствует о его стиле государственного управления следующее:
  
   "Хотя он отказался от тирании, одна­ко во время своего правления не проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влия­тельным и в законодательной деятельности не ста­рался угодить тем, кто его избрал. Там, где дело об­стояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил ничего нового, из опасения, что, "если в го­сударстве перевернуть все вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место" и упорядочить наилучшим образом. Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету, можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке не должны были встретить сопротивления" {27}.
  
   Лучшим доказательством его мудрости стала долговечность его зако­нодательства. Несмотря на тысячи изменений и усовершенствова­ний, несмотря на временные диктатуры и не затрагивающие государ­ственных основ революции, пять веков спустя Цицерон имел полное право утверждать, что в его время в Афинах по-прежнему действуют законы Соло­на. С юридической точки зрения, его работа ознаменовала окончание правления посредством непредсказуемых и изменчивых декретов и начало правления с помощью писаного и устойчивого права.
   На вопрос, что делает государство упорядоченным и благоустроенным, Солон ответил:
  

"Когда народ повинуется правителям, а правители - зако­ну" {28}.

   *
   Спарта обязана Ликургу своими законами.
  
   Полибий утверждал{29}, что Ликургова конституция оказалась столь устойчивой потому, что в ней были объединены три формы государственного устройства - монархия, аристократия и де­мократия, причем в таких пропорциях, что каждый элемент препятство­вал преобладанию других.
  
   Фактически такой же вывод вытекает после прочтения соответствующей работы Плутарха о Ликурге.
  
  
   Ликургу удалось создать такое законодательство, которое способствовало сплочению людей, воспитанию волевых и закаленных воинов и которое заставляло всех и каждого работать на государственные интересы, не оставляя личности времени, средств и способов удовлетворять свои потребности (главным образом, духовные) {30}.

  
   Заслугой Ликурга и его последователей можно считать также внедрение новой идеологии, пронизанной идеями военного братства и сотрудничества.
  
   В дальнейшем идеология равенства станет базовой идеей для структурного оформления всего спартанского общества, в котором благодаря общественному воспитанию и общественным обедам не так уж много будут значить рождение и богатство.
   Спарта, действующая в духе законов Ликурга, была непобедима. Спартанская воинская доблесть, мужество, отвага, смелость, решительность, дисциплинированность, чувство долга вызывали и вызывают у других народов восхищение.
   Однако, система Ликурга, хотя и действовала довольно долго, пришла в упадок, как только были сняты искусственные ограничения и запреты на общение с иностранцами.
   *
   Фемистокл в области военной реформы интересен двумя нововведениями: во-первых, тем, что положил правильное начало военному налогообложению; во-вторых, тем, что сумел создать военный флот и тем самым обеспечил для Афин новые, ранее не виданные военные возможности, ибо посредством флота научился эффективно решать военные вопросы, присовокупив к сухопутной и морскую силу государства.
  
   До Фемистокла в Аттике не было правильного налогообложения. Не было и государственных расходов на войско и корабли. Суда для защиты берегов поставлялись управлениями местных округов и на средства местных касс. Как раз во время управления Фемистокла народ получил в свое распоряжение большой чрезвычайный доход от вновь открытых государственных серебреных рудников в Аттике. По заведенному обычаю этот доход предстояло сообща "проесть", т.е. распределить среди граждан Афин. Фемистокл предложил отказаться от этой раздачи и отнести сумму на чрезвычайные расходы по строительству флота.

  
   Помимо этого общего взноса требовались дополнительные частные средства. Это было возложено на богатых граждан в форме общественной повинности, литургии...
   Реформа Фемистокла имела важные политические и военные последствия. Она приблизительно в два раза усилила военную мощь Афин. К ополчению гоплитов прибавился большой состав корабельных экипажей, гребцов и военных моряков. Масса низших слоев, привлеченная к службе, получила и политическое значение, которого не имела ранее{31}. Благодаря флоту, Афины расширили свое влияние на весь греческий мир. Неизвестный автор (называемый Псевдо-Ксенофонт) в политической брошюре под названием "Полития" писал:
  
   "Они (афиняне - А.К.) могут появиться в любом месте и нанести вред, запереть сообщение врагу, даже более сильному, чем они сами; им также легко в случае необходимости отступить. Несравненно труднее и рискованнее всякого рода сухопутные предприятия; пешие войска медленно идут, их трудно продовольствовать и они могут передвигаться только через союзные территории. Для тех, кто господствует на море, нет таких затруднений. Они могут выморить голодом любого противника: всякий город ведь держится торговлею и должен одно вывозить, другое ввозить к себе" {32}.
  
   *
   Эти три примера (Солон, Ликург, Фемистокл) - наиболее яркие в Древней Греции. Безусловно, они не исчерпывают всех примеров изысканий в законодательной сфере. Но они (примеры эти) вполне достаточны для понимания значения закона в жизни нации. Закон - это опаснейшее, но необходимое оружие: опасное потому, что может наделать много непоправимых бед, а необходимое - в силу того факта, что без него государство становится беззащитным.
  
   Хороший закон, умный исполнитель, правильно выбранное время и место его применения, неукоснительность действия законодательной нормы в сочетании с необходимыми коррективами по ходу осуществления законодательной практики, а при острой необходимости - изменение устаревшего закона - вот необходимые условия благотворного влияния закона на жизнь общества и военное дело.
  

Почему, наряду с изнеженными афинянами, пала воинственная Спарта?

  
  
   Из истории Афин известно, что Филиппу Македонскому удалось подчинить своей власти афинян. Победу Филиппу дало духовное и физическое ослабление этого народа. У афинян недоставало нравственной силы сопротивления, а оттого и дол­жны были сказаться все неизмеримые выгоды, бывшие на стороне Филиппа: постоянное войско должно было одержать победу рад городскими милициями, объединенное монархическое госу­дарство над разъединенными союзами городов{33}.
   *
   К сказанному следует присовокупить вырождение ряда важнейших традиций и институтов Древней Греции. В героические времена в атлетике мы находим подлинную религию греков - поклонение здоровью, красоте и силе. Симонид образно говорил об этом так:
  
   "Лучшее для смертных - здоровье, затем - пленительная красота; хорошо - когда есть богат­ство, нажитое честно, когда ты молод и среди друзей". "Нет для мужа при жизни большей чести и славы, - утверждала "Одиссея", - чем та, которую он стяжал своими руками и ногами".
  
   Помимо эстетической составляющей, атлетика была жизненной необходимостью для аристократического народа, живущего в окружении рабов более многочисленных, чем их господа: она помогала поддержи­вать хорошую форму.
  
  
   Институт эфебии, который был обязательной школой для афинского юношества (начиналась эфебия с 16-18 лет и длилась четыре года; после года уче­ний эфебы несли службу в гарнизонах и на сторожевых постах в пограничной полосе Аттики), впоследствии стал необязательной и выродилась в школу для греческой элиты,
   без направленности на интересы государственной службы и физической закалки, но на развитие интеллекта и качеств, необходимых аристократу.
   *
   Развитие интеллекта и аристократических качеств, рост богатства и изнеженности вступали в противоречие с необходимостью тяжелыми упражнениями закалять тело и укреплять волю в сочетании с готовностью жертвовать жизнью за общественные интересы. Эгоизм и индивидуализм сделали свое дело и вытравили из сознания состоятельных греков мысль о национальном интересе, общественных задачах и гражданском долге. Нужен были лишь толчок извне, чтобы повалить некогда великолепный и могучий дуб, ставший к тому времени трухлявым деревом. Этим не преминул воспользоваться противник Афин - Филипп Македонский...
   *
   Если Афины поплатились за то, что снизили свое рвение в военном деле, то, как могла потерпеть поражение Спарта, где военное дело было поставлено во главу государственной политики?
  
   Забегая вперед, отметим, что именно чрезмерное увлечение войной, приверженность к незыблемой военной традиции, нежелание считаться с новыми реалиями привели Спарту к военному и политическому краху.
  
   С одной стороны, спартанцы, нарушив указание Ликурга не воевать многократно с одним и тем же противником, научили некогда неспособного в военном деле соседа хорошо воевать. С другой стороны, военная организация, введенная Ликургом много лет назад, в течение десятилетий и даже столетий не претерпевала никаких существенных изменений: дух и воинская доблесть спартанцев были выше всяких похвал, а стратегия и тактика пребывали в состоянии покоя. В то время как соседи (близкие и дальние) изыскивали новые способы и приемы вооруженной борьбы, спартанцы продолжали надеяться на воинскую доблесть отдельных воинов, не придавая должного внимания умению тактически правильно вести бой.
   *
   Говоря о причинах военных неудач спартанцев, следует прислушаться к выводу, сделанному одним из видных специалистов в области воспитания относительно спартанской системы воспитания:
  
   "В конце концов, опыт Спарты имеет громадное теоретическое значение; он показывает, что только организованная система воспитания, раз она ни перед чем не отступает и не предъявляет требований свыше сил человеческих, что такая система может, действуя в течение достаточно длинного ряда поколений, придать телам и характерам известный отпечаток, хотя бы даже она противоречила естественным инстинктам и насиловала их" {34}.
  
   Воспитывая с таким успехом воина, Спарта пренебрегала человеком. У нее нет таких зна­менитостей, как у Афин, или даже у Фив, или у Аргоса. Она не произвела ни философов, ни художников, ни изобретателей, ни поэтов. Никто не в состоянии отрицать за спартанцами известного величия характера, которое, во всяком слу­чае, является высшим продуктом государства; но ум и воображение не находили себе у них пищи. Строй их допускал воинственную поэзию, и они понимали и ценили способность музыки возбуждать мужество и дух смелости; но Спарта не создала ни одного произведения ума или фантазии, с гибелью которого трудно было бы по­мириться миру{35}.
   *
   Следует подчеркнуть тот факт, что Спарта представляла в Греции крупную нравственную силу и вечный протест против той нравственной анархии, которая была всего опаснее для греков. Сосредоточение силы, строгость жизни, готовность жертвовать собой ради высшего тогда идеала, постоянно проявлявшаяся спартанцами, всегда будут вызывать известное восхищение{36}.
   *
   Другими словами, следует признать тот факт, что
  
   воспитательная система, действующая бесперебойно и исправно, может в определенные периоды времени исправлять (выправлять) некоторые национальные дефекты, а также приводить к позитивному результату в формировании индивидуальных характеров.
  
   Этот факт имеет выдающее значение для военного дела, где требуется до определенной степени унифицировать характеры и добиваться формирования таких боевых качеств, которые не могут быть сформированы вне системного воздействия.
   *
   Однако опыт Спарты времен Ликурга показывает, что нельзя построить благополучие государства и его обороноспособность, насаждая уравниловку, загоняя все мужское население в казармы и заставляя другую половину населения (женщин) всецело трудиться в русле предписанных государством военных традиций и потребностей. Это объясняется следующим:
  
   Во-первых, не каждый мужчина может и должен быть солдатом; во-вторых, не следует насиловать граждан непомерными трудами на государственный счет; в-третьих, с помощью уравниловки{37} нельзя добиться ни инициативы, ни состязательности, ни сознательного и ответственного отношения к исполнению воинского долга и гражданских обязанностей; в-четвертых, ограничивая с малолетства круг интересов ребенка, подростка и юноши, государство препятствует развитию индивидуальных способностей личности, готовя хороший материал для солдатского строя, но негодный для других сторон государственной и общественной жизни.
   *
   Таким образом, и в военном деле, как говорит опыт Спарты, не следует перегибать палку и возводить нечто в абсолют, забывая о том, что война - явление чрезвычайно изменчивое и всякого рода шаблоны и стандарты, верные и хорошие для сегодняшнего дня, завтра могут оказаться никуда не годными. В военном деле, как нигде, нужна дальнозоркость, умение подняться на некую высоту, чтобы увидеть театр боевых действий как можно дальше и как можно четче. Только в этом случае полководец будет в состоянии определить направление дальнейшего удара противника, силу его войска, оценить местность и вовремя предпринять упреждающие действия своих войск.
   Ни Афинам, ни Спарте этого не удалось сделать, хотя и по разным причинам, но с одним и тем же плачевным результатом - поражением от северного соседа, которого они до поры до времени не принимали во внимание...

***

Как и каким образом величию и падению Греции способствовало развитие военного дела?

  
   Геродот, лучше всякого другого писателя представляющий общее мнение греков, говорит, что они "относятся с меньшим уважением, чем к остальным, к тем гражданам, которые занимаются промыслами, и к их детям, и в то же время считают благородными держащихся в отдалении от ремесел, а особенно уважают посвящающих себя целиком войне" {38}. Здесь перед нами весьма важная черта. Греческая цивилизация была в своей основе военной, а греческая политика во главу угла ставила военные цели{39}.
   *
   В Греции война имела, очевидно, важное общественное значение. Это те­перь мир не всегда приносит с собой праздность или безделье, а скорее заставляет обращать энергию от целей разрушительных на производительные. Но в Греции, где занятие войной всюду пользова­лось наибольшим почетом, долгий период мира приносил с собой апатию, лень и почти всегда нравственный упадок.
  
   К древнему миру приложимо то, что не применимо к новому: война вызывала в нем много качеств, имевших мало других поддержек, например, повиновение, преданность, добросовестность и чувство чести{40}.
  
   Другими словами, для Древней Греции война была очищением от рутины, катализатором патриотических и благородных чувств, толчком и побуждением к покаянию, просветлению сознания, благородству, бескорыстию и т.п.
   *
   Главной особенностью греческой жизни была необыкновенная самостоятельность мелких общин, способных выставить свое, хотя небольшое ополчение. Такое ополчение нельзя было увести в дальний поход, и при всякой задержке кампании отдельный отряд какой-нибудь общины мог легко отстать и уйти домой. Но, сражаясь вблизи своей области или города, в знакомой и привычной местности, эти гражданские ополчения могли стойко и долго сражаться. Таким образом, искусное использование местности и стойкость ополченцев обеспечивали грекам победу{41}. Принцип неразрывности фаланги считался настолько важным, что он вошел даже в клятву афинского гражданина: "не покину соседа по строю, с которым мне вместе идти" {42}.
   *
  
   На царях лежала обязанность предводительствовать войском. Из "Илиады" видно, что во главе войско стоял царь, и что каждый царь предводительствует тем отрядом, который выставлен его народом. К обязанностям царя принадлежало также совершение обряда тех жертвоприношений, которые имели государственный характер, потому что царь, как глава всех граждан, составляющих государство, на­ходился к своим подданным в тех же отношениях, как отец семейства к своим домочадцам{43}. На войне царю отдавалась значительная часть добычи, как его почетная доля; на жертвенных и других общественных трапезах, кроме почетного места, царю отдавались также лучшие куски, и кубок его наливался полнее, чем кубки других гостей. В том случае, когда царь не мог лично участвовать в войне по болезни, или по причине преклонных лет, он назначал вместо себя кого-либо из вождей, геронтов{44}.
   *
   Царя окружало ограниченное число вождей или старейшин, которые подобно ему вели свой род от бо­гов и героев, назывались царями, имели наследственный почет и отличались доблестью. Общественное положение этих вождей по отношению к массе народа считалось также отличием, как бы дарованным от богов, и пользующимся их покровительством. Будучи первоначально предводителями дружин, вожди эти во времена Гомера вступили относительно народонаселения в права прежних родоначальников или старшин; народ повиновался им, как владыкам, и в этом смысле они носили название старцев или, вернее, старейшин{45}.
   *
   Герои "Илиады" и "Одиссеи" употребляли копья, как ме­тательное оружие, которое они с неимоверною силою бросали в неприятеля; у каждого из них была своя колесница, запряженная парою коней с особенным возничим; на ней они выезжали вскачь далеко вперед от своих воинов и бросали копье в выехавшего также вперед героя неприятеля; иногда они, соскакивали с колесницы и всту­пали в рукопашный бой, употребляя в дело то длинный меч, то короткий кинжал; но колесница всегда оставалась вблизи их, чтобы увезти их из пылу битвы{46}.
   *
   Искусство осады городов было еще в героическое время мало известно грекам. Десять лет осаждали греки Трою и ничего не могли сделать, пока Троя не была взята хитростью посредством деревянного коня.

  
   *
   Гостеприимные к чужеземцам у себя дома, древние греки были беспощадны к ним на войне. В "Илиаде" грубая жестокость приписы­вается иногда самым прославленным героям без видимого неодобрения. Ахилл закалывает 12 пленных троян над могилой Патрокла, а сын его Неоптолем не только умерщвляет седовласого Приама, но и схватывает за ногу малолетнего сына Гектора и сбрасывает его с одной из башен Трои{47}.
   *
   Музыка и поэзия играли очень важную роль в жизни воинственных эллинов и были неразлучны с их пирами, праздниками и военными предприятиями. Музыкальными инструментами героического периода были лира, флейта и рожок... И сами цари, и герои иногда сое­диняли с воинскою доблестно искусство песнопения и музыки. Искусство песнопения, как божественный дар, вело свое начало, по понятиям греков, от Аполлона, покро­вителя всех муз, или от самого Зевса. Сами бессмертные боги сообщали певцам их дар песнопения, укрепляли в них силу памяти и внушали истинное понимание минувших событии. Вот почему "Илиада" и "Одиссея" получили характера священных песен. {48}.
   *
  
  
   Роль жрецов и предвестий оракулов{49} проявлялась в том, что греческое войско никогда не вступало в битву раньше, чем жертвы указы­вали на благоприятное отношение к ней божества{50}.

   *
   Одно из первых следствий успешной войны было то, что, наряду с царем, обогащались и дружинники. Вместе с богатством они обрели силу, влияние на царя и заимели право вступать в спор с царем и требовать у него ответа за свои действия{51}. Данное обстоятельство потребовало от царя большей осторожности в принятии решений и усложнило процесс принятия ответственных решений в виду необходимости предварительного согласования своего мнения с мнениями других влиятельных лиц.
   *
  
  
   Если вначале таковыми (влиятельными лицами) были люди умудренные опытом, то впоследствии в совет царя начали входить молодые люди, проявившие себя на поле боя как отважные и бесстрашные воины.

  
   В этом случае бесстрашие и отвага для процесса принятия решения были скорее нежелательны, чем предпочтительнее: отвага не была заместителем мудрости, а была всего лишь доблестью рядового воина.
  
   Полководческое же решение в основе своей содержит мудрое начало, т.е. знания, помноженные на большой практический опыт. Порыв и эмоция здесь замещаются разумением, осмотрительностью, хладнокровием; место тактической выгоды занимает стратегический расчет.
  
   Следует ли удивляться тому, что в действиях греческих полководцев, коими вначале были цари, а затем - иные лица, все больше проявляются и реализуются тактические соображения и упускается стратегическая цель?
   *
   Следующим злом для военного дела греков стало уклонение полноправных и состоятельных граждан от исполнения ими своего воинского долга.
   Мысль Гомера о том, что аристократия должна занимать первые ряды в воинском строю, была мотивирована так:
  
   Ликийский герой Сарпедон, союзник троянцев, побуждает своего товарища по оружию статья в первые ряды в бою. "Надо же оправдать, - говорит он, - те преимущества, которые предоставляет нам народ, подарив нам прекрасное имение на берегу реки и чествуя нас на обедах первым местом, лучшими кусками жаркого и полными чашами вина. Надо же нам, басилеям, показать, что, поедая жирных овец и выпивая сладкое вино, мы не прячемся в неизвестности". Здесь нет никакого намека на священный авторитет, на жреческое происхождение власти аристократии: сущность мотивации состоит в том, что народ чтит своих вождей и наделяет их благами земными за услуги, за их первенство на войне{52}.
  
   Впоследствии эта установка была нарушена коренным образом. Богатый грек-рабовладелец IV-III века до Р.Х. стал изне­жен, труслив, в бой идти не желал. Физическая культура для него сделалась лишь забавой, развлечением. На спортивных играх он предпочитал быть зрителем, а не участником.
   *
   Благодаря установлению института заместительства, при помощи которого богатые освобождали себя от "налога кровью", введения платы за несение военной службы, усилился спрос на наемников, число которых резко возрастало и милиционная армия посте­пенно превратилась в профессиональную, где солдатами были наемни­ки{53}.
   Чтобы облегчить участь призванных, отвлекаемых от мирного труда на долгие месяцы за море, установлено было в Афинах жалованье, доходившее для гоплита с его рабом до 2 драхм в день - 6-ти кратный прожиточный минимум. Такой оклад привлекал большое количество добровольцев, заместителей находить было легко. С другой стороны, затяжная 27-летняя Пелопоннесская война деклассировала очень многих афинских крестьян, сады и усадьбы которых были вырублены и сожжены, а сами они, за время призыва, утратили крестьянские навыки и приобрели солдатскую психологию. Таким образом, во второй половине этой войны физиономия афинского войска совершенно меняется - вместо милиции оно представляет постоянную солдатскую армию{54}.
   *
  
   Солдат стало много, а бойцов-воинов значительно поуменьшилось. Дело даже было не в профессионализме солдата, а в его воинском духе. Частые войны, безусловно, формировали профессиональные солдатские качества, но не готовность жертвовать собою ради интересов родины.

  
   Солдат мог смириться с мыслью, что на войне ему может случиться умереть, но он, идя на смерть, как бы отдавал материальный долг своему кредитору, но вряд ли его при этом осеняло чувство долга и патриотизма.
  
   Стоит ли особо доказывать и тот факт, что наемник вряд ли способен на бескорыстную боевую инициативу: у него, если не на бумаге, то в голове с момента наема заложен тариф на все его военные услуги.
  
   В этом тарифе не прописана боевая инициатива, а раз это не предусмотрено контрактом, то и не входит в обязанность наемника...
   *
   Следует признать тот факт, что наемник резко подорвал боеспособность греческой армии, настолько ослабил армию (одну из основ государственности), что при известных обстоятельствах (военная неудача, политическая интрига, финансовые затруднения государства и неуплата причитающегося жалованья наемникам, несправедливое распределение военной добычи и т.д.) государство оказывается обезоруженным и неспособным противостоять противнику.
   *
   Наемники разрушили органическую связь, которая ранее существовала между командирами и подчиненными: старший и уважаемый в мирное время брал на себя бразды правления в военное время; и в мирное время и в военное у него под рукою были сородичи, т.е. люди, которые знали друг друга, которые были связаны кровными узами и которые хорошо знали своего предводителя, а он - их. Наемничество все это разрушило. Возникли новые условия организации и управления. Появилась новая мотивация воинской службы и вооруженной борьбы.
   Было ли это учтено полководцами и иными воинскими начальниками? Уверенно можно сказать, что нет, не было учтено.
   *
   Да и учесть, принять во внимание это изменение было невозможно, так как в Древней Греции не было военной школы, а только она (школа подготовки командиров и военачальников) оказывается в состоянии учитывать сложившиеся особенности и реалии военного дела и, благодаря уму, таланту и опыту педагогических кадров, произвести "перенастройку" существующей системы подготовки офицерского состава. Еще раз повторяем: такой школы в Греции не было...
   *
   Но самое главное зло Древней Греции заключалось в том, что у нее не было выработано единой и согласованной военной политики: военные союзы были непрочны и вскоре, после их создания, распадались; недавние друзья и союзники без особых задержек и веских причин становились врагами; в военных союзах предпочитали доминировать, а не сотрудничать (особо в этом преуспели Афины и Спарта); сильные нередко оказывали "медвежью услугу" своим партнерам, когда вместо людских контингентов брали с них золото и серебро, а те предпочитали откупаться деньгами, становясь все менее способными к военному делу{55}.

Чем определялся характер древнегреческой стратегии?

  
   Безусловным является тот факт, что стратегия является производной политики. Она (стратегия) может в определенные времена корректировать политические цели и даже противоречить им, но все это лишь отклонение от общего правила и естественного порядка вещей.
   *
   Политика же в отношении военного дела, исходя из общенациональной задачи (потребности), определяет объект и предмет вооруженного воздействия. Таким объектом может быть государство или коалиция государств, а предметом - либо ее вооруженные силы, либо территория, либо те или иные материальные ценности. Цель: либо уничтожение (полное или частичное) людей и материального достояния государства; либо устрашение власти и населения и подчинение их своей воле; либо ограничение маневра силами, средствами, ресурсами (блокада); либо предупреждение объединения нескольких государств для противодействия; либо упреждение готовящегося нападения или разрастания (укрепления) силы потенциального противника ...
   *
   Генеральной политической линии в Древней Греции не существовало, ибо каждый город-государство вели свою обособленную политику, не считаясь с мнением других городов. Да и внутри самих государств единой политики не было на том основании, что там постоянно шла борьба двух политических сил: аристократии и демократии. В силу этого обстоятельства вектор политических интересов заметно колебался из стороны в сторону и не позволял определить генерального политического курса Древней Греции, к примеру, на сближение и сотрудничество всех древнегреческих государств.
   *
   В такой обстановке полководцы нередко брали на себя трудные решения и в полной мере несли за них ответственность. Когда, к примеру, афинский полководец Перикл понял, что его город не может соперничать с пелопоннесско-беотийским союзом на суше, он сделал заключение, что вся Аттика должна быть очищена и пре­доставлена неприятельским войскам. "Если бы я думал, что вас можно убедить, я заставил бы вас самих опустошить вашу родину", - сказал он афинянам. Население всей страны должно было укрыться в городе и между длинными стенами, связывавшими город с его портами - Пиреем и Фалерном. Но за опустошения, нанесенные врагами, афиняне отомстили тем, что афинский флот блокировал неприятельские гавани, разрушил торговлю всех городов противника и, высаживаясь внезапно в разных местах, нанес неприятельским странам такой же, если не больший, вред, какой был нанесен Аттике. По справедливой оценке Г. Дельбрюка, Перикл может быть причислен к числу выдающихся полководцев. По этому поводу он пишет следующее:
  
   "Не план войны как таковой дает ему на это право (ибо не советы, но поступки создают славу полководца), а колоссальная решительность, которая нужна была для того, чтобы, не останавливаясь на полпути, заранее учесть, чем нужно было пожертвовать, - уступить всю Аттику врагу, суметь силой своего личного авторитета разъяснить это решение демократическому народному собранию и заставить принять его{56}".
   *
   Там же, где были нерешительные полководцы, а силы и средства вооруженной борьбы недостаточны - прибегали к единственно возможной стратегии - стратегии измора, чрезвычайно трудной и опасной из всех стратегических составляющих.
  
   Стратегия измора, которая принципиально отказы­вается от абсолютного решения, несет с собой ту опасность, что пол­ководцы могут сделаться слишком осторожными.
  
   В каждой войне бы­вают случайности, которые должны быть использованы решительно и храбро. Но удастся ли их использовать, - это почти всегда дело судьбы. Полководец никогда не знает точно, насколько силен противник и не будут ли играть роль какие-либо обстоятельства, учесть которые он не сможет. Пока он медлит, взвешивает, вновь и вновь исследует, случай упущен; полководцу всегда бывает вдвое, в десять раз труднее найти в себе решимость для дальнейших действий, если основным принципом ведения воины для него является положение, что окончательный исход зависит не от решительного сражения с при­сущим ему риском, а от постепенного изнурения противника{57}.
   *
   Применяемая греками стратегия позволяла добиться весьма ограниченных целей: речь шла только о самоутверждении, о сохранении равновесия и о распространении сферы влияния. На упреждение такая стратегия не работает, ибо не только не стремится к решению этой цели, но и не имеет к тому необходимых предпосылок, среди которых активное полководчество и разумная политика являются чрезвычайно необходимыми.
  
   А ведь именно упреждение (противника, случайностей, обстоятельств, возможностей) является наиболее важным в военной политике и военном деле.
  
   Упреждая противника, государство не только берет на себя инициативу, но и заставляет его (противника) подчиняться своей воле, менять военные планы. Предусматривая возможное, государство заранее выстраивает свои действия (политические, дипломатические, военные, технические и проч.) в благоприятном направлении и вовремя отклоняется от неразумного или неверного курса следования. Объективно оценивая военно-политическую обстановку, государственные деятели верно оценивают надежность союзников, правильно просчитывают свои шаги на международной арене, верно формируют общественное мнение.
   Но именно стратегии упреждения и не было в арсенале древнегреческих политиков и полководцев. Решая задачи и задачки на выживание, они столь глубоко окунулись в военно-политическую текучку, что оказались повязаны мелкими тактическими проблемами. И только гений отдельных из них (Фемистокл, Перикл, Эпаминонд, Демосфен) на какое-то время озарял их сознание пониманием общенациональных задач, но затем вновь они погружались в решение сиюминутных задач, имеющих частное значение.
   *
   Демагогия, столь любимая в Древней Греции, причинила немало бед военному делу. Политик, вступивший на путь словоблудия (демагог), умеющий влиять на чувства сограждан, ловко использующий трудности переживаемого периода и ошибки власти, может обмануть толпу ложными обещаниями, может добиться принятия вредного решения, может помешать действиям войск, может устранить успешного полководца, другими словами, может наделать много бед.
   Пример демагогов Древней Греции дан нам в назидание, которое в образном виде имеется в Священном писании:
  
   "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные" {58}...
  
   Не пора ли взять за правило умно и последовательно разоблачать вред и коварство пацифистов, приверженцев общественного контроля над вооруженными силами, любителей паразитировать на отдельных упущениях и ошибках офицеров и генералов? И надо заметить, что вопрос идет не о зажимах свободы слова и о нежелании скрыть изъяны в военном деле (этого делать как раз нельзя!), а о том преднамеренном искажении положении дел, когда под видом благих пожеланий (к примеру, исключить войну из жизни общества) в общество вбрасываются и муссируются идеи о немедленном разоружении, невзирая на то, что ни ближние, ни дальние соседи этой мыслью не только не озабочены, но и наращивают военную силу. Речь также идет о том, что политик-демагог, зацепившись за ничтожный факт, начинает делать из мухи слона, демонизируя армию, черня ее солдат, офицеров и генералов, вбивая клин во взаимоотношения общества и армии, пугая сыновей, отцов и матерей, настраивая враждебно к любым военным акциям и т.д.
   *
   Опыт Древней Греции позволяет нам понять всю важность политического согласия, единодушия и гражданской готовности содействовать укреплению обороноспособности страны. Эту мысль устами Фокиона{59} выразил Плутарх. Когда того спросили{60}, когда же он посоветует афинянам начинать войну с Македонией, Фокион ответил:
  
   "Когда я увижу, что молодые люди готовы нести службу, богатые - платить налоги, а риторы - отказаться от утайки общественных денег".
  
   *
   Из этого краткого ответа вытекает весьма полезная конструктивная мысль: единодушие и согласие в обществе - важнейшая предпосылка крепкой и надежной обороноспособности государства. Они (единодушие и согласие) не формируются автоматически. Они могут родиться внизу, т.е. в самых широких слоях народа, у рядовых граждан, но только в минуту военной опасности, либо вследствие длительного развития гражданского сознания.
  
   Более реален другой путь, а именно: консолидация властью всех здравомыслящих сил вокруг правильного понимания военной опасности и того круга мер, которые необходимы, чтобы ее предотвратить. Власть должна выступить генератором национальной идеи безопасности и привлечь на свою сторону родителей, учителей средних школ, преподавателей институтов и университетов, работников СМИ, писателей, поэтов, ученых, деятелей культуры, т.е. всех тех, кто влияет на индивидуальное и общественное мнение, кто формирует и развивает сознание граждан...
  
   Для этого мало обращений главы государства к народу с разъяснением существа новой военной опасности (сегодня - это терроризм). Нужно поучиться у древних правителей их умению поднимать народ на защиту Отечества, зажигать их идеей заботы о благе государства, желанием содействовать его процветанию, без остатка служить верой и правдой своей Родине...
   Однако вернемся к теме...

Как и в каком направлении развивалась тактика, организация войск?

  
   Несомненно, что цивилизация народа накладываешь резкую печать на его военную деятельность. Комплектование, устрой­ство и содержание армии, свойства ее, способ управления ею, степень развития инженерной и артиллерийской техники, наконец, известные формы стратегического и тактического искусства - все это на­ходится в зависимости не только от творчества руководящих личностей, но едва ли не в большей степени от общих условий народной жизни{61}. Факт - очевидный, но понимаемый нередко однобоко: "что, мол, можно сделать, если условия плохие, а люди негодные?"
  
   Смеем утверждать, что установка на то, что условия и наличность диктуют все и их нельзя переломить, неверна и порочна. Личность может свершить "небываемое", однако, при определенном условии - это должна быть Личность, т.е. талант выдающийся, который, говоря образно, даже из плохого материала сделает шедевр.
  
   Спрос на Личности, безусловно, есть всегда. Но особенно он велик (спрос) во времена смут, беспорядка, всеобщей апатии, неустойчивости и ослабления власти, военной опасности и т.п.
   Общество, которое заботится о будущем, не будет сидеть сложа руки и ждать Героя. Оно будет искать и поощрять таланты, закалять их трудами и походами и в определенное время будет вручать в их руки судьбу своего государства, не без основания рассчитывая обрести в их лице верных и надежных слуг Отечеству.
  
   Пример Греции и других государств учит, что необходимо с самого раннего детства готовить (воспитывать и обучать, закалять и упражнять) будущих государственных мужей, постепенно возвышая их в государственной иерархии исключительно за заслуги перед Отечеством, не путая, однако, доблесть воина с мудростью государственного мужа{62}.
  
   *
   Греки рассчитывали, прежде всего, на творчество полководца; их тактика нуждалась в большом таланте. Но его-то (таланта) как раз и недоставало. Тщетно старались они придумать для войск такие тактические формы, которые компенсировали бы недостаток профессионализма и боевого духа{63}. Ни тогда, ни сейчас нет ничего такого, что могло бы заменить воинское умение и добродетель воина, где боевой дух занимает центральное место.
   *
   Тактика греков, в период своего высшего развития, руководствовалась немногими основными идеями. Она стремилась: установить связь между родами оружия, придать гибкость боевому порядку, сберегать силы до решительного момента боя, сосредоточивать их на важнейшем пункте поля сражения пользо­ваться выгодами внезапности и развивать победу посредством энергического преследования{64}.
   *
   Греческие полководцы воспроизводили те или иные малые тактические приемы с разной степенью успешности (все зависело от таланта военачальника), но, вряд ли кто из них (за исключением Эпаминонда) пытался расширить свой тактический арсенал. Бой же, где из раза в раз используются одни и те же тактические приемы, предсказуем и противоборствующей стороне не стоит труда разгадать замысел противника. Если же замысел становится известен, то при определенных условиях можно не только этот замысел разрушить, но и осуществить контрдействия, наносящие противнику непоправимый вред.
   Другими словами, тактика нуждается в разнообразии приемов и средств вооруженной борьбы, комбинируя которые можно создавать такие тактические ситуации{65}, которые противник не будет в состоянии предугадать, а, значит, адекватно противодействовать им.
   *
   Но накапливать тактический опыт можно по-разному: на своем примере; на примере других. Ни то, ни другое, за редким исключением{66}, не имело место в Древней Греции. Относительно же опыта других, запечатленного в трудах, доступных всякому интересующемуся военным делом, следует заключить, что описание боевых действий греческих полководцев встречается, как правило, в трудах историков (Геродот, Фукидид и др.), немногих военных писателей (Ксенофонт, Плутарх) и специальном военном труда Энея Тактика "О перенесении осад".
   *
   Если это сопоставить вообще с древнегреческим наследием и специальными трудами древнеримских писателей, то с полным основанием можно констатировать, что это ничтожно мало ... как для тех современников, которые брались за оружие во время греко-персидских войн, Пелопоннесской войны и борьбы с Македонией, так и для их потомков.
   *
   Опыт Греции в этой части должен подсказать нам мысль о том, что неразумно пренебрегать боевым опытом предков, вовремя не занося их на скрижали истории.
  
   Военная летопись должна вестись постоянно, без перерывов, и через разумные промежутки времени подвергаться всестороннему и вдумчивому анализу с целью вовремя (оперативно) извлечь уроки на будущее{67}...
  
   Не будет этого - история повторится: все вновь входящие в военный строй люди, будут начинать как бы с нуля, т.е., образно говоря, вновь начнут заниматься изобретением примитивного велосипеда, вместо того, чтобы его кардинально усовершенствовать. Далее: если все останется по-прежнему, то каждый новый военачальник вновь будет примерять на себя "шляпу Наполеона", становиться в его позу и изрекать слова о том, что с ним начинается новая эпоха в военном строительстве. И последнее: если вовремя не делать выводы из содеянного, то только война (а значит, кровь, жертвы, утраты и т.п.) будет нас вразумлять по поводу неверности избранного военного пути.
  
   Не лучше ли, пройдя немного вперед, остановиться и оглядеться, не сбились ли мы с пути?

Какова была военно-кадровая политика в Древней Греции?

  
   Общая тенденция была таковой: воинской службе подлежали лишь граждане (не граждане и рабы воинами быть не могли); командные посты и привилегированные войска (всадники) замещали только представители состоятельных классов; гоплиты образовывались мобилизацией средних классов афинских граждан, которые были обязаны содержать за свой счет все потребное вооружение; низший, беднейший, свободный класс, тэты, назначался преимущественно для службы во флоте, но весьма часто использовался частью и для службы гоплитов, причем тэты получали вооружение за счет государства из арсеналов. На каждого гоплита в сухопутной армии приходился 1 нестроевой - нестроевую службу несли исключительно рабы. Каждый гоплит довольствовал себя и своего слугу сам{68}.
  
   В этом опыте Древней Греции заслуживает внимания тот факт, что военная служба в прямой мере зависела от меры состоятельности гражданина и была тем ответственнее, чем выше был его доход. С одной стороны, это было справедливо, с другой - рационально. Справедливо потому, что богатым было что защищать, а рационально на том основании, что богатство было необходимой предпосылкой для образования и развития. Следовательно, в войска приходили лучшие граждане, заинтересованные в благополучном исходе военного предприятия.
  
   *
   По сравнению со Спартой, которая жила как военный лагерь, а граждане строго подчинялись требованиям казарменной жизни, афинская жизнь не была так милитаризована: после периода юношес­кой подготовки мужчинам особо не докучали военными упражнения­ми, они не чванились униформой, а войско не вмешивалось в дела гражданского населения{69}.
  
   Надо полагать, что такой подход к военной подготовке вполне оправдан при наличии одного условия, а именно: прошедшие службу юноши не должны были утрачивать военного навыка на все время их пребывания в качестве запасных. Они не должны были терять физическую форму и боевой дух.
  
   Олимпийские игры в какой-то степени стимулировали это стремление, но, думается, недостаточно, ибо столь развитое в древнем греке стремление к физическому совершенству все же, со временем, стало уступать мирным, интеллектуальным и художественным (эстетическим) занятиям, стремлению больше "казаться", чем "быть".
   *
   Высшим военным должностям придавалось большее значение, чем гражданс­ким. Функции стратегов расширялись по мере роста международных сношений, так что в конце V века до Р.Х. они не только руководили армией и флотом, но и вели переговоры с иностранными государствами, а также контролировали городские доходы и расходы. Главнокомандующий, или стратег-автократ, являлся, поэтому самым влиятельным лицом в правительстве; обладая правом ежегодного пере­избрания, он способен обеспечить постоянство государственных интере­сов и целей, которое при данном государственном устройстве недости­жимо иными способами. Занимая эту должность, Перикл, к примеру, на целое поколение превратил Афины в демократическую монархию, так что Фукидид имел полное право сказать об афинском государстве, что, оставаясь по имени демократией, оно в действительности управляется лучшим из своих граждан{70}.
  
   В этом афинском опыте внимания заслуживает то обстоятельство, что стратег сочетал в себе военные, политические и дипломатические функции. В принципе, это правильно. Но, опять-таки, есть два важных условия, при которых это идет на пользу государству: во-первых, стратег должен быть человеком выдающихся способностей и государственником; во-вторых, он ни в коем случае не должен злоупотреблять властью, подминая под себя власть гражданскую, законодательную...
  
   *
   Наличие десяти стратегов, или военачальников, назначение их всего на год, возможность в любой момент могут быть подвергнутым проверке или смещению, избирание открытым голосованием в народном собрании, - все это делало положение военачальника крайне неустойчивым и уязвимым. Если счастье благоприятствовало им, их превозносили и прославляли чересчур, не разбирая строго личностей. Афиняне давно уже утратили верную мерку для выражения общественных чувств, и вместо прежней благоразум­ной умеренности наступила безрасчетная раздача высших почетных даров и бестактная расточительность. Но гораздо ху­же было противоположное тому явление, именно то, что каж­дая неудача государства вымещалась на военачальниках, и ничто не принесло столько вреда государству, как вечный раздор между ораторами и полководцами. Люди, смирно сидевшие дома и не имевшие никакого понятия о военном деле, за­тевали процессы на жизнь и смерть с людьми, возвращавши­мися из трудных походов, заставляя их давать отчет в своих действиях, лишали их всякого уважения и таким образом отнимали у них охоту к делу, от которой между тем все зависело. После того, как Каллистрат подал та­кой дурной пример своей враждою к Тимофею, дело шло все хуже и хуже, и не было ни одного военачальника, которого не обвиняли бы несколько раз в государственной измене{71}.
  
   Из этого афинского опыта следует заключение о том, что демократия в том виде, в котором она до сих пор существует (как власть демагогов над неразумной толпой) не может быть приемлема в вооруженных силах. Митинговая страсть - пагубное средство решения политических и военных вопросов. Военачальник не может и не должен зависеть от выбора и решения толпы, и не толпе, а профессионалам, людям сведущим он должен давать отчет в своих действиях. Власть же, принявшая решение по кадровому вопросу, должна оберегать своего полководца от нападок злонамеренных лиц, коих в древние времена было много, но которых и сегодня в избытке...
  
   *
   Незавидное положение афинских полководцев имело несколько пагубных для государства последствий: во-первых, талантливые люди предпочитали избегать этой участи, уступая место людям посредственным, но жаждущим славы и богатства; во-вторых, не имея ни должной финансовой поддержки правительства, ни одобрения со стороны общественного мнения, некоторые полководцы встали на путь военных авантюр, "доказывая", к примеру, что войну можно вести без денег; в-третьих, измельчание полководцев стали пытаться компенсировать большей численностью войск ("не умением, так числом..."). Все это, конечно, способствовало ослаблению военной мощи государства и привело к падению Древней Греции.
   *
   В своих воспоминаниях о Сократе Ксенофонт заставляет Перикла жаловаться, что афиняне всегда проявляют послушание по отношению к учителям гимнастики и руководителям хоров, но всадники и гоплиты строптиво относятся к своим начальникам (III, 5,19). Афиняне стараются, где только можно, действовать наперекор власти и кичатся этим (III, 5, 16).
  
   Сократ видел причину этого в том, что полководцы сами ничего не смыслят в военном искусстве; следовало бы выбирать в стратеги людей, которые превосходством знания и умения завоевали бы добросовестное послушание масс, как завоевали его учителя гимнастики и хорового пения{72}.
  
   Кроме того, основная обязанность начальника - внушать и подчеркивать при всякой возможности, что его единственная забота - счастье и благоденствие его солдат, - многими военачальниками пренебрегалась как излишество{73}. За невнимание к ним солдаты платили таким полководцам своим нерадением к их приказам, нерасторопностью, уклонением о воинского долга, а то и прямым невыполнением полученных приказаний.
   *
   Богатые афиняне по обязанности служили в коннице, для чего госу­дарство давало им обычную денежную помощь; они устраивали в великолепных эскадронах шествия, составлявшие принадлеж­ность пышных городских праздников, но от иноземной служ­бы уклонялись. На место богачей являлись бедные граж­дане, желавшие поправить свое состояние посредством жало­ванья и добычи. Деньги и здесь также играли такую важную роль, что без платы воины не соглашались даже выйти за городские ворота для смотра. В числе их было немало людей из других государств, готовых продать свое тело и душу; то были бездомные проходимцы, люди, не считавшие для себя ничего священными, служившие сегодня у персов и египтян, а завтра нанимавшиеся на службу к афинянам. Такие войска держались только деньгами; войну они обращают в ту сторону, где ожидается больше всего прибыли; в деньгах и сила, и победа; чтобы добыть денег, захватываются даже храмовые имущества{74}.
  
   Деньги стали платой за службу. Они оттеснили на задний план честь и бескорыстие. Понятие долга (обязанности) фиксировалось, но не исполнялось должным образом. Солдат превратился в добытчика, а затем - разбойника. Деньги развращали (и развращают) солдата. Это надо помнить приверженцам наемников (контрактников).
  
   *
   Для того чтобы такая наемная служба не привела госу­дарство к гибели, необходимо было иметь общественную кассу с верными доходами и определенный военный бюджет. Между тем то финансовое устройство, на котором основывалось величие Афин, было давно разрушено. Правильные источники доходов, состоявшие из выплачиваемой дани, иссякли почти со­вершенно, и казны не было никакой. Вследствие того всякий раз, как надо было снарядить войско, предписывалось собрать имущественный налог, и деньги на военные потреб­ности вынимались прямо из карманов граждан, как только затевалась какая-нибудь война. Нежелание давать деньги естествен­но возроптало вследствие частых требований, а также и от недостатка соответствующих успехов; оно становилось тем сильнее, что деньги граждан переходили большею частью в руки чужих людей; к этому присоединялось еще недоверие к лицам, распоряжавшимися этими с трудом собранными день­гами и бесконечные доносы на их бессовестную растрату{75}.
   *
   В этой ситуации афинский полководец Тимофей первый подал пример "безденежных войн". В своем патриотическом усердии он всего более старался о том, чтобы устранить всякие препятствия для славных предприятий и любил сравнивать незначительный расход на свои победы с теми громадными денежными жертвами, которых стоили военные походы Перикла. Он доставал денег у друзей и у врагов, а при наступавшем безденежье умел обходиться медными денежными знаками, которые пускал в оборот, благодаря своему личному кредиту.
  
   Тимофей ввел афинян в то тяжкое заблуждение, что будто можно вести счастливые войны, при наемных войсках, не имея ни денег, ни правильного финансового управления. Этот был жестокий обман. Полководец никогда не был господином своих движений; он был не в состоянии преследовать обширные планы, принужден уклонять­ся от значительных задач и растрачивать свои силы на мелочь; он с самого начала не мог принять на себя обязательства получить и выполнить определенные инструкции.
  
   *
   Необходимым последствием этого было то, что полководцы делались все самостоятельнее, упрямее и самовольнее относи­тельно города. Чем внимательнее им приходилось быть к своим войскам, тем невнимательнее они становились к тем, от кого приняли военное поручение. Сами, доставляя жалованье и воинов, они хотели также безраздельно пользоваться славою ус­пеха. Потому теперь говорили уже не о победах Афин, а о победах военачальников, и на предметах добычи, привозимых им с собою, победоносный полководец надписывает уже не имя своего города, но свое собственное{76}.
   *
   Дальнейшим шагом самовольных полководцев было то, что они начали искать иноземных связей, не гнушались подарками, а дружеские связи закрепляли браками с семьями государей, для которых было, вероятно, весьма важно привлекать к своим интересами, влиятельных эллинов. В силу этого обстоятельства аттические полководцы по­падали в самые трудные столкновения противоречивых обязательств{77}.
   *
   Таким образом, полководцы отчуждались от государства и приобретали личную власть, находившуюся в резком противоречии с духом республики; чем более военная деятельность отделялась от гражданской, тем более полко­водцы, постоянно обращавшиеся с наемниками, для которых необходима суровая дисциплина, сами проникались жестким и надменным духом; они чувствовали себя солдатами относи­тельно граждан и не желали выносить того, чтобы хвастуны, проповедовавшие в Афинах, рассуждали об их деятель­ности и об их походах. Между тем с другой стороны граждане, руководимые своими ораторами, указывали театр войны отъезжающим полководцам и требовали отчета от возвращающихся военачальников, согласно с государственными законами. Таким образом, здесь установились дурные отношения, более всего другого вредившие республике{78}.
  
   На примере Древней Греции видно, что тактическое невежество и неумение полководцев неизменно ведет к возрастанию численности армий, причем качество неизменно приносится в жертву количеству, и ко всему более растущему отвращению к войне со стороны своих граждан, которое объясняется не гуманными соображениями, а всего лишь нежеланием граждан жертвовать своими удобствами и жизнью ради общих национальных интересов{79}. Отчуждение военных от гражданских - это серьезный раскол в обществе и питательная почва для противостояния, которое одинаково вредно и для военных и для гражданских лиц, а, в конечном итоге, пагубно для государства.
  
   *
   Прозорливый государственный деятель не позволит ни одному из интересов государства (военному или гражданскому) перевесить, а всегда найдет нужный между ними баланс. Он же сможет вовремя заметить нездоровое и самоуверенное усиление военной элиты, пытающейся поставить под свой контроль всю политику государства.
  
   Явление, получившее впоследствии название "бонапартизм", - нездоровое проявление амбиций в военной среде, где офицерская честь требует безусловного служения интересам Отечества, но не отдельных лиц, как бы хороши и привлекательны они ни были...
  
   Греческие полководцы не всегда следовали этому принципу офицерской чести и тем самым вводили государство во вред междоусобицы и кровопролития.

Как воспитывался боевой дух и укреплялась воинская дисциплина в древнегреческом войске?

  
   Воинские дух и порядок в греческих войсках были у различных народов Греции и в различные времена неодинаковы: ибо зависели от характера и общественных устройства, учреждений и быта каждого народа, от обстоятельств и личных свойств, начальствовавших войсками полководцев. Но, вообще говоря, в лучшие времена (до Пелопоннесской войны) греческие войска отличались превосходным воинским духом, строгим воинским порядком, умеренностью и повиновением, - и сильнейшею опорою воинского порядка. Главною мерою в опредедении наказаний и наград в них служило благородное чувство чести. Уклонение от военной службы, малодушие в бою, побеги, и другие воинские преступления были наказываемы лишением чинов и званий, и смертью; но самым тяжким наказанием было нанесение виновному стыда и бесчестия.
  
   У греков были строгие военные законы, но нравственную силу им сообщали не столько наказания за нарушения их, сколько господствовавшие в греческой нации, особенно свойственные ей чувства и дух. Сверх телесных, смертных и денежных наказаний, клятвопреступление, малодушие и трусость были наказываемы разного рода всенародными, позорными карами, как-то выставлением перед всеми в женской одежде, лишением участия в религиозных и гражданских обрядах, запрещением брака, перенесением от всякого побоев, наряжанием в грязные лохмотья и т.п. За этими общественными карами следовали частные, семейные: опозоренных первыми позорно исключали из своей среды и собственные их семейства. Особенно строги, даже до жестокости, были в этом отношении военные законы Спарты.
  
   *
   Так точно и в отноше­нии к наградам: особенно отличавшиеся простые воины были повышаемы в чинах, причисляемы к высшим классам наро­да, получали различные дары: оружие, особую часть добычи и т.п. Полководцы же, ознаменовавшие себя важными победами или отличными подвигами, были всенародно увенчиваемы масличными или лавровыми венками, либо золотыми венцами, - им соору­жали памятники, еще чаще - предоставляли им почетную часть отнятой у неприятеля добычи (в том числе военнопленных и оружие) и несколько раз подряд избирали в звание полководцев. Места одержанных побед были означаемы трофеями (т.е. оружием, взятым у неприятеля и развешенным на поле битвы, на деревьях или шестах; позже трофеями были каменные столбы с надписями о времени одержания победы, и кем и над кем она была одержана). Но высшею и лестнейшею наградою было всенародное объявление общественных: одобрения, признательности и уважение не только отдельным лицам, но и целым отрядам войск, даже целым народам, оказавшим наиболее отличия и заслуг отечеству. Так после первого нашествия персов подобная награда была целою Грециею присуждена афинянам, а после платейской битвы - платеяням{80}.
   *
   Но после Пелопоннесской войны, когда роскошь, развращение нравов и корыстолюбие заглушили в греках дотоле преобладав­шие в них чувства чести и любви к отечеству, войска греческие, с утратою прежних воинских добродетелей, предались неумеренности, буйству, своеволию, беспорядкам, мятежам и вообще в нравственном отношении пришли в расстройство и упадок. В эти времена, правительства и полководцы греческие уже нередко принуждаемы бывали прибегать, с одной стороны - к различным наградам, большею частью денежным, для возбуждения в войсках соревнования и усердия к службе, и для поошрения их к воинским упражнениям и соблюдению воинского порядка, а с другой стороны - к различным позорным и даже жестоким наказаниям за отклонение от службы, побеги, измену, малодушие, непокорность, мятежи и разного рода беспорядки.
   *
   Из этого опыта Греции можно констатировать следующее: не строгость наказаний, а дух и нравы общества способны либо вселить мужество и возбудить доблесть, либо в корне их подорвать. Только тогда, когда в обществе понимают и ценят воинские добродетели и презирают трусость и малодушие, для полководца создается мощная нравственная сила, помогающая ему укреплять дух войск и воинский порядок. В обратном случае, никакие строгие приказы не могут побороть того пренебрежения к воинскому долгу, который насаждается в обществе. Отсюда ясно, как важно поднимать в глазах общества важность военной профессии и как бережно надо относиться к тому, что называется воинская доблесть.
  
   *
   Касательно воинских нравов и обычаев можно сказать следующее. Войну греки объявляли обыкновенно через особых вестников или герольдов, которые требовали от неприятеля удовлетворения за его несправедливые поступки или оскорбления, и в случае отказа бросали на границе окровав­ленное копье и горящую головню с жертвенника, в знак вы­зова на брань. Перед началом войн и битв греки имели всегда обыкно­вение совершать религиозные и другие обряды, как-то: обеты, общественное моление и жертвоприношения, и наблюдение внутренностей животных. Сверх религиозной цели, обряды эти, особо последний, имели еще и другую, собственно военную, а именно, они служили для полководцев средством к побуждению нередко легкомысленных и строптивых, и всегда до край­ности суеверных греческих воинов - беспрекословно повино­ваться воле своих начальников, действовавших таким образом как бы по внушению самих богов. Если предвещание пред битвою было признаваемо благоприятным, то воины подкрепляли себя легкою пищею, полководцы строили их к бою, воодушевляли речью и затем все войско воспевало пеан, или боевой гимн, в честь Марса и двигалось в бой при звуках флейт и труб, и с возглашением боевого клика{81}.
   *
   Погребение убитых в бою воинов греки почитали священнейшим долгом, в исполнении которого религия и справедли­вость не позволяли отказывать даже самому неприятелю. Для этого греки по окончаиии битв обыкновенно заключали перемирие, нередко даже прекращали преследование разбитого неприятеля и жер­твовали плодами одержанных побед, опасаясь в противном случае подвергнуться гневу богов и строгому суду народному. Та сторона, которая просила о заключении перемирия для погребения убиенных, тем самым признавала себя побежденною; напротив та, которая беспрепятственно воздвигала на поле битвы трофей, была признаваема одержавшею победу. Тела павших в бою воинов либо, по сожжении оных, пепел их были отправ­ляемы в отечественные страны и города убиенных, и там с большими торжеством и почестями предаваемы погребению{82}.
   *
   Греческие обычаи и религия весьма мало сдерживают победивших в войне. Общепринято было - даже во время гражданских войн - разорять захваченный город, добивать раненых, казнить или обращать в рабство всех не выкупленных пленников и всех попавших в плен мирных жите­лей, сжигать дома, плодовые деревья и хлеб в полях, уничтожать скот и семена для будущих посевов. В начале Пелопоннесской войны спартан­цы, словно врагов, уничтожают всех захваченных в море греков, будь то афинские союзники или граждане нейтральных стран; после битвы при Эгоспотамах, завершающей эту войну, спартанцы казнили три тысячи афинских пленников - едва ли не лучших из поредевшего населения Афин{83}.
   *
   Греки умели совершать подвиги. Яркий пример тому - подвиг 300 спартанцев под предводительством Леонида в Фермопильском ущелье в греко-персидской войне. Когда царь Демарат, сопровождавший персидского царя в походе, уверял его, что спартанцы готовы к бою, Ксеркс принял за безумие желание сопротивляться его войску с столь слабыми силами. В полной надежде на превосходство своих войск, он ждал четыре дня добровольного отступления греков. Наконец, на пятый день, видя, что они упорствуют в своем безрассудстве, как выражается Геродот словами Ксеркса, он дал приказ к нападению.
  
   Мидяне и киссийцы (из Сузы), напавшие первые, были отброшены эллинами назад. "И царь должен был убедиться, - писал Геродот, - что у него много людей, но мало воинов".
  
   Настоящим воинам приходилось по­казать себя отборному персидскому отряду, 10.000 так называемых "бессмертных". Но как только они стремительно напали, так же поспешно пришлось им отступить пред спартанскою храбростью. Ксеркс, сидя на высоком троне и следя издали за сражением, несколько раз вскакивал от негодования. На следующий день, по его приказанию, происходили новые нападения, но также безуспешно. В то время как царь был в затруднении, что следовало предпринять против этих непобедимых воинов, алч­ность одного грека дала ему выход из такого затрудни­тельная положения. Один малиец, по имени Эфиальт, вы­звался показать персам тропинку чрез гору Эту. Ксеркс при­нял предложение и приказал Гидарну следовать со своими людьми за проводником. Персы выступили ночью, достигли рано утром вершины горы, обратили в бегство стоявших там на страже фокейцев и спустились с горы, чтобы напасть на вои­нов Леонида с тыла в то время, как главное персидское войско нападет на них с фронта.
  
   Когда Леонид получил от бежавших часовых известие, что его обошли, он решил остаться на своем посту до конца, так как оракул объявил, что или Лакедемон будет разрушен, или падет один из его двух царей.
  
   Большую часть союзников Леонид уволил от предстоящей битвы; только фивян вернул он назад, как заложников за изменнические намерения их государства; феспийцы с твердостью отказа­лись удалиться. Сверх того остались 300 спартанцев и состоявшие при них периэки и илоты. Всего собралось 1.200 человек, которые решились идти на встречу верной смерти. На следующее утро Леонид выступил вперед, решив как можно дороже продать жизнь свою и своих воинов. Бесчисленное множество персидских воинов, которых приходи­лось гнать в бой бичами, погибло или под ударами мечей, или в море.
  
   Леонид, сражаясь во главе храбрейших, пал в числе первых; но его отряд продолжал мужественно сражаться до тех пор, пока пробравшиеся чрез ущелье персы не пока­зались у него в тылу.
  
   Вероломные беотийцы хотели воспользоваться этим мгновением для своего спасения; они с мольбою протягивали руки и уверяли в привязанности своей к персам, что подтвердили и фессалийцы. Не смотря на это, многие из беотийцев погибли в первой свалке; остальные были спасены, ибо Ксеркс велел их пощадить. Остатки спартанцев и феспийцев отступили на один холм и защищались до тех пор, пока не погибли все под ударами мечей.
  
   Двое из спартанцев, Эврит и Аристодем, за не­сколько дней перед битвой, по случаю болезни глаз, были отправлены Леонидом назад, в Альпеной. Но когда до них дошла весть об измене Эфиальта, Эврит потребовал свое оружие, отправился в Фермопилы и умер там со своими това­рищами. Аристодем же не был проникнут таким патриотизмом, он один вернулся в Спарту. Но здесь он был встречен со стыдом и позором. Никто не говорил с ним, ни один спартиат не допускал его к своему домашнему очагу и он получил прозвище труса-Аристодема.
  
   Еще один спартанец, но имени Пантит, посланный в Фессалию и не имевший поэтому возможности участвовать в сражении, увидав, что к нему относятся в Спарте презрительно, повысился с отчаяния. В высшей степени завидным представлялся грекам жребий павших защитников отечества. Хвала им еще долгое время спустя была на устах всех, и Геродот, совершавший почти через тридцать лет после этого свое путешествие, слышал, как называли всех их поименно. На холме, на котором по­гибла последняя горсть спартанцев, он нашел надгробный памятник, воздвигнутый Леониду, состоявший из каменного льва, и вокруг множество других с надписями, сооруженных частью Амфиктионами, частью частными лицами.
  
   Памятник в честь первого большого отряда, который сражался здесь ранее, чем Леонид отослал союзников, гласил следующее: "Против три тысячи раз тысячи сражались здесь четыре тысячи из Пелопоннеса". На памятнике в честь последних трехсот спартанцев находилось следующее, сочиненное Симонидом, двустишие: "Путник, иди и возвести народу Лакедемона, что мы лежим здесь, верные законам его" {84}.
  
   *
   Благодарные своим героям, греки ежегодно отмечали достопамятные дни священными торжествами. На местах боев они ставили всякого рода памятники с именами героев. Прах Леонида был перенесен Павсанием{85} в Спарту, где ежегодно произносились речи в воспоминание героя. Платейцы каждый год праздновали всенародно память павших при Платее и приносили в жертву богам покровителям отечества и теням усопших (то есть отлетевшим душам) своих героев первые плоды. Платейцы восстановили на 80 талантов серебра, полученных ими при разделе персидской добычи, сожженный храм Афины; этот храм и украшавшие его картины историк Плутарх видел еще шестьсот лет спустя. Bce важные и часто посещаемые места, как например храм Олимпийский, перешеек Коринфский и в осо­бенности храм в Дельфах, напоминали многими памятниками, сооруженными большею частью на вырученные от добычи деньги, о том достославном времени, когда эллины имели право гор­диться своим именем{86}.
  

Краткое резюме

  
   Социальный и военно-политический опыт Древней Греции показывает нам как велико для государства значение правильной военной политики и как становится сильное государство бессильным, если эта военная политика ошибочна или же недальновидна.
   *
   В деле вооруженной защиты страны любовь к Родине и патриотизм не может заменить никакая другая мотивация. Там, где подорвана духовная (патриотическая) основа обороноспособности, не следует ожидать и никаких успехов в военном деле.
   *
   Общественность (граждане) должны ценить и уважать военное звание, трепетно относиться к военной профессии, ценить военные подвиги и героев. Не только сами военнослужащие (воины) должны быть достойны общественного почтения и признания, но и власть не должна ронять престижа военной профессии (ни материального, ни социального, ни политического).
   *
   Лучшие граждане должны пополнять воинские ряды, а не отчаявшиеся и обездоленные, никуда негодные и корыстолюбивые люди должны становиться в военный строй.
   *
   Обороноспособность государства должна прочно базироваться на трех основаниях: во-первых, разумном военном бюджете; во-вторых, обязательной воинской повинности; в-третьих, на заблаговременной и элитарной подготовке будущих вождей.
   *
   Разумный военный бюджет является не только материальной основой обороноспособности, но и служит прямым доказательством степени готовности власти делами укреплять боеспособность страны.
   *
   Нарушение всеобщей воинской повинности чревато для государства и его обороноспособности тем, что тем самым открывается лазейка для уклонения от воинской службы массы необходимых для армии и флота граждан, а также тем, что нарушается принципы справедливости и обязательности.
  
   Справедливость требует той степени вклада в дело обороноспособности страны, на который человек способен. Обязательность исключает неучастие кого-либо из граждан, определенных конституцией (законом), из общего дела укрепления боевой мощи государства.
  
   Если в древние времена состоятельные граждане Греции брали на себя строительство и содержание военных судов, то и в современных условиях можно и нужно каждой категории граждан найти их место в укреплении боевой мощи государства: для одни - исполнение обязанностей воинской службы в строю; для других - уплата "военного налога" взамен службы в строю; для третьих - исполнение работ в интересах вооруженных сил (научных, инженерных, технических или же хозяйственных).
   *
   Интересы обороноспособности требуют создания школы будущих военных вождей-полководцев, формирование которых невозможно в ограниченные сроки, а требует длительной и серьезной подготовки. Следовательно, необходим некий элитарный вневойсковой институт, который бы готовил будущую военную элиту, начиная эту деятельность с максимально возможно раннего возраста.
  
   Если же рассматривать проблему в общегосударственном масштабе, то государство вообще-то нуждается в заблаговременной подготовке государственных мужей, где военное отделение и может быть тем факультетом (общего института), где ведется военная подготовка.
  
   *
   Насколько вредно бесцеремонное вмешательство в военное дело гражданских лиц, т.е. людей, не знающих и не понимающих особенностей и специфики военного дела, опыт Древней Греции продемонстрировал со всей очевидностью. "Демократия", как орудие демагогов-политиков, как таран, пробивающий брешь в военном корабле, или же, как "троянский конь", так же опасна, как наступление сильного неприятеля на ослабленный в физическом и нравственном отношении укрепленный пункт, с той лишь разницей, что в первом случае противник явен и виден, а фронт борьбы с ним обозначен, а во втором случае ("демократия") противник идет на всякие ухищрения, рядится в тогу "радетелей и благодетелей" государства, выступает от "народного" имени, зовет к "всеобщему" благу, а на деле закладывает "мины замедленного действия" в самых важных точках военного механизма и, подобно изменнику, открывает врагу двери крепости для истребления и пленения ничего не подозревающих граждан.
  
   Опыт показывает, что всякого рода демократические веяния и преобразования недопустимы в военной среде. Военное дело не терпит плюрализма мнений, дискуссий, сомнений в целесообразности исполнения приказа, поблажек и послаблений относительно исполнения воинского долга. Только единоначалие, только персональная ответственность командира, только беспрекословное исполнение приказа, только жесткая дисциплина и безукоризненная исполнительность могут принести победу.
  
   *
   В то же время, военная деятельность, ограничивая права и свободы военнослужащих, не должна ущемлять их достоинство, препятствовать удовлетворению разумных, необходимых и достаточных материальных и духовных потребностей воинов.
  
   Принцип компенсации (когда ограничение гражданских прав и свобод компенсируется материальным достатком, высоким статусом в обществе, благодарственной признательностью граждан к защитнику Отечества) должен быть одним из ведущих в военно-кадровой политике государства, а компенсационные возмещения (материальные и духовные) должны быть адекватны ситуации и степени имеющегося ущемления военнослужащих.
  
   *
   Подводя итог изложенному, мы вправе констатировать: Древняя Греция, обладая всеми данными для благополучного национального развития и процветания, сошла с пути прогресса, как только там стали пренебрегать военным делом, втянулись в междоусобную борьбу, а полководцы превратились в заложников пагубной политики. Это было самоубийством нации и государственности, которое не остановили ни потери в братоубийственной войне, ни грозящие извне опасности.
  
   Примечания:
  
   1.См.: Меньшиков М.О. Выше свободы. Статьи о России. - М., 1998. - С.104.
   2.Там, где не защищало море, защищали горы - именно на севере полуострова. Без этих естественных ограждений немыслимо было бы существование множества мелких, самостоятельных и разъединенных между собою государств Греции и столь быстрое развитие их культуры.
   3.Сами древние понимали, что климат их страны - особый дар богов. "Воздух у нас, говорил Еврипид, легкий и нежный: зимний холод совсем не суров, и нас не ранят стрелы Феба".
   4.К примеру, грекам не было необходимости строить утепленные дома, изготавливать и носить теплую одежду
   5.Окружающая среда, пейзаж способны влиять на развитие эстетического чувства, которое было так тонко развито в древнем греке. Все это имело необыкновенное влияние на миросозерцание, на весь склад ума древнего грека: окружающая природа, весь внешний мир не подавляли, не удручали его.
   6.Ликург был первым, кому мы обязаны знакомству с ними в их полном виде. - См.: Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2 т. Т. 1. - С.95
   7.Впрочем, сказанное относится не только к грекам, но и характерно для развития всех народов.
   8.К ним относятся: племенная организация общества, коллективная организация труда, значительная зависимость отдельного человека от производительной деятельности других, слабость развития средств и орудий труда и жизнеобеспечения и т.п.
   9.См.: Кареев Н.И. Общий ход всемирной истории: Очерки главнейших эпох.
   10.См.: Курциус Э. История Греции. Т.3. - М.. 1880. - С.3.
   11.См.: Там же.- С.26.
   12.Примером тому может служить Демосфен.
   13.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.9.
   14.См.: Там же. - С.25.
   15.См.: Там же.- С.51.
   16.См.: Там же.- С.52.
   17.См.: Там же.- С.52-53.
   18.См.: Там же.- С.53-54.
   19.См.: Там же.- С.85.
   20.В любой момент большин­ством голосов, тайно записанных на черепках (остраках), при кворуме в шесть тысяч членов Собрание могло отправить в изгнание на десять лет любого деятеля, который, по его суждению, представлял собой угрозу для государства. Амбициозных политиков это заставляло вести себя более осмотрительно и умеренно, а лица, подозреваемые в заговоре, могли быть удалены без юридических проволочек.
   21.Цит. по кн.: Грант. А. Дж. Греция в век Перикла. - М.. 1905. - С.184-185.
   22.Там же. - С.186.
   23.См.: Гуревич Я.Г. История Греции и Рима (курс систематический). - СП б., 1877. - С.136.
   24.Эти обстоятельства и причины сводились к следующему: из лучших побуждений необходимо было возвысить человека, дать ему возможность поверить в свои силы и возможности; из любви к одобрению толпы требовалось идти на поводу ее интересов; еще одной из причин было стремление сконструировать некую идеальную модель, своеобразный эталон человеческого гения, который в вершинном своем развитии приближается в божественной субстанции, а то и переходит в разряд "земных" богов.
   25.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.39.
   26.См.: Дюрант В. Жизнь Греции / Пер. с англ. В. Федорина. - М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. - С.121.
   27.Плутарх. Солон. - В кн.: Плутарх. Указ. соч. - С.170.
   28.См.: Дюрант В. Указ. соч. - С.126.
   29.См.: Полибий, VI, 10.
   30.Подробное изложение законов Ликурга находится в работе Плутарха о нем, извлечение из которой находится в данной книге.
   31.См.: Виппер Р. Лекции по истории Греции. Ч. 1. Изд. 2-е. - М., 1906. - С.143-144.
   32.См.: Там же. - С.196.
   33.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.725-27
   34.Летурно Ш. Эволюция воспитания у различных человеческих рас. - СП б., 1900. - С.338.
   35.См.: Грант. А. Дж. Указ. соч. - С.63.
   36. См.: Там же. - С.63.
   37.Уравниловка может проявляться по разному: 1)постановка всех в одинаковое положение; 2)определение всем равных заданий, невзирая на их способности и возможности; 3)равное воздаяние за труд и доблесть, ровно как и однотипное и неизменное наказание за один и тот же проступок без учета степени вины и личности совершившего проступок и т.д.
   38.Геродот. II, 167.
   39.См.: Грант. А. Дж. Указ. соч. - С.7.
   40.См.: Там же. - С.8.
   41.См.: Виппер Р. Указ. соч. - С.133-134.
   42.Там же. - С.134.
   43.См.: Гуревич Я.Г. Указ. соч. - С.23.
   44.См.: Там же. - С.23-24.
   45.См.: Там же. - С.23.
   46.См.: Там же. - С.25-26.
   47.См.: Там же. - С.26.
   48.См.: Там же. - С.27.
   49.В Греции было очень много оракулов. Известных эллинам и вопрошаемых ими в Элладе и соседних странах насчитывали 200. Но как среди массы божественных существ выдавались известные главные боги, так было и с этими местами прорицания. Наиболее важным из них были Дельфы. Они считались срединой мира и служили действительно настоящим центром для всей Эллады. Легенда повествовала о том, как Аполлон убил здесь Пифона, и на большом ежегодном празднике песни еще вспо­минали об их борьбе, олицетворявшей, вероятно, победу новой ступени язычества над старым местным культом. Дельфы занимали местоположение уединенное и суровое. Над ними на высоту 8.000 футов поднимается Парнас. Доступ к месту, где находился главный храм Аполлона, был несколько затруднителен, и местоположение представляло мало привлекательнаго, за исключением трех превосходных постоянных ключей. Сама природа наводила здесь на мысль о сверхъестественных силах: глубокая трещина в боку горы вызывала мысль о духах преисподней; говорили, что оттуда исходят одуряющие пары. Уединение и высота горы еще усиливали торжественность впечатления. Здесь находился главный оракул Греции, местопребывание бога, "в словах которого не может быть лжи". Над расщелиной, из которой выхо­дили одуряющие пары, садилась на треножнике жрица, и, когда подчинялась их влиянию, ей пред­лагали вопросы. Что она говорила, это в точности оставалось неизвестным вопрошателям. Храмовые жрецы истолковывали ее непонятные слова и обык­новенно передавали их вопрошающим в виде гексаметров. Что эти ответы и право обращаться за ними ценились чрезвычайно высоко в течение ряда веков, это так же несомненно, как любой исторический факт. За независимость храма велись войны; право обращаться к оракулу обыкновенно оговаривалось в договорах и перемириях. Дельфийский оракул почитали не только невежды и суеверы; у него добивались одобрения своих мер цари и законодатели. Описывая свою идеальную республику, Платон называет религиозные установления "наи­более великими, благородными и важными", но прямо предоставляет определение их Дельфийскому богу, "который пребывает по средине земли и является истолкователем религии для всего чело­вечества". Кроме ответов на известные вопросы, оракул постоянно поддерживал начала нравствен­ности. - См.: Грант. А. Дж. Указ. соч. - С.22-24.
   50.См.: Грант. А. Дж. Указ. соч. - С.22.
   51.См.: Лозинский С.Г. История Древнего мира. Греция и Рим. - СП б., 1923. - С.16.
   52. См.: Виппер Р. Указ. соч. - С.32.
   53.См.: Разин Е.А. История военного искусства. В 5-т. Т.1. Военное искусство рабовладельческого периода войны. - М.: Воениздат, 1955 - С.182.
   54.См.: Свечин А. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. В 2-х тт. - М.-Л., 1927-1928. - С. 78.
   55.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.233.
   56.Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Том первый. Античный мир. - М., 1936. - С. 57.
   57.Там же.
   58.Матф. 7, 15.
   59.Фокион, афинянин из бедной семьи сред­него сословия, учился у Платона, был в дружбе с Ксенофонтом, который был несколько моложе его, и был воспитан по лучшим образцам, в частной жизни был любезен и обходителен, но в общественной суров и крут. Отличаясь как полководец - он был 45 раз стра­тегом,- он был вместе с тем и государственным дея­телем. Не обладая ораторским талантом, он умел сильно выражаться и старался путем увещания на­помнить народу в грубом тоне о его недостатках, от­ступая в этом от рутинной манеры тогдашних орато­ров. - См.: Любкер Фр. Реальный словарь классических древностей. В 3-х т. - Т.3. - М., 2001. - С.79.
   60.См.: Плутарх. Фокион, гл.23.
   61.См.: Мартынов Е. Исторический очерк развития древнегреческой тактики (по древним авторам). - СП б., 1900. - С.111.
   62.Доблестного воина следует отмечать боевыми наградами, а государственного мужа - продвижением по государственной службе.
   63.См.: Мартынов Е. Указ. соч. - С.110.
   64.См.: Там же. - С.107.
   65.В предыдущем томе "Всеобщей хрестоматии полководческого искусства" (часть II): "Трактаты Древнего Китая") убедительно показано, как, к примеру, реализуется стратегия "непрямых действий"
   66.Исключение имело место тогда, когда один и тот же человек регулярно и без длительных перерывов назначался стратегом, что в Древней Греции было очень редко. Полководцу приходилось порой покидать войска в разгар военной кампании только потому, что у него истекал срок пребывания в должности стратега. Нарушение этой нормы строго наказывалось и мало кто из полководцев рисковал подвергнуться большому денежному штрафу или другому наказанию (заключение в тюрьму, изгнание) из-за добросовестного исполнения своего воинского и гражданского долга.
   67. В данном случае не раскрывается механизм военного "летописания", а лишь констатируется мысль о том, что должен существовать какой-то орган, который должен беспристрастно, день за днем, фиксировать все факты, имеющие отношение к военному делу (отечественному и зарубежному). На основе сложившейся базы данных создается возможность для анализа, который выявляет ведущие тенденции: в военной политике, военном строительстве, военной доктрине, стратегии, тактике, подготовке войск и командных кадров, развитии техники и вооружения и т.п. Когда же ведущая тенденция ясна, то неизбежен и вывод о том, в каком направлении следует развиваться военному делу, кого и почему следует опасаться, как готовить войска, как воспитывать офицерские кадры, каких технических и инженерных решений следует достигать и т.д. Государство и министерство обороны не может полагаться на отрывочные и не всегда квалифицированные сведения, полученные от разведчиков, дипломатов, хотя и не должны ими пренебрегать.
   68.См.: Свечин А. Указ. соч. - С.29.
   69.См.: Дюрант В. Указ. соч. - С.271.
   70.См.: Там же. - С.271.
   71.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.467.
   72.См.: Дельбрюк Г. Указ. соч. - С.239.
   73.См.: Свечин А. Указ. Соч. - С. 79.
   74.См.: Курциус Э. Указ. соч.- С.467.
   75.См.: Там же.- С.467.
   76.См.: Там же.- С.468.
   77.См.: Там же.- С.469.
   78.См.: Там же.- С.469-470.
   79.См.: Мартынов Е. Указ. соч. - С.111.
   80.См.: Голицын Н.С. Всеобщая военная история древнейших времен. Ч. 1. От древнейших времен до смерти Александра Великого (323 г. до Р. Х.). - СП б., 1872. - С.121.
   81.См.: Голицын Н.С. Указ. соч. С.122-123.
   82.См.: Там же. С.123.
   83.См.: Дюрант В. Указ. соч. - С.302-303.
   84.См.: Беккер К.Ф. Древняя история. Ч.2. - СП б., 1890. - С.50-52.
   85.Павсаний - древнегреческий путе­шественник и писатель II в. н.э., ро­дился в Малой Азии. Ему принадлежит "Описание Эллады" в 10 книгах, в ко­торых содержится множество историче­ских, историко-религиозных и фолькло­ристических сведений, а также множе­ство описаний памятников искусства и старины. По другим источника эта честь принадлежит другому Павсанию - спартанскому царю, победителю при Платее.
   86.См.: Беккер К.Ф. Указ. соч. - С.72-73.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023