ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Никогда не терять величия духа и твердости" ...

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Буря, ок. 1508

Художник Джорджоне

(Джорджо Барбарелли да Кастельфранко).

"НИКОГДА НЕ ТЕРЯТЬ ВЕЛИЧИЯ ДУХА И ТВЕРДОСТИ"...

И. Эренбург предостерег:

"Тишина томит наше сердце - не сомнениями, но ненавистью. ...Мы сражаемся за самое большое благо: за свободу"...

И. Баграмян

(фрагменты из кн. "Так шли мы к победе")

Крах "Цитадели"

В мае 1974 года мне довелось принять участие в дискуссии, организованной французским телевидением. Из разных стран съехались в Париж военные деятели, историки, в том числе и представители немецкой стороны -- бывший командир полка 78-й штурмовой дивизии вермахта полковник Холлендер и известный западногерманский историк Клинк, автор объемистой и весьма тенденциозной монографии об операции "Цитадель".

Тема дискуссии--Курская битва.

Более трех десятилетий отделяет нас от событий второй мировой войны, но интерес к ним не убывает. Дискуссия привлекла внимание широчайших кругов общественности Европы.

Учитывая это, многотысячный коллектив французского телевидения даже прервал на время забастовку, чтобы провести передачи из зала, в котором мы заседали.

Дискуссия развернулась острая.

Ведь на Западе до сих пор в ходу всякие домыслы о Курской битве, причем больше других изощряются западногерманские историки и мемуаристы. Поэтому нашей делегации не раз тогда приходилось неопровержимыми фактами разоблачать и открытые, и тщательно замаскированные попытки фальсифицировать историю.

В послевоенные годы я, как, пожалуй, и все мои товарищи, скрупулезво изучал операции Великой Отечественной войны, особенно, конечно, те, в которых довелось самому участвовать.

Ознакомление со множеством документов -- и наших, и немецких, -- с трудами советских и зарубежных историков открыло многие важные подробности, о которых мы в ходе боев не знали, да и не могли знать. В своих воспоминаниях я считаю необходимым воспользоваться этими сведениями, иначе мои записки были бы неполными, однобокими. Ведь мемуарист, как мне кажется, должен рассказывать не столько о себе, сколько о времени, в котором жил.

Мне хорошо запомнилась весна 1943 года.

Выдалась она ранней, за несколько дней дороги стали непролазными из-за распутицы. Казалось, именно она послужила причиной наступившего затишья. И не только у нас, на Западном фронте. Из оперативных сводок мы знали, что такая же необычная для войны тишина (относительная, конечно: на фронте всегда стреляют) воцарилась везде -- от Заполярья до Новороссийска.

Это было тем более неожиданным, что всю минувшую зиму бои не затухали.

Наши войска нанесли сокрушительный удар врагу под Сталинградом, разгромили и пленили трехсоттридцатитысячную немецкую группировку, а в оборонительный период, кроме того, враг потерял до 700 тысяч солдат и офицеров.

А дальше -- успехи на Северном Кавказе, на Верхнем Дону, прорыв блокады Ленинграда, ликвидация вражеского плацдарма в районе Демянска, западнее Москвы.

Наши войска вошли в Донбасс и на юго-восток Украины.

Короче говоря, началось массовое изгнание оккупантов с советской земли.

Немецко-фашистское командование, ошеломленное катастрофой под Сталинградом, лихорадочно собирало силы, чтобы сдержать натиск Красной Армии, и предприняло контрнаступление против Юго-Западного и Воронежского фронтов. Однако превратить этот оперативный успех в стратегический, прорваться в район Курска гитлеровцы не смогли.

И вот теперь все стихло.

Немецкие газеты писали, что виной всему весенняя распутица.

Фашисты уже наловчились объяснять свои провалы погодой, суровым русским климатом. Так было и во время боев под Москвой, у Сталинграда. Но мы понимали, что истинная причина затишья иная.

Тишина на фронте -- мы уже хорошо это знали -- предвещает бурю.

На этот раз она казалась особенно зловещей.

Было ясно, что враг притих неспроста, что он собирает силы для нового удара.

Где он будет нанесен, этот удар?

Пожалуй, той весной все -- от маршала до красноармейца -- с тревожной пытливостью вглядывались в карту.

Линия фронта рассекала ее причудливо изогнутой чертой.

Начинаясь от Баренцева моря западнее Мурманска, она почти вертикально опускалась на юг к Великим Лукам, там под углом в 45 градусов поворачивала иа юго-восток к Новосилю и огибала занятый фашистами Орел.

Потом эта змейка тянулась на запад, чтобы восточное Севска отвесно спуститься на юг к Сумам и снова устремиться на восток, а обогнув Белгород, опять преломиться под прямым углом и возле Чугуева повернуть на юго-восток.

Таким образом, линия фронта образовала глубокие выступы в обе стороны. Логика подсказывала: именно здесь, на этих выступах, должны начаться основные события приближающейся летней кампании. И не только потому, что выступы и зигзаги в линии фронта облегчали удары с флангов.

Эти крупные изгибы охватывали районы, очень важные в стратегическом отношении, где была наиболее развитая сеть дорог, где сосредоточивались самые крупные и боеспособные группировки войск обеих сторон.

Успех на этих участках для победителя открывал широчайшие перспективы.

Бывая в частях и соединениях, я слышал, какие жаркие споры разгорались у карты, истыканной флажками.

Все рвались в бой, а каждый наш солдат думал, откуда лучше и вернее наступать.

Ну а уж если стратеги ротного и батальонного масштаба так много размышляют о Курском и белгородском выступах, можно не сомневаться: в генеральных штабах -- и у нас, и у противника -- тоже глаз не сводят с этих соблазнительных извилин.

Во второй половине апреля меня вызвали в штаб нашего Западного фронта.

Командующий фронтом генерал Василий Данилович Соколовский зачитал приказ Верховного Главнокомандующего от 16 апреля 1943 года: за доблесть и боевое мастерство воинов наша 16-я преобразована в 11-ю гвардейскую.

Меня горячо поздравили все присутствовавшие, а командующий фронтом, кроме того, предупредил:

-- В переписке ваша армия пока будет называться по-старому, шестнадцатой. Незачем раньше времени настораживать противника...

Я доложил В. Д. Соколовскому, что войска армии заканчивают перегруппировку. Как было приказано, они занимают оборону южнее Сухиничей и Козельска вдоль реки Жиздра, удерживая значительный плацдарм на ее южном берегу. Усиленно изучаются противостоящие вражеские войска, пополняется и обучается личный состав, совершенствуются оборонительные позиции.

-- Хорошо, -- одобрил командующий, подвел меня к карте, разостланной на столе, и спросил: -- Ну, как оценивают обстановку ваши гвардейцы?

-- Ждут приказа окружать и разгромить немецкие войска в орловском выступе, -- с улыбкой сказал я.

-- Ну-ну, Иван Христофорович, вы осторожнее с такими разговорами!--встрепенулся начальник штаба фронта генерал-лейтенант А. П. Покровский.

Командующий рассмеялся:

-- Вот ведь как получается; мы вызываем командарма, чтобы сообщить ему сугубо секретную информацию, а у него, оказывается, бойцы уже все знают...

-- Горжусь, что командую такими мудрыми солдатами!

-- Ладно, шутка шуткой, а то, что вы сейчас от меня услышите, никто больше знать не должен.

И Василий Данилович коротко рассказал, что из Генерального штаба поступило сообщение о предварительном замысле Ставки.

Речь идет о крупной наступательной операции. Войска Западного, Брянского и Центрального фронтов встречными ударами с северо-востока и юга должны рассечь и уничтожить орловскую группировку врага.

-- Штаб фронта уже приступил к разработке плана действий наших войск, -- добавил генерал Покровский. -- Учтите, что важная роль отводится вашей армии.

Так я еще в апреле узнал, что нашей армии предстоит участвовать в операции большого масштаба, но, конечно, в то время никто из нас не предполагал, что эта операция станет составной частью грандиозной Курской битвы, одной из величайших за всю вторую мировую войну.

Нужно было многое сделать: сосредоточить войска -- свои и приданные, подготовить штабы, принять вооружение и технику, укомплектовать части и подразделения, обучить бойцов, разработать свои предложения к плану операции, причем в самые сжатые сроки.

Позже стало известно, с какой лихорадочной поспешностью готовился враг к предстоящей летней кампании.

Внимание главарей третьего рейха тоже было приковано к извилинам линии фронта. В этих выступах гитлеровские генштабисты видели трамплин для осуществления реванша за свои зимние поражения.

Стрелы на картах, устремленные с севера и юга, обещали заманчивую перспективу: советские войска, расположенные внутри Курской дуги, окружены и уничтожены, линия фронта выпрямлена, высвобождены силы и средства для дальнейшего наступления.

А главное-де, было бы покончено с угрозой нового удара русских с выдвинутого далеко на запад Курского выступа.

Правда, у подручных Гитлера сначала не было единого мнения.

Штаб ОКВ -- верховного главнокомандования вооруженных сил Германии, возглавляемый Йодлем, одно время считал, что после Сталинграда вряд ли удастся добиться решающих стратегических успехов на Востоке.

Поэтому предлагалось основные усилия перенести на Средиземноморский театр, чтобы продемонстрировать несокрушимость обороны Западной Европы и создать предпосылки для примирения с западными державами. Это мнение разделял и штаб германского военно-морского руководства.

А компаньон Гитлера по "оси" Муссолини, испуганный разгромом своей 8-й армии, предлагал даже заключить временное перемирие с Советским Союзом. Штаб главного командования сухопутных войск (ОКХ) во главе с Цейтцлером, руководивший боевыми действиями на Востоке, полагал, что, прежде всего, необходимо подорвать наступательную мощь Красной Армии и только после этого переносить центр тяжести борьбы на Запад.

О конкретных методах достижения этой цели у фашистских специалистов по восточным делам тоже не было единого мнения.

Некоторые генералы и фельдмаршалы склонялись к тому, что следует вести маневренные операции в рамках стратегической обороны, а в дальнейшем, когда наступит благоприятный момент, перейти в контрнаступление, чтобы предельно ослабить советские войска, а быть может, и захватить стратегическую инициативу. Главное, полагали они, -- не удерживать территорию, а наносить как можно более ощутимый урон противнику.

Однако все распри прекратились, когда сказали свое слово воротилы германского монополистичаского капитала.

А они безапелляционно заявили, что не желают терять Украину, и особенно Донбасс.

Авторитет Круппа, Флика и им подобных в третьем рейхе был непререкаем, никто не осмелился им возражать.

Справка:

Курт Цейтцлер (9 июня 1895 -- 25 сентября 1963) -- немецкий генерал-полковник, участник Второй мировой войны. В 1942--1944 годах начальник штаба сухопутных войск (ОКХ).

-- Сын священника.

-- С 1914 года служил в армии. Участник Первой мировой войны, во время которой командовал пехотным батальоном.

-- Начало Второй мировой войны встретил на должности начальника штаба 22-го армейского корпуса.

-- Во время кампаний против Франции (1940 год), Югославии и Греции (1941 год), СССР (1941--1942 года) -- начальник штаба 1-й танковой армии и Группы армий "А".

-- В 1942 году несколько месяцев служил во Франции, в августе участвуя в отражении союзного десанта в Битве за Дьепп.

-- 24 сентября того же года назначен Гитлером начальником генерального штаба сухопутных войск (ОКХ), заменив на этом посту Франца Гальдера. Безуспешно пытался спасти остатки окруженной в Сталинграде 6-й армии, однако его усилия не увенчались успехом из-за разногласий с Гитлером.

-- Участвовал в разработке планов операции Цитадель, окончившейся поражением немецких войск на Курской дуге.

-- Оставался на должности начальника штаба ОКХ до июля 1944 года, когда был снят с должности из-за очередных разногласий с Гитлером.

-- Гитлер не остался в долгу: он лишил Цейтцлера всех привилегий, даваемых званием, после чего отдал унизительный приказ уволить непокорного генерала из армии без права ношения формы"

Теперь оставалось решить лишь два конкретных вопроса.

Во-первых, ожидать ли наступления советских войск или упредить его, а во-вторых, куда направить главный удар.

Фюрер и его ближайшие помощники сочли, что лучше не дожидаться советского наступления, а первыми нанести удар по нашему позиционному фронту.

Но поскольку силы, которые могло для этого выделить гитлеровское командование, были сравнительно ограниченны, то наступать оно решило не на всем фронте, а только в районе Курского выступа, тем более что намерения срезать его были еще зимой 1943 года.

Об этом свидетельствует Манштейн, утверждая, что именно ему принадлежит идея ликвидировать Курскую дугу.

Это лишний раз опровергает домыслы тех буржуазных фальсификаторов истории, которые до сих пор уверяют, будто эта идея принадлежала одному Гитлеру.

Итак, в первой половине марта генеральный штаб сухопутных войск вермахта под руководством своего шефа генерал-полковника Цейтцлера закончил разработку плана. 13 марта, после одобрения Гитлером, этот план превратился в оперативный приказ N 5 ("Директива о ведении боевых действий в ближайшие месяцы"), в котором говорилось:

"Следует ожидать, что русские после окончания зимы и весенней распутицы, создав запасы материальных средств и пополнив частично свои соединения людьми, возобновят наступление.

Поэтому наша задача состоит в том, чтобы по возможности упредить их в наступлении в отдельных местах с целью навязать им, хотя бы на одном из участков фронта, свою волю, как это в настоящее время уже имеет место на фронте группы армий "Юг".

На остальных участках фронта задача сводится к обескровливанию наступающего противника. Здесь мы заблаговременно должны создать особенно прочную оборону путем применения тяжелого оружия, совершенствования позиций в инженерном отношении, установки на необходимых участках минных заграждений, оборудования тыловых опорных позиций, создания подвижных резервов и т. д.".

Группе армий "Юг" приказывалось до середины апреля сосредоточить сильную танковую группировку севернее Харькова, а группе армий "Центр" -- создать ударную группировку южнее Орла. Они должны были ударами с юга и севера окружить и уничтожить находившиеся в районе Курского выступа советские войска.

Эта операция в последующем (15 апреля) получила кодовое наименование "Цитадель".

Кстати говоря, мы долго не могли понять, почему гитлеровцы так назвали эту операцию.

Цитадель -- это крепость или часть крепости, во всяком случае, что-то неподвижное, незыблемое. А ведь речь-то шла о наступлении.

Потом из немецких источников выяснили: подразумевалось, что третий рейх, обороняя обе части "Крепости-Европы", восточную и западную, решительными вылазками из Цитадели -- центральной части этой крепости -- истощит осаждающего ее противника и, в конце концов, добьется победы.

Повторяю, я ни в коей мере не собираюсь убедить читателя, что весной 1943 года все детали вражеских планов были известны советскому командованию, а тем более автору этих строк.

Утверждаю одно: самое существенное в замыслах врага Советскому Верховному Главнокомандованию удалось раскрыть своевременно.

Помню, когда к нам в армию примерно в середине мая приехал начальник Генерального штаба маршал А. М. Василевский, он доверительно сообщил мне, что, по данным Ставки, гитлеровцы скоро начнут наступление против войск Центрального и Воронежского фронтов, обороняющихся на Курской дуге.

Александр Михайлович отметил, что в этом отношении Ставка и Генштаб располагают самой разнообразной и не вызывающей сомнения информацией.

Конечно, лишь после войны удалось узнать, по каким многообразным каналам шла в то время информация о планах противника на лето 1943 года.

Хорошо поставленная разведка -- важнейшее условие победы.

Умение организовать разведку всех видов, направить ее к достижению главных целей, толково и гибко применить полученные данные -- неотделимая часть военного искусства.

И надо сказать, что советское командование использовало все для выявления намерений врага на летнюю кампанию 1943 года и довольно точно знало, что делается в стане врага, несмотря на сугубую секретность, которой были окружены приготовления к операции "Цитадель".

Например, мы своевременно узнали, что начало операции, намеченное на конец апреля, было передвинуто на 3 мая, потом на 15 мая, а затем еще дальше.

Возвращаясь к приезду А. М. Василевского, должен сказать, что в личной беседе со мной Александр Михайлович подчеркнул, какое большое значение придает Верховный Главнокомандующий участию 11-й гвардейской армии в операции по разгрому орловской группировки немецко-фашистских войск.

Армия по своему боевому составу, сказал он, является ударной, и Верховный вполне обоснованно ждет от нее больших успехов в предстоящей операции.

После этой беседы Александр Михайлович с большим вниманием стал знакомиться с оперативно-тактической обстановкой, сложившейся в полосе действий армии, затем заслушал мой доклад по планированию и подготовке операции. Особенно детально при этом он интересовался тем, как будет организован нами прорыв обороны противника на всю ее тактическую глубину.

В итоге моего доклада и справок, данных штабом и командующими родами войск и служб, как мне показалось, у Александра Михайловича сложилось в целом положительное впечатление о проделанной нами работе.

Желая убедиться в правильности намеченных мероприятий для организации прорыва обороны противника, А. М. Василевский выехал к линии фронта, чтобы путем обзора с наблюдательных пунктов ознакомиться с общим характером обороны противника, условиями развертывания и атаки войск армии и развития наступления в глубине расположения немецко-фашистских войск.

Приняв все необходимые меры безопасности, мы с Александром Михайловичем, членом Военного совета П. Н. Куликовым и начальником штаба армии И. Т. Гришиным отправились на "виллисах" на наблюдательный пункт армии, подготовленный южнее деревни Шемякино.

Отсюда просматривался весь участок предстоящего прорыва.

Как и следовало ожидать, А. М. Василевский, имевший еще до войны солидный опыт боевой подготовки войск в звеньях "полк -- дивизия -- корпус", довольно свободно ориентировался на местности.

Будучи активным участником подготовки и проведения ряда больших операций против немцев, он со знанием дела оценил наиболее важные, ключевые узлы сопротивления в системе обороны противника и дал нам ряд ценных указаний по их преодолению.

После этой рекогносцировки мы вернулись в штаб армии.

Перед отъездом в Москву Александр Михайлович еще раз подчеркнул, что по всем данным разведки, которыми располагает Ставка, гитлеровскому командованию придется все-таки первым начать наступление против войск Центрального и Воронежского фронтов, перешедших к обороне на Курской дуге.

К этому его вынуждает общая политическая и военная обстановка, сложившаяся сейчас на основном театре военных действий у нас и в Западной Европе.

15 апреля был издан новый оперативный приказ Гитлера N 6, более определенно и категорично формулировавший цель операции:

"Решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода, а другой -- из района южнее Орла путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска противника и уничтожить их".

Так же отчетливо сформулировал фюрер в значение операции:

"Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года. В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлениях главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления".

Одновременно с планированием операции "Цитадель" в стане врага интенсивно готовились к ее осуществлению.

Для восполнения людских потерь и восстановления разбитых частей и соединении фашистские правители прибегли к тотальной мобилизации.

Все мужчины от семнадцати до пятидесяти лет, способные носить оружие, были призваны в армию.

Делалось все и для того, чтобы возместить потери в боевой технике и вооружении, увеличить выпуск военной продукции. Особое внимание уделялось новым танкам -- "пантерам" и "тиграм", а также мощным самоходным орудиям типа "Фердинанд". Авиационная промышленность стала выпускать более совершенные самолеты "Фокке-Вульф-190-А" и "Хеншель-129".

Особенно усиленно гитлеровцы готовились к боям в районе Курского выступа.

Действовавшие южнее Орла и севернее Харькова немецко-фашистские войска пополнялись людьми и боевой техникой, сюда стягивались дивизии с других участков советско-германского фронта.

Пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, немецкое командование перебросило под Курск пять пехотных дивизий из Франции и Германии. Здесь сосредоточивались танковые соединения, на которые Гитлер и его генералы возлагали большие надежды, крупные силы авиации -- из Франции, Норвегии и Германии (пять авиационных групп).

К началу июля 1943 года группировка противника на курском направлении в полосе войск Центрального и Воронежского фронтов была доведена до пятидесяти дивизий (тридцать четыре пехотные, четырнадцать танковых и две моторизованные).

В общей сложности они насчитывали 900 тысяч солдат и офицеров, до 10 тысяч орудий и минометов, около 2700 танков и штурмовых орудий и свыше 2 тысяч самолетов.

Бывший начальник штаба 48-го немецкого танкового корпуса генерал Меллентин, участвовавший в операции, признает, что "ни одно наступление не было так подготовлено, как это".

Справка:

Меллентин Фридрих Вильгельм фон (30 августа 1904 -- 28 июня 1997) -- генерал-майор танковых войск вермахта.

-- Семья отца Меллентина, по его воспоминаниям, происходит из Померании, где в 1225 году был основан род Меллентинов.

-- В Бреслау Меллентин учился в реальном училище; по окончании, 1 апреля 1924 года поступил на службу в 7-й кавалерийский полк.

-- Был зачислен рядовым и оставался им восемнадцать месяцев, прежде чем был произведен в капралы.

-- В 1926 году поступил в пехотную школу в Ордруфе, а затем перешел в кавалерийскую школу в Ганновере, где получал очень основательную подготовку в тактике и верховой езде...

-- До 1935 года служил строевым офицером в кавалерийском эскадроне, где в полной мере предавался своему любимому удовольствию - скачкам и стипль-чезу.

-- Фридрих фон Меллентин находился на восточном фронте с ноября 1942 по май 1944 года, проведя большую часть времени в должности начальника штаба 48-го танкового корпуса.

-- Вместе со своим корпусом участвовал в Сталинградской битве в рамках операции по деблокированию 6-й армии Паулюса "Зимняя гроза".

-- Лично поддерживал радиоконтакт с фельдмаршалом Паулюсом.

-- Участвовал в битве на Курской дуге.

-- Отходя вместе с Группой армий "Юг" участвовал в оборонительных боях на территории Западной Украины. Его корпус был активно задействован в обороне Харькова, Житомира, Киева, Тернополя. В ходе развернувшейся Львовско- Сандомирской операции фон Меллентин разработал план прорыва окружённой Бродненской группировки вермахта, который в череде яростных боёв всё-таки не был осуществлён в виду явного преимущества войск Советской армии.

-- С марта по май 1945 года был начальником штаба 5-й танковой армии генерала фон Мантейфеля в обороне Рурского региона и Кёльна.

-- Автор книг: "Танковые сражения 1939-1945 гг.: Боевое применение танков во второй мировой войне -- М.: Издательство военной литературы, 1957.

-- Бронированный кулак вермахта. -- М.: Вече, 2011.

-- Умер 28 июня 1997, Йоханнесбург, ЮАР

Против северного фаса Курского выступа в полосе Центрального фронта сосредоточилась ударная группировка 9-й немецкой армии, включившая восемь пехотных, шесть танковых и одну моторизованную дивизию. Она должна была наступать на Курск с севера. Против южного фаса выступа, где оборонялись войска Воронежского фронта, были развернуты 4-я немецкая танковая армия и оперативная группа "Кемпф" (по имени возглавлявшего ее генерала).

Их ударные группировки состояли из пяти пехотных, восьми танковых и одной моторизованной дивизий.

Гитлеровское командование связывало большие надежды с тем, что операция будет проводиться летом. Ведь генералитет фашистской армии все время твердил, что немецкие войска понесли крупнейшие поражения под Москвой и Сталинградом не столько от мощных ударов Красной Армии, сколько от козней "генерала Зимы", русских снегов и морозов, затруднявших боевые действия и ограничивавших применение танков и авиации. А теперь, дескать, в летних условиях немецкая армия снова покажет, на что она способна.

Советская сторона не только разгадала планы врага, но и противопоставила ему возросшую мощь своей армии, беспредельные моральные и материальные силы народа-богатыря.

К этому времени мы добились почти двукратного превосходства над врагом в боевой технике, а по численности наша Действующая армия превосходила противника в 1,2 раза.

Наибольшее превосходство в силах советское командование создало в районе Курской дуги.

Только два наших фронта -- Центральный и Воронежский -- имели 1 336 тысяч человек, 19 100 орудий и минометов, более 3400 танков и самоходных артиллерийских установок и 2172 самолета, то есть значительно больше, чем вся немецкая группировка в этом районе.

В войсках развернулась всесторонняя подготовка к летней кампании. Совершенствовалась организационная структура войск, они перевооружались новейшей техникой.

Принимались меры, направленные на дальнейшее совершенствование партийно-политической работы в войсках.

По постановлению ЦК ВКП(б) первичные парторганизации стали создаваться в батальонах. Полковые же бюро приравнивались к партийным комитетам. Это способствовало улучшению руководства коммунистами в низовых звеньях. В войска вливались новые тысячи коммунистов, что еще больше поднимало боевой дух воинов. Всего в 1943 году в Вооруженных Силах было свыше двух с половиной миллионов коммунистов и более двух миллионов комсомольцев.

Во второй половине апреля, как уже говорилось, нас ознакомили с предварительным замыслом крупной наступательной операции силами Западного, Брянского и Центрального фронтов.

На первом этапе предполагалось концентрическими ударами окружить орловскую группировку противника и уничтожить ее. Это дало бы возможность развернуть в дальнейшем общее продвижение на Брянск, а затем к верховью Днепра.

Разрабатывали операцию в такой последовательности: командование фронтов, получив от Генерального штаба предварительный замысел операции и общие указания об организации наступления, намечало конкретные фронтовые планы.

К работе были привлечены также командующие теми армиями, которым предстояло осуществить операцию. Затем планы рассматривал Генеральный штаб и утверждал Верховный Главнокомандующий.

Мне довелось участвовать в этой работе на всех ее этапах.

Командующий Западным фронтом генерал-полковник В. Д. Соколовский и командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант М. А. Рейтер выработали согласованное предложение об организации наступления.

Нашей 11-й гвардейской армии, имевшей в своем составе девять стрелковых дивизий, два танковых корпуса и другие средства усиления, предстояло прорвать оборону противника южнее Козельска и развить удар строго на юг -- на Хотынец, с тем чтобы выйти во фланг и глубокий тыл орловской группировки немцев. После прорыва вражеской обороны из-за нашего левого фланга должны были выдвинуться вперед три дивизии соседней с нами 61-я армии Брянского фронта. Их задача -- свертывать оборону противника, обеспечивая наше наступление с востока.

Очень важная роль в операции отводилась главным силам Брянского и Центрального фронтов.

Первому надлежало нанести из района Новосиля мощный удар по вершине орловского выступа и овладеть Орлом. Войска же Центрального фронта должны были наступать из района Понырей на северо-запад -- навстречу 41-й гвардейской армии, с тем чтобы в районе Хотынца замкнуть кольцо окружения.

Вместе с начальником штаба армии генерал-майором И. Т. Гришиным мы подолгу просиживали над картами и расчетами.

У Ивана Тихоновича был солидный опыт и командной, и штабной работы.

Чем больше мы вникали в дело, тем яснее видели уязвимые места в наметках штаба фронта, касающихся задач 11-й гвардейской.

Я знал, как трудно организовать взаимодействие соединений, выполняющих одну оперативную задачу, но входящих в армии разных, пусть и соседствующих фронтов, тем более в наступлении, когда войска должны быстро реагировать на обстановку, когда необходим стремительный маневр силами и средствами. К тому же обоим фронтам предстояло главными силами наносить удары на других, весьма удаленных от нас участках: Западный фронт готовит Смоленскую операцию, а Брянский поведет наступление из района Новосиля на Орел.

Возможно ли в этих условиях организовать достаточно тесное взаимодействие между фланговыми армиями двух фронтов?

К сожалению, рассчитывать на это не приходилось.

Если бы силы, сосредоточенные для нанесения удара, находились в одних руках, дело значительно облегчилось бы. А это было тем более важно, что время для подготовки наступления отводилось очень жесткое -- всего 20 дней, притом в трудных условиях затянувшейся весны.

Смущало нас и направление наступления -- строго на юг, на Хотынец.

Замысел эффектный -- во взаимодействии с войсками Центрального фронта окружить всю орловскую группировку противника.

Однако не было учтено, что силы у врага здесь огромные да и оборона его тут самая прочная. Что, если мы глубоко продвинемся, а войска Центрального фронта не подоспеют? Разбросав силы на большом пространстве, армия в этом случае неизбежно потеряла бы свою наступательную мощь и сама в конечном счете могла стать объектом сильных фланговых ударов, что угрожало ей отсечением от своих.

Жизнь показала, что операция на окружение обычно удается в том случае, если после прорыва вражеской обороны наступающие войска выходят на оперативный простор и получают возможность быстро преодолеть значительные расстояния, а затем создать внутренний и внешний фронты окружения раньше, чем враг сумеет собрать силы для парирования удара.

Реальный расчет и анализ сложившейся обстановки подсказывали, что надеяться на тесное взаимодействие с ударной группировкой Центрального фронта нам не приходится.

Против Центрального нацелили удар 9-я армия Моделя и часть сил 2-й армии группы армий "Центр", получившие задачу совместно с 4-й танковой армией оперативной группы "Кемпф", группой армий "Юг" окружить и уничтожить советские войска на Курском выступе.

Справка:

Модель Отто Мориц Вальтер (24 января 1891 -- 21 апреля 1945) -- германский генерал-фельдмаршал.

-- Родился в Гентине, Саксония-Анхальт в семье преподавателя семинарии.

-- Окончил военное училище.

-- В армии с 1909 года, служил фанен-юнкером в 52-м пехотном полку.

-- В 1910 году произведён в офицерский чин лейтенанта.

-- Участник Первой мировой войны на Западном фронте. За заслуги получил Железный крест 1-й степени (1917) и ряд других орденов, произведён в чин капитана в ноябре 1917 года.

-- Несколько раз был ранен.

-- С 1919 года служил в Генеральном штабе, был начальником отдела подготовки личного состава Военного министерства, начальником технического отдела Военного министерства. Подполковник (1932).

-- В 1934 году произведен в полковники, в 1938 году -- в генерал-майоры.

-- С октября 1938 года -- начальник штаба 4-го армейского корпуса.

-- На должности начальника штаба 4-го армейского корпуса вступил в Вторую мировую войну и участвовал во вторжении в Польшу.

-- В октябре 1939 года назначен начальником штаба 16-й армии и на этой должности участвовал во Французской кампании.

-- С ноября 1940 года -- командир 3-й танковой дивизии. Эта дивизия была переброшена в Польшу и включена в состав 2-й танковой группы генерала Гейнца Гудериана.

-- 22 июня 1941 года вступил в войну на Восточном фронте. В составе группы армий "Центр" участвовал в Пограничном сражении в Белоруссии, в Витебском сражении, в Смоленском сражении.

-- Один из исполнителей грандиозного окружения советских войск в Киевской операции. В маневренных сражениях лета 1941 года добился выдающихся успехов против Красной армии, выдвинулся в число наиболее известных генералов вермахта.

-- С октября 1941 года командовал 41-м танковым корпусом 3-й танковой группы, участвовал в битве под Москвой. Когда Гитлер после поражения под Москвой снял с постов несколько десятков своих генералов, Модель в январе 1942 года назначен на освободившийся пост командующего 9-й армией.

-- На этом посту свыше года руководил действиями германских войск в Ржевской битве, где вновь сумел нанести советским войскам значительные потери.

-- Но весной 1943 года в связи с общим ухудшением обстановки на советско-германском фронте Модель вывел свои войска из Ржевского выступа, отразив попытки советского командования разгромить отходившую 9-ю армию. Генерал-полковник (1.02.1942).

-- Выведенная из-под Ржева 9-я армия Моделя в летней кампании 1943 года наносила главный удар по северному фасу Курской дуги. Однако в начавшейся 5 июля Курской битве её войска смогли лишь незначительно продвинуться вперёд с большими потерями, а затем были отброшены на исходный рубеж советским Центральным фронтом под командованием К. К. Рокоссовского.

-- Это сражение стало первым поражением Моделя.

-- Затем во главе армии он действовал в Орловской операции и в битве за Днепр. Вторично потерпел серьёзное поражение в Брянской операции.

-- 31 января 1944 года Модель был назначен командующим группы армий "Север", которая в это время терпела жестокое поражение в Ленинградско-Новгородской операции.

-- В течение февраля Модель сумел превратить беспорядочное отступление в планомерный отход и к началу марта окончательно остановить советское наступление под Нарвой и Псковом, сорвав планы советского командования по глубокому прорыву в Прибалтику.

-- За этот успех 1 марта 1944 года Моделю присвоено звание генерал-фельдмаршала.

-- В этот же день он был переброшен на юг и назначен командующим группы армий "Юг", в апреле переименованной в группу армий "Северная Украина". Моделю часто приписывают успех в приостановке советского наступления под Тарнополем в апреле 1944 года, но необходимо учитывать, что к тому времени советские войска непрерывно наступали свыше трёх месяцев в ходе Днепровско-Карпатской операции, прошли с боями почти тысячу километров и уже не имели возможностей для дальнейшего непрерывного наступления.

-- В начале июля 1944 года Модель вновь был брошен на спасение разваливающегося фронта, будучи назначенным командующим войсками группы армий "Центр".

-- С 18 августа 1944 года командовал группой армий "B" и был главнокомандующим войсками на Западе.

-- В феврале -- марте 1945 года вновь был разбит в ходе Маас-Рейнской операции, а в апреле 1945 года союзные войска окружили и полностью разгромили подчинённые Моделю войска в Рурской операции.

-- Три недели Модель вел боевые действия в окружении, но, убедившись в окончательном развале войск, распустил всех солдат по домам, а сам застрелился в лесу под Дуйсбургом (ныне место самоубийства Моделя находится на территории города Ратинген).

В такой ситуации следовало ожидать, что войска генерала К. К. Рокоссовского неизбежно и продолжительное время будут заняты напряженными оборонительными боями. Смогут ли они после этого быстро преодолеть 120 километров, отделяющих их от Хотынца?

По-видимому, замысел операции родился под впечатлением сталинградского контрнаступления, в котором ударные группировки двух фронтов -- Юго-Западного и Сталинградского, -- пройдя навстречу друг другу более 200 километров, замкнули кольцо окружения в точно назначенном пункте.

Но под Сталинградом удар наносился по слабым флангам противника, а маневр на окружение осуществлялся по его тылам, куда он не мог перебросить резервы: их поглотили бои на улицах огромного города.

В районе Орла обстановка сложилась совсем по-другому.

Противник имел здесь прочную долговременную оборону и мощную группировку, которая сама готовилась наступать. Это в какой-то мере напоминало ситуацию, в которой мы оказались под Харьковом весной 1942 года. Тогда мы тоже планировали удар по группировке врага, которая сама изготовилась к наступлению.

Недостаточный учет реального соотношения сил привел нас тогда к неудаче.

Так вот, взвесив все, мы пришли к выводу, что в замысел операции надо бы внести поправки.

Лучше было бы ограничиться скромнее по масштабу, но более реальной задачей: сходящимися ударами нашей 11-й гвардейской из района к югу от Козельска и 61-й армии Брянского фронта с северо-востока окружить и уничтожить болховскую группировку противника, прикрывавшую с севера 9-ю армию Моделя.

Для этого желательно было подчинить командованию 11-й гвардейской все силы, которые должны наступать с жиздринского плацдарма, то есть все двенадцать стрелковых дивизий, в том числе три дивизии соседа, а 61-ю армию усилить несколькими дивизиями и одним танковым корпусом из резерва Ставки.

По нашему мнению, разгром болховской группировки образовал бы в обороне противника такую брешь, которую он вряд ли будет способен закрыть. Это привело бы к потере им здесь оперативной устойчивости и создало бы благоприятные условия для дальнейшего продвижения наших войск на юг, во фланг и тыл орловской группировки врага.

Наши соображения я подробно доложил командующему фронтом, но они показались Василию Даниловичу Соколовскому недостаточно убедительными.

Это меня очень расстроило.

В конце апреля в Москву вызвали В. Д. Соколовского и меня, а также командовавшего тогда Брянским фронтом генерала М. А. Рейтера и командарма 61-й генерала П. А. Белова.

Нас принял заместитель начальника Генерального штаба генерал А. И. Антонов.

Он заслушал соображения командующих фронтами. Я снова попытался изложить свою точку зрения, подкрепив ее расчетами и ссылками на данные разведки.

Моим главным оппонентом на сей раз оказался Макс Андреевич Рейтер, который заявил, что я требую слишком многого и что во всякой наступательной операции есть доля риска.

Я ответил, что риск следует сочетать с точным расчетом.

Однако мои доводы никого не убедили.

У командующих Западным и Брянским фронтами уже сложилось согласованное мнение, и руководство Генерального штаба не сочло возможным изменить что-либо.

Все же я продолжал упорно отстаивать свою мысль, и генерал М. А. Рейтер, не скрывая досады, заметил:

-- Ну что ты, Иван Христофорович, упорствуешь: все ведь уже согласовано, все ясно.

В этом споре я, как говорится, оказался побежденным, но не убежденным.

Вскоре нас вызвали в Ставку.

Совещанием руководил И. В. Сталин.

О замысле Орловской операции и предложениях командующих фронтами информировал генерал-полковник А. И. Антонов.

Его обстоятельный доклад Сталин выслушал очень внимательно. Затем он задал несколько вопросов, уточняя детали взаимодействия фронтов.

Я сидел как на иголках.

Сейчас Верховный одобрит план, и он обретет железную силу. Но как оспорить предложения, уже одобренные Генеральным штабом? Ведь могут превратно истолковать мою настойчивость.

Командармом я был тогда довольно молодым.

Тем временем уже начали свертывать карты.

Верховный спросил:

-- Все согласны с данным решением? Возможно, у кого-нибудь есть иное мнение?

Это была для меня последняя возможность. Я попросил разрешения высказаться.

Сталин не без удивления, но вместе с тем вполне доброжелательно посмотрел на меня:

-- Прошу.

Снова были развернуты карты.

Стараясь сдержать волнение, я изложил свою точку зрения.

Закончив, оглядел всех, предчувствуя, что сейчас "большая тройка" -- два командующих фронтами и заместитель начальника Генштаба -- обрушится на меня.

Одну-две минуты царило молчание.

Затем слово взял В. Д. Соколовский, потом М. А. Рейтер. Оба старались опровергнуть мои аргументы.

Особенно жарко говорил Макс Андреевич. Свою отповедь он закончил словами:

-- Товарищ Сталин, Баграмян упорно добивается, что бы ему создали условия, облегчающие решение задачи. Если его послушать, то получается, что нужно не только усилить боевой состав одиннадцатой гвардейской, но еще и поддержать действия этого соединения ударами соседей.

Сталин, до этого внимательно изучавший карту, поднял голову, вынул изо рта трубку, неторопливо разгладил усы.

Все смолкли.

Рейтер бросил на меня осуждающий взгляд, словно хотел сказать: "Предупреждали же тебя: помалкивай. Не послушался, теперь пеняй на себя".

И вдруг Верховный очень тихо и очень спокойно сказал:

-- А ведь Баграмян дело говорит. И, по-моему, с его предложением нужно согласиться. Что же касается заботы командарма о более благоприятных условиях для выполнения задачи, то это похвально. Ведь на него же ляжет вся ответственность в случае неудачи...

Охотников продолжать спор не нашлось.

Наш вариант был принят, к моему большому удовлетворению, без существенных изменений.

Нам передавались все дивизии, которым предстояло прорывать вражескую оборону южнее Козельска.

Задача 11-й теперь сводилась к тому, чтобы, преодолев оборону противника на участке Глинная, Жуково, повернуть главные силы на юго-восток и наступать на Болхов, куда навстречу нам с северо-востока будут идти войска 61-й армии Брянского фронта. И уже после разгрома болховской группировки противника наша армия двинется на Хотынец.

Из Москвы я вернулся в приподнятом настроении.

Окрепла уверенность в успехе, хотя я и сознавал, какую огромную ответственность взвалил на себя.

Сразу же поспешил к командарму 50-й генерал-лейтенанту И. В. Болдину. Предстояло передать ему старую нашу полосу обороны от Запрудья до Хомутово и часть соединений, которые входили в нашу армию во время Жиздринской операции.

С И. В. Болдиным, умным и обаятельным человеком, мы были знакомы давно.

Я знал, что солдатскую службу он начал еще в царской армии. Великая Отечественная война застала его в должности заместителя командующего Белорусским Особым военным округом.

В первых же боях он проявил себя военачальником, умеющим ориентироваться и правильно действовать в самой острой и неблагоприятной обстановке. Оказавшись в окружении, Болдин вывел с боями к новой линии фронта большую, хорошо сколоченную группу бойцов и командиров. В Московской битве 50-я армия под его командованием прославилась при обороне Тулы.

Войска у меня он принимал придирчиво, но без волокиты, и 29 апреля мы с ним подписали соответствующий акт.

Баграмян И.X.

Так шли мы к победе. -- М.: Воениздат, 1977.

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

ПЕРИКЛ НИКОГДА НЕ ТЕРЯЛ ВЕЛИЧИЯ ДУХА И ТВЕРДОСТИ

Плутарх

Гениальный и творческий дух Фемистокла возродился с новою и более совершенною силою в Перикле, сыне Ксантиппа, победителя при Микале. Этот единственный в своем роде человек был наделен всеми правами знатного происхождения и высшими природными дарованиями. Уроки философа Анаксагора развили в Перикле в высочайшей степени способность мышления и в то же время необыкновенные благородство и глубину мыслей. В этой же философской школе он приобрел такое увлекательное красноречие, что силу его речи современники сравнивали с громом и молниею, а слушатели пленялись им как произведением расцветавших в Афинах наук и искусств. Завоевав себе славу продолжительным участием в военных предприятиях, Перикл вступил в управление государством, но с совершенно иными политическими убеждениями и взглядами, чем Кимон, частым и продолжительным отсутствием которого, по случаю военных предприятий, он воспользовался для проведения своих идей. С какою ревностию занимался Перикл государственными делами, показывает нам свидетельство Плутарха, что Перикла можно было видеть только по дороге на площадь и в здание совета. Он отказывался почти от всех приглашений и отдал на откуп все свои имения для того, чтобы управление ими не мешало ему заниматься делами государственными.

<...>

IV. <...> ...Самым близким Периклу человеком, который вдохнул в него величественный образ мыслей, возвышавший его над уровнем обыкновенного вожака народа, и вообще придал его характеру высокое достоинство, был Анаксагор из Клазомен, которого современники называли "Умом" - потому ли, что удивлялись его великому, необыкновенному уму, проявлявшемуся при исследовании природы, или потому, что он первый выставил принципом устройства вселенной не случай или необходимость, но ум, чистый, несмешанный, который во всех отдельных предметах, смешанных, выделяет однородные частицы.

V. ПИТАЯ необыкновенное уважение к этому человеку, проникаясь его учением о небесных и атмосферических явлениях, Перикл, как говорят, не только усвоил себе высокий образ мыслей и возвышенность речи, свободную от плоского, скверного фиглярства, но и серьезное выражение лица, недоступное смеху, спокойная походка, скромность в манере носить одежду, не нарушаемая ни при каком аффекте во время речи, ровный голос и тому подобные свойства Перикла производили на всех удивительно сильное впечатление. Так, например, какой-то подлый нахал однажды целый день его бранил и оскорблял; он молча терпел это на площади, заканчивая в то же время какое-то неотложное дело; вечером он скромно пошел домой, а тот человек шел за ним и осыпал его всякими ругательствами. Перед тем как войти в дом, когда было уже темно, он велел своему слуге взять светильник и проводить этого человека до самого его дома.

<...>

VII. В МОЛОДОСТИ Перикл очень боялся народа: собою он казался похожим на тирана Писистрата; его приятный голос, легкость и быстрота языка в разговоре этим сходством наводили страх на очень старых людей. А так как он владел богатством, происходил из знатного рода, имел влиятельных друзей, то он боялся остракизма и потому не занимался общественными делами, но в походах был храбр и искал опасностей. Когда же Аристид умер, Фемистокл был в изгнании, а Кимона походы удерживали по большей части вне Эллады, тогда Перикл с жаром принялся за политическую деятельность. Он стал на сторону демократии и бедных, а не на сторону богатых и аристократов - вопреки своим природным наклонностям, совершенно не демократическим. По-видимому, он боялся, как бы его не заподозрили в стремлении к тирании, и кроме того видел, что Кимон стоит на стороне аристократов и чрезвычайно любим ими. Поэтому он и заручился расположением народа, чтобы обеспечить себе безопасность и приобрести силу для борьбы с Кимоном.

Сейчас же после этого Перикл переменил и весь свой образ жизни. В городе его видели идущим лишь по одной дороге - на площадь и в Совет. Он отказался от приглашений на обеды и от всех такого рода дружеских, коротких отношений, так что во время своей долгой политической деятельности он не ходил ни к кому друзей на обед; только, когда женился его родственник Эвриптолем, он пробыл на пире до возлиянии и тотчас потом встал из-за стола. И действительно, панибратство обладает такой силой, что перед ним не может устоять никакая напускная величавость, и при коротких отношениях трудно бывает сохранить важность, которая рассчитана на приобретение славы.

Напротив, в истинной добродетели всего прекраснее то, что в ней наиболее явно, и в добродетельных людях ничто не кажется посторонним настолько удивительным, как их повседневная жизнь - лицам, их окружающим.

Перикл так же вел себя и по отношению к народу: чтобы не пресытить его постоянным своим присутствием, он появлялся среди народа лишь по временам, говорил не по всякому делу и не всегда выступал в Народном собрании, но приберегал себя, как Саламинскую триеру, по выражению Критолая, для важных дел, а все остальное делал через своих друзей и подосланных им других ораторов. Одним из них, говорят, был Эфиальт, который сокрушил мощь Ареопага, наливая, как сказано у Платона, гражданам много несмешанного вина свободы. Упившись ею, народ, как конь, стал своевольным и, как говорят комики, "не хотел больше повиноваться, но стал кусать Эвбею и кидаться на острова".

VIII. ПЕРИКЛ, настраивая свою речь, как музыкальный инструмент, в тон этому укладу жизни и высокому образу мыслей...

<...>

Сочинений в письменном виде Перикл никаких не оставил, кроме народных постановлений; замечательных выражений его сохранилось тоже совсем мало. Так, например, он советовал Эгину удалить, как гной Пирея; он говорил, что видит, как война несется от Пелопоннеса. Однажды, когда он имеете с Софоклом участвовал в морской экспедиции в должности стратега и Софокл похвалил одного красивого мальчика, Перикл ому сказал:

"У стратега, Софокл, должны быть чистыми не только руки, но и глаза".

По словам Стесимброта, Перикл, произнося с трибуны надгробную речь в память, граждан, павших на Самосе, назвал их бессмертными подобно богам. "Ведь и богов мы не видим, - сказал он, - но по тем почестям, которые им оказывают, и по тем благам, которые они нам даруют, мы заключаем, что они бессмертны; эти черты свойственны и тем, которые погибли в бою за отечество".

<...>

ХII. <...>[Противники Перикла выдвинули против него обвинение в том, что тот тратит общественные деньги на постройку величественных знаний]. Ввиду этого Перикл указывал народу:

"Афиняне не обязаны отдавать союзникам отчет в деньгах, потому что они ведут войну в защиту их и сдерживают варваров, тогда как союзники не поставляют ничего - ни коня, ни корабля, ни гоплита, и только платят деньги; а деньги принадлежат не тому, кто их дает, а тому, кто получает, если он доставляет то, за что получает. Но, если государство снабжено в достаточной мере предметами, нужными для войны, необходимо тратить его богатство на такие работы, которые после окончании их доставят государству вечную славу, а во время исполнения будут служить тотчас же источником благосостояния, благодаря тому, что явится всевозможной работа и разные потребности, которые пробуждают всякие ремесла, дают занятие всем рукам, доставляют заработок чуть ли не всему государству, так что оно на свой счет себя и украшает, и кормит".

И действительно, людям молодым и сильным давали заработок из общественных сумм походы; а Перикл хотел, чтобы рабочая масса, не несущая военной службы, не была обездолена, но вместе с тем чтобы она не получала денег в бездействии и праздности.

Поэтому Перикл представил народу множество грандиозных проектов сооружений и планов работ, требовавших применения разных ремесел и рассчитанных на долгое время, чтобы остающееся в городе население имело право пользоваться общественными суммами нисколько не меньше граждан, находящихся во флоте, в гарнизонах, в походах.

<...>

XIV. ФУКИДИД и ораторы его партии подняли крик, что Перикл растрачивает деньги и лишает государство доходов. Тогда Перикл и Собрании предложил народу вопрос, находит ли он, что и одержано много. Ответ был, что очень много.

"В таком случае, - сказал Перикл, - пусть эти издержки будут не на ваш счет, а на мой, и на зданиях я напишу свое имя".

После этих слов Перикла народ, восхищенный ли величием его духа, или не желая уступить ему славу таких построек, закричал, чтобы он все издержки относил на общественный счет и тратил, ничего не жалея. Наконец, он вступил в борьбу с Фукидидом, рискуя сам подвергнуться остракизму. Он добился изгнания Фукидида и разбил противную партию.

XV. КОГДА таким образом был совершенно устранен раздор и в государстве настало полное единение и согласие, Перикл сосредоточил в себе и сами Афины и все дела, зависевшие от афинян, - взносы союзников, армии, флот, острова, море, великую силу, источником которой служили как эллины, так и варвары, и верховное владычество, огражденное покоренными народами, дружбой с царями и союзом с мелкими властителями.

Но Перикл был уже не тот, - не был, как прежде, послушным орудием народа, легко уступавшим и мирнолившим страстям толпы, как будто дуновениям ветра; вместо прежней слабой, иногда несколько уступчивой демагогии, на подобно приятной, нежной музыки, он в своей политике затянул песню на аристократический и монархический лад и проводил эту политику согласно с государственным благом прямо и непреклонно. По большей части он вел за собою народ убеждением и наставлением, так что народ сам хотел того же. Однако бывали случаи, когда народ выражал недовольство; тогда Перикл натягивал вожжи и, направляя его к его же благу, заставлял его повиноваться своей воле, действуя совершенно так же, как врач, который при продолжительной переменчивой болезни по временам дозволяет безвредные удовольствия, но временам же применяет сильные средство и спасительные лекарства.

В народе, имеющем столь сильную власть, возникают, естественно, всевозможные страсти. Перикл один умел искусно управлять ими, воздействуя на народ главным образом надеждой и страхом, как двумя рулями: то он сдерживал его дерзкую самоуверенность, то при упадке духа ободрял и утешал его. Он доказал этим, что красноречие, говоря словами Платона, есть искусство управлять душами и что главная задача его заключается в умении правильно подходить к различным характерам и страстям, будто к каким-то тонам и звукам души, для извлечения которых требуется прикосновение или удар очень умелой руки. Однако причиной этого была не просто сила слова, но, как говорит Фукидид, слава его жизни и доверие к нему: все видели его бескорыстие и неподкупность. Хотя он сделал город из великого величайшим и богатейшим, хотя он могуществом превзошел многих царей и тиранов, из которых иные заключали договоры с ним, обязательные даже для их сыновей, он ни на одну драхму не увеличил своего состояния против того, которое оставил ему отец.

XVI. А МЕЖДУ ТЕМ он был всесилен... <...> Такое положение Перикла не было счастливой случайностью, не было высшей точкой какой-то мимолетной блестящей государственной деятельности или милостью народа за нее, - нет, он сорок лет первенствовал среди Эфиальтов, Леократов, Миронидов, Кимонов, Толмидов и Фукидидов, а после падения Фукидида и изгнания его остракизмом он не менее пятнадцати лет обладал непрерывной, единоличной властью, хотя должность стратега дается на один год.

При такой власти он остался неподкупным, несмотря на то, что к денежным делам не относился безразлично.

Для управления состоянием, доставшимся ему от отца на законном основании, он придумал такую систему, которую считал наиболее удобной и точной, чтобы оно не растратилось из-за его нерадения и, с другой стороны, чтобы не доставляло ему, при его занятиях, много хлопот и не отнимало времени: именно, годовой урожай он продавал весь сразу, и потом покупал все нужное на рынке; такого порядка он держался в жизни и в повседневных расходах. Это не нравилось его взрослым сыновьям, и для их жен он был не щедрым давальцем; они жаловались на то, что расходы были рассчитаны по дням и сведены до минимума с величайшей аккуратностью, так что ничего не было лишнего, как должно было быть в большом доме при богатом хозяйстве, а напротив, все расходы и приходы были высчитаны и вымерены. Поддерживал весь этот аккуратный порядок его слуга Эвангел, один, как никто другой, по натуре ли своей способный к хозяйству или приученный к нему Периклом.

0x01 graphic

Катапульта

Конечно, это несогласно с философией Анаксагора, который по вдохновению свыше или по внушениям своего великого духа бросил свой дом, оставил землю без обработки на пастбище овцам. Однако, мне думается, жизнь философа-созерцателя и государственного деятеля - не одно и то же: первый устремляет ум к прекрасному, не нуждаясь в орудиях и внешних средствах, а для второго, который применяет добродетель к человеческим потребностям, богатство в некоторых случаях может не только быть необходимым, но и служило Периклу, помогавшему многим бедным согражданам.

<...>

XVII. КОГДА спартанцы стали смотреть с неудовольствием на возвышение Афин, Перикл, желая еще более пробудить народную гордость и внушить гражданам стремление к великим делам, внес в Народное собрание предложение о том, чтобы все эллины, где бы они ни жили, в Европе или в Азии, в малых городах и больших, послали на общий съезд в Афины уполномоченных для совещания об эллинских храмах, сожженных варварами, о жертвах, которые они должны принести за спасение Эллады по обету, данному богам, когда они сражались с варварами, о безопасном для всех плавании по морю и о мире. Для этой цели афиняне послали двадцать человек в возрасте свыше пятидесяти лет...<...> Однако ничто из этого не осуществилось на деле; представители городов не собрались, как говорят, ввиду противодействия спартанцев и неудачи этой попытки прежде всего в Пелопоннесе. Я вставил этот эпизод, чтобы показать ум и величие замыслов Перикла.

XVIII. КАК СТРАТЕГ Перикл славился больше всего своею осторожностью: он добровольно не вступал в сражение, если оно было опасно и исход его был сомнителен; тем военачальникам, которые рискованным путем получали блестящий успех и возбуждали общий восторг как великие полководцы, он не подражал и не ставил их себе в образец; от неизменно говорил согражданам, что, насколько от него зависит, они навсегда останутся бессмертны.

Так, он увидал, что Толмид, сын Толмея, полагаясь на прежние успехи и ввиду необыкновенного почета за свои военные подвиги, в совсем не подходящий момент предпринимает вторжение в Беотию. Он уже успел склонить самых храбрых и честолюбивых юношей принять участие в походе в качестве добровольцев; их было тысяча человек, не считая остального войска. Перикл старался удержать его от этого предприятия и отговорить в Народном собрании и произнес при этом знаменитую фразу, что, если он и не послушается Перикла, то во всяком случае не сделает ошибки, если подождет самого умного советника - времени. Тогда эти слова не встретили большого одобрения; но, когда спустя несколько дней пришло известие о поражении Толмида в битве при Коронее и его гибели, а также о гибели многих славных граждан, тогда предостережение Перикла доставило ему расположение сограждан и большую славу как разумному человеку и патриоту.

XIX. СРЕДИ походов Перикла особенно популярен был его поход в Херсонес, доставивший спасение жившим там эллинам. Перикл не только привел с собою тысячу афинских колонистов и усилил ими население городов, но также провел поперек перешейка укрепления и заграждения от моря до моря и тем поставил препятствие набегам фракийцев, живших во множестве около Херсонеса, и положил конец непрерывной, тяжелой войне, от которой постоянно страдала эта земля, бывшая в непосредственном соприкосновении с варварами-соседями и наполненная разбойничьими шайками, как пограничными, так и находившимися в ее пределах.

<...>

XX. ПРИБЫВ в Понт с большой эскадрой, блестяще снаряженной, он сделал для эллинских городов все, что им было нужно, и отнесся к ним дружелюбно; а окрестным варварским народам, их царям и князьям он показал великую мощь, неустрашимость, смелость афинян, которые плывут, куда хотят, и все море держат в своей власти. <...> В других случаях Перикл не уступал стремлениям сограждан и не дал себя увлечь, когда они, гордые своим могуществом и такими успехами, хотели предпринять новый поход в Египет и поднять восстание в приморских областях владений персидского царя. Многие уже тогда были одержимы той роковой, злополучной страстью к Сицилии, которую впоследствии разожгли Алкивиад и ораторы, возглавлявшие его сторонников. Некоторым снилась даже Этрурия и Карфаген, и нельзя сказать, что на это не было надежды, ввиду обширности афинского государства и благоприятного течения дел.

XXI. ОДНАКО Перикл сдерживал такое стремление сограждан к предприятиям в чужих странах и старался отбить у них охоту вмешиваться не в свои дела. Он направлял силы государства главным образом на охрану и укрепление наличных владений, считая уже достаточно важным долом остановить рост могущества Спарты.

<...>

ХVIII. [Особенно трудным была борьба с самосцами, которые вознамерились отнять у афинян господство на море]. После покорения Самоса Перикл возвратился в Афины, устроил торжественные похороны воинов, павших на войне, и, согласно обычаю, произнес на их могилах речь, которая привела всех в восторг.

<...>

XXIX-ХХХIV. [После этого начали, одна за другой, подниматься волны Пелопонесской войны. Положение усугубилось тем, что в Афинах разразилась губительная моровая болезнь, поглощавшая молодежь в цвете лет и сил]. Как люди, обезумившие от болезни, оскорбляют врача или отца, так и афиняне стали дурно относиться к Периклу...

<...>

XXXV. <...> Эти несчастия вызывали сильное раздражение афинян против Перикла; он пробовал их успокоить и ободрить, но не мог утишить их гнев и переубедить их: их раздражение кончилось лишь тогда, когда они с камешками в руках стали голосовать против него и, получив всю полноту власти, лишили его должности стратега и наложили денежный штраф. Минимальный размер штрафа наши источники определяют в пятнадцать талантов, а максимальный - в пятьдесят.

<...>

XXXVI. НАРОДНОЕ волнение, однако, продолжалось недолго: народ, нанеся Периклу удар, оставил свой гнев, как оставляет жало пчела. Но дома положение его было печально: во время эпидемии он потерял немало близких людей, и семейный раздор с давних пор беспокоил его.

<...>

Перикл потерял тогда также и сестру, и большую часть свойственников, и друзей, бывших очень полезными помощниками в его государственной деятельности. Однако он не изнемог под бременем несчастий и не потерял величия духа и твердости; его никто не видал даже плачущим ни на похоронах кого-либо из родных, ни впоследствии на могиле, пока, наконец, он не потерял и последнею из законных сыновей, Парала. Это несчастие сломило его; он старался выдержать характер и сохранить душевную твердость, но, когда возлагал на умершего венок, не мог при виде его устоять против горя, разразился рыданиями и залился слезами; ничего подобного с ним не случалось во всю жизнь.

XXXVII. МЕЖДУ ТЕМ афиняне испытывали других стратегов и ораторов, насколько они пригодны для ведения войны; но ни у кого из них не оказалось ни влияния, достаточного для такой высокой власти, ни авторитета, обеспечивающего надлежащее исполнение ее. Афиняне жалели о Перикле и звали его на ораторскую трибуну и в помещение для стратегов. Но Перикл лежал дома, убитый горем, и только Алкивиад и другие друзья уговорили его пойти на площадь. Народ просил простить ему его несправедливость, и Перикл опять принял на себя управление делами и был выбран в стратеги.

<...>

ХХХVIII. ТОГДА, кажется, зараза коснулась Перикла, но болезнь у него носила не острый характер, как у других, не сопровождалась сильными приступами, а была тихая, затяжная, с различными колебаниями, медленно изнурявшая тело и постепенно подтачивавшая душевные силы. Теофраст, например, в своем "Моральном трактате", где он ставит вопрос, не изменяется ли духовная природа человека под влиянием внешних обстоятельств и не теряет ли он мужество под давлением телесных страданий, рассказывает, что Перикл показал одному своему другу, навестившему его, ладанку, которую женщины надели ему на шею: он хотел этим сказать, что ему очень плохо, раз уж он согласен терпеть и такую нелепость.

Когда Перикл был уже при смерти, вокруг него сидели лучшие граждане и остававшиеся в живых друзья его. Они рассуждали о его высоких качествах и политическом могуществе, перечисляли его подвиги и количество трофеев: он воздвиг девять трофеев в память побед, одержанных под его предводительством во славу отечества. Так говорили они между собою, думая, что он уже потерял сознание и не понимает их. Но Перикл внимательно все это слушал и, прервавши их разговор, сказал, что удивляется, как они прославляют и вспоминают такие его заслуги, в которых равная доля принадлежит и счастью и которые бывали уже у многих полководцев, а о самой славной и важной заслуге не говорят: "Ни один афинский гражданин, - прибавил он, - из-за меня не надел черного плаща".

XXXIX. ИТАК, в этом муже достойна удивления не только умеренность и кротость, которую он сохранял в своей обширной деятельности, среди ожесточенной вражды, но и благородный образ мыслей:

славнейшей заслугой своей он считал то, что, занимая такой высокий пост, он никогда не давал воли ни зависти, ни гневу и не смотрел ни на кого, как на непримиримого врага.

Как мне кажется, известное его прозвище, наивно-горделивое, заслужено им и не может возбуждать ни в ком зависти единственно потому, что Олимпийцем прозван человек такой доброй души, жизнь которого, несмотря на его могущество, осталась чистой и незапятнанной. Подобным образом мы признаем, что боги, по самой природе своей являющиеся источником блага, но не виновниками зла, по праву властвуют и царят над миром. Мы не согласны с поэтами, которые, сбивая нас с толку невежественными учениями, опровергают сами себя своими вымыслами; место, в котором, по их словам, пребывают боги, они называют жилищем надежным, непоколебимым, где нет ни бурь, ни туч, где небо ласково и ясно и вечно сияет самый чистый свет; такая жизнь, говорят они, наиболее подобает существу блаженному и бессмертному. Но жизнь самих богов они изображают полной раздора, вражды, гнева и других страстей, не подобающих даже людям, имеющим разум. Впрочем, эти вопросы, пожалуй, относятся к другого рода сочинениям.

Что же касается Перикла, то события заставили афинян почувствовать, чем он был для них, и пожалеть о нем. Люди, тяготившиеся при его жизни могуществом его, потому что оно затмевало их, сейчас же, как его не стало, испытав власть других ораторов и вожаков, сознавались, что никогда не было человека, который лучше его умел соединять скромность с чувством достоинства и величавость с кротостью. А сила его, которая возбуждала зависть и которую называли единовластием и тиранией, как теперь поняли, была спасительным оплотом государственного строя: на государство обрушились губительные беды и обнаружилась глубокая испорченность нравов, которой он, ослабляя и смиряя ее, не давал возможности проявляться и превратиться в неисцелимый недуг.

Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2 т. - Т.1. - М., 1987. - С.283-321, 348-350.

Беккер К.Ф. Древняя история. Ч. 2. - СП б., 1890. - С.87-87.

0x01 graphic

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 28/01/2015, изменен: 28/01/2015. 80k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 9 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: И. Эренбург предостерег: "Тишина томит наше сердце - не сомнениями, но ненавистью. ...Мы сражаемся за самое большое благо: за свободу"...

Каменев Анатолий Иванович "Никогда не терять величия духа и твердости" ...

Каменев Анатолий Иванович
"Никогда не терять величия духа и твердости" ...