ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Нить Ариадны"

"Нить Ариадны"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

Обязаны были афиняне древние, по требованию критского царя Миноса, каждый год отправлять на Крит семь юношей и семь девушек на съедение Минотавру...

Чтобы спасти возлюбленного Тесея, дочь критского царя Ариадна, тайно от отца, дала ему острый меч и клубок ниток.

Когда Тесея и обреченных на растерзание юношей и девушек, отвели в лабиринт, Тесей привязал у входа конец нитки и пошел по запутанным переходам, постепенно разматывая клубок.

Убив Минотавра, Тесей по нитке нашел обратный путь из лабиринта и вывел оттуда всех обреченных...

0x01 graphic

Клятва Горациев (1784)

Художник Давид Жан Луи.

322

"Поединок" Куприна с точки зрения строевого офицера.

Каждый из нас военных, - наблюдая общественную жизнь, прислушиваясь к разносторонним мнениям, следя за литературой и прессой, - к величайшему огорчению должен был убедиться, что между нацией и армией, безусловно, существует рознь, которая подчас переходит даже в глухую вражду и взаимное недоверие. Ужаснее всего, что эта враждебность к армии замечается не только со стороны каких-нибудь крайних левых, - которым на руку этот симптом государственного разложения, - но зачастую проявляется и со стороны вполне умеренных элементов. Доказывать наличность этого грустного факта примерами нахожу излишним, так как, - повторяю - что каждый, при самой скромной доле наблюдательности, мог убедиться в этом; кроме того, в дальнейшем изложении я буду принужден обращаться к этим примерам. Причину этого безотрадного явления в жизни нашего отечества, мне кажется, прежде всего надо искать в упадке общественной дисциплины вообще, символом которой является всякая благоустроенная армия. Вполне понятно, эта армия в своей непоколебимой мощи озлобила своевольных "прогрессистов", - достаточно зарекомендовавших себя полной разнузданностью и некультурностью. Как следствие этого против ненавистной силы было выдвинуто оружие в лице подпольной пропаганды, в которой простой народ натравливался на войско, солдаты - на офицеров, а последние на правительство. На интеллигенцию поспешили воздействовать не наивными листочками с чреватой надписью "пролетарии всех стран, соединяйтесь", а более изящными беллетристическими и драматическими произведениями, где служба и личность офицера охарактеризовывались в самом неприглядном свете. Не отстает в этом направлении и повседневная пресса, которая старается жирным шрифтом и громкими фразами опозорить поведение офицера, спешит, - уклоняясь от истины, - вынести свой суровый и безапелляционный приговор за тот или другой поступок офицера. Понятно, что все эти "воззвания" с одной стороны и литературные произведения и пресса с другой, не могли не принести самых горьких плодов, которые мы и ныне пожинаем! Конечно, нельзя обойти молчанием, что могучей пособницей в этой роковой розни, явилась злополучная война с ее ужасными неудачами и всеми неприглядными подробностями. После долгого, двадцатипятилетнего мира, и в момент, когда родина потребовала от армии, чтобы она явилась в ореоле славы... - вдруг в этот момент такое ужасное разочарование, такой ужасный удар национальному самолюбию!!... - Психология толпы в данном случае остается верной себе: она не хочет разбираться в степени справедливости своих обвинений, не принимает в расчет геройское поведение офицеров и солдат... ей нужен блестящий результат!!... Вполне естественно, что не только простой народ, но даже интеллигенция, зараженная этой психикой, объясняет себе несчастный исход войны исключительно неподготовленностью солдата и отрицательными качествами офицеров вообще. Отсюда - понятное озлобление против последних. Враги целости армии, понимая все значение подобного настроения общества, не преминули воспользоваться им, чтобы еще больше обострить это озлобление, не гнушаясь никакими средствами, чтобы возможно сильнее дискредитировать офицера в глазах народа и общества. Кроме этих главных, есть много других побочных обстоятельств, которые представляют из себя благоприятную почву для всевозможных столкновений, крайне неблагоприятных для офицера. Возьмем для примера взгляд офицера на мундир, на честь его... Для человека "вольного", - к тому же, быть может, и недостаточно воспитанного, - подобная "кичливость мундиром" является чем-то пошлым, раздражающим, непонятною привилегированностью!... Отчасти причина отчужденности офицера от общества кроется и в том, что он по своему положению не может примкнуть к той или другой политической партии, а должен твердо держаться основных принципов службы. Такое изолированное, как бы безразличное положение к жизненным вопросам народа, возмущает и озлобляет часть общества, не понимающую глубокого смысла внепартийности офицеров, и награждает их не лестными эпитетами тупых рутинеров, бессмысленных исполнителей мертвых параграфов службы и т.п. Ко всему этому надо прибавить, что по исстари вкоренившемуся представлению нашего темного простолюдина, военная служба не только портит народ, но "рекрутчина" является какой-то каторгой, суровой, беспощадной тираниею!.. Ясно, что при таких условиях, народ легко реагирует на агитацию, направленную против армии и особенно офицеров-мучителей. Из всего сказанного легко заключить, что примирение общества с армией, если не всецело, то в громадной степени зависит от корпуса офицеров. Перевоспитать общество и народ дело сложное и трудное, требующее продолжительного срока и быть может даже грандиозных государственных реформ; более легкое и безусловно неотложное дело - это перевоспитать самих себя, сделаться тем, чем каждый офицер должен быть. Ответственность офицера перед страной, в данном случае слишком велика, чтобы окружающая атмосфера озлобления и недоброжелательства могла парализовать его энергию. Священный долг наш всеми мерами подавить губительную рознь между народом и армиею, заставить эти две силы протянуть друг другу руку мира с тем, чтобы, соединясь, явиться могучим оплотом Государству. Офицер, как член общества, своим безукоризненным поведением, воспитанием, неустанной работой над собой, должен везде и всегда оправдывать свое исключительно - почетное положение. Как начальник, он должен явиться образцовым учителем и воспитателем, чтобы по всем весям России разносилась о нем молва не как о мучителе, а как старшем, любящем брате солдата! Только при таких условиях все нападки, все гнусные наветы врагов армии и их клевретов будут разбиваться о нравственность и служебные качества офицера, как о стальные латы "рыцаря без страха и упрека"! Безусловно, миссия, возлагаемая в данном деле на офицера, велика и тяжела, но вместе с тем именно в ней заключается его священный и непреложный долг. Пусть каждый офицер будет глубоко проникнут сознанием, что, одевая на свои плечи погоны, он тем самым берет на себя бремя нравственной ответственности перед родиной за себя и за своих подчиненных! Но, ставши на точу полного беспристрастия, к величайшему огорчению мы должны будем признаться, что далеко не все офицеры удовлетворяют вышеизложенным условиям. Зачастую они являются не примиряющим элементом между армией и обществом, а наоборот элементом, еще более обостряющим роковую рознь! В предлагаемом очерке я постараюсь охарактеризовать роль офицера в его общественном и служебном положениях, подчеркнув те дефекты, которые мешают ему явиться достойным и прочным звеном, связывающим армию с нацией. С первого взгляда может показаться оригинальным, что для выполнения этого я выбрал одно из беллетристических произведений, описывающих нашу военную среду в крайне неприглядном свете. Такой способ выбран мною с той целью, чтобы иметь перед собой вполне определенно выраженные пункты обвинения, разобраться в них и остановиться на том, что касается главного предмета моего изложения. Прежде чем приступить к этому разбору, я должен сказать несколько слов о современной беллетристике, касающейся быта военной среды вообще. Совершенно не разделяю взгляда некоторых лиц, которые с полным пренебрежением относятся к литературным произведениям, где офицерство освещено, - надо правду сказать, - далеко не с положительной стороны. Некоторые из них из какого-то непонятного принципа консервативного аскетизма целомудренно открещиваются от подобной беллетристики, как бы опасаясь разочароваться в своих кумирах или прослыть преступными либералами. Другие, отуманенные своим положением, - положением офицера вообще, - не допускают возможности критиковать их жизнь и поведение; по их мнению, офицер для осуждения посторонних лицо неприкосновенное, стоящее, как жена Цезаря, вне всяких подозрений! Само собою разумеется, подобные люди, отшвырнув обличительную книжку, гордятся тем, что не прочли ни одного из этих "хулиганских произведений". Вполне согласен, что эта беллетристика может озлобить и возмутить каждого истинно военного человека. Много места отведено в этих произведениях очевидному стремлению опошлить личность и служебную деятельность офицера, обрисовать его убожество в нравственном и умственном отношениях; словом, всеми способами дискредитировать его в глазах общества. Но, не смотря на все это, считаю криминальным ограничиваться тем, чтобы дарить эти произведения одним холодным презрением, отплевываться от них, как от какого-то страшного "жупела" или отворачиваться как от сплошной грязи и лжи! Криминально это хотя бы потому, что авторы этих произведений достигают своей цели, возбуждая общество, - а может быть и народ, - против армии и в частности против офицеров. К тому же крайне ошибочно успокаивать себя тем, что во всех этих романах, повестях и очерках, - одна сплошная ложь. Ведь совершенно невероятно предполагать, чтобы Куприн, Вересаев и т.п. авторы могли бы поступиться своим именем и сочинять сплошную ерунду, совершенно несообразную небылицу?!!... Нельзя не принять во внимание, что в данных произведениях, - как тенденциозных, - краски сгущены и зачастую совершенно не в меру; но под слоем этих красок правда остается правдой, как бы ужасна и горька она ни оказалась!.. Прочтите "На войне" Ерастова, откиньте всю кажущуюся вам утрировку, и думаю, что, несмотря на это, вы будете чувствовать все правдоподобие несоответственного поведения некоторых офицеров в тылу Маньчжурской армии!.. Для большей убедительности спросите мнение об этом произведении у участников войны! Да, наконец, разве у нас, положа руку на сердце, - с офицерским вопросом все идет идеально - хорошо?.. Неужели мы так безупречны и совершенны, что никакое обвинение не может коснуться нас и должно рассыпаться в прах, как перед праведниками?!.. Разве все эти грустные приказы о предании суду того или другого офицера не служит печальным доказательством хотя бы доли правдивости наших обличителей?!... Наконец, за последнее время даже специально-военные писатели, - которых, мне кажется, нет основания заподозрить в недостойных инсинуациях, - в известной степени вторя голосу "изолгавшихся" беллетристов, охарактеризовывают далеко не лестно некоторых участников войны, стоящих на различных ступенях иерархической лестницы!!... Словом, как это ни горько и ни досадно, но в конце концов мы должны признать, что наши обличители во многом правы. А потому нам следует не нервничать, не озлобляться, а хладнокровно разобраться во возводимых на нас обвинениях, реабилитировать офицера от гнусных наветов, отделить правду от лжи и сосредоточенно остановиться на этой печальной правде. Великий грех падает на нас, если нам не хватает мужества признаться в наших ошибках, если мы, - ослепленные нашим ложным благополучием, - не откроем вовремя глаза! Тяжело признаваться в своих грехах, но что же делать?! Нельзя забывать, что скрытые раны загнивают и загнивают быстро! В силу всего вышеизложенного я приступаю к разбору "Поединка" Куприна с точки зрения строевого офицера. Сознаюсь, что задача далеко не по моим силам, она казалась мне всегда настолько трудной, что я неоднократно отказывался осуществить ее. Однако, несмотря на сознание своей слабости и неподготовленности к этому сложному делу, я решился, наконец, взяться за него. Такое смелое решение было вызвано тем обстоятельством, что мне, как офицеру, было искренно жаль, что такой богатый материал для практики, - с военной точки зрения, - до сих пор не был использован нашими военными писателями. Считаю долгом заранее принести искренние извинения за слабость изложения, за мою неопытность в критическом разборе и за все промахи, которые безусловно найдутся в предложенном труде. Остановился я именно на "Поединке" потому, что произведение это, - как ни как, - а принадлежит выдающемуся беллетристу, затем оно знакомо, вероятно большинству и, - что самое главное, - действие происходит исключительно в офицерской среде. Наконец, мой выбор пал на "Поединок" еще и потому, что в нем, - я должен искренно и беспристрастно заявить, - нашел не мало грустной правды, над которой нам следует задуматься и вывести полезные для нас заключения. Однако, не доверяя себе, - как мало знакомый с бытом армейских пехотных офицеров, - я неоднократно обращался к последним с просьбой высказаться совершенно откровенно по поводу интересовавшего меня произведения. В большинстве случаев я получал полное подтверждение выведенных мною заключений, в меньшинстве - некоторую уклончивость в категорических ответах; но ни в одном случае мне не довелось слышать абсолютного отрицания правды в этом романе. Прежде всего, остановлюсь на том, что, по моему мнению, является предвзятой утрировкой, ложью и на тех взглядах, которые не совместимы с военной службой. Не подлежит сомнению, что автор, между прочим, задался целью своим произведением дискредитировать офицера в глазах общества, усилить рознь между ними и кстати высказаться за превосходство народной милиции и общего разоружения. Вследствие этого вполне понятно, что вся жизнь и служба офицеров изображены в самом неприглядном виде; почти все действующие лица, - которыми исключительно являются офицеры, - охарактеризованы какими-то нравственными уродами. По тенденции романа симпатичными и честными людьми являются только совершенно непригодные к военной службе офицеры: Назанский, алкоголик и эсер по убеждению, и его достойный ученик Ромашов; кстати сказать, словами которых, в большинстве случаев, говорит сам автор. Полюбуйтесь, что за типы проходят перед вашими глазами!! Автор не пожалел красок: поручик Арчаковский -шулер и убийца ямщика, штабс-капитан Пловский - ростовщик, штабс-капитан Клод - пьяница и вор, отчисленные от командования ротой; прочие действующие лица, - пропойцы, неучи, хамы, ненавидящие службу и почти поголовные воры, - представляют собою достойных сотоварищей этой "милой кампании"! "Все это заваль, рвань и отбросы... нищие, готовые на всякую жестокость, даже на убийство... из-за своего горшка щей..", - так говорит Назанский. - И все эти господа, по исключительному желанию г. Куприна, обретаются не в каторге, тюрьме или трущобе, а благополучнейшим образом пребывают в пехотном полку, украшая своими погонами русское воинство!... - Никто не станет оспаривать, что в каждой среде могут найтись неучи, воры и алкоголики, но ведь не согласно ни с малейшей долей правдоподобия, чтобы офицерская среда была исключительно переполнена таким сбродом. Вся жизнь подобных субъектов, как и подобает, изображена верхом пошлости, пустоты и неприглядного бурбонства. Преподносятся сцены, которые производят самое тяжелое и отталкивающее впечатление. Достаточно вспомнить танцевальный вечер с пошлым, французящим Бобетинским, с полуграмотной развратницей Петерсон, с упившимися пивом и водкой офицерами!... Не дурна картинка, когда Клод и Золотухин, - два запойные пьяницы, - тянут сивуху под стук телеги и лай собаки!... И это имеет место не где-нибудь в кабаке или "на дне", действующие лица не "бывшие люди", а офицеры, проводящие свой досуг в офицерском собрании!... - С целью еще более импонировать читателю введены безобразные сцены в публичном доме, в котором офицеры зарекомендовывают себя самыми омерзительными хамами и дикарями! Казалось бы, вполне логичным, что, благодаря такому "выдающемуся" офицерскому составу, "офицеры несли службу, как принудительную, опротивевшую барщину, томясь ею и не любя ее". Но оказывается как раз наоборот: военная служба именно и действует так губительно на умственные и нравственные качества человека, она-то и является виновницей растления офицерской среды! По словам Назанского: "все что есть талантливого, способного спивается... для людей чутких, с сердцем - служба сплошное отвращение, обуза, ненавидимое ярмо". Дальше говорится, что даже самые люди под влиянием службы превращаются в низменных, трусливых, злых и глупых, и только потому, что "никто из них в службу не верит и разумной цели этой службы не видит". Штабс-капитана Пловского автор заставляет давать товарищам деньги в рост под зверские проценты!... И как вы думаете с какой целью?!... С единственною целью: "спрятаться от тяжелой и непонятной бессмыслицы военной службы". Идти дальне этого по дебрям подобных абсурдов - некуда!!. Причем тут военная служба?!... Уверен, что результат получился бы совершенно тождественный, если бы, скажем, администрацию и состав преподавателей какого-нибудь учебного заведения набрать из заведомых мерзавцев, пропойц и хамов. Думаю, что их поведение, их отношение к службе и к вверенным им питомцам были бы те же!!! Как ни как, а все же в полку нашлись два хороших по службе офицера: капитаны Стельковский и Осадчий; но автор, - как и следовало ожидать, - поспешил этих строевиков наградить далеко не положительными качествами. Рота Стельковского в блестящем порядке, крепка воинским духом и великолепно обучена; нравственный элемент части всецело в руках умного командира, которого солдаты "любят воистину"; - кстати сказать, - по автору "пример может быть единственный во всей русской армии!" - И вот это выдающийся офицер в угоду автора занимается тем, что заманивает к себе несовершеннолетних девушек и развращает их! Командир первой роты Осадчий - знаток службы, для пользы ее зачастую переводится из одной роты в другую, обладает громадной нравственной силой над подчиненными, достигает результатов не традиционными, - по мнению автора, - побоями, а своим обаянием и крепкою волею. Но оказывается, что вся его служба никуда не пригодна, так как он воспитывает и вырабатывает не солдат, а петрушек и картонных паяцев с чугунными мозгами!... К тому же в его роте два года подряд удавливаются солдаты. После последнего самоубийства Осадчий со всем полком запьянствовал, понося самоубийцу похабными словами!!!... Не мало места отведено автором отвратительному, самому свирепому и кровопролитному мордобойству. Все офицеры, за исключением двух-трех, бьют солдат смертным боем!... Капитан Слива дерется так, что провинившийся падает с ног под его ударами. Денщик поручика Арчаковского, избитый им до того, что стены и потолок забрызганы кровью, - за жалобу на это зверство избивается своим фельдфебелем в продолжение целого получаса! Кажется, даже сам автор удивлен, что милый, чудный, добрый Брем-Рафальский и даже тот сигнальным рожком выбивает зубы у горниста!.. Но где идет прямо какая-то вакханалия мордобития так это на подготовке к смотру: "Из всех рот и взводов слышались беспрерывно звуки пощечин"., "ротный принимался хлестать по лицам всех своих солдат поочередно, от левого до правого фланга", "унтер-офицеры били в кровь, выбивали зубы, разбивали ударами по уху барабанные перепонки, валили кулаками на землю". Подобная мерзость усугубляется еще издевательством, заставлял избитых и измученных солдат, - как бы в благодарность за зверское обращение с ними, - веселиться, плясать и горланить песни!!... Где и когда автор видел все эти ужасы, такую свирепую эпидемию озверелого рукоприкладства?!!... <...> Нашему солдату далеко не по душе эти тряпичные, нестроевые Ромашовы, которые только и способны, что изгадить смотр! Признаюсь, мне сделалось как-то неловко за автора, когда штатский подпоручик, - не обладающий ни особенным образованием, ни развитием, - восклицает: "что же такое все это хитро-сложенное здание военного ремесла? Ничто, пуф, здание, висящее на воздухе". - В другом месте тот же Ромашов додумался до народной милиции: "например, Северо-Американская война или тоже буры... Дрались же когда приходилась надобность! Простые землепашцы, пастухи". Конечно, жаль, что у Ромашова оказался такой слабый оппонент, как поручик Веткин, который только и мог ответить: "То буры... эк вы приравняли... это дело десятое". - Но большое спасибо Веткину за то, что он тут же прибавил: "если так думать, то уж лучше не служить", с чем, впрочем, соглашается и сам философ Ромашов. Но самая решительная и страстная агитация против армии ведется через посредство Назанского, когда он, катаясь в лодке с Ромашовым, высказывает ему свои взгляды. Назанский начинает с того, что дает самую грязную аттестацию всему контингенту армейских офицеров "этого главного ядра славного и храброго русского войска". Затем переходит к доказательству, что война отжиток старого времени, что теперь бесстрашные полководцы сделались авантюристами и шулерами (?!), начальники "обратились в чиновников, трусливо живущих на нищенское жалованье. Их доблесть - подмоченная доблесть" (вероятно водкой?!). Для большей колоритности делается игривое сравнение армии с монашеством; "там смирение, лицемерные вздохи, слащавая речь, здесь - наигранное (?) мужество, гордая честь... Но и те и другие живут паразитами" (???!!). После этого большой Назанский впадает в пророческий экстаз: "настанет время разочарований и страшной переоценки... когда нас господ штаб и обер-офицеров будут бить по щекам... в ватер-клозете" (надо же было выбрать такое место)! И все эти ужасы будут не за нашу разностороннюю гнусность, не за то, "что покрывали во всех странах и на всех полях сражений позором русское оружие (?!!), а наши солдаты выгоняли нас из кукурузы штыками"(?!) - словом не за все эти художества, а главным образом за то, что не идем по следам пресловутых "освободителей", за то, что осмеливаемся быть верными долгу и присяге!!... Ну разве это не та же пропаганда, которая разбрасывается повсюду всеми этими "новыми, смелыми и гордыми людьми"?! Но пропаганда, облеченная в художественную форму, - не анонимная, а подписанная крупным литературным именем! - Основной смысл и цель их тождественны. В конце концов, Назанский ударяется в поэзию, воспевая привольную жизнь босяка, клятвенно заверяя, что "любой бродяжка живет в десять тысяч рад полнее и интереснее, чем любой офицер!!" Однако довольно! Я слишком уклонился бы в сторону, если бы остановился дольше на разглагольствованиях господина Назанского и на тех его идеях, которые не имеют непосредственного отношения к разбираемому мною вопросу. Вот все более крупное, что не соответствует правде, что до крайности преувеличено, искажено и освещено - с предвзятою целью. Конечно, на людей военных все эти гиперболы и инсинуации, весь этот антимилитаризм не могут произвести желательного для автора впечатления. Но грустно то, что людьми, далеко стоящими от армии, не знакомыми с офицерской средой, с ее режимом, службой и традициями, - все изложенное принимается на веру, и все, конечно, разжигает в них предубеждение, озлобление и даже презрение к офицерам и военной службе вообще. К этому надо прибавить, что автор отдельными сценами и рассуждениями уже совершенно откровенно старался еще сильнее натравить общество на военную среду. Представляю каждому судить, какое мнение должен составить мирный гражданин об офицерах, что весь мир подразделяется ими на две части: одна меньшая - офицерство, а "другая - огромная и безличная - штатские, иначе шпаки, штафирки и рябчики"... Какое чувство будет питать этот гражданин к офицерам, когда прочтет, что презираем ими, что у военной интеллигенции считается "молодечеством изругать или побить ни с того ни с сего штатского человека, потушить об его нос зажженную папироску, надвинуть ему на уши цилиндр"?!... К глубокому прискорбию нельзя сомневаться, что столь популярное произведение не имело бы громадного влияния на общество, а может быть и на народ! Теперь я перейду к характеристике офицеров "Поединка" с тем, чтобы разобраться в причинах их нравственных и служебных дефектов. Неизбежно я буду принужден возвращаться к только что упомянутым утрировкам и до известной степени основывать свой разбор на этих преувеличениях. - Чтобы избежать обвинения в непоследовательности, считаю своим долгом повторить, что под слоем сгущенных красок, есть доля поучительной правды. Тенденциозность действующих лиц в последующем изложении я буду игнорировать. Бросается в глаза, что почти все офицеры полка тяготятся службой, ненавидят ее. Не только на этой "опротивевшей" службе, но даже вне ее не знают, чем занять себя, чем убить свой досуг "всякий старается выдумать для себя какой-нибудь побочный интерес, который его поглощает без остатка". Доходит до того, что "многие ждут не дождутся вечера, когда можно сесть дома у лампы, взять иголку и вышивать по канве крестиками"... "на службе он мечтает об этом, как о тайной сладостной радости". Встречается не мало таких, которые подобное пошлое, но патриархальное времяпрепровождение предпочитают беспросветному пьянству, шулерничеству и разврату. Из всех офицеров только неразвитой и тупой Николаев проводит свое время более или менее продуктивно для своих мозгов, готовясь вторично провалиться в академии. Мне кажется, что подобная ненависть к службе, незнание чем заполнить свои часы досуга доказывают не только отсутствие должного образования и развития, но и ошибочность в выборе профессии. Подполковник Лех знаком с именем Мольтке только по какому-то глупому анекдоту. Капитан Слива "все, что выходило за пределы строя, устава и роты, презрительно называл чепухой и мандрогорией. Влача суровую служебную лямку, он не прочел ни одной книги и ни одной газеты". С своей стороны констатировать, что знавал двух, трех офицеров, которые совершенно искренно хвастались передо мною, что кроме приказов по полку, устава и "Разведчика" никогда ничего не читали и читать не будут! <...> Вполне естественно, что умственный кругозор, духовные запросы и эстетика этих людей не могут идти далее бутылки водки, карт, разврата или "выпиливания лобзиком ажурной рамки для собственного портрета"! Не менее важной причиной этой беспросветной тоски и отвращения к службе, - как я упомянул, - является ошибочность в выборе военной профессии. Для получения того или другого звания, связанного с высшим образованием, требуется многолетний и упорный труд; приходится серьезно считаться со способностями, прилежанием и действительным призванием, чтобы избрать будущую специальность. Вследствие всего этого вы наверно очень редко встретите инженера, врача, юриста, которые были бы разочарованы в своей профессии, которые, для спасения от ненавистного дела, предавались бы необузданному разгулу или вышивке какого-нибудь "паршивенького, ненужного коврика". Совсем иное происходит с выбором военной карьеры. На ней, в большинстве случаев, останавливаются не по призванию и способностям, а по сравнительно легкому и скорому достижению офицерского звания или по тем или другим неблагоприятно сложившимся обстоятельствам. Надо сознаться, что не мало офицеров комплектуются из "убоявшихся премудрости гимназистов, реалистов, даже неокончивших семинаристов". Родители, ограниченные материально, выбирают для своих детей карьеру в тех соображениях, что их дети с самых ранних лет поступают на полное иждивение казны, а с производством в офицеры, - хотя и скромно, - но будут обеспечены жалованьем. Думаю, что штатский Ромашов также попал на службу единственно "из-за той бедности, в которой жила его семья". <...> Кроме вышеупомянутых обстоятельств, вынуждающих молодых людей посвящать себя военной службе, найдется не мало и других, ничего общего с врожденным влечением и способностями не имеющих. Ведь есть же такие семьи, где по традиции все нисходящее потомство должно проходить свою службу в войсках, не считаясь с наклонностями человека. Наконец, нет-нет да встретятся, - на наше горе, - недоросли из богатых домов, которые видят всю сущность военной службы в звоне шпор, бряцании сабли и красоте мундира! Судите сами, какой процент всех этих господ "попавших" в офицеры, представит из себя людей, серьезно интересующихся военным делом, работающих с сердцем на пользу его?!... <...> У них нет ни знания, ни характера, чтобы нравственно воздействовать на солдата, чтобы крепко держать его волю в своих руках. Разве из этих сверхгуманистов может выработаться начальник подобный капитану Стельковскому?!.. Ведь "в ротах у него не дрались и даже не ругались, хотя и не особенно нежничали, и все же рота, по великолепному внешнему виду и по выучке, не уступила бы любой гвардейской части". Чем достигал Стельковский таких блестящих результатов? Достигал он их именно тем, что "в высшей степени обладал терпеливой, хладнокровной и уверенной настойчивостью и умел передавать ее своим унтер-офицерам... при этом он скупо тратил слова и редко возвышал голос, но когда говорил, то солдаты окаменевали". Другими словами, Стельковский обладал теми моральными качествами, которые должны быть присущи военачальнику и которые совершенно отсутствовали у господ Назанских, Ромашовых и им подобных!!... Ромашов в своей вечной тоске восклицает: "Бросить все, уйти?"... - Господа Ромашовы уходите! "Какой из вас к черту офицер? Так междометие какое-то", - так сказал про вас капитан Слива. - Уходите! Уходите возможно скорее из среды, в которую вы попали по недоразумению! Вы вред, вы язва армии, растлевающая ее, унижающие звание офицера!... И так из всего сказанного мы видим, что выбор военной профессии не по призванию, отсутствие должного военного образования, недостаток общего и военного воспитания, отсутствие необходимых моральных качеств - являются главными причинами служебных и общественных дефектов в офицерской среде, которые помимо того, что наносят значительный ущерб самой службе, но и являются помехой в восстановлении престижа офицера. Постараемся разобрать главнейшие способы к устранению этих крупных недостатков. Этот вопрос в своем основании неразрывно связан со способом воспитания и обучения в корпусах и училищах, зависит от нормального взгляда на вольноопределяющихся и, наконец, от воспитательной роли отдельной воинской части. Как я уже говорил, для получения звания юриста, инженера, врача и т.п. - требуется значительно труда и времени по сравнению с получением первого офицерского чина. Но со всем этим можно смело сказать, что ни одна из этих профессий не предъявляет к духовным силам человека столь серьезных и разносторонних требований, как к скромному строевому офицеру. Твердость воли, дисциплинированность духа, высшее понимание долга и чести, готовность в любую минуту пожертвовать своей жизнью за честь родины и мундира - должны быть присущи одевшему на свои плечи офицерские погоны! - Эти качества души должны быть врождены, или воспитаны в каждом истинно-военном человеке. Воспитатели в корпусах и офицеры в училищах несут громадную ответственность не только перед своими питомцами, но и перед Царем, Отечеством и армией! - Ни в одной почти интеллигентной профессии человек не становится самостоятельно на жизненный путь, - со всеми его превратностями, - в таком раннем возрасте, как офицер. К тому же требования, -как я только что упомянул, - предъявляемые к этим молодым людям, несравненно серьезнее, чем во всех прочих общественных положениях. Свойственные молодым натурам горячность, заносчивость и ложное самомнение рациональным воспитанием должны быть умно и толково использованы. Из сказанного вытекает, что воспитание, а отчасти и обучение в корпусах должны быть поставлены на самых строгих воинских принципах. Способ воспитания и программа обучения должны сводиться к тому, чтобы, - помимо общего солидного развития своих питомцев, - развить и укрепить в них любовь к избранной профессии, глубокий патриотизм, осмысленную дисциплину, высшую степень воинского духа и вообще все те нравственные элементы, которые неразрывно связаны с ролью будущего офицера и начальника. Совершенно не в моей компетенции указывать детально реформу военной педагогики, но мне кажется, что она должна была бы заключаться между прочим в постоянных, - из класса в класс, - прогрессирующих требованиях дисциплины; в ознакомлении с самых ранних лет, - конечно в доступной и увлекательной форме, - с военной историей в подвигах отечественных героев; в широком развитии общего образования, уделив в программе обучения видное место начаткам главнейших военных наук и, наконец, в самом широком и систематическом применении всевозможных физических упражнений, увлекая этим молодежь, укрепляя и закаляя их тело и дух. Очевидно, что доминирующий порядок в деле воспитания и обучения должен уступить место глубоко продуманному чисто военному режиму. Преступно допускать, что роль офицера-воспитателя и преподавателя сводилась только к тому, чтобы выводить средний балл за тот или другой предмет, составлять сухую казенную аттестацию благонравия своих питомцев, а степени развития психики, соответствие индивидуальных качеств намеченной карьере- оставлять без должного внимания. Согласитесь, совершенно ошибочно считать того кадета или юнкера "выдающимся", который, при отсутствии в нем "военной жилки", - как говорится, - "назубрил " на полный балл и по своему тихому, анемичному поведению заткнул бы за пояс семидесятилетнего старичка!... За примерами ходить не далеко: юнкера специальных училищ, комплектуемые, - как известно, - молодыми людьми, окончившими корпус одними из первых, не только не представляют собою юношей с истинно военной закваской, а даже наоборот; имея исключительную склонность к научным занятиям, они в большинстве случаев далеко не симпатизируют строевому делу, а предпочитают военно-чиновничью карьеру, находя в ней полное удовлетворение своим привязанностям к мирному, кабинетному труду. - Мне могут возразить, что специальные военные училища и являются подготовительными курсами к специальным академиям, образовывающим военных техников. Но, во-первых, многие из офицеров, выпущенные из названных училищ, не попадая в академию, отстают в строю, и, во-вторых, на мой взгляд, совершенно недопустимо, чтобы человек, хотя бы и техник, но с высшим военным образованием, носящий венный мундир, представлял бы из себя субъекта, не проникнутого военными традициями и всесторонними строевыми основами. Быть может, мое мнение, на первый взгляд, покажется слишком рискованным, но скажу вообще, что тип кабинетного труженика по своему характеру и складу ума не может представить из себя желательного элемента для военной службы. Для подтверждения этого смелого мнения предоставляю противникам его обратиться к характеристикам героев, украсивших своими именами военную историю, или со вниманием присмотреться к военачальникам мирного времени, стоящим на различных ступенях военно-иерархической лестницы. Спешу прибавить, будет совершенно ошибочно из сказанного выводить заключение, что молодых людей серьезных и трудолюбивых надо гнать из военно-учебных заведений. Не может быть и речи, что они также нужны в военной среде, как и во всякой другой, к тому же из всего изложенного явствует настоятельная необходимость предъявлять более строгие требования к образовательному цензу офицера. Я говорю только о том, если любовь к науке, трудолюбие и способности юноши мешают ему проникнуться морально и физически военными началами, то ему не место в заведении, готовящем исключительно военных людей. Но тут явно существует вопрос: куда же деваться всем тем питомцам военно-учебных заведений, которые при отличном поведении и успехах в науках не удовлетворяют качествам будущих офицеров?! Этот вопрос после всесторонней разработки, должен свестись к тому, чтобы своевременный переход из корпусов и училищ в гражданские школы производился беспрепятственно, по вполне определенным правилам. Полагаю, нельзя не согласиться с высказанным взглядом на воспитание и обучение в военных школах и со степенью важности соответствующих преобразований... Но горе наше, - как и всегда, - заключается в том, что, несмотря на очевидную необходимость реформ, у нас не хватает смелости отказаться от "драгоценной" рутины! Нам кажется чем-то невероятным, чем-то неосуществимым, по своей сложности, радикальная ломка старого порядка!... В большинстве случаев перевес остается на стороне консерваторов, "неопровержимо" доказывающих всю невозможность и даже нелепость предлагаемого новшества. К сожалению, значительный процент офицерского состава пополняется офицерами из вольноопределяющихся, т.е. людьми, в большинстве случаев, не получившими основательного и систематического военного воспитания и образования. Не малый контингент вольноопределяющихся комплектуется из "неудачников", выброшенных за дверь различных учебных заведений, руководствуясь в данном случае оскорбительной для всей армии формулой: "Коли из балбеса ничего путного не может выйти, так остается последнее - офицерство!"... К тому же ни для кого не составляет секрета, что нередко молодые люди, тяготясь стеснительными для них порядками военных училищ, опасаясь репетиций и экзаменов, наконец, прямо-таки, исключенные из этих училищ, поступают вольноопределяющимися, а затем уже "с воли" держат офицерский экзамен. Эти печальные факты доказывают, что требования, предъявляемые к вольноопределяющимся по отношению офицерского экзамена, военного воспитания, нравственности и службы безмерно снисходительны. Подобное положение дела помимо того, что наносит существеннейший вред офицерскому составу, но это легкое приобретение офицерского звания умаляет и, как мы видели, - оскорбляет его значение! Во избежание всего этого необходимо: или радикально переработать положение о вольноопределяющихся, или же, еще лучше, совершенно прекратить их производство в офицеры. Пусть лучше некомплект офицеров, чем комплект с такими личностями, как офицеры "Поединка"! Теперь остановимся на роли отдельной части, как воспитательном элементе корпуса офицеров. Эту важную и неотъемлемую роль может легко выполнить та часть, которая крепка корпоративным духом и нравственными началами; та часть, где традиции ее и интересы мундира стоят выше всякой дружбы и родства, где каждый из сочленов, стоя на страже достоинства своей части, может быть уверен, что он всегда и везде находится под самой надежной защитой своих товарищей и одновременно является ответственным лицом за свои поступки перед их справедливым, но строгим судом. Наоборот, та часть, где офицеры, ставящие свою дружбу, покой и популярность выше чести мундира, - смотрят сквозь пальцы на те или другие дефекты своего товарища; где из-за вредоносной сверхгуманности, игнорируя достоинством мундира, провинившийся остается без надлежащего возмездия, та часть не может выполнять роль воспитателя в совершенстве. Отдельным членам подобной корпорации могут быть свойственны воззрения, подобные воззрению Ромашова: он видит, как поручик Арчаковский передернул карту, "хотел было вмешаться, сделать замечание, но тотчас же остановился и равнодушно подумал: эх, все равно. Ничего этим не поправлю!" Иллюстрировать все сказанное примерами не стану, скажу только, что амнистии, вынесенные "великодушной" корпорацией, одному из своих сочленов, в большинстве случаев никакой пользы не приносят, а на окружающих действуют весьма растлевающим образом. Разве никому не приходилось слышать от согрешившего такого рода фразу: "Я поступил дурно. Но за что судить меня так строго? Поручику Икс за аналогичный проступок было сделано лишь замечание!" Во всяком случае, к какой бы из вышеописанных категорий не приближалась та или другая воинская часть, священная обязанность старших товарищей обращать всестороннее внимание на молодежь, пополняющую "снизу" офицерский состав. Громадный вред не только для части, но и для армии приносят те старшие офицеры, которые свое нравственное влияние на военное и общественное воспитание своих младших товарищей отодвигают на задний план и ограничиваются исключительно ролью сухих строевиков-руководителей! Само собою разумеется, что служебная личность, ум и такт старших офицеров должны соответствовать их высокому положению., как воспитателей. Предоставляю каждому судить, что может выйти из молодого офицера даже с наилучшими задатками, если он со школьной скамьи попадает под растлевающее влияние старших офицеров, подобных выведенным Куприным?! "Липский, сорокалетний штабс-капитан... держит себя в офицерском обществе шутом"; на танцевальном вечере командир 1-ой роты Осадчий и поручик Веткин "провожают под руки к выходным дверям совершенно опьяневшего" подполковника Леха; в присутствии того же подполковника разыгрывается омерзительная сцена драки между поручиком Николаевым и подпоручиком Ромашовым... Понятно, что подобные примеры, которых в романе и не перечтешь, со стороны "воспитательного" элемента, если не заставят молодого офицера с отчаяния пустить себе пулю в лоб, то ни в коем случае не заставят его уважать менторов и их указания. Вероятнее всего, этот юноша пойдет по стопам своих "достойных" руководителей и погибает безвозвратно для всех, в том числе и для армии! Нужно заметить, что по данным психологии, подчиненные очень чутко реагируют на поведение поставленных во главе их, а потому совершенно излишни столь грубые, - подобно описанным, - дефекты нравственности старших, чтобы дискредитировать себя в глазах подчиненных. Достаточно отсутствие или несоответствие одного из слагаемых, создающих в совокупности облик "правильного" начальника, чтобы подчиненные потеряли веру в него, в его служебное и нравственное превосходство, а значит и уважение к нему, к его требованиям. <...> При всяком способе воспитания имеет место некоторое насилие над волею воспитываемых, а потому оно принимается последними с неудовольствием, скептицизмом и нередко даже с долей озлобления. Озлобление подчиненных интенсивнее всего проявляется при грубом, некультурном проявлении власти. Вследствие сказанного старший должен прибегать к этому насилию в высшей степени осмотрительно, умно и корректно. При этом надо помнить, что большинству молодежи свойственна очень похвальная щепетильность к чувству собственного достоинства, и поэтому непростительно, со стороны власть имущих, заглушать эту щепетильность грубым унижением личности. Конечно, чувство собственного достоинства зачастую неправильно понимается молодыми людьми - замечается отсутствием логики. Например, нередко приходится наблюдать, как молодой человек при отдаленном намеке на недоверие к его словам, - вспыхивая негодованием, - восклицает: "Вам говорит офицер!", т.е. другими словами, если что-либо сказано офицером, то никто не смеет сомневаться в правдивости сказанного. Но ведь нельзя же не сознаться, что многие их этих юношей, в тех или других житейских и служебных вопросах, частенько отдаляется на значительную дистанцию от этого идеального "офицера". Как бы то ни было, повторяю, подобный "гонор" очень симпатичен, и дело старших воспользоваться им, чтобы умелыми и тактичным руководством дать ему должное направление. После всего сказанного до очевидности ясно, какую отрицательную роль в деле воспитания должна сыграть грубость старшего, обрисованная столь ярко в "Поединке"!... <...> Задумываясь над отрицательными качествами офицерского состава в "Поединке", невольно задаешь себе вопрос: является ли подобный состав следствием совершенного отсутствия воспитательной роли командира полка или наоборот, это отсутствие есть следствие отрицательного состава части?!.. Я склонен думать, что первое предположение ближе к истине. <...> Разобрав выше главные причины ненависти офицеров "Поединка" к службе, считаю необходимым остановиться теперь на одной второстепенной, но, на мой взгляд, вероятной причине этой ненависти. Причина эта кроется в занятиях, поставленных в неустойчивом, не надлежащем направлении и в частности в нашей приверженности в рутине. "То есть, скажу я вам: именно у каждого генерала своя фантазия", - говорит капитан Слива и затем перечисляет самые противоположные требования корпусных командиров. При генерале Львовиче исключительно занимались самоокапыванием, при Арагонском только и было на уме, что наставление для обучения стрельбе, а при Слесареве заполонила всех и вся шрейберовская гимнастика! Надо сказать правду, что подобный порядок вещей не совсем расходится с действительностью. Разве мы не видим, что с переменою того или другого начальника изменяется существеннейшим образом направление обучения, выдвигается одна отрасль в ущерб всем прочим. Не буду разбирать причины этого явления, скажу только, что проистекает это главным образом от падения значения устава, а также от известной устарелости его. Как бы то ни было, подобный порядок вещей может очень легко подорвать в офицере веру в пользу прилагаемого им труда и убить всякую охоту к работе. Действительно, что можно ожидать от офицера после того, как он, напряженно проработав в известном направлении, приложив все свое старание, знание и способности, для достижения желанного успеха и наконец, достигши его, убеждается, что, по воле начальства, вся его работа чуть ли не сводится к нулю. <...> Но, что особенно успешно содействует офицеру потерять интерес к службе, так это - рутина. Когда сердце и все помыслы рвутся вперед на разумную продуктивную работу и вместо того видишь, что способ и цель обучения не отвечают современным потребностям и все благие стремления тормозятся отжившими, рутинными взглядами и требованиями, тогда неизбежно любовь к делу постепенно парализуется. Можно добросовестно заниматься только делом, приносящим очевидную пользу, а не каторжным трудом толчения воды в ступе!! Хотя бы ради того, чтобы избегнуть развития в офицере такого пагубного чувства к службе, нам следует отрешиться от преступной инертности и энергичнее реагировать на все то, что вызывается теми или другими современными требованиями и приводить их в жизнь безотлагательно. Ко всему этому добавлю, что вполне понятное стремление к необходимым преобразованиям, не получая удовлетворения в лице вновь выработанных положения, может отразиться, как это ни странно, отрицательно на дисциплинированности внутренней жизни офицерской корпорации: с одной стороны молодежь, по преимуществу, рвется к новшествам и самовольно применяет их на деле; с другой умеренный элемент, в лице старших, поставлен в необходимость сдерживать в должных границах эти увлечения. И вот, если вдуматься посерьезнее в такое положение вещей, подрывающее в глазах младших авторитет старших, как "вынужденных рутинеров", то окажется, что такое разногласие, исключительно на почве обучения, совершенно незаметно может перейти на другие вопросы, касающиеся офицерской корпорации, вся сила которой зиждется на безапелляционном авторитете старших. Теперь остановлюсь на отношении офицера к нижнему чину, этому простолюдину, призванному на военную службу. Назанский в своих рассуждениях, между прочим, говорит, что солдата на службу "влекут на аркане за шею, а он упирается, проклинает и плачет"... Что же тух удивительного, когда "товарищи" г. Куприна, в том числе и сельские учителя-семинаристы, по своей "интеллигентности" и "передовому мировоззрению", считают совершенно излишним, быть может, даже низменным, развивать в деревенской молодежи любовь к Богу, Царю и родине!! Наконец, очень легко представить себе, что эти "культуртрегеры", начитавшись "Поединка", поспешили демонстрировать перед мужиками, а может быть и перед школьниками, яркие картины всех ужасов, которыми переполнена солдатская "каторга"! Поневоле деревенский парень упирается от нее, проклинает и плачет! Устранить это грустное положение не входит в круг нашей компетенции, но наша непременная обязанность заключается в том, чтобы офицеры своим "правильным" отношением к нижним чинам, влияли благотворно на народ, рассеивали в нем ложные и пагубные взгляды на армию, на эту школу духа, ума и тела простолюдина. Надо сознаться, что в данном случае на офицера возлагается не легкая, но с тем вместе почетная и высоконравственная миссия. Назначение офицера в ней - своего рода апостольство. Я позволю высказать свое решительное мнение: в этой миссии заключается главнейшая роль современного офицера. Какой наивностью, - после только что сказанного, - звучит фраза Ромашова: "Каким образом может существовать сословие..., которое в мирное время не приносит ни одной крошечки пользы?!" Подобный взгляд может исходить от разума, не понимающего образовательного значения армии, и от сердца, не преданного родине, а переполненного пропагандой разоружения! Не буду затрагивать эту пресловутую тему, ограничусь только тем, что приведу слова представителя страны свободы Рузвельта: "Та раса, которая теряет твердые воинские доблести, напрасно будет преуспевать в торговле и финансах, в науках и искусствах, и в чем бы то ни было: она уже потеряла свое первое место". Для выполнения роли примиряющего элемента между армией и народом, офицер должен совмещать в себе все нравственные качества, необходимые для начальника, воспитателя и учителя: непреклонность воли, разумную строгость, справедливость, авторитет, отеческую заботливость и терпение. <...> Из всего вышеизложенного мы видим настоятельную необходимость тех или других преобразований и самого внимательного и строгого отношения начальников к самим себе и к служебным и общественным функциям офицера. Соответствующие мероприятия не могут немедленно принести желанных плодов, - для этого нужны годы, а потому надо приниматься за дело безотлагательно. Чувство истинной любви к Царю и родине требует самой энергичной и продуктивной работы; решительные и строго отвечающие переживаемому тяжелому времени меры поднимут достоинство армии и прекратят выпады всех этих "новых, смелых и гордых людей"!

Дрозд-Бонячевский.

"Поединок" Куприна с точки зрения строевого офицера.

(Опыт критического обзора)

// Военный сборник. - 1910. -NN 1,2).

0x01 graphic

Дионис находит Ариадну

Себастьяно Риччи

Факты "Из моей жизни"

("Записки вечного узника")

ПАРТИЙНАЯ СХОЛАСТИКА

Анатолий Каменев

Печально сознавать, что основная политическая учеба слушателей военно-политической академии состояла в заучивании трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и нового лидера КПСС - Л.И. Брежнева.

В лекциях, научных и учебных трудах требовалось в обязательном порядке отталкиваться от идей классиков марксизма-ленинизма и документов КПСС.

Считалось верхом научной мысли найти что-то неопубликованное из наследия классиков.

Целый институт - институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС с огромны штатом проверенных сотрудников - трудился над партийными архивами и высасывал из них все, что только было можно найти.

Учебники по общественным наукам состояли сплошь из цитат классиков, ушедших и действующих.

Каждый новый аспект в речах Брежнева тотчас получал развитие в научных трудах - монографиях, диссертациях, статьях и т.д.

Кроме лозунгово-пропагандистской риторики работы обществоведов не содержали ничего рационального и полезного.

Парадоксальность ситуации состояла в том, что это понимали сами партийные руководители.

Главный идеолог партии М.А. Суслов еще в 1962 г. писал в журнале "Коммунист":

"Претензия Сталина на своеобразную монополию в развитии революционной теории, присвоение им права на последнее слово в теории и стремление решать теоретические вопросы административным путем, серьезно сковывали развитие общественных наук, обобщение практики социалистического строительства, лишали ученых на научную перспективу..."

Но самым поразительным в истории явилось то, что именно Суслов несколькими годами позже стал возводить на недосягаемый пьедестал нового вождя - Л.И. Брежнева, монополизируя, в свою очередь, его право на последнее слово в теории и анализе практики социалистического строительства.

0x01 graphic

Похищение Деяниры, жены Геракла

Художник Гвидо Рени

"Мертвая педагогика"

Лет через 15 после этого съезда, уже выйдя из поры политического ученичества, я попробовал изменить отношение к обществоведению (в широком смысле этого понятия) и перестать относиться к гуманитарным дисциплинам как к политической служанке власти и сделать их (эти науки) подлинным инструментом просвещения людей и надежный инструмент познания окружающей действительности.

Взяв за корешок только что изданный учебник по военной педагогики, я спросил, обращаясь к преподавателям кафедры:

- Как вы думаете, уважаемые коллеги, что произойдет, если на удастся вытряхнуть из этого учебника цитаты, лозунги и прочие схоластические элементы?

Многие с недоумением посмотрели на меня, а начальник кафедры, заранее зная ответ, в свою очередь спросил:

- А, вы, как сами думаете?

- Уверен в том, что там ничего путного не останется, - ответил на его вопрос я.

- Что же вы предлагаете? - наседал на меня начальник.

- Нам надо прекратить преподавать "мертвую педагогику", - выразил я свою, давно выстраданную позицию.

Аудитория, мои коллеги явно не были готовы согласиться с тем, что вся их предыдущая работа - это всего лишь вынашивание и холение "мертворожденного".

Конечно, ни тогда, ни до сих пор я так и не добился понимания идеи практичности гуманитарных наук.

0x01 graphic

Ян Амос Ко?менский (1592- 1670) --

чешский педагог-гуманист, писатель, общественный деятель, основоположник научной педагогики

Коменский и Монтень о природосообразности

Еще знаменитый Я.А. Коменский в "Великой дидактике" говорил:

"Юношество должно получить образование не кажущееся, а истинное, не поверхностное, а основательное, т. е., чтобы разумное существо-- человек приучался руководствоваться не чужим умом, а своим собственным, не только вычитывать из книг и понимать чужие мнения о вещах или даже заучивать и воспроизводить их в цитатах, но развивать в себе способность проникать в корень вещей и вырабатывать истинное понимание их и употребление их. Нужно также стремиться к основательному усвоению нравственности и благочестия".

Он же:

"Правильно обучать юношество -- это не значит вбивать в головы собранную из авторов смесь слов, фраз, извращений, мнений, а это значит -- раскрывать способность понимать вещи, чтобы именно из этой способности, точно из живого источника, потекли ручейки (знания), подобно тому как из почек деревьев вырастают листья, цветы, плоды, а на следующий год из каждой почки вырастет целая новая ветка со своими листьями, цветами и плодами".

0x01 graphic

Монтень Мишель (1533-1592)-

французкий писатель и философ-гуманист.

Другой, безусловно, мудрый человек М. Монтень учил:

"Пусть наставник расскажет своему питомцу, что означает:

-- знать и не знать;

-- какова цель познания;

-- что такое храбрость, воздержанность и справедливость;

-- в чем различие между жадностью и честолюбием, рабством и подчинением, распущенностью и свободой;

-- какие признаки позволяют распознавать истинное и устойчивое довольство;

-- до каких пределов допустимо страшиться смерти, боли или бесчести, какие пружины приводят нас в действие и каким образом в нас возникают столь разнообразные побуждения,

-- ибо я полагаю, что рассуждениями, долженствующими питать его ум, должны быть те, которые предназначены внести порядок в его нравы и чувства, научить его познавать самого себя, а также жить и умереть подобающим образом".

Но среди тогдашних гуманитарных дисциплин царила схоластика, начетничество, идеологический схематизм, нормирующий уровень политического знания и запрещающий все то, что помогало развивать сознание людей, их чувство собственного достоинство, развивало умение мыслить самостоятельно.

0x01 graphic

"Доверие Александра Македонского к врачу Филиппу" 1870.

Художник Семирадский Генрих Ипполитович (1843-1902)

Почему негодовал Александр Македонский?

Как тут не вспомнить негодование А. Македонского, который послал из Африки гневное письмо своему учителю Аристотелю, который отважился опубликовать некоторые из своих лекций, которые в свое время читал будущему завоевателю мира.

Плутарх, этот величайший писатель, приводит слова Александра к Аристотелю:

"Александр Аристотелю желает благополучия!

Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания.

Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием?

Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах.

Будь здоров".

У Плутарха в этой же работе описывается случай, который весьма интересен и даст нам возможность сделать важное обобщение.

Фессалиец Филоник привел Филиппу Букефала (иногда: Буцефал - А.К.), предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле.

Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы.

Филипп рассердился и приказал увести Букефала, считая, что объездить его невозможно.

Тогда присутствовавший при этом Александр сказал:

"Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его".

Филипп сперва промолчал, но когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал:

-- "Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем".

-- "С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой",-- ответил Александр.

-- "А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость?" -- спросил Филипп.

-- "Клянусь Зевсом,-- сказал Александр,-- я заплачу то, что стоит конь!"

Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к коню, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень.

Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой.

Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня.

Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду.

Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги.

Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый; и ликующий, все разразились громкими криками.

Плутарх и мы, на этом примере, делаем важный вывод: воспитание и обучение обладает огромной силой.

Им можно убить творческую энергию, говоря словами Плутарха, благородное животное превратить в осла, но можно и возвысить жизненную энергию личности до максимально возможной степени.

Пока же гуманитарные науки водят обучаемых по лабиринту знаний, не давая им в руки нить Ариадны...

0x01 graphic

Горький Максим читает в "Пенатах" свою драму "Дети солнца". 1905.

Художник И.Е. Репин

А.М. Горький: "Хорошие конюшни построили"...

Тем временем моей семье удалось перебраться в большое общежитие на ул. Большая Пироговская и поселиться к крохотной девятиметровке.

Как рассказывали старожилы, идея строительства общежития принадлежала А.М. Горькому.

Он финансировал строительство и был уверен, что слушатели получат небольшие, но уютные квартиры, приспособленные и для жилья и для учебы.

Занятый множеством дел, он вложил средства и только к моменту открытия общежития смог приехать на Б. Пироговскую.

Здесь его взору открылись три неуклюжих здания, лишенные какой-то внешней привлекательности.

Внутренняя конфигурация соответствовала внешней: все серо, однообразно, тоскливо.

Вместо уютных в достаточных помещений по обе стороны длинного коридора шли двери. За каждой дверью находилась крохотная прихожая примерно в 1,5 кв. м. и две комнаты: 9 и 14 метров. Девятиметровка предназначалась для супружеской пары с одним ребенком, а другая комната, побольше, для семей с двумя и более детьми.

Видимо, впечатление было удручающее, так как уезжая с Б. Пироговской, А.М. Горький на вопрос хорошо ли исполнили его замысел, угрюмо бросил:

- Хорошее конюшни построили.

Слушательское общежитие - это семейная казарма, с ее бытом, нравами, постоянным общественным и ведомственным контролем.

Все здесь под контролем.

Все на виду у соседей.

Даже пища готовится в прядке очереди и под присмотром соседей на большой кухне.

Здесь устанавливаются дежурства по этажу.

Проводятся систематические субботники и воскресники. Постоянно много гостей, которые едут в Москву по разным надобностям и обязательно норовят остановится и без того тесной комнатушке.

Это был сущий ад...

Но все это надо было выдержать.

Ради ли только учебы в академии?

0x01 graphic

Сухаревская башня, в которой была

"Школа математических и навигацких наук" --

историческая предтеча и предшественник военного образования России Петра Великого.

Для чего мне нужна была учеба в академии?

Вряд ли я в полной мере сознавал основную цель моего поступления в академию.

Были, конечно, причины, лежащие, как говорится, на поверхности.

Как всякий офицер, я хотел продвижения по службе и без высшего военного образования движение по служебной лестнице было бы затрудненно.

Но я никогда не был карьеристом и потому этот мотив был скорее сопутствующим, но не главным.

Было стремление быть ближе к дому.

Ведь после того, как я поступил в военное училище, моя связь с домом, родными стала крайне редкой.

Направление в Новосибирск, а затем - Красноярск вообще сузило мои возможности общения с родными и близкими.

Месяц отпуска, который мы с семьей проводили в Тамбове у родителей, пролетал быстро и мама вновь принималась считать месяцы и дни, которые еще разделяют нас до очередной встречи.

Конечно, же хотелось быть ближе к родственникам.

Но и это, пожалуй, не была главной причиной моего стремления в Москву.

Истинной причиной было мое желание стать сильнее интеллектуально, т.е. обрести способность о многом судить не понаслышке, не с чужого голоса, не в шорах какой-то теории или концепции, а самостоятельно, со знанием дела, без предвзятостей, объективно и всестостронне.

Нет, я не хотел, наподобие Новодворской становиться диссидентом, не вынашивал планов выбиться в политические лидеры, сменив окраску наподобие генерала Д. Волкогонова, который из истого коммуниста вдруг превратился в активного антикоммуниста.

Мне всегда была противна любая политическая интрига, любое фарисейство, любое идолопоклонство, любая фальшь и лицемерие.

Пожалуй, чуть позднее, уже после окончания академии, будучи в поездке по Чехословакии, я понял, что меня все время мучило и что, главным образом, мотивировало мое постижение науки в академии.

За все время службы мне с женой лишь раз удалось выехать на отдых за границу.

Порядки тогда были строгие и если бы не случай, то не видать бы и этой поездки как собственных ушей.

0x01 graphic

"Вид крепости города Павловска со стороны озера" 1801-03

Художник Ческий Иван Васильевич (1777--1848)

Что я понял в Чехословакии?

Будучи тогда уже преподавателем академии, я получил предложение воспользоваться "горящей" путевкой для поездки за границу.

Выезд за границу строго контролировался КГБ.

Кандидат на поездку загодя представлял в военное турагентство разного рода справки, характеристики и т.п.

При положительном ответе органов КГБ начиналось оформление заграндокументов.

Претендентами на такие поездки были, как правило, руководящие деятели академии и приближенные к ним лица.

Если случались какие-то накладки, то тут же под рукой был свой человек, который с благодарностью принимал предложение и из поездки за границу привозил сувениры своему благодетелю.

Но, в моем случае, было время отпусков и в академии остались немногие рядовые преподаватели, да адъюнкты.

В числе не успевших отгулять отпуск был и я.

Вот почему мне и была вручена такая недоступная в иных условиях путевка за границу.

Нас с женой уговаривать не пришлось.

В короткий срок были оформлены все документы и вот мы уже на пути к Бресту.

Дорога к границе никаких мыслей и чувств не вызвала, а вот дорога от Бреста до Москвы вызвала чувства печальные.

Что огорчило меня и мою супругу?

Было нечто, что навеяло грусть и мысль о том, почему "у них так, а у нас - эдак?"

Что мы увидели в Чехословакии?

Во-первых, изобилие продуктов и товаров. В то время как у нас давились в очередях за одесской колбасой, а ассортимент колбас был невелик (от ливерной до докторской), в Чехословакии число сортов колбас было не счесть.

То же самое обстояло с другими продуктами и промышленными товарами.

Но пожалуй, поразило не это изобилие, а порядок на всей территории.

Речь идет не об ухоженности городов и других населенных пунктов, а о порядке в лесах, на дорогах, т.е. везде, куда только мог проникнуть взгляд.

Контраст заграничного пейзажа к нашему был поразительный.

Чистое дорожное полотно и придорожная полоса до границы сменились картиной всеобщего запустения, грязи и т.п.

Как тут было не взгрустнуть по поводу нашей неустроенности.

0x01 graphic

Россия.

Кабинет П.Н.Зубова. 1840-е.

Художник Николай Иванович Подключников (1813-1877)

Чего не поняли в ХIХ в. молодые дворяне?

Конечно, проще всего, встать в позу тех дворян, которые после указа о вольности дворянству 1862 года ринулись за границу.

М. Богословский в 1906 г. отмечал, что обильный ряд новых впечатлений, которые приходилось испытывать в пути, заглушал тяжелые чувства, навеянные разлукой.

Европа поражала русского человека, в нее попавшего, прежде всего, тою величественной внешностью, которой он не видел дома.

Его поражала чистота, порядок, благоустройство европейских городов, вежливость и обходительность в обращении их жителей, - черты, к которым он не привык дома.

По мере того, как он долее жил за границей, простое первоначальное наблюдение сменялось размышлением с его необычной операцией сравнения, различения сходного и несходного.

Результаты этого сравнения своей домашней обстановки и порядков с теми, которые пришлось узнать за границей, вели неизбежно к заключениям о превосходстве многих сторон европейской жизни перед своей, русской.

Отсюда дальнейшим шагом являлась критика своих порядков, сознание негодности и мысль о замене их новыми, заимствованными с Запада.

Так, уезжая из Москвы с тревогой и враждебным чувством к Западу, навигатор или дипломат нередко возвращался с сознанием его превосходства, презрением к собственной родине, желанием жить по-европейски, но без стремления что-либо конкретное сделать для процветания и развития своего государства...

См. далее о моей жизни...

0x01 graphic

Россия.

"Пасека в лесу" 1876

Художник Шишкин Иван Иванович (1832-1898)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 23/04/2014, изменен: 23/04/2014. 76k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 12 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович "Нить Ариадны"

Каменев Анатолий Иванович
"Нить Ариадны"