ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
О дуэлях

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дуэль как способ защиты достоинства офицера вне зависимости от чиновничьей и придворной иерархии

А.И. Каменев

О ДУЭЛЯХ

(по материалам дореволюционных изданий)

   В истории человечества дуэли, как средство разрешения конфликта между людьми, возникло давно. К этому средству прибегали и порядочные люди, чтобы защитить свою честь, и непорядочные, чтобы свести с другим счеты или получить какую-то выгоду.
   Особое значение дуэль имела в офицерской среде. Воспитанные в понятиях офицерской чести, офицеры, как зеницу ока, берегли честь мундира, честь полка, свою честь.
   Согласно дворянской этике, "честь" не давала человеку никаких привилегий, а напротив, делала его более уязвимым, чем другие. В идеале честь являлась основным законом поведения дворянина, безусловно, и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность и просто рассудительность.
   *
   Готовность рисковать жизнь для того, чтобы не быть обесчещенным, требовала немалой храбрости, а также честности, выработки привычки отвечать за свои слова. Демонстрировать обиду и не предпринимать ничего, чтобы одернуть обидчика или просто выяснить с ним отношения - считалось признаком дурного воспитания и сомнительных нравственных принципов. Постоянно присутствующая угроза смертельного поединка очень повышала цену слов и, в особенности, "честного слово". Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль. Нарушить данное слово - значит раз и навсегда погубить свою репутацию.
   *
   Дуэль как способ защиты, несла еще и особую функцию: утверждала некое дворянское равенство, не зависящее от чиновничьей и придворной иерархии.
   *
   Блюстителем офицерской чести в каждом полку был суд Чести, куда избирали достойнейших. Суд Чести всегда тактично и справедливо разбирал недоразумения и ссоры между офицерами, предписывал офицеру то или иное поведение при инцидентах с гражданскими лицами. Суд Чести примирял, заставлял провинившихся извиняться перед обиженным или находил необходимой дуэль. Постановления суда Чести были безапелляционными: никакая власть и никакой суд не могли отменить или изменить их. Это право принадлежало только царю, но он им никогда не пользовался.
   *
   Предлагаю вашему вниманию две статьи о дуэлях
  

Поединок

(по "Военной энциклопедии. СП б., 1911)

   Поединок (дуэль...) - в современном понимании есть бой между двумя лицами на смертоносном оружии, с соблюдением взаимно условленных или общепринятых правил боя.
   Поединок, как единоборство, известен с древнейших времен. <...> Но эти поединки имели по сравнению с современными совершенно иные причины и цели, ими отстаивались публичные интересы государства, война разрешалась боем 2-х лиц, жертвовавших собой во имя не личного, а общественного дела.
   Не только отсутствовали правила поединка, но допускалась всякая хитрость, даже вероломство. Поэтому ставить современные поединки в историческую преемственную связь с только что указанными, было бы глубоко ошибочно. <...>
   Первоначально поединок был установлен законом и введен в судебный процесс. Когда же эта процессуальная форма вымерла. то переродившийся частный поединок навлекает на виновных тяжкие кары. Объяснение этому надо искать в следующих обстоятельствах. Судебный поединок в первые же годы его установления вызвал настойчивое осуждение со стороны христианской церкви. Еще при Гундобальде, авторе закона Гомбетта 501 г. венский архиепископ Авит восставал против судебного поединка; при Людовике Кротком требовал его отмены архиепископ лионский Агобард; 3-й собор в Валенсии в 885 г. осудил поединок, признавая убийцей того, кто лишит другого жизни на поединке. виновный отлучался от церкви, а убитый лишался церковного погребения: Триденский собор в 1563 г. объявляет поединок учреждением дьявола.
   И в древней Руси в 1410 г. митрополит Фотий по поводу судебного поединка ("поля") запрещал причащать идущих в "поле" и хоронить убитых, а оставшихся в живых запрещал причащать в течение 18 лет.
   С другой стороны, параллельно с вымиранием судебных поединков умножались частные поединки непокорных вассалов, что ставило их в положение политических преступников и вызывало суровые репрессии. Начиная с изданного впервые в Кастилии в 1480 г. карательного закона против частных поединков, появляется в Западной Европе ряд аналогичных запретов. Таковы законы. изданные в Неаполе в 1520 г., во Франции в 1566 г.. в Пруссии в 1570 г. <...>
   Но, несмотря на суровые законы, с 1598 по 1608 г. было убито во Франции на поединках 8 тысяч человек.
   <...>
   В России поединки появились лишь в конце ХVII и в ХVIII веке, с появлением в русской военной службе иностранцев и иностранных обычаев, и до XIX века были явлением крайне редким. Высказывается предположение, что первым поединком в России был поединок в Москве между Гордоном и майором Монгомери.
   Можно отметить указ 25 октября 1682 г., который, устанавливая право служилых людей носить оружие, подтверждает запрещение поединков, из чего можно заключить, что в это время поединки, если не были явлением заурядным, то во всяком случае уже привлекли к себе внимание правительственной власти.
   Петр I, несмотря на свое пристрастие к европейским порядкам и обычаям, с первых же шагов своей законодательной деятельности вступает в борьбу с поединками. Уложение Шереметьева 1702 г. жестоко карало за самый вызов: "Краткий артикул" 1706 г. наказывал смертью за поединок, даже не имевший низких вредных последствий.
   В "Уставе Воинском" 1715 г. поединкам посвящена особая глава. под заглавием: "Патент о поединках и начинании ссор", имевшая в виду именно армию, что несомненно из ее содержания. Установив суровые наказания за обиды и оскорбления, "Патент" провозглашает принцип: "Никакое оскорбление чести обиженного никаким образом умалить не может", и определяет порядок "сатисфакции" для оскорбленного. Последний, а равно каждый присутствовавший при оскорблении, обязывались безотлагательно донести о том военному суду, причем каралось даже промедление этого донесения.
   Вызов на поединок навлекал на сделавшего его лишение чинов, объявление его "негодным", штраф и конфискацию части имущества. За выход на поединок и обнажение оружия, если продолжению поединка помешали посторонние лица. как дуэлянты, так и секунданты подвергались смертной казни и конфискации имущества. Тождественное по существу правило изложено в артикуле 139 и 140 "Артикула Воинского".
   Борьба Петра Великого с поединками, по-видимому, дала положительные результаты. Д.И. Фонвизин, рассказывая в своем "Чистосердечном признании в делах и помышлениях" о своем отце, говорит, что последний считал вызов на поединок "делом противу чести". "Мы живем под законами, - говорил он, - и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках или шпагах, ибо шпаги и кулаки суть одно, и вызов на дуэль есть ничто иное, как действие буйной молодости".
   Однако с течением времени, с ростом влияния на русскую жизнь иностранцев при Анне Иоанновне и подчинением французской моде при Елизавете Петровне. поединки снова участились и вызвали со стороны Екатерины II в 1787 г. "Манифест о поединках", сохраняющий свою силу до издания Свода Законов 1832 г. и Свода Военный Постановлений 1839 г. Манифест, признавая поединки чужестранным для России насаждением. видит способ борьбы с ним, главным образом, в соответствующих наказаниях за обиды. Вызов и выход на поединок навлекали на виновных, "яко ослушников закону", уплату штрафа ("бесчестия"), суд, "суд, коего они презрели". Обидчик, начавший поединок и обнаживший шпагу, "яко нарушитель мира и спокойствия", подвергался ссылке в Сибирь пожизненно. <...>
   При проектировании в 1859-1861 гг. положения о судах общества офицеров, вошедшего затем в "Положение об охранении воинской дисциплины и взысканиях дисциплинарных" 1863 г., некоторыми войсковыми начальниками было предложено возложить на суды общества офицеров обязанность рассмотрения ссор между офицерами и вопросов о поединках. Но против этого было указано, что неудобно узаконить право на поединок... <...>. Но в 1891 г. возник вопрос о необходимости прекратить, в целях поднятия общего уровня понятия о чести в офицерской среде замечавшиеся иногда случаи оставления в рядах армии офицеров, оскорбивших своих товарищей и не давших им за то должного удовлетворения, а равно и офицеров, потерпевших такое оскорбление и не позаботившихся принять соответствующие меры к восстановлению своей чести. <...>
   В согласии с этими началами последовал 20 мая 1894 г. приказ по военному ведомству N118, содержавший "Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде", вошедшие при 4-ом издании устава дисциплинарного 1913 г. в 4-ю его главу в ст. 130, 174-177.
   Содержание этих правил в современной их редакции заключается в следующем. О всяком оскорблении, нанесенном или полученном офицером, начальник части передает на рассмотрение суда общества офицеров... Суд части может постановить: 1)если признает примирение согласным с достоинством офицера и с традициями части, - о примирении поссорившихся, или 2) если находит, что поединок является единственным средством удовлетворить оскорбленную честь офицера, - о необходимости поединка. Если, по объявлении решения суда чести о необходимости поединка, кто-либо из поссорившихся офицеров откажется от вызова на поединок или не примет мер к получению удовлетворения путем поединка, то, в случае не подачи им самим прошения об отставке, начальник части по истечении 2-недельного срока входит с представлением об увольнении такого офицера от службы без прошения. <...>
   По данным, собранным генералом Микулиным о поединках с 1894 г. по 1910 г., участвовало в поединках на основании закона 1894 г.: генералов - 4; штаб-офицеров - 14, капитанов и штабс-капитанов - 187, поручиков, подпоручиков и прапорщиков -367, гражданских лиц - 72. <...>
  

Драгомиров М.И.

Дуэли

   <...>
  
  

I.

   Дуэль, как и война, - дело волевое, и никакие доводы разума их опрокинуть не могут, ибо у воли своя логика, которой разум не в состоянии понять и потому отрицает. Это его свойство: чего он не понимает, то отрицает. А между тем все восстающие против дуэли, подумавши немного и, главное, беспристрастно, должны признать, что они сами могут быть поставлены в такое положение, что запросят дуэли: человек оскорбил мою родину, мой полк, мою мать, мою сестру, жену, дочь. Что тут мыслимо, кроме дуэли? Это действительно вопросы чести и притом большею частью такие, которых формально суд разрешить не может, ибо, первое, в закон и подходящих статей не найдете, а второе, что бывают дела, из-за которых человек скорее пойдет на смерть, нежели на огласку. И с этой точки зрения (но только с этой) разрешение дуэлей я признаю величайшей милостью, ибо оно дает право на смертельную расправу в тех случаях, когда иной и быть не может.
   В жизни безусловных норм нет; не мешает помнить, что сам провозгласивший норму "не убий", спустившись в Синая, не только разбил скрижали, на которых она была начертана, но и совершил избиение, да не единоличное, а массовое, в три тысячи человек. Вот вам и " не убий".
   Но совсем другое дело выходит, если дуэль считают разумною и даже необходимою из-за резкого слова, иногда дерзкого взгляда или, наконец, хотя бы и из-за ... рукоприкладства.
   В этих случаях прибегать к дуэли, конечно, странно. Один учинит другому рукоприкладство в пьяном виде или, что то же, в состоянии острого помешательства. Неужели требовать от него кровавого удовлетворения за оскорбление, которого он и сам не помнит? Такого скорого на руку во хмелю человека в полку держать нельзя, но вызывать! Просто даже смешно об этом говорить. Особенно вспомнив, что ведь, неизвестно еще, его ли ухлопают, или он ухлопает. С равным основание можно глубокомысленно и докторально утверждать, что следует временно помешанного, когда он выздоровеет, за то, что в припадке безумия он кого-нибудь задушил.
   Может быть, скажут, что рукоприкладство случается иногда и в трезвом виде: да, случается; но оно у нас имеет свою историю и в громадной массе народа не считается бесчестием; и этот взгляд разделили такие высокие представители народного духа, как, например, Суворов. Известно, что он на своем веку получил три пощечины, но на дуэль не вызывал, и даже потом при встрече с давшим их Нащокиным бегал от него, приговаривая: " я его боюсь, он дерется".
   Может быть скажут, что он себя не уважал. Нет, уважал, и очень, и истинного понимания личного достоинства ему было не занимать стать. Известна легенда, как под Очаковым, на одном военном совете Потемкин потребовал себе необходимую вазу. Денщик, притворив дверь, показал ее. "Что ты, дурак, там торчишь, подавай сюда!" Подали. Когда светлейший изволил отлиться, при всех, Суворов позвал денщика к себе и последовал примеру светлейшего; значит, за оскорбления действительные он сдачи умел давать; да не равному, а старшему; да еще временщику. Есть и другая легенда, еще более внушительная об умении Суворова ставить светлейшего на должное место; но, к сожалению, она не поддается инословию, которое ее сделало бы удобною для печати.
   Что же, умалили ли пощечины Суворова? Не остался ли он и после них, и не отомстивши за них, тем же Суворовым? Не даром сказано, что действительно храбрый презирает дуэль.
   Такого же отношения к поединкам держались и древние; Цезарь, вызванный Марком Антонием, Метелл Серторием отвечали совершенно просто: "мне жить еще не надоело". Непристойные ругательства Цицерона в полном присутствии сената, против Антония, которого он обвиняет, между прочим в том, что он пьяный бегал нагишом , вызвали реплику другого сенатора, обругавшего в свою очередь Цицерона и закончившего тем, что если Цицерон носит длинную тогу, то это для прикрытия своих отвратительных ног (Герцог. "Об исторической чести").
   В древности не было дуэлей, а единоборства, которые собственно представляли только эпизод сражений: разница и существенная в том, что это заменяло столкновение масс, и личной вражды между противниками не было. Одним словом, была честь города, нации, за которую и стоял индивидуум даже до смерти; но его личного понятия о чести, в рыцарском смысле, не было. Вспомним еще: "бей, но выслушай" Фемистокла.
   Склад понятий нашего народа тот же, что у древних; и к нему следовало бы платоническим обожателям дуэлей отнестись может быть несколько более внимательно, нежели к тому, что написано не в иностранных книжках, возникших под влиянием понятий и обычаев, нам совершенно чуждых.
   Прав совершенно г. Новиков, что в нашем языке нет даже слов для выражения понятия point d'honneur; но я иду далее: у нас нет и слова, точно выражающее понятие honneur. Основной смысл нашего слова честь есть собственно почесть. Говорят: "отдать честь", "по отцу и сыну честь", "честь нам и слава". Честный человек по нашему, вовсе не значит un homme d'honneur, а скорее un homme vetueux.
   Рыцарства у нас не было, не могло, следовательно, возникнуть той индивидуальной щепетильности, которая из-за косого взгляда, из-за неосторожного слова ведет к бреттерству. У нас эта щепетильность является товаром привозным, обезьянством с Европы.
   Вся наша беда в том, что мы до сих пор считаем себя перед Европой малолетками и как малолетки, всегда стараемся подражать старшим. Подражаем, конечно, по обычаю малолетков, поверхностно, т.е. не в чем-нибудь стоящем, духовном, а в belles manieres и тому подобных пустяках. В Европе дерутся на дуэли, как не дерутся и нам? Если бы в Европе было в ходу рукоприкладство, невступно и у нас оно получило бы право гражданства и убежденных апологетов. Полное отсутствие самостоятельности, дурное понятое личное достоинство, не больше; да еще на подкладке трусости перед тем, чтобы не сочли трусом.
   Пора быть самими собой. Если я кого обидел и действительно себя уважаю, я первый должен извиниться именно в силу и меру этого самоуважения; в этом, полагаю, гораздо более сознания подлинного личного достоинства, нежели в том, чтобы, сделав глупость, а иногда и мерзость, упереться на ней ослиным обычаем.
  

II.

  
   Некоторые думают, что дуэлями можно уменьшить рукоприкладство: большая ошибка, объяснимая невниманием к тому, откуда у нас рукоприкладство идет. У многих из нас в крови и въелось в натуру путем вековой практики; следовательно, может и выпариться не иначе, как путем такого же векового отсутствия такой практики, но, конечно, не может исчезнуть в какие-нибудь не то 30, 40, а и сто лет.
   По Библии кары за преступления идут до седьмого колена; смею думать, что в иных случаях они тянутся дольше.
   Рукоприкладство - одна из отрыжек крепостного права. Те, которые так теперь возмущаются проявлениями рукоприкладства, пусть не забудут, что их деды, а у старших поколений и отцы, практиковали его в широких размерах не только над крестьянами, а иногда, нечего греха таить, и между собою. Были исключения, но только исключения.
   Общеизвестная истина, что рабство развращает не одного раба, а и рабовладельца; только последнее во много раз больше. Кто скор на руку с низшими, усваивает эту привычку вообще и, если его раздразнят, не задумается применить ее и с равным.
   Отсюда изящные 18-летние девицы, приказывающие выгладить горячим утюгом спину горничной за недостаточно художественно выглаженное платье; гг. Пеночкины и другие ему подобные герои Тургенева; и как венец всего, Грибоедовский "Нестор негодяев знатных".
   "Усердствуя они, в часы вина и драки, и честь, и жизнь его не раз спасали; вдруг - на них он выменял борзые две собаки".
   Значит, этот Икс заушал и был заушаем; дело взаимное, и между высоко благородными людьми, ибо был он не только знатный, но даже Нестор между знатными. <...>
   Повторяем, такие застарелые, вековые язвы может излечить только время, и очень не короткое. А мы воображаем, что одно-другое мероприятие, и это исчезнет по щучьему велению.
   Стоит только по правилам "кодекса выработанного и освещенного опытом запада", ухлопать в год десятка два-три подпоручиков и дело в шляпе: возникнут belles manieres, утонченное, чувствительное как вскрытый нарыв, чувство собственного достоинства, благородное обращение... Все было бы смешно, когда бы не было так грустно. Ведь подпоручики-то пригодились бы для дела, ведь никто не знает, каких ухлопают - может быть будущего Лермонтова или Суворова; ведь гибнут большей частью не худшие, а лучшие.
   "Ах, помилуйте! Что скажет Европа?" Да пусть ее говорит что хочет. Ведь она не интересуется тем, что скажет Россия, даже тогда, когда делает подлинные, заправские мерзости; так что нам интересоваться тем, что скажет она в деле разумном и чистом. Потщимся же быть самими собой.
   <...>
   В избе развелись клопы и тараканы; первые язвят да и воняют здорово; вторые в щи падают и во сне покоя не дают - совсем скверно. Что делать? Одни предлагают сети для вылавливания сказанных насекомых; другие - пистолеты, чтобы их перестрелять; третьи, наконец, заметив, что в чисто содержимых избах не водятся, говорят; и не переловите вы их, и не перестреляете, пока у вас будет грязно, а заведите чистоту - сами переведутся. Да не ту чистоту, что раз вымели и побелили, а потом и забыли, а настойчивую . непрерывную, блюдомую изо дня в день; да и сами в баню наведывайтесь почаще - тогда и не будет ничего прочего". <...>
   Преследуйте настойчиво и неуклонно рукоприкладство к солдатским физиономиям (это то же, что в избе чистота ), выйдет оно из моды в применении и к иным физиономиям. <...>
   Великая Россиянка немецкого происхождения в 1787 году объявила, что поединки не могут быть допущены ни в одном благоустроенном обществе и тем более у нас, так как "они не суть от предков полученные, но... чужие". Она понимала, значит, то, чего некоторые прирожденные российские россияне в толк взять никак не могут. Правда она была Великая; и, как таковая, читала в книге народного духа, а не в чужеземных бумажных книжках; работала, как Сама сказала Дидро, не на бумаге, а на человеческой коже, которая совсем по иному восприимчива и раздражительна, нежели бумага ... Бумага все терпит...; но кожа человеческая -нет, не все.
  

III.

  
   В прошлом письме я объяснил стремление некоторых к разводке у нас дуэльного микроба неосмысленным подражанием западу. Истина этого объяснения подтверждается тем, что характер подражательности в этом деле выдерживается до конца.
   Что отличает обыкновенно подражающего? Именно то, что он всегда отстает от своего оригинала и преусердно упорствует даже тогда, когда оригинал уже бросает свою повадку. Так и тут: на Западе дуэли если не совершенно еще вышли из обычая, то сильно к этому клонятся, а наши поклонники дуэлей тут-то и усиливаются восстановить их во всей средневековой чистоте; чуть не до требований, чтобы дрались не только сами противники, но и их секунданты. <...>
  

IV.

  
   Что с умовой точки дуэль представляет очевидный абсурд в благоустроенном Государстве, особенно в таком, где по принципу смертная казнь упразднена, кажется, не требуется пространных доказательств. Не логично предоставлять индивидууму право жизни и смерти над себе подобным там, где от этого права отказалась сама Государственная Власть. Не логично предоставлять его даже и там, где она от него не отказалась, ибо в смертной казни по суду мотив личной мести отсутствует, между тем как во всякой дуэли он всегда составляет основную подкладку. Наконец, не логично и вообще, при каких бы то ни было порядках, кроме, разумеется, первобытно-дикого состояния, признавать за человеком право быть судьей в своем собственном деле.
   Полагаю также, что предоставление офицерскому суду права решать, должен ли я драться на дуэли или нет, есть отрицание именно той самой чести, о которой так хлопочут: ведь честь во мне, а не вне меня; ведь она моя, а не кого-нибудь; и решать о том, поругана она или нет, могу только я, и никто другой, - иначе она не моя. Если же я и решусь посвятить в случившееся со мной столкновение, то опят же по моему выбору, как духовника, а не казенную коллегию. Как бы последняя ни была честна и беспристрастна, она выбрана не мною и право отвода кого-либо из ее членов мне не дано. И поэтому единственное право, которое может быть предоставлено суду общества офицеров, раз это дуэль допускает законом, может быть только одно: налагать свое veto на дуэли по пустяковым случаям. Это, как известно, есть вместе с тем и святейшее право и обязанность секундантов употребить все меры к примирению враждующих, прежде приступа к роковой развязке.
   Первейшим условием допустимости дуэли считается равенство шансов, между тем его почти никогда не бывает: вы холосты, я женат, да иногда Бог наградил и кучей детей на придачу; вы голы как перст, а у меня на руках старуха мать, одинокая сестра и т.д. Какое тут равенство шансов?
   В старое время мерили даже шпаги, чтобы они были равной длины, а это в расчет не принимали ... <...>
  

V.

   Много еще можно сказать по поводу разбираемого вопроса; но я думаю, что и так уже Вам надоел в достаточной мере; и поэтому заключаю моим скромным и ни для кого, конечно, необязательным мнением о приказе 1894 года.
   Кто не знает, из юристов и в особенности из людей, которые не совершенно наивные младенцы в истории, как часто меры, принимавшиеся с известным намерениями, приводили к совершенно не к тем последствиям, которых от них ожидали? Не даром и давно уже сказано, что булыжник, коим вымощен весь ад, именуется благими намерениями. Так случилось и тут: узаконив дуэли, думали поднять уровень понятия о чести в офицерской среде, а в результате подняли только число убийств; случаев рукоприкладства не уничтожили и даже не думаю, чтобы уменьшили. И пусть не говорят, что убийство на дуэли не есть убийство... <...>
   Но это не все. Сколько было уже и теперь случается таких дуэлей, которые состоялись на основании соображений "что скажут"? Ибо, если начальство разрешило дуэли, то значит, оно таковых желает, разрешение в этом случае равносильно приглашению, которое со стороны начальства весьма близко к приказанию: "нельзя же отставать от других; мы тоже благородный полк"!
   <...>
  
  

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Дуэль, как средство восстановления поруганной чести, возможно, явление историческое. Пушу "возможно" только потому, что очень хотелось бы дать право офицерам вызывать на поединок хамоватых и наглых начальников.
   Знаю другое: за честь можно постоять не только с пистолетом в руках. Одного взгляда иногда достаточно, чтобы пресечь надругательство над личностью.
   Но надо честь и личное достоинство офицера воспитывать. А это дается не проповедью о чести, а примером старших и обстановкой в полку.
   Как тут много работы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   См.: Муравьева О.С. Как воспитывали русского дворянина. - М., 1995.
   См.: Российские офицеры. - М., 1995. - Коллективный труд. Авторы: Е. Месснер, С. Вакар, В. Гранитов, С. Каширин, А. Петрашевич, М. Рожченко, В. Цишке, В. Шайдицкий и И. Эйенбаум.
   Военная энциклопедия. Под ред. В.Ф. Новицкого, -т. 18 - СП б., I9II.- с. 508-514.
   Драгомиров М.И. Дуэли (письмо М.И.Драгомирова к редактору журнала "Разведчик" В.А.Березовскому ) - Разведчик .- 1899 .- N .- с. 3-8.
   Нестор, - в греч. мифологии царь Пилоса, один из участников Троянской войны. В "Илиаде" изображался старцем, славящимся мудростью и житейским опытом.
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023