ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
"Офицеры шли с поднятой головой"...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:

"Только некоторые офицеры шли с поднятой головой"...

А ведь у каждого был "венец карьеры" и жизни...

0x01 graphic

Вл. Маяковский

ИЗ "ОЧЕРКОВ РУССКОЙ СМУТЫ"

А.Н. Деникин

  
   Действительно, жизнь как будто толкала офицерство на протест в той или другой форме против "существующего строя".
  
   Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство.
  
   Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства -- подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость.
  
   Офицерский корпус с половины 19 века совершенно утратил свой сословно-кастовый характер.
   Со времени введения общеобязательной воинской повинности и обнищания дворянства, военные училища широко распахнули свои двери для "разночинцев" и юношей, вышедших из народа, окончивших гражданские учебные заведения. Таких в армии было большинство.
  
   Мобилизации в свою очередь влили в офицерский состав большое число лиц свободных профессий, принесших с собою новое миросозерцание.
   Наконец, громадная убыль кадрового офицерства заставила командование поступиться несколько требованиями военного воспитания и образования, введя широкое производство в офицеры солдат, как за боевые отличия, так и путем проведения их через школы прапорщиков с низким образовательным цензом.
   ...
  
   Командный состав многих частей растерялся, не решил сразу основной линии своего поведения, и эта двойственность послужила отчасти причиной устранения его влияния и власти.
  
   Войска вышли на улицу без офицеров, слились с толпой и восприняли ее психологию.
  
   Вооруженная толпа, возбужденная до последней степени, опьяненная свободой, подогреваемая уличными ораторами, текла по улицам, сметая баррикады, присоединяя к себе все новые толпы еще колебавшихся...
  
   Беспощадно избивались полицейские отряды.
   Встречавшихся офицеров обезоруживали, иногда убивали.
   Вооруженный народ овладел арсеналом, Петропавловской крепостью, Крестами (тюрьма)...
   ...
  
   В этот решительный день вождей не было, была одна стихия.
  
   В ее грозном течении не виделось тогда ни цели, ни плана, ни лозунгов. Единственным общим выражением настроения был клич: -- Да здравствует свобода!
   ...
  
   Связь между офицерством и солдатами была уже в корне нарушена, дисциплина подорвана, и с тех пор войска петроградского округа до последних своих дней представляли опричнину, тяготевшую своей грубой и темной силой над Временным правительством.
  
   Впоследствии все усилия Гучкова, Корнилова и Ставки повлиять на них или вывести на фронт остались тщетными, встречая резкое сопротивление Совета.
  
   Временами среди войсковых частей вспыхивало вновь сильное брожение, иногда форменный военный бунт.
   Члены Думы разъезжали по казармам успокаивать войска.
  
   Попытка Гучкова совместно с ген. Потаповым и князем Вяэемским водворить порядок в Измайловском полку завершилась печально: измайловцы и петроградцы открыли огонь, кн. Вяземский был смертельно ранен, а спутники его пробились с большим трудом.
  
   По свидетельству Потапова, бывшего председателя военной комиссии, ведавшей внешней обороной Петрограда, к 3-му марта полки пришли в полное расстройство. "Только 176 полк сохранял еще порядок и занял Царскосельский вокзал; Балтийский же и Варшавский вокзалы и впередилежащие позиции, в ожидании подходивших с фронта эшелонов, были заняты почти исключительно офицерскими командами.
  
   Те же офицеры пробивались навстречу направленным войскам и смело среди них разъясняли происходившие события, чем много содействовали общему успеху и предотвратили кровопролитие".
   ...
  
   Офицерство, несомненно, переживало тяжелую драму, став между верностью присяге, недоверием и враждебностью солдат, -- и велением целесообразности.
  
   Часть офицеров, очень небольшая, оказала вооруженное противодействие восстанию и в большинстве погибла, часть уклонилась от фактического участия в событиях, но большая часть в рядах полков, сохранивших относительный порядок, в лице Государственной Думы искала разрешения вопросов мятущейся совести.
  
   Большое собрание офицеров, находившихся в Петрограде, 1 марта вынесло постановление: "Идя рука об руку с народом... признавая, что для победоносного окончания войны необходима скорейшая организация порядка и дружная работа в тылу, единогласно постановили признать власть исполнительного комитета Государственной Думы впредь до созыва Учредительного Собрания".

Приказ N 1

   ...
   1-го марта Советом рабочих и солдатских депутатов был отдан приказ N 1, приведший к переходу фактической военной власти к солдатским комитетам, к выборному началу и смене солдатами начальников, -- приказ, имеющий такую широкую и печальную известность и давший первый и главный толчок к развалу армии.
  
  

Приказ N 1.

   1 марта 1917 года.
   По гарнизону Петроградского округа, всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота -- для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда -- для сведения.
   Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:
   1) Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота -- немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
   2) Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот, -- которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра, 2-го сего марта.
   3) Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.
   4) Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.
   5) Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее, -- должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в каком случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям.
   6) В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане.
   В частности, вставание во фронт и обязательное отдавание чести вне службы отменяется.
   7) Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.
   Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности, обращение к ним на "ты", воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Петроградский Совет
Рабочих и Солдатских Депутатов.

  
   Генерал Монкевиц уверяет, что приказ такого же содержания он читал в 1905 году в Красноярске, изданный советом депутатов 3-го железнодорожного батальона.
  
   Несомненно приказ этот -- штамп социалистической мысли, не поднявшейся до понимания законов бытия армии или, вернее, наоборот -- сознательно ниспровергавшей их.
  
   Редактирование приказа приписывают присяжному поверенному Н. Д. Соколову, который извлек, якобы, образец его из своего архива, как бывший защитник по делу совета 1905 года.
   Генерал Потапов называет имена составителей приказа N 2, дополнявшего первый, в предположении, что та же комиссия редактировала и N 1.
  
   Милюков упоминает о том, будто 4 марта решено было расклеить заявление Керенского и Чхеидзе, что приказ N 1 не исходит от Совета рабочих и солдатских депутатов.
  
   Такое заявление не попало ни в печать, ни на фронт и совершенно не соответствовало бы истине, ибо выпуск приказа Советом не подлежит никакому сомнению и подтверждается его руководителями.
  
   Результаты приказа N 1 отлично были поняты вождями революционной демократии.
  
   Говорят, что Керенский впоследствии патетически заявлял, что отдал бы десять лет жизни, чтобы приказ не был подписан
   ...
  
   Произведенное военными властями расследование "не обнаружило" авторов его. Чхеидзе и прочие столпы Совета рабочих и солдатских депутатов впоследствии отвергали участие свое личное и членов комитета в редактировании приказа.
  
   Пилаты!
   Они умывали руки, отвергая начертание своего же символа веры. Ибо в отчете о секретном заседании правительства, главнокомандующих и исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов 4 мая 1917 года записаны их слова.
  
   Церетелли: "Вам, может быть, был бы понятен приказ N 1, если бы вы знали обстановку, в которой он был издан. Перед нами была неорганизованная толпа, и ее надо было организовать"...
   Скобелев: "Я считаю необходимым разъяснить ту обстановку, при которой был издан приказ N 1. В войсках, которые свергли старый режим, командный состав не присоединился к восставшим и, чтобы лишить его значения, мы были вынуждены издать приказ N 1. У нас была скрытая тревога, как отнесется к революции фронт. Отдаваемые распоряжения внушали опасения. Сегодня мы убедились, что основания для этого были".
  
   Еще более искренним был Иосиф Гольденберг, член Совета рабочих и солдатских депутатов и редактор "Новой Жизни".
   Он говорил французскому писателю Сlаudе Аnet:
  
   "Приказ N 1 -- не ошибка, а необходимость. Его редактировал не Соколов; он является единодушным выражением воли Совета.
   В день, когда мы "сделали революцию", мы поняли, что если не развалить старую армию, она раздавит революцию.
   Мы должны были выбирать между армией и революцией.
   Мы не колебались: мы приняли решение в пользу последней и употребили -- я смело утверждаю это -- надлежащее средство".
  

ПРИКАЗ N2

  
   5 марта Совет рабочих и солдатских депутатов отдал приказ N 2 "в разъяснение и дополнение N 1".
  
   Приказ этот, оставляя в силе все основные положения, установленные 1-м, добавлял:
  
   - приказ N 1 установил комитеты, но не выборное начальство;
   - тем не менее, все произведенные уже выборы офицеров должны остаться в силе;
   - комитеты имеют право возражать против назначения начальников;
   - все петроградские солдаты должны подчиняться политическому руководству исключительно Совета рабочих и солдатских депутатов, а в вопросах, относящихся до военной службы -- военным властям.
  
   Этот приказ, весьма несущественно отличавшийся от 1-го, был уже скреплен председателем военной комиссии Временного правительства...
  
   Генерал Потапов, именовавшийся "председателем военной комиссии Государственной Думы", так говорит о создавшихся взаимоотношениях между Советом рабочих и солдатских депутатов и военным министром:
  
   "6 марта вечером на квартиру Гучкова пришла делегация Совдепа в составе Соколова, Нахамкеса и Филипповского (ст. лейтенант), Скобелева, Гвоздева, солдат Падергина и Кудрявцева (инженера) по вопросу о реформах в армии... Происходившее заседание было очень бурным. Требования делегации Гучков признал для себя невозможными и несколько раз выходил, заявляя о сложении с себя звания министра. С его уходом я принимал председательствование, вырабатывались соглашения, снова приглашался Гучков, и заседание закончилось воззванием, которое было подписано: от совдепа -- Скобелевым, от комитета Государственной Думы -- мною и от правительства -- Гучковым. Воззвание аннулировало приказы N 1 и N 2, но военный министр дал обещание проведения в армии более реальных, чем он предполагал, реформ по введению новых правил взаимоотношений командного состава и солдат".
  
   Эти реформы должна была провести комиссия генерала Поливанова.
  
   Единственным компетентным военным человеком в этом своеобразном "военном совете" являлся генерал Потапов, который и должен нести свою долю нравственной ответственности за "более реальные реформы"...
  
   В действительности же, воззвание, опубликованное в газетах 8 марта, вовсе не аннулировало приказов N 1 и N 2, а лишь разъяснило, что они относятся только к войскам Петроградского военного округа.
  
   "Что же касается армий фронта, то военный министр обещал незамедлительно выработать, в согласии с Исполнительным комитетом совета рабочих и солдатских депутатов, новые правила отношений солдат и командного состава".
  
   Как приказ N 2, так и это воззвание не получили никакого распространения в войсках, и ни в малейшей степени не повлияли на ход событий, вызванных к жизни приказом N 1.
  
   Быстрое и повсеместное, по всему фронту и тылу, распространение приказа N 1 обусловливалось тем обстоятельством, что идеи, проведенные в нем, зрели и культивировались много лет -- одинаково в подпольях Петрограда и Владивостока, как заученные прописи проповедовались всеми местными армейскими демагогами, всеми наводнившими фронт делегатами, снабженными печатью неприкосновенности от Совета рабочих и солдатских депутатов.
  
   Были и такие факты: в самом начале революции, когда еще никакие советские приказы не проникли на Румынский фронт, командующий 6-ой армией генерал Цуриков, по требованию местных демагогов, ввел у себя комитеты, и даже пространной телеграммой, заключавшей доказательства пользы нововведения, сообщил об этом и нам -- командирам корпусов чужой армии.
  
   С другой стороны, некоторые солдатские организации отнеслись отрицательно к приказу, считая его провокацией.
   Так, нижегородский совет солдатских депутатов 4 марта постановил не принимать к исполнению полученную "прокламацию", и призвать войска "повиноваться Временному правительству, его органам и командному составу".
  
  -- * *
  --
   Мало-помалу, солдатская масса зашевелилась.
  
   Началось с тылов, всегда более развращенных, чем строевые части; среди военной полуинтеллигенции -- писарей, фельдшеров, в технических командах.
  
   Ко второй половине марта, когда в наших частях только усилились несколько дисциплинарные проступки, командующий 4-ой армией в своей главной квартире ожидал с часу на час, что его арестуют распущенные нестроевые банды...
  
   Прислали, наконец, текст присяги "на верность службы Российскому государству".
   Идея верховной власти была выражена словами:
  
   "...Обязуюсь повиноваться Временному правительству, ныне возглавляющему российское государство, впредь до установления воли народа при посредстве Учредительного собрания".
  
   Приведение войск к присяге повсюду прошло спокойно, но идиллических ожиданий начальников не оправдало: ни подъема, ни успокоения в смятенные умы не внесло.
  
   Могу отметить лишь два характерных эпизода.
   Командир одного из корпусов на Румынском фронте во время церемонии присяги умер от разрыва сердца. Граф Келлер заявил, что приводить к присяге свой корпус не станет, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определенным лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты...
   Князь Репнин 20 века после судебной волокиты ушел на покой, и до самой смерти своей не одел машкеры...
  
   Было ли действительно принесение присяги машкерой?
   Думаю, что для многих лиц, которые не считали присягу простой формальностью -- далеко не одних монархистов -- это, во всяком случае, была большая внутренняя драма, тяжело переживаемая; это была тяжелая жертва, приносимая во спасение Родины и для сохранения армии...
  
   В половине марта я был вызван на совещание к командующему 4-ой армией, генералу Рагозе. Участвовали генералы Гаврилов, Сычевский и начальник штаба Юнаков. Отсутствовал граф Келлер, не признавший новой власти.
  
   Нам прочли длинную телеграмму генерала Алексеева, полную беспросветного пессимизма, о начинающейся дезорганизации правительственного аппарата и развале армии; демагогическая деятельность Совета рабочих и солдатских депутатов, тяготевшего над волей и совестью Временного правительства; полное бессилие последнего; вмешательство обоих органов в управление армией.
  
   В качестве противодействующего средства против развала армии намечалась... посылка государственно мыслящих делегатов из состава Думы и Совета рабочих и солдатских депутатов на фронт для убеждения...
  
   На всех телеграмма произвела одинаковое впечатление:
   Ставка выпустила из своих рук управление армией.
  

0x01 graphic

   Между тем, грозный окрик верховного командования, поддержанный сохранившей в первые две недели дисциплину и повиновение армией, быть может, мог поставить на место переоценивавший свое значение Совет, не допустить "демократизации" армии и оказать соответственное давление на весь ход политических событий, не нося характера ни контрреволюции, ни военной диктатуры.
  
   Лояльность командного состава и полное отсутствие с его стороны активного противодействия разрушительной политике Петрограда, превзошли все ожидания революционной демократии.
  
   Корниловское выступление запоздало...
  
   Мы составили сообща ответную телеграмму, предлагая решительные меры против чужого вмешательства в военное управление.
  
   В штабе я ознакомился с телеграммами Родзянко и Алексеева главнокомандующим, и от них -- государю.
   Как известно, все главнокомандующие присоединились к просьбе Родзянко.
  
   Но Западный фронт долго задерживал ответ; Румынский также долго уклонялся от прямого ответа, и все добивался по аппарату у соседних штабов, какой ответ дали другие. Наконец, от Румынского фронта послана была телеграмма, в первой части которой высказывалось глубокое возмущение "дерзким предложением председателя Государственной Думы", а во второй, принимая во внимание сложившуюся обстановку, как единственный выход, указывалось принятие предложения...
  
   18 марта я получил приказание немедленно отправиться в Петроград к военному министру.
   Быстро собравшись, я выехал в ту же ночь, и, пользуясь сложной комбинацией повозок, автомобилей и железных дорог, на 6-ой день прибыл в столицу.
  
   По пути, проезжая через штабы Лечицкого, Каледина, Брусилова, встречая много лиц военных и причастных к армии, я слышал все одни и те же горькие жалобы, все одну и ту же просьбу:
   -- Скажите им, что они губят армию...
  
   Телеграмма не давала никакого намека на цель моего вызова.
   Полная, волнующая неизвестность, всевозможные догадки и предположения.
  
   Только в Киеве слова пробегавшего мимо газетчика поразили меня своей полной неожиданностью:
   -- Последние новости... Назначение генерала Деникина начальником штаба Верховного главнокомандующего...
   ***
  
   Одновременно с подготовкой к наступлению, в армии шли реформы и так называемая "демократизация".
  
   На всех этих явлениях необходимо остановиться теперь же, так как они предрешили как исход летнего наступления, так и конечные судьбы армии.
  
   Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов -- операция, получившая в военной среде трагишутливое название "избиения младенцев".
  
   Началось с разговора военного министра Гучкова и дежурного генерала Ставки Кондзеровского.
   По желанию Гучкова, Кондзеровский, на основании имевшегося материала, составил список старших начальников с краткими аттестационными отметками. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для "избиения".
  
   В течение нескольких недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий.
  
   Гучков приводит такие мотивы этого мероприятия:
  
   "В военном ведомстве давно свили себе гнездо злые силы -- протекционизма и угодничества.
   С трибуны Государственной Думы я еще задолго до войны указывал, что нас ждут неудачи, если мы не примем героических мер... для изменения нашего командного состава...
   Наши опасения, к несчастью, оправдались. Когда произошла катастрофа на Карпатах, я снова сделал попытку убедить власть сделать необходимое, но вместо этого меня взяли под подозрение...
   Нашей очередной задачей (с началом революции) было дать дорогу талантам. Среди нашего командного состава было много честных людей, но многие из них были неспособны проникнуться новыми формами отношений, и в течение короткого времени в командном составе нашей армии было произведено столько перемен, каких не было, кажется, никогда ни в одной армии...
   Я сознавал, что в данном случае милосердия быть не может, и я был безжалостен по отношению к тем, которых я считал неподходящими. Конечно, я мог ошибаться.
   Ошибок, может быть, было даже десятки, но я советовался с людьми знающими, и принимал решения лишь тогда, когда чувствовал, что они совпадают с общим настроением. Во всяком случае, все, что есть даровитого в командном составе, выдвинуто нами.
   С иерархией я не считался. Есть люди, которые начали войну полковыми командирами, а сейчас командуют армиями...
   Этим мы достигли не только улучшения, но и другого, не менее важного: провозглашение лозунга "дорогу таланту"... вселило в души всех радостное чувство, заставило людей работать с порывом, вдохновенно"...
  
   Гучков был прав, в том отношении, что армия наша страдала и протекционизмом, и угодничеством; что командный состав ее комплектовался не из лучших элементов, и в общем далеко не всегда был на высоте своего положения.
  
   Что "чистка" являлась необходимой, и по мотивам принципиальным, и по практическим соображениям: многое сокровенное после "свобод" стало явным, дискредитируя и лиц, и символ власти.
  
   Но, несомненно, также, что принятый порядок оценки боевой пригодности старшего генералитета, отражавший -- не всегда беспристрастные -- мнения, заключал в себе элементы случайности и субъективности.
  
   Ошибки были, несомненно.
   В список попали и средние начальники, не выделявшиеся ни в ту, ни в другую сторону, каких большинство во всех армиях; попали и некоторые достойные генералы.
  
   Я должен, однако, признать, что многие из уволенных вряд ли представляли особенную ценность для армии.
   Среди них были имена одиозные и анекдотические, державшиеся только благодаря инертности и попустительству власти.
   Я помню, как потом по разным поводам генералу Алексееву вместе со мной, приходилось перебирать списки старших чинов резерва, в поисках свободных генералов, могущих получить то или иное серьезное назначение, или ответственное поручение.
  
   Поиски обыкновенно были очень нелегки: хорошие генералы -- обиженные увольнением или потрясенные событиями -- отказывались, прочие были неподходящими. В частности, когда явилась надобность послать нечто вроде военно-сенаторской ревизии на Кавказ, то из огромных списков извлекли всего две фамилии: одна принадлежала генералу, рапортовавшемуся больным, другая... была немецкой.
   Ревизия не состоялась.
  
   Помню и такой эпизод: когда в вагоне Гучкова обсуждалось раз замещение какой-то открывшейся вакансии, в его списках нашли имена 2-3 генералов -- ранее не особенно двигавшихся по службе -- ныне же отмеченных решительно во всех графах выдающимися.
  
   *
  
   Что же дали столь грандиозные перемены армии?
   Улучшился ли действительно в серьезной степени командный состав?
   Думаю, что цель эта достигнута не была.
  
   На сцену появились люди новые, выдвинутые установившимся правом избирать себе помощников -- не без участия прежних наших знакомых -- свойства дружбы и новых связей.
  
   Разве революция могла переродить или исправить людей?
   Разве механическая отсортировка могла вытравить из военного обихода систему, долгие годы ослаблявшую импульс к работе и самоусовершенствованию?
  
   Быть может, выдвинулось несколько единичных "талантов", но наряду с ними, двинулись вверх десятки, сотни людей случая, а не знания и энергии.
  
   Эта случайность назначений усилилась впоследствии еще больше, когда Керенский отменил на все время войны, как все существовавшие ранее цензы, так и соответствие чина должности при назначениях (июнь), в том числе, конечно, и ценз знания и опыта.
  
   Передо мною лежит список старших чинов русской армии к середине мая 1917 г., т.е., как раз к тому времени, когда гучковская "чистка" была окончена.
   Здесь -- Верховный главнокомандующий, главнокомандующие фронтами, командующие армиями и флотами и их начальники штабов. Всего 45 лиц. Мозг, душа и воля армии!
  
   Трудно оценивать их боевые способности соответственно их последним должностям, ибо стратегия и вообще военная наука в 1917 году потеряла, в значительной степени, свое применение, став в подчиненную рабскую зависимость от солдатской стихии.
  
   Но мне прекрасно известна деятельность этих лиц по борьбе с "демократизацией", т. е., развалом армии.
  
   ***
  
   Таковы результаты реформы наверху военной иерархии, где люди находились на виду, где деятельность их привлекала к себе критическое внимание не только власти, но и военной и общественной среды.
  
   Думаю, что не лучше обстояло дело на низших ступенях иерархии.
  
   Но если вопрос о справедливости мероприятия может считаться спорным, то лично для меня не возникает никакого сомнения, в крайней нецелесообразности его.
  
   Массовое увольнение начальников окончательно подорвало веру в командный состав, и дало внешнее оправдание комитетскому и солдатскому произволу, и насилию над отдельными представителями командования.
  
   Необычайные перетасовки и перемещения оторвали большое количество лиц от своих частей, где они, быть может, пользовались, приобретенными боевыми заслугами, уважением и влиянием; переносили их в новую, незнакомую среду, где для приобретения этого влияния требовалось и время, и трудная работа в обстановке, в корне изменившейся.
   Если к этому прибавить продолжавшееся в пехоте формирование третьих дивизий, вызвавшее в свою очередь, очень большую перетасовку командного состава, то станет понятным тот хаос, который воцарился в армии.
  
   Такой хрупкий аппарат, каким была армия в дни войны и революции, мог держаться только по инерции, и не допускал никаких новых потрясений.
  
   Допустимо было только изъять безусловно вредный элемент, в корне изменить систему назначений, открыв дорогу достойным, и предоставить затем вопрос естественному его течению, во всяком случае без излишнего подчеркивания, и не делая его программным.
  

0x01 graphic

В. Маяковский: Сказка о дезертире

  
   Кроме удаленных этим путем начальников ушло добровольно несколько генералов, не сумевших помириться с новым режимом, в том числе Лечицкий и Мищенко, и много командиров, изгнанных в революционном порядке -- прямым или косвенным воздействием комитетов или солдатской массы.
   К числу последних принадлежал и адмирал Колчак.
  
   Перемены шли и в дальнейшем, исходя из различных, иногда прямо противоположных взглядов на систему ведения армии, нося поэтому необыкновенно сумбурный характер, и не допуская отслоения определенного типа командного состава.
  
   Алексеев уволил главнокомандующего Рузского и командующего армией Радко-Дмитриева, за слабость военной власти и оппортунизм.
   Он съездил на Северный фронт и, вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, деликатно поставил вопрос об их "переутомлении".
   Так эти отставки и были восприняты тогда обществом и армией. По таким же мотивам Брусилов уволил Юденича.
  
   Я уволил командующего армией (Квецинского) -- за подчинение его воли и власти дезорганизующей деятельности комитетов, в области "демократизации" армии.
  
   Керенский уволил Верховного главнокомандующего Алексеева, главнокомандующих Гурко и Драгомирова, за сильную оппозицию "демократизации" армии; по мотивам прямо противоположным уволил и Брусилова -- чистейшего оппортуниста.
  
   Брусилов уволил командующего 8 армией генерала Каледина -- впоследствии чтимого всеми Донского атамана -- за то, что тот "потерял сердце" и не пошел навстречу "демократизации".
   И сделал это, в отношении имевшего большие боевые заслуги генерала, в грубой и обидной форме, сначала предложив ему другую армию, потом возбудив вопрос об удалении.
   "Вся моя служба -- писал мне тогда Каледин -- дает мне право, чтобы со мной не обращались, как с затычкой различных дыр и положений, не осведомляясь о моем взгляде".
  
   Генерал Ванновский, смещенный с корпуса командующим армией Квецинским по несогласию на приоритет армейского комитета, немедленно вслед за этим получает, по инициативе Ставки, высшее назначение -- армию на Юго-западном фронте.
  
   Генерал Корнилов, отказавшийся от должности главнокомандующего войсками петроградского округа, "не считая возможным для себя быть невольным свидетелем и участником разрушения армии...
  
   Советом рабочих и солдатских депутатов", назначается потом главнокомандующим фронтом, и Верховным главнокомандующим.
  
   Меня Керенский отстраняет от должности начальника штаба Верховного главнокомандующего, по несоответствию видам правительства, и за явное несочувствие его мероприятиям, и тотчас же допускает к занятию высокого поста главнокомандующего Западным фронтом.
  
   Были и обратные явления: Верховный главнокомандующий, генерал Алексеев, долго и тщетно делал попытки сместить, стоявшего во главе Балтийского флота, выборного командующего, адмирала Максимова, находившегося всецело в руках мятежного исполнительного комитета Балтийского флота.
  
   Необходимо было фактическое изъятие из окружающей среды этого принесшего огромный вред командующего, так как комитет его не выпускал, и Максимов на все предписания прибыть в Ставку отвечал отказом, ссылаясь на критическое положение флота...
  
   Только в начале июня Брусилову удалось избавить от него флот, ценою... назначения начальником морского штаба Верховного главнокомандующего!..
  
   И много еще можно было бы привести примеров невероятных контрастов в идейном руководстве армией, вызванных столкновением двух противоположных сил, двух мировоззрений, двух идеологий.
  
   * * *
  
   Я уже говорил раньше, что весь командующий генералитет был совершенно лоялен, в отношении Временного правительства.
  
   Сам позднейший "мятежник" -- генерал Корнилов говорил когда-то собранию офицеров:
  
   "Старое рухнуло! Народ строит новое здание свободы, и задача народной армии -- всемерно поддержать новое правительство в его трудной, созидательной работе"...
  
   Командный состав, если и интересовался вопросами общей политики и социалистическими опытами коалиционных правительств, то не более, чем все культурные русские люди, не считая ни своим правом, ни обязанностью привлечение войск к разрешению социальных проблем.
   Только бы сохранить армию и то направление внешней политики, которое способствовало победе.
  
   Такая связь командного элемента с правительством -- сначала "по любви", потом "из расчета" -- сохранилась вплоть до общего июньского наступления армии, пока еще теплилась маленькая надежда на перелом армейских настроений, так грубо разрушенная действительностью.
   После наступления и командный состав несколько поколебался...
  
   Я скажу более: весь старший командный состав армии совершенно одинаково считал ту "демократизацию армии", которую проводило правительство, недопустимой.
  
   И если в таблице (в данном случае нет - А.К.), приведенной мною выше, мы встретили 65% начальников, не оказавших достаточно сильного протеста против "демократизации" (разложения армии), то это зависело от совершенно других причин: одни делали это по тактическим соображениям, считая, что армия отравлена, и ее надо лечить такими рискованными противоядиями, другие -- исключительно из-за карьерных побуждений.
  
   Я говорю не предположительно, а исходя из знания среды и лиц, со многими из которых вел откровенную беседу по этим вопросам.
  
   Генералы, широко образованные и с большим опытом, не могли, конечно, проводить искренно и научно такие "военные" взгляды, как например: Клембовский, предлагавший поставить во главе фронта триумвират из главнокомандующего, комиссара и выборного солдата; Квецинский -- "снабдить армейские комитеты особыми полномочиями от военного министра, и Центральнаго комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, дающими им право действовать от имени комитета". Вирановский, предлагавший весь командный состав обратить в "технических советников", передав всю власть комиссарам и комитетам!"...
  
   Керенский в своей книге рассказывает про "разгром Юго-западного фронта", который начался, якобы, "как только генерал Корнилов перевел туда Деникина и Маркова. Там началось генеральное уничтожение всех командующих, сочувственно относившихся к войсковым организациям"...
  
   Это не вполне точно: я на Юго-западном фронте удалил только одного генерала Вирановского, желая в армии иметь полководцев, а не "технических советников".
  
   Этот эпизод вызвал ряд "обличительных" телеграмм правительству комиссаров Гобечио и Иорданского, грозное постановление исполнительного комитета Юго-западного фронта, и по совокупности "явно отрицательного отношения моего к выборным войсковым организациям" (последнее вполне справедливо) -- требование, предъявленное Корнилову управляющим военным министерством Савинковым и верховным комиссаром Филоненко о моем отчислении...
  
   Как все это странно.
  
   Передо мною интересный документ, характеризующий тот сумбур, который должен был происходить в умах солдат и войсковых организаций: письмо от 30 июня генерала Духонина, бывшего начальником штаба Юго-западного фронта, к генералу Корнилову -- тогда командующему 8-ой армией:
  
   "Милостивый Государь, Лавр Георгиевич! Главнокомандующий по долгу службы, приказал сообщить Вам ниже следующие сведения, о деятельности командира 2-го гвардейского корпуса, генерала Вирановского, и штаба этого корпуса, полученные от войсковых организаций, и относящиеся к двадцатым числам июня сего года.
   В корпусе создалось настроение против наступления. Генерал В., будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой. Ведя собеседование с дивизионными комитетами, генерал В. разъяснял все невыгоды и трудности наступления, выпавшие на долю корпуса, и указывал на то, что ни справа, ни слева, ни сзади никто не поддержит корпус. Чины штаба корпуса вообще удивлялись, как главнокомандующий мог давать такие задачи, неразрешимость которых ясна даже солдатам-делегатам. Штаб корпуса был занят не тем, чтобы изыскать способы выполнить поставленную корпусу трудную задачу, а старался доказать, что эта задача невыполнима".
  
   Бедная революционная демократия!
   Как трудно ей было разбираться в истинной сущности военных вопросов, за разрешение которых она взялась, и отличить "врагов" от "друзей"...
  
   Позднее к тем рубрикам, которые приведены в моей таблице, прибавилась еще одна графа: чистых демагогов, как например Черемисов, Верховский, Вердеревский, Егорьев, Сытин, Бонч-Бруевич, и другие.
  
   Первые три успели выйти кратковременно на верх иерархической лестницы, в период заката Временного правительства, прочие -- нет.
   Но все они, за исключением Вердеревского, как и следовало ожидать, заняли довлеющие им крупные посты в большевистском командовании.
  
   Насколько лоялен был высший командный состав, можно судить по следующему факту: в конце апреля генерал Алексеев, отчаявшись в возможности самому лично остановить правительственные мероприятия, ведущие к разложению армии, перед объявлением знаменитой декларации прав солдата, послал главнокомандующим шифрованный проект, сильного и резкого, коллективного обращения от армии к правительству; обращение указывало на ту пропасть, в которую толкают армию; в случае одобрения проекта обращения, его должны были подписать все старшие чины, до начальников дивизий включительно.
  
   Фронты однако, по разным причинам, отнеслись отрицательно к этому способу воздействия на правительство.
  
   А временный главнокомандующий Румынским фронтом, генерал Рагоза -- позднее украинский военный министр у гетмана -- ответил, что видимо, русскому народу Господь Бог судил погибнуть, и потому не стоит бороться против судьбы, а, осенив себя крестным знамением, терпеливо ожидать ее решения!..
   Это -- буквальный смысл его телеграммы.
  
   Таковы были настроения и нестроения на верхах армии.
  
   Что касается категории начальников, неуклонно боровшихся против развала армии, то многие из них, независимо от большей или меньшей веры в успех своей работы, независимо от ударов судьбы, шаг за шагом разрушавшей надежды и иллюзии, независимо даже от предвидения некоторыми того темного будущего, которое уже давало знать о своем приближении тлетворным дыханием разложения, -- шли по тернистому пути, против течения, считая, что это их долг перед своим народом.
  
   Шли с поднятой головой, встречая непонимание, клевету и дикую ненависть, до тех пор, пока хватало сил и жизни.
  
   *

Декларация прав солдата

   Печальной памяти закон, вышедший из поливановской комиссии и известный под именем "декларации прав солдата", утвержден Керенским 9 мая.
  

Приказ по армии и фронту

   Приказываю ввести в жизнь армии и флота следующие, согласованные с п. 2 декларации Временного правительства от 7 марта с. г., положения об основных правах военнослужащих:
  
   1) Все военнослужащие пользуются всеми правами граждан. Но при этом каждый военнослужащий обязан строго согласовать свое поведение с требованиями военной службы и воинской дисциплины.
   2) Каждый военнослужащий имеет право быть членом любой политической, национальной, религиозной, экономической или профессиональной организации, общества или союза.
   3) Каждый военнослужащий, во внеслужебное время, имеет право свободно и открыто высказывать устно, письменно или печатно, свои политические, религиозные, социальные и прочие взгляды.
   4) Все военнослужащие пользуются свободой совести, а потому никто не может быть преследуем за исповедуемое им верование, и принуждаем к присутствию при богослужениях, и совершении религиозных обрядов какого-либо вероисповедания. Участие в общей молитве необязательно.
   5) Все военнослужащие, в отношении своей переписки, подчиняются правилам, общим для всех граждан.
   6) Все без исключения печатные издания (периодические или непериодические) должны беспрепятственно передаваться адресатам.
   7) Всем военнослужащим предоставляется право ношения гражданского платья вне службы; но военная форма остается обязательною во всякое время для всех военнослужащих, находящихся в действующей армии и в военных округах, расположенных на театре военных действий.
   Право разрешать ношение гражданского платья военнослужащим в некоторых крупных городах, находящихся на театре военных действий, предоставляется главнокомандующим армиями фронтов, или командующим флотами. Смешанная форма ни в каком случае не допускается.
   8) Взаимоотношения военнослужащих должны основываться при строгом соблюдении воинской дисциплины, на чувстве достоинства граждан свободной России, и на взаимном доверии, уважении и вежливости.
   9) Особые выражения, употребляющиеся как обязательные для ответов одиночных людей и команд вне строя и в строю, как, например, "так точно", "никак нет", "не могу знать", "рады стараться", "здравия желаем", "покорно благодарю" и т. п. заменяются общеупотребительными: "да", "нет", "не знаю", "постараемся", "здравствуйте" и т. п.
   10) Назначение солдат в денщики отменяется. Как исключение, в действующей армии и флоте, в крепостных районах, в лагерях, на кораблях и на маневрах, а также на окраинах, в тех местностях, в которых нет возможности нанять прислугу (в последнем случае невозможность этого определяется полковым комитетом) офицерам, военным врачам, военным чиновникам и духовенству разрешается иметь вестового для личных услуг, назначаемого по обоюдному соглашению вестового и лица, к которому он назначается, с платой также по соглашению, но не более одного вестового на каждого из упомянутых чинов.
   Вестовые для ухода за собственными офицерскими лошадьми, положенными по должности, сохраняются как в действующей армии, так и во внутренних округах, и назначаются на тех же основаниях, как и вестовые для личных услуг.
   11) Вестовые для личных услуг не освобождаются от боевой службы.
   12) Обязательное отдание чести, как отдельными лицами, так и командами, отменяется.
   Для всех военнослужащих, взамен обязательного отдания воинской чести, устанавливается взаимное добровольное приветствие.
   Примечание: 1. Отдание воинских почестей командами и частями при церемониях, похоронах и т.п. случаях сохраняется; 2. Команда "смирно" остается во всех случаях, предусмотренных строевыми уставами.
   13) В военных округах, не находящихся на театре военных действий, все военнослужащие в свободное от занятий, службы и нарядов время, имеют право отлучаться из казармы, и с кораблей в гавани, но лишь осведомив об этом соответствующее начальство, и получив надлежащее удостоверение личности.
   В каждой части должна оставаться рота, или вахта (или соответствующая ей часть) и кроме того, в каждой роте, сотне, батарее и т. д. должна оставаться еще и ее дежурная часть.
   С кораблей, находящихся на рейдах, увольняется такая часть команды, какая не лишает корабля возможности, в случаях крайней необходимости, немедленно сняться с якоря и выйти в море.
   14) Никто из военнослужащих не может быть подвергнут наказанию, или взысканию без суда. Но в боевой обстановке начальник имеет право, под своей личной ответственностью, принимать все меры, до применения вооруженной силы включительно, против неисполняющих его приказания подчиненных. Эти меры не почитаются дисциплинарными взысканиями.
   15) Все наказания, оскорбительные для чести и достоинства военнослужащего, а также мучительные и явно вредные для здоровья, не допускаются{160}.
   Примечание: из наказаний, упомянутых в уставе дисциплинарном, постановка под ружье отменяется.
   16) Применение наказаний, не упомянутых в уставе дисциплинарном, является преступным деянием, и виновные в нем должны предаваться суду 1). Точно так же должен быть предан суду всякий начальник, ударивший подчиненного в строю или вне строя.
   17) Никто из военнослужащих не может быть подвергнут телесному наказанию, не исключая и отбывающих наказания в военно-тюремных учреждениях.
   18) Право назначения на должности и, в указанных законом случаях, временного отстранения начальников всех степеней от должностей принадлежит исключительно начальникам. Точно так же они одни имеют право отдавать распоряжения, касающиеся боевой деятельности и боевой подготовки части, ее обучения, специальных ее работ, инспекторской и хозяйственной частей. Право же внутреннего самоуправления, наложения наказания и контроля в точно определенных случаях (приказы по воен. ведомству 16 апр. N 213 и 8 мая с. г. N 274) принадлежит выборным войсковым организациям.
   Объявляя настоящее общее положение, предписываю принять его (как и правила, установленные приказом по военному ведомству с. г. 114) в основание при пересмотре уставов и законоположений, определяющих внутренний быт и служебную деятельность военнослужащих, а равно дисциплинарную и уголовную их ответственность.

Военный и морской министр А. Керенский.

  
   Эта "декларация прав", давшая законное признание тем больным явлениям, которые распространились в армии -- где частично, где в широких размерах, путем бунта и насилия или, как принято было выражаться, "в порядке революционном", -- окончательно подорвала все устои старой армии.
  
   Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу.
  
   Она оправдывала и допускала безвозбранно широкую проповедь -- устную и печатную -- антигосударственных, антиморальных и антиобщественных учений, даже таких, которые по существу, отрицали и власть, и само бытие армии.
  
   Наконец, она отняла у начальников дисциплинарную власть, передав ее выборным коллегиальным организациям, и лишний раз, в торжественной форме, бросив упрек командному составу, унизила и оскорбила его.

...

0x01 graphic

В. Маяковский: Сказка о дезертире

  
   В первых числах апреля среди офицеров Ставки возникла мысль об организации "Союза офицеров армии и флота".
  
   Инициаторы союза исходили из того взгляда, что необходимо
  
   "едино мыслить, чтобы одинаково понимать происходящие события. Чтобы работать в одном направлении", ибо до настоящего времени "голоса офицеров -- всех офицеров, никто не слышал. Мы еще ничего не сказали по поводу переживаемых великих событий. За нас говорит всякий, кто хочет и что хочет. За нас решает военные вопросы, и даже вопросы нашего быта и внутреннего уклада всякий, кто желает и как желает".
  
  
   Принципиальных возражений было два: первое -- нежелание вносить самим в офицерский корпус те начала коллективного самоуправления, которые были привиты армии извне в виде советов, комитетов и съездов, и внесли разложение.
  
   Второе -- опасение, чтобы появление самостоятельной офицерской организации не углубило еще более ту рознь, которая возникла между солдатами и офицерами. Исходя из этих взглядов, мы с Верховным главнокомандующим вначале отнеслись совершенно отрицательно к возникшему предположению.
   Но жизнь вырвалась уже из обычных рамок и смеялась над нашими побуждениями.
  
   Появился проект декларации, которая давала армии полную свободу союзов, собраний, и потому представлялось уже несправедливым лишать офицеров права профессиональной организации, хотя бы как средства самосохранения.
  
   Фактически офицерские общества возникли во многих армиях, а в Киеве, Москве, Петрограде и других городах -- с первых дней революции. Все они шли вразброд, ощупью, а некоторые союзы крупных центров, под влиянием разлагающей обстановки тыла, проявляли уже сильный уклон к политике советов.
  
   Тыловое офицерство зачастую жило совершенно иною духовною жизнью, чем фронт. Так, например, московский совет офицерских депутатов в начале апреля вынес резолюцию, чтобы "работа Временного правительства протекала... в духе социалистических (?) и политических требований демократии, представляемой Советом р. и с. депутатов", и выражал пожелание, чтобы в составе Временного правительства было более представителей социалистических партий.
  
   Назревала фальсификация офицерского голоса и в более крупном масштабе: петроградский офицерский совет созывал "Всероссийский съезд офицерских депутатов, военных врачей и чиновников" в Петроград, на 8 мая.
  
   Это обстоятельство являлось тем более нежелательным, что инициатор съезда -- исполнительный комитет, возглавляемый подполковником ген. штаба Гущиным, проявил уже в полной мере свое отрицательное направление: участием в составлении декларации прав солдата (соединенное заседание 13 марта) деятельным сотрудничеством в Поливановской комиссии, лестью и угодничеством перед Советом р. и с. депутатов, и неудержимым стремлением к слиянию с ним.
  
   На сделанное в этом смысле предложение Совет, однако, признал такое слияние "по техническим условиям пока неосуществимым".
  
   Учтя все эти обстоятельства, Верховный главнокомандующий одобрил созыв офицерского съезда, с тем, чтобы не было произведено никакого давления ни его именем, ни именем начальника штаба.
   Эта корректность несколько осложнила дело: часть штабов, не сочувствуя идее, задержала распространение воззвания, а некоторые старшие начальники, как например, командующий войсками Омского округа, запретил вовсе командирование офицеров.
  
   И на местах вопрос этот вызвал кое-где подозрительность солдат и некоторые осложнения, вследствие чего инициаторы съезда предложили частям, совместно с офицерами, командировать и солдат для присутствия в зале заседаний...
  
   *
  
   Невзирая на все препятствия, офицеров-представителей съехалось в Могилев более 300; из них 76% от фронта, 17% от тыловых строевых частей и 7% от тыла. 7 мая съезд открылся речью Верховного главнокомандующего.
  
   В этот день впервые, не в секретных заседаниях, не в доверительном письме, а открыто, на всю страну верховное командование сказало:
   -- Россия погибает.
  
   Генерал Алексеев говорил:
  
   "... В воззваниях, в приказах, на столбцах повседневной печати мы часто встречаем короткую фразу: "отечество в опасности".
   Мы слишком привыкли к этой фразе. Мы как будто читаем старую летопись о днях давно минувших, и не вдумываемся в грозный смысл этой короткой фразы. Но, господа, это, к сожалению, тяжелая правда.
   Россия погибает.
   Она стоит на краю пропасти.
   Еще несколько толчков вперед, и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть. Враг занял восьмую часть ее территории. Его не подкупишь утопической фразой: "мир без аннексий и контрибуций".
  
   Он откровенно говорит, что не оставит нашу землю. Он протягивает свою жадную лапу туда, где еще никогда не был неприятельский солдат -- на богатую Волынь, Подолию, Киевскую землю, т. е. на весь правый берег нашего Днепра.
  
   А мы-то что?
   Разве допустит до этого русская армия?
   Разве мы не вышвырнем этого дерзкого врага из нашей страны, а потом уже предоставим дипломатии заключать мир с аннексией или без аннексии?
  
   Будем откровенны: упал воинский дух русской армии; еще вчера грозная и могучая, она стоит сейчас в каком-то роковом бессилии перед врагом.
  
   Прежняя традиционная верность Родине сменилась стремлением к миру и покою. Вместо деятельности, в ней заговорили низменные инстинкты и жажда сохранения жизни.
  
   Внутри -- где та сильная власть, о которой горюет все государство?
   Где та мощная власть, которая заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед Родиной?
   Нам говорят, что скоро будет; но пока ее нет.
  
   Где любовь к родине, где патриотизм?
   Написали на нашем знамени великое слово "братство", но не начертали его в сердцах и умах. Классовая рознь бушует среди нас. Целые классы, честно выполнявшие свой долг перед Родиной, взяты под подозрение, и на этой почве возникла глубокая пропасть между двумя частями русской армии -- офицерами и солдатами.
  
   И вот, в такие минуты собрался первый съезд офицеров русской армии.
  
   Думаю, что нельзя выбрать более удобного и неотложного момента для того, чтобы единение водворилось в нашей семье; чтобы общая дружная семья образовалась из корпуса русских офицеров, чтобы подумать, как вдохнуть порыв в наши сердца, ибо без порыва -- нет победы, без победы -- нет спасения, нет России...
  
   Согрейте же ваш труд любовью к Родине, и сердечным расположением к солдату; наметьте пути, как приподнять нравственный и умственный склад солдат, для того, чтобы они сделались искренними и сердечными вашими товарищами. Устраните ту рознь, какая искусственно посеяна в нашей семье.
  
   В настоящее время -- это общая болезнь -- хотели бы всех граждан России поставить на платформы и платформочки, чтобы инспекторским оком посмотреть, сколько стоит на каждой из них. Что за дело, что масса армии искренно, честно и с восторгом приняла новый порядок и новый строй.
  
   Мы все должны объединиться на одной великой платформе:
   Россия в опасности. Нам надо, как членам великой армии, спасать ее. Пусть эта платформа объединит вас и даст силы к работе".
  
   *

0x01 graphic

В. Маяковский: Сказка о дезертире

  
   Эта речь, в которой вылилась "тревога сердца" вождя армии, послужила прологом к его уходу.
  
   Революционная демократия уже на памятном заседании с главнокомандующими, 4 мая вынесла свой приговор генералу Алексееву; теперь же, после 7-го, в левой части печати началась жестокая кампания против него, в которой советский официоз "Известия" соперничал с ленинскими газетами в пошлости и неприличии выходок.
  
   Эта кампания имела тем большее значение, что в данном вопросе военный министр Керенский был явно на стороне Совета.
  
   Как бы в дополнение слов Верховного главнокомандующего, я в своей речи, касаясь внутреннего положения страны, говорил:
  
   "...В силу неизбежных исторических законов пало самодержавие, и страна наша перешла к народовластию. Мы стоим на грани новой жизни, страстно и долгожданной, за которую несли головы на плаху, томились в рудниках, чахли в тундрах многие тысячи идеалистов.
   Но глядим в будущее с тревогой и недоумением.
   Ибо нет свободы в революционном застенке!
   Нет правды в подделке народного голоса!
   Нет равенства в травле классов!
   И нет силы в той безумной вакханалии, где кругом стремятся урвать все, что возможно, за счет истерзанной Родины, где тысячи жадных рук тянутся к власти, расшатывая ее устои..."
  
   Начались заседания съезда.
   Кто присутствовал на них, тот унес, вероятно, на всю жизнь неизгладимое впечатление от живой повести офицерской скорби.
   Так не напишешь никогда, как говорили эти "капитаны Буравины", "поручики Альбовы", с каким-то леденящим душу спокойствием, касаясь самых интимных, самых тяжких своих переживаний.
   Уже все переболело: в сердце не было ни слез, ни жалоб.
  
   Я смотрел на ложи, где сидели "младшие товарищи", присланные для наблюдения за "контрреволюцией". Мне хотелось прочесть на их лицах то впечатление, какое они вынесли от всего слышанного. И мне показалось, что я вижу краску стыда. Вероятно, только показалось, потому что скоро они выразили бурный протест, потребовали права голоса на съезде и... пяти рублей суточных "по офицерскому положению".
  
   На 13 общих заседаниях съезд принял ряд резолюций. Я не буду останавливаться подробно на всех военно-общественных и технических вопросах, поставивших диагноз армейской болезни, и указавших способы ее излечения. Отмечу лишь характерные особенности этих резолюций, в сравнении с множеством армейских, фронтовых, областных и профессиональных съездов.
  
   Союз, "исключая всякие политические цели", ставил своей задачей "поднятие боевой мощи армии во имя спасения Родины".
  
   Указывая на состояние армии, близкое к развалу, съезд оговаривал, что явление это "относится в равной мере как к несознательным группам солдат, так и к несознательной и недобросовестной части офицерства".
  
   Такую же объективность съезд проявил в определении причин разъединения между солдатами и офицерами, видя их, между прочим:
  
   1) в низком культурном и образовательном уровне части офицеров и большинства солдат;
   2) в полной разобщенности тех и других вне службы;
   3) в растерянности начальников, не исключая и старших, а также в искании ими популярности в солдатской массе;
   4) в недобросовестном отношении к воинским обязанностям, и проявлении злой воли отдельных лиц в той и другой среде.
   Офицерство, гонимое и бесправное, добросовестно разбиралось в своих грехах, и перед лицом смертельной опасности, угрожавшей стране, забыв и простив все, искало нравственного очищения своей среды от "элементов вредных, и не понимающих положения переживаемого момента".
  
   Единственная корпорация среди всех классов, сословий, профессий, проявивших общее стихийное стремление рвать от государства, выпустившего из рук вожжи, все, что возможно, в своих частных интересах, -- офицерство никогда ничего не просило лично для себя.
  
   Что же могли предложить они для поднятия боеспособности армии, кроме восстановления тех начал, на которых зиждилось существование всех армий мира, а в известном отношении, и всех ранее подпольных, ныне вышедших на дневную поверхность революционных организаций?
  
   Восстановить дисциплину и авторитет начальника; пресечь безответственные выступления, "расширяющие искусственно созданную между двумя составными частями армии пропасть"; объявить кроме выпущенной декларации прав солдата, еще и декларацию обязанностей солдата, а также -- прав и обязанностей начальника; "заменить меры увещевания и нравственного воздействия против преступно нарушающих свой долг... самыми высшими уголовными наказаниями" и т. д.
  
   Но самое главное -- офицерство просило и требовало власти -- над собой и над армией.
   Твердой, единой, национальной -- "приказывающей, а не взывающей".
  
   Власти правительства, опирающегося на доверие страны, а не безответственных организаций. Такой власти офицерство приносило тогда полное и неограниченное повиновение, не считаясь совершенно с расхождением в области социальной.
  
   Мало того, я утверждаю, что вся та внутренняя социальная, классовая борьба, которая разгоралась в стране все более и более, проходила мимо фронтового офицерства, погруженного в свою работу и в свое горе, не задевая его глубоко, не привлекая к непосредственному участию; эта борьба вызывала внимание офицерства лишь тогда, когда результаты ее явно потрясали бытие страны, и в частности армии.
  
   Я говорю, конечно, о массе офицерства; отдельные уклонения в сторону реакции, несомненно, были, но они вовсе не характерны для офицерского корпуса 1917 года.
  
   *
  
   Один из лучших представителей офицерской среды, человек вполне интеллигентный, генерал Марков, писал Керенскому, осуждая его систему обезличения начальников:
  
  
   "Солдат по натуре, рождению и образованию, я могу судить и говорить лишь о своем военном деле. Все остальные реформы, и переделки нашего государственного строя, меня интересуют, лишь как обыкновенного гражданина. Но армию я знаю, отдал ей свои лучшие дни, кровью близких мне людей заплатил за ее успехи, сам окровавленный уходил из боя"...
  
   *
  
   Этого не поняла и не учла революционная демократия.
  
   *
   Совершенно иначе протекал офицерский съезд в Петрограде, на который собралось около 700 делегатов (18-26 мая).
  
   В нем ярко раскололись два лагеря: политиканствовавших офицеров и чиновников тыла, и меньшей части -- настоящего армейского офицерства, попавшего на съезд по недоразумению.
  
   Исполнительный комитет составил программу, строго следуя установившемуся обычаю советских съездов:
  
   1) отношение к Временному правительству и к Совету,
   2) о войне,
   3) об Учредительном собрании,
   4) рабочий вопрос,
   5) земельный вопрос,
   6) реорганизация армии на демократических началах.
  
   Съезду придали в Петрограде преувеличенное значение, и открытие его сопровождалось торжественными речами многих членов правительства, и иностранных представителей; даже от имени Совета приветствовал собравшихся Нахамкес.
  
   С первого же дня выяснилось непримиримое расхождение двух групп. Оно являлось неизбежным хотя бы потому, что даже по такому кардинальному вопросу, как "приказ N 1", товарищ председателя съезда, штабс-капитан Бржозек высказал взгляд: "издание его диктовалось исторической необходимостью: солдат был подавлен и настоятельно нужно было освободить его". Это заявление встречено было продолжительными аплодисментами части собрания!
  
   После ряда бурных заседаний, большинством 265 голосов против 246, была принята резолюция, в которой говорилось, что "революционная сила страны -- в руках организованных крестьян, рабочих и солдат, составляющих преобладающую массу населения", а потому правительство должно быть ответственно перед Всероссийским советом!
  
   Даже резолюция о необходимости наступления, прошла немногим более двух третей голосовавших.
  
   Направление, взятое петроградским съездом, объясняется заявлением (26 мая) той группы его, которая, отражая действительное мнение фронта, стояла на точке зрения "всемерной поддержки Временному правительству":
  
   "Исполнительный комитет петроградского совета офицерских депутатов, созывая съезд, не преследовал разрешения насущнейшей задачи момента -- возрождения армии, так как вопрос о боеспособности армии, и мерах к ее поднятию, даже не был поставлен в предложенной нам программе, а внесен лишь по нашему настоянию. Если верить весьма странному, чтобы не сказать более, заявлению председателя, подполковника Гущина -- целью созыва съезда было желание исполнительного комитета: пройти под нашим флагом в Совет рабочих и солдатских депутатов".
  
   Заявление вызвало ряд крупных инцидентов, три четверти состава ушло, и съезд распался.
  
   Я коснулся вопроса о петроградском офицерском совете и съезде для того лишь, чтобы охарактеризовать настроения известной части тылового офицерства, имевшего частое общение с официальными и неофициальными правителями, и в глазах последних изображавшего "голос армии".
  
   Точно так же, совершенно ничтожна была роль и других, офицерских и военно-общественных организаций; о существовании многих из них я узнал только теперь, перебирая бумаги.
  
   Могилевский съезд, вызывавший неослабное внимание, и большое расположение Верховного главнокомандующего, закрылся 22 мая.
  
   В это время генерал Алексеев был уже уволен от командования русской армией и, глубоко переживая этот эпизод своей жизни, не мог присутствовать на закрытии.
  
   Я простился со съездом следующим словом:
  
   "Верховный главнокомандующий, покидающий свой пост, поручил мне передать вам, господа, свой искренний привет и сказать, что его старое солдатское сердце бьется в унисон с вашими, что оно болеет той же болью, и живет той же надеждой на возрождение истерзанной, но великой русской армии. Позвольте и мне от себя сказать несколько слов. С далеких рубежей земли нашей, забрызганных кровью, собрались вы сюда и принесли нам свою скорбь безысходную, свою душевную печаль.
   Как живая, развернулась перед нами тяжелая картина жизни и работы офицерства, среди взбаламученного армейского моря.
   Вы -- бессчетное число раз стоявшие перед лицом смерти! Вы -- бестрепетно шедшие впереди своих солдат на густые ряды неприятельской проволоки, под редкий гул родной артиллерии, изменнически лишенной снарядов! Вы -- скрепя сердце, но не падая духом, бросавшие последнюю горсть земли в могилу павшего сына, брата, друга! Вы ли теперь дрогнете? Нет!
   Слабые -- поднимите головы. Сильные -- передайте вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для счастья Родины, перелейте их в поредевшие ряды наших товарищей на фронте. Вы не одни: с вами все, что есть честного, мыслящего, все, что остановилось на грани упраздняемого ныне здравого смысла.
   С вами пойдет и солдат, поняв ясно, что вы ведете его не назад -- к бесправию и нищете духовной, а вперед -- к свободе и свету.
   И тогда над врагом разразится такой громовой удар, который покончит и с ним и с войной.
   Проживши с вами три года войны одной жизнью, одной мыслью, деливши с вами и яркую радость победы, и жгучую боль отступления, я имею право бросить тем господам, которые плюнули нам в душу, которые, с первых же дней революции, свершили свое Каиново дело над офицерским корпусом... я имею право бросить им:
   Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником.
   Забитый, загнанный, обездоленный не менее, чем вы, условиями старого режима, влача полунищенское существование, наш армейский офицер -- сквозь бедную трудовую жизнь свою -- донес, однако, до отечественной войны -- как яркий светильник -- жажду подвига. Подвига -- для счастья Родины.
   Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни:
   Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть".
  
   Отпечатанный комитетом текст моей речи распространился по фронту, и я был счастлив узнать из многих полученных мною тогда телеграмм и писем, что слово, сказанное в защиту офицера, дошло до его наболевшего сердца.
  
   <...>
  
   1 мая оставил свой пост военный министр Гучков.
  
   "Мы хотели, -- так объяснял он смысл проводимой им "демократизации" армии, -- проснувшемуся духу самостоятельности, самодеятельности и свободы, который охватил всех, дать организованные формы и известные каналы, по которым он должен идти. Но есть какая-то линия, за которой начинается разрушение того живого, могучего организма, каким является армия".
  
   Нет сомнения, что эта линия была перейдена еще до 1 мая.
  
   Я не собираюсь давать характеристику Гучкова, в искреннем патриотизме которого я не сомневаюсь.
   Я говорю только о системе.
  
   Трудно решить, чьи плечи могли нести тяжкое бремя управления армией в первый период революции; но, во всяком случае, министерство Гучкова не имело ни малейшего основания, претендовать на роль фактического руководства жизнью армии. Оно не вело армии.
   Наоборот, подчиняясь "параллельной власти" и подталкиваемое снизу, министерство, несколько упираясь, шло за армией, пока не пододвинулось вплотную к той грани, за которой начинается окончательное разрушение.
  
   "Удержать армию от полного развала, под влиянием того напора, который шел от социалистов, и в частности, из их цитадели -- Совета рабочих и солдатских депутатов, -- выиграть время, дать рассосаться болезненному процессу, помочь окрепнуть здоровым элементам, -- такова была моя задача", -- писал Гучков Корнилову в июне 1917 года.
  
   И это несомненная правда.
   Весь вопрос в том, достаточно ли решительно было сопротивление разрушительным силам.
  
   Армия этого не ощущала.
   <...>
  
  

0x01 graphic

Поединок Пересвета с татарским воином

ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ ПРИМЕРЫ

  
  
   Волконский, князь, воевода. 1610 г.
   В несчастное смутное время верные воеводы нередко гибли со своими малочисленными отрядами от руки изменников и ляхов. Так в 1610 г., когда Тушинский вор осадил Пафнутьев монастырь, находился там начальник князь Волконский отбил приступ, а на другой день погиб славною смертью, ибо ночью подчиненные ему воеводы изменили, отво­рили ворота и впустили туда ляхов вместе с русскими не­годяями. Заметив измену, Волконский остался непоколебимым; отказался, несмотря на все увещания товарищей, встретить самозванца, и со словами "умру у гроба Пафнутия-чудотворца", удалился с горстью иноков и других людей в собор. Там он бился пока не пал, изнемогши от ран, у левого клироса, где и принял венец мученика вместе с другими верными россиянами.
  
   Справка:
  
   ПАФНУТИЙ БОРОВСКИЙ (1394 - 1477), основатель и игумен Боровского Пафнутьева монастыря. Канонизирован Русской православной церковью.
  
   М.С. Воронцов
   В перерывах между сражениями генерал Воронцов составил уни­кальный документ -- "Наставление господам офицерам Нарвского пехотного полка". Наставление было выдержано в суворовском духе: оно подробно разъясняло тактику колонн в сочетании с рассыпным строем, нацеливало на наступление как основной вид боя, подчерки­вало значение обучения и воспитания солдат. Наставление содержало девиз самого Воронцова: "Упорство и неустрашимость больше вы­играли сражений нежели все таланты и все искусство". Командир полка учил своих подчиненных: "Храбрые люди никогда отрезаны быть не могут: куда бы не зашел неприятель, туда и поворотиться, идти на него и разбить".
  
   Справка:
  
   ВОРОНЦОВ Михаил Семенович (1782-1856). Генерал-фельдмаршал. На военной службе с 1803. Участвовал в войнах с Францией 1805-1807 и Турцией 1806-1812 Во время Отечественной войны 1812 командир дивизии. В 1815-1818 командовал оккупационными войсками во Франции. В 1844-1854 наместник и главнокомандующий русскими войсками на Кавказе.
  
  
   Всеволод I (1078 -- 1093)
   Не имев никогда великодушной твердости, сей князь, обремененный летами и недугами, впал в совершенное расслабление духа; удалил от себя бояр опытных, слушал только юных любимцев и не хотел следовать древнему обычаю государей российских, кои сами, в присутствии вельмож, судили народ свой на дворе княжеском.
  
   Всеволод III (1176 -- 1212)
   Всеволод Георгиевич, княжив 37 лет, спокойно и тихо представился, оплакиваемый не только супругою, детьми, боярами, но и всем народом: ибо сей государь, называемый в летописях Великим, княжил счастливо, благоразумно от самой юности и строго наблюдал правосудие. Не бедные, не слабые трепетали его, а вельможи корыстолюбивые. Не обинуясь лица сильных, по словам летописи, и не втуне нося меч, ему Богом данный, он казнил злых, миловал добрых.
  
   Справка:
  
   Всеволод III Юрьевич Большое Гнездо (1154--1212) -- великий князь владимирский. Сын Юрия Долгорукого, внук Владимира Мономаха, дед Александра Невского. Имел восемь сыновей и четырех дочерей, за что и заслужил проявите "Большое Гнездо".
  
   Всеволод Олегович (1139 -- 1146)
   Всеволод спокойно закрыл глаза навеки: князь умный и хитрый, памятный отчасти разбоями междоусобия, отчасти государственными благодеяниями! Достигнув престола киевского, он хотел устройства и тишины; исполнял данное слово, любил справедливость и повелевал с твердостью; одним словом, был лучший из князей Олегова мятежного рода.
  
   М.М. Голицын
   В сентябре 1708 г. Михаил Михайлович блистательно проявил себя в разгроме корпуса шведского генерала Левенгаупта у деревни Лесной. Петр, бывший свидетелем его действий, наградил его чином генерал-поручика и предоставил ему право просить чего только он пожелает. "Прости Репнина", -- сказал Голицын, считавший, что князь Репнин, разжалованный царем в солдаты за неудачу в Головчинском сражении, достоин вернуться к чину генерала. Царь, зная о неприязненных отно­шениях между
   Репниным и Голицыным, был удивлен этой просьбой, но последний пояснил: "Что значит вражда личная между нами, когда отечество и ты, государь, нуждаетесь полезными людьми?" Аникита Иванович был прощен, а бывшие противники помирились.
  
   Голицын М.М.
   Князь Голицын, дважды отбитый при штурме Шлиссельбурга, получил категорическое приказание Царя [Петра Великого] немедленно отступить от стен крепости, иначе голова его завтра же слетит с плеч, не убоялся ответить, что завтра его голова во власти царской, а сегодня она ему еще сослужит службу, и третьим приступом взял крепость.
  
   Справка:
  
   Голицын Михаил Михайлович (1675--1730) -- генерал-фельд­маршал (1725 г.). С 1687 г. барабанщик Семеновского полка. В 1702 г. руководил штурмом Нотебурга, в 1708 г. одержал победу при Доб­ром и отличился в бою при Лесной. В 1709 г. под Полтавой коман­довал гвардией. Участвовал в морском сражении при Гангуте. В 1720 г., командуя флотом, одержал победу при Гренгаме. В 1723-- 1728 гг. командовал войсками на Украине. С сентября 1728 Т, пре­зидент Военной коллегия и член Верховного Тайного Совете. При Анне Иоанновне подвергся опале.
  
   М.Д. Горчаков
   Хотя усилия Горчакова по спасению Севастополя были безуспеш­ны, Александр II счел своим долгом утешить его письмом, в котором он писал: "Явив себя в сей тяжкой борьбе превыше враждебных обстоя­тельств, вас окружавших, в мужественном их преодолении, в пред­усмотрительном сохранении вверенных вам войск, вы, в развалинах твердынь Севастополя, воздвигли памятник несокрушимой славы себе и армии..."
  
   Справка:
  
   ГОРЧАКОВ Михаил Дмитриевич (1793 - 1861), князь, генерал от артиллерии (1844). В Крымскую войну в 1854 командующий войсками на Дунае, в феврале - декабре 1855 - войсками в Крыму, потерпел поражение на р. Черная.
  
   Грузия: до присоединения к России
   Царствовавший в то время в Грузии престарелый царь Ираклий не имел ни сил, ни средства не только оградить свое царство от врагов внешних, но и водворить порядок во внутреннем управлении. Государственная казна была истощена и народ обременен тяжкими налогами. Внутреннее расстройство Грузии в последние годы прошедшего столетия доходило до того, что даже ближайшие к царю родствен­ники, которым были розданы значительные уделы и которые были обязаны содействовать царю войсками в минуту опасности, нередко являлись ослушниками воли царской. Помещики, обязанные в чрезвычайных случаях помогать царю своими доходами, вознаграждали себя разорением крестьян. Последние были доведены до положения столь бедственного, что искали убежища в чужих владениях, предпо­читая рабство у соседей притеснениям на родине. Политическая немощь Грузии в конце прошедшего столетия была такова, что Аврский хан обложил Грузинское царство ежегодною данью. Недостаток войск вынудил царя Ираклия по­стоянно содержать от 5.000 до 10.000 наемного войска из лезгин, которые производили своеволия даже в Тифлисе. Вместе с тем, эти наемники, узнав скрытные проходы в Грузию, проводили в ее пределы своих единоземцев, производивших беспрерывные грабежи и выводивших ежегодно из Грузии большое число пленных, которых лезгины или обращали в рабство, или отправляли на продажу в Персию и Турцию.
  
   Грузия: ее присоединение к России
   В конце 1799 г. Высочайше повелено было: от войск, на Кавказской линии расположенных, отде­лить 17-й егерский полк (позже Лейб-Эриванский Его Величества), с 5 орудиями, и под начальством шефа полка, генерал-майора Лазарева, отправить для постоянного пребывания в Грузию. В ноябре месяце, войска наши перешли Кавказ по Дарьяльскому ущелью, по нынешней Военно-Грузинской дороге, которая в то время далеко не имела тех удобств, которые представляет ныне, и с тех пор не оставляли уже Закавказья. Прием войскам нашим в Тифлисе был самый радушный. Приведем, извлечение из письма прибывшего вместе с войсками в Грузию, в качеств полномочного министра, при дворе царя Грузинского, статского советника Коваленского, к генерал-лейтенанту Кноррингу, командовавшему Кавказскою линией. "При входе в Тифлис, -- писал Коваленский, -- полк сделал фигуру преизрядную, был встречен за три версты наивеликолепнейше, по предваритель­ному моему с Его Высочеством Царем о том соглашению. Царь со всеми знатными светскими и духовными выехал на встречу, в сопровождении более десяти тысяч народа: в городе же, вид амфитеатра имеющем, все крыши домов были усыпаны женщинами, и по единообразному их из белого холста одеянию, казали собою прекрасный вид рассеянного по городу лагеря. Пушечная пальба и колокольный по всем церквам звон возвышали сие празднество, а радостные восклицания народа, движения и самые слезы, особливо женщин, усовершали сию трогатель­ную картину братского приема и неложные преданно­сти к нам народной. Попечением моим, при усерднейшем подвиге на все, что до выгоды войск относится, Его Высочества Царя, полк успокоен и снабжен по мере надобности и возможности всем нужным. Квартиры отведены лучшие в городе, и дабы подать пример вельможам здешним, Царь предлагал каждому из штаб-офицеров свое соб­ственное жилище. По разорению здешнему, более же по умеренности в великолепии Его Высочества, он живет в двух комнатах, очистив пред моим приездом дом для меня".
  
  
  

0x01 graphic

НАДО ЗНАТЬ, ЧТО ЕСТЬ РУССКИЙ СОЛДАТ

  
  -- Имя солдат просто содержит в себе всех людей, которые в войске суть, от вышняго генерала даже до последнего мушкетера, конного и пешего. (Петр Великий. Устав воинский о экзерциции, о приуготовлении к маршу, о званиях и о должностях полковых чинов).
  -- Единодушный корпус офицеров, сплоченный сознанием величия своего призвания, сознанием всесилия военных своих познаний и также готовностью жертвовать собою за высшие интересы отечества вместе с превосходным нашим солдатским материалом, доведенный до надлежащего уровня умственного развития, составит силу, которая при известных всему миру редких боевых качествах нашего племени, в состоянии одолеть врагов всего мира (Червинка Я.В. Военная карьера у нас и за границею (Профессиональные беседы в современном духе). - Варшава, 1912).
  -- Один из талантливых биографов Суворова, А. Петрушевский, чтобы объяснить, каким образом такой образованный и гениальный человек, как Суворов, мог втянуться в солдатскую среду и совершенно с нею сродниться, говорит о ней следующее: "В русской солдатской среде много привлекательного. Здравый смысл в связи с безобидным юмором; мужество и храбрость спокойные, естественные, без поз и театральных эффектов, но с подбоем самого искреннего добродушия; умение безропотно довольствоваться малым, выносить невзгоды и беды так же просто, как обыденные мелочные неудобства" (Маслов И. Научные исследования по тактике. Выпуск II. Анализ нравственных сил бойца. - СП б., I896).
  -- Название "христолюбивое воинство" ... наиболее подходит к русскому войску, комплектуемому из народа верующего, не фанатического, просвещенного истинными началами христианства. В этом названии кроется, таким образом, глубокий смысл исторического христианского воспитания нашего народа и войска, и сами войны наши дают обильный материал, подтверждающий это название. Действительно, наши войны показывают нам замечательно незлобивое отношение русского солдата к его врагу, даже нехристианину, против которого он шел с бесповоротною решимостью погибнуть, если Богу угодно, и с которым он готов разделить последний сухарь, если акт боя приостановлен, или враг попал к нему в плен (Яковлев П. П. Влияние веры на военное деле в нашей и иностранных армиях. Очерк. - М., 1900).
  -- Свойства рекрута нашего то, что длинных объяснений и отвлеченностей он не понимает или весьма трудно понимает; сам длинно не говорит; с показа легче учится, чем с рассказа; запоминает легче, чем усваивает (Драгомиров М.И. Армейские заметки).
  -- Каким же показал себя наш солдат на войне [речь, в данном случае, идет о Русско-японской войне 1904 -- 1905 гг.]? Можно ли про него сказать, что он плохо дрался, был недисциплинирован и недостаточно предан долгу? Отнюдь нет: он проявил свои сильные стороны и здесь, несмотря на чуждость ему интереса войны, самой Маньчжурии и на все поражения. Следовательно, и в последней войне дело было не за солдатом, в котором жива была боевая доблесть его предков. И мы много на нее рассчитывали, представляя ее чуть ли не нашей природной привилегией, кстати и не кстати о ней говорили, но пальцем не шевельнули, чтобы поддержать это драгоценное качество (Парский Д. Причины наших неудач в войне с Японией. Необходимые реформы в армии. - СП б, 1906).
  -- За что умирал русский солдат? Француз умирал за славу, за белое знамя, за императора -- и просто за прекрасную Францию. Англичанин погибал на краю света "за все большую Британию" и лил во славу старой Англии свою кровь во все моря земного шара... Русский офицер и русский солдат полагали свою душу "за други своя" (Керсновский А. А. История Русской Армии. Ч. I - IV. Белград, 1933 - 1938. )
  -- Христианское же учение, при всей его высоте и чистоте, своей заповедью возлюбить ближнего, как самого себя и указанием положить душу свою за други своя, - способно поднять каждого воина на недосягаемую степень нравственной высоты и тем дать героя в высоком значении. И такое явление не редкость среди русского народа и особенно русского солдата, и это высокое состояние проявляется у нас всегда в скромной, незаметной форме, вполне соответствующей тому христианскому смирению, которое внедрилось в русском народе. Этим же объясняется часто встречающееся у нас такое поучительное явление на войне, как защита и спасение солдатом своего офицера, при неизбежной гибели первого (Яковлев П. П. Указ. соч. ).
  
  -- Русский солдат представляет собой отличный сырой материал, так как он близок к природе, не знает роскоши и исполняет с удивительной покорностью самые опасные поручения. Несчастья не могут его обескуражить. Наполеон I говорил, что убитого русского солдата нужно еще толкнуть, чтобы он упал. Сила русского солдата удваивается, когда он имеет хороших начальников (Клеман-де-Грандпре. Падение Порт - Артура. - СП б., 1908).
  -- В нашей армии нельзя отказать солдату в личной храбрости, не уступавшей противнику, удивительной стойкости в бою, сознанию долга, безропотности в трудах, достойных полного уважения, но он всегда не был наэлектризован тем пылким воодушевлением, тем патриотическим порывом, который сказывался в японской армии; русский солдат не был наполнен дома той патриотической заправкой, которая бросается в глаза в японском солдате; напротив того, он дрался за совершенно непонятные для него интересы, ничего не говорившие его сердцу, тогда как японец шел на войну с русскими, как на священное дело, которому приносил в жертву все самое дорогое (Гершельман Ф. Военная подготовка в гражданских школах //Военный сборник. - 1911. - N2).
  -- Истинно, государь, слыхал я от достоверных и не от голых дворян, что попечения о том не имеют, чтоб неприятеля убить; о том лишь печется, как бы домой быть; а о том еще молятся Богу, чтоб и рану нажить легкую, чтобы не гораздо от нее поболеть, а от великого государя пожаловану б за нее быть; и на службе того и смотрят, чтоб где во время боя за кустом притулиться; а иные такие прокураты живут, что и целыми ротами притулятся в лес или в долу, да того и смотрят, как пойдут ратные люди с бою, и они такожде будто с бою в табор приедут. А то я у многих дворян слыхал: "Дай-де Бог великому государю служить, и сабли из ножен не вынимать". И по таким же словам и по всем их поступкам не воины они! Лучше им дома сидеть, а то нечего и славы чинить, что на службу ходить (Боярину Федору Алексеевичу Головину подал Иван Посошков 1701 г Донесение).
  
  

**************

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023