ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Ограда священных алтарей

Русский народ "...сохранил и красоту своего образа - простодушие и честность, искренность и широкий всеоткрытый ум, чистоту, кротость, незлобие, - в противоположность всему измышленному, фальшивому, наносному и рабски заимствованному, - а все это в самом привлекательном, гармоничном соединении".

Ф.М. Достоевский

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее ...

Георгий Петрович ФЕДОТОВ (окончание)

ОГРАДА СВЯЩЕННЫХ АЛТАРЕЙ -

главная сила народа

В русской социальной терминологии "народ" (как и "интеллигенция") значит бесконечно больше, чем в любом европейском языке. За крестьянством, за трудящимися классами, даже за "землей", это слово ознаменовывает всю Русь, оставшуюся чуждой европейской культуре.

Это "черная", "темная", социально деградировавшая, но морально крепкая Русь, живущая в понятиях и быте ХVIII века.

Это базис, на котором высится колонна Империи, почва, на которой произрастают ее сады.

Не только народничество русское, но и все консервативные направления русской мысли сохраняют сознание, что в этой почве коренятся моральные устои России.

Власть, интеллигенция, просвещение сами по себе бессильны пробудить живительные родники национальной жизни; они способны лишь культивировать, организовать ее. Народничество заблуждалось, связывая свое верное ощущение моральных начал народной жизни с фактом земледельческого труда.

Славянофилы точнее определили ее - как хранение древней. религиозной и национальной культуры. В этом смысле понятие народа выходит за пределы крестьянства, обнимая слои городского мещанства, купечества, связанного со старым бытом, и духовенства, особенно сельского.

Разумеется, все эти слои тонут в сером море крестьянства.

Кроме России, не было ни одной страны, консервативные силы которой в такой мере питались бы крестьянской правдой и крестьянской косностью. Чем сильнее заболевала светобоязнью власть, тем определеннее делала она ставку на крестьянскую темноту.

-- Беда власти была лишь в том, что потребности государства (армии) заставляли ее, скрепя сердце, дозировать народное просвещение, которое - она видела ясно - разлагало устои народной жизни.

Мы уже говорили, почему монархия в России могла погибнуть от просвещения.

Но было и другое коренное противоречие в отношении власти и народа. Консервативный религиозно-политический народ, то есть крестьянство не был благонадежен социально.

Империя жила в течение двух веков под судороги крестьянских бунтов.

Это был нормальный ритм русской жизни, к которому государственные люди привыкли, как привыкают к дымку Везувия жители деревень на его склонах.

<""">

Пока сила инерции держала могучий комплекс консервативных чувств в душе крестьянина, расшатанность и разброд правящих классов были не опасны.

"Россия управляется случаем и держится силою тяжести",- заметил один умный дипломат начала ХIХ века.

I9 февраля вывело страну из равновесия.

Начался процесс брожения. не прекращающийся до дней революции.

Крестьянство расползалось по лицу России в поисках земли и заработков.

<""">

Школа, город, казарма, железная дорога стихийно разлагали основы крестьянского мировоззрения.

На поверхности было незаметно: мужик не читал, не рассуждал.

Но он терял веру, уходил в себя, хитрил и ждал.

<""">

Это еще не нигилизм, но начало духовного омертвления. Из всех социальных инстинктов болезненно разбухает инстинкт зависти.

<""">

Переживание крепостнических навыков среди правящих классов, не замечавших сдвига в народной душе или думавших справиться с ними классической розгой. является при этих условиях серьезной угрозой. И вот - уже в ХХ столетии - наступает пора, когда мужик ощущает губернаторскую порку как оскорбление и думает о мести. В этот момент он впервые становится восприимчив к революционной пропаганде.

Здесь происходит, наконец, долгожданная встреча народа и интеллигенции. Доселе все ее героические усилия пробить стену непонимания оканчивались неудачей. для нее трагической.

<""">

В японскую войну завершился распад монархической, отчасти религиозной идеи народа.

На мгновение интеллигенция нашла в крестьянстве себе союзника.

"Земля и воля" соединили их в двусмысленном компромиссе: одному земля, другому воля. Но вековое недоверие не было изжито. На место разрушенных богов в народной душе не встали новые.

Народ вступил в полосу своего нигилизма, еще неизжитого. Волей-неволей народ доверял интеллигенции свой политический голос...

Но, подозревая обман, держал камень за пазухой.

-- В реакционной пропаганде роль посредника между интеллигенцией и народом достается рабочему.

Молодой, численно слабый класс, пролетариат сыграл в судьбах России огромную, хотя чисто отрицательную роль.

Его значение соответствует значению города в крестьянской стране. Город всегда ведет деревню, и удельный вес горожанина может в десять раз превосходить удельный вес сельского обывателя.

У нас пролетариат еще не порвал связи с деревней, и как ни свысока относился крестьянин к фабричному, он поневоле заимствовал от него то, чего не стал бы и слушать от интеллигента.

0x01 graphic

Утро 9 января 1905 г. у Нарвских ворот.

Гравюра

Почему городской пролетариат неминуемо должен был сделаться носителем революции, это не требует пояснения.

Его духовная беспочвенность, безжалостная эксплуатация его труда, беспросветное существование заставляли жадно мечтать о перевороте.

Ему подлинно нечего было терять.

В революцию русский рабочий вложил свое понимание справедливости (которое не сводилось к классовой зависти), и для нее принес за 20 лет немало жертв, геройствуя не хуже студентов: на эшафоте, в тюрьмах и ссылке.

В I905 году этот союз революционной интеллигенции, пролетариата и крестьянства был уже свершившимся фактом.

Схема русской революции была дана - вплоть до идеи советов.

Совершенно условно и приблизительно рабочий и крестьянин шли за социалистическими партиями с.-д. и с.-р. Просто потому, что первые во главу угла ставили пролетариата, вторые - мужика. Но если для рабочих социализм, в самом туманном понимании, был действительно красным цветком, освещающим жизнь и борьбу, то для крестьянина это было пустое слово. С с.-р. у него было общим требование земли. Когда ему говорили о воле, он не противоречил, когда говорили о социализме - молчал.

Социализация земли переводил на язык общинных распорядков.

Любая партия, написавшая в своей программе ликвидацию помещичьего земледелия, могла рассчитывать на поддержку крестьянства.

<""">

0x01 graphic

Гапон читает петицию в собрании рабочих.

Рисунок неизвестного художника

Новая демократия

Пролетариат и крестьянство были огромной силой в русской революции, но силой чисто разрушительной.

Не им было организовать революцию.

Не им. но и не старой интеллигенции, которая руководила движением в течение полувека.

С I906 года интеллигенция постепенно сходит с революционной сцены.

Оставленная ею брешь заполняется новыми людьми - можно сказать, новым классом.

Ему не повезло, этому классу.

Его не заметили в момент рождения.

Увидели и испугались, когда он уже пришел к власти и отнесли его за счет большевистской революции. Насколько помнится, только проницательный К. Чуковский в одном из своих фельетонов отметил появление чуждой, страшной силы - "битнеровцев" - и забил тревогу. Эту силу можно было бы назвать новой интеллигенцией.

Мы предпочитаем называть ее новой демократией.

Есть демократия убеждений и есть демократия быта.

С начала ХХ века Россия демократизуется с чрезвычайной быстротой. Меняется самый характер улицы. Чиновничье-учащаяся Россия начинает давать место иной, плохо одетой, дурно воспитанной толпе.

<""">

Все отличие новой демократии от интеллигенции в том, что она не проходит через среднюю школу, и это образует между ними настоящий разрыв.

Новые люди- самоучки.

Они сдают на аттестаты зрелости экстернами, проваливаясь из года в год.

Экстерны - это целое сословие в старой России.

Экстерны могут обладать огромной начитанностью, но им всего труднее дается грамота.

Они с ошибками говорят по-русски.

Для них существуют особые курсы. особые учителя.

Для них открыты всевозможные "библиотеки самообразования",питающие их совершенно непереваримыми кирпичами в невозможных переводах.

Это невероятная окрошка из философии, социологии, естествознания, физики, литературы...

Никому не известный Битнер делается пророком, вождем целой армии.

<""">

...Кровное их чувство - ненависть к интеллигенции: зависть к тем, кто пишет без орфографических ошибок и знает иностранные языки.

-- Зависть, рождающаяся из сознания умственного неравенства, сильнее всякой социальной злобы.

Социалисты - они кричат о засилии в партии интеллигентов, литераторы - протестуют против редакционной корзины, художники - мечтают о сожжении Эрмитажа.

Футуризм - в социальном смысле - был отражением завоевательных стремлений именно этой группы. Маяковский показывает, какие огромные и взрывные силы здесь таятся.

Более скромен, мягко выражаясь, их вклад в науку. Но не надо забывать, что они уже до войны имели свой университет, созданный Бехтеревым в Петербурге,- "Психоневрологический институт".

<""">

Уже тогда, вращаясь среди этой молодежи, можно было представить себе, каков будет большевистский университет.

Говорить о единстве миросозерцания среди нового слоя совершенно невозможно. Но, когда он примыкал к революции, обнаружилось огромное различие в направленности его воли. Для интеллигенции революция была жертвой, демократия- снисхождением.

"Все для народа".

Народничество лежало бессознательно ив марксистском преклонении перед пролетариатом.

Новая демократия - сама народ.

Она стремится к подъему, не к снисхождению.

Она, скорее, презрительно относится к массе, отсталой, тупой, покорной.

Она хочет власти для себя, чтобы вести народ.

Она чужда сентиментального отношения к нему.

Чужда и аскетического отречения.

Большевику последнего призыва нетрудно промотать часть экспроприированных для партии денег, он цинически относится к женщине, хотя бы своему товарищу по партии.

Теоретический имморализм

Ленина находит в нем практического ученика.

<""">

Массе новых разночинцев пришлось дожидаться октября I9I7 года, чтобы схватить столь долгожданную власть.

Это они - люди Октября, строители нового быта, идеологии пролеткульта.

0x01 graphic

Гапон у Нарвской заставы.

Рисунок неизвестного художника

Партийная псевдоморфоза.

Нет ничего ошибочнее мнения - у марксистского догмата - что политические партии отражают интересы общественных классов. Обслуживание классовых интересов часто является условием жизнедеятельности и почвенности партий, но создается она и живет идеей. Идея - не всякая, конечно,- способна проявлять огромную социально действенную и организующую силу.

-- Религиозная идея может создать государство даже при отсутствии национальных для него предпосылок: пример - ислам.

Идея меньшего калибра способна создать партию.

Есть два рода политически активных идей.

Одни коренятся в глубине народного сознания, оформляют могучие инстинкты, дремлющие в массах. Другие приходят с книгой, как готовый товар, "made in Germany ". Почвенные в ином месте и в иное время, они ведут автономное, кочующее бытие, проявляют нередко огромную, чаще всего разрушительную энергию, но лишены творческой, органической силы роста, цветения и плода.

Русские политические идеи-партии были чаще всего второго сорта.

Причин тому было две.

Во-первых, подавляющее, обессиливающее влияние Запада и его опыта на русскую мысль, особенно политического.

Во-вторых, полицейское давление абсолютизма, которое вплоть до I905 года - в течение полувека - делало возможным существование лишь нелегальных, то есть революционных партий. Последнее обстоятельство было роковым для правых и умеренных течений, первое - для партий революции.

Запад привил нам доктрины: бюрократического и классового (прусского или английского) консерватизма, свободомыслящего, буржуазного (французского и английского ) либерализма и революционного (сперва французского, потом немецкого) социализма. Все эти идеи действовали разлагающе на народную жизнь и углубляли пропасть между политическим сознанием народа и интеллигенции.

0x01 graphic

"9 января 1905 года на Васильевском острове".

Художник Владимир Егорович Маковский Этюд к картине

Русский консерватизм, как он сложился при Николае I и Александре II (Катков), был государственным миросозерцанием бюрократии и оставался таким до последних дней.

Это особая форма западничества, то есть петровская традиция: постепенного разрушения основ прежней жизни во имя цивилизации. В сущности, это была постепенность в революции или консервирование определенного фазиса революции - на царствовании Николая I или Александра III.

В этом внутреннее противоречие русского консерватизма.

Отсюда его бездушие, бюрократическая сухость, ироническое отношение к народной душе и ее святыням.

Атеизм чувствовал себя легко и удобно в этой среде, где не принято было спрашивать о вере и где религия поддерживалась больше по традиции.

Консерватизм был просто силой инерции государственного аппарата, того аппарата, который был создан Петром для целей грандиозной революции.

Русский консерватизм всегда относился подозрительно к черной контрреволюции, к почвенному черносотенству. Правые почвенники наши не могут называться консерваторами: они главные глашатаи реакции, чаще всего насильственной, то есть революционной.

0x01 graphic

Горький Максим читает в "Пенатах" свою драму Дети солнца. 1905.

Репин И.Е., художник

Либерализм русский, начиная с Кавелина и Чичерина первых лет, был всегда слабейшим течением в русской интеллигенции. Его слабость была следствие идейного угасания либерализма на Западе после I848 года и слабости нашего третьего сословия, на которое мог бы опереться чисто буржуазный либерализм.

Один из основных пороков русского либерализма заключался в том, что он строился в расчете на монархию, будучи совершенно лишен монархического пафоса. Русский либерализм видел свой идеал в английской конституции и считал возможным пересадку ее в Россию, забывая о веках революции, о казни Карла II, о страшном опыте почти тысячелетней истории, которая закончилась идиллически сотрудничеством монархии. аристократии и демократии.

Второй порок либерализма - чрезвычайная слабость национального чувства, вытекавшая, с одной стороны, из западнического презрения к невежественной стране и, с другой, из неуважения к государству и даже просто из непонимания его смысла. За английским фасадом русского либерализма скрывалось подчас чисто русское толстовство, то есть дворянское неприятие государственного дела. В сущности, от этого порока либерализм освободился лишь в I9I4 году, когда всерьез связал защиту России с защитой свободы.

Справка:

-- Кавелин Конст. Дм. (I8I8-85), рос. историк государственной школы и публицист. Участник подготовки крест. реформы I86I, автор одного из первых проектов отмены крепостного права. Сторонник умеренных преобразований при сохранении неогранич. монархии и помещичьего землевладения. Тр.: "Взгляд на юридический быт Др. России" (I847), "Краткий взгляд на русскую историю" (опубл. I887) и др.

-- Чичерин Бор. Ник. (I828-I904), юрист, историк, философ, поч. ч. Петерб. АН (I893). В I86I-68 проф. Моск. ун-та. Основоположник "гос. школы" в рос. историографии. Представитель либерального течения рос. философ.-юрид. мысли. Сторонник конституц. монархии. Тр. по истории гос. права, полит. учений, "Воспоминания" (ч. I-4, I929-34).

0x01 graphic

"Манифестация 17 октября 1905 года", 1906--1911.

Репин И.Е., художник

И, наконец, социализм русский, с которым связано столько грозных недоразумений для России!

Совершенно ясно, что в социальных и политических условиях России не было ни малейшей почвы для социализма. Ибо не было капитализма, в борьбе с которым весь смысл этого европейского движения. Реально, исторически оправдано одно: борьба интеллигенции за свободу (свободу мысли, прежде всего) против обскурантизма упадочной Империи.

Борьба за свободу связывалась с горячим, иногда религиозным народолюбием, но отсюда если и вытекала революция, то уж никак не социализм. Социалистическая формула была просто подсказана западным опытом как формула социального максимализма.

Говоря точнее, первоначально такой формулой являлся анархизм, и все развитие русской революционной идеологии совершалось, с чрезвычайной медлительностью, по линии: анархизм - социализм - демократия. Социализм постепенно выветривался из конкретных программ всех социалистических партий. С.-р. вообще мало беспокоилась о судьбах промышленности.

Что касается с.-д., то груз социалистической доктрины приводил их на практике к ряду безысходных противоречий. Пропагандист уничтожал до конца современный строй и кончал убеждением в том, что этот никуда не годный строй должен быть пощажен революцией. Не было тех бранных слов, которыми он клеймил бы буржуазии - для того, чтобы придать этой гнусной буржуазии политическую власть, завоеванную руками рабочих.

Поистине, от русского рабочего требовалось безграничное самоотречение и безграничная доверчивость. Французский рабочий класс дважды, в I848 и в I87I годах, доказал, что подобное самоотречение выше его сил и разумения. Гибель республики была совершенно неизбежным последствием классовой борьбы I848 года, и в I87I году республику спас случай.

В России социалистический характер всех революционных партий делал невозможным честную коалицию с либералами, делал невозможной национальную революцию.

Вдумываясь в господствующие политические настроения, смутные чаяния во всех слоях общества, поражаешься, насколько они не соответствовали официальным партийным группировкам. В России могли создаться по крайней мере три могущественные партии, из которых каждая могла бы повести страну.

Они не создались из-за отсутствия вождей и идейного оформления.

0x01 graphic

"Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?", 1905 г.

Художник В. А. Серов.

Во-первых, "черносотенная" партия крестьянства, которая соединила бы религиозный монархизм с черным переделом.

Народ до японской войны мечтал о царе Пугачеве.

Для монархии этот путь был реально возможен.

Пугачевщина могла и не принять разрушительных форм, будь она провозглашена престолом и поддержана Церковью. В сущности, при слабости и быстрой ликвидации дворянского землевладения экономические потери были бы невелики.

От монархии требовалось только одно: отказаться от гнилой опоры в дворянстве и опереться на крестьянство с возвращением к древним основам русской жизни. Это путь, указанный Достоевским и немногими идейными черносотенцами. Потери на этом пути: варваризация, утрата (временная) много, созданного интеллигенцией за два века. Однако эти утраты были бы, может быть, не столь тяжелы, как в условиях марксистской пугачевщины Ленина.

Во-вторых, партия славянского либерализма: православная. национальная. но враждебная бюрократии и оторвавшемуся от народа дворянству, защищавшая свободу печати и слова, единение царя и земли в формах Земского Собора. Эта партия могла бы быть не классовой, а всенародной, с ударением, однако же, на торгово-промышленные слои как силу земскую по преимуществу, почвенную и прогрессивную.

Вырождение старого славянофильства в черносотенство конца I9-го века обескровило это направление.

<""">

И, наконец, если выяснилась неспособность монархи к творческому акту, если путь революции оставался единственным открытием для интеллигенции, то теоретически мыслима партия демократической революции, русского якобинства. Ее элементы уже имелись в русской политической культуре, в памяти декабристов, в поэзии Некрасова и Шевченко, в прозе Герцена и Горького, с "Дубинушкой" в качестве национального гимна. Тысячи бунтовавших студентов именно в "Дубинушке", а не в "Марсельезе" (всего менее в "Интернационале" ) находили адекватное выражение вольнолюбивым своим чувствам.

В "Дубинушке", да еще в песнях о Стеньке разине, которые были в России поистине национальными. Русские радикальные юноши в массе своей безнадежно путались между с.-д. и с.-р., с трудом и внутренним отвращением совершая ненужный выбор между ними - ненужный потому, что не социалистическая идея волновал сердца, а манящий призрак свободы.

В этой борьбе студенчество, конечно, было бы поддержано новой демократией, как мы ее определили, и крестьянством, которое поднялось бы за землю,кто бы ни обещал ее. Конечно, революционная стихия в России несла с собой неизбежно пугачевщину, сожжение усадеб, разгром богачей, но гроза пронеслась бы и вошедшее в берега море оставило бы (за вычетом помещиков) все те же классы в той же национальной России.

Вчерашние бунтовщики оказались бы горячими патриотами, строителями великой России. Это путь революции в Германии, Италии, Турции. Почему же в России не нашлось места младотуркам и Кемалю-паше? Неужели турецкая политическая культура оказалась выше русской? Одна из причин столь невыгодного для нас несходства заключалась в том обстоятельстве, что турки учились у политически отсталой Франции, а мы у передовой, то есть социалистической Германии.

<""">

За легковесностью политического багажа турецких генералов скрывается большая зоркость к условиям национальной жизни, большая чуткость, большая трезвость. Трезвые люди были и в России.

Но им не хватало турецкой смелости.

Нужно представить себе Скобелева, Драгомирова или Гучкова конспираторами, организующими дворцовый переворот, поднимающими военные восстания, чтобы почувствовать всю ирреальность этого исхода.

Ни в русской армии, ни в русской интеллигенции не было людей, соединяющих холодную голову, понимание национальных задач с беззаветной смелостью и даже авантюризмом, необходимым для выполнения такого плана.

Гражданский маразм, деформация политической психологии делали невозможным образование национальной революционной партии в России.

0x01 graphic

"В рабочей семье", 1890--1900.

Художник Н.А Касаткин.

Была ли революция неотвратимой?

Ставить так вопрос - не значит ли заниматься пророчествами наизнанку: гаданием о том, что могло бы быть и чего не было?

Самый никчемный, ибо ни на что не вдохновляющий вид пророчеств. Вопрос этот может иметь смысл лишь как новая, оценочная и в то же время поверочная форма нашей аподиктической схемы. Отчасти это вопрос о вине и ответственности, отчасти поправка к безнадежно черной картине, умышленно односторонней, ибо предназначенной для объяснения гибели.

И вот, на пороге последней катастрофы, мы останавливаемся, чтобы сказать: не все в русской политической жизни было гнило и обречено. Силы возрождения боролись все время с болезнетворным ядом. Судьба России до самого конца висела на острие - как судьба всякой живой личности.

Начнем издалека.

Первый признак государственного упадка в России мы усматриваем в политической атонии дворянства. Заметное с конца ХVIII века явление это связано - отчасти, по крайней мере,- с крушением его конституционных мечтаний.

Даже если эти мечтания не были ни особенно сильными, ни особенно распространенными, в интересах государства было привлечь дворянство как класс к строительству Империи: возложить на него бремя ответственности. Всенародное просветительство в виде Земского Собора было невозможно с того момента, как все классы общества, кроме дворянства, остались за порогом новой культуры. Но дворянский сейм был возможен.

Он сохранился повсюду в Восточной Европе, и русские государственные деятели часто испытывали его соблазн. Эта аристократическая (шведская) идея жила и в век Екатерины (граф Панин) и в век Александра I (Мордвинов).

Справка:

-- Панин Никита Ив. (I7I8-83), граф, рос. гос. деятель и дипломат, поч. ч. Петерб. АН (I776) Брат П. И. Панина. С I747 посланник в Дании, Швеции. Участник дворцового переворота I762. Воспитатель Павла I. В I763-8I руководил Коллегией иностр. дел. Автор конституц. проектов.

-- Мордвинов Ник. Сем. (I754-I845), рос. гос. деятель, адм. (I799), граф (I834), поч. ч. Петерб. АН (I826). В I802 мор мин. В I823-40 през. Вольного экон. об-ва. Сторонник беззем. освобождения крестьян за выкуп. В I826 единственный из членов Верх. уголов. суда отказался подписать смертный приговор декабристам.

Декабристы - значительная часть их - усвоили демократические идеи якобинства, беспочвенные в крепостной России.

Но и среди них, а еще больше в кругах, сочувствующих им, в эпоху Пушкина были налицо и трезвые умы, и крупные политические таланты, чтобы, сомкнувшись вокруг трона, довести до конца роковое. но неизбежное дело европеизации России.

Конечно, эта задача делала невозможным немедленное освобождение крестьян, которое неминуемо ввергло бы Россию в ХVII век. Единственный шанс русского конституционализма в начале ХIХ века - это что крестьянство могло бы не заметить перемены, всецело заслоненное от государства лицом помещика.

Новый строй был бы принят им на веру, на слово царя.

Постепенное приобщение к представительству других слоев - духовенства, интеллигенции, купечества - сообщало бы земский характер Собору, открывало бы возможности нормальной демократизации, плоды которой со временем достались бы и освобожденному крестьянству. Конечно, в тот день, когда царь апеллирует к народу, от дворянства не остается ничего.

В этом, в необходимости политического самоограничения царя, и заключается практический утопизм конституционного пути. Абсолютизм нигде и никогда себя не ограничивал, а в России не было силы, способной ограничить его извне. Весь этот первый политический ренессанс - был задушен тяжелой рукой Николая I.

0x01 graphic

У дверей школы.

Художник Николай Петрович Богданов-Бельский

Реформы Александры II, надломив бюрократический строй, но, не перестроив государства на новых началах, остановили хаос, разброд в умах, междоусобную борьбу во всех колесах правительственного механизма, уничтожая левой рукой то, что делала правая, царь вывел Россию из равновесия.

С 60-х годов начинается последняя, разрушительная эпоха Империи. А между тем вызванная ею к жизни так называемая общественность, то есть дворянско-интеллигентские силы были значительны, одушевлены идеализмом политической и культурной работы и далеко не всегда беспочвенны. Земская, позже городская Россия, плод самоотверженного труда двух поколений деятелей, доказывает положительные, созидательные способности новых людей.

Государство оттолкнуло их, отвело им тесно ограниченный удел, создав из земщины как бы "опричнину" наизнанку, вечно подозреваемую экспериментальную школу новой России. Эта изоляция от государства воспитала земцев - безгосударственников, деятелей уездного и губернского масштаба, слепых к мировым задачам России.

<""">

Под пышной порфирой Александра III гниение России сделало такие успехи, что надежды на мирный исход кризиса к последнему царствованию были невелики. Главное было в исчерпанности моральных ресурсов. Славянофильский идеал был опоганен мнимо национальной полицейской системой удушения. Внутренняя хилость и бездарность консервативных течений конца века (Достоевского, Леонтьева!) - показатель безошибочный. Консервативные идеи в "Новом времени" оказались продажными. Без субсидии от правительства не могла существовать ни одна правая газета. Ясно, что возрождение теократической идеи царства стало невозможным.

Но для Росси были даны два последних шанса.

Первый шанс - революция I905 года.

Второй - контрреволюция Столыпина.

0x01 graphic

Четыре Евангелиста (1625-1630)

Художник Якоб Йорданс

Невозможно доказать, невозможно даже утверждать с полной убежденностью, что победа революции в I905 году не привела бы к тому же развалу России, что революция I9I7 года.

Все же можно привести серьезные противопоказания.

В движение I905 года в отличие от революции I9I7 года все партии и группы русской интеллигенции шли с огромной верой и энтузиазмом.

Моральный капитал революции, скопленный за столетие, не был растрачен.

Народ находился в состоянии отчаяния и слабо чувствовал войну. Огромные массы крестьянства жили еще в условиях патриархального быта и сознания. Самое главное: международная обстановка была сравнительно благоприятной. Война могла быть закончена в любой момент.

Конечно, успех революции неизбежно привел бы к захвату помещичьей земли, пожарам и погромам. Конечно, социалистическая агитация в рабочих массах возбуждала их против либеральной демократии. Но все эти опасности действовали в неизмеримо меньшей степени, чем через I0 лет. Даже большевики I905 года со своей программой диктатуры пролетариата и крестьянства стояли на почве русской национальной революции. Но она имела шансы окончиться победою опирающихся на удовлетворенное крестьянство умеренных слоев демократии.

Впрочем, самые шансы эти, то есть недостаточная острота революционной ситуации, и сделала возможной сравнительно легкое подавление революции.

Инициатива была в руках правительства.

Оно имело шанс.

И какой шанс!

Восьмилетие, протекшее между первой революцией и войной, во многих отношениях остается навсегда самым блестящим мгновением в жизни старой России. Точно оправившаяся от тяжелой болезни страна торопилась жить, чувствуя, как скупо сочтены ее оставшиеся годы.

Промышленность переживала расцвет.

Горячка строительства, охватившая все города,обещавшая подъем хозяйства, предлагавшая новый выход крестьянской энергии. Богатевшая Россия развивал огромную духовную энергию.

Именно в это время для всех стал явен тот вклад в русскую культуру.который вносило купечество. Университет, получивший автономию, в несколько лет создал поколение учебных работников в небывалом масштабе.

В эти годы университеты Московский и Петербургский не уступали лучшим из европейских. Помимо автономии и относительной свободы печати, научная ревность молодежи поддерживалась общей переоценкой интеллигентских ценностей. Вековое миросозерцание, основанное на позитивизме и политическом максимализме, рухнуло.

0x01 graphic

Юный знаменосец, 1742.

Художник Джованни Баттиста

Созревала жатва духа, возросшая из семян, брошенных в землю мыслителями ХIХ века.

Православная Церковь уже собирала вокруг себя передовые умы, воспитанные в школе символизма или марксизма. Пробуждался и рос горячий интерес к России, ее прошлому, ее искусству. Старые русские города уже делались целью паломничества. В лице Струве и его школы - самой значительной школы этого времени - впервые после смерти Каткова возрождалась в России честная и талантливая консервативная мысль. Струве подавал руку Столыпину от имени значительной группы интеллигенции, Гучков - от имени буржуазии. Как использовала Монархия эти счастливые для нее возможности?

Император Николай II имел редкое счастье видеть у подножья своего трона двух исключительных, по русской мерке, государственных деятелей: Витте и Столыпина. Он ненавидел одного и предавал обоих. Они были совершенно разные, особенно в моральном отношении, люди. Но оба указывали монархии ее пути. Один - к экономическому возрождению страны через организацию сил промышленного класса, другой - к политическому возрождению России - в национально-конституционных формах.

Николай II хотел принизить Витте до уровня ловкого финансиста,а Столыпина - до министра полиции. Он лукавил с обоими и окружал себя политическими гадами, публично лаская погромщиков и убийц. Он жил реакционной романтикой, созвучной славянофильским идеям, растоптанной его отцом и дедом. Лет сорок-тридцать тому назад они имели действенную силу. Теперь это была вредная ветошь, нелепый маскарад, облекавший гвардейского полковника в одежды московского царя.

Справка:

-- Витте Сер. Юл. (I849-I9I5), граф (I905), рос. гос. деятель, поч. ч. Петерб. АН (I893). Мин. путей сообщений в I892, финансов с I892, пред. К-та мин. с I903, Сов. Мин. в I905-06. Инициатор введения винной монополии (I894), проведения ден. реформы (I897), стр-ва Сиб. ж. д. Подписал Портсмутский мир (I905). Автор Манифеста I7 окт. I905. Разработал осн. положения столыпинской агр. реформы. Стремился привлечь предпринимателей к сотрудничеству с пр-вом. Автор "Воспоминаний" (т. I-3, I960).

-- Столыпин Петр Аркадьевич (I862-I9II), министр внутр. дел и пред. Совета министров Рос. империи (с I906). В I903-06 саратовский губернатор, где руковолил подавлением крест. волнений в ходе Рев-ции I905-07. В I907-II определял правительств. политику. В I906 провозгласил курс социально-полит. реформ. Начал проведение столыпинской аграрной реформы. Под рук. С. разработан ряд крупных законопроектов, в т. ч. по реформе местного самоуправления, введению всеобщего нач. образования, о веротерпимости. Инициатор создания воен.-полевых судов. В I907 добился роспуска 2-й Гос. думы и провел новый избирательный закон, существенно усиливший позиции в Думе представителей правых партий. Смертельно ранен эсером Д. Г. Богровым.

<""">

Монархия и могла править с Думами, состоящими из социалистов и республиканцев. Это ясно. Но она так же не доверяла Думе октябристов и националистов. Она вела в лице ее войну с консервативными силами страны - мелочную, нелепую дискредитирующую и власть, и народное представительство. Народ приучился к мысли о бессилии и никчемности Думы, интеллигенция - к аполитизму.

Не стоило создавать Думы, не приобщая к власти ее вождей. Оставляя за ними лишь право слова, правительство превращало Думу в "говорильню", в митинг, который, как митинг, имел тот огромный недостаток, что отражал настроение лишь правого сектора страны.

Столыпин не принял протянутой руки Струве и Гучкова - не потому, чтобы недооценивал значение гражданского мира. Но за ним стоял дворец, который парализовал его волю, дворец, который превратился в штаб гражданской войны.

В довершение бедствия дворцовый мистицизм принял уродливые и опасные формы. Вся Россия - с ужасом или захлебываясь от удовольствия - переживала годы распутиниады. Хлыст, через царскую семью, уже командовал над русской Церковью в ожидании того момента, когда война отдаст ему в руки государство. Подобранный Распутиным Синод, распутинские митрополиты, ссылка епископов - неслыханное поругание Церкви совершалось именем царя...

Справка:

-- Распутин (наст. фам. Новых) Григ. Еф. (I864 или I865, по др. данным, I872-I9I6), крестьянин Тобольской губ., получивший известность "прорицаниями" и "исцелениями". Оказывая помощь больному гемофилией наследнику престола, приобрел неогранич. доверие имп. Александры Федоровны и имп. Николая II. Убит заговорщиками, считавшими влияние Р. гибельным для монархии.

<""">

Оглядываясь на последние предвоенные годы, чувствуешь страшное раздвоение: гордость достижениями русской культуры и тяжесть от невыносимого нравственного удушья.

Имморализмом (А.К. - имморализм (аморализм), отрицание моральных устоев и общепринятых норм поведения в обществе, нигилистич. отношение ко всяким нравств. принципам.) была поражена более или менее вся Россия.

Но ясно замечаешь и определенные черные лучи, исходящие из одного фокуса: отравляющее правительство, Думу, печать, общественность.

Этот фокус - в царском дворце.

Можно, конечно, думать, что рок войны, непосильный для России, все равно обрекал на гибель работу ее творческих сил. Но и без войны было ясно, что вся эта работа парализуется и отравляется в самом сердце страны.

Нельзя преуменьшать значение личной ответственности в истории.

В самодержавной монархии не может быть особенно тяжелой ответственности царя. Но бывают годы в жизни народов, годы кризисов, распутий, когда чаща личной ответственности начинает перетягивать работу бессознательных исторических сил.

В русской революции только два человека сыграли роковую, решающую роль, не сводимую к типичным факторам, к воздействию групп.

Эти два человека -Николай II и Ленин.

Первый спустил революцию, второй направил ее по своему пути.

0x01 graphic

Георгий Петрович ФЕДОТОВ (1886-1951) -

русский мыслитель, историк, публицист, один из основателей журнала "Новый град" (1931-39), автор многих эссе о своеобразии русской культуры и истории и месте России между Востоком и Западом.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 21/08/2013, изменен: 21/08/2013. 46k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 12 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Скоро будет 50 лет, как я в военном строю...

Каменев Анатолий Иванович "Ограда священных алтарей - главная сила народа"...

Каменев Анатолий Иванович
"Ограда священных алтарей - главная сила народа"...