Если отбросить все второстепенности и внимательно взглянуть на факты истории, то можно без труда обнаружить весьма существенные причины, заставившие Россию на протяжении почти половины тысячелетия вести борьбу за Кавказ.
Этих причин, по крайней мере, четыре:
- во-первых, Кавказ -- это зона геополитических интересов России, регион, дающий выход к южным морям и странам, обладающих богатыми природными ресурсами;
- во-вторых, в этом регионе находятся единоверцы, нуждающиеся в защите со стороны России;
- в-третьих, неспокойные южные соседи (Персия и Турция) неоднократно создавали угрозу нашим южным границам;
- в-четвертых, Ближний Восток, Кавказ, Закавказье, Средняя Азия -- это огромный мусульманский мир, где уже с ХVIII века стал активно проявлять себя мюридизм, крайне реакционное и агрессивное течение ислама, против которого необходимо было поставить надежный заслон на южных границах России.
*
Начало активных попыток установить дружеские связи с народами Кавказа и Закавказья восходят к ХV - ХVI столетиям. Вследствие того, что впоследствии Россия связи эти не поддержала, Персия, с одной стороны, а Турция, с другой, покорив Кавказ, распространили там мусульманство, подавили существовавшие остатки древнего христианства и тем уничтожили влияние России; в этом положении наши отношения с Кавказом находилась в течение 152 лет, т.е. до эпохи Петра Великого.
В 1722 году император Петр Великий предпринял поход в Дагестан: Дербент отворил ворота, и император, поставив в нем русский гарнизон, возвратился в Астрахань.
Но победа эта была скорее обременительной и непосильной: России не удалось встать твердой ногой на Кавказе. Но, дабы упрочить свое положение, было повелено начать строительство Кавказской линии (1), своеобразного пограничного рубежа на юге с казачьими станицами-гарнизонами против набегов горцев.
Персия и Турция, каждая со своей стороны, теснили русских с Кавказа и мечем насаждали мусульманство, отдаляя Россию не только географически, но и духовно от народов Кавказа. Только в царствование Екатерины II возобновилось влияние России на дела Кавказские, и с тех пор мы начали там утверждаться постоянно (2).
Можно не сомневаться, что стратегически Россия вела совершенно правильную и справедливую политику. Не раздвинь мы пределы государства на юге до Карса и Аракса, турки и персы наверняка довершили бы порабощение христианских кавказских народов и уже стояли бы у нашего "подбрюшия" -- у Азова, Кубани и Терека, если не севернее(3).
*
С приходом русских на Кавказ там прекратились кровавые междоусобицы и исчезла работорговля (4), горный край обрел мир и законность, надежды на культурный взлет и экономическое процветание.
*
Историческая правда требует сказать, что Россия в войнах на Кавказе слабых противников не имела.
Ими были султанская Турция, шахская Персия в расцвете военного могущества, движение горцев под руководством упорного имама Шамиля, чеченцы -- "самые отчаянные хищники", пользовавшиеся высокой репутацией и авторитетом среди горских племен (5).
При всем том, противников России всегда поддерживали материально (оружием), морально и инструктажем западноевропейские державы, в первую очередь Англия.
*
Ареной боевых действий России на Кавказе были огромные пространства Северного Кавказа и Закавказья, берега рек Терека, Кубани, Куры, Аракса, побережье и воды Черного моря и Каспия, земли грузин, армян, азербайджанцев, пашалыки азиатской Турции и северный Иран...
*
Успешность боевых действий на Кавказе можно объяснить действием ряда факторов:
- 1) воспитания и подготовки Кавказской армии,
- 2) не пренебрежения основными принципами военного искусства,
- 3) правильной постановки и ведения боя и
- 4) личностью вождя(6).
*
На протяжении долгих лет не прерывавшейся борьбы по завоеванию Кавказа и войн с Персией и Турцией создавались знаменитые традиции кавказских частей -- традиции куначества, узами братства связывавшие все части Кавказской армии в одну тесную военную семью, в которой каждый член ее был преисполнен готовности в случае нужды прийти на помощь.
В ней не было обособленных групп артиллеристов, кавалеристов и пехотинцев: никто из них не чуждался другой группы. В них, в этих традициях, вырабатывалось чувство жертвенности во имя оказания помощи соседу; в них выковывался постепенно один из принципов военного искусства -- принцип взаимной поддержки.
Эти узы братства свято чтились на протяжении всех долгих лет существования кавказской армии и передавались во всех частях из поколения в поколение всем новым членам полковых семей(7).
*
Кавказскую войну нельзя считать классической, она и не гражданская, и это не вооруженное противостояние внешнему иностранному агрессору.
И это даже не религиозная война, как бы не пытались ее представлять в прошлом (8) и сегодня.
Война против Кавказских горцев имеет свой особый самобытный характер (9). Следует учитывать то, что в основе этой войны, с противной стороны, лежит явное стремление подчинить этот регион влиянию (зависимости) важнейших экономических центров мира.
Ранее в этом преуспевали Франция(10) и, особенно, Англия(11).
*
Войны на Кавказе дали отечественной истории большое созвездие полководческих дарований, героических подвигов, кровопролитных сражений в чистом поле, не менее тяжелых штурмов и обороны крепостей, рейдов во вражеские тылы, походов целых армий.
Каждая такая война доставляла честь и славу русскому оружию.
Генерал-аншеф граф Валериан Александрович Зубов возглавил успешно начатый военный поход на юг Кавказского побережья Каспийского моря, чтобы в первую очередь обезопасить православную Грузию от новых персидских вторжений.
Зубовский Персидский поход неожиданно прервался по воле воцарившегося Павла I, и только по этой причине он не дал результата.
Анапа, крупнейшая турецкая крепость на Черноморском побережье Кавказа, стала звездой первой величины в полководческой биографии генерал-фельдмаршала Ивана Васильевича Гудовича.
Выдающийся полководец Алексей Петрович Ермолов, герой Отечественной войны 1812 года, навечно связал свою биографию с Кавказом, с той крепостью, которую он решил взять штурмом (12).
Граф Паскевич-Эриванский, он же князь Варшавский, вполне достоин стоять в первом ряду отечественных полководцев.
Генерала от кавалерии Ивана Малхазовича Андронникова и генерала от инфантерии Василия Осиповича Бебутова роднит то, что славу себе они добыли, защищая российские границы в Закавказье.
Под их командованием русские войска одержали несколько блестящих побед над армиями Османской Порты, не дав туркам вторгнуться ни в Грузию, ни в Восточную Армению, ни в Азербайджан.
Оставление русскими войсками после героической обороны Севастополя и блестящее взятие ими мощной турецкой крепости Карс уравняли чаши весов, на которых взвешивались итоги этой войны. Оттоманская твердыня оказалась полноценной разменной монетой за главную базу русского Черноморского флота.
"Конструктором" той большой победы отечественного оружия стал генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев, вошедший в военную историю с прозванием Карский. Взятие мощнейшей неприятельской крепости стало украшением полководческой биографии человека, познавшего все тяготы войн на Кавказе (13).
*
Выводы из Кавказских войн
"Кавказ должно уподобить весьма сильной крепости, чрезвычайно твердой по местоположению, искусно ограждаемой укреплениями и обороняемой многочисленным гарнизоном, что одна только безрассудность может предпринять эскападу против такой крепости, что благоразумный полководец увидит необходимость прибегнуть к искусственным средствам: заложит параллели, станет подвигаться силою, призовет на помощь мины и овладеет крепостью"(14).
*
"Горцы по воспитанию своему, понятиям и обычаям даже и среди своих обществ не признают никакой власти, кроме силы оружия, никаких обязанностей, кроме тех, к исполнению коих можно принудить оружием, кои, несмотря на множество прислуг, не исполняют никаких условий, коль скоро находят возможность нарушить оные. Каким образом народ хищный, воинственный, полудикий, покорится мирным соседям? Кажется, вопрос состоять должен в том только, каким образом употребить оружие, дабы вернее достигнуть цели, приспособляя и миролюбивые меры как средства вспомогательные и второстепенные"(15).
"...Все предприятия, где мы имели чувствительный урон, были для нас невыгодные, ободряя, с одной стороны, неприятеля, алчущего крови, с другой, роняя смелость и уверенность в войсках" (16).
"...Набеги горцев в наши пределы должны уподоблять вылазкам гарнизона из крепости, и что для отражения их мы должны быть в беспрерывной бдительности..." (17)
"Один из верных способов усмирения горцев состоит в том, чтобы, везде предупреждать их замыслы, всегда находиться в сильном оборонительном положении, дабы отражать их набеги с успехом. Утвердительно можно сказать, что хищничества прекратятся, коль скоро горцы не будут иметь возможность их производить и как скоро они не будут иметь успеха, а для этого нужно быть на линиях наших в сильном оборонительном состоянии" (18).
Кавказ не может быть покоен до тех пор, пока жители вооружены, а дабы их обезоружить, мы должны им доставить личную безопасность и защиту собственности, и тогда только они постепенно отвыкнут от оружия (19).
Чеченцы -- самые беспокойные из всех соседей.
Не только в наших границах по Тереку и по Военно-Грузинской дорого производили свои хищничества, но распространяли их между соседними им кавказскими племенами, особливо между кумыками, так что кумыкские князья в собственных своих владеньях уже не осмеливались ездить без чеченского проводника(20).
*
Сила оружия нужна, во 1-х, для приведения в исполнение мер наступательных, во 2-х, для охранения линии, в 3-х, для удержания в повиновении племен покорившихся и для защиты их(21). Сила оружия, как мы видели, доставила нам такие успехи, которые никаким гостеприимством, никакою ласкою, никакою щедростью, никакими торговыми сношениями нельзя было бы достигнуть(22).
*
На Кавказе должны быть особые войска: во-первых, специально подготовленные для ведения боевых действий в горах; во-вторых, спаянные узами боевой дружбы(23). "Обостренное чувство принципа взаимной выручки во что бы то ни стало вело к развитию во всех начальниках от мала до велика умения разбираться в обстановке и, не спрашивая указаний сверху, когда время не терпело, принимать самостоятельное решение, не боясь ответственности за него; вырабатывалась привычка к проявлению нужной инициативы в духе общего решения, другими словами, широко развивалась самостоятельность частных начальников"(24).
*
Россия могла достичь успеха в этой войне, лишь опираясь на помощь населения, которое выставляло значительное количество ополченских формирований, принимавших активное участие в войне. В этой войне в составе русской армии в разное время действовало до 10 тыс. конных и 12 тыс. пеших ополченцев-азербайджанцев. Около 20 тыс. ополченцев выставила Грузия. Большое значение имела организация снабжение войск за счет местных ресурсов(25).
*
В области стратегии рельефно выявилась зависимость способов ведения войны от политических задач. В области тактики выявилось, что в условиях горных театров наиболее рациональными были действия в рассыпных строях(26). Все операции Кавказской армии покоились на основных принципах военного искусства. Один из важнейших принципов военного искусства, чисто духовного порядка, -- принцип внезапности, поражающий воображение противника своею неожиданностью, всегда сопровождал наши операции (27).
*
Необходимо было, чтобы принимающий решение был проникнут волей к победе, так как в этой решимости победить во что бы то ни стало -- секрет побед; надо было, чтобы он мог использовать высокие качества войск; надо было иметь во главе армии вождя, умеющего дерзать и дерзавшего(28). В качестве главнокомандующих назначались генералы, знавшие данный театр войны и прошедшие боевую школу(29).
*
Каковы бы ни были жертвы, которые Россия должна принести Кавказу, во всяком случае, нет сомнения, что эти жертвы будут потомством достойно оценены, прежде всего потому, что торжество России в войне с Кавказскими горцами составит торжество цивилизации над самым упорным варварством (30).
Источники:
--
1.Возникновение Кавказской пограничной линии можно отнести ко времени присоединения в 1557 году к Россия Царем Иваном IV Васильевичем Грозным Астраханского ханства. В тот год прекратил свое существование один осколок Золотой Орды, который граничил с дагестанскими землями. Впоследствии Петр I, лично осмотревший часть российской границы на Юге во время Персидского похода, понял, что ее необходимо укреплять. В 1722 году на берегах рек Аграхань и Сулак поселяются донские казаки с семьями, получившие название Аграханского казачьего войска. Позже - Семейного войска.
--
2.В 1769 году по повелению императрицы Екатерины II генерал-майор Медем с 10 т. калмыков удачно наказал кабардинцев за вероломство в бывшую тогда войну с Турцией; а генерал Тотлебен выгнал турок из Грузии, Имеретин и Мингрелии. - См.: Серебряков Л.М. Мысли о делах наших на Кавказе // Звезда. - 1996. - N12. - С.90.
--
4.По свидетельству историка Н.А. Смирнова, "начиная с XVI века турки ежегодно вывозили с Кавказского побережья более 12 тыс. рабов. - Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в ХVI - ХIХ веках. - М.:, 1958, С. 21.
--
5.См.: Керсновский А. А. История Русской Армии. т.2. - М., I993. - С.95.
--
6.См.: Масловский Е. На кавказском фронте. - В кн.: Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. // Российский военный сборник. Вып. 16. - М., 1999. - С.119.
--
7.См.: Там же.
--
8.Летом 1838 года на реке Адагуме состоялось большое собрание черкесов (шапсугов и натухайцев). Британские агенты вновь старались убедить их, что для успешных действий необходимо объединить всех адыгов в борьбе с Россией. Обещая скорую помощь от Англии, агенты добились провозглашения национального обета, т.е. клятвы на ведение вечной войны против России. Этот обет - изобретение Уркарта, пущенное в ход еще в 1834 голу, когда он впервые подал местным старейшинам мысль объединиться с другими горцами "под одной властью и под общим знаменем". - См.: Попов В.В. Войны на Кавказе и западноевропейские "цивилизаторы" // Военно-исторический журнал. - 1997. - N4, С.68.
--
9.См.: [Романовский]. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции, читанные в зале пассажа в 1860 году генерального штаба полковником Романовским. - СП б., 1860. - С.38 - 43.
--
10.Наполеон со времени своего прихода к власти стремился поколебать позиции Англии в Индии, подчинить французскому влиянию восточное побережье Средиземного моря, Сирию, Египет, Персию. Именно под его дипломатическим нажимом турецкий султан Селим III и занял откровенно враждебную позицию по отношению к России. Враждебность эта усилилась в конце лета 1806 года, когда в Константинополь прибыл ловкий и энергичный посол Бонапарта генерал Себастиани, подстрекавший султана к действиям против России, следуя специально данной ему императором секретной инструкции. Себастиани должен был прежде всего внушить Высокой Порте уверенность в том, что Франция желает лишь усиления Турции. Ему предписывалось добиться заключения тройственного военного союза (Франции, Османской империи и Персии) против России. Наполеон требовал закрыть для российских кораблей Босфор, запретить заход ее судам во все турецкие гавани. Себастиани была дана инструкция не пренебрегать никакими средствами для вовлечения Порты в войну с Россией. В Турции появились многочисленные французские офицеры, командированные для обучения турецкой армии. Присланные военные инженеры давали практические рекомендации по возведению военных сооружений и крепостей. - См.: Попов В.В. Войны на Кавказе и западноевропейские "цивилизаторы" // Военно-исторический журнал. - 1997. - N4. - С.60 - 70.
--
11.Центральными фигурами британской антирусской политики, по оценкам современников, были такие видные английские государственные деятели и дипломаты, как лорд Г. Пальмерстон, Ч. Стрэтфорд Каннинг, Ф. Понсонби, Д.Уркарт. Так, Д. Уркарт на протяжении ряда лет являлся главным специалистом в тактических вопросах, взяв на себя функции организатора и руководителя различных акций, как политического и военного, так и пропагандистского характера, направленных против России. В 1834 году он несколько месяцев пробыл среди адыгейских народов Северо-западного Кавказа. Вернувшись в Великобританию, стал распространять ложь о том, что там живет не менее 6 млн. человек, которые якобы подвергаются жесточайшему гнету со стороны русских Ему принадлежит выдумка о том, что Россия, следуя мифическому "Завещанию Петра I", вынашивает планы овладения Константинополем. Со временем он стал членом парламента и неутомимым оппонентом лорда Пальмерстона, которого упрекал за его будто бы недостаточную враждебность к России. Он также был тесно связан с русофобскими кругами польской эмиграции, вместе с ними издавал эмигрантский журнал "Portfolio", фабрикуя в нем просьбы черкесов к Англии о помощи. - См.: Попов В.В. Войны на Кавказе и западноевропейские "цивилизаторы" // Военно-исторический журнал. - 1997. - N4. - С.60 - 70.
--
12."Кавказ, - говорил Ермолов, - это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладевать траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду!" Ознакомившись с планом Ермолова, Император Александр отдал повеление, в котором как бы резюмировал его сущность: "покорять горские народы постепенно, но настоятельно; занимать лишь то, что удержать за собою можно, не распространяясь иначе, как став твердою ногою и обеспечив занятое пространство от покушений неприязненных". - См.: Керсновский А. А. История Русской Армии. т.2. - М., I993. - С.95.
--
14.Серебряков Л.М. Мысли о делах наших на Кавказе // Звезда. - 1996. - N12. - С.101.
--
15.Там же. - С.98
--
16.Там же. - С.102.
--
17.Там же. - С.102.
--
18.Там же. - С.104.
--
19.Там же. - С.104.
--
20.Там же. - С.93.
--
21.Там же. - С.104.
--
22.Там же. - С.98.
--
23.Особенно важно в этом отношении поучение Мольтке: "Армия не может быть временным учреждением, ее нельзя импровизировать в течение недель или месяцев; ее необходимо воспитывать в течение ряда лети поколений, ибо военная организация должна покоиться на устойчивости и возможной ее продолжительности. Армии самое важное учреждение в стране; так как только благодаря ей могут существовать все остальные учреждения; всякая свобода, политическая и гражданская, все, что создано культурою, финансы и государство процветают и гибнут вместе с армиею". - См.: Военные поучения фельдмаршала графа Мольтке. Оперативные приготовления к сражению. - СП б., 1913. - С.13.
--
24.Масловский Е. На Кавказском фронте. - В кн.: Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. - М., 2000. - С.120.
--
25.См.: Бескровный Л.Г. Русское военное искусство ХIХ в. - М., 1974. - С.21.
--
26.См.: Там же. - С.211.
--
27.Масловский Е. Указ. соч. - С.121.
--
28.Там же. - С.124.
--
29.См.: Бескровный Л.Г. Русское военное искусство ХIХ в. - С.77.
--
30.См.: [Романовский]. Кавказ и Кавказская война. - С.47,48.
А.П. Ермолов
В.В. Дегоев
А.П. Ермолов, М.С. Воронцов и А.И. Барятинский -- знаковые фигуры Кавказской войны, с точки зрения военной и социально-политической стратегии России на Кавказе.
Первый был востребован при Александре I, в годы господства иллюзии о возможности покончить с движением горцев одним или несколькими ударами и сравнительно небольшими силами.
Удивительно, что в ту далекую пору, когда волнения еще носили локальный характер, А.П. Ермолов уже провидел неукротимую мощь, сокрытую в разрозненных и с виду безобидных выступлениях.
Принадлежа к европейской классической школе военного искусства, он вместе с тем раньше других осознал непригодность ее для горных условий Чечни и Дагестана, указав на другой, действенный метод, отвергнутый его ближайшими преемниками и принесший успех только через несколько десятилетий проб и ошибок.
Будучи типичным представителем силовой традиции в российской политике на Северном Кавказе, А.П. Ермолов не чуждался и мирных средств, где находил это возможным. М.С. Воронцов, отдав при Николае I последнюю, дорогую дань тактике генерального сражения, добился перелома в сознании военного руководства России (читай -- царя) в пользу ермоловской системы. Воронцов существенно расширил сферу применения среди горцев гибкого социального лавирования, приносившего свои плоды. Всю эту работу блестяще завершил А.И. Барятинский уже при Александре II.
При всей непохожести этих людей их объединяло одно -- беззаветное (но не бездумное) служение национальным интересам России. Наличие у нее таких интересов на Кавказе не подвергалось ими ни малейшему сомнению. Три наместника ясно отдавали себе отчет в том, ради чего они ведут долгую и трудную войну. Свою главную цель они видели в разгроме неуступчивого и неудобного противника. При этом они проявляли к нему уважение, прилагая ровно столько усилий, сколько нужно было для преодоления его сопротивления, никогда не стремясь к его тотальному уничтожению или к оскорблению его достоинства.
***
Высокообразованный генерал с широкими взглядами, честными и благородными помыслами, прославленный герой 1812 года и любимец армии, патриот России, никогда не пресмыкавшийся перед властью, Ермолов был личностью противоречивой и загадочной.
*
В 1816 г. Ермолов, привыкший иметь дело с европейской политикой и военной наукой, получил должность наместника Кавказа и вместе с ней малознакомое поприще для своей дальнейшей деятельности. Там ему предстояло решить задачу, казавшуюся для русской армии (особенно после победы над Наполеоном) несложной и даже как бы не вполне достойной ее мировой славы -- укрепить позиции России на Кавказе и усмирить расшалившиеся горские племена, приведя их под имперский скипетр.
*
Энергичная, вдумчивая, творческая натура Ермолова не позволяла ему оставаться в рамках предписаний Петербурга, зачастую путаных и некомпетентных.
Убедившись, едва ли не первым, в невозможности эффективного управления Кавказом по приказам из далекой столицы, он не ограничивался ролью послушного инструмента правительственной политики, а сам был ее "архитектором", избравшим главным "строительным" принципом прагматизм. Это касалось и военных вопросов, где Ермолов также проявлял большую самостоятельность. Повторим: высшей целью и высшей справедливостью для Ермолова были национальные интересы России, в данном случае -- на Кавказе. Те, кто силой противодействовал этим интересам, становились его личными врагами, с которыми он обращался беспощадно.
*
Прибыв на Кавказ, можно сказать, прямо с европейских полей сражений, где действовали правила классической стратегии, Ермолов не стал спешить с их применением.
Он интуитивно почувствовал, что в горной стране, населенной "дикими" племенами, эйфория от блестящих побед над Наполеоном может сыграть с русскими злую шутку, потому что здесь не было единой, хорошо организованной вражеской армии, не было простора для маневра, не было подчас даже ясного представления о том, кто враг, где он скрывается и как его достать.
В этом "варварском" мире рассыпались, как карточные домики, испытанные каноны военного искусства, оказывалось совершенно бесполезным многократное численное превосходство над врагом и было мало проку от самых грозных средств уничтожения людей.
Здесь Ермолов и русская армия столкнулись с уникальным противником -- бесстрашным, хитрым, виртуозным.
В горах, действуя в родной стихии и диктуя свои правила игры, он имел очевидное преимущество.
Как ни странно, сила горцев заключалась именно в их разобщенности, которая помогала стать неуловимыми и непобедимыми.
Ведь едва ли не самая трудная проблема для русских состояла в технической невозможности навязать горцам генеральное сражение и, обеспечив победу, завершить войну, как это принято у цивилизованных народов, мирным договором.
Воевать с Наполеоном было в известном смысле проще.
Тот мыслил хотя и гениально, но все же в рамках классических категорий стратегии и тактики, и поэтому представлялся куда более понятным и предсказуемым.
Горцы же были совершенно непохожи на всех тех противников, с которыми России приходилось когда-либо иметь дело. Своей приверженностью к "неправильным" методам ведения войны они озадачивали самых опытных русских генералов.
Но только не Ермолова.
Глубоко изучив состояние дел на Северном Кавказе, он пришел к выводу, что покорение этого пространства требовало коренного пересмотра общих подходов к проблеме.
Генерал считал необходимым отказаться от бессистемных и в конечном итоге никчемных экспедиций, предпринимавшихся в ответ на те или иные обстоятельства. В ходе этих операций русские наносили горцам поражения (чаще всего просто рассеивали скопления вооруженных людей), занимали аулы, принимали от населения присяги на верность России, которые давались так же легко, как и нарушались, стоило войскам вернуться на свои опорные базы.
Картина, с незначительными вариациями, повторялась из года в год без существенных изменений в соотношении противоборствующих сил и в общей военно-политической обстановке. Однако для России сохранение такого рода статус-кво означало постепенное, но неизбежное ослабление ее позиций на Северном Кавказе: в неустойчивых ситуациях отсутствие движения вперед есть не что иное, как движение вспять.
Ермолов решил положить этому конец и перейти к совершенно новой системе.
Она не исключала прежние военные экспедиции, но главное внимание теперь уделялось другому.
Сосредоточившись на Северо-Восточном Кавказе, вызывавшем наибольшее беспокойство главнокомандующего, он приступил к грандиозной работе, содержание которой составляло то, что Ермолов называл осадой "кавказской крепости".
Прежде всего, он стремился прочно обосноваться в предгорьях, выдвинуть русские базы поближе к Кавказскому хребту и тем самым ограничить для горцев свободу действий.
Были построены укрепления: Грозная, Внезапная, Преградный Стан, Бурная, Герзель-аул и др.
Соединенные дорогами, проложенными в девственных лесах, они образовали протяженную фортификационную линию с запада на восток -- от Назрани до Каспийского побережья. Одновременно прорубались просеки с севера на юг, открывавшие доступ к прежде неуязвимым местам базирования чеченских и дагестанских войск.
Таким образом, Ермолов закладывал обширный плацдарм для продвижения в глубь гор.
Постепенно вырисовывалась крайне опасная для горцев стратегическая схема, в которой по месторасположению крепостей и конфигурации дорог угадывался весьма хитроумный план: не только блокировать горные районы Чечни и Дагестана с севера, но и разделить эту территорию на несколько изолированных зон, где оборонительные возможности горцев будут сведены до минимума.
Иными словами, наряду с основной блокадной линией Назрань -- Бурная намечались участки, где предполагалось применять, так сказать, местную блокаду.
"Осадную" работу Ермолов сочетал с ударами по важным стратегическим пунктам в Дагестане и Чечне.
К числу наиболее значительных операций западные авторы относили сокрушительные поражения, нанесенные аварскому хану Ахмету у аула Параул (1818), воинственному и могущественному союзу акушинских обществ (1819) и Сурхай-хану Казикумухскому (1820).
Немецкий автор Л. Мозер отмечал эти победы как весьма знаменательные, с точки зрения последствий: в Дагестане воцарилось относительное спокойствие. Это развязало Ермолову руки в Чечне, где он подавил движение под предводительством Бей-Булата, в котором уже явственно дали о себе знать религиозные мотивы.
Наместник видел военную задачу еще и в том, чтобы оградить мирные, лояльные к России аулы Дагестана и Чечни от нападений их беспокойных соседей, заставить уважать избранные народом органы местного самоуправления.
На Центральном Кавказе Ермолов проводил свои идеи в жизнь не менее настойчиво и последовательно. В Кабарде, построив ряд крепостей у выходов из главных ущелий Кавказского хребта, он обеспечил себе возможность установить более бдительное наблюдение за тем, что происходило в горах, и в случае необходимости воспрепятствовать появлению горских отрядов на плоскости.
Пожалуй, лишь в Черкесии не успел Ермолов приступить к внедрению своей "осадной" системы. Линия укреплений по реке Кубани осталась в том виде, в каком она была и раньше. Вероятно, высокая военная активность черкесских племен диктовала соответствующую реакцию и русским войскам, не оставляя времени и сил для возведения новых крепостей, прокладки дорог и прорубки просек.
Не исключено и другое объяснение: возможно, ситуацию на Северо-восточном Кавказе Ермолов считал существенно отличной от положения в Чечне и Дагестане и поэтому требовавшей других методов. Так или иначе в Черкесии происходили беспрерывные, едва ли не ежедневные столкновения с горцами, хотя крупных сражений было немного.
Черноморские казаки воевали против черкесов их же оружием -- прибегая, по выражению Л. Мозера, к "жестокой партизанской войне".
Отмечая бесспорные военные таланты и личное мужество Ермолова, западные авторы в то же время критиковали его за чрезмерное усердие в осуществлении амбициозно-имперских планов России и проявленную при этом жестокость.
По свидетельству Фр. Вагнера, Ермолова горцы называли "русским шайтаном".
Его грозный вид внушал трепет даже самым неустрашимым кавказским вождям. Тем не менее отдельные иностранные наблюдатели признавали эффективность его силовой политики.
П. Камерон писал:
"Хотя меры, к которым он иногда прибегал для умиротворения края, заставляли содрогнуться, не следует игнорировать достигнутый ими результат -- в период его правления широко бытовало утверждение о том, что любой ребенок, даже с суммой денег, мог пройти через подвластные ему (Ермолову. -- А.К.) провинции, не подвергаясь никакой опасности".
По мнению других авторов, жестокие методы Ермолова привели к последствиям, прямо противоположным тем, на которые тот рассчитывал. Невольно проложенная им борозда приняла и дала прорасти семенам мюридизма -- учения, объединившего горцев в борьбе против России. Так была вымощена дорога для Кази-муллы, Гамзат-бека и Шамиля (имамов Дагестана и Чечни).
Предметом особой заботы Ермолова было внутреннее состояние русской армии на Кавказе.
Эту сферу он знал до тонкостей.
Его дотошный, поистине отеческий интерес к повседневной жизни рядовых солдат и младшего офицерского состава представлял собой нечто весьма нехарактерное для армейских обычаев и нравов того времени. Он вникал буквально во все -- бытовые условия, вопросы здоровья и гигиены, питания и интендантского снабжения, боеготовности войск и т.д.
Ермолов резко ужесточил ответственность командиров за количество убитых и раненых среди их подопечных в боевых операциях. Он ввел в практику строгие расследования обстоятельств, при которых произошли эти потери. Если выяснялось, что причиной была чья-то нерадивость, виновных наказывали.
Будучи сторонником дисциплины и порядка, Ермолов вместе с тем ненавидел муштру и плац-парадную показуху, издавна укоренившиеся в европейских армиях. Его интересовало то, что реально поднимало уровень боеспособности и моральный дух войск, а не покрой солдатских панталон.
Он стремился воспитывать воинов, умеющих четко выполнять поставленные перед ними задачи, а не дрессированных марионеток, красиво застывающих в стойке "смирно", подобно изваяниям. Педантичное преклонение перед формой в ущерб здравому смыслу вызывало у Ермолова лишь презрение и насмешку, что, по мнению западных наблюдателей, роднило его с другим выдающимся полководцем, герцогом А. Веллингтоном.
А.П. Ермолов, похоже, предчувствовал, что избранная им стратегия рассчитана не на один год и, быть может, не на одно десятилетие.
И, скорее всего, не ему придется вкусить плоды победы и славы.
Однако он сознательно шел по этому трудному и во многом неблагодарному пути, поскольку считал его единственно верным.
Во имя интересов России знаменитый генерал принялся за трудную, "черную" работу -- без особой надежды на скорые результаты, но с верой, что он создает надежный фундамент для успехов своих преемников, в наследство которым достанется существенный задел в обширной программе полного и окончательного утверждения русского владычества на Кавказе.
Из-за острого недостатка войск в условиях постоянных военных действий на Северном Кавказе и назревавшего столкновения с Ираном и Турцией в Закавказье Ермолов вел планомерную "осадную" работу медленнее, чем хотел бы. Заверши он ее к исходу своего десятилетнего наместничества, как знать -- удалось ли бы Шамилю то, что удалось, и появился ли бы он вообще на свет как политический и военный вождь.
Интуиция и мудрость были характерными качествами Ермолова-стратега.
Они помогли ему преодолеть одно из самых искусительных и опасных заблуждений, вполне естественных в его положении.
Не было бы ничего удивительного, если бы генерал армии великой державы, сокрушившей империю Наполеона, решил применить на Кавказе богатый профессиональный опыт, накопленный им за годы участия в войнах начала XIX в.
Удивительно скорее то, что Ермолов сразу же отказался от этого неотразимого соблазна, осознав всю пагубность попыток механически перенести европейские модели военной стратегии на Кавказ.
Глубокий ум и природное чутье удержали его от тех стандартных решений, которые приведут преемников Ермолова к крупным поражениям и обусловят затяжной характер Кавказской войны. Он раньше других понял, что победы над горцами -- какими бы впечатляющими они ни выглядели -- мало чего стоили в ситуации, когда значительная часть Северного Кавказа оставалась, по условиям местности, недоступной для русской армии.
На эти победы тратились огромные усилия, приносившие минимальный результат, поскольку в горах было достаточно ущелий и аулов, способных служить надежными наступательными и оборонительными плацдармами для чеченских и дагестанских войск. И покуда сохранялось такое положение, главная задача, в понимании генерала, состояла не в погоне за частными успехами, а в методичной подготовке предпосылок для лишения врага всякой возможности оказывать сопротивление.