ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Особый военный округ

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

62-й пехотный Суздальский Генералиссимуса князя Суворова полк

Герб со знамени полка, 1730

Генерал И. Баграмян

Особый военный округ

("У нас действительно почему-то порой недооценивали командиров, работающих в высших военных учебных заведениях")...

(фрагменты из кн. "Так начиналась война")

Прошло почти четыре года, как я расстался с 5-й кавалерийской имени Блинова дивизией и перебрался из Житомира в Москву, поступив в только что созданную тогда Академию Генерального штаба.

Наша учебная группа насчитывала 13 человек.

Друзья шутили: несчастливое число, удачи не ждите. Но пророчество не оправдалось.

Учились все успешно.

Правда, "чертова дюжина" скоро превратилась в обычную: одного из слушателей отчислили за неуспеваемость.

Академия много дала нам, обогатила наши знания, особенно в области военного искусства. Успехи в науке были отмечены тем, что некоторые из слушателей нашей группы стали преподавателями этой же академии.

Первыми пополнили поредевшие преподавательские кадры эстонец комбриг Иоган Бебрис, полковники Николай Емельянович Аргунов, Владимир Петрович Свиридов и Константин Федорович Скоробогаткин; они перешли на преподавательскую работу вскоре после первого же года учебы.

Вслед за ними на эту трудную стезю встали староста нашей группы комбриг Владимир Ефимович Климовских и бывалый летчик майор Иван Никифорович Рухле.

Справка:

АРГУНОВ Николай Емельянович (1898-1984), генерал-майор (2.1.1942).

-- Родился в с. Кураши Смоленской губернии. Из крестьян.

-- Окончил земскую школу, городское училище.

-- В Русской императорской армии с 1915 г. В 1916 г. окончил школу прапорщиков.

-- С декабря 1917 г. - помощник начальника красногвардейского отряда.

-- В РККА с 1918 г. Окончил Смоленские пулеметные курсы в 1918 г., курсы "Выстрел" в 1924 г., Военную академию имени Фрунзе в 1930 г., Военную академию Генштаба в 1938 г.

-- Командовал полком, дивизией.

-- Был старшим преподавателем Военной академии Генштаба.

-- Начальник штаба 25-го механизированного корпуса (16.06.41-20.08.41).

-- Начальник оперативного отдела штаба Брянского фронта и командующий группой войск фронта (до 22.10.41 г.).

-- Начальник штаба 50-й армии (26.10.41-10.03.42).

-- Командир 376-й (30.12.1942-27.01.1943), 378-й (6-20.08.1943) стрелковых дивизий.

-- Начальник разведывательного управления Центрального штаба партизанского движения.

-- Начальник штаба 32-й (II) армии (19.07.1944-21.05.1945).

-- Заместитель начальника штаба 1-го Дальневосточного фронта - участвовал в боях против Квантунской армии милитаристской Японии.

-- После войны - начальник управления боевой подготовки Приморского, Одесского военных округов.

-- Был на военно-дипломатической работе.

-- С 1957 г. в отставке, проживал в Волгограде.

-- Умер в 1984 г.

Свиридов Владимир Петрович ( 7 декабря 1897 -- 3 мая 1963) -- генерал-лейтенант артиллерии (30.08.1943).

-- Родился в деревне Козуличи Бобруйского уезда Минской губернии (ныне -- Кировского района Могилёвской области) в семье крестьянина.

-- На военной службе в императорской армии с 1916 года по призыву.

-- Направлен в Виленское военное училище, по окончании которого прапорщиком командовал взводом на Северо-Западном фронте в Первую мировую войну.

-- Боевое крещение принял в тяжелейших боях под Барановичами в должности командира пехотного взвода.

-- По окончании артиллерийских курсов -- младший офицер артиллерийской батареи. Последнее звание в царской армии -- поручик.

-- В феврале 1918 года, после распада российской армии, поступил в Могилевский педагогический институт. Едва окончив первый курс, был мобилизован в Красную Армию.

-- В Красной армии с 1919 года. В гражданскую войну участвовал в польской кампании на Западном фронте, был командиром взвода, помощником командира и командиром артиллерийской батареи..

-- С 1922 года -- командир взвода, батареи, и начальник курса артиллерийской школы.

-- С 1931 -- командир и комиссар артиллерийского полка в Ленинградском военном округе, с 1934 года -- начальник артиллерии стрелкового корпуса, с 1936 года -- начальник отделения боевой подготовки отдела артиллерии округа.

-- Поступив в академию, с 11 октября 1936 года вошёл в число 76 генштабистов РККА.

-- В 1938--1941 годах -- начальник артиллерии Белорусского Особого, Среднеазиатского и Ленинградского военного округов.

-- В начале Великой Отечественной войны -- начальник артиллерии Северного фронта, затем начальник артиллерии -- зам. командующего Ленинградским фронтом.

-- С ноября 1941 года -- командующий 55-й армии.

-- 15 декабря 1943 года 55-я армия была объединена с 67-й армией того же фронта, командующим которой стал В. П. Свиридов.

-- 4 марта 1944 года он был ранен и тяжело контужен.

-- С марта 1944 года и до конца войны он командовал 42-й армией на Ленинградском, 2-м и 3-м Прибалтийских фронтах.

-- После войны -- заместитель председателя Союзной контрольной комиссии в Венгрии (июль 1945 -- ноябрь 1947).

-- Командующий армией (январь 1948 -- апрель 1949).

-- В апреле 1949 -- июне 1953 -- Главнокомандующий Центральной группой войск и одновременно.

-- С мая 1949 года, -- Верховный комиссар Австрии.

-- Зам. командующего войсками Одесского военного округа (декабрь 1954 -- март 1957.

-- С марта 1957 -- в отставке.

Константин Фёдорович Скоробогаткин (3 июня 1901 -- 13 февраля 1982) -- генерал-полковник (1963 год).

-- Родился на станции Бирюч Воронежской губернии ныне Красногвардейского района Белгородской области.

-- В июне 1919 года был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем в 373-й стрелковый полк (42-я стрелковая дивизия, Южный фронт), после чего принимал участие в боевых действиях против войск под командованием генерала А. И. Деникина.

-- В декабре того же года заболел тифом, после чего был эвакуирован в полевой госпиталь 13-й армии.

-- После излечения с апреля 1920 года служил в 4-м железнодорожном дивизионе.

-- В июле был направлен на учёбу на 48-е Ставропольские пехотные курсы, после окончания которых с июля 1921 года исполнял должности командира взвода и помощника командира роты на этих курсах.

-- В составе курсов принимал участие в боевых действиях против повстанцев на Ставрополье.

-- После расформирования курсов Скоробогаткин в январе 1923 года был направлен на 37-е Пятигорские пехотные командные курсы, которые в мае того же года были преобразованы в 11-е Новочеркасские пехотные командные курсы, в составе которых исполнял должности помощника командира роты, младшего руководителя по политической грамоте и командира роты.

-- С апреля 1924 года служил в 25-м Черкасском стрелковом полку (9-я Донская стрелковая дивизия, Северо-Кавказский военный округ) на должностях помощника командира роты, командиром взвода, заведующим разведкой полка и заведующим химической станции.

-- В апреле 1925 года был направлен на учёбу сначала на окружные военно-химические курсы комсостава, дислоцированные в Ростове-на-Дону, а после их окончания в сентябре того же года был направлен на химические Курсы усовершенствования командного состава, после окончания которых в августе 1926 года был назначен на должность начальника химической службы 25-го Черкасского стрелкового полка.

-- В марте 1928 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, а после её окончания в мае 1931 года -- в адъюнктуру при этой же академии, после окончания которой в феврале 1934 года был назначен на должность начальника кафедры химических средств этой академии, а в сентябре 1935 года -- на должность начальника химической службы Белорусского военного округа.

-- В октябре 1936 года Скоробогаткин был направлен на учёбу в Академию Генерального штаба РККА, после окончания которой в 1938 году был назначен на должность старшего руководителя при этой же академии.

-- С началом войны Скоробогаткин был назначен на должность заместителя командира 85-й стрелковой дивизии (Западный фронт), которая вскоре попала в окружение в районе городов Гродно и Могилёв.

-- В сентябре 1941 года был назначен на должность заместителя начальника оперативного отдела штаба Карельского фронта, в октябре -- на должность начальника штаба 14-й армии этого же фронта, а в августе 1943 года -- на должность командира 31-го стрелкового корпуса (26-я армия, Карельский фронт), который принимал участие в оборонительных боевых действиях.

-- В сентябре 1944 года Скоробогаткин был назначен на должность командира 134-го стрелкового корпуса, который вскоре принимал участие в ходе Восточно-Померанской наступательной операции, а также при освобождении городов Хаммерштайн, Кезлин и других.

-- 23 марта 1945 года за плохое руководство войсками корпуса в наступлении Скоробогаткин был освобождён от должности и назначен на должность командира 193-й стрелковой дивизии, которая вскоре успешно принимала участие в ходе Берлинской наступательной операции, при форсировании Одера, захвате плацдарма на его западном берегу, а также при освобождении городов Данциг и Штеттин.

-- После окончания войны в июле 1945 года Константин Фёдорович Скоробогаткин был назначен на должность начальника штаба 65-й армии в составе Северной группы войск.

-- В мае 1946 года -- на должность заместителя начальника, в январе 1952 года -- на должность начальника Управления оперативной подготовки Главного оперативного управления Генерального штаба,

-- В мае 1953 года -- назначен на должность заместителя начальника Военно-научного управления Генерального штаба, а в мае 1962 года -- на должность начальника этого управления.

-- В марте 1970 года вышел в отставку.

-- Умер 13 февраля 1982 года в Москве.

Владимир Ефимович Климовских (27 мая 1885, Коканд -- расстрелян 22 июля 1941) -- генерал-майор (1940).

На военной службе с 1913 года, окончил Алексеевское военное училище.

Участвовал в Первой мировой войне в должности начальника команды конных разведчиков, командира роты и батальона, капитан.

С 1918 -- в РККА. Участвовал в Гражданской войне в качестве помощника начальника штаба армии, начальника штаба дивизии, начальника отдела штаба армии, начальника дивизии, группы войск.

После Гражданской войны был начальником штаба стрелкового корпуса, начальником отдела, помощником начальника управления штабов военных округов.

С декабря 1932 по июнь 1936 года находился на преподавательской работе в Военной академии им.Фрунзе.

В 1935 году присвоено звание комбриг.

С июля 1936 года -- помощник армейского инспектора

С февраля 1938 -- старший преподаватель Военной академии Генштаба.

С сентября 1939 года был заместителем начальника штаба.

С июля 1940 года -- начальник штаба Западного Особого военного округа.

Генерал-майор (1940).

С началом Великой Отечественной войны -- начальник штаба Западного фронта.

В связи с разгромом войск фронта в Белостокско-Минском сражении 8 июля 1941 года был арестован, обвинен в трусости, преднамеренном развале управления войсками фронта и сдаче противнику без боя.

22 июля 1941 года решением Военной коллегии Верховного Суда СССР приговорён к расстрелу.

Расстрелян в тот же день.

Посмертно реабилитирован в 1957 году.

См. далее из кн. Баграмяна:

Я успешно сдал выпускные экзамены и уже ждал назначения в войска, когда мне вдруг тоже предложили остаться старшим преподавателем академии.

Хотя и без особого желания, согласился.

Преподавал два года.

Дела шли нормально. Освоился с кругом новых обязанностей, казалось, ничто не мешало быть довольным своей участью.

Но, как кочевника тянет в путь с насиженного места, так и меня, большую часть жизни проведшего в гуще кипучей армейской жизни с ее беспрерывными учениями и походами, неудержимо потянуло в привычную стихию.

Жену я не хотел раньше времени расстраивать своими беспокойными мечтами. Ее, как, впрочем, и всех жен, больше устраивала спокойная оседлая жизнь, чтобы дети могли нормально учиться и не переходить так часто из одной школы в другую.

Предпринял несколько попыток.

Не получилось: под благовидными предлогами мне каждый раз отказывали.

Как-то разговорились мы с Аргуновым.

Позавидовали товарищам, которые после академии попали в войска.

Комбриг В. Е. Климовских, которому удалось уйти с преподавательской работы, стал начальником штаба Западного Особого военного округа.

Большой мой приятель и обаятельный человек, полковник Анатолий Николаевич Королев был назначен на должность начальника военных сообщений Московского военного округа. Полковник Трофименко, который учился вместе с нами, уже получил звание комдива и командовал войсками Средне-Азиатского военного округа...

-- А мы с тобой, -- грустно улыбнулся Аргунов, -- скоро станем учеными сухарями. Как говорится: ни сказок про нас не расскажут, ни песен про нас не споют. А впрочем, скажут... Скажут: горе-теоретики, мол, оторвались от жизни войск... А чем мы виноваты?

Справка:

Сергей Георгиевич Трофименко (10 сентября 1899 -- 16 октября 1953) -- Герой Советского Союза, генерал-полковник.

-- Родился в селе Рёвны (ныне Навлинского района Брянской области) в семье рабочего.

-- Принимал активное участие в революционных событиях 1917 года в Брянске, в депо являлся одним из организаторов комсомольской ячейки.

-- В 1918 году вступил в РКП(б), а во время приближения войск Деникина в 1919 году -- в РККА.

-- Во время гражданской войны служил рядовым, командиром отделения, взвода, помощником начальника пулемётной команды стрелкового полка в 41-й стрелковой дивизии 14-й армии. Воевал на Южном, Юго-Западном, Западном фронтах, сражался против войск А. И. Деникина, С. В. Петлюры, Ю. Пилсудского.

-- В 1926 году окончил курсы "Выстрел", в 1932 году -- Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1937 году -- Академию Генерального штаба.

-- С сентября 1923 года служил начальником пулемётной команды,

-- С февраля 1924 года -- военком 132-го Донецкого стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии Украинского военного округа.

-- С сентября 1926 года -- командир стрелкового батальона 7-го Кавказского (затем 133-го стрелкового, 135-го стрелкового) полка 45-й стрелковой дивизии в том же округе.

-- С мая 1932 года -- начальник штаба 61-й стрелковой дивизии Приволжского военного округа.

-- С декабря 1935 года -- начальник 1-го (оперативного) отдела штаба Приволжского, с июня 1937 года -- Киевского военных округов.

-- С июля 1938 года -- начальник штаба Житомирской армейской группы войск, а с сентября 1939 года -- 5-й армии Киевского Особого военного округа.

-- В сентябре 1939 года принимал участие в освободительном походе в Западную Украину, а в должности заместителя начальника штаба 7-й армии -- в советско-финской войне.

-- В августе 1940 года был назначен на должность начальника штаба Северо-Кавказского военного округа.

-- С января 1941 года -- назначен на должность командующего войсками Среднеазиатского военного округа.

-- С началом Великой Отечественной войны Сергей Трофименко продолжил командовать округом, и одновременно, с августа по октябрь 1941 года -- 53-й армией, развернутой в округе и охранявшей границу СССР в Средней Азии.

-- С декабря 1941 года по март 1942 года командовал Медвежьегорской оперативной группой войск (1941--1942 годы) на Карельском фронте, с марта по июнь 1942 года -- 32-й и с июля 1942 года по январь 1943 года -- 7-й и с января 1943 года до конца войны -- 27-й армиями.

-- С 1945 по 1946 годы командовал войсками Тбилисского, с 1946 по 1949 годы -- Белорусского и с 1949 по 1953 годы -- Северо-Кавказского военных округов.

-- В 1949 году окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

-- Умер 16 октября 1953 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

См. далее из кн. Баграмяна:

Я хотел было возразить, что быть старшим преподавателем Академии Генерального штаба тоже высокая честь.

Но невольно пришли другие мысли.

У нас действительно почему-то порой недооценивали командиров, работающих в высших военных учебных заведениях, в центральном аппарате Наркомата обороны и даже в Генеральном штабе.

Это иногда вызывало у молодых и наиболее способных офицеров нежелание, боязнь оказаться в центральном аппарате и через пяток лет стать вдруг "отставшим" от своих товарищей, попавших после учебы в войска.

В то время эта разница в положении между теми, кто проходил службу в высших учебных заведениях и в центральном аппарате, и теми, кто служил в войсках, довольно резко бросалась в глаза.

За четыре года моего пребывания в стенах академии мало кто из ее преподавателей вырос в воинском звании, в то время как в войсках их ученики совершали головокружительные взлеты.

С известным ныне военачальником генералом армии Михаилом Ильичом Казаковым, моим давнишним другом, мы прибыли в академию вместе из 5-й кавдивизии им. Блинова.

Он, помнится, был тогда майором.

Через год, прервав учебу, Михаил Ильич уехал в Средне-Азиатский военный округ. А спустя еще два года мне представилась возможность с радостью поздравить его с присвоением высокого звания комдива.

Так частенько случалось раньше. Так, к сожалению, и сейчас бывает...

-- А ты слышал, -- спросил меня Аргунов, -- что генерал армии Жуков назначен командующим войсками Киевского округа? Что, если ему написать? Неужели он не поможет старому однокашнику? Ведь не в Москву же ты просишься, а в войска...

Задумался я над советом друга.

Действительно, с Георгием Константиновичем Жуковым мы давно знакомы.

В одно время оба командовали кавалерийскими полками, а в 1924--1925 годах вместе учились в Ленинграде, в Высшей кавалерийской школе. Но уж очень не хотелось даже в таком деле использовать, так сказать, личные связи.

И тут вдруг прибывает в Москву за своей семьей мой товарищ генерал-майор Рубцов.

Мы вместе учились в академии, а затем работали преподавателями. Несколько месяцев назад Рубцов уехал в войска. Человек это был способный, большой знаток штабной службы (в академию он прибыл с должности начальника штаба стрелкового корпуса).

Встреча доставила нам обоюдную радость.

-- Ну как, где и что делаешь сейчас? -- поинтересовался я.

-- У Жукова, -- ответил он с гордостью. -- Начальником оперативного отдела.

-- Эх, и везет же тебе! А мне вот никак не удается вырваться.

-- Послушай, -- загорелся Рубцов, -- проси Георгия Константиновича. Поможет. Он же хорошо знает тебя. Одним словом, быстро пиши письмо, а я передам ему лично.

На том и порешили.

Письмо получилось кратким, в виде рапорта: "Вся армейская служба прошла в войсках, имею страстное желание возвратиться в строй... Согласен на любую должность".

Письмо это диктовалось не просто жаждой к перемене мест.

Международная атмосфера все более накалялась.

В Европе шла война. Англия и Франция, всячески толкавшие фашистскую Германию на Восток, против Советского Союза, теперь вынуждены были сами отражать ее натиск. Они пожинали плоды своей вероломной политики. Ведь все попытки нашего правительства договориться с Англией и Францией о предотвращении совместными усилиями фашистской агрессии ни к чему не привели.

Реакционные правительства этих стран рассчитывали политически изолировать Советский Союз и поставить его под удар гитлеровской Германии и милитаристов Японии.

Мудрость партии и Советского правительства предотвратила эту угрозу.

Заключение с Германией пакта о ненападении сорвало очередную попытку международной реакции уничтожить первое в мире социалистическое государство руками германских и японских милитаристов.

Конечно, уверенности в том, что фашистское правительство Германии надолго удержится на позициях добрососедства, не было ни у кого.

Советские люди знали, с какой звериной ненавистью фашисты относятся к государству рабочих и крестьян.

Однако заключенный между Советским Союзом и Германией пакт о ненападении не только сорвал замыслы международной реакции, но и давал нашему народу драгоценный выигрыш во времени, которое столь необходимо было для укрепления оборонной мощи страны.

Помнится, в преподавательских кругах и среди слушателей Академии Генерального штаба все чаще разгорались споры о перспективах военных действий в Европе.

Многие прямо говорили о возможности поворота гитлеровских полчищ после разгрома Франции на Восток, против нашей Родины.

Вполне обоснованное неверие в миролюбие гитлеровского руководства Германии проскальзывало во всех разговорах.

Спрашивает тебя товарищ о здоровье и тут же вопрос:

-- Ну как, война будет?

Эту настороженность образно выразил Николай Тихонов в одном из своих стихотворений:

Уходит лондонец в свое бомбоубежище,
Плед по асфальту мокрый волоча,
В его кармане -- холодок ключа
От комнат, ставших мусором колючим.
Мы свой урок еще на картах учим,
Но снится нам экзамен по ночам...

Да, мы понимали, что обезумевший от жажды мирового господства фашизм, сбрасывающий сегодня бомбы на мирные города Англии, сможет завтра с еще большим ожесточением обрушить их на наши головы.

Можно ли быть спокойным, когда по соседству с тобой льется кровь мирных жителей, когда их жилища превращаются в руины? Советские люди с тревогой следили за событиями на Западе.

Ставшие крылатыми слова:

"Фашизм -- это война" -- напоминали народу об опасности. Быть постоянно настороже побуждало нас и то, что с лета 1940 года мы на большей части западной границы, по существу, стали непосредственными соседями с гитлеровской Германией, а это было опасное соседство.

Тревожные мысли не покидали меня.

И именно поэтому хотелось поскорее снова вернуться в войска.

Я рад был бы оказаться в любом западном военном округе, но больше всего тянуло в Киевский, из которого ушел на учебу. Я понимал, что в этой неспокойной обстановке армии особенно нужны командиры, получившие необходимую оперативную подготовку в Академии Генерального штаба.

Пока ждал ответа из Киева, в академической поликлинике мне предложили путевку в Кисловодск.

Занятий не было, и я с удовольствием согласился, считая, что укрепить здоровье никогда не мешает. Через три дня уже наслаждался чудесной природой Кисловодска, принимал живительные нарзанные ванны. Стояла прекрасная погода, и каждый из отдыхающих старался вобрать в организм побольше "солнечных калорий".

В свободное от лечебных процедур время я любил забираться в излюбленный курортниками знаменитый "Храм воздуха". Такое поэтическое название носит живописное плато с необычайно чистым воздухом и восхитительными видами на курортный город и окружающие его горы. Среди отдыхающих нашлось много знакомых. Люди военные, мы и на досуге не могли избавиться от разговоров об армейской службе, об обстановке в Европе.

Товарищи с удовлетворением отзывались о кипучей деятельности нового Наркома обороны Семена Константиновича Тимошенко, о его стремлении поднять боевую готовность войск, еще более укрепить дисциплину.

Генерал-майор Михаил Иванович Потапов, приехавший из Киевского военного округа, с увлечением рассказывал о начавшемся формировании механизированных корпусов, о предстоящей замене устаревшего танкового парка новыми замечательными машинами.

Дни отпуска промелькнули быстро.

Однако и во время отдыха меня не покидала мысль: что ответит мне Жуков?

Когда уже потерял надежду, поступила телеграмма. Генерал армии Жуков сообщал, что по его ходатайству нарком назначил меня в войска Киевского Особого военного округа. Мне предписывалось немедленно выехать в Киев.

В Москве, в Управлении по начсоставу, ознакомили с приказом наркома о назначении меня начальником оперативного отдела штаба 12-й армии.

Разрешили прочесть и последнюю аттестацию, которую дало на меня командование академии.

Случается иногда по пословице: мягко стелет, да жестко спать.

О нашем начальнике кафедры генерал-лейтенанте Василии Константиновиче Мордвинове так не скажешь.

"Стлал" он жестко: не прощал ни малейшего упущения в работе, безжалостно критиковал нас, молодых преподавателей.

Так что на добрый отзыв я и не рассчитывал. А начал читать собственноручно написанную им аттестацию, и глазам не поверил. Столько хвалебных слов, что я невольно усомнился: обо мне ли это? Заканчивалась аттестация выводом, что "должности вполне соответствует и заслуживает присвоения звания генерал-майор".

И все эти добрые слова высказаны человеком, которого мы всегда считали самым скупым на похвалу!

Получив командировочное предписание и подобрав необходимые материалы, я сентябрьским вечером простился с семьей, которая впервые за всю мою долгую армейскую службу не следовала со мной. Сын и дочь начали учебный год, да и назначение состоялось столь неожиданно, что о совместном отъезде не могло быть и речи.

Справка:

Василий Константинович Мордвинов (11 января 1892--1971) -- генерал-лейтенант (1940), начальник Академии Генерального штаба РККА.

-- Родился в Каркаралинске Семипалатинской области

-- В 1909 окончил Омский кадетский корпус, в августе 1911 года -- Александровское военное училище, затем служил в российской армии.

-- Участник Первой мировой войны, штабс-капитан.В октябре 1918 года в Мценске был призван в РККА.

-- С октября 1919 по февраль 1922 года -- участник Гражданской войны, командир артиллерийского дивизиона на Южном фронте, затем помощник начальника оперативного отдела штаба 16-й армии Западного фронта.

-- С 3 сентября 1920 года по август 1922 года командир 8-й стрелковой дивизии, участвовал в боях с бандами С. Н. Булак-Балаховича, С. Э. Павловского, Короткевича и других на территории Белоруссии.

-- После войны, в 1923 году окончил Военную академию РККА, был назначен начальником пехотного училища, c 1930 года -- адъюнкт в Военной академии им. М. В. Фрунзе, с января 1931 года -- старший преподаватель этой академии, затем начальник штаба стрелкового корпуса, вр.и.д. командира корпуса, заместитель начальника штаба Сибирского военного округа,

-- С октября 1937 года -- начальник кафедры тактики высших соединений Академии Генштаба РККА.

-- В августе 1940 года назначен заместителем по научной работе и вр. и.д. начальника Академии Генштаба РККА.

-- В начале Великой Отечественной войны на той же должности.

-- 1 августа 1941 года назначен начальником тыла Северного фронта, с 23 августа -- Ленинградского фронта, затем Закавказского фронта, с января по март 1942 года -- Крымского фронта.

-- В апреле 1942 года назначен главой одной из инспекционных групп по формированию резервных армий и соединений, с сентября 1942 года -- руководитель всех инспекционных групп по формированию войск.

-- С декабря 1942 года -- вр.и.д. заместителем начальника Академии Генштаба РККА (начальником учебного отдела).

-- В марте--ноябре 1945 года -- вр.и.д. начальник Академии Генштаба РККА.

-- В мае 1952 года вышел в отставку.

-- Умер В. К. Мордвинов в 1971 году в Москве, похоронен на Введенском кладбище.

Баграмян И.X.

Так начиналась война. -- М.: Воениздат, 1971

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

"Торжественная встреча А.В.Суворова в Милане в апреле 1799 года"

Художник Шарлемань Адольф Иосифович (1826-1901)

Полковые командиры - столпы армии 98k "Фрагмент" Политика. Размещен: 15/03/2014, изменен: 15/03/2014. 98k. Статистика. 626 читателей (на 14.12.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 15 шт.

А.В. СУВОРОВ: "ПОЛКОВЫЕ КОМАНДИРЫ -- СТОЛПЫ АРМИИ; Армия не может быть хороша без хороших полковников".

Александр Фомич Петрушевский (1826--1904) -- русский военный историк, генерал-лейтенант, автор фундаментального исследования биографии А. В. Суворова (книга "Генералиссимус князь Суворов" (фрагменты из книги - продолжение)

Производство Суворова в полковники с назначением командиром Астраханского полка состоялось перед самым отъездом Екатерины II в Москву, на коронацию; полк остался в Петербурге вместе со своим командиром, продолжая содержать городские караулы.

По возвращении Государыни, Астраханский полк был сменен на петербургской стоянке Суздальским пехотным, и Суворов назначен командиром этого последнего полка в 1763 году, 6 апреля .

Получив Суздальский полк, Суворов тотчас же принялся учить его по вновь проектированному строевому уставу, напечатанному в следующем году. В том же году, осенью, императрица производила Суздальскому полку смотр, осталась им чрезвычайно довольна, пожаловала офицеров полка к руке, а нижним чинам повелела выдать по рублю.

Настоящим командиром Суздальского полка, Суворов не мог пропустить столько времени даром, оставляя в небрежении то, на чем, по его убеждению, зиждятся победоносные качества войска. Подобное промедление противоречило бы страстному. нетерпеливому его характеру, да и не оправдывалось бы резонами.

Без сомнения, в Петербурге нельзя было обучать полк по Суворовской программе во всем её объеме, но условия столичной службы нимало не препятствовали ему приложить к делу главные свои начала, так как полковые командиры имели тогда в своих руках большую инициативу и пользовались ею невозбранно.

Затем, во время кратковременного пребывания полка в Ладоге (с осени 1764 до лета 1765 года), Суворов расширил объем обучения и пополнил пробелы, обусловленные характером столичной службы, недостатком времени и т. п. Таким образом, в полтора года он мог поставить полк на ногу по своему и сделать его если не вполне тем, чем он, Суворов, задался, но по крайней мере придать ему особый, отличный от других характер. Иначе нельзя объяснить некоторую особенность, которая выпала на долю Суздальского полка в 1765 году, на красносельских маневрах, как увидим дальше.

Приведенное письмо между прочим доказывает, что "закаливание" Суворовым своего слабого и хилого организма было, им достигнуто лишь рядом многих лет и давалось нелегко.

Опыт Семилетней войны вызвал у нас составление и издание ряда новых военных уставов и постановлений.

С самого почти вступления своего на престол, Екатерина обратила внимание на захиревших детей Петра Великого -- войско и флот, и внимание это выразилось между прочим в смотрах, которые производила она лично. Во время коронации в Москве, в 1762 году, она смотрела войска, собранные там лагерем; в 1763 году познакомилась в Кронштадте с флотом; в следующем году производила смотр полкам в Эстляндии и Лифляндии; в 1763 году ходила с флотом за Красную Горку, присутствовала на маневрах и находилась при бомбардировании нарочно выстроенного городка.

Июня 28, в день вступления Екатерины на престол, генералитет устроил бал с ужином, пригласив Государыню с её двором; приглашение было принято благосклонно. Празднество дано в большом полотняном доме, 30 сажен в длину и 8 в ширину, и удалось вполне; за ужином сидело 365 человек. Войска распущены по квартирам 1 июля, Суздальский полк отправился в Ладогу опять ускоренным маршем и совершил оба пути, не оставив ни одного больного .

Он выстроил, во-первых, полковую церковь, затем здание для школы. Закон требовал учреждения для солдатских сирот, начиная с 7-летнего возраста, школы, "обучая грамоте -- читать и писать и часть арифметики; определяя к обучению надежных унтер-офицеров под смотрением одного офицера". Суворов открыл две школы, для дворянских и для солдатских детей, разделил на классы и сам сделался в них преподавателем. Он учил начальным правилам арифметики и написал учебник; быть может он же учил и закону Божию, ибо составил молитвенники и коротенький катехизис. Автор, сообщающий это известие, сам видел экземпляр Суворовского рукописного молитвенника.

Курсы в обеих школах были разные; в чем именно заключалось это различие, неизвестно; знаем однако, что школьники дворяне, в интересах общего развития и внешней полировки, знакомились с началами драматического искусства и однажды, при посещении Новой Ладоги губернатором, разыграли в его присутствии какую-то пьесу. Следовательно при школе было устроено некоторое подобие сцены, конечно очень примитивное.

Расходы, как видно, производились немалые; какими же средствами они покрывались? Прямого ответа нет. Некоторые издержки Суворов, вероятно, относил на свой собственный счет, как иные это и утверждают, но такой ресурс конечно был не первым, а последним .

Если обстановка Суздальского полка отличалась благоустройством, то, прежде всего, причиною тому были личные качества командира и его серьезный взгляд на службу и на свои обязанности. При этом взгляде не могло образоваться в хозяйстве полка никаких сбережений, которые принадлежали бы не полку, а командиру. А в полках сбережения не только бывали, но и не могли не быть при мало-мальски порядочном хозяйстве; были они и в Суздальском полку, так как Суворов отличался бережливостью, и нужное у него отделялось от прихоти весьма резкою чертой. Другие или удерживали полковую экономию в свою пользу, или употребляли ее на удовлетворение существовавшей в то время, особенно в кавалерии, страсти к щегольству. У Суворова ничего подобного, по складу его понятий, не могло быть, а потому полковая экономия шла на издержки производительные.

Ресурсы его на благо полка увеличивались еще тем, что он ненавидел праздность, и постоянный труд солдата считал непременным условием для достижения высших интересов службы. В начале 70-х годов эта тема занимает в, его приказаниях и распоряжениях по подведомственным войскам некоторое подобие сaeterum censeo; он старается даже, чтобы караульные солдаты, сидя в караульном доме, употребляли время не на игру в шашки, а более производительно.

Как бы то ни было, но именно совокупность всех означенных ресурсов дала Суворову возможность сделать в Ладоге много на пользу полка.

Заслуга эта впрочем ничтожна сравнительно с тою, которую Суворов оказал своею воспитательною деятельностью в Суздальском полку, так как эта последняя не ограничилась узкою рамкою какой-нибудь 1,000 человек, а пошла потом гораздо шире и сильно содействовала длинному ряду побед и громкой славе русского оружия.

Каждая война, в которой проявились выдающиеся дарования и искусство, или которая привела к крупным результатам, оказывает прямое влияние на ход военного дела в последующее время. Наука обогащается новыми данными и новыми выводами; искусство принимает новые приемы, изменяя или совершенно отвергая старые; сложный военный механизм подвергается общим или частным преобразованиям.

Другой вопрос -- действительно ли нужны все эти перемены, верны ли наблюдения, справедлива ли оценка фактов, разграничено ли впечатление минуты от холодного взгляда критики. Ответ бывает и утвердительный, и отрицательный. Зачастую поражаются наглядностью и осязательностью результата и не добираются до первоначальной причины; увлекаются внешностью и не вникают в дух; вместо свободного отношения к предмету, вдаются в рабское подражание.

Особенно сильное впечатление производит война на прямых её участников, на лиц, воспринимающих военные впечатления непосредственным путем. Чем ближе они стоят на войне к делу, тем эмпиричность их представлений становится сильнее, и тем труднее им, таким людям, удержать объективность взгляда. Обширная сфера деятельности и широкий для наблюдения кругозор умеряют этот недостаток, но не спасают от него.

Подавляющая, сила личного впечатления, особенно при катастрофах и фактах резкого характера, гнетет так сильно и продолжительно, что иной участник или очевидец решительно не в состоянии от нее отрешиться, сделать правильную оценку факта и от нее дойти до верного вывода.

Грандиозная Семилетняя война поразила умы современников. Силы воевавших были слишком неравны, боевые качества прусской армии преобладали над союзническими несомненно; военные таланты Фридриха ярко блестели во тьме общей, почти сплошной бездарности союзного предводительства. Началось повсеместное обожание, почти боготворение.

Как в мифах языческих религий, основной идеал, будучи изображен во внешних формах, исчезает из сознания верующих масс, и остается одна форма в виде идола, так с окончанием Семилетней войны дух Фридриховой военной системы, неясно и до того сознаваемый, совершенно заслоняется удобопонятными для всякого формами, и им воздается поклонение.

На потсдамских полях производится священнодействие, и иностранные жрецы с умилением взирают на 3-4-верстную линию прусских батальонов, автоматически подвигающихся вперед с правильностью натянутой струны.

Какое же впечатление эта война произвела на Суворова?

Он был не больше, как штаб-офицер; боевая служба его происходила в тесном кругу; под напором личных впечатлений и под влиянием подавляющего авторитета короля-полководца, он казалось должен бы был вступить в ряды самых горячих его последователей и подражателей, не только в главном, но и в мелочах, ибо мелочи и приходились по плечу простому полковому командиру. Случилось однако совсем не то, потому что этот полковой командир обладал огромными дарованиями, научной подготовкой и самостоятельным взглядом на дело.

Образ действий союзных начальствующих лиц имел для Суворова значение отрицательное, т.е., это было для него школой на выворот, наставлением, как не следует поступать ни в каком случае.

Медленность, нерешительность, страх перед противником, отсутствие единой живой мысли- все это конечно послужило ему живым уроком, который ничего нового ему не открыл, но подтвердил верность его собственных взглядов.

Прусские ни союзные войска тоже были для Суворова богатым источником наблюдения и выводов. Больше всего должен был его поразить контраст между теми и другими в поворотливости и подвижности и указать на недостаток русских войск в этом отношении, как на капитальнейшую болезнь, требующую исцеления. Формам строя и уставным правилам он не придал большого значения, лишь бы они не становились в противоречие с жизненным началом, которому должны служить.

Наперекор всей Европе, ударившейся в слепую подражательность, Суворов не увлекся внешними особенностями прусской военной системы, перед идеальною стройностью не благоговел, математическую точность маневрирования прусских войск и сложность маневрных задач считал для русской армии ненужными.

Сознавая недостатки нашей армии относительно сущности дисциплины, он однако не преклонился перед прусскою, допуская её уместность в Фридриховой армии, но не в русской.

Обучение русских войск он забраковал и по смыслу, и по способам; но чуть ли не в той же мере признал негодным для пересадки на русскую почву и знаменитый прусский образец.

Все подобные выводы, отрицательные и положительные, сделанные из опыта Семилетней войны, Суворов свел в своеобразную, собственно ему принадлежащую систему обучения войск; философский взгляд на военное дело и глубокое понимание национальных особенностей русского солдата проходят в ней рука об руку.

Тогда Суворов действовал под живым воспоминанием своего командования полком; он, так сказать, репетировал свои ладожские уроки, указывал на способы приложения их к делу, комментировал их, ссылаясь на недавнее прошлое. Тогда он только что вышел из полковых командиров, сфера его начальствования расширилась незначительно, и служебные занятия последних лет сохраняли еще для него весь свой интерес.

Они были краеугольным камнем его боевой теории. Из всех его приказаний и наставлений подведомственным ему войскам в 1770 -- 72 годах, во время польской конфедератской войны, видно, что основным условием военного успеха он считал смелость.

Он предписывает отрядам смелость во всяком случае; если нельзя дело сделать, то хоть доказать неприятелю несомненную, осязательную готовность к энергическому действию; убедить его в своей смелости. После одного незначительного, но стоившего потерь дела, он дает объяснение своему начальнику, генерал-поручику Веймарну, в январе 1770 года: "Они рекогносцировали, а что так дерзновенны, я один тому виной; как в Ладоге, так и под Смоленском, зимою и летом, я их приучал к смелой, нападательной тактике".

Развитие в подчиненных нравственной силы он обставляет всеми способами и ревниво оберегает их от прикосновения понятий противоположного характера, запрещая даже употребление на официальном языке некоторых слов. В этом отношении любопытен его приказ одному из отрядных начальников, ротмистру Вагнеру, 25 февраля 1771 года: "сикурс есть слово ненадежной слабости, а резерв - склонности к мужественному нападению; опасность есть слово робкое и никогда, как сикурс, неупотребляемое и от меня заказанное, А на то служит осторожность, а кто в воинском искусстве тверд, то предосторожность, но не торопливость... Свыше же резерва называется усилие, т.е. что и без него (резерва) начальник войска по его размеру искусства и храбрости сильным быть себя почитает" .

Действуя на нравственные силы своих подчиненных разными воспитательными приемами, Суворов не только не пренебрегает их строевым обучением, или, по тогдашнему выражению, "экзерцицией", но придает ему особенную важность. Начальнику своему, Веймарну, он пишет в 1771 году: "Каролинцы (войска Карла ХII), их победами надменные, надеясь на себя излишне, отдыхают в Дрездене по-капуанскому (как Аннибал в Капуе (и перебегши земли неисчетные, падают при Полтаве перед Петром Великим, который между тем экзерцирует свое войско".

В приказе по войскам 25 июня 1771 года, Суворов, подтверждая начальникам -- "обучать в праздное время на постах их команды в тонкость", и давая разные по этому предмету указания, в заключение говорит: "Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его" .

Самый короткий и верный путь к приучению человека смело смотреть в глаза опасности, состоит в том, чтобы не выжидать ее, а идти ей на встречу.

Атака в штыки есть действие, требующее большого напряжения воли.

Трудность штыковых атак привела к попытке -- дать огнестрельному оружию значение оружия решительного, заменив огнем удар. Попытка не удалась; войны в XVI столетии длились десятки лет, решительных сражений почти не было.

Стали назначать для рукопашного боя отборные войска; если большие части войск пускались в атаку и доводили ее до конца, то подвиг их приводился в пример другим. Из западно-европейских армий, французская была наиболее способна к атакам холодным оружием; немцы обращали больше внимания на огонь, стараясь сделать его правильным и частым.

Одним из главных военных принципов Фридриха Великого было усовершенствование огня. Успехи Фридриха вселили во всех дух подражания, в том числе и во французов; штыком стали пренебрегать.

Но общий поток не унес с собою безвестного полкового командира русской армии; вопреки всей Европе, он придал штыку первостепенное значение и сделал его главным военно-воспитательным средством.

Поступая таким образом, Суворов разрабатывал благодарную почву и прибегал к приему, сродному русской национальности. При недостаточности обучения вообще и при слабости огнестрельного действия в особенности, русская армия всегда чувствовала склонность к штыку; но эта склонность оставалась иистинктивной и не развитой.

Суворов взялся за дело рукою мастера. Драгоценная особенность русской армии, замеченная им в Семилетнюю войну, стойкость -- была элементом, обещавшим Суворову богатую жатву. Предстояло дорогой, но сырой материал -- пассивную стойкость, обработать, усовершенствовать и развить до степени активной усстойчивости и упорства, так как оба эти свойства, и пассивное и активное, однородны и составляют только две разные ступени одной и тон же лестницы.

Воспитание и обучение Суздальского полка и поведены были Суворовым именно в этом направлении; почти вся учебная программа прямо или косвенно сводилась к наступлению и удару.

Прежде всего, Суворов обратил внимание на религиозную сторону и на нравственное чувство солдата. В 1771 году писал он Веймарну: "Немецкий, французский мужик знает церковь, знает веру, молитвы; у русского едва знает ли то его деревенский поп; то сих мужиков в солдатском платье учили у меня неким молитвам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними и устремлялись к честности".

Как будто в подтверждение этого приема, он пишет тому же Веймарну, но совсем по другому поводу: "Надлежит начинать солидным, а кончать блистательным".

Действуя на религиозное сознание своих людей, Суворов считал необходимым внушать им и благородные побуждения, преимущественно честолюбие. Веймарну он говорит: "Без честолюбия, послушания и благонравия нет исправного солдата".

В другом письме к нему, того же 1771 года, Суворов, вспоминая свое командование полком, выражается так: "Карал был почтен в корпоральстве, как капитан в роте; имел своего ефрейтора и экзерцирмейстера; предводим был с возможнейшим наблюдением старшинства, по достоинству, без рекомендации. Сержанты ведали капральства, но не для хозяйства. Всякий имел честолюбие" ¹⁰.

Воспитывая и обучая свой полк в смысле наибольшего развития в нем смелости и отваги, Суворов, конечно, должен был выбросить из военно-учебной программы все, что принадлежит обороне и отступлению.

Как в нравственном, так и в материальном смысле хорошая оборона должна быть наступательною, следовательно специальных приемов обучения не требует.

Отступает хорошо тот, кто отступает с наибольшим упорством; упорством же отличается не тот, кто обучен отступательным движениям в мирное время, а кто привык смотреть на бегство, как на позор.

Эти-то взгляды на отступление и оборону Суворов и внушал своему полку. В приказе ротмистру Вагнеру, в 1771 году, он говорит: "Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупо-зрячим -- для подлой обороны, которая по конце -- худая ли, добрая ли -- расскащиками також храброю называется".

В другом приказе на все посты своего района, в мае того же года, он внушает, что "одно звание обороны уже доказывает слабость, следственно и наводит робость".

В одном только документе попадается как будто компромисс Суворовского направления с противоположным, но и тут Суворов прибегает к забавному софизму, с помощью которого старается как бы выгородить свой принцип в глазах других. Именно, в приказе 5 октября 1771 года на все посты он, рекомендуя для обучения войска наступные плутонги, прибавляет: "притом хотя и отступные, только с толкованием, что то не для отступления, но только для приучения ног к исправным движениям".

Дабы убедиться в том, что Суворов отрицал оборону только в смысле воспитательного приема, а на самом деле умел ценить даже хорошее отступление, -- стоит только прочесть его похвалу польским конфедератам за дело под дер. Наводицей. В апреле 1770 года он доносит Веймарну, что Поляков "на месте положено сот до трех или больше, число же всех их было поменьше 1000, только все хорошие люди, ибо когда они на площади, в лесу, место и батарею потеряли, и наша кавалерия их беспрестанно в тыл била, то они, ретируясь через два буерака и потом один болотный ручей, те три раза снова делали фронт довольно порядочно и ожидали атаку" ¹¹.

Напирая на обучение наступательным действиям и атаке холодным оружием, Суворов, однако, не пренебрегал прочими отделами военного обучения и никогда не противуставлял одни из них другим. Это значило бы впадать в односторонность, а у Суворова было так много боевого такта, что он не мог допустить такой грубой ошибки.

Его позднейшие военные афоризмы давали повод к подобным толкованиям, по эти толкования свидетельствуют только, что комментаторы трактуют о предмете. с которым знакомы слишком поверхностно.

Тогдашнему ничтожному ружейному огню он не давал большого значения, но отводил ему должное место в общей системе военного образования и требовал самого тщательного обучения солдат стрельбе. По его энергическому выражению, гренадеры и мушкетеры "рвут на штыках", а стреляют егеря; по отсюда не вытекало заключение, что первым не нужна цельная стрельба, а последним - штыки, он ненавидел народившуюся издавна поговорку: "пуля виноватого найдет", и преследовал это фальшивое понятие немилосердно.

В приказе на все посты 25 июня 1770 года, он объясняет происхождение ненавистной ему поговорки так: "что же говорится по неискусству подлого и большею частью робкого духа -- пуля виноватого найдет, -- то сие могло быть в нашем прежнем нерегулярстве, когда мы по татарскому сражались, куча против кучи, и задние не имели места целить дулы, вверх пускали беглый огонь. рассудить можно, что какой неприятель бы то ни был, усмотря, хотя самый по виду жестокий, но мало действительный огонь, не чувствуя себе вреда, тем паче ободряется и из робкого становится смелым".

Последнее рассуждение вполне объясняет взгляд Суворова на стрельбу и до такой степени просто и логично, что ныне обратилось почти в общее место. Поэтому на обучение стрельбе Суворов обращал очень большое внимание и возмущался, если она была плоха,

Дисциплинирование огня было постоянной заботой Суворова; ради этой цели, а также в видах воспитания солдата на атаке холодным оружием, он не допускает у гренадер и мушкетер стрельбу без дозволения, "ибо единожды навсегда вообразить себе должно, что больше потребно времени зарядить, нежели выстрелить... В погоне же всякий, кому случится, дострелнвать может, но и тут напрасно весьма пули не терять".

В прошлом столетии, особенно в 60-х годах, ружейная экзерциция считалась за самую существенную часть строевого образования; на нее тратили много времени и с нее обыкновенно начинали.

В этом приказе изложено, между прочим, условие обучения войск с применением к местности. Такое же самое требование высказано Суворовым в приказе на все посты, отданном в том же году; он предписывает обучать в тонкость основаниям разных экзерциций, маневрам, эволюциям и атакам, "толкуя и приучая к ним по различию их, состоящем в различии положения мест -- ровных, низких, высоких, перерезанных, лесистых и болотных". Вообще боевой элемент обучения отзывается во всякой строке его приказов и наставлений; иного способа обучения он не понимал и собственно про этот свой взгляд на дело не считал нужным и упоминать, тем менее объяснять его или доказывать .

Необходимая принадлежность боевого обучения есть простота, немногосложность. На войне не производят хитрых эволюций; их приложение -- плацпарад да мирного времени эффектные маневры. Чем программа проще, тем скорее она усваивается, и в военное время, в случаях исключительных, солдат сам будет знать, что ему делать; иной поступит и машинально, но правильно. Обучение же сложное, уснащенное разными хитросплетениями, и в находчивом солдате может породить в минуту опасности недоумение и колебание,

Труды Суворова по обучению полка были бы не полны и не достигали бы цели, если В он не включил в свою программу отдела военно-походного. В походах приходится войскам переносить наиболее трудов и лишений, походы служат главным испытанием военных качеств войск, и едва ли много преувеличения в словах одного военного писателя, сказавшего, что армия, которая лучше ходит, должна одержать победу.

Несомненно по крайней мере, что из двух армий, одинаково снаряженных, обученных и предводимых, будет иметь перевес та, которая более вынослива и подвижна.

Походные движения мирного времени развивают привычку к настоящим военным походам, ибо обстановка меняется беспрестанно и войскам представляются неожиданности и затруднения почти так, как в военное время. У Суворова походные упражнения велись параллельно с боевыми. Что он придавал им первостепенное значение, лучше всего убеждают слова его приказа, отданного в конце 1771 года на все посты: "памятовать то, что победа зависит от ног, а руки только орудие победы".

И действительно, походные движения он производил в Ладоге беспрестанно. Ударят тревогу, полк соберется и выступит в поход; Суворов водит его иногда по нескольку дней сряду, бивуакирует, переходит ручьи и реки в брод, даже вплавь, производит по пути боевые ученья.

Время года, а тем паче погода, в соображение не принимались; как боевое, так и походное обучение производилось и днем и ночью, и летом и зимою.

Особенно считал он полезным практиковать войска на морозе; в приказах своих 1770 и 1771 годов он часто упоминает, что холод отнюдь не препятствует обучению: "Экзерцировать стрелянию в мишень, хотя бы то было в холодное время"; "маршировать с ружьем плотно, широко, загибаться (заходить), атаковать, греясь на морозе в рукавицах"").

Как велики были его учебные переходы -- неизвестно; не может однако подлежать сомнению, что форсированный марш практиковался часто, потому что основным принципом обучения служила мысль одерживать победы солдатскими ногами.

Было уже сказано, что Суворов производил обучение полка не только днем, но и по ночам. Ночные экзерциции были особенно в духе его программы, потому что военные действия ночью представляют большие трудности и большие выгоды.

В ночном бою не видно, кто из противников сильнее; огнестрельное оружие значит очень мало; побеждает тот, кто отважнее и смелее. Движение в ночную темноту можно произвести скрытно, следовательно явиться на данный пункт неожиданно для неприятеля.

Но за то в ночном бою иногда ничтожное обстоятельство, неожиданный случай производят переполох, сумятицу и ведут к страшному беспорядку; движения ночью медленны, утомительны; соблюдение порядка крайне затруднительно; целые части войск нередко сбиваются с дороги и при встрече со своими открывают огонь; внезапное нападение неприятеля производит подчас совершенный хаос, так как никто не видит и понять не может в чем дело. Все эти дурные особенности ночных движений и действий далеко перетягивают выгодную их сторону, а потому ночные переходы и особенно ночные дела практикуются редко и большею частию случайно. Но именно потому, что они редки и трудны, Суворов посвятил им все свое внимание и сделал из них специальный отдел обучения полка. Он не мог упустить выгоды -- владеть оружием, которым противник не владеет, и доказал верность своего расчета весьма в скором времени.

Весь круг Суворовского обучения происходил не только на его глазах, но веден был непосредственно им самим, или под его надзором, в его присутствии. Обучение обнимало итог солдатских обязанностей, к какому бы предмету они ни относились. Мы видели выше, что Суворов счел нужным начать с преподания солдату основных христианских истин в виде молитв, для чего и составил сам молитвенник. От этого высокого дела он не гнушался спускаться к самой черной работе; учил каждого как чиститься, обшиваться, мыться и тому подобное, "и был человек здоров и бодр", -- говорит он в письме к Веймарну: "знают офицеры, что я сам то делать не стыдился... Суворов был и майор, и адъютант, до ефрейтора; сам везде видел, каждого выучить мог" .

При обыкновенных обстоятельствах подобное вмешательство начальника, конечно, не нужно, но Суворов действовал в условиях исключительных. Он был новатором, он ставил полк на свою Суворовскую ногу, воспитывал и учил его по своей собственной программе.

Как ни бедны и отрывочны излагаемые здесь сведения, но из них все-таки можно видеть, что Суворовское обучение отличалось строгой последовательностью, и что известные нам части программы, до последних мелочей, стройно направлялись к одной цели. Поэтому Суворову не представлялось иного пути к проведению своей системы в практику дела, как быть самому везде, все видеть, всех и всему учить. Только тогда могла его система сохранить в себе свою живую силу.

В одной из последующих глав мы увидим, что иногда лучшие генералы, подчиненные Суворова, производя учения в его духе, делали грубые ошибки. Как же можно было ему положиться на адъютантов и ефрейторов в Деле для него жизненном, а для них совершенно новом и быть может непонятном? Он в то время был простой полковой командир, без длинного ряда побед за плечами, без ореола европейской славы, без неотразимого обаяния на войска. Он только что готовился к пробиванию себе пути, а потому работал как простой работник, не мог и не должен был работать иначе.

Первым качеством солдата должна быть храбрость; как развить ее в мирное время? Суворов держался такого пути: добивайся, чтобы солдат был уверен в самом себе, тогда он будет храбр. С этою целью он старался влить в солдатское сознание немногое и дать солдату внешнее военное образование несложное, но чтобы то и другое было усвоено солдатом в совершенстве и привилось к нему органически.

В упомянутом выше письме к Веймарну, он пишет: "Каждый шел через мои руки, и сказано ему было, что более ему знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл. Так был он на себя и надежен, -- основание храбрости". Дальше в том же письме говорится: "четвертого гренадерского полка люди бодры, мужественны, да не храбры; что тому причина? Они на себя не надежны" ¹¹.

Дисциплина в русской армии была внешняя и поддерживалась лишь страхом наказания; наказания были суровые, и назначение их, до высокого размера, предоставлялось власти ближайших начальников, в виде дисциплинарных взысканий.

Полковник имел право, без суда, по собственной оценке вины, прогнать солдата сквозь строй до трех раз. Правда, закон ставил рекрута под особое свое покровительство и предоставлял начальнику взыскивать на солдате, приставленном к рекруту; сам же рекрут "не должен быть не только бит, но ниже стращен". Но это была сделка законодателей с совестью; такой уступке противоречило все -- и общее направление законодательства, и традиции, и воззрения общества, и предоставление начальнику широкого усмотрения.

Да и как было не бить рекрута, когда та же инструкция предписывала: "быть не лениву, смелу, проворну, поворотливу; чтобы крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимка, чесание при разговоре совсем были из него истреблены" ⁶. Всякий торопился из рекрута сделать солдата по указанному образцу, чтобы самому не быть в ответе, а прямейший к тому путь заключался в батожье, в шпицрутенах, к которым издавна все привыкли, ничего ненормативного в них не видели и ответственности за них не подвергались, если не заходили чересчур далеко.

Суворов был военный человек до мозга костей и потому поддерживал у себя в полку строгую дисциплину. Век был суровый, нравы только что начинали смягчаться; состав армии из крепостных, да притом худших по выбору, и её некоторая нравственная распущенность, выражавшаяся в склонности к грабежам, требовали ежовых рукавиц.

Суворов не был поклонником палки, но в военной службе считал строгость необходимой и баловство вредным в высшей степени. В приказе 28 февраля 1772 года он говорит: "В случае оплошности взыскивать и без наказания не оставлять, понеже ничто так людей ко злу не приводит, как слабая команда. Почему командующему за прегрешения неослабно наказывать, ибо когда послабит, то тем временем в непослушание придут и в своем звании оплошнее учинятся".

За какие проступки какую меру взыскания он определял, -- ни откуда не видно, ибо к шпицрутенам прибегал не зауряд. Строгость была велика потому, что и требования были велики.

Укажем на один пример из конфедератской войны: Суворов требовал абсолютной тишины в строю и не допускал возможности чего-нибудь похожего на разговор. Это не было фронтовым увлечением, желанием добиться эффекта тишины; таких вкусов у Суворова не замечается. Вернее всего, что его требование вытекало из соображений высшего свойства: солдат во фронте, как на священнодействии; он слышит команду, знает, что ему делать и должен исполнять. Перед ним совершается кровавая жертва любви к отечеству; он сам для нее предназначен и должен весь принадлежать своему долгу; нет ни недоразумений, ни колебаний, ни сомнений; нет и мысли, которою бы можно было поделиться с товарищем; мысль у всех одна -- победить или умереть. Конечно, фронт на учебном ноле и фронт под пулями и ядрами -- не одно и то же; но у Суворова мирное упражнение было, насколько то возможно, близкой копией боевого дела.

Если он требовал полного безмолвия фронта в военное время, то требовал и в мирное.

A в военное он этого требовал и в действии, и в движении, "когда палаш не в ножнах и ружье не по ремню".

Приказом 1771 года он предписывает наблюдать, чтобы "никто из нижних чинов не дерзал что среди действий, хотя и тихим голосом сказать"; таких приказывает арестовать или заметить "для получения ему за то достойного; если капрал или ефрейтор не исполнят, то им то же самое, а офицеру арест". Но за то, для устранения поводов к нарушению безмолвия фронта, т.е. недоразумений и колебаний, он приказывает высшим и низшим начальникам произносить командные слова "весьма громко" ⁹.

Мы уже видели, что для развития в нижних чинах нравственного чувства, Суворов учил их молитвам. Он сам говорил в письме к Веймарну, что это делалось, дабы "они познавали грех, и наказание, коим 99 против сотого правятся ныне, что тяжело и излишнее".

Излагая таким образом свой нравственный метод для уменьшения проступков и следующих за ними взысканий и называя обязанность наказывать тяжелою и излишнею, когда проступки могут быть устраняемы иначе, Суворов прибавляет, что солдат он много и не наказывал.

Это заявление имеет большую цену, особенно рядом с другим, сделанным им несколько позже, в Турции, в 1773 году, его начальнику, Салтыкову: "ладно, что копорская рекрутская команда будет в полку; только бы ее поберегли там от палок и чудес". Из приведенных немногих данных можно кажется заключить, что Суворов. не задумываясь подвергать солдат взысканиям не только за важные проступки, но и за "прегрешения". как он сам выражается, все-таки не был жесток, не любил наказаний и осуждал палочную щедрость .

Не было у него однако и слепой рутинности; он брал ту форму, которая по его мнению, более подходила к обстоятельствам. Например, в открывшейся вслед затем польской конфедератской войне, он часто употреблял для атаки походные колонны с интервалами, так чтобы хвост колонны служил резервом её голове.

Так велись учебные занятия в Суздальском полку.

Они представляли целую систему, которая была настолько известна подчиненным Суворова, что он мог отдать ротмистру Вагнеру в 1771 году такое короткое приказание: "прикажите весьма отчуждившуюся пехоту экзерцировать на ноге моего известного суздальского учреждения".

Много имела Суворовская система обучения необычного, резко отличавшегося от общепринятых тогда взглядов и порядков, и большая часть этого различия коренилась в том, что он готовил свой полк исключительно для службы военного времени.

Существует положительное свидетельство, что в Ладоге он учил своих солдат перепрыгивать широкие рвы, что люди обучались у него и плаванию, потому что нередко, окончив строевое ученье, он подводил полк к берегу Волхова, приказывал всем раздеться, раздевался сам и затем производил переправу в брод и вплавь.

Затем, он делал ночные маневры; вызывал полк по тревоге во всякое время года, днем и ночью; производил форсированные учебные марши также во всякое время; переправлялся чрез реки без мостов; однажды показал своему полку примерный штурм на монастыре, мимо которого привелось идти, -- вот что бросалось всем в глаза, удивляло и забавляло.

Не была понята основная его мысль, и потому озадачивали приемы исполнения, которые и пошли за оригинальничанье чудака-полковника. Такой неверный взгляд перешел в литературу и дожил даже до нашего времени.

Суворов был действительно чудак; но если в нем замечались выходки чудака, то из этого никак не следовало, что только одни такие выходки он и делал. Он безгранично верил в жизненные свойства своего "суздальского учреждения" и потому, прививая свою систему к полку, не желал поступиться ничем. И это-то глубокое по своему смыслу дело окрестили чудачеством, огласили искусственным оригинальничаньем ¹⁸.

Чтобы кончить с обучением Суздальского полка, заметим, что никаких Суворовских афоризмов, получивших впоследствии такую известность, мы в эту пору еще не встречаем. Не попадаются в его наставлениях, приказах и переписке ни "глазомер, быстрота, натиск", ни "пуля дура, штык молодец", ни "немогузнайство" и проч. и проч. Из вышеизложенного явствует, что почти все это существовало уже тогда в понятиях Суворова и переводилось им в дело; но законченную, лаконическую форму едва ли имело.
Полковые командиры -- столпы армии; армия не может быть хороша без хороших полковников.

Но доброкачественность полкового командира определяется обыкновенно по масштабам различным. Нельзя обойти соображение, что на боевом поле может зачастую выпасть на долю полкового командира начальствование отрядом из войск двух и трех родов оружия.

Следовательно, полковому командиру необходимо обладать по крайней мере практической подготовкой в подобном начальствовании, иначе ему будет недоставать того самого, что Суворов считал необходимым качеством последнего солдата -- уверенности в себе, в своих силах, в своей годности к известному кругу действий.

Сверх того у полковника, близко знакомого со всеми родами оружия, взгляд на строевые занятия полка должен быть шире, яснее, правильнее. Таким именно полковником был Суворов, представлявший собою самое выдающееся исключение из общего уровня. Подобный редкий полковой командир не виден весь на учебном поле своего полка, и будет поучительно познакомиться с его взглядами на другие роды оружия, как бы ни были скудны сохранившиеся по этому предмету сведения.

Во всех родах оружия, Суворов требует строевых упражнений с применением к разного рода местности и совокупного маневрирования. Во главе всего поставлено "жестокое и поспешное нападение"; "удары простые, но поспешные и храбрые". Это его альфа и омега.

Прошло слишком пять лет со времени назначения Суворова командиром Суздальского полка; пять военных лет мирного времени.

-- Осенью 1768 года сказан полку военный поход; после учебного курса наступал боевой экзамен.

0x01 graphic

Приезд Николая I в лагерь.

Художник Зауервейд Александр Иванович (1783-1844)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 15/12/2014, изменен: 15/12/2014. 79k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: Баграмян: "У нас действительно почему-то порой недооценивали командиров, работающих в высших военных учебных заведениях"...

Каменев Анатолий Иванович Особый военный округ

Каменев Анатолий Иванович
Особый военный округ