ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Отыди от зла и сотвори благо"...

"Отыди от зла и сотвори благо"...

Святитель Игнатий Бранчанинов

Справка:

Епископ Игнатий (в миру -- Дмитрий Александрович Брянчанинов (5 (17) февраля 1807 -- 30 апреля (11 мая) 1867) -- епископ Православной Российской Церкви. Богослов, ученый и проповедник.

Все дети Брянчаниновых получили прекрасное домашнее воспитание и образование. Учителя и наставники Димитрия удивлялись его блестящим и разносторонним способностям, обнаружившимся уже в самом раннем возрасте. Когда юноше исполнилось 15 лет, отец отвез его в далекий Петербург, и отдал в Военно-инженерное училище. Намеченная родителями будущность совершенно не соответствовала настроениям Димитрия; он уже тогда заявил отцу, что хочет "поступить в монахи", но отец отмахнулся от этого неожиданного и неприятного для него желания сына, как от неуместной шутки.

Прекрасная подготовка и исключительные способности молодого Брянчанинова сказались уже во время вступительных экзаменов в Училище: он был принят первым по конкурсу (из 130 экзаменовавшихся на 30 вакансий) и сразу же определен во второй класс. Имя талантливого юноши сделалось известным в царском дворце. Во все время пребывания в училище будущий Святитель продолжал поражать своих наставников блестящими успехами в науках и первым по списку окончил полный курс наук в 1826 году.

В Училище Брянчанинов стал главой кружка почитателей "святости и чести". Редкие умственные способности и нравственные качества привлекали к нему профессоров и преподавателей Училища, соучеников. Он стал известен во всем Петербурге. С особым отеческим вниманием и любовью относился к нему Государь Император Николай I; принимая самое активное участие в жизни будущего Святителя, он неоднократно беседовал с юношей в присутствии Императрицы и детей.

Происхождение, воспитание и родственные связи открыли перед ним двери самых аристократических домов столицы.

В годы учения Димитрий Брянчанинов был желанным гостем во многих великосветских домах; он считался одним из лучших чтецов декламаторов в доме президента Академии художеств А. Н. Оленина (его литературные вечера посещали, в числе других, А. С. Пушкин, И. А. Крылов, К. Н. Батюшков, Н. И. Гнедич).

***

Восхищенный образом жизни и деятельности святителя Игнатия, известный русский писатель Н. С. Лесков посвятил ему свой рассказ "Инженеры бессребреники".

***

ПОЧИТАТЕЛИ СВЯТОСТИ И ЧЕСТИ -

КАДЕТЫ БРЯНЧАНИНОВ И ЧИХАЧЕВ

Н.С. Лесков

[В тридцатых годах девятнадцатого столетия в петербургском инженерном училище между воспитанниками обнаруживалось очень оригинальное и благородное направление, которое можно назвать "стремлением к безукоризненной честности" и даже к святости. Из молодых людей, подчинившихся названному направлению, особенно ревностно ему послужили Брянчанинов и Чихачев. Эти воспитанники инженерного училища представляют собою очень любопытные характеры, а судьба их имеет общий интерес.]

Дмитрий Александрович Брянчанинов был первым организатором.

Он был главою кружка любителей и почитателей "святости и чести".

Набожность и благочестие были врожденной чертою Брянчанинова. По книге, о нем написанной, известно, что он был богомолен с детства.

Он был мальчик с чрезвычайно миловидной и располагающей наружностью, которая при выдержанности его характера и благородстве манер очень сильно к нему располагала. Но Брянчанинов был осторожен с детства; он не доверял всем ласкам без разбора и вообще держал себя строго.

Так он умел себя хорошо поставить с первого же дня.

Вскоре после принятия его в инженерное училище туда приехал Император Николай Павлович, бывший в то время еще Великим князем. Он заезжал сюда часто, но на этот раз цель посещения была особенная, а именно "выбор пансионеров".

Николай Павлович имел обыкновение сам выбирать детей в пансионеры своего имени и руководился в этом случае не старшинством баллов приемного экзамена, а личным взглядом, то есть Великий князь назначал своими пансионерами тех, кто ему нравился.

Известно, что этот Государь очень верил в проницательность своего взгляда и держался так называемых первых впечатлений. Брянчанинов же произвел на него столь благоприятное впечатление, что Великий князь не только сейчас же назначил его своим пансионером, но приказал мальчику немедленно одеться и ждать его на подъезде. Отсюда Николай Павлович взял Брянчанинова с собою в экипаж и, приехав с ним в Аничков дворец, повел его за собою в покои Великой княгини, впоследствии Императрицы Александры Феодоровны.

Великая княгиня была тогда в своем кабинете и, сидя за письменным столом, не слыхала, как вошел ее супруг в сопровождении воспитанника Брянчанинова, и не оглянулась на них.

Великий князь взял Брянчанинова за плечо и поставил его за спинкой кресла Государыни, а сам тихо обнял супругу и, поцеловав ее в голову, сказал ей по-французски:

- Я привез тебе представить моего нового пансионера. Посмотри на него.

Государыня оборотилась на стуле, посмотрела на мальчика в лорнет (Складные очки без дужек - прим. Ред.) и с довольной улыбкой сказала:

- Это прекрасный мальчик.

Вслед за тем Брянчанинов был накормлен во дворце сытным завтраком и отпущен в училище, где его ждали и тотчас же подвергли обстоятельным расспросам о том, что с ним было.

Скромный, но правдивый юноша рассказал все по порядку и по правде.

Благоволение Великого князя ему послужило в большую пользу.

Начальство училища с этого же дня обратило на Брянчанинова особенное внимание. Характер и способности юноши были изучены и определены в точности, и в первый же раз после этого, когда Великий князь спросил:

- Как Брянчанинов?

Ему по сущей справедливости отвечали:

- Он во всех отношениях примерный.

- Очень рад, - заметил с удовольствием Николай Павлович, прозорливость которого в этом случае получила себе приятное ему подтверждение.

- А каковы его наклонности и характер? - продолжал Государь.

- Он очень религиозен и отличной нравственности.

- Я очень рад и очень желал бы, чтобы такие же были и другие. Пусть он им служит примером.

Офицеры и кадеты 2-го кадетского корпуса во второй половине царствования императора Николая Павловича

Приведенные слова Государя моментально сделались известными воспитанникам, и между ними быстро образовался кружок юношей, желавших как можно более подражать Брянчанинову, и Брянчанинов получил в этом кружке значение вождя.

Особенное благорасположение Великого князя оказало свое влияние на Брянчанинова в том смысле, что он вдруг как бы ускоренно созрел и сделался еще серьезнее. Кружок его состоял человек из десяти, и из них особенной дружбой Брянчанинова сразу стал пользоваться Миша Чихачев, которому Брянчанинов и открывал свою душу и заповедные думы, выражавшие его направления и цели.

- Самое главное в нашем положении теперь то, - внушал он Чихачеву, - чтобы сберечь себя от гордости. Я не знаю, как мне быть благодарным за незаслуженную милость Великого князя, но постоянно думаю о том, чтобы сохранить то, что всего дороже. Надо следить за собою, чтобы не начинать превозноситься. Прошу тебя: будь мне друг - наблюдай за мною и предостерегай, чтобы я не мог утрачивать чистоту моей души.

Чихачев обещал ему эту помощь.

- Прекрасно, - отвечал он, - я всегда скажу тебе правду, но в этом и не будет надобности, так как ты уже нашел средства спасти себя от соблазна.

- Что ты этим хочешь сказать?

- Ты сам сказал: надо не начинать, и если ты никогда не будешь начинать, то оно никогда и не начнется...

- Твоя правда, - ответил, подумав, Брянчанинов, - но... все-таки наблюдай за мною. Я боюсь, что могу быть втянут на этот путь от тех самых людей, которые должны быть мне примером. Ведь мы "должны быть покорны начальникам нашим"...

- Да, это правда, - ответил Чихачев и тотчас же заметил, что лицо Брянчанинова вдруг как бы озарилось какой-то радостной мыслью, - он взял товарища за обе руки, сжал их в своих руках и, глядя с серьезной восторженностью вверх, как бы читал под высоким карнизом покоя:

- Я вижу одно верное средство для того, чтобы не поддаться опасности соблазна, который представляют люди, и ты, может быть, отгадываешь, в чем оно заключается...

- Мне кажется, что я отгадываю, о чем ты думаешь.

- Я думаю, что надо всегда смотреть на Богочеловека.

- Ты прав.

- Поверь - если мы не будем сводить с Него наших мысленных глаз и будем стараться во всем Ему следовать, то для нас нет никакой опасности. Он нас спасет от опасности потерять себя во всех случаях жизни.

- Верю.

- И вот Он с нами, и мы в Нем, и Он в нас. Мне кажется, я понял сейчас в этих словах новый, удивительный смысл.

- И я тоже.

Товарищи восторженно обнялись и с этой минуты сделались неразрывными друзьями. Дружба их, впрочем, носила особый отпечаток чего-то аскетического. Они дружили для того, чтобы поддерживать один другого в общем их стремлении уйти от житейских соблазнов к поднявшему их возвышенному идеалу чистой жизни в духе христианского учения.

Оба молодые человека рано стали вести самую воздержанную жизнь, разумея воздержанность не в одной пище, но главным образом в недопущении себя до лени, гнева, лжи, раздражительности, мщения и лести. Это дало их характерам не только отпечаток благородства, но и благочестия, которое вскоре же было замечено сначала товарищами, а потом и начальством. Это создало Брянчанинову такое почетное положение среди воспитанников, какого не достигал в инженерном училище никто другой ни до него, ни после него.

Ему все верили, и никто не имел случая сожалеть о своей с ним откровенности. Откровенность эта тоже имела особенный, ограничительный характер, отвечавший характеру благочестивого юноши, рано получившего от товарищей прозвище "монаха".

Брянчанинову нельзя было говорить ни о каких школьных гадостях, так как он всегда был серьезен и не любил дурных школьных проделок. Они тогда были в большом ходу в закрытых русских училищах. Ни Брянчанинов, ни Чихачев не участвовали ни в каких проявлениях молодечества и прямо говорили, что они желают не знать о них, потому что не хотят быть о них спрошенными, ибо не могут лгать и не желают ни на кого доносить.

Такая твердая откровенность поставила их в особенное, прекрасное положение. Они никогда не были в необходимости никого выгораживать, прибегая ко лжи, и ни на кого ничего не доказывали. Воспитатели знали этот "дух" Брянчанинова и Чихачева и никогда их не спрашивали в тех случаях, когда представлялась надобность исследовать какую-нибудь кадетскую проделку.

С откровенностями в этом роде товарищи к Брянчанинову и Чихачеву и не появлялись, но зато во всех других случаях, если встречалось какое-либо серьезное недоразумение или кто-нибудь имел горе и страдание, те смело обращались к "благочестивым товарищам-монахам" и всегда находили у них самое теплое, дружеское участие. К Брянчанинову обращались тоже в случае несогласий между товарищами, и его мнение принимали за решение. Сам он всегда устранялся от суда над другими, говоря: "Меня никто не поставил, чтобы судить и делить других". Но сам он делился с нуждающимися всем, чем мог поделиться.

Чихачев хотя был того же самого духа, как и друг его Брянчанинов, но имел второстепенное значение, с одной стороны, потому, что Брянчанинов обладал более яркими способностями и прекрасным даром слова, а с другой - потому, что более молодой по летам Чихачев добровольно тушевался и сам любил при каждом случае отдавать первенство своему другу.

Влияние их на товарищей было большое; учились они оба прекрасно, и начальство заведения надеялось, что из них выйдут превосходные инженеры. В том же был уверен и Великий князь, который "очень желал видеть в инженерном ведомстве честных людей".

Оба друга окончили курс в 1826 году, сохранив за собою свое почетное положение до последнего дня своего пребывания в училище, оставили там по себе самую лучшую память, а также и нескольких последователей.

По окончании кадетских классов в инженерном училище Брянчанинов и Чихачев вышли на вольную квартиру и поселились вместе на Невском проспекте.

Удаление из-под надзора, которому друзья подчинялись в закрытом заведении, открыло им большую свободу располагать своим временем сообразно своим стремлениям и вкусам. Они этим и воспользовались. Они повели образ жизни самый строгий - чисто монашеский, - соблюдали постные дни; не посещали никаких увеселений и гульбищ; избегали всяких легкомысленных знакомств и ежедневно посещали церковь.

Каждый день они вставали очень рано и шли пешком в Невскую Лавру, где выслушивали раннюю обедню. Помолившись за раннею обедней, друзья шли в свое инженерное училище, в офицерские классы. Там они оставались положенное время, а потом уходили домой, скромно трапезовали и все остальное время дня проводили за учебными занятиями. Покончив с ними, они читали богословские и религиозные книги.

Ни Брянчанинов, ни Чихачев не могли сносить ничего того, к чему обязывала их военная служба, для которой они были приготовлены своим военным воспитанием. Потом они не попадали в общий тон тогдашнего инженерного ведомства. В инженерном ведомстве многие тогда были заняты заботами о наживе и старались это дело ставить "правильно и братски", - вырабатывали систему самовознаграждения.

"Монахи" не хотели ни убивать людей, ни обворовывать государства и потому, может быть по неопытности, сочли для себя невозможной инженерную военную карьеру. Они решили удалиться от нее, несмотря на то, что она могла им очень улыбаться, при их хороших родственных связях и при особенном внимании Императора Николая Павловича к Брянчанинову. Государь хотя о нем теперь уже не осведомлялся так часто, как прежде, но если бы Брянчанинов захотел, то ему, при его родственных связях, всегда было легко напомнить о себе Государю, и тот, без сомнения, оказал бы ему свою всесильную помощь. Брянчанинов, однако, этого не только не искал, но даже удерживал родных от всяких о нем забот в этом роде. Он старался держать себя незаметно и скромно и как будто имел на уме что-то другое.

Совершенно так же вел себя и Чихачев. А между тем они оба окончили офицерские классы и были выпущены на службу: Брянчанинов из верхнего класса в Динабург, а Чихачев из нижнего - в учебный саперный батальон. Тут они на время расстались, и в 1827 году Брянчанинов выпросился в отставку и ушел в Свирский монастырь, где и остался послушником. Также просьбу об отставке подал и Чихачев.

Истинная причина их уклонения от военной службы в прошениях их была не объяснена. Но их семейным и друзьям было известно, что причина заключалась в том, что они находили военное дело несовместным со своими христианскими убеждениями.

Как люди последовательные и искренние, они не хотели не только воевать оружием, но находили, что не могут и служить приготовлением средств к войне. Впрочем, и самое возведение оборон они не усматривали возможности производить с полной честностью. Им казалось, что надо было "попасть в систему самовознаграждения" или противодействовать тем, чьи приказания должно было исполнять.

Конечно, со стороны молодых людей тут было, может быть, значительное преувеличение опасности. Но тогда взятки царили повсюду, и сам Государь Николай Павлович находил себя не в силах остановить это страшнейшее зло его времени.

Нашим "монахам" казалось, что служить честно - это значило постоянно поперечить всем желающим наживаться, и надо порождать распри и несогласия, без всякой надежды отстоять правду и не допускать повсюду царствовавших злоупотреблений. Они поняли, что это подвиг, требующий такой большой силы, какой они в себе не находили, и потому они решились бежать.

Когда Государю было доложено, что Брянчанинов и Чихачев подали прошения об отставке, Император разгневался и сказал: "Это вздор!" - и их не выпустили.

Надо было покориться, но при хороших связях тогда удавалось многое, что для людей обыкновенного положения было невозможно. Через некоторое время, когда войска наши уже двинулись в Турцию (Речь идет о русско-турецкой войне 1828-1829 годов, объявленной в апреле 1828 года.), Брянчанинов и Чихачев опять подали вторично просьбы об отставке, но в этот раз прибегнули уже к содействию тех родственных связей, которыми не хотели пользоваться до сей поры для других целей. Связи эти были столь сильны, что дело прошло как-то мимо Государя, и Чихачева с Брянчаниновым тихонько выпустили в отставку, "под сурдинку".

Это было будто бы уже на походе. Молодые друзья должны были отстать от своих частей при пересудах и ропоте своих товарищей, из которых одни им завидовали, как баричам, уходившим от службы в опасное время, а другие старались дать им чувствовать свое презрение, как трусам.

Друзья предвидели такое истолкование своего поступка и перенесли эти неприятности с давно выработанным в себе спокойствием. В утешение себе они знали, что они не трусы и удаляются от войны не из боязни смерти, а потому они не обижались, а спешили как можно скорее и незаметнее "бежать из армии".

Выход их будто бы в самом деле был похож на побег: об отпуске их из частей старались не говорить - их будто куда-то "послали", и потом они совсем скрылись, избежав, таким образом, еще много других неприятностей.

Сначала они будто отправились к северу вместе, но на дороге расстались. Брянчанинов поехал в Петербург, где пребывание его казалось очень опасным, потому что он тут беспрестанно рисковал попасть в глаза Императору. Чихачев приехал к своей сестре Ольге Васильевне, по мужу Кутузовой. Он говорил о своем возвращении не много и не ясно, а о дальнейших своих намерениях совсем не говорил ничего. Его находили "странным", как будто потерянным, или отрешенным от мира, и не предающимся живо ни радостям, ни печалям. Это было очень тяжело видеть в молодом человеке, и семейные Чихачева общими силами старались узнать, "что у него на душе". Одни думали, "влюблен", другим казалось, "замешан", а один родственник с вольтерьянскою (Последователь французского философа Вольтера. В конце XVIII - начале XIX веков: вольнодумец - прим. Ред.) заправкой уверял, что племянник "помешан".

Прожив некоторое время у родных, Чихачев внезапно исчез, не оставив им ни письма, ни записки. Мать и сестра его были в отчаянии. Особенно мать, беспокойства которой возрастали от целой тучи предположений и догадок, одна тревожнее другой. Положение было ужасное. Семья и старалась искать беглеца и в то же время боялась, чтобы не распространился широко слух об его исчезновении. Надо было, чтобы это не дошло как-нибудь в Петербурге до Государя. Всего ужасно боялись - и надо было бояться.

Начались и очень долго продолжались в величайшем секрете большие поиски, в которых принимали участие родственники пропавшего и особенно преданные и доверенные крепостные слуги. Шла, с кем можно, осторожная, но горячая переписка, но все это оставалось без результатов. Спросили даже вольтерьянца, но тот вместо ответа посоветовал читать житие Алексия - человека Божия (Преподобный Алексий (род. в Риме в 360 году). В юности тайно ушел из дома богатых родителей и всю жизнь провел в добровольных лишениях и подвижничестве Господа ради и спасения своей души. - прим. Ред.). По его мнению, Чихачев будто всего вероятнее поревнует примеру этого святого. На "бесчувственного циника" кивали головами, а следов пропавшего беглеца все-таки не находили нигде.

Семья и особенно мать переносили тяжкое горе и вдобавок должны были молчать и не показывать вида, что молодой человек пропал. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, он сам не объявился в Николо-Бабаевском монастыре на Волге. Вольтерьянец угадывал всех ближе к истине: оба друга, Чихачев и Брянчанинов, появились вместе в Бабайки, и тут же оба вместе начали одновременно свой путь в иночестве, которое было им как бы врожденно и в школе напророчено.

Их не в силах были изменить ни среда школы и ее направление, ни самый лестный фавор, ни строгое осуждение, ни укоризны трусостью как пороком, который должен бы несносно уязвлять благородное чувство, если бы оно не видало себе оправдания в идеале высшем. Пусть, быть может, этот идеал понят и узко, но, тем не менее, он требовал настоящего мужества для своего целостного осуществления. И у Брянчанинова с Чихачевым не оказалось недостатка в мужестве.

Проходит ряд лет тихих монастырских трудов, и Брянчанинов снова попадает на вид Государя. Сделать это решился Московский митрополит Филарет Дроздов, которому, конечно, небезызвестно было, что Император Николай Павлович не хотел выпускать Брянчанинова в отставку. Напомнить теперь о нем значило привести на память Государю всю историю, и он мог спросить: кто и когда выпустил Брянчанинова? Но Филарет все-таки вывел на свет Брянчанинова, приспособленного совсем не к тем целям, к которым его тщательно приготовляло петербургское инженерное училище.

Спустя десять лет, в продолжение которых Император Николай Павлович не вспоминал о Брянчанинове и Чихачеве, Государь в одну из своих побывок в Москве посетил митрополита Филарета и выражал неудовольствие по поводу событий, свидетельствовавших о большой распущенности в жизни монахов. Митрополит не возражал, но сказал, что есть теперь прекрасный игумен, настоящий монах, на которого можно положиться, и с ним можно будет многое поочистить и исправить в монастырях.

- Кто этот редкий человек? - спросил Государь.

- Игнатий Брянчанинов.

- Брянчанинов? Я помню одного Брянчанинова в инженерном училище.

- Этот тот самый и есть.

- Разве он пошел в монахи?

- Он уже игумен.

- Да, я помню, он и в училище еще отличался набожностью и прекрасным поведением. Я очень рад, что он нашел свое призвание и может быть полезным для управы с монахами. Они невозможны.

- Отец Игнатий уже привел несколько монастырей в отличный порядок.

- В таком случае, если он у вас уже привел в порядок, то я попрошу вас теперь дать его мне, чтобы он поочистил хоть немножко мою петербургскую Сергиевскую пустынь. Там монахи ведут себя так дурно, что подают огромный соблазн.

- Воля Вашего Величества будет исполнена, и я твердо надеюсь, что Игнатий Брянчанинов окажется полезным всюду, куда Вам угодно будет его назначить.

- Очень рад, но жалею, что он один такой: один в поле - не воин.

- С ним есть его друг - такой же строгий монах - Чихачев.

- Ба! Чихачев! Это тоже из той же семьи - мой кадет.

- Точно так, Ваше Величество.

- Ну, так и прошу привести их вместе.

Брянчанинов приехал игуменом в Сергиевскую пустынь и привез с собою друга своего Чихачева, который был с этой поры его помощником. Оба они начали "чистить" и "подтягивать" сергиевских монахов, жизнь которых в то время действительно представляла большой соблазн.

Последующая духовная карьера Игнатия Брянчанинова известна. Он был епископом без образовательного ценза и имел много почитателей и много врагов.

Чихачев не достиг таких высоких иерархических степеней и к ним не стремился. Ему во всю жизнь нравилось тихое, незаметное положение, и он продолжал тушеваться как при друге своем Брянчанинове, так и после. Превосходный музыкант, певец и чтец, он занимался хором и чтецами и был известен только в этой области. Вел он себя как настоящий инок, никогда, впрочем, не утрачивая отпечатка хорошего общества и хорошего тона, даже под схимою. Схиму носил с редким достоинством, устраняя от себя всякое покушение разглашать что-либо о каких бы то ни было его особливых дарах.

Даже набожные дамы, создающие у нас репутацию святых и чудотворцев при жизни, ничего особенного о Чихачеве внушать не смели. Он ни предсказаний не делал, ни чудес не творил.

Однажды в гостях Чихачев слушал с глубочайшим вниманием знаменитого певца Рубини, и, когда пение было окончено, он сказал:

- Громкая слава ваша нимало не преувеличивает достоинств вашего голоса и уменья. Вы поете превосходно.

Так скромно и достойно выраженная похвала Чихачева чрезвычайно понравилась Рубини. Ему, конечно, давно уже опротивели все опошлившие возгласы дешевого восторга, которыми люди банальных вкусов считают за необходимое приветствовать артистов. В словах Чихачева действительно была похвала, которую можно принять, не краснея за того, кто хвалит. И Рубини, сжав руку монаха, сказал:

- Я очень рад, что мое пение вам нравится, но я хотел бы иметь понятие о вашем пении.

Чихачев сейчас же молча встал, сам сел за фортепиано и, сам себе аккомпанируя, пропел что-то из какого-то духовного концерта.

Рубини пришел в восхищение и сказал, что он в жизнь свою не встречал такой удивительной октавы и жалеет, что лучшие композиторы не знают о существовании этого голоса.

- К чему же бы это послужило? - произнес Чихачев.

- Для вашего голоса могли быть написаны вдохновенные партии, и ваша слава, вероятно, была бы громче моей.

Чихачев молчал и, сидя боком к клавиатуре, тихо перебирал клавиши.

Рубини встал и начал прощаться с хозяйкой и с ее гостем.

Подав руку Чихачеву, он еще раз сильно сжал его руку, посмотрел ему в глаза и воскликнул с восторгом:

- Ах, какой голос! Какой голос пропадает безвестно!

- Он не пропадает: я им пою Богу моему дондеже есмь, - проговорил Чихачев по-русски.

Рубини попросил перевести ему эту фразу и, подернув плечами, сказал:

- Ага!.. Да, да... это другое дело. Все, что произошло, очень быстро распространилось в "свете" и было разнесено молвою по городу. Знал об этом и Император Николай, и ответ Чихачева: "пою Богу моему" чрезвычайно ему понравился.

Отошли к вечной жизни страстно стремившиеся к праведности воспитанники русской инженерной школы.

Они держались правила "Отыди от зла и сотвори благо" и ушли в монастырь, где один из них опочил в архиерейской митре, а другой - в схиме.

Журнал "Современник"

Фрагменты:

О жизни Святителя Игнатия Брянчанинова и Михаила Чихачев

Уже тогда Святитель Игнатий резко отличался от окружающего мира.

В нем не было слепого преклонения перед Западом, он не увлекался тлетворным влиянием времени и приманками светских удовольствий.

В последующем, когда в 24 года Д. А. Брянчанинов стал монахом, а вскоре архимандритом, настоятелем столичного Свято-Сергиевского монастыря, благочинным монастырей Санкт-Петербургской епархии, он стал известен всей России.

Его хорошо знал и ценил первенствующий член Святейшего Синода Митрополит Московский Филарет (Дроздов).

Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали многие выдающиеся люди России. Среди них Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, А. А. Плещеев, князь Голицын, князь А. М. Горчаков, княгиня Орлова-Чесменская, герой Крымской войны флотоводец адмирал Нахимов.

***

Ко времени назначения настоятелем архимандрита Игнатия Троице-Сергиева пустынь, расположенная на берегу Финского залива близ Петербурга, пришла в сильное запустение. Храм и кельи пришли в крайнюю ветхость. Немногочисленная братия (15 человек) не отличалась строгостью поведения.

Двадцатисемилетнему архимандриту пришлось перестраивать все заново. Обитель обстраивалась и благоукрашалась. Богослужение, совершавшееся здесь, сделалось образцовым. Монастырские напевы были предметом особых попечении архимандрита Игнатия; он заботился о сохранении старинных церковных мелодий и их гармонизации.

0x01 graphic

Русский походный лагерь в горах Кавказа

27 октября 1857 года, попрощавшись с братией Троице-Сергиевой пустыни, приведенной его трудами в цветущее состояние, Владыка Игнатий отправился в далекий путь, на Кавказ. Путь этот пролегал через Москву, Курск и Харьков (железнодорожное сообщение было тогда только между Петербургом и Москвой, дальше надо было ехать на лошадях).

Первыми словами, произнесенными Владыкой на ставропольской земле были: "Мир граду сему".

Этими словами Владыка указывал на то, что прибыл на многострадальную кавказскую землю как миротворец, с желанием погасить пожар Кавказской войны и умирить мир на огнедышащей земле кавказской, где Святителю предстояло пробыть с начала 1858 года до осени 1861.

Владыка Игнатий ревностно заботился и об устроении богослужения и о нормальных взаимоотношениях духовенства и мирян. Святитель заботился об улучшении быта духовенства, повышении его образовательного уровня, о лучших взаимоотношениях, приличествующих духовному сану. Благодаря этой заботе епархиальные дела вскоре были приведены в благополучное состояние.

0x01 graphic

Шамиль среди своих мюридов

Полем деятельности Святителя был не только кафедральный город Ставрополь.

Он совершал объезды епархии, пределами которой были берега Черного, Азовского и Каспийского морей, снежные вершины главного Кавказского хребта и дальние сухие калмыцкие степи. Шла Кавказская война, и Епископ в дороге постоянно имел при себе дароносицу для, может быть, последнего Причастия.

Преосвященный Игнатий придавал большое значение строительству в Епархии храмов Божиих. Его заботами в 1859 году основанная первым Епископом Кавказским Иеремией Иоанно-Мариинская община была преобразована в монастырь.

Недолго - менее четырех лет - управлял Преосвященный Игнатий Кавказской епархией, но это время промыслительно совпало со многими важными событиями в жизни Кавказа.

0x01 graphic

Пленение Шамиля (1859)

В августе 1859 года был пленен имам Шамиль.

В 1860 году Кавказская линия была разделена на Кубанскую и Терскую области. В 1861 году началось заселение закубанского края.

***

Тяжкая болезнь вынудила епископа Игнатия летом 1861 года подать прошение об увольнении на покой в Николо-Бабаевский монастырь, куда после удовлетворения прошения он и выехал 13 октября вместе с несколькими преданными учениками.

***

Епископ Игнатий канонизован Поместным Собором Русской Православной Церкви (Троице-Сергиева Лавра, 6-9 июня 1988). Его святые мощи покоятся в Свято-Введенском Толгском монастыре Ярославской Епархии.

Частица их была принесена в Ставрополь Святе Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II во время первого визита Предстоятеля Русской Православной Церкви на Кавказ в августе 1994 года.

***

Схимонах Михаил Чихачев

Справка:

"...Желаю в Вечности сказать: Ты даровал нам прекрасный талант дружбы. Приносим Тебе приобретенный на него другой талант - талант драгоценный спасения", - писал свт. Игнатий Брянчанинов, непрестанно благодаривший Бога за дар дружбы, который был послан ему в годы юношества и сохранен до самой кончины его сомолитвенником и ближайшим другом - схимонахом Михаилом Чихачевым.

"Не будь у меня такого друга, который и благоразумием своим меня вразумлял, и душу свою за меня всегда полагал, и вместе со мной всякое горе разделял, не уцелел бы я на этом поприще, - поприще мученичества добровольного и исповедничества", - так о значении дружеской поддержки святителя Игнатия в своей жизни писал схимонах Михаил.

Уже в инженерном училище кадеты Брянчанинов и Чихачев получили прозвище "товарищи-монахи". Уже тогда они поддерживали один другого в стремлении уйти от житейских соблазнов, в прилежании к Таинствам Церкви, - каждое воскресенье оба друга исповедовались и причащались и часто обращались за духовными советами к старцам Валаамского подворья и Александро-Невской Лавры.

Они вновь соединились после трехлетнего расставания в 1829 году в Площанской пустыни Орловской губернии, потом вместе подвизались в Оптиной пустыни и Кирилло-Новоезерском монастыре.

Старец Лев (Наголкин) благословил их на отшельничество вдвоем, - так они и жили в уединении, строгом молчании, богомыслии и молитве первые три года послушничества.

В 1831 году Дмитрий Брянчанинов был пострижен в малую схиму с именем Игнатий и вскоре назначен игуменом Лопотова монастыря близ Вологды. Здесь он сам облек своего друга Михаила Васильевича в рясофор и руководил в его духовной жизни уже как настоятель и духовник. Чихачев же со своей стороны проявлял сердечную заботу о друге.

Когда он увидел, что и без того слабое здоровье о. Игнатия совсем расстраивается сырым климатом болотистой местности, на которой находился монастырь, он поехал в Петербург хлопотать о перемещении друга в более здоровую местность. Чихачев был принят митр. Филаретом (Дроздовым) и получил заверение в том, что о. Игнатий будет переведен в подмосковный Николо-Угрешский монастырь.

Главным помощником в этом деле был о. Михаил Чихачев - знаток Устава, превосходный певец и чтец.

И во всех скорбях отца Игнатия за 23 года управления его друг был сотаинником, сомолитвенником. "Молитвою соединяемся воедино. Это единение превыше земных ощущений, тут что-то небесное, тут предвкушение будущей жизни, в которой человеков будет соединять Дух", - писал еп. Игнатий. И письма его к Чихачеву из Ставрополя, а потом из Бабаек свидетельствуют о духовном родстве сверх слов и разговоров.

По взаимному решению Чихачев, посетивший своего друга-святителя в Бабайках, остался до конца дней в Сергиевой пустыни. Здесь с благословения свт. Игнатия он в 1860 г. принял схиму с именем Михаил. И потом в течение семи лет о. Михаил нес послушание "корреспондента" (по словам епископа Игнатия) - докладывал своему другу о делах в монастыре и епархии, а также о духовных чадах владыки.

"Спаси Господи за всю любовь твою ко мне грешному", - писал по поводу этих докладов преосвященный Игнатий, а свои письма неизменно заканчивал словами: "испрашивающий твоих молитв недостойный епископ Игнатий". О. Михаил Чихачев не достиг высоких иерархических степеней и к ним не стремился. Ему всю жизнь нравилось тихое, незаметное положение, он всегда старался стушеваться при своем друге и устранял от себя всякое покушение разглашать что-либо о каких бы то ни было его особых духовных дарах. Одно было явно всем видевшим и знавшим его - истинное смирение подвижника Сергиевой пустыни.

Схимонах Михаил отошел ко Господу 16 января 1873 года, пережив своего друга на шесть лет. Ныне честные мощи схимонаха Михаила обретены и открыты для поклонения во вновь возрождающейся Приморской Троице-Сергиевой пустыни.

0x01 graphic

Пересвет и Ослябя.

Рисунок В. М. Васнецова

ПОУЧЕНИЯ СТАРЦЕВ

-- Старец Порфирий говорил: "Жизнь без Христа - не жизнь, а смерть. Если ты не видишь Христа во всех своих делах и мыслях, то ты без Христа."

-- Тот же старец также добавил: "Христос - это наш Друг, это наш Брат, это То, Что добро и прекрасно. Христос не имеет ни угрюмости, ни меланхолии, ни внутренней перемены. Человек же мучается от разных помыслов и состояний, которые по временам его удручают и травмируют. Христос - это Радость, это Жизнь, это Свет, Свет истинный, Который радует человека, окрыляет его, Который дает ему силы видеть все, видеть всех, болеть за всех и желать, чтобы все были вместе с ним, с ним рядом."

-- О человеке, который из-за многих занятий забывает Христа, cтарец Амфилохий с о.Патмос говорил: "Много раз к тебе приходит Христос и стучится к тебе. Ты сажаешь Его в гостиной своей души и, поглощенный своими занятиями, забываешь про Великого Посетителя. Он ждет твоего появления, ждет и, когда ты уже сильно опаздываешь, встает и уходит. В другой раз ты настолько занят, что отвечаешь Ему из окна. У тебя нет времени даже открыть ему".

-- Тот же старец говорил: "Человеку, который не имеет Христа, все видится трудным и темным". И в другой раз: "Когда сердце не имеет Христа, тогда оно имеет место для денег имений и людей."

-- О замыслах Промысла Божия, которые неизвестны людям, старец Порфирий говорил: "Люди могут приобрести понимание путей Божиих и совершенно ясно увидеть впереди себя хаос и сказать: "Э! Мы падаем в хаос, мы заблуждаемся. Все назад, все назад! Вернитесь назад, мы ошиблись!" И станут снова на путь Божий, и воссияет наша Православная вера. Бог действует сокровенно и не желает подавлять свободу человека. Он делает так, что человек мало-помалу поворачивает и идет туда, куда следует".

-- Старец Епифаний говорил: "Математика Божия совершенно не похожа на математику людей. Для нас два плюс два равно четырем. Для Бога два плюс два может равняться пяти или пятнадцати, или чему бы то ни было."

-- Старец Анфим с острова Хиос говорил: "Без воли Божией ни камень не сдвигается со своего места, ни лист с дерева не падает на землю".

-- Евсевий, старец братства "Зои" ("Жизнь"), обращаясь к своему духовному чаду, писал: "Когда Бог удалится от человека, тогда человек впадает не только во все виды греха и беззакония, но и теряет свою веру. Ты Божие творение, и верою в Него и последованием Его воле ты преображаешься и становишься Его чадом, о котором Он всегда промышляет с великой нежностью и заботится о том, чтобы ты стал совершенным".

-- О способах, которые употребляет Бог, чтобы помочь человеку, святой Анфим говорил: "Благой Бог не перестает давать рассудку человека благие побуждения. То Он просвещает самого человека, то посылает ему утешение через людей, то дает ему какое-нибудь знамение. Любыми способами старается Его безграничное благоутробие помочь человеку прийти к Нему и спастись". И в другой раз добавил: "Бог так помогает человеку: иногда показывает ему какого-нибудь духовника, способного дать совет, иногда через какого-нибудь Ангела его просвещает; иногда помогает каким-нибудь благим помыслом, который Он вкладывает человеку в ум, а иногда каким-нибудь Божественным вдохновением, которое Он дает ему".

-- Старец Иероним говорил: "Внимайте тому, как проходит каждый день. Свое будущее возложите на Промысл Божий. Бог поможет. Чего желает Бог, то и будет. Не думайте о будущем и не отягощайте ум свой думой о нем. Бог поможет."

-- Говоря о любви Божией к человеку, старец Анфим, новоявленный святой с острова Хиос подчеркивал: "Бог не отделяет праведного от грешного и не сравнивает лукавого с благим. Пчелу, если найдется кусок сахара или чего-нибудь сладкого на куче навоза, не смущают нечистоты, и она прилетит забрать этот сахар или сладость, чтобы изготовить мед. Так же и Бог. Он не видит, где находится человек, во грехе или в добродетели, в добре или во зле. Бог, чтобы помочь человеку, видит только ту минуту, которая приближает человека к Нему."

Боевой порядок при штурме крепостей методом "Черепахи"

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

(Афоризмы древней Греции)

-- Относительно всякого брака пусть соблюдается одно предписание: каждый человек должен заключать брак, полезный для государства, а не только наиболее приятный для самого себя.

-- Не прибавляй огонь к огню.

-- Быть обманываемым самим собою -- хуже всего, потому что в таком случае обманщик постоянно присутствует при обманываемом.

-- Для соразмеренности, красоты и здоровья требуется не только образование в области наук и искусства, но и занятия всю жизнь физическими упражнениями, гимнастикой.

-- Гимнастика есть целительная часть медицины.

-- Время уносит все; длинный ряд годов умеет менять и имя, и наружность, и характер, и судьбу.

Платон (428 или 427-- 348 или 347 гг. до н. э.)

-- Правда необорима, если ее высказывают умело.

-- Из самых диких жеребят выходят наилучшие лошади, только бы их как следует воспитать и выездить.

-- Два основных достояния человеческой природы -- это ум и рассуждения.

-- Когда из мира уходит солнце, все омрачается, так же и беседа, лишенная дерзости, вся не на пользу.

-- Когда ты бранишь других, смотри, чтобы ты сам был далек от того, за что другим выговариваешь.

-- Ни одно произнесенное слово не принесло столько пользы, сколько множество несказанных.

-- Есть три способа отвечать на вопросы: сказать необходимое, отвечать с приветливостью и наговорить лишнего.

-- Беседа должна быть столь же общим достоянием пирующих, как и вино.

-- Злоречивый язык выдает безрассудного.

-- Клеветы и злоречия надо остерегаться, как ядовитого червя на розе, -- они скрыты тонкими и лощеными оборотами.

-- Сила речи состоит в умении выразить многое в немногих словах.

-- Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.

Плутарх (ок. 45 -- ок. 127гг.)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 24/03/2011, изменен: 24/03/2011. 47k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Отыди от зла и сотвори благо"...

Каменев Анатолий Иванович
"Отыди от зла и сотвори благо"...