ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. О звании генерала

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

0x01 graphic

Россия.

"Встреча в лагере лейб-гвардии Финляндского полка вел. Кн. Михаила Павловича 8 июля 1837.." 1838г

Художник Павел Андреевич Федотов (1815-1852)

108

ГЕНЕРАЛ.

О звании генерала или о воспитании, образовании, познании и достоинствах, нужных главнокомандующему и прочим офицерам для командования армией. Основано на правилах великих полководцев, ученых и знаменитых писателей древнего и настоящего. Познания нужные генералам. Познание человека. Познание самого себя. Древние философы, убежденные в том, что познание самого себя есть прочное основание мудрости и первая из всех наук, сделали следующую надпись над входом в Дельфийский храм: "Познай самого себя". Умные люди также ставили выше всего способность узнавать самого себя, но она нужнее для главнокомандующего, чем для всякого другого. Без этого познания, генерал, обольщаемый льстецами, окружающими его, ослепленный самолюбием, полный гордости, которая бывает нередко следствием высоких почестей, легко забудет необъятность своих обязанностей, не поймет недостатков своих способов и забудет назначение власти. Если же генерал достиг до познания самого себя, то, постоянно замечая свои ошибки, он исправляет их, борется со страстью, в нем преобладающею, и ее побеждает. Оценивая вполне свои средства, свои способности и свои знания, он не создаст себе тщетных невозможных надежд; он не предпримет ничего выше своих сил; сознает превосходство других с благородной откровенностью; не стыдится просить совета и твердо ему следовать. История представляет нам множество примеров в подтверждение нами сказанного, но мы приведем здесь только один из них. Людовик ХIV, лишив герцога Савойского всех его владений, хотел отнять столицу его Турин; он поручил осаду этого города маршалу Ла-Фейльад, и дал ему для этой цели сто батальонов пехоты и сорок эскадронов конницы. Ла-Фейльад, командуя такой многочисленной армией, снабженный всем, что могло способствовать успеху, мог надеяться увидеть вскоре французское знамя на стенах неприятельских; однако надежда его не исполнилась: причиною того было то, что генерал Ла-Фейльад не знал самого себя; самонадеянность и гордость заставили его отказаться от скромного предложения Вобана, желавшего вести осаду в звании простого инженера или даже вступить в армию волонтером; Ла-Фейльад дерзко ответил ему, что намерен взять Турин по системе Кегорна. Таким образом, как всем известно, он потерял случай взять этот город, дал время Евгению атаковать его войска и одержать над ними победу, следствия которой были крайне гибельны для французов. Но каким образом познать самого себя? Для этого нужно изучить людей, наблюдать за их действиями, ставить себя в их положение, в уединении часто обращаться к своему сердцу, и когда в человеке исчезнет гордость и пустое самолюбие, - видеть себя таким, как есть. Тщеславие может иногда представить самую истину в превратном виде, но очень легко можно заметить эти ложные краски. Гораздо легче узнать самого себя, чем другого; нужно только хотеть, и тот, кто этого захочет, достигнет истребления в себе многих пороков. Вспомните герцога Бургонского, исправившего в себе много недостатков, которых не удалось уничтожить и Фенелону. Познание людей. После познания самого себя, познание людей должно занимать первое место в уме генерала. И в самом деле, ежели начальник войска не знает людей, то каким образом будет он руководить ими благоразумно и употреблять их по достоинствам? Ежели он не знает, что в состоянии ободрить человека, воспламенить в нем любовь к славе, привлечь его, привязать, то может ли он надеяться иметь на него желаемое влияние? Ежели он не знает, чего подчиненные требуют от главнокомандующего; ежели ему неизвестны их чувства; ежели, наконец, он не знает, что может их оскорбить или возбудить в них недоверие, то как ему избежать последнего? Ежели он не различит между желаниями и стремлением своих подчиненных - предмета их постоянных желаний от минутной прихоти, то он наделает множество ошибок. Необходимо, чтобы он обладал способностью распознавать - каким образом столь различные характеры можно убедить, соединить и привести к одному чувству; какими убеждениями можно приобрести любовь, какими средствами уничтожить предрассудки, каким способом установить доверие; какие, наконец, самые действительные и самые верные двигатели между взысканиями и наградами: без этого - все его командование будет только ряд самых грубых ошибок. Часто государь, поручая генералу командование, предоставляет ему избирать главнейших офицеров. Если главнокомандующий не занимался изучением людей, если он не имеет искусства угадывать их таланты, достоинства и способности, то его лучшие намерения, его долговременная опытность и его обширные военные знания ни к чему не послужат; никогда он не будет в состоянии отличить человека с необыкновенными достоинствами, но скромного и застенчивого, от человека посредственного, которого ему несправедливо расхвалили, или который сам себя выставил в выгодном свете; никогда он не угадает, к каким должностям его подчиненные способны; никогда не будет в состоянии предвидеть, что из них может выйти, и, наконец, не сумеет назначить им места, на которых они были бы полезны своими способностями, не вредя своими пороками или недостатками. Если сам государь находит необходимым назначать второстепенных начальников, то каким же образом главнокомандующий армией, который не занимался изучением людей, отличить истинную похвалу, сказанную для поощрения, от лести, которую расточают для обмана? Будет ли его взгляд достаточно проницателен, чтоб проникнуть во все изгибы человеческого сердца и отличить советы, внушенные любовью к добру, от советов, предложенных завистью или желанием возвыситься? Эти причины, как мне кажется, более чем достаточны, чтобы побудить военных, имеющих благородное стремление командовать армиями, заниматься изучением людей. Разумеется, это познание имеет свои трудности: весьма не легко изучить человеческое сердце; но любовь к славе не заставит ли предпринять того, что исполняют часто из расчета? Герои древности, воинственные и просвещенные государи, окружали себя людьми избранными. В новейшее время примером тому могут служить Петр Великий, Карл ХII, Фридрих, Наполеон! Можно изучить человеческое сердце в бессмертных сочинениях Монтеня, Ларошфуко, Лабрюйера и др.; сверх того, для познания людей главнокомандующему может служить хорошим руководством история; он ознакомится с ними, узнав каковы были люди во все времена, потому что сердце человеческое остается неизменным; но генерал не должен ограничиваться рассмотрением одних великих событий во время исторических переворотов: он должен рассмотреть со вниманием частные факты, исследовать характеры действующих лиц, постичь причины, под влиянием которых они действовали, их выгоды, средства; он должен также обратить внимание на признаки, характеризующие различные страсти; стараясь отличить человека, побуждаемого единственно честолюбием, от того, который одушевляем стремлением к общему благу; воина, который доблестен и храбр вследствие размышления, от воина добродетельного и храброго по чувству. Когда он привыкнет судить о людях в истории, ему легче будет судить о них в жизни. Впрочем, напрасно генерал будет рассматривать историю всех народов; он только тогда познакомится с сердцем человеческим, когда узнает свое собственное. Чтобы усовершенствоваться в познании людей, хорошо судить об уме других, генерал должен со вниманием рассмотреть свой собственный; он должен исследовать, каким способом можно убедить его и привести его к истине. Наконец, последнее средство, которое можно употреблять, чтобы познакомиться с людьми, есть внимание ко всем их словам, к их действиям; нужно обдумать все видимое и слышимое: это изучение должно быть не только ежедневное, но ежеминутное; его советовали древние философы, и как люди не всегда могут скрывать свой характер, то этот способ изучения нам, кажется, самым назидательным и верным. О познании своих соотечественников. После познания сердца человеческого вообще, главнокомандующий армией должен заняться приобретением подробных сведений о разных нациях; его соотечественники в особенности должны обратить не себя его внимание. Народы, так же как и отдельные лица, имеют свои характеры, свои наклонности, нравы, страсти, обычаи, свой дух и свою храбрость. Не входит в наш предмет рассуждать о том: происходит ли различие между народами от климата или от образа правления; не будем также показывать различие между народами, по-видимому, совершенно сходными, и пользу, которую генерал извлечет из сведений, приобретенных им по этому предмету. Цель наша состоит в указании главнокомандующему армией, что он обязан знать народ, к которому принадлежит его войско; он обязан знать, деятелен или ленив этот народ, образован или невежественен, покорен или нет; он должен также знать к какой войне более способен он, наступательной или оборонительной, к генеральным сражениям или аванпостным стычкам; лучше ли дерется в укреплении, чем в открытом поле; огнестрельным или белым оружием. Он должен также знать, с терпением ли переносит народ голод и жажду, жар и холод; одним словом - преодолевает трудности и лишения всякого рода. Генералу также нужно знать, служить ли народ из чести, или тщеславия, или же его одушевляет любовь к отечеству и государю; ему необходимо знать - что более всего действует на него, доброта и похвалы, или строгость и страх; к чему он более чувствителен - к наградам или к наказаниям. Чтобы доказать генералам, как необходимо для них знание народа, к которому принадлежат его войска, приведем пример из истории России: несмотря на неудачи, которые претерпел Карл ХII во время зимы 1709 г., он не оставил намерения и надежды дойти до Москвы; но для этого он должен был занять Полтаву, место, где русский царь устроил свои магазины. Взятием этого города король Шведский открывал себе вторично путь к столице России, и мог доставить своей армии все пособия, которых она уже давно была лишена. В конце мая он обложил крепость и спешил осадою со свойственной ему горячностью. Петр Великий, чувствуя, как важна была для него Полтава, собрал военный совет, чтобы узнать, какими средствами можно было бы скорее заставить Карла ХII снять осаду. Некоторые генералы хотели окружить короля Шведского и сделать вокруг его армии большой окоп, чтобы заставить его сдаться; другие предложили сжечь и разорить весь край на сто миль в окружности, чтобы отнять у шведов все средства продовольствия; некоторые, наконец, были того мнения, что надобно было еще раз попытаться на сражение, ибо в противном случае Полтава могла быть взята приступом. Тогда царь, обратясь к генералам, сказал: "Так как мы решили сразиться со Шведским королем, рассмотрим средства, которое нужно употребить, чтобы остаться победителями. Шведы стремительны, имеют хорошую дисциплину, хорошо обучены; Русские равняются с ними в храбрости, но они менее искусны в бою и дисциплина у нас слабее; нужно стараться уничтожить преимущество Шведов. В открытом поле наши войска всегда были разбиваемы искусством и ловкостью маневрирования наших неприятелей: нужно сделать это превосходство бесполезным. По моему мнению, следует приблизиться к шведскому войску, соорудить вдоль фронта нашей пехоты несколько редутов с глубокими рвами, укрепив их рогатками и палисадами и занять пехотою; это потребует несколько часов работы, и потом мы будем ожидать неприятеля за нашими редутами; он должен разделиться, чтобы атаковать укрепления, потеряет много людей, будет ослаблен и расстроен, когда дойдет до нас; как не подлежит сомнению, что он снимет осаду и атакует нас, когда увидит, что мы близко, то нам нужно выступить с таким расчетом времени, чтобы явиться пере ним к вечеру, и как он отложил нападение до следующего дня, то мы между тем, во время ночи, построим редуты". Военный совет согласился с мудрым предложением царя; план его был выполнен, и, как всем известно, все случилось, как предвидел этот великий человек. Таким образом, знание своего народа покрыло славою Петра Великого и навсегда избавило Россию от опасного врага. Наполеон также извлек огромные выгоды из знания характера и чувств французов. В первую Итальянскую кампанию, он, как Петр Великий, различными средствами уничтожал устарелую тактику своих противников и стратегию их, правильную, но медленную. Дивизиями, действовавшими с быстротою и необыкновенным стремлением, отрезывал он и разбивал корпуса, даже целые армии. Вурмзер, разбитый, принужденный постоянно отступать, напрасно обвинял Наполеона в неумении сражаться. Наполеон хорошо знал французский народ и свое войско, когда в Египте сказал: "Солдаты, с высоты этих пирамид сорок веков смотрят на вас". Он умел их воспламенять и этим решал победу. Он их знал хорошо, потому что после безначалия и беспорядков учредил орден Почетного Легиона, сделавшийся источником стольких чудес храбрости; зная французов, этот великий полководец скоро усовершенствовал свою армию, научил своих генералов, свое войско быстро маневрировать, не останавливаясь смыкать и размыкать свои колонны, двигаясь постоянно вперед; дал отечеству свои законы, бессмертные кодексы, центральное управление твердое и сильное, расслабление коего было единственно причиной стольких зол, которых нельзя было иначе отвратить как возобновлением этого управления. Генерал должен изучить историю того народа, из которого состоит его войско. Читая со вниманием общую и частную историю своего отечества, можно познакомиться с духом и с характером его жителей. Все сочинители пиитик советовали поэтам читать и перечитывать образцовые поэмы. А мы скажем генералу: внимательное чтение истории пусть будет главным занятием его, пусть исторические сочинения будут его настольными книгами. Знание подчиненных. Основываясь на мнении великого Конде, бессмертный Боссюэт, сказал, что хороший генерал лучше всего должен знать солдат и начальников армии, им командуемой, потому что под начальством генерала, который знает своих офицеров и солдат, как свои пять пальцев, - все идет ровно, стройно и быстро, а от этого зависит победа. Генерал должен стараться узнавать характер главнейших офицеров, находящихся в его ведении; он должен знать какого рода храбростью обладает каждый из них и какие у каждого способности. Не зная того, может ли он употреблять своих подчиненных с наибольшею пользою? Например, как поручить предприятие, требующее осторожности, генералу, которого достоинство состоит в одной безотчетности и слепой храбрости, или вверить человеку обремененному летами, медлительному по характеру, предприятие требующее энергии и всей деятельности молодости, или как, наконец, возложить важную обязанность на того, кто никогда не переступал далее командования полком? Генерал не может никогда надеяться на успех своего плана, если поручит слабый отряд тому, чей быстрый взгляд приобрел все видеть в больших размерах; если примет в совет того, который хорош только как исполнитель; если пришлет строгого начальника туда, где можно обойтись одною кротостью; снисходительного человека туда, где необходима твердость для водворения порядка. Если же он будет поступать таким образом, то будет похож, как остроумно выражается Санта-Крус, на человека, который, вместо того, чтобы взять шпагу за эфес, возьмет ее за острие, и, таким образом, обратит против себя оружие, которое ему надо употребить для собственной защиты. Необходимость знать хорошо всех своих подчиненных так велика для начальника, что некоторые генералы, даже императоры, знали каждого из своих солдат. Оттон знал всякого из своих воинов по имени; Север имел верный именной список своей армии, и часто его перечитывал. В этом отношении можем припомнить и благоразумное поведение героя, описанного Ксенофонтом. Наполеон в величайшей степени имел способность распознавать своих генералов. Для доказательства этого достаточно вспомнить поручения, которые он давал каждому из них, всегда сходные с их характером и степенью образования. Поручал ли он когда-нибудь резерв Мюрату или авангард Бертье? И проч. Разумеется, к приобретению этого познания часто встречаются препятствия, но они преодолимы; дело заключается в том, чтобы этим заняться, твердо желать этого, совершенно посвятить себя своему ремеслу, и пожертвовать ему все свободные минуты, которые мирное время предоставляет военным людям. Но, да будет стыдно тем, которые, будучи главнокомандующими, предпочитают своей службе - удовольствия, спекуляции и заботы о своем личном богатстве. Чтобы облегчить главнокомандующему знание подчиненных, следовало бы военному министру иметь подробный список, с показанием достоинств старших офицеров, их характера, знаний и способностей, и извлечение из этого списка передавать генералам, облеченным главным начальством, которым оставалось бы только поверить справедливости этих показаний. Знание народа, с которым ведется война. Когда генерал знает свой народ и армию, которую могут поручить его командованию, он должен, разумеется, предугадать неприятелей, с которыми есть вероятность вести когда-либо войну. Он должен стараться распознать их военный характер, их страсти, добродетели, наклонности и пороки; одним словом, он должен изучить этот народ, как изучал своих соотечественников; но он должен это сделать с целью совершенно противоположной прежней, и именно потому, чтобы действовать всегда во вред неприятелю и вопреки его желанию. Для узнания иностранной нации, с которой ведется война, генерал не должен ограничиваться только изучением ее истории: самые точные сведения он ней не объяснят ему того, что он может изучить путешествуя по этой стране. Поэтому мы желали бы, чтобы при посольствах находились офицеры со способностями и чтобы посланниками были генералы. Во Франции, в военном министерстве, существует особенное отделение военной статистики, где собраны документы и замечания, более или менее верные, об иностранных государствах, с которыми генералам следовало бы познакомиться; остается приложить старание к пополнению этих сведений. При наших бюджетах и отчетах, ничего у нас не скрывают, но так ли делается в прочих государствах? Разумеется, нет; все, что относится к государственной силе, до средств атаки и обороны, держат в секрете, - и хорошо делают. <...> Наконец, вот предметы, на которые генерал должен обращать внимание в отношении к иностранной нации; мы их заимствуем у известного писателя. "Военные упражнения, говорит он, должны обращать на себя внимание воина наблюдательного, он должен знать число войск, которые содержит государство постоянно, и количество, которым он может его усилить; соразмерность между различными родами оружия; каким образом каждая часть вооружена, одета, составлена; какова дисциплина, узаконения, приказы, обычаи, военные награды и наказания; нравственные и физические качества людей; образ формирования войск постоянный и временный; средства, употребляемые для перехода от одного к другому; их учения, маневры, наконец, крепости и все военные учреждения. Потом нужно стараться узнать границы, реки, дороги, горы, долины, ущелья и другие предметы, которые представляет земля неприятельская; климат, продолжительность и температуру каждого времени года; род болезней, местные средства, для их излечения, наиболее употребляемые; общую администрацию, народонаселение; торговлю, богатство, количество скота, жилища, удовольствия, пищу, обыкновенное питье, одним словом все местные средства; искусства, науки, которыми там занимаются, и проч". Вот предметы, которые необходимо узнать каждому военному, когда он путешествует в иностранном государстве, не пренебрегая ни одной из этих подробностей, как бы она ни казалась мелкою; в противном случае он не может надеяться на успех в военных действиях, ибо для него столь же важно иметь совершенно верное понятие о нации, с которой ему придется вести войну, как и о той, которой войсками он начальствует. Наполеон в 1812 г., не предвидел, до чего может дойти патриотизм русских при защите от его вторжения; он сам где-то сказал, что никогда не ожидал, чтобы этот народ стал опустошать свою землю и решился сам сжечь свою древнюю столицу. Это была ошибка. Наполеон должен был знать, что, под Полтавою, военный совет предложил государю, как мы выше упомянули, опустошить страну на протяжении ста миль в окружности: средство, на которое, к счастью, Петр Великий не согласился. Необходимость знать свойства неприятельского генерала. Все познания, о которых мы упоминали, и все те, о которых будем говорить впоследствии, сделались бы бесполезными для главнокомандующего, если бы он притом не знал хорошо и генерала, против которого действует: при этом знании он легко будет угадывать намерения неприятельского главнокомандующего и средства, избираемые им для исполнения этих намерений; он будет в состоянии везде предупреждать его и уничтожить его предприятия; ему откроется возможность самому составить план, которого исполнение будет тем вернее, что оно будет рассчитано на верных данных. Но какие сведения должен приобрести генерал о своем сопернике? Он должен знать меру его способностей, его нравственные и физические качества, род его храбрости, его страсти и даже причуды; одним словом - генерал должен знать начальника, который ему противопоставлен, как самого себя; а выше мы сказали, в каком отношении главнокомандующий армии должен изучать самого себя. Для доказательства необходимости приобрести верное понятие о генерале неприятельских войск, приведем несколько примеров: Тюрень осаждал Камбрэ; великий Конде хотел ввести вспомогательное войско в эту крепость; чтобы ему воспрепятствовать в том, Тюрень поставил сначала свое правое крыло своей кавалерии на одну из больших дорог, ведущих к городу. Но через два часа, рассудив, что победитель при Рокруа по своему благоразумию не пойдет в подобном случае по большой дороге, переставил свою кавалерию на маленькую тропинку, ведущую также к городу. Принц, со своей стороны, предугадывая этот расчет маршала, выступил с тремя тысячами кавалерии по большой дороге, и вошел в Камбрэ без всякого затруднения. Таким образом, знание неприятельского генерала более послужило Конде, чем могла бы послужить ему вся его храбрость. <...> Если война открывается, а генерал не успел приобрести сведений о своем противнике, то это не должно его беспокоить: на это есть еще время. Для этого полезно ему собрать всевозможные сведения у офицеров, которые служили под начальством его противника, или которые были с ним в каких-нибудь близких отношениях. Посредством этих справок, в которых нет недостатка, и в особенности в нынешнее время, когда сношения между государствами более и более усиливаются, можно узнать образ жизни неприятельского главнокомандующего, его характер и занятия его в мирное время. Наконец, необходимо при начале кампании изучать малейшие движения своего противника, испытывать его, наблюдать с вниманием за его движениями, за выбором с его стороны позиций, исследовать весь образ его действий, - и, таким образом, можно наконец заметить качества противника: смел он или нерешителен, сведущ или нет, ленив или деятелен, осторожен или неосмотрителен. Наконец, не нужно забывать, что звание генерала неприятельского и нации, войском которым он командует, суть самые верные средства к победе. Знание свойств генералов второстепенных. Великие полководцы и знаменитые воины не ограничивались познанием качеств главнокомандующего войск неприятеля, но стремились по возможности узнать характер и способности прочих генералов, что им было также не бесполезно. Сколько раз Наполеон, движениями столь же быстрыми, как и смелыми, бросался в тыл армий ему противопоставленных и, атакуя внезапно корпуса, не искусно управляемые, разбивал их совершенно, прежде чем главнокомандующий мог поспешить им на помощь. Если гений должен служить руководством для изучения военного искусства, то из множества больших сражения, которыми гордится Франция, во времена Людовика ХIV, республики и Наполеона, всем военным, стремящимся к приобретению познаний, постоянно нужно изучать Итальянские походы Бонапарта и бессмертную кампанию 1814 года. Офицеры и в низших чинах не должны воображать, что можно ограничиться знаниями исключительно им необходимым и пренебречь сведениями, относящимися до генералов; они должны стараться приобретать и те знания, которые могут со временем способствовать им к отличному исполнению более важных поручения. Сколько знаменитых генералов во Франции начинали свое военное поприще рядовыми! Сколько молодых офицеров могут еще и ныне надеяться командовать впоследствии армиями; нужно только, чтобы они сделались достойными этого своим поведением и постоянными занятиями. Далека от нас мысль - порицать в них честолюбивое стремление достигнуть своими достоинствами генеральского чина и звания главнокомандующего, такое честолюбие благородно, полезно и даже необходимо. Оно благородно, потому что показывает в человеке энергию, величие души и похвальную любовь к славе, - качества, которыми должны быть одушевлены как генералы, так и простые солдаты. Оно полезно, потому что хорошее командование есть искусство, требующее долгих занятий и соображений, которых нельзя приобрести в минуту исполнения; оно полезно еще тем, что офицеры, которые добиваются командования, изучают основательно все поручения, им даваемые, с тем, чтобы впоследствии иметь более высокое назначение. Это честолюбие необходимо, потому что, для исполнения великих дел, нужно предначертать себе цель трудную, которая своим отдалением требует великих усилий; оно также необходимо, потому что желание достичь этого предмета оживляет все способности души нашей и тем делает из нас совершенно новых людей. Но, кроме того, познание самого себя нужно военным во всех чинах: оно открывает младшему офицеру, обладает ли он свойствами, необходимыми для перенесения самых больших трудов и презрения опасностей; оно показывает ему, обладает ли он тою твердостью, тою неустрашимостью души, с помощью которой он может выходить из самых затруднительных положений; оно ему указывает тот род службы, которому он должен посвятить себя, и должность, к которой он наиболее способен. Но если познание самого себя необходимо всем офицерам, то, тем не менее, нужно для них и знание человеческого сердца. Не должны ли они постоянно жить с людьми? Всякий раз, когда вступаешь с ними в прение, всякий раз, когда желаешь им привить новое мнение, или изменить те, которые ими усвоены, сколько нужно употребить искусства, сколько убеждений, и это искусство не зависит ли вполне от знания человеческого сердца? Между тем все военные, ответствуя за команду, которая им поручена, должны иметь такое же влияние на волю, мысли и действия своих подчиненных, какое имеет главнокомандующий на всю армию. <...> Знание военного искусства. Может ли главнокомандующий надеяться на успех в своих предприятиях, ежели он не превосходен по части военного искусства, генерала неприятельского? Победа больше зависит от распоряжений полководца, чем от храбрости сражающихся. Все, изучавшие историю, понимают эту истину; но как могут встретиться между порицателями ее и такие, которые добиваются командования более не прямыми средствами, чем путем знаний и достоинств, то и докажем, историческими фактами, что во все времена и у всех народов, победа сопровождала чаще войска искусно предводимые, нежели многочисленные. Мы не будем напоминать о тех древних народах, которых войны представляются нам не ясно. В те первобытные времена часто начинали войну без плана, без намерения, не зная куда обратиться; не знали, как разделять армию на различные отряды и каким образом действовать ими с выгодой. Обратим сначала наше внимание на Александра; потом бросим взгляд на знаменитые Греческие республики, где военное искусство сделало больше успехов чем в других землях, потому что они вели войну небольшими армиями и потому в особенности, что любовь к отчизне придавала большее уважение военному ремеслу. Потом перейдем к векам более к нам близким; они представят нам примеры тем более поучительные, чем менее можно сомневаться в истине этих происшествий. Из истории мы видим, как легко Александр разбивал персов всегда, когда ими командовал царь их, и как трудно доставалась македонянам победа, когда Дарий поручал войско своим наместникам, превосходившим его в военном искусстве; является Пор: этот царь искуснее всех, до тех пор побежденных Александром; успех долго колеблется, и греки дорого платят за победу. До Эпаминонда, Фивы едва были заметны между республиками Греции. Во время жизни этого великого человека, фивяне располагали судьбою прочих республик Греции, а после него - сделались известны только своими несчастиями. Фемистокл погибает от соперничества и зависти; он более не командует Афинскими армиями, а служит в них рядовым. Дают сражение; афиняне в беспорядке, их неприятели уверены в успехе. Но как Фемистокл еще жив, то участь сражения может еще перемениться; несколько солдат узнают героя во время схватки; они вспоминают его великие дела, единодушно провозглашают его своим начальником и - победа остается за ними. В то время, когда Кимон начальствует над Афинскими армиями, они побеждают неприятелей. Этот полководец изгнан остракизмом; не хотят даже, чтобы он сражался простым солдатом: афиняне разбиты. Пока Агезилай во главе армий Лаконских, Спартанцы всегда остаются победителями; опасная болезнь не позволяет ему вести войска и - они разбиты. Лишь только он опять принимает командование - Спарта берет верх. Афиняне осаждают Сиракузы; они надеются скоро овладеть городом, а затем всею Сицилией; но спартанцы посылают Гилиппа на помощь осажденным; этот полководец уведомляет афинян, чтобы они в течение пяти дней очистили остров. Последние, зная, что Гилипп прибыл без войска, спрашивают герольда, может ли один спартанец переменить положение дела? "Разумеется, - отвечал он, - только великий полководец может произвести такую перемену", - и афиняне испытали это самым ужасным образом. Рим всех побеждает. Спартанец Ксантип прибыл один на помощь Карфагену и - карфагеняне торжествуют. Римляне посылают против Аннибала по очереди то полководцев искусных, то ничтожных, и успехи столь же переменчивы, сколько и таланты предводителей, которым они поручают свои войска. <...> Но оставим это воспоминание и возвратимся к главному предмету. Можно сказать, что одной жизни Наполеона достаточно для доказательства, что на войне первенство принадлежит не сильнейшему, о наиболее знающему. Нам могут заметить, что много значит храбрость, сила военных постановлений и дисциплина! Разумеется, хороший состав войск, их точность в исполнении, их твердость имеют сильное влияние на успех; но эти качества, равно как и все те, которые содействуют победам, усиливаются при генерале способном; он сумеет вовремя возбудить, воспламенить храбрость и удержать ее, если нужно, усилить дисциплину и устранить главнейшие недостатки организации войск. Случай и счастье имеют на войне мало влияния; искусный генерал почти всегда склоняет счастье на свою сторону, и если иногда люди завистливые и неблагонамеренные помешают его успеху, то он сумеет возвратить его себе искусством и ловкостью. <...> На как природа не дала человеку дара всеведения, то рождается вопрос: что делать человеку военному, который подготовляет себя со временем командовать армиями? Он должен изучать с постоянством все до него касающееся; должен знать все, что относится до места им занимаемого, до его назначения, и стараться познаниями в этих частях опередить всех следующих с ним по одному поприщу. Простительно ли генералу незнающему военного дела заниматься изящными искусствами, политикой, пренебрегать тактикой и стратегией для парламентских прений? Простительно ли ему играть в карты, оставляя без внимания карты военные и богатые стратегические планы великих кампаний? Прежде, нежели генерал станет заниматься изящными искусствами, он должен соединить в себе, как Фридрих II, все познания великого генерала и подобно этому герою увенчаться славою. Пока военный человек этого еще не достигнул, - он должен заниматься единственно приобретением сведений, относящихся к его званию. Но так как все эти сведений не одинаковой важности, то он должен сперва приобрести те, которые мы включили в число необходимых: следовательно, главным делом его будет изучение военного искусства <...> Различные сведения, потребные генералам. К знанию людей, к наукам о военном искусстве, необходимо присовокупить, как мы уже сказали, другие сведения более или менее необходимые или полезные для главнокомандующего. История. Первое место занимает история, которая объясняет природу человека, открывает цепь событий, объясняет причину государственных переворотов, служит руководством для военных действий, дополняет опытность и часто может заменить уроки дидактических сочинений. <...> География. Знание географии - одно из важнейших для изучения теории военного искусства; оно еще более важно по его применению. Генерал не только обязан знать относительное положение различных государств, но и их организацию политическую и административную... <...> Законы и учреждения военные. Ни древние, ни новейшие времена не представляют писателя, который не смотрел бы на изучение военных законов и воинских уставов как на необходимость для генерала... <...> Из общего военного кодекса главнокомандующий должен почерпнуть основательное изучение военной администрации во всем, что касается продовольствия и заготовления запасов всякого рода. Недостаточно хорошо командовать армией по правилам военного искусства и высшей стратегии; нужно, чтобы в ней не было утеснений, беспорядков, чтобы все делалось с наименьшими расходами для государства и наименьшими пожертвованиями со стороны нации и земли, на которой производится движение армии. <...> Языки. Знание языков необходимо генералу во многих случаях: ему приходится допрашивать пленных, говорить с дезертирами... <...> Мы ограничимся тем, что упомянем Карла V, который в Ингольштадте говорил, различным корпусам своей армии, каждому на его языке; о знаменитом маршале Левендале, который владел семью языками; наконец, в Фридрихе, писавшем на нескольких языках. <...> О политике. Трудно найти выражение, довольно сильное, для осуждения образа действий тех молодых генералов, которые как Марий, более занимаются борьбой и интригами Форума, чем своим делом; они этим унижают себя, меняя великое звание генерала на роль трибуна и возмутителя. Но, тем не менее, однако ж, генерал должен изучить и ту политику, которая определяет различные интересы народов и государей, открывает лучшие способы переговоров с ними и показывает главнокомандующему армии средство устанавливать сношения, полезные для исполнения его намерений. Изучение этой науки необходимо для генерала; знаменитейшие полководцы ею постоянно занимались. Познания Цезаря в политике доставили ему многие успехи в Галлии... <...> Об искусстве писать, говорить и о воззваниях к войскам. Генерал должен находиться в беспрерывной переписке со своим государем и с министрами; он должен отдавать им верный отчет в своих действиях; должен диктовать общие приказания и отдавать письменно частные. Если, во всех этих случаях, он пишет дурно на своем языке, если слог его не соединяет в себе простоты, ясности, краткости и энергии, то его депеши и приказания будут неудобопонятны и могут породить вредные двусмысленности. В хорошем переводе "Комментарий" Цезаря, в сочинениях Фридриха Великого, в мемуарах Наполеона и проч. генералы могут находить образцы языка повествовательного и научиться слогу достойному для отчетов о победах. Недостаточно для генерала хорошо писать; он должен выражаться с легкостью, должен с ранних лет привыкать к речам перед обществом. Генералу надобно владеть искусством говорить к войскам перед сражением, во время дела и после победы. Речи слабые, напыщенность некоторых в случаях второстепенных, злоупотребления, делаемые из воззваний и речей к войску, не отнимают цены чудесного действия, произведенного речами великих полководцев древности и времен новейших. В воззваниях перед сражением, генерал должен говорить солдатам о превосходстве их вооружения, обучения, дисциплины, храбрости и проч.; он должен дать им заметить выгоды позиции ими занимаемой и их расположения; он должен, в эту решительную минуту, выставить таланты и храбрость начальников вообще. Никто не обвинит его, если он, в этом случае, отзовется и о себе с некоторой гордостью. Кто обвинит его в тщеславии если он упомянет о своих победах? Но часто это бывает камень преткновения: нужно, чтобы он главное приписывал войскам; он может понизить достоинство неприятеля, но не должен возбуждать надежду на победу легкую. Если у него войско малочисленное, то ему надобно упомянуть о примерах, где многочисленные армии были разбиты. Ему следует представить картину следствий победы и поражения. Но в этом случае никакие ораторские доводы никогда не заменят примеров. Приведем несколько из них. Когда Леонид шел защищать Фермопилы, кто-то закричал ему: "Персы приближаются к нам. - И мы к ним", - отвечал он. Другому спартанцу, который сказал, что солнце затмится стрелами персов, он ответил: "Тем лучше: мы будем сражаться в тени". Камиль, близ Сатрика, замечая, что многочисленность неприятеля устрашила его солдат, садится на коня. проезжает по фронту своего войска и говорит: "Товарищи, где эта радость, это желание сразиться, которое я всегда замечал в ваших взглядах? Разве вы забыли кто я, кто вы, и кто наши неприятели? Не обязаны ли вы Вольскам и Латинам славою вами приобретенной?" <...> Когда, в 1066 году, Вильгельм Завоеватель вступил на берега Англии, то, для усиления храбрости своего войска, и для уничтожения всякой надежды на отступление, велел сжечь флот свой, говоря: "Друзья! Он бесполезен для вас; вы не имеете намерения бежать и возвратиться во Францию; наше единственное убежище - Лондон; мы должны туда проложить себе дорогу или умереть под знаменами". <...> В истории великих полководцев, в их действиях, в речах их, главнокомандующий найдет правила для искусства писать и говорить к войску; одним словом - военного красноречия. <...> Наконец, полезно генералу и всякому образованному офицеру иметь в своей библиотеке несколько хороших литературных сочинения, даже драматических, как, например, творения Корнеля, Расина и проч. <...> О качествах генерала. О физических качествах. Рассуждения общие. Редко говорят в обществе о качествах воина, а рассуждают постоянно только о его дарованиях. Из этого однако нельзя заключить, чтобы дарования и познания могли, особенно в главнокомандующем, дополнить недостаток физических и моральных качеств. Генерал может надеяться приковать победу к стопам своим, стяжать лавры и приобрести безукоризненную славу не иначе как соединением многих хороших качеств с обширными и разнообразными познаниями. До сих пор никто еще не намекал генералам, что поведение их в обществе, частная жизнь, действия и разговоры их имеют могущественное влияние на их успех и славу, и что, не быв в состоянии избежать молвы и служа примером для своих подчиненных, они не могут безнаказанно иметь пороки, недостатки и даже несовершенства; напротив того, слишком часто повторяли, что им ставят в счет самые легкие достоинства, и что стоит только побеждать, чтобы передать со славою имя своему потомству. Мы представим здесь в точности слова ученого писателя, из которого более всего почерпнули мы материалов, составляя обширное изображение познаний и качеств генералов: "Генералы! Чем выше место, которое вы занимаете, чем многочисленнее армия, которою начальствуете, и чем знаменитее род ваш, тем строже вас судят. Ни один недостаток ваш не ускользнет от нас; мы не устрашимся окружающего вас величия: сумеем его обнажить, пока не доберемся до человека! Правда, можно уступить боязни при виде легионов, которыми вы начальствуете; можно быть удержану милостию и благосклонностью, которыми вы пользуетесь; можно даже не оспаривать вас ни в чем, пока вы облечены властью; можно, наконец, одобрять ваши пороки и рукоплескать вашим странностям; но история, не страшась вашего могущества и оружия, предаст забвению ваше имя, или покроет его вечным позором. Будучи справедливою, она поместит ваши победы в летописях, но изображение ваших пороков омрачит блеск ваших побед, а может быть и вовсе его уничтожит. Напрасно будете вы приписывать своей осторожности или достоинству успех в деле, которое было предпринято вашими подчиненными. Вследствие пороков, вы лишитесь доверенности вашего повелителя, уважения народа и любви солдат. Недостатки ваши представят противу вас опасное оружие врагам вашим; те, которых добродетель привела бы к стопам вашим, употребят все усилия, чтобы не подпасть под власть человека, более опасного своими страстями после победы, чем оружием во время сражения". <...> Приступим теперь к физическим качествам, которые надобно иметь генералу; скажем, прежде всего, что следует обращать на них гораздо меньше внимания, чем на нравственные качества и познания, долженствующие обогатить ум его. Эти предметы так различны, что ставить их в параллель значило бы утверждать, что слепой случай производит великих генералов, тогда как они, как мы уже видели, образуются вследствие постоянных занятий и неутомимых трудов. Желательно было бы, однако, чтобы природа излила щедрою рукою дары свои на того, кому предназначено занимать высокий сан генерала, - потому что она ему помогала бы достигнуть предмета его честолюбия. Но как природа при всей своей щедрости, редко изливает все дары на одно существо: как люди, которым она более всего благоприятствует, не всегда рождаются в классах граждан, назначенных для командования армиями; как, наконец, душа самая высокая и благородная, ум самый деятельный и разработанный, могут заключаться в теле слабом, грубом и несовершенном, - то рассмотрим, какие физические качества требуются от главнокомандующего армии: острое зрение, крепкое здоровье и телосложение сильное - вот первые условия. <...> О нравственных качествах. Любовь к отечеству. В любви к отечеству заключаются три понятия, превосходящие все прочие: это вера, государь и семейство. Наши старинные рыцари имели щиты со следующей надписью: "Мой Бог, мой государь, моя дама", - это было для них символом отечества. Любовь к отечеству не есть привязанность к участку земли, потому что в таком случае патриотизм должен бы возрастать по мере распространения и плодородия почвы. В богатых странах, народ более, чем в бедных, любили свое отечество, а этого никогда не было; отымите у народа религиозное чувство, любовь к вождю, в которой сосредоточивается уважение к человеческим законам и сила их; развратите нравы до уничтожения семейств и посмотрите - останется ли тут любовь к отечеству? Нет! Вы ее не найдете: ее заменит варварство. Когда греки разорили Трою, то все уцелевшие троянцы прибыли в Италию и нашли там свое отечество, подобное тому, которого они лишились: это от того, что они взяли с собою своих богов, что с ними был их государь, их семейства! Отечество солдата - знамя. Для моряка отечество-флаг; отечество же всех вообще: детство, воспитание, семейные воспоминания, религиозные обряды, любовь отца, матери, братьев, сестер, родных и друзей, все общественные отношения, общие несчастья, слава государей, великих людей, почести, отличия, религия, законы, нравы, обычаи, промышленность, искусства, общественное богатство предпочтительно даже перед частной собственностью. Наконец, вся нравственная жизнь нации, для которой все частные лица готовы пожертвовать собою в случае общей опасности. Бессмертный Монтескье ошибался, говоря, что любовь к отечеству есть принадлежность демократии, и что честь есть основание монархического правления. Любовь к отечеству - добродетель основная; честь есть совершенное исполнение всех добродетелей. Республика столько же нуждается в чести, сколько монархии в любви к отечеству. На этот вопрос не имеет никакого влияния управление народа одним или несколькими лицами: любовь к отечеству исказиться не может; она всегда заключает в себе любовь к Богу, к государю и к семейству, в едином и нераздельном выражении. Как следует служить отечеству? Здесь мы приведем слова г-на де-Ное: "При рождении всякий человек заключает обязательство любить свое отечество; а питаясь в его недрах, он скрывает условие - жить для него и умереть за него. Но отечество, имя разнообразные нужды, не требует от всех своих детей одинаковых пожертвований: одни проливают кровь свою в сражении, другие потом своим орошают поля, третьи молят Бога за наше благоденствие или оплакивают наши грехи, между тем как иные наблюдают за сокровищем законов, поддерживают между согражданами справедливость и правосудие. Но если бы вдруг напал на нас неприятель, опустошил наши владения, похитил или убил наших братьев, разрушил наши храмы, законы, алтари, и угрожал государству окончательным разрушением: при первом крике ужаса и страдания опечаленного отечества, вышла был из судилищ, притекли бы от жертвенных алтарей, исторглись бы из жилищ, сбежались бы от горных ущелий и из пустынь - судьи, священнослужители, земледельцы и мастеровые, все они собрались бы для подкрепления воинов и для подания примера усердия и храбрости; и ежели они не сумели бы драться, то по крайней мере сумели бы умереть". Таким образом, всякий человек рожден быть солдатом, хотя не всякий из этих солдат носит оружие; но в день, когда отечество, нуждаясь в силах гражданина, призывает его к себе на помощь, или когда гражданин предлагает свои услуги и отечество благосклонно приемлет их, гражданин сей делается защитником своей родины; он есть уже почетная жертва, приносимая на общую пользу. Главнокомандующий обязан более других служить отечеству и не может надеяться на успех, если он не одушевлен чувствами веры, преданности государю и семейной любви, одним словом - любовью к отечеству. Вера. "Вера есть сильнейшее ручательство для людей в праводушии человеческом", - сказал Монтескье. Вера есть могущественнейший моральный двигатель; посредством его генерал может воодушевить солдат, поддержать их мужество или его возродить в них. Всякое войско без религии негодно, сказал знаменитый военный министр; поэтому важно для успехов и славы генерала, чтобы солдаты были проникнуты верой. Но как пример начальника действует всего сильнее на войско, то да не надеется генерал побудить своих воинов к исполнению обязанностей веры, ежели он сам их не исполняет! К тому же - мысль о Верховном Существе, вознаграждающем за заботы о счастьи людей, не будет ли служить утешением, опорой и одушевлением для военачальника. Все величие герои древнего и нового мира были проникнуты духом веры и даже язычники никогда не отправлялись в сражение, не призвав богов и не поручив себя их покровительству. В лагерях Александра и Дария совершались жертвоприношения пред началом сражения. Римляне, карфагеняне, Цезарь и Верцингеториск призывали на помощь небо. <...> Любовь к государю. Может ли генерал не соединять с верою любовь и преданность государю, поручившему ему свою армию? Государь для генерала, более чем для всякого другого, есть олицетворение отечества; Людовик ХIV говорил: "Государство-это я", Те, которые осуждали эти знаменитые слова, не поняли их: слова эти не были выражением гордости, но выражали тот высокий патриотизм, которого толпа никогда не понимала, но который должны понять люди просвещенные: слава государя не есть ли слава народа - и наоборот. Неприязненный народ, оскорбивший не только целую нацию, но хотя бы одного только гражданина, не оскорбляет ли при этом самого государя? Как же при оскорблении, нанесенном государю, нации не считать себя оскорбленною? <...> Любовь семейная. Генерал, который сначала был добрым сыном, потом сделался хорошим мужем и отцом и исполнил, в отношении к своему семейству и согражданам все обязанности предписанные верою, государем и законами, внушает самое большое к себе доверие солдатам, которые под его начальством делаются детьми его. Честь. Поспешим сказать, что чувство чести, которое многими моралистами отделялось от любви к отечеству, есть не что иное, как совершенное исполнение обязанностей в отношении к отечеству, то есть: к Богу, государю и людям; поэтому нарушение обязанности есть нарушение долга чести, и чем более и священнее обязанность, тем значительнее нарушение долга чести. Говоря, что человек поступил бесчестно, подразумевают нарушение какой-нибудь обязанности; в противном случае выражение это не имело бы смысла. Тот только человек честен, кто исполняет строго все свои обязанности: вот понятие, которое должно иметь о чести; так понимали ее наши предки, и это понятие о ней мы желаем видеть в генерале: честь, таким образом, понимаемая, настроит его душу к настоящей славе; она подвигнет его на деяния трудные, которые предпримет он не в надежде на молву о них, а из желания добра, могущего от них последовать. Герой, одушевляемый этою честью, менее обратит внимание на известность и отличия, чем на случай, дозволяющий ему пренебречь опасностью для великих услуг отечеству: эта честь не требует, чтобы добродетель приносилась на жертву; напротив того, она сама готова погибнуть для ее сохранения; тому, кто воспламенен чувством чести, легко пожертвовать жизнью; но чувство чести требует, чтобы эта жертва была более полезна, чем блестяща; оно говорит не о притязаниях, а об обязанности; оно ценит гораздо выше поступки справедливые, добрые и благоразумные, нежели те, которые только велики, прекрасны и необыкновенны: одним словом - честь делает наше обращение благопристойным, нравы строгими и добродетели великими и возвышенными. Если бы военные были проникнуты правилами чести, которые здесь нам указаны, то не вступали бы, подобно Каликратидасу, в сражение из боязни подвергнуться упрекам за то, что уклонялись от неприятеля, а действовали бы по примеру Фабия Максима, пренебрегшего этими пустыми пересудами для блага общего. Воины презрели бы ложную щекотливость первого, заплатившего за нее жизнью и лишившего лакедемонцев значительного флота, и последовали бы твердости второго, который, спасая Рим, покрыл себя бессмертной славою; они считали бы мудростью осторожное отступление перед неприятелем сильнейшим и берегли бы свои силы, ежели невозможно одним сражением окончить его с выгодною кампанию; убежденные, что доблесть начальника не должна быть храбростью солдата, они подвергали бы опасности жизнь свою или свободу только в самой крайней необходимости, а в особенности избегали бы поединков, хотя бы то было за отечество. Приводят в пример некоторых государей, которые решались подвергать жизнь свою опасности для окончания жестоких войн без дальнейшего кровопролития: побудительная причина такой великодушной неосторожности до того высока и прекрасна, что нельзя не извинить самого дела. Но генерал, который не имеет такой побудительной причины, пусть повторит слова, сказанные Метеллом Серторию: "Генерал не должен умереть как гладиатор". Правда, что древние не знали предрассудков чести; Цезарь не нашел нужным послать вызов Катону; даже и Помпей с Цезарем за множеством обоюдных обид не сделали этого, и величайший полководец Греции не считал себя обесчещенным только потому, что погрозили ему палкой. Настоящая честь существовала во все времена; она не изменчива, потому что бессмертный источник ее в сердце человека справедливого и в ненарушимых правилах его долга. Знаменитый Пескария, генерал, живший в то время, когда, по выражению Руссо, измеряли доблести длиною шпаги, отказался от вызова Шабан де Ванденеса, брата маршала де ла Палиса, и Тюрень, которого никто не обвинит в неведении правил чести, также отказался от поединка с курфюрстом Пфальцским. Нет, никогда не будет лишним повторение того, что чувство чести не имеет значения, которое в разное время ему приписывали забияки; люди эти, как говорит Жан-Жак Руссо, столь щекотливы и готовые на вызовы, суть большею люди бесчестные, которые, боясь чтобы им не оказывали открыто презрения, к ним питаемого, употребляют все усилия для прикрытия своей позорной жизни так называемыми делами чести. Наконец, кто не знает, что есть люди, которые стараются чем-нибудь высказаться однажды, чтобы этим отделаться на все остальное безвестное время своей жизни. Подтверждаем: чувство чести, как у воина, так и у граждан, вполне заключается в исполнении обязанностей к отечеству, в которых содержатся уже и все прочие человеческие обязанности. Пусть генералы и вообще военные заглянут в летописи народов: они увидят, что любовь к отечеству одушевляла всех героев, возбуждающих наше удивление, и что неутомимая история никогда не простит тому, что забудет, хотя на один день, свое отечество, хотя бы вся остальная жизнь его была преисполнена славою. <...> Храбрость. Храбрость, качество столь необходимое для воина, что без нее он не может стать под знамена. Мы, в первой части нашей книги, говоря о воспитании, видели, что храбрость не есть добродетель природная, но что она приобретается с самого нежного возраста и развивается в такой степени, что может дойти до безрассудной дерзости. Конечно, генерал может прежде достижения начальства над армиями истребит постыдный зародыш боязливости и слабости, которые ему достались от природы; без всякого сомнения, он успеет до того времени несколько раз выказать личную свою храбрость: поэтому мы не имеем здесь в виду внушить генералу храбрость, но хотим только показать, как он должен употребить ее. Мужество, говорит Монтень, имеет подобно другим добродетелям, свои границы, переходя которые вступаешь уже на путь порока, потому что с этим переходом становишься безрассудно отважным, упорным и безумным. Но где границы и как определить их? О действиях людей судить должно по общей пользе и народному счастью; в обществе действия людей добродетельны или порочны, смотря по приближению к этой цели или отдельно от нее. Вследствие этого правила действительное мужество будет добродетелью в генерале в таком случае, ежели спасение армии ему вверенной и польза отечеству требуют, чтобы он подвергнул себя опасности; во все прочих случаях храбрость генерала - порок. Но посмотрим, сходна ли нравственная и политическая истина с поведением великих генералов древнего и настоящего времени? Все военные писатели, между которыми считаются несколько знаменитых воинов, воспрещают генералу отвагу солдатскую: он ставят его во времена сражения вдалеке от боя и на возвышенном месте, с которого видно, что делается на разных пунктах позиции. Полибий не удовольствовался общими выражениями: он считает необходимым, чтобы генерал избегал даже опасности, которые в глазах его солдат не кажутся опасностями; он не только не хвалит Марцелла, но порицает его за то, что он без особенной надобности подвергался ударам неприятельским. Один из главных упреков Пирру был сделан им за то, что тот недостаточно заботился о самосохранении. <...> Итак, не исчисляя здесь всех сражений, которых ход изменился от смерти, плена или невольного удаления генерала, не говоря о тех случаях, в которых признавалось полезным распускать слух о смерти неприятельского генерала или скрыть смерть своего главнокомандующего, не исчисляя всех этих случаев-говорю я, нам достаточно будет нескольких примеров, чтобы окончательно показать, в какой степени генерал должен быть воздержан в употреблении своей храбрости и убедить, что в нем храбрость, проявляющаяся в действии, почти всегда есть не что иное как безрассудная отважность. Во-первых, история Греции представляет нам два сражения, при Мантинее и при Левктрах. Главной причиной поражения спартанцев при Левктрах была смерть царя Клеомброта. Если бы Эпаминонд не был убит в первом сражении при Мантинее, то фиванцы извлекли бы гораздо более выгод из знаменитой победы, одержанной ими на этих прославленных полях.<...> Мужество. Храбрость и мужество в генерале две совершенно различные добродетели: мы видели, в каких случаях он должен воздержать свою храбрость и в каких - дать ей волю. Что касается до мужества, то оно не должно никогда оставлять его, потому что мужество есть качество противоположное слабости. Когда государь намеревается вверить генералу главное начальство над армиею, то генерал сей должен иметь, подобно Клиссону и Кусси, столько твердости, чтобы указать на тех, которые ежели не преданностью, то познаниями и высокими качествами, более его достойны занять это место; ежели же, не смотря на это, решение воспоследовало, то ему не следует уже обращать внимания на бремя обязанности, на него возлагаемой, а должно думать только о достойном ее исполнении. В совете, где план кампании предложен и обсуждается, генерал должен с величайшим мужеством держаться середины между упрямою настойчивостью и раболепною уступчивостью... Скажем, наконец, что он должен почерпать в любви к отечеству сознание своего долга. Он должен всевозможно стремиться к тому, чтобы приобрести неограниченную к себе доверенность и полную власть, потому что недоверие и неполнота власти всегда вредят успеху. Наконец, как только он перепоясался мечом и принял жезл начальствования, то должен вменить себе в правило являться всегда в равном расположении духа при всех переворотах судьбы, сохранять скромность в счастье, не унывать при неудачах, быть твердым при виде опасностей: пуская все видят его постоянство в трудах, решимость в предприятиях и справедливость в распределении наград. Он должен забыть интриги, удовольствия, свои выгоды и даже узы кровные.<...> Слава. Слава есть чувство, возвышающее нас в собственных глазах наших и увеличивающее уважение к нам людей просвещенных; мысль о славе тесно связана с мыслью о побежденном затруднении, с великою пользою, следующей за успехом, и с одинаковым умножением благ для всего мира и для отечества. Можно ли определить влияние чувства славы? Если на земле это чувство хоть на минуту исчезло, то все вдруг изменилось бы: взгляд одного человека не мог бы уже одушевить другого; человек стал бы одинок в толпе; прошедшее утратило бы свое значение, настоящее сделалось бы мелко, будущее исчезло бы; истекающее мгновение погибло бы навсегда, не принося никакой пользы мгновению за ним следующему. Пробегая историю государств, историю художеств, видим везде несколько человек высоко над толпою, между тем как все прочие люди медленно следуют за ним издали; слава ведет первых; они указывают путь вселенной. Слава - жизнь армии; она поддерживает и оживотворяет любовь к отечеству; без нее военный гений скоро угас бы. Что, кроме славы, может вознаградить воинов за их пожертвования, за отчуждение их от пользования земными благами, за то что они постоянно не дорожат жизнью; что, спрашиваем мы, вознаградит их, если не слава, не надежда, что имя их и служба не пропадут, не погибнут? А генерал более всего должен питать любовь к славе, и быть ее достойным, подобно Баярду, Гонзальву, Тюреню и др. Но пусть он поймет, что слава не искупается, не приобретается интригами, ложью, золотом, платою низким писателям за возвышение ничтожных действий или за придумывание баснословных подвигов. Ежели он своим пронырством и доберется ползком до этого святилища, то время, этот справедливый судья, сбросит его с не принадлежащего ему места и низвергнет его в мрачную юдоль забвения, если только история не захочет сохранить его имя потомству на поругание. Ежели генерал, который в своих великих действиях заботился более о наилучшем их исполнении, чем о приобретении славы, законно достигнет ее, то он может быть убежден, что ни интриги, ни зависть, ни ревность, ни клевета, ничто ее у него не отнимет. Много говорили против славы - это очень естественно; гораздо легче говорить о ней дурно, чем сделаться ее достойным. Некоторые люди хвалятся тем, что пренебрегают ею, и, желая, чтобы им поверили, беспрестанно это повторяют, но таким повторением еще более возбуждают к себе недоверие. Военный человек, последовательный в своих действиях, ищет славы и сознается в этом; это желание и сознание поддерживают его в самых опасных случаях; он заранее радуется, предчувствуя похвалы, которыми справедливое потомство увенчает его имя, и предвкушает удовольствие от мысли, что память о его подвигах будет долговечнее всякого монумента. Этим отдаленным наслаждением не ограничиваются награды, доставляемые любовью к славе и высоким желанием бессмертия, стараясь за служить одобрение потомства. приобретаешь любовь и благодарность своих современников. Конечно, выше этой награды нет, но зато есть награды существеннее, которых желать генералу дозволительно. О стремлении к наградам и отличиям. Ежели бы слава или мысль об отечестве, без всяких денежных расчетов, не была единственным побудительным поводом к храбрости, мужеству и другим военным доблестям, то дух воинский истребился бы. К вам обращаюсь, несчастные, которые в наше время беспрестанно требуют, чтобы малейшие заслуги солдат и офицеров ценились на вес золота! Вы никогда не понимали, что такое дух воинский, составляющий силу парадов! Знайте, что на поприще, основанием которого служит единственно слава, следует ограничиться ею одною! Оставьте ваше золото для больных и увечных; это в отношении к ним - долг ваш, награды же воинские раздавайте тем, которые еще могут носить оружие! Просмотрите всю историю и вы увидите, что денежные награды, раздаваемые за храбрость, необходимо, ослабляют государства! Центурион, который смотрел на войну как на средство к приобретению небольшого состояния, шел на сражение так спокойно, как взбирается кровельщик на крышу. Цезарь плакал, глядя на памятник Александра. Переберите свидетельства всех древних памятников: везде общественное мнение торжествует над самою природою. Посмотрите на статуи, прочтите надписи, вспомните великие деяния первых греков и римлян: там масличный венок заставлял целую нацию обрекать себя на бессмертие, - здесь венок дубовый, венок гражданский, пальмовые ветви, триумфы и пр. побуждали к бессмертным деяниям, для нас едва понятным. Французские короли-воины основывали рыцарские ордена, - и все государи Европы подражали им. Какой генерал подойдет, без волнения к памятникам, воздвигнутым в честь великих людей благодарностью народом! В наше время, посмотрите, как Наполеон воздвигает генералу Дезе, другу своему, прекраснейшую в мире гробницу: подножием ее служат Альпы, а стражами - монахи Св. Бернарда! Посмотрите на великие деяния, совершенные оружием, пожалованным за храбрость, и учреждением Почетного Легиона! Только неумеренность в раздаче наград и отличий и злоупотреблением их ослабили их значение и влияние! Как желательно, чтобы не так щедро рассыпали их особенно в мирное время, и удостаивали их только за величайшие заслуги, чтобы сберечь эти награды, как величайшую драгоценность, на то время, когда отечество будет находиться в опасности и когда на пользу его будут совершаться замечательные подвиги. <...> Нравственные качества другого рода. О справедливости. Агезилай, знаменитый царь Лакедемонский, ставил правосудие рядом с первейшими добродетелями; он справедливо полагал, говорит Плутарх, что военные доблести ничего не значат без справедливости. Буало влагает в уста этого царя следующее правило: "Que jamais on n'est grand qu'autant que l'est juste "(Лишь тот велик - кто справедлив). Посмотрим же, в чем состоит справедливость? Кто усвоил эту существенную добродетель, тот наблюдает и заставляет исполнять буквально законы народного права в мирное и военное время; воспрещает действия противные правилам человеколюбия, о которых мы будем говорить впоследствии; он противодействует воровству, грабежу, мародерству; требует от страны только тех повинностей, которые выполнить можно и должно, распределяет их равномерно, препровождает сборы в государственную кассу; раздает добычу по уставу; соразмеряет во всех обстоятельствах наказания с преступлениями, более склоняясь к кротости, нежели к чрезмерной строгости; старается не дать повода к тому, чтобы виновные приписывали определенные им наказания огорчением или несчастиям своего начальника; награждает высокие подвиги без лицемерия; никогда не следует в представлениях к повышению или отличию своим личным привязанностям, в ущерб достоинства; в решении дел наблюдает за справедливостью своих подчиненных, исправляет недосмотры умышленные, зная, что в несправедливости подчиненных обвиняют начальника. <...> Пример. Надобно убедиться, что пример начальника возбуждает к делам героическим; он более всего одобряет на пути к доблести и вместе с тем обуздывает пороки. Пробежим летописи: они нам покажут, что нравы внушаются войску его начальниками, а нравы генерала зависят от благородства людей им начальствуемых, которые повинуются его приказаниям. Эта неоспоримая истина не должна ли возбудить в офицерах, которым вверено начальство, стремление к искоренению, или, по крайней мере, скрытию своих пороков и не возродит ли она в них добродетелей, которые им нужно находить в подчиненных. После сражения при Фарсале, Катон Утический, проходя ужасные степи и горячие пески, шел постоянно пешком перед своим войском; тоже самое сделал Корбулон, и ни на одном из самых трудных переходов, совершенных этим генералами, войско их не возроптало. <...> Благоразумие. Благоразумие есть важнейшее качество генерала после мужества; оно указывает им выгоды и неудобства его предприятий, равно как и средства к достижению успеха. Впрочем, как под словом благоразумие разумеются: предусмотрительность, скромность, бдительность, самообладание и, наконец, отсутствие ложного тщеславия, - то, советуя генералам быть благоразумными, мы должны предостеречь их от пороков противоположных исчисленных нами достоинствам. Подобно тому, как игрок в шахматы должен все предвидеть, искусный генерал должен предусматривать самый полный успех или совершенное поражение. Он должен начертать столько различных предположения, сколько ему представляется разных обстоятельств. Посреди довольства ему надобно думать о недостатке; днем - заниматься тем, что может случиться ночью; в продолжение ночи - размышлять о том, что может быть на другой день, не пренебрегая ни в коем случае и настоящим. Один предмет, как бы он ни был важен, не должен занять его дотоле, чтобы он все прочие упустил из виду: предусмотрительность его должна быть так велика, чтобы другим казалось, будто он участвует в совете неприятельском; ему должно принимать в расчет случаи самые неожиданные, также как и самые простые; предвидеть даже ту минуту, когда его уже не будет, подобно Мулей-Моллюку. <...> Напрасно было бы опасение, что генерал, усвоивший предусмотрительность изучением и размышлениями, прострет ее до нерешительности; он, разумеется, увидит чрезмерность зла, но увидит хладнокровно, и средства против этого зла представятся ему сами собою; где обстоятельства потребуют, он из благоразумия же будет действовать живо и пламенно; а может быть даже счастливая неосторожность довершит его славу. Таким образом, предусмотрительный генерал, по-видимому, управляет событиями, между тем как они произвольно господствует над таким начальником, которого слабый ум, занятый постоянно и исключительно настоящим, не в состоянии предвидеть будущего. Предусмотрительность сама по себе рождает бесчисленное множество других качеств необходимых главнокомандующему; генерал старается скрыть перед всеми последствия своих предначертаний, зная нескромность людей и предвидя, что его намерения не исполнятся, ежели, будут открыты. Итак, начальник будет скромен из предусмотрительности; впрочем, вследствие того же благоразумия он не доводит скромности до крайности, что могло бы быть вредно для общего блага. <...> О повиновении. Между главными и необходимыми достоинствами воина следует поместить повиновение; без него армия и существовать не может. Генерал должен первый подавать пример повиновения в отношении к власти, которая ему вверила начальство над своими силами; повиновение это должно быть беспредельно; благоденствие отечества того требует. Агезилай, царь спартанский, один из известнейших полководцев древности, вел в Азию против великого царя сильную армию; он уверен, что победит персов и отмстит за греков; но вдруг получает от эфоров приказание возвратиться в Лакедемон, и отвечает следующим письмом: "Мы покорили часть Азии, и делаем еще большие приготовления к войскам; но как вы мне приказываете возвратиться, то я отправляюсь вслед за этим письмом". Агезилай хорошо понимал, что начальник исполняет только свой долг, предпочитая блестящей воинской славе и более прочную славу - повиновение законам. Тюрень, разбит при Мариендале, но он надеется скоро возвратиться во Франконию и найти в этой стране случай исправить проигранное дело; помощь, им полученная, воодушевление войск его, все возбуждает в нем надежду на блестящий успех; но в это время приезжает герцог Ангенский; Тюрень получает приказание сдать ему армию и служить под его начальством; он повинуется, не обнаружив ни неудовольствия, ни досады. Но не бывает лив военное время случаев, позволяющих генералу отступиться от получаемых ими приказаний и не дозволяется ли ему изменить их? Государю, министрам или совету не возможно все предвидеть; иногда весь ход дела изменяется событием неожиданным... В военных действиях все зависит от мгновения: генералу не должно упускать счастливый случай только для того, чтобы слепо подчиниться законам, когда это повиновение могло бы причинить невознаградимое зло отечеству. История представляет достопамятные противоположные один другому примеры: во-первых, Евгений, получивший за несколько минут перед Центским сражением строгое запрещение сражаться, видя, что выгода и честь империи будет этим унижены, скрывает приказание императора и подает сигнал к сражению. <...> Деятельность. Успех на войне приобретается деятельностью. Быстрота более всего способствует храбрости; поспешность более всего уменьшает труды и опасности. Предупреждение неприятеля будет всегда лучшим средством к одержанию победы. Быстрота на войне важнее самой силы, следовательно, генерал, жаждущий славы и в особенности пекущийся об общественном благе, должен быть деятелен, неусыпен и быстр; подобно Александру, он не должен отлагать до завтра то, что может быть сделано сегодня; подобно Цезарю, он должен считать, что ничего не сделает, пока у него остается еще что-нибудь несделанное. <...> О точности. Люди недальновидные могут советовать генералу не вникать в подробности, предоставляя своим подчиненным наблюдение за порядком, который, по их мнению, редко соединяется с гением, и точность для него стеснительную; но человек, просвещенный и правдивый. советовавшийся с летописями мира, скажет им: мнение, что порядок и точность не совместимы с гением, ошибочно; они, напротив того, помогают ему осуществить высокие его предначертания. Не вникать в подробности - значит во многих случаях ничего не видеть; это тоже самое, что словами, не имеющими значения, прикрывать существующее неведение. <...> Точность есть вежливость царей, вельмож и генералов; когда у них недостает ее, то этим недостатком заражаются их подчиненные, и отсюда часто происходит общее нерасположение, ибо подчиненные в неточности начальствующих видят какое-то презрение в исполнении их обязанностей во всем. Скажем, наконец, что мало для генерала быть деятельным: он должен соединять точность с заботливостью, внимательность с быстротой, любовь к порядку с деятельностью. Верность слову. Верность слову, чистосердечие и откровенность суть качества, заставляющие чтить воина. Стыд и бедствия ожидают тех, которые лишены их. Кто же осмелится утверждать, что эти достоинства не необходимы? Честь, этот оракул добродетелей, требует этого непременно. Все люди, именуемые героями, подвизались на поприще этих добродетелей; одно подозрение в не исполнительности данного слова есть уже пятно, которое частью могут смыть потоки крови, но не могут совершенно его уничтожить. <...> Разумеется, откровенность и чистосердечие не должны препятствовать генералу употреблять на войне тонкие расчеты и военные хитрости. <...> Но не все тонкости и хитрости дозволяются: есть законы, которых честь и право международное не дозволяют нарушать. Если генерал не будет знать этих законов, то его неведение вменят ему по всей справедливости в преступление; история обвинит его в не откровенности и не чистосердечии и, может быть, подозревая его в недостатке человеколюбия, не только не приведет его в пример достойного подражания, но даже помрачит его имя перед потомством! Война имеет свои законы, которыми главнокомандующий и другие генералы должны всегда руководствоваться и потому им необходимо изучать их. Мы не раз говорили, что очень опрометчивы те правительства, которые не внушают с ранних лет молодежи, посвящающей себя военному поприщу, оснований народного права в мирное и военное время. <...> "Что наиболее уважительно в клятве и что заставляет свято соблюдать ее, - вопрошал Цицерон, - это ее сила и святость, а не боязнь наказания в случае ее неисполнения... Война имеет свои законы, которые не должны быть нарушаемы в отношении к неприятелям, каковы бы они ни были; и кто утверждает, что обещание, данное лицу, не понимающему святости обещания, не действительно, тот изыскивает предлог к извинению вероломства и клятвоотступничества". <...> Заключение о нравственных качествах. Нравственные качества, которыми еще должны обладать главнокомандующие, суть следующие: бескорыстие, человеколюбие, чистота нравов, скромность, вежливость и благородство; без этих добродетелей слава их была бы не совершенна или могла бы помрачиться. О бескорыстии. Не покушаться на собственность граждан; никогда не простирать алчных рук на казну государственную; обращать в пользу отечества все контрибуции, налагаемые на неприятеля; расходовать казенные деньги экономически; никогда не подавать повода солдату думать, что его начальники увеличивают свое состояние на счет его продовольствия; ставить себя своим поведением выше всякого подозрения, в этом отношении; наблюдать, чтобы подчиненные поступали столь же безукоризненно и понуждать их к тому строгими мерами; вот законы, которые строгая честность ставит в обязанности всякому военному; достаточно указать их тем главнокомандующим, которые руководствуются честью; что же касается до тех, которые привыкли ценить все на вес золота, то строки эти не для них. В рассуждении бескорыстия, этой добродетели, которая охраняет и подкрепляет другие, заставляет генералов пренебрегать деньгами, удерживает их от принятия каких-либо знаков справедливой признательности своих подчиненных, повелевает им, наконец, запрещать и окружающим их требовать даже самого малого вознаграждения и самого ничтожного подарка, скажем, что добродетель эта, в таком виде, как мы ее сейчас описали, была принадлежностью всех великих людей, возбуждающих наше удивление. Чтобы доказать это, нам не нужно искать такой добродетели в Риме, Фивах, Спарте и Афинах. Не станем говорить о бескорыстии Аристида, Фокиона, Цинцината; они жили в такое время, когда роскошь была почти неизвестна, золото ценилось не дорого; все окружающее способствовало им быть бескорыстными. Мы возьмем примеры из времени более к нам близкого: Баярд, по взятии Брешии у Венецианцев, спасает от грабежа дом, в котором ему перевязывали опасную рану; защищает хозяйку дома и двух ее дочерей в нем скрывающихся. При отъезде его хозяйка предлагает ему шкатулку с 2.500 червонцев, которых он никак не соглашается принять. Видя, что отказ его опечалил хозяйку, он, после усиленных с ее стороны просьб, решается принять подарок, но сейчас же призывает двух ее дочерей и дает каждой по 1.000 червонцев в приданное, а остальные 500 оставляет для пострадавших от пожара. <...> Но щедрость, подобно прочим добродетелям, должна иметь свои границы; дары теряют цену от слепой расточительности, и когда все одинаково награждаются, тогда никто не приписывает настоящей цены этим наградам... <...> О человеколюбии. Если человеколюбие не сопровождает генерала в его действиях, то он никогда не будет включен в число героев, и никогда об нем потомство не отзовется почтительно, хотя бы он одержал более побед, чем Александр и Цезарь, и более чем Наполеон. Даже народы, только что вышедшие из варварства, никогда не давали этого славного наименования полководцам, которые напрасно проливали кровь неприятеля, ведя против него жестокую войну, и кровь своих воинов, легкомысленно повергая их опасностям, употребляя преувеличенную строгость, или предаваясь равнодушию еще более губительному. Образованные нации никогда не воздвигали памятника начальнику войска, который, держа меч в одной руке и факел в другой, губил на дымящихся развалинах людей беззащитных; такой воин будет поставлен рядом с Аттилою, Чингиз-ханом, Тимуром, этими дикими завоевателями, прославившимися тем, что были бичами человечества. Боссюэт, начиная речь в похвалу Людовику Бурбонскому и торжественно превознося качества этого генерала, восклицает: "Прочь от нас бесчеловечный герой!" - Современники его осуждали это выражение. Разве можно, - говорили они, - быть героем, будучи бесчеловечным? Разве бесчеловечный воин может заслуживать наше внимание и уважение? Повторяем вам, юные полководцы, ежели природа не наделила вас великодушием и добрым сердцем, ежели дурное воспитание, образование слишком материальное, оставило без развития или охладило, даже, может быть, заглушило благородные чувства. которые делают честь человеку и еще более воину, то время не ушло еще; откройте глаза, изучите право военного и мирного времени, усвойте правила умеренности, которыми должно руководствоваться в войне даже справедливой, различия между неприятелями сражающимися от не сражающихся; старайтесь воздерживаться от варварских поступков даже в отношении к варварам, с которыми вам довелось бы сражаться. Знайте, что величайшая слава не в состоянии смыть пролитой крови стариков, женщин и детей; что подло мстить невинным, либо тем, которые не могут вредить нам! Что же касается до неодушевленных предметов, то знайте, что с Моисея до наших времен все великие люди, все знаменитые писатели порицали, подобно пророку, опустошителей; они даже воспрещали опустошать земли неприятельские: требуют, чтобы не рубили напрасно и деревьев, на них находящихся, потому что несправедливо было бы обращать на невинные предметы гнев, возбуждаемый людьми; советуют беспрестанно думать о будущем и не забывать, что среди превратностей мира сего те, которые сегодня являются нам врагами, могут быть завтра нашими союзниками. Наконец, знайте, молодые генералы, что ежели смерть невинного есть убийство даже на войне, что ежели, в течение войны, должно стараться не наносить ни малейшего ущерба без необходимости, то это еще более соблюдать должно после победы. Послушайте Цицерона, не оправдывающего разорения Коринфа, хотя это было отплатою за недостойное обращение с Римским посольством; послушайте его в другом месте, называющего позорною, гнусною и безрассудною такую войну, которая ведется против стен, крыш, колонн, деревьев и проч. Пробегая историю, можно заметить, что иногда было бы достаточно одного человеколюбия для включения многих генералов в число героев, и что, напротив того, бесчеловечье лишало их права на это наименование. Неудивительны победы Александра, когда нам представляют как он, увидев замерзающего воина, поспешил освободить его от тяжести вооружения и уступает ему место свое у огня. Снисходительность этого героя в отношении к семейству Дариеву не искупила ли пороков, омрачивших славу его? Человеколюбие Цезаря не доставило ли ему столько же приверженцев, сколько он их приобрел золотом Галлов. <...> О нравах. Не возможно не признать гибельности, происходящей от дурных нравов, в особенности в начальниках, на которых постоянно устремлены взоры столь большого числа подчиненных. Какие ужасные несчастья имели место в лагерях и вообще у народов от необузданных страстей начальников? Ежели бы мы здесь привели все злополучия, причиненные романтической любовью, игрой, пьянством и прочим, то сколько пришлось бы нам насказать об этом и какую борьбу пришлось бы выдержать? Молодость смотрит на вещи только с лучшей стороны, хвалит любовь во всем и за все. Хладнокровная старость опирается на строгую нравственность, напротив того, описывает любовь самыми черными красками. Что касается до нас, то, оставаясь верными нашему плану, мы основываемся на одном свидетельстве истории. Однако, рассмотрев все летописи, должно согласиться, что в них изредка набросаны некоторые черты в пользу любви - во Франции, в царствование Карла VII, и в то время, когда рыцарство было в чести; впрочем везде видно, что все те воины, которые делаются рабами этой страсти, подвергаются стыду, упускают случаи к приобретению славы, и наконец, теряют частью уважение, принадлежащее их талантам и занимаемому ими месту. Генералы - ревнители славы - постоянно не давали доступа любви в свое сердце: таков был Кир, Филопемен, Эпаминонд, Аннибал, Сципион, императоры Юлиан и Аврелиан; в ближайшие же к нам времена - Евгений, Гассион, Карл ХII и Тилли. <...> Пусть генералы, столько же в мирное, сколько и в военное время, избегают страстей, которые могли бы погубить их, или помрачить их славу; они должны искать в мирное время развлечения в благородных и полезных удовольствиях: в охоте, которая укрепляет тело и изощряет зрение; в занятиях, разговорах с учеными, в заботах о своем семействе; наконец, они должны всегда оставаться героями и никогда не унижаться до безразличия с толпою. О скромности. Скромность - добродетель высоких душ. Все знаменитые люди, которыми славится древность, доводили скромность до высшей степени. Дюгесклен, Дюпуа, Баярд и все наши древние рыцари знали с самого детства, что рыцарь должен, в их выражению: ferir haut et parler bas. <...> Фабер и Люксембург... могут быть поставлены в пример главнокомандующему армии. Но между всеми ими сияет Тюрень сколько беспримерною скромностью, столько и великою своею славою. Мы передаем здесь слова Флеше: "Кто более прославился великими деяниями? Кто говорил о них с большею скромностью?" Когда он одерживал верх над неприятелем, тогда, по его словам, не искусство его было тому причиною, а ошибка неприятеля. Рассказывая о сражении или битве, он ничего не забывал, кроме того, что был в них победителем. Когда он передает какое-либо из блистательных действий, его прославивших, тогда, слушая его, полагаешь, что он в нем был только зрителем, и недоумеваешь кто ошибается: победитель или молва. Возвращаясь из своих бессмертных походов, он избегал восклицания народа, как бы стыдился побед своих, принимал похвалы, как будто извинялся в том, что заслужил их, и робел, приближаясь к королю, потому что был принужден тогда из покорности выслушивать похвалы, которыми его осыпали. Наконец, в частной жизни, этот герой, сложив с себя все знаки славы, приобретенной им в военное время, и окружив себя небольшим обществом избранных друзей, спокойно подвизался в добродетельных гражданах; он был искренен в разговорах, прям в действиях, верен в дружбе, точен в обязанностях, умерен в удовольствиях, велик даже в самых ничтожных вещах. Он укрывался, но молва открывала его; он ходил без свиты, но в воображении каждого представлялся он на победной колеснице. Видя его, считали не число его служителей, а число неприятелей им побежденных. Он один, но всякий представляет его себе в сопровождении множества добродетелей и побед. Какое-то благородство проявляется в скромной простоте его, и чем менее он окружен великолепием, тем более достоин уважения. Таков были слова, произнесенные Нимским архиепископом, над гробом Тюреня, этого героя, который служил примером всех добродетелей. По общему признанию, Флеше изобразил в этой прекрасной речи генерала в том виде, как он должен быть. Вежливость и достоинство. Вежливость есть постоянное внимание, внушаемое человеколюбием для того, чтобы всем угодить и никого не обидеть. Мизантроп вопиет против этой добродетели; он предпочитает ей оскорбительную прямоту и грубую откровенность. Светский человек употребляет вместо нее приветствия, поклоны. Мизантроп порицает вежливость потому, что смешивает ее с ложью; при этом льстец вводит его в ошибку, потому что вежливость, им изъявляемая, на самом деле лжива. Но настоящая вежливость привлекает сердца и сближает сословия общества. Она имеет то удивительное свойство, что чрез нее другие бывают и нами, и сами собою довольны. Она простирается и на низших, и проявляется в разговоре с каждым из них о том, что к нему относится, и в справедливой похвале всему. что хорошо в других; она не противоположна откровенности потому именно, что если и должно всегда думать то, что говоришь, то нельзя говорить всего, что думаешь. Истина не вводит ничего грубого в обращение: она дозволяет употреблять учтивые выражения и приветствия, которые произносятся взаимно и понимаются более как общепринятые обряды, введенные обычаем в благоустроенное общество, нежели как слова, долженствующие быть понятыми в буквальном значении. Ошибочно было бы смешивать вежливость с церемониями: напротив того, она дает возможность распознать случаи, в которых церемонии делаются докучливыми; и ежели бы умели воздерживаться от них кстати, из скромности, а не из забывчивости, то учтивость была бы еще приятнее. Одним слово, вежливостью приобретается расположение людей; она украшает все прочие качества и таланты, сближает людей, делает любезными тех, которые поставлены выше нас в обществе, тесно соединяет равных с равными, сближает высших с низшими и вообще всех людей между собою, чего ни один человек не должен упускать из виду, уважая в то же время субординацию, установленную между людьми необходимостью порядка. Всякий знает, что вежливость производит, во всякое время, самое благоприятное действие, в особенности при дворе государей. <...> Никогда не будет лишним напомнить генералам, что первейший и самый верный залог их успеха есть любовь войска, и что уважение соотечественников есть самая лестная для них награда. Чем же скорее можно заслужить эту любовь и это уважение, если не вежливостью, приветливостью, постоянно ровным расположением духа и привлекательным образованием? Сколько великих людей убедились в том опытом! Главнокомандующий менее всякого другого должен пренебрегать этим средством, единственным для покорения умов, увлечения сердец и порабощения воли; он должен заставить своих подчиненных и всех его окружающих - брать с него пример, должен помнить, что ласковые приемы украшают добродетели и таланты; ему не следует воображать, что можно возвыситься, унижая окружающих, или покрыть себя большим блеском, затмевая их. Он не должен опасаться, чтобы любезность уменьшила уважение, которое должны питать к высокому его званию, ежели приказания его будут сопровождаемы учтивостью, то они будут еще скорее и точнее исполняемы; поэтому он должен избегать надменного тона, гордости в обращении и грубости в разговоре; он никогда не должен позволять себе, в отношении к подчиненным, даже самой невинной насмешки: в противном случае он унизил бы достоинство свое, которое благосклонностью и вежливостью, напротив того, возвышаются; притом не великодушно было бы обижать тех людей, которые не могут и не смеют защищать себя. <...> Все жаловались и до сих пор жалуются на отсутствие скромности, простоты, вежливости, одним словом, на отсутствие всякого достоинства у некоторых молодых современных генералов; их высокомерие, жестокость, гордость, неумеренность в разговоре глубоко огорчают общество. Да остановится достоинство генералов на краю этой пропасти. Пусть даже замечания эти будут признаны слишком горькими. Пусть благосклонность, снисходительность и вежливость некоторых других генералов заставит забыть эти достойные сожаления примеры. <...> (Дюра-Ласаль Л. О звании генерала или о воспитании, образовании, познании и достоинствах, нужных главнокомандующему и прочим офицерам для командования армией. Основано на правилах великих полководцев ученых и знаменитых писателей древнего и настоящего. - СП б., 1855).

0x01 graphic

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

-- Худшие враги -- из бывших друзей: бьют по твоим слабостям, им одним ведомым, по наиболее уязвимому месту.

-- Ищи любви, идущей не столько от сердца, сколько от разума,-- она-то достойна личности.

-- Господство над своими страстями -- свойство высшего величия духа. Сама эта возвышенность ограждает дух от чуждых ему низменных влияний. Нет высшей власти, чем власть над собой, над своими страстями, чем победа над их своеволием.

-- Когда путь неясен, держись людей мудрых и осторожных -- рано или поздно они находят удачный выход.

-- Выражение удивления -- этикет невежества.

-- Непринужденность во всем. Она животворит достоинства, вдохновляет речи, одушевляет дела, красит все прекрасное в человеке.

-- Не жди, пока вода подойдет к горлу, уходи заранее; зрелым размышлением предотвращай жестокость ударов.

-- Не перегружай себя ни трудами, ни чужой завистью -- ты загубишь свою жизнь и умертвишь свой дух. Иные распространяют это правило и на знания -- но ведь кто не познает, тот не живет.

-- От упорства в споре больше потеряешь, чем выгадаешь, победив,-- ты не истину отстаиваешь, а свою невоспитанность.

Бальтасар ГРАСИАН (1601 -- 1658) -- испанский писатель

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 21/02/2014, изменен: 21/02/2014. 89k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 3 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович О звании генерала

Каменев Анатолий Иванович
О звании генерала