ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Петр Великий дал одно великое завещание...

Петр Великий дал одно великое завещание...

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

Святой блаженный Николай Юродивый. 1848.

Художник Шамшин Петр Михайлович (1811-1895)

Факты "Из моей жизни"

("Записки вечного узника")

Анатолий Каменев

ДВЕ КОМАНДИРОВКИ В ДВО

И ЭКСКУРС В ВОЕННУЮ ИСТОРИЮ

В июне 1988 года мне пришлось отбыть в командировку в войска Дальневосточного военного округа.

Это была моя вторая поездка в столь далекие края родины.

Впервые, мне пришлось побывать там в Благовещенске в общевойсковом командном училище в составе государственной комиссии при приеме выпускных экзаменов.

Благовещенское училище было сродни АВОКУ, только размерами меньше и похуже составом преподавателей и курсантов.

Оно располагалось на самом берегу Амура и с территории училища хорошо просматривался китайский город Хайхе.

Поначалу было такое впечатление, что ты все время находишься под прицелом китайских солдат. Во всяком случае, можно с полной уверенностью сказать, что китайцам не стоило никакого труда наблюдать за всем происходящим на нашей территории.

В свою очередь, с высотной гостиницы Благовещенска был виден не только сам город, но и территория Китая километров на десять вглубь.

После Даманских событий 2 и 15 марта 1969 года, когда произошёл советско-китайский вооруженный конфликт, в ходе которого китайскими пограничниками были в упор расстреляны начальник погранзаставы Нижне-Михайловка ст. лейтенант Стрельников и семь советских пограничников, а затем в развернувшемся бою за остров Даманский погибли 32 советских пограничника и много китайцев, отношения между СССР и КНР были натянуты.

Советское правительство во главе с Горбачевым в результате соглашения между СССР и КНР о советско-китайской границе от 19 мая 1991 г. передало о-в Даманский Китаю.

Этим самым, на мой взгляд, была оскорблена память тех советских пограничников, которые в 1969 году положили свои жизни за этот остров.

Не трудно себе представить эмоциональное и психологическое состояние всех жителей Благовещенска, находящихся на переднем крае возможной агрессии со стороны стол недружественного соседа.

Знакомство с училищем показало, что оно слабо обеспечено и финансами и ресурсами из-за отдаленности от центра и скудности социальной базы.

Кто, к примеру, поедет на край света для того, чтобы поступить в Благовещенское общевойсковое училище?

Ясно, что это могут позволить себе лишь те, которые живут в непосредственной близости от этого учебного заведения.

Собственно, и моя личная статистика показывает следующее:

-- примерно 70% абитуриентов составляют жители города и области, где дислоцируется военное училище.

-- 25% - из ближайших областей.

-- И только 5% - из дальних областей и мест.

Если учесть тот факт, что в начале 70-х годов прошлого века в Благовещенске было два военных училища - общевойсковое и танковое, то становится понятно, как трудно при ограниченном контингенте отобрать лучших.

Да там и не отбирали, а брали почти всех, кто подавал заявление в училище, мало кому отказывая по мотивам психологическим и духовным.

Мало кто из дипломированных военных педагогов добирался до такой глуши.

Потому следовало брать в педагоги всех желающих офицеров. Лишь бы соглашались оставить строй и перейти на учебную работу.

Мне пришлось так подробно охарактеризовать Благовещенское общевойсковое училище не из-за нахлынувших воспоминаний, а потому, что в ходе ломки всей системы военно-учебных заведений, которую устроили советские власти, уцелели не лучшие, а посредственные учреждения по подготовке офицерских кадров.

Так, в числе трех уцелевших общевойсковых училищ, оказалось и Благовещенское. Московское и Новосибирское - еще два оставшиеся общевойсковые училища.

0x01 graphic

Танковый экипаж братьев Михеевых со своим отцом. Дальний Восток, 1937 г.

Но вернемся все же ко второй моей поездке на Дальний Восток, в Хабаровск и близ лежащие гарнизоны.

По поручению ГлавПУРа мне предстояло прочитать ряд лекций по психолого-педагогическим проблемам перед офицерским составом частей округа, в то числе в одной из спецчастей.

В силу известных причин мне не следует рассказывать о том, чем занимается эта часть. И лишь один аспект все же хочется подчеркнуть.

Часть эта была учебная и в ней все было подчинено процессу подготовки личного состава.

Обучаемые занимались только тем, что им предстояло в скором времени делать, т.е. воевать...

Они не несли никаких караулов, дежурств, не красили заборов, не занимались уборкой территории.

Для всего этого был батальон обслуживания, который состоял из солдат.

Это они несли караульную службу, стояли у тумбочки в казарме, наводили порядок в столовой и на территории части.

Это была "обслуга".

В противовес поговорке, что "один солдат в поле не воин", каждый из этих бойцов после окончания спецучебки мог сказать обратное:

"И один солдат в поле может стоить дивизии".

0x01 graphic

Виденное мною в этом учебном подразделении никак не стыковалось с практикой подготовки тогдашних курсантов.

В военных училищах время обучения не берегли (впрочем, надо сказать - не берегут и сейчас!).

Что говорить, если всегда осторожные в цифрах и оценках работники ГУВУЗа вынуждены констатировать, что потери учебного времени составляли в 1997 году до 25% (Армейский сборник, 1997, N1).

В целом же потери учебного времени доходили до 40%.

Если к этому приплюсовать напрасно читаемые курсы и плохо проводимые занятия, то мы увидим, что бесцельно в военно-учебных заведениях теряется более 50% всего полезного времени.

На фоне грядущих политических событий, военно-учебные могут показаться мелкими и малозначимыми.

Но это далеко не так.

Военный фактор всегда был значимым в политике.

Чем сложнее была обстановка, тем полнее и глубже политика вторгалась в военное дело, прямо или косвенно затрагивая военнослужащих, прежде всего, офицеров.

0x01 graphic

"ВОЕННОЕ ДЕЛО"

на примере исторического факта из кн.

Б. Винцера "Солдат трех армий" (М., 1971)

(фрагменты)

ЭКСПЕРИМЕНТ НЕМЦЕВ

(перед Второй мировой войной)

Моя служба началась совсем иначе, чем я себе представлял.

После регистрации в канцелярии нас послали в каптерку, где мирно и вежливо пригонялось обмундирование.

Мы могли и обменять его на другой день, если, на наш взгляд, оно плохо сидело.

Убирать шкафы и заправлять койки в спальнях нам помогал старший по казарме. А если мы что-нибудь клали или ставили не так, как положено, на нас никто не орал.

Старший по казарме был одновременно командиром отделения и вел у нас учебные занятия: основные правила поведения в армии, знаки различия, внутренний распорядок в казарме и субординация. Если мы путали знаки различия, именовали капитана "господином лейтенантом", нам не устраивали выволочку, а ограничивались лаконичным замечанием.

Так было в первый день.

На второй день мы вышли в полной форме и стальных шлемах в казарменный двор и приняли присягу:

"Присягаю на верность конституции и клянусь, что всегда буду, как мужественный солдат, защищать Германское государство с его законными установлениями и повиноваться президенту и своим командирам!"

Обычно к присяге приводили только через четыре недели.

А нас заставили дать ее сразу, так как, вероятно, принятие присяги обязывало к молчанию о том, что наша ускоренная подготовка нарушала установленное мирным договором ограничение численности германской армии: ода не должна была превышать ста тысяч человек.

Рейхсвер находил нелегальные пути, чтобы всячески использовать возможности, заложенные в установленном длительном сроке службы.

В итоге солдаты получали подготовку как будущие унтер-офицеры, а унтер-офицеры--как будущие командиры взводов.

А обучение командиров взводов было опять же построено так, что она могли в любое время принять командование ротой, а командиры рот по квалификации представляли собой командиров батальонов.

Таким образом, рейхсвер фактически являлся оптовым поставщиком унтер-офицеров, офицеров, командиров и генштабистов для будущей германской армии.

Частицей этой системы были и наши курсы.

Старшие по чину солдаты или ефрейторы назначались командирами орудий. Унтер-офицеры командовали взводами, а минометной ротой -- молодой лейтенант, командир взвода.

Это был так называемый кадровый состав -- всего около тридцати человек.

Затем шли мы, сто двадцать рекрутов, в качестве "пополнения", и рота была укомплектована.

Оставалось только, согласно двухнедельной программе, обучить нас, "равняясь на направляющего", сформировать из нас годное к строевой службе в военное время подразделение и представить его господам с Бендлерштрассе.

Следовательно, на переднем плане была подготовка якобы на случай войны, а на заднем--заправка коек, уборка шкафов и прочие мелочи казарменной жизни.

Оттого-то так уютно и было все сначало обставлено.

Но после присяги стало неуютно.

Сообразуясь со структурой минометной роты, нас разделили па три разряда: связные, стрелки и ездовые.

Связные учились верховой езде, азбуке Морзе, светосигнализации, а также прокладывать телефонные линии, или "тянуть провод", как это у нас называлось; обслуживать дальномер, делать чертежи, составлять короткие донесения, передавать приказы. Не последнее место в обучении занимал и метод наводки при стрельбе с закрытых огневых позиций.

Стрелки учились обращаться с минометами. Выдвинуть эту махину в позицию, да еще согнувшись, да за две-три минуты, стоило большого труда, мы обливались потом, не обходилось и без синяков. Заряжать, наводить, устранять помехи, разбирать затвор, менять позицию, прицеплять к тягачу -- в этом необходимо тренироваться, и мы тренировалась до изнеможения.

Ездовые учились скакать верхом и править лошадьми. Каждый, кто знает, сколько сил отнимает одна только уход за лошадьми, может себе представить, что пришлось проделать этим парням за две недели.

Все три категория, прохода специальную подготовку, учились стрелять из карабинов и пистолетов, включая стрельбу боевыми патронами, а также пользоваться ручными гранатами и карманной буссолью, читать карты и ориентироваться ночью.

К началу второй недели рота выстроилась в полном составе для выступления в поход.

Впервые все то, чему вас учили, муштруя в одиночку и группами, предстояло испробовать во взаимодействии:

-- поход по дорогам, противовоздушное укрытие, развернутые боевые порядки к снова марш по местности, разведка и занятие позиций, потом рытье окопов и маскировка, команда для ведения огня, стрельба и занятие новых позиций.

Вечером, усталые как собаки и покрытые грязью, приходили мы в казармы.

После ужина следовала чистка минометов и личного оружия, причем обучение продолжалось.

Потом мы повторяли проработанный материал и получали всевозможные указания. В полночь мы валились на койки, а в пять утра все начиналось сызнова.

В день окончания курсов явились офицеры из министерства рейхсвера проверить результаты эксперимента.

В метель и холод мы отправились в Россентин на учебный плац, куда добрались, вымокнув до нитки.

На холме стояло такое количество чиновников с Бендлерштрассе, что на каждого из них приходилось чуть ли не по рекруту.

Вскоре они заняли свои места и стали наблюдать за всеми манипуляциями.

Тут уж нельзя было "ловчить", выражаясь нашим языком.

Правда, это и не было смотром в обычном смысле -- проверялась часть мобилизационного плана.

Когда мы, замерзшие, выстроились, чтобы пуститься в обратный путь, в казармы, какой-то генерал в монокле сказал нам на прощание:

-- Молодцы, ребята! Вы доказали, что из штатского можно за две недели сделать настоящего солдата. Выражаю благодарность и одобрение участвовавшим офицерам и младшим командирам, хвала вам, солдаты рейхсвера!

0x01 graphic

По "какой-то причине" (?) даю иллюстрации,

очень похожие для России "картинок" 1908 г., 1988 -2014 гг. (А.К.)

В УЧЕБНОМ БАТАЛЬОНЕ РЕКРУТОВ

Прошло две недели с тех пор, как мы прибыли в Кольберг; потом мы прошли специальную подготовку, затем в последний раз почистили оружие и, наконец, впервые собрались за кружкой пива в столовой вместе с инструкторами.

На следующее утро мы, снова в штатском, прошли маршем в полном составе на вокзал. Осталось около четверти часа до отправления поезда, который должен был нас доставить в Нойштетин, в учебный батальон. Не всем удалось за эти пятнадцать минут купить открытку с картинкой и послать привет родным.

Почти все сто двадцать молодых солдат прибыли из глубины страны, и большинство их впервые выехали из дому. Но никому не пришло в голову повести нас хотя бы ненадолго на берег, показать Балтийское море, находившееся в каких-нибудь трех километрах от казармы.

Итак, нас повезли в Нойштетин. По справке путеводителя--"это жемчужина Померании", маленький городок на берегу красивого Штрейтпгского озера, окруженный лесами "померанской Швейцарии".

Вдалеке виднелись казармы.

Тот, кого полгода там муштровали, вряд ли забудет название этого городка, хоть он его почти не видел. Жизнь рекрутов протекала во дворе казармы, на стрельбище или на расположенном поблизости учебном плацу, именовавшемся "пустошью".

Каждое четвертое воскресенье большая группа лютеран и небольшая группа католиков маршировали в церковь на богослужение; по пути туда и обратно мы любовались маленькими девочками как чудесными существами из незнакомого мира.

Уже при встрече во дворе казармы, когда нас принимал ротный фельдфебель, представший в окружении унтер-офицеров, у нас мелькнула мысль, что генерал с моноклем, вероятно, глубоко ошибался.

Все выглядело так, как если бы нас встречали укротители диких зверей.

И тут ротный высказался:

-- Вы, юнцы, как видно, думаете, что чего-то достигли. Вы, наверно, воображаете, что уже стали солдатами. Вы, ребятки, играми занимались, две недели играли! Забудьте про это! Вы вообще и не были в Кольберге, ясно? Вы штафирки, жалкие штафирки. Теперь только мы сделаем из вас людей. Только теперь вы научитесь стоять в ходить, ясно? Вы ухмыляетесь? Ничего, это у вас скоро пройдет. Ряды сдвой! Шагом марш! Рассчитайсь!

Конечно, у нас это получилось плохо, конечно, мы не построились по росту, хотя нам это и не было приказано, конечно, должного равнения не было.

Мы держали наши чемоданы и картонки как снарядные ящики в мчались с одного конца казарменного двора в другой, взад и вперед.

Когда рубашки прилипли к телу и мы действительно имели вид жалких штафирок, нас разбили на отделения и отправили по комнатам.

-- Ох, ребята, я думаю, мы здесь хлебнем горя! --полушутя жаловался на берлинском диалекте Генрих Шульц из Шарлоттенбурга .

Он оказался прав.

Впрочем, для этого и не нужно было большой проницательности.

Обучение рекрутов в рейхсвере длилось шесть месяцев и было необычайно суровым.

Может показаться смешным, что мы с чрезвычайным рвением и усердием заправляли свою койку и, накрывая ее одеялом, подсчитывали число шашечек на одеяле вдоль края кровати; мы с вечера готовили себе бутерброды на утро и съедали их стоя, так как на порядочный завтрак времени не хватало.

Через несколько минут после побудки унтер-офицер уже стоял в помещении и неистово нас подгонял.

Он наблюдал, как мы моемся ---для кое-кого это было необходимо, проверял одежду, уборку комнаты, заправку постели, следил, чтобы был порядок в шкафах и за чистотой посуды.

Каждый из нас был уже весь в поту и измучен, когда настоящая "служба" только начиналась.

Итак, как нас предупредили, мы стали учиться правильно стоять и ходить.

-- Ну-ка, напрягите, пожалуйста, ягодицы, да так крепко, чтобы могли ими вытащить гвоздь из доски стола!

Первое время мы думали, что разрешается смеяться при этакой шутке, что мы даже должны смеяться, это, мол, солдату положено.

Глубокая ошибка!

Солдат должен терпеливо сносить все, не обнаруживая никаких чувств. Только в этом случае он стоит правильно.

Сначала надо было стоять, потом ходить, после ходьбы бегать, после бега лежать. Затем встать, потом лечь. Встать! Лечь! Встать!

0x01 graphic

А так как непрерывное выкрикивание команды могло унтеру наскучить, да и голосовые связки уставали, то скоро дело свелось к жестам.

Если унтер указывал большим пальцем вниз, это значило "ложись!"

Если он поднимал большой палец вверх, мы вставали.

Потом мы учились делать повороты и развороты:

-- Нале-е-е-во! Отделение, кругом марш! Напра-а-а-во! Отделение, кругом марш!

Нас обучали отдавать честь, на обычном языке -- "приветствовать".

В фуражке и без фуражки.

С чемоданом и без чемодана.

В одиночку, вдвоем, группами.

Стоя и на ходу.

Мы учились ползать на боку, на четвереньках, по-пластунски.

Мы мчались галопом, перепрыгивая препятствия, по беговой дорожке, которую мы прозвали "карьерой чиновника", и вскарабкивались на деревья с проворством обезьян.

Первый месяц мы ходили шагом только по команде. Остальное время главный способ передвижения был бегом.

-- Мы выучили наизусть правила внутреннего распорядка в казарме, в помещении и правила хранения вещей в шкафах.

-- Мы изучили знаки различия в армии и на флоте.

-- Мы заучивали названия гарнизонов и номера соединений, пока не усвоили их так прочно, что могли и со сна ответить на вопрос о них.

-- Мы научились наводить глянец на поясной ремень и сапоги, дабы они "блестели, как бычье брюхо при лунном сиянии".

-- Мы научились чистить ребром монеты внутренние швы сапог и ботинок.

-- Мы научились песком и металлической щеткой соскабливать нагар с кофейников и котелков.

-- Нас приучили к тому, что железные печки надо зимой и летом изо дня в день, днем и ночью драить, чтобы они сверкали, как новенькие.

-- Мы научились натирать мастикой уборные и деревянные части "очка".

-- Мы научились маршировать. По отделениям, повзводно и ротой.

-- Мы научились выносить боль не моргнувши.

-- Мы научились проглатывать оскорбление и тотчас о нем забывать.

-- Нас приучили говорить, только когда спрашивают.

Мы многому научились -- и почти автоматически все больше теряли способность понимать, что в этой мясорубке мы в совершенстве научились только одному -- отказываться от собственного мнения, от собственного суждения -- и превратились в бездумных исполнителей приказов, для которых существует только слепое повиновение, и больше ничего.

Правда, нам казалось, что мы знаем, для чего мы стали солдатами, у нас были расплывчатые национальные идеалы, но мы сознательно или бессознательно уклонялись от возможности, не говоря уж об обязанности, сопоставить полученную здесь "науку" с нашими представлениями и спросить себя, может ли подобное "воинское обучение" привести к добру народ и отечество.

Мы отмахивались как от "придирок" от того, что в действительности было системой, такой системой, которая вела к деградации человека и превращала его в безотказно функционирующий винтик военной машины.

Мы не только не способны были постигнуть значение роковой эволюции в нашей собственной жизни, но и уловить зависимость нашей психологии от роковой эволюции, происходившей в нашем отечестве; напротив, мы уже мыслили в согласии с извращенной системой понятий наших инструкторов и гордились тем, что перестали быть "жалкими шпаками" и сделались "людьми".

И чем дольше мы служили в рейхсвере, чем глубже укоренялось в нас сознание нашей избранности, тем сильнее была уверенность, что "человек" лишь тот, кто принадлежит к "расе господ".

Но сначала мы радовались, что, наконец, стали настоящими солдатами.

0x01 graphic

Правда, в Кольберге генерал уже назвал нас солдатами, и мы ему поверили.

Но после строевого обучения мы поняли: хоть генерал, может статься, и важная птица, но царь и бог для нас--ротный фельдфебель.

Итак, мы стали "людьми", и нам дозволено было получить винтовки.

Вручение винтовок было торжественным событием, почти как помолвка или свадьба.

Ружье и было "невестой" солдата, его надлежало беречь и лелеять и не отдавать в чужие руки.

Формально лишь теперь истекал срок, в течение которого мы могли взять обратно свое ходатайство о зачислении нас добровольцами в рейхсвер.

Однако нас уже в Кольберге привели к присяге и, кроме того, никто и не думал об отказе.

Только два солдата, физически непригодные для службы, отправились домой, и то не по собственному желанию, а да основании заключения врачей. Печальные и подавленные, они расстались с нами. Мы их жалели.

0x01 graphic

Все, чему мы до сих пор обучались, мы теперь повторяли с винтовкой и штыком.

К этому прибавились ружейные приемы.

-- Ружье на-а плечо! Внимание! На караул! На-а плечо! К ноге!

Засим нас учили стрелять, подняв прицельную рамку, и ловить цель на мушку, заряжать и ставить на предохранитель, разряжать и вынимать патрон.

Мы получили две патронные обоймы и учебные патроны из латуни, а ведь ребенком я играл боевыми патронами.

Учебные патроны полагалось ежедневно чистить асидолом.

Если они недостаточно блестели, назначались дополнительные полчаса строевой подготовки.

Потом мы занимались маршировкой -- строевым шагом и старопрусским парадным шагом, гусиным шагом.

В одиночку, отделениями и ротой.

0x01 graphic

И снова ружейные приемы. В одиночку, отделениями, ротой. Постепенно мы превращались в единый механизм.

Когда, бывало, рота построена, никто не шелохнется, все стояли как вкопанные.

Мы носили сапоги или башмаки на шнурках.

Каждая подметка была приколочена тридцатью двумя гвоздиками.

После пятичасовых упражнений или дальнего похода, естественно, нескольких гвоздиков не хватало.

Но горе тому, у кого при следующем построении не было сколько положено гвоздиков на подметке.

А подбить подметку мы не успевали.

Рота вступала маршем во двор, мчалась в помещение, ставила винтовки в козлы, штурмовала умывальную, и уже слышались трели свистка дежурного унтер-офицера:

"Построиться на обед!" В одно мгновение мы снова были на месте.

Дежурный унтер рапортовал фельдфебелю.

Фельдфебель шагал позади роты.

-- Левую ногу выше! Правую ногу выше! Каждый, у кого не хватало гвоздей на подметке, отмечался и должен был полчаса дополнительно проходить строевую подготовку.

Затем фельдфебель шагал вдоль строя.

-- Показать руки!

Пять часов мы копались в грязи, тем не менее ногти у нас должны были быть под стать ноготкам парикмахерши.

Если фельдфебелю не нравились наши "лопаты", полагалось полчаса дополнительных упражнений.

Если у бедняги не все пуговицы были застегнуты, на него обрушивалась буря.

-- Вы что, нарочно? Хотите простудиться? Это членовредительство, мальчишка! Стоит тут полуголый! Записать на полчаса!

Если же у солдата на одежде не хватало пуговицы, значит, он расхищает государственное имущество.

И пока продолжался этот спектакль, рота стояла как вкопанная.

Время шло.

Для еды оставалось всего несколько минут.

Мы, давясь, глотали пищу и мчались в казарму.

Может, кому-нибудь надо было в уборную, но уже слышалась трель свистка унтера: "Построиться на перекличку!"

И снова все стояли как вкопанные.

Механизм функционировал правильно.

Ротный фельдфебель был вроде бы солдатской матерью.

Практически он занимался всем и должен был обо всем заботиться.

Командира роты можно было бы сравнить с отцом семейства, который поручает матери повседневные дела и его нельзя обременять всякой чепухой.

В первую очередь его интересовал механизм в целом, а каждый новобранец в отдельности был в его глазах только номере м.

Стоит рота как вкопанная, значит, все в порядке.

Нашу "мать" мы видели ежедневно, а "отца" в течение полугода очень редко, да и то недолго...

Вот такова была часть истории Б. Винцера...

Заканчивая эту историю, хочу обратить внимание на иллюстрацию, которая, как мне кажется имеет какое-то значение для русской Армии

0x01 graphic

Военная служба в том виде, как иллюстрировано и показано, ведь, не главное...

Ведь Петр Великий дал одно великое завещание:

"Не забывайте о военном искусстве.

Военное искусство есть борьба за жизнь.

Не уставайте же совершенствоваться в военном деле!

Идите в нем впереди народов, а не назади их!

Побеждающий на войне народ продолжает побеждать и в годы мира: во всякой деятельности он остается победоносным. А в непрерывной победе над препятствиями и заключается настоящий прогресс".

0x01 graphic

Петр I (1698)

Художник Г. Кнеллер.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 10/05/2014, изменен: 10/05/2014. 35k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 12 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович Петр Великий дал одно великое завещание...

Каменев Анатолий Иванович
Петр Великий дал одно великое завещание...