ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Письмо могильщика"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

0x01 graphic

Могильщик.

Художник Васнецов Виктор Михайлович

М. Бурцев

ПРОЗРЕНИЕ

"Письмо могильщика"

(фрагменты из кн.)

Начало со ст. 16 и 17.06.2014 г.

Доклад на эту тему был представлен в Центральный Комитет партии, а 5 мая состоялась беседа у кандидата в члены Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А. С. Щербакова. Эта беседа, на которой присутствовал и Д. З. Мануильский, хорошо запомнилась мне.

"Большое видится на расстоянье", -- справедливо заметил русский поэт, и сегодня, по прошествии многих лет, я понимаю, что в докладе нам не в полной мере удалось осветить основные вопросы идеологической борьбы. Но и тогда, в текучке напряженной работы, мы все-таки сделали ряд важных выводов.

-- В частности, в докладе отмечалось, что, несмотря на крупное поражение вермахта, фашистской верхушке удалось не только предотвратить разложение своих войск, но и привести их в порядок, подготовить к новому наступлению.

-- Мы подчеркивали, что на данном этапе войны наибольшей силой воздействия обладают не общеполитические, а конкретно-оперативные листовки и агитпередачи для солдат определенных частей и соединений, касающиеся наиболее чувствительных для них переживаний.

-- Однако фронтовые и армейские политорганы еще недостаточно занимаются такой агитацией, повторяя главным образом тезисы и аргументы общеполитической пропаганды. Между тем из миллиарда экземпляров пропагандистских материалов, изданных и распространенных среди войск противника, четвертая часть приходится на долю политорганов фронтов, армий и дивизий. Следовательно, возможности используются далеко не в полную силу.

Отмечались в нашем докладе и другие недостатки: недокомплект технических средств, нехватка квалифицированных дикторов, слабое знание многими пропагандистами языка противника, а также недооценка значения идеологической работы со стороны некоторых командиров и политработников.

Но главный недостаток в содержании общеполитической пропаганды сформулировал Д. З. Мануильский.

-- Нужны четкие, ясные, определенные, понятные для немецких солдат лозунги о перспективах Германии и немецкого народа, -- сказал он. -- В изданиях политорганов все еще нет развернутой программы борьбы за свободную и независимую Германию. А ведь немецкого солдата больше всего волнует: что будет с ним и его родиной, семьей, народом после неизбежного военного поражения?

Да, Дмитрий Захарович прав. Гитлеровцы говорят немецкому солдату: победа или смерть. Они твердят: в случае поражения Германия будет уничтожена, немецкий народ -- истреблен. Наша же пропаганда недостаточно активно разъясняет тезис "гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское -- остается".

Должен признать, что мы не совсем трезво оценивали первые результаты идеологического воздействия на вражеские войска.

Трофейные документы, цитированные выше приказы, письма, показания пленных как бы подталкивали нас к мысли, что перелом в отношении к советской пропаганде у значительной части солдат вермахта уже произошел. На деле же, однако, перелом к тому времени еще не наступил. Центральный Комитет поправил нас.

-- Явного разложения немецко-фашистской армии нет, -- подытожил свои впечатления от доклада А. С. Щербаков. -- Немецкие солдаты партиями в плен не сдаются. Причины: угроза расстрела со стороны гитлеровских офицеров, опасения расстрела в плену, боязнь поражения, тревога за судьбу Германии и всего народа после нашей победы. -- Он говорил спокойно, не торопясь, четко формулируя свою мысль. -- Задача нашей пропаганды в том, чтобы рассеять страх немцев, разбить главные тезисы фашистской пропаганды, особенно тезис о том, будто поражение Гитлера означает уничтожение германского государства и народа. Надо неустанно доказывать неизбежность поражения гитлеровской Германии, но в то же время подчеркивать, что это станет гибелью фашистского режима, а не Германии и ее народа. Все это есть в последних приказах товарища Сталина... -- А. С. Щербаков сделал небольшую паузу, поправил свои большие круглые очки и продолжил: -- И вот еще что... Надо активнее привлекать к работе немецких товарищей-политэмигрантов, тем более что они сами жаждут такой работы, а также добровольцев из военнопленных. Но не смешивать их выступления против войны и фашизма с пропагандой наших политорганов. Выступления политэмигрантов и военнопленных привлекательны, так как ведутся немцами и для немцев с национально-патриотических позиций! Они отстаивают в первую очередь интересы своей родины и своего народа. Мы и немцы-антифашисты -- это единый фронт идеологической борьбы. Этот фронт надо создать! Установить более тесное и активное содружество Красной Армии, ее политорганов с национально-патриотическими антифашистскими силами Германии и оккупированных ею стран.

Антифашистская школа

Еще в начале войны под Москвой, в районе Красногорска, был создан пересыльный лагерь для военнопленных, главным образом офицеров вермахта. Близость к Москве и частая смена состава лагеря позволяли нашему отделу получать здесь свежую информацию, а заодно и проверять, как реагируют пленные на наши пропагандистские материалы.

В Красногорском, а затем и в других лагерях постепенно выявлялись и сплачивались антифашисты, создававшие под влиянием немецких коммунистов различные самодеятельные организации: советы, комитеты, кружки, группы содействия газете "Фрайес Дойчланд". К марту 1942 года в Красногорском лагере уже действовала группа антифашистски настроенных пленных немецких офицеров во главе с артиллерийским капитаном Э. Хадерманом, учителем по профессии. По его заявлению, он и в Германии не разделял программы национал-социалистской партии, уродовавшей, как он считал, молодое поколение. В лагере же Эрнст Хадерман открыто выступал против нацистских взглядов офицеров, обличал Гитлера, осуждал войну, доказывал, что в интересах Германии покончить с ней. Ему, да и всей его группе, на первых порах было трудно -- многие офицеры третировали их, даже угрожали физической расправой. Но антифашисты не сдавались, смело отстаивали свои взгляды.

И вот они выступили с листовкой-обращением к офицерам вермахта (это было после поражения группы армий "Центр" под Москвой). Листовка-обращение изобличала Гитлера, обнажала противоречия в вермахте и направляла растущее недовольство среди офицеров против Гитлера. Авторы обращения указывали, что "смещение генерал-фельдмаршала фон Браухича -- это пощечина всему германскому офицерству. Верховное командование Гитлера -- это несчастье для всей германской армии, для каждого офицера и солдата... Гитлер внес раздор в ряды немецкой армии. Недоверие друг к другу, групповая борьба раскалывают офицерство. Тон задают сопляки из СС и гестапо. Дух нацистских ландскнехтов вытесняет дух дружбы, традиций и чести".

Далее пленные офицеры доказывали соотечественникам, что "ни при каких обстоятельствах Германия не может выиграть войну против Англии, России и Америки ". Выход? "Взять знамя в собственные руки и спасти наше отечество" -- пусть даже ценой внутренней борьбы "между присягой, которую мы принесли недостойному, и долгом по отношению к нашему отечеству".

"Начинайте борьбу за спасение Германии, за свержение Гитлера и его режима!" -- таким призывом заканчивалось это обращение, ставшее, без преувеличения, новым словом в пропаганде среди офицеров вермахта, ибо оно, во-первых, учитывало недовольство Гитлером старых служак-офицеров и даже генералов бывшего рейхсвера -- недовольство, еще не вылившееся, правда, в какие-либо формы противодействия, а во-вторых, оправдывало нарушение военной присяги, коль скоро принесена она "недостойному". Понятно, что такой афронт со стороны еще недавних "боевых друзей" вызвал в лагере жаркие дискуссии, способствовавшие дальнейшему размежеванию среди пленных офицеров.

Эта политическая акция бывших офицеров вермахта, перешедших в лагере для военнопленных в стан антифашистов, стала, конечно, известна и в самом вермахте -- из листовок и специальных статей, опубликованных газетой "Фрайес Дойчланд", вызвав, как утверждали новые пленные, в офицерской среде расслоение, скорее, разумеется, тайное, скрытое, нежели явное и открытое, которому еще предстояло зреть и зреть...

Красногорский лагерь часто посещали руководящие деятели коммунистических партий Германии, Румынии, Италии, Венгрии и Австрии. Они встречались с военнопленными, вели среди них антифашистскую пропаганду. 9 апреля я получил указание сопровождать в Красногорский лагерь Председателя ЦК КПГ Вильгельма Пика и члена ЦК Антона Аккермана. Германские коммунисты уже не раз адесь бывали, но вот контакты с пленными офицерами налаживались трудно. Поскольку влияние политорганов Красной Армии на офицерский корпус противника все еще было незначительным, эта поездка имела определенный смысл и для меня. Я до сих пор слышу глуховатый, рокочущий бас Вильгельма Пика, несколько резковатый, когда он возбуждался, разговаривая с офицерами, которые, словно бы нарочно, не хотели понимать его.

Полемическому темпераменту страстного пропагандиста марксизма я подивился еще раз, год спустя, когда сопровождал его в Суздальский лагерь для военнопленных на встречу с генерал-фельдмаршалом Паулюсом. Но о той встрече еще пойдет речь. Результатом же этой поездки явилась листовка-обращение "К соотечественникам на фронте", с которой мне хочется познакомить читателей.

"Солдаты! Соотечественники!

К вам обращается Вильгельм Пик, избранный немецким народом депутат рейхстага. Прислушайтесь к словам старого человека, всю жизнь бывшего борцом и всегда говорившего правду своему народу. Я изведал много горя, пережил тяжелые времена. Но теперь, оглядываясь на 66 лет, прожитых мною, я могу сказать: бороться стоило!

Я боролся за дело трудового народа, я хотел уберечь наш народ от войны. Я боролся за доброе, правое дело, которое победит вопреки всем временным ударам судьбы. Вы сражаетесь за ложь, неправое, проигранное дело. Вы сражаетесь за Гитлера, который хочет поработить свободный советский народ, за того, который умножает прибыли немецких военных спекулянтов. Вы умираете за Гитлера, который толкает Германию в пропасть. Для меня ужасна мысль о том, что так много сынов немецкого народа бессмысленно проливают свою кровь.

Мне от души хотелось бы дать вам совет: уходите с фронта! Возвращайтесь на родину, и лучше сегодня, чем завтра. В России вы ничего не выиграете и все [94] потеряете. Но я знаю, что этому совету последовать трудно. Этот путь в Германию далек. Он ведет через страны, где вас проклинают, где вы будете окружены ненавистью народа. Поэтому я советую вам -- изберите более легкий и краткий путь. Последуйте примеру ваших товарищей, которые перешли в русский плен и счастливы, что война для них кончилась, что они вернутся в Германию, мирную и свободную!"

Иллюстрированная фотографией автора, беседующего с группой немецких военнопленных, листовка заканчивалась призывом: "Спасайтесь от бессмысленной смерти! Германии нужна не ваша смерть, а ваша жизнь!" Не буду комментировать этот замечательный пропагандистский документ, укажу лишь на доверительность его интонации, которая как бы поглощает всю "агитацию и пропаганду", но на самом деле вовлекает в размышление, неназойливо доводит идею до сознания того, кто прочтет это выстраданное послание. Кто возьмется подсчитать, сколько немецких солдат перешло к нам с этой листовкой, провозгласившей: "Германии нужна не ваша смерть, а ваша жизнь".

Мы получили для издания обращение "К немецким солдатам-соотечественникам" старейших германских коммунистов, бывших депутатов рейхстага -- Вильгельма Флорина, Вальтера Ульбрихта, Густава Собботки. От группы деятелей революционных профсоюзов "К рабочим в шинелях, соотечественникам" обращение подготовил Антон Аккерман.

Антифашистская школа создавалась на базе лагеря, располагавшегося в Горьковской области, затем она была переведена в Красногорск. Обучались в ней 3 месяца. Для начала отобрали 60 пленных солдат и несколько офицеров -- противников фашизма и войны. 2 мая школа была открыта. Система обучения включала лекции, самостоятельную подготовку и семинары. Нелегко давалась нам разработка учебной программы. Подобных школ, казалось, не было, во всяком случае, мы не знали о них и опытом не могли воспользоваться. (Лишь позже нам стало известно, что такие школы для польских солдат -- перебежчиков и пленных существовали в 1920 году.) Поэтому дебаты о том, какой должна быть антифашистская школа для солдата, еще вчерашнего нашего врага, шли горячие, заинтересованные. Вставал, например, вопрос: преподавать курс марксизма-ленинизма или курс актуальных проблем антифашистской борьбы на основе марксизма-ленинизма? Верх одержала вторая точка зрения.

Утвержденная программа содержала 4 раздела: правда о гитлеровской Германии; Советский Союз -- страна социализма; вторая мировая война и неизбежность поражения фашистской Германии; основные понятия об обществе и государстве. В ходе обучения программа, естественно, совершенствовалась. Уже для второго набора был включен пятый раздел -- об опыте пропагандистской работы антифашистов, а затем -- это было уже в 1944 году -- еще один раздел -- о будущей новой Германии.

Постоянными преподавателями школы были известные немецкие коммунисты Гейнц Гофман (ныне министр национальной обороны ГДР), Герман Матери, Эдвин Гернле, Рудольф Линдау, а также Георге Стойко (Румыния), Ференц Мюнних (Венгрия). Часто посещали школу Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт и другие деятели КПГ. Вальтер Ульбрихт, можно сказать, был политическим шефом школы, он хорошо знал всех курсантов, принимал непосредственное участие в их наборе и обучении, в распределении выпускников. Вел занятия с курсантами и руководитель школы Янцен. Периодически наезжали в школу сотрудники нашего отдела -- читали доклады и лекции. У меня сохранился "План тематических лекции на ближайшее время". Он невелик, и я приведу его целиком: "1) КПГ на современном этапе. -- В. Ульбрихт. 2) Современная фашистская пропаганда. -- А. Пик. 3) Борьба сил реакции и прогресса в Германии. -- Ф-. Рубинер. 4) Борьба прогресса и реакции в истории русского народа. -- Подполковник Н. Н. Берников. 5) Учение В. И. Ленина по национальному вопросу. -- Подполковник К. Л. Селезнев. 6) Политический разгром фашизма. -- Капитан Ю. А. Жданов. 7) Законы социалистической экономики. -- Майор Г. Е. Константиновский. 8) Культура и быт в СССР. -- Подполковник М. М. Кияткин. 9) Военно-политический обзор. -- Подполковник В. И. Немчинов. 10) Борьба за коммунистическое мировоззрение. -- Полковник И. С. Брагинский. 11) Советская художественная литература. -- Капитан В. Л. Мартенс. 12) Крах германской военной доктрины. -- Капитан В. В. Лосев".

Закончившие школу антифашисты принимали присягу, в которой клялись: "Бороться, пока мой народ не будет снова свободным и счастливым, пока не будет смыт позор и стыд фашистского варварства и не будет уничтожен гитлеровский фашизм".

Выпускники так отзывались о школе: "Здесь я научился наконец самостоятельно мыслить", "Какими же мы были идиотами! Нам надо было попасть в плен к русским, чтобы стать настоящими людьми!". Но эти отзывы появились потом. В первые же недели занятий школы никто бы не мог сказать, не покривив душой, что сознание курсантов заметно изменилось. "Многие из них не откровенны, сдержанны, общественно и политически недостаточно, активны", -- доводилось мне слышать от Янцена.

В августе в антифашистской школе состоялся первый выпуск. Большинство курсантов сдали экзамены на "хорошо" и "отлично". Часть из них тут же попросилась на фронт -- агитаторами или дикторами "звуковок". Другая часть вошла в пропагандистские бригады А. А. Самойлова и И. С. Брагинского, выезжавшие на Сталинградский и Калининский фронты. Немецкие антифашисты успешно выдержали боевое крещение. Отличились в районе Великих Лук рядовой Ф. Гольд и обер-лейтенант Ф. Аугустин -- за умелое и мужественное выполнение задания командования первый был награжден орденом Красной Звезды, второй -- медалью "За боевые заслуги".

Итак, антифашистская школа принесла первые плоды. Вскоре состав ее слушателей был увеличен вдвое. Кроме того, в Южском лагере Горьковской области были открыты курсы, на которых обучалось до 1000 антифашистов. Во главе этого учебного центра был поставлен М. М. Кияткин, способный организатор, эрудированный и вдумчивый сотрудник нашего отдела. Позднее, уже в 1943 году, политуправлениям фронтов разрешалось по мере необходимости открывать фронтовые антифашистские школы, служившие учебной базой для политработы среди противостоящих войск противника. Такая школа была создана и при нашем отделе. В ней помимо обучения антифашисты участвовали в разработке тематики и аргументов пропагандистских выступлений, рассчитанных на фронт и тыл вражеских стран.

Антифашистская школа в Красногорске стала центральной. Среди первых ее выпускников, активных фронтовых пропагандистов, были, в частности, Г. Кесслер -- ныне заместитель министра национальной обороны ГДР, начальник Главного политического управления Национальной народной армии, Ф. Шефлер, ставший в последующем контр-адмиралом ВМС ГДР, Ф. Райер, Ф. Гольд, Г. Флайшнер, Г. Циппель, Г. Вольф, И. Шредер. Кстати, окончили Центральную школу и два пленных немецких генерала.

К весне 1942 года Гитлер не сумел подготовить и начать обещанного "решающего" наступления, которое мы в листовках к немцам называли "весенним блефом Гитлера". Но он продолжал готовиться к боям, безудержно рекламировал свой новый поход на восточном фронте, который откладывал на лето. Для этой цели Гитлер поставил под ружье более 6 миллионов человек -- немалую часть этой армии (810 тыс. чел.) составляли войска сателлитов. На его стороне было превосходство в боевых самолетах и транспортных средствах. Главный удар был намечен на южном направлении -- на Кавказ и Волгу, на Сталинград.

Зная о предстоящем летнем наступлении вермахта, Красная Армия усиленно готовилась как к оборонительным, так и к наступательным сражениям.

Директива способствовала развитию инициативы политорганов. В этой связи важное значение имели и такие меры, как реорганизация фронтовых газет на иностранных языках (за исключением газеты Карельского фронта на финском языке) в редакционно-издательские отделения (РИО) седьмых отделов политуправлений.

Укреплялись и седьмые отделения политотделов армий, им. кроме того, придавались подвижные типографии.

Одновременно газеты, издававшиеся седьмым отделом ГлавПУРа для военнопленных, теперь предназначались и для солдат вермахта и других вражеских армий. Увеличивались тиражи этих газет: они распространялись не только в лагерях военнопленных, но и по ту сторону фронта -- среди войск противника. И это было весьма разумно: центральные газеты были более интересными и содержательными, в них принимали участие квалифицированные литераторы-политэмигранты, а также пленные антифашисты.

И еще об одном должен сказать: для непосредственного руководства идеологической борьбой с противником по решению ЦК ВКП(б) в июле 1942 года был прикомандирован к Главному политическому управлению член ЦК партии Дмитрий Захарович Мануильский. Мы хорошо его знали. Видный деятель международного коммунистического движения, талантливый пропагандист и агитатор, он с первых дней войны принимал активное участие в работе по идеологическому воздействию на войска противника. Теперь же он был с нами постоянно. Повседневное общение с Д. З. Мануильским неизмеримо много дало всем нам. Так и стоит перед глазами картина; знакомый кабинет полон людьми -- политработники, писатели-антифашисты, сотрудники нашего отдела... Обсуждаются актуальные проблемы пропаганды, содержание листовок, убедительность аргументов... Дмитрий Захарович расхаживает по кабинету, размышляя вслух и стараясь придать занимающей его мысли четкую, законченную формулировку.

Лозунги в листовках, над которыми тут же трудились авторы, должны были быть, по убеждению Д. З. Мануильского, короткими, афористичными, стреляющими. Ему это, как правило, удавалось с ходу. А когда не получалось, он, бывало, останавливался смущенно, морщил лоб, потирал виски и с глубоким вздохом усаживался за стол, но листовку доводил до кондиции. Поздно вечером он уезжал домой, но мы не расходились -- знали, что через 15-20 минут последует звонок и Дмитрий Захарович кого-то пригласит к себе: "Знаете, у меня тут по дороге кое-какие новые мысли появились..." Только тогда, когда работа над листовками завершалась окончательно, я докладывал о них начальнику ГлавПУРа, чтобы получить разрешение на массовое издание и распространение.

С приходом Д. З. Мануильского неизмеримо вырос научный уровень постановки и разработки проблем политработы среди вражеских войск, повысилось качество пропагандистских материалов. Была создана по-настоящему творческая обстановка, способствующая развитию коллективной мысли. Высоко ценились смелость и инициатива в пропагандистских поисках. К разработке проблем пропаганды среди войск противника были привлечены опытные люди, в том числе руководящие деятели антифашистских организаций ряда стран.

Мы доложили Д. З. Мануильскому, что в личном составе вермахта произошла заметная дифференциация. Ударную силу группы армий "Юг" все еще составляли "старые фронтовики". И хотя среди них зрело глубокое недовольство ходом войны -- более других они устали от беспрерывных боев, -- в целом "старые фронтовики" не потеряли веры в обещания Гитлера добиться победы; развращенные захватами и грабежами, мечтая о реванше за поражение под Москвой, они сломя голову бросались в новые его авантюры. Заметим, что части вермахта, продвигавшиеся на южном и юго-восточном направлениях, сами непосредственно не испытали горечи катастрофы под Москвой. Они шли на Восток в благоприятных климатических условиях, захватывали богатые продовольствием области Украины, Северного Кавказа.

Влились в вермахт и сотни тысяч мобилизованных юнцов 17-18 лет из гитлерюгенда. Эти юнцы слепо верили фюреру, беспрекословно повиновались командирам и рвались в бой, мечтая о чинах, наградах и грабежах, но, не имея боевого опыта и достаточной выучки, быстро скисали в горячей обстановке.

Немало находилось в группе армий "Юг" и резервистов от 40 лет и старше, в основном рабочих, лишенных брони и замененных на своих предприятиях пленными или пригнанными рабочими из оккупированных фашистами стран. Встречались среди резервистов и давние противники нацизма. Многие воевали еще в первую мировую войну на восточном фронте, то есть против России. Они не лезли вперед, старались спасти свою жизнь и вернуться домой.

И, наконец, такой контингент вермахта, как тыловики, пригнанные на фронт, в основном побывавшие ранее в сражениях, выздоровевшие раненые и больные. Пережитые страдания оставили в их сознании страх перед окопами, и отправка на фронт после спокойной и безопасной службы в тылу вызывала известное недовольство, не выходившее, однако, за рамки послушания.

Успехи могли увлечь немецких солдат. Тем более что нацистская пропаганда, отличавшаяся непомерной парадностью, крикливостью, хвастовством, прославлением сверхъестественных качеств фюрера, поддерживала их дух, а гестапо пресекало нарушения дисциплины всеми возможными средствами. Солдат ободряли, в частности, и тем, будто резервы Красной Армии иссякли, а союзники СССР -- Англия и США -- открывать второй фронт отказались.

Группа армий "Юг" была сильно разбавлена не очень-то желающими воевать, да и недостаточно вооруженными румынскими, итальянскими, венгерскими и словацкими частями. Это -- самое слабое звено вермахта...

-- Его ахиллесова пята, -- вступил в разговор внимательно слушавший нас Д. З. Мануильский. -- Стало быть, в условиях нового летнего наступления фашистских захватчиков это обстоятельство надо учитывать. В нашем активе по-прежнему остаются и провал гитлеровского блицкрига, и страх перед еще одной такой же развязкой, как разгром под Москвой. А как только вступят в строй наши свежие танковые и воздушные армии, части реактивной артиллерии, можно быть уверенным: фактор страха, как в вермахте, так и особенно в подвассальных ему армиях, станет действовать еще сильнее и это, рано ли, поздно ли, приведет к росту пораженческих настроений.

Пропагандистское оружие Красной Армии теперь нацеливалось на то, чтобы ослабить наступательный натиск противника, вселить в сознание немецких солдат чувство неизбежной обреченности. Это направление в пропаганде мы подкрепили в листовках новыми военно-стратегическими аргументами. "Побеждает не тот, кто выигрывает отдельные сражения, -- говорилось в одной из наших июльских листовок 1942 года, -- а тот, кто выигрывает войну. Длительную же войну может выиграть тот, у кого более могущественные союзники, у кого больше возможностей для производства вооружения, у кого более крепкий тыл, у кого меньше врагов и больше друзей в мире. По всем этим и другим показателям войну выиграют СССР, США и Англия. Дело Гитлера безнадежно. Наше правое дело победит". Но поскольку гитлеровцы усиленно наступали на Сталинград и Кавказ, в листовке разъяснялось, во что им обходятся эти временные успехи: "Вы считаете свои победы количеством пройденных километров, а мы считаем победы количеством уничтоженных немецких дивизий. Наша земля к нам вернется, а ваши погибшие дивизии не вернутся к вам никогда. Победа будет за нами".

Мы снова обращались к урокам истории: "На Россию ходили ваши предки -- рыцари Тевтонского ордена. Их кости сгнили на дне Чудского озера. На Россию ходил Фридрих II. Его поход закончился капитуляцией Берлина перед русскими войсками. На Россию ходил Наполеон. Он окончил свои дни в заточении как пленник. На Россию ходил Вильгельм II. Он погубил миллионы немцев и потерял корону. По их следам ведет вас Гитлер. Вы истекаете кровью, но победы не добьетесь. Победить Россию невозможно!"

Главной темой пропагандистских выступлений политорганов становились теперь потери врага.

"Сколько потеряла ваша дивизия в последних боях?" Следуют цифры и факты. "Сколько стоит жизнь солдата вашего полка?" Следуют примеры из вчерашнего боя этого полка. "И тебя настигнет пуля, -- предупреждали агитпередачи перед новой атакой вражеской роты или батальона, -- как настигла она вчера твоих товарищей". "Сколько немцев погубил Гитлер на восточном фронте?" И следуют итоги, свидетельствующие о том, как редеет армия, как истощаются ее резервы. Оригинальную листовку "Письмо могильщика" издало политуправление Воронежского фронта.

Ее текст гласит:

"Солдаты и офицеры 323-й пехотной дивизии! С 17 июля по 15 сентября я своими руками захоронил на кладбище в Николаевке 620 солдат и офицеров 323-й дивизии. Всего же дивизия потеряла под Воронежем убитыми и ранеными не менее 5000 человек. Вы сами видите, как от рот, батальонов, даже полков остаются жалкие остатки. Если так будет продолжаться и дальше, то скоро вся 323-я дивизия переселится на кладбище в Николаевке. Во время последних атак русских даже нас, солдат похоронной команды, послали в бой. Зачем эти ужасные жертвы? Подумайте о ваших женах и детях! Кончайте с войной! Переходите в плен! Могу вас заверить, что русские с пленными обращаются по-человечески".

Под листовкой стояла подпись -- имя и фамилия солдата похоронной команды.

Трудно, да, наверное, и невозможно, было командиру" дивизии опровергнуть листовку с письмом могильщика. Эта листовка равносильна меткому выстрелу. Причем "духовную пулю" не вынешь никаким хирургическим инструментом -- она проникает и в сердце и в разум, если только солдат способен хоть в какой-то мере воспринимать правду.

"Почему здесь нет эсэсовцев?" -- обращалась к немецким солдатам листовка политуправления Южного фронта. "Обильно льется ваша кровь под Сталинградом, смекая на пыльную степную землю. За любую попытку продвинуться вперед вы ежедневно платите тысячами трупов". И те, к кому обращались, видели это своими глазами. Теперь они невольно задумывались. А им подавалась "информация для размышления" о роскошной жизни эсэсовцев в Германии: там они "получают теплые местечки", "выколачивают теплые вещи для "добровольной зимней помощи", "пристают к солдатским женам", "гонят вас на смерть" и т. д. Одним словом, здесь, под Сталинградом, "их нет". Вывод? "Спасайтесь от неотвратимой массовой гибели на фронте! Пусть вас заменят толстобрюхие гитлеровские крысы!"

Или вот листовка-обращение "К солдатам 3-й и 23-й танковых дивизий!", изданная политуправлением Закавказского фронта: "Не считаясь с огромными потерями, Гитлер гонит немецкую армию на Кавказ. Вашими трупами он хочет завалить ущелья и горные потоки Кавказа. Только за один день боев, 23 августа, в районе Моздока уничтожено 73 ваших танка". И это -- только начало, предупреждала листовка, в которой по именам я фамилиям были названы перешедшие в плен немецкие солдаты и унтер-офицеры, решительно заявившие: "Довольно этой бессмысленной и страшной войны. Плен -- наше спасение, нам он несет покой, нашим семьям -- счастье!"

"Кавказ -- могила для немецких солдат", -- говорилось в агитпередаче. В ней содержался призыв "не опьяняться временными успехами", а подумать о своей жизни и о своей семье. "Здесь, на Кавказе, каждый аул, каждая гора, каждая скала и каждое ущелье станут вашей могилой!"

Пропагандистские усилия политорганов фронта и флота по разложению вражеских войск на Кавказе способствовали успеху оборонительных сражений наших войск и, в частности, явились, как показывали пленные, "побудителями антивоенных настроений" некоторой части немецких и румынских солдат, их групповых переходов на сторону Красной Армии.

Кстати, до войны моряки не создавали отделов по работе среди войск противника, ссылаясь на специфику флота ("кругом вода"), но когда такая необходимость возникла, они их ввели. Вспоминается одна из встреч с Н. В. Краснопольским -- в то время уже подполковником, -- высоким, несколько сутуловатым, с простым и добрым лицом, на котором выделялись небольшие, но очень пышные усы. Рассказывая, Николай Васильевич то и дело поглаживал или подкручивал их.

-- Под Севастополем мы были загружены до отказа, работали в напряженном, бешеном темпе, но нам приходилось учиться многому, хотя и получили кое-какой опыт еще под Одессой. -- Он помолчал, подыскивая, видимо, какой-нибудь пример. -- Вот, скажем, подбор действенной аргументации. Это была, пожалуй, наибольшая трудность для нас: противник-то оказался не тот, что под Одессой. К немецким солдатам, крепко оболваненным фашистской пропагандой, нужен был иной подход... Да, Начали мы с показа потерь, убеждая немцев, что они не окупаются достигнутыми успехами. Вроде бы верно? Но знаете, что нам сказал пленный офицер-тиролец, когда мы ему показали свою листовку? -- Николай Васильевич лукаво глянул на меня и подкрутил левый ус. -- Он сказал: "Напрасно вы начинаете с многозначных цифр наших потерь. Геббельс приучил нас относиться к большим числам с недоверием. Читаем мы его сводки о потерях русских, делим число на 4, а то и на 5 и говорим: вот это ближе к истине. Так отнесутся к вашим цифрам и прусские мармеладники или баварские пивовары -- ведь их мышление прямолинейно, как дышло. Я не имею оснований не верить вашим цифрам, но я сделал бы иначе. Сначала я показал бы, сколько потеряла под Севастополем одна какая-то рота, потом -- другая, третья, назвал бы кое-какие фамилии убитых, а уже потом делал бы вывод, что не лучше обстоят дела и на других участках фронта. Вот тогда итоговая цифра вызвала бы большее доверие". -- Изобразив в лицах свой разговор с тирольцем, Николай Васильевич серьезно закончил: -- Добрый совет этого немецкого патриота, ненавидящего гитлеровские порядки, пошел нам на пользу. Наши листовки стали более убедительными, а всего под Севастополем политорганами было издано 250 листовок, информационных бюллетеней, газет, брошюр, открыток, писем, памяток, советов, обращений и другой печатной продукции...

Такого рода листовки говорили о многом: и о том, что политорганы изучают противника, используют по назначению добытые о нем сведения, и о том, что агитация находит отклик у солдат врага даже в период его наступления, и о том, наконец, что наши пропагандисты по-настоящему учатся работать с пленными. Таким образом, в летне-осеннюю кампанию 1942 года наша пропаганда на войска противника, действующие на сталинградском и Кавказском направлениях, приобретала все более конкретный, целеустремленный характер.

Ощутимее становилась "внешняя политработа" и на других фронтах. Свое воздействие на противника политорганы все чаще осуществляли путем концентрации сил и средств. Например, на Карельском фронте были созданы две звуковещательные батареи (по четыре окопные громкоговорящие установки в каждой). Развернутые с интервалом в 800-1000 метров, эти батареи в течение двух-трех дней одновременно вели агитпередачи в полосе немецкой дивизии. Тут уж, хочешь не хочешь, передачу приходится слушать: ее ничем не заглушишь. И немецкие солдаты слушали. Работа звуковещательных батарей, по мнению политуправления фронта, была более эффективной. К тому же выводу пришли и политработники Брянского фронта, сконцентрировавшие средства агитации против 56-й немецкой пехотной дивизии, по которой только что был нанесен удар в районе Волхова. В течение двух дней три мощные звуковещательные станции с земли и воздуха усиленно агитировали гитлеровцев сдаваться в плен. Появились и перебежчики, которые согласились выступать по "звуковкам".

С лета 1942 года налаживалось наше взаимодействие с партизанскими отрядами. Наряду со своей главной задачей -- вооруженной борьбой -- они воевали и оружием слова. В этом у них было неоспоримое преимущество: находясь в тылу врага, партизаны имели возможность развернуть агитацию непосредственно в его гарнизонах, установить связи с солдатами-антифашистами, пользоваться помощью тех советских людей, у которых квартировали или останавливались проходившие на фронт или to фронта оккупанты. Приведу один пример. Политуправление Воронежского фронта из 350 тысяч экземпляров листовок, которые были обращены к венгерским войскам, брошенным против партизан, 120 тысяч распространило через подпольные организации и партизанские отряды.

Командир венгерской восточной дивизии в своем приказе за N 796 от 31 декабря 1942 года объявлял циркуляр командующего 2-й венгерской армией, в котором указывалось, что большая часть гонведов (венгерских солдат) до сих пор не понимает, почему они "должны участвовать в войне против Советов. По их мнению, венгерские дела не имеют ничего общего с нынешней войной; война -- исключительно дело немцев", по отношению к которым "развивается до известной степени антипатия. Солдаты между собой говорят о том, что венгры только используются немцами, а в нужных случаях не получают от них достаточной поддержки. И продовольствием немцы снабжают венгров хуже, чем собственные войска". В этом "легко распознать влияние разлагающих лозунгов вражеской пропаганды... Солдаты подхватили эти лозунги и уже частично усвоили их... Нынешнее положение не может быть терпимо, ибо существует угроза, что идейным руководством войск завладеет враг. Описывать последствия этого излишне".

Излишне, вероятно, и нам комментировать документ, свидетельствующий, с одной стороны, о нежелании солдат продолжать войну, а с другой -- об успехах советской пропаганды, вызвавшей такие настроения среди гонведов. Командующий 5-м румынским армейским корпусом в приказе от 1 октября 1942 года также предлагал создать в каждой дивизии, в каждом полку и батальоне особую "службу пропаганды" для борьбы с "пропагандой противника", то есть нашей. Он требовал "не только собирать и уничтожать листовки, но и оспаривать их, разъяснять солдатам их подрывное содержание".

Специальный "Контрразведывательный бюллетень" (N 9), изданный штабом 2-й германской армии 3 ноября 1942 года, целиком и полностью был посвящен "большевистской пропаганде". Едва ли не впервые мы получили анализ работы политорганов Красной Армии, сделанный с той, вражеской стороны.

Противник подтверждал широкий размах советской пропаганды:

-- "находящиеся на восточном фронте немецкие войска буквально засыпаются разлагающими советскими листовками и слухами";

-- признавал ее предметность и целенаправленность: "большевистская разлагающая пропаганда и ее методы работы продуманы и систематизированы";

-- подчеркивал ее общедоступность, демократичность, антифашистскую направленность: "интересно отметить, что по возможности избегаются такие выражения, как "коммунизм", "большевизм", "буржуазия", "классовая борьба";

-- обращал внимание на ее массовость: "советская пропаганда работает как истинно массовая пропаганда на широчайшей базе... говорит она народными, солдатскими и специфически местными выражениями, дает возможность немцам обращаться к немцам"; признавал ее опасность, давал конкретные указания о борьбе с ней.

А в конце 1942 года даже само ОКВ -- верховное командование германских вооруженных сил -- обратилось к офицерскому корпусу с таким предупреждением: "Пропаганда противника является оружием, направленным на разложение армии. С каждым месяцем противник все чаще пускает в ход оружие пропаганды. К ней надо подходить серьезно".

В докладе "25-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции" И. В. Сталин четко и ясно сформулировал задачи советского народа и его армии: уничтожить гитлеровское государство, разгромить гитлеровскую армию, разрушить "новый порядок в Европе" и покарать его строителей.

При этом в докладе подчеркивалось: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию... Но уничтожить гитлеровское государство -- можно и должно". И далее: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить всякую организованную военную силу в Германии... Но уничтожить гитлеровскую армию -- можно и должно".

Можно смело сказать, что в Сталинграде пропаганда стала "личным оружием" не только работников седьмых отделов, но и всех звеньев командиров и политорганов -- снизу доверху. Именно здесь она получила всеобщее признание как неотъемлемая часть того неисчерпаемого арсенала, который, обрушиваясь на врага, деморализует его войска и тылы.

Сказанное в полной мере можно отнести не только ко времени контрнаступления, предпринятого нашими войсками, но и к оборонительным боям на сталинградском рубеже. Уже тогда наши листовки и агитпередачи взяли верный тон. Они сбивали у гитлеровцев спесь, заставляли немецких солдат поразмыслить, в какую пропасть они несутся, предупреждали, что их не ждет ничего, кроме смерти. На стенах Тракторного завода рабочие написали: "Немцы! Вы проклянёте тот день, когда пришли сюда. За вами по пятам ходит смерть. И нет для вас другой дороги, как в могилу!" "Не лезьте, Сталинград будет вашей могилой!" -- говорилось в листовках Красной Армии. "Сталинград -- трагедия для немецкой армии", -- утверждали листовки, предвосхищая печальный для врага финал битвы на Волге.

Политуправление Сталинградского фронта применило новинку: довело до вражеских войск содержание приказа Военного совета, в котором излагалась задача, поставленная перед воинами фронта: "Уничтожить врага под Сталинградом и заложить начало его разгрома и очищения нашей страны от кровавых захватчиков!" В приказе упоминалось и о том, что более 100 мощных атак 6-й немецкой армии было отбито войсками этого фронта всего лишь за 2 месяца и что 300 000 немецких солдат уже нашли свой бесславный конец в бессмысленных попытках овладеть городом.

"Подумайте, к чему ведут ваши атаки!" -- обращался к немецким солдатам политотдел 62-й армии. И если листовки призывали солдат: "Подумайте!", то снаряды и пули заставляли их думать, размышлять. Об этом свидетельствовали письма, найденные в карманах убитых немецких солдат. Вильгельм Мушинг писал: "До Дона война была еще терпима, но теперь русский стал наносить такие удары, что мы часто впадаем в полнейшее отчаяние. Здесь истребляются целые роты и батальоны, даже полки, без остатка. Сталинград стоит больше жертв, чем весь Восточный поход".

Контрнаступление началось 19 ноября. Мощнейший удар был нанесен по 6-й и 4-й танковой немецким армиям, по их флангам, где находились 3-я румынская и 8-я итальянская армии. Прорвав оборону, 5-я танковая и 21-я армии Юго-Западного фронта стремительно двинулись вперед, поддержанные войсками Донского фронта, действовавшей в их авангарде 65-й армией, а в это время три армии Сталинградского фронта также начали наступление, преодолевая отчаянное сопротивление частей вермахта. Ни шквал огня, ни беспрерывные контратаки врага -- ничто не могло остановить героических советских воинов в их неудержимом стремлении вперед. Поддержанные воздушными армиями, они брали крупнейшую группировку противника в кольцо, пока -- на четвертые сутки наступления, 23 ноября, -- не замкнули его. А затем началась эпопея по расчленению и уничтожению 330-тысячного авангарда вермахта. [123]

"Мы переживаем здесь большой кризис, -- писал своей жене из окружения 27 ноября генерал Гобеленц, командир одной из немецких дивизий, -- положение в общем и целом настолько критическое, что, но моему скромному разумению, дело похоже на то, что было год назад под Москвой". Похоже, что это понимали не только представители генералитета. "Битва за Сталинград близится к концу, -- записал в своем дневнике ефрейтор Герман Машер. -- Враг громит ураганным огнем из орудий всех калибров. Самолеты появляются группами по 36 штук. Изготовляем белые флаги!"

"Немецкие солдаты!

То, о чем мы предупреждали вас, свершилось!.. -- говорилось в нашей листовке "Разгром немецкой армии начался", сброшенной над группировкой противника еще 22-23 ноября. -- Германские армии у Сталинграда и к востоку от Дона окружены. Одновременно Красная Армия начала наступление на Тереке, у Владикавказа. Германские армии на Кавказе оказались в западне. В Северной Африке разгромлена армия Роммеля. Железное кольцо вокруг Гитлера сжимается. Это начало конца гитлеровской армии.

ЕСТЬ ТОЛЬКО ОДИН ВЫХОД! Сдавайтесь в плен -вы останетесь живы и вернетесь на родину, или снимайтесь с фронта и уходите домой сами, убирайте с пути гитлеровских офицеров, эсэсовцев и всех, кто будет мешать.

РЕШАЙТЕ БЫСТРЕЕ! ПРОМЕДЛЕНИЕ СМЕРТИ ПОДОБНО!"

За этой листовкой последовали сотни фронтовых и армейских листовок, многочисленные агитпередачи по "звуковкам" и радио, рассказы пленных солдат, добровольно согласившихся вернуться в свои части, -- немецких, румынских, итальянских, венгерских... Агитация, боевое слово словно бы спаялись с боевым оружием, задававшим тон в той невиданной в истории морально-психологической битве, которая продолжалась более двух месяцев, за склонение окруженных войск к массовой капитуляции. Два слова -- "Вы окружены!" -- подсказывали ошеломленному солдату и офицеру противника, как надо действовать в сложившейся ситуации. Обстоятельства делали восприимчивым и лозунг: "Сдавайтесь в плен -- иначе будете уничтожены". Чуть позднее листовки с этим лозунгом стали своеобразной "путевкой в жизнь" для многих окруженных.

В первые три дня наступления стояла нелетная погода, поэтому листовки распространялись танками прорыва! С улучшением погоды подключилась авиация, ежедневно доставлявшая окруженным румынским дивизиям по 40-80 тысяч экземпляров листовок, лозунгов-молний, пропусков в плен. Непрерывно вещали и мощные говорящие установки. И все это призывало, предлагало, требовало прекратить сопротивление, порвать с войной. В плену гарантировалось содержание согласно международным регламентациям, лечение больных и раненых. Указывался маршрут следования к сборному пункту пленных. Этот маршрут был для них дорогой к миру.

Начальник седьмого отдела политуправления Юго-Западного фронта полковник А. Д. Питерский поздней ночью докладывал по прямому проводу об агитоперации под кодовым названием "Кольцо", начавшейся 22 ноября.

-- Как только были окружены 5, 6 и 14-я румынские дивизии в районе станции Распопинская, по личному указанию представителя Ставки генерал-полковника артиллерии Н. Н. Воронова 70 рупористов-агитаторов 21-й армии с разных точек переднего края непрерывно передавали условия сдачи в плен. Одновременно в расположение окруженных дивизий были посланы добровольцы-пленные для вручения ультиматумов, предъявленных командирами 63-й и 96-й стрелковых дивизий, о немедленной капитуляции.

В тех условиях политорганы не могли ограничиться выпуском тематических листовок и агитпередачами. Было решено издавать специальный бюллетень "Последние известия для солдат немецких войск в сталинградском котле". Мы условились, что редактировать его будет Артур Пик, черпавший необходимый материал из общения с пленными и перебежчиками, а также из трофейных документов и радиоперехватов.

"Известия" выходили два-три раза в неделю. Вместе с сообщениями Совинформбюро в бюллетене печатались материалы, изобличавшие Гитлера, который лгал, уверяя, будто сопротивление 6-й армии обеспечивает "устойчивость всего фронта на Востоке". Наряду с этим доказывалась невыполнимость его обещания деблокировать окруженные войска. Каждый номер изобиловал рассказами о том, чему сами окруженные были очевидцами: о новых ударах Красной Армии, о сужении кольца, о растущих потерях в окруженной группировке, об увеличении числа раненых и обмороженных, не получающих должного ухода и лечения, о надвигающемся голоде. Материалы бюллетеня, как правило, иллюстрировались схемами, картами, фотоснимками. Печатались письма или отрывки из дневников, отражавшие настроения солдат, их откровения, признания, даже завещания, в которых они выражали "свою последнюю волю", просили прощения у родных за нанесенные им обиды и т. д.

В кармане убитого солдата Гаубальда обнаружено письмо к родителям, в котором он прямо писал: "Пребывание на фронте здесь, в России, способствует полному изменению прежних взглядов" (подчеркнуто мною. -- М. Б.). Ефрейтор Альберт Оттен был еще более откровенен. Перед смертью в письме к другу он признавался: "Часто задаешь себе вопрос, к чему все эти страдания?.. О подобных вещах думают 90% сражающихся в России немецких солдат. Это тяжелое время наложит свой отпечаток на многих, и они вернутся домой с иными взглядами (подчеркнуто мною.-М. Б.), чем те, которых они придерживались, когда уезжали".

Бюллетень оказывал сильное влияние на окруженные немецкие войска. Вместе с тем остро ощущалась потребность в каком-то официальном документе. И такой документ 30 ноября появился. Это было обращение командующих Сталинградским и Донским фронтами генерал-полковника А. И. Еременко и генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. В обращении приводились точные данные о потерях немецких и румынских войск за первые 8 дней наступления Красной Армии под Сталинградом, в результате которого 4-я танковая и 6-я армии оказались в плотном кольце окружения. Командующие двумя фронтами убедительно доказывали, что дальнейшее сопротивление окруженных приведет лишь к ненужным и массовым жертвам: "Немецкий солдат, сдающийся в плен в безнадежном положении, совершает не поступок позора, а акт благоразумия". Это был новый, ранее не использовавшийся в нашей агитации аргумент -- он не противоречил ни солдатской "клятве верности", ни офицерским "законам чести" и убедительно подводил к мысли о капитуляции и плене. "Тот, кто сдается, -- говорилось далее в обращении, -- перестает быть врагом". Следовательно, о мести, которой так опасались немецкие солдаты и офицеры, не могло быть и речи. "У вас есть выбор: жизнь или бессмысленная смерть!" -- этими словами заканчивалось обращение.

Политрук Лобанов, инструктор политотдела 284-й стрелковой дивизии, начал с того, что пожаловался на отсутствие у него ОГУ! получить ее -- "самая большая мечта на сегодняшний день". Главным своим делом, пока нет "кричалки" (так любовно прозвали в армии МГУ и ОГУ), он считал своевременную доставку в расположение противника листовок, которые либо присылает политотдел армии, либо он сам печатает на шапирографе. В каждом взводе у него есть "персональные" распространители, всего же по дивизии их "более сотни". В атаку они всегда идут с запасом не только боевых, но и "бумажных" патронов. Распространители листовок открыли личный счет -- кто и сколько доставил листовок противнику, иногда "прямо к входу в опорный пункт". За полтора последних месяца они распространили десятки тысяч листовок. Пятеро активистов удостоены медали "За боевые заслуги": с листовками, распространенными этими активистами, пришли пленные...

Спустя много лет в одной из его книг я прочитал: "Уже слышалось, когда наступали холода, вместо: "Рус, сдавайся, буль-буль Волга!"-другое, радовавшее нас: "Рус, давай ушанку". Может быть, такие факты покажутся кое-кому не стоящими внимания, для нас же такие донесения о моральном состоянии войска противника имели большое значение. Мы пристально изучали эти настроения, делали из них собственные выводы".

В седьмом отделе подполковник Здоров дал мне справку: только на Сталинградском фронте издано (и распространено в армии Паулюса) свыше 2 миллионов экземпляров листовок, обращений, газет, лозунгов, пропусков и других пропагандистских материалов. Но на окруженную армию издавали листовки еще и политорганы Донского и Юго-Западного фронтов! Кроме того, специально для Сталинграда Главное политическое управление выпустило 50 различных агитационных изданий. Всего же в декабре было распространено среди окруженных солдат более 5 миллионов экземпляров...

Среди этого множества печатной продукции выделю листовку "Секретный приказ немецкого командования", доставившую немало хлопот противнику.

Дело в том, что в этой листовке была склиширована копия совершенно секретного приказа командира 376-й пехотной дивизии, адресованного командиру 672-го пехотного полка этой дивизии, от 6 декабря 1942 года. Командир дивизии указывал: "Мне известно, что среди рядовых солдат и даже офицеров... советская листовка за подписью генералов Еременко и Рокоссовского вызвала стремление к капитуляции, так как создавшееся положение рассматривается как безнадежное".

Далее командир немецкой дивизии сообщал, что до него дошли сведения "о случаях неповиновения во время атак, переходов на сторону врага, особенно групповых, о выступлениях перед рядовыми солдатами с призывом складывать оружие и сдаваться в плен". А посему он приказывает "пресечь разговоры солдат или офицеров о капитуляции -- вплоть до расстрелов" и требует внушить строжайшее исполнение приказа фюрера: "Немецкий солдат должен умереть на совершенно безнадежном посту". Но именно копия этого совершенно секретного приказа попала в руки русских.

Об этом рассказывалось в коротенькой преамбуле листовки: 7 декабря 1942 года был сбит немецкий транспортный самолет Ю-52, в котором находились 25 офицеров 384-й пехотной дивизии. Через два дня был сбит другой Ю-52 -- с 29 офицерами 376-й пехотной дивизии, и у одного из них обнаружена копия этого приказа. Она и была целиком склиширована в листовке.

"Гвоздем" приказа был пункт третий: "Имеющееся в вашем распоряжении горючее выдавать только с моего личного согласия, так как оно предназначено для транспортировки воздушным путем персонала штабов, которая, согласно желанию фюрера, должна начаться завтра с отправки корпусных штабов". В примечании к третьему пункту предлагалось все мероприятия, связанные с его исполнением, "сохранять в строжайшей тайне".

Комментировать немецким солдатам смысл этого приказа, и особенно его третьего пункта, не было надобности. Солдатам только предлагалось ответить на вопрос: "Куда летели офицеры?" Тем, кто затруднялся подыскать правильный ответ, листовка подсказывала его: "Генералы и офицеры удирают, а вас, солдат, оставляют на гибель". Следовательно: "Берите судьбу в свои собственные руки! Силой заставляйте офицеров сложить оружие! Посылайте к нам своих делегатов с предложениями о сдаче в плен!"

Листовка, как показывали пленные, ослабила доверив солдат к офицерам, хотя и не подорвала его полностью. А их повиновение -- даже в критической ситуации -- оставалось серьезным препятствием на пути к массовой капитуляции.

Работа по разложению окруженной группировки изнутри могла стать более эффективной. Конечно, отправка агитаторов-добровольцев из числа пленных через линию фронта была связана с какой-то долей риска: отпущенные в свои части пленные могли вернуться к нам и привести новых пленных, но могли и не вернуться -- гитлеровские офицеры не упустят случая, чтобы схватить, их. И все же в тех условиях разложение противники изнутри сулило наибольший успех. К сожалению, некоторые командиры и политработники по-прежнему не проявляли инициативы в этом направлении. Из беседы о начальником политуправления фронта генералом П. И. Дорониным мне стало ясно: работа по разложению окруженных изнутри в какой-то мере сдерживалась.

А ларчик открывался просто -- использовать этот прием мешала нерешительность члена Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Неизвестно, как долго колебался бы он, если бы не разговор командующего фронтом генерала А. И. Еременко с И. В. Сталиным. Командующий, в частности, спросил, куда девать пленных немецких летчиков, выбросившихся с парашютом из подбитых самолетов, и получил ответ -- послать их обратно к Паулюсу с предложением начать переговоры о капитуляции.

Собрав пленных летчиков, А. И. Еременко сделал им соответствующее предложение, но они сказали: "Если мы вернемся и предложим герр генералу Паулюсу начать переговоры о капитуляции, нас неминуемо расстреляют. С вашего разрешения, герр генерал, мы не пойдем к Паулюсу, а останемся в плену, каким бы горьким для нас он ни стал".

И хотя летчики отказались вернуться к своим, сам факт такого указания И. В. Сталина положил конец всем колебаниям, и работа по разложению изнутри получила на этом фронте "зеленую улицу". Начальникам политорганов было приказано устанавливать "живую связь" с немецкими солдатами, склонять их к переходу в плен или к капитуляции, направлять в окруженные войска парламентеров от имени командиров частей Красной Армии. Политорганы получили также указание создавать на сборных пунктах и в пересыльных лагерях антифашистские группы из пленных, готовить из них агитаторов, которые затем могли бы быть посланы, разумеется добровольно, во вражеские части.

На КП армии мы встретились с ее командующим генералом М. С. Шумиловым и членом Военного совета генералом З. Т. Сердюком. Настроение у них было хорошее -- армия с боями продвинулась на 18 километров, а в эти декабрьские дни, активно атакуя врага, не позволяла ему перебросить отсюда ни одного полка на другие участки. Но когда за обедом я заговорил на свою излюбленную тему, лицо командующего сделалось недовольным, и он ответил мне точь-в-точь, как В. И. Чуйков:

-- Их легче уничтожить, чем пленить... Конечно, мы ведем соответствующую работу, и товарищи Ульбрихт и Вайнерт много делают в этом направлении... Неистово, скажу вам, работают немецкие коммунисты. Стараются вразумить своих соотечественников, помочь им уйти от смерти, но... Приходят только одиночки я небольшие группы. -- Он замолчал, а потом решительно произнес: -- Хотите знать мое мнение, мнение кадрового командира? Пока немецкий солдат не получил приказа офицера, а офицер в свою очередь от вышестоящего командования, массовой, организованной капитуляции не будет.

-- Солдаты еще не вышли из повиновения офицерам, -- поддержал командующего З. Т. Сердюк, -- к тому же они не собраны вместе, а рассредоточены по опорным пунктам, и в каждом из них есть фельдфебели или унтер-офицеры. А они консервативны, -- З. Т. Сердюк мягко улыбнулся, -- как старые, закоренелые холостяки, которые не любят менять привычки. Во всяком случае, очень неохотно делают это. -- И став снова серьезным: -- Нужно давление извне. Лучше всего приказ сверху.

Что ж, в этом было что-то рациональное. Но ведь не сидеть же у моря в ожидании погоды? Мне хотелось подискутировать, чтобы сообща найти пути решения проблемы, но в это время вошел с докладом, адъютант командующего: на КП доставлены какие-то тюки, сброшенные на парашютах немецкими самолетами и упавшие в расположении армии.

Внесли несколько тюков. В них оказались небольшие символические посылочки для солдат от родных к рождеству. В основном, красочные семейные фотографии. Мы отметили почти полное отсутствие продуктов -- редко-редко попадалась тощая плиточка шоколада, но зато огромное множество рождественских открыток с пожеланиями скорейшего возвращения домой, беречь себя ради детей и семьи, счастливого рождества и т. п.

И не эти, в общем-то банальные, и обязательные приметы такого рода посланий поразили меня. Я подумал о том, какое впечатление должны были произвести они на солдат, находящихся в котле, как в аду. В их нынешнем положении на грани жизни и смерти -- ближе к смерти, чем к жизни, -- эти высказывания чувства личной приязни могли исторгнуть в ответ лишь протяжный и безнадежный стон отчаявшегося сердца. Я вспомнил, как удачно использовали политорганы прошлой зимой под Москвой те же "рождественские мотивы": листовки и агитпередачи, свидетельствовали пленные, наводили в окопах тоску по дому, будили в памяти идиллические картинки мирного времени, вызывали острое желание очутиться в кругу семьи. Сама мысль о войне: об окопах, морозах, отдающих приказания офицерах -- казалась кощунственной и ирреальной.

Подполковник Головчинер, начальник седьмого отделения политотдела армии, образованный и энергичный организатор пропаганды, зажегся идеей "рождества под Сталинградом".

Тут же был разработан план действий:

-- отобрать открытки "Счастливого рождества!" и дополнить их призывами переходить в плен -- иного смысла это пожелание теперь иметь не могло;

-- сделать выписки из писем родных и в комментариях разъяснить, что последовать их призыву "сберечь себя для детей и семьи" -- это значит переходить в плен, ибо плен -- это самый короткий и безопасный путь "скорейшего возвращения домой";

-- в листовках и агитпередачах напомнить солдатам об обещании Гитлера, данном еще в прошлом году: "Закончить войну к рождеству и вернуть своих верных солдат к семейному очагу";

-- напомнить и о том, как он это свое обещание выполняет: полмиллиона жен и детей остались вдовами и сиротами, война продолжается -- как было под Москвой, гак будет и под Сталинградом;

-- предусмотреть "рождественские послания" и к офицерам -- они не могут не видеть бессмысленности сопротивления, поэтому на них ложится вся ответственность перед будущей Германией за судьбу вверенных им солдат.

Поручив двум литературным сотрудникам немедленно засесть за работу, Головчинер предложил мне выехать в 204-ю и 38-ю дивизии, чтобы подключить к "рождественской агитации" старших инструкторов политотделов. Он самым лучшим образом охарактеризовал капитана Никифорова и старшего лейтенанта Кипяткова, и я имел случай убедиться в энергичности и инициативности этих пропагандистов, а также в той помощи, которую оказывают им начальники политотдедов.

Поездки по Сталинградскому фронту необычайно меня обогатили: опыт армейских и дивизионных пропагандистов, личное знакомство с ними -- неутомимыми идеологическими бойцами, участие вместе с ними в конкретных делах -- все это оказалось, да иначе и не могло быть, куда полезнее, чем только изучение донесений. Недаром говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я готовился выехать во 2-ю гвардейскую и 5-ю танковую армии, но начальник Главного политического управления не разрешил продлить срок командировки ни на один день.

Читатель легко поймет меня: уезжать накануне решающих событий по ликвидации окруженной группировки под Сталинградом, в которой оружие пропаганды начинает играть все более и более активную роль, очень не хотелось...

Простые, бесхитростные, проникнутые страданием слова

"Пора вперед идти..." еще долго не выходили у меня из головы: они всплывали в памяти всякий раз, когда Совинформбюро сообщало о новых успехах наших мужественных воинов.

М. И. Бурцев

Прозрение. -- М.: Воениздат, 1981

См. далее...

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 18/06/2014, изменен: 18/06/2014. 64k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 2 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: "На Россию ходили ваши предки - рыцари Тевтонского ордена. Их кости сгнили на дне Чудского озера. На Россию ходил Фридрих II. Его поход закончился капитуляцией Берлина перед русскими войсками. На Россию ходил Наполеон. Он окончил свои дни в заточении как пленник. На Россию ходил Вильгельм II. Он погубил миллионы немцев и потерял корону. По их следам ведет вас Гитлер. Вы истекаете кровью, но победы не добьетесь. Победить Россию невозможно!"

Каменев Анатолий Иванович "Письмо могильщика"

Каменев Анатолий Иванович
"Письмо могильщика"