ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Почему же мы проиграли войну?"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

0x01 graphic

Оттепель.

Художник Васильев Фёдор Александрович

ЗАКОНОМЕРНОСТИ И СЛУЧАЙНОСТИ

НАШЕГО ПОРАЖЕНИЯ НА ВОСТОКЕ

Автор Парский Дмитрий Павлович (1866 --1921) --

русский генерал-лейтенант, участник русско-японской.

В феврале 1918 добровольно вступил в Красную Армию, затем находился под арестом в Петроградской ЧК, в феврале 1919 освобожден.

Ответственный редактор Военно-исторической комиссии по исследованию и использованию опыта войны 1914--1918, автор ряда статей в "Военно-историческом сборнике" (1919--1920) по истории 1-й мировой войны.

Часто приходится слышать и читать, что многие винят в неудачном для нас исходе последней войны чуть ли не исключительно одного Главнокомандующего.

Это мне кажется несправедливым.

Я далеко не разделяю способа действий нашего высшего управления армиями, о чем не раз говорил в своих воспоминаниях. Быть может, даже главную из причин наших поражения надо отнести на его долю, но это еще, далеко еще не исчерпывает всего: трудно допустить, чтобы один человек, хотя бы и в таком исключительно решающем положении, как Главнокомандующий, мог бы явиться ответчиком за неудачную войну.

Много писали, и отдельно и вместе, о неготовности нашей к войне вообще, малом развития солдата и недостаточном образовании офицеров, о Генеральном штабе, готовы были видеть причины поражений чуть ли не в отсутствии карт, пулеметов в пехоте, гранат в артиллерии, технической отсталости вообще и т.п. И все это было, до некоторой степени, справедливо, но многое преувеличено авторами статей, особенно корреспондентами, а многое со степени частного значения возводилось чуть ли не в основную причину всех неудач.

Вполне понятно, что русское общество, не ожидавшее таких быстрых и решительных успехов неприятеля в Маньчжурии, искало объяснения их, с одной стороны, в достоинствах японской армии, ее подготовке и управлении, а, с другой -- в недостатках нашей армии и военного ведомства вообще.

Будучи мало знакомым даже со своими войсками, получая отрывочные и часто неверные сведения о происходящем на театре военных действий и совершенно уже не зная ничего о японцах, -- печать наша принялась усердно расхваливать неприятеля и без всякого разбора чернить собственную армию; хватались за всякую частность, самый мелкий случай, иногда и заведомо ложный.

Тем не менее, факты были налицо и говорили сами за себя -- мы терпели неудачу за неудачей. Наконец, Мукденский погром, а потом и катастрофа у Цусимы сделали ясным для каждого, что нам нечего уже рассчитывать на успех.

Заговорили о мире, который и был заключен, казалось, даже на легких, сравнительно, условиях.

Вскоре о войне почти забыли, за наступившей внутреннею смутой.

Причин неудач нашей несчастной войны нельзя исчерпать какой-нибудь одной; их было много, как это всегда бывает в явлениях сложных, и они различны между собой по существу. Попытаюсь выяснить их в общих чертах.

Я разделяю все причины наших неудач на три главные:

-- из них одна, и самая основная, заключается в существующем у нас общегосударственном режиме,

-- другую надо искать в нашем военном укладе; обе они проявились бы несомненно, в той или другой степени, и при всяком другом столкновении России с кем бы то ни было;

-- наконец, третья причина -- случайная, так сказать, обнаружившаяся исключительно в данном случае, т.е. в борьбе на Дальнем Востоке и которая могла бы не иметь места при других обстоятельствах.

Поэтому, первую причину я назову общегосударственным режимом, вторую, тесно с нею связанную -- режимом специально военным и, наконец, третью -- случайною.

Закономерность первая:

общегосударственный режим.

Было бы ошибочно думать, что проиграли войну только мы, военные; армия есть только частность, детище своего народа и, при нынешнем способе ее комплектования, будет всегда такой же, каков и сам народ, его положение и правительство. Поэтому гораздо справедливее отнести неудачу войны не только на долю одной армии, а -- всей России.

Мы мерялись на войне с противником числом и качеством войск, их духом, степенью подготовки, умением распоряжаться и оказались слабее, что и было очевидно для каждого. Но, ведь, если бы пришлось сравнивать все остальные стороны нашей государственной жизни с тем же противником, то разве мы не пришли бы к подобному же заключению? Непременно, да оно собственно так и было, только обнаружилось не столь рельефно.

Японцы деятельно готовились в борьбе и не только в чисто военном отношении, они заручились политической и моральной поддержкой других народов.

Война для них явилась действительно делом государственной важности; это сознавал всякий простолюдин, и поэтому она встретила горячую поддержку всего народа. Политика Японии была вполне определенна и понятна, задачи -- ясны, а самая война с Россией, вследствие этого, явилась крайне популярной.

Одним словом, в данном случае война была делом всего народа, а отнюдь не правителя, или какой-нибудь партии, а потому он вложил в нее всю свою душу. Отсюда -- горячий патриотизм, одушевление, удивительная преданность делу и полное согласие всех органов управления. Народ ставил на карту серьезную ставку, но знал, что она того стоит и что выигрыш будет верный.

0x01 graphic

Что же мы видим у нас?

Вместо целесообразной политики, определенной постановки цели и неуклонного преследования задач -- случайные бросания, личные влияния и партийный авантюризм. <...>

Война не вызывалась государственной необходимостью, это была авантюра, или в лучшем случае партийное увлечение.

И это, конечно, сейчас же сказалось:

-- она не встретила нравственной поддержки привыкшего к молчанию общества, которое не понимало и не разделяло наших стремлений на Дальнем Востоке;

-- общество не знало Маньчжурии, и поэтому война не вызвала в нем одушевления.

-- Народ наш, по исконной привычке делать что велят, не рассуждая, покорно встал на защиту чуждых ему интересов и с удивительной преданностью посылал своих детей умирать в далекую Маньчжурию за ошибки и недобросовестность правящих.

Таким образом, война была чужда народу, не вызывала в нем патриотизма и не встретила сочувствия и поддержки общества.

Если ко всему этому мы прибавим обычную небрежность, беззаботность и формализм наших правящих сфер, позорную недобросовестность многих деятелей, присущий нашим "ведомствам" разлад и преследование личных интересов, да на все это набросим общий покров произвола и безнаказанности, -- то нам будет понятно, какие именно данные могли мы противопоставить нашему врагу в общегосударственном отношении.

Тем не менее, некоторая приподнятость духа, просто в силу привычки, под красивым старинным девизом "за веру, царя и отечество", все же была в начале войны, в счастливый исход которой хотелось верить, но это быстро испарилось под влиянием постоянных неудач.

И к тяжелому положению отечества отнеслись все слои общества не одинаково:

-- в то время, как бюрократия наша чуть не забыла о том, что происходит на Дальнем Востоке, или по крайней мере отнеслась равнодушно,

-- интеллигентское общество резко изменило свое отношение и ударилось в крайность -- не было того обвинения, которое не было бы брошено правительству и армии, злорадство по поводу наших неудач приняло какой-то ожесточенный характер, а многие искренне желали поражения, видя, что только их ценою можно будет впоследствии искупить лучшее будущее.

И только простой народ, в огромном большинстве, отнесся иначе -- непосредственным чувством он понял, что "нашим" приходится плохо, жалел их и горевал, а, сознавая свои силы, смутно предчувствовал, что на Дальнем Востоке происходит что-то неладное.

Эта разность в отношении к войне интеллигенции, бюрократии и народа, по справедливости, должна быть отмечена.

Наш государственный режим, -- режим бюрократии, господства и привилегии высших классов и небрежения низших, -- не мог не сказаться во всей своей полноте в таком сложном явлении как война.

На первом плане везде и всюду у нас:

-- стоят связи, знакомства, протекция,

-- поощряется преимущественно безличность, угодливость и легкость в общежитии;

-- талант и способность могут пробиваться только случайно,

-- а такие качества, как твердость характера и убеждений, идейность и инициатива настолько не поощряются, что обладатели их почитаются лишь "неудобными" и "беспокойными".

Поэтому в то время, как люди действительно способные и недюжинные выкидываются или усиленно затираются, вверх, к власти и посему, сытой и довольной жизни идет преимущественно знатное, ловкое и бесцветное, и, в свою очередь, тянет за собою людей такого же склада.

0x01 graphic

Поэтому, выбор лиц на высшие и ответственные должности государственного значения делается, минуя широкие слои общества, почти исключительно из тесного, более близкого к Престолу заколдованного круга, намеренно не пропускающего к нему ничего свежего.

При полном несоответствии огромного большинства важных назначений, бесконтрольных и произвольных действиях высших и зажатости низших, -- все это, конечно, создало очень удобную почву для безнаказанности разных злоупотреблений, небрежного и, в лучшем случае, -- формального отношения к делу.

В общем, получается, что режим далеко не служит отражением сил общества и народа:

-- высшими государственными деятелями становились далеко не лучшие люди,

-- служили они преимущественно бесполезно, часто вредно или недобросовестно

-- и только изредка являлись двигателями на пути к благу России и то в каком-либо частном отношении.

Разумеется, были и светлые умы, но они жили и действовали среди крайне неблагоприятных обстоятельств, им даже не давали большого хода, да и многие из них, достигая высших ступеней, соблазнялись иным и редко доносили вверх все лучшее, о чем мечтали и думали, быть может, раньше.

Если нас, военных, упрекают в слабой подготовке кампании, то, ведь, она была плоха и в общегосударственном отношении, что гораздо важнее. Если солдат наш явился мало развитым, а офицер недостаточно образованным, то и здесь виновными являемся не только мы, так как откуда же берутся те же солдаты и офицеры, как не из народа и интеллигентного общества?

У нас оказалось на войне мало характера, инициативы, но разве этими качествами так блещет русское общество, а режим наш их культивирует заботливо?

Война, говорят, не выдвинула ни одного выдающегося крупного таланта, но, ведь, везде и в каких угодно ведомствах и службах мы насчитываем не много блестящих имен, являющихся скорее счастливым исключением.

В военное время было много злоупотреблений, особенно в тылу.

Это, правда, но можно ли было в этом сомневаться, зная общее отношение наше к казенному и общественному интересу?

<...>

Таким образом, мы видим, что общие причины наших неудач являются настолько тесно связанными с существующим государственным режимом и нами самими, что их невозможно рассматривать как нечто особое и самостоятельное.

В общем, надо придти к заключению, что в последней войне Россия не только не выступила во всеоружии своих лучших сил и способностей, как это сделал наш противник, но столкнулась с ним преимущественно своими худшими и наиболее слабыми сторонами.

И это грозит нам в будущем, если общий режим не будет круто изменен.

В прошлом же мы видим, ведь, то же самое, при неблагоприятном для нас складе обстоятельств: чем, в самом деле, последняя кампания лучше печальной памяти Крымской?

Вряд ли и Мукден будет прогрессом по сравнению, например, с Инкерманом, Черной речкой и т.д.

Далеко ли в общем ушли мы за эти 50 лет?

И что же, как не общий режим, является основным тормозом к лучшему?

0x01 graphic

II.

Закономерность вторая:

специально военный режим.

Из предыдущего мы видели, что наш государственный уклад не мог не отразиться и на военном.

Что же можно заметить о последнем?

То же самое.

И здесь видим неподготовку, выразившуюся в незнании сил и свойств неприятеля,

-- недостаточном знакомстве с вероятным театром действий и его населением,

-- плохом оборудовании флота, крепостей и единственной железной дороги;

-- наконец, слабость сил, не отвечавших нашей наступательной политике.

Более детальные и уже чисто военные промахи сказались:

-- в неудачной системе мобилизации, ослабившей и расстроившей войска,

-- организации разведки,

-- в неумении маневрировать большими массами и вести бой в современных условиях, а равно и в недостатках технического свойства -- отсутствии пулеметов, сильного разрывного снаряда в артиллерии и т.д.

0x01 graphic

Затем -- состав армии.

Что приходится сказать про него?

Качества нашего простолюдина общеизвестны:

-- выносливость,

-- нетребовательность,

-- сметливость,

-- простота взгляда на жизнь и смерть,

-- сознание долга -- с одной стороны; забитость,

-- отсутствие развития и образования,

-- склонность рассчитывать "на авось",

-- изрядна доля лени и халатность при случае -- с другой.

Все эти качества, конечно, целиком вошли и в солдата.

Что касается до нашего служебного режима мирного времени, то нельзя сказать, чтобы он был направлен к развитию сильных природных свойств солдата и уменьшению отрицательных.

Правда, с выносливостью, нетребовательностью и готовностью служить наш солдат, в огромном большинстве случаев, являлся на службу, но нельзя не сознаться, что забитость его несомненно увеличивалась грубостью служебного режима, развитие достигалось в очень небольшой степени, а всякое проявление самостоятельности встречало суровое осуждение.

Таким образом, свойства нашего солдата, представлявшего отличный материал, далеко не пользовались службой, а прививаемая ему дисциплина носила характер исключительно слепого исполнения приказания.

В общем, все-таки получается солдат хороший, но годный преимущественно в действиях совокупных, на виду и поводу начальства, и терявшийся, в большинстве случаев, когда был предоставляем самому себе.

Казак. Русско-японская война 1904-1905 гг.

Каким же показал себя наш солдат на войне?

Можно ли про него сказать, что он плохо дрался, был недисциплинирован и недостаточно предан долгу?

Отнюдь нет: он проявил свои сильные стороны и здесь, несмотря на чуждость ему интереса войны, самой Маньчжурии и на все поражения.

Конечно, постоянные неудачи, отступления и беспорядок в управлении не могли не отразиться на духе армии, но, приняв во внимание обстановку (например, Мукденские бои), надо удивляться, что дух этот не был подорван в гораздо большей степени.

Смело можно сказать, что вряд ли другая армия, при условии двухнедельного боя, окончившегося чуть не окружением и огромными потерями, могла бы уйти, сравнительно, благополучно, сохранив почти всю свою артиллерию.

В этом нельзя не видеть огромной упругости духа русского человека, нигде не изменившей ему до конца в течение войны и быстро возрождавшейся при малейших благоприятных условиях.

<...>

Следовательно, и в последней войне дело было не за солдатом, в котором жива была боевая доблесть его предков. И мы много на нее рассчитывали, представляя ее чуть ли не нашей природной привилегией, кстати, и не кстати о ней говорили, но пальцем не шевельнули, чтобы поддержать это драгоценное качество.

0x01 graphic

Подобно солдату,

не заслуживал больших упреков

и наш младший строевой офицерский состав.

Были и здесь недочеты: недостаточность тактической подготовки и знакомства со свойствами дальнобойного и скорострельного оружия, слабость сведений о совокупных действиях войск разных родов, пренебрежение местными прикрытиями -- все это было замечено еще в мирное время.

С другой стороны, огромный процент выбывших из строя и большое число отдельных эпизодов молодецких дел малого масштаба показывают, что наш офицер был храбр и сметлив и вряд ли уступал в этом отношении японскому.

Существовавшая в мирное время неоднородность состава офицеров, особенно в пехоте, большие изменения в нем, вследствие неудачного способа мобилизации, а затем потерь в бою, наконец, контингент запасных офицеров, не могли не отозваться неблагоприятно: наш офицерский состав в редких только случаях являлся сплоченным и не всегда был хорошо ознакомлен с нижними чинами.

<...>

0x01 graphic

Гораздо слабее был старший состав -- штаб-офицеры и генералы,

командиры бригад и начальники дивизий.

Это было и понятно, так как они дольше подвергались влиянию служебного режима, а между тем, предъявлявшиеся к ним требования были гораздо серьезнее.

Этот состав был неодинаков, он комплектовался как офицерами, вышедшими из общей линии полевых войск, так и офицерами из Гвардии и Генерального Штаба.

Офицеры первой категории мало отвечали своему назначению:

-- пробившись долго в строю и, проскочивши, часто случайно, в подполковники, они являлись, обыкновенно, людьми пожилыми и с уже подорванными силами;

-- правда, они были опытны в войсковой жизни, но зато служебный режим выработал из них преимущественно слепых исполнителей.

-- За долгий период службы, офицеры эти обыкновенно "выдыхались" ко времени получения штаб-офицерского чина, а тем более отдельной части и нередко, являясь отличными ротными командирами, становились слабыми в роли батальонных и полковых, где представлялись и больший запрос на образование и способность управлять.

-- Ко всему этому надо прибавить, что при существовавшей системе производства в штаб-офицеры, взглядах на служебные аттестации, нельзя не сказать, что отличались действительно лучшие офицеры, а случалось, что производство служило средством избавиться от негодного.

-- Генеральских чинов такие офицеры достигали, сравнительно, редко и этих степенях оказывались, конечно, еще слабее.

Офицеры из Гвардии были моложе, далеко не так обезличены, но, не служив в полевых войсках, не всегда хорошо сроднялись с новыми частями, на которые нередко смотрели только, как на ступени для дальнейшего движения по службе.

Обыкновенно это бывали люди корректные, хорошие строевики, но не далеко уходившие от полевых офицеров по части военных знаний и подготовки к занятию высших назначений.

Наконец, офицеры Генерального Штаба часто оказывались непрактичными в войсковом обиходе, так как прежняя служба их к тому не приучила.

В общем, они были образованнее других, но не в той степени, как это можно было бы от них ожидать; причиною последнего являлось направление службы Генерального Штаба, вовсе не способствовавшее усовершенствованию и даже поддержанию познаний; поэтому преимущество в образовании часто не выкупало в офицере Генерального Штаба привычки от строя и недостатка практики в управлении людьми.

Во всяком случае, справедливость требует сказать, что Генеральный Штаб в последнюю войну дал значительную часть наших лучших боевых начальников от командиров полков до начальников дивизий включительно.

0x01 graphic

Каков новый командир полка?

При существующем режиме и такой неоднородности состава начальствующих лиц, части никогда не могли даже приблизительно сказать, каков будет, например, ожидаемый новый командир полка: будет ли он один из представителей отжившего бурбонства, или, что чаще, безразличие, полная халатность и распущенность, или же карьерист? будет ли новый командир налегать преимущественно на стрельбу, или хозяйство, или надо готовиться к каким-либо другим личным его требованиям?

И потому эти ожидания были полны неизвестности и страха.

Это очень характерно, так как ясно рисует, что при общей зажатости, возможен был и полный произвол, даже в служебных требованиях.

Старый тип служаки, "отца-командира", исчез, а нового -- еще не народилось.

Поэтому части применялись обыкновенно к требованиями своих начальников и, если сохраняли в себе хорошие задатки, то больше случайно и этим бывали обязаны преимущественно самим себе.

Недостаток характера, самостоятельности, привычка вмешиваться в мелочи и упускать общее направление, узкий кругозор и слабое образование, словом, все плоды нашего мирного режима были целиком перенесены на боевую почву и, разумеется, неоспоримая личная доблесть огромного большинства старших строевых начальников не могла искупить этих недостатков.

В общем, если этот состав наших офицеров немногим отличался от соответствующих японских в смысле образования и развития, то уже с очевидною несомненностью уступал ему во всем, что касалось твердости, характера, инициативы, умения управлять и принципа взаимной поддержки.

Я сказал бы так: если наш взвод, рота и батарея, реже батальон и полк, ни в чем не уступали японским, а первые часто брали верх, то уже бригада и тем более крупные части -- управлялись во всех отношениях слабее и в степени, обратно пропорциональной их величине.

0x01 graphic

Высшие начальствующие лица:

к ним я отношу командиров корпусов

и командующих частными армиями.

Эта категория была и есть слабейшая в нашей армии:

-- во-первых, потому, что на эти должности, как и вообще, назначались далеко не лучшие люди, -- протекция и связи сказывались здесь в гораздо большей степени;

-- во-вторых, предъявляемые к этим степеням службы становятся уже настолько серьезными, что среди обыденного круга наших начальствующих лиц является очень немного людей, удовлетворяющих тому счастливому сочетанию ума, характера и образования, какое необходимо руководителю крупных соединений всех родов оружия.

Способ замещения этих важных должностей у нас носит характер случайный и совершенно не обеспечивает соответственности назначений. Здесь часто можно встретить офицера Генерального Штаба, гвардейца и, изредка, бывшего армейского офицера.

Недостатки этого рода начальствующих лиц, в общем, те же, что и предшествующей категории, но обнаруживались они, конечно, гораздо рельефнее и повели к более серьезным последствиям. Помимо указанных раньше, здесь приходится отметить: отсутствие гражданского мужества и твердости убеждений, малодушие, стремление соблюсти только свой интерес и недостаточное сознание важности общего дела.

Несомненно, что с такими руководителями войск и ближайшими помощниками, Главнокомандующему нашему трудно было управлять армиями 400.000-й численности и уже по этому одному несправедливо было бы видеть в нем одном причину наших поражений.

Конечно, бывали исключения и на этих ступенях, но у нас их недолюбливали, им не давали хода, да и многие из них, не встречая поддержки, соблазнялись расчетом и, по большей части, не доносили вверх того, о чем, быть может, мечтали в лучшую пору своей жизни. Поэтому обыкновенно даже у лучших людей и в важных случаях "язык прилипал к гортани" перед возможностью высказаться резко и правдиво.

Каковы же были старшие японские начальники?

Мне приходилось слышать от людей, долго живших в Японии и лично знавших Ойяма, Нодзу, Оку и других выдающихся деятелей, что все они решительно не представляли собою чего-либо особенного, ни в смысле ума, ни образования. Правда, очень хвалили генералов Кодана и Фукушима, начальника штаба и квартирмейстера главнокомандующего их армиями, но, ведь, способные люди были несомненно и у нас, стоит вспомнить генералов Гершельмана, Самсонова, Данилова, Леша и других.

Я думаю, что здесь дело вовсе не в особом уме, развитии и образовании японского генералитета, а просто -- лучший и более добросовестный подбор, как его, так, особенно, и штабных деятелей; во всяком случае, гораздо выше нашего стоял он в отношении твердости, настойчивости, поддержки своих, сознания важности общего дела и готовности все до конца принести ему в жертву.

При том значении, которое получили в настоящее время штабы,

я не могу, говоря о высшем управлении войсками, обойти молчанием и их.

Главными штабными деятелями являлись у нас офицеры Генерального Штаба, а потому их работой и исчерпывались важнейшие функции штабов.

Здесь я вынужден несколько отклониться от прямого ответа.

Заведением, подготовляющим к этого рода службе, является Академия Генерального Штаба; но это не единственная цель ее, так как, вместе с тем, она предназначена и для распространения в армии военных познаний вообще.

Я думаю, что это неправильно: цель должна быть одна, -- специальная подготовка к службе Генерального Штаба; для подъема же уровня военного образования офицеров армии должны быть другие средства: высшие военные школы в округах, развитие военных обществ и т.д.

Да и, сколько известно, вторая цель Академии не оправдывается на практике, так как большая часть офицеров, не попадающих в Генеральный Штаб, уходит из строя.

В научном отношении академия обставлена довольно хорошо и, можно сказать, дает офицеру необходимые знания для дальнейшего развития и совершенствования их.

Но есть и недостатки и серьезные:

-- прежде всего -- экзаменный способ оценки знаний и незнакомство с учащимися офицерами не дают достаточных гарантий, что в Генеральный Штаб попадают действительно лучшие офицеры, понимая под этим словом не только способности, но и характер, нравственные и иные качества, необходимые в службе Генерального Штаба;

-- затем надо сказать, что курс академии -- неуравновешен: на 2,5 года времени выпадает чересчур большой материал для усвоения, а это тяжело, не в пользу главного и притом не необходимо; так наряду с предметами первой важности, существуют в большем объеме другие, далеко не имеющие такого значения, а, кроме того, есть еще некоторые второстепенные, в которых нет прямой необходимости, да и проходятся они кое-как. В результате голова переполняется многими и разнообразными предметами, перевариваемыми не достаточно хорошо и усвоенными часто в степени, необходимой лишь для удовлетворительной сдачи экзамена.

Курс академии можно и необходимо сократить, уменьшив объем некоторых предметов и совершенно выбросив те, которые существуют больше ради программы, перенося их на приемные экзамены.

Взамен этого следовало бы увеличить полевые практические занятия верхом, которых мало, а равно и усилить требования по отношению иностранных языков, которыми офицеры Генерального Штаба владеют в недостаточной степени. Следует внести курс службы Генерального Штаба, изменить программу по Военному искусству, придав ей более современный характер и выбросив подробное изучение образцов древнего и среднего периодов истории, наконец, строже следить за фактической самостоятельностью в разработке тем.

Вместе с тем нельзя не пожелать более солидного профессорского состава; в настоящее время профессорский состав академии слаб и безличен; смело можно сказать, что после Драгомирова, Леера, Пузыревского и некоторых других, у нас почти не было и нет талантливых профессоров. Подходящие и способные люди, несомненно, есть, но надо их уметь найти и обставить настолько хорошо, чтобы им не приходилось "порхать" в поисках за "приватными" занятиями, без которых не проживешь.

III.

Случайности.

К этого рода причинам я отношу все те, которые при других обстоятельствах (противнике, театре действий и пр.), быть может, вовсе не имели бы места и, во всяком случае, сказались бы не в такой сильной степени.

Сюда же я отношу и высшее руководство армиями. Действительно, личность Главнокомандующего настолько исключительно и ярко влияет на успех военных действий, что даже при всех прочих неблагоприятных условиях дела наши могли бы принять иной оборот, если бы во главе армии находился более талантливый и решительный человек.

Надо согласиться с тем, что последнюю войну нам пришлось вести в условиях, далеко не обыкновенных, если не исключительных.

Действительно: театром войны явилась прилегающая к нашим дальним окраинам Маньчжурия, находящаяся в 8.000 верстах от России и связанная с ней единственным железнодорожным и притом одноколейным путем. Это создало огромные затруднения в смысле своевременной переброски войск и военных грузов на Дальний Восток. Дорога эта на большей половине своего протяжения пролегала по местности слабо населенной, малокультурной и непроизводительной, что обусловливало необходимость вести почти все с главной базы, которой являлась Россия. Театром военных действия была Маньчжурия, недавно нами занятая, чуждая для нас и малоизвестная; столь же чуждыми были: население этой страны, его язык, свойства и религия. Последнее обстоятельство крайне затрудняло ознакомление с местными условиями и сбор сведений о неприятеле.

Ко всему этому надо прибавить, что театр действий соприкасался с морем, которое было не вполне в наших руках, флота наш был, сравнительно, слаб и плох.

В общем, надо придти к заключению, что в этой войне России пришлось действовать в исключительно неблагоприятных для нее во всех отношениях театре войны.

Но этого мало: Маньчжурия была совершенно чужда нашему офицеру и солдату.

Это сказалось в том, что армия шла на войну, не зная, за что ей приходится драться, без должного воодушевления и подъема духа, а единственно по чувству долга и присяги; все это, совместно с подавляющим расстоянием, чуждым населением, не могло повлиять благотворно на духовную сторону, искони составляющую могучую и непреоборимую силу нашей армии.

Война не встретила сочувствия и поддержки общества, не понимавшего ее целей.

Впоследствии это не сочувствие, в связи с нашими неудачами, приняло характер громкого ропота, глубоко затронувшего внутреннюю жизнь государства. И в то время, как армия дралась на Дальнем Востоке, Россия глухо волновалась и брожение приняло характер противоправительственной агитации. Все это, конечно, больно и нерадостно отдалось в Маньчжурии...

Поэтому нельзя не согласиться с тем, что и в этом отношении армия, лишенная самого сильного своего оружия -- духовной стороны, -- находилась в таком же исключительно трудном положении.

0x01 graphic

Итак, почему же мы проиграли войну?

Прежде всего, потому, что правительство наше явилось на Дальнем Востоке далеко не во всеоружии своих лучших сил и способностей:

-- оно вело там не государственную, а случайную, партийную политику, не соразмерило своих целей с бывшими у нас средствами, не сумело вовремя разгадать, откуда и какая может грозить опасность, и поэтому не приготовилось к ней.

-- Россия выступила в этой войне со средствами, далеко не отвечающими ее величию и громадной силе, она дралась одною и притом худшею из своих сторон.

-- И, по существу, потерпела поражение не она, не народ, а -- правительство, режим.

Но так как общий режим тесно связан с военным, то мы не могли явиться готовыми и соответствующими в чисто военном отношении -- явились крупные недочеты и тут: неподготовка в смысле ведения и образования армии, недостаток сил первое время, незнакомство с противником, театром действий и плохое оборудование последнего.

Все мы пошли в Маньчжурию с теми недостатками, которые нам сродни и привиты режимом и службой. При всем том, армия отнюдь не показала себя плохой: грозно и упорно держалась она все время, противопоставляя умному и искусному неприятелю одну только "доблесть отцов боевую", которой "пыталась пополнить во всем недочет", безропотно умирая за ошибки и недобросовестность своих правящих.

Таким образом, с одной стороны недостатки общегосударственного и военного режима, с другой -- исключительно неблагоприятная для нас и, наоборот, крайне выгодная для неприятеля обстановка войны и, наконец, несчастливый выбор Главнокомандующего -- в этом основные причины наших неудач на Дальнем Востоке.

Но, вот, кровопролитная и тяжелая война окончилась.

И невольно задаешься вопросом, пойдет ли на пользу нам этот страшный урок? Дай Бог, но с трудом верится, чтобы было сделано все действительно необходимое.

А работы предстоит много и начать ее надо с самых корней...

Парский Д.

Причины наших неудач в войне с Японией.

Необходимые реформы в армии.

-- СП б, 1906.

0x01 graphic

"Великолепный часослов герцога Беррийского"

279

Обязанности человека.

Обязанности христианина по отношению к своей душе могут быть обозначены двумя словами: духовное усовершенствование. По главным душевным силам - уму, воле, чувству, эта обязанность распадается на: а) обязанность умственного самообразования; б) обязанность самообразования нравственного и в) обязанность эстетического самообразования. А) Умственное самообразование. В притче о талантах Спаситель говорит о трех рабах, получивших от господина таланты "каждый по его силе" - пять, два и один. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно также и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант, пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По возвращении господина первые два раба получили от него высшую награду. Третий же раб, не совершивший, как ему казалось, ничего дурного, услышал грозный приговор: возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему, дается и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет (Матф.25, 14 - 30). Притча Спасителя о талантах относится ко всяким природным дарам человека, - тем в большей степени относится к его уму, которым человек поставлен в исключительно высокое положение среди всех живых существ, и заключает в себе повеление постоянного и неослабного усовершенствования его. Умственное самообразование обширно по кругу входящих в него вопросов, и из них каждым человеком избирается какая-то отдельная область в соответствии с его душевными склонностями или с тем или иным жизненным положением. Всякое знание, как приближающее нас к истине, свято с религиозной точки зрения. Но можно и должно сознавать различное значение вопросов, порождаемых стремлением к знанию. Одни вопросы удовлетворяют нашей любознательности, и сами по себе, как бы мы высоко их не ставили, не составляют еще насущной потребности человеческого духа. В других же вопросах выражается общая всем людям глубочайшая потребность духа знать: откуда мир и человек, каково их назначение, куда лежит наш путь, что мы должны делать в настоящем, на что надеяться в будущем? При всей необыкновенной трудности решения этих так называемых вечных вопросов, человек не может отказаться от них, если он хочет быть разумным существом, и к ним-то должен сводить в конце концов и остальные свои частные знания. Своим путем разрешает вековечные запросы человеческого духа, в степени, необходимой для человека, Христова вера. Неотложную обязанность христианина поэтому составляет изучение ее в объеме и глубине, соответствующих объему душевного развития. Таким образом, обязанность умственного самообразования заключается в обязанности общего умственного развития и, в частности, изучения веры. Б) Нравственное самообразование. Умственное самообразование отличается главным образом теоретическим характером, хотя, конечно, и влияет на его жизнь... Говоря о нравственном самообразовании, мы имеем в виду прежде всего и более всего работу над созданием в себе доброго направления воли, выработки в себе нравственного характера, а затем и изучения науки христианской нравственности. В области нравственности знание истин еще не говорит об их осуществлении в жизни; об этом часто свидетельствует опыт. Насколько такое значение, не проводимое в жизнь, малоценно, об этом говорят Господь и Его ученики: Не всякий говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное, но, предупреждает Христос, исполняющий волю Отца Моего Небесного (Матф. 7, 21 - 23); кто разумеет делать добро и не делает, тому грех, говорит Апостол (Иак. 4, 17). Исполнение велений добра - вот в чем сущность нравственной жизни... <...> Мы, по слову Апостола, должны со страхом и трепетом совершать свое спасение (Фил.2, 12), чтобы благодать Божия не тщетно была принята нами (2 Кор. 6, 1). Вот здесь-то и необходимо постоянное нравственное самообразование в смысле неустанного внимания к своему душевному настроению, неустанного побуждения себя идти в каждом случае жизни путем добра и избегать зла и неправды. Добрый человек, говорит Господь, из доброго сокровища (сердца своего) выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое (Матф.12, 35). <...> В) Эстетическое самообразование. Умственное самообразование удовлетворяет нашей природной потребности истины, нравственное - потребности добра. Но в нас живет еще потребность прекрасного. Развитие и удовлетворение этого чувства красоты и есть эстетическое самообразование. Красота составляет одно из условий истинно прекрасного, что оно, возбуждая в нас предчувствие высшего бесконечного блаженства в области другой жизни, просветляет взор наш и на эту жизнь, изглаживает из сердца нашего болезненные ощущения от пошлости и неправды человеческой и подвигает нас к великодушию и добру. <...>

Обязанности христианина по отношению к своему телу.

Назначение тела - быть органом и орудием духа, обусловливает характер обязанностей человека к нему. Сохранение здоровья. как разумное сбережение способностей и сил телесных для употребления их во благо жизни, есть добродетель; наоборот, небрежение о телесных силах и способностях, а тем более произвольное ослабление, повреждение, истощение, расстройство их есть порок в смысле нравственного преступления, или грех. Общая наша обязанность по отношению к телу выражается в более частных, из которых главнейшие: воздержание, которое на известной ступени и при определенных основаниях называется постом; труд, целомудрие и целесообразность в одежде. А) Воздержание, пост. Употребление пищи необходимо для жизни и здоровья тела - этим указывается должная мера нашего внимания к ней. В свое время Апостол Павел предупреждал против "изнурения тела"... Климент Александрийский в своем "Педагоге" обстоятельно и прекрасно говорит об употреблении пищи и питья. Если другие живут для того, чтобы есть, то мы, обращается он к христианам, будем довольствоваться необходимым и не искать чувственного наслаждения. Будем употреблять пищу простую и немногую, так как она полезнее для духовной деятельности; пища же изысканная и неумеренное употребление ее вредны телу, препятствует и душе стремиться к небесным предметам. Воздержание - вот основная заповедь в отношении пищи и питья. Дело не нравоучения, а скорее медицины, указывать для каждого отдельного человека степень воздержанности... <...> Б) Труд. При самом сотворении человека труд назначен был для него необходимым условием существования. <...> В) Целомудрие. Целомудрие, в широком смысле слова, состоит в возможности освобождения себя от иных влияний низшей чувственной природы и в охранении себя от загрязнения и осквернения греховною чувственною стороною. Целомудрие, в тесном смысле слова, состоит в правильном употреблении половых влечений и может быть рассматриваемо в двух главных видах, а именно: как воздержание от удовлетворения этих влечений до брачного союза и как законное удовлетворение их в состоянии брачном. В первом случае оно называется часто невинностью, во втором оно есть то же, что супружеская верность, соединенная, впрочем, со строгою умеренностью в супружеских удовольствиях. <...>

Обязанности христианина по отношению к земному благосостоянию.

Земное благосостояние человека слагается из трех главнейших благ: материальных средств жизни, чести и житейских удовольствий. Каково же должно быть отношение христианина к ним? А) Материальные средства жизни. Материальный достаток является для христианина неизбежным условием земной его жизни. Спаситель в данной нам молитве заповедал обращаться к Отцу Небесному с такими, между прочим, словами: "хлеб наш насущный даждь нам днесь". Заповедуя нам молиться о пище, одежде, жилище..., Господь Иисус Христос повелевает смотреть на это материальное благосостояние как на положительное благо, хотя вместе с тем и указывает пределы заботы о нем. <...> Б) Забота о чести. Под честью, как жизненным благом разумеется, во-первых, доброе имя, во-вторых, высшее положение в обществе, соединенное с известными преимуществами, и, в-третьих, слава от людей. "Лучше имя доброе, нежели богатства много", говорит древний мудрец (Притч. 22, 1). А Апостол говорит о себе: для меня лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою (1 Кор. 9, 15). Доброе имя дорого для христианина, и он не должен равнодушно относиться к поруганию его, - наоборот, обязан принимать меры к восстановлению своей чести. Но здесь легко принять ложную честь за истинную. Основное правило, какое должен иметь в виду христианин в данном случае, заключается в том же ко всему применимом главном начале христианской нравственности, которое одно укажет ему и здесь, где будет ложь, а где правда его стороны. Если христианин ревнует о своей чести по побуждениям исключительно своего самолюбия, то в его действиях не будет нравственного элемента, хотя бы и называли их благородной гордостью. Если же он заботится о восстановлении своей чести, главным образом потому, что оскорбление ее причиняет вред тому служению, которое он несет, и через это другим людям, то его действия будут иметь нравственный характер. Само собою разумеется, что восстановление своей чести должно быть чуждо характера мести, которым страдает ложное самолюбие. Не запрещается христианину искать и высокого положения в обществе... Можно и должно, говорит Апостол, желать высокого положения, но только как служения, которое требует от человека и высокой души и великого труда. В противном случае, данное желание говорило бы о властолюбии и честолюбии, то есть о качествах души, безусловно отрицательных. Искание чести, как славы от людей, совершенно не свойственно истинному христианину, а при своем развитии оно является опасной и порочной страстью честолюбия. <...> В) отношение христианина к житейским удовольствиям. Под именем житейских удовольствий разумеются наслаждения от общения с другими людьми, пользование благами природы, науки, искусства и культуры. Односторонний аскетический взгляд на жизнь не признает никакого права и ценны за каким-либо другим наслаждением, кроме непосредственно религиозного, и во всяком отношении требует от всех людей обязанности полного воздержания. Такой же взгляд на мир, который в сущности является отрицанием его, приписывается христианству в большинстве атеистических сочинений. Не таково в действительности отношение христианства к земным благам. Христианство говорит, что земля со всем, что она содержит, Господня, что все творения Божии хороши и ничто не предосудительно, если принимается с благодарностью; что мы должны пользоваться миром, только не злоупотребляя им. Христианство признает право наслаждения, ибо всякое наслаждение по своему глубочайшему значению служит для укрепления нашей любви к Богу, служить переживанием милосердия Божьего. <...> Христианская религия, как видно из сказанного, не только не осуждает житейских удовольствий, но придает им положительное нравственное значение. В удовольствиях, по ее учению, мы переживаем благость Божью; удовольствия, далее, необходимы, как отдых для восстановления сил на новые труды. Таким пониманием удовольствия определяется и характер его, и мера пользования им. Вся жизнь человека должна быть непрерывной работой. Отдыха в смысле "ничегонеделания" у христианина не должно быть; достаточно для этого прекращения сознательной деятельности во время сна. Во все же остальное время отдых может быть лишь переменой занятия. <...> Грубо-чувственные удовольствия, особенно часто повторяемые, делаются, по выразительному русскому слову, тем прожиганием жизни, на котором очень скоро от человека не остается ничего, не говоря уже о том, что они являются причиной преждевременного разрушения физического организма его. Совершенно справедливо поэтому преданного низшим удовольствиям человека называют убийцей и своего духа, и своего тела. <...> Обязанности христианина по отношению к ближним. Основные начала наших отношений к ближним: правда и любовь. Обязанности христианина по отношению к ближним определяются христианскою любовью. Выше мы видели, что христианская любовь слагается из двух элементов: правды и благости или любви в собственном смысле. Правда или, что то же, справедливость, заставляют меня видеть в ближнем равного себе человека и соответственно этому любить его, как самого себя, т.е. воздавать ему все то, что я сам, как человек, ввожу в свои права. Благость, доброта или любовь, в тесном смысле, заставляют меня жертвовать в пользу ближнего своими правами вплоть до собственной жизни, по заповеди Спасителя любить ближнего, как Он возлюбил. Эти два начала, правда и доброта, в жизни Христа представляли собой полную гармонию. <...> В жизни большинства людей они в большей или меньшей степени разобщены. Объединить их в одно неразрывное целое - задача нравственной жизни. Ближайшие наши являются перед нами в виде отдельных лиц и в виде того или другого союза людей, как-то: семейный, государственный. церковный. Основные начала наших отношений к ближним - правда и доброта - сохраняют одинаковое свое значение как в отношении к отдельным лицам, так и в отношении к союзам. Но перечисленные нами общества требуют от христианина своих еще особых обязанностей. Мы сначала изложим нравственные обязанности христианина по отношению к отдельным лицам, или индивидуальные обязанности, распределив их по началам правды и доброты, а затем изложим обязанности христианина по отношению к обществам, или обязанности социальные.

Индивидуальные обязанности христианина.

Правда христианская выражается в уважении прав нашего ближнего. Таковы главнейшие: право жизни; право чести; право собственности. А) Право жизни. Первое право каждого человека есть право жизни. Жизнь каждого человека должна быть безусловно неприкосновенна для христианина. <...> Нарушителями права жизни, кроме прямых убийц, являются: Гневливые, нисколько не заботящиеся об искоренении этой страсти. Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, говорит Спаситель. Питающие в душе ненависть к брату своему. Всякий ненавидящий брата своего, говорит Апостол, есть человекоубийца (1 Ин. 3, 15). Мстительные. Месть, по ее психологическому содержанию, заключает в себе стремление уменьшить в возможно большей степени благо жизни человека, и поэтому само представляет собой преступление против нее. Наконец, все те, которые жестоко поступают с другими людьми. Б) Право чести. Уважение к ближним основывается на общечеловеческом достоинстве их. Мы должны уважать ближнего, как равного нам; каждый из нас есть образ Божий. За каждого из нас пролита Кровь Спасителя на Кресте и каждый из нас призван к вечной жизни в единении с Богом. <...> Христианское уважение к ближним заставляет видеть в каждом из них человека, какое бы место ни занимал он в иерархии людских отношений. <...> Нарушением права чести служит осуждение ближнего, состоящее не в осуждении порока, что не только позволительно, но и обязательно, а в порицании самой личности, и совершаемое не с целью исправления, а лишь с желанием унизить человека. Осуждение ближнего проявляется в различных видах и соответственно последним получает различные названия: а) Поспешные и необдуманные приговоры, когда стремятся забраться в душу ближнего, в глубины сердца, и на основании того или другого совершенного им действия, произносят суд над его сердцем и его характером, забывая слова Апостола: Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судит другого (Иак. 4, 12). б) Пересуживание ближнего, которое обычно соединяется с полным забвением своих собственных недостатков и грехов. И что ты смотришь на сучок в глазе брата своего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? - говорит Спаситель об этом пороке (Матф.7, 3), который он называет лицемерием (7, 5). Пересуживание обычно переходит в злословие - особую склонность к обсуждению, когда люди начинают находить в нем особенное для себя удовольствие. в) Сплетничество - привычка заниматься сообщением и пересказами (почти или не достаточно проверенными) из частной жизни наших ближних - нередко с целью посеять вражду между ними. Таких злоречивых клеветников Апостол Павел причисляет, наряду в самыми порочными людьми, к тем, кого предал Бог превратному уму - делать непотребства (Рим. 1, 28); а по слову древнего мудреца, наушник и двоязычник да будут прокляты, ибо они погубили многих, живших в тишине (Сир. 28, 15). г) Донос - тайное сообщение известий о ближнем тем лицам, которые могут повредить. д) Неуместные шутки и насмешки над другими. Между шутками есть и бывает большое различие. Есть шутки невинные, а бывают шутки невинные, а бывают шутки, ничем не отличающиеся от злословия. Шутить позволительно - великое искусство, предполагающее в допускающем шутку большое и тонкое нравственное чувство. Ввиду этого христианин должен быть крайне осмотрителен и разборчив в шутках, потому что переход от простой шутки к оскорблению ближнего может быть иногда неприметным. От насмешки, как нравственно непозволительного деяния, нужно, конечно, отличать поэтический комизм, где высмеиваются не отдельные лица, а типы людей. В) Право собственности. Нарушением права собственности служит: Воровство - прямое (тайное похищение чужого имущества) и непрямое (тунеядство, взяточничество и т.п.). Грабительство - открытое, с насилием, похищение чужой собственности. Лихоимство - пользование нуждой своих близких для своей выгоды. Обманы всякого рода, наносящие ущерб ближнему. Нет нужды говорить о том, насколько преступны перечисленные и все другие, им подобные, нарушения права собственности ближнего с нравственной точки зрения. Апостол говорил христианам в форме вопроса, решение которого не подлежит сомнению: или не знаете, что... ни воры, ни лихоимцы... ни хищники Царства Божия не наследуют? (1 Кор. 6, 9 - 10).

Христианская доброта. Соблюдение закона правды в отношениях с ближними требует не наносить вреда им, - быть, иначе сказать, честными и справедливыми. Честность и справедливость - прекрасные качества души, но одни они не выражают еще полного христианского настроения. Христианин обязан не только не делать вреда ближним, но оказывать им положительное добро по заповеди Спасителя, повелевающей всего себя отдать на служение другим людям. Это начало и есть любовь в собственном смысле слова. Многообразны добродетели, в которых обнаруживается христианская доброта. Мы укажем главнейшие из них, применительно к тем жизненным благам, которые признали мы в отношении человека к самому себе и в отношении к ближним его.

А) В отношении к праву жизни. Христианская доброта повелевает содействовать счастию нашего ближнего. В духовных благах, в богатстве и глубине душевных переживаний - подлинное счастье человека. Отсюда первой заботой нашей служит просвещение ближнего, понимаемое в самом широком смысле, т.е. в отношении всех его душевных способностей. Христианин обязан заботиться о просвещении своих ближних в смысле развития и углубления его ума путем приобретения познаний. Знания не продаются и не покупаются, но предлагаются всем, жаждущим их. В истинно теоретическом просвещении человека заключается благотворное влияние и на нравственную сторону его существа. Но здесь могут иметь место и свои особенные воздействия с целью исправления пороков: увещание и обличение согрешающих при законных условиях их совершения - долг христианской любви, ревнующий о нравственном благе ближнего. Увещевайте друг друга и назидательно один другого (1 Фес. 5, 11). Будем внимательны друг к другу, поощряя к любви и добрым делам, говорит Апостол Павел (Евр.10, 24). Братия! если и впадет человек в такое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости... Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов, - увещает христианин тот же Апостол (Гал. 6, 1 - 2). Счастье жизни человека увеличивается любовным отношением к нему других людей. Отсюда христианская доброта приписывает христианину следующие главнейшие добродетели: Кротость, или ласковость. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю, говорит Спаситель в Нагорной проповеди. Любовь к ближним предполагает участливое отношение к их душевному состоянию, постоянную заботу о том, чтобы своими делами и словами не оскорбить кого-либо. Эта душевная способность, плод развитого нравственного чувства, предполагающая умение человека при всяком своем сношении с ближними войти в их душу и поставить себя на место их, служить ничем не заменимою связью людей между собой и лучшим украшением жизни. Если воспользоваться мирским термином, то кротость есть деликатность, в лучшем смысле. По внешнему обнаружению кротость совпадает с вежливостью, но существенно отличается от нее. Кротость - качество внутреннего настроения человека. Вежливость характеризует внешнее поведение его. Вежливость без кротости не имеет цены: она является тогда одним лишь лицемерием. Кротости противоположна душевная грубость, являющаяся выражением сухого, черствого эгоизма человека. Миролюбие. Блаженны миротворцы, говорит Спаситель в Нагорной проповеди, ибо они будут наречены сынами Божьими. Не быть самому виновником вражды - в этом низшая ступень миролюбия. Христианская любовь требует большего - вражду и злобу побеждать добром. Насколько велика эта добродетель, видно из того, что Спаситель сравнивает ее со Своим подвигом примирения Бога и людей, называя миротворцев сынами Божьими. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром, учит Слово Божие (Рим. 12, 21). <...> Снисходительность - не только к таким недостаткам нашего ближнего, которые не вредят нам лично, но и к таким, которые более или менее вредно отзываются на нашем собственном благополучии и спокойствии. Любовь, по выражению Апостола, долготерпит (1 Кор. 13, 4). Снисходительность, по словам Молитвы Господней, - условие милостивого отношения к нам Бога, в чем мы так нуждаемся. "И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим", - молится христианин. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный (Матф.6, 14). <...>

Б) В отношении к праву чести. Христианская любовь не ограничивается воспрещением причинять каким бы то ни было образом вред доброму имени ближнего. Она требует положительным образом содействовать поддержанию доброго имени или чести нашего ближнего. Кроме понятного воздаяния каждому должного, христианин должен по мере своих сил охранять и защищать честь ближнего от нападений на нее. Кроме этой общей обязанности христианская доброта в отношении чести ближнего выражается в добродетелях. Доверие к ближнему. Практический здравый смысл, житейская деловитость учат относиться к людям с подозрением. Этот урок, быть может, и оправдывается самою жизнью. Но иначе относится к ближнему истинный христианин. Пусть это невыгодно, но он лучше поступится своим благом, чем оскорбит своего ближнего недоверием. Доверие к ближнему - великая нравственная сила. Насколько недоверие оскорбляет человека, придавливает его и ожесточает, настолько же доверие может производить самые благотворные явления и действия. Признание равного нам человеческого достоинства в людях, стоящих ниже нас в социальном отношении. У Тургенева в его стихотворении в прозе "Нищий" высказана подлинно христианская мысль: сказать нищему "брат" - это значит иногда, быть может, сделать гораздо больше, чем подать вещественную милостыню. <...>

В) В отношении к праву собственности. Если правда запрещает вредить материальному благосостоянию ближних, то любовь повелевает содействовать ему, т.е. быть милосердным. В христианском нравственном облике милосердие является одним из необходимых и лучших украшений человека, которое особенно заповедал нам Христос и Своим словом, и Своим примером. <...>

Социальные обязанности христианина.

Важнейшими общественными группами, в среде которых человек живет, развивается, совершенствуется и достигает возможного благосостояния, является семья, государство и Церковь. Как основное нравственное начало, определяющее наше отношение к ближним, так и указанные нами выше более частные требования нравственного закона сохраняют свое полное значение и в отношении общественных союзов. Но христианское нравоучение указывает и на специальные обязанности, вытекающие из особенного положения членов союзов.

А) Обязанности по отношению к семье. Семья есть самое первое человеческое общество и первая основа нравственного мира. В семье человек получает и первый материальный уход и первое духовно-нравственное воспитание. И не без цели, поэтому, Господь Спаситель, прежде чем вступить на общественное служение, благословил Своим посещением брачную чету. И Апостолы, имевшие задачей проповедовать Слово Божие народам, прежде всего приносили его в дома. Нравственное благосостояние семьи сопровождается благосостоянием и общества и государства; разрушение же семьи ведет за собою разрушение общества и государства. Отличительный признак семьи есть общее естественное основание, производящее родство членов семьи, тесным образом связывающее их. Но естественное основание семьи должно превратиться и превращается в нравственное отношение авторитета и почитания, создаваемых любовью. Основой семьи служит брак, установленный для людей в самом начале их существования. Священное бытописание представляет первых людей, прародителей человечества, в брачном союзе, как мужа и жену. Это первоначальное значение брачного союза, высокое само по себе, еще более возвышено в христианстве: здесь брак сделался великим Таинством, как образ соединения Христа с Церковью (Еф. 5, 31 - 33). Назначение вступивших в брак состоит в том, чтобы свято соблюдать заключенный союз, взаимно содействовать нравственному преуспеянию, делить тягости жизни и затем воспитывать детей. Отсюда первая обязанность супругов - верность данному пред лицом Церкви обещанию. И наоборот: супружеская неверность главное зло, уничтожающее брак в его основе. В церковном чине брака венцы приравниваются к мученическим венцам; по учению Церкви, совершенный брак, а он должен быть таковым, достигается постоянным подвигом возвышения физиологической основы брака (в чине церковном вступающим в брак указывается на необходимость целомудрия и взаимной жертвы по отношению друг к другу. Сведение брачной жизни на почву одних лишь физиологических удовольствий, в конце концов, уничтожает брак, равным образом, эгоизм в супружеской жизни разрушает счастье семьи). Семейная жизнь, сказали мы, по учению Церкви, должна быть школой самопожертвования. И отсюда члены семьи должны выносить ту же способность жертвовать своими интересами и в отношении к остальному миру. Семья никоим образом не должна возводить стены между, с одной стороны, жизнью супругов, и с другой - жизнью остальных людей. Как это часто бывает в Азии, по выражению одного русского философа-христианина, "семейный очаг", полный любви во взаимных отношениях членов его и совершенно безучастный ко всему, что находится за пределами его, является "замкнувшимся эгоизмом", - и такая семья, каковы бы ни были ее внутренние добродетели, не является христианской семьей. Целью семейной жизни (наряду с другими целями) служит рождение и воспитание детей. Семья без детей представляет собой явление ненормальное. И опыт свидетельствует: бездетные браки, за редкими исключениями, глубоко несчастны. Взаимные отношения родителей и детей - второй круг специальных обязанностей членов семьи. Говорить о том, что родители должны заботиться о детях, нет нужды: природная любовь, присущая родительскому сердцу, сама заставляет отца и мать забыть свои эгоистические интересы ради счастья детей. И христианская религия не вменяет родителям в особую заслугу заботливость о детях, как бы велика она не была, считая ее лишь естественным явлением. Христианское нравоучение указывает лишь на должный характер этой заботы. И прежде всего, дети не собственность родителей, а с момента своего зачатия - самостоятельные существа, имеющие свои человеческие права и человеческие задачи. И на родителях лежит великий долг и страшная ответственность за то, чтобы они не исказили душевного облика своих детей, а, наоборот, содействовали правильному его развитию. Воспитывать в своих детях убежденного человека - христианина - такова в общей форме обязанность родителей. Невозможно указать частные средства к достижению этой цели. Но должно отметить, что обычные способы воспитания детей в семье отдаляются от нее. Сюда относится угождение детям во всех их желаниях в самом раннем возрасте, забота о наиболее выгодной для них жизненной карьере в юношеском; надо ли говорить о том, насколько то и другое служит развитию эгоизма?! Почтительность и благодарность - таковы главнейшие обязанности детей в отношении к родителям. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, говорит Бог в Ветхом Завете (Исх. 20, 12). Кто злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти, говорит Моисей (Исх. 21, 16). Долг почтительности не снимается с детей даже в том случае, когда родители ниже своих детей в отношении своих душевных достоинств. Глубоки по смыслу относящиеся сюда слова одного ветхозаветного мудреца: Хотя бы он и оскудел разумом, имей снисхождение и не пренебрегай им при полноте силы твоей, ибо милосердие к отцу не забыто (Сир. 3, 13 - 14). Если бы современные дети помнили эти прекрасные слова глубокой древности, то мы не были бы столь часными свидетелями раздоров родителей и детей. Благодарность - естественное чувство детей в отношении родителей: ею платят они за любовь и труды своих отца и матери. Всем сердцем почитай, говорит тот же мудрец, отца твоего и не забывай родильных болезней матери твоей. Помни. что ты рожден от них: и что можешь ты воздать им, как они тебе? (Сир. 7, 29 - 30).

Б) Обязанности по отношению к государству. Естественным продолжением и развитием семейного союза является государственный союз. Христианин созидает свое спасение в качестве члена государства, - тем самым он становится, - тем самым он ставится в определенные нравственные отношения ко всем государственным учреждениям. Христианская религия не дает частных правил политического и общественного устройства, предоставляя это политическим и социальным наукам. Со своей стороны она только требует осуществления основных заветов Христа во всех учреждениях и с этой именно точки зрения оценивает их. Относясь поэтому различно к тем или другим установлениям государственным, христианство безусловно освящает законность, как неизменное правило всех общественных действий наших. Соответственно этому определяется и отношение христианина к законным представителям власти.... Итак, отдавайте кесарево кесарю и Божие Богу (Матф. 22, 21), разрешил Спаситель известное недоразумение фарисеев, считавших несовместимых повиновение Богу и царю. Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены... И поэтому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 1 - 5). <...>

В) Обязанности по отношению к Церкви. Самым важным по значению и неограниченным по объему является общество верующих в Иисуса Христа лиц, или Церковь. Назначение Церкви состоит в духовном перерождении людей. В Церкви, этой благодатной среде, верующий соединяется со Христом и чрез Него делается участником вечной жизни; подобно тому как ветвь, привитая к виноградной лозе, делается одною с нею. Из такого значения Церкви вытекает первая главная обязанность христианина - самым живым образом сознавать себя членом ее, переживать самым действительным образом свою связь с нею и ценить это звание свое выше всякого другого звания на земле, а отсюда каждый христианин, по слову Апостола, должен знать, как поступать в доме Божьем, который есть Церковь Божья, столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15). Из указанной общей обязанности по отношению к Церкви вытекают более частные. Как член Церкви, каждый христианин обязан участвовать в собраниях верующих для общего богослужения. Собрания такого рода сколь естественны для членов одной религиозной семьи, столь же способны укреплять их духовные силы. Нигде христианин не может чувствовать такой полноты духовной жизни в себе, как в совокупном с другими служении Господу Богу своему.<...>

Закон любви.

Начала христианской нравственности. -

М., 1997.

0x01 graphic

"Диоген искал человека"

Художник Иоганна Тишбейна

280

Окружение на войне.

Когда окружаешь неприятельское войско, нужно оставить для вражеских воинов проход, чтобы они думали, что еще могут отойти. Так можно ослабить их решимость сражаться до конца. Вот способ захвата крепостей и разгрома целого войска. Правило гласит: "Окруженному противнику надо оставить путь отхода".

Сунь-цзы.

0x01 graphic

Три мойры (судьбы).

Художник Марко Биджо. Ок. 1525.

Три мойры - Нона -- тянет пряжу, прядя нить человеческой жизни, Децима--распределяющая судьбу, Морта -- перерезает нить, заканчивая жизнь человека

281

Опережение на войне.

Если во время военных действий противник только что подошел и еще не успел должным образом построить свои ряды, нужно первым выдвинуться вперед и быстро нанести удар. Так можно одержать победу. Правило гласит: "Кто действует на опережение, приводит противника в замешательство".

Сунь-цзы.

0x01 graphic

Мойры за работой.

282

Оплакивание погибших.

В древности хорошие полководцы заботились о своих воинах как о любимых детях. Если появлялись трудности, они первыми принимали их на себя, в случае же успеха они приписывали его другим. Они со слезами утешали раненных и с глубокой скорбью оплакивали убитых. Они отдавали последнее, чтобы накормить голодных, и снимали с себя все одежды, чтобы одеть замерзающих. Они чтили мудрых и обеспечивали их всем необходимым. Они вознаграждали и поощряли храбрых. Если полководец может поступать так, он в любом деле добьется успеха.

Чжугэ Лян.

Книга сердца, или искусство полководца.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 21/03/2014, изменен: 21/03/2014. 76k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 21 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович "Почему же мы проиграли войну?"

Каменев Анатолий Иванович
"Почему же мы проиграли войну?"