ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
"Потухшие вулканы" в стратегическом масштабе

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


"Потухшие вулканы" в стратегическом масштабе

  
  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  
  

0x01 graphic

  

Вулкан, вручающий Венере оружие для Энея, 1757.

Художник Франсуа Буше

  

"ПОТУХШИЕ ВУЛКАНЫ"

В СТРАТЕГИЧЕСКОМ МАСШТАБЕ

Автор

Александр Андреевич Свечин (1878--1938) --

русский генерал-майор; выдающийся военный теоретик

(фрагменты)

  
  
   Мобилизация во времени еще недавно казалась моментом; новая экономическая мощь человечества дает мобилизации, с точки зрения стратегии, новое измерение.
   В течение самой войны получается возможность подготовить и вооружить новые огромные массы, создать огромные материальные запасы.
  
   Если Наполеон и Мольтке могли еще сосредотачивать все свое внимание на единственной цели -- поражении видимой живой силы неприятеля, то при современной способности государства рождать новые армии это часто было бы ошибкой; объектом действий является весь неприятельский народ, со скрытыми в нем потенциальными возможностями к сопротивлению.
  
   Перманентность мобилизации обращает современные армии в своего рода саранчу, борьба против которой не может быть успешна, если она не направляется одновременно на обезвреживание тех пространств, на которых саранча отрождается.
   Понимание современной стратегии, уяснение того ряда целей, которые она должна выдвигать, может создаться только на почве ясного представления о живучести современных армий, обуславливаемой новой экономикой.
  
   Военные обозреватели газет, стремящиеся всегда козырять статистикой, подсчитывали раньше сотни и тысячи батальонов и батарей, которые могли выставить различные государства и их коалиции.
  
   Их соображения теперь стали гораздо сложнее: Франция выставляет от 32 до 150 пех. дивизий, Англия -- от 7 до 49 пех. дивизий, то же колебание и у всех других государств; приходится только гадать, где и сколько месяцев потребует этот рост вооруженных сил на 500-700% и более для его завершения.
  
   В основе этого явления лежит перманентность экономической и военной мобилизации.
  
  
   Быстрота этого роста в военное время и его предел не могут быть точно установлены даже ответственными штабами, так как ответ зависит как от успешной работы тыла во время войны, так и от интенсивности военных действий, от прожорливости фронта.
   Очевидно, что весной 1915 года, когда русский фронт пожирал много более, чем производил тыл, формирование новых частей было обречено на неуспех.
  
   изменяющаяся, растущая сила неприятеля ставит перед стратегией трудные проблемы. В 1866 г., в июне месяце, армия Бенедека собиралась около Ольмюца; Мольтке, пристреливаясь по живой движущейся цели, решил раздавить ее в полутораста километрах от Ольмюца, на плато между горами Иозефштадт и Гичин.
  
   теперь проблема сложнее: сейчас 20 неприятельских дивизий там-то; где я встречусь с ними через 2-3 недели и как они за это время операции размножатся?
  
   История дает нам примеры удивительного нарушения правил логики стратегами при решении вытекающих из этой проблемы простейших арифметических задач.
  
   Австрийский генеральный штаб, с Конрадом во главе, рассуждал перед мировой войной так: Россия может выставить против нас на 20-й день мобилизации 35 дивизий, на 30-й день -- 60 дивизий; Австрия может на 20-й день располагать четырьмя десятками дивизий. Значит, австрийцы должны наступать: при обороне австрийцы будут раздавлены, при наступлении они могут рассчитывать даже на некоторый численный перевес.
  
   Ведь если австрийская операция затянулась бы только на десять дней, австрийцы должны были иметь перед собой все 60 русских дивизий, из которых два десятка должны были высадиться и сгруппироваться так, чтобы наиболее удачно препятствовать австрийскому маневру...
  
   Отсюда вытекает весьма важная мораль: надо учитывать, сколько дней потребует операция, и мерить силы неприятеля не наличностью их к началу операции, а подсчитывать и вероятный прирост его сил к концу операции.
  
   Баланс такого подсчета показал бы, какая материальная база имеется для постановки нашей стратегией сокрушительных задач.
  
   Наступающий нормально хуже связывается с тылом, чем обороняющийся; на прирост сил ему рассчитывать в течение операции почти не приходится; он свое настоящее должен мерить с будущим обороняющегося, что в настоящую эпоху перманентной мобилизации, когда армии растут, как на дрожжах, чрезвычайно невыгодно.
  
   Отсюда можно сделать несколько заключений о характере современной войны: для наступательной операции, которая намечается накоротке и будет закончена в две недели, можно обойтись значительно меньшим численным превосходством, чем тот перевес, который требуется для 4-6 недельной операции, где разница между настоящим наступающего и будущим обороняющегося возрастает непомерно.
  
   И вывод номер второй: крупные операции имеют большие шансы на успех после завершения экономической мобилизации, когда неприятель уже достиг максимума стратегического напряжения и рост его вооруженных сил прекратился; и наиболее трудный для них момент -- начало войны, когда кривая военной мощи наиболее резко поднимается вверх и "рождаемость" новых сил велика.
  
   Первоначальное развертывание должно обеспечивать важнейшие географические объекты в пограничной полосе и метить на таковые же у неприятеля; первоначальное развертывание должно прежде всего обеспечивать наш первый эшелон от изолированного поражения.
   При наличии тактического превосходства на нашей стороне развитие активности, погоня за неприятельской живой силой в пограничной полосе окажутся выгодными, так как будут способствовать понижению общего предела неприятельского напряжения и скорейшему переходу неприятеля на убывающую ветвь развития его вооруженных сил.
  
   Надо, конечно, защищать территорию.
   Старая мудрость русского генерального штаба, оставлявшего в стороне экономические вопросы, гласила, что каждая верста отнесения линии фронта нашего развертывания на восток стоит нам потери тысячи запасных.
   Их, однако, можно эвакуировать.
  
   Если мы вспомним факты мировой войны, то убедимся, что количественно оборонительные задачи несравненно перевешивали наступление.
   если заняться подсчетом, сколько времени в течение всей войны дивизии, в среднем, тактически оборонялись и сколько наступали, мы пришли бы, может быть, к отношению 20 дней тактической обороны и более на 1 день наступления.
  
   Оборона охватывает не только долгие месяцы позиционного сидения, но пронизывает и наступательные операции: оборона охватывает собой всю подготовку наступательной операции, устройство на занятых рубежах, отражение неприятельских контратак и завершение всякой операции.
  
   Неумение обороняться, естественно, приводит к неумению вовремя поставить точку в наступательной операции.
   Умение обороняться надо культивировать.
  

Политике должна быть ясна

природа средств современной стратегии.

  
   Война не ведется "вообще", она ведется из-за чего-то, и это что-то есть политика, накладывающая на каждую войну весьма своеобразный отпечаток. Политика может выдвинуть перед стратегией с самого начала войны ответственные цели, которые нельзя было бы отнести к категории ограниченных.
  
   Политика может создать у одной из сторон положение, вовсе исключающее экономическую мобилизацию (всеобщая стачка) и последовательный рост вооруженных сил в течение войны, что, конечно, подорвет предпосылки приводившихся заключений.
  
   Политика может потребовать от стратегии самой короткой войны, в виду полной невозможности вести длинную и т.д. Стратегия должна подчиняться, как часть подчиняется целому.
  
   Политике должно быть ясно, что если в эпоху Мольтке объявление войны производило взрыв, так как мобилизация являлась моментом, то в настоящее время оно является пожаром, требующим известное время, чтобы разгореться, и что на сокрушительные удары рассчитывать сразу трудно: вместо постановки сразу решающей цели придется пройти, кроме исключительных случаев, целую гамму растущих в своем размере целей.
  

Стратегическое мышление

должно встало на новые рельсы.

  
   С точки зрения стратегии Клаузевица, сражение является точкой в пространстве и времени: несколько километров, на которые растягиваются боевые порядки XIX века, и несколько часов, которые нужны для полного развития боев, до обращения корпусов одной стороны в "потухшие вулканы" -- это не измерение в стратегическом масштабе.
  
   Теперь мы стоим лицом перед совершенно новыми условиями.
   Новая материальная часть вооружения повелительно заставляет вести бой на широких фронтах; войска жестоко наказуются за крупные столпления.
  
   Та же новая техника ставит тесные пределы всякому стремлению форсировать ход событий в бою; та боевая реакция, которая приводит к аннулированию огня одной из сторон, требует значительного времени для своего развития.
  
   И если раньше продолжительность сражения лишь немногим превосходила продолжительность боя, то ныне она складывается из многих боев, которые приходится вести один за другим: имеющиеся массы людей и снаряжения позволяют организовать сопротивление в глубину; сражение, состоявшее еще при Мольтке из одного этажа боев, обратилось в настоящее время в многоэтажную постройку.
  
   Сам термин "сражение", ныне является так же неуместным для обозначения сложной группы боевых действий, как наименование, "большая изба" неуместно по отношению к американскому небоскребу.
   Бои, тянущиеся в течение нескольких недель на протяжении сотен километров, захватывают уже крупный район театра военный действий и протягиваются уже на известный стратегический период войны; такая группа боев, получивших уже стратегические измерения в пространстве и времени, называется операцией, и вопрос их исследования не может больше оставаться в компетенции тактики.
  
   Если раньше стратегия ограничивалась подготовительной группировкой для сражения и бездействовала, пока продолжали греметь пушки, очищая поле действий тактике, то ныне это было бы совершенно неуместно. Небоскреб операции нельзя охватить с тактической точки зрения.
   Руководство операцией возможно лишь для оперативного искусства.
  
   Первая операция на войне начинается с прикрытия границы; дальнейшие операции -- с приказов о выходе из заканчивающейся операции или о преследовании, так как тот или другой приказ будут уже иметь в виду новое оперативное развертывание.
  
   Включение перевозок в операцию, обращающее их в железнодорожный маневр, представляет не пустую игру слов. Как походное движение тактика приспособила к требованиям развертывания для боя, так и железнодорожный маневр, попав в сферу операции, должен быть основательно рационализирован оперативным искусством <...>
  
   На наш взгляд, теорию и практику в этом вопросе следовало бы примирить, хотя бы такое примирение и потребовало бы радикальных мер. Обозы, по существу, должны были бы делиться на боевой, нужный в бою, и на оперативный, нужный в операции. В глубоком тылу каждая дивизия могла бы иметь свой "дом" для полковой собственности и ее ремонта.
  
   Оперативный обоз дивизии должен распадаться на две части.
   Одна из них, меньшая, должна быть органической принадлежностью дивизии. Это будут, по преимуществу, остатки полковых обозов II разряда. Другая часть, предназначенная для подвоза различного снабжения, не должна органически входить в дивизию. Это транспортный хвост, который может быть оторван от одной дивизии и приставлен к другой.
  
   Смена дивизий в современной войне является нормальным явлением: бойцы на фронте истощаются в немногие недели; но смена боевой головки не должна вызывать смены транспортных хвостов.
  
   Мы долгое время еще будем иметь более невыгодные соотношения, чем армии Западной Европы.
   Тем острее надо ставить борьбу с организационными уклонами, которые создавали нам и в мировую, и в гражданскую войну вооруженную силу в виде организма с раздутым желудком и тонкими конечностями.
  
   Наши армии росли в сучок; военный организм болел штатным ожирением и одряхлением
  
   Стратегические и оперативные вопросы в пограничной полосе растут не из-под поверхности земли, а выявляются при наложении на ее поверхность определенного плана развертывания наших и неприятельских сил.
   Необходимо предварительно проработать какие-то варианты оперативного развертывания.
  
   Нужно, чтобы неприятель действовал, в соответствии со своей подготовкой и возможностями, наиболее разумно; нужно, чтобы наш вариант был близок к действительности, чтобы извлечь полезные поучения.
  
  

А.А. Свечин.

Сборник военной академии РККА им. М.В.Фрунзе. Книга первая. - М., 1926. - С. 30-49.

  
  
  

0x01 graphic

  

Охота на вепря

Художник Питер Паул Рубенс

  
   302
   ПАНИКА.
   Явление паники, определение его. Иллюзии и галлюцинации. Где наиболее часто проявляется паника. Статистические сведения о случаях паники. Опи­сание случаев паники. Причины возникновения паники. Нервное подражание. Теория паники. Необходимость ознакомления армии с тем, почему и как возникает паника. Меры, предупреждающие возникновение паники. Не только в нашей военной, но и в жизни общественной нам приходится слышать, читать, а иногда видеть людей, охваченных паникой. Паника - это явление коллективного страха в высшей, в смысле силы эмоции, форме, т.е. ужаса, иногда совершенно нео6ъяснимого, охватывающего войска. Этот безумный ужас, распро­страняясь с стихийной быстротой, превращает самое дисципли­нированное войско в толпу жалких беглецов. Причины возникно­вения паники крайне разнообразны: неожиданная или воображаемая опасность, крик, шум и т.п. <...> Во время боя панику может вызвать всякая неожиданность: атака с тыла, с флангов, неожиданное, а иногда и мнимое пре­восходство сил противника. В этом случае довольно поддаться ужасу одному человеку, чтобы он передался массе. Последнее особенно часто случается в обозах, в тыловых ча­стях армии, где дисциплина слабее. <...> Паника бывала во все времена и во всех армиях, но о ней почему-то говорить считают предосудительным. Вот почему я счи­таю совершенно правильным приказ командующего 2 маньчжур­ской армией ген. Гриппенберга от 22 декабря 1904 г., в ко­тором он, между прочими, указаниями о действиях пехоты в бою подчеркивал: "Необходимо также принять меры против паник ночью, в особенности после боя, когда люди настроены нервно и когда достаточно иногда крика во сне кого-нибудь "неприятель" или "японец", чтобы все люди вскакивали, бросались к ружьям и начинали стрелять, не разбирая куда и в кого. С этими явле­ниями нужно ознакомить войска, внушая им в подобных случаях оставаться и не поддаваться крику нервных людей, разъясняя им печальные последствия преждевременных криков "ура" и паники". Если факт паники обычно бывает после ее ликвидации по­стыден, то в тоже время он и поучителен, так как всесторонним ее исследованием мы можем до некоторой степени избегнуть ее в бу­дущем. Старая истина говорит нам, что учиться надо не только на положительных, но и на отрицательных примерах. Если мы обратимся к военной истории, то увидим, что за 100 лет, т.е. с 1800 по 1900 год были следующие главные случаи паники: 1800 - австрийцы при Маренго; 1806 - пруссаки перед Иеной; 1806 - французы при Голымыне; 1808 - испанцы при Соммо-Сиерра; 1809 - французы вечером после Ваграма; 1812 - французы у Полоцка; 1812 - русские у Борисова; 1813 - французы у Виктории; 1813 - англичане у С.-Себастиана; 1814 - французы при Арси-сюр Об; 1815 - англичане при Ватерлоо; 1831 - французы отступление от Медеаха; 1859 - французы (на другой день после Сольферино); 1863 - американцы при Ченслорсвилль; 1866 - итальянцы при Кустоцце; 1870 - пруссаки и французы (неоднократно); 1877 - русские у Систова (на другой день после Плевны); 1891 - итальянцы при Адуе; 1897 - греки при Ларисе; 1900 - буры при Блюмфонтейне. Наиболее крупными примерами паники с нашей стороны является дивизия ген. Орлова под Ляояном и паника в обозах под Мукденом. <...> Ясное сознание своего долга прусским солдатом, более рацио­нальное воспитание всей прусской армии, превосходство всей прус­ской системы над одряхлевшей французской, - вот чем можно объяснить малое число случаев паники у немцев. Крайне интересным является для нас сравнение числа слу­чаев паники с обоих сторон в минувшую войну, но, к сожалению, нет для этого пока еще данных. Перечислив случаи паники, займемся описанием некоторых из них. Паника пруссаков при Йене (1806 г.; по рассказу полковника Маленбаха). 11 октября к вечеру прусские войска были в Йене. Авангарды французов были еще далеко. Князь Брауншвейгский только что собрался сесть поужинать, как на биваке поднялся страшный шум. Мы выбежали и услышали крики, что французы от нас всего в 1 лье. Это было невозможно, так как все дороги, ве­дущие к противнику, были заняты нашими войсками, и ни одного донесения о приближении противника не поступало, однако весть эта с быстротой молнии охватила бивак и жителей Йены. Князь пошел с нами на бивак, на котором творилось нечто ужасное. Со всех сторон раздавались крики, что неприятель опро­кинул авангарды, что он окружает город! По дороге к Веймару теснилась толпа солдат всех родов оружия, а затем все это по­неслось. Пришлось для водворения порядка среди обезумевших солдат послать патрули из одних офицеров, которые выгоняли беглецов из виноградников и лесов. По истечении часа все успо­коилось и только удалось выяснить, что вся тревога вызвана не­сколькими беглецами с поля сражения при Заальфельде. Паника французов вечером после Ваграма (Июль 1809 г.; по рассказу генерала Левенштерна). По окончании сражения, мы, пообедав с товарищами у па­латки Наполеона, решили поехать в Вену, побывав предвари­тельно на острове Лобау. Не успели мы сделать каких-нибудь Ґ лье, как вдруг в тылу армии раздалось несколько ружейных выстрелов. Выстрелы эти вызвали такой ужас среди отставших солдат и экипажей, что они обратились в бегство, а страх их быстро передался резервам и артиллерийским паркам. Все бежало, стараясь достигнуть возможно скорее мостов у Лобау. Мы со­хранили спокойствие духа, но скоро группа берейторов в ливрее Наполеона нагнали нас с криком "спасайся кто может, главная квартира императора атакована". После этих слов ужас настолько охватил всех, что и мы были увлечены потоком беглецов. Со всех сторон гремели выстрелы. Генеральские экипажи, повозки, фургоны маркитантов были разграблены своими же. Какая-то маркитантка со слезами звала на помощь, я полетел было к ней, но несколько вольтижеров, направили на меня ружья и закричали "прочь, а не то!!" Я повернул лошадь, не желая жертвовать жизнью. С каждой минутой беспорядок все возрастал. Верхом было невозможно обогнать толпу, я спешился и пошел. Мне показалось, что паника вызвана появлением корпуса Эрц­герцога Иоанна, но где он? Не слышно было орудийных выстрелов: только крики, скорее гул бегущей толпы несся со всех сторон. Наконец я встретил генерала, который начальст­вовал одной из аппрошей острова. Увидя, что я спокойнее других беглецов, он спросил меня: "Что означает это беспорядочное бегство после выигранного сра­жжения". Я задал ему тот же вопрос: "В опасности ли император?". "В опасности ли он теперь, не знаю. 10 минут тому назад я имел честь обедать рядом с палаткой его величества". Тогда он понял в чем дело. "Негодяи! Я угощу их картечью". Он сдержал свое слово. Замешательство на одну минуту стало еще большим, но у моста был поставлен караул, которому приказали никого не пропускать. Беглецы стали собираться на берегу, и вскоре все успокои­лось. Потом мы узнали, что панику вызвало несколько австрий­ских улан, показавшихся на равнине. Паника французов на другой день после боя у Сольферино (18 июня 1859 г.). На другой день после сражения, в тылу французской армии произошла значительная паника. Вот что рассказывает по этому поводу очевидец Дюнон в своей книге, озаглавленной "Воспоми­нания о Сольферино". Паника эта была вызвана, по-видимому, ничтожным обстоятельством. По мере того, как корпуса французской армии, заняв позицию, производили разведку, скоплялись пленные австрийцы, и на другой день сражения партия их была направлена в Бресчию. Один из таких отрядов под конвоем гусар подвигался от Кабрианы и подходил после полудня к Кастильоне, где обитателями был почему то принят за авангард возвращавшейся австрийской армии. Несмотря на всю несообра­зительность подобного известия, которое распространяли крестьяне, проводники, возчики и странствующие торговцы, сопровождавшие войска в походе, а равно и горожане поверили этому странному слуху увидя, как мимо них несся поток перепуганных от страха людей. Сейчас же дома закрылись, обыватели забаррикадировались в них, сожгли украшавшие их дома трехцветные знамена и попрятались в погребах и на чердаках. И вот по улицам и дорогам, загромож­денным повозками для раненых, направляющимся в Бресчию, и армейскими обозами, поскакали фургоны; лошади понесли во все стороны, опрокидывая повозки с багажом в канавы у большой дороги... все бросилось в паническое бегство среди крика, ужаса и гнева. Наконец, возчики, страх которых все увеличивался, распрягли лошадей и устремились верхом по дороге в Бресчию и всюду распространяли ужас, производя невероятную сумятицу, сталкивая с дороги встречавшиеся повозки, увлекая за собою все попадавшееся на пути и топча раненых, которые умоляли, чтобы их увезли. Вскоре после этого ночью 5 июля при Валеджио, паника привела в полный беспорядок бивак кавалерийской бригады, вы­сланной на разведку. Паника пруссаков 18 августа 1870 г. в 6 ч. 30 м. ве­чера (Хениг "24 часа стратегии"). Вечером 18 августа 43 прусских роты стояли скученно вокруг фермы Св. Губерта, которая скрывала их от взоров, а отчасти и от огня французов. В половине седьмого, после пол­ного затишья, огонь французов усилился, а затем несколько их рот перешли в наступление. На истощенных и физически, и нравственно пруссаков эта неожиданность произвела такое сильное впечатление, что они, вдруг, охваченные паникой, бросились вглубь оврага, уже переполненного людьми других корпусов. С высот Гравелота эта картина ужаса, охватившего людей, была видна простым глазом: казалось, что атака французов на­правлена на восточную опушку леса и далее к Гравелоту. Не­ожиданный переход в наступление, поднявшиеся облака пыли, а затем беспорядок в указанных ротах - все это произвело на высотах Гравелота впечатление стремительного натиска французов. Как результат этого - по всему фронту, т.е. к югу от боль­шой дороги и на западной опушке леса, пехота дрогнула и ох­ваченная паникой устремилась прямо на линию своей артиллерии. Трудно было сразу дать себе отчет, свои это или неприятель. Масса, гонимая страхом, масса, потерявшая всякую способность рассуж­дать, бежала неудержимо. Она подвигалась прямо на артиллерию, которая была в нерешительности. Артиллеристы начали все более и более проявлять беспокойство, а некоторые посматривали назад. Офицеры бросились на­встречу этой несущейся лавине, что бы выяснить, свои это или французы; с обнаженными саблями врезались они в ряды своей пехоты, но ни крики их, ни даже угрозы открыть по бегущим картечный огонь, - не действовали на бегущих. Масса эта проре­зала ряды артиллерии и, только благодаря усилиям всех офице­ров, от генерала до лейтенанта, она была остановлена далеко в тылу за артиллерией. Было 7 часов вечера. Вторая паника пруссаков 18 августа 1870 г. 7 ч. 30 м. веч. Через полчаса после первой - у пруссаков возникает вторая паника. 9-й гусарский полк из оврага был перемещен к юго-западу от фермы Св. Губерта. Как только полк подошел к ука­занному месту, французы открыли по ним огонь. Полк спешился. В это время к нему подошел отряд резервистов на реквизиро­ванных лошадях. Командир полка сформировал из отряда 5 эска­дрон и поместил его несколько в стороне. Нужно сказать, что в это же время была отбита атака 32 бригады на Пуен-дю-Жур, а потому французы перенесли огонь на гусар. Командир полка, видя невозможность оставаться далее под таким огнем, подал сигнал, сейчас же пошли рысью. Аллюр их становился все резвее и резвее, лошади, не привыкшие к огню, наконец, прямо донесли. Ближайший эскадрон гусар был увлечен резервистами, и все понеслось к Гравелоту. К великому удивлению находившихся у Гравелота, масса кавалеристов полным аллюром вылетела из леса. В первый момент все похолодело от ужаса; страх был сильнее, чем во время первой паники (на юг от большой дороги). Для того, чтобы внести некоторое успокоение, потребовалось много времени. Взбесившиеся лошади бросились на остатки различных полков, которые только что начали собираться на большой дороге. При проходе гусар, часть обоза, расположенного вправо от дороги, внезапно сделала полуоборот и устремилась в толпу. Напрасно многие офицеры пытались остановить эту обезу­мевшую толпу, эту массу людей и животных. Гусары, пехотинцы всех корпусов, скот, кони, фургоны с багажом, экипажи - все это смешалось, стремительно прокладывая себе дорогу. Смятение было неожиданное. Люди потеряли способность что-либо сознавать, удары сабель и проклятия не действовали на эти обезумевшие су­щества; только, когда у людей и животных не хватило дыхания, этот бешеный поток остановился. Собрали их далеко за II корпу­сом, а многие беглецы остановились только в окрестностях Вионвилля, всюду распространяя весть "мы разбиты". Паника у буров (Южно-африканская война. Март., 1900 г.). После сдачи Кронье в Паардерберге (февраль 1900 г.) среди буров царило уныние. Генерал Христиан Девет ("Воспо­минания о 3 годах войны"), как очевидец, рассказывает сле­дующее: "Я командовал лагерями, в которых на протяжении 12 миль по течению Модер-Ривера были расположены мои войска. 7 марта Лорд Робертс подвинулся к реке: силы его были растянуты более чем на 10 миль. При одном появлении не­приятеля на пушечный выстрел, наши буры покинули в беспорядке свои позиции. Они бежали и ни один из них не пытался удержать своих товарищей. Такого бегства я никогда не видел. Пушки, повозки, экипажи, люди... все спускалось, опрокидывалось и кубарем летело с высот в ужасном хаосе. Тщетно я с моими офицерами пытались их собрать, но ничего не вышло. Только на другой день мог я отчасти собрать их на позиции ближе к Блюмфонтейну. Удивительная вещь, буры держались с большой стойкостью от 10 ч. утра до захода солнца против новой атаки англичан. Поняли ли они, как странно и смешно было их вчерашнее по­ведение, или слова мои пробудили сознание, что спасение не в страхе и не в бегстве, я не знаю, но факт тот, что они хорошо удержались до вечера и только ночью покинули свои позиции. Нам еще удалось собрать 5.000 человек на юге от Блюмфонтейна. 13 марта с рассветом один отряд покинул свою позицию, а затем, когда англичане вновь начали атаку, буры стали ослабе­вать, потом моментально побежали от позиции к позиции. Офи­церы и я, мы были неспособны прекратить охватившую их па­нику. Как стадо неслись они на северо-восток. Паника после Цзиньчжоу. 13 мая 1904 года после 7 час. вечера, когда взошла уже луна, 14 В. С. С. полк ужинал у дер. Наньгуалин. В это время при отступлении от Цзиньчжоу на одну из платформ по­ложили раненых и покатили по полотну железной дороги. Плат­форма была без тормоза и, на уклоне к разъезду Наньгуалин, с платформы кто-то крикнул: "берегись". Конный охотник поскакал вперед, чтобы предупредить стрелков, шедших по полотну ж.д. Кто-то крикнул: "японская кавалерия"! Но охотники выстрелили. С бивака полка тоже раздались выстрелы, и там началась паника. Стрелки наскочили на батарею и по батарее начали стрелять. 14 убито, 114 ранено, убито 15 лошадей. Солдаты кругом го­ворили, что японцы высадились в Дальнем и хотят нас отрезать от Артура. Три роты 13 полка стреляли по поезду, везшему раненых в Артур. По всему полю двигались люди вразброд и бегали лошади. Генерал Фок подал сигнал "отбой" и приказал музыке играть гимн, что окончательно успокоило людей. Паника у горы Самеба. В 1877 году на Кавказском театре был следующий интерес­ный случай возникновения паники. 2Ґ батальона (пластуны и закатальцы) переправляются через р. Кинтриш, ночью прибли­жаются к турецкой позиции и на рассвете берут в штыки гору Самеба, занятую турками. Внезапное наводнение сносит наведен­ный мост, и отряд остается отрезанным от своих главных сил, в виду сильной турецкой армии. Положение становится критиче­ским. К счастью, турки сидели спокойно. Продовольствие затруд­нялось. Грузин-торговец переплыл реку и привез офицерам на продажу бурдюк вина и кое-какие товары. Продав все, он остался ночевать на биваке, надув пустой уже бурдюк вместо подушки. Ночью кто-то проходя его задел. Грузину показалось спросонок, что напали турки. Он заорал. Моментально на всем биваке началась паника. Начальник отряда, полковник Козонков, приказал для успокоения музыке сыграть туш, а горной батарее дать залп в сторону турок. Это привело всех в себя. Паника 21 августа 1917 года. N-ая стрелковая сибирская дивизия, после 2-х дневного ноч­ного марша и боев отходила от дер. Балин на Хинценберг, по лесной дороге. В стороне от дороги из кустов кто-то выстрелил. Из колонии моментально был дан ответный выстрел. Ездовые двуколок порубили постромки и понеслись в сторону. Раздался крик "германская кавалерия". Огонь был открыт из колонны во все стороны. Кто-то со страху надел противогазовую маску. Увидев стрелка в маске, другой крикнул: "газы", и люди стали надевать противогазы. Несмотря на все меры успокоения, приня­тые начальником дивизии, только спустя 15 минут, колонна успокоилась. Результатами паники было свыше 70 раненых чело­век и 10 лошадей. Паника у д. Хмелин 23 августа 1920 года. Эту панику описывает команд, корпуса Гай следующим образом: "Противник, получив подкрепления из Прасныша, потеснил передо­вые части 53 дивизии. В 20 часов появились 3 аэроплана против­ника и начали обстреливать пулеметным огнем колонны обозов и кавалерию, которая отдыхала в лесу, а дозорами охраняла пра­вый фланг пехоты, так как из д. Хмелин появилась кавалерий­ская разведка поляков и обстреливала укрывающуюся в лесу ко­лонну обозов. Видя неудачу, начдив 53 выдвинул 3 бригаду - последний резерв, но, не доходя до места, части вдруг начали бежать, с криком: "кавалерия, кавалерия". Все обозы, люди, ло­шади смешались. Все бежали в панике, кто куда мог; кричали прятались под телеги, рвали постромки, опрокидывали повозки. Пленные, пользуясь общей паникой, тоже разбежались... Остава­лось одно: немедленно с 15 дивизией вперед. С криком "ура", "дорогу кавалерии", с обнаженными шашками мы помчались. В пехотных частях раздался облегченный вздох: "Кубань", "Кубань пошла", "Кавалерия даешь". Обезумевшая толпа начала останавливаться, красноармейцы, выходя из-под кустов и повозок, воодушевленные нами, побежали вслед с криком: "Кавалерия вперед". Целый ряд примеров, которые, конечно, можно было бы по­полнить весьма многочисленными случаями паники в мировой войне и у нас, и у наших противников, показывает, что это явление коллективного страха было, есть и будет. Не подлежит сомнению, что все новые и новые достижения техники, бьющие по воображению, будут способствовать возникновению паники. Эти армии танков, плавающих, летающих в виде бронированных аэро­планов, сверхорудия с дальностью в несколько сот километров - все это преследует цель не столько материальную, сколько мораль­ную, подавление духа, внушение страха. Если я говорил, что основания страха лежат в организме каждого человека, то дело воспитателей армии вникнуть в сущ­ность возникновения страха и устранять его распространение, учитывая крайнюю его заразительность на массы. Выше говори­лось, что паника возникает потому, что человек поддается эмоции страха. Один из немногих военных писателей, серьезно занимав­шийся исследованием паники, генерал Трошю, попытался создать, теорию паники. Он правильно указывает, что паника - результат пробуждения инстинкта самосохранения. Она развивается мгно­венно под влиянием подражания, легко действующего на агломераты людей и животных. Это можно видеть хотя бы из такого примера. Толпа из нескольких лиц, не имеющих между собой никакого отношения и связи, идет по улице. Вдруг, под влиянием мнимого или чем-либо вызванного страха, голова этой толпы поворачивается и бежит. Средина и хвост этой толпы, не зная причины бегства головы, сейчас же повернут и побегут. Тоже явление наблюдается между животными. Допустим, что на лугу пасутся лошади. Одна из них чего-нибудь испугалась. Бе­шеным галопом она мчится в сторону, а остальные тотчас же следуют за ней. На войне в массах, где элементы их тесно связаны военной организацией, привычкой, совместной жизнью, явле­ние это действует с непреодолимой силой. Молодые войска более подвержены ей, чем побывавшие несколько раз в боях. Но, кроме того, играет роль степень впечатлительности, тем­перамента и степень подготовленности человека к восприятию тех или других явлений. Глубоко ошибаются те, кто глумятся над войсками, поддавшимися панике. Точно также заблуждаются те, кто по единичному случаю паники - судят о стойкости войск. Почти всегда ответственность падает на начальников, которые обвиняются в отсутствии нравственного авторитета, опытности и предусмотрительности. Паника, как видно из изложенных мною примеров, возникает: 1) при ночных операциях чаще всего. Ночные действия и дви­жения, когда всякая неожиданность особенно сильно влияет на войска, требуют прежде всего соответствующего выбора началь­ников, а затем соблюдения целого ряда мер предосторожностей. Нарушение самых, казалось бы, простых мер предосторожности порождает неожиданность, действующую на воображение бойцов, видящих опасность ночью везде. В выдержанных, крепких гер­манских войсках в Лодзинской операции, было несколько случаев ночных паник из-за принятия своих за противника, из-за формы одежды. В гражданских и классовых войнах, когда враги гово­рят на одном языке (белые и красные) случаи паник из-за не­доразумений, вызванных этим, могут быть очень часты. 2) Днем, после поражения или нерешительного боя с боль­шими потерями. Такие бои, если не подрывают, то во всяком случае колеблют доверие войск к начальникам и оставляют в их душе тягостное впечатление. Особенно, эту данную надо учитывать в новой армии, где находится на службе и старый командный состав. 3) Когда войска только что вступают в бой или, вернее, на­ходятся в фазе его завязки. Как при обороне, так и при насту­плении в этот период боя всякая опасность всегда преувеличи­вается воображением бойцов. Ныне в этот период, при развитии чудовищных средств техники, воображение будет разыгрываться сильнее, чем прежде. Мы знаем, какое впечатление произвело на красноармейцев первое появление танков в Петроградской опера­ции, и как спокойно отнеслись к ним некоторые части курсан­тов, которые знали, что такое танк и как с ним бороться. Содействие воздушного флота в этот период также может подавляющим образом действовать на психику войск, если к появле­нию его части не будут подготовлены. Паника людей не так страшна, как паника животных. Если человек, охваченный ужасом, теряет всякую способность рассу­ждать, то, что же говорить о животном, у которого эта способ­ность заменяется инстинктом. Сила, масса, скорость движения животного (я говорю о лошади) дают возможность, все опрокиды­вая, увеличивать беспорядок и тем самым лишить человека воз­можности скорее оправиться. Этим свойством животного когда-то воспользовался Ганнибал, чтобы пройти дефиле. Ясно, что всего ужаснее по своим последствиям паника в ка­валерии, артиллерии, парках и обозах. По сравнению с этим, паника в пехоте не так опасна: она непродолжительна, так как человек долго бежать не может: он остановится, чтобы перевести дыхание. Малейшая остановка - это удобный случай для начальника, чтобы взять людей в руки. Но, во всяком случае, надо помнить, что предупредить или даже помешать возникновению паники легче, чем остановить охваченные ею войска. Меры предупреждения паники прежде всего заключаются в соответствующем моральном воспитании войск, понимая под таковыми должным образом поставленную дисциплину. Сила слова, сильная воля, личный пример, т.е. все то, чем можно воздействовать на массы, является второй данной, которая во многих случаях предотвра­щает и очень часто останавливает панику. В Лодзинской опера­ции командир XXV корпуса генерал Шеффер со своим штабом остановил панику. "Не в ту сторону бежит легионер" Цезаря и "заманивай, заманивай" Суворова - еще более яркие примеры. В 1814 году в сражении при Арси Наполеон останавливает на мосту бегущие войска и поворачивает их назад словами: "Вперед, мои ворчуны". В этом сказывается сила внушения. Начальник - психолог, знающий и понимающий особенности и свойства толпы или войска, тем или другим приемом подчинит ее себе, также, как гипнотизер своего пациента. Но внушить что-либо может человек, сам проникнувшийся идеей, которую он внушает. Применение того или другого, приема внушения всецело будет зависеть от находчивости, хладнокровия и решитель­ности вождя. Если внушению поддается отдельный человек, то толпа ему поддается еще легче: в толпе и дурное, и хорошее распространяется с изумительной быстротой. Задача полководца, как психолога, состоит в том, чтобы убе­дить войска, что от них зависит победа. Последнее зависит, прежде всего, от того, что войскам должно быть внушено, что лучше, сильнее и храбрее их быть не может. Из личного боевого опыта командования полком, могу решительно утверждать, что это не так трудно, как кажется на первый взгляд. Один командир принял полк, в котором был после боя только 1 офицер и 250 солдат. Полк был отведен в резерв на 3 не­дели, и ему дано новое укомплектование, как офицерами, так и солдатами. Занявшись сколачиванием полка, т.е. производством сомкнутых учений, он прежде всего достиг высшей спайки рот, батальонов. Рядом тактических учений, производством тревог и днем и ночью, добился тактической подготовки, а беседами в служебное и вне служебное время - поднятия духа. В беседах этих он внушал солдатам, что для них не может быть страшного противника, что никто не может устоять перед ними. Параллель­но с этим, полк получил отличную обмундировку, требовалось ношение лихо заломленной набекрень папахи, преследовалось поднимание воротников шинели и обвязывание шеи шарфами и т. д. Внешняя лихость соединялась с духовной. Через 3 недели полка из самых разношерстных элементов нельзя было узнать. Между всем составом полка были самые тепло-дружеские отноше­ния. Солдат любил начальника и верил ему, в его знание и уменье вести к победе. Уверенный в победе начальник, передает эту уверенность войскам своей выдержкой, манерами (Наполеон), словом, поступками. Воля и внушение - два важных фактора победы. Сильный духом вождь с меньшим числом побеждает многочисленного, пас­сивного и робкого стратега. Я говорил, что одним из средств, которые могут предотвратить панику, является предусмотритель­ность. В чем же она должна заключаться? Да в том, чтобы не ставать войска в такое положение, которое или в физическом, или в духовном отношении представляет благодарную почву для воз­никновения паники. Мы должны избегать безумного утомления войск, должны принимать все меры к тому, чтобы предохранить войска от случайностей: неожиданность чаще всего деморализует войска. Чувство бессилия, как следствие подобного положения, закрадывается в душу, обезоруживая и парализуя энергию солдата. Неожиданность - это страх духовный, который более ужасен, чем страх физический; он проникает в сердце самого мужественного человека, сковывая его и убеждая в том, что он побежден, или что он не может победить, а ведь это равносильно. Начальник, знающий случаи паники и примеры ее возникно­вения, может подготовить подчиненных к неожиданностям, расска­зывая и объясняя, что вызывает панику и как пагубны ее ре­зультаты. Не мешает в этих рассказах указывать трагикомические ее стороны, что может затронуть самолюбие. Генерал Трошю говорит следующее: "Несколько дней спустя после паники у Сольферино, моя дивизия бивакировала у Валедума. Ординарец, присланный ко мне, доложил, что ночью вдоль фронта дивизии пройдут выд­вигаемые на разведку два полка кавалерии. Как, дружище, после дневной паники, вы хотите вызвать ночную? Разве своевременно производить разведку кавалерией теперь, да еще ночью? Неужели вы не знаете, что такое кавалерия ночью? Лошади беспокойны, всадники неуверенны. Достаточно, чтобы упал пистолет или раз­дался выстрел, чтобы все обратилось в бегство". "Возможно, генерал, - отвечал офицер, - но я не могу ничего сделать, я обязан был исполнить отданное мне приказание и пре­дупредить вас". Генерал Трошю вошел в палатку и немедленно написал следующий приказ: "Солдаты! В эту ночь, вероятно, будут слышны выстрелы, крики, сигналы, а потом вы увидите нашу кавалерию. Чтобы не произошло, без моего приказа ружей не разбирать. Ответственность за исполнение этого приказа воз­лагаю на капитанов". Этот приказ был немедленно прочитан всему биваку. Солдаты и офицеры с удивлением спрашивали друг друга, какая муха укусила их генерала. В 2 часа ночи все были разбужены кри­ками и шумом, лавина людей и лошадей обрушилась на бивак, крича: "они следуют за нами". Была опрокинута палатка гене­рала и офицеров, но пехотинцы Трошю, разобрав было ружья, стрельбы все-таки не открыли. Предусмотрительность генерала помешала панике охватить войска. Трудно перечислить все меры предосторожности, которые могут предотвратить панику, так как многое зависит от находчивости и спокойствия начальника. Из боевого опыта я могу указать на следующее: 1) Раненых нужно уносить скорее и отнюдь не носить их мимо войск, находящихся в резерве. 2) Артиллерии не оставлять позиций на быстрых аллюрах. 3) При наступательном марше не допускать движения обозов и артиллерии рысью, ибо это крайне нервирует войска. 4) Следить за полной ориентировкой в обстановке всех до самых низов армии. 5) Никогда не занимать сторожевого охранения в темноте. 6) Своевременно отодвигать обозы и вообще держать их воз­можно дальше от войск, конечно, кроме необходимого боевого обоза. 7) Не назначать в обозы негодные элементы и поддерживать в них самую строгую дисциплину. 8) Соблюдать строжайший порядок во время ночных маршей.

Изместьев П.И.

Очерки по военной психологии.

(Некоторые основы тактики и военного воспитания). - Пг., 1923.

  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023