ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Предтеча Решительного Дня России

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ИСТОРИЧЕСКАЯ АНАЛИТИКА: ЯД РУССКОГО ЦАРЕДВОРСТВА (избранное из исторической "Священной книги русского офицера"). Выводы-тезисы воинствующей истории (Пиррова победа): Пирр заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: "Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем"; после всех поражений римляне не пали духом, но гнев лишь приумножил их упорство... Мудрость из басни Ивана Андреевича Крылова: "ВОЛК НА ПСАРНЕ": ...И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой" И тут же выпустил на Волка гончих стаю". Информация для размышления: "ХОЖДЕНИЕ В НАРОД" И ПОБЕДА ЗДРАВОГО СМЫСЛА): Властолюбие есть великое зло в человеке и начало всякого зла...


  
  

0x01 graphic

"Иван IV под Казанью". Художник Г.И. Угрюмов, XVIII век)

  

ПРЕДТЕЧА РЕШИТЕЛЬНОГО ДНЯ РОССИИ

   Россия, не желавшая мириться с присутствием неспокойного соседа на своих южных границах, вынуждена пойти на Казань (каждая смена династии в ханстве сопровождалась разорительными нападениями казанцев на русские земли, дойдя до самой Москвы; русские пленные, захваченные во время татарских набегов, продолжали продаваться татарами как  славянские рабы в рабство в Крым, Восточные страны и Среднеземноморья).
   В отличие от предыдущих осад (их было четыре - в 1487, 1524, 1530 и 1550 годах), к предстоящей осаде (1552) русские войска готовились планомерно, планируя даже зимовать под стенами города.
   Сам царь во главе крупного войска выступил Казань. 17 августа царь переправился через Волгу и во главе своих войск расположился на Арском поле. Город был окружён 23 августа.
   На второй день после прибытия царских войск под Казань по распоряжению Иоанна Грозного  в город была послана делегация послов с предложениями о мире (в случае капитуляции жителям гарантировалась жизнь, неприкосновенность имущества, а также возможность свободного исповедования мусульманской веры и возможность свободного выбора места проживания; казанского хана царь призывал поступить к нему на службу, став его вассалом). Требования делегации были отклонены, а сами послы с позором были изгнаны из города.
   1 октября защитникам города был предоставлен ещё один шанс сложить оружие. Но они вновь отказались.
   Подкоп и приступ состоялись 2 октября. В пролом на приступ первыми ринулись казаки и бились отважно. Однако, изнурённые длительной осадой и упорным сопротивлением осажденных, многие русские воины шли на приступ неохотно, чем не замедлили воспользоваться защитники, ставшие теснить тех из нападавших, кто не отвлекался на мародёрство, но уже порядком утомился "беспрестанно бьющесь". Это вызвало панику среди мародёров. Русское командование приказало убивать паникёров и мародёров -- "многих ближних забивати тех, да не падают на сокровищах, также и помогают своим". Эта мера смогла остановить панику, и вскоре русские вновь перешли в наступление.
   Основная битва внутри города произошла у мечети ханского дворца. Обороной мечети руководил имам Кул Шариф, сражавшийся и погибший в бою с русскими войсками вместе со своими учениками.
   Казань пала, хан Едигер был захвачен в плен, его воины казнены, а часть лояльных казанцев была переселена за стены посада, на берега озера Кабан, положив основу Старо-татарскрой слободы Казани.
   После взятия Казани всё Среднее Поволжье было присоединено к России. Кроме татар в составе России оказались, часто добровольно, многие другие народы, до этого входившие в состав Казанского ханства (чуваши, удмурты, марийцы, башкиры). Этот поход также стал первой сложной военной кампанией, которую объединённые русские княжества провели вне собственных границ.
   Вскоре после этого были взяты столица Астраханского ханства в 1556-м году и столица Сибирского ханства в 1582-м году.
   За добровольное и героическое участие в штурме Казани царём была дарована жалованная грамота донским казакам на "реку Дон со всеми притоками" в вечное пользование, подтверждающая независимый статус донского казачества...
   Ист.: Викопедия
  
   Россияне обступали Казань. 7000 стрельцов и пеших Козаков по наведенному мосту перешли тинный Булак, текущий к городу из озера Кабана и, видя пред собою - не более как в двухстах саженях - Царские палаты, мечети каменные, лезли на высоту, чтобы пройти мимо крепости к Арскому полю... Вдруг раздался шум и крик: заскрипели, отворились ворота, и 15000 Татар, конных и пеших, устремились из города на стрельцов: расстроили, сломили их. Юные Князья Шемякин и Троекуров удержали бегущих: они сомкнулись. Подоспело несколько Детей Боярских. Началась жестокая сеча. Россияне, не имея конницы, стояли грудью; победили и гнали неприятеля до самых стен, несмотря на сильную пальбу из города; взяли пленников и медленно отступили в виду всех наших полков, которые, спокойно идучи к назначенным для них местам, любовались издали сим первым славным делом. Приказ Государев в точности исполнился: никто без его слова не кидался в битву, и воинская подчиненность ознаменовалась блестящим образом.   Расставили шатры и три церкви полотняные: Архистратига Михаила, Великомученицы Екатерины. и Св. Сергия. Ввечеру Государь, собрав Воевод, изустно дал им все нужные повеления. Ночь была спокойна. На другой день сделалась необыкновенно сильная буря: сорвала Царский и многие шатры; потопила суда, нагруженные запасами, и привела войско в ужас. Думали, что всему конец; что осады не будет; что мы, не имея хлеба, должны удалиться с стыдом. Не так думал Иоанн: послал в Свияжск, в Москву за съестными припасами, за теплою одеждою для воинов, за серебром и готовился зимовать под Казанью. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Солнце восходило, освещая Казань в глазах Иоанна: он дал знак, и полки стали; ударили в бубны, заиграли на трубах, распустили знамена и святую хоругвь, на коей изображался Иисус, а вверху водружен был Животворящий Крест, бывший на Дону с Великим Князем Димитрием Иоанновичем. Царь и все Воеводы сошли с коней, отпели молебен под сению знамен, и Государь произнес речь к войску: ободрял его к великим подвигам; славил Героев, которые падут за Веру; именем России клялся, что вдовы и сироты их будут призрены, успокоены отечеством; наконец сам обрекал себя на смерть, если то нужно для победы и торжества Христиан.   Князь Владимир Андреевич и Бояре ответствовали ему со слезами: "Дерзай, Царю! Мы все единою душою за Бога и за тебя". Духовник Иоаннов, Протоиерей Андрей, благословил его и войско, которое изъявляло живейшее усердие. Царь сел на аргамака, богато украшенного, взглянул на Спасителев образ святой хоругви, ознаменовал себя крестом и, громко сказав: "о Твоем имени движемся!", повел рать прямо к городу. Там все казалось тихо и пусто; не видно было ни движения, ни людей на стенах, и многие из наших радовались, думая, что Царь Казанский с войском от страха бежал в леса; но опытные Воеводы говорили друг другу: "будем тем осторожнее!" Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Приступая к описанию достопамятной осады Казанской, заметим, что она, вместе с Мамаевою битвою, до самых наших времен живет в памяти народа как славнейший подвиг древности, известный всем Россиянам, и в чертогах и в хижинах. Два обстоятельства дали ей сию чрезвычайную знаменитость: она была первым нашим правильным опытом в искусстве брать укрепленные места, и защитники ее показали мужество удивительное, редкое, отчаяние истинно великодушное, так что победу купили мы весьма дорогою ценою. Быв готовы мирно поддаться Иоанну, чтобы избавиться от лютости Шиг-Алеевой, они в течение пяти месяцев имели время размыслить о следствиях. Казань с Наместником Иоанновым уже существовала бы единственно как город Московский. Ее Вельможи и Духовенство предвидели конечное падение их власти и Веры; народ ужаснулся рабства. В душах вспыхнула благородная любовь к государственной независимости, к обычаям, к законам отцов: усиленная воспоминаниями древности - раздраженная ненавистию к Христианам, прежним данникам, тогдашним угнетателям Батыева потомства - она преодолела естественную склонность людей к мирным наслаждениям жизни; произвела восторг, жажду мести и крови, рвение к опасностям и к великим делам. В движении, в пылу геройства Казанцы не чувствовали своей слабости; а как в самой отчаянной решительности надежда еще таится в сердце, то они исчисляли все безуспешные приступы наши к их столице и говорили друг другу: "не в первый раз увидим Москвитян под стенами; не в первый раз побегут назад восвояси, и будем смеяться над ними!" Таково было расположение Царя и народа в Казани; но Иоанн предлагал милость, чтобы исполнить меру долготерпения, согласно с Политикою его отца и деда. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.
   Желая употребить все средства, чтобы взять Казань с меньшим кровопролитием, он велел служащему в его войске искусному Немецкому размыслу (то есть инженеру) делать подкоп от реки Булака между Аталаковыми и Тюменскими воротами. Мурза Камай известил Государя, что осажденные берут воду из ключа близ реки Казанки и ходят туда подземельным путем от ворот Муралеевых. Воеводы наши хотели открыть сей тайник, но не могли, и государь велел подкопать его от каменной Дауровой бани, занятой нашими Козаками. Для сего размысл отрядил учеников своих, которые под надзором Князя Василья Серебряного и любимца Иоаннова, Алексея Адашева, рылись в земле десять дней; услышали над собою голоса людей, ходящих тайником за водою; вкатили в подкоп 11 бочек пороха и дали знать Государю.   5 сентября, рано, Иоанн выехал к укреплениям. Вдруг в его глазах с громом, с треском взорвало землю, тайник, часть городской стены, множество людей; бревна, камни, взлетев на высоту, падали, давили жителей, которые обмерли от ужаса, не понимая, что сделалось. В сию минуту Россияне, схватив знамена, устремились к обрушенной стене; ворвались было и в самый город, но не могли в нем удержаться. Казанцы опомнились, вытеснили наших - и Государь не велел возобновлять усилий для приступа. Мы взяли немалое число пленных; убили еще гораздо более и ждали следствий. Несмотря на решительность Казанцев, после сего бедственного для них случая обнаружилось уныние в городе; некоторые из жителей думали, что все погибло и что они уже не имеют средств защиты. Но смелейшие ободрили их: рыли и нашли ключ, малый, смрадный, коим надлежало довольствоваться всему городу; терпели жажду, пухли от худой воды, молчали и сражались. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Но войско наше в течение недели утомилось до крайности: всегда стояло в ружье, не имело времени отдыхать и за недостатком в съестных припасах питалось только сухим хлебом. Кормовщики наши не смели удаляться от стана: Князь Япанча стерег и хватал их во всех направлениях. Казанцы сносились с ним посредством знаков: выставляя хоругвь на высокой башне, махали ею и давали разуметь, что ему должно ударить на осаждающих. Сей опасный наездник Держал Россиян в непрестанном страхе. Иоанн собрал Думу; положил разделить войско на две части: одной быть в укреплениях и хранить особу Царя; другой, под начальством мужественного, опытного Князя Александра Горбатого-Шуйского, сильно действовать против Япанчи, чтобы заслонить осаду, очистить лес, успокоить стан наш. Имея 30000 конных и 15000 пеших воинов, Князь Александр расположился за горами, чтобы утаить свои движения от неприятеля, и послал отряды к Арскому лесу. Япанча увидел их, и толпы его высыпали на поле. Россияне, как бы устрашенные, дали тыл. Татары гнали их, втиснули в обоз, начали водить круги перед нашими укреплениями и пускали стрелы дождем; а другие толпы, конные и пешие, шли медленно в боевом порядке, прямо на стан главного войска Московского. Тогда Князь Юрий Шемякин с готовым полком своим из засады устремился на Татар: они изумились; но, будучи уже недалеко от леса, должны были принять битву.    Скоро явился и сам Князь Александр с конными многочисленными дружинами; а пехота наша с правой и левой стороны заходила в тыл неприятелю. Татары искали спасения в бегстве: их давили, секли, кололи на пространстве десяти или более верст, до реки Килари, где Князь Александр остановил своего утомленного коня и трубным звуком созвал рассеянных победителей. На возвратном пути, в лесу, они убили еще множество неприятелей, которые прятались в чаще и в густоте ветвей; взяли и несколько сот пленников; одним словом, истребили Япанчу.   Государь обнял Вождей, покрытых бранною пылью, орошенных потом и кровию; хвалил их ум, доблесть с живейшим восторгом; изъявил благодарность и рядовым воинам. Он велел привязать всех пленников к кольям перед нашими укреплениями, чтобы они умолили Казанцев сдаться. В то же время сановники Государевы подъехали к стенам и говорили Татарам: "Иоанн обещает им жизнь и свободу, а вам прощение и милость, если покоритесь ему". Казанцы, тихо выслушав их слова, пустили множество стрел в своих несчастных пленных сограждан и кричали: "лучше вам умереть от нашей чистой, нежели от злой Христианской руки!"   Сие остервенение удивило Россиян и Государя. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   19 Августа Государь с 150000 воинов был уже на Луговой стороне Волги.   Шиг-Алей отправился на судах занять Гостиный остров, а Боярин Михайло Яковлевич Морозов вез снаряд огнестрельный, рубленые башни и тарасы, чтобы действовать с них против крепости. Несколько дней шли дожди; реки выливались из берегов; низкие луга обратились в болота: Казанцы испортили все мосты и гати. Надлежало вновь устроить дорогу. 20 Августа на берегу Казанки Иоанн получил ответную грамоту от Едигера.   Царь и Вельможи Казанские не оставили слова на мир; поносили Государя, Россию, Христианство; именовали Алея предателем и злодеем, писали: "все готово: ждем вас на пир!" В сей день войско увидело пред собою Казань и стало в шести верстах от нее на гладких, веселых лугах, которые подобно зеленому сукну расстилались между Волгою и горою, где стояла крепость с каменными мечетями и дворцом, с высокими башнями и дубовыми широкими стенами (набитыми внутри илом и хрящем). Два дня выгружали пушки и снаряды из судов. Тут явился из Казани беглец Мурза Камай и донес государю, что он ехал к нам с 200 товарищей, но что их задержали в городе; что Царь Едигер, Кульшерифмолна, или Глава Духовенства, Князья Изенеш Ногайский, Чапкун, Аталык, Ислам, Аликей Нарыков, Кебек Тюменский и Дербыш умели одушевить народ злобою на Христиан; что никто не мыслит о мире; что крепость наполнена запасами хлебными и ратными; что в ней 30000 воинов и 2700 Ногаев; что Князь Япанча со многочисленным отрядом конницы послан в Арскую засеку вооружить, собрать там сельских жителей и непрестанными нападениями тревожить стан Россиян. Иоанн принял Камая милостиво; советовался с Боярами; велел для укрепления изготовить на каждого воина бревно, на десять воинов тур; большому и передовому полку занять поле Арское, правой руке берег Казанки, сторожевому устье Булака, левой руке стать выше его, Алею за Булаком у кладбища, а Царской дружине, предводимой им и Князем Владимиром Андреевичем, на Царевом лугу; строго запретил чиновникам вступать в битву самовольно, без Государева слова, - и 23 Августа, в час рассвета, войско двинулось. Впереди шли Князья Юрий Шемякин-Пронский и Федор Троекуров с Козаками пешими и стрельцами; за Воеводами Атаманы, - Головы Стрелецкие, Сотники, всякий по чину и в своем месте, наблюдая устройство и тишину. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   25 Августа легкая дружина Князей Шемякина и Троекурова двинулась с Арского поля к реке Казанке выше города, чтобы отрезать его от луговой черемисы, соединиться с правою рукою и стать ближе к стене. Татары сделали вылазку. Мужественный витязь Князь Шемякин был ранен; но Князь Дмитрий Хилков, глава всех передовых отрядов, помог ему с Детьми Боярскими втоптать неприятеля в крепость. - Ночью Сторожевой полк и Левая Рука без боя и сопротивления расставили туры и пушки. Стрельцы окопались рвом; а Козаки под самою городскою стеною засели в каменной, так называемой Даировой бане. В сии два дня Иоанн не сходил с коня, ездил вокруг города и наблюдал места удобнейшие для приступа. 26 Августа большой полк выступил перед вечером из стана: Князь Михайло Воротынский шел с пехотою и катил туры; Князь Иван Мстиславский вел конницу, чтобы помогать ему в случае нападения. Государь дал им отборных Детей Боярских из собственной дружины. Казанцы ударили на них с воплем; а с башен и стен посыпались ядра и пули. В дыму, в огне непоколебимые Россияне отражали конницу, пехоту сильным действием своих бойниц, ружейною стрельбою, копьями и мечами; хладнокровно шли вперед, втеснили Татар в город и наполнили его мосты неприятельскими телами. Пищальники, Козаки стали на валу, стреляли до самой ночи и дали время Князю Воротынскому утвердить, насыпать землею туры в пятидесяти саженях от рва, между Арским полем и Булаком.   Тогда он велел отступить им к турам и закопаться под оными. Но темнота не прекратила битвы: Казанцы до самого утра выходили и резались с нашими. Не было отдыха; ни воины, ни полководцы не смыкали глаз. Иоанн молился в церкви и ежечасно посылал своих знатнейших сановников ободрять биющихся. Наконец неприятель утомился; восходящее солнце осветило решительную победу Россиян, и Государь велел петь в стане благодарные молебны. Казанцы лишились в сем деле многих храбрых людей, смелого Князя Ислама Нарыкова, Сюнчелея богатыря и других. В числе убитых Москвитян находился добрый витязь Леонтий Шушерин. 27 Августа Боярин Михаиле Яковлевич Морозов, прикатив к турам стенобитный снаряд, открыл сильную пальбу со всех наших бойниц; а пищальники стреляли в город из окопов. Казанцы скрывались за стенами; но, желая добыть языка, напали на людей, рассеянных в поле, близ того места, где стоял Князь Мстиславский с частию большого полка. Сей Воевода успел защитить своих, обратил неприятеля в бегство, пленил знатного Улана, именем Карамыша, и представил Государю, оказав личное мужество и в двух местах быв уязвлен стрелою. Пленник сказывал, что Казанцы, готовые умереть, не хотят слышать о мирных переговорах.   В следующий день Россияне ждали новой вылазки: неприятель явился с другой стороны; вышел густыми толпами из леса на Арское поле, схватил стражу Передового полка и кинулся на его стан. Воевода, Князь Хилков, с великим усилием оборонялся, но имел нужду в немедленной помощи. Князья Иван Пронский, Мстиславский, Юрий Оболенский один за другим спешили удержать стремление неприятеля. Сам Иоанн, отрядив к ним часть Царской дружины, сел на коня. Многие из наших чиновников падали мертвые или раненые. Но число Россиян умножалось ежеминутно: они прогнали Татар в лес и сведали от пленников, что сии толпы приходили с Князем Япанчею из укрепления, сделанного Казанцами на пути в город Арск; что им велено не давать нам покоя и делать всевозможный вред частыми наездами. 29 Августа Воеводы правой руки, Князья Щенятев и Курбский, подвинулись к городу и начали укреплять туры вдоль реки Казанки под защитою стрельцов; а дружина Князей Шемякина и Троекурова возвратилась на Арское поле, где снова показался неприятель из леса и где Мстиславский, Хилков, Оболенский стояли в рядах, ожидая Татар, между тем как иные Воеводы, Князь Дмитрий Палецкий, Алексей Адашев и головы Царской дружины ставили туры с поля Арского до Казанки. С обеих сторон стреляли из пушек, ружей и луков: вылазки не было. Неприятель не отходил от леса, видя Россиян готовых к битве; и ввечеру донесли Иоанну, что весь город окружен нашими укреплениями, в сухих местах турами, а в грязных тыном; что нет пути ни в Казань, ни из Казани. С сего времени Боярин Морозов, везде расставив снаряд огнестрельный, неутомимо громил стены изо ста пятидесяти тяжелых орудий. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   В Коломне ожидали Государя новые вести: Крымцы шли к Рязани. Иоанн немедленно сделал распоряжение: велел стать Большому полку у Колычева, Передовому у Мстиславля, а Левой Руке близ Голутвина; советовался с Шиг-Алеем: отправил его в Касимов; вместе с Князем Владимиром Андреевичем осмотрел войско на берегах Оки; говорил речи сановникам и рядовым; восхищал их своею милостию, одушевлял бодростию и везде слышал восклицания: "мы готовы умереть за Веру и за тебя, Царя добродетельного!" Избрав место для битвы, он возвратился в Коломну и написал в Москву к Царице и к Митрополиту, что ждет Хана без ужаса, надеясь на благость Всевышнего, на их молитву и на мужество войска; что храмы в Москве должны быть отверсты, а сердца спокойны.   21 Июня получили в Коломне известие, что Крымцы явились близ Тулы. Воеводы, Князья Щенятев, Курбский, Турунтай, Хилков, Воротынский спешили к сему городу; но узнали, что неприятель был там в малых силах, ограбил несколько деревень и скрылся. 23 Июня, когда Иоанн сидел за обедом, прискакал гонец от Князя Григория Темкина, Наместника Тульского, писавшего к Царю: "Хан здесь - осаждает город - имеет много пушек и Янычар Султанских". Иоанн в ту же минуту велел Царской дружине выступить из Коломны, а главной рати переправляться за Оку; отслушал молебен в церкви Успения, принял благословение от Епископа Феодосия и выехал на коне в поле, где войско в необозримых рядах блистало, гремело оружием - двинулось вперед с радостным кликом и шло на битву, как на потеху. Летописцы не сказывают числа, говоря только, что вся Россия казалась там ополченною, хотя в Свияжске, в Муроме находилось еще другое, сильное войско, а Коломенское состояло единственно из Дворян, Жильцов или отборных Детей Боярских, из Новогородцев и прочих Северных жителей. Ввечеру уже многие полки были за Окою, и сам Иоанн приближался к Кошире. Ист.: Карамзин Н.М. История государства Российского.
   Желая сильнее действовать на внутренность города, Россияне построили тайно, верстах в двух за станом, башню, вышиною в шесть сажен; ночью придвинули ее к стенам, к самым Царским воротам; поставили на ней десять больших орудий, пятьдесят средних и дружину искусных стрелков; ждали утра и возвестили оное залпом с раската. Стрелки стояли выше стены и метили в людей на улицах, в домах: Казанцы укрывались в ямах; копали себе землянки под тарасами; подобно змеям, выползали оттуда и сражались неослабно; уже не могли употреблять больших орудий, сбитых нашею пальбою, но без умолку стреляли из ружей, из пищалей затинных, и мы теряли ежедневно немало добрых воинов.   Тщетно Иоанн возобновлял мирные предложения, приказывая к осажденным, что если они не хотят сдаться, то пусть идут куда им угодно с своим Царем беззаконным, со всем имением, с женами и детьми; что мы требуем только города, основанного на земле Болгарской, в древнем достоянии России. Казанцы не слушали ни краем уха, по выражению летописца. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Между тем храбрый Князь Михаиле Воротынский подвигал туры ближе и ближе к Арской башне; наконец один ров, шириною в три сажени, а глубиною в семь, отделял их от стены: стрельцы, Козаки, головы с людьми Боярскими стояли за оными, бились до изнурения сил и сменялись. Иногда же, несмотря на близость расстояния, бой пресекался от усталости: те и другие воины отдыхали. Казанцы воспользовались однажды сим временем: видя, что многие из наших сели обедать и что у пушек осталось мало людей, они, числом до десяти тысяч, тихо вылезли из своих нор и под начальством Вельмож, главных царских советников, именуемых Карачами, устремились к турам, смяли Россиян и схватили их пушки. Тут Князь Воротынский сам, а за ним и все знатнейшие чиновники кинулись в сечу. "Не выдадим отцев!" - кричали Россияне и бились мужественно. Воеводы Петр Морозов, Князь Юрий Кашин пали в толпе, опасно уязвленные: их отнесли в стан. Князь Михайло Воротынский, раненный в лицо, не оставлял битвы: крепкий доспех его был иссечен саблями. Многие Головы Стрелецкие лежали мертвые у пушек, и Казанцы еще не уступали нам взятых ими трофеев. Но явились Муромцы, Дети Боярские, стародавние племенем и доблестию ударили, сломили неприятеля, втиснули в ров. Победа решилась. Казанцы давили друг друга, теснясь в воротах и вползая в свои норы. Сие дело было одним из кровопролитнейших. В то же время неприятель нападал и на туры передового полка, однако ж не весьма усильно. Государь видел собственными глазами оба дела: изъявив особенную милость Князю Михайлу Воротынскому и витязям Муромским, он навестил раненых Воевод, благодаря их за усердную службу. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Уже около пяти недель Россияне стояли под Казанью, убив в вылазках и в городе не менее десяти тысяч неприятелей, кроме жен и детей. Наступающая осень ужасала их более, нежели труды и битвы осады; все хотели скорого конца. Чтобы облегчить приступ и нанести осажденным чувствительнейший вред, Иоанн велел близ Арских ворот подкопать тарасы и землянки, где укрывались жители от нашей стрельбы: 30 сентября они взлетели на воздух. Сие страшное действие пороха, хотя уже и не новое для Казанцев, произвело оцепенение и тишину в городе на несколько минут; а Россияне, не теряя времени, подкатили туры к воротам Арским, Аталыковым, Тюменским. Думая, что настал час решительный, Казанцы высыпали из города и схватились с теми полками, коим велено было прикрывать туры. Битва закипела. Иоанн спешил ободрить своих - и как скоро они увидели его, то, единогласно воскликнув: "Царь с нами!" - бросились к стенам; гнали, теснили неприятеля на мостах, в воротах. Сеча была ужасна. Гром пушек, треск оружия, крик воинов раздавался в облаках густого дыма, который носился над всем городом. Несмотря на мужественное, отчаянное сопротивление, многие Россияне были уже на стене, в башне от Арского поля, резались в улицах с Татарами. Князь Михайло Воротынский уведомил о том Государя и требовал, чтобы он велел всем полкам идти на приступ. Успех действительно казался вероятным; но Иоанн хотел верного: большая часть войска находилась еще в стане и не могла вдруг ополчиться: излишняя торопь произвела бы беспорядок и, может быть, неудачу, которая имела бы весьма худые для нас следствия. Государь не уважил ревности войска: приказал ему отступить. Оно повиновалось неохотно: чиновники с трудом вывели его из крепости и зажгли мосты. Но чтобы кровопролитие сего жаркого дня не осталось бесплодным, то Князь Воротынский занял Арскую башню нашими стрелками: они укрепились турами и рядом твердых щитов; сказали Воеводам: "здесь будем ждать вас" - и сдержали слово: Казанцы не могли отнять у них сей башни. - Во всю ночь пылали мосты, и часть стены обгорела; действие нашего снаряда огнестрельного также во многих местах разрушило оную. Казанцы поставили там высокие срубы, осыпав их землею. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Наконец, 1 Октября, Иоанн объявил войску, чтобы оно готовилось пить общую чащу крови - то есть к приступу (ибо подкопы были уже готовы) и велел воинам очистить душу накануне дня рокового. В тот самый час, когда одни из них смиренно исповедывали грехи свои пред Богом и достойные с умилением вкушали тело Христово, другие, под громом бойниц, метали в ров землю и лес, чтобы проложить путь к стенам. Еще государь хотел испытать силу увещания: Мурза Камай и седые старейшины Горной стороны, держа в руке знамение мира, приближились к крепости, усыпанной людьми, и сказали им, что Иоанн в последний раз предлагает милосердие городу, уже стесненному, до половины разрушенному; требует единственно выдачи главных изменников и прощает народ. Казанцы ответствовали в один голос: "Не хотим прощения! В башне Русь, на стене Русь: не боимся; поставим иную башню, иную стену; все умрем или отсидимся!" Тогда Государь начал устраивать войско к великому делу. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Заря осветила небо, ясное, чистое. Казанцы стояли на стенах: Россияне пред ними, под защитою укреплений, под сению знамен, в тишине, неподвижно; звучали только бубны и трубы, неприятельские и наши; ни стрелы не летали, ни пушки не гремели. Наблюдали друг друга; все было в ожидании. Стан опустел: в его безмолвии слышалось пение Иереев, которые служили Обедню. Государь оставался в церкви с немногими из ближних людей. Уже восходило солнце. Диакон читал Евангелие и едва произнес слова: да будет едино стадо и един Пастырь! грянул сильный гром, земля дрогнула, церковь затряслася... Государь вышел на паперть: увидел страшное действие подкопа и густую тьму над всею Казанью: глыбы земли, обломки башен, стены домов, люди неслися вверх в облаках дыма и пали на город. Священное служение прервалося в церкви. Иоанн спокойно возвратился и хотел дослушать Литургию. Когда Диакон пред дверями Царскими громогласно молился, да утвердит Всевышний Державу Иоанна, да повергнет всякого врага и супостата к ногам его, раздался новый удар: взорвало другой подкоп, еще сильнее первого, - и тогда, воскликнув: с нами Бог! полки Российские быстро двинулись к крепости, а Казанцы твердые, непоколебимые в час гибели и разрушения вопили: Алла! Алла! призывали Магомета и ждали наших, не стреляя ни из луков, ни из пищалей; меряли глазами расстояние и вдруг дали ужасный залп: пули, каменья, стрелы омрачили воздух...   Но Россияне, ободряемые примером начальников, достигли стены.   Казанцы давили их бревнами, обливали кипящим варом; уже не береглися, не прятались за щиты: стояли открыто на стенах и помостах, презирая сильный огонь наших бойниц и стрелков. Тут малейшее замедление могло быть гибелью для Россиян. Число их уменьшилось; многие пали мертвые или раненые, или от страха. Но смелые, геройским забвением смерти, ободрили и спасли боязливых: одни кинулись в пролом; иные взбирались на стены по лестницам, по бревнам; несли друг друга на головах, на плечах; бились с неприятелем в отверстиях... И в ту минуту, как Иоанн, отслушав всю Литургию, причастясь Святых Таин, взяв благословение от своего отца духовного, на бранном коне выехал в поле, знамена Христианские уже развевались на крепости! Войско запасное одним кликом приветствовало Государя и победу. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Но еще сия победа не была решена совершенно.   Отчаянные Татары, сломленные, низверженные сверху стен и башен, стояли твердым оплотом в улицах, секлись саблями, схватывались за руки с Россиянами, резались ножами в ужасной свалке. Дрались на заборах, на кровлях домов; везде попирали ногами головы и тела. Князь Михайло Воротынский первый известил Иоанна, что мы уже в городе, но что битва еще кипит и нужна помощь. Государь отрядил к нему часть своего полку; велел идти и другим Воеводам. Наши одолевали во всех местах и теснили Татар к укрепленному двору Царскому. Сам Едигер с знатнейшими Вельможами медленно отступал от проломов, остановился среди города, у Тезицкого или Купеческого рва, бился упорно и вдруг заметил, что толпы наши редеют: ибо Россияне, овладев половиною города, славного богатствами Азиатской торговли, прельстились его сокровищами; оставляя сечу, начали разбивать домы, лавки - и самые чиновники, коим приказал Государь идти с обнаженными мечами за воинами, чтобы никого из них не допускать до грабежа, кинулись на корысть. Тут ожили и малодушные трусы, лежавшие на поле как бы мертвые или раненые; а из обозов прибежали слуги, кашевары, даже купцы: все алкали добычи, хватали серебро, меха, ткани; относили в стан и снова возвращались в город, не думая помогать своим в битве. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Казанцы воспользовались утомлением наших воинов, верных чести и доблести: ударили сильно и потеснили их, к ужасу грабителей, которые все немедленно обратились в бегство, метались через стену и вопили: секут! секут! Государь увидел сие общее смятение; изменился в лице и думал, что Казанцы выгнали все наше войско из города. "С ним были, - пишет Курбский, - великие Синклиты, мужи века отцев наших, поседевшие в добродетелях и в ратном искусстве": они дали совет Государю, и Государь явил великодушие: взял святую хоругвь и стал пред Царскими воротами, чтобы удержать бегущих. Половина отборной двадцатитысячной дружины его сошла с коней и ринулась в город; а с нею и Вельможные старцы, рядом с их юными сыновьями. Сие свежее, бодрое войско, в светлых доспехах, в блестящих шлемах, как буря нагрянуло на Татар: они не могли долго противиться, крепко сомкнулись и в порядке отступали до высоких каменных мечетей, где все их Духовные, Абизы, Сеиты, Молны (Муллы) и Первосвященник Кульшериф встретили Россиян не с дарами, не с молением, но с оружием: в остервенении злобы устремились на верную смерть и все до единого пали под нашими мечами. Едигер с остальными Казанцами засел в укрепленном Дворе Царском и сражался около часа. Россияне отбили ворота... Тут юные жены и дочери Казанцев в богатых цветных одеждах стояли вместе на одной стороне под защитою своих прелестей; а в другой стороне отцы, братья и мужья, окружив Царя, еще бились усильно: наконец вышли, числом 10000, в задние ворота, к нижней части города. Князь Андрей Курбский с двумястами воинов пресек им дорогу; удерживал их в тесных улицах, на крутизнах; затруднял каждый шаг; давал время нашим разить тыл неприятеля и стал в Збойливых воротах, где присоединилось к нему еще несколько сот Россиян. Гонимые, теснимые Казанцы по трупам своих лезли к стене, взвели Едигера на башню и кричали, что хотят вступить в переговоры. Ближайший к ним Воевода, Князь Дмитрий Палецкий, остановил сечу. "Слушайте, - сказали Казанцы: - доколе у нас было Царство, мы умирали за Царя и отечество. Теперь Казань ваша: отдаем вам и Царя, живого, неуязвленного: ведите его к Иоанну, а мы идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу". Вместе с Едигером они выдали Палецкому главного престарелого Вельможу, или Карача, именем Заниеша и двух Мамичей, или совоспитанников Царских; начали снова стрелять, прыгали со стены вниз и хотели идти к стану нашей Правой Руки; но, встреченные сильною пальбою из укреплений, обратились влево: кинули тяжелое оружие, разулись и перешли мелкую там реку Казанку в виду нашего войска, бывшего в крепости, на стенах и Дворе Царском, за горами и стремнинами. Одни юные Князья Курбские, Андрей и Роман, с малочисленною дружиною успели сесть на коней, обскакали неприятеля, ударили на густую толпу его, врезались в ее средину, топтали, кололи. Но Татар было еще 5000, и самых храбрейших: они стояли, ибо не страшились смерти; стиснули наших Героев, повергнули их уязвленных, дымящихся кровью, замертво на землю, - шли беспрепятственно далее гладким лугом до вязкого болота, где конница уже не могла гнаться за ними, и спешили к густому темному лесу: остаток малый, но своим великодушным остервенением еще опасный для Россиян! Государь послал Князя Симеона Микулинского, Михайла Васильевича Глинского и Шереметева с конною дружиною за Казанку в объезд, чтобы отрезать бегущих Татар от леса: Воеводы настигли и побили их. Никто не сдался живой; спаслись немногие, и то раненые. Город был взят и пылал в разных местах; сеча престала, но кровь лилася; раздраженные воины резали всех, кого находили в мечетях, в домах, в ямах; брали в плен жен и детей или чиновников. Двор Царский, улицы, стены, глубокие рвы были завалены мертвыми; от крепости до Казанки, далее на лугах и в лесу еще лежали тела и носились по реке. Пальба умолкла; в дыму города раздавались только удары мечей, стон убиваемых, клик победителей. Тогда главный военачальник, Князь Михайло Воротынский, прислал сказать Государю:   "Радуйся, благочестивый Самодержец! Твоим мужеством и счастием победа совершилась: Казань наша, Царь ее в твоих руках, народ истреблен или в плену; несметные богатства собраны: что прикажешь? Славить Всевышнего, ответствовал Иоанн, воздел руки на небо, велел петь молебен под святою хоругвию и, собственною рукою на сем месте водрузив Животворящий Крест, назначил быть там первой церкви Христианской. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Казань На другой день Иоанн с Духовенством, синклитом и воинством торжественно вступил в Казань; избрал место, заложил кафедральную церковь Благовещения, обошел город со крестами и посвятил его Богу истинному. Иереи кропили улицы, стены святою водою, моля Вседержителя, да благословит сию новую твердыню православия, да цветет в ней здравие и доблесть, да будет вовеки неприступною для врагов, вовеки неотъемлемою собственностию и честию России!.. Осмотрев всю Казань; назначив, где быть храмам, и приказав немедленно возобновить разрушенные укрепления, стены, башни, Государь с Вельможами поехал во дворец, на коем развевалось знамя Христианское.   Так пало к ногам Иоанновым одно из знаменитых Царств, основанных Чингисовыми Моголами в пределах нынешней России.   Возникнув на развалинах Болгарии и поглотив ее бедные остатки, Казань имела и хищный, воинственный дух Моголов. и торговый, заимствованный ею от древних жителей сей страны, где издавна съезжались купцы Арменские, Хивинские, Персидские (и где он доныне сохранился: доныне Казанские Татары, потомки Золотой Орды и Болгаров, имеют купеческие связи с Востоком).   Около 115 лет Казанцы нам и мы им неутомимо враждовали, от первого их Царя Махмета, у коего прадед Иоаннов был пленником, до Едигера, взятого в плен Иоанном, которого дед уже именовался Государем Болгарским, уже считал Казань нашею областию, но при конце жизни своей видел ее страшный бунт и не мог отмстить за кровь Россиян, там пролиянную. Новые мирные договоры служили поводом к новым изменам, и всяка была ужасом для восточной России, где, на всей длинной черте от Нижнего Новагорода до Перми, люди вечно береглися как на отводной страже.   Самая месть стоила нам дорого, и самые счастливые походы иногда заключались истреблением войска и коней от болезней, от трудностей пути в местах диких, населенных народами свирепыми. Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Князь Палецкий представил ему Едигера: без всякого гнева и с видом кротости Иоанн сказал: "Несчастный! разве ты не знал могущества России и лукавства Казанцев?" Едигер, ободренный тихостию Государя, преклонил колена, изъявлял раскаяние, требовал милости. Иоанн простил его и с любовию обнял брата, Князя Владимира Андреевича, Шиг-Алея, Вельмож; ответствовал на их усердные поздравления ласково и смиренно; всю славу отдавал Богу, им и воинству; послал Бояр и ближних людей во все дружины с хвалою и с милостивым словом, велел очистить в городе одну улицу от ворот Муравлеевых ко двору Царскому и въехал в Казань: пред ним Воеводы, Дворяне и Духовник его с крестом; за ним Князь Владимир Андреевич и Шиг-Алей. У ворот стояло множество освобожденных Россиян, бывших пленниками в Казани: увидев Государя, они пали на землю и с радостными слезами взывали: "Избавитель! Ты вывел нас из ада! Для нас, бедных, сирых, не щадил головы своей!" Государь приказал отвести их в стан и питать от стола Царского; ехал сквозь ряды складенных тел и плакал; видя трупы Казанцев, говорил: "это не Христиане, но подобные нам люди"; видя мертвых Россиян, молился на них Всевышнему, как за жертву общего спасения. При вступлении во дворец Бояре, чиновники, воины снова поздравляли Иоанна. Они с умилением говорили друг другу: "Где Царствовало зловерие, упиваясь кровию Христиан, там видим Крест Животворящий и Государя нашего во славе!" Все единогласно, единодушно, в умилении сердец принесли благодарность Небу. Иоанн велел тушить огонь в городе и всю добычу, все богатства Казанские, всех пленников, кроме одного Едигера, отдал воинству; взял только утварь Царскую, венец, жезл, знамя державное и пушки, сказав: "Моя корысть есть спокойствие и честь России!"   Он возвратился в стан; хотел видеть войско и вышел к полкам с лицом светлым. Они еще дымились кровию неверных и своею; многие витязи, по словам Летописца, сияли ранами, драгоценнейшими алмазов.  Ист.: Карамзин Н.М.  История государства Российского.
   Выводы-тезисы воинствующей истории (Пиррова победа):
   [В лице Пирра римлянам предстояло столкнуться с одним из наиболее блестящих полководцев эпохи эллинизма. Пирр начал воевать очень рано, еще при жизни Антигона Одноглазого. т.е. до 301 г. до н.э. Следовательно, его полководческий стаж насчитывает без малого 30 лет. Пирр имел феноменальные психофизические данные, активное использование которых было одним из важнейших слагаемых его полководческого искусства. В каждом бою он атаковал противника первым и руководил армией находясь постоянно на самых опасных участках. Если сюда добавить страсть Пирра к поединкам, то становится понятным, что профессиональный риск, которому он подвергал себя, был значительно выше, нежели у других полководцев. Не случайно один из сподвижников Александра Македонского отмечал выдающийся полководческий талант Пирра. Но, если Пирр был выдающимся полководцем, то как политического деятеля его не приходится ставить слишком высоко. Его обширные планы носили на себе печать недостаточной продуманности и авантюризма, его военные таланты не были дополнены дальновидностью осторожного и зрелого политика].
   Плутарх: <...> О его познаниях и способностях в военном деле можно судить по сочинениям на эту тему, которые он оставил. Рассказывают, что на вопрос, кого он считает лучшим полководцем, Антигон ответил (говоря лишь о своих современниках): "Пирра, если он доживет до старости". А Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев, второе место отводил Сципиону, а третье - себе, как мы рассказали в жизнеописании Сципиона. Судя по всему, Пирр занимался одним военным делом и только в него углублялся, считая, что лишь это пристало знать царю, и совершенно не ценя всякую иную образованность. Говорят, что как-то на пиру ему задали вопрос: какой флейтист кажется ему лучше, Пифон или Кафисий? Он же отвечал: "Полководец Полисперхонт, ибо царю пристойно знать и рассуждать только о ратном искусстве". <...> ... Пирр, которого обстоятельства заставляли искать нового сражения, выступил и встретился с римлянами близ города Аскула, но неприятель оттеснил его в места, непроходимые для конницы, к лесистым берегам быстрой реки, откуда слоны не могли напасть на вражеский строй. Много воинов было ранено и убито в этом сражении, пока ночь не прервала его. На следующий день, задумав перенести битву на равнину и бросить в бой слонов, Пирр заранее укрепил наиболее уязвимые позиции караульными отрядами и, расставив между слонами множество метателей дротиков и стрелков из лука, стремительно двинул на врага плотно сомкнутый строй. Римляне не могли уклониться в сторону и ударить с фланга, как в предыдущем сражении, и встретили противника на равнине лицом к лицу, стремясь скорее отбросить тяжелую пехоту, пока не подошли слоны. Римские воины упорно бились мечами против сарисс и, не щадя себя, не обращая внимания на раны, думали только о том, как бы поразить и уничтожить побольше врагов. Говорят, что много времени прошло, прежде чем они начали отступать, и именно там, где их теснил сам Пирр. Но и ему принес успех главным образом мощный натиск слонов, ибо против них воинская доблесть была бессильна и римляне считали, что перед этой силой, словно перед прибывающей водой или разрушительным землетрясением, следует отступить, а не упорствовать и гибнуть понапрасну самой страшной смертью там, где нельзя помочь делу. Римляне бежали в свой лагерь, который был неподалеку. Иероним говорит, что погибло шесть тысяч римлян, а воинов Пирра, как сказано в царских записках, было убито три тысячи пятьсот человек. Дионисий же отрицает, что под Аскулом было два сражения, и пишет, что римляне не признавали себя побежденными; по его словам, все произошло в течение одного дня, битва продолжалась до захода солнца, и враги разошлись лишь после того, как Пирр был ранен дротиком в руку, а самниты разграбили его обоз, причем и из войска Пирра, и у римлян погибло более чем по пятнадцати тысяч человек. Сигнал к отступлению подали обе стороны, и говорят, что Пирр заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: "Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем". Погибла большая часть войска, которое он привез с собой, и почти все его приближенные и полководцы, других воинов, которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а, кроме того, он видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время как вражеский лагерь быстро пополняется людьми, словно они притекают из какого-то бьющего в Риме неиссякаемого источника, и что после всех поражений римляне не пали духом, но гнев лишь приумножил их упорство. <...> Ист.: Плутарх.
   Мудрость из басни Ивана Андреевича Крылова "ВОЛК НА ПСАРНЕ":
   Волк ночью, думая залезть в овчарню,
   Попал на псарню.
   Поднялся вдруг весь псарный двор.
   Почуя серого так близко забияку,
   Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
   Псари кричат: "Ахти, ребята, вор!"
   И вмиг ворота на запор;
   В минуту псарня стала адом.
   Бегут: иной с дубьем,
   Иной с ружьем.
   "Огня! - кричат, - огня!"
   Пришли с огнем.
   Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
   Зубами щелкая и ощетиня шерсть,
   Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
   Но, видя то, что тут не перед стадом
   И что приходит наконец
   Ему расчесться за овец, -
   Пустился мой хитрец
   В переговоры
   И начал так: "Друзья! к чему весь этот шум?
   Я, ваш старинный сват и кум,
   Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;
   Забудем прошлое, уставим общий лад!
   А я не только впредь не трону здешних стад,
   Но сам за них с другими грызться рад
   И волчьей клятвой утверждаю,
   Что я..." - "Послушай-ка, сосед, -
   Тут Ловчий* перервал в ответ: -
   Ты сер, а я, приятель, сед,
   И волчью вашу я давно натуру знаю;
   А потому обычай мой:
   С волками иначе не делать мировой,
   Как снявши шкуру с них долой"
   И тут же выпустил на Волка гончих стаю.
   ( * Ловчий - охотник, который управлял у помещика охотой с собаками. Здесь
   под ловчим подразумевается великий русский полководец М. И. Кутузов. Волк -
   Наполеон, который, вступив в 1812 году в Москву, скоро понял, что проиграл
   войну, и запросил мира. Крылов написал эту басню в 1812 году и послал ее в
   армию Кутузову).

0x01 graphic

Офицерское собрание. "В кредит" ("Картинки военного быта". 1908)

   Информация для размышления ( "ХОЖДЕНИЕ В НАРОД" И ПОБЕДА ЗДРАВОГО СМЫСЛА):

Властолюбие есть великое зло в человеке и начало всякого зла...

Мы знаем, что беззаконному Ироду не страшно было убить столько тысяч неповинных младенцев, чтобы только не лишиться царской власти. О, великое зло - властолюбие! Человек хочет другими владеть, но сам собою владеть не может. Беги от этого зла, чтобы не погубить себя и других. Надо прежде научиться собою владеть, и тогда принимать власть над другими.

Тихон Задонский

   Сами того не понимая, высшие начальники нарушали главный принцип военной организации - единоначалие. В округе стало модным с высоких трибун призывать старших начальников идти в солдатские массы. Даже командиру дивизии было предписано вести индивидуальную работу с солдатами.
   Попытаемся представить абсурдность этого требования хотя бы на примере полка. Если в полку примерно 1.000 личного состава, а в году 365 дней, то ежедневно командиру полка, согласно предписанию, надо было не менее трех часов уделять для беседы и изучения своих подчиненных, каждый раз переключаясь на новые группы людей. И это при условии отсутствия у него отпуска, выходных и праздничных дней. Если все же вычесть эти дни, то нагрузка на индивидуальную работу командира полка возрастет примерно в два раза...
   Индивидуальная работа, понимаемая как массовый набег в солдатские ряды, - это ерунда. Дело в другом - каждый должен в полной мере заниматься своим делом и индивидуально заниматься только со своим разрядом подчиненных. К примеру, даже командир взвода, стоящий ближе всего к солдату, не должен мешать командиру отделения работать с подчиненными. Его круг - сами командиры отделений и заместитель командира взвода. Вот с ними он и должен работать в полную мощь. Если и возникнет потребность непосредственно, т.е. минуя командира отделения, воздействовать на рядового, то это может быть вызвано лишь особыми обстоятельствами: необходимостью употребить более сильные средства воздействия, преподнести урок и т.д. Что уж говорить о требовании к командиру полка "дойти" до каждого солдата?
   У него свой круг индивидуальной работы, в который входят его заместители и командиры батальонов, а также лица, ему непосредственно подчиненные. Под завесой мнимой активности и распределения ответственности на широкий круг лиц, положение с дисциплиной не выправишь, а только усугубишь. Так оно и стало.
   Что я увидел в боупе (батальон обеспечения АВОКУ - Алма-Атинского военного училища"; 1979-1984 гг.)? Согласно приказу по войскам, за нашей кафедрой закрепили кураторство хозяйственным взводом. Спустя некоторое время начальник училища решил заслушать на совещании отчет нашей кафедры о работе с личным составом хозяйственного взвода.
   Понимая, что неразумная кампания набирает обороты, а неумное желание снести кому-то голову может печально отразиться лично на мне, я предпринял контрмеры. Имея несколько свободных от занятий дней перед надвигающимся совещанием, я по своей инициативе отправился в учебный центр, где был сосредоточен батальон учебного процесса.
   Этим батальоном, находящимся в 40 км. от города, было поручено командовать офицеру, который крайне халатно относился к своим обязанностям. Офицеры и прапорщики батальона также не отличались особым рвением и больше времени проводили в Алма-Ате, а не в батальоне. Дежурная служба, имевшая одного офицера, не могла контролировать порядок в казарме. Сержанты лишь формально исполняли свои обязанности, а на самом деле, так называемые "деды" верховодили все. Офицерам, как показалось, даже выгодно было передавать часть своих полномочий в руки казарменных хулиганов.
   Положение "дедов" держалось не только на сложившейся негативной традиции старшинства, но и на принципе их "незаменимости". Молодых солдат специально не допускали до настоящей работы, чтобы держать их в черном теле, а самим слыть лучшими и незаменимыми.
   Маленькая кучка нацменов держала в страхе весь гарнизон. Преимущественно это были выходцы с Кавказа. Они старались занять теплые места на кухне, в хлеборезке, каптерках, на складах и т.д. Нередко их можно было увидеть в числе связистов, поддерживающих телефонную и радио связь с другими воинскими частями. Сила их была в том, что они держались друг за друга, были в постоянном контакте со своими земляками на расстоянии от 50 до 100 км. вокруг. При необходимости они вызывали своих "боевиков" в части, где требовалось восстановить статус их земляков. Основные негативы развертывались, как правило, в ночное время, в определенных местах (к примеру, в кочегарке) и во время приема пищи.
   У меня нет возможности описывать все выявленные негативы. Но стало ясно одно. Нужно серьезно и предметно заниматься взаимоотношениями военнослужащих, постепенно устраняя негатив и не давая возможности ему возродиться в новой форме.
   Так стоило навести порядок при приеме пищи и положение "дедов" заколебалось. Удаление с телефонного узла солдата-грузина прервало сообщение с группами земляков в соседних воинских частях.
   Безусловно, удалось вскрыть всего лишь общую картину и найти болевые точки проблемы, но и этого было вполне достаточно для доклада на совещании.
   Собрания офицеров, именуемые совещанием, таковыми на самом деле не являются. Офицеров собирают, как правило, не для того, чтобы совещаться, т.е. выслушивать разные мнения, а для того, чтобы излагать что-то. Нередко такие "изложения" так походят друг на друга, что даже существует анекдот, похожий на правду. Пригласив офицеров на "совещание", командир долго и нудно говорил о чем-то, да так, что усыпил немолодого офицера. Заметив спящего, командир приказал провинившемуся повторить сказанное им. К удивлению всех присутствующих, офицер почти слово в слово повторил речь командира, перепутав, однако, танки с тачанками...
   На данном совещании меня ждало много неприятностей. Прежде всего, надо было остерегаться вопросов начальника училища: "Почему". Этими "почемучками", как известно, двухлетний ребенок может поставить взрослого человека в неловкое положение. Что уж тут говорить, если выступающего каждый раз прерывают и заставляют отвечать на вопрос: "Почему?" или какую-то реплику начальника. В такой ситуации выступающий теряется, начинает лихорадочно подбирать слова и нарывается на очередную "почемучку". В такой ситуации остается "добить" словами отчитывающегося и сделать заключение о негодности его работы и профессиональной некомпетентности, а то и политической незрелости. Оплеванному и оскорбленному человеку остается только молча слушать издевки начальника и тихо радоваться, что кошмар закончился. Все это ожидало и меня. Генерал Некрасов мог в присутствии офицеров выбранить кого угодно.
   Наступление - лучший вид обороны. Но я решил наступать, а не обороняться. Начав выступление с воспоминания о днях лейтенантской юности и моей попытки "помочь" опытному командиру роты, я констатировал резкое изменение в отношении к исполнению служебных обязанностей офицерским составом батальона обеспечения. Меня поразило равнодушие офицеров к делам службы.
   - Но ведь в этом равнодушии и кроется зло, - заметил я, - Сколько бы ни приезжало офицеров со стороны в батальон, они ничего не смогут сделать, если непосредственные командиры и начальники не хотят совестно исполнять свои обязанности.
   Изложив свой взгляд на единоначалие, я раскрыл выявленные мною факты и предложил посмотреть на проблемы "дедовщины" шире. Мое мнение заключалось в том, что есть меры борьбы с этим злом организационные, есть психологические, а есть и идеологические.
   Назначение кураторов я признал как меру вредную и бесполезную. Да и организационные меры хороши только в сочетании с психологическими и идеологическими. Мало разобщить организованные группы нарушителей, удалить главарей, разрушить связи и отношения, надо еще порушить негативные стереотипы и установки, развеять страх, вселить надежду на лучшее, научить верить в себя и полагаться на командиров. Но еще труднее вести борьбу с идеологией "дедовщины", основанной на искаженной системе мужских ценностей, солдатских достоинств, принципе "всем надо испытать зло" и т.д. ...
   Выступление мое прозвучало так неожиданно и свежо, что никто во время сообщения не заснул, не закрыл глаза. Все внимательно слушали.
   Слушал и начальник училища. Слушал и не прерывал своими "почемучками" (человек не глупый, он понимал, что майор говорит правду). И уж если кого и надо наказывать, то явно не его.
   Доклад закончился. Вопросов не было. Совещание закрылось. Никакого решения принято не было.
   Расходились молча. Но все же чувствовалось, что симпатии офицеров были на моей стороне.
   Это была победа здравого смысла. Пусть даже в отдельно взятом учреждении. Но все же - победа!
   Генерал Некрасов: грубый, но не злопамятный. После такого выступления я не мог рассчитывать на скорое присвоение очередного воинского звания подполковник. Но произошло неожиданное. Минуя начальника кафедры, генерал Некрасов написал на меня представление и даже посыльным известил меня об этом (Анатолий Иванович Некрасов, при всей своей внешней грубости был человеком добрым и справедливым; он видел суть человека и не придирался по мелочам; он был незлопамятным и быстро менял гнев на милость; так он поступил и в отношении меня).
   Капитан Хасбулатов: от курсанта до командира батальона обеспечения.
   С батальоном учебного процесса училища связана одна примечательная история. Как только выяснилось, что много проблем упираются в самого командира, было принято решение его заменить.
   Кандидатура нового командира батальона, капитана Хасбулатова, удивила и озадачила многих. По своему служебному опыту он не мог быть лучшей кандидатурой. Посудите сами. Курсант АВОКУ. Командир взвода, затем командир роты курсантов. Вот и весь его послужной список. Да, послужной список был не в его пользу. Батальон обеспечения учебного процесса во всем отличался от курсантской роты.
   Но те, кто предрекал неудачу, не знали качеств этого человека. Мне довелось со стороны наблюдать за действиями этого командира. Вот небольшая сравнительная зарисовка. Идет обычное построение курсантских рот около своих казарм. Рядом стоят три разные роты.
   В 1-ой роте при построении безукоризненный порядок: один только командир стоит впереди роты в строгой позе; все офицеры роты на своих местах и внимательно слушают своего командира; курсанты - все в строю, в однообразной, установленной форме, тоже внимательно слушают своего начальника. Командир говорит коротко, ясно, по существу, конкретно ставя задачи на день.
   Во второй и третьей ротах обстановка другая: командиры рот стоят впереди офицеров роты, которые полукругом располагаются сзади командира и о чем-то разговаривают между собой. В курсантском строю внимания к речи командира нет, так как тот говорит долго и нудно, перескакивая с одного на другое.
   Кто-то не обратит внимание на эти детали. И зря. Ведь умение командира быть последовательным и точным, не допускать никаких оплошностей, быть примером добросовестного отношения к службе и заключается эффект влияния на подчиненных.
   Постоянный и неуклонный в уставных требованиях, капитан Хасбулатов показывал своим подчиненным пример того, как верно построенная служебная деятельность дает каждому из них преимущества, освобождает от мелочной опеки, помогает рационально использовать время.
   Став командиром батальона учебного процесса, он, прежде всего, изгнал из среды офицеров и прапорщиков равнодушие к делам службы. Своим примером он побудил их исполнять служебные обязанности в полной мере. Те же, кто не подчинился его требованиям, были немедленно уволены из батальона. Колеблющиеся и сомневающиеся вскоре поняли, что в батальоне начала действовать система нормальной службы. При этом все права военнослужащих были удовлетворены, все обязанности - востребованы. Служить стало легче, интереснее. Батальон стал меняться на глазах к лучшему... (Ист.: А. Каменев. Вечный Узник)
   *
  
  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023