ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Присягнувши Закону

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не дело армии менять законы и стоять на стороне какой-либо партии. Армия - братство, давшее обет внепартийности. Ее долг - быть опорой ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ, а не служить разменной картой расчетливых политиканов.

  
  

ПРИСЯГНУВШИ ЗАКОНУ...

(собрание политических мыслей русским офицерам)

Под ред. А.И. Каменева

   В "Ящике Пандоры 1917-го" мы познакомились со свидетельствами очевидцев революционной смуты. Политическая близорукость русского офицерства тогда дорого обошлась им и их семьям. События 1917-го, да и 1991-го показали всем как велико значение политической культуры офицера. Тем не менее, прискорбнее всего видеть, что русское самодержавие, советская и нынешняя власть боятся политически грамотного офицера, видя в политическом просвещении офицера опасность для власти.
   *
   Пример тому - события 1913 гг. в Академии Генштаба.
   Молодой и перспективный офицер генерального штаба Н. Головин, будучи в заграничной командировке во Франции и Германии обратил внимание на так называемый "прикладной метод" обучения, применение которого сулило выработать у офицеров стройность и логичность мышления, развить большую самостоятельность, побудить к творчеству. Но как только в петербургских верхах узнали о нововведениях профессора Головина, против него тотчас были приняты серьезные меры. Съезд объединенного дворянства, прямым давлением на Николая II, минуя военного министра, в 24 часа устранил Щербачева бывшего в ту пору начальником академии. Головин был отправлен командовать полком в деревню, в глушь. Другие деятели реформ также постепенно были вытеснены из академии. А, выдвинутый тем же съездом дворянства генерал Янушкевич, пришел в академию с директивой вернуть ее "на путь доблестных предков", т.е. продолжать воспитывать "барскую учебную команду"...
   *
   Советская власть поступала иначе - она насаждала в головы офицеров определенные догмы и жесткие политические схемы. Ничем не лучше положение и сегодня: сознание офицера погружено в мир противоречивых политических концепций и теорий, быстро меняющихся ситуаций и пристрастий. В этом политическом водовороте, безусловно, можно утонуть, так и не научившись плавать...
   *
   Политическая инертность и невежество офицера дорого обходятся государству и самому офицерскому корпусу. Всем нам надо осознать, что высокая политическая культура делает офицера более надежным защитником общЕнациональных интересов и Закона, чем его бескультурье. Не следует бояться грамотного в политическом отношении офицера. Только такой офицер до конца исполнит свой долг перед Отечеством, а не перед конкретными личностями.
   *
   Политическая грамотность офицера - чрезвычайно важное его профессиональное качество. Мы говорим не о знании политических программ разных партий и политических течений, а об умении грамотно разбираться в происходящих политических событиях. И это умение необходимо вовсе не для того, чтобы вовремя уловить конъюнктуру и избрать предмет своего поклонения и "приклонения".
   Офицер, в силу своего положения, не может избирать для себя ту или иную партию. Его задача - подняться над межпартийной борьбой и все сделать для того, чтобы законная власть в его лице имела надежного помощника и гаранта общественного спокойствия.
   *
   Ситуация в стране не должна зависеть от воли и желания кучки соискателей власти, какой бы окраски они ни были (красные, черные, коричневые, голубые и т.д.). Вопрос о власти должен решаться конституционным, законным путем, а не посредством заговоров, мятежей, переворотов и т.п. Если ситуация в стране требует изменений в политическом строе или новой экономической стратегии, то нововведения должны происходить не под давлением разогретой на площадях (майданах) толпы, не посредством физического смещения представителей законной власти молодчиками с букетами роз, тюльпанов и т.п., а в соответствии с духом и буквой Конституции, действующего или измененного правовым образом законодательства. Не боевики, проходимцы и подлецы должны диктовать народу новые политические и экономические условия, а Закон страны, постепенно и постоянно доводимый до уровня приемлемого, целесообразного и справедливого.
   *
   Смута начинается тогда, когда попирают закон. Благие или иные соображения для нарушения закона не играют существенной роли. Мы ведь знаем, что именно благими пожеланиями устлана дорога в ад...
   *
   Офицер, не желающий мириться со своей ролью государственного стража и защитника интересов Отчизны и намеревающийся вступить в политическую борьбу, должен снять с себя погоны и вступить в политическое противоборство, но только в качестве частного лица. Если же он этого не сделает - он подлец. Если же воспользуется своим служебным правом и каким-то образом вовлечет в свою политическую интригу своих подчиненных и оружие, - он предатель и изменник долгу офицера, государству и народу.
   *
   Подумайте: за какие выстраданные идеи и личные провинности пошли в Сибирь солдаты и офицеры, которых в декабре 1825 года вовлекли в свою авантюру П.И. Пестель, С.И. Муравьев-Апостол и др.? Если бы ответственность за выступление понесли только они, то их можно было бы назвать достойными людьми. Но трагедия коснулась нескольких тысяч человек, которые не ведали, зачем их вывели на Сенатскую площадь.
   *
   Однако, если в благородство декабристов 1825 года поверить все же можно, то их подражатели, современные "декабристы-октябристы" и т.п. благородством не блещут. Сегодня появилось много желающих разыграть "военную карту", т.е. поставить себе на подлую службу военный потенциал России или ее отдельного региона.
   *
   Неудовлетворенность сегодняшних офицеров стала благодатной почвой для ректурирования их в состав той или иной радикальной партии. От простого сочувствия "прогрессивным" идеям и планам быстро можно перейти к мысли использовать силу. На это, впрочем, и рассчитывают разного рода темные личности, жаждущие власти для себя и клики таких же шакалов, которым нет никакого дела до тех, кого они хотят бросить в бой, использовать как "пушечное мясо", а затем выбросить на обочину жизни.
   Как печален в этом отношении образ героического и бескорыстного Павла Корчагина у Николая Островского, да и самого Островского, прототипа легендарного Павки... Кристальная честность, преданность революции, готовность пожертвовать своей жизнью ради лучшей жизни, как известно, разбились о черствость, равнодушие представителей новой власти. Такие, как Павел Корчагин, отдали все в борьбе за лучшую жизнь, а вот результатами смены власти воспользовались другие, которые со стороны наблюдали за братоубийственной войной и не подставляли себя под пули.
   *
   Ныне никак нельзя допустить того, чтобы в политическую дискуссию примешался грохот оружия. Танки, тачанки, пулеметы и винтовки во время гражданской войны наделали множество бед. Но сколько горя и страдания может принести одна ракета, если ее выпустить в направлении политических противников?
   *
   Нет, даже не хочется думать о таком сценарии. А ведь у кого-то такие планы есть! Может быть, кто-то уже сговаривается с генералами, как то делал Гучков в 1916-1917 гг.?
   *
   Охладите горячие головы, господа политики, и те, мнящие себя "наполеонами", - сами сгорите, если раздуете пламя.
   *
   Из искры не должно возгореться пламя!
   *
   Материалы, которые представлены ниже, относятся, главным образом к годам осознания последствий первой революции в России, 1905-1907 гг. Характер этих материалов говорит о той озабоченности, которая охватила здравомыслящих людей, гражданских и военных. Но, увы, их голос разума потонул в революционных призывах, с одной стороны, и заверениях в лояльности, с другой.
   *
   Как же печально, что написанное в начале ХХ века, актуально и в начале ХIХ -го!
   *

Представляю вам названия и авторов написанного

      -- И.Н. Болотников. Армия - это ... политическая партия, давшая обет внепартийности.
      -- М. Ботьянов. Никогда не подрывать доверия к офицеру.
      -- В.К. Нужно стряхнуть с себя приниженность.
      -- А.М. Волгин. Войско борется не с мыслями, не с убеждениями, а с делами, с поступками.
      -- С.Н. Булгаков. Застрельщиком революции была интеллигенция.

Армия - это ... политическая партия, давшая обет внепартийности

И.Н. Болотников[1]

   <...>
   Офицер - воин и гражданин. Он, стоящий во главе команд, среди которых каждая отдельная единица по своим взглядам и убеждениям причисляет себя к той или другой партии, должен быть политически осведомлен и образован никак не ниже, а на голову выше подведомственных ему людей. Это требование предъявляется ему новой жизненной обстановкой.
   Преданность армии законному правительству, ее внепартийность и, вместе с тем необходимость контрпропаганды антимилитаризма и социалистическим покушениям на существование армии, - новый взгляд на армию как на большую народовоспитательную школу, на офицера не только как на военного инструктора, но и как на нравственного воспитателя народа, необходимость и умение влиять на сердца и умы подчиненных, все это возлагает на него обязанность внимательно разобраться в современных взглядах военной литературы по этим вопросам.
   В наших военных училищах делаются чрезвычайно робкие, неуверенные шаги в этом направлении.
   Офицерство мало подготовлено к новым обязанностям и предоставлено самому себе. Постоянно занятое службой, оно не имеет ни возможности, ни времени познакомиться с разбросанным повсюду материалом, оно нуждается в каком-нибудь пособии, в каком-нибудь сборнике.
   <...>
   Во всех государствах света с широко конституционным и даже республиканским образом правления армия всегда охраняет существующий государственный строй, законный порядок, повинуется своему законному правительству и его законной главе.
  
   Армия вне партий,она за закон. Вовлекать армию в политику - преступление. Она не должна принимать участия во внутренней политической борьбе своей страны: она громадная сила и мощь народа, она слишком грозна, чтобы примкнуть к той или другой партии. Ее не должны трогать бури: она остается политически бесстрастной и блеском штыков, сабель и пушек охраняет законный порядок и охлаждает пыл враждующих сторон.
  
   <...>
   Партии густой сетью покрывают страну и ведут кровавую непримиримую борьбу, полную обоюдного предательства и коварства.
   <...>
   Армия вне партий. <...> Она не борется с убеждениями и взглядами. Она за закон и действует против беззакония.
   Во всех случаях армия должна прекратить насилие, охранить законный порядок, общественную безопасность и не допустить нелегальных, незаконных средств политической борьбы.
   Только под ее внепартийной охраной могут вырабатываться мирным путем и без кровопролитий спасительные и обновляющие реформы. В этом ее великое служение Царю, стране и народу.
  
   Во имя этого служения и чувства долга армия должна побеждать свои личные политические взгляды, желания, вкусы и глубоко сознавать и исповедовать, что для блага всякой страны, конституционной или республиканской, в ней должна существовать ее внепартийность.
  
   Политика в войсках рознила бы части: отдельные роты, эскадроны, батареи и полки делились бы на политические партии, враждующие между собой. Такие части не были бы войском, а опасным вооруженным сбродом.
   <...>
   Чтобы не разжигать страстей, в казармах не должна вестись ни черная, ни красная пропаганда. Там нужно проповедовать долг, присягу и дисциплину. Политическими пропагандистами не могут быть ни офицеры, ни нижние чины: и те и другие должны высоко держать знамя своей внепартийности.
   Каждый гражданин, отбывая короткий срок воинской повинности, вступает в ряды армии. Он временно оставляет свою прошлую жизнь, свои политические взгляды и убеждения. Он должен свято и твердо верить, что в этой новой обстановке, его служение благу страны заключается во внепартийности, поддержке закона и порядка.
   Окончив короткую службу, отслужив родине как воин, он снова возвращается к старой жизни и тут снова может приносить пользу стране и народу своими убеждениями.
   Так дело обстоит с нижними чинами, для которых пребывание в армии - временный эпизод.
   *
   Офицерская служба - другое дело. Офицер - постоянный страж армии и хранитель всех ее святынь и заповедей до гробовой доски. Как всякий человек, в частной своей жизни, в кругу своих знакомых и друзей он может сочувствовать любым политическим взглядам и убеждениям разных лиц. Но как только дело коснется армии, службы и соблюдения прямых офицерских обязанностей, политика для него не существует: он на страже закона и порядка и вне партий.
   Тут есть известная граница этим взглядам, убеждениям и сочувствиям, и каждому отдельному лицу всегда скажет его внутреннее я, его совесть, может ли он быть верным и полезным слугой армии, отечеству и Царю.
   Если да, - оставайся и служи. Если нет, - не будь бесчестным и двуличным, сними мундир и уходи проч.
   Войско - великая сила, и каждая партия старается гнуть внепартийность в свою сторону. Почти каждая газета стремится натравить армию на врагов своих воззрений, то на евреев, то на помещиков, то на капиталистов, то на пролетариат, то на революционеров, то на черносотенцев.
   Нельзя озлоблять армию против той или другой массы. Когда пробьет ее час, она поднимет оружие, не по злобе, а из чувства долга. Этот тяжелый долг необходим родине. В основе его лежит глубокое сознание, что для процветания и благоденствия страны, особенно в период ее брожений и преобразований, армия должна строго стоять на страже закона и порядка, блюсти присягу, быть внепартийной, верной законной верховной власти и внутреннему закону - дисциплине.
  
   Армия - это братство, это, если хотите, политическая партия, давшая обет внепартийности, верности закону, порядку и дисциплине.
  
   Так во всех государствах, так должно быть и у нас, и эти взгляды должны прививаться армии: офицерам на школьной скамье, а нижним чинам в тиши казарменных бесед.
   <...>
  
  

Никогда не подрывать доверия к офицеру

М. Ботьянов[2]

   <...>
  
   Каждому начальнику надлежит помнить, что он смертен и сменяем, части же войск бессмертны; а потому он должен, работая для своей части, укреплять в ней дух единения, поддерживать ее славные традиции и воинскую славу, и чем проще будут его приемы при воспитании солдата, чем менее будут вноситься в них личных воззрений, которые, быть может и весьма разумны, но для массы мало понятны и уклоняются от общего направления, тем лучше.
  
   Никогда не следует подрывать доверия и тем самым умалять значение офицера, а потому старшие начальники никогда не должны делать такие замечания младшим в присутствии их подчиненных, а офицерам при нижних чинах, которые роняют их престиж.
  
   Следует помнить, что чем выше поставлены офицеры в глазах нижних чинов, тем более они будут пользоваться их доверием в военное время, а это весьма важно. Напротив того, не только можно, но и обязательно должно делать замечания и налагать взыскания за проступки чисто служебного характера, как-то: небрежное отношение к службе, неисполнение приказания и т.п.; тогда нижние чины будут видеть, что требования службы одинаково распространяются как на них, так и на офицеров.
   Между офицерами и нижними чинами должны установиться прочные отношения, где связующею нитью является взаимная любовь и уважение. Нужно всеми мерами развивать любовь нижних чинов к своей части, чтобы они видели вторую родину, свою вторую семью, а потому каждый нижний чин должен знать краткую историю своего полка, особенно боевую его службу.
   <...>
   Дисциплина составляет главную силу армии, но она должна носить отеческий характер; ненужная строгость взыскания, не установленная уставом или являющаяся следствием чувства, какое бы то ни было действие, или жест или слово, могущее оскорбить подчиненного, строжайше должны быть воспрещены.
   <...>
  

Нужно стряхнуть с себя приниженность...

В.К. [3]

  
  
  
   Пало... значение офицера, как рыцаря долга и чести. Общество смотрело на офицера, как на человека, посвятившего себя великому служению, не щадя жизни, защищать Веру, Царя и Отечество. Молитва православной церкви за Христолюбивое воинство еще больше подтверждала правильность этого взгляда, выказывая чувства уважения.
   Между тем вера общества в офицера, как защитника, была нарушена, потому что появились офицеры на таких должностях, которые не имеют никакого отношения к великой задаче христолюбивого воина, которые, нося форму и оружие офицера, никогда не станут в ряды действующей армии и не обнажат своего оружия на защиту родины.
   <...>
   Чтобы поднять значение офицера, нужно снять со всех нестроевых офицерскую форму. Офицерские чины и форму оставить тем, кто действительно несет обязанности христолюбивого воина.
   <...>
   Если все лазейки будут закрыты для армии, то весь ненадежный элемент выведется, зная, что за честь носить офицерский мундир придется расплачиваться кровью и надежды на отступление никакой не будет.
   <...>
   Для поднятия боевого духа нужно всеми силами стараться поощрять боевых офицеров, - это будет иметь громадное значение в деле воспитания молодежи, которые на примерах убедятся в справедливости пословицы: "за Богом молитва, за царем служба не пропадают". Между тем теперь боевые офицеры совершенно забыты, утешаются только тем, что имеют боевые ордена, ровно ничего не дающие; следовало бы, во имя справедливости, с каждым боевым орденом давать год старшинства, как для пенсии, так и для производства в следующие чины. Эта награды вполне заслуживается тяжелыми испытаниями в современном бою.
   <...>
   Нужно в мирное время уничтожить карьеризм и сопряженные с ним протекции тетушек и прочих, переходы на другие должности и переводы с повышением туда, где есть старше их. Давать движение достойным, справедливо оценивая работу полезную для военного времени, принимая во внимание также и личные качества человека, на которого можно рассчитывать, что в нужную минуту будет годен и не дрогнет перед опасностью. Это, к сожалению, теперь не всегда принимается во внимание. Отличную аттестацию дают людям хитрым, угодливым, знающим, чем поразить высшее начальство. В этом отношении теряют боевые офицеры, убедившиеся в негодности для военного времени тех приемов, которые процветают в мирное время и которыми они, скрепя сердце, с худо скрываемой неохотой выполняют.
   Заметим, чтобы не проникали на высшие должности лица такие, за которыми только одна заслуга, что долго служат, другой же пользы ровно никакой; нужно на каждую должность установить строгое испытание всех способностей, как умственных, так и физических. Это разгонит ту апатию в войсках, вызванную движением строго по старшинству и в то же время протаскиванием ловкачей, имеющих тетушек и не брезгающих задним крыльцом. Чисто формальное отношение, покоящееся на том основании, что сколько ни старайся, все равно заслуженного раньше не получишь, если не имеешь протекции, отойдет в область предания.
   <...>
   В заключение скажу, что корпусу строевых офицеров нужно возродиться, стряхнуть с себя приниженность и лакейство, продукты мирного времени; постараться поставить на прежнюю высоту рыцарский дух и офицерскую доблесть, нужно бороться с открытым забралом с растлевающим элементом...
   <...>
  
  
  

Войско борется не с мыслями, не с убеждениями,

а с делами, с поступками

А.М. Волгин[4]

  
  
  
  

Армия вне политики

  
   "Армия должна быть вне политики, вне партий", - вот выражение, которое часто читаешь и слышишь в последнее время. Выражение совершенно правильное, но не мешает точнее сказать, что под этим подразумевается.
   Политика, политическая деятельность - это такая деятельность, которая имеет целью изменить законы и вообще порядки в государстве; каждая партия стремится изменить законы так, как она считает лучше. Одни партии хотят вернуть старое, другие хотя вводить новые порядки постепенно, наконец, третьи - хотят сразу все перевернуть вверх дном. Так или иначе, но все партии хотят перемен и борются друг с другом, чтобы перемена произошла именно так, как какая-то партия хочет.
  
   Вот в этой борьбе армия и не должна участвовать. Менять законы не дело армии; ее дело - охранять те законы и тот государственный строй, которые существуют "сегодня". Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит "сегодняшний" закон и заменит его новым, - тогда армия будет охранять этот новый закон или порядок.
  
   Точно также войско не должно вмешиваться в деятельность какой бы то ни было партии, не должно поддерживать какую-либо партию; дело армии поддерживать не партию, а закон, законный порядок, законную власть.
  

Почему армия вне политики?

  
   Почему войско должно стоять вне политики и вне партий - это всякому понятно. Покуда армия занята своим прямым делом и слушается только законной власти, до тех пор она, во-первых, составляет крепость страны против других государств, во-вторых, охраняет внутри государства порядок (хотя бы и несовершенный) и обеспечивает безопасность всей массы населения.
   Как только армия присоединяется к какой-либо партии, она превращается в величайшую опасность для государства: у армии в руках страшная сила, и она станет решать дело своей партии не словами, а этой силой - оружием.
   Каждый человек в армии, конечно, не может думать одинаково с другим: один будет тянуть к одной партии, другой - к другой. Наступит в полках раздор, пойдет рота на роту, начнется междоусобная война. Вообразим, что та часть войска, которая изменила присяге, одержала верх и что произошел государственный переворот; значило ли бы это, что междоусобие прекратилось? Конечно, нет: войско, которое изменило законной власти, завтра же изменит и новой власти; пройдут I0, 20 лет, пока в стране уляжется кровавая борьба.
   <...>
  
   Армию можно сравнить с балластом, который лежит на дне корабля. Пусть воет буря, пусть волны раскачивают корабль, пусть на палубе без ума мечутся пассажиры, пусть даже между капитаном и офицерами идет спор, вперед ли, назад ли направить путь корабля, - но, покуда, балласт прочно лежит на своем месте, есть еще время спастись кораблю. Горе, если ослабнут закрепы, которые держат балласт! Каменные глыбы станут кататься по дну корабля то "вправо", то "влево"; от тяжести их размах качки станет все сильнее; два-три размаха ... и корабль перевернутся.
  
   <...>
  

Армия и народные волнения

  
   Армия, сказали мы выше, в споры партий не должна вмешиваться. Но как же быть, если эти "споры" дошли до драк, ножевой расправы, побоищ, стрельбы из револьверов, кидания бомб, до поджогов и взрывов? Неужели и тогда армия не должна вмешиваться? Конечно, да; армия должна прекратить безобразия. Но это будет не вмешательство в партии, а нечто совсем иное.
  
   В самом деле, когда войска усмиряют такие безобразия, им ведь вовсе нет дела, кто кого бьет; они просто прекращают насилие; им все равно, над кем насильничают.
  
   Здесь еврейская толпа бросается избивать христиан, - рота дает залп по еврейской толпе; там русская толпа громит еврейские дома, - рота даст залп по русской толпе. Словом, рота защищает слабых, когда никто другой (ни суд, ни полиция) защитить их не могут; рота сдерживает своим огнем озверевшую толпу, когда ничто другое сдержать ее не может.
   Точно также, когда войска усмиряют восстание, бунт, им ведь вовсе нет дела, какая партия бунтует.
  
   Войско не спрашивает, какая у них программа, какие убеждения; войско борется не с мыслями, не с убеждениями, а с делами, с поступками.
  
   <...>
  
   Таким образом, для войска нет ни "черносотенников", ни "красносотенных", ни "кадетов", ни социалистов, ни октябристов; нет ни купцов, ни дворян, ни крестьян; нет ни мусульман, ни православных, ни евреев, - все они равны для войска, ибо всем им войско друг, пока они мирные граждане, всем им войско враг, когда они скопом творят преступления.
  
   Отсюда ясно, что насколько войско не смеет вмешиваться в политику, насколько же оно обязано оберегать законный порядок
  

Важная оговорка

  
   Когда я говорю, что войско должно защищать законный порядок, я говорю это не с легким сердцем. Стрелять в своих сограждан это самая тяжелая обязанность армии. Это должно происходить в величайшей крайности, когда никакие меры не смогли предупредить беспорядки, когда полиция и жандармы оказались не в силах их прекратить. Гражданские власти должны десять раз подумать прежде, чем призвать войска. Если вызывать войска часто, только для того, чтобы они стояли в бездействии лицом к лицу с толпой, народ перестанет их бояться, толпа делается дерзкой, так что, если на десятый вызов войскам все-таки придется дать залп, то жертв будет больше.
  
   Вызывать войска надо в крайности, но уже тогда для того, чтобы они действовали. Если так поступать, то народ будет знать, что войско идет не шутки шутить, а грозно карать; тогда, быть может, толпа разбежится от первого выстрела. В общем будет меньше жертв. Так и смотрят на это дело те правила, которые установлены недавно для призыва войск на помощь гражданским властям[5].
  
   Частый вызов войск на помощь гражданским властям вреден и самим войскам. Они отрываются от своего главного дела: от подготовки к войне.
   <...>
  
  
  

Застрельщиком революции была

интеллигенция...

С.Н. Булгаков[6]

  
  
  
  
   <...>
   Россия пережила революцию. Эта революция не дала того, чего от нее ожидали.
   <...>
   После кризиса политического наступил и кризис духовный, требующий глубокого, сосредоточенного раздумья, самоуглубления, самопроверки, самокритики. Если русское общество действительно еще живо и жизнеспособно, если оно таит в себе семена будущего, то эта жизнеспособность должна проявиться, прежде всего, и больше всего в готовности и способности учиться у истории.
  
   Ибо история не есть лишь хронология, отсчитывающая чередование событий, она есть жизненный опыт, опыт добра и зла, составляющее условие духовного роста, и ничто так не опасно, как мертвящая неподвижность умов и сердец, косный консерватизм, при котором довольствуются повторением задов или просто отмахиваются от уроков жизни в тайной надежде на новый "подъем настроения", стихийный, случайный, неосмысленный.
  
   Вдумываясь в пережитое нами за последние годы, нельзя не видеть во всем этом историческую случайность или одну лишь игру стихийных сил. Здесь произнесен был исторический суд, была сделана оценка различным участникам исторической драмы, подведен итог целой исторической эпохи.
   <...>
   Русская революция развила огромную разрушительную энергию, уподобилась гигантскому землетрясению, но созидательные сила оказались далеко слабее разрушительных. У многих в душе отложилось это горькое сознание, как самый общий итог пережитого. Следует ли замалчивать это сознание и не лучше ли его высказать, чтобы задаться вопросом, отчего это так?..
   *
   Мне приходилось уже печатно выражать мнение, что русская революция была интеллигентской[7]. Руководящим духовным двигателем ее была наша интеллигенция, со своим мировоззрением, навыками, вкусами, даже социальными замашками. Сами интеллигенты этого, конечно, не признают - на то они и интеллигенты, - и будут, каждый в соответствии своему катехизису, называть тот или другой общественный класс в качестве единственного двигателя революции.
  
   Не оспаривая того, что без целой совокупности исторических обстоятельств (в ряду которых первое место занимает, конечно, несчастная война) и без наличности весьма серьезных жизненных интересов разных общественных классов и групп не удалось бы их сдвинуть с места и вовлечь в состояние брожения, мы все-таки настаиваем, что весь идейный багаж, все духовное оборудование вместе с передовыми бойцами, застрельщиками, агитаторами, пропагандистами был дан революции интеллигенцией.
  
   Она духовно оформляла инстинктивные стремления масс, зажигала их своим энтузиазмом, словом, была нервами и мозгом гигантского тела революции. В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, и, следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией.
   <...>
   Ей, этой горсти, принадлежит монополия европейской образованности и просвещения в России, она есть главный его проводник в толщу стомиллионного народа, и если Россия не может обойтись без этого просвещения под угрозой политической и национальной смерти, то как высоко и значительно это историческое призвание интеллигенции, сколь огромна и устрашающе ее историческая ответственность пред будущим нашей страны, как ближайшим, так и отдаленным!
   Вот почему для патриота, любящего свой народ и болеющего нуждами русской государственности, нет сейчас более захватывающей темы для размышлений, как о природе русской интеллигенции, и вместе с тем нет заботы более томительной и тревожной, как о том, поднимется ли на высоту своей задачи русская интеллигенция, получит ли Россия, столь нужный ей образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волей, ибо в противном случае интеллигенция в союзе с татарщиной, которой еще так много в нашей государственности и общественности, погубит Россию.
   Многие в России после революции и в результате ее опыта испытали острое разочарование в интеллигенции и ее исторической годности, в ее неудачах увидели вместе с тем и несостоятельность интеллигенции.
   Революция обнажила, подчеркнула, усилила такие стороны ее духовного облика, которые до нее во всем значении угадывались лишь немногими (и прежде всего Достоевским), она оказалась как бы духовным зеркалом для всей России и особенно для ее интеллигенции. Замалчивать эти черты теперь было бы не только непозволительно, но и прямо преступно. Ибо на чем же и может основываться теперь вся наша надежда, если не на том, что годы общественного уныния окажутся вместе с тем и годами спасительного покаяния, в котором возродятся силы духовные и воспитаются новые люди, новые работники на русской ниве.
   Обновиться же Россия не может, не обновив (вместе со многими другими) прежде всего и свою интеллигенцию. И говорить об этом громко и открыто есть долг убеждения и патриотизма.
   <...>
   Интеллигенция стала по отношению к русской истории и современности в позицию героического вызова и героической борьбы, опираясь при этом на свою самооценку. Героизм - вот то слово, которое выражает, по моему мнению, основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, притом героизм самообожения. Вся экономия ее душевных сил основана на этом самочувствии.
   Изолированное положение в стране, его оторванность от почвы, суровая историческая среда, отсутствие серьезных знаний и исторического опыта взвинчивали психологию этого героизма.
  
   Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза, с явно истерическим оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем ее может и должна явиться интеллигенция вообще и даже имярек в частности, и помимо его нет спасителя и нет спасения.
  
   Ничто так не утверждает психологии героизма, как внешние преследования, гонения, борьба с ее перипетиями, опасность и даже погибель. И - мы знаем - русская история не скупилась на это, русская интеллигенция развивалась и росла в атмосфере непрерывного мученичества, и нельзя не преклониться перед святыней страдания русской интеллигенции. Но в преклонении перед этими страданиями в их необъятном прошлом и тяжелом настоящем, перед "крестом" вольным или произвольным, не заставит молчать о том, что все-таки остается истиной, о чем нельзя молчать хотя бы во имя пиетета перед мартирологом интеллигенции.
   <...>
   Героический интеллигент не довольствуется поэтому ролью скромного работника (даже если он и вынужден ею ограничиваться), его мечта - быть спасителем человечества или по крайней мере русского народа. Для него необходимость (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум.
   <...>
   Каждый герой имеет свой способ спасения человечества, должен выработать свою программу. Обычно для этого принимается одна из программ политических партий или фракций, которая, не различаясь в своих целях..., разнятся в своих путях и средствах.
   <...>
   Хотя все чувствуют себя героями, одинаково призванными быть провидцами и спасителями, но они не сходятся в способах и путях этого спасения... И так как при программных разногласиях в действительности затрагиваются самые центральные струны души, то партийные раздоры становятся совершенно неустранимыми. Интеллигенция, страдающая "якобинизмом", стремящаяся к "захвату власти", к "диктатуре" во имя спасения народа разбивается и распыляется на враждующие между собою фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма.
   <...>
   Героизм стремится к спасению человечества своими силами и притом внешними средствами; отсюда исключительная оценка героических деяний, в максимальной степени воплощающих программу максимализма. Нужно что-то сдвинуть, совершит что-то свыше сил, отдать при этом самое дорогое, свою жизнь -такова заповедь героизма. Стать героем, а вместе и спасителем человечества можно героическим деянием, далеко выходящим за пределы обыденного долга.
   <...>
   Наибольшая возможность героических деяний, иррациональная "приподнятость настроения", экзальтированность, опьянение борьбой, создающее атмосферу некоторого героического авантюризма, - все это есть родная стихия героизма. Поэтому так велика сила революционного романтизма среди нашей интеллигенции, ее пресловутая "революционность".
  
   Не надо забывать, что понятие революции есть отрицательное, оно не имеет самостоятельного содержания, а характеризуется лишь отрицанием ею разрушаемого, поэтому пафос революции есть ненависть и разрушение.
  
   <...>
  
   С максимализмом целей связан и максимализм средств, так прискорбно проявившийся в последние годы. В этой неразборчивости средств, в этом героическом "все позволено" (предуказанном Достоевским еще в "Преступлении и наказании" и в "Бесах") сказывается в наибольшей степени человекобожеская природа интеллигентского героизма, присущее ему самообожение, поставление себя вместо Бога, вместо Проведения, и это не только в целях и планах, но и путях и средствах осуществления. Я осуществляю свою идею и ради нее освобождаю себя от уз обычной морали, я разрешаю себе право не только на имущество, но и на жизнь и смерть других, если это нужно для моей идеи.
  
   В каждом максималисте сидит такой маленький Наполеон от социализма или анархизма. Аморализм, или, по старому выражению, нигилизм, есть необходимое последствие самообожения, здесь подстерегает его опасность саморазложения, ждет неизбежный провал.
  
   И те горькие разочарования, которые многие пережили в революции, та неизгладимая из памяти картина своеволия, экспроприаторства, массового террора, все это явилось не случайно, но было раскрытием тех духовных потенций, которые необходимо таятся в психологии самообожения[8].
   <...>
   Героическое "все позволено" незаметно подменяется просто беспринципностью во всем, что касается личной жизни, личного поведения, чем наполняются житейские будни. В этом заключается одна из важных причин, почему у нас при таком обилии героев так мало просто порядочных, дисциплинированных, трудоспособных людей...
   <...>
   Своеобразная природа интеллигентского героизма выясняется для нас полнее, если сопоставить его с противоположным ему духовным обликом - христианского героизма или, точнее, христианского подвижничества, ибо герой в христианстве - подвижник. Основной различие здесь не столько внешнее, сколько внутренне, религиозное.
   Герой, ставящий себя в роль Проведения, благодаря этой духовной узурпации приписывает себе и большую ответственность, нежели может понести, и большие задачи, нежели человеку доступны. Христианский подвижник верит в Бога-Промыслителя, без воли Которого волос не падает с головы.
   <...>
   Благодаря этому он сразу освобождается от героической позы и притязаний. Его внимание сосредотачивается на его прямом деле, его действительных обязанностях и их строгом, неукоснительном исполнении.
   <...>
   Нет слова более непопулярного в интеллигентской среде, чем смирение, мало найдется понятий, которые подвергались бы большему непониманию и извращению, о которые так легко могла бы точить зубы интеллигентская демагогия... В то же время, смирение есть, по единогласному свидетельству Церкви, первая и основная христианская добродетель, но даже и вне христианства оно есть качество весьма ценное, свидетельствующее, во всяком случае, о высоком уровне духовного развития.
   <...>
   Одно из наиболее обычных недоразумений относительно смирения... состоит в том, что христианское смирение, внутренний и незримый подвиг борьбы с самостью, со своеволием, с самообожением, истолковывается как внешняя пассивность, как примирение со злом, как бездействие и даже низкопоклонничество[9] или же как неделание во внешнем смысле, причем христианское подвижничество смешивается с одною из многих его форм, хотя и весьма важною, именно - с монашеством. Но подвижничество, как внутреннее устроение личности, совместимо со всякой внешней деятельностью, поскольку оно не противоречит его принципам.
   <...>
  
   Христианское подвижничество есть непрерывный самоконтроль, борьба с низшими, греховными сторонами своего я, аскеза духа.
  
   Если для героизма характерны вспышки, искания великих деяний, то здесь, напротив, нормой является ровность течения, "мерность", выдержка, неослабная самодисциплина, терпение и выносливость - качества, как раз отсутствующие у интеллигенции. Верное исполнение своего долга, несение каждым своего креста, отвергнувшись себя (т.е. не во внешнем только смысле, но и еще более во внутреннем), с представлением всего остального Промыслу - вот черты истинного подвижничества. В монастырском обиходе есть прекрасное выражение для этой религиозно-практической идеи: послушание. Так называется всякое занятие, назначаемое иноку, все равно, будет ли это ученый труд или самая грубая физическая работа.
   <...>
   Оборотной стороной интеллигентского максимализма является историческая нетерпеливость, недостаток исторической трезвости, стремление вызвать социальное чудо, практическое отрицание теоретически исповедуемого эволюционизма. Напротив, дисциплина "послушания" должна содействовать выработке исторической трезвости, самообладания, выдержки; она учит нести историческое тягло, ярмо исторического послушания, она воспитывает чувство связи с прошлым и признательность этому прошлому, которое легко теперь забывают ради будущего, восстанавливает нравственную связь детей с отцами.
   Напротив, гуманистический прогресс есть презрение к отцам, отвращение к своему прошлому и его полное осуждение, историческая и нередко даже просто личная неблагодарность, узаконение духовной распри отцов и детей. Герой творит историю по своему плану, он как бы начинает из себя историю, рассматривая существующее как материал или пассивный объект для воздействия. Разрыв исторической связи в чувстве и воле становится при этом неизбежен.
   *
   Проведенная параллель позволяет сделать общее заключение об отношении интеллигентского героизма и христианского подвижничества. При некотором внешнем сходстве между ними не существует никакого внутреннего родства, никакого хотя бы подпочвенного соприкосновения. Задача героизма - внешнее спасение человечества (точнее, будущей части его) своими силами, по своему плану, "во имя свое", герой - тот, кто в наибольшей степени осуществляет свою идею, хотя бы ломая ради нее жизнь, это - человекобог. Задача христианского подвижничества - превратить свою жизнь в незримое самоотречение, послушание, исполнить свой труд со всем напряжением, самодисциплиной, самообладанием, но видеть и в нем и в себе самом лишь орудие Промысла. Христианский святой - тот, кто в наибольшей мере свою личную волю и всю свою эмпирическую личность непрерывным и неослабным подвигом преобразовал до возможно полного проникновения волею Божией. Образ полноты этого проникновения - Богочеловек, пришедший "творить не свою волю, но пославшего Его Отца" и "грядущий во имя Господне".
   <...>
  
   Для русской интеллигенции предстоит медленный и трудный путь перевоспитания личности, на котором нет скачков, нет катаклизмов и побеждает лишь упорная самодисциплина. Россия нуждается в новых деятелях на всех поприщах жизни: государственной - для осуществления "реформ", экономической - для поднятия народного хозяйства, культурной - для работы на пользу русского просвещения, церковной - для поднятия сил учащей церкви, ее клира и иерархии. Новые люди, если дождется их Россия, будут, конечно, искать и новых практических путей для своего служения и помимо существующих программ, и - я верю - они откроются их самоотверженному исканию.
   <...>

Клятва эфеба[10]

(вместо резюме)

  
   Я не посрамлю священного оружия и не покину товарища, с которым буду идти в строю, но буду защищать и храмы и святыни - один и вместе со многими. Отечество оставлю после себя не умаленным, а большим и лучшим, чем сам его унаследовал. И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и повиноваться установленным законам, а также и тем новым, которые установит со-гласно народ. И если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду за-щищать их и один, и вместе со всеми (курсив наш - А.К.). И я буду чтить отеческие святыни. А свидетелями того да будут Аглавра, Эниалий-Арей, Зевс Фалло Авксо, Гегемона[11].
  
   Заметим: так клялись греки более 2 тысяч лет назад!

Примечания

  
   1.Болотников И.Н. Опыт настольной книги для гг. офицеров.- СП б., 1910.
   2.Ботьянов М. Воспоминания Севастопольца и Кавказца некоторые мысли по военным вопросам. - Витебск, 1901.
   3.В.К. Больные места нашей армии и желательные меры к ее оздоровлению // Офицерская Жизнь. - 1912.- N27-28. - С. 359-361.
   4.Волгин А.М. Об армии. - СП б., I907.
   5."Правила о призыве войск для содействия гражданским властям". 7 февраля 1906 г.(См. Устав гарн. службы).
   6.Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции).- В кн.: Вехи. Интеллигенция в России. Сб. статей. 1909-1910. - М.: Молодая гвардия, 1991.- с.43-84.
   7.В очерке "Религия и интеллигенция" ("Русская мысль", 1908.111); издан и отдельно.
   8.Разоблачения, связанные с именем Азефа, раскрыли, как далеко можно идти при героическом максимализме эта неразборчивость в средствах, при которой перестаешь уже различать, где кончается революционер и начинается охранник или провокатор. Справка: Азеф Евно Фишелевич (1869-1918), один из основателей и лидеров партии эсеров, ее Боевой организации, провокатор, с 1893 секретный сотрудник Деп. полиции. Руководитель ряда террористических актов. В 1901-08 выдал полиции мн. эсеров. В 1908 разоблачен В. Л. Бурцевым и скрылся.
   9.Конечно, все допускают подделку и искажение, и именем смирения прикрываются и прикрывались черты, на самом деле ничего общего с ним не имеющие, в частности - трусливое и лицемерное низкопоклонство (так же точно, как интеллигентским героизмом и революционностью прикрывается нередко распущенность и хулиганство). Чем выше добродетель, тем злее ее карикатуры и искажение. Но не по ним же следует судить о существе ее.
   10.Уссинг. И. Л. Воспитание и обучение у греков и римлян. - СП б., 1878.
   11.Тут перечисляются местночтимые божества. Аглавра - дочь мифического царя Аттики Кекропа; Авксо, Еалло и Гегемона - хариты (грации), дарующие произрастание плодов; Эниалий, прозвище Арея.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023