ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Прокрустово ложе офицера

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Плакат ОСВАГ времён Гражданской войны.

В центре в красном фигура Ленина -- перед алтарём со связанной фигурой русской девушки на нём. Композиция символизирует Россию, приносимую большевиками в жертву III Интернационалу

Анатолий Каменев

Прокрустово ложе офицера

Из всех мирских наук самая благородная наука и всем госпожа -- это политика или королевская мудрость.

Ю. Крижанич

Учебная программа ВПА, рассчитанная на 4-х летний период обучения, включала 22 учебные дисциплины, сгруппированные в несколько блоков:

-- политический (история КПСС, марксистско-ленинская философия, политическая экономия и военная экономика, научный коммунизм, история СССР, история международного рабочего и коммунистического движения, международные отношения и внешняя политика СССР, партийно-политическая работа в советских вооруженных силах),

-- психолого-педагогический (военная психология и военная педагогика),

-- общевоинский (военная администрация, общевоинские уставы и организация службы войск),

-- военно-технический (история военного искусства, оперативно-тактическая подготовка, боевое применение ракетных войск и артиллерии сухопутных войск, оружие массового поражения и защита от него, боевая техника, вождение и стрельба из боевых машин, связь и радиоэлектронное противодействие противнику),

-- общеобразовательный (высшая математика, физика, иностранный язык) и

-- физическая подготовка.

Это программой предполагалось написание двух курсовых работ, прохождение двух войсковых стажировок (месячная - после 2-го курса и полуторамесячная - после 3-го) и сдача трех государственных экзаменов (по научному коммунизму, партийно-политической работе и оперативно-тактической подготовке).

Как видно из программы обучения, основной упор делался на политическую и военно-техническую подготовку слушателей.

Солидное число часов отводилось на физическую подготовку.

Психолого-педагогическая подготовка, которая должна была занимать солидное место в подготовке офицеров-политработников, занимала ничтожно малое место в учебной программе - по моим подсчетам - всего немногим более 1% от учебного плана.

Высшая математика и физика изучались всего один семестр и особой роли в подготовке слушателей не играли.

Иностранный язык изучался в течение 2-х первых лет обучения, но серьезной языковой подготовки не предполагал.

Тому не было ни кадровых, ни временных, ни иных предпосылок. Этот предмет более обременял слушателей, но не побуждал к серьезной работе над ним.

Преподаватели этого предмета, сами не имея должной подготовки, не могли пробудить у слушателей тягу к знанию своего предмета.

Слушатели же, не имея ежедневно достаточного времени для языковой подготовки, кое-как успевали запомнить несколько новых слов к очередному занятию и с трудом "складывали" их в неуклюжие предложения...

В общем, это была мука и напрасно потраченное время.

О физической подготовке слушателей следует сказать особо.

Это была не физическая подготовка, а физическое издевательство над неподготовленным к физическим нагрузкам организму.

Началось с того, что буквально на первом занятии нас "запустили" на 10 км.

Бегали мы в районе стадиона "Лужники", вдоль русла реки "Москва", наматывая на непослушные ноги упрямые километры.

Кто-то, читая эти строки, может заявить: офицер должен быть всегда в должной физической форме.

Все это, вроде бы, и так.

Да, вот есть не одно "НО", которое следовало бы принять в расчет.

В войсках требовали быть всегда готовым к сдаче так называемых норм ВСК - военно-спортивного комплекса, основу которого составляет бег и кроссы, а также силовые упражнения - отжимание, подтягивание на перекладине, подъем переворотом и т.п.

Предполагается, что исполнение норма ВСК позволяет укрепить общую выносливость организма.

Общий порядок физических занятий требует:

-- во-первых, предварительное медицинское обследование лиц перед занятиями физическими упражнениями и спортом;

-- во-вторых, постепенность физических нагрузок;

-- в- третьих, медицинский контроль за ходом физической подготовки слушателей.

А требования гигиены требуют наличие душевых кабин для того, чтобы занимающийся спортом, мог смыть с себя пот и грязь после занятия физической подготовкой.

Есть и еще одно важное обстоятельство: офицер должен иметь время, возможность и место заниматься физподготовкой.

Ничего этого в войсках не было.

Проводились лишь соревнования по сдаче норм ВСК.

Мог ли при таких условиях офицер поддерживать себя в нужной физической форме?

Конечно, нет.

Не надо быть крупным специалистом в области физической подготовки офицерского состава, чтобы уяснить следующее:

-- - во-первых, не только одна физическая выносливость в военном деле играет существенную роль; не малое значение имеет развитие ловкости, силы и качеств, необходимых для рукопашного боя;

-- - во-вторых, система ВСК ущербна и однобока, а потому, наряду с кроссо-беговой подготовкой необходимо вводить в физическую подготовку офицеров игровые и военно-прикладные виды спорта;

-- - в-третьих, особо следует уделить внимание подготовке офицера как бойца рукопашного боя, взяв за основу традиции и технику русского рукопашного боя.

Последнее направление в физической подготовке офицеров имеет двоякое значение, так как, с одной стороны, делает его лично способным к самообороне, повышает его дух и укрепляет волю, а, с другой стороны, воспитывает его как учителя и наставника подчиненных, которые смогут в боевой обстановке применить навыки рукопашного боя.

Так, к примеру, поступал А.В. Суворов, который учил своих подчиненных вести рукопашный бой. Его знаменитое выражение: "пуля - дура, штык - молодец", вовсе не пренебрежение к огнестрельному оружию, а понимание того, что в бою победа приходится на долю того, кто отважен в рукопашной схватке.

Вот почему в итальянской кампании на одного убитого русского солдата пришлось 75 убитых солдат противника.

В нашей же военной академии русским опытом физической подготовки и закалки офицеров пренебрегали.

Почему?

Не знали? - Возможно, что и так.

Не хотели себя утруждать? - И это вполне возможно.

Однако, зададим себе вопрос: Для кого и для чего работают в военно-учебном заведении кафедры, подразделения, службы?

Создается впечатление, что они работают на себя и для своего блага, но вовсе не для благополучия и пользы тех, на кого они должны были бы работать.

Ведь проще всего, включив секундомер, запустить бегунов на известное расстояние и затем зафиксировать полученный результат.

Труднее найти правильное сочетание физических нагрузок, определить формы и методы занятий, подготовить необходимое оборудование и спортивные площадки для занятий игровыми и прикладными видами спорта.

Учитывая развитие пейнтбола, можно (и нужно!) использовать его возможности для развития ловкости, психологической устойчивости, тактической грамотности офицеров.

Но более всего пользы принесло бы включение в структуру подготовки офицеров занятие охотой, но не в плане отстрела животных и дичи, а в смысле развития умения ориентироваться в незнакомой местности, выслеживать добычу, выживать в сложных погодных условиях, преодолевать естественные преграды и т.д.

Вот это была бы, действительно, нужная, увлекательная и достойная физическая подготовка офицеров.

Присовокупить бы сюда умный курс закаливания, основанный на русских традициях, и цены не было бы тому, кто пройдет эту подготовку от начала и до конца.

Наши же педагоги по физической подготовке выжимали из нас пот, тренировали ноги ... и день за днем вызывали отвращение к "лошадиным" видам спорта.

Ведь не случайно, впоследствии, многие перестали даже делать физическую зарядку, не говоря уже об утренней пробежке.

Долгие годы в нашем сознании стояли неприглядные картины измученных бегом людей, которые долго не могли отдышаться от непомерных физических нагрузок.

***

0x01 graphic

Деяния Тесея,

центральный фрагмент -- убийство Прокруста, ок. 420--410 гг. до н. э.

У нас была не политическая учеба,

а всего лишь система "прокруста"

Однако, перейдем к предмету нашей основной подготовки - политической учебе, в самом широком смысле этого слова.

Впрочем, сказано не верно: у нас была не политическая учеба, а партийное натаскивание.

Все предметы указанного ранее цикла всецело основывались на ленинском идейно-теоретическом наследии, истории КПСС и решениях партии.

Методу обучения можно без всякой натяжки назвать схоластической.

Схоластика - эта система обучения, основанная на знаниях, оторванных от жизни.

В основу этой системы обучения ставится непререкаемый авторитет, который является исчерпывающим источником знания и просвещения.

Какое-либо отступление от канонов его учения не допускается.

Все учение сосредотачивается на изучении трудов этого авторитета.

Лучшим учеником признается тот, кто лучше других знает эти каноны, наизусть может цитировать важные положения, а то и целые отрывки из учения данной личности.

Все события и явления меняющейся жизни, как в прокрустово ложе, укладываются в каноническое учение и трактуются в свете "незыблемых" идей.

Справка:

-- Прокруст ("растягивающий") -- персонаж мифов Древней Греции, разбойник (известен также под именами Дамаст или Полипемон), подстерегавший путников на дороге между Мегарой и Афинами.

-- Он обманом заманивал в свой дом путников. Потом он укладывал их на свое ложе, и тем, кому оно было коротко, обрубал ноги, а кому было велико, ноги вытягивал -- по длине этого ложа.

-- Пришлось на это ложе лечь и самому Прокрусту: герой древнегреческих мифов Тесей, победив Прокруста, поступил с ним так же, как тот поступал со своими пленниками.

-- Впервые рассказ о Прокрусте встречается у древнегреческого историка Диодора Сицилийского (I в. до н. э.)

Стоит, однако, поколебать авторитет или внести сомнение в учение данной личности, внутри приверженцев и учеников начинается брожение, приводящее к низвержению кумира и отрицанию многого (или всего) из того, что он проповедовал.

0x01 graphic

Плакат времён Гражданской войны и Интервенции "Товарищ Ленин очищает землю от нечисти"

Вожди, "серые кардиналы" и "энциклопедии" жизни

В СССР таким кумиром был Ленин.

По степени популярности он превзошел своих учителей - К. Маркса и Ф. Энгельса.

"Ленинизм" был провозглашен как "марксизм новой эпохи".

Многотомник трудов В.И. Ленина на долгие стал "энциклопедией жизни", средоточением мудрости для многих поколений советских людей.

Карикатура на Сталина и Ярославского, распространялась после XV съезда ВКП(б) "левой оппозицией"

Сталинизм, который претендовал быть "ленинизмом эпохи победившего социализма", просуществовал как идеологическое течение и новый катехизис всего 17 лет (оформился в 1936 году и ушел в небытие со смертью Сталина в 1953 г.).

Свертывание изучения "ленинизма" было связано с актом введения в обучение "Краткого курса истории ВКП (б)" в 1936 г., который на долгие 17 лет стал определять мировоззрение основной массы советских людей. Не исключение составляли и военные кадры.

Суслов Михаил Андреевич (8 ноября 1902 -- 25 января 1982) -- идеолог партии, известен как "серый кардинал"

Оценивая впоследствии этот акт, главный идеолог страны "брежневского периода" М.А. Суслов, писал в журнале "Коммунист" (1962 г.):

"Претензия Сталина на своеобразную монополию в развитии революционной теории, присвоение им права на последнее слово в теории и стремление решать теоретические вопросы административным путем, серьезно сковывали развитие общественных наук, обобщение практики социалистического строительства, лишали ученых на научную перспективу..."

Но самым поразительным в истории явилось то, что именно Суслов несколькими годами позже стал возводить на недосягаемый пьедестал нового вождя - Л.И. Брежнева, монополизируя, в свою очередь, его право на последнее слово в теории и анализе практики социалистического строительства.

Таким образом, все политическое образование слушателей сводилось к усвоению партийных догм.

Это не было политическим воспитанием, так как партийное просвещение и партийное воспитание предполагает лишь усвоение точки зрения данной партии, укрепление веры в своих партийных вождей, безусловное исполнение партийных решений и т.п.

Но любая партий, какой бы окрас она не имела, это - каста с корпоративным духом, ярко выраженным политическим интересом (главным образом, это - завоевание власти и установление своей диктатуры, либо доминирования, над всей остальной массой граждан), который отражает лишь интерес узкой группы лиц.

Даже при наличии широких партийных рядов (как то было в КПСС), истинную цель партии знали единицы, а пользовались завоеваниями масс лишь избранные.

Все же остальные, включая рядовых партийцев, были всего лишь партийными лошадками, да рабочими пчелками, которые несли в улей мед.

Следовательно, партийное воспитание, как правило, имеет две составляющие:

-- первая - воспитание элиты, связанное с развитием у нее чувства превосходства и умения доминировать над массами;

-- вторая - воспитание рядовых членов партии, имеющее целью сформировать безусловное подчинение элите и готовность жертвовать своим благополучием, жизнью и достоянием ради достижения благих целей, отнесенных в неопределенное будущее.

Политическое воспитание - это воспитание надпартийное.

Оно ведется в интересах развития сознания людей, понимания ими общенациональных задач, своей роли в этом процессе.

Оно помогает осознавать те явления и процессы, которые происходят в данный момент в стране и за ее пределами, и давать им правильную оценку.

Оно делает человека способным правильно понимать важное в жизни:

-- что плохо, а что хорошо;

-- что справедливо, а что - нет;

-- кто есть друг, а кто - недруг и т.п.

Это то, что позволяет человеку идти верным курсом по жизни, не вступая в сделку с совестью, не путая личное и общественное, не поддаваясь на соблазны и искушения...

Политически просвещенным должен быть любой гражданин, где правят мудрые и умудренные опытом правители.

Но многократная политическая зрелость требуется от офицерского состава.

Из справедливого вывода К. Клаузевица, что "война - это есть продолжение политики...", следует весьма важное заключение о том, что люди, ведущие войну, не только втянуты в политику, но и являются объектом и субъектом ее (т.е. политики).

Если они знают истинные цели войны и принимают их близко к сердцу, то нет, пожалуй, той силы, которая могла бы остановить их на пути достижения искомой цели.

Как специалисты военного дела и знатоки законов войны и военных действий, они, безусловно, лучше других знают, когда и при каких условиях нужно начинать военные действия, а при каких - не следует вступать в сражение.

Это качество делает настоящих знатоков военного дела соучастниками тех высших лиц в стране, которые, в конечном счете, принимают окончательное решение по военным и боевым вопросам страны.

Свои коррективы в политические и военные планы вносят люди, ведущие сражение: добиваясь решительной победы, они дают политике новые шансы, а, потерпев поражение, они ограничивают или сводят на нет все политические планы.

0x01 graphic

Декабристы на Сенатской площади.

Художник Тимм Василий Фёдорович

"Декабристы" прошлого и настоящего времен

Беда многих государств мира, включая СССР, в том, что правящая элита боится политически просвещенного офицера и генерала.

Видимо, сказываются последствия цезаризма в Древнем Риме, бонапартизма во Франции, младотурков в Турции, эпохи дворцовых переворотов в России.

Да, действительно, при определенных условиях, прогрессивная часть офицерства может затеять в стране смуту и организовать военный переворот.

И дело здесь не в том, что они "политически просветились", к примеру, как то было с декабристами, побывавшими в Европе и увидевшими иной уровень цивилизации и жизни, нежели в России.

Дело как раз в том, что процесс политического просвещения этой группы офицеров был стихийным: бивачные разговоры о виденном и обозримом - это всего лишь досужие разговоры, вызывающие, с одной стороны, восхищение западным уровнем цивилизации, а с другой - непонимание истинных причин культурной и гражданской отсталости России.

Мало, ведь, одних сравнений: там - хорошо, а у нас - плохо.

Надо еще понять причины отсталости собственной страны.

И тут важно сосредоточиться не только на ошибках и упущениях верховной власти, а на причинах не менее, а более значимых - особенностях данной нации, степени культуры, традициях воспитания и образования, классовой структуре общества и социальных задачах разных классов и т.п.

После такого анализа станет понятным, что преобразования можно проводить лишь тогда, когда общество будет к нему готово, когда:

-- внешняя опасность устранена или сведена к минимуму;

-- в стране есть мощный прогрессивный класс, способный вести за собой остальную массу людей;

-- этот класс служит общенациональным, а не корпоративным целям;

-- в стране правильно поставлено воспитание и образование подрастающих поколений;

-- выработан механизм принятия справедливых законов;

-- власть обладает достаточной силой и держит бразды правления в своих руках твердо и надежно;

-- есть разумная программа действий, в которой есть достойное место и потребностям государства, и частным интересам граждан;

-- развивается и процветает так называемый средний класс, который является резервуаром жизненной и духовной энергии государства;

-- вооруженные силы являются настоящим гарантом безопасности страны и надежной опорой законной власти, а офицерский состав и генералитет являет собой цвет нации и символ законности.

Ни одна революция, ни один переворот не может разрешить политических противоречий, экономических трудностей страны, а тем более, вопросов воспитания гражданственности и ответственности населения.

Напротив, смута отбрасывает страну на десятилетия назад.

Мне пришлось столь долго писать о необходимости политического просвещения офицерства только по той простой причине, что и в годы моей академической учебы, да и сейчас об этом никто не заботится.

Офицеры, вовлеченные в политику - это большая опасность.

Генерал-адъютанты Николая II фактически предали его, в ступив в сговор с политиканами типа А.И. Гучкова:

См.:

Гучковоберезовщина 11k "Статья" История

Приходят они в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные (Мтф. 7-15).

То же самое произошло и в годы Ельцинского переворота 1991 г. (об этом будет сказано в свое время).

Был бы политически образованный офицер и мало кому удалось бы сбить его с пути исполнения своего долга - защиты законной власти, порядка в стране.

Не видать бы ни Керенскому, ни Ленину, ни Ельцину тогда власти.

А ведь перечисленные деятели - не только история.

В нашей стране притаились и ждут своего часа те, кого щедро снабжают деньгами из-за границы и местные "березовские" и т.п.

Мне, да и моим товарищам по учебе, больше приходилось корпеть над трудами Маркса-Энгельса-Ленина-Брежнева. Позже в этот ряд вписались труды новых генсеков - Андропова, Черненко, Горбачева...

Пришлось самому открывать для себя мир большой политики ...

Информация к размышлению

Анатолий Каменев

"Ура! Фельдмаршал"

О взятии Варшавы (1794) Суворов донес императрице кратко: "Всемилостивейшая Государыня! Ура! Варшава наша!" Екатерина ответила лаконично: "Ура! Фельдмаршал". Этим она возводила его в фельдмаршалы.

285 лет минуло со дня рождения А.В.Суворов (13 ноября 1730 - 6 мая 1800) этого великого полководца, а умные современники его и пытливые потомки не продолжают удивляться гениальности этого человека.

"Еще полковником Астраханского пехотного полка, - писал известный партизан Отечественной войны 1812 года Д. Давыдов, - на маневрах у Красного Села, где одна сторона предводительствуема была графом Паниным, а другая не помню кем, Суворов, который уже давно негодовал на методические движения, почитаемые в то время во всей Европе за совершенное военное искусство, и на долговременную стрельбу во время боя, мнению его, ничего не решавшую, осмелился показать великой Монархине и своим начальника образ действий, приличнейший духу русского солдата, и испортил маневр порывом своевольным и неожиданным. Среди одного из самых педантских движений, сопряженного с залпами "плутонгами и полуплутонгами", он вдруг прекратил стрельбу своего полка, двинулся с ним вон из линии, ворвался в середину противной стороны, замешал часть ее, и все предначертания и распоряжения обоих начальников перепутал и обратил в хаос" {1}.

Взбешенные военачальники хотели немедленно судить Суворова за своевольство, но мудрая Екатерина рассудила иначе: "Это Мой собственный будущий генерал!" {2}

Пример жизни А.В. Суворова изумляет своей целеустремленностью. Отец его, генерал-аншеф Василий Иванович Суворов, видя хилое сложение сына, предназначал его сначала к гражданской службе, но, вследствие неодолимого влечения мальчика к военному делу, записал его рядовым в лейб-гвардии Семеновский полк.

В то время, когда его сверстники уже носили офицерские и даже генеральские погоны, он с усердием постигал солдатскую науку и внимательно изучал свойства русского солдата. По мысли Д.Давыдова, "он уверился, что русский солдат, если не более, то, конечно, не менее всякого чужеземного солдата, причастен воспламенению и познанию своего достоинства, и на этой уверенности основал образ своих с ним сношений. Находя повиновение начальству - этот необходимый и единственный склей великой армии - доведенным в нашей армии до совершенства, он не удовольствовался качеством, посредством которого достигнуть можно до некоторой только известной черты, не далее: он удесятерил пользу, приносимую повиновением, сочетал ее в душе солдата с чувством воинской гордости и уверенности в превосходстве своем над всеми солдатами в мире, - чувством, которого следствию нет пределов" {3}.

Спустя почти триста лет, А.В. Суворов продолжает служить примером, достойным изучения и подражания и на могиле его, как на алтаре, потомки призваны давать обеты любви к Отечеству, обеты чести воинской.

Из всего писанного об этом великом человеке, мы взяли лишь извлечения из труда А.Ф. Петрушевского, выпускника Новгородского кадетского корпуса, военного историка, русского генерал-лейтенанта, где он раскрывает удивительную сторону военной деятельности этого полководца - "доктрину невозможного".

А. Каменев

А. Ф. Петрушевский

ДОКТРИНА НЕВОЗМОЖНОГО {4}

Не будет, большой натяжки, если эту доктрину назовем для краткости теорией невозможного. Делать противное тому, что делалось прежде и делается другими теперь; выбирать исполнение самое трудное; предпочитать предприятия, которые робкая школа неприятеля отвергала, ибо довольствовалась полумерами, - вoт cyщность французской теории. Нерешительности, робости, - quasi-математическому расчету, Фpaцузы противопоставили диаметрально противоположное: смелость и даже дерзость. Они обязаны теории невозможного набольшими успехами, их противники наибольшими поражениями, Европа - наиболее изумительными военными событиями. Teopия эта породила в aрмиях коалиции удручающее убеждение, будто они имели против себя неодолимое превосходство в средствах и источниках; она вселила в них если не веру в непобедимость французов, то сомнение в собственных силах. Одолеть французов могли только новые люди, имевшие другие средства, обладавшие военными принципами, однородными с французскими: против теории невозможного требовалась также теория невозможного. Ее принес с собой Суворов.

Суворовская военная система не порождена обстоятельствами, а родилась из особенностей его военного дарования. Главная ее основа - человек и духовная его сила; главные атрибуты - энергия, смелость, быстрота, простота. Система эта родилась у Суворова в своей основе совсем готовая, лет за 30 до революционных войн; она ясно выразилась в его командовании полком и получила приложение к делу в первую же войну. Основным условием своей тeopии Суворов ставил боевое воспитание и обучение войск; устава он не изменял, ибо не мог и не считал нужным; все внимание обратил применение уставных правил к практике; на внешних требованиях не останавливался; обучение за цель не принимал. Он напирал на развитие в людях отваги и упорства, на воспитание солдатского сердца в самоотвержении, в закалке его до притупления инстинкта самосохранения, до парализования впечатлительности ко всякого рода неожиданностям.

"Напуган, - на половину побежден", гласил Суворовский принцип. Воспитывая в этом смысли войска, Суворов приучил их не бояться за свои фланги и тыл; он влил в них убеждение, что самое верное, прямое и даже наименее опасное средство одерживать победу - заключается в том, чтобы искать ее в середине неприятельских батальонов. "Смерть бежит от сабли и штыка храброго", говорил он; "счастье венчает смелость и отвагу". В наставлении молодым офицерам, изданном во Франции, 1802 году, сказано: "кто выжидает нападения, тот уже почти побежден". Это существеннейшее правило французской теории невозможного, было таким же и в Суворовской теории; все сводилось к наступлению и атаке; решителем судеб боя признавался штык; отступательные движения исключались из обучения; намек на ретираду считался растлевающим.

Суворовская система, благодаря его методу воспитания и обучения войск, была цельнее и совершеннее французской со стороны военно-педагогической. Французские солдаты приходили на войну рекрутами. Суворовские рекруты являлись в бой солдатами. В некоторых других отношениях фpaнзyзcкaя система была законченнее. Формы Суворовского строя менее отвечали характеру тактических требований и хотя видоизменялись по указанию обстоятельств, но не складывались окончательно в смысле нормальных. Выросший на линейной тактикие, Суворов не мог от нее отрешиться; употреблял стрелков, но не переходил к рассыпному строю; употреблял для атаки колонны, но также и развернутый строй. Он не был, безусловно, не прав. Для быстрой исполнительности, сплоченности и единодушия в действии - сомкнутый строй предпочтительнее рассыпного; что касается до колонны, то хотя она более чем тонкая линия пригодна для сильного удара в штыки, но это различие почти исчезает при высоком градус нравственной силы войск и известном характере их воспитания и обучения. А Суворовские войска именно этим условиям и удовлетворяли.

Одно из существенных различий между системами французскою н Суворовскою заключалось в том, что первая сложилась и развивалась под влиянием перевеса численности; Суворов же действовал почти постоянно меньшим числом против большего. В немногих лишь делах силы неприятельские не превосходили его собственных, а еще реже численный перевес был на стороне русских. Этим, между прочим, и обуславливалась, по его взглядам, необходимость наступления и атаки, и атака практиковалась чаще в виде прорыва, т.е. фронтально. Обход и охват употреблялись реже, так как при малой численности атакующих,, представлялись опасными, или не хватало на них времени. Не пренебрегая ударами во фланг н тыл, Суворов, однако, по сказанным причинам, не придавал им чрезмерного значения, также как и непременному обеспечению собственных флангов и тыла. Заботясь о том и о другом в каждой своей диспозиции, он вязал себя этими условиями и постоянно издавался над тактиками-рутинерами, говоря, что они непременно примкнуть фланги к чему-нибудь, хот к навозной куч и луже, не справившись, достаточно ли в луж воды для плавания лягушек.

Характеристика остальных сторон Cyворовской системы eще более делает се однородною с французскою. Простота его соображений была замечательная, и ей соответствовала простота исполнения. Быстрота, его доходила до маловероятного развития, и он буквально побеждал неподвижность движением. Это было не легко; русская армия отличалась тяжеловесностью, вследствие значительного количества обозов и большой ноши пехотинца; но Суворов обходил то, что не в силах был изменить: он оставлял обозы позади, облегчал движение солдата попутными местными средствами; наконец просто шел вперед, не обращая внимания на число отсталых и утешая себя соображением, что остающихся в строю храбрых и энергичных людей будет достаточно для одоления неприятеля. Это было не увлечением, а логикой; время стоило гораздо дороже; "одна минута решает исход баталии, один час успех кампании, один день судьбы империи", говорить он, прибавляя: "я действую не часами, а минутами".

Подобно Французам, Суворов считал главным элементом войны армию, не любил осад, не связывал себя магазинами или депо и считал скорость движений важнее достоинств позиции. Энергия Суворова высказывалась не в одной быстроте движения, а решительно во всем, особенно в бою. Он обладал такой нравственной упругостью, что препятствия не уменьшали, а увеличивали его настойчивость, перед которою, наконец, гнулась или ломалась воля противника. Эта характерная черта была едва ли не самой выдающеюся особенностью его личности. "Знаешь ли, почему якобинцы взяли верх и владычествуют теперь во Франции, говорил он французу-эмигранту, своему подчиненному: "потому, что у них твердая, глубокая воля, а вы, ваша братия, не умеет хотеть". Оттого полумер Суворов не знал; перед трудностями в своих расчетах не останавливался; случаю давал широкое место в своих успехах, ибо умел им пользоваться моментально. "У фортуны длинные волосы на лбу, а затылок голый", говаривал он: "пролетела, - не поймаешь". Его отвагу и смелость можно было бы назвать дерзостью, если бы они не коренились в глубокой уверенности Суворова в себе; эта-то уверенность, выросшая на испытанной верности усвоенных принципов, и делала его всегдашним победителем.

По военачальнику были и войска. Обладая богатыми природными качествами, русский солдат в школе Суворова еще вырастал и складывался в героя. "Где проходить олень, там пройдет и солдат", сказал Суворов в 1793 году, т.е. когда его взгляды и афоризмы нельзя уже было заподозрить в абстрактности, и в пояснение еще прибавил: "не надо допускать ущерба делу". И точно, Суворовские солдаты не ходили, а летали, несмотря ни на какие препятствия, в роде ли болотистых дорог, или пустого желудка. В бою Суворовская школа отражалась на войсках еще полнее. Зимний штурм крепости, где заседала целая армия, оказался возможным для корпуса, сравнительно слабого, почти с половиною спешенных казаков, изнуренного и обескураженного недавнею блокадой. Здесь же, под Измаилом, во время штурма, колонна обогнула каменную батарею и шла вперед, не обращая внимания на то, что в тыл ей производился жестокий огонь.

Под Прагой штурмующей колонне внезапно стала грозить с фланга конница; часть колонны выстроила фронт на левое и бросилась в штыки, а другая часть продолжала, штурмовать, как ни в чем не бывало: кавалерия исчезла. Под Кобылкой физическая невозможность задержала пехоту позади; несколько эскадронов легкой и тяжелой кавалерии спешились и ударили на пехотную часть в сабли; успех получился полный. На Рымнике, где происходил бои противу вчетверо сильнейшего неприятеля и успех доставался тяжело, признано нужным подействовать на турок и ударом, и неожиданным впечатлением: на неоконченный ретраншемент, защищавший позицию, пущена в атаку конница; Турки были разбиты. Суворовские войска действовали со смелостыо беззаветною; дрались "как отчаянные", но собственному выражению Суворова, который к этому прибавлял: "а ничего нет страшнее отчаянных". Их настойчивость и упорство, казалось, не знали иного предела, кроме победы; по выражению одного иностранца, русские батальоны "обладали твердостью и устойчивостью бастионов".

Из сказанного видно, что у Суворова все необычное и редкое стало повседневным, чудесное низведено к обычному, по рутинной оценке неисполнимое сделалось возможным. Из его великой души, без внешних влияний и напора обстоятельств, выросла система действия, построенная на теории невозможного. Также точно, толъко еще сильнее Французов, Суворов успел вселить в неприятеля, Турок, и Поляков, страх к его имени. Так же не понимали его системы и говорили, что он действует не по правилам, что ему везет счастье.

Непонимание или нежелание понять его военную теорию привело к тому, что сомневались в будущем его успехе против Французов, тогда, как одна Суворовская теория для войны с Французами в то время и годилась. Да и потом, после войны, раздались в пользу Суворова лишь немногие слабые голоса. Так, неизвестный автор замечательной брошюры, по которой преимущественно изложена выше французская система войны, обмолвился, что "Австрийцы как будто стали понимать эту систему, но им не доставало смелости в исполненении и решимости прибегнуть к крупным средствам; Суворов же соединил то и другое, и Французы были побеждены".

Да еще престарелый прусский фельдмаршал Мёлендорф объяснял одному из русских государственных людей, что "только завистью, невежеством или глупостью можно объяснить мнение, будто Суворову везло одно счастье; он был первым и единственным полководцем, который понял дух и свойства современной французской армии сразу нашел верный способ для успешного противу нее действия". Не пускаясь в поиски за другими однородными суждениями, заметим, что и два приведенные не отличаются особенною верностью. Вступая в войну с Французами, Суворов не прибегал ни к каким новым средствам, а приложил к делу лишь свой обычный способ действия. Он отправлялся против Французов со своей старой, давно сложившейся теорией и нес с собою уверенность в победе; уверенность эта, поддержанная 30-летним опытом, не изменила ему и при новых обстоятельствах.

Поприще это было славное, блестящее и поучительное. Во всех войнах за последние 30 лет, где Суворов принимал участие, он резко выделялся из ряда; второстепенные и третьестепенные роли, ему выпадавшие, ограниченная сфера действий, военных талантов Екатерининской эпохи, несправедливость высших начальников, - ничто не в состоянии было затереть Суворова. Все степени он взял для боя; всем был обязан своему личному достоинству.

Прежде всего, и больше всего Суворов был чрезвычайно цельным типом военного человека вообще, или, в общепринятом смысли, солдата. Мало сказать, что военное дело и конечное его выражение - война были его страстью, они были его жизнью, С детских лет Суворова, военное призвание сделалось преобладающим элементом его существования, который над всеми прочими господствовал, и ими управлял. Вне военной профессии для него не было деятельности, которая могла его сколько-нибудь удовлетворить; когда в 1798 году ему показалось, что военное поприщ его кончилось безвозвратно, он пожелал идти в монастырь, т.е. отрешиться от мира и посвятить себя Богу. Строго логично было это решение.

Личные качества Суворова, свойства, понятия, привычки, потребности, - все это вырабатывалось, формировалось и направлялось к одной конечной цели. Он был военным до последних мелочей будничного житья, но, понимая военное призвание и служение широко, он, наперекор понятиям времени, употребил всю силу характера, чтобы образовать свой ум и обогатить его познаниями, притом отнюдь не одними специальными. Мало было в ту эпоху таких образованных и так хорошо подготовленных к своему поприщу генералов, как Суворов, и не только в России, но во всей Европе. Поэтому очень странно читать в иностранной литературе стереотипные фразы о невежестве Суворова, о его незнакомстве с теорией военного дела и т.п., или же о неумении приложить свои знания к практике. Последнее еще имеет кое-какой внешний смысл, так как Суворовское военное искусство выработалось иначе, чем у других, хотя образцы для изучения были для всех одни и те же, и произошло это исключительно по его индивидуальности и непосредственности. Но первое обвинение не основано ровно ни на чем; оно есть недоразумение или непонимание предмета, который трактуется. Суворов в продолжение всей своей жизни любил умственные занятия, относился всегда сознательно и критически к современным военными событиям, определял их истинный смысл примерами из военной истории. Не ограничиваясь собою, он старался привить тоже самое и к другим; мы видели у него подобие военных советов в мирное время и попытку завести научные беседы; знаем также, что его требования доходили в известной степени до низших ступеней военного сословия, ибо он настаивал, дабы каждый солдата "понимал свой маневр". Что касается до личной любознательности Суворова, то она была вполне живая; отпуская знакомого офицера за границу в отпуск или для служебной надобности, он требовал от такого лица отчета в виденном и замеченном, читал отчет с интересом и по нему выводил о писавшем заключение.

Физическая природа Суворова также была вполне приспособлена к военному поприщу, и начал он себя соответственным образом воспитывать с самых молодых лет, благодаря чему дожил до 70-ти, несмотря на слабую свою комплекцию. Он был чрезвычайно умерен в своих потребностях, без всякого над собою насилия, и ненавидел роскошь, придавая ей растлевающее влияние. Не знал он даже комфорта, смешивая его с роскошью, и удобства жизни понимало в самых неприхотливых формах: не то чтобы он мог довольствоваться малым в случае надобности, но просто не видел потребности обставлять свою жизнь лучше лагерного образца. Это весьма существенная его особенность; военные люди такого склада являются чрезвычайно редко, и между генералами XVIII века Суворов красуется в этом отношении в виде самородка. Он вел жизнь солдатскую не из-за какой-нибудь задней мысли, не вследствие какого-нибудь расчета, а только потому, что считал ее для военного человека единственно подходящею; на этом же основании не знал он шлафроков, перчаток, шуб и проч. По его мнению, военный человек обязан быть по физическим качествам всегда молод, а потому должен смотреть на старость как на болезнь, которую можно избежать предупредительным средством - суровою, строгою жизнью.

Собственно поэтому он не любил в старости зеркал, как назойливых докладчиков о большом числе прожитых лет; потому же самому он не ходил, а бегал, не ездил, а скакал, не обходил стоящий на пути стул, а перепрыгивал через него, как бы удостоверяя себя и других, что обладает легкостью и прыткостью молодого человека. Такой склад мирной жизни Суворова делает его человеком, для которого труды, лишения и всякие неудобства военного времени не представляли ничего неожиданного, нового и непривычного. Он попадал тут в знакомую среду, в свою нормальную атмосферу и, какой бы высокий пост в армии не занимал, сразу делался в ней первым солдатом по своим военным качества, становился органическою частью коллективного целого, называемого армией. Чужого, пришлого, заимствованного в нем не было ничего; знакомиться с войсками или знакомить их с собою не представлялось никакой надобности, и это не потому, что ему предшествовала слава: он был таким и в то время, когда вовсе еще не пользовался известностью.

Будучи преисполненным страха Божия, Суворов отличался горячим благочестием и строгим соблюдением всех уставов церкви. Вместе с тем, он, при всей независимости своего характера, был преданнейшим и вернейшим подданным.

В нем неизменно пребывал животворящий элемент - патриотизм; он горячо любил свое отечество, гордился именем русского и, напоминая часто солдатам, что они русские люди, делал это для поддержания в них нравственной силы и чувства национального достоинства. Солдата он любил и сердцем, и головой; во взысканиях с провинившихся был строг, но в оценке вины отличался снисходительностью; не доводил понятия о дисциплине до трепета подчиненных перед начальником; был отъявленным врагом педантства и мелочной требовательности. Образчиком его взгляда на этот предмет может служить приказ, отданный но войскам в Италии, где он просит офицеров не снимать шляп при его появлении, а взамен того побольше заботиться о порядке в войсках.

Все эти военные достоинства Суворова дополнялись огромною массою качеств чисто боевых. Начиная с никогда не ослабевавшей энергии и ничем не парализуемой инициативы, переходя к упорству и настойчивости и кончая мужеством, и личною храбростью, - Суворов сосредоточивал в себе все, что формирует военного человека. По справедливому замечанию одного иностранного писателя, трудно указать на такое военное качество, которого бы в нем не было, и мало кто может быть в этом отношении приравнен к Суворову. Имея перед собою историю всей его жизни, скажем больше. Не только из крупных военных деятелей вообще, но даже из величайших полководцев всех веков и народов, едва ли найдется кто-либо, который бы представлял собою такой цельный и полный тип военного человека, как Суворов.

Засим он заслуживает особенного внимания как тактик на поле сражения и как военный наставник и учитель. Воспитывая и обучая войска исключительно для войны, Суворов проводит эту задачу со строгою последовательностью. Он не поддается никаким военно-мирным искушениям, а если делает уступки, то поневоле, в силу действующей извне необходимости, сводя их по возможности к минимуму; когда же принужден поступаться сущностью, то устраняется от дела и сходит с поприща, которому посвятил всю жизнь. В силу такого метода, войска Суворова являются па поле сражения не только с чисто-боевыми воспитанием и обучением, какие только удободостижимы в мирное время, но представляют собою действующую силу, гармонически отвечающую личным боевым качествам предводителя, следствием чего является победа.

Тактика Суворова, простая, живая и подвижная; она не скована почти никакими формами; все для других безусловное, обращается у него в условное; многое важное для доктринеров и схоластиков нисходить у него до степени пустяков, достойных насмешки. Это потому, что признаваемое другими за невозможное, или по меньшей мере за исключительное, Суворов принимает за возможное и исполняет зауряд. Главными правилами боя у Суворова - глазомер, быстрота и натиск; нормальным действием - наступление; преобладающею силою -закаленная человеческая душа. Все это, приведенное во взаимную связь, составляло полную систему, складывалось в цельную военную теорию. В этой теории холодное оружие получало преобладающее значение, но штык был не столько действующим, сколько принципом боевого действия; требовался не собственно штыковой бой, а бесхитростная, беззаветная готовность сойтись на штык, т. е. нравственная сила. Та же самая сила выражалась и в отрицании пристрастия к обходам, фланговым атакам, к опасениям за свой тыл и т.п. Мы видим в каждом сражении Суворова и фланговые атаки, и ружейную оборону, и оберегание своего тыла; он никогда не считал все это не нужным, но только не придавал ничему подобному особенной важности и при этом зорко оберегал свои войска от усвоения таких растлевающих понятий. На практики выходило часто иначе, т. е. иногда употреблялась штыковая атака без существенной необходимости, пренебрегалось обходное движение, когда оно было полезно и возможно, и проч. Но надо различать принцип от действия и помнить, что при приложении принципов к делу, они никогда не сохраняются в безусловной неприкосновенности. Суворов был очень горяч и нетерпелив, а потому запальчив, и под влиянием своего темперамента заходил часто дальше, чем сам хотел. Кроме того, всякий предпочитал употреблять те способы, которыми лучше владеть, хотя бы они в данную минуту и не представлялись предпочтительными. Суворов владел солдатскими душами безгранично, и потому, любя кратчайшие пути к успеху, требовал зачастую от войск такого высокого проявления духовной силы, к которому другие прибегают лишь, изредка, как к крайней мере, или не прибегают никогда.

Что Суворов пользовался необыкновенным влиянием на войска, - в этом согласны все, и поклонники его, и порицатели. Причина такого духовного владычества Суворова над войсками заключается в указанной выше его особенности - замечательной полноте его военного типа, необычайном богатстве его военной натуры. Если не всякий из его подчиненных понимал это, то всякий чувствовал. Победный ток (да, позволено будет так выразиться) передавался от предводителя десятками путей; на кого не действовал один из них, действовал другой. Глазомер, приводящий в изумление своею верностью; инициатива, никогда и ничем не парализуемая; быстрота решения и энергичное исполнение, несмотря ни на какие препятствия; понятная всякому простота действий; полное пренебрежение численным перевесом неприятеля, так как "бьют уменьем, а не числом"; в заключение, как венец всего, неослабляемая никакими сомнениями вера самого себя и в свои войска, т. е. безусловное убеждение в успехе, - вот что передавалось от Суворова войскам и делало их победным орудием в его руках. Прибавим ко всему атому патриотизм, благочестие, любовь к солдату, близкое знакомство со всеми мелочами его быта, со складом его понятий, с процессом образования его идей, уменье с солдатом говорить и обращаться, и проч., и проч., и тогда увидим, какая масса, могучих, нравственных, нитей связывала последнего солдата Суворовской армии с вождем. Следствием были постоянные победы, и эти неизменные победные свойства, Суворова сделались в свою очередь причиною, что солдат стал его считать каким-то высшим существом. Говорили, что знал человеческую душу насквозь; не мог на него прямо смотреть тот, у кого не чиста совесть; видел труса по лицу, ставил его вперед, и делался трус храбрецом. Бог дал ему змеиную мудрость, ведал он "Божью планиду", умел разрушать и волшебство, и козни дьявола именем Божьим, крестом да молитвой. Знал он все на свете, проницал замыслы врагов, чуял в безводных местах ключи; не начинал, сражения прежде, чем отойдет обедня, что служат на небе ангелы Господу; Божий посланец оберегал его в бою. И смело шли за вещим Суворовым войска, слепо доверяясь своему вождю.

Личное присутствие Суворова, даже одно его имя, производило на войска чарующее действие. В Италии, в каком-то сражении, при одной частной неудаче, рота или какая-то небольшая часть, услышав сзади крик: "Суворов здесь", рванулась вперед и легла чуть не поголовно под губительным огнем неприятеля. На Треббии Фукс был зрителем упорного боя, наблюдая его с небольшого возвышения вместе с Дерфльденом; он заметил, что как только появится Суворов в своей белой рубашке там, где войска приходили от неудачи в расстройство, порядок восстанавливался тотчас же. Дерфельден объяснил Фуксу, что насмотрелся на подобные явления в продолжение 35 лет, как знает Суворова; что этот непонятный чудак есть какой-то талисман, который довольно развозить по войскам и показывать, чтобы победа была обеспечена.

Это обаяние громадным образом увеличивало противу других ресурсы Суворова на поле сражения; оно преимущественно и делало его не похожим ни на кого, дозволяя не придавать большой цены многим тактическим правилам и формам, отступать от них безбоязненно и вообще прибегать к средствам необычным. Такой способ действий озадачивал и противников Суворова на поле сражения, и поверхностных критиков в кабинете; но хотя первые были постоянно биты, вторые не убеждались непрерывною цепью фактов.

Доктрина, рутина, схоластика, предание, форма - были слишком сильны, и Суворов оказался невеждою в военном деле, незнакомым с основными истинами тактики, варваром, одаренным инстинктом войны. Критики не заметили, что до этого "института" надо не спуститься, а подняться, и что такую военную теорию, как Суворовская, может создать и усвоить не всякий желающий, а только избранная, в высокой степени даровитая военная натура. Весьма метко выразился один англичанин того времени, лорд Клингтон, сказав, что Суворов в тактик, есть тоже самое, что Рембрант в живописи.

Отличительные качества Суворова-тактика остаются присущими и Суворову-стратегу; но в искусстве стратегических соображений, в умении двигать большие армии, распределять свои силы наиболее выгодно по театру войны и вообще в механизме военных действий, Суворов имеет нисколько слабых сторон, которыми и уступает полководцам первой величины. Наполеон сказал, что Суворов обладал душой великого полководца, но не имел его головы; в этих словах большая доля правды. По словам того же Наполеона, в полководце должно быть равновесие ума и воли, а так как подобная гармония встречается в жизни весьма редко, и перевес одного из этих элементов над другим неизбежен, то внутреннему достоинству военачальника меньше вредит преобладание воли над умом, чем наоборот. Этот перевес был характерною чертою Суворова, который имел ум обширный и просвещенный, но в тоже время отличался таким запасом воли, что верх последней над первым был очень ощутителен. Стратегические принципы его были верны, но при практическом применении во многом нарушались. Например, он всегда ратовал против раздробления сил и стоял за сосредоточенность их, за нанесение главного удара массою; предписания из Вены - об осаде и блокаде крепостей и об исполнении иных второстепенных целей одновременно несколькими отрядами - приводили его в негодование; а между тем он сам погрешал в том же смысле. Одна из причин такой невыдержанности заключалась в слишком большой его чуткости к молве, а, следовательно, и к распускаемым неприятелем слухам, также к его демонстрациям; это заставляло Суворова слишком часто менять свои планы, производить лишние передвижения войск, изменять маршруты и проч. Это замечается не только в Итальянскую кампанию, но отчасти и в последнюю Польскую войну.

Может в силу сознания такого в себе недостатка, Суворов не любил составлять стратегические планы иначе, как в самых общих чертах, без всяких, даже крупных подробностей, и в свое оправдание ссылался на Юлия Цезаря, которого вообще ставил на первое место в ряду величайших полководцев. Будучи во всех военных операциях, крупных и мелких, безусловным поклонником простоты и врагом всякой сложности и хитросплетений, Суворов и в этом отношении не всегда оставался верным самому себе. Таким образом, он принял для Швейцарской кампании план сложный, где, кроме того, вовсе не были взяты в расчет деятельность, искусство и энергия противника, неоднократно им заявленный.

При подобных недостатках Суворов обладал, однако, большими достоинствами, общими замечательным полководцам. У него был расчет, предусмотрительность, осторожность; он не ограничивался отвагой, решимостью и настойчивостью; не ломил напрямик, не глядя по сторонам, как утверждают его хулители; не жертвовал массами людей, когда этого можно было избежать. Употреблял он и демонстрации, и рекогносцировки, и обходные движения; издевался же, над ними для того, чтобы отнять от вспомогательных средств придаваемое им первостепенное значение. При этом клеймилась не наука, а схоластика, не искусство, а рутина; но так как насмешки произносились, безусловно, безоговорочно, то и пошли за невежество. К невежеству присоединилась жестокость, к жестокости кровопийство; за характеристику пошел памфлет или и просто брань. Говорили и писали, что на границах Франции появился варвар, с лицом обезьяны и с душою кровожадного пса; что этот скиф идет с железом в одной руке, с огнем в другой и топчет окровавленными лошадиными ногами жатву бедного рабочего народа. Пугали детей переиначенным именем этого варвара - Souwarou? вместо Ioup garou; посылали к нему по почти пасквили, где его просто ругали, называли вандалом, одетым в окровавленную львиную кожу и тому подобное. А между тем Суворов не изобретал таких терминов, как "пушечное мясо", не вешал в завоеванной Варшаве людей, как Нельсон в Неаполе, не грабил как Массена, и если некоторые из его побед были кровопролитны, за то и решительны, ограничиваясь одним ударом там, где другому понадобилось бы два или три.

Мы уже знаем, когда и из-за чего началась дурная репутация Суворова в западной Европе; война 1799 года раздула эту славу до геркулесовых столбов нелепости. Суворов был страшен для Франции и иноземных сторонников французской революции, как не был страшен ни один полководцев коалиции с самого начала революционных войн. Он олицетворял собою неприятельское вторжение в кровавую контрреволюцию, а ручательством в успехе гибельного для республики предприятия служило его дарование, гласно отрицаемое, но признаваемое с ужасом в глубине смущенной души. Да и как было не бояться этого скифа или гунна, когда два из лучших полководцев республики не могли отразить его ударов, а французские войска, семь лет победоносно противостоявшие образцовым европейским армиям, были им раз за разом побиваемы на голову? При таких условиях всякие выдумки и пасквили насчет Суворова представляются для того времени естественными и понятными; логичность этой ненависти подкрепляется еще диаметрально противоположными революционным идеям правительственными принципами Императора Павла и малою культурою, интеллектуальною и материальною, той отдаленной страны, откуда появились грозные полчища, для разрушения дела, вовсе до них не касающегося. Но затем, когда острая пора миновала, настоящее сделалось прошедшим, и перешло в область истории, угол зрения должен бы был измениться. Если мы этого не дождались, и о Суворове сохраняются в западных литературах неверные понятия, то причин тому много: оскорбленная национальная гордость; издавна усвоенная точка зрения на Россию и все русское; слишком, поверхностное знакомство с оригинальной личностью Суворова, о которой и в России имеются лишь смутные понятия; своеобразные свойства его военного дарования; наконец, едва ли не больше всего, его чудачество. О последнем будет говориться подробнее впоследствии.

Дабы показать, какого рода сведения о Суворове, вращавшиеся во время последней его войны, перешли в литературу, несмотря на, очевидную их нелепость, достаточно будет один пример. Генуэзский антиреволюционный комитет будто бы обещал Суворову 7 миллионов франков, в виде содействия для изгнания Французов из Ривьеры, и фельдмаршал отвечал комитету письмом. Довольно привести заголовок этого письма: "Возвышннейший, могущественнейший, превосходительный господин, граф Суворов, слуга Божий и угодника его Николая чудотворца, кавалер орденов Тигра, Скорпиона, Барса и Св. Александра Невского, главнокомандующий австро-русскими восками в четырех частях света, в странах австралийских и иных, если какие существуют, поборник царей, разрушитель республик, архимандрит и епископ греческой церкви, представитель четырех орденов римского исповедания, архикатолик и прочая, и прочая, и прочая". Очевидно, письмо есть просто карикатура на Суворова и на издаваемые под монархическим правлением документы, а появление этого выдуманного послания в одном из современных французских журналов объясняется революционными тенденциями. Но остается невразумительным, каким образом эта карикатура была принята за чистую монету и попала в мемуары правительственного лица, изданные четвертью столетия позже?

Натура Суворова отличалась самостоятельностью, непосредственностью; подражание, заимствование диаметрально противоположно ее основным свойствам, а принуждение, насилование себя - тем паче. Он с ранних лет был предоставлен самому себе, проводил большую часть времени в одиночестве, беседуя не с людьми, а с книгами, чуждался больших собраний, избегал даже игр, - вот когда под эксцентрические особенности его натуры был подведен житейский фундамент. Поступив потом в полк, он предался физически и морально своей всепоглощающей страсти к военному делу, не имел досугов, не бывал в обществе, и продолжал держаться прежнего пути, полный мечтами о будущем. При природной закваске и таких условиях, в нем неизбежно должны были развиться особенности, не подходящая к общепринятым формам жизни; веселый, подвижный, юркий характер придал странностям направление шутливое, потешное, а долговременная солдатская служба, не номинальная, а заправская, без отгуливаний и уступок, наложила, на шутки и потешные выходки Суворова грубоватый характер, нахлынувший лагерем, солдатской палаткой. Когда же при расширившейся служебной сфере и оказанных заслугах, он натыкался на неприятности, на несправедливости и получал чувствительные уколы своему самолюбию, в нем, соответственно свойствам его ума, стал развиваться сарказм, и шутки делались все более едкими и злыми. Таким образом, сформировался Суворов-чудак, портрет которого в главных чертах известен каждому.

....

Послесловие

Суворовская "Наука побеждать" не так проста, как кажется на первый взгляд. Необходим проникновенный взгляд для того, чтобы оценить все значение его "быстроты, глазомера и натиска", нужно проникнуться спасительным и нужным вдохновением, чтобы понять все значение его военной и педагогической системы. Надо, говоря словами, генерала М.И. Драгомирова, "доразвиться" до того, чтобы понять этого великого полководца и страстного патриота России.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.См.: Давыдов Д. Встреча с великим Суворовым. / Соч. - СП б., 1848. - С. 90.

2.Там же. - С.91

3.Там же. - С.87.

4.Петрушевский А.Ф.Генералиссимус кн. Суворов. В 3-х тт. - Т.3.- СП б., I884.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 01/03/2015, изменен: 01/03/2015. 65k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 8 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Из всех мирских наук самая благородная наука и всем госпожа -- это политика или королевская мудрость. (Ю. Крижанич). Опасность "вождей", серых кардиналов "энциклопедии жизни". Монополия на надпартийное политическое воспитание офицерства.

Каменев Анатолий Иванович Прокрустово ложе офицера

Каменев Анатолий Иванович
Прокрустово ложе офицера