ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Прусский учитель одержал победу над французами".

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Ангел, попирающий злого духа в борьбе за душу. 1850.

Художник Тыранов Алексей Васильевич (1808-1859)

Анатолий Каменев

"Прусский учитель одержал победу над французами".

Если суждено России восстать из ее развалин, то это совершится по тому же закону, какой воскрешали другие павшие народы. Дойдя до края пропасти, народ ужаснется -- и отшатнется от нее. Беспечный и забывшийся, он очнется. Он вспомнит древнее свое величие. Утомленный мерзостью, он захочет вернуться к прошлому.

М.О. Меньшиков

Учитывая то обстоятельство, что Пруссия времен Фридриха II уже послужила мне иллюстрацией отчуждения армии и народа (См.: Отчуждение 20k "Фрагмент" Мемуары Исторический экскурс в причины розни армии и народа), не буду менять предмета иллюстрации другого явления - каким образом та же Пруссия смогла возродить свою армию в столь короткий срок (всего за шесть лет) и нанести поражение мощнейшей армии того времени - французской.

Для нас этот опыт весьма полезен, так как он раскрывает именно те законы, о которых в свое время писал М.О. Меньшиков.

Единообразие - не "красота военной службы", а бич инициативы

Фридрих Вильгельм III, бывший королем в эпоху разгрома, любил военное дело, но эта любовь короля не шла дальше одной внешности, дальше парадов и формы. Обладавший здравым умом, видевший и понимавший целесообразность многих предложенных реформ, король в силу своей нерешительности никак не мог решиться на проведение их в жизнь.

Нерешительный по природе, он усвоил несчастную склонность передавать проекты реформ в комиссии, составленные из старых и завзятых рутинеров, врагов всяких новшеств, проваливших до войны все то, что потом пришлось принимать и проводить в жизнь поневоле после жестокого погрома.

Сам же король, питавший отвращение брать на себя что-либо, до погрома занимался лишь поднятием внешнего блеска армии. "Единообразие есть красота военной службы", гласила его инструкция, вполне определявшая направление армии.

0x01 graphic

Записка Шарнхорста

Самым любопытным документом этой эпохи является записка полковника Шарнхорста, составленная за полгода до погрома, в которой будущий реформатор Пруссии прямо и рельефно указывает на основной недостаток армии - отсутствие истинного воинского духа у вождей армии.

В этой записке, сравнивая прусскую и французскую армии, Шарнхорст категорически высказывается за превосходство первой во всем, кроме генеральского состава. Поэтому, вполне отдавая себе отчет в первостепенной важности для армии хорошего командного состава, он требует полного его обновления в Пруссии, ибо только люди, выделившиеся своей деятельностью, способностями и мужеством, могут стоять во главе полков, бригад и дивизий.

Поэтому он говорит о необходимости строгой ответственности старших начальников, отбора и выдвижения только достойных, удаления неспособных, горячо пишет о необходимости поднятия воинских качеств в среде армии, с жаром протестуя против возведения на первое место искусства обучения.

"Мужество, самоотвержение, твердость, - писал он, - являются основаниями независимости народов и, если на эти чувства нет отзвука в нашем сердце, то мы уже погибли, даже переживая эпоху своей славы".

Следственная комиссия

Жестокий погром заставил короля оставить свою нерешительность и приступить к энергичному обновлению армии.

Вполне отдав себе отчет, что основными причинами поражений являются не отсталая тактика, не несовершенство уставов, не неудачное обучение, а недостатки людей, составляющих армию, король решил, прежде всего, сверху до низу обновить командный состав, понимая, что только люди безупречные и преданные долгу могут оставаться в армии.

Еще во время войны 1 декабря 1806 г. последовал королевский указ об исключении из армии лиц, запятнавших себя позорной деятельностью во время капитуляции отрядов и крепостей.

Время было очень тяжелое.

Наполеон зорко наблюдал за Пруссией.

Денег совершенно не было: бюджет первых трех месяцев 1808 г. выразился доходом в 386.000 талеров и расходом в 2.586.000. Вооружение отсутствовало вследствие массы капитуляций и изменнического поступка кн. Гацфельда, предавшего врагу весь Берлинский арсенал. После заключения Тильзитского мира во всей стране оставалось в руках пруссаков не более 10 тыс. ружей.

Наконец, секретной статьей договора 1808 г. Пруссия обязалась содержать армию не свыше 42 тыс.

Через насколько недель после Тильзитского мира по повелению короля была образована особая следственная комиссия, а несколько времени спустя трибуналы в полках. На эти учреждения было возложено рассмотреть действия во время войны всех чинов армии от фельдмаршала до прапорщика с целью очистить армию от всех порочных элементов и дать ей уважение народа.

"Лишь после того, как каждый полк оправдается установленным порядком и будет очищен от каждого чина, забывавшего свой долг, он будет иметь право не краснеть за себя и за других и потребовать к себе прежнего уважения", писал председателям трибуналов генерал Граверт.

Результаты чистки офицерского корпуса

Расследование, действительно, велось самым беспощадным образом и в результате из рядов армии были навсегда удалены за свое поведение во время войны 17 генералов, 50 штаб-офицеров и 141 обер-офицер.

Всем прочим офицерам были выданы свидетельства в безупречном поведении.

Работа следственной комиссии опровергла газетные толки и клевету, будто во время войны все офицеры были запятнаны позором.

Комиссия открыла многие скромные заслуги и показала, что из 7 тыс. офицеров только 208, т. е. всего около 3%, оказались недостойными своего мундира.

Работа комиссии реабилитировала прусского офицера; дух его был поднят, так как в среде армии не осталось недостойных лиц, и прусский офицер отныне мог смело смотреть в лицо мирным гражданам, не краснея за свой мундир.

Избавление от губительного влияния отжившего поколения

Однако возрождение армии не могло ограничиться одной деятельностью следственной комиссии и удалением только лиц, нарушивших свой долг и присягу.

Помимо этих лиц наверху армии оставались люди, хотя и не запятнавшие себя ничем позорным, но всецело проникнутые прежней рутиной, мелочностью и убожеством мысли.

Переродиться эти люди не могли, а оставаясь у власти во главе войск, они опять задавили бы всякую живую мысль, инициативу и самостоятельность подчиненных, свели бы все дело опять к мелочам строевого и внутреннего уставов и остались бы, таким образом, только на бумаге, шедшие сверху, все самые лучшие приказы и пожелания.

Надо было очистить армии и от этого вредного элемента.

И знаменитый реформатор прусской армии, ее новый военный министр, Шарнхорст, бывший всего полковником во время войны, нашел в себе твердость и мужество довершить обновление командного состава, несмотря на все вопли и укоры, несмотря на все крики, что он яко бы ведет армию к революции.

Перевоспитание духа прусских офицеров

Реформаторская деятельность в этом направлении Шарнхорста и его преемника Бойена была настолько энергична, что из 142 генералов, - участников войны 1806 г., - к войне 1813 г. в рядах армии остались лишь двое: Блюхер и гр. Тауэнцин.

"Во время войны 1813 г. зачастую сравнительно очень молодые люди занимали очень высокие посты. Гнейзенау, бывший в 1806 г. фузилерным капитаном, в 1813 г. был генералом и начальником штаба армии Блюхера. Младшие офицеры эпохи разгрома - в войне за освобождение командовали батальонами и полками.

И вот эти-то молодые люди, воинский дух и волю которых так старались задавить старые парадные генералы, укорявшие молодежь в критиканстве, создали славу и величие армии, избавившись от губительного влияния отжившего поколения. И главным реформатором армии явился тот самый Шарнхорст, которому раньше постоянно ставилось в укор неумение командовать парадом.

К монархической верности, основанной на присяге, к тщательно поддерживаемому корпоративному духу, к старым традициям, строгости в службе, прибавилась та склонность к ответственности и инициативе, бесчисленное число примеров которой дали: Иорк у Таурогена, Шарнхорст, Гнейзенау, Грольман, Блюхер, Гетцен и даже Шилль в своей сумасшедшей дерзости.

Прусский офицер служит, но он не знает пассивного повиновения, свойственного сорту людей, которых Бойен резко и метко обрисовал кличкой "духовных кастратов". Личность прусского офицера всегда реагирует и он умет рисковать, когда этого требует его совесть".

В этом пересоздании и перевоспитании духа прусских офицеров и заключается величайшая заслуга перед армией ее реформаторов.

Искоренение унизительного обращения

Помимо обновления командного состава, одновременно с этим, Шарнхорстом был проведен целый ряд реформ, клонившихся главным образом опять-таки к улучшению качества офицерского состава.

В целях развития чувства чести было обращено серьезное внимание на искоренение унизительного обращения с офицерами и вообще с подчиненными. Была изменена вся система взысканий и учреждены суды чести.

Был принят ряд мер для поднятия уровня образования среды генералов и офицеров.

Сам большой любитель и знаток военной истории, Шарнхорст считал первостепенной необходимостью для начальника широкое военное образование на почве изучения военной истории.

"Если бы долгих лет службы было достаточно для создания генералов, то отчего бы не проводить в этот чин капралов и ефрейторов за их старшинство", писал он.

Считая, что без хорошей военной литературы не может быть ни разумной армии, ни развития военных талантов, Шарнхорст много труда положил на работу в этом направлении".

Учить надо тому, что нужно на войне

Подготовка армии к войне стала предметом самых внимательных забот.

Караульная служба была уменьшена до одного наряда в неделю.

Всякий шаблон и стремление к красивой картинке преследовались.

Дело шло о том, чтобы вновь не впасть в тактически педантизм и общее отсутствие инициативы эпохи Иены.

"Если не бороться с этим духом до последнего, - говорил Шарнхорст, - то умы механизма восторжествуют над теми, кто обладает умом и сердцем".

Горячая проповедь патриотизма...

Параллельно с возрождением армии шло возрождение народа и его примирение с армией. В прусских университетах шла горячая проповедь патриотизма.

В откликах на победу прусского оружия в 1813 году над французами стала блистать звонкая фраза: "Прусский учитель одержал победу над французами".

Безусловно, это было не так.

Учитель, дающий людям патриотическое знание и развивающий характер, лишь доводит своего подопечного до той высоты, когда он готов пожертвовать жизнью ради величия и свободы своей родины. Он делает это, не становясь в армейскую шеренгу, а лишь получая свободу решать культурные задачи своими средствами.

Но только военное сословие, офицерство, в состоянии довести до высшей кондиции все то позитивное, что было воспитано в семье и преподнесено в школе.

Тем не менее, без школьного учителя задача офицера во много крат осложняется, а порой становится неисполнимой, если в войска поступают на укомплектование необразованные, сбившиеся в начале жизни с правильного пути и никем не направляемые в духовном отношении молодые люди.

В качестве резюме:

"Печально, что нашего серого мужика ведет бессознательное чувство долга"...

Участник 1-ой мировой войны А.И. Верховский в своей книге "Россия на Голгофе" (Пг., 1918), отмечая недоработки семейного и общественного воспитания в старой России, писал:

"Нашего серого мужика ведет бессознательное чувство долга.

Это стихия и общая инерция движения страны. Но в современной войне такой стихии мало.

Бой носит индивидуальный характер. Каждый должен ясно и сознательно идти с верой в правоту своего дела, во имя которого он идет на лишения, может быть на смерть. Отсутствие этой сознательности ничем восполнить нельзя"...

И далее, обращаясь к российской общественности, он писал:

"Борьба долга и страха, не поддерживаемая ярким сознанием необходимости победы, решалась в пользу бегства в тыл. Вот минута, где школьный учитель может видеть результат своей работы, которая в большей мере содействует решению вопроса о победе и поражении".

В то время, как в передовых странах вопросы образования имели и имеют надежную духовную основу, наш русский учитель продолжал действовать как узкий специалист.

И тогда (в начале ХХ века) и сегодня (в ХХI-ом) надобно осмыслить слова И.А. Ильина, настоящего патриота России:

"Русский учитель должен, прежде всего, продумать и прочувствовать до конца свою великую национальную задачу.

Он не специалист по ликвидации неграмотности (не "спецликбеза"), а воспитатель русских детей.

Он должен знать и понимать, что дело не только в развитии и наблюдении рассудка и памяти, а в пробуждении и укреплении духовности в детях.

Поэтому он должен сам твердо и ясно постигнуть, что есть духовное начало в человеке, как надлежит будить его в детях, укреплять и развивать, как можно пробудить в ребенке религиозное чувство, совесть, достоинство, честь, художественный вкус, братскую сверхклассовую солидарность, правосознание, чувство ответственности, патриотизм и уважение к своей и чужой частной собственности".

Литература:

-- Верховский А.И. Россия на Голгофе. - Пг., 1918.

-- Ильин И. А. Творческая идея нашего будущего. Об основах духовного характера: публичная речь, произнесенная в 1934 году в Риге, Берлине, Белграде и Праге. - СП б., 1993.

-- Меньшиков М.О. Памятник святой Ольге. - СП., 1907.

-- Морозов Н. А. Прусская армия эпохи Иенского погрома. Ее возрождение. Значение для нас этого поучения. - СП б., 1912.

Информация к размышлению

Д.М. Проэктор

Последняя акция "Гнейзенау"

(Фрагменты их кн.: "Агрессия и Катастрофа).

Перед каждым принимаемым "Вольфшанце" военно-стратегическим решением факты действительности неумолимо говорили об одном: о колоссально растущей силе Советского Союза, мощи всей его военной организации, мастерстве его военачальников.

Говоря о кризисе методов стратегического руководства гитлеровского командования, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков пишет: "В отличие от первого периода войны немецкое командование стало каким-то тяжелодумным, лишенным изобретательности, особенно в сложной обстановке. В решениях чувствовалось отсутствие правильных оценок возможностей своих войск и противника... Столкнувшись с трудностями при вынужденных отходах и при ведении стратегической обороны, командование немецких войск не сумело перестроиться. Оно плохо учло и то, что Красная Армия, Воздушный и Военно-Морской Флот как в количественном, так и особенно в качественном отношении в целом неизмеримо выросли, а войска и командные кадры оперативно-стратегического звена в своем искусстве далеко шагнули вперед, закалились в тяжелейших условиях вооруженной борьбы".

Но кризис военного искусства еще не означал военного краха, Силы фашизма не иссякли, а ярость сопротивления обреченных достигала высшей степени.

Проще говоря, на Западном фронте нет реальных сил для продолжения борьбы. Они -- на Востоке. Еще один неплохой комментарий к утверждениям тех, кто через много лет будет писать, что будто на Западном фронте Гитлер держал основные силы.

...Из речи Гитлера присутствующие не могли не уловить по крайней мере трех прискорбных истин о положении на Западе:

-- фюрер понял неспособность войск Западного фронта удержать Францию;

-- немецкие дивизии там крайне слабы и малоподвижны;

-- в ближайшее время никаких надежд на перелом в воздушной войне нет, с потерей Франции будет утрачена база подводного флота, и подводная война прекращается.

Но послушаем, что говорил Гитлер дальше:

"Каковы наиболее опасные моменты, -- повысил он голос, -- которые встретились нам? Это, прежде всего, конечно, прорыв на Востоке с вполне очевидной угрозой немецкой родине -- будь то угроза промышленному району Верхней Силезии или угроза Восточной Пруссии, включая и психологически тяжелые последствия. Но я верю, что теми силами, которые мы сейчас выставили и которые постепенно подойдут, мы вполне в состоянии стабилизировать Восток -- в это я верю -- и мы этот человеческий кризис, этот моральный кризис преодолеем".

Гитлер продолжал, переходя на тему о 20 июля: "Он неотделим от тех событий, которые происходят здесь. Эти события нельзя воспринимать как изолированные, они ведь являются, я бы сказал, симптомом нарушения внутреннего кровообращения, симптомом внутреннего отравления крови, что у нас и произошло. Чего же вы в самом деле ждете от вашего верховного руководства, от всего фронта в целом, если, как это теперь видно, в тылу важнейшие посты заняты предателями, не просто вредителями, а предателями и шпионами?"

Здесь Гитлер сел на новый конек фашистской пропаганды: виновники поражения -- это предатели в тылу! Не Красная Армия побеждает рейх, а шпионы! Удивительно грубо Гитлер и его клевреты стали теперь повторять лозунги 1918 г. об "ударе кинжалом в спину армии".

"Безусловно, русские за один год не стали делать все лучше, -- разглагольствовал он. -- А мы, вне всякого сомнения, стали хуже, потому что пошли к ним на службу. Нужно лишь задать себе вопрос: каким образом противник вообще узнает наши мысли? Почему нашим начинаниям немедленно противодействуют? Почему с молниеносной быстротой противодействуют многим нашим начинаниям? Это, вероятно, вовсе не такая уж прозорливость русских, а беспрерывное предательство, проводимое какой-то одной проклятой, небольшой кликой".

Историческим примером, о котором теперь главном образом думала нацистская верхушка, был выход России из антипрусской коалиции в Семилетней войне. "При всех обстоятельствах, -- заключил фюрер, -- мы будем вести борьбу так долго, пока -- как говорил Фридрих Великий -- один из наших проклятых врагов не устанет дальше бороться и пока мы тогда не получим мира, который будет охранять жизнь немецкого народа на следующие 50 или 100 лет".

Вероятно, именно теперь у Гитлера и его приближенных начинает складываться, первоначально в общей форме, политическая концепция дальнейшего ведения войны, которая примет более конкретные очертания где-то к концу года.

-- Ее смысл, по-видимому, заключался в том, чтобы, затягивая борьбу, дождаться вероятного раскола антигитлеровской коалиции, который нацистская верхушка стала считать неизбежным.

-- В такой ситуации, как она надеялась, быть может, удастся поставить англо-американцев перед необходимостью объединения с рейхом "против общего врага" и совместного поворота на Восток.

-- Здесь-то и будет "спасение Германии" и нацизма.

-- Более того, когда обстановка изменится, не исключено, что воскреснут и давние завоевательные планы. Ведь Гитлер никогда не отрекался от своей формулы: "Все, что я делаю, направлено против России".

-- Необходимо только доказать противникам, союзникам и немецкому народу, что рейх еще обладает необходимой военной мощью.

Этот план игры на противоречиях, который, конечно, совершенно не учитывал реальной расстановки международных сил, соотношения центробежных и центростремительных тенденций внутри антигитлеровской коалиции и силы Советского Союза, сейчас, повторяем, видимо, только появлялся. Но позже он действительно стал играть заметную роль среди всевозможных очень рыхлых и неопределенных политико-стратегических рассуждений нацистской верхушки.

Итак, на ближайшее время -- упорно сопротивляться, особенно на Востоке, максимально затягивая борьбу и ожидая вызревания благоприятной политической ситуации.

В Германии существовало крылатое выражение: единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не извлекают из истории никаких уроков.

Военные руководители третьего рейха и сейчас, и прежде постоянно искали ответы у истории и всегда толковали ее извращенно. Абсурдные аналогии между антигитлеровской коалицией и европейским союзом периода Семилетней войны и впрямь стали казаться нацистской верхушке неким стратегическим ориентиром.

Военные мало верили в чудо, но затягивание войны импонировало естественной простотой. К тому же больше ничего вообще не оставалось делать. Они затягивали войну как могли, ссылаясь на банальное: "фюреру виднее".

В сознании Гитлера и его ближайших военных сотрудников, видимо, мысли о неминуемом поражении перемешивались с надеждами на поворот к лучшему. Так думали все. Думали или делали вид, что думают. После расправ в связи с заговором 20 июля мы нигде не находим свидетельств или следов какой-либо оппозиции генералов Гитлеру, даже когда катастрофа погружала третий рейх в полный мрак.

Прогрессирующее усиление "единоначалия" Гитлера после Сталинграда отнюдь не лишило военных советников фюрера возможности выражать свое мнение по оперативным вопросам, даже в отдельных случаях противопоставляя его мнению "вождя".

С поражениями и приближением катастрофы генеральный штаб все теснее примыкал к Гитлеру, искал рядом с "гением" спасения от бедствий, неумолимо надвигавшихся на всех них. Конечно, и здесь нет места однозначным оценкам. В среде военных после московского кризиса складывались элементы оппозиции и, как мы видели, даже появились крайние тенденции: убить Гитлера. Но, как мы тоже видели, заговор охватывал весьма узкий круг и ни в малейшей мере не означал какого-либо отхода милитаристов от фашизма. Заговорщика генерал-фельдмаршала Витцлебена изгонял из армии и фактически отправлял на виселицу генерал-фельдмаршал Рундштедт. Генерала Гепнера -- генерал Гудериан. Свирепые репрессии выжгли слабые ростки оппозиции.

После Сталинграда и особенно в 1944-1945 гг. Гитлер, бесспорно, укрепил свою единоличную террористическую власть в руководстве вооруженными силами. Он выступал под лозунгами "спасения Германии", требовал крайнего фанатизма и борьбы до конца. По мнению П. Э. Шрамма, Гитлер стал в эти годы военным диктатором. "В гражданском секторе Гитлер сделался диктатором в мирное время; в военном -- ...во время войны".

Наступательная стратегия германского фашизма потерпела полный крах в 1941-1943 гг. Теперь становился очевидным провал и оборонительной стратегии. Раньше гитлеровцы пуще смерти боялись "затягивания войны" -- мечтали о "блицкриге". Теперь они только то и делали, что всеми силами затягивали войну: ожидали каких-то перемен.

Слов нет, с точки зрения "большой стратегии" гитлеровский рейх вел теперь безнадежную войну. Но все-таки он располагал еще настолько сильной военной организацией, что борьба с ним требовала огромного напряжения сил антигитлеровской коалиции, главным образом Советского Союза, по-прежнему выносившего на своих плечах основную тяжесть войны.

Сопротивление гитлеровских войск оставалось яростным и предельно упорным. За проявление неуверенности, отступление без приказа следовали самые страшные репрессии. Весь аппарат террора и принуждения направлялся на одну цель: добиться крайней ожесточенности сопротивления.

Фельдмаршал Рундштедт 21 сентября отправил в войска распоряжение: "Фюрер приказал: поскольку борьба на многих участках перекинулась на немецкую территорию и немецкие города и деревни оказались в зоне боевых действий, необходимо фанатизировать ведение нами боев. В зоне боевых действий нашу борьбу следует довести до предельного упорства, а использование каждого боеспособного человека должно достигнуть максимальной степени. Каждый бункер, каждый квартал немецкого города и каждая немецкая деревня должны превратиться в крепость, у которой противник либо истечет кровью, либо гарнизон этой крепости в рукопашном бою погибнет под ее развалинами. Речь может идти только об удержании позиций или уничтожении".

Пытаясь спасти фашизм и отдалить расплату, гитлеровское военное руководство с лета 1944 г. приняло множество организационных мер, чтобы укрепить вермахт. Меры охватывали разнообразные области, от реорганизации дивизий и внедрения усовершенствованной техники до строительства в тылу мощных оборонительных полос, от призыва всех мало-мальски способных носить оружие до террористической политики "повышения боеспособности". Дальнейшая мобилизация сил проходила под лозунгом усиления "тотальной войны".

Основными в этом отношений следует считать два приказа Гитлера, отданных после катастрофы на Восточном фронте в Белоруссии, во время развития наступления англо-американских войск во Франции и усиления авиационного наступления на Германию.

Приказ "О подготовке к обороне рейха", отданный 19 июля 1944 г., предусматривал широкую программу военных мероприятий, включая введение новой системы военного командования на территории Германии, разработку планов использования вооруженных сил во внутренних округах, изменение системы взаимодействия вермахта с органами нацистской партии, СС и государственного аппарата, планирование строительства укреплений, разрушений в тылу и т. д.

Директива от 25 июля 1944 г. "о тотальной войне" требовала от любой инстанции государственного аппарата, от каждого учреждения, предприятия, от всех немцев абсолютно все подчинить военным интересам. Подробнейшие меры в развитие директивы излагались в специальных указаниях Бормана и Геббельса 16 августа 1944 г. "Тотальная война", официально объявленная еще в феврале 1943 г., теперь вступала в свою самую кровавую, террористическую стадию. Геббельс, назначенный в июле 1944 г. "уполномоченным по вопросам тотальной войны", сумел сделать еще одно, последнее усилие в мобилизации оставшихся ресурсов, а верховное командование -- в укреплении вооруженных сил.

Больше всего опасаясь дальнейшего развития стремительного наступления Красной Армии к границам рейха, ставка Гитлера потребовала строительства укреплений, с помощью которых она надеялась стабилизировать Восточный фронт. Руководили строительством не только военные инстанции, но в первую очередь партийная канцелярия фюрера во главе с Борманом.

В конце июля ОКВ определило линию основных рубежей. Сразу начались интенсивные инженерные работы. 8 августа 1944 г. гаулейтер Верхней Силезии Брахт сообщал Борману о ходе выполнения директивы, касающейся строительства в "немецком восточном пространстве": "На основе приказа от 28 июля 1944 г. ведется сооружение "линии Б". После установления рубежа саперным штабом 1 августа начались работы силами 3500 человек. В последующие дни, до 7 августа, введено еще примерно 200 тыс. человек, а еще 6 тыс. находятся на марше. Кроме того, скоро будут использованы еще 25 тыс. поляков. Строительство южного участка до границы у Закопане будет начато в середине этого месяца. До настоящего времени готовы 100 км пехотных окопов. Другие 100 км строятся. Общая длина окопов будет 240 км. На многих участках начали копать противотанковые рвы. Многое уже готово".

Огромные по размаху работы велись в Восточной Пруссии, 12 августа гаулейтер Кох доносил Гитлеру: закончено строительство двух позиций, ведется строительство третьей. О масштабах и силе укреплений говорят цифры, приводимые в докладе Коха: только на второй позиции восточнопрусских укреплений на 10 августа подготовлено 3343 км окопов, 219 км противотанковых рвов, 9650 бункеров, 10 142 боевые позиции, вынуто 450 тыс. кубометров земли. Общая протяженность окопов на эшелонированных позициях в 2 раза превышала протяженность всей Германии с востока на запад (в границах 1937 г.). На строительстве всех трех позиций в Восточной Пруссии к 10 августа было установлено 15 500 мин, 80 км проволочных препятствий, расставлено 29 тыс. надолб, расчищено 2520 га секторов обстрела и т. д. Кох доносил: "Между Мемелем и Летценом вторая позиция готова. Занятая там рабочая сила сегодня ночью будет переброшена для строительства третьей позиции. Южнее Мазурских озер и в генерал-губернаторстве на второй позиции работы будут вестись еще примерно до конца этой недели".

Рейхсминистр Шпеер направил Гитлеру 12 и 20 июля две памятные записки: он излагал программу действий, с помощью которой будет возможно выполнить задачу, данную фюрером, путем поставки нового, более совершенного оружия в течение 3-4 месяцев преодолеть кризис. "Чтобы можно было достигнуть эту цель в области вооружений, -- писал Шпеер, -- и одновременно в период преодоления кризиса не допустить большой катастрофы, необходимо использовать все до последнего для восстановления технического превосходства". Необходимо, отмечал он далее, несмотря на потребности военного производства, дать из промышленности вермахту новых солдат. Это очень трудная проблема. Невзирая на все трудности, Шпеер обещал решить и ее.

Из Германии можно было послать на фронт еще 100-150 тыс. солдат, которые сейчас несут вспомогательную службу.

-- Их следует заменить женщинами или интернированными итальянцами.

-- Из обслуживающего персонала железных дорог предполагалось взять еще 30 тыс. человек.

-- Военная промышленность способна высвободить 50 тыс. человек, восполнить которых придется иностранными рабочими.

"Необходимо позаботиться о том, чтобы получить из оккупированных областей как можно больше рабочей силы", -- писал Шпеер. Таким путем можно будет "усилить германское вооружение и одновременно дать фронту немецких солдат". Количество иностранных рабочих в Германии достигло в 1944 г. рекордной цифры -- 7,5 млн. человек.

Последними крайними усилиями, мобилизуя и выскребая все, что было возможно, нацисты во второй половине 1944 г. постарались развернуть последний этап "тотальной войны". Шпеер еще в июле 1944 г. остро поставил перед Гитлером вопрос о необходимости "высвободить и использовать все имеющиеся резервы для фронта и для производства вооружения". 22 июля Шпеер высказал мнение: "Германия еще может выиграть войну, если беспощадно и без колебаний заставит всех немцев участвовать в войне".

-- Был отдан указ о призыве для работы на военном производстве всех мужчин от 16 до 65 лет и женщин от 17 до 50 лет.

-- Рабочая неделя официально увеличивалась до 60 часов.

-- Отпуска сокращались.

-- Появился указ о принудительном использовании рабочей силы в военной промышленности.

-- Закрывались тысячи предприятий, мастерских, не работающих на войну.

-- Министерство Шпеера получало право использовать необходимые для военного производства материалы и сырье независимо от того, кому они принадлежали.

-- Каждому немцу, который безоговорочно и немедленно не выполнял этих предписаний, грозили арест и даже смертная казнь.

ОКВ через Шпеера старалось координировать военное производство с текущими задачами фронта. 16 сентября 1944 г. Гитлер приказал "произвести быструю акцию по выпуску панцерфаустов". Эта акция, подчеркивал он, "имеет решающее значение. До 15 ноября 1944 г. она должна иметь преимущество перед всеми другими... мерами во имя интересов различных видов вооруженных сил". Подобные "генеральные установки" часто менялись, и промышленность не успевала за ними. "Панцерфаусты" уступали место зенитной артиллерии, затем боеприпасам, выпуску истребительной авиации и т. д.

Множество мер было принято для усиления производства самолетов. Гитлеровские ВВС потеряли с начала войны до 31 декабря 1944 г., согласно данным журнала военных действий ОКВ, 71 965 самолетов. В 1944 г. был достигнут наивысший уровень авиационного производства: за год промышленность выпустила [695] 40 593 самолета (против 25 527 в 1943 г. и 7540 в 1945 г.), включая новые реактивные самолеты Ме-262.

В 1944 г. гитлеровцы применили ракетное оружие. Поскольку выпуск ракет ФАУ-2 задержался, то сперва приняли на вооружение самолеты-снаряды ФАУ-1, изготовленные в военно-морских силах. Начиная с первого их запуска в ночь с 12 на 13 июня 1944 г. и до захвата союзниками пусковых установок 6 сентября по Лондону было выпущено 8 тыс. ФАУ-1. Целей достигли только 29%. На объекты континента, главным образом на Антверпен, Брюссель, Льеж, гитлеровцы направили 8 тыс. самолетов-снарядов. 8 сентября 1944 г. состоялся первый запуск ракет ФАУ-2. Главной целью оставалась Англия, затем порт разгрузки союзников -- Антверпен. Несмотря на небольшую дальность стрельбы -- 370 км, новое оружие оказалось непригодным для прицельного обстрела даже сравнительно крупных объектов. Вплоть до 27 марта 1945 г. -- дня последнего пуска ФАУ-2 -- немцы выпустили по Англии 1115 ракет, убив при этом 2,7 тыс. человек и ранив 6,5 тыс. Самолеты-снаряды и ракеты не оправдали возложенных на них надежд: не сделались "орудием возмездия" и, конечно, не изменили хода войны.

Террор внутри страны принял самые разнузданные формы.

Позади линии фронта с особой яростью свирепствовали военно-полевые суды. Только в сухопутных силах в 1944 г. ежемесячно выносилось по 10 тыс. приговоров.

Еще одной мерой, направленной против немецкого народа, особенно против молодежи, было создание 25 сентября 1944 г. "германского фольксштурма". В его ряды призывались мужчины от 16 до 60 лет. Им предстояло под командованием Гиммлера "оборонять всеми силами и средствами" гибнущую власть.

Нацистский аппарат террора беспощадно расправлялся не только с антифашистами, но и просто со здравомыслящими людьми. Количество узников концлагерей достигло в августе 1944 г. наивысшего числа за всю войну.

Антикоммунистическая, антисоветская направленность пропаганды стала на заключительной фазе войны еще яростнее.

-- Все делалось для того, чтобы создать у немцев панический страх перед Красной Армией.

-- Пропаганда малевала картины различных "ужасов", с которыми якобы будет связан приход советских войск, вроде того, что "все немцы будут отправлены в Сибирь".

-- Вместе с тем антикоммунистической истерией нацистская пропаганда стремилась подорвать единство антигитлеровской коалиции. Она теперь с особой силой старалась представить фашистский режим как "опору порядка в Европе" и как "барьер Запада против большевизма".

-- Она болтала о некой "европейской миссии" третьего рейха, который-де призван "обеспечить будущее Европы".

-- Чтобы "поднять моральный дух" народа, пропаганда внушала населению [696] и солдатам мистическую веру в некое чудо, которое совершит Гитлер: он неожиданно в корне изменит всю обстановку в пользу Германии, а его "секретное оружие" принесет успех.

-- Запуск ФАУ-1 и ФАУ-2 использовался как пропагандистское "доказательство" начинающегося "военно-технического скачка" Германии, который "обеспечит победу" в борьбе с превосходящими силами противников.

Усиление "тотальной войны", меры по укреплению вооруженных сил и стратегической обороны, оголтелая пропаганда и психологическая обработка армии и народа -- все это вместе взятое позволило нацистской клике еще на много месяцев затянуть войну, пролить еще много крови и сделать сопротивление вермахта на ее завершающем этапе крайне ожесточенным и опасным, что ставило много трудных задач, прежде всего, перед Советским Союзом, перед Красной Армией.

Всякое назначение на должность непосредственно после покушения на Гитлера означало полное признание особых заслуг назначаемого перед фашизмом, перед фюрером, мандат абсолютного доверия.

В эти дни ставка Гитлера жила какой-то странной жизнью. Одна за другой катастрофы в центре и на юге Восточного фронта привели всех обитателей "Волчьего логова" в состояние мрачной и злобной подавленности. Замкнувшиеся в своих бункерах, они стали воспринимать многое как из потустороннего мира. Нарушилась система выработки решений. Главное и второстепенное не различалось. Все тонуло в бесконечных мелочах, запутывалось в сетях массы гнетущих впечатлений минуты, импульсов, эмоций, вызываемых постоянно и неожиданно, но все время к худшему меняющейся обстановкой.

После Сталинграда, Курска гитлеровская ставка привыкла уже ко многому. Но то, что происходило сейчас, казалось немыслимым. Эта быстрота, с которой танковые армады приближаются с Востока к рейху, эти один за другим, почти без пауз, сокрушительные удары, когда стало уже совсем невозможно ни отдышаться, ни предвидеть, где и какими силами будет нанесен следующий удар, это широкое движение союзников с Запада -- все создавало в ставке особо гнетущую атмосферу.

В бункерах "Вольфшанце" на очередных заседаниях бесконечные рассуждения Гитлера о неизбежном развале коалиции противников перемежались длительными экскурсами в прошлое, оправданиями ранее принятых решений, обвинениями всех и вся в плохом выполнении приказов, новыми и новыми проклятиями в адрес "предателей". Приходили Кейтель, Гудериан, Иодль и другие, сообщали более или менее приглаженно плохие вести, на основе докладов принимались всевозможные решения, которые могли задержать исход, но не изменить его.

Тема "предательства в тылу" все еще вытесняла другие. Заговор и его неудача, которую теперь здесь все толковали как "волю провидения, решившего сохранить фюрера", аресты, картины "народного суда" и казней, ежедневно представавшие перед обитателями "Вольфшанце" в виде фильмов, -- всё это все больше и больше направляло мышление в одну точку: теперь, когда предатели повешены, когда "нарыв" ликвидирован, всё пойдет по-другому. Нужно лишь как следует перетасовать колоду: выбросить еще притаившихся врагов фюрера, заменить их "безупречными".

За 9 месяцев -- с 1 июня 1944 г. по 1 марта 1945 г. -- армия потеряла 3,5 млн. винтовок. Пропагандистский лозунг нацистов "Народ, в ружье!" не мог выполняться буквально. Шрамм пишет: "До 1944 г. мы находились в благоприятном положении, потому что эксплуатировали полезные ископаемые оккупированных стран и потому что еще оставшиеся нейтралы снабжали нас необходимым, ибо нуждались в нашем вознаграждении".

Под ударами безостановочно наступавшей Красной Армии сухопутные силы Германии буквально таяли. Их приходилось теперь подкреплять за счет авиации, флота. К 10 февраля ВВС передали сухопутным силам 112 тыс. человек. Всего за короткий срок им пришлось отдать в пехоту 50 200 человек, перебросить с запада на восток 5300 связистов и сформировать 100 подразделений истребителей танков. В конце января 1945 г. из армии резерва, по так называемой "акции Гнейзенау", на Восточный фронт было направлено 80 тыс. человек. Вскоре из армии резерва поступили пополнения 1906 г. рождения, а также высвобожденные из железнодорожных войск, тыловики и т. д. В январе -- марте армия резерва смогла дать еще 80 тыс. из старших возрастов.

20 марта 1945 г. Кейтель отдал приказ, чтобы выделить силы из всевозможных учебных и вспомогательных формирований СС, флота, авиации с целью использовать их в тылу в качестве резерва, который мог бы парировать прорывы: "Фюрер требует, чтобы переброска сил была произведена с максимальной быстротой, дабы в кратчайший срок на всех важнейших участках иметь гарантию, что прорывы противника вблизи линии фронта и в глубине будут остановлены".

Военно-морской флот передал армии 28 тыс. человек. Министерство вооружения в течение февраля -- 160 тыс. 25 января Кейтель приказал ввести в боевые действия на фронте силы полиции и СД.

Еще через три дня Гитлер приказал срочно передать в боевые части 6 тыс. 16 -- 17-летних юнцов. Приказом от 6 февраля эта молодежь должна была использоваться и для борьбы с парашютными десантами внутри страны. Всего из 600 тыс. родившихся в 1928 г. было признано годными к военной службе 285 тыс. человек. Крайние обстоятельства потребовали использовать практически всех: под ружье становились по призыву и в качестве "добровольцев" 550 тыс. мальчишек. В сухопутные силы направили из них 412,5 тыс., во флот -- 12,5 тыс., в авиацию -- 30 тыс. и в войска СС -- 95 тыс. человек.

Затем двинулись старики.

-- Немалые надежды возлагались на ополчение -- "фольксштурм".

-- 10 января 1945 г. Кейтель разъяснил его задачи, и уже через 5 суток в бой были введены 37 батальонов фольксштурма.

-- 26 января последовал приказ Гитлера о создании "смешанных боевых групп" фольксштурма и боевых соединений.

-- В феврале фольксштурм получил задачу ведения боевых действий "по типу партизанской войны" со снабжением из деревень. Вскоре выяснилось, что ополчение в боях себя не оправдывает.

-- Командующий группой армий "Центр" предлагал использовать эти отряды только на знакомой местности, на тыловых позициях, для охраны и мелкими группами "как партизан".

Наряду с организационными мерами фашистское руководство довело до крайности террористическое устрашение и свирепую идеологическую обработку личного состава армии, чтобы заставить его под угрозой жестоких репрессий яростно биться до конца. Использовалось все.

-- Все средства пропаганды были брошены для внушения солдату мысли о необходимости сражаться "за фюрера", "за рейх", о том, что любое "предательство" будет страшно караться.

-- Дикая расправа гестапо с участниками покушения на Гитлера снималась для кино крупным планом во всех деталях на десятках тысяч метров пленки, чтобы потом служить устрашению армии.

Начиная с апреля 1945 г. для ускорения вынесения смертных приговоров вместо полевых судов в войсках стали действовать военные трибуналы, в которых заседал лишь один офицер. Он творил скорый суд.

-- Даже отставшие от своих частей немедленно расстреливались.

-- 8 марта Кейтель отдал приказ: каждый, кто попадает в плен, не будучи раненым, или если он не может доказать, что сражался до последней возможности, "исключается из сообщества порядочных и храбрых солдат", а его родственники подвергаются репрессиям.

-- Подозреваемых беспощадно уничтожали, вешали на фонарных столбах, подвергали зверским пыткам.

Но неодолимое наступление Красной Армии весной 1945 г. сокрушило Восточный фронт. На Западе союзники вступили в Германию.

Катастрофа приближалась.

В имперской канцелярии все перемешалось. Все еще шли служебные совещания, обсуждались разные планы, фюрер произносил речи. "Если война проиграна, народ должен погибнуть, -- заявил он однажды. -- Эта судьба неотвратима".

Гудериан вспоминает: "Мне приходилось два раза в сутки ездить к фюреру, что при напряженной обстановке было почти правилом, -- два раза из Цоссена в Берлин, в имперскую канцелярию, и обратно, т. е. четыре раза по 45 минут, а всего три часа. Доклады у Гитлера продолжались два, а большей частью три часа, итого шесть часов. Таким образом, на одни только доклады об обстановке на фронтах я затрачивал по восемь -- девять часов. Занимались одними разговорами, переливали из пустого в порожнее".

Многочисленные проблемы: удерживать или оставлять Курляндию, сражаться или отходить в Венгрии, наступать или нет на Кюстринский плацдарм советских войск, который после завершения Висло-Одерской операции был грозно нацелен прямо на Берлин, -- не получали разрешения. Единственное, что еще могло успешно делать верховное командование, -- перемещать генералов. И такой бесплодной возможностью оно пользовалось в последние недели особенно усердно в надежде, что кто-то другой лучше предшественника продлит на день их общее жалкое существование.

Когда 24 февраля 1945 г. в последний раз собрались гаулейтеры, чтобы выслушать Гитлера, он явился перед ними поникший, с полубезумным взглядом. Его левая рука дрожала, и он не мог поднести к губам стакан воды. "Возможно, -- медленно сказал он, -- скоро будет трястись и моя голова, но сердце -- никогда". Он уверенно смотрит в будущее. У него есть секретное оружие и кое-что еще, и это поможет в последний момент изменить положение. Но себя убедить он уже, видимо, не мог. По свидетельству генерала авиации Каммхубера, во время доклада в конце марта Гитлер сказал ему: "Война проиграна. Это знаю я сам".

С уходом 28 марта 1945 г. в отставку генерала Гудериана открылся занавес перед последним эпизодом чудовищной истории германского верховного командования во второй мировой войне. И этот эпизод заслуживает внимания.

Последняя страница летописи войны наполнена отвратительными картинами предсмертных конвульсий фашистского верховного военного руководства, загнанного теперь в тесные бункера на узком пространстве, еще именуемом третьим рейхом. "Ужаснейшее в этом адском спектакле заключалось в том, -- пишет П. Э. Шрамм, -- что машина руководства функционировала до конца, подгоняемая, с одной стороны, боязнью перед последствиями потери командования и безвластием..., с другой стороны, чувством лояльности по отношению к высшей государственной власти..., верой, что фюрер должен еще иметь какую-то обоснованную надежду, если он продолжает сопротивление".

Советские войска стояли в 80 км от Берлина, под Гёрлицем и под Веной. Союзники уже достигли Эссена, Касселя, Маннхейма. Верховное Главнокомандование Красной Армии подготовило удар на Берлин, чтобы завершить разгром фашистской Германии.

Финальная грандиозная эпопея войны в Европе -- Берлинская операция -- может быть правильно оценена лишь в том случае, если читатель ясно представит себе, что у фашистской стороны она была связана с последним отчаянным взрывом фанатизма гибнущей нацистской системы. Требуя защищать Берлин до последнего человека, гитлеровская верхушка смогла в последний раз заставить солдат, генералов и офицеров вермахта сражаться с безумием обреченных. Дикие угрозы репрессиями, вопли зловещей фашистской пропаганды, страх мещанства, шовинистический угар, яростное упорство солдат -- все воплотилось в лозунге "Берлин останется немецким". Каким образом это произойдет -- никто не знал. Но нацисты вели борьбу за Берлин с ярым ожесточением. Все это необходимо учитывать особенно потому, что кое-где за рубежом имеется тенденция к недооценке германского сопротивления в столице рейха, опирающаяся на упрощенное сопоставление цифр, характеризующих силы сторон.

Гитлеровская клика находилась теперь в совершенно безвыходной ситуации. Но она все еще старалась оттянуть наступление последнего часа, отдалить момент возмездия. Она жаждала разрушения, смерти всех и вся. Она не считалась ни с какими жертвами, была готова в своем кровавом изуверстве уничтожить германский народ, Германию во имя продления своей презираемой и проклятой всеми жизни. Вся мерзость, вся преступность фашистской системы последний раз сконцентрировались в событиях заключительного сражения.

Чтобы удержать столицу, гитлеровская ставка сосредоточила на берлинском направлении крупные силы. В группах армий "Висла" и "Центр" под Берлином находилось до 1 млн. человек, 10,4 тыс. орудий и минометов, 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий, много другой техники. Гарнизон города насчитывал более 200 тыс. человек.

Комиссаром обороны стал Геббельс.

Приказ о подготовке обороны Берлина, отданный 9 марта 1945 г., гласил: "Задача. Оборонять столицу до последнего человека и до последнего патрона".

Далее следовало:

-- "Эту борьбу войска должны будут вести с фанатизмом, фантазией, с применением всех средств введения противника в заблуждение, военной хитрости, с коварством, с использованием заранее подготовленных всевозможных подручных средств, на земле, в воздухе и под землей...

-- Однако предпосылкой для успешной обороны Берлина является удержание во что бы то ни стало каждого квартала, каждого дома, этажа, каждой изгороди, каждой воронки от снаряда!

-- Речь идет вовсе не о том, чтобы каждый защитник германской столицы во всех тонкостях овладел техникой военного дела, а, прежде всего, о том, чтобы каждый боец был проникнут фанатической волей и стремлением к борьбе, чтобы он сознавал, что мир, затаив дыхание, следит за ходом этой борьбы и что борьба за Берлин может решить исход войны".

Фашистские маньяки, готовые превратить в развалины и пепел свою страну, отдали еще 19 марта приказ "О выжженной земле", в котором требовали уничтожения предприятий, материальных запасов, путей сообщения, средств связи и т. д.

Нацистское руководство мобилизовало все ресурсы, чтобы отстоять Берлин, избежать безоговорочной капитуляции. Против [734] Красной Армии оно выставило 214 дивизий (в том числе 34 танковые) и 14 бригад. Против союзников, продвигавшихся к Эльбе, находилось 60 дивизий (из них 5 танковых). 3 апреля имперская канцелярия распорядилась: "Предстоящее большое наступление большевиков должно быть отбито при любых обстоятельствах".

Цели Берлинской операции -- овладеть городом, окружить и рассечь берлинскую группировку, а затем ликвидировать ее, выйти на Эльбу и здесь соединиться с союзниками -- предполагалось достигнуть мощными ударами войск 1-го и 2-го Белорусских, 1-го Украинского фронтов под командованием Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова, К. К. Рокоссовского, И. С. Конева. Советское командование провело тщательную подготовку завершающего удара, сосредоточив здесь крупные силы.

В немецких штабах ждали последнего удара. Автор записок о катастрофе рейха, бывший офицер генерального штаба сухопутных сил Г. Больдт, довольно детально передает обстановку: "В районе всего фронта 9-й армии, -- вспоминает он, -- царило напряжение, готовое, казалось, вот-вот взорваться, напряжение, которое, как мне сказал по телефону один офицер штаба, можно сравнить только с духотой кануна грозы. Мне эта нервная обстановка слишком хорошо знакома по тем годам, которые проведены на фронте. Когда находишься там, в самой гуще, и довлеет только одна эта проблема, то кажется, что нужно кричать, чтобы разрядить эту удушающую, захватывающую дыхание атмосферу".

Фанатизм сочетался с каким-то полубезумием, охватившим правящую клику. В передачах по радио, в ежедневной прессе, в пропагандистских воззваниях, на конференциях руководящих деятелей и в их беседах теперь все вращалось, как в карусели, вокруг одного и того же вопроса -- смерти 12 апреля президента США Рузвельта. Хотя не было ни малейших признаков в пользу политических изменений, Геббельс назвал смерть Рузвельта чудом, поворотом в немецкой судьбе. Фюрер, заявил он, прав, сравнивая эту войну с Семилетней, когда смерть Елизаветы точно вот так же спасла Германию. Геббельс стимулировал новую волну пропаганды. Он заклинал немцев, стараясь заставить их поверить в то, что "американо-советский союз" стоит перед непосредственным распадом и война закончится для третьего рейха победоносно.

Наступило 16 апреля, и напряженная нервная атмосфера на фронте разорвалась. "Когда еще на всем лежала тьма, -- продолжает Г. Больдт, -- русские открыли ураганный огонь из многих тысяч орудий по 9-й армии и 4-й танковой армии у Кюстрина, такой огонь, что словами невозможно передать. Было так, как если бы подняли занавес перед последним действием последнего большого сражения в этом мире, когда начался этот артиллерийский огонь невообразимой мощи. Размещенные на километры в ширину и глубину стояли советские батареи буквально орудие к орудию. Это был ураганный огонь, продолжавшийся часами. Затем русские полки, дивизии и армии двинулись в атаку". Началась Берлинская операция, последняя величайшая операция Красной Армии в Европе.

В тот же день Гитлер отдал приказ солдатам Восточного фронта. Он обещал: "...Берлин останется в немецких руках. Вена станет снова немецким городом". На улицах столицы царила лихорадочная суета. Отдаленный, равномерный, глухой рокот с раннего утра заставил население выйти из домов и подвалов. Отряды народного ополчения устремлялись к сборным пунктам. Проходы в противотанковых заграждениях в окрестностях Берлина и в самой столице были немедленно закрыты, за исключением одного пропускного пункта. Люди со страхом прислушивались к далекому голосу фронта.

А на фронте начиналось последнее грандиозное сражение в Европе.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков вспоминает: "Гитлеровские войска были буквально потоплены в сплошном море огня и металла. Непроницаемая стена пыли и дыма висела в воздухе, и местами даже мощные лучи зенитных прожекторов не могли ее пробить". Почти 98 тыс. тонн металла выпустили орудия советской артиллерии на берлинском направлении. Только в течение первых суток 6,5 тыс. раз вылетали советские самолеты, нанося удары по плотной, как стена, германской обороне, прикрывавшей непосредственные подступы к Берлину. Упорные бои развернулись на всем фронте наступления советских войск.

Для германского верховного командования наступали последние дни.

Гитлер, уехавший из "Вольфшанце" еще в декабре 1944 г., перебрался затем в Цигенберг, откуда руководил наступлением в Арденнах. 16 января 1945 г. он приехал в Берлин и обосновался в своем бомбоубежище на 15-метровой глубине под рейхсканцелярией, которая уже превращалась в руины.

Теперь бросим последний взгляд на два пункта, которыми мы занимались уже достаточно долго -- ставку Гитлера и ОКХ, -- и посмотрим, что же там происходило в последние дни существования третьего рейха, чем занимались его полностью обанкротившиеся обитатели прежде, чем уйти в небытие.

Весь аппарат военного руководства -- штаб верховного главнокомандования, генеральный штаб сухопутных сил -- расположился в обширном и благоустроенном военном городке Цоссен. Рядом с огромными рабочими помещениями находилось подземное железобетонное царство, которое могло выдержать любое нападение с воздуха. И действительно, когда в середине марта авиации около часа бомбила расположение штаба сухопутных сил, в убежище почти никто не пострадал. Легкое ранение получил лишь генерал Кребс. Такое боевое крещение генералу выпало незадолго до получения новой должности: он был назначен вместо Гудериана начальником генерального штаба сухопутных сил.

Гудериан так характеризовал своего бывшего помощника, а теперь преемника: "За всю продолжительную службу в генеральном штабе он хорошо усвоил искусство делопроизводства и умение приспосабливаться к начальству, что делало его недостаточно стойким перед таким человеком, как Гитлер. К тому же Кребс был закадычным другом генерала Бургдорфа, начальника управления личного состава сухопутных сил, с которым он когда-то вместе учился в военной академии. Бургдорф ввел Кребса в общество своих друзей из главной ставки фюрера, в общество Бормана и Фегелейна, с которым Кребс также установил тесную дружбу. Эти дружественные связи лишили его накануне финала кошмарной драмы в имперской канцелярии духовной свободы и независимости".

Днем 19 апреля, когда по Берлину поползли слухи: русские танки прорвались на Шпрее и двигаются к городу с юга, -- Геббельс выступил по радио с "обращением к немецкому народу", которое на следующий день, 20 апреля, в день рождения Гитлера, было напечатано во всех еще выходивших газетах. Еще кое у кого теплилась вера в какое-то тайное оружие, которое будет применено в ближайшие же часы или дни. Кроме того, ведь между русскими и американцами неминуемо произойдет столкновение. Геббельсу удалось достигнуть того, что большая часть немецких солдат под Берлином действительно верила: американцы вскоре придут на помощь против русских. Над Берлином разбрасывались листовки: "Войска и танки прибудут, и это приведет нас к свободе и к победе".

Наступило 20 апреля -- день 56-летия Гитлера. Танки генералов Рыбалко и Лелюшенко после стремительного броска вышли на южные подступы Берлина. Они уже находились в Баруте -- в двух десятках километров от Цоссена. Столь убедительное "поздравление" фюреру, естественно, не могло не наложить отпечатка на традиционное празднество. После победы над Францией рейхстаг преподнес Гитлеру в день его рождения миллион марок. С тех пор в могилу легли миллионы немцев, а наступающие дивизии той самой Красной Армии, которую Гитлер многократно объявлял уничтоженной, в последний день его рождения стояли у стен Берлина и победоносно завершали войну.

В имперской канцелярии происходил церемониал поздравлений.

-- Прибыли почти все "старые боевые соратники" -- вся банда, дни которой подходили к концу: Геринг, Геббельс, Гиммлер, Борман и другие, а также верхушка трех видов вооруженных сил вермахта.

-- "Соратники" стали требовать от фюрера, чтобы он покинул Берлин и со своим штабом и главной квартирой переехал в Верхнюю Баварию. Но Гитлер был нерешителен. Единственное, с чем он согласился на случай, если Германия после встречи американцев и русских окажется разделенной на две части, чтобы гросс-адмирал Дениц в северной части рейха, которая тогда станет самостоятельной, взял на себя правление государственными делами.

-- Гиммлер со своим штабом и министерство иностранных дел должны направиться к Деницу на север, Геринг -- в южную часть страны. Одновременно разбивался на две части штаб верховного командования. Одна должна была остаться на севере у Деница, другая -- двинуться на юг, чтобы поступить в распоряжение, вероятно, Кессельринга.

Основным аргументом, который Гитлер неоднократно высказывал, почему он сам все еще остается в Берлине и, вероятно, останется там, была непоколебимая вера в самого себя. Он верил, что его присутствие будет воодушевлять тех, кто сражается.

Как только стало известно о решении Гитлера, в ночь на 21 апреля началось всеобщее бегство из Берлина.

В безумном ужасе и панике они старались скорее выбраться. Геринг настолько быстро уехал в Баварию, что даже не попрощался со своим начальником штаба Колером, оставленным при Гитлере. Риббентроп с никому не нужными теперь дипломатами пробирался на север, к гросс-адмиралу Деницу.

В столице с Гитлером остались Борман, Бургдорф, заместитель Гиммлера Фегелейн, конечно Геббельс, назначенный комендантом Берлина, и другие.

ОКВ раскололось, но генеральный штаб сухопутных сил еще жил. Он оставался в Цоссене и отсюда безуспешно пытался руководить событиями. Мутный рассвет 21 апреля офицеры генерального штаба встретили с настроением обреченных. Полным развалом, в маразме бесславно кончала свои дни высшая военная организация фашистского рейха.

С утра 22 апреля штаб сухопутных сил била страшная лихорадка: советские танки, вчера остановившиеся, теперь снова двинулись вперед и приближаются к Цоссену. Надо убегать, но от Гитлера нет разрешения.

Адъютант Кребса Г. Больдт вспоминает: "Незадолго до начала обсуждения обстановки у начальника, в моей комнате -- как в улье. Связные, писаря, дежурные офицеры приходят и уходят. Беседы генералов и офицеров ведутся так громко, что я вынужден многократно просить тишины, чтобы понять у телефона, что мне говорят. За несколько минут до 11 часов в комнате внезапно становится так тихо, что, пожалуй, слышно было бы, если бы на пол упала булавка.

И вот снова это хриплый, лающий звук разрыва снаряда. Кто хоть раз побывал там, в гуще, на фронте, тот слишком хорошо знает этот шум. Все смотрят друг на друга скорее с ужасом, чем с удивлением, и вот кто-то нарушает молчание и говорит: "Это, несомненно, русские танки из Барута. Десять или может быть пятнадцать километров от нас". Другой говорит: "Через полчаса они могут уже быть здесь".

Генерал Кребс вышел из кабинета: "Разрешите просить вас, господа". Последнее обсуждение обстановки у начальника немецкого генерального штаба сухопутных сил началось".

Последнее в истории третьего рейха военное совещание у Гитлера открылось во второй половине дня 22 апреля. Доклады, как обычно, сделали Иодль, потом Кребс. Они подробно сообщили о положении на разных фронтах. Гитлер в полузабытье почти не слушал обоих генералов, ровными голосами говоривших о страшных, невообразимых для всех присутствующих делах.

...

Неожиданно к удивлению всех Гитлер сник и как слепой стал медленно пробираться к своему стулу. Все закончилось так же внезапно, как началось. "Фюрер третьего рейха" трясся в рыданиях как ребенок и сквозь рев впервые без обиняков или раскаяния признался: "Все кончено... война проиграна... Я застрелюсь".

Воцарилось гробовое молчание. Все стояли растерянные, наблюдая эти дикие конвульсии. Затем все участники омерзительной сцены пришли в движение. Они бросились к обожаемому фюреру -- первым Иодль -- и стали уговаривать его остаться на этом свете. Иодль напоминал о "долге перед народом и вермахтом". Ведь солдаты еще сражаются. На юге Шернер и Кессельринг способны изменить ситуацию. Он должен сейчас же переехать в Берхтесгаден и руководить оттуда борьбой.

Трудно понять, чего здесь было больше: фарса, отчаянной надежды отдалить час расплаты, тупой преданности или боязни друг друга и мести фюрера за "предательство в последний час". Видимо, и то, и другое, и третье в разных пропорциях.

Наконец Гитлер пришел в чувство. Он заявил, что останется в Берлине, и приказал объявить об этом народу. Он подтвердил, что гросс-адмирал Дениц получит все полномочия в отношении гражданских и военных дел на севере Германии. Кейтель и Иодль должны принять на себя из Берхтесгадена дальнейшее руководство войсками, сражающимися на юге страны, в Богемии, Австрии и в Северной Италии. Потом Гитлер приказал, чтобы Борман -- он только недавно отказался подчиниться приказу Гитлера покинуть Берлин, -- Бургдорф, Кребс и, конечно, Геббельс, а также связные офицеры остались с ним в бункере. Кейтель и Иодль отказались уехать в южные районы. Они решили отправиться к войскам и обещали Гитлеру сделать все, чтобы освободить Берлин. Кейтель в эту же ночь поехал к Венку и к соединениям [746] его, 12-й армии. Иодль -- к Штейнеру, а оттуда в Крампниц, где теперь собиралось все больше офицеров ОКВ. Кейтель и Иодль надеялись организовать атаку с юга на Берлин 9-й и 12-й армий, а с севера -- войск Штейнера и Хольсте. Кроме того, Иодль рекомендовал полностью оголить Западный фронт против союзников и эти силы также направить для "борьбы за Берлин".

Тем временем генеральный штаб сухопутных сил с великими усилиями, буквально пробиваясь сквозь толпы беженцев, прибыл из Цоссена в Потсдам. Руководство штабом вместо Кребса, сидевшего, как полагали, с Гитлером в его бункере, временно принял генерал Детлефсен. Он не мог ничем и никем руководить, потому что все ответственные лица находились в Берлине и в Крампнице и потому что не имел ни с кем устойчивой связи, кроме Иодля и "фюрербункера". Так закрывалась последняя страница истории генерального штаба сухопутных сил.

Наиболее активной фигурой в эти дни оказался Иодль. Пожалуй, из всей руководящей клики он один думал о каких-то планах и пытался их осуществлять.

Штурм Берлина и его падение означали конец фашистского рейха.

На Западе капитуляция вскоре приняла массовый характер. Но на Восточном фронте немецкие войска продолжали упорное и ожесточенное сопротивление.

Цель правительства Деница состояла в том, чтобы, не прекращая борьбу против Красной Армии, попытаться достигнуть "частичной капитуляции" перед союзниками. Наиболее сильной группировке фашистских войск на юге -- группам армий "Центр" и "Австрия" -- Дениц приказал не прекращать военные действия в Чехословакии и одновременно отводить к западу "все, что только возможно". Возглавивший эту группировку фельдмаршал Шернер получил от главного командования задачу "как можно дольше продолжать борьбу против советских войск".

Распад остатков фашистского государственного организма шел теперь с молниеносной быстротой.

Кончил самоубийством Геббельс, до последнего часа требовавший выполнять "волю фюрера" о "фанатическом сопротивлении".

Комендант Берлина генерал Вейдлинг, видя бессмысленность борьбы, сообщил советскому командованию о своей готовности капитулировать. Перейдя после полуночи 2 мая с белым флагом на сторону советских войск, он прибыл в штаб 8-й гвардейской армии. По требованию генерала В. И. Чуйкова, Вейдлинг подписал приказ о капитуляции берлинского гарнизона. Сразу же его текст был передан по радио войскам. Десятки тысяч понурых, опустошенных, сломленных морально и физически солдат и офицеров разгромленного вермахта покинули свои последние позиции в поверженной столице, чтобы отправиться в плен.

Третий рейх был повержен.

И его военным руководителям осталась теперь лишь одна, последняя миссия:

-- перед всем человечеством признать полный военный, моральный, идейный крах германского фашизма и милитаризма во второй мировой войне;

-- признать реальность катастрофы империи Гитлера, всех чудовищных планов завоевания мира, которыми так долго фашистская клика обманывала немецкий народ и во имя которых она превратила Европу в затопленные кровью руины.

Им ничего не оставалось, как выполнить эту последнюю миссию прежде, чем предстать перед судом народов.

7 мая в 12 час. 45 мин. имперский министр Шверин фон Крозигк объявил по радио немецкому народу о безоговорочной капитуляции Германии.

В 22 часа верховное командование вермахта передало свой последний приказ: "9 мая в 00 часов 00 минут всем видам вооруженных сил всех театров военных действий, всем вооруженным организациям и отдельным лицам прекратить боевые действия против прежних противников... Иодль, генерал-полковник".

Наступила полночь 8 мая. В предместье Берлина -- Карлсхорст, в серое здание бывшей столовой военно-инженерного училища прибыли представители верховных командований союзников. В зале за длинным широким столом заняли места Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, главный маршал авиации Англии Артур В. Теддер, генерал К. Спаатс, генерал Ж. Делатр де Тассиньи. Сюда же ввели представителей германского верховного командования.

Вторично за четверть века лидеры германской реакции ставили подписи под документом, фиксирующим военное поражение рейха в развязанной им мировой войне. Но если в Зеркальном зале Версальского дворца 26 лет и 10 дней назад это сделали второстепенные чиновники кайзеровской монархии, то теперь полный крах германского милитаризма фиксировал его высший представитель -- фельдмаршал, шеф ОКВ, правая рука Гитлера -- Кейтель.

Первый пункт подписанного Кейтелем, генералом Штумпфом и адмиралом Фридебургом акта о капитуляции гласил: "Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, -- Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил".

"Соглашаемся на безоговорочную капитуляцию"!

Д.М. Проэктор

Агрессия и Катастрофа. Высшее военное руководство фашистской Германии во второй мировой войне. Издание 2-е, переработанное и дополненное. Издательство "Наука". Москва 1972

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 08/05/2015, изменен: 08/05/2015. 86k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 6 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Особой следственной военной комиссии Пруссии установлено (1813): из 7 тыс. офицеров только 208, т. е. всего около 3%, окаќзались недостойными своего мундира. Работа комиссии реабилиќтировала прусского офицера; дух его был поднят, так как в среде армии не осталось недостойных лиц, и прусский офицер отныне мог смело смотреть в лицо мирным гражданам, не краснея за свой мундир.

Каменев Анатолий Иванович "Прусский учитель одержал победу над французами".

Каменев Анатолий Иванович
"Прусский учитель одержал победу над французами".