ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Пружина войны и мира

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее...

ПРУЖИНА ВОЙНЫ И МИРА

Анатолий Каменев

.... Какую пользу может извлечь читатель из рассказов о войнах, битвах, о покорениях и осадах городов, если при этом он не уясняет себе причины, по которым в каждом отдельном случае одна сторона выигрывала дело, другая теряла?

Полибий

Вопрос, поставленный Полибием, - не риторический, а вполне прагматический и актуальный.

Прагматика его заключается в том, что история Древнего Рима не только уникальна, но и всемирно значима, о чем убедительно написал в свое время Луций Флор:

"Он (римский народ - А.К.) так широко пронес свое оружие по вселенной, что те, кто прочтут о его делах, познакомятся не с одним народом, а с деяниями всего рода человеческого. И в такие его бросало труды и опасности, что покажется, будто в создании империи состязались Доблесть и Счастье".

Сказанное Флором вовсе не метафора, а исторический факт, который, нам думается, в должной мере еще не осмыслен.

Другими словами, из римской истории можно извлечь достаточно серьезные уроки

-- по поводу войны и мира,

-- об отношений с соседями и союзниками,

-- о бдительности государства и

-- о боевой готовности страны и т.д.

Актуальным вопрос Полибия может быть признан на том основании, что в современных международных отношениях война не снята с повестки дня, а готовность к отражению возможной агрессии объективно является задачей номер один в любом здравомыслящем государстве.

В то же время мало кто осознает тот факт, что обороноспособность государства - это не только боеспособность его вооруженных сил. И боеспособность вооруженных сил состоит не в количестве, а в качестве личного состава, где на первом месте стоят офицерские кадры, а не рядовые воины.

Римский опыт наглядно показывает нам как правителей и народ убаюкивают победы, "замиренные" народы и как "внезапно" возникает военная опасность, а также и то, как можно без боя и решительного сражения лишиться всех завоеваний, всех приобретений, которые достались римскому народу ценою огромных потерь, доблести полководцев и беспримерного напряжения сил многих поколений римских воинов.

Рим пал значительно раньше, чем был разграблен вандалами.

Римляне задолго до этого сами подорвали боевую мощь своей империи:

-- борьбой между патрициями и плебеями, разрушив национальное согласие;

-- гражданскими войнами, спровоцированными честолюбивыми полководцами и политиками;

-- подрывом дисциплины и разложением армии всякого рода попущениями и подачками;

-- изменой национальным принципам комплектования войск и т.д.

"Сколько вынесли! Сколько раз стояли на краю гибели, чтобы воздвигнуть, наконец, эту, грозящую рухнуть, державную громаду!" - так безрадостно предрекал падение Рима Тит Ливий.

-- Почему так произошло?

-- Каким образом война и мир влияли на могущество и положение Рима в древнем мире?

-- Какие войны были "ключевыми" и на каком оселке, "римский народ заострял меч своей доблести"?

-- Что внутри и во вне римской империи привело к ее падению?

-- Где следует искать ответ на поставленные вопросы?

Безусловно, правильный отбор источников предопределяет успех поиска.

Вот почему мы считаем необходимым отдать предпочтение фундаментальным трудам выдающихся историков древнего мира, среди которых, безусловный приоритет имеют Полибий, Тит Ливий, Луций Флор, Плутарх, Аппиан, Корнелий Тацит, а также более поздние историки-исследователи, такие как Н. Макиавелли, Ш. Монтескье, Г. Дельбрюк, Н.С. Голицын и др.

Мы не ставим целью детально проанализировать все войны и по каждой из них дать свое заключение.

На то нет особой необходимости, ибо война войне - рознь, да и не всякая война поучительна.

Прежде всего, следует обратить внимание на тот факт, что на этапе возмужания римского народа война сыграла исключительную роль в развитии этой нации.

Об этом в своей работе "Эпитомы римской истории" убедительно свидетельствует Луций Аней Флор:

"...Словно какие-то силы постоянно толкали их к войне, чтобы оружие не покрылось ржавчиной от бездействия.

Все они, постоянные и как бы внутренние враги, приучали молодых солдат к военной службе, и на этих племенах, как на некоем оселке, римский народ заострял меч своей доблести".

Трудно не согласиться с мыслью Флора о том, что не просто так, а в порядке испытания, войны были посланы римскому народу:

"И в самом деле, натиск бедствий был таков, что я счел бы их ниспосланными богами. Ибо бессмертные боги хотели знать, достойна ли владеть миром римская доблесть".

Вдумчивый историк (Флор) пытается дать ответ на вопрос: что более всего принесло пользы римскому народу - победы, горечи поражений или же "ослепительные проявления доблести?"

Из римской истории мы ясно увидим, что не всякая победа преумножала доблесть, что были победы, которые и тогда, и сегодня назывались "пирровыми".

Были и поражения, которые искуплялись внушительными победами и очень благотворно влияли на граждан и правителей.

Именно о таких временах говорил Тит Ливий:

"Государство полнилось благочестием, а после недавнего поражения и вожди стали очень богобоязненны" ...

0x01 graphic

Гемера ("день") --

в греческой мифологии богиня дневного света, олицетворявшая день

"Манлиев правеж"

"Умный правитель возвеличивает и укрепляет свое государство тремя делами: хорошими законами, сильным войском и достойными примерами"...

(Н. Макиавелли)

Нельзя обойти вниманием те два обстоятельства, которые, как отмечают историки, сыграли решающую роль в укреплении боевой мощи римлян: уважение к богам и законам:

"Однако захватившего нынешний век неуважения к богам тогда еще не знали и никто не старался истолковать законы и клятвы к собственной выгоде, а скорее приноравливался к ним сам".

Несколько иными словами, но о том, же говорит и Полибий:

-- "Я полагаю, что каждому государству присущи два начала, которые и определяют, заслуживает ли его учреждения и отправления их подражания, или следует отказаться они них.

-- Начала эти - обычаи и закон.

-- Те из них заслуживают соревнования, которые вносят благонравие и умеренность в частную жизнь людей, в государстве же водворяют кротость и справедливость; нравы и обычаи противоположные достойны осуждения.

-- Если, таким образом, у какого-либо народа мы наблюдаем добрые обычаи и законы, мы смело можем утверждать, что хорошими окажутся здесь и люди, и общественное устройство их.

-- Точно так же, если мы в частной жизни людей видим любостяжание, а в государственных деяниях неправду, очевидно можно с большею вероятностью предположить, что и законы их, и нравы частных лиц, и весь государственный строй негодны".

И еще, следует запомнить чрезвычайно важный вывод Тита Ливия в отношении закона:

"...Закон - глух, неумолим, он спасительней и лучше для слабых, чем для сильных, он не знает ни снисхождения, ни пощады для преступивших"...

Незыблемые и неумолимые законы - опора государственности, необходимая база нравственности и справедливости. Только в таком случае государство вправе рассчитывать на проявление гражданских чувств и гражданского долга.

Во времена верховенства закона римские полководцы были неумолимы, а порой и беспощадны даже к самым близким, о чем свидетельствует рассказ Тита Ливия о Тите Манлии, сыне консула.

Тот, вопреки приказанию, поразил тускуланского всадника Гемина Месция и с доспехами последнего прибыл в лагерь, рассчитывая заслужить поощрение отца-консула:

"Отец, - сказал он, - чтобы все видели во мне истинного твоего сына, я кладу к твоим ногам эти доспехи всадника, вызвавшего меня на поединок и сраженного мною".

Услыхав эти слова, консул отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор; когда воины собрались, он молвил:

-- "Раз уж ты, Тит Манлий, не почитая ни консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа, сразился с врагом и тем в меру тебе доступного подорвал в войске послушание, на котором зиждилось доныне римское государство, а меня поставил перед выбором - забыть либо о государстве, либо о себе и своих близких, то пусть лучше мы будем наказаны за наш поступок, чем государство станет дорогой ценою искупать наши прегрешения.

-- Послужим же юношеству уроком, печальным, зато поучительным, на будущее.

-- Конечно, ты дорог мне как природный мой сын, дорога и эта твоя доблесть, даже обманутая пустым призраком чести; но коль скоро надо либо смертью твоей скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда подорвать ее, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине.

-- Ступай, ликтор, привяжи его к столбу".

Услыхав столь жестокий приказ, все замерли, словно топор занесен у каждого над собственной его головою, и молчали скорее от ужаса, чем из самообладания.

Но, когда из разрубленной шеи хлынула кровь, все стоявшие дотоле, как бы потеряв дар речи, словно очнулись от чар и дали вдруг волю жалости, слезам и проклятиям.

Покрыв тело юноши добытыми им доспехами, его сожгли на сооруженном за валом костре и устроили похороны с такою торжественностью, какая только возможна в войске; а "Манлиев правеж" внушал ужас не только в те времена, но и для потомков остался мрачным примером суровости".

Следует ли удивляться тому факту, что почитание закона, высокие гражданские чувства, патриотизм, искренняя любовь к отечеству генерировали высочайшую воинскую доблесть?

Нет, ибо пример воинской добродетели показывали сами полководцы.

Так, когда осаждали фалисков, "удивительную порядочность проявил полководец Камилл: заслуженно заключив в оковы школьного учителя, предателя города, он отослал его назад вместе с мальчиками, которых тот привел". Луций Флор по этому поводу констатирует:

"Ибо благочестивый и мудрый муж знал, что истинна лишь та победа, которая сообразуется с чистой совестью и безупречным достоинством".

Пример другого полководца, Цинцината, свидетельствует о другом важнейшем качестве древних римских витязей - скромности и благородстве:

"Завершив поход, пахарь-триумфатор - клянусь богами! - столь же проворно вернулся к быкам. От начала до конца войны прошло 15 дней".

Это в последующее время полководцы всячески домогались триумфа или оваций (малого триумфа). Но не таковы были полководцы раннего Рима: они исполняли свой долг не ради наград, привилегий и богатств, а в силу своего гражданского долга и ответственности перед отечеством.

0x01 graphic

Диана после охоты, 1742.

Художник Франсуа Буше

Не в почете среди этих военачальников было коварство и подлость.

Они предпочитали сохранять незапятнанной свою честь и берегли себя от соблазна нажиться на войне:

"Курий выгнал из лагеря лекаря, просившего деньги за царскую голову, а Фабриций отказался от части государства, предложенной ему царем. Во время мира тот же Курий предпочел самнитскому золоту свои глиняные сосуды, а Фабриций с цензорской строгостью осудил консуляра Руфина за обладание 10 фунтами серебра как за расточительство".

В позднее время, правда, значительно реже, были еще случаи бескорыстия и целомудренности среди римских полководцев.

Так, по мнению Флора:

"Не подлежит сомнению и роль исключительной нравственной чистоты полководца (Сципиона - А.К.) при покорении Испании: он возвратил варварам юношей и девушек особой красоты, не пожелав даже их увидеть, чтобы не показалось, будто он хотя бы взглядом опорочил чистоту девственности".

Но тут следует отметить весьма серьезную разницу в духовном облике ранних и поздних римских полководцев: у первых духовная доблесть всегда стояла на первом плане и не было ничего такого, что могло бы ее сместить с этого места; у вторых, на первом плане стоял личный интерес (будь то корысть, славолюбие, властолюбие и т.п.), а нравственность могла найти свое проявление лишь в том случае, если нравственный поступок не мешал достижению личной выгоды.

"Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе", 1871.

Художник Николай Николаевич Ге

"Никакие слова не могут дать им такого ясного представления о добродетелях и пороках, как поступки других людей, если вы будете руководить их наблюдением и обращать их внимание в ту или другую хорошую или дурную сторону поведения".

Джон Локк

Однако, возвратимся ко временам господства в римском обществе патриотизма, гражданского долга и истинной доблести.

Если и есть случаи, когда от одной причины могут быть разные последствия, в силу разнообразных сложившихся обстоятельств, то есть область, где не может быть иных последствий: они могут быть либо положительные, либо отрицательные.

Прежде всего, это относится к примеру руководителя, в данном случае дело идет о примере полководца:

"Верно, сказано: каков полководец, таково и войско".

Когда римские полководцы блистали доблестью, царь эпирский Пирр не случайно был поражен превосходством римских воинов, что поневоле воскликнул:

"О, как легко было бы захватить власть над миром, если бы у меня были римские воины или бы я был римским царем!"

А, увидев, каково было рвение римлян в восполнении потерь, Пирр сказал:

"Вот когда я убедился, что впрямь происхожу от Геракла: головы врагов вырастают словно из их собственной крови, как срезанные головы Лернейской гидры".

Кто может удивиться, что "при таких нравах и такой доблести воинов римский народ оказался победителем и в одной только тарентинской войне за четыре года покорил большую часть Италия, храбрейшие народы, богатейшие города, плодороднейшие области?".

0x01 graphic

"Аллегория победы Екатерины II над турками"

Художник Стефано Торелли, 1772

"Анталкидов мир"

"Рим никогда не считался с выгодами и потерями, он думал только о своей славе.

Он не представлял себе, что он может существовать, не господствуя, и поэтому никакие надежды или опасения не заставили бы его принять такой мир, в котором не он диктует условия противнику"

Ш. Монтескье

Рим древнего периода жил не только как военный лагерь, но и как единый организм, сплоченный мыслью все сделать и не жалеть ничего для победы над врагом:

"Не было оружия - его взяли из храмов.

Не было молодежи - для военной присяги освободили рабов.

Обеднела казна - сенат добровольно внес в нее свои богатства. Себе не оставили ничего, кроме золота в буллах и кольцах.

Примеру сената последовали всадники, им подражали трибы.

А когда в консульство Левина и Марцелла вносились в казну богатства частных людей, для записи едва хватало таблиц и рук писцов".

ОДНАКО,

начиная с Пунических и Митридатовых войн, все чаще стали проявляться нравственные пороки, породившие в римском обществе смуту, разногласия и гражданскую войну.

Полководцы начали больше думать о личном благе, власти и богатстве, чем о благоденствии нации и процветании государства.

Для наглядности приведем два примера:

1. "Марк Антоний, первым вторгшийся на остров (Крит - А.К.), был так уверен в победе, что вез на кораблях больше оков для пленных, чем оружия. И поплатился за свою опрометчивость, ибо враг перехватил много кораблей".

2. "...Страсть консула Красса, - а он жаждал парфянского золота, - была наказана разгромом одиннадцати легионов и его собственной гибелью".

В истории Древнего Рима позитивно то, что в вопросах войны и мира древние римские правители умели сохранять баланс войны и мира.

В самом начале римской истории это был как бы естественный процесс: цари-воины сменяются царями-миротворцами.

Но, следует обратить внимание на тот факт, что даже цари-миротворцы не забывали о военном деле и не давали римским гражданам расслабиться в неге мирного времени:

"Умы были заняты, а постоянное усердие к богам ... напитало все сердца таким благочестием, что государством правили верность и клятва, а не покорность законам и страх перед карой".

А поскольку римляне видели в своем царе непревзойденный образец воинской доблести и благочестия, то и сами старались преуспевать в военном деле и нравственности.

Мудрые правители того времени понимали, что государство должно наращивать потенциал мира, видя в нем две составляющие: во-первых, базис боеспособности государства; во-вторых, средство развития и воспитания граждан.

Вот почему они пришли к весьма важным выводам:

1. Государство должно быть "одинаково хорошо приспособленным и к войне, и к мирной жизни".

2. "...Тарквиний (Древний - А.К.) обращается к мирной деятельности с усердьем, превышавшим усилия, отданные войне; он хотел, чтобы у народа было и дома не меньше дел, чем в походе".

3. "Усилив государство расширением города, упорядочив все внутренние дела для надобностей и войны и мира, Сервий Туллий - чтобы не одним оружием приобреталось могущество - попытался расширить державу силой своего разума, но так, чтобы это послужило и к украшению Рима".

Но сохранять необходимый баланс войны и мира - задача не простая и требует она много мудрости, осторожности, осмотрительности и мужества от правителей. И не каждому из них суждено держаться здесь "золотой" середины.

0x01 graphic

Ужасы войны.

Художник Жак Калло

"Пружины войны"

"Не золото, как кричит вульгарное мнение, составляет нерв войны, а хорошие солдаты. Ибо не блеск драгоценных камней или золота, а только страх оружия подчиняет себе врагов".

Н. Макиавелли

Чаще всего, в силу ряда обстоятельств обнаруживается растущее зло - искательство новой войны, которое возникает по разным причинам:

-- власть, с целью упрочить свое положение, стремится к победоносной войне;

-- в государстве начинаю образовываться партии приверженцев мира и подстрекатели войны;

-- колебания и предательство бывших союзников побуждают принимать превентивные меры;

-- растущее стремление побежденных к реваншу провоцирует войну и т.п.

Приведем несколько примеров:

Тулл Гостилий ... "решив, что в покое государство дряхлеет, стал он повсюду искать повода к войне".

Аппий Клавдий о необходимости борьбы с Вейями (404 г. - А.К.) так говорил сенаторам:

"Или же наше имя будет внушать ужас и о нас будут знать, что ни тяготы продолжительной осады, ни суровые условия зимы не могут отогнать римское войско от раз осажденного города, что оно не знает иного конца войны, кроме победы, что оно воюет не только натиском, но и упорством?"

"Диктатор (Авл Корнелий Косс - А.К.) видел, что более упорная борьба предстоит внутри, а не вне государства; однако то ли из-за спешки с войной, то ли из-за надежды, что победа и триумф придадут силы его диктатуре"...

Новизна явления заключалась в том, что война из необходимости превращается в потребность, правда, не государства, а частных лиц, коими выступают сенаторские партии (группы) и даже отдельные личности.

Тит Ливий с огорчением констатирует:

"Но уже никакой войной не пренебрегали".

Он (Тарквиний Гордый - А.К.) первым из царей уничтожил унаследованный от предшественников обычай обо всем совещаться с сенатом и распоряжался государством, советуясь только с домашними: сам - без народа и сената, - с кем хотел, воевал и мирился, заключал и расторгал договоры и союзы.

А раз война уже вызывается не насущной потребностью, а прихотью правящей элиты, то вправе ли государство рассчитывать на благородный отклик в народных массах?

Нет, отвечает Тит Ливий, авторитетнейший историк Древнего Рима:

"Среди таких бедствий надвигается опасность еще страшней: в Рим прискакали латинские всадники с грозной вестью, что на город движется готовое к бою войско вольсков. Государство настолько раскололось раздором надвое, что известие это было совсем по-разному принято сенаторами и плебеями.

Простой народ ликовал.

Боги мстят за своеволие сенаторов, говорили плебеи; они призывали друг друга не записываться в войско, ведь лучше вместе со всеми, чем в одиночку; сенаторы пусть воюют, сенаторы пусть берутся за оружие, чтобы опасности войны пришлись бы на долю тех, на чью и добыча.

Сенат же, приунывший и напуганный двойной опасностью и от граждан, и от врагов, стал просить консула Сервилия, чей нрав был приятней народу, выручить государство в столь грозных обстоятельствах".

0x01 graphic

Свобода, ведущая народ, 1830, Лувр

Художник Эжен Делакруа

"Раз будут заражен народ,

конец государства будет близок"...

"Нации, охваченные неверием, должны обязательно претерпевать и анархию. Эта наклонность к взрыву может быть на время задержана силою власти; но это лишь антагонизм, а не излечение"...

Дж.Дрэпер

Мало того: внутри самого государства начинает гнездиться источник опасности и смуты.

В Риме - это народный трибунат.

Свидетельств тому мы много находим в трудах Тита Ливия.

В арсенале народных трибунов были самые разнообразные средства:

а) инсинуации:

"Волнения вспыхнули сами собой (406 г. - А.К.), а народные трибуны разжигали их все сильней. Самая страшная война, не уставали повторять они, это война патрициев с плебеями, нарочно обреченными тяготам воинской службы, обреченными гибнуть от вражеского оружия; их усылают подальше от Города, чтобы в мирное время, у себя дома, они не вспоминали ни о свободе, ни о поселениях, чтобы не рассуждали о разделе общественных земель или о свободных выборах".

б)натравливания граждан друг на друга, подрыв авторитета полководцев:

"Только люди отвлеклись от дел благочестия, как народные трибуны возобновили смуту. Они науськивали толпу на всех знатных, но вперед других - на Камилла: он, мол, обратил в ничто вейскую добычу поборами в казну и на священные нужды. На отсутствующих народные трибуны обрушивались с ожесточением, присутствующих же робели, особенно если те сами шли навстречу их ярости".

в)затруднение военных приготовлений:

"Но не по собственному почину вновь стал отказываться простой народ от военной службы - это народный трибун Спурий Лициний, рассудив, что пришла пора воспользоваться крайней опасностью, чтобы навязать сенаторам земельный закон, стал мешать военным приготовлениям".

До поры, до времени эти действия народных трибунов не оказывали существенного влияния на положение дел в государстве, ибо сильны еще были позиции гражданственности и патриотизма:

"...Трибуны нападками на знатнейших граждан разожгли и без того сердитый простой народ; однако внешняя опасность - главная скрепа согласия, - несмотря на взаимную подозрительность и неприязнь, соединяла друг с другом людей".

Но такое положение могло сохраняться лишь до тех пор, пока граждан связывало единородством, ограниченное пространство, естественная потребность войны и благородство военных целей.

Но с ростом границ государства, падением нравов, превращением войны в потребность алчущей элиты, измельчанием полководцев и ухудшением человеческого материалы в римских войсках; обретением прав римского гражданства народами, далекими от уровня римской культуры и чуждыми исконной римской морали, исповедующими свою религию, - положение Рима становится шатким, похожим на накренившееся могучее здание, которое, хотя и подпирают снаружи, но, которое внутри уже ослаблено вследствие старения несущих конструкций.

Если раньше бдительно следили за соседями, то теперь внутри самого государства находятся влиятельные люди, которые начинают преуменьшать грядущую военную опасность:

Во главе всех приготовлений (к галльской войне - А.К.) стояли те самые трибуны, из-за дерзости которых и началась война; они проводили набор ничуть не более тщательно, чем для обычной войны, еще даже умаляя ходившие о ней слухи.

В государстве наметились разногласия среди высших должностных лиц и все чаще потребовалось прибегать к крайней мере - назначать диктатора.

Тит Ливий с прискорбием замечает:

"...Не будет у государства нужды в диктаторе, если оно имеет должностными лицами мужей, столь единых в душевном согласии"...

Уже прошли те времена, о которых с гордостью говорил Тит Ливий:

"...Военная слава народа римского такова, что, назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с тем же покорством" ...

Теперь даже слабые народы стали пробовать на прочность Римскую империю, выбирая для этого благоприятное время: смуту в городе и разногласия в высшем руководстве.

0x01 graphic

После дождя. 1879.

Художник Архип Иванович Куинджи

"Камень мира"

В римско-католической церкви обрядами издавна был известен камень мира.

И древние римляне при договорах клялись, держа камень в руке, и бросали оный, убив свинью со следующим заклинанием: "Если заведомо обманываю: то, как я кидаю сей камень, так пусть выкинет меня Юпитер (Светодавец) из всего города, крепости, и лишит меня имущества!"

Не раз складывалась ситуация, когда военным действиям мешали колебания и нерешительность римской власти.

Стало предпочтительным "ни войну не вести, ни на мир не соглашаться".

Государство, изнуренное войной, иногда соглашалось на мир, прекрасно понимая всю недолговечность мирного времени и настоятельную необходимость разрешить противоречие силой оружия.

Такое унижение может стерпеть только ослабленное государство.

Мир любой ценой, "худой мир", мир без серьезной национальной идеи, скрепляющей всех граждан в едином стремлении сделать свое государство лучшим среди других по образу правления, законам, нравам, достижениям в различных областях науки, культуры, производства и жизни, - это гнилой и никуда негодный мир, несущий государству и его гражданам большие потрясения и невзгоды.

История Древнего Рима показала всем, что настоящий мир - это благо. Настоящий - это естественный, завоеванный, выстраданный, но не купленный и не принятый в платы за страдания, унижения народа, материальные потери и т.п.

Эта же историй говорит нам о необходимости выработки умения правильно строить мир и о необходимости учиться правильно пользоваться плодами мира.

Мир насыщенный, творческий, деятельный, динамичный - вот что нужно разумному государству.

Мир - это никак не праздная развратность, от которой пытался уберечь римлян Нума Помпилий, никак не тоска по внутренним смутам, которая возникает от нечего делать; это и не пороки, которые рождает праздный ум, завышенное самомнение, болезненное самолюбие, уязвленная напыщенность, кичащаяся своим происхождением, былыми заслугами, мнительными подвигами и т.д.

Вместо прежней предупредительности, внимательности к соседям и постоянной бдительности, римляне чаще стали допускать беспечность и неосмотрительность: так, рядом с ними (не вдруг!) появился грозный соперник - Карфаген с блестящим полководцем Ганнибалом. Римляне, правда, спохватились, но было уже поздно.

Полибий об этой ситуации писал так:

"Римляне находили, что прежнею нерадивостью и беспечностью они дали образоваться значительному могуществу карфагенян, и потому делали попытки поправить прошлое. Тотчас они не отважились ни предъявлять свои требования карфагенянам, ни воевать с ними, ибо угнетал их страх перед кельтами, нападения которых они ждали со дня на день".

Безусловно, как должное, следует сегодня принять во внимание вывод Полибия о требованию к руководителю государства быть осмотрительным со своими соседями:

"...Люди, стоящие во главе государства, обязаны больше всего заботиться о том, чтобы для них не был тайною образ мыслей тех народов, которые или приостанавливают неприязненные действия, или заключают дружеский союз, и различать, есть ли предложение мира только уступка временным обстоятельствам, или последствие смирения гордыни, дабы против одних быть всегда настороже, как против людей, которые выжидают лишь удобного случая, другим же доверять, как покоренным подданным или друзьям, и, не колеблясь, возлагать на них всякого рода поручения".

Нужно ли говорить о том, как это важно сейчас?

Римский опыт побуждает нас сделать вывод и о том, что не решенный раз и навсегда тот или иной спорный вопрос вновь встает в повестку дня и, как правило, в самое невыгодное для колеблющейся стороны время.

Противная (ущемленная, обиженная) сторона, выиграв время, собрав силы и ресурсы, вновь, неизбежно, попытается добиться своего.

В то время же государство-"миротворец" (точнее сказать - "умиротворитель"), пребывая в успокоении, "вдруг" оказывается перед военной опасностью, не ожидая ее именно с этой стороны. Фактор внезапности всегда играл и играет на пользу агрессора.

Римляне оказались до того консервативны, что, вопреки здравому смыслу, горьким урокам войн, они продолжали с упорством держаться своего устаревшего принципа назначения главнокомандующих: их было двое, т.е. налицо было двоевластие; консулы менялись ежегодно и в силу этого обстоятельства войскам приходилось все время приноравливаться к своим военачальникам, а самим военачальникам длительное время тратить на знакомство с войсками.

Полибий, сравнивая римские и карфагенские войска замечает следующую разницу:

...Войска неприятеля (карфагеняне - А.К.) упражнялись непрестанно в военном деле с ранней юности, находились под начальством вождя, выросшего вместе с ними и с детства испытанного в лагерной жизни; к тому же иного раз побеждали они в Иберии и одну за другою одержали две победы над римлянами и союзниками их; наконец, что было самое важное, карфагеняне все покинули за собою и единственным средством спасения оставалась для них победа. Положение римского войска было совсем иное.

Серьезное различие наблюдалось и в полководцах Рима и Карфагена.

Самой яркой демонстрацией единовластия и полководческого дарования, воспитанного в ходе длительной войны, дает Полибий, характеризуя Ганнибала:

...Разве можно не превозносить военачальнические дарования, храбрость и умение жить лагерной жизнью, если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и мелких битвах, на осадах и отпадениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю обширность предприятия?

В течение шестнадцати лет войны и римлянами в Италии Аннибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы; подобно искусному кормчему он непрерывно удерживал их в повиновении, огромные полчища, к тому же неоднородные, но разноплеменные, сумел охранить от возмущения против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливияне, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италийцы, эллины, - народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах и нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином.

Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала.

Вот почему нельзя не дивиться даровитости вождя в Аннибале и не утверждать с уверенностью, что, начни он осуществление своего замысла с других частей мира и закончи римлянами, Аннибал довел бы благополучно свое дело до конца. Начавши же с того народа, коим следовало заключить, Аннибал и начал предприятие и кончил на этом народе".

В этой яркой характеристике мы ясно обнаруживаем две причины успехов Ганнибала: во-первых, то, что он получил богатый боевой опыт и досконально знал военное дело; во-вторых, он был единоначальником, который ни с кем не делил своей власти.

Тот же Полибий дает уничтожающую характеристику римским полководцам времен борьбы с Ганнибалом:

"...Многие, пристрастившиеся к пьянству, не в состоянии заснуть прежде, чем не приведут себя в беспамятство вином; иные, преданные неумеренным любовным наслаждениям, не только губили государства и свое имущество, но и сами погибали позорной смертью.

Трусость и нерадивость в частном человеке подвергают одержимого ими позору, а в главнокомандующем пороки эти представляют величайшее несчастие для всех: подобный вождь не только усыпляет бодрость духа своих подчиненных, но часто подвергает в величайшей опасности и тех, которые облекли его властью. Потом, нерассудительность, слепая смелость, безумная стремительность, а также суетность и высокомерие - качества вождя, выгодные для врагов, весьма гибельные для своих, ибо подобный человек легко становится жертвою всяких козней, засад, обмана. Вот почему, если кто в состоянии постигнуть ошибки ближнего и при нападении на неприятелей имеет в виду слабую сторону вождя их, тот очень быстро одержит решительную победу. Если потеря кормчего передает все судно с командою в руки врагов, то точно так же, если кому удастся опутать неприятельского вождя кознями или хитро рассчитанными планами, тот часто завладевает всем войском противника. Так и теперь Аннибал постиг и принял во внимание все качества неприятельского вождя (Фламиния - А.К.), благодаря чему и удался план его".

Насколько вредно на войне многовластие, можно видеть на примере войны против вейян:

-- "В Риме остался Косс, трое других (Тит Квинкций, Гай Фурий, Марк Постумий - А.К.), снарядив войско, двинулись на Вейи и показали, сколь вредно на войне многовластье. Отстаивая каждый собственное решение (ведь всякий предпочитает свое), они предоставили хорошие возможности противнику: пока войско, с одной стороны слыша приказ о наступлении, а с другой - об отходе, пребывало в недоумении, вейяне улучили миг для нападения.

-- Римляне в замешательстве побежали укрылись в лагере, до которого было недалеко.

Позора было больше, чем потерь".

0x01 graphic

Гай Марий на развалинах Карфагена.

Художник Джон Вандерлин

Литература:

Флор. Предисл. (1-2)

Тит Ливий. VII. 29(2)

См.: Флор. II. 3 (3)

Эпитоме - сокращение, извлечение из обширных сочинений классических авторов.

Луций Анней Флор, живший, видимо, при Адриане, не относится к числу корифеев античной исторической мысли. Тем не менее, его небольшой труд пользовался необычайной популярностью. "Эпитомы" читались уже в III в. В IV в. они стали источником бревиария Феста Руфа. Иордан (VI в.) следовал за ними настолько широко, что издатели Флора пользуются рукописями "De summa temporum..." Иордана для восстановления текста "Эпитом". Их использовал для хроники всеобщей истории византийский летописец Иоанн Малала. На широкую популярность труда Флора в средние века указывают его многочисленные рукописные копии - более 90.

Флор. II. 3 (2-3).

Флор. I. 13 (3).

Флор. I. 13 (2).

Тит Ливий. VI. 5(6)

Тит Ливий. III. 20 (5)

Полибий. VI.47 (1-4).

Тит Ливий. II. 3(4)

Тит Ливий. VIII. 7 (13-22)

Флор. I. 12 (5).

Флор. I. 12 (6).

Флор. I. 11 (14-15).

М. Курий Дентат, победитель Пирра в битве у Тарента в 273 г. до н.э.

П. Корнелий Руфин, консул 290 и 277 гг. до н.э., изгнан из сената в 275 г. до н.э.

Флор. I. 18 (21-23).

Флор. II. 6 (40).

Флор. II. 18 (11).

Флор. I. 18 (18).

Флор. I. 18 (19).

См.: Флор. I. 18 (23).

М. Клавдий Марцелл и М. Валерий Левин, консулы 210 г. до н.э.

Флор. II. 6 (24-25).

М. Антоний Кретик, претор 75 г. до н.э., воевал против критян в 74 г. до н.э.

Флор. III. 7. (2-3)

Флор. III. 11. [2]

Тит Ливий. Тит Ливий. Указ. соч. - С. 160.

Тит Ливий. I. 21(6).

Тит Ливий. I. 38(5).

Тит Ливий. I. 45. (1).

Тит Ливий, повествуя об окончании войны с Альбой, пишет, что после войны находятся люди, которые пытаются эксплуатировать боевой дух сограждан в своих эгоистических интересах, а присоединившиеся к римским войсками части союзных войск в решительную минуту могут подвести и предать (пример альбанского колководца Меттия)

Тит Ливий. I. 22(2)

Тит Ливий. V. 6(8)

Тит Ливий. VI. 12 (1)

Тит Ливий. VI. 6(6).

Тит Ливий. I. 49(7).

Тит Ливий. II. 24. (1,2,3).

Тит Ливий. IV. 58 (11-12)

Тит Ливий. V. 25(11, 12)

Тит Ливий. II. 43 (3)

Тит Ливий. II. 39(7)

К примеру, Брут дал такую клятву римлянам: "Надо бдительно за этим следить и ничем не пренебрегать". - См.: Тит Ливий. II. 2(5).

Тит Ливий. V. 37(3)

Тит Ливий. VI. 6 (17).

Тит Ливий. I. Предисл. (7)

См.: Тит Ливий. VIII. 13 (2,3)

См.: Тит Ливий. V. 23(12); VIII. 13 (2,3); IХ. 45. (1, 2) и др.

Полибий. II.12. (4)

Полибий. III.12. (5-6)

Полибий. III.89. (5-7)

Полибий. ХI.19. (1-7)

Полибий. III.81. (4-12)

Тит Ливий. IV. 31 (2,3)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 08/12/2013, изменен: 08/12/2013. 55k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 8 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Моя "Наука побеждать" 8/12/2013 г.: посетителей - 1.833.593, объем - 60183k/1026, илл. - 6.838. "Энциклопедия русского офицера" - 700 руб., a.i.kartsev@gmail.com

Каменев Анатолий Иванович Пружина войны и мира

Каменев Анатолий Иванович
Пружина войны и мира