ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Ратные подвиги русских

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.87*16  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По материалам С.Е. Кедрина. 1898 г.

В ЭНЦИКЛОПЕДИЮ РУССКОГО ОФИЦЕРА

С.Е. Кедрин

РАТНЫЕ ПОДВИГИ РУССКОГО

НАРОДА

  

16-ти месячная оборона Троице-Сергиевой Лавры

   Много бедствий пришлось потерпеть нашему отечеству в начале ХVII века. Едва удалось россиянам свергнуть с пре­стола одного самозванного царя, дерзко принявшего на себя имя убиенного царевича Димитрия, как появился новый. Под­держанный польскими войсками и деньгами, он во главе бунтовщиков, казаков, литовцев и поляков двинулся к сто­лице и стал неподалеку от нее лагерем в селе Тушино (откуда и получил название тушинского вора), угрожая Москве, где в это время царствовал Василий Иванович Шуйский. Меж тем шайки самозванца рассыпались грабить и жечь наши города, а польские наездники Лисовский и Сапега отпра­вились осаждать Троице-Сергиевский монастырь. Троицкая лавра св. Серия (в шестидесяти четырех верстах от столицы), прельщая ляхов своим богатством, множеством золотых и серебряных сосудов, драгоценных каменьев, образов, крестов, была важна и в воинском смысле, способствуя удобному сообщению Москвы с севером и востоком России -- с Новгородом, Вологдою, Пермью, Си­бирскою землею, с областями Владимирскою, Нижегородскою и Казанскою, откуда шли на помощь к царю дружины ратные, везли казну и запасы. Основанная в лесной пустыне, среди оврагов и гор, лавра, еще в царствование Иоанна IV, была ограждена (на пространстве шестисот сорока двух саженей) каменными стенами с башнями, острогом и глубоким рвом...
   23 сентября [1608 г.] Сапега, а с ним и Лисовский, князь Константин Вишневецкий, Тышкевичи и многие другие знатные паны, предводительствуя тридцатью тысячами ляхов, казаков и российских изменников, стали в виду монастыря на Клементьевском поле. Осадные воеводы лавры князь Григорий Долгорукий и Алексей Голохвастов, желая узнать неприятеля и по­казать ему свое мужество, сделали вылазку и возвратились с малым уроном, дав время жителям монастырских слобод обратит их в пепел: каждый зажег дом свой, спасая только семейство, и спешил в Лавру. Неприятель, в следующий день, осмотрев места, занял все высоты и все пути, расположился станом и начал укрепляться. Между тем Лавра наполнилась множеством людей, которые искали в ней убежища, не могли вместиться в келиях и не имели крова: больные, дети, родильницы лежали на дожде в холодную осень. Легко было предвидеть дальнейшие, гибельные следствия тесноты; но добрые иноки говорили: "св. Сергий не отвергает злосчастных" -- и всех принимали. Воеводы, архимандрит Иосаф и соборные старцы урядили защиту: везде расставили пушки, назначили кому биться на стенах, или в вылазках, и князь Долгоруков с Голохвастовым первые, над гробом св. Сергия, поцеловали крест в том, чтобы сидеть в осаде без измены. Все люди ратные и монастырские следовали их примеру в духе, любви и братства, ободряли друг друга и с ревностно готовились к трапезе кровопролитной, пить чашу смертную за отечество. С сего времени пение не умолкало в церквах Лавры ни днем, ни ночью. <...>
   30 сентября неприятель утвердил туры на горе Волкуше, Терентьевской, Круглой и Красной; выкопал ров от Келарева пруда до Глиняного врага, насыпал широкий вал и с 3 октября, в течение шести недель, палил из шестидесяти трех пушек, стараясь разрушить каменную ограду стены; башни тряслися, но не падали, от худого ли искусства пушкарей, или от малости их орудий, -- сыпались кирпичи, делались отверстия н немедленно заделывались: ядра каменные летели мимо зданий монастырских в пруды, или гасли на пустырях и в ямах, к удивлению осажденных, которые, видя в том чудесную к ним милость Божию, укреплялись духом, и в ожидании приступа все исповедались, чтобы с чистою совестию не робеть смерти; многие постриглись, желая умереть в сане монашеском. Иноки, деля с воинами опасности и труды, еже­дневно обходили стены с святыми иконами.
   Сапега готовился к первому решительному делу не молит­вою, не покаянием, а пиром для всего войска. 12 октября с утра до вечера ляхи и россияне-изменники шумели в стане, пили, стреляли, скакали на лошадях с знаменами вокруг Лавры, в сумерки вышли полками к турам, заняли дорогу Углицкую, Переславскую и ночью устремились к монастырю с лестницами, щитами и тарасами, с криком и музыкою. Их встретили залпом из пушек и пищалей; не допустили до стен, многих убили, ранили; все другие бежали, кинув лестницы, щиты и тарасы. В следующее утро осажден­ные взяли сии трофеи и предали огню, славя Бога. Не одолев силою, Сапега еще думал взять Лавру угрозами и ле­стно: ляхи мирно подъезжали к степам, указывали на свое многочисленное войско, предлагали выгодные условия; но чем более требовали сдачи, тем менее казались страшными для осажденных, которые уже действовали и наступательно. 19 октября, видя малое число неприятелей в огородах монастырских, стрельцы и казаки без повеления воевод спусти­лись на веревках со стены, напали и перерезали там всех ляхов. Пользуясь сею ревностно, князь Долгорукий и Голохвастов тогда же сделали смелую вылазку с конными и пе­хотными дружинами к турам Красной горы, чтобы разрушить неприятельские бойницы, но в жестокой сечи лишились мно­гих добрых воинов. Никто не отдался в плен; раненых и пленных принесли в Лавру, всего более жалея о храбром чиновнике Брехове: он еще дышал, и был вместе с другими умирающими пострижен в монахи... В возмездие за верную службу царю земному отечество предавало их в об­разе ангельском Царю Небесному.
   Гордясь сим делом, как победою, неприятель хотел до­вершить ее: в темную осеннюю ночь (25 октября), когда огни едва светились и все затихло в Лавре, дремлющие воины встрепенулись от внезапного шума: ляхи и российские измен­ники, под громом всех своих бойниц, с криком и воплем, стремились к монастырю, достигли рва и соломою с берестой зажгли острог: яркое пламя озарило их толпы, как бы днем, в цель пушкам и пищалям. Сильною стрельбою и гранатами осажденные побили множество смелейших ляхов и не дали им сжечь острога; неприятель ушел в свои закопы, но и в них не остался: при свете восходящего солнца, видя на стенах церковные хоругви, воинов, священников, которые пели там благодарственный молебен за победу, он устрашился нападения и бежал в стан укреп­ленный. Несколько дней минуло в бездействии. Но Сапега и Лисовский в тишине готовили гибель Лаве: вели подкопы к стенам ее... Воеводы избрали человека искусного в ремесле горном, монастырского слугу Корсакова, и велели ему делать под башнями так называемые слухи, или ямы в глу­бину земли, чтобы слушать там голоса или стук людей, копающих в ее недрах; велели еще углубить ров вне Лавры, от востока к северу. Сия работа произвела две битвы кровопролитные: неприятель напал на копателей, но был отражен действием монастырских пушек. В другой сече за рвом ноября 1, ляхи убили 190 человек и взяли несколько пленных, стеснили осажденных, не пускали их черпать воды в прудах вне крепости. Сердца уныли и в великодушных: видели уменьшение сил ратных, опасались болезней от тесноты и недостатка в хорошей воде, знали верно, что есть подкоп, но не знали где, и могли ежечасно взлететь на воздух... В сих обстоятельствах не изменилась ревность добрых старцев: первые на молитве, на страже и в битвах, они словом и делом воспламеняли защитников, пред­ставляя им малодушие грехом, неробкую смерть долгом христианским и гибель временную вечным спасением.
   Битвы продолжались. Осажденные сделали в земле ход из-под стены в ров с тремя железными воротами для скорейших вылазок; в темные ночи нападали на окопы неприятельские, хватали языков, допрашивали и сведали, наконец, важную тайну; тяжело раненый пленник казак Дедиловский, умирая христианином, указал воеводам место подкопа: ляхи веди его от мельницы к круглой угольной башне нижнего монастыря. Укрепив сие место частоколом и турами, воеводы решились уничтожить опасный замысел Сапеги. Два случая ободрили их: меткою стрельбою им уда­лось разбить главную литовскую пушку, которая называлась трещерою и более иных вредила монастырю. Другое счастливое происшествие уменьшало силу неприятеля: 500 казаков донских, с атаманом Епифанцем, устыдились воевать святую обитель и бежали от Сапеги в свою отчизну. 9 ноября, за три часа до света, взяв благословение архимандрита над гробом св. Серия, воеводы тихо вышли из крепости с людьми ратными и монахами. Глубокая тьма скрывала их от неприятеля; но как скоро они стали в ряды, сильный порыв ветра рассеял облака, мгла исчезла, ударили в осад­ный колокол, и все кинулись вперед, восклицая имя св. Серия. Нападение было с трех сторон, но стремились к одной цели: выгнали казаков и ляхов из ближайших укреплений, овладели мельницею, нашли и взорвали подкоп, к сожалению, с двумя смельчаками (Шиловым и Слотом, клементьевскими земледельцами), которые наполнили его веществом горючим, зажгли и не успели спастись. Победители были еще недовольны: резались с неприятелем между его бойницами, падали от ядер и меча. Не слушаясь начальников, все остальные иноки и воины, толпа за толпою прибе­жали из монастыря в пыл сечи долго упорной. Несколько раз ляхи сбивали их с высоты в лощины, гнали и труби­ли победу; но россияне снова выходили из оврогов, лезли на горы и наконец взяли Красную со всеми ее турами; не мало пленников, знамена, 8 пушек, множество самопалов, ручниц, копий, палашей, воинских снарядов, труб и литавр; сожгли чего не могли взять, и в торжестве, облитые кровью, возвратились при колокольном звоне всех церквей монастырских, неся своих мертвых, 174 человека, и 66 тяжело раненых, а неприятельские укрепления оставив в пламени. Битва не пресеклась с раннего утра до темного вечера. 1.500 российских изменников и ляхов, с панами Угорским и Мазовецким, легли около мельницы, прудов Клементьевского, Келаревого, Конюшенного и Круглого, церк­вей нижнего монастыря и против Красных ворот (ибо ляхи, в средине дела, имев выгоду, гнали наших до самой огра­ды). Иноки и воины хоронили тела с умилением и благодарностью; раненых покоили с любовью в лучших келиях, на иждивение Лавры...
   Стыдясь своих неудач, Сапега и Лисовский хотели испы­тать хитрость: ночью скрыли конницу в оврагах и послали несколько дружин к стенам, чтобы выманить осажденных, которые, действительно, устремились на них и гнали бегущих к засаде; но стражи, увидев с высокой башни, звуком осадного колокола известили своих о хитрости неприятельской: они возвратились безвредно и с пленниками.
   Настала зима. Неприятель, большею частью укрываясь в стане, держался в закопах. Воеводы троицкие хотели вы­гнать его из ближайших укреплений и на рассвете туманного дня вступили в дело жаркое; заняв враг Мишутин, Благовещенский лес и Красную гору до Клементьевского пру­да, не могли одолеть соединенных сил Лисовского и Сапеги, были притиснуты к стенам, но, подкрепленные новыми дру­жинами, начали вторую битву, еще кровопролитнейшую и для себя отчаянную, ибо уже не имели ничего в запасе. Монастырские бойницы и личное геройство многих дали им по­беду. "Св. Серий, -- говорит летописец, -- охрабрил и невежд; без лат и шлемов, без навыка и знания ратного, они шли на воинов опытных, доспешных и побеждали". Так, житель села Молокова, именем Суета, ростом великан, силою и душою богатырь, всех затмил чудесною доблестию: сделался истинным воеводою, увлекал других за собою в жестокую свалку, на обе стороны сек головы бердышем и двигался вперед по трупам. Слуга Пимен Тененев пустил стрелу в левый висок Лисовского и свалил его с коня. Другого знатного ляха, князя Юрия Горского, убил воин Павлов и примчал мертвого в Лавру. Бились в рукопаш, резались ножами и толпы неприятельские редели от сильного действия стенных пушек. Сапега, неготовый к приступу, увидев, наконец, вред своей запальчивости, уда­лился, а Лавра торжествовала вторую знаменитую победу.
   Но предстояло искушение для твердости. В холодную зиму монастырь не имел дров: надлежало кровно доставать их, ибо неприятель стерег дровосеков в рощах, убивал и пленил многих людей! Осажденные едва не лишились и воды: два злодея, из детей боярских, передались к ляхам и ска­зали Сапеге, что если он велит спустить главный внешний пруд, из коего были проведены трубы в ограду, то все монастырские пруды иссохнут. Неприятель начал работу и тайно, к счастию, воеводы узнали от пленника и могли уничтожить сей замысел: сделав ночью вылазку, они умертвили работников и, вдруг отворив все подземельный трубы, водою внешнего пруда наполнили свои внутри обители на долгое время...
   Тогда же открылось зло еще ужаснейшее... Долговременная теснота, зима сырая, употребление худой воды, недостаток в уксусе, в пряных зельях и в хлебном вине произвели цингу; заразились беднейшие и ею зара­зили других. Больные пухли и гнили; живые смердели как трупы, задыхались от зловонья и в келиях, и в церквах. Умирало в день от двадцати до пятидесяти человек, не успевали копать могил: за одну платили два, три, пять руб­лей, клали в нее тридцать и сорок тел. С утра до ве­чера отпевали усопших и хоронили; ночью стон и вой не умолкал: кто издыхал, кто плакал над издыхающим. И здоровые шатались как тени от изнеможения, особенно свя­щенники, коих водили и держали под руки для исправления треб церковных. Томные и слабые, предвидя смерть от страшного недуга, искали ее на стенах от пули неприятельской. Вылазки пресеклись, к злой радости изменников и ляхов, которые, слыша всегдашний плач в обители, всходили на высоты, взлезали на деревья и видели гибель ее защитников, кучи тел и ряды могил свежих, исполнились дерзости, подъезжали к воротам, звали иноков и воинов на битву, ругались над их бессилием, но не думали приступом увериться в оном, надеясь, что они скоро сдадутся или все изгибнут.
   В крайности бедствия архимандрит Иоасаф писал к зна­менитому келарю Лавры Авраамию Палицыну, бывшему тогда в Москве, чтобы он убедил Царя спасти сию священную твердыню немедленным вспоможением: Авраамий убеждал Василия, братьев его, синклит, патриарха; но столица сама трепетала, ожидая приступа тушинских злодеев. Авраамий доказывала что Лавра может еще держаться только месяц, и падением откроет неприятелю весь север России до моря. Наконец, Василий послал несколько воинских снарядов и 60 казаков с атаманом Останковым, а келарь 20 слуг монастырских. Сия дружина, хотя и слабая числом, утешила осажденных: они видели готовность Москвы помогать им...
   Бедствия Лавры не уменьшились, болезнь еще свирепство­вала; новые сподвижники, атаман Останков с казаками, сделались также ее жертвою, и неприятель удвоил заставы, чтобы лишить осажденных всякой надежды на помощь. Но великодушие не ослабело: все готовились к смерти, никто не смел упомянуть о сдаче. Кто выздоравливал, тот отведывал сил своих в битве, и вылазки возобновились. Дей­ствуя мечом, употребляли и коварство. Часто ляхи подъезжа­ли к стенам, дружелюбно разговаривали с осажденными, вызывали их, давали им вино за мед, вместе пили и хва­тали друг друга в плен или убивали. В числе таких пленников был один лях, называемый в летописи Мартиасом, умный и столь искусный в льстивом притворстве, что воеводы вверились в него как в изменника Литвы и в друга России, ибо он извещал их о тайном намерении Сапеги, предсказывал с точностью все движения неприятеля, учил пушкарей меткой стрельбе, выходил даже биться со своими единоземцами за стеною и бился мужественно. Князь Долгорукий столь любил его, что жил с ним в одной комнате, советовался в важных делах и поручал ему иногда ночную стражу. К счастию, прибежал тогда в Лавру от Сапеги другой пан литовский Немко, от природы глухой и бессловесный, но в боях витязь неустрашимый, ревнитель нашей веры и св. Серия. Увидев Мартиаса, Немко заскрежетал зубами, выгнал его из горницы и с видом ужаса знаками изъяснил воеводам, что от сего человека падут монастырские стены. Мартиаса начали пытать и сведали истину: он был лазутчик Сапегин; пускал к нему тайные пись­ма на стрелах и готовился, по условию, в одну ночь зако­лотить все пушки монастырские. Коварство неприятеля, усили­вая остервенение, возвышало доблесть подвижников Лавры. Славнейшие изгибли, их место заступили новые, дотоле пре­зираемые или неизвестные, бесчиновные, слуги, земледельцы. Так Анания Селевин, раб смиренный, заслужил имя Сергиева витязя делами храбрости необыкновенной; российские из­менники и ляхи знали его коня и тяжелую руку, видели из­дали и не смели видеть вблизи, по сказанию летописца, дерзнул один Лисовский, и раненый пал на землю. Так, стрелец Нехорошев и селянин Никифор Шилов были всегда предводителями и героями вылазок; оба, единоборствуя с тем же Лисовским, обагрились его кровию: один убил под ним коня, другой рассек ему бедро... Архимандрит, иноки рассказывали о видениях и чудесах: уверяли, что святые Серий и Никон являются им с благословением спасения; что ночью в церквах затворенных, невидимые лики ангельские поют над усопшими, свидетельствуя тем их сан не­бесный в награду за смерть добродетельную. Все питало на­дежду и веру, огонь в сердцах и воображении; терпели и мужались до самой весны.
   Тогда целебное влияние теплого воздуха прекратило болезнь смертоносную, и 9 мая, в новоосвященном храме св. Нико­лая, иноки и воины пели благодарственный молебен, за коим следовала счастливая вылазка. Хотели доказать неприятелю, что Лавра уже снова цветет душевным и телесным здравием; но силы не соответствовали духу. В течении пяти или шести месяцев умерло там 297 старых иноков, 500 новопостриженных и 2.125 детей боярских, стрельцов, казаков, людей даточных и слуг монастырских. Сапега знал, сколь мало осталось живых для защиты, и решился на третий общий приступ. 27 мая зашумел стань неприятельский: ляхи, следуя своему обыкновенно, с утра начали веселиться, пить, играть на трубах. В полдень многие всадники объез­жали вокруг стен и высматривали места; другие взад и вперед скакали, и мечами грозили осажденным. Ввечеру много­численная конница с знаменами стала на Клементьевском поле; вышел и Сапега с остальными дружинами, всадниками и пехотою, как бы желая доказать, что презирает выгоду нечаян­ности в нападении и дает время неприятелю изготовиться к бою. Лавра изготовилась: не только монахи с оружием, но и женщины явились на стенах с камнями, с огнем, смо­лою, известью и серою. Ждали часа. Уже наступила ночь и скрыла неприятеля; но в глубоком мраке и безмолвии осаж­денные слышали ближе и ближе шорох: ляхи, как змеи, пол­зли ко рву с стенобитными орудиями, щитами, лестницами -- и вдруг с Красной горы грянул пушечный гром: неприятель завопил, ударил в бубны и кинулся к ограде, придвинул щиты на колесах, лез на стены. В сей роковой час остаток великодушных увенчал свой подвиг. Готовые к смерти защитники Лавры уже не могли ничего страшиться: без ужаса и смятения каждый делал свое дело; стреляли, ко­лоли из отверстий, метали камни, зажженную смолу и серу, лили вар, ослепляли глаза известью, отбивали щиты, тарасы и лестницы. Неприятель оказывал смелость и твердость; от­ражаемый, с усилием возобновлял приступы до самого утра, которое осветило спасение Лавры: ляхи и российские злодеи начали отступать, а победители, неутомимые и ненасытные, сделав вылазку, еще били их во рвах, гнали в поле и в лощинах, схватили 30 панов и чиновных изменников, взяли множество стенобитных орудий и возвратились славить Бога в храм Троицы. Сим делом важным, но кровопролитным только для неприятеля, решилась судьба осады. Еще держася в стане, еще надеясь одолеть непреклонность Лавры совершенным изнеможением ее защитников, Сапега уже берег свое войско; не нападая, единственно отражал смелые их вылазки, и ждал, что будет с Москвою... <...>
   ...Между тем слух о движениях Скопина и Шеремете­ва уже достиг Лавры; ... еще мужались сии герои верности числом уже не более двух сот! Сапега не мог медлить, однако ж дозволил Зборовскому с его дружинами еще при­ступить к обители, которую сей гордый лях, шутя над ним и Лисовским, уподоблял лукну и гнезду воронов. Зборовский приступил ночью, стрелял, убил одну женщину на стене, и, ничего более не сделав, удалился. Вероятно, что неприятель хотел в сию ночь не взять, а только устрашить Лавру для своей безопасности... <...>
   Горсть ее неутомимых воителей еще уменьшилась в новых делах кровопролитных, хотя и счастливых. Узнав о Калязинской победе, они торжествовали ее дерзкими вы­лазками, били изменников и ляхов, отнимали у них запа­сы и стада. Князь Михаил дал чиновнику Жеребцову 900 воинов и велел силою или хитростию проникнуть в Лавру: Жеребцов обманул неприятеля и, к радости ее защитников, без боя соединился с ними. <...>
   ...Едва ли имея 6.000 сподвижников, изнуренных болезнями и трудами, Сапега увидел поздно, что не время мыслить о завоевали монастыря, а время спасаться, снял осаду (12 января) и бежал к Дмитрову. Иноки и воины лавры не варили глазам своим, смотря на сие бегство врага, столь долго упорного!
  

Воевода князь Литвинов и воины

  
   В 1607 году Лжедмитрий 2-й подступил к городу Брян­ску, где начальствовали царские воеводы Кашин и Ржевский. Самозванец осадил его, но не мог взять от храбрости защитников, которые терпели голод, ели лошадей и, не имея воды, доставали ее своею кровью, ежедневными вылазками и битвами... Осада длилась, и Василий успел принять меры: боярин князь Иван Семенович Куракин из столицы, а князь Литвинов из Мещевска шли спасать Брянск. Литви­нов первый с дружинами московскими достиг берегов Десны, видел сей город и стан Лжедмитриев на другой стороне ее, но не мог перейти туда, ибо река покрывалась льдом. Осажденные также видели его; кричали своим московским братьям: "спасите нас! не имеем куска хлеба!" и со слезами простирали к ним руки. Сей день (15 декабря 1607) остался памятным в нашей истории: Литвинов ки­нулся в реку на коне, за Литвиновым все, восклицая: "лучше умереть нежели выдать своих,--с нами Бог!", плы­ли, разгребая лед, под выстрелами неприятеля, изумленного такою смелостью; вышли на берег и сразилися... Кашин и Ржевский сделали вылазку. Неприятель между двумя огнями не устоял, смешался, отступил.
  

Шесть воинов Смоленских

  
   В то время, как Скопин готовился освободить Москву от Тушинского вора, с запада появился с многочисленным войском король польский Сигизмунд и осадил Смоленск. Для освобождения этого города Василий Шуйский послал войско под начальством неискусного в ратном деле своего брата Дмитрия. Россияне потерпели поражение, а сын Василий Шуйский был свергнут с престола. Тем не менее смоляне под начальством боярина Шеина 20 месяцев упорно защи­щались против врагов, оказывая изумительную храбрость. Так однажды среди белого дня шесть воинов смоленских приплыли в лодке к стану маршала Доргостайского, схвати­ли знамя литовское и возвратились с ним в крепость.

Иван Ржевский

   С низложением Василия Шуйского смута в России не прекратилась. Напротив, начались разногласия относительно выбора царя, а Московский кремль без всякого сопротивления, благодаря одной лишь хитрости польского гетмана Жолкевского, был занят польским гарнизоном. Для освобождения столицы под Москву прибыли дружины 25 городов под на­чальством доблестного Прокопия Ляпунова. Но вождь этот не понравился присоединившимся к его войску казакам, которых он преследовал за буйство и грабежи. Они при­звали его к себе в круг, и изрубили саблями, и только один россиянин, личный неприятель Ляпунова, Иван Ржевский, стал между им и ножами, ибо любил отечество, не хотел пережить такого убийства, и великодушно принял смерть от извергов.
  

3ащитники города Смоленска

  
   Двадцать месяцев продолжалась осада Смоленска, когда запасы, силы, все истощилось, кроме великодушия ... оста­лась едва пятая доля защитников; -- не столько от ядер, пуль и сабель неприятельских, сколько от трудов и болез­ней; смертоносная цинга, произведенная недостатком в соли и в уксусе, довершила бедствие -- но еще сражались. Еще ляхи имели нужду в злодейской измене, чтобы овладеть городом: беглец смоленский Андрей Дедишин, указал им слабое место в крепости: новую стену, деланную в осень наскоро и не прочно. Сию стену беспрестанною пальбою обрушили -- и в полночь (3 июня), ляхи вломились в крепость, тут и в других местах, оставленных малочисленными россиянами для защиты пролома. Бились долго в развалинах, на стенах, в улицах, при звук всех колоколов и святом пении в церквах, где жены и старцы молились. Ляхи, везде одолевая, стремились к главному храму Богоматери, где заперлись многие из граждан и купцов с их семействами, богатством и пороховою казною. Уже не было спасения: россияне зажгли порох и взлетели на воздух с детьми, имением и славою! От страшного взрыва, грома и треска неприятель оцепенел, забыв на время свою победу, и с равным ужасом, видя весь город в огне, в который жители бросали все, что имели дрогоценного, и сами с женами бросались, чтобы ос­тавить неприятелю только пепел, а любезному отечеству пример добродетели.
  

Неизвестный крестьянин

   В 1612 году небольшой польский отряд под начальством Маскевича пробирался на помощь к своим в Московский Кремль. Вблизи Волоколамска, в деревне Вишенце, поляки поймали старого крестьянина и взяли его себе в проводники, чтобы не заблудиться и не набресть на неприятелей. Но до­блестный крестьянин ночью повел их прямо на русские войска. К счастью поляков, им встретился некто Руцкий, который объявил, что они идут прямо на россиян. Тогда герою-крестьянину отсекли голову. "Но страха нашего никто не вознаградить", -- замечает Маскевич, рассказавший этот подвиг.

Крестьянин Иван Сусанин

   Вслед за освобождением земли русской вожди ополчения приступили к избранно царя, и с этой целью разослали гра­моты, приглашая людей выборных решать сие великое дело. Из них составился земский собор, который долго не мог прийти ни к какому решению. Наконец 21-го февраля 1613 г. был выбран на престол Михаил Федорович Романов -- юноша чистый совестью и знатный родом. Весть об избрании Михаила в цари распространилась в Костромской об­ласти, и удалой начальник одного из бродящих польских отрядов вздумал изумить русских смелым неожиданным предприятием: схватить избранного Царя и увезти его в Польшу, или умертвить, если не успеет захватить в неволю. Скрытно пробрался он в окрестности поместья Романовых. Остановясь в соседстве села Домнина, селении Деревницах, поляки взяли старика, тамошнего крестьянина, и спрашивали его о дороге к поместью и о том, в этом ли поместье находится теперь Михаил. Сей старик был Иван Сусанин. Он вызвался сам провести убийц к поместью Романовых и по глубоким снегам в тамошних лесах завел их окольными дорогами в сторону... Поляки увидели наконец обман, но было поздно. В ярости начали они терзать Суса­нина. Ни пытки, ни побои -- ничто не поколебало великодушного старика. Он умер в мучениях, и Михаил был спасен: посланные от Сусанина предупредили его об опасности, Марфа поспешила укрыться с юным сыном своим в Ко­строму.

Стрелец Иван Семенов и 280 казаков, детей боярских и крестьян

   В 1641 году, в царствование Михаила Федоровича, турки осадили город Азов, взятый незадолго перед тем каза­ками. Огромная флотилия двинулась туда из Царьграда. На одном из турецких кораблей, нагруженном порохом, в качестве гребцов находились 280 русских пленников из казаков, детей боярских и крестьян. Не одолев Азова, турецкая флотилия вернулась в Царьград, а начальник ко­рабля, на коем находились наши пленники, Анты-паша, боясь гнева султанского, ночью вышел из Константинополя, и остановился на ночлег в двух верстах от него. В числе других россиян на этом судне был стрелец Иван Семенов, 7 лет уже находившейся в плену у турок. Этот храбрый воин решил освободить от плена и себя, и това­рищей; с этой целью он подложил под спавших Анты-пашу и 40 янычар пуд пороха, и принялся зажигать его фитилем; но порох не загорался. Проснувшиеся от шума турки, сделались осторожнее, и поставили стражу. Храбрый стрелец однако не испугался: лишь только все успокоилось, он уговорил бывшего на корабле иноземца "испанской зем­ли" принесть ему 12 сабель и горящую головню; роздал это оружие своим товарищам, а головню смело положил под порох... Раздался взрыв; 20 янычар взлетали на воздух, а разбуженный шумом и криком Анты-паша выбежал на переднюю лаву и с ругательствами кинулся на русских. Храбрый стрелец, обгоревший от взрыва до пояса, бросился ему навстречу, и заколол его. Завязалась отчаянная руко­пашная схватка. Несмотря на полученные в ней раны в го­лову и руку стрелами, в голову и живот саблей, Семенов подавал всем пример храбрости, и одержал над турками полную победу (210 неприятелей было убито, а 50 заковано в кандалы, снятые с русских, при потере с нашей сто­роны: 1 убитый и 20 ранено). Освободившись от неволи, на отбитом корабле русские отправились в Сицилию. Здесь доблест­ный стрелец, пролежав от ран 2 месяца, стал хлопо­тать об отправлении русских на родину. Но им предлагали деньги, платье и жалованье и уговаривали остаться на ино­земной службе. Видя их непреклонность, отняли корабль, пленных турок и семерых даже засадили в тюрьму. Тем не менее, нагие, босые и голодные, русские отправились "до римского папы", который тоже предлагал им большое жалованье, а Семенову поместье. Но верные лишь своему законному Царю они не согласились и на это предложение; пошли дальше, и через Вену и Варшаву вернулись в Москву.

Стрельцы, жители г. Царицына и при­слуга воеводы Тургенева

   В то же царствование началось восстание донских казаков под предводительством Стеньки Разина. Он приступил к городу Царицыну и потребовал его сдачи. Гарнизон и народ тотчас же перешли на сторону разбойника. Воевода же Тургенев со своим племянником заперся в одной башне, конечно без всякой надежды на спасение. Тем не менее, во время всеобщей измены 10 московских стрельцов, трое царицынских граждан, и слуги воеводы остались ему верными, предпочитая доблестную смерть безнаказанному грабежу и веселой жизни сподвижников негодяя. (Действительно, что мешало им присоединиться к другим изменникам?) Всю ночь пропьянствовал Разин, а на следующий день пошел на приступ этой башни. После отчаянного сопротивления горсть храбрых легла на месте, а попавший в плен во­евода был пронзен копьем и утоплен.

Черкесы и русские пушкари

   Когда вся Астрахань была во власти бунтовщиков, в од­ной башне продолжалось сопротивление: там засели двое русских пушкарей и семеро черкесов, верных своему законно­му правительству, и вплоть до полдня отбивались от многочисленного врага. Они расстреляли все пули, заряжали ружья деньгами, сожгли весь порох, и стали бросаться с высокой стены вниз, не желая достаться живыми в руки неприятелей. Некоторые из них расшиблись, некоторые были пере­биты мятежниками. После взятия Астрахани Разин продолжал грабить города, церкви, перебивать "лучших людей" и воевод, но под Симбирском толпы его были на голову разби­ты князем Барятинским, у которого часть войска состояла из солдат, обученных европейскому строю. Сам Разин бежал на Дон, был там схвачен, предан в руки пра­вительства, и казнен в Москве.
  

Гренадер Петра Великого

   Великому Царю и Государю русскому Петру I-му случилось однажды беседовать с королем немецким. Государи разго­ворились о том, чьи солдаты лучше знают службу и воен­ную дисциплину... "Не спорю, -- сказал Государь королю, -- что мои новобранцы в чем-нибудь уступить вашим гренадерам; да спорю вот о чем: первая доблесть воинская это слепое, безответное послушание; солдату скажешь, делай то, -- он делает; полезай туда-то, он лезет, без думы, без оглядки: знает, что за голову отвечает тот, кто послал, а самому ему об этом беспокоиться нечего. Так в этом-то деле мои молодцы за пояс заткнут кого угодно". -- "Нет, -- отвечал король, -- и в послушании мои не уступят вашим; я в них уверен". -- "А коли так, Ваше Величество, -- сказал император, -- так сделаем сейчас опыт; да только вот какой: позовите вы на выдержку солдата своего из караула, да при­кажите ему выскочить вот из этого окна; а там я позову своего и велю ему сделать тоже; посмотрим, что будет". Король согласился, велел позвать своего солдата и приказал ему выскочить в окно. Окно было в третьем жилье; солдат глянул и стал отпрашиваться, просить помилования; а когда король настаивал, то солдат просил позволения схо­дить наперед да проститься со своими: "уж я, -- говорить, -- их больше не увижу". Король похвалил его за послушание и отпустил. Затем Государь позвал гренадера с гауптвах­ты. Гренадер вошел. "Здорово, товарищ!" -- "Здравия желая Вашему Императорскому Величеству". -- "Подойди сюда". Гренадер подошел. "Прыгай сейчас в окно, да с разбе­гу". -- "В которое прикажете, Ваше Величество, в это?" -- "Да, в это". И гренадер в один миг вскочил уже на подоконник, перекрестился и ринулся было головою вперед, так что Государь едва успел ухватить его за полы. Государь обнял его, одарил и отпустил; а король пожал плечами и сказал: "Завидую вам, Государь, что у вас такие солдаты"

Канонир

   В 1700 г. в морском сражении со шведами у нашего ка­нонира, запаливавшего орудие, оторвало правую руку. Тогда он поднял левой рукой фитиль и выстрелил из орудия при словах товарища: "пусть швед знает, что у русского и левая рука поражает".

Казак Копеечкин

   Овладев еще тремя крепостями, Пугачев осадил Оренбург. Во время этой осады случилось послать туда из Яицкого го­родка верного казака Копеечкина. По несчастию он был перехвачен злодеями. Они привели Копеечкина к Пугачеву, который велел его пятерить. По эта мучительная казнь не устрашила доблестного казака: при отсечении рук и ног он обзывал Пугачева вором, самозванцем, государственным злодеем и не переставал обличать его до самой смерти.

Рядовой Сидоров

   Как бы тяжело ни приходилось солдатам, они не должны никогда бросать своего оружия. Знаменитый боярин и воевода Матвеев (ум. в 1681 г.), будучи начальником войска, коему пришлось отступать по глубокому снегу, сам сошел с коня и вместе с простыми воинами помогал лошадям тащить орудия, подавая тем личный пример. -- В 1805 г. пришлось одному нашему отряду (в 150 чел.) спасаться от многочисленного врага. На пути попалась канава, через которую нельзя было перевезти пушки. Обойти это место мешали с одной стороны скалы, с другой пропасть. Строить мост было не из чего и некогда. "Чего стоять и думать! -- сказал тогда рядовой Сидоров, -- стоя города не возьмешь. У нашего солдата пушка барыня, а барыне надо помогать. Так перекатим-ка ее на ружьях". И, спрыгнув в канаву, устроил из ружей мост, часть их воткнув в землю, часть положив в виде настилки. Солдаты и сам Сидоров подперли плечами такой мост и перекатили по нему пушки. К несчастию, одно орудие, соскочив с пути, со всего размаху ударило Сидорова в висок. Доблестный солдат тут же кончил свою жизнь. Отряд же был выручен.

Унтер-офицер Старичков

   В Аустерлицком сражении в 1805 году один унтер-офицер Азовского полка, Старичков, находясь под знаменем и видя, что оно неминуемо должно достаться в руки врагов, спрятал его под одежду. Взятый в плен он твердо хранил эту тайну, а, почувствовав приближение смер­ти от полученных ран, передал знамя рядовому Бутырского полка Чайке, заклиная его именем Бога сберечь святыню до возвращения на родину. Чайка в точности исполнил это поручение и, возвратившись, доставил знамя в полк. Государь Император повелел за это произвести Чайку в унтер-офицеры, наградить деньгами, а семейству Старичкова выдавать пенсию в 400 р. Калужские же граждане, откуда поступил Старичков на службу, купили дом и подарили семейству доблестного воина с тем, чтобы дом этот переходил в его потомство.

Неизвестный крестьянин

   Признано всеми за достоверное, что когда французы, же­лая принудить упрямых пленников к работе, заклеймили некоторых из них литерою "Н", в знак того, что они ра­бы Наполеона, то один крестьянин, положив свою заклей­менную руку на бревно, отрубил ее другою топором, дабы избавиться от сего мнимого невольничества.
  

Рядовой Коренной

   В 1813 году в битве под Лейпцигом при отступлении егерей рядовой Коренной собрал вокруг себя кучку храбрецов и вместе с ними стал прикрывать людей, переносивших раненых через ограду. Когда все товарищи его были перебиты, французы потребовали, чтобы он сдался. В ответ на это, не имея патронов, он стал поражать их прикладом. Наконец, раненый и истекающий кровью он был взят в плен. Представленный Наполеону, Коренной был поставлен французским императором в пример всей французской армии, и по выздоровлении освобожден из плена.
  

Барабанщик

   В 1814 году во время взятия союзниками Парижа, наш барабанщик шел перед колонною пруссаков и русских, штурмовавших предместье французской столицы. Не смотря на тяжелую рану, этот мужественный солдат (имя его, к сожалению, не сохранилось) бил атаку, пока не упал от изнеможения. Но и тогда, поднятый и несомый двумя прусскими гренадерами, он продолжал свое дело до самой смерти. Король прусский, удивленный такой доблестно нашего солдата, велел нарисовать картину на эту тему.

Бомбардир Рудоченко

   В 1828 году во время осады турецкой крепости Силистрии, одна бомба упала в самую средину нашей батареи и трубка ее горела ярким огнем. Солдаты отшатнулись и ждали раз­рыва: кого Бог помилует, кого нет. В это время бомбардир 1-й батарейной, роты, 16-й бригады, Демьян Рудоченко подошел спокойно к горящей бомбе, ухватил ее на руки, подошел к амбразуре и выкинул в ров; там ее разор­вало и вскинуло черепья на воздух. Рудоченко сказал солдатам: "Кабы вы поменьше зевали, да побольше дела делали, так бы и беды было у нас меньше!" И скомандовал пушке своей: "Пли!" Вслед за тем упала еще в батарею полупудо­вая граната: Рудоченко также спокойно выкинул ее в ров, и она никого не поранила.
  

Унтер-офицер Любарский

  
   Во время той же войны 1828 г. однажды нисколько отчаянных наездников турецких ворвались в Тамбовский полк, и нанесли знаменщику оного унтер-офицеру Любарскому три раны в голову. Падая он прикрыл собою знамя, чем и спас святыню от поругания. За это он был произведен в подпоручики гвардии и пожалован орденом Георгия.
  

Матрос Морозов

   В 1832 году русские занимали в одном городе караулы вместе с англичанами, французами и греками. Наш матрос Морозов стоял на часах, рядом с греческим часовым, на мосту. От­куда не возьмись бешеный бык, сорвавшийся с бойни, и летит вдоль по улице, задрав хвост: глаза налились кровью, сам ревет, землю роет... С этаким быком шутка плоха; на ко­го не налетит, через себя перемахнет -- и конец. Народ перед ним рассыпается, старый за малого хоронится; набежал бык ближе -- греческого часового как не бывало, ушел под мост. Морозов стоить, с притина своего сойти не смеет; а что и того хуже -- ружье заряжено пулей, да он стрелять не смеет: сказано без приказания не стрелять и беречь нулю про крайний случай. Морозов стоить сердечный -- а бык, закрутив головой, да промычав, прямо на него... Мо­розов кинул ружье на руку и пошел на рогатого неприятеля в штыки. Бык, только что подскочив, намахнулся от земли рогами, чтобы сменить нашего Морозова на век с часов -- ан этот всадил ему штык промеж рогов в самую становую жилу -- и дух вон. Вот дивились богаты­рю, так дивились, и греки, и французы, и англичане, многие нарочно приезжали на фрегат, чтобы полюбоваться на него. Государь пожаловал Морозова ста рублями, а изогнутый штык его хранили для памяти при экипаже.
  

Матрос

   В 1832 г. во время войны с кавказскими племенами горцам удалось овладеть нашим транспортом, выкинутым бурею на мель. Вырезав тех, которые не пожелали сдаться, они забрали остальных в плен. Но один наш матрос, имя коего, к сожалению, не сохранилось, долго оборонялся, стоя по пояс в воде; наконец неприятели схватили его и стащили на свою лодку. Князь Убых, взявший храбреца в плен, обращался с ним довольно хорошо. Отправившись в Турцию на кучерьме с грузом девушек, он взял наше­го матроса к себе в кормчие. По дороге эту кучерьму на­чал нагонять русский транспорт и осыпать ее картечными выстрелами. Три горца и в том числе сын Убыха были убиты русскими пулями; но самая кучерьма спаслась, пристав­ши к берегу, где князь Убых решил отмстить русским за смерть своего сына. Взяв с собой в лодку 4-х черкес, нашего матроса, другого сына и ящик с порохом, он отчалил ночью от берега с намерением под прикрытием темноты подобраться к русскому кораблю и взорвать его на воздух. Но наш доблестный матрос, лишь только узнал об этом злом умысле, неожиданно схватил топор и с криком: "да здравствуют мои отцы-командиры и братья!" прорубил дно лодки. Он пал, пораженный 4-мя кинжалами; лодка затонула, а русский транспорт был спасен. На крик с транспорта подошла шлюпка, которой удалось спасти сына Убыха; он-то и передал нам этот доблестный поступок верного матроса.

Казак Затворников

   Летом 1885 года уральского войска казак Затворников был на Каспийском море захвачен в плен тамошними морскими разбойниками, киргиз-кайсаками. Взяв его на свое судно, кайсаки снова отправились на разбой, в море, и хоте­ли заставить Затворникова откликаться при встрече с русски­ми рыболовными судами по-русски, чтобы обмануть их, что­бы подумали они: это-де не разбойничье, а такое же русское ры­бацкое судно. На это Затворников отвечал разбойникам: "Хоть сейчас зарежьте, а души своей не продам черту, на своих не пойду". Киргизы мучили его, били, да с тем и отстали. При этом были свидетелями другие пленники наши. Вырученный вместе с ними, этот казак был пожалован Государем в урядники и получил 200 руб.

Архип Осипов и другие тенгинцы

   Продолжительная 50-летня борьба за обладание Кавказом доставила возможность проявиться вполне доблести русского солдата; ибо здесь ему пришлось воевать с отчаянными горцами, оборонявшими в своих неприступных аулах и дебрях, покрытых вековыми лесами. Уже один подвиг Архипа Осипова достаточно показывает и трудность этой борьбы, и храбрость кавказских войск. В 1840 году 11.000 горцев устремились на наше небольшое укрепление Михайловское, гарнизон которого состоял всего из 400 человек, под начальством храброго штабс-капитана Лико. Этот доблестный начальник, видя неизбежную гибель, и зная, что подкреплениям придти неоткуда, открыто объявил гарнизону о предстоящей опасности, и о свой твердой решимости отразить врага или погибнуть под развалинами укреплений. При этом он напомнил им о святости присяги, не щадить живота за государя и отечество, а также об обещании, данном начальнику береговой линии: стоять твердо при нападении горцев. Вслед за этим он предложил, в случае неудачи, взорвать пороховой погреб, где сверх пороха лежал огромный запас артиллерийских снарядов. Все до одного солдата поклялись умереть с оружием в руках, а рядовой Архип Осипов сам вызвался взорвать пороховой погреб. Священник тотчас же благословил его на это славное дело. Защитники зарядили орудия картечью и, готовясь к смерти, надели чистое белье. Ночью они бодрствовали, поджидая врага, а на заре лай сторожевых собак и выстрел возвестили им о приближении горцев. Скоро неприятельские толпища полезли через стены и валы, вступая в рукопашный бой с малочисленными защитниками, гибнувшими в неравной борьбе; доблестный Лико был изрублен в куски. Горсть храбрых россиян отступила к открытому пороховому погребу; торжество врагов было близким, ибо и туда уже вломились неприятели... Но в этот момент раздался голос солдата-героя: "Поря, братцы! Кто хочет остаться в живых, помяните Осипова!" И вдруг укрепление, а вместе с ним и 2.000 нападавших с грохотом взлетели на воздух. Погиб доблестный солдат... По приказу царя Николая I он числится правофланговым, и на перекличках следующий за ним рядовой отвечает: "Погиб во славу русского оружия в укреплении Михайловском".

Солдаты и экипаж парохода "Кол­хида"

   В 1853 г. во время войны нашей с Турцией русский пароход "Колхида", подойдя однажды к укреплению, занятому турками, сел на мель. При таком положении оставалось одно -- сдаться (как раз и сделал при таких же обстоятельствах английский пароход "Тигр"). Но наши молодцы рассудили иначе: они дали машине задний ход, в надежде сдвинуть пароход с мели. Однако он оставался неподвижным. Пользуясь этим, турки принялись расстреливать судно из 7 крепостных орудий и 3.000 ружей. Стоя носом к берегу, "Колхида" не могла поворачивать своих пушек, а, следовательно, и отвечать туркам на их отчаянный огонь. Раненый смертельно капитан Кузьминский пал. Его сменил мужественный Дистерло. 4Ґ часа длилась эта бойня. Надежды на спасение не было, по тем не менее солдаты и матросы даже и не помышляли о сдаче. Напротив, они продолжали усердно работать, и наконец решились употребить последнее усилие: помолившись Богу, они с криком "ура!" потянули канат и сдвинули пароход с мели. "Ребята! Бог помог, не забывайте Его!" -- воскликнул тогда Дистерло. "Милосердный помог", -- отвечала команда. Высвободившись, храбрый начальник немедленно остановил "Колхиду", и выстрелами из орудий расплатился с турками. "Колхида" благополучно при­шла в Сухум. Пароход получил 120 пробоин (2 подводные); 14 чел. было убито; 12 тяжело ранено; почти все остальные ранены или легко контужены. Сам капитан-лейтенант Кузьминский умер через 22 часа.

Унтер-офицер Снозик и канонир Чиликин

   В том же году в битве под Ольтеницой многие раненые не оставляли своих мест. Так, например, тяжело раненый знаменщик 2-го батальона Селенгинского полка Снозик упал, но когда товарищи хотели взять у него знамя, встал, сказав окружавшим его: "Пока жив, никому знамени не отдам".-- Канонир Тимофей Чиликин, смертельно раненый в голову, сказал сменявшему его: "Дай дослать последний заряд!" и только после выстрела позволил отвести себя на перевязоч­ный пункт.

Рядовой Петров

   В деле под Журжею в 1854 г. рядовой Томского полка Матвей Петров бросился на пару турецких застрельщиков. Заколов одного, он прикладом повалил другого и, не же­лая бить лежачего, -- требовал сдачи. Но турок упорствовал и старался ранить штыком Петрова. "Ну, коли не хочешь в плен, -- сказал наш благородный егерь, -- так вставай, посмотрим, чья возьмет!" И освободил турка из-под шты­ка. Тот вскочил и кинулся на Петрова. В это время не­сколько других турецких застрельщиков бросились на помощь к товарищу. Но егерь уже заколол своего противника и промолвил: "Теперь на меня не пеняй -- сам виноват, бритая башка!" Сделал выстрел и вернулся в цепь.

Унтер-офицер Абрам Ефимов, мушкетер Киселев, гусар Рудзский, егерь Ларионов

   В том же году в одной схватке с турками унтер-офицер Томского полка Абрам Ефимов, раненый в ногу, не захотел идти на перевязку, не смотря на увещания товарищей, говоря: "Далеко, братцы! Я и сам себя перевяжу!" Сделав это с помощи тряпки, он встал и объявил, что ничего не чувствует, кроме охоты драться. Заметим, что, когда при раз­даче орденов Георгия рота не знала кому присудить крест, фельдфебелю или Ефимову, последний отказался, сказав, что его "крест не уйдет! не последний же раз врага бьем!" -- В том же году мушкетер Тобольского полка больной Киселев, услышав тревогу, убежал вместе с товарищем из лазарета в бой, и, не смотря на полученную там рану, во время всего дела был впереди. Заметим, что пример Киселева увлек за собою еще 12 больных. -- В том же году гусар кн. Варшавского полка Адам Рудзский отнял у турок знамя, и, не смотря на тяжелую рану, все время оставался в строю. -- В том же году рядовой Томского егерского полка Михаил Ларионов, тяжело раненый в ногу, оставался все время в строю. По окончании дела, не надеясь выжить, он отказался от ордена Георгия, говоря: "Спасибо, товарищи! Не пожить мне между вами, не носить ордена, -- дайте крест достойному; а если Богу будет угодно сохранить меня, то я постараюсь за­служить крест и в другой раз!" Выздоровев, он сдержал свое слово.

Три артиллериста конно-донской батареи

   В 1854 г. в бою с турками под Кюрюк-Дара на Кавказе сотник Колгачев подскакал с дивизионом конно-донской батареи на 60 шагов к неприятелю и принялся осыпать турок картечью. Но штуцерный огонь вырвал у него 34 чел. прислуги, вследствие чего ему пришлось бросить две пушки и ускакать с остальными обратно к своим. Тогда три изра­ненные артиллериста, беспомощно лежавшие под лафетом одного из этих орудий, исполняя свой долг до последнего издыхания, встали, зарядили пушку, последним выстрелом приветствовали наступавшего врага, и погибли славною смертью.

Матрос и сапер Афанасий Прокофьев

   Во время осады Севастополя наши матросы нередко тушили падавшие бомбы, залепляя их трубки грязью. Однажды на 3-й бастион упала огромного размера английская бомба и, крутясь, грозно шипела близ собравшейся толпы матросов. "Не сердись, толстуха, -- сказал один из них, -- никого не испу­гаешь, -- у меня теща сердитее тебя, а я и ее не боюсь", -- и с этими словами залепил трубку бомбы грязью. -- В другой раз в одну из наших амбразур упала бомба и зажгла туры. Тогда сапер 3-го батальона Прокофьев быстро забросал бомбу землей, а затем вывернул из нее трубку. За этот подвиг Прокофьеву был пожалован Георгиевский крест.

Штуцерный Цверковский, солдат Ефимов, Комиссаров унтер-офицер Кисленко, улан Зиновьев

   Когда, в том же сражении, разбитая на голову, неприятельская кавалерия в беспорядке и во весь дух мчалась назад, лежавший на земле, раненый в ногу, штуцерный 4-й карабинерной роты, Цверковский, которого не успели еще от­вести на перевязку (а сам идти был не в состоянии), увидел скакавшего впереди на лихой лошади англичанина. "Ах ба­тюшки, -- сказал он, -- не дайте ему выскочить! Он славно на параде, пусть же хоть на отъезде попробует русского свин­цу!" С этими словами он перевернулся, приподнялся, прицелился, выстрелил -- и славный английский наездник свалил­ся с коня. В Балаклавском сражении это не было единичным случаем. Многие раненые не оставляли там своих мест. -- Солдат Днепровского пехотного полка Ефимов, раненый осколком в бровь, после перевязки нахо­дился в своей роте до конца сражения. -- Другой Одесско-егерского полка Дементий Комиссаров с пораненной рукой продолжал стрелять из ружья, но так как текшая кровь мочила патроны, то он сбегал на перевязку и принялся опять за свое дело. -- Унтер-офицер Кисленко, раненый в локоть, пошел было на перевязку, но, услышав выстрелы, вернулся назад. -- Улан Зиновьев раненый сражался до конца боя.

Солдат Ефим Кузнецов

   Однажды во время осады Севастополя наши заметили, что между русскими и неприятельскими укреплениями бежит заяц. Тогда один из солдатиков Ефим Кузнецов выстрелом из ружья положил его на месте, и, не обращая никакого внимания на неприятельский огонь, соскочил за бруствер, дошел до самого опасного места, поднял убитого зайца и, взяв ружье на изготовку, стал задом отходить к своим. Тогда англичане, прекратив перестрелку, закричали ему "ура"! и стали хлопать смельчаку, который приостановился, снял шапку, показал зайца и скрылся в укреплении. Кузнецов представил зайца командиру полка -- и посыпались рубли удалому стрелку... А Кузнецов? Он с удивлением смотрел и понять не мог -- где же тут молодечество: убил зайца, известное дело -- не бросать же убитого зверя.

Матрос Шевченко

   Во время одной из Севастопольских вылазок наши мо­лодцы вытеснили из траншеи неприятеля. Тогда горсть французов, отступая, прицелилась в лейтенанта Бирюлева. Заметив это матрос Шевченко, перекрестясь, кинулся к нему, заслонил его и молодецкою своею грудью принял пулю, ко­торая неминуемо должна была поразить лейтенанта Бирюле­ва.

Рядовой Мартышин

   Много героев пало на Камчатском люнете, но один из них, рядовой Егор Мартышин, замечателен своим горячим предсмертным словом, которое он с полным спокойствием сказал товарищам. Ядро размозжило левую ногу Егору Мартышину и оторвало ему кисть. Товарищи раненого подняли Мартышина и положили на носилки. -- "Нет, братцы, постойте, -- говорил спокойно Мартышин, -- несите меня только двое. Если с каждым, кого зацепить чугунка, будет уходить четыре человека, так эдак и Камчатку стеречь бу­дет некому!" -- Размозженная нога у самого паха едва держа­лась на тоненьких жилах, но Мартышин, преодолевая жгучую боль, не хотел сразу оставить люнета. -- "Несите меня, братцы, по траншее, -- сказал он, -- дайте проститься с товарищами!" В траншеях он сказал товарищам слово: "Прощайте, братцы, служите нашему Батюшке Царю, как следует храбрым карабинерам! Недавно перед крестом и Евангелием вы держали присягу на честную и верную службу Царю Александру II: служите сыну, как служили отцу Его Императору Николаю, и Бог благословить вашу службу!.. Про­щайте, братцы-карабинеры, помяните меня грешного! Уме­реть за правое дело не страшно. Одно братцы, больно, что не удалось мне охотником вовремя в траншеи сходить!" Причастившись св. Таин, Егор Мартышин с полным спокойствием скончался на перевязочном пункте.
  

Барабанщик Реутович

   В битве при Черной речке при отступлении одного батальона Вологодского полка был тяжело ранен знаменщик. Два ассистента, принявшие от него знамя, один за другим были убиты и после этого знамя, перебитое в древке, упало на землю. Лежавший возле того места, раненый барабанщик Азовского пехотного полка, Степан Реутович, не смотря на боль от раны, поднял перебитое знамя и вынес его из схватки, за что и получил орден св. Георгия.

Егерь Шелкунов

   Во время той же битвы егерь Матвей Шелкунов, нахо­дясь в цепи, после сигнала "отступать" остался за канавой и стал стрелять из-за нее по неприятелям. Расстреляв все заряды, он пошел назад; но по дороге снял суму с патро­нами с убитого солдата и продолжал начатое дело. Тут он заметил троих раненых. Не будучи в состоянии подобрать их, он сказал: "Ползи, братцы, кто может, а я буду при­крывать вас!" Раненые солдатики поползли, а храбрый егерь стал оберегать их, стреляя по временам по вражьей цепи. Так он добрался со своими "ползунами" до русских, да сверх того принес с собою пять ружей и три амуниции. За этот подвиг кн. Горчаков произвел Шелкунова в унтер-офицеры и наградил знаком отличия военного ордена.

Рядовой Волынского полка

   В 1877 г., при переправе наших войск через Дунай, Волынскому полку пришлось брать приступом противополож­ный высокий берег. Один из солдатиков этого полка, ка­рабкаясь на высоту, уронил вниз свое ружье, но, не желая отставать от товарищей, бросился на турок с пустыми руками. Вдруг один турок, споткнувшись, упал к ногам волынца и пронзил ему ногу штыком, который, ударившись о камень, загнулся. Не долго думая, наш солдатик схватил турка одной рукой за шиворот, другой за лицо и потащил в лагерь, не обращая никакого внимания на страшную рану. Ружье с каждым шагом раздирало ему ногу; това­рищи предлагали свою помощь; но он, говоря: "Сам пред­ставлю куда следует! Не отдам ружья; оно мое, так мне и тащить", привел пленника к начальству. Там он его напоил, положил спать и прикрыл своею шинелью, довершив подвиг мужества подвигом человеколюбия.

Канонир Ефим Колесников

   В ту же войну во время боя за гору Кизил-Тапу турец­кая граната попала в переднюю сторону одного нашего зарядного ящика, не разорвавшись, зажгла паклю, которой были обвиты заряды (в ящики было 2Ґ пуда пороха). Все с ужасом посторонились в ожидании страшного взрыва. Вдруг канонир Ефим Колесников перекрестился, бросился к ящику, и один за другим выбросил все 9 мешков с зарядами.

Рядовой 4-й батареи, 2-й артиллерийской бригады

   Упорную борьбу пришлось выдержать нашим войскам под Плевной, прежде чем сдался ее главнокомандующий Осман-паша. Из своих скорострельных ружей и многочисленных орудий турки засыпали атакующих градом пуль и снарядов. 31 числа они обстреливали в отнятом у них редуте наши батареи таким огнем, что у одного орудия остался всего один рядовой. Казалось, что при таком положении ему оста­валось только покинуть свою пушку. Но вместо того наш солдатик принялся один управляться с нею. "Орудия заря­жай гранатой!" -- командовал он сам себе, бежал к ящику, вынимал заряд, снаряд, заряжал, стрелял; в случае удачи кричал с радостно: "Попал!" и снова спешил к передку. Неприятельские гранаты ложились кругом его, но он не робел, и подсмеивался над ними: "Лети, лети, матушка, сюда, здесь никого нет", -- приговаривал он, продолжая свое дело. Скоро турки приблизились к самому редуту. Но и это не испугало нашего молодца. Сменив гра­наты на картечь со словами: "Коли не хотите матушки, гороху попробуйте!", он выпалил в самую середину наступавших. Заметив, что редут почти пусть (наши отсту­пили), он принялся выкидывать из орудий затворы. Исполнив это, наш храбрец вышел было из редута, но, сообразив, что турки могут, вложив обратно затворы, действо­вать из пушек, направился назад, в то время как турки почти уже лезли на вал. Вернувшись, храбрец выдернул кольца и последним спокойно удалился из редута.

Унтер-офицер Митрофан Иванов

   Во время атаки турецкого редута у Горного Дубняка в 1877 г. под знаменем 4-го батальона Павловского полка шел унтер-офицер Митрофан Иванов. В самом разгаре битвы он был смертельно ранен. Ассистенты, заметив, что он покачнулся, бросились поддерживать знамя; но Иванов, сказав, что он еще жив, сам понес святыню вперед. От потери крови он слабел с каждым шагом, но под градом пуль неуклонно шел вперед, продолжая отказываться от содействия ассистента. "Я еще не умер, братец, -- говорил Ива­нов, -- как умру понесешь знамя ты; видишь, как я хожу". Желая показать это, он, спотыкаясь и приостанавливаясь, продолжал свой путь. Недалеко от редута батальон остановился, чтобы устроиться, и тут силы уже совсем оставили верного знаменщика. "Возьми!" -- сказал он наконец и растянулся на землю. Хотели поддержать ему голову, но это было уже лишним: он был мертв. Лишь только ассистент принял знамя, как его тоже ранили; но, сделав перевязку, он по­нес святыню сам.

Рядовой Ипполит Киселев

   Во время того же дела рота Финляндского полка залегла на открытом месте в 60 саженях от редута. Но турки осы­пали русских таким градом пуль, что ей было приказано отойти назад. "Останемся, братцы, здесь, -- сказал тогда ря­довой Киселев, -- все едино придется на редут идти". И с шестью своими товарищами расположился на открытом пригорке. Турки принялись расстреливать эту горсть по одиночке. Когда все товарищи Киселева были перебиты, он вернулся в роту. Заметив тут, что его ротный командир забыл во время отступления саблю, пальто и сумку, он пополз тайком на прежнее место, и скоро явился сначала с саблей, а затем с пальто, сумкой и простреленной фуражкой. Тут оказалось, что батальонный тоже забыл свою саблю. В третий раз отправился наш храбрец в опасное путешествие; но вернулся оттуда уж не столь счастливо, как в два первые раза. Пуля, снова пробив фуражку, задела ему за голову. Он не захотел идти на перевязку, а только попросил своих товарищей за­вязать себе голову платком. В таком виде он пошел вместе с другими в атаку и благополучно вернулся из нее. Началась последняя атака и храбрый Киселев побежал впе­реди, вскочил первым на вал, и пал, пронзенный тремя турецкими штыками. После этой атаки турецкий гарнизон положил оружие.

Лейб-драгуны

   Однажды лейб-драгунам в турецкую волну 1877 г. при­шлось прикрывать отступление нашей артиллерии, при чем под одним из русских орудий черкесам удалось перестрелять всех лошадей. Тогда старший из оставшихся драгунских офицеров закричал: "Ребята, вперед в шашки!" и во главе горсти драгун и 2-х офицеров, уцелевших от вражьих пуль, ринулся на верную гибель, желая отчаянной атакой дать время спасти наше орудие. В одну минуту храбрые драгуны были окружены и изрублены на части вражескими шашками.

Унтер-офицер, ездовой, ездовой Дацук и унтер-офицер Ильченко

   Тяжелые раны, как мы видели уже раньше из многих подвигов, не могут оторвать наших солдат от исполнения своего долга. Нечего и думать передать все подвиги этого рода в кратком изложении. Вот еще несколько примеров, показывающих каким изумительным терпением обладает наш воин. Во время атаки турецких позиций у Ловчи один унтер-офицер хотел перенести своего раненого капитана за дерево; но отосланный им в битву продолжал сражаться. Когда ему перешибли руку, он вернулся к капитану, перетащил его за дерево, побежал на перевязочный пункт и прислал оттуда санитаров. -- Сильно раненый при штурме Малых Ягнах один ездовой согласился уйти на перевязочный пункт не прежде, чем сдал фельдфебелю хомут с убитой лошади. -- Во время сражения при Горном Бугорове ездовой кон­ной батареи Дацук был ранен пулею в ногу. Не желая покидать лошадей, он собственноручно "выскреб" пулю ножом и оставался на своем месте до конца сражения, после чего принялся кормить и убирать коней, и только по настоянию командира удалился на перевязочный пункт. -- Во время атаки Горного Дубняка гренадерский унтер-офицер Ильченко, несмотря на то, что обе ноги у него были перешиблены, пре­одолевая жгучую боль, продолжал распоряжаться своим отделением, и, не будучи в состоянии сдвинуться с места, сидя, указывал своим солдатам направление, пока они не скрылись у него из глаз.

  
  
  
  
  
  
  
  

  

  
  
   Кедрин С.Е. Русский воин: Главнейшие события из русской военной истории: отрывки из русских авторов, дополнения, примечания к ним, стихотворения по поводу этих событий. Подвиги русских воинов. - М., 1898.
   ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (1582 - 91), царевич, младший сын Ивана IV. В 1584 отправлен с матерью (М.Ф. Нагой) в удел Углич. Погиб при неясных обстоятельствах. Канонизирован Русской православной церковью. Под его именем выступали в 1604 - 1612 гг. несколько самозванцев.
   ВАСИЛИЙ IV Шуйский (1552 - 1612), русский царь в 1606 - 1610 гг. Сын кн. И.А. Шуйского. Возглавлял тайную оппозицию Борису Годунову, поддержал Лжедмитрия I, затем вступил в заговор против него. Став царем, подавил восстание И.И. Болотникова, усилил закрепощение крестьян. Борясь с польскими интервентами и Лжедмитрием II, заключил союз со Швецией, который привел к шведской интервенции. Низложен москвичами, умер в польском плену.
   ЛИСОВСКИЙ, польский гетман.
   САПЕГА, польский гетман.
   СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ (ок. 1321-91), основатель и игумен Троице-Сергиева монастыря. Инициатор введения общежитийного устава в русских монастырях. Активно поддерживал объединительную и национально-освободительную политику князя Дмитрия Донского, к которому был близок. Канонизирован русской православной церковью.
   Туры, т.е. батареи.
   Пострижение (постриг), христианский обряд обрезания волос на голове верующих, принимающих монашество или посвящаемых в священнослужители.
   Тарас, род корзины, наполненной землей. Обыкновенно ее катили перед собою, укрываясь за ними от выстрелов.
   Бердыш (польск. berdysz), холодное оружие, широкий длинный топор с лезвием в виде полумесяца на длинном древке; на вооружении рус. пехоты в ХV - ХVII вв. Близким к бердышу видом оружия была алебарда.
   Цинга (скорбут), заболевание, обусловленное недостатком в организме человека витаминов С (аскорбиновая кислота) и Р. Симптомы: слабость, мышечно-суставные боли, кровоточивость, выпадение зубов и др. Профилактика - включение в пищу богатых витамином С продуктов (смородина, шиповник и др.).
   Келарь (от ср.-греч. kellarios - кладовщик, эконом), в православной и католической церквах монах, ведающий монастырским хозяйством.
   ПАЛИЦЫН Авраамий (?-1627), келарь Троице-Сергиева монастыря в 1608-19, организатор его обороны (1618), писатель автор исторического сочинения "Сказание" - ценнейшего источника по истории России начала ХVII в., в т. ч. о "смутном времени".
   СКОПИН-ШУЙСКИЙ Михаил Васильевич (1586 - 1610), князь, боярин, полководец. Участник подавления восстания И.И. Болотникова. В 1610 г. во главе русско-шведской армии освободил Москву от осады отрядов Лжедмитрия II.
   ШЕРЕМЕТЕВ Федор Иванович (? - 1650), боярин, активный участник событий начала ХVII в.
   ЗБОРОВСКИЙ, польский полковник.
   СИГИЗМУНД III Ваза (1566 - 1632), король Речи Посполитой с 1587 г., король Швеции в 1592 - 1899 гг., из династии Ваза. Активный проводник Контрреформации. Один из организаторов интервенции в Россию в начале ХVII в.
   ШЕИН Михаил Борисович (? - 1634), боярин, воевода. Возглавил Смоленскую оборону 1609-1611 гг., до 1619 г. в польском плену. С 1619 г. доверенное лицо Филарета и глава ряда приказов, участник дипломатических переговоров. Командующий армией, осаждавшей Смоленск в русско-польской войне 1632-1634 гг. После капитуляции русской армии казнен.
   ЛЯПУНОВ Прокопий Петр. (? - 1611), думный дворянин (1607). Брат З.П. Ляпунова. Возглавлял отряд рязанских дворян, примкнувших к восстанию Болотникова. В ноябре 1606 г. перешел к Василию Шуйскому. В 1610 г. участник свержения Шуйского и организации первого земского ополчения 1611 г., глава земского правительства. Убит казаками.
   ПОЛЬСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ НАЧАЛА ХVII в., С конца ХVI в. Речь Посполита поддерживала Лжедмитрия I и Лжедмитрия II. В сент. 1609 польскими отрядами осажден Смоленск, в 1610 г. захвачена Москва, которая была освобождена в октябре 1612 г. Вторым ополчением. Попытки короля Сигизмунда и королевича Владислава захватить Москву в 1612 и 1617 гг. были отражены русскими войсками. Военные действия завершились в 1618 г. Деулинским перемирием.
   МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ (1596 - 1645), русский царь с 1613 г., первый царь из рода Романовых. Избран Земским собором. Предоставил управление страной отцу-патриарху Филарету (до 1633 г.), затем боярам.
   Михаил Федорович жил в то время со своею матерью в свой костромской вотчине.
   ЦАРЬГРАД, древнерусское название г. Константинополь (ныне Стамбул).
   Лава, мостик для схода с судна.
   РАЗИН Степан Тимофеевич (ок. 1630-71), предводитель Крестьянской войны 1670-1671 гг., донской казак. В 1662-1663 гг. донской атаман, воевал с крымскими татарами и турками. В 1667 г. с отрядами казацкой голытьбы совершил походы на Волгу и Яик, в 1668-1669 гг. по Каспийскому морю в Персию. Весной 1670 г. возглавил крест. войну. Выдан казацкой старшиной царскому правительству. Казнен в Москве.
   БАРЯТИНСКИЙ Даниил Афанасьевич (? - после 1694), князь, боярин, воевода. Участник подавления восстания под руководством С.Т. Разина. Участник русско-польской войны 1654-1667 гг.
   Канонир (нем. kanonier, от итал. cannone - пушка), солдат в артиллерии русской и некоторых других армий.
   ПУГАЧЕВ Емельян Иванович (1740 или 1742-75), предводитель Крестьянского восстания 1773-1775 гг., донской казак, участник Семилетней 1756-1763 гг. и русско-турецкой 1768-1774 гг. войн, хорунжий. Под именем императора Петра III поднял восстание яицких казаков в августе 1773 г. В сентябре 1774 г. заговорщиками выдан властям. Казнен в Москве на Болотной площади.
   Кучерьма, палубное судно, предназначенное для прибрежного плаванья.
  
  

Оценка: 3.87*16  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023