ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Ревность и усердие долгом движут меня на службу"...

"Ревность и усердие долгом движут меня на службу"...

Медаль, выбитая в честь Потемкина.

Лицевая сторона с портретом Потемкина

Екатерина, Потемкин и Суворов

(Фрагменты)

Иной была карьера Потемкина. Проучившись до 21 года в Московском университете и выказав большие способности к наукам (награжден золотой медалью за успехи), Потемкин в 1760 г. был исключен из числа студентов "за нехождение в классы". Вскоре он явился в лейб-гвардии Конный полк, в который был записан еще в 1755 г. В чине вахмистра принял самое активное участие в перевороте, возведшем на престол Екатерину. Сопровождал карету арестованного императора в Ропшу. И хотя имя его в списках награжденных пособников Екатерины стоит на последних местах, Потемкин был замечен. Он был произведен сразу в подпоручики гвардии (этот чин приравнивался чину армейского капитана) и получил 400 душ.

Поручая ему отдельные важные дела (в частности, какое-то время он исполнял ответственное поручение при обер-прокуроре Святейшего Синода), Екатерина постепенно подготавливала его к государственной деятельности. В ноябре 1768 г. Потемкин, как состоящий при дворе, отчисляется из конной гвардии. Его новое придворное звание камергера, согласно табели о рангах, дает ему праве на чин генерал-майора.

В то самое время, когда Суворов настойчиво просил своих друзей в Петербурге "вырвать" его из Польши "туда, где будет построжае и поотличнее война" (письмо Ан. И. Набокову от 15 декабря 1768 г.), Потемкин делает неожиданный шаг -- добивается у императрицы разрешения отправиться на войну против турок. 21 января 1769 г. на заседании Большой комиссии по составлению "Уложения" (ново го свода законов империи) маршал собрания А. И. Бибиков объявляет депутатам, что "господин опекун от иноверцев член комиссии духовно-гражданской Григорий Потемкин по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению, отправляется в армию волонтером".

В 1770 г. он участвовал в блестящей кампании Румянцев и был награжден за боевые отличия орденами Св. Анны Св. Георгия 3-й степени, Потемкин, к которому благоволили князь Г. Г. Орлов и Румянцев, получает право лично писать императрице.

Во второй половине декабря 1773 г. Потемкин, продолжавший осаду Силистрии, получил письмо. Писала сама императрица:
"Господин Генерал-Поручик и Кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письмы читать. И хотя я по сию пору не знаю, предуспела ли Ваша бомбардирада, но, тем не менее, я уверена, что все то, чего Вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите. Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу по пустому не даваться в опасность. Вы, читав сие письмо, может статься зделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мыслей об Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна.
Екатерина".

Опытный и коварный Фридрих Великий, которого Екатерина звала "старым Иродом", не забывал тяжелых поражений от русских войск в Семилетнюю войну, поражений, поставивших Пруссию на грань катастрофы.

Орлов сам указывает на Потемкина, как на способного и решительного человека. О Потемкине хлопочет фельдмаршал Румянцев. Против него, кажется, ничего не имеет и Панин. Ведь Потемкин не примыкает ни к одной из влиятельных придворных группировок. Наконец, самая близкая подруга Екатерины, которой императрица поверяет сердечные тайны, графиня П. А, Брюс (родная сестра Румянцева) успевает шепнуть о том, что Потемкин давно и страстно любит одну женщину. Эта женщина -- Екатерина.
4 февраля в Царском Селе дежурный генерал-адъютант князь Г. Г. Орлов представил императрице прискакавшего из действующей армии Потемкина.

Потемкин был умен. "Он был мой дражайший друг, ученик мой, человек гениальный",-- скажет Екатерина годы спустя, потрясенная известием о его смерти.

Потемкина в самом исходе войны, утвердившей Россию в ранге Черноморской державы.

Медаль, выбитая в честь Потемкина.

Оборотная сторона

Деятельность самого Потемкина в грозном 1774 г. была отмечена орденом Св. Андрея Первозванного. При торжестве замирения в 1775 г. он был возведен в графское достоинство и получил другие отличия. Но он решительно отверг предложение Румянцева отметить его заслуги в минувшей войне орденом Св. Георгия 1-ой степени. Эта высшая боевая награда давалась только за выдающиеся победы. Потемкин не позволил ронять достоинство недавно учрежденного ордена, уже снискавшего большую популярность среди военных. За отличия под Силистрией он получил Св. Георгия 2-ой степени -- награду, которой был удостоен Суворов за Туртукайский поиск.

Всего год назад, 10 июля 1775 г. он был пожалован в графское достоинство Российской империи. В тот самый день -- в разгар торжеств по случаю мира с Турцией и внутреннего замирения -- Потемкина видят повсюду рядом с императрицей: во время въезда царского поезда в Кремль, на благодарственном молебне в Успенском соборе, на званом обеде в честь победителей. Когда же 12 июля Екатерина внезапно заболевает и целую неделю не выходит из своих покоев, через Потемкина отдаются важнейшие распоряжения по управлению государством.

Многое позволяют понять письма Екатерины Потемкину того времени. Они по-прежнему полны сердечных излияний "верной по гроб жены". Но все чаще в них лирика перемежается примерами совместной работы над различными частями государственного управления. И все чаще слышны жалобы женщины на суровый характер своего мужа.
"И ведомо, пора жить душа в душу,-- читаем мы в одном из писем 1775 г.-- Не мучь меня несносным обхождением -- не увидишь холодность. Платить же ласкою за грубости не буду".

Сохранилось семейное предание, идущее от Самойлова -- участника тайного венчания Екатерины с Потемкиным. Когда читавший "Апостола" Самойлов дошел до слов "Да убоится жена мужа своего", он опасливо взглянул на императрицу. Та решительно кивнула головой "Да убоится!" Екатерина признала за своим избранником первенство и не раз писала ему, что именно он дал ей "способы царствовать". Она сама заставила его трудиться на общее благо, вовлекла в большую политику и... потеряла его для себя.

Потемкин не мог не понимать, что на него смотрят, как на нечто фальшивое и временное. Не мог же он объявить, что не фаворит он, а законный муж императрицы. Открытие тайны брака грозило каждому из супругов смертельной опасностью. В одном из писем, присланных из действующей армии во время кампании 1789 г., Потемкин в скупых словах выразил свое кредо: "Ревность и усердие с неограниченным к Вам долгом движут меня на службу... Я христианин, то и слава моя в служении... Ежели бы я мог поднять на рамена тягости всех, охотно бы я себя навьючил, и Вы бы увидели нового Атланта".

Каким контрастом выглядят ее письма Потемкину, спустя несколько месяцев. "От Вашей Светлости подобного бешенства ожидать надлежит, буде доказать Вам угодно в публике так, как и передо мною, сколь мало границ имеет Ваша необузданность. И, конечно, сие будет неоспоримый знак Вашей ко мне неблагодарности, так как и малой Вашей ко мне привязанности".

Не одна Екатерина чувствовала неотразимое обаяние личности Потемкина. Остроумный, деятельный, мужественный, он нравился многим, особенно женщинам. Дамы высшего света писали ему любовные письма, заказывали медальоны с его изображением. И друзья, и враги уже при жизни Потемкина называли его гением. Но в глазах общественного мнения он оставался фаворитом, временщиком. Его таланты и заслуги всячески принижались.

Право, судьбу драматичнее судьбы самого Потемкина трудно придумать, Ведь у него, несмотря на все его огромное богатство, по сути не было ни дома, ни семьи. Императрица сохранила за ним покои в Зимнем дворце, но Потемкин все реже и реже бывал в столице, отдавшись всей душой делу заселения и хозяйственного освоения новых губерний на юге, в Причерноморье. Их безопасность, их процветание стали главным делом его жизни. "Во всем ты неординарный!" -- писала ему Екатерина.

Далеко не случайно, что именно в 1776 г. Екатерина ухаживает за Орловыми и поручает Потемкину Санкт-Петербургскую дивизию, т. е. войска столичного округа.

У Потемкина же свои заботы. В начале июня Завадовский получает длительный отпуск и покидает столицу. Фаворитом становится Семен Зорич, флигель-адъютант Потемкина, рекомендованный им Екатерине. Храбрый гусарский офицер, серб на русской службе, отличившийся в минувшей войне, Зорич ни с кем не связан в Петербурге и всем обязан Потемкину.

В секретном ордере Потемкина Суворову от 11 января 1780 г. предписывалось: "Часто повторяемые дерзости ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, решили, наконец, Ея Императорское Величество усмирить оных силою своего победоносного оружия. Усердная Ваша служба, искусство военное и успехи, всегда приобетаемые, побудили Монаршее благоволение избрать Вас исполнителем сего дела. Итак, Ваше Превосходительство имеете быть предводителем назначенного вам войска".

Петербург при Екатерине Второй.

Вид памятника Петру Великому при его открытии в 1782 г.

С гравюры Мельникова.

7 августа 1782 г. в Петербурге открывается памятник Петру Великому, созданный Фальконе. Надпись на пьедестале -- "Петру Первому -- Екатерина Вторая" -- прямо указывает на историческую преемственность политики императрицы, продолжившей движение России к Черному морю.

Решающие события происходят в 1783 г. На плечи Потемкина ложится разработка стратегических планов обороны границы на случай войны с Турцией из-за Крыма. Документы показывают, как вырос за эти неполные десять лет соратник Румянцева, которого фельдмаршал горячо рекомендовал императрице в 1773 г. В планах, представленных Потемкиным, главное внимание уделено югу. Там собраны значительные силы.

Особого внимания заслуживают разработанные Потемкиным предложения о реформе русской армии, представленные им в начале 1783 г. на утверждение Екатерине. Записка Потемкина носит название "Об одежде и вооружении сил", но она затрагивает важнейшие вопросы формирования, обучения, обмундирования и содержания войск, смело опережая установки, принятые в западноевропейских армиях того времени. Академик Н. Ф. Дубровин, посвятивший исследование реформам русской армии в царствование Екатерины II, отмечает, что Потемкин в своих предложениях опирался на мысли Румянцева, высказанные им на основании опыта Первой русско-турецкой войны, в знаменитом "Обряде службы", и тот, и другой творчески использовали идеи знаменитого полководца и военного теоретика Франции принца Морица Саксонского, оказавшего большое влияние на развитие военного искусства. Дальше всего в реформировании армии пошел Потемкин.

"В России же, когда вводилось регулярство (при Петре I.--А.К.) -- писал Потемкин императрице,-- вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времяни, а наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли все священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, в ружейных приемах и прочее. Занимая себя таковой дрянью, и до сего еще времяни не знают хорошо самых важных вещей, как-то: маршированья, разных построениев и оборотов, а что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте, а стрелять почти не умеют. Словом, одежда войск наших и амуниция таковы, что придумать еще нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в тридцать лет уже почти узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих. Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением. Платье должно служить солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени и иждивения и слуг, чего у солдата быть не может".

...

Особенно резко нападает он на принятую во всех европейских армиях уборку волос. "Завивать, пудриться, плесть косы -- солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то и готов! Если б можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет! И простительно ли, чтоб страж целости Отечества удручен был прихотьми, происходящими от вертопрахов, а часто и от безрассудных?"

Смелые, передовые идеи Потемкина были поддержаны Екатериной. Солдат получил широкие шаровары, суконную куртку, мягкие сапоги с портянками, холщевое нижнее белье. Голову украсила вместо шляпы каска. Эта практичная, удобная военная форма в основных элементах сохранилась до наших дней, став принадлежностью всех современных армий. Следует указать еще одну черту, характерную для потемкинских реформ: он выступает за облегчение тягот солдатской службы, против муштры, показной, внешней стороны обучения. Он постоянно проводит мысль о том, что обучать нужно только тому, что пригодится в бою. Суворов и другие представители передовой русской военной школы в своих мыслях об улучшении солдатского быта, в своей практике по совершенствованию боевой подготовки войск были последователями Потемкина.
В конце записки Потемкин писал: "Ежели все оные столь очевидные в теперешних мундирах и других вещах неудобства исправить, то солдат сверх других многих выгод будет иметь еще от своего жалованья в остатке против теперешних издержек до двух рублей". И здесь его государственный ум сказался в полной мере: реформа должна служить человеку и облегчить государственные издержки. 4 апреля императрица подписала указ о перемене образа одежды русской армии. "Армия Российская, извлеченная из муки,-- писал Потемкин, -- не престанет возносить молитвы. Солдат будет здоровее и, лишаясь щегольских оков, конечно, поворотливее и храбрее".

Весной 1783 г. было решено, что Потемкин поедет на юг и будет лично руководить присоединением Крымского ханства к России. Незадолго до его отъезда 31 марта скончался граф Никита Иванович Панин, тяжело болевший последнее время. Зная о неприязни императрицы к главе дворянской оппозиции, одному из самых видных деятелей партии наследника престола, Потемкин хлопочет о погребении Панина в Алексавдро-Невской обители, испрашивая разрешения у Екатерины.

Потемкин действует наверняка. Полки занимают важные пункты на полуострове. Хан готовится к выезду. Агитация дает плоды. Все готово к принесению присяги. Неожиданно возникает угроза чумной эпидемии, занесенной в Крым с Тамани. Потемкин, как и Орлов во время чумной эпидемии в Москве в 1771 г., скачет в Крым чтобы на месте принять решительные меры против заразы.

Связь с ним усложняется. "Давным давно, друг мой сердечный, я от тебя писем не имею, думаю, что ты уехал в Крым,-- пишет императрица 10 июля.-- Опасаюсь, чтоб болезни тамошние как ни на есть не коснулись, сохрани Боже, до тебя. Из Царьграда получила я торговый трактат, совсем подписанный, и сказывает Булгаков, что они знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать. Удивительное дело!.. Только признаюсь, что жду нетерпеливо от тебя вестей. Пуще всего береги свое здоровье".

Но навстречу этому письму скачут гонцы Потемкина. 10 июля помечено его письмо о присяге всех знатных в Крыму. Через три дня присягнут остальные. В конце письма скупые строки о своей болезни и о новой поездке в Крым для личного принятия присяги мурз. "Теперь, слава Богу, оправился. Чума вокруг лагеря, но Бог хранит по сю пору".

Успешно прошло принесение присяги и в верховьях Кубани, где командовал Павел Потемкин. "Матушка Государыня,-- пишет 16 июля Потемкин из Крыма.-- Я прошу милости Генералитету, подо мною служащему: Суворову -- Владимирский крест и Павлу Потемкину. Графу Бальмену -- Александровский. Не оставьте и Лошкарева, он, ей Богу, усердный человек, и очень много я ею мучил" .

Генерал-поручик (Суворов - А.К.) тяжело переживал неудачу с переселением. Он рассылал увещевательные письма старым знакомым среди ногайских мурз и беев. "Прочие,... пред сим ушедшие, поворотились назад",-- доносит он Потемкину 12 августа 1783 г. И все же переселение пришлось приостановить. Значительные силы ногайцев ушли за Кубань. К ним присоединился Тав-султан, освобожденный восставшими. Верные присяге ногайцы перекочевывали под защиту русских военных постов. Брошенные в степи после боев тысячи женщин, детей и пленных по приказанию Суворова размещались на Дону и были спасены от гибели.

Еще в Крыму светлейший князь заболел болотной лихорадкой. Болезнь приняла тяжелую форму по дороге в Россию, вызвав тревогу императрицы. "Бескрайне меня обеспокоивает твоя болезнь,-- писала она Потемкину 17 сентября.-- Я ведаю, как ты не умеешь быть больным и что во время выздоровления никак не бережешься. Только зделай милость, воспомни в нынешнем случае, что здоровье твое в себе какую важность заключает: благо Империи и мою славу добрую. Поберегись, ради самого Бога, не пусти моей прозьбы мимо ушей. Важнейшее предприятие в свете без тебя оборотится ни во что". Но и тяжело больной, Потемкин не выпускал из рук нитей руководства обширным делом. Оценив обстановку, он приказал "считать возмутившихся ногайцев не подданными России, а врагами отечества, достойными всякого наказания оружием". Удар за Кубань был решен. Суворов начал стягивать части своего корпуса к Копылу, назначив атаману Иловайскому и его донским полкам место соединения у впадения Лабы в Кубань.

... Как настоящий начальник, Потемкин, зная впечатлительность Суворова, решил ободрить своего подчиненного. Во время марша суворовских войск к Кубани генерал-поручик получил с гонцом эстафету. В личном письме Потемкин поздравлял Суворова с высокой наградой -- орденом Св. Владимира 1-й степени. Девиз недавно учрежденного ордена гласил -- "Польза, честь и слава". "По службе Ея Императорского Величества малые мои труды ожидали от Вашей Светлости только отдания справедливости,-- откликнулся Суворов письмом от 18 августа, посланном с марша при Ангалы.-- Но Вы, Светлейший Князь! превзошли мое ожидание: между сих великих талантов великодушие Ваше превосходит великих мужей наших и древних времян".

Императрица, писавшая осенью 1783 г. Потемкину "Дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел и сюда возвратился. Ей, ей, я без тебя, как без рук весьма часто. Паче всего, зделай милость -- побереги себя", поспешила закрепить положение своего соправителя. 2 февраля 1784 г. Потемкин был назначен президентом Военной коллегии и пожалован в чин генерал-фельдмаршала.

Письма рассказывают и о семейной драме Суворова.
"Матвеич! -- пишет он 27 июля 1784 г. -- Я решился все забрать сюда в Ундол из Москвы, т. е. тамошнего моего дома: людей, вещи, бриллианты и письма". К этому времени Суворов получил ответ на свою челобитную о разводе. Синод поставил ему на вид отсутствие надлежащих свидетельств и "иных крепких доводов" и предложил начать бракоразводное дело в низшей инстанции.

"Ныне развод не в моде,-- резюмирует Суворов.-- Об отрицании брака, думаю, нечего и помышлять". Получив известие о намерении тестя "поворотить жену к мужу", Суворов торопливо наставляет Матвеича для беседы с членом Синода преосвященным Платоном, известным своим красноречием: "Скажи, что третичного брака быть не может и что я тебе велел объявить ему это на духу,-- пишет Суворов Матвеичу.-- Он сказал бы: "Того впредь не будет". Ты: "Ожегшись на молоке, станешь на воду дуть". Он: "Могут жить в одном доме розно". Ты: "Злой ея нрав всем известен, а он (т. е. сам Суворов.-- В.Л.) не придворный человек" ¹⁰. Дело о разводе остановилось.

В августе 1784 г. Варвара Ивановна родила сына, которого назвали Аркадием. Никаких откликов в дошедших до нас письмах Суворова на это событие нет. Только в письме от 28 декабря того же года, посланного из Кончанского родственнику И. П. Суворову, генерал замечает: "Супругу Варвару Ивановну довольствовать регулярно из моего жалованья". Похоже, гнев прошел, но боль осталась навсегда.

К концу 1784 г. Суворов уже явно тяготился своей праздностью.

... 10 декабря он садится за письмо Потемкину. Это новогоднее поздравление светлейшего князя принадлежит к числу самых откровенных посланий Суворова. В начале письма генерал просит поручить ему особую команду, упоминая о "ваканции" по дивизиям Брюса и Репнина. Первая дислоцировалась в столице, в Петербурге, вторая -- в Смоленске. "В стороне первой я имею деревни,-- уточняет Суворов,-- но все равно, Светлейший Князь! где бы я от высокой милости Вашей Светлости особую команду не получил, хотя в Камчатке".

... "Вот мое корыстолюбие",-- прибавляет Суворов, давая понять, что он ищет особой команды не из-за корысти, а ради деятельности), следует исповедь с изложением своего символа веры.
"Служу я, Милостливый Государь! больше 40 лет и почти 60-ти летний, одно мое желание, чтоб кончить Высочайшую службу с оружием в руках. Долговременное мое бытие в нижних чинах приобрело мне грубость в поступках при чистейшем сердце и удалило от познания светских наружностей; препроводя мою жизнь в поле, поздно мне к ним привыкать.
Наука просветила меня в добродетели; я лгу как Эпаминонд, бегаю как Цесарь, постоянен как Тюренн и праводушен как Аристид. Не разумея изгибов лести и ласкательств к моим сверстникам, часто неугоден. Не изменил я моего слова ни одному из неприятелей, был щастлив потому, что я повелевал щастьем.
Успокойте дух невинного пред Вами, в чем я на Страшном Божием суде отвечаю, и пожалуйте мне особую команду... Исторгните меня из праздности, но не мните притом, чтоб я чем, хотя малым, Г[рафом] Иваном Петровичем недоволен был, токмо, что в роскоши жить не могу. В чужие край... тоже праздность".

Новый 1785 год Екатерина встречает полная сил и жажды деятельности. 14 января она подписывает рескрипт Потемкину об "умножении" и преобразовании армии. Президент Военной коллегии давно подготовил и настойчиво проводит важную реформу -- заведение егерских корпусов -- отборной пехоты, приученной к рассыпному строю, меткой стрельбе, индивидуальному бою.

21 апреля Екатерина публикует Жалованную грамоту дворянству и Жалованную грамоту городам. Примерно в то же время подписывается торговый договор с Австрией, закрепивший русско-австрийский союз. В марте 1785 г. императрица делится своими мыслями с Гриммом: "Я глубоко убеждена, что у меня много истинных друзей. Самый могущественный, самый деятельный, самый проницательный -- бесспорно фельдмаршал Князь Потемкин. О, как он меня мучил,как я его бранила, как я на него сердилась! Но он не переставал вертеться и все перевертывать вокруг меня, пока не извлек из маленького моего кабинета в десять сажен, которым я завладела в Эрмитаже; и надо отдать ему справедливость, что он умнее меня, и все, что он делал, было глубоко обдумано".

16 октября она подписывает рескрипт о назначении Потемкина главнокомандующим армией на случай войны с Турцией. Согласно разработанному Потемкиным плану, на юге выставляются две армии: одной командует прославленный Румянцев (учитель и признанный авторитет в военном деле), другой -- он сам (ученик Румянцева), впервые выступающий в роли самостоятельного главнокомандующего. В вихре дел Потемкин не забывает и своего подчиненного. 16 ноября мы видим Суворова на званом обеде в Зимнем дворце, а 26 ноября генерал-поручик присутствует на торжестве, которое императрица ежегодно устраивает в своей резиденции в честь Георгиевских кавалеров (по случаю праздника -- дня Святого Великомученика и Победоносца Георгия). Рядом с Суворовым за царским столом восседают Потемкин, Репнин, Михельсон и другие прославленные генералы и штаб-офицеры, удостоенные самой почетной боевой награды России. Через три дня в Зимнем на празднике Андреевских кавалеров мы снова видим Потемкина и Репнина. Суворова нет. Он еще не кавалер старейшего российского ордена, учрежденного Петром Великим.

Огромный круг обязанностей, возложенных на Потемкина, его инициативность и самостоятельность при решении вопросов государственной важности не могли не создавать ему врагов. ... Против Потемкина возникло оппозиционное течение, представители которого стремились скомпрометировать мероприятия, проводившиеся на юге страны" ¹⁹. Среди оппонентов Потемкина мы видим таких крупных деятелей правительственной администрации, как генерал-прокурор князь А. А. Вяземский, президент Адмиралтейской коллегии граф И. Г. Чернышев, президент Коммерц-коллегии граф А. Р. Воронцов. И все же план Потемкина одобрен советом. На этом настояла императрица.

Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.

Медаль, выбитая в честь путешествия.

Лицевая сторона.

С гравюры Крюгера

7 января 1787 г. из Царского Села выехал санный поезд императрицы. Путь лежал через Смоленск, Чернигов и Киев, куда Екатерина прибыла 29 января. Почти три месяца длилось пребывание двора в древнем русском городе и лишь 22 апреля путешествие было продолжено. Вниз по Днепру двинулась целая флотилия.

30 апреля -- 3 мая императрица провела в Кременчуге, который временно, до постройки Екатеринослава, выполнял функции главного города наместничества. Потемкин устроил торжественную встречу. Ведь здесь, собственно, начиналась главная часть путешествия -- осмотр вверенных его попечению губерний. "Здесь я нашла треть прекрасной легкой конницы, той, про которую некоторые незнающие люди твердили доныне, будто она лишь считается на бумаге, а в самом деле ее нет,-- пишет императрица 30 апреля в Москву генералу П. Д. Еропкину,-- Однако же она действительно на лицо, а такова, как, может быть, еще никогда подобной не бывало, в чем прошу, разсказав любопытным, слаться на мое письмо, дабы перестали говорить неправду".

12 мая -- торжественный въезд в Херсон. Салютуют пушки херсонской крепости. Салютуют войска. После торжественной литургии в соборной церкви Святой Великомученицы Екатерины (в которой четыре года спустя будет похоронен Потемкин) генералитет, херсонское дворянство и именитое херсонское гражданство во главе с Потемкиным встречают коронованных гостей у дворца. Вечером на торжественном приеме звучит музыка. Город иллюминирован. 13 мая на приеме присутствует Суворов.

Екатерина Вторая. Путешествие в Крым в 1787 г.

Медаль, выбитая в честь путешествия.

Оборотная сторона. С гравюры Крюгера

Путешественники намеревались посетить Кинбурн -- самую южную русскую крепость, возведенную напротив грозного Очакова. Но маршрут пришлось изменить: к Очакову пришел сильный турецкий флот -- 4 линейных корабля, 10 фрегатов и множество вспомогательных судов. Екатерина выражает неудовольствие графу Сегюру за подстрекательство турок к войне. Сегюр оправдывается. Он ссылается на войска, показанные Потемкиным, как на причину, которая могла напугать Порту.

17 мая путешественники покидают Херсон. Они держат путь в Крым, сказочную Тавриду. На подходе к Перекопу их встречают казаки -- три с половиной тысячи донцов во главе с войсковым атаманом А. И. Иловайским. Донцы, к которым благоволил Потемкин, устраивают показательные маневры, вызывая неподдельное восхищение австрийского императора. В Крыму царский поезд окружает толпа татарских всадников -- полторы тысячи отборной конницы под начальством бригадира Ивана Горича Большого, черкеса родом.

В автобиографии 1790 г, Суворов написал: "1787 года июня 11 дня, при возвращении Ея Императорского Величества из полуденного краю, -- Всемилостивейшим благоволением пожалована табакерка золотая с вензелем Ея Императорского Величества, украшенная бриллиантами". Накануне Потемкин простился с императрицей, проводив ее до границы с Харьковской губернией. Так что список лиц, представленных к наградам, был подан им заблаговременно. Суворов оказался среди тех, заслуги которых в освоении полуденного края, в укреплении его обороноспособности были достойно отмечены. Заслуги самого Потемкина Екатерина отметила еще в Полтаве 8 июня: она приказала "Сенату заготовить похвальную грамоту с означением подвигов Господина Генерал-Фельдмаршала Князя Григория Александровича Потемкина в присоединении Тавриды к Империи Российской, в успешном заведении хозяйственной части и населении губернии Екатеринославской, в строении городов и в умножении морских сил на Черном море, с прибавлением ему наименования Таврического".

Очаков. "Руина", воздвигнутая в память взятия Очакова и "Орловские ворота" в Царском Селе.

С акварели Щедрина 1791 г.

Спустя десять лет в гамбургском журнале "Минерва" началась публикация анонимного памфлета "Потемкин Таврический", продолжавшаяся до 1800 г. Этот памфлет получил широкое хождение в Западной Европе -- шесть отдельных изданий за тринадцать лет -- в Германии, в Голландии, Англии, Франции. Е. И. Дружинина, посвятившая свое исследование хозяйственному освоению Северного Причерноморья в последней четверти XVIII в., отмечает, что автор памфлета "объявляет несостоятельными все военно-административные и экономические мероприятия Потемкина... Саму идею освоения южных степей он пытается представить, как нелепую и вредную авантюру", подавая "изображение всего того, что было построено на юге страны, в виде бутафории -- пресловутых "потемкинских деревень". Кто же этот анонимный автор мифа о "потемкинских деревнях"? "Как в русской, так и в иностранной литературе,-- отмечает Е. И. Дружинина,-- уже давно утвердилось мнение, что автором этого сочинения является Г.А.В. Гельбиг, секретарь саксонского посольства, живший в России в 1787--96 гг". Гельбиг также анонимно издал "Биографию Петра III" в 1808 г. и книгу "Русские фавориты" в 1809 г. Его деятельность привлекла внимание русского правительства, и сама Екатерина просила Гримма помочь ей удалить Гельбига из Петербурга. Саксонский дипломат покинул русскую столицу лишь в год смерти императрицы. В своем памфлете "Потемкин Таврический", пишет Е. И. Дружинина,-- Гельбиг "рисует политику Потемкина и покровительствовавшей ему императрицы в самом неприглядном свете... перечисляет баснословные суммы денег, которые сыпались на фаворита в виде жалованья, подарков, наград. Указывается на огромное честолюбие и тщеславие Потемкина, желавшего иметь все существующие ордена и медали. Особенно подчеркивается унижение Потемкиным старой родовой знати"

Война началась. Эта война вошла в историю под именем Второй русско-турецкой войны. Она и была таковой в царствование Екатерины Великой. Но для России это была седьмая за сто лет война за выход к Черному морю. И, как оказалось, решающая. Выдающиеся победы русской армии и молодого Черноморского флота поражают воображение. Но, как ни странно, именно эта победоносная война послужила поводом к обвинениям главнокомандующего Потемкина в бездарности. Ответ на эти обвинения дал в 1893 г. замечательный русский военный историк Д. Ф. Масловский, по инициативе которого началось издание четырех томов архивных документов, характеризующих деятельность Потемкина в войне 1787--1791 гг. Масловский скоропостижно скончался, подготовив первый том. Его работу продолжил другой выдающийся военный историк академик Н. Ф. Дубровин.

"Блестящие эпизоды подвигов Суворова во вторую турецкую войну 1787---1791 годов составляют гордость России,-- писал Масловский в предисловии к первому тому.-- Но эти подвиги (одни из лучших страниц нашей военной истории) лишь часть целого; по оторванным же отдельным случаям никак нельзя судить об общем, а тем более делать вывод о состоянии военного искусства... Вторая турецкая война, конечно, должна быть названа "потемкинскою". Beликий Суворов, столь же великий Румянцев занимают в это время вторые места". Масловский подчеркнул, что выводы о бездарности Потемкина, как полководца, ненаучны! Они сделаны "без опоры на главнейшие материалы". Документы свидетельствуют, что "Потемкин имел вполне самостоятельный и верный взгляд на сущность самых сложных действий войск на полях сражений... Потемкин в эту войну является первым главнокомандующим нескольких армий, оперировавших на нескольких театрах". Потемкин дает и первые образцы управления этими армиями и флотом общими указаниями -- "директивами"

Херсон прикрывался на дальних подступах крепостью Кинбурн -- важным стратегическим пунктом, возведенным на песчаной косе напротив Очакова. Именно этот боевой участок Потемкин поручил Суворову. Еще до получения официального объявления войны, Потемкин писал ему в Херсон: "Из письма Вашего к Попову, я видел, сколько Вас тяготят обстоятельства местных болезней. Мой друг сердешный, ты своей персоной больше десяти тысяч. Я так тебя почитаю и, ей-ей, говорю чистосердешно. От злых же Бог избавляет, Он мне был всегда помощник. Надежда моя не ослабевает, но стечение разных хлопот теснит мою душу".

Но Потемкин, располагая надежными сведениями о мощи турецкого флота, не разделял оптимизма своего подчиненного. Он потребовал приготовиться к активной обороне. 28 августа, сообщая в письме Екатерине о том, что все готово к отражению нападения, Потемкин не скрыл от нее трудностей: "Я защитил, чем мог, Бугскую сторону от впадения. Кинбурн перетянул в себя почти половину сил херсонских. Со всем тем мудрено ему выдержать, если разумно поступят французы -- их руководители. И во время сражения фрегата их были артиллеристы на шлюбках бомбардных. Сии злодеи издавна на нас целят. Как везде поставлено от меня к защите, то тем и оборонятся. Флоту приказано атаковать, чтоб во что ни стало. От храбрости сих частей зависит спасение. Больше я придумать не могу ничего. Болезнь день ото дня приводит меня в слабость. Теперь войски Графа Петра Александровича Румянцева идут сюда к соединению. До лета же армиям наступательно действовать и разделяться нельзя будет, то прикажите ему всю команду: то естли б я занемог, то будет к кому относиться генералам. Хлеба так скудно везде, что и двойной ценою трудно добывать. Вперед же не знаю, что и думать. Я не могу таить от Вас здешних обстоятельств. Дай Бог, чтоб мы додержались до тех пор, как соберемся".

16 сентября Потемкин, сообщая императрице о бомбардировках Кинбурна, хвалит бодрость солдат и командира Кинбурнского отряда генерал-майора И. Г. Река: "Курляндец, храбрый и разумный,-- пишет Потемкин, по-русски разумеет как русский, и сие много значит для людей". И тут же следует замечательная характеристика Суворова, не известная биографам полководца. "Над всеми ими в Херсоне и тут Александр Васильевич Суворов. Надлежит сказать правду: вот человек, который служит и потом, и кровью. Я обрадуюсь случаю, где Бог подаст мне его рекомендовать. Каховский в Крыму -- полезет на пушку с равною холодностью, как на диван, но нет в нем того активитета, как в первом. Не думайте, матушка, что Кинбурн крепость. Тут тесный и скверный замок с ретраншементом весьма легким, то и подумайте, каково трудно держаться тамо. Тем паче, что с лишком сто верст удален от Херсона. Флот Севастопольский пошел к Варне. Помоги ему Бог" .

Чесменская битва.

Фрагмент гравюры Кано и Ватса

Но ... письма летят с курьерами на юг, Потемкин получает известие о гибели Севастопольского флота.

"Матушка Государыня, я стал несчастлив... Флот Севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе все малые и ненадежные суда, и лучше сказать, неупотребительные. Корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не Турки. Я при моей болезни поражен до крайности, нет ни ума, ни духу. Я просил о поручении начальства другому. Верьте, что я себя чувствую; не дайте чрез сие терпеть делам. Ей, я почти мертв; я все милости и имение, которое получил от щедрот Ваших, повергаю стопам Вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь, которая, думаю, и не продлится. Теперь пишу к графу Петру Александровичу (Румянцеву - А.К.), чтоб он вступил в начальство, но не имея от Вас повеления, не чаю, чтоб он принял. И так, Бог весть, что будет. Я все с себя слагаю и остаюсь простым человеком. Но что я был Вам предан, тому свидетель Бог" (24 IX. 1787 г. Кременчуг).

Изнуренный болезнью, Потемкин еще до известия о гибели Севастопольского флота просил об отпуске. Потеря флота потрясла его. Он готов пойти на крайнюю меру -- раз флот погиб, незачем держать в Крыму такие значительные силы -- 26 батальонов пехоты и 22 эскадрона конницы, предназначенные для охранения Севастополя. Он предлагает пожертвовать Крымом и использовать эти войска на других опасных направлениях -- под Херсоном, на Буге, на Кубани. Замечательно, что и Екатерина и Румянцев, не сговариваясь, в своих письмах выказывают моральную поддержку Потемкину.

Но флот -- цел! Суворов доносит, что после большого пожара в Очакове и успешного действия пушек, привезенных из Херсона, корабли противника отошли от Кинбурна, и наступило затишье. "Светлейший Князь! Ежели предвидимые обстоятельства не переменятся, то при начале октября отпущу я Санкт-Петербургский драгунский полк к Каменному мосту или куда повелеть соизволите,-- рапортует он 27 сентября.-- Все здесь обстоит благополучно". На этом рапорте главнокомандующий накладывает резолюцию: "Чтобы обождал отправлением полков конных по крайней мере до половины месяца". Он предвидит новое обострение обстановки.

Суворов был дважды ранен в сражении, потерял много крови. Его помощник генерал Рек тоже был ранен. Наши войска подвергались смертоносному обстрелу с турецких кораблей, и победа далась дорогой ценой. В письме победителю Потемкин счел необходимым отметить, что "из полторы тысячи один человек только порядочным образом удовлетворил своей должности" -- сам Суворов, "единственно великому духу" которого войска были обязаны победой. Да и Суворов не хотел скрывать теневых сторон дела. "Какие же молодцы, Светлейший Князь,-- хвалит он солдат противника,-- с такими я еще не дирался; летят больше на холодное ружье... Но, Милостивый Государь! ежели бы не ударили на ад, клянусь Богом! ад бы нас здесь поглотил... Реляция тихо поспевает; не оставьте, батюшка, по ней рекомендованных, а грешников простите. Я иногда забываюсь. Присылаю Вашей Светлости двенадцатое знамя".

Через десять дней после сражения Суворов пишет знаменитое письмо, в котором сжато излагает принципы боевой подготовки войск. Чтобы успешно сражаться с неприятелем, утверждает он, нужны мужественные, знающие свое дело офицеры, спартанцы, а не сибариты. Он резко критикует привилегированную часть офицерского корпуса -- гвардейцев, называет их преторианцами, льстецами, прекраснодушными болтунами. Он требует, чтобы во время войны было приостановлено действие указа о вольности дворянства. В трудный для Отечества час никто не должен прятаться за спины других. Все должны служить!

Следует сказать об участии Потемкина в награждении Суворова за Кинбурн. Храповицкий записывает в дневнике под 16 октября 1787 г. слова императрицы: "С удовольствием сказывали, что с 30-го сентября на 1-е октября отбиты Турки от Кинбурна; Суворов два раза ранен и не хотел перевязываться до конца дела; похвалена храбрость его. Турок побито больше 4000".

Чесменская битва.

Фрагмент гравюры Кано и Ватса

На другой день в церкви Казанской Божьей Матери и в придворной церкви был благодарственный молебен и читали реляцию. "18 октября. Говорено о победе Суворовым; за уборным столом сказано: "Александр Васильевич поставил нас вчера на колени, но жаль, что его, старика, ранили". В рескрипте на имя Суворова Екатерина II поблагодарила его и все войско за победу, прибавив: "Чувствительны Нам раны Ваши", однако при выборе награды для кинбурнского победителя заколебалась.

"Кто, матушка (Екатерина А.К.), может иметь такую львиную храбрость,-- отвечал Потемкин, подробно описав сражение при Кинбурне и выделив решающую роль Суворова -- Генерал, получивший все отличности, какие заслужить можно, на шестидесятом году служит с такой горячностию, как двадцатипятилетний, которому еще надобно зделать свою репутацию. Сия важная победа отвратила от нас те худые следствия, какие бы могли быть, естли б нам была неудача удержать Кинбурн. Все описав, я ожидаю от правосудия Вашего наградить сего достойного и почтенного старика. Кто больше его заслужил отличность?! Я не хочу делать сравнения, дабы исчислением имян не унизить достоинство Св. Андрея: сколько таких, в коих нет ни веры, ни верности. И сколько таких, в коих ни службы, ни храбрости. Награждение орденом достойного -- ордену честь. Я начинаю с себя -- отдайте ему мои... Важность его службы мне близко видна. Вы уверены, матушка, что я непристрастен в одобрениях, хотя бы то друг или злодей мне был. Сердце мое не носит пятна зависти или мщения". 9 ноября последовал ответ: "Я, видя из твоих писем подробно службу Александра Васильевича Суворова, решилась к нему послать за веру и верность Св. Андрея, который сей курьер к тебе и повезет".

Для лучшего обустройства войск на Кинбурнской косе и под Херсоном Потемкин заказал в Тавриде и прислал первые 500 из двух с половиной тысяч аулов -- войлочных кибиток. После долгих уговоров ему удалось получить от императрицы разрешение на формирование коша верных запорожцев -- казаков, оставшихся верными Родине. Формирование коша велось под непосредственным руководством Суворова.
2 марта Потемкин, пересылая Суворову константинопольские и австрийские известия, упомянул о замысле предстоящей кампании: "Суда готовить приказал я гребные с крайнею поспешностию. В Кременчуге у меня наподобие Запорожских лодок будет 75, могущих носить большие пушки. Как скоро Днепр пройдет, то и они пойдут. Естли бы сие строился в Адмиралтействе, то бы никогда их не дождалися... В крайней прошу содержать тайне: гребными судами будет командовать князь Нассау под Вашим начальством. Он с превеликою охотою идет под Вашу команду. Я бы давно его отправил, но даю время морским изготовиться для себя, а как будет готово, тогда его пришлю".

Князь Потемкин-Таврический Г.А.

С гравюры Валькера

Потемкин рассчитал, что турецкий флот постарается поддержать осажденный Очаков и откажется от активных действий. Он не ошибся.

Обратимся к документам. Запрос Потемкина от 27 июля:
"Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. К тому же мне странно, что вы в присутствии моем делаете движения без моего приказания пехотою и конницею. Ни за что потеряно бесценных людей столько, что их бы довольно было и для всего Очакова. Извольте меня уведомить, что у вас происходить будет, а не так, что ниже прислали мне сказать о движении вперед" .

Осада продолжалась. Суворов не поехал к водам для излечения раны, остался в Кинбурне и едва не погиб при взрыве снарядной лаборатории 20 августа. Взрыв причинил большие разрушения, но по счастливой случайности уцелели бочки с порохом, находившиеся там же Попов прислал Суворову свои соболезнования. "Я, благодаря Всевышнего, большого вреда, кроме нескольких малых на лице знаков и удара в грудь, не получил, -- диктует Суворов своему адъютанту 22 августа. И тут же следует собственноручная приписка: "Ох братец, а колено, а локоть. Простите, сам не пишу, хвор". Но как вдруг переменилось настроение у больного! Тем же 22 августа помечено другое письмо Суворова: "Батюшка Князь Григорий Александрович! Нижайше благодарю Вашу Светлость за Милостивое Ваше письмо и Г[оспо]жу Давье. Как Вам наипреданнейший вечно! Здесь я служить могу, Бог даст и дале, дух мой бодр; цалую Ваши руки". Без сомнения, Потемкин, приславший сиделку -- госпожу Давье -- для ухода за раненым Суворовым, высказал сочувствие своему "другу сердешному".

Суворов не вернулся в лагерь под Очаков. Может быть, причиной тому была плохо заживающая рана на шее и контузия в грудь, полученная при взрыве в Кинбурне. Но, скорее всего, Суворов, привыкший с легкой руки Потемкина к самостоятельности, не захотел играть вторые роли среди генералов, прибывших под стены крепости. Находясь в Кинбурне, он почти ежедневно доносит Потемкину о состоянии вверенных ему войск, об обстановке на море. Сохранились и письма Суворова Потемкину. О характере их переписки может дать представление письмо от 11 сентября: "При нижайшей благодарности за Милостивое Ваше письмо от 8-го ч. сего месяца желаю Вашей Светлости служить паче моею кровью. Раны на шее только что затворятся на этой неделе, но другие увечья пуще скучны". Потемкин не настаивал.

Считавшаяся неприступной крепость пала. Потери противника составили 9,5 тысяч убитых и 4 тысячи пленных, не считая обывателей. В крепости были взяты огромные трофеи -- 310 пушек, 180 знамен и оружия на несколько тысяч человек. Сохранились свидетельства о том, что Потемкин не мог видеть без слез жестокого штурма. "Твоему упрямству обязаны мы этим кровопролитием!"-- крикнул он плененному очаковскому коменданту трехбунчужному Гусейн-паше. "Оставь напрасные упреки,-- отвечал комендант. Я исполнил свой долг, а ты свой. Судьба решила дело" ³².

Потери русской армии составили более 2,5 тысяч убитыми и ранеными. Среди них один генерал-майор, один бригадир и 147 офицеров.

Взятие Очакова произвело огромное впечатление в России, в Турции, в Европе. Потемкин добился своего: кампания 1788 г. закончилась взятием крепости, которую считали "ключом в Черное море". Кинбурн, Херсон, Крым и Кубань остались неприкосновенными. 300-летнему господству Оттоманской Порты на Черном море пришел конец.
"С завоеванием Очакова спешу Вашу Светлость нижайше поздравить,-- писал 6 декабря из Кинбурна Суворов. -- Боже даруй Вам вящие лавры!" Через неделю он снова напомнил о себе Потемкину: "Ваша Светлость изволите описывать обыкновенное жребия течение высокости или великости веществ. Я всегда говорил, перемена от Каира до Стокгольма, от Багдада до Филадельфии. Милостивый Государь! мне повелите ли явиться к себе в Санкт-Петербург, или... ничего не скажу, да будет Ваша воля!"

Ответ Потемкина неизвестен. Но уже 23 декабря Суворов набрасывает записку:
"Как мне, батюшка, с Вами не ехать! Здесь здам и -- ночью в Херсон.
Вашей Светлости Милостивого Государя нижайший слуга
Александр Суворов".

Светлейший звал его с собой в Петербург.

Потемкин, назначая Суворова на правый фланг армии, учитывал те сложности, какие обыкновенно возникают при взаимных действиях союзников. Но он помнил, каким прекрасным дипломатом проявил себя Суворов в Крыму и на Кубани, и был уверен, что "друг сердешный Александр Васильевич" найдет нужный тон с осторожным и методичным принцем Кобургом.

Предоставляя своим генералам широкую свободу действий, Потемкин не выпускал из рук управления ходом кампании, твердо поддерживал в войсках дисциплину.

По размытым дождями дорогам, форсируя реку, на которой поднявшаяся вода снесла понтоны, суворовские чудо-богатыри прошли сто верст за двое с половиной суток. Стремительность марша была столь велика, что казалась невероятной. Австрийцы, увидев подходившие русские войска, называли их своими спасителями, воспрянули духом. А верховный везир якобы повесил "за ложные слухи" своего шпиона, донесшего о прибытии Суворова. ... Кобург еще раз убедился в преимуществах суворовской тактики каре, уже испробованной в Фокшанском деле. Энергичное преследование противника довершило разгром. Заключительная атака на главный турецкий лагерь была произведена союзниками совместно. ... "По жестоком сражении, чрез целый день, союзными войсками побит Визирь! 5 000 на месте, несколько сот пленных, взят обоз, множество военной амуниции, щетных 78 пушек и мортир. Наш урон мал. Варвары были вчетверо сильнее", -- доносил Потемкину Суворов 11 сентября с места баталии.

За двадцать лет, прошедших со дня основания Екатериной II четырехстепенного военного ордена Св. Георгия, только пять человек были удостоены 1-й степени Большого креста: Петр Александрович Румянцев, Алексей Григорьевич Орлов, Петр Иванович Панин, Василий Михайлович Долгоруков -- все за победы в Первой турецкой войне.

Григорий Александрович Потемкин получил свой орден за взятие Очакова. Александр Васильевич Суворов стал шестым кавалером "Егорья Первой степени". Но, прежде чем рассказать примечательную историю этого награждения, следует подвести итог кампании 1789 г.

Вернемся к нашим героям. Лучше, чем кто-либо понимавший и ценивший Суворова, Потемкин не замедлил отозваться о его подвиге в Петербург.
"Скоро пришлю подробную реляцию о суворовском деле,-- писал он 22 сентября.-- Ей, матушка, он заслуживает Вашу милость и дело важное; я думаю, что бы ему, и не придумаю; Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке".

Конец 1789 г. был одним из самых счастливых в жизни Суворова. Он едет к Потемкину и 2 декабря спешит поделиться новой радостью с дочерью: "С полным удовольствием провел я несколько дней в Яссах и там был награжден одною из драгоценнейших шпаг". Получив из рук Потемкина шпагу с надписью "Победителю Визиря"-- последнюю награду в длинном ряду отличий за Фокшанскую и Рымникскую победы, Суворов не забывает о своих соратниках: "Светлейший Князь, Милостивый Государь! Дерзаю приступить к позволенному мне Вашею Светлостию. Действительно боюсь, чтоб не раздражить... другой список так же не мал, но, Милостивый Государь! где меньше войска, там больше храбрых. Последуйте Вашему блистательному великодушию". (3 XII. 1789 г.) Представления были уважены.

"Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг! По моему ордеру к тебе, присутствие там личное твое соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род Сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на помогу и по предприимчивости и усердию; будешь доволен и Кутузовым. Огляди все и распоряди, и, помоляся Богу, предпринимайте. Есть слабые места, лишь бы дружно шли. Князю Голицыну дай наставление. Когда Бог поможет, пойдем выше. Вернейший друг и покорнейший слуга

Князь Потемкин Таврический".

Измаильский штурм явился высшей точкой всей войны. ...

Императрица не преувеличивала. Тайные и явные враги России, ее друзья, а также оробевшие союзники -- все единодушно признавали, что в Европе нет армии, способной на подобный подвиг. "Сия потеря Измаила произвела великий страх в задунайских пределах", -- сообщал Суворов главнокомандующему известия, полученные им чрез своих агентов.

3 января, получив донесение о взятии Измаила, поздравив главнокомандующего и войска с выдающейся поб дой, императрица прибавляет с надеждой: "Дай Боже, чтоб аши заставили турок взяться за ум и скорее заключить мир; при случае дай туркам почувствовать, как Прусский Король их обманывает, то обещая им быть медиатором, то объявить войну нам в их пользу... все сие выдумано только для того, дабы турок держать как возможно долее в войне и самому сорвать, где ни есть, лоскуток для себя".

24 марта императрица подписала произвождение за Измаил. 25 марта в аудиенцзале состоялась торжественная церемония награждения. Суворов был пожалован чином подполковника лейб-гвардии Преображенского полка. Было также постановлено выдать ему "грамоту похвальную с означением его подвигов и на память о них потомству медаль с его изображением".

Назначение Суворова в Финляндию состоялось по мысли самой императрицы, и, как писал Петрушевский, несомненно с согласия генерал-аншефа. Но, став начальником работ по укреплению границ, Суворов не получил в свое командование расквартированные там войска Финляндской дивизии. Вскоре он узнает об отзыве Потемкина, заявившего: "Дивизиею погодить его обременять, он потребен на важнейшее" .

Потемкин-Таврический. Кончина Князя.

С гравюры Скородумова

Но даже изнуренный смертельной болезнью, Потемкин не выпускает из рук управления армией и флотом. ... Приступы лихорадки возобновились у Потемкина еще по дороге на юг. В письмах императрице он не скрывал серьезности своей болезни. Ответные письма Екатерины наполнены мольбами о том, что Господь избавил ее от такого удара, о котором она "и думать не может без крайнего огорчения".

4 октября он продиктовал Попову последнее письмо императрице: "Матушка Всемилостивейшая Государыня! Нет сил более переносить мои мучения; одно спасение остается -- оставить сей город, и я велел себя везти к Николаеву. Не знаю, что будет со мною. Вернейший и благодарнейший поданный..," Подписи нет. Рукой Потемкина сделана приписка. Буквы прыгают, с трудом поддаются прочтению, "Одно спасение уехать".

12 октября в Петербург прискакал курьер. Всего за семь суток промчался он от Ясс до столицы. Он очень спешил. Он вез весть государственной важности. "Курьер к пяти часам пополудни,-- записывает в дневнике Храповицкий,-- что Потемкин повезен из Ясс и, не проехав сорока верст, умер на дороге, 5 октября, прежде полудни. Слезы и отчаяние. В 8 часов пустили кровь".

Смерть Потемкина произвела огромное впечатление в Европе и в Турции. Английский парламент прервал свои заседания. Верховный везир Юсуф-паша, сторонник войны, не забывший Потемкину Крыма, связывал с его именем победы русской армии и флота. Он предлагал султану Селиму III разорвать мирные условия и попытать счастья, так как главного предводителя русских -- победоносного Потемкина -- нет в живых.

Смерть Потемкина не могла не сказаться на управлении краем и на состоянии размещенных там войск. Суворову пришлось принимать крутые меры по наведению порядка, по оздоровлению госпиталей, превращенных в рассадники болезней и в источник дохода для корыстолюбивых начальников. "Кого бы я на себя не подвиг, мне солдат дороже себя!" -- писал Суворов, требуя от подчиненных "взять меры к предохранению от зла".

Сбылись предсказания Суворова, сделанные им после погубленной политиками кампании 1799 г.: "Если еще раз начинать войну с Францией, то надобно вести ее хорошо. Если поведут ее худо, то это будет смертельный яд. Тысяча раз лучше ее не предпринимать по прежнему. Всякий, вникнувший в дух революции, был бы преступником, если бы о сем умолчал. Первая большая война с Францией будет и последней".

Пророческие слова...

В.С. Лопатин.

Суворов и Потемкин. - М.: Наука, 1992.

Потемкин-Таврический.

Памятник Потемкину в Херсоне.

Старая, но и умная литература

-- Потемкин Г. А. Несколько собственноручных писем кн. Потемкина к Суворову. // Русский вестник, 1815. кн. 15, с.31-32.

-- Потемкин Г. А. Письма к. Потемкина-Таврического к Суворову. // Историч. статистич. и географич. журнал, 1827, ч.3, N 9, с.251-254.

-- Потемкин Г. А. Письмо к генерал-аншефу Суворову. // Москвитянин, 1849, ч. 6, кн. 1, с.52.

-- Потемкин Г. А. Письмо к Суворову (от 15 сент. 1789 г.) // Сын отечества, 1839, т. 9, отд. 6, с.64.

-- Потемкин Г.А. Несколько собственноручных писем к А.В.Суворову (с ответами Суворова), // Русский вестник. -1815, кн.15. - с.3-23.

-- Пресняков А Царская Россия и французская буржуазная революция 1789 г. // Историч. журнал, 1937, N 2, с.60-67. (О Суворове с.65-67).

-- Продолжение рассказов о великом Суворове-Рымникском после победы при Бресте-Литовском. // Москвитянин, 1842Б N12, с.292-309.

-- Раан Ф. М. Перечень из собственного своего журнала в продолжение прошедшей войны при завоевании Молдавии и Бесарабии с 1787 по 1790 г. - СП б., 1792.

-- Рагозин Б. Суворовское искусство побеждать. // Воен.-историч. журнал, 1941, N 6-7, с.62-71.

-- Раковский Г. Генералиссимус Суворов. - М., Советский писатель, 1941.

-- Рассказы старого воина о Суворове. - М., 1847.

-- Рассказы старого солдата о великом Суворове. (1794 год). // Москвитянин, 1842, кн. 4, с.475-484; кн. 5, с.122-129; кн. 6, с.333-338.

-- Рачинский А. В. Письма к вице-канцлеру кн. Александру Михайловичу Голицыну о женитьбе А. В. Суворова, 1773 г. // Русская стража, 1876. т. XV.

-- Репинский Г. К. Александр Васильевич Суворов. 1760 г. Челобит-ная генерал-поручика В. И. Суворова об откомандировании Суворова в действующую армию от обер-кригскомиссарской должности. // Русская старина, 1887, т.LVI, с.212.

-- Рескрипт его величества римского императора к фельдмаршалу гр. Суворову-Рымникскому. --Военный журнал, 1810, кн. 1, с.52-54.

-- Родословная Суворова (княжеская ветвь этой фамилии).// Русская старина, 1872, т. 6.

-- Рождественский С. О Суворове. - Пг., 1916.

-- Ростунов И.И. Генералиссимус Александр Васильевич Суворов:Жизнь и полководч. деятельность. --• М.: Воениздат, 1989. -- 496 с.: ил.

-- Русскому солдату о Суворове. - СП б., 1900.

-- Рыбкин Н. Генералиссимус Суворов. Жизнь его в своих вотчинах и хозяйственная деятельность по вновь открытым источникам и местным преданиям его вотчин. - М., 1874.

-- Рыбкин Н. Краткий очерк жизни в вотчинах хозяйственной деятельности генералиссимуса А. В. Суворова-Рымникского по вновь открытым источникам за 1784 и 1785 гг. и местным преданиям его новгородской вотчины. --Журн. Русское сельское хозяйство, 1871, т. 9, N 5.

-- Сакавич П. Исторический обзор деятельности гр. Румянцева-Задунайского и его сотрудников: кн. Прозоровского, Суворова и Бринка с 1775 г. по 1780 г. -- Журн. Русская беседа, 1868, т.II, с.1-86; т. III, с.62-151; т. IV, с.173-260.

-- Сакович П. Действия Суворова в Турции в 1773 г. -- СП б.,1853.

-- Сарин О. Военное наследие Суворова: [Полковод. деятельность генералиссимуса А.В. Суворова и его вклад в создание рус. нац. воен. системы] // Ориентир. - 2001. -N 3 - С. 60 - 62: ил.

-- Сборник боевых наставлений и приказов. Вып.1. Суворов. - СП б., 1868.

-- Сборник военно-исторических материалов. Вып. IV. Письма и бумаги А. В. Суворова, Г. А. Потемкина и П. А. Румянцева. 1787--1789 годы/Под ред. Д. Ф. Масловского - СПб., 1893.

-- Сегюр Л. Ф. Записки графа Сегюра о пребывании его в России. 1785--1789. СПб., 1865.

-- Секретная инструкция отправленному по высочайшему повелению в Боровичи коллежскому асессору В. Наколеву для надзирания за Суворовым. Его донесения о Суворове. // Чтения в имп. О-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1862, Кн. IV.

-- Село Сараево Суворовых. Историческое исследование.--Костромские губ. ведомости, 1857, N 33.

-- Семашкевич Е. Суворов. К предстоящему 100-летию его кончины. (1800-1900). - М., 1900.

-- Сидоров А. "Горжусь, что я россиянин": [К 270-летию со дня рождения рус. полководца, генералиссимуса А.В. Суворова] // Ветеран. - 2000. - N 45. - С. 16: портр.

-- Симанский П. Н. Суворов. Публичные лекции, читанные Москве и разных городах Московского военного округа. - М., 1899.

-- Симанский П.Н. Суворовские бумаги в одном из московских архивов (1795-1800)// Военно-исторический сборник. - 1914. - N4. - с.57-69; 1915. - N1. - с.65-80; N2. - с.19-32; N3.- с.31-45.

-- Симонов И. Суворов. Поэма. - М.-Л., Детиздат 1940.

-- Скородумов Д. План Швейцарского похода Суворова. // Воен.-историч. журнал, 1941, N2, с.42-66.

-- Слава России - фельдмаршал Суворов и его "Наука побеждать". - М., 1915.

-- Смитт Ф. Суворов и падение Польши. // Военный сборник 1863, NN 8, 9, 11.

-- Смитт Ф. Суворов и падение Польши. Пер с нем. Под ред. ген. кн. Голицына. 2 тома. -- СП б.,1856-1867.

-- Сношения кн. Италийского гр. Суворова-Рымникского с разными особами во время начальства его в Италии союзными армиями в 1799 и 1800 гг.--Отечественные записки, 1822, ч. 12, с.223-244 и 327-340.

-- Снытко Т. Г. Новые материалы по истории общественного движения конца ХУШ в. // Вопросы истории. 1952. N 2.

-- Соколов С. Русский богатырь. Народная легенда о Суворове.-- Журн. Воен.-морской архив, 1905, N 439.

-- Соловьев В.А. Суворов на Кубани, 1778 -- 1793. -- Краснодар: Кн. изд-во, 1986. -- 190 с.: ил.

-- Соловьев С. История падения Польши. - М., 1863.

-- Сравнение Суворова с полководцами XVIII столетия. -- Вестник Европы, 1810, ч. 51. N9, с.38-41. (Из сочинения Лаверна).

-- Старков Я.М. Рассказы старого воина о Суворове. Кн.1-3. - М., 1847.

-- Столыпин А. Воспоминания об Александре Васильевиче Суворове. -М., 1845.

-- Стремоухов М. Б. и Симанский П. Н. Жизнь Суворова в художественных изображениях. - М., 1900. - 388 с.

-- Студенкин Г. И. Суворов. Постановление о запрещения кн. Суворову именоваться титулом "светлости" 1799. // Русская старина, 1877, т. 19.

-- Суворов А. В. 24 неизданных собственноручных писем и записок Суворова... // Русский инвалид 1853, N 181, с.757-758; N 182 с.761-762.

-- Суворов А. В. Александр Васильевич Суворов генералиссимус российских войск кн. Италийский граф Рымникский. Письма его к родным и знакомым. // Русская старина, 1872, т. VI.

-- Суворов А. В. Биография Александра Васильевича Суворова, им самим написанная в 1786 г., сообщенная Д. П. Голохвостовым. - М., 1848.

-- Суворов А. В. Два приказа. // Русский инвалид, 1838, N46, с.183.

-- Суворов А. В. Донесение Суворова о Швейцарском походе. (Документы 1799 г. Комментарий Н. Коробкова). // Воен.-историч. журнал, 1940, N5, с.120-126.

-- Суворов А. В. Жизнь А. В. Суворова, им самим написанная, или собрание писем и сочинений его, изданных с примечаниями С. Глинкою. Ч. 1--2. - М., 1819.

-- Суворов А. В. Замечание на сочинение ген. Дюмаса. -- Журнал для чтения воспитанникам воен.-учеб. заведений, 1838, т.13, N 49, с.117-119.

-- Суворов А. В. Записка подполковнику Клинтону. // Русский архив, 1879, т. I, N 2, с.267-268.

-- Суворов А. В. Из бумаг фельдмаршала Суворова. (Письма 1792-- 1793 гг.) // Русский архив, 1878, кн. 1, с.140.

-- Суворов А. В. Наука побеждать. -- СП б.,1913 Суворов А. В. Наука побеждать. С предисл. Е. Болтина. М. Воениздат 1941

-- Суворов А. В. Наука побеждать. Ч. I. Вахтпарад. Ч. II. Словесное поучение солдатам о знаний для них необходимом. // Воен.-историч. журнал 1940, N 5.

-- Суворов А. В. Несколько писем Суворова к имп. Екатерине II и к кн. Потемкину в продолжение турецкой войны с 1787 г. по 1791 г.-- Журн. Маяк,1840, ч. 6, с.33-40.

-- Суворов А. В. Новые документы о А. В. Суворове. (Текст 6 писем 1793--1796гг.)// Историч. журнал, 1940, N 11, с.157-158.

-- Суворов А. В. Отрывки из катехизиса Суворова. // Журнал для чтения воспитанникам воен.-учеб. заведений, 1842, т. 36, N143, с. 341-343.

-- Суворов А. В. Письма Д. И. Хвостову. 1796--1797 гг. // Красный архив, 1941, N 3, с.160-164.

-- Суворов А. В. Письма и бумаги Суворова из "Суворовского сборника" Императорской публичной библиотеки, изданные Алексеевым. - СП б., 1901.

-- Суворов А. В. Письма и бумаги Суворова. Т. 1. 1764--1781. - Пг., 1916.

-- Суворов А. В. Письма и записки кн. Италийского гр. А. В. Суворова-Рымникского. 1787--1800 гг. - М., 1866.

-- Суворов А. В. Письма и записки Суворова. // Русский архив, 1866, с.929-1030.

-- Суворов А. В. Письма к дочери. // Русский архив, 1866, с.933-961.

-- Суворов А. В. Письма к С. А. Колычеву. // Русский архив, 1889, т. I, N 3, с.393.

-- Суворов А. В. Письма к Я. И Булгакову. // Русский архив, 1867, с.487- 489.

-- Суворов А. В. Письмо бакалавру Кострову, которым в стихах отвечает из Варшавы на присланную к нему эпистолу 3 апреля 1795 г. // Астраханский справ. листок, 1868, N98.

-- Суворов А. В. Письмо в Военную коллегию. // Русский архив, 1900, N 7, с.403.

-- Суворов А. В. Письмо к генералу Ферзену. // Воен. журнал, 1811, ч. IV, кн. XIII, с.59. (Письмо от 2 сентября 1794 г. из Брест-Литовска).

-- Суворов А. В. Письмо к гр. Д. И. Хвостову // Русский архив, 1868, N 11, с.1865-1866.

-- Суворов А. В. Письмо к гр. П. А. Толстому. // Старина и новизна, кн. 16, 1913.

-- Суворов А. В. Письмо к статс-секретарю Турчанинову. // Сборник Русского историч. о-ва, 1867, т. I, с.296.296.

-- Суворов А. В. Письмо князю Потемкину 10 декабря 1784 г. // Русская старина, 1895, т. 83.

-- Суворов А. В. План наступления на Генуэзскую Ривьеру. (Вступление к новой военной операции 24 июля 1799 г. Комментарий Н. Коробкоза).// Воен.-историч. журнал, 1940, N 5, с.112-116.

-- Суворов А. В. Польская война 1794 года в реляциях и рапортах А. В. Суворова. (Тексты документов и ввод статья Н. Коробкова). // Красный архив, 1940, N 4, с.149-196.

-- Суворов А. В. Приказ данный в Варшаве в 1795 году па случаю праздника св. Пасхи. // Труды Вольного общества любителей российской словесности или Соревнователь 1821 т. XV с.106

-- Суворов А. В. Собственноручная записка А. В. Суворова об его службе и происхождении его фамилии поданная им в Герольдию в 1790 г. // Северный архив, 1823, N2, с.147-168; N 3, с.211-223; N 4, с.297-317.

-- Суворов А. В. Суворовский план обороны Финляндии. (Текст документа 1792 г. Вводная статья Н. Коробкова). // Воен.-историч. журнал,1940, N 5, с.116-117.

-- Суворов А. В. Частные предписания Суворова ко многим генералам. // Военный журнал, 1810, кн. 2, с.72-79.

-- Суворов А. В. Штурм турецкой крепости Измаил в 1790 г. Неопубликованный рапорт А. В. Суворова. [Текст. Предисл. Е. Ефимовой]. // Воен.-историч. журнал, 1941, N 4, с.126-132.

-- Суворов А.В. Походы и сражения в письмах и записках. - М., 1990.

-- Суворов под Туртукаем. // Москвитянин, 1854, N 20, кн. 2, с.109-132.

-- Суворов. // Энциклопедич. словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 52, с.896-898.

-- Суворов. Сборник документов. Под ред. проф. Н. М. Коробкова. - М., 1943. (Центр. Гос. воен.-историч. архив).

-- Суворовская "Наука побеждать" //Военный вестник, 1994, N5, с.71-73.

-- Суворовская "Наука побеждать" с разъяснениями и пояснениями М. И. Драгомирова. -- СП б.,1911.

-- Суворовская слава: [Подборка ст. о талантливом рус. полководце, генералиссимусе А.В. Суворове] // Патриот. - 2000. - N 47. - С. 4-6: ил. - Из содерж.: Максимов В. Суворовская слава; Бочаров Б. "Стремился к благу Отечества"; Орлов Б. Клеветники.

-- Суворовский сборник. - Варшава, Варшав. воен. журнал, 1900.

-- Сулоцкий А. Материалы для истории Пугачевского бунта. // Чтения в имп. О-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1859. т I.

-- Сюннерберг Г. Ф. Ветреча с Суворовым в 1799 г. Из записок Густава Маврикия Армфельда.// Русская старина, 1893, т. LХХVII.

-- Тактика в трудах военных классиков. -Т.2. А.В.Суворов, М.И.Драгомиров, Г.А.Леер. - Л., 1926.

-- Тарле Е. В. Александр Суворов. - Пенза, газ. Сталинское зна-мя,1942. - 20 с.

-- Тарле Е. В. Александр Суворов.--Правда, 1942, 2 авг., N 214.

-- Тимченко-Рубан Г. Суворов и инженерное дело. Опыт критико-историч. исследования. -- СП б.,1913.

-- Три раздела Польши. // Северная почта, 1864, NN 120, 121, 132, 133,136, 137, 141, 142, 143.

-- Три раздела Польши. // Отечественные записки, 1863, NN 8, 9, 11, 12.

-- Тургенев А. М. Записки. // Русская старина, 1885 т. XХХLVII с.365-390; т. ХLVIII с.55-82 247-282 473-486; 1886 т. ХLIХ, с.39-62; т. LII с.47,76 259-294; 1887 т. LIII с.77-106, 329,342; 1889. т. LХI с.209-227; т. LХII с.183-220.

-- Фокин Н. О замысле Суворова в организации штурма Измаила (1790 г.) // Воен.-историч. журнал, 1941, N 4, с.62-75.

-- Фукс Е. Б. Анекдоты князя Италийского графа Суворова-Рымникского СПб., 1827.

-- Фукс Е. История генералиссимуса кн. Италийского гр. Суворова-Рымникского. Ч. 1--II. - М.,1811.

-- Фукс Е. История Российско-Австрийской кампании 1799 г. Ч. I-II. -- СП б.,1826.

-- Фукс Е. Суворов и Кутузов. Собрание разных сочинений Е. Фукса. - СП б., 1827, с.157-160.

-- Фукс Е. Суворов и Тугут. Сообщил С. П. Шипов.--Чтения в имп. Об-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1847, кн. 9.

-- Фукс Е.В. История генералиссимуса, князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. Ч.1-2. - М., 1811.

-- Харкевич В. Розыски на Суворовском поле сражения под Брестом. (Очерк для войск и народа). - Кронштадт, 1909.

-- Хмыров М. Д. Последнее четырехлетие жизни Суворова. (1796-- 1800).// Русский архив 1871, N9.

-- Цебриков Р. М. Вокруг Очакова. 1788 г. (Дневник участника). Сообщение А. Ф. Бычкова.// Русская старина, 1896, N 9.

-- Чернышев Г. И. Письма во время осады Измаила 1790 г. от гр. Г. И. Чернышева к кн. С. Ф. Голицыну. // Русский архив, 1871, N 3.

-- Чумиков А. А. Фельдмаршал Суворов в Праге. 1800 г. Рассказ г. Делагарди. Пер. со швед.// Русская старина, 1876, т. XVII.

-- Шайо Е. Взятие. Берлина русскими войсками в 1769 г. // Улан туг (Красное знамя), 1942, N 3, с.23-25.

-- Шеншина Л. Англия и Суворов. // Воен.-историч. журнал, 1940, N 5.

-- Шилов М. И. Итало-швейцарский поход А. В. Суворова. (140 годовщина). // Военная мысль, 1940, N 2, с.112-127.

-- Шишков А. С. Стихи для начертания на гробнице Суворова. // Русская старина, 1871, т. IV, N 11 с.586-590.

-- Штурм Праги 1794 г. // Русский инвалид, 1847, NN 151-154. Перепечатка из Книг: Рассказы старого воина о Суворове.

-- Штурм Праги в 1794 г. Из немецкой биографии Суворова соч. Шмитом. // Сын отечества, 1831, т. 140, с.33, 104, 161, 222.

-- Щербинин М П. Характеристика князя Александра Васильевича Суворова, им самим сделанная в 1799 г. // Русская старина, 1875, т. ХIII, N5, с.150.

-- Эльснер Н. Из суворовского поучения солдатам. "Наука побеждать". - СП б., 1902.

-- Энгель А. Описание дел, хранящихся в архиве Виленского генерал-губернаторства. Т.I-II. - Вильно, 1869-1870. (Письма и бумаги относящиеся к Польскому восстанию 1794 года и к кампании против Костюшки с 1-го апреля по 21-е июня 1794 года).

-- Эпитафия Суворову. Сообщение А. Г. Пупарева. // Русская старина, 1871, т. IV, N 10.

-- Якушкин В. Гений русского военного искусства. - Б. м., 1915.

-- Янжул И. Суворовский мост (через р. Моуту). // Русская старина, 1906, N 1.

-- Ясинский. Суворов, как воспитатель конницы и дело у Кинбурна 1 октября 1787 г. // Вестник русской конницы, 1907, N 23, с.1009-1016.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 27/11/2010, изменен: 29/11/2010. 78k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 35 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Ревность и усердие долгом движут меня на службу"...

Каменев Анатолий Иванович
"Ревность и усердие долгом движут меня на службу"...