ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Революция дышит ненавистью и местью"

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

Вандейский мятеж -- гражданская война

между сторонниками и противниками революционного движения на западе Франции, преимущественно в Вандее, длившаяся с 1793 по 1796 год.

Завершившаяся поражением повстанцев спустя три года, война унесла жизни более чем 200 тысяч человек и повлекла масштабные разрушения.

Художник Поль-Эмиль Бутиньи

В. Гюго

Девяносто третий год

(А.К. - важнейшие фрагменты на будущее)

TORMENTUM BELLI

("Орудие войны")

Одна из каронад, входящих в состав батареи, -- двадцатичетырехфунтовое орудие, -- сорвалась с цепей.

Не может быть на море катастрофы грознее. И не может быть бедствия ужаснее для военного судна, идущего полным ходом в открытое море.

Пушка, освободившаяся от оков, в мгновение ока превращается в некоего сказочного зверя. Мертвая вещь становится чудовищем. Эта махина скользит на колесах, приобретая вдруг сходство с бильярдным шаром, кренится в ритм бортовой качки, ныряет в ритм качки килевой, бросается вперед, откатывается назад, замирает на месте и, словно подумав с минуту, вновь приходит в движение; подобно стреле, она проносится от борта к борту корабля, кружится, подкрадывается, снова убегает, становится на дыбы, сметает все на своем пути, крушит, разит, убивает, рушит. Это таран, который бьет в стену по собственной воле, к тому же -- таран чугунный, а стена деревянная. Это освобождает себя материя, это как бы мстит человеку его извечный раб, будто вся злоба, что живет в "неодушевленных", как мы говорим, предметах, разом вырывается наружу; это она, слепая материя, потеряв терпение, берет невиданный реванш, и нет ничего беспощаднее, чем буйство вещественного мира. Эта осатаневшая глыба вдруг приобретает гибкость пантеры; она тяжеловесна, как слон, проворна, как мышь, неумолима, как взмах топора, изменчива, как морская зыбь, неожиданна, как зигзаг молнии, глуха, как могильный склеп. Весу в ней десять тысяч фунтов, а скачет она с легкостью детского мяча. Вихревое круговращение и резкие повороты под прямым углом. Что делать? Как с ней справиться? Буря утихнет, циклон пронесется мимо, ветер уляжется, взамен сломанной мачты вырастет новая, пробоину, куда хлещет вода, задраят, пламя потушат, но как обуздать этого бронзового хищника? Как к нему подступиться? Можно лаской уговорить свирепого пса, можно ошеломить быка, усыпить удава, обратить в бегство тигра, смягчить гнев льва; но все бессильно против этого чудовища -- против сорвавшейся с цепей пушки. Убить вы ее не можете -- она и так мертва; и в то же время она живет. Живет своей зловещей жизнью, которую ей сообщает бесконечность. Пол ей не опора, он лишь подбрасывает ее. Ее раскачивает корабль, корабль раскачивают волны, а волны раскачивает ветер. Она убийца и в то же время игрушка в чужих руках. Она сама во власти корабля, волн, ветра, у них заимствует она свое наводящее ужас бытие. Как разъять звенья в этой цепи? Как обуздать этот чудовищный механизм катастрофы? Как предугадать кривую бега, повороты, резкие остановки, внезапные удары? Каждый такой удар по борту может стать причиной крушения. Как разгадать хитрости каронады? Ведь это словно выпущенный из жерла снаряд, который заупрямился, задумал что-то свое и ежесекундно меняет данное ему первоначально направление. Как же остановить то, к чему опасно приблизиться? Страшное орудие ярится, бросается напролом, отступает вспять, разит налево, разит направо, бежит, проносится мимо, путает все расчеты, сметает все препятствия, давит людей, как мух. И трагизм положения усугубляется еще тем, что пол ни на минуту не остается в покое. Как вести бой на наклонной плоскости, которая норовит ускользнуть из-под ваших ног? Представьте, что в чреве судна заточена молния, ищущая выхода, гром, гремящий в минуту землетрясения.

Через секунду весь экипаж был на ногах. Виновником происшествия оказался канонир, который небрежно завинтил гайку пушечной цепи и не закрепил как следует четыре колеса; вследствие этого подушка ездила по раме, станок расшатался, и в конце концов брюк ослаб. Пушка неустойчиво держалась на лафете, ибо канат лопнул. В ту пору еще не вошел в употребление постоянный брюк, тормозящий откат орудия. В ставень порта ударила волна, плохо прикрепленная каронада откатилась, порвав цепь, и грозно двинулась по нижней палубе.

Чтобы лучше представить себе это удивительное скольжение, представьте себе дождевую каплю, скатывающуюся по оконному стеклу.

В ту минуту, когда лопнула цепь, все канониры находились при батарее. Кучками по нескольку человек или в одиночку они выполняли ту работу, которая требуется от каждого моряка в предвидении боевой тревоги. Повинуясь килевой качке, каронада ворвалась в толпу людей и первым же ударом убила четырех человек, потом, послушная боковой качке, отпрянула назад, перерезала пополам пятую жертву и обила с лафета одно из орудий левого борта. Вот почему на верхней палубе Буабертло и Ла Вьевиль услышали такой отчаянный крик. Вся прислуга бросилась к трапу. Батарея сразу опустела.

Огромное орудие осталось одно. Осталось на свободе. Оно стало само себе господином, а также господином всего корабля. Оно могло сделать с ним все, что заблагорассудится. Экипаж "Клеймора", с улыбкой встречавший вражеские ядра, задрожал от страха. Невозможно передать ужас, охвативший все судно.

Капитан дю Буабертло и его помощник Ла Вьевиль -- два отважных воина -- остановились на верхней ступеньке трапа и, побледнев как полотно, молча смотрели вниз, не решаясь действовать. Вдруг кто-то, отстранив их резким движением локтя, спустился на батарейную палубу.

Это был Мужик, тот самый пассажир, о котором они говорили за минуту до происшествия.

Добравшись до последней ступеньки трапа, он тоже остановился.

Анри дю Вержье, граф де Ларошжаклен, поступив в 1791 году офицером в гвардию Людовика ХVI, стал во главе роялистов и с переменным успехом, но всегда с одинаковым мужеством, боролся с республиканскими войсками, за что заслужил от своих приверженцев название "героя Вандей". В бою, под Нуалье 4 марта 1794 г., он был убит.

Художник Пьер Нарсис Герен

VIS ET VIR

("Сила и мужество")

Пушка беспрепятственно разгуливала по нижней палубе. Невольно приходила на мысль ожившая колесница апокалипсиса. Фонарь, раскачивавшийся под одним из бимсов, еще усугублял фантастичность этой картины головокружительной сменой света и тени. Пушка то попадала в полосу света, вся ярко-черная, то скрывалась во мраке, тускло и белесо поблескивая оттуда, и вихревой бег скрадывал ее очертания.

Каронада продолжала расправляться с кораблем. Она разбила еще четыре орудия и в двух местах повредила обшивку корабля, к счастью, выше ватерлинии, но при шквальном ветре в пробоины могла хлынуть вода.

С какой-то неестественной яростью обрушивалась ка-ронада на корпус судна, тимберсы еще держались, так как изогнутое дерево обладает редкой прочностью, но даже и они начали трещать под ударами исполинской дубины, которая била во все стороны одновременно, являя собой образ удивительной вездесущности. Даже дробинка, которую трясут в пустой бутылке, не выписывает таких нелепых и стремительных кривых, Четыре колеса каронады многократно прошлись по телам убитых ею людей, рассекли их на части, измололи, искромсали на десятки кусков, которые перекатывались по нижней палубе; казалось, мертвые головы вопят; ручейки крови то и дело меняли свое направление в зависимости от качки. Внутренняя обшивка корвета, поврежденная во многих местах, начинала поддаваться. Все судно сверху донизу наполнял дьявольский грохот.

Капитан быстро обрел свое обычное хладнокровие, и по его приказанию через люк стали швырять вниз все, что могло задержать или хотя бы замедлить бешеный бег каронады, -- матрасы, койки, запасные паруса, бухты тросов, матросские мешки и кипы с фальшивыми ассигнатами, которыми были завалены все трюмы корвета, ибо эта подлая выдумка англичан считалась допустимым приемом войны.

Но какую пользу могло принести все это тряпье? Ведь никто не решался спуститься и разместить, как следовало, сброшенные вниз предметы! И через несколько минут вся нижняя палуба белела, словно ее усеяли мельчайшие обрывки корпии.

Море волновалось ровно настолько, чтобы усугубить размеры бедствия. Сильная буря пришлась бы кстати: налетевший ураган мог бы перевернуть пушку колесами вверх, а тогда уже укротить ее не составило бы труда.

Тем временем разрушения становились все серьезнее. Уже треснули и надломились мачты, которые, опираясь о киль корабля, проходят через все палубы, наподобие толстых и круглых колонн. Под судорожными ударами пушки фок-мачта дала трещину и начала поддаваться грот-мачта. Батарея пришла в полное расстройство. Десять орудий из тридцати выбыли из строя; с каждой минутой увеличивалось число пробоин в обшивке корвета, и он дал течь.

Старик пассажир застыл на нижней ступеньке трапа, словно каменное изваяние. Суровым взглядом следил он за разрушениями. Но не двигался с места. Казалось, немыслимо сделать даже шаг по батарейной палубе.

Каждый поворот непокорной каронады приближал гибель судна. Еще минута, другая -- и кораблекрушение неминуемо.

Нужно было или погибнуть, или не медля ни мгновения предотвратить катастрофу, что-то предпринять. Но что?

Да, неутомимый боец эта пушка!

Требовалось остановить эту обезумевшую глыбу металла.

Требовалось схватить на лету эту молнию. Требовалось обуздать этот шквал. Буабертло обратился к Ла Вьевилю:

-- Вы верите в бога, шевалье?

Ла Вьевиль ответил:

-- Да. Нет. Иногда верю.

-- Во время бури?

-- Да. И в такие вот минуты -- тоже.

-- Вы правы, только господь бог может нас спасти, --
промолвил Буабертло.

Все молча следили за лязгающей и гремящей каронадой.

Волны били в борт корабля, -- на каждый удар пушки море отвечало ударом. Словно два молота состязались в силе.

Вдруг на этой неприступной арене, где на свободе металась пушка, появился человек с металлическим брусом в руках. Это был виновник катастрофы, канонир, повинный в небрежности, приведшей к бедствию, хозяин каронады. Сотворив зло, он решил его исправить. Зажав в одной руке ганшпуг, а в другой конец с затяжной петлей, он ловко соскочил через люк прямо на нижнюю палубу.

И вот начался страшный поединок -- зрелище поистине титаническое: борьба пушки со своим канониром, битва материи и разума, бой неодушевленного предмета с человеком.

Человек притаился в углу, держа наготове ганшпуг и конец; прислонившись спиной к тимберсу, прочно стоя на крепких, словно стальных, ногах, смертельно бледный, трагически спокойный, словно вросший в палубу, он ждал.

Он ждал, чтобы пушка пронеслась мимо него.

Канонир знал свою каронаду, и, как ему казалось, она также должна его знать. Долгое время прожил он с нею рядом. Десятки раз вкладывал он руку ей в пасть! Пушка была зверем, но зверем ручным. И он заговорил с нею, словно подзывая собаку. "Иди, иди сюда", -- повторял он. Может быть, он даже любил ее.

Казалось, он желал, чтобы она подошла к нему.

Но подойти к нему -- значило пойти на него. И тогда он погиб. Как избежать смерти под ее колесами? Вот в чем заключалась вся трудность. Присутствующие, оцепенев от ужаса, не спускали глаз с канонира. В груди у каждого спирало дыхание, и, быть может, только старик пассажир -- мрачный секундант ужасного поединка -- дышал ровно, как всегда.

Его тоже могла раздавить пушка. Но он даже не пошевелился.

Под их ногами слепая стихия сама руководила боем.

В ту минуту, когда канонир, решив вступить в грозную рукопашную схватку, бросил вызов своей каронаде, морское волнение случайно затихло, и каронада на миг остановилась, как бы в раздумье. "Поди ко мне", -- говорил ей человек. И пушка будто прислушивалась к его словам.

Вдруг она ринулась на человека. Человек отпрянул и избежал удара.

Завязалась борьба. Неслыханная борьба. Хрупкая плоть схватилась с неуязвимым металлом. Человек-укротитель пошел на стального зверя. На одной стороне -- сила, на другой -- душа.

Битва происходила в полумраке. Это было как смутное видение, как чудо.

Душа; как ни странно, но казалось, что у пушки тоже была своя душа; правда, душа, исполненная ненависти и злобы. Незрячая бронза точно обладала парой глаз. И словно подстерегала человека. Можно было подумать, что у этой махины имелись свои коварные замыслы. Она тоже ждала своего часа. Какое-то небывало огромное чугунное насекомое было наделено сатанинской волей. Временами этот гигантский кузнечик, подпрыгнув, задевал низкий потолок палубы, потом прядал на все четыре колеса -- так тигр после прыжка опускается на все четыре лапы -- и кидался в погоню за человеком. А человек, изворотливый, проворный, ловкий, скользил ужом, стараясь избежать удара молнии. Ему удавалось уклониться от опасных встреч, но удары, предназначенные канониру, доставались кораблю, и разрушение продолжалось.

За пушкой волочился обрывок порванной цепи. Цепь непонятным образом обмоталась вокруг винта казенной части. Один конец цепи оказался закрепленным на лафете, а другой, свободный конец вращался как бешеный вокруг пушки, отчего прыжки ее становились еще страшнее. Винт держал этот обрывок зажатым, словно в кулаке, каждый удар тарана-пушки сопровождался ударом бича-цепи; вокруг пушки крутился неудержимый вихрь, будто железная плеть в медной длани. Битва от этого становилась еще опаснее.

И все же человек боролся. Минутами не пушка нападала на человека, а человек переходил в наступление: он крался вдоль борта, держа в руке брус и конец троса, но пушка словно разгадывала его замысел и, почуяв засаду, ускользала. А человек неумолимо следовал за ней.

Так не могло длиться вечно. Пушка вдруг точно решила: "Довольно! Пора кончать!" -- и остановилась.

Зрители поняли, что развязка близится.

Каронада застыла на мгновение, как бы в нерешительности, и вдруг приняла жестокое решение, ибо в глазах всех она стала мыслящим существом. Она вдруг бросилась на канонира.

Канонир ловко увернулся от удара, пропустил ее мимо себя и, смеясь, крикнул вслед: "Не вышло, разиня!" В ярости пушка подбила еще одну из каронад левого борта, затем снова, как пущенная из невидимой пращи, метнулась к правому борту, но человеку вновь удалось избежать опасности. Зато рухнули под ее мощным ударом еще три каронады; потом, будто слепая, не зная, на что еще решиться, она повернулась и покатилась назад, подсекла форштевень и пробила борт в носу корвета. Человек, ища защиты, укрылся возле трапа, в нескольких шагах от старика секунданта. Канонир держал наготове свой брус. Пушка, очевидно, заметила его маневр и, даже не дав себе труда повернуться, ринулась задом на человека, быстрая, как взмах топора. Человек, прижавшийся к борту, был обречен. Все присутствующие испустили громкий крик.

Но старик пассажир, стоявший до этой минуты, как каменное изваяние, вдруг бросился вперед, опередив соперничающих в быстроте человека и металл. Он схватил тюк с фальшивыми ассигнатами и, пренебрегая опасностью, ловко бросил его между колес каронады.

Это движение, которое могло стоить ему жизни, решило исход битвы, даже человек, в совершенстве усвоивший все приемы, которые предписываются Дюрозелем в eго книге "Служба при судовых орудиях", и тот не мог бы действовать более точно и умело.

Брошенный тюк сыграл роль буфера. Незаметный камешек предотвращает падение глыбы, веточка иной раз задерживает лавину. Каронаду пошатнуло. Тогда канонир, в свою очередь, воспользовался этой грозной заминкой и всадил брус между спицами одного из задних колес. Пушка замерла на месте.

Она накренилась. Действуя брусом, как рычагом, человек налег всей своей тяжестью на свободный конец. Махина тяжело перевернулась, прогудев на прощание, как рухнувший с колокольни колокол, а человек, обливаясь потом, забросил затяжную петлю на глотку поверженной к его ногам бездыханной бронзе.

Все было кончено. Победителем вышел человек. Муравей одолел мастодонта, пигмей полонил громы небесные.

Солдаты и матросы захлопали в ладоши.

Весь экипаж бросился к орудию с тросами и цепями, и в мгновение ока его принайтовили.

Канонир склонился перед пассажиром.

-- Сударь,-- сказал он,-- вы спасли мне жизнь.

Но старик снова замкнулся в своем невозмутимом спокойствии и ничего не ответил,

НА ЧАШЕ ВЕСОВ

Победил человек, но с тем же основанием можно было сказать, что победила и пушка. Правда, непосредственная опасность кораблекрушения миновала, но, однако ж, корвет еще не был спасен. Вряд ли представлялось возможным исправить нанесенные повреждения. В борту насчитывалось пять пробоин, при этом самая большая-- в носовой части судна; из тридцати каронад двадцать лежали на лафетах мертвой грудой металла. Да и сама укрощенная и вновь посаженная на цепь пушка тоже вышла из строя: ее подъемный винт был погнут, из-за чего стала невозможной точная наводка. Батарея теперь состояла всего из девяти действующих орудий.

В трюм набралась вода. Необходимо было принять срочные меры для спасения корабля и пустить в ход насосы.

Нижняя палуба, доступная теперь для осмотра, являла собой поистине плачевное зрелище. Разъяренный слон и тот не мог бы так изломать свою клетку.

Как ни важно было для корвета пройти незамеченным, еще важнее было предотвратить неминуемое крушение. Пришлось осветить палубу, прикрепив фонари к борту.

Пока длилась трагическая борьба, от исхода которой зависела жизнь и смерть экипажа, никто не обращал внимания на то, что творилось в море. Тем временем сгустился туман, погода резко переменилась, ветер свободно играл кораблем; выйдя из-под прикрытия Джерсея и Гернсея, судно отклонилось от курса и оказалось значительно южнее, чем следовало; теперь корвет находился лицом к лицу с разбушевавшейся стихией. Огромные валы лобзали зияющие раны корабля, опасная ласка! Баюкающая зыбь таила в себе опасность. Слабый ветер переходил в штормовой. Нахмурившийся горизонт сулил шторма, быть может, и ураган. Взор различал в потемках лишь три-четыре ближайших гребня волн.

Пока весь экипаж спешно исправлял наиболее серьезные повреждения на нижней палубе, пока заделывали пробоины, расставляли по местам уцелевшие орудия, старик пассажир выбрался на верхнюю палубу.

Он стоял неподвижно, прислонившись к грот-мачте.

Погруженный в свои думы, он не замечал движения, начавшегося на судне.

Шевалье Ла Вьевиль приказал солдатам морской пехоты выстроиться в две шеренги по обе стороны грот-мачты; услышав свисток боцмана, матросы, рассыпавшиеся по реям, бросили работу и застыли на местах.

Граф дю Буабертло подошел к пассажиру.

Вслед за капитаном шагал какой-то человек в порванной одежде, растерянный, задыхающийся, однако вид у него был довольный.

То был канонир, который только что весьма кстати показал себя искусным укротителем чудовищ и одолел пушку.

Граф отдал старику в крестьянской одежде честь и произнес:

-- Господин генерал, вот он. Канонир стоял по уставу навытяжку, опустив глаза.

Граф дю Буабертло добавил:

-- Генерал, не считаете ли вы, что командиры должны отметить чем-нибудь поступок этого человека?

-- Считаю, -- сказал старец.

-- Соблаговолите отдать соответствующие распоряжения, -- продолжал дю Буабертло.

-- Отдайте сами. Ведь вы капитан.

-- А вы генерал, -- возразил дю Буабертло.

Старик бросил на канонира быстрый взгляд.

-- Поди сюда, -- приказал он.
Канонир сделал шаг вперед.

Старик повернулся к графу дю Буабертло, снял с груди капитана крест Святого Людовика и прикрепил его к куртке канонира.

-- Ур-ра! -- прокричали матросы. Солдаты морской пехоты взяли на караул.

Но старый пассажир, указав пальцем на сиявшего от счастья канонира, добавил:

-- А теперь расстрелять его.

Радостные крики смолкли, уступив место оцепенению. Тогда среди воцарившейся мертвой тишины раздался громкий голос старика:

-- Из-за небрежности одного человека судну грозит опасность. Кто знает, удастся ли спасти его от крушения. Быть в открытом море -- значит быть лицом к лицу с врагом. Корабль в плавании подобен армии в бою. Буря притаилась, но она есть. Море -- это засада. Смертной казни заслуживает тот, кто допустил оплошность перед лицом врага. Всякая оплошность непоправима. Мужество достойно вознаграждения, а небрежность достойна кары.

Эти слова падали в тишине медленно и веско, с той неумолимой размеренностью, с которой топор удар за ударом вонзается в ствол дуба.

И, властно взглянув на солдат, старик добавил:

-- Выполняйте приказ.

Человек, на лацкане куртки которого блестел крест Святого Людовика, потупил голову.

По знаку графа дю Буабертло два матроса спустились на нижнюю палубу и принесли оттуда морской саван; корабельный священник, который с момента прибытия на судно не выходил из кают-компании, где он читал молитвы, шел за ними следом; сержант вызвал из рядов двенадцать человек и построил их по шестеро в две шеренги, канонир молча стал между ними, Священник, держа распятие в руке, выступил вперед и подошел к канониру,

-- Шагом марш, -- скомандовал сержант.

Взвод медленно двинулся к носу корабля. Два матроса, несшие саван, замыкали шествие.

Гнетущее безмолвие воцарилось на корвете.

Слышались только далекие завывания бури.

Через несколько мгновений раздался залп, блеснул во мраке огонь выстрелов, потом все смолкло, и лишь всплеск воды, принявшей труп в свое лоно, нарушил тишину.

Старик пассажир по-прежнему стоял в раздумье, прислонясь к грот-мачте и скрестив на груди руки.

Буабертло указал на него пальцем и, обращаясь к Ла Вьевилю, вполголоса произнес:

-- Отныне у Вандеи есть глава"...

0x01 graphic

Наказание шпицрутенами. 1776.

Художник Nikolaus Chodowiecki

Первое наказание для виновного заключается в том, что он не может оправдаться перед собственным судом

М. Монтень

242

НАКАЗАНИЕ ВОИНСКОЕ.

I. От начальника зависит, во-первых, строгость взыскания. Понятно, что чем страшнее угроза, тем неприятнее мысль о неисполнении приказания. Строгость взыскания зависит от эпохи, народа и состояния войск. В эпохи, более отдаленные, они были строже; у народов западной Европы они доходили до утонченности истязаний... Чем очевидна связь поступка с успехом дела, во имя которого двигается войско, тем большее имеет значение строгость взыскания. <...> Строгость взыскания сама по себе определяет и уясняет лишь взгляд начальника на определенный поступок. Настоятельное же его стремление их устранить сказывается в неуклонном наложении взыскания при каждом проступке. Для этого ему надо всегда знать, когда совершается проступок, а единственной мерой к тому служит неослабный надзор. Для поддержания дисциплины контроль имеет еще большее значение, чем строгость. Сочетание строгости с контролем дает в руки начальника средство добиться исполнения своих требований и приказаний. Внедрить в сознание людей, что они не имеют средств им противодействовать и, не взирая ни на что, рано или поздно подчинятся им - составляет конечную цель дисциплины и первую степень веры в начальника. Уже указано выше, что строгость взыскания выражает взгляд начальника на определенный поступок. Следовательно, соразмерная строгость, независимая от настроения духа, будет понята подчиненными, как стойкость взглядов начальника. Независимость же строгости взыскания от лица, на которое оно накладывается, т.е. справедливость, будет иметь последствием, что люди убедятся, что те лишения, которые они переносят во время наказания - не каприз начальника, а его служба царю. Так как несправедливость заключается в видоизменении отношения в зависимости от симпатий и близости человека, то иное отношение к себе, чем к другим, составляет также несправедливость, со всеми ее последствиями. Соблюдение справедливости и соразмерности, при настойчивом исполнении каждого своего слова и приказания, создадут в людях не только веру в это слово, но и веру в то, что это слово будет сказано и завтра, будет сказано всем. То есть этим путем достигается самая полная вера в начальника, дающая ему в руки новое средство для управления войсками.

А. Зыков.

Как и чем управляются люди.

Опыт военной психологии. -

СП б., 1898.

II. Наказание воинское, карательная мера, применяемая к военнослужащим за учиненные или воинские, а в некоторых случаях, и общие преступления. С теоретической точки зрения воинское наказание в его чистом виде не должно быть тождественно по содержанию с обще уголовным наказанием и не должно быть соединено с удалением лица из армии, т.к. в этом случае лицо с момента осуждения переходит в общую массу граждан и фактически отбывает наказание в гражданском быту. Общие карательные цели - устрашение, предупреждение и исправление - находят себе место и в воинском наказании, но дополняются задачей - воински воспитывать осужденного. Наказание воинское может иметь своим объектом жизнь, свободу или честь лица. Вопрос о смертной казни за воинские преступления хотя и разрешается некоторыми военными криминалистами в отрицательном смысле, но она сохранилась во всех военно-уголовных кодексах и приводится в исполнение через повешение или через расстреляние; последний способ казни считается менее позорным. Наказание лишением свободы применяется как к офицерам, так и к нижним чинам, отбыванием в специальных учреждениях военного ведомства (причем офицеры всегда отделяются от нижних чинов) и назначаются на очень разнообразные сроки (наибольший - в Австрии. 20 лет). Наказания, направленные на честь, распадаются на 3 вида: лишающие или общегражданских, или только политических, или только служебных прав. История воинских наказаний дает картину крайнего их разнообразия при господствующей цели - устрашения.

ВЭ.

III. В римском войске. Солдаты обязаны повиноваться трибунам, а трибуны консулам. Во власти трибуна или у союзников префекта налагать денежную пеню, брать в залог, сечь розгами. Наказанию палками подвергается также тот, кто утащит что-либо из лагеря, даст ложное показание, а равно молодой человек, провинившейся в мужеложестве, наконец, всякий, кто трижды был наказан за одну и ту же вину. Таковы деяния, наказуемые у римлян как преступления. Трусостью и позором для солдата римляне почитают проступки вот какого рода: если кто ради получения отличия ложно припишет себе перед трибунами доблестный подвиг, потом если кто по трусости покинет пост, на который он поставлен, или тоже по трусости бросит какое-либо оружие в пылу битвы. Вот почему иные солдаты, стоя на посту, обрекают себя на верную смерть и в виду гораздо более многочисленного неприятеля не решаются покидать свои посты из страха наказания, которое ждет их по возвращении с поля битвы. Другие, потерявши в сражении щит или меч, или какое-нибудь иное оружие, кидаются как безумные в ряды неприятелей или в надежде обрести потерянное, или в сознании, что только смерть может избавить их от неизбежного позора и обид от своих же товарищей. 38. Если иной раз попадает в одну и туже беду довольно большое число солдат, если под натиском неприятеля целые манипулы покидают свои места, то римляне не имеют обыкновения подвергать наказанию палками или смертью всех виновных. Выход из этого положения они находят в одно и то же время и удобный, и устрашающий, именно: трибун собирает легион, вперед выводит солдат, покинувших свои места, и жестоко укоряет их, а затем из числа всех, проявивших трусость, выбирает по жребию пять-десять-двадцать человек, словом в каждом случае столько, чтобы получилось около десятой доли всех виновных, и тогда тех, на кого падет жребий, подвергает беспощадному наказанию палками, как оно описано нами только что, остальным велит выдавать положенную меру ячменя вместо пшеницы, палатки их приказывает ставить за окопами, ограждающими лагерь. Так как страх и опасность попасть под жребий, решение коего неизвестно, висят равно над всеми, так как далее никто не обеспечен от позора получать в пищу ячменный хлеб, то такой обычай составляет действительнейшую меру и устрашения солдат, и восстановления понесенных потерь.

Полибий.

Всеобщая история в сорока книгах.

В целом, в римской армии были следующие наказания: 1) денежные взыскания в форме лишения добычи, лишения жалованья, отобрания копья; 2) правопоражающие - поставление на несколько часов с вехой (для привлечения внимания окружающих), лишение оружия и военной обуви, временное изгнание из лагеря, назначение в рабочие отряды, зачисление в бездействующие части войск, перемещение из одного рода оружия в другой, исключение из службы; 3) телесные - розги, плети, виноградные лозы без ограничения числа ударов (вид смертной казни); 4) смертная казнь - повешение, отсечение головы, расстреляние, сожжение, распятие, разрывание деревьями, потопление, отдача зверям. В средние века в Западной Европе появилось особое правопоражающее наказание, соединенное в большинстве случаев со смертной казнью - лишение рыцарского звания; затем прибавилось членовредительство - отрезание уха, носа, руки и т.п.; впервые появилось наказание лишением свободы - сажанием в яму или в клетку; телесные наказания изменились - ошейник, оковы, клеймение, палки, жжение головы расплавленной смолой.

ВЭ.

IV. России временем появления собственно воинского наказания надо считать эпоху Петра I., т.к. до ХVIII в. можно указать лишь одно воинское наказание - лишение чина и удаление со службы для пушкарей - по Уставу ратного и пушкарского дела 1621 г. По Петровскому законодательству число воинских наказаний очень велико. Смертная казнь приводилась в исполнение всеми указанными в общем законодательстве способами и, кроме того, расстрелянием, введенным у нас впервые воинским артикулом 1715 г.; членовредительными наказаниями были: прибитие руки гвоздем, отрезание уха или носа, отсечение пальцев или руки, клеймение, шпицрутены или иначе прогнание сквозь строй (это наказание появилось в Уложении Шереметьева 1702 г. и было замаскированным видом смертной казни, т.е. назначалось до 12 тыс. ударов; более легкими видами телесного наказания были: ношение нескольких мушкетов, седел, сидение на деревянной лошади, хождение по деревянным кольям. В числе многообразных правопоражающих наказаний (изгнание из службы, служба офицера за рядового, лишение чина и др.) было страшное по последствиям "шельмование", фактически лишавшее осужденного возможности существовать в обществе. Наказание лишением свободы были различны (каторга, тюрьма), но из них собственно воинским наказанием был арест у профоса. В действующем русском военном законодательстве наказания разделяются на уголовные и исправительные. К первым относятся: расстреляние, с лишением всех прав состояния и без лишения, и заточение в крепости от 10 до 20 лет с исключением из службы. Эти наказания назначаются и офицерам, и нижним чинам. Наказания исправительные образуют 2 самостоятельные лестницы: одну - для офицеров и гражданских чиновников военного ведомства, другую - для нижних чинов. К 1-ой относятся - исключение из службы, с лишением или без лишения чинов, разжалование в рядовые, заключение в крепость от 1 г. 4 мес. до 4 лет (с исключением из службы) и от 2 мес. до 1 г. 4 мес. (не соединенные с исключением из службы), отставление от службы, содержание на гауптвахте от 3 мес. до 6 мес. и от 1 мес. до 3 мес. (без праволишения) и отрешение от должности. Для нижних чинов установлено только 2 вида исправительных наказаний: отдача в дисциплинарные батальоны от 1 г. до 3 лет и одиночное заключение в военной тюрьме от 1 мес. до 4 мес., сопровождаемые переводом в разряд штрафованных и ограничениями прав по службе.

ВЭ.

V. Выдающиеся русские полководцы в качестве наказания применяли отрешение воинской части от участия в бою. Отметим высокое воспитательное значение этой меры у генерала М.Д. Скобелева - неназначение отдельных личностей и целых частей войск к участию в бою. Взгляд на боевые действия был установлен такой, что высочайшею наградою считалось в отряде допущение в бой. Мы видели, как за промахи по службе начальник отряда грозил не допустить в бой одну из провинившихся рот. В другом месте он предлагает расправу за небрежное содержание казенных верблюдов произвести выключением проштрафившихся частей из состава передового отряда и отправлением их в тыл.

С. Гершельман.

Нравственный элемент в руках М.Д. Скобелева. -

Гродно, 1902.

А.И.Каменев-составитель.

0x01 graphic

Азовские походы 1695 и 1696 годов Петра I --

военные кампании России против Османской империи,

предприняты в начале его царствования и закончились взятием турецкой крепости Азов. Они могут считаться первым значительным свершением молодого царя.

243

Напутствия перед походом.

После этого многие высказались в поддержку мнения Кира, что надо как можно скорее двинуться в поход на врагов. Никто не возражал, и тогда Кир вновь выступил с такой речью: "Доблестные союзники, наши души, тела и оружие, которым нам предстоит сражаться, давно уже с помощью богов приведены в надлежащую готовность. Теперь нужно заготовить припасы на дорогу для нас самих и для наших четвероногих помощников не менее чем на двадцать дней. По моим подсчетам, нам предстоит идти более пятнадцати дней по местам, где мы не найдем никаких припасов, ибо они здесь частью собраны и увезены нами, а частью - врагами, насколько это было в их силах. Поэтому, прежде всего, надо заготовить достаточное количество хлеба, потому что без него мы не сможем ни сражаться, ни вообще жить. Что же касается вина, то каждому следует взять с собой столько, сколько необходимо, чтобы постепенно привыкнуть обходиться одною водою. Ведь на значительной части пути нам неоткуда будет раздобыть вино, и потому, даже если бы мы запаслись большим его количеством, нам все равно его не хватит. Поэтому для того, чтобы мы, оказавшись без вина, не стали бы неожиданно жертвами какой-либо хвори, надо сделать так: начнем нынче же запивать наш хлеб водой; поступая уже теперь таким образом, мы не подвергнем себя слишком большой перемене. Ведь всякий, кто питается ячменным хлебом, всегда ест эти лепешки, размягчив водою; тот, кто питается пшеничным хлебом, также ест этот хлеб, смочив водою; ну, а все, что варится, всегда приготовляется с большим количеством воды. Словом, если мы будем пить вино только после еды, то душа наша по этой причине будет испытывать наслаждения ничуть не меньше. Затем надо будет постепенно уменьшать и эту послеобеденную порцию вина до тех пор, пока мы незаметно для себя не привыкнем пить одну воду. Ведь постепенное изменение условий позволяет любой натуре выдерживать коренные перемены. Этому учит нас и божество, которое, чтобы мы могли перенести перемену, дает нам возможность постепенно перейти: от зимы - к жаркому лету и от лета - к суровой зиме. Нам следует взять с него пример и, постепенно приучая себя, дойти до того состояния, которое нам все равно надо достигнуть. Затем, вместо подстилок возьмите на такой же вес необходимых припасов; ведь их излишек никогда не помешает. Не бойтесь, что, лишившись своих ковров, вы будете спать с меньшим удовольствием; если так случится, я готов буду принять ваши упреки. Напротив, если у кого есть лишняя одежда, то она будет весьма кстати и здоровому, и больному. В качестве закуски надо взять с собой все, что есть острого, пряного и соленого; эти вещи вызывают аппетит, и их надолго хватает. Когда же мы вступим в неразоренные земли, где наверняка можно будет раздобыть зерно, тут уже сразу надо будет обзавестить ручными мельницами, с помощью которых можно будет намолоть для себя муки. Эти мельницы - самые легкие из орудий, служащих для приготовления хлеба. Следует запастись также и теми средствами, в которых люди нуждаются при болезни. Вес их ничтожен, а между тем, если случится такая беда, без них не обойдешься. Надо взять с собой также ремни. Ведь все и на людях и на лошадях привешивается по большей части ремнями. Когда они перетираются и рвутся, приходится стоять без дела, если только нет запасных гужей. Затем, тому, кто умеет выстрогать копье, хорошо бы не забыть взять с собою скобель. Хорошо также захватить с собой напильник. Ведь тот, кто натачивает острие копья, одновременно оттачивает и душу свою, ибо у кого копье наточено, тому как-то стыдно оказаться трусом. Следует также прихватить с собой побольше досок для починки колесниц и повозок, потому что при частом использовании многие из них непременно выходят из строя. Для всего этого надо взять с собой также необходимые инструменты. Ведь нужные мастера не будут нам попадаться повсюду, между тем очень немного таких, кто не смог бы сам починить что-либо, чтобы хватило по крайней мере на день. Следует взять также на каждую повозку по заступу и кирке, а на каждое вьючное животное - по топору и серпу. Эти орудия и каждому в отдельности полезны, и часто они приносят большую пользу всему войску. Вам, командиры вооруженных воинов, следует проверить у своих подчиненных запасы необходимого провианта. Нельзя допустить, чтобы у кого-нибудь не хватало чего-либо, ибо нехватка эта обернется против нас самих. А что по моему приказу надлежит разместить на вьючных животных, это проверьте вы, начальники обозной прислуги, и тех, кто отлынивает от погрузки, заставьте полностью уложить багаж. Далее, вы, начальники дорожных рабочих, возьмите у меня списки тех, кто за непригодностью исключен из числа метателей дротиков, стрелков из лука и пращников. Исключенных из числа метателей дротиков надо будет на время похода снабдить рабочими топорами, бывших лучников-кирками, а бывших пращников-заступами. С этими инструментами пусть они идут, разделенные по илам, перед повозками, с тем чтобы, если понадобится где-либо исправить дорогу, вы сразу могли ввести их в дело, и чтобы я сам в случае необходимости знал, откуда мне взять людей для такой работы. Я возьму с собой также кузнецов, плотников и кожевников, всех в возрасте, пригодном для военной службы, и всех с необходимыми инструментами, чтобы, если возникнет у войска нужда в мастерах такого рода, все они были под рукой. Эти мастера будут освобождены от участия в боевом построении, однако, исполняя за плату для любого желающего искусную работу, они будут делать как раз то, что надо. Возможно, и кое-кто из купцов последует за войском с намерением что-либо продать. Так вот, если он попадется на продаже чего-либо в те первые дни, на которые воинам велено взять провиант, то он лишится всего, но когда пройдет этот срок, пусть продает что угодно. Более того, кто из купцов предоставит для продажи больше товаров, тот удостоится даров и почести и от союзников и от меня лично. А если у кого-либо из купцов, как он считает, не хватает денег на закупку товаров, то пусть представит мне людей, которые его знают и поручатся, что он отправится с войском, и тогда он получит от нас все необходимое. Таковы мои распоряжения. А если кто знает еще что-нибудь полезное, пусть мне укажет на это. Вы все теперь идите и собирайтесь в дорогу, а я совершу жертвоприношение по случаю нашего выступления. Как только знамения окажутся благоприятными, мы подадим сигнал. Всем воинам надлежит тогда в установленный час явиться к своим командирам вместе с положенным запасом необходимых вещей. Что же касается вас, командиры, то пусть каждый наведет порядок в своем отряде и потом сходитесь к моему шатру, чтобы каждому узнать о своем месте в строю". Выслушав все это, они занялись сборами в дорогу, а Кир начал совершать жертвоприношение.

Ксенофонт.

Киропедия.

0x01 graphic

"Благословение ополченца 1812 года".

Художник Иван Васильевич Лучанинов (1781-1824)

244

НАСТАВЛЕНИЕ ГОСПОДАМ ПЕХОТНЫМ ОФИЦЕРАМ В ДЕНЬ СРАЖЕНИЯ.

[Перед Отечественной войной 1812 г. в полевой армии были изданы две весьма важные инструкции: "Наставление господам пехотным офицерам в день сражения, 1812 г.". и "Наставление артиллеристам", написанные в духе суворовских приказов. "Наставление господам офицерам", написанное полковником М.С. Воронцовым, командиром 3-го пехотного Нарвского полка, было отредактировано Багратионом и издано в войсках 2-й армии под названием: "Наставление господам пехотным офицерам в день сражения, 17 июня 1812 года". Наставление носило не только тактический, но и нравственный характер]. Коль скоро будут готовиться к делу, то долг всех офицеров и особливо ротных командиров есть тщательно осмотреть все ружья... требовать, чтобы у солдата было, по крайней мере, еще два кремня в запасе; чтобы положенные 60 патронов были налицо и в исправности и так уложены, чтобы солдат, вынимая из сумы, в деле не терял оных, как то часто случается". Когда есть у людей новозаведенная ружейная картечь, то картежные патроны иметь особо от обыкновенных с пулями... Сия картечь предпочтительно употребляться должна в рассыпном фронте, в лесу, в деревнях, на близкой дистанции против кавалерии и особливо против неприятельских стрелков"... "При движениях фронтом вперед ротный командир должен идти вперед роты до начатия стрельбы для удобнейшего смотрения, чтобы люди шли прямо, не жались и сколь возможно в порядке по неровному даже местоположению. В колоннах же всегда быть в, назначенном месте, как в учениях предписано". "При знаке или команде стрелять, тотчас выйти за фронт и, ходя за оным, подтверждать, чтобы каждый рядовой прицеливался и второпях не стрелял бы вверх. Сие есть обязанность всех офицеров и унтер-офицеров замыкающих, кои все должны ходить и строго смотреть, чтобы люди их вверх не стреляли; по отбою офицерам всем запрещать стрелять". "Когда фронтом идут на штыки, то ротному командиру должно также идти впереди своей роты с оружием в руках и быть в полной надежде, что подчиненные, одушевленные таким примером, никогда не допустят его одного ворваться во фронт неприятельский". "Офицеру, командующему высланными пред фронт стрелками, отнюдь без позволения полкового или батальонного начальника не двигать вперед всей цепи; он обязан, ежели возможно по местоположению, скрывать своих стрелков, но самому быть в непрестанном движении по своей цепи как для надзора за своими стрелками, так и за движениями неприятельскими против скачущей на него рассыпной кавалерии. Офицер, допустив ее на 150 шагов расстояния, стреляет и, видя, что сим не остановил стремление неприятеля, сбирается по знаку в кучи человек по десяти и вместе спина к спине; в сем положении стрелять еще и приближающихся всадников колоть штыками, и быть в полной уверенности, что батальон или полк поспешит своим движением вперед и выручит их". "Когда на выстроенный фронт неприятельская регулярная кавалерия поведет атаку, то офицерам всем, выйдя за фронт, твердить людям, чтобы они без знаку или команды полкового или батальонного командира отнюдь не стреляли, а когда им прикажут выстрелить, то чтобы всякий солдат не торопясь прицелился и выстрелил. Полковой командир, подпустя кавалерию на 150 шагов, велит стрелять. Ежели в то время полк был в колонне к атаке, то, остановившись, но единственной команде "строй каре" выстроить оный по данным на то правилам". "Когда полку назначено будет защищаться в деревне или в неровном местоположении, где принуждены будем взять позиции отдельными частями, то офицеры, кои со своими частями занимают места по назначению полкового командира, должны наблюдать: 1) не отходить от данных начальником им наставлений; 2) откуда они могут ждать на себя неприятеля, и 3) какую часть они обязаны подкреплять. Скрывшись, всегда лучше ближе подпустить неприятеля, чтобы у него первым выстрелом убить более людей, чем его всегда смешаешь. Офицерам не довольствоваться одной перестрелкой, не высматривать удобного случая, чтобы ударить в штыки, и пользоваться сим, не дожидаясь приказания; при таких ударах всегда должно собою пример показывать и ударить в штыки с криком "ура" для того, дабы криком возбудить внимание батальонного или полкового начальника, который тотчас обязан туда приехать, чтобы увидеть, нужно ли его подкреплять, или заставить его опять взять прежнюю позицию. Прочим офицерам, командующим другими частями, по сему крику "ура" отнюдь не оставлять своих назначенных позиций; наблюдать только то, что в наставление получили, и быть надежными, что начальник туда поедет устроить все в нужный порядок". "Ежели же полку назначено будет атаковать деревню или неровное местоположение, неприятелем занимаемое, и по усмотрению начальника нужно будет атаковать несколькими малыми колоннами, то начальники сих малых колонн, получа наставления, куда направить свою атаку, не должны заниматься в сих случаях перестрелкою; ибо с скрытым неприятелем невыгодно перестреливаться; должно атаковать его поспешно штыком, и по прогнании его из первой позиции не гнаться далеко за ним, но, выслав часть из третьей шеренги, расположиться в удобных для защиты себя местах, и после, ежели стрельбой нельзя неприятеля еще дальше отдалить от себя, то ударить еще на него в штыки. Такими смелыми атаками всегда скорее прогонишь неприятеля из крепких мест и с меньшей потерею людей, нежели перестрелкою. Во всех сих атаках на штыках нужно, чтобы солдаты кричали "ура" для знаку прочим колоннам, что они дерутся удачно и наступательно, и для приведения неприятеля в робость; иначе же и стоя на месте никогда "ура" кричать не нужно;

ибо от того вместо пальбы бывает только беспорядок". "Здесь не упоминается о егерских маневрах, ибо во всех егерских полках оным учатся, а для других здесь довольно объяснить оных нельзя. Но следующий, мало известный маневр достоин, чтоб его часто употребляли, и может быть полезен всякого рода пехоте. Когда офицер дерется цепью в лесу, то знатную часть своего резерва пусть он поставит по рядам на одном фланге, голова оной части чтобы была несколько шагов больше назади, нежели цепь, и отдалена несколько шагов в сторону; ежели цепь принуждена отступить, то сей резерв остается недвижим и спрятан, а как скоро неприятель занесется в преследовании за отступающими, то оный резерв, вдруг открыв огонь ему во фланг, непременно приведет его в смятение. Ежели неприятель, опомнясь, на оный обратится, то тогда те, кои прежде отступали, сами ему во фланг ударят, и так сии две части наилучшим образом одна другой взаимно помогать будут"... "...К духу смелости и отваги надобно непременно стараться присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны. Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу. Упорство и неустрашимость больше выиграли сражений, нежели все таланты и все искусство"... "В некоторых полках есть постыдное заведение, что офицеры и ротные командиры в мирное время строги и взыскательны, а в войне слабы и в команде своих подчиненных нерешительны. Ничего нет хуже таковых офицеров; они могут иногда казаться хорошими во время мира, но как негодных для настоящей службы их терпеть в полках не должно. В деле против неприятеля солдат должен в той же мере больше бояться провиниться пред своим начальником, сколько вина его в таком случае важнее тех, которые случаются на учении. Воля всемилостивейшего нашего государя есть, чтоб с солдата взыскивали только за настоящую службу; прежнее излишние учения, как-то: многочисленные темпы ружьем и прочее, уже давно отменены, и офицер при всей возможной за настоящие преступления строгости может легко заслужить почтеннейшее для военного человека название друга солдат. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличаться".

Столетие Военного министерства.

- СП б., 1903. - т. IV, ч. I.

0x01 graphic

Напутствие великого князя Михаила Тверского. 1847

Художник Пимен Никитич Орлов (1812-1865)

245

НАСТАВЛЕНИЕ ДЛЯ ОБРАЗОВАНИЯ ВОСПИТАННИКОВ ВОЕННО-УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ,

Высочайше утвержденное 24 декабря 1849 г. Генерал-майор Ростовцев, в первых общих заседаниях Главного Комитета, выполнил поручение Его Императорского Высочества [Ростовцеву было предписано представить свои соображения по дальнейшему развитию воспитанию и образованию кадет], но дабы все, что излагал он изустно, осталось твердо в памяти гг. членов, он счел необходимым: главнейшие статьи своих словесных объяснений повторить на бумаге, под названием: "Наставление для образования воспитанников Военно-Учебных Заведений". Начало этого труда заключает в себе: общую инструкцию для составления учебных конспектов и программ для Военно-Учебных Заведений, с расчислением лекций, составленных для руководства при обработке новых учебных программ; далее следуют отдельные инструкции по каждому учебному предмету. "Направление воспитания в Военно-Учебных Заведениях двоякое: общее и специальное - гражданское и военное. Оно должно быть основано на любви к Богу, на благоговении к постановлениям Святой Его церкви, на сыновней преданности Престолу, на бескорыстной любви к Отечеству, на душевном сознании долга семейного и общественного (военного и гражданского) и на современном состоянии наук в просвещенном мире". "Христианин; верноподданный; русский; добрый сын; надежный товарищ; скромный и образованный юноша; исполнительный, терпеливый и расторопный офицер - вот качества с которыми воспитанник Военно-Учебных Заведений должен переходить со школьной скамьи и ряды Императорских Армий, с чистым желанием отплатить Государю за его благодеяния - честною службою, честною жизнью и честною смертью". "Цель, объем, полнота и направление учения в наших Военно-Учебных Заведениях зависит от стольких разнообразных, местных соображений, принадлежащих исключительно и нашему Русскому быту и нашим основным законам и степени современного просвещения России, что никакие учебные Заведения в Европе не могут для Заведений наших служить образцом". "Двигатель нашего просвещения есть только одно Правительство; весьма редкий юноша может у нас зачать и кончить образование свое в доме родительском; помеха тому - недостаток учителей и средств учения; от сего Военно-Учебные Заведения принимают на воспитание детей в самом нежном возрасте, часто вовсе и без экзамена. Чтоб приготовить детей к слушанию учения систематического, Военно-Учебные Заведения должны иметь курс приготовительный, где, в продолжении двух лет, мальчики, поступившие в Корпус из разных стран огромной Империи, и с различным первоначальным воспитанием, уединоображиваются в своих начальных познаниях и, мало-помалу, приучаются к труду, чтобы зачать учится, ровно и систематически, в курс общем". "В Военно-Учебные Заведения поступают исключительно дворяне; ныне их воспитывается в Военно-Учебных Заведениях до 7 тыс., со временем будет воспитываться до 9. - Главное назначение всех их есть поприще военное; но они должны иметь и сведения общие, сведения, необходимые и для образованного человека, и для члена семейства и для члена гражданского общества. - От сего и учение в Военно-Учебных Заведениях, имея целью науки военные, не может ограничиваться только ими; потому общий курс (4 года) и предназначен исключительно для наук общих". "В высшем курсе (2 года) преподаются преимущественно науки специально-военные и оканчиваются общие науки уже в развитии недоступном понятию отрока в курсе общем". "Военно-Учебные Заведения - училища закрытые, т.е. не учебные только, но и воспитательные; посему питомцы их оставляют Заведения и поступают на службу 18-ти лет от роду, в возрасте, с которого в Европе только что зачинают учится самостоятельно". "От всех этих данных, не только общие, но даже и самые военные науки, не могут оканчиваться в Военно-Учебных Заведениях в полноте совершенной; для желающих и для способных довершить военное свое образование учреждены Офицерские классы в Военной Академии и в Училищах: Главном Инженерном и Артиллерийском". "С другой стороны нельзя не доводить в Военно-Учебных Заведениях до удовлетворительного предела образования и общего и военного; ибо из 500 офицеров, выпускаемых из них ежегодно, только десятая часть продолжает учиться в Заведениях специальных". "Все означенные условия поставили Правительство в обязанность, с одной стороны необходимую, с другой крайне в исполнении трудную: ввести в полный курс преподавания в Военно-Учебных Заведениях много предметов разнообразных". "Ныне главная задача, при переделке программ, состоит в том, чтобы каждому учебному предмету определить объем и степень его значения, чтобы ни один из них не был помехою другому и чтобы все они улеглись просторно своими программами в общую рамку учения, соразмеренные с условиями, со временем и со средствами Военно-Учебных Заведений и верные самостоятельному достоинству каждой науки". Это сочинение было в подробности рассмотрено и одобрено Советом о Военно-Учебных Заведениях, который, в докладе своем Его Императорскому Высочеству Главному Начальнику, отозвался об нем так: "В этом глубоко-обдуманном труде Совет нашел следующее: "1) Цель воспитания кадета (будущего офицера) обозначена ясно, отчетливо, в высшей степени религиозно-нравственно и патриотически. 2) Преподавание наук, прямо отвечающих военному назначению воспитанников, указано как цель; прочих же, общих, как необходимое средство. 3) Военно-Учебным Заведениям поставлено в обязанность приготовлять ни чисто-ученого, ни собственно-светского человека, а честного и образованного члена семейства и государства, верного подданного и офицера постигающего сознательно прямые обязанности будущего своего назначения. 4) Основа всего воспитания и учения укреплена на развитии нравственном и умственном, а не труде одной памяти. 5) Все преподавание проникнуто любви к Вере, Государю, России, Закону и Долгу. 6) Все науки освобождаются от схоластики, от утопических гипотез и от предметов придаточных, вредящих и способностям учащихся и направлению их воспитания. 7) Учение, верное современному достоинству каждой науки, упрощается до возможности, весьма значительно противу прежнего сокращено и укладывается свободно в рамку кадетского курса. Совет признает в высшей степени благотворным и для Военно-Учебных Заведений и для будущего поколения русских офицеров, чтобы, на точном основании сих инструкций были безотлагательно составлены подробные учебные программы, конспекты и руководства и считает верноподданническим, священным для себя долгом: испрашивать ходатайства Его Высочества о всех возможных Всемилостивейших поощрениях и о непосредственном личном Высочайшем покровительстве полному исполнению этого дела столь великой важности". "Совет опасается только одного, что не легко отыскать ученых по каждой науке, которые были бы в состоянии осуществить, в скором времени, все новые и высокие мысли в сих инструкциях изложенные; но если бы это и замедлилось, то инструкции сии, тотчас по их утверждении принесут уже неисчислимую пользу; они покажут: Каждому преподавателю - как учить; каждому инспектору классов - чего от каждого преподавателя требовать; каждому директору и вообще каждому начальнику, если б даже кто из них и не имел разностороннего образования, - как поверять: объем, дух, направление и методу преподавания каждого преподавателя и в каждом Военно-Учебном Заведении. Совет, в полном убеждении несомненной пользы этого труда, повергая, с утешительным чувством, и сию инструкцию, и свое о них мнение, на благоусмотрение Его Императорского Высочества, имеет счастье присовокупить, что только, по семнадцатилетнему личному участию и ежедневному опыту в деле военного воспитания, соединенным с неутомимою деятельностью и с постоянно-энергическою любовью к Святому своему делу и при личных Его Высочества наставлениях, один генерал-майор Ростовцев и мог так успешно окончить этот важный, возложенный на него доверием Его Высочества, труд и никто, кроме его, не мог бы так полно, так отчетливо и так полезно его выполнить; все это ближе всех известно самому Его Императорскому Высочеству и всем нам, всегдашним свидетелям каждодневных общеполезных действий генерал-майора Ростовцева в продолжение многих лет". Подписали: Генерал-адъютант граф Орлов. Генерал от инфантерии принц Петр Ольденбургский. Действительный тайный советник граф Уварова. Генерал от инфантерии Клингенберг. Генерал-лейтенант Анненков. Генерал-лейтенант барон Шлиппенбах. Генерал-лейтенант Вильнет. Генерал-майор Колзаков. Труд генерал-майора Ростовцева Его Императорское Высочество всеподданнейше повергал на Высочайшее благоусмотрение. Государь Император, удостоив "Наставление для образования воспитанников Военно-Учебных Заведений" подробными своим рассмотрением и собственноручно его исправив, Высочайше утвердил 2-го Декабря 1848 года, и соизволил на подлинном написать: "Прекрасно. "Генерал-майору Ростовцеву искреннее спасибо за полезный труд. Желать должно, чтобы все было хорошо выполнено и всеми понято не из послушания одного, а с убеждением".

Н. Мельницкой.

Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России.

(Сухопутного ведомства). т. 3, ч. 5. -

СП б., 1857.

246

НАСТАВЛЕНИЕ СЫМА ФА.

Трактат об управлении государством и военном искусстве, приписываемый политику и стратегу второй половины V в. до н.э. Сыма Жанцзюю, сановнику царства Ци. Его содержание близко другим военным трактатам из Ци, в частности, книгам Сунь-цзы и Сунь Бина. Сохранившийся список трактата состоит из пяти глав, которые посвящены моральному значению политики, вопросом контроля над подчиненными и пр. Древний историк Сыма Цянь назвал эту книгу "всеобъемлющей и глубокой".

0x01 graphic

Пейзаж с водопадом. 1840.

Художник Карл-Фридрих Петрович Бодри. (1812-1894)

247

Наставники-наблюдатели в кадетских корпусах. 1835 г.

Из указаний Главного начальника военно-учебных заведений В.К. Михаила Павловича 1835 г. В Учебных Заведениях, столь многочисленных, каковы Кадетские Корпуса, каждая наука преподается несколькими наставниками, посему Я считаю необходимым обратить особенное внимание на то, чтобы преподаватели одной и той же науки и даже наук близких между собою, располагали свое учение по началам одинаковым. Признавая ближайшим к тому средством: избрание по каждой отрасли познаний старших преподавателей или Наставников-Наблюдателей, в роде Факультетских деканов, предписываю к исполнению: Во всех подведомственных Мне Военно-Учебных Заведениях, избрав по каждой самостоятельной науке наставника-наблюдателя, возложить на него следующие обязанности: 1) Сличать программы по преподаваемой им науке и по предметам ей вспомогательным, представляемые учителями инспектору классов, при начале курса, и, приведя их в одну систему, утверждать своею подписью. 2) Наблюдать по вверенной его надзору части, чтобы преподаватели в течение года согласовались в способе преподавания и не нарушали единства в ходе и направления науки; для сего по нескольку раз в продолжение курса посещать ему их классы и, сверх того, два или три раза в год составлять с сими преподавателями совещание, под председательством инспектора классов. 3) Поверять годовые успехи учащихся в целом Заведении, по своей части, присутствуя при установленных для сего испытаниях. 4) В Заведениях самых многочисленных, по некоторым предметам, преподаваемым почти во всех классах, какова например Математика, можно, если признано будет необходимым, в помощь старшему наставнику избрать еще другого преподавателя, дабы они разделили между собою труд, по взаимному согласию. Я надеюсь, что гг. преподаватели, известные Мне лично своими познаниями, постоянною ревностью к пользам службы Его Императорского Величества, и любовно к юношеству, пользующемуся их наставлениями, не только с благородною готовностью примут на себя сей новый труд, но и не откажутся, от времени до времени, посещать воспитанников во время, назначенное для повторений уроков, дабы приучить детей действовать при сем не одною памятью, но и преимущественно рассудком; ибо весьма часто случается, что учащиеся, употребив много времени на повторение какого-либо урока, не в состоянии дать отчета в оном единственно по неумению учится. С другой стороны, Я уверен, что ближайшее начальство Военно-Учебных Заведений, оценивая достойно всю важность таковых обязанностей, не только для умственного, но и для нравственного образования воспитанников, будет при всяком случае, по всей справедливости, доводить до Моего сведения о полезных действиях означенных преподавателей; Я же всегда поставлю для себя приятнейшим долгом всеподданнейше свидетельствовать об них пред престолом Государя Императора, щедро награждающего всякий общеполезный труд. Вместе с сим предписываю гг. директорам и начальниками Заведений представить Мне немедленно списки тех преподавателей, кои примут на себя обязанности наставников-наблюдателей.

Н. Мельницкой.

Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России.

(Сухопутного ведомства). т. 2, ч. 4. -

СП б., 1857.

0x01 graphic

"Русские в 1812 году" 1855.

Художник Константин Леонардович Пржецлавский (1827 - 1876)

248

Наступательные действия.

Если во время военных действий противник обороняется, а я наступаю, следует продвинуться вперед как можно дальше. Если глубоко проникнуть в его территорию, противник не сможет победить. Так получается потому, что, как говорят, "наступающий имеет прочную опору, а обороняющийся - слабую". Правило гласит: "Кто проникает глубоко во вражескую территорию, владеет обстановкой". На войне наступление требует досконального знания противника. Если посылать вперед войска, лишь будучи уверенным, что противник слаб и может быть разбит, тогда в каждой битве будешь одерживать победу. Правило гласит: "Когда уверен в успехе - наступай".

Сунь-цзы.

Когда в ходе военных действий возникает благоприятная возможность одержать победу над противником, тогда нужно быстро бросить вперед войска и нанести удар. Так можно обеспечить себе победу. Правило гласит: "Когда можно, иди вперед".

У-цзы.

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

0x01 graphic

Иван Александрович Ильин (1883--1954) --

русский философ, писатель и публицист

...Справедливость совсем не требует равенства. Она требует предметно-обоснованного неравенства. Ребенка надо охранять и беречь; это дает ему целый ряд справедливых привилегий.

Слабого надо щадить.

Уставшему подобает снисхождение.

Безвольному надо больше строгости.

Честному и искреннему надо оказывать больше доверия. С болтливым нужна осторожность.

С одаренного человека справедливо взыскивать больше.

Герою подобают почести, на которые не-герой не должен претендовать.

И так -- во всем и всегда...

...Справедливость есть искусство неравенства. В основе ее лежит внимание к человеческой индивидуальности и к жизненным различиям. Но в основе ее лежит также живая совесть и живая любовь к человеку.

Есть особый дар справедливости, который присущ далеко не всем людям. Этот дар предполагает в человеке доброе, любящее сердце, которое не хочет умножать на земле число обиженных, страдающих и ожесточенных. Этот дар предполагает еще живую наблюдательность, обостренную чуткость к человеческому своеобразию, способность вчувствоваться в других.

Безумно искать справедливость, исходя из ненависти; ибо ненависть завистлива, она ведет не к справедливости, а к всеобщему уравнению.

Безумно искать справедливости в революции; ибо революция дышит ненавистью и местью, она слепа, она разрушительна; она враг справедливого неравенства; она не чтит "высших способностей" (Достоевский). А справедливость сама по себе есть одна из высших способностей человека и призвание ее состоит в том, чтобы узнавать и беречь высшие способности...

Луч ненависти есть луч, ибо он горит и сверкает, он заряжен энергией, он направлен от одного духовного очага к другому. Но ненавидящий очаг горит как бы черным огнем, и лучи его мрачны и страшны, и энергия их не животворна, как в любви, а смертоносна и уничтожающа.

Зайдя в тупик своей ненависти, он ожесточился и ослеп; и вот встречает всякое жизненное проявление с моей стороны -- убийственным "нет". Этим "нет" насыщены все его лучи, направленные ко мне; а это означает, что он не приемлет лучей от меня, не прощает мне моего бытия и не терпит моего существа -- совсем и никак. Если бы он мог, то он испепелил бы меня своим взглядом. Он одержим почти маниакальной идеей -- моего искоренения: я осужден, совсем и навсегда, я не имею права на жизнь. Как это выражено у Лермонтова: "нам на земле вдвоем нет места" [Слова Грушницкого. "Герой нашего времени"]... В общем и целом,-- духовная рана, уродство, трагедия...

...Все люди, без исключения, пока они живут на земле, соучаствуют во всеобщей мировой вине, желанием и нежеланием, но также и безволием, и трусливым уклонением от волевого решения; деланием и неделанием, но также и полуделанием или пилатовским "умовением рук"; чувствами и мыслями, но также и деревянным бесчувствием и тупым бессмыслием.

Мы соучаствуем в вине всего мира -- непосредственно и через посредство других, обиженных или зараженных нами, и через посредство третьих, неизвестных нам, но воспринявших наше дурное влияние. Ибо все человечество живет как бы в едином сплошном духовном эфире, который всех нас включает в себя и связует нас друг с другом. Мы как бы вдыхаем и выдыхаем этот общий духовный воздух бытия; и посылаем в него свои "волны" или "лучи", даже и тогда, когда не думаем об этом и не хотим этого, и воспринимаем из него чужие лучи, даже тогда, когда ничего не знаем об этом.

Каждая лукавая мысль, каждое ненавистное чувство, каждое злое желание -- незримо отравляют этот духовный воздух мира и передаются через него дальше и дальше. И каждая искра чистой любви, каждое благое движение воли, каждая одинокая и бессловесная молитва, каждый сердечный и совестный помысл -- излучается в эту общую жизненную среду и несет с собою свет, теплоту и очищение. Бессознательно и полусознательно читаем мы друг у друга в глазах и в чертах лица, слышим звук и вибрацию голоса, видим в жестах, в походке и в почерке многое сокровенное, несовершенное, несказанное и, восприняв, берем с собою и передаем другим.

Кащей Бессмертный недаром обдумывает своя коварные замыслы.

Баба Яга не напрасно развозит в ступе свою злобу.

Сатанисты не бездельно и не бесследно предаются своим медитациям.

Вот почему на свете нет "виновных" и "невинных" людей. Есть лишь такие, которые знают о своей виновности и умеют нести свою и общемировую вину, и такие, которые в слепоте своей не знают об этом и стараются вообразить себе и изобразить другим свою мнимую невинность.

Первые имеют достаточно мужества и смирения, чтобы не закрывать себе глаза на свою вину. Они знают истинное положение в мире, знают об общей связанности всех людей и стараются очищать и обезвреживать посылаемые ими духовные лучи. Они стараются не отравлять, не заражать духовный воздух мира, наоборот -- давать ему свет и тепло. Они помнят о своей виновности и ищут верного познания ее, чтобы гасить ее дурное воздействие и не увеличивать ее тяжесть. Они думают о ней спокойно и достойно. не впадая в аффектацию преувеличения и не погрязая в мелочах. Их самопознание служит миру и всегда готово служить ему. Это -- носители мировой вины, очищающие мир и укрепляющие его духовную ткань.

Орест, преследуемый Эриниями

Согласно мифу, эринии преследовали Ореста, за убийство матери, которое тот совершил по велению Аполлона. Аполлон смог лишь на время усыпить богинь-мстительниц, защищая Ореста. Конец же преследованию положила Афины-Паллада, проведя первый в истории мифической Греции суд, суд над Орестом, в результате которого герой был оправдан. Эринии пришли в ярость, поскольку суд отнял их исконное право карать муками нарушившего закон (мифический переход от мести к правосудию).

А другие -- вечные беглецы, безнадежно "спасающиеся" от своей вины: ибо вина несется за ними наподобие древней Эриннии. Они воображают, что отвечают лишь за то, что они обдуманно и намеренно осуществили во внешней жизни, и не знают ничего о едином мировом эфире и об общей мировой вине, в которой все нити сплелись в нерасплетаемое единство.

Они ищут покоя в своей мнимой невинности, которая им, как и всем остальным людям, раз навсегда недоступна. Как умно и последовательно они размышляют, как изумительна их сила суждения, когда они обличают своих ближних, показывают их ошибки, обвиняют их, пригвождают их к позорному столбу... И все потому, что им чудится, будто они тем самым оправдывают себя. Но как только дело коснется их самих, так они тотчас становятся близоруки, подслеповаты, наивны и глупы. И если бы они знали, как они вредят этим себе и миру...

Каждый из нас должен прежде всего подмести и убрать свое собственное жилище.

Жизнь есть борьба, в которой мы должны побеждать; а победителем становится тот, кто осуществляет благое и справедливое.

0x01 graphic

Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора

Художник Алексей Тарасович Марков (1802-1878)

...Человек, поставивший себе серьезную жизненную задачу, имеющий великую цель и желающий предметного успеха и победы, должен не бояться лишений; мужество перед лишениями и угрозами есть уже половина победы, или как бы выдержанный "экзамен на победу".

Тот, кто трепещет за свои удобства и наслаждения, за свое имущество и "спокойствие", тот показывает врагу свое слабое место, он подставляет ему "ахиллесову пяту" и будет скоро ранен в нее: он будет ущемлен, обессилен, связан и порабощен. Ему предстоит жизненный провал...

Всю жизнь нам грозят лишения. Всю жизнь нас беспокоят мысли и заботы о возможных "потерях", "убытках", унижениях и бедности. Но именно в этом и состоит школа жизни: в этом -- подготовка к успеху, закал для победы.

То, чего требует от нас эта школа, -- есть духовное преодоление угроз и лишений. Способность легко переносить заботы и легко обходиться без того, чего не хватает, входит в искусство жизни.

Искусство сносить лишения требует от человека двух условий.

Во-первых, у него должна быть в жизни некая высшая, всё определяющая ценность, которую он действительно больше всего любит и которая на самом деле заслуживает этой любви. Это и есть то, чем он живет и за что он борется; то, что освещает его жизнь и направляет его творческую силу; то, перед чем все остальное бледнеет и отходит на задний план... Это есть священное и освящающее солнце любви, перед лицом которого лишения не тягостны и угрозы не страшны... Именно таков путь всех героев, всех верующих, исповедников и мучеников...

И во-вторых, человеку нужна способность сосредоточивать свое внимание, свою любовь, свою волю и свое воображение -- не на том, чего не хватает, чего он "лишен", но на том, что ему дано.

...Тот, кто умеет с любовью вчуствоваться и вживаться в дарованное ему, тот будет находить в каждой жизненной мелочи новую глубину и красоту жизни, как бы новую дверь, ведущую в духовные просторы; или -- вход в сокровенный Божий сад; или -- колодезь, щедро льющий ему из глубины бытия родниковую воду.

0x01 graphic

"Александр Македонский перед Диогеном". 1787.

Художник Иван Филиппович Тупылев (1758-1821)

Такому человеку довольно простого цветка, чтобы коснуться божественного миротворения и изумленно преклониться перед ним; ему, как Спинозе, достаточно наблюдения за простым пауком, чтобы постигнуть строй природы в его закономерности; ему нужен простой луч солнца, как Диогену, чтобы испытать очевидность и углубиться в ее переживание. Когда-то ученики спросили Антония Великого, как это он видит Господа Бога? Он ответил им приблизительно так: "Ранним утром, когда я выхожу из моей землянки в пустыню, я вижу, как солнце встает, слышу, как птички поют, тихий ветерок обдувает мне лицо -- и сердца мое видит Господа и поет от радости..."

Каким богатством владеет бедняк, если он умеет быть богатым...

Это значит еще, что лишения призывают нас к сосредоточенному созерцанию мира, так, как если бы некий сокровенный голос говорил нам: "В том, что тебе уже дано, сокрыто истинное богатство; проникни в него, овладей им и обходись без всего остального, что тебе не дано, ибо оно тебе не нужно..."

Во всех вещах мира есть измерение глубины. И в этой глубине есть потаенная дверь к мудрости и блаженству. Как часто за "богатством" скрывается сущая скудость, жалкое убожество; а бедность может оказаться сущим богатством, если человек духовно овладел своим скудным состоянием...

Поэтому нехорошо человеку обходиться без лишений: они нужны ему, они могут привести ему истинное богатство, которого он иначе не постигнет. Лишения выковывают характер, по-суворовски воспитывают человека к победе, учат его самоуглублению и обещают ему открыть доступ к мудрости.

И я не ропщу на лишения и утраты, постигшие меня в жизни. Но о моей синей сафьяновой тетради, научившей меня когда-то "закону оловянного солдатика", я вспоминаю с благодарностью: она отняла у меня когда-то желанную игрушку, но открыла мне доступ к истинному богатству. И ее -- я не хотел бы лишиться в жизни...

0x01 graphic

Солдат. В отпуск.

Художник Грузинский Петр Николаевич (1837-1892)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 12/03/2014, изменен: 12/03/2014. 94k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 14 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Каменев Анатолий Иванович "Революция дышит ненавистью и местью"

Каменев Анатолий Иванович
"Революция дышит ненавистью и местью"