Мы знаем, какое настроение утвердилось в высшем образованном дворянстве благодаря умственным влияниям, какие проникли в наше общество с половины XVIII столетия.
Сравнив последние поколения екатерининского времени с тем поколением, представители которого подверглись каре за дело 14 декабря, мы встречаем между ними сходство и различие.
Отцы и дети
Родство между ними было и нравственное и генеалогическое; образ мыслей, который усвоили себе отцы, разделяли и дети; люди 14 декабря, даже в буквальном смысле, -- дети людей, принадлежавших к вольнодумцам при Екатерине.
Но между ними есть одно существенное различие.
Вольнодумство воспитало в вольтерьянцах холодный рационализм,сухую мысль, вместе с тем отчужденную от окружающей жизни; холодные идеи в голове остались бесплодными, не обнаруживались в стремлениях, даже в нравах вольнодумцев.
Совсем иной чертой отличалось поколение, из которого вышли люди 14 декабря.
В них мы замечаем удивительное обилие чувства, перевес его над мыслью и вместе с тем обилие доброжелательных стремлений, даже с пожертвованием личных интересов.
Отцы были вольнодумцами, дети были свободомыслящие дельцы.
Откуда произошла эта разница?
Вопрос этот имеет некоторый интерес в истории нашей общественной физиологии.
По высшему обществу в начале царствования Александра пробежала эта тень, которую часто забывают в истории общества того времени.
Мы знаем, что в воспитании, которое получило высшее русское дворянство прошедшего столетия, сменилось два дельца; то были гувернеры двух разных привозов: первый -- ни о чем не думавший гувернер, парикмахер, второй -- вольнодумец.
В конце XVIII в. начинается прилив в Россию французских эмигрантов, которые должны были расстаться со своим революционным отечеством; то были все либо аббаты, либо представители французского дворянства; значительная часть дворян вышла из аббатов.
В Россию они спасались от бедствий революции, приносили с ожесточением против новых политических идей чрезвычайное количество католических чувств, которое всплыло в них после философского рационализма, как известно, долго составлявшего салонную забаву французского дворянства.
Эти эмигранты, приветливо принятые Россией, с ужасом увидели успех религиозного и политического рационализма в русском образованном обществе.
Тогда начинается смена воспитателей русской дворянской молодежи.
На место гувернера-вольнодумца становится аббат -- консерватор и католик, это был гувернер третьего привоза.
При Павле, как известно, Мальтийский орден, территория которого была завоевана Францией, выхлопотал себе покровительство русского императора. Ряд мальтийцев явился в Петербург с теми же католическими чувствами: это еще более усилило влияние пришельцев.
В XVIII в. под влиянием либеральных идей папа Климент закрыл иезуитский орден, но они остались под разными предлогами и званиями и стали прокрадываться через Польшу в Россию.
Много таких иезуитов явилось в Петербурге под именем мальтийцев.
Католическое, именно иезуитское, влияние и становится теперь на смену вольтерьянства.
В числе родовитых эмигрантов, приехавших в Россию еще при Екатерине, был и граф Шуазель-Гуфье. Он приехал со всем своим семейством; воспитателем при его сыне состоял некто аббат Николь.
Шуазель выставлял этого домашнего учителя великосветским барыням, как превосходного педагога; барыни стали просить у графа позволения их сыновьям слушать Николя вместе с сыном. Постепенно учебная комната Шуазеля-младшего превратилась в великосветскую аудиторию, которая даже не могла вместить всех своих слушателей.
Николь заставил основать учебное заведение для высшего дворянства; иезуиты пристроились к этому делу, разумеется под чужой вывеской. Николь стал их орудием; он приобрел дом рядом с великолепным дворцом Юсупова, близ Фонтанки, и в этот пансион повалила русская дворянская молодежь.
Чтобы не пустить сюда разночинцев и мелкое дворянство, назначена была безбожная плата за воспитание -- от 11 до 12 тыс. руб. в год, что равнялось нынешним 45 тыс.
Список пансионеров блистал аристократическими именами; здесь видим Орловых, Меншиковых, Волконских, Бенкендорфов, Голицыных, Нарышкиных, Гагариных и т. д.
*
Но и родители не оставались без влияния новых педагогов; католическая пропаганда растет с поразительным успехом.
Началось дело с одной печальной вдовы, княгини Голицыной, жены одного либерального и безбожного вельможи екатерининского времени, который запретил даже произносить имя бога; овдовев в 70 лет, княгиня искала религиозного утешения; религиозным утешением к ней явился кавалер Догардт; это был очень ловкий иезуит.
Утешение кончилось переходом княгини в католицизм, и вслед за нею потянулись ее сестры, и Протасова, и княгиня Вяземская и другие; целая толпа великосветских барынь стала прозелитками католицизма.
При Павле на это смотрели сквозь пальцы, потому что иезуиты успели при дворе утвердить мысль, что существенной разницы между католицизмом и православием не существует, а что католицизм есть исповедание, наиболее умеющее воспитывать народ в консервативных, монархических стремлениях и принципах.
Случилось так, что в одной болезни императору помог некто Грубер; ему была предложена награда, от которой он отказался, объявив, что он пользуется своей медициной не для корысти, а для славы имени бога.
Этот Грубер и был направителем целого ряда иезуитов, ставши воспитателем и руководителем великосветской молодежи и руководителем пансиона Николя.
Значительная часть людей, которых мы видели в списке осужденных по делу 14 декабря, вышли из этого пансиона или воспитаны были такими гувернерами.
Это очень любопытная черта, которой мы не ожидали бы в людях 14 декабря.
Кажется, католическое иезуитское влияние, встретившись в этих молодых [людях] с вольтерьянскими преданиями отцов, смягчило в них и католическую нетерпимость и холодный философский рационализм; благодаря этому влиянию сделалось возможным слияние обоих влияний, а из этого слияния вышло теплое патриотическое чувство, т. е. нечто такое, чего не ожидали воспитатели.
Только при этом предположении становится возможным проследить нравственный рост того поколения, представители которого вышли на площадь 14 декабря.
*
ДЕКАБРИСТЫ И РУССКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
Но это воспитание, так мало приближавшее воспитанников к окружающей действительности, встретилось с сильно пробужденным национальным движением, какое продолжалось и после 1815 г.
Страна недаром испытала нашествие французов: многие иллюзии, внушенные французским гувернером или французской литературой, должны были рассеяться.
Эти усилия сбросить с себя иго французской мысли и книжки выразились, например, в стихотворении тогда еще молодого Аксакова, автора "Семейной хроники"; стихотворение это писано в 1814 г.
Поэт разочарован в своих ожиданиях, что французское нашествие совсем освободит нас от французского рабства, что "испытанные бедствия навеки поселят к французам отвращение", что "мы подражания смелого устыдимся и к обычаю, языку родному обратимся". Автор сетует, что "рукой победной, но в рабстве мы умами, клянем французов мы французскими словами".
Этот порыв к изучению родной действительности сказывается тогда наверху и внизу общества.
Притом надобно припомнить историческое впечатление, под действие которого попало молодое поколение, вступив в действительную жизнь.
Многие из этих людей помнили еще ту восторженную тревогу, какая овладела образованною молодежью при первых шагах нового царствования; потом этим людям пришлось пережить много испытаний; почти все это были военные, преимущественно гвардейцы.
Они сделали поход 1812-1815 гг.; многие из них вернулись ранеными.
Они прошли Европу от Москвы и почти до западной ее окраины, участвовали в шумных событиях, которые решали судьбу западноевропейских народов, чувствовали себя освободителями европейских национальностей от чужеземного ига; все это приподнимало их, возбуждало мысль; при этом заграничный поход дал им обильный материал для наблюдений.
С возбужденной мыслью, с сознанием только что испытанных сил они увидели за границей иные порядки; никогда такая масса молодого поколения не имела возможности непосредственно наблюдать иноземные политические порядки; но все, что они увидели и наблюдали, имело для них значение не само по себе, как для их отцов, а только по отношению к России.
Все, что они видели, и все, что они вычитывали из иноземных книг, они прилагали к своему отечеству, сравнивали его порядки и предания с заграничными.
Таким образом, даже непосредственное знакомство с чужим миром только поддерживало интерес к родному. Изменившаяся ли семейная среда, из которой они выходили, или свойство пережитых впечатлений сообщили им особый характер, я бы сказал, особый отпечаток.
Большею частью то были добрые и образованные молодые люди, которые желали быть полезными отечеству, проникнуты были самыми чистыми побуждениями и глубоко возмущались при встрече с каждой, даже с самой привычной, несправедливостью, на которую равнодушно смотрели их отцы.
Очень многие из них оставили после себя автобиографические записки; некоторые даже вышли недурными писателями.
На всех произведениях лежит особый отпечаток, особый колорит, так что вы, вчитавшись в них, даже без особых автобиографических справок, можете угадать, что данное произведение писано декабристом.
Я не знаю, как назвать этот колорит.
Это соединение мягкой и ровной, совсем не режущей мысли с задушевным и опрятным чувством, которое чуть окрашено грустью; у них всего меньше соли и желчи ожесточения; так пишут хорошо воспитанные молодые люди, в которых жизнь еще не опустошила юношеских надежд, в которых первый пыл сердца зажег не думы о личном счастии, а стремление к общему благу.
Впрочем, мне едва ли нужно много говорить об этом тоне; мы его очень хорошо знаем по самому серьезному политическому произведению русской литературы XIX в.; этот тип как живой стоит перед нами в неугомонной и говорливой, вечно негодующей и непобедимо бодрой, но при этом неустанно мыслящей фигуре Чацкого; декабрист послужил оригиналом, с которого списан Чацкий.
*
При таком личном настроении, которое явилось результатом лучшего воспитания и обстоятельств характера чисто политического, интерес к окружающей действительности у людей первой четверти XIX столетия должен был получить особое напряжение и вести к особым впечатлениям, каких не переживали их отцы.
Эти люди все же мало знали окружающих, как и их отцы, но у них сложилось иное отношение к действительности. Отцы не знали этой действительности и игнорировали ее, т. е. и знать ее не хотели, дети продолжали не знать ее, но перестали игнорировать.
Военные события, тяжести похода, заграничные наблюдения, интерес к родной действительности -- все это должно было чрезвычайно возбуждать мысль; эстетические наблюдения отцов должны были превратиться в более определенное и практическое стремление быть полезными.
Легко понять, в каком виде должна была представиться окружающая действительность, как только эти люди стали вникать в нее.
Она должна была представить им самую мрачную картину: рабство, неуважение к правам личности, презрение общественных интересов -- все это должно было удручающим образом подействовать на молодых наблюдателей, производить в них уныние; но они были слишком возбуждены, чтобы уныние могло их заставить складывать руки.
*
Один из немногих невоенных участников движения 14 декабря -- Кюхельбекер на допросе верховной следственной комиссии откровенно признавался, что главной причиной, заставившей его принять участие в тайном обществе, была скорбь его об обнаружившейся в народе порче нравов как следствии угнетения.
"Взирая, -- говорит он, -- на блистательные качества, которыми бог одарил русский народ, единственный на свете по славе и могуществу, по сильному и мощному языку, которому нет подобного в Европе, по радушию, мягкосердечию, я скорбел душой, что все это задавлено, вянет и, быть может, скоро падет, не принесши никакого плода в мире".
Справка:
Вильгельм Карлович Кюхельбекер
(10 (21) июня 1797 -- 11 (23) августа 1846, Тобольск).
--
Его детство прошло в Лифляндии, на берегу реки Авенорм.
--
В 1808 году поступил в частный пансион в городе Верро (Эстляндия), который закончил с серебряной медалью.
--
В 1811 году был принят в Императорский Царскосельский лицей
--
По окончании Лицея в 1817 году зачислен вместе с А.С.Пушкиным в Коллегию иностранных дел.
--
С 1817 по 1820 год преподавал русский и латинский языки в Благородном пансионе при Главном Педагогическом институте.
--
9 августа 1820 года вышел в отставку.
--
8 сентября выехал за границу в должности секретаря обер-камергера А. Л. Нарышкина. Побывал в Германии и Южной Франции.
--
В марте 1821 года приехал в Париж, где читал публичные лекции о славянском языке и русской литературе в антимонархическом обществе "Атеней".
--
С конца 1821 года до мая 1822 годах служил чиновником особых поручений при генерале Ермолове на Кавказе, где сошёлся с Грибоедовым.
--
30 июля 1823 года переехал в Москву. Преподавал в женском пансионе Кистера, давал частные уроки.
--
В апреле 1825 года переехал в Санкт-Петербург.
--
С 1817 года член тайной преддекабристской организации "Священная артель".
--
За две недели до восстания 14 декабря 1825 г. был введён Рылеевым в Северное общество. Был на Сенатской площади с восставшими, покушался на брата царя (великого князя Михаила Павловича).
--
После поражения восставших предпринял побег за границу, но был опознан и арестован 19 января 1826 года в Варшаве.
--
25 января доставлен в Санкт-Петербург в кандалах. Помещен в Петропавловскую крепость 26 января 1826 года.
--
Осужден по I разряду 10 июля 1826 года. Приговорён к каторжным работам сроком на 20 лет.
--
27 июля 1826 года переведён в Кексгольмскую крепость.
--
22 августа 1826 года срок каторги был сокращён до 15 лет. 30 апреля 1827 года переведён в Шлиссельбургскую крепость.
--
12 октября 1827 года по указу царя вместо Сибири отправлен в арестантские роты при Динабургской крепости (ныне в Даугавпилсе, Латвия). 15 апреля 1831 года Кюхельбекер был отправлен в Ревель через Ригу. Из Ревеля 7 октября 1831 года отправлен в Свеаборг.
--
По указу от 14 декабря 1835 года определён на поселение в заштатный город Баргузин Иркутской губернии
--
Прибыл в Баргузин 20 января 1836 года. В Баргузине уже жил его младший брат -- Кюхельбекер, Михаил Карлович.
--
Выехал из Баргузина в январе 1840 года. В Акше давал частные уроки.
--
В 1844 году получил разрешение на переезд в деревню Смолино Курганского округа. 2 сентября 1844 года выехал из Акши.
--
Жил в Кургане, где потерял зрение. 28 января 1846 года Кюхельбекеру было разрешено выехать в Тобольск на лечение. Прибыл в Тобольск 7 марта 1846 года.
--
Вильгельм Карлович умер в Тобольске 11 (23) августа от чахотки.
--
Похоронен на Завальном кладбище.
Это важная перемена, совершившаяся в том поколении, которое сменило екатерининских вольнодумцев; веселая космополитическая сантиментальность отцов превратилась теперь в детях в патриотическую скорбь.
Отцы были русскими, которым страстно хотелось стать французами; сыновья были по воспитанию французы, которым страстно хотелось стать русскими.
Вот и вся разница между отцами и детьми.
Настроением того поколения, которое сделало 14 декабря, и объясняется весь ход дела.
*
ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА.
Историю тайного общества и возбужденного им мятежа можно передать в немногих словах.
Масонские ложи, терпимые правительством, давно приучили русское дворянство к такой форме общежития.
При Александре тайные общества составлялись так же легко, как теперь акционерные компании, и даже революционного в них было не больше, как в последних.
Члены тайного общества собирались на секретные заседания, но сами были всем известны и прежде всего полиции.
Само правительство предполагало возможным не только для гражданина, но и для чиновника принадлежать к тайному обществу и не видело в этом ничего преступного.
Только указом 1822 г. от чиновников велено было отобрать показания, не принадлежат ли они к тайному обществу, и взять подписку, что впредь они ни к какому обществу принадлежать не будут.
Молодые люди, офицеры во время похода, на бивуаках привыкли заводить речь о положении отечества, за которое они льют свою кровь; это было обычным содержанием офицерских бесед вокруг походного костра.
Воротившись домой, они продолжали составлять кружки, похожие на мелкие клубы.
Основанием этих кружков обыкновенно был общий стол; собираясь за общим столом, они обыкновенно читали по окончании обеда.
Иностранный журнал, иностранная газета были потребностями для образованного гвардейского офицера, привыкшего зорко следить за тем, что делалось за границей.
Чтение прерывалось обыкновенно рассуждениями о том, что делать, как служить.
Никогда в истории нашей армии не встречались и неизвестно, встретятся ли когда-нибудь такие явления, какие тогда были обычны в армиях и гвардейских казармах.
Собравшись вместе, обыкновенно заговаривали о язвах России, о закоснелости народа, о тягостном положении русского солдата, о равнодушии общества и т. д.
Разговорившись, офицеры вдруг решат не употреблять с солдатами телесного наказания, даже бранного слова, и без указа начальства в полку вдруг исчезнут телесные наказания.
Так было в гвардейских полках Преображенском и Семеновском.
По окончании похода солдаты здесь не подвергались побоям; офицер остался бы на службе не более часа, если бы позволил себе кулак или даже грубое слово по отношению к солдату.
Образованный, т. е. гвардейский, офицер исчез из петербургского общества; в театрах нельзя было встретить семеновца: он сидел в казарме, учил солдат грамоте.
Семеновские офицеры уговорились не курить, потому что шеф их, государь, не курит.
Никогда не существовало среди офицерских корпораций таких строгих нравов.
Офицеры привыкли собираться и разговаривать; эти кружки незаметно превратились в тайные общества.
*
В 1816 г. в Петербурге образовалось тайное общество из нескольких офицеров, преимущественно из гвардейских офицеров генерального штаба под руководством Никиты Муравьева, сына известного нам учителя Александра, и князя Трубецкого.
Общество это было названо "Союз спасения" или "истинных и верных сынов отечества"; оно поставило себе довольно неопределенную цель -- "содействовать в благих начинаниях правительству в искоренении всякого зла в управлении и в обществе".
Справка:
Никита Михайлович Муравьёв
(19 (30) июля 1795 года -- 10 (28) марта 1843 года, с. Урик Иркутской губ.)
--
Получил отличное домашнее образование.
--
Позднее поступил на физико-математическое отделение Московского университета.
--
С февраля 1812 года -- коллежский регистратор в Департаменте Министерства юстиции.
--
В начале войны 1812 года убежал из дома в действующую армию.
--
Прошёл всю кампанию 1813 -- 1814 года. Участник сражений при Дрездене и Лейпциге.
--
1 августа 1814 года переведён в Генеральный штаб. Участвовал в военных действиях против Наполеона I, возвратившегося с о. Эльбы (прикомандирован к дежурному генералу главного штаба русских войск в Вене А. А. Закревскому).
--
В июне 1815 года в свите офицеров Генерального штаба приезжает в Париж. Здесь Муравьёв познакомился с Бенжаменом Констаном, Анри Грегуаром, аббатом Сиверсом.
--
По возвращении в Россию, Муравьёв вместе с будущими декабристами слушал курс политэкономии профессора К. Германа и самостоятельно изучал литературу по экономике, праву, истории.
--
В 1816 году принял активное участие в создании Союза спасения. Один из основателей Союза благоденствия (1818).
--
В январе 1820 года на Петербургском совещании Союза высказался за установление республиканского правления путём военного восстания.
--
Выходит в отставку в начале 1820 года. Уезжает на юг России вместе с М. С. Луниным и встречается там с Пестелем.
--
После формального роспуска Союза благоденствия (1821 год) Муравьёв инициирует создание новой организации -- Северного общества, его влияние в 1821--1823 гг. в обществе было чрезвычайно велико.
--
В декабре 1821 года возобновляется служба Муравьёва в Генеральном штабе, он принят туда в чине поручика.
--
Зимой этого года, находясь вместе с гвардией в Минске, Муравьёв разработал первый вариант конституции.
--
В декабре 1825 года Муравьёва не было в Петербурге: взяв отпуск по семейным обстоятельствам.
--
Арестован в с. Тагино 20 декабря 1825 года.
--
Доставлен в Петербург на главную гауптвахту 25 декабря, переведён 26 декабря в Петропавловскую крепость.
--
После допроса 5 января 1826 года представил Тайному комитету "Историческое обозрение хода Общества". Осуждён по I разряду. По конфирмации 10 июля 1826 года приговорён к каторжным работам сроком на 20 лет, 22 августа 1826 года срок каторги сокращён до 15 лет.
--
Отправлен в Сибирь 10 декабря 1826 года.
--
Отбывал наказание с 28 января 1827 года в Читинском остроге, с сентября 1830 года -- в Петровском заводе. В Петровском заводе читал курс лекций по истории России и военной истории.
Это общество, расширяясь, выработало в 1818 г. устав, образцом которого послужил статут известного патриотического немецкого общества Тугенбунд, который подготовил национальное восстание против французов.
Общество тогда приняло другое имя -- "Союз благоденствия"; задача его определена была несколько точнее.
Поставив себе ту же цель -- "содействовать благим начинаниям правительства", оно вместе с тем решило добиваться конституционного порядка, как удобнейшей для этой цели формы правления.
Оно, однако же, не считало себя революционным; в обществе долго обдумывалась мысль обратиться с просьбой о разрешении к самому государю в уверенности, что он будет сочувствовать их целям.
Расширяясь в составе, общество разнообразилось во мнениях; появились в нем бешеные головы, которые предлагали безумные насильственные проекты, но над этими проектами или улыбались, или отступали в ужасе.
Это разнообразие мнений повело в 1821 г. к распадению Союза благоденствия.
*
Когда распался Союз благоденствия, тогда из развалин его возникли два новых союза -- Северный и Южный.