ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
"Русская армия столкнулись с уникальным противником - бесстрашным, хитрым, виртуозным"...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:


усская армия столкнулись с уникальным противником --

бес­страшным, хитрым, виртуозным"...

  
   ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО
   Мысли на будущее...
  
  
  

0x01 graphic

Портрет Алексея Петровича Ермолова

работы Джорджа Доу.

ПОЛКОВОДЕЦ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ

ЕРМОЛОВ

   Из кн. В.В. Дегоева
  
  
   А.П. Ермолов, М.С. Воронцов и А.И. Барятинский -- знаковые фигуры Кавказ­ской войны, с точки зрения военной и социально-политической стратегии России на Кавказе.
  
   Первый был востребован при Александре I, в годы господства иллюзии о возможности покончить с движением горцев одним или несколькими ударами и сравнительно небольшими силами.
  
   Удивительно, что в ту далекую пору, когда волне­ния еще носили локальный характер, А.П. Ермолов уже провидел неукротимую мощь, сокрытую в разрозненных и с виду безобидных выступлениях.
  
   Принадлежа к европейской классической школе военного искусства, он вместе с тем раньше дру­гих осознал непригодность ее для горных условий Чечни и Дагестана, указав на дру­гой, действенный метод, отвергнутый его ближайшими преемниками и принесший успех только через несколько десятилетий проб и ошибок.
  
   Будучи типичным пред­ставителем силовой традиции в российской политике на Северном Кавказе, А.П. Ермолов не чуждался и мирных средств, где находил это возможным.
  
   М.С. Во­ронцов, отдав при Николае I последнюю, дорогую дань тактике генерального сраже­ния, добился перелома в сознании военного руководства России (читай -- царя) в пользу ермоловской системы. Воронцов существенно расширил сферу применения среди горцев гибкого социального лавирования, приносившего свои плоды.
  
   Всю эту работу блестяще завершил А.И. Барятинский уже при Александре II.
  
   При всей непохожести этих людей их объединяло одно -- беззаветное (но не бездумное) служение национальным интересам России.
   Наличие у нее таких инте­ресов на Кавказе не подвергалось ими ни малейшему сомнению.
  
   Три наместника ясно отдавали себе отчет в том, ради чего они ведут долгую и трудную войну. Свою главную цель они видели в разгроме неуступчивого и неудобного противника. При этом они проявляли к нему уважение, прилагая ровно столько усилий, сколько нуж­но было для преодоления его сопротивления, никогда не стремясь к его тотальному уничтожению или к оскорблению его достоинства.
  
   ***
  
   Высокообразованный генерал с широкими взглядами, честными и благородными помыслами, прославленный герой 1812 года и любимец армии, патриот России, ни­когда не пресмыкавшийся перед властью, Ермолов был личностью противоречивой и загадочной.
   *
   В 1816 г. Ермолов, привыкший иметь дело с европейской политикой и военной наукой, получил должность наместника Кавказа и вместе с ней малознакомое по­прище для своей дальнейшей деятельности. Там ему предстояло решить задачу, ка­завшуюся для русской армии (особенно после победы над Наполеоном) несложной и даже как бы не вполне достойной ее мировой славы -- укрепить позиции России на Кавказе и усмирить расшалившиеся горские племена, приведя их под имперский скипетр.
   *
  

0x01 graphic

Портрет А. П. Ермолова

кисти П. Захарова-Чеченца, примерно 1843 год.

  
   Энергичная, вдумчивая, творческая натура Ермолова не позволяла ему оставать­ся в рамках предписаний Петербурга, зачастую путаных и некомпетентных.
  
   Убедив­шись, едва ли не первым, в невозможности эффективного управления Кавказом по приказам из далекой столицы, он не ограничивался ролью послушного инструмента правительственной политики, а сам был ее "архитектором", избравшим главным "строительным" принципом прагматизм.
  
   Это касалось и военных вопросов, где Ер­молов также проявлял большую самостоятельность. Повторим: высшей целью и вы­сшей справедливостью для Ермолова были национальные интересы России, в данном случае -- на Кавказе. Те, кто силой противодействовал этим интересам, стано­вились его личными врагами, с которыми он обращался беспощадно.
   *
  
   Прибыв на Кавказ, можно сказать, прямо с европейских полей сражений, где действовали правила классической стратегии, Ермолов не стал спешить с их приме­нением.
  
   Он интуитивно почувствовал, что в горной стране, населенной "дикими" племенами, эйфория от блестящих побед над Наполеоном может сыграть с русски­ми злую шутку, потому что здесь не было единой, хорошо организованной враже­ской армии, не было простора для маневра, не было подчас даже ясного представле­ния о том, кто враг, где он скрывается и как его достать.
  
   В этом "варварском" мире рассыпались, как карточные домики, испытанные каноны военного искусства, ока­зывалось совершенно бесполезным многократное численное превосходство над вра­гом и было мало проку от самых грозных средств уничтожения людей.
  
   Здесь Ермолов и русская армия столкнулись с уникальным противником -- бес­страшным, хитрым, виртуозным.
  
   В горах, действуя в родной стихии и диктуя свои правила игры, он имел очевидное преимущество.
   Как ни странно, сила горцев за­ключалась именно в их разобщенности, которая помогала стать неуловимыми и не­победимыми.
  
   Ведь едва ли не самая трудная проблема для русских состояла в технической невозможности навязать горцам генеральное сражение и, обеспечив победу, завершить войну, как это принято у цивилизованных народов, мирным договором.
  
   Воевать с Наполеоном было в известном смысле проще.
   Тот мыслил хотя и гениаль­но, но все же в рамках классических категорий стратегии и тактики, и поэтому представлялся куда более понятным и предсказуемым.
  
   Горцы же были совершенно непохожи на всех тех противников, с которыми России приходилось когда-либо иметь дело. Своей приверженностью к "неправильным" методам ведения войны они озадачивали самых опытных русских генералов.
  
   Но только не Ермолова.
   Глубоко изучив состояние дел на Северном Кавказе, он пришел к выводу, что покорение этого пространства требовало коренного пересмот­ра общих подходов к проблеме.
   Генерал считал необходимым отказаться от бессис­темных и в конечном итоге никчемных экспедиций, предпринимавшихся в ответ на те или иные обстоятельства.
  
   В ходе этих операций русские наносили горцам поражения (чаще всего просто рассеивали скопления вооруженных людей), занимали аулы, принимали от населения присяги на верность России, которые давались так же легко, как и нарушались, стоило войскам вернуться на свои опорные базы.
  
   Картина, с незначительными вариациями, повторялась из года в год без существенных измене­ний в соотношении противоборствующих сил и в общей военно-политической обста­новке. Однако для России сохранение такого рода статус-кво означало постепенное, но неизбежное ослабление ее позиций на Северном Кавказе: в неустойчивых ситуа­циях отсутствие движения вперед есть не что иное, как движение вспять.
  
   Ермолов решил положить этому конец и перейти к совершенно новой системе.
  
   Она не исключала прежние военные экспедиции, но главное внимание теперь уделялось другому.
   Сосредоточившись на Северо-Восточном Кавказе, вызывавшем наи­большее беспокойство главнокомандующего, он приступил к грандиозной работе, содержание которой составляло то, что Ермолов называл осадой "кавказской крепо­сти".
  
   Прежде всего, он стремился прочно обосноваться в предгорьях, выдвинуть рус­ские базы поближе к Кавказскому хребту и тем самым ограничить для горцев свобо­ду действий.
   Были построены укрепления: Грозная, Внезапная, Преградный Стан, Бурная, Герзель-аул и др.
  
   Соединенные дорогами, проложенными в девственных ле­сах, они образовали протяженную фортификационную линию с запада на восток -- от Назрани до Каспийского побережья. Одновременно прорубались просеки с севе­ра на юг, открывавшие доступ к прежде неуязвимым местам базирования чеченских и дагестанских войск.
  
   Таким образом, Ермолов закладывал обширный плацдарм для продвижения в глубь гор.
  
   Постепенно вырисовывалась крайне опасная для горцев стратегическая схема, в которой по месторасположению крепостей и конфигурации дорог угадывался весь­ма хитроумный план: не только блокировать горные районы Чечни и Дагестана с се­вера, но и разделить эту территорию на несколько изолированных зон, где оборони­тельные возможности горцев будут сведены до минимума.
   Иными словами, наряду с основной блокадной линией Назрань -- Бурная намечались участки, где предполага­лось применять, так сказать, местную блокаду.
  
   "Осадную" работу Ермолов сочетал с ударами по важным стратегическим пунк­там в Дагестане и Чечне.
  
   К числу наиболее значительных операций западные авто­ры относили сокрушительные поражения, нанесенные аварскому хану Ахмету у аула Параул (1818), воинственному и могущественному союзу акушинских обществ (1819) и Сурхай-хану Казикумухскому (1820).
  
   Немецкий автор Л. Мозер отмечал эти победы как весьма знаменательные, с точки зрения последствий: в Дагестане воца­рилось относительное спокойствие. Это развязало Ермолову руки в Чечне, где он подавил движение под предводительством Бей-Булата, в котором уже явственно дали о себе знать религиозные мотивы.
  
   Наместник видел военную задачу еще и в том, чтобы оградить мирные, лояль­ные к России аулы Дагестана и Чечни от нападений их беспокойных соседей, заста­вить уважать избранные народом органы местного самоуправления.
  
   На Центральном Кавказе Ермолов проводил свои идеи в жизнь не менее настой­чиво и последовательно. В Кабарде, построив ряд крепостей у выходов из главных ущелий Кавказского хребта, он обеспечил себе возможность установить более бди­тельное наблюдение за тем, что происходило в горах, и в случае необходимости воспрепятствовать появлению горских отрядов на плоскости.
  
   Пожалуй, лишь в Черкесии не успел Ермолов приступить к внедрению своей "осадной" системы. Линия укреплений по реке Кубани осталась в том виде, в каком она была и раньше. Вероятно, высокая военная активность черкесских племен дик­товала соответствующую реакцию и русским войскам, не оставляя времени и сил для возведения новых крепостей, прокладки дорог и прорубки просек.
  
   Не исключе­но и другое объяснение: возможно, ситуацию на Северо-восточном Кавказе Ермо­лов считал существенно отличной от положения в Чечне и Дагестане и поэтому тре­бовавшей других методов. Так или иначе в Черкесии происходили беспрерывные, едва ли не ежедневные столкновения с горцами, хотя крупных сражений было немного.
  
   Черноморские казаки воевали против черкесов их же оружием -- прибегая, по выражению Л. Мозера, к "жестокой партизанской войне".
  
   Отмечая бесспорные военные таланты и личное мужество Ермолова, западные авторы в то же время критиковали его за чрезмерное усердие в осуществлении ам­бициозно-имперских планов России и проявленную при этом жестокость.
  
   По свиде­тельству Фр. Вагнера, Ермолова горцы называли "русским шайтаном".
  
   Его грозный вид внушал трепет даже самым неустрашимым кавказским вождям. Тем не менее, отдельные иностранные наблюдатели признавали эффективность его силовой поли­тики.
  
   П. Камерон писал:
  
   "Хотя меры, к которым он иногда прибегал для умиротворе­ния края, заставляли содрогнуться, не следует игнорировать достигнутый ими резуль­тат -- в период его правления широко бытовало утверждение о том, что любой ребе­нок, даже с суммой денег, мог пройти через подвластные ему (Ермолову. -- А.К.) провинции, не подвергаясь никакой опасности".
  
   По мнению других авторов, жестокие методы Ермолова привели к последствиям, прямо противоположным тем, на которые тот рассчитывал. Невольно проложенная им борозда приняла и дала прорасти семенам мюридизма -- учения, объединившего горцев в борьбе против России. Так была вымощена дорога для Кази-муллы, Гамзат-бека и Шамиля (имамов Дагестана и Чечни).
  

0x01 graphic

Расселение горных народов, подвластных Шамилю

  
  
   Предметом особой заботы Ермолова было внутреннее состояние русской армии на Кавказе.
  
   Эту сферу он знал до тонкостей.
   Его дотошный, поистине отеческий ин­терес к повседневной жизни рядовых солдат и младшего офицерского состава пред­ставлял собой нечто весьма нехарактерное для армейских обычаев и нравов того времени.
  
   Он вникал буквально во все -- бытовые условия, вопросы здоровья и гиги­ены, питания и интендантского снабжения, боеготовности войск и т.д.
  
   Ермолов резко ужесточил ответственность командиров за количество убитых и раненых среди их подопечных в боевых операциях.
   Он ввел в практику строгие рас­следования обстоятельств, при которых произошли эти потери. Если выяснялось, что причиной была чья-то нерадивость, виновных наказывали.
  
   Будучи сторонником дисциплины и порядка, Ермолов вместе с тем ненавидел муштру и плац-парадную показуху, издавна укоренившиеся в европейских армиях. Его интересовало то, что реально поднимало уровень боеспособности и моральный дух войск, а не покрой солдатских панталон.
  
   Он стремился воспитывать воинов, умеющих четко выполнять поставленные перед ними задачи, а не дрессированных марионеток, красиво застывающих в стойке "смирно", подобно изваяниям. Педан­тичное преклонение перед формой в ущерб здравому смыслу вызывало у Ермолова лишь презрение и насмешку, что, по мнению западных наблюдателей, роднило его с другим выдающимся полководцем, герцогом А. Веллингтоном.
  
   А.П. Ермолов, похоже, предчувствовал, что избранная им стратегия рассчитана не на один год и, быть может, не на одно десятилетие.
  
   И, скорее всего, не ему при­дется вкусить плоды победы и славы.
  
   Однако он сознательно шел по этому трудному и во многом неблагодарному пути, поскольку считал его единственно верным.
  
   Во имя интересов России знаменитый генерал принялся за трудную, "черную" рабо­ту -- без особой надежды на скорые результаты, но с верой, что он создает надеж­ный фундамент для успехов своих преемников, в наследство которым достанется су­щественный задел в обширной программе полного и окончательного утверждения русского владычества на Кавказе.
  
   Из-за острого недостатка войск в условиях постоянных военных действий на Се­верном Кавказе и назревавшего столкновения с Ираном и Турцией в Закавказье Ер­молов вел планомерную "осадную" работу медленнее, чем хотел бы. Заверши он ее к исходу своего десятилетнего наместничества, как знать -- удалось ли бы Шамилю то, что удалось, и появился ли бы он вообще на свет как политический и военный вождь.
  
   Интуиция и мудрость были характерными качествами Ермолова-стратега.
  
   Они помогли ему преодолеть одно из самых искусительных и опасных заблуждений, вполне естественных в его положении.
   Не было бы ничего удивительного, если бы генерал армии великой державы, сокрушившей империю Наполеона, решил приме­нить на Кавказе богатый профессиональный опыт, накопленный им за годы участия в войнах начала XIX в.
  
   Удивительно скорее то, что Ермолов сразу же отказался от этого неотразимого соблазна, осознав всю пагубность попыток механически перене­сти европейские модели военной стратегии на Кавказ.
  
   Глубокий ум и природное чу­тье удержали его от тех стандартных решений, которые приведут преемников Ермо­лова к крупным поражениям и обусловят затяжной характер Кавказской войны. Он раньше других понял, что победы над горцами -- какими бы впечатляющими они ни выглядели -- мало чего стоили в ситуации, когда значительная часть Северного Кав­каза оставалась, по условиям местности, недоступной для русской армии.
  
   На эти победы тратились огромные усилия, приносившие минимальный результат, посколь­ку в горах было достаточно ущелий и аулов, способных служить надежными насту­пательными и оборонительными плацдармами для чеченских и дагестанских войск. И покуда, сохранялось такое положение, главная задача, в понимании генерала, со­стояла не в погоне за частными успехами, а в методичной подготовке предпосылок для лишения врага всякой возможности оказывать сопротивление.
  

0x01 graphic

  

Портрет Николая I.

Джордж Доу

  
   Пришедший в 1825 г. к власти в России Николай I был в вопросах стратегии че­ловеком сведущим, но отнюдь не столь проницательным, как Ермолов.
  
   Молодой им­ператор, считавший классические каноны военной науки непоколебимыми и уни­версальными, представлял типичный пример стандартного мышления: если приме­нение этих канонов в Европе принесло русскому оружию всемирную славу, то почему на Кавказе нужно искать какие-то иные подходы?
   Он не видел тех скрытых опасностей, которые были уже очевидны для Ермолова. Возможность военных пора­жений от горцев он не допускал вообще.
  
   Полагая, что кавказский наместник дейст­вовал медленно и нерешительно, Николай I сместил его.
  
   Нетерпение царя, как изве­стно, обошлось России и ее армии очень дорого.
  
   Значение деятельности Ермолова на Кавказе выходит за рамки найденной им стратего-тактической системы.
  
  
   Точнее говоря, в самой этой системе содержались за­чатки идей, которые в 50-е гг. XIX в. лягут в основу смелых преобразовательных экс­периментов А.И. Барятинского и Д.А. Милютина.
  
   Проведенные поначалу внутри Кавказской армии, они во многом послужили прообразом военных реформ в Рос­сии. Когда Ермолов линиями крепостей, дорог и просек как бы расчерчивал терри­торию Северного Кавказа на блокадные зоны, вверяя их своим подчиненным с целью достижения более оперативного управления армией, он по сути создавал не­кое миниатюрное подобие будущих военных округов, обладавших определенной внутренней самостоятельностью и самодостаточностью. (Это делало огромный ар­мейский организм России гибче и мобильнее.)
  
   Всем своим образом действий Ермолов фактически впервые поставил вопрос о необходимости предоставления кавказскому наместнику особых полномочий, кото­рые избавили бы его от подробных инструкций, составленных в тиши петербург­ских кабинетов, часто далеких от понимания местных реальностей. Как личность крупная и своенравная, он в значительной мере добился для себя этих полномочий, что открыло определенные возможности проведения ермоловских "реформ".
  
   Ближайшим преемникам А.П. Ермолова его видение проблемы было недоступ­но.
   Всем им, исключая И.Ф. Паскевича, не хватало дарования, проницательности, воли, преданности интересам России.
  
   Они не решались, да и не хотели перечить указаниям Петербурга, которые освобождали от лишней ответственности и поэтому были для этих людей в известном смысле спасением.
  
   Впрочем, общественный авто­ритет ермоловских "наследников" и их официальный статус на Кавказе не позволя­ли им принимать самостоятельные решения или подражать своему предшественни­ку в строптивости.
   Кроме того, видимая легкость, с какой русские войска одолели иранцев и турок в Закавказье и первых двух имамов на Северном Кавказе (конец 20-х -- начало 30-х гг. XIX в.), вероятно, возбудила сомнения в правильности ермоловской "осадной" стратегии, предполагавшей долгую и кропотливую работу.
  
   Воз­никла иллюзия, будто вместо этого "окольного" пути к цели есть путь прямой и бы­стрый -- нанести, не мудрствуя, серию "решающих" ударов по основным местам базирования военных сил горцев.
   И дело с концом.
   Вскоре за эту иллюзию при­шлось сурово расплачиваться.
   Как всегда -- не тем, кто ей поддался, а простым рус­ским солдатам.
  
   *
  
   Бытует мнение, будто А.П. Ермолов не особенно верил в эффективность приме­нения несиловых методов на Северном Кавказе.
  
   В подтверждение обычно указыва­ют не только на его дела, но и на его характерные высказывания о горцах, суть ко­торых сводится к тезису, что пушки -- лучшее средство общения с ними. Однако этот вывод можно оспорить, обратившись к трудам западным авторов. По их наблю­дениям, применение оружия не было самоцелью для Ермолова. Сначала он пробовал другие средства, разнообразные и изощренные.
   И не без успеха.
  
   Его политические интриги опережали его войска, проникая в неприступные горные аулы, разжигая усобицы между владетелями и между племенами, углубляя религиозный раскол сре­ди мусульман, соблазняя одними приманками правителей, другими -- народ. Так Ер­молов подготавливал почву для вмешательства России и постепенного утверждения ее власти. Возможно, что такой политикой наместник достиг большего, чем военны­ми экспедициями.
  
   Ермолов хорошо чувствовал ситуации, где сила была не нужна.
   По отношению к горцам он умел проявлять доброту и великодушие, внушить доверие к себе и дове­рием ответить.
  
   В личной охране Ермолова были представители горских народов.
  
   Человек прагматичный и быстро уяснявший самую суть сложных проблем, он осознавал, что такая тонкая материя, как Кавказ, требовала соответствующего обра­щения. Весь характер действий Ермолова указывал на понимание им принципиаль­ной невозможности покорить и удержать этот обширный регион за Россией только с помощью оружия. Чтобы сделать Кавказ органической частью Российской импе­рии, источником ее силы, а не слабости, нужно было завоевать его политически, экономически, духовно.
  
   Занимаясь гражданским обустройством северокавказских обществ, Ермолов стремился создать предпосылки для включения их в общеимперскую административно-судебную систему. Вместе с тем он не собирался форсировать этот процесс, зная, что нельзя в одночасье изменить веками складывавшиеся привычки и созна­ние народа. Наместник скорее сам приспосабливался к ним. Он, к примеру, не вмешивался в вопросы, связанные с избранием и деятельностью местных властей в аулах.
   Правда, при этом А.П. Ермолов не забывал о конечной цели -- превратить население Кавказа в законопослушных подданных российского государя.
  
   В качестве средства упрочения позиций России среди горских народов Ермолов использовал торговлю.
  
   В русских крепостях устраивались ярмарки, где продавались изделия российской промышленности и товары местного происхождения. Здесь гор­цы находили выгодный сбыт для собственной продукции. Здесь же у них зарожда­лись новые потребности и привычки, а также ориентированные на Россию интере­сы.
   Через торговое дело исподволь происходило распространение русского полити­ческого и культурного влияния. Элементы цивилизации стали проникать в самые отдаленные горные уголки, хотя это, строго говоря, был еще не процесс, а лишь его симптомы -- зачастую случайные, разрозненные, но весьма показательные. Горцы, имевшие опыт частого общения с русскими, уже заметно отличались по вкусам, взглядам, устремлениям от тех своих соотечественников, которые были лишены та­кой возможности или не искали ее.
  
   <...>
  
   Перед Ермоловым встала дилемма -- либо проявить по отношению к местным "обычаям" мягкость и снисходительность и тем самым поощрить анархию; либо су­рово пресечь ее, рискуя возбудить против себя всеобщую ненависть.
  
   Наместник сделал твердый выбор в пользу порядка, но наводил он его путем филигранного со­четания жестокости с уважением к национальным особенностям ...
  
   Ермолов хорошо изучил характерные черты закавказских народов и умело ис­пользовал их для общего блага.
   Так, зная коммерческий талант армян, он устранил существовавшие препятствия для их деятельности, что принесло ощутимую пользу экономике края.
   Тщеславие грузинской знати наместник утолял, предоставляя ее представителям офицерские должности в русской армии и почетные места в составе своей свиты. Воинственности мусульманских народов он также нашел полезное применение -- создал иррегулярные ополчения, служившие существенным под­спорьем в Кавказском корпусе.
  
   Ермолов поощрял хозяйственное развитие Грузии и Закавказья.
   Уничтожив внутренние феодально-таможенные барьеры, он стимулировал рост торговли. Не до­жидаясь учреждения суда по коммерческим делам, наместник нашел эффективный способ разрешать тяжбы -- назначать посредников по взаимному соглашению конфликтующих сторон. При этом он никогда не забывал о фискальных интересах Рос­сии. По свидетельству шевалье Гамбы, с 1820 г. по 1823 г. приход в казну наместни­ка, только за счет одного из найденных им источников дохода, увеличился более чем в четыре раза.
   Правда, не все хозяйственные начинания Ермолова были удачны.
  
   К заслугам Ермолова иностранные авторы относили его стремление превратить Закавказье в рынок для европейских товаров и торговую дорогу между Западом и Востоком. В этой связи наместник поручил специальным агентам исследовать воз­можности устройства сухопутного и речного сообщения между Черным и Каспий­ским морями. Большую заботу проявлял Ермолов о Тифлисе.
  
   Он начал строительство целых комплексов зданий в европейском стиле, отличавшихся добротностью и хорошим вкусом. Наместник замыслил широкую реконструкцию столицы закавказского края. Тифлис заметно разрастался и приобретал современный вид. Намного шире стали улицы. С особым пристрастием следил Ермолов за архитектурным оформлением. Ему принялись подражать военные администраторы в других районах Закавказья. Каждому хотелось сделать вверенный ему город красивым и уютным, превратить его пусть в маленькую, но столицу. Возник даже дух состязательности на этом по­прище.
  
   Подытоживая деятельность Ермолова в Закавказье, один знавший его иностра­нец писал, что просвещенная политика наместника, его "честность, твердость и об­щеизвестное здравомыслие" помогли победить оппозиционные настроения и объе­динить христиан с мусульманами под одной властью.
  
   Шевалье Гамба, констатируя явные признаки проникновения цивилизации из Европы в Закавказье, отводил Ер­молову видное место в этом процессе. И выражал надежду, что при сохранении та­кой тенденции недалек тот день, когда "благотворное влияние" западного прогресса принесет народам Азии настоящее процветание.
  
   Как уже говорилось выше, не все деяния Ермолова в Закавказье удостоились одобрения западных наблюдателей. В частности, он подвергался упрекам за попытки упрочить положение России в Грузии путем создания там подобия русских военных поселений.
  
   С понятной настороженностью говорили иностранные, особенно английские, ав­торы о внешнеполитических последствиях ермоловской политики на Кавказе. Они опасались, что утверждение России в этом регионе угрожает самому существованию Ирана, Турции и других государств. Поэтому в данном контексте Ермолов восприни­мался как инструмент русского экспансионизма.
  
   Однако в целом мнения о Ермолове, высказанные в западных работах, своди­лись к признанию того факта, что он безусловно являлся личностью выдающейся. В этом плане весьма характерно суждение Р. Кер-Портера.
   По его словам, Ермолов был "во всех отношениях таким, каким и должен быть представитель великой импе­рии".
  
   Мысль об уникальном соответствии Ермолова своей должности звучит и в других источниках.
   Такой же оценки придерживался и скептичный Р. Лайелл. Он писал, что наместник, конечно, делал ошибки, но это были "ошибки великого чело­века".
  
  
   Извлечения из книги:
  
   Наука побеждать. В 7 т. Т.2. Боевое искусство русских полководцев (ХIХ - начало ХХ в.) / Авт.-сост. А.И. Каменев; Под ред. В.С. Чечеватова; ВАГШ ВС РФ. - М., 2002. - 467 с.
  
  

ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК

  
   0x01 graphic
  
   НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ Романов (1859 - 1918) - великий князь, внук Николая I, военный деятель и историк. Окончил Академию Генерального штаба, находился на командных должностях в армии, но потом занялся историческими исследованиями. Президент Русского исторического общества. Автор нескольких документальных книг, в том числе: "Император Александр I. Опыт исторического исследования" в 2 томах (1912); "Легенда о кончине императора Александра I в Сибири..." (1907), "Граф П.А.Строганов" в 3 томах (1903); "Императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора Александра I" в 3 томах (1908-1909) и др.
  
   0x01 graphic
  
   НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (МЛАДШИЙ) (1856-1929). Великий князь, сын Николая Николаевича (старшего). Генерал от кавалерии (1901). Окончил Академию Генерального штаба (1876). Участник Русско-турецкой войны 1877-1878 В 1895-1905 генерал-инспектор кавалерии, с 1905 командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, одновременно в 1905-1908 председатель Совета государственной обороны. В 1-ю мировую войну верховный главнокомандующий (1914-1915), главнокомандующий Кавказским фронтом (1915-1917). С 1919 в эмиграции.
  
  
   0x01 graphic
  
   НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (СТАРШИЙ) (1831-1891) -Великий князь, генерал-фельдмаршал (1878), сын Николая I. Участник Крымской войны 1853-1856 С 1861 командир гвардейского корпуса. В 1864-1880 - командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. В Русско-турецкую войну 1877-1878 главнокомандующий Дунайской армией.
  
   0x01 graphic
  
   НИКОН (Минов Никита) (1605-81), рус. патриарх с 1652. Провел церк. реформы, вызвавшие раскол. Вмешательство Н. во внутр. и внеш. политику гос-ва под тезисом "священство выше царства" вызвало разрыв патриарха с царем. В 1658 оставил патриаршество. Собор 1666-67 снял с него сан патриарха. Сослан на Север. В.О. Ключевский: "Припомните, как он из крестьян поднялся до патриаршего престола, какое огромное влияние имел на царя Алексея, который звал его своим "собинным другом", как потом друзья рассорились, вследствие чего Никон в 1658 г. самовольно покинул патриарший престол, надеясь, что царь униженной мольбой воротит его, а царь этого не сделал. В припадке раздраженного чувства оскорбленного самолюбия Никон написал царю письмо о положении дел в государстве. Нельзя, конечно, ожидать от патриарха беспристрастного суждения; но любопытны краски, выбираемые патриархом, чтобы нарисовать мрачную картину современного положения: все они взяты из финансовых затруднений правительства и из хозяйственного расстройства народа. Никон более всего злился на учрежденный в 1649 г. Монастырский приказ, который судил духовенство по недуховным делам и заведовал обширными церковными вотчинами. В этом приказе сидели боярин да дьяки; не было ни одного заседателя из духовных лиц. В 1661 г. Никон и написал царю письмо, полное обличений. Намекая на ненавистный приказ, патриарх пишет, играя словами: "Судят и насилуют мирские судьи, и сего ради собрал ты против себя в день судный великий собор, вопиющий о неправдах твоих. Ты всем проповедуешь поститься, а теперь и неведомо, кто не постится ради скудости хлебной; во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего. Нет никого, кто был бы помилован: нищие, слепые, вдовы, чернецы и черницы, все данями обложены тяжкими; везде плач и сокрушение; нет никого веселящегося в дни сии". Те же густотемные краски кладет Никон на финансовое положение государства и в письме 1665 г. к восточным патриархам, перехваченном московскими агентами. Жалуясь на захват царем церковных имуществ, он пишет: "Берут людей на службу, хлеб, деньги, берут немилостиво; весь род христианский отягчил царь данями сугубо, трегубо и больше, - и все бесполезно".
  
  -- Церковный Собор 1654 года (Патриарх Никон представляет новые богослужебные тексты) А. Д. Кившенко, 1880 г.
  
   Ниневия (жилище или город Нина). Ниневия была обширнейшим городом в свете, имевшая, по свидетельству Диодора Сицилийского, 150 стадий в поперечнике и 480 стадий в окружности (значит около 84 верст в окружности) и была защищена стенами в 150 фут. выш. и 1,500 башнями. Стены были так широки, что по ним могли ехать рядом три колесницы. Город мог хвалиться собою, как единственный, которому нет подобного. Но среди своего могущества, среди богатства и славы, нравы ее жителей были совершенно испорчены. Орудием гнева против Ассирии были Набополассар царь Вавилонский и Киаксар царь Мидийский. Соединившись вместе, они напали на Ниневию, завоевали и совершенно разрушили ее. Ниневия была так разорена, что, по-видимому, и следов ее не оставалось. Так много прошло веков, и никто не мог сказать, где она стояла.
  
   Нобилитет. Борьба плебеев и патрициев привела к уравнению в политических правах низшего сословия. В результате ее созда­лись новые отношения. Патриции лиши­лись своих преимуществ. Но в социальном и экономическом отношениях плебс не был однороден. Верхушка плебса по своим доходам и образу жизни была близка к патрициату и добилась уравнения с ним в политических правах. Победу плебса нельзя рассматривать как ограниченную победу демократических начал: выиграли богатые плебейские роды, т. е. привилегиро­ванная часть плебса, которая сливалась постепенно с сохра­нившимися патрицианскими родами и к концу IV в. до н. э. составила единую привилегированную социальную группиров­ку-- нобилитет.
  
   Новелла - название законов и императорских указов, издававшихся византийским императором Юстинианом и следовавшими за ним императорами в дополнение к основному Кодексу законов.
  
   Новизна. Удовольствие вызывает новизна, которая не разрушает резко и неожиданно привычного равновесия органа или организма. Полное отсутствие новизны причиняет страдание. (Л.Оболенский)
  
   НОВИК, в Рус. государстве 16-17 вв. молодой дворянин, впервые поступающий на службу.
  
   НОВИЦКИЙ Василий Федорович (1869-1929). Генерал-лейтенант(1916). Окончил Академию Генерального штаба (1895). Участник русско-японской войны 1904-1905 и 1-ой мировой войны. Командовал корпусом, армией, главнокомандующий Северным фронтом. В Советской Армии с 1918 Зам. руководителя военной инспекции. В 1919-1929 - профессор Военной Академии РККА. Труды по военной географии, военной администрации, истории русско-японской и 1-ой мировой войны.
  
   0x01 graphic
  
   НОВИЦКИЙ Евгений Федорович (1867-1931). Генерал-лейтенант. Окончил Академию Генштаба. Участник Русско-японской войны, в годы 1-й мировой войны командовал 48-й пехотной дивизией. После 1917 года на стороне контрреволюции. С 1921 года в Югославии. Служил в инспекции пехоты югославянской армии, затем - в стрелковой школе в Сараево. Генерал Новицкий был инициатором и одним из учредителей Общества ревнителей военных знаний в России, устав которого был утвержден генералом Куропаткиным в 1898 г. Среди его многочисленных трудов, вышедших до революции, назовем "Указания для подготовки и боевой стрельбы частей", выдержав­шие четыре издания. В эмиграции сотрудничал в "Часовом", в белградском "Военном сборнике", где опубликовал статьи: "К 30-летию создания Общества ревнителей военных знаний" (N 10. С. 140--154) и вызвавшую большой интерес -- "Неизре­ченная красота подвига" (N И. С. 133--147). В 1929 г. в Сараево полковник К. К. Шмиглевский, при ближайшем участии гене­рала Новицкого, основал журнал "Вестник военных знаний". До конца жизни генерал Новицкий в каждом номере этого журнала публиковал свои статьи. Среди них укажем: "По поводу нового труда генерала Н. Н. Головина" (разбор книги "Галицийская битва") (N 5, 1930); "Ружья-пулеметы России, Германии и Франции" (N 6, 1930); "Современный вид полевых укреплен­ных позиций" (N 2 [10], 1931) и др. (Н. Рутыч).
  
   0x01 graphic
  
   НОВОСИЛЬЦЕВ Николай Никаевич (1768-1838), граф (1833), рос. гос. деятель. Чл. Негласного к-та. В 1803-10 през. Петерб. АН. С 1813 фактически управлял Польшей. С 1832 пред. Гос. совета и кабинета министров.
  
   Ноны - по римскому календарю, 7-е число марта, мая, июля и ок­тября и 5-е число остальных месяцев.
  
   Норики - так называлась у римлян область восточных Альп. Древней­шими жителями Норики было кельтское племя таврисков, которое позже стало называться племенем нориков. После падения Римской империи большая часть нориков отошла к остготам.
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023