ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Секретные учения Китая-4

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конфуций и его военное учение. Психология, быт и нравы китайцев (Ф. Мюллер, П. Россов, Г. Вебер, К. Шмидт, Гелльвальд). Поступок Сунь-цзы. Притчи Чжуан-цзы. Афоризмы о военном искусстве. Исторический обзор военной организации К.А. Скачкова. О воспитании китайцев Ш. Летурно.

СЕКРЕТЫ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

ЧАСТЬ 4

  

Приложение 1

Конфуций

и его

военное учение

  
  
  
   Учение первого мудреца Китая, знаме­нитого Конфуция (551- 479 гг. до н.э.), придало явственную социальную и этическую окраску всей последующей китайской мысли. Принимая основным положением ту мысль, что человек по природе расположен к добру, и нужны лишь хорошие примеры, чтобы сделать весь народ хорошим, он выставлял, как зеркало нравственной жизни, нравы и быт древних времен, дела и жизнь прежних поколений, и старался возбудить влечение к справедливости и добродетели, постоянно ссылаясь на сборники древних преданий народа, называемые кинами. Таким образом, он стал основателем учения, охватившего все стороны практической жизни и сформировавшего характер всей умственной жизни Китая. Он заботливо избегал показаться говорящим что-нибудь новое и старался предотвратить всякие поводы к новизне...
  
   "Мое учение-учение переданное нам нашими предками; я ничего не прибавил к нему, ничего из него не убавил, - говорил он. - Я излагаю его в первобытной его чистоте: оно неизменно, как само Небо, от которого происходит; я только посееваю, как земледелец, полученное зерно неизменным в землю"[1].
  
   *
   Конфуций родился и жил в небольшом государстве Лу, на юг от залива Печили, сначала уважаемый князьями Лу, награж­даемый должностями и титулами, потом преследуемый, в изгнании. Усердные ученики повсюду окружали его и пили учение философской мудро­сти и практическое благоразумие с уст его. Его имя постоянно пользо­валось величайшим уважением, в память его стали строить храмы, его стали считать превосходящим всех смертных добродетелью и мудростью, его потомство возведено в самый высокий, единственный наследственный класс дворянства.
   *
   Важнейшнм делом Конфуция было восстановление государственной народной религии, основателем которой считается легендарный царь Фу-ги[2].
   *
   По сохранившимся текстам, включая поздние, ханьские, можно су­дить, что Конфуций очень обстоятельно и самым подробным образом изу­чил военно-политический опыт прошлого и современной ему действитель­ности. Во-первых, он начал с опыта военной деятельности мудрых правите­лей легендарной древности - Яо, Шуня и Юя. Далее, в поле его зрения попала охота как древняя форма военного обучения. Больше всего внимания он уделил опыту военной и политической борьбы за гегемонию в период Чуньцю: он дал оценку четырем влиятельным правите­лям - цискому Хуань-гуну, цзиньскому Вэнь-гуну, чускому Чжуан-вану и циньскому Му-гуну; он проанализировал и оценил отдельные события этой борьбы - военные методы гегемонов, чускую разведку в царстве Сун, цзицюйскую войну между Ци и Лу и другие факты. Его аналитическая работа завершилась, по традиционной версии, созда­нием своего рода "учебного пособия" по прикладной морали - летописи "Чунь цю", где он дал нравственную оценку историческим персонажам и событиям периода Восточного Чжоу[3].
   *
   Изучив военно-политический опыт страны, Конфуций сделал ряд теоре­тических выводов[4]:
  
   Во-первых, Небо, являя собою Верховную власть, не вмешивается в дела людей, а лишь молчаливо констатирует накопление одним и утрату другим человеком (правителем) благодати (добродетели) "дэ" и в соответствии с этим передает одному и забирает у другого "небесный мандат".
   Во-вторых, главная проблема, по мнению Конфуция, заключается в том, чтобы сохранить эту моральную силу - дэ, избежать появления хаоса и войны.
   В-третьих, сохранение дэ возможно за счет повсеместного распространения и утверждения правил ли[5].
  
   Образец идеального государства, по мнению Конфуция, создавать заново не следует, ибо такой образец уже существовал в глубокой древности, когда Поднебес­ной правили совершенномудрые императоры Яо, Шунь и Юй
   *
   Поставив в центр своего внимания проблему разумного устройства общества, управления им (политику), Конфуций обратил внимание на социальные причины войн. А мысль об исключительной важности (примера) правителя и иных должностных лиц государства привела к выводу о необходимости выдвижения на должности (в том числе и военные) по морально-деловым качествам[6] в отличие от существовавшего принципа назначения на административные должности по признаку родственно-клановой принадлежности.
   *
   Профессионализм Конфуция - категория не техническая, а нравственная. Смысловое значение этого положения можно осознать в ответе Конфуция на вопрос о том, с кем бы он пошел на войну:
  
   "Не с тем, кто [с голыми руками] бросается на тигра, переправляется через реку, [не используя лодку], гибнет, не испытывая сожаления. Но непременно с тем, кто, приступая к делу, проявляет осторожность, хорошо составляя планы, добивается их осуществления" [7].
  
   Профессионализм Конфуция высоко ответственен, социален, патриотичен, разумен, наконец. И это не только противопоставление взгляду на военное дело как на грубое ремесло, противоборство силы и даже не борьба умов. У него - это борьба добродетели против зла. Добродетель же эта - не безоруженность, а вооруженность, где военное оружие - не первое и не главное средство борьбы с противником.
   *
   Идея защиты отечества у Конфуция имеет хорошую социально-экономическую основу и потому является для народа понятной, желанной и долженствующей. Критикуя власть имущих за "ненасытную алчность", он советует им "в требованиях быть щедрыми, в осуществлении дел умеренными, налоги сделать незначительными".
  
   Можно за счет обогащения народа сделать сильным государство, но невозможно при обнищавшем народе создать сильную армию.
  
   Исходя из взаимосвязи реальных военных потребностей и экономических возможностей государства, Конфуций видел, что если "налоги незначительны", то "военный налог также достаточен", если "алчность ненасытна", "то хотя и вводят новые налоги, военачальники все равно не удовлетворены" [8].
   *
   Конфуцию принадлежит исключительно важная мысль о приоритете морального фактора, выражающегося, прежде всего, в доверии народа к правителю. Характерным подтверждением изложенного может служить содержание беседы Конфуция с одним из своих учеников, изложенная в главе "Янь Юань" "Бесед и высказываний":
  
   "Цзы-гун спросил об управ­лении государством. Учитель ответил: "[В государстве] должно быть дос­таточно пищи, должно быть достаточно оружия и народ должен доверять [правителю]" Об иерархии названных элементов мощи государства говорится в про­должении этого диалога: "Цзы-гун спросил: "Чем прежде всего из этих трех [вещей] можно пожертвовать, если возникнет крайняя необходимость?" Учитель ответил: "Можно отказаться от оружия". Цзы-гун спросил: "Чем прежде всего можно пожертвовать из [оставшихся] двух вещей, если воз­никнет крайняя необходимость?" Учитель ответил: "Можно отказаться от пищи. С древних времен еще никто не мог избежать смерти. Но без дове­рия [народа] государство не сможет устоять" [9].
  
   *
   Конфуций, придавая важное значение дипломатии в разрешении конфликтных ситуаций, советовал правителям усиливать дипломатический натиск "военным сопровождением", т.е. назначением в состав делигации военных лиц:
  
   "В древности владетельные аристократы, выходя за пределы [своих] границ, непременно брали себе в сопровождение чиновников. Прошу [вас] взять с собой левого и правого командующих (сыма)" [10].
  
   *
   Великий китайский мыслитель, думается, впервые поставил вопрос о моральной ответственности правителей за подготовку к войне населения:
  
   "Отправить на войну людей, не получивших подготов­ки, - это значит расстаться с ними" [11].
  
   *
   В многочисленных размышлениях об опасности и безопасности, суще­ствовании и гибели государства Конфуций сформулировал идею о бди­тельности правителя, которую исследователи относят к военной стратегии. Он советовал правителям отложить сиюминутные развлечения, отказаться от нерадивости в управлении страной, говоря:
  
   "Благородный муж, нахо­дясь в безопасности, не забывает об опасности; существуя, не забывает о гибели; управляя, не забывает о смуте. При помощи этого, сам, находясь в безопасности, может сохранить государство и семьи" [12].
  
   Безопасность и опасность, существование и гибель, порядок и беспорядок - все они опираются друг на друга и превращаются друг в друга.
  
  
  
  
   Ниже приведены избранные изречения Конфуция, касающиеся принципов управления государством и военной стратегии[13].

Изречения Конфуция[14]

   Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподобить Полярной звезде, которая стоит недвижно, а прочие звезды почтительно кружатся вокруг нее.
   Если сам прям, то слушаться будут и без приказаний. А если сам не прям, то слушаться не будут, даже если прика­жешь.
   Если руководить народом посредством законов и под­держивать порядок посредством наказаний, то хотя люди и будут стараться избегать их, у них не будет чувства стыда. Если же руководить им посредством добродетели и под­держивать порядок при помощи ритуала, то у людей будет чувство стыда и они смогут исправляться.
   На вопрос о том, как заставить народ быть почтитель­ным и преданным, чтобы побудить его к добру, учитель от­ветил: "Управляй людьми с достоинством, и они будут поч­тительны; почитай своих родителей и будь милостив, и лю­ди будут преданны; возвышай добрых и наставляй неспо­собных, и люди устремятся к добру".
  
   Народ можно заставить следовать должным путем, но нельзя объяснить ему, почему.
   Узнав поутру истинный Путь, вечером можно умереть.
   Ученик Цзайво спросил: "Если бы мудрому сказали, что в колодец упал человек, спустился бы он за ним?" Конфу­ций ответил: "Зачем так? Благородного мужа можно заста­вить отправиться к колодцу, чтобы спасти упавшего в него, но его нельзя заставить спуститься в колодец; его можно обмануть, но не одурачить".
   Благородный муж доверяет всем, но первым распознает обман.
   Благородный муж безмятежен и свободен, а низкий че­ловек разочарован и скорбен.
   Цзылу спросил: "Если бы вы предводительствовали ар­мией, то кого бы вы взяли с собой?" Учитель ответил: "Я не взял бы с собою того, кто бросается на тигра с голыми ру­ками, или пускается вплавь по реке и умирает без сожале­ния. Я взял бы непременно того, кто в момент действия чрезвычайно осторожен и, любя действовать обдуманно, достигает успеха".
   Сколь возвышенны были Яо и Шунь, которые, владея Поднебесным миром, относились к этому безучастно!
   Посылать на войну людей необученных - значит преда­вать их.
  
  
  

Приложение 2

ПСИХОЛОГИЯ, БЫТ И НРАВЫ КИТАЙЦЕВ

(по источникам конца ХIХ - начала ХХ вв.)

  
  

Фр. Мюллер[15]

  
   "Основные черты характера китайцев суть ТРЕЗВОСТЬ и ХЛАДНОКРОВИЕ. С этим рука об руку идет преобладающее развитие рассудка и недостаток творческой фантазии. Этими задатками объясняется и общая КОСНОСТЬ китайца, проявляющаяся на шагу. Общество, в котором он живет, покоится все на тех же основаниях, что и тысячу лет назад; наука, которую он культивирует, в сущности не дает ничего нового, - она ограничивается изучением и истолкованием старины; изобретения, вызванные потребностью в культуре, остались в том виде, как они били сделаны. Существующее представляется китайцу наилучшим; идеалы и планы бу­дущего... для него не существуют. Покрой платья в Китае не под­чиняется моде и повсюду он, в общем, остается тот же. В них развита высокомерная уверенность, что они состав­ляют средоточие вселенной, центральную нацию земли.
  
  

П. Россов[16]

  
   ЕСЛИ не посягают на семейную жизнь туземца, не нарушают его обычаев и не притесняют обложением новыми налогами, то ему безразлично, кто будет управлять им и какому престолу он заявлять свои верноподданнические чувства.
   Чтобы возбудить население против иностранцев, китайское правительство не обращается к священному чувству преданности отечеству и престолу, а распускает слухи о посягательствах их новых повелителей на чистоту семейного очага, неприкосновенность обычаев и намерении значительно увеличить налоги и подати.
   Любовь к родному очагу и семье побуждает быть китайца бережливым и умеренным. Репутация "любит тратить день­ги" почти равносильна обвинению в распутстве и бродяжни­честве.
   Китайцы не обнаруживают пристрастия к вину, и видеть пьяно­го китайца - большая редкость. Каждый китаец - лакомка, но любовь к вкусным кушаньям не приводит его к мотовству.
   В чем бы ни проявлял труд китаец, он всюду характеризуется усердием и аккуратность. Упрекают в медлительности, в автоматическом отношении к делу и косности приемов работ. И это справедливо: китаец привык к тихому, размеренному течению своей жизни и никогда не торопится.
   Американский девиз "время - деньги" совершенно непонятен для китайца, и он охотнее будет расходовать время, чем затрачи­вать капитал.
   В труде он... старается брать все навыком и памятью.
   Китаец - прежде всего семьянин, а НЕ ПАТРИОТ: ему нет дела из-за чего и с кем враждует правительство.
   Китаец вообще благоразумен и хладнокровен, а потому без побудительных причин не станет рисковать здоровьем и жизнью, и за это его, конечно нельзя назвать трусом.
   Гораздо более основательны упреки китайцев в корыстолюбии, лукавстве и недоверчивости. Семейная жизнь делает китайца эгоистом и скопидомом. Поэтому нередко соблазн зашибить копейку побуждает китайца поступиться своей совестью и, если можно, надуть и сорвать лишнее... Китаец гостеприимен только в отношении своих знакомых... Китаец ... заподозревает, не кроется ли в намерениях незнакомца какой-нибудь опасности или неприятности для него и его близких, а потому он начинает бессовестно лукавить и лгать, нагло уверяя, что он ничего не знает и ничего не понимает.
   Когда же он увидит, что ему опасаться нечего, то делается болтлив, услужлив и предупредителен, и если не умерить его рвение, - станет надоедать своим любопытством и фамильярностью.
   КУЛЬТ ПРЕДКОВ обязывает китайца заботиться о том, чтобы иметь мужских потомков, а потому в глазах китайца брак - выше безбрачия, обилие детей - благо, бесплодие - несчастье.
  
  
  
  

Г. Вебер[17]

  
   Народ, мысли которого с детства получают практическое направление, неизбежно должен считать главною задачею своей жизни труд и деловые хлопоты. Потому китайцы всегда были трудолю­бивы, как муравьи, неутомимо прилежны в работе. Но их деятельность не одушевлена никакими идеальными мыслями, она лишь искусная техника, аккуратная, прилежная машинальная работа.
   Наш очерк быта китайцев объясняет восторг, с каким иезуиты, жившие миссионерами в Китае, и все приверженцы абсолютизма, все защитники патриархально-деспотнческих учреждений, все партизаны принципа пассивного повиновение превозносят похва­лами нацию, в быте которой инстинктивное однообразие жизни некультурных народов соединяется с внешними формами цивилиза­ции, оставляющими ее однако же чуждой стремлению культурных народов к свободе. Они прославляют пассивные добродетели китайцев: их любовь к порядку, умеренность, трудолюбие, почти­тельность к высшим, послушность начальству, повиновение законам и т.д., мудрость их законов, основанных на учении чистой нравственности, предусмотрительно подводящих под правила все в жизни, считаемых народом за установления, исшедшие от неба, потому глубоко уважаемых им, охраняемых его преданностью в неприкосновенности, как сокровище; они восхищаются патриархальным характером власти, правящей народом без предоставления ему участия в ее делах, хвалят всеобщее равенство, не знающее сословных различий, владычество древних неизменных законов над всеми членами государства, ненарушимую силу предписаний мо­рали, строгое исполнение обязанностей и т. д.
   Оборотная сторона. Но они не хотят видеть, с какими недостатками соединена неподвижность прославляемого ими кристаллизировавшегося быта; забывают, что без ум­ственной борьбы, без развития народ не может исполнять своего человеческого предназначения; что народ, не имеющий идеальных стремлений, не подымающий взгляда от обыденной практической жизни, останавливается на первой ступени лестницы весхождения к цивилизации и гуманности; что законодательство, основанное на абстрактных учениях морали, не свободное выражению национальной мысли, не создание народной энергии, а искусственно построенный механизм, колеса которого приводят в движение пассивную жизнь государства и народа; что законы, не созданные самим народом, бессильны бороться с пороками и злоупотреблениями; что китайское патриархалыюе управление часто бывало произвольным деспотизмом, постыднейшим владычеством наложниц и евнухов, и вос­хваляемое всеобщее равенство состоять главным образом в равенстве всеобщего рабства; не замечают, что жизнь, состоящая только в соблюдении формалистики, бесплодна, пуста; что нрав­ственность, верность обязанностям у китайцев не возвышает характера, не служит выражением душевного чувства, а состоит лишь в наружном исполнении предписанных правил и часто бывает обманчивою сделкою с требованиями закона.
   Умственная оцепенелость. Формалистика, установленная законом и охватывающая, как футляр, все проявление жизни китайца, отняла у него возможность развития и произвела то умственное оцепенение, ту неподвижность быта, которыми Китай отличается от всех других цивилизованных стран и который так сильны, что не могли преодолеть их даже завоеваиия, и что все иноземные элементы, вторгавшиеся в Китай, получали характер чисто китайский. Все в Китае остается неизменным с древности: государственное устройство и промышлен­ность, общественная жизнь, наука и литература. "Китай - бальзами­рованная мумия, завернутая в шелковый саван и расписанная ие­роглифами, - говорит Гердер. - Китайцы страстно любят золоче­ную бумагу и лак, кудреватые фигуры своего письменного языка и погремушки прекрасных сентенций: их умственная жизнь похожа на эту золоченую бумагу, этот лак, это кудреватое письмо и эти погремушки пустых фраз. Природа отказала им в даре великих научных открытий, но дала их узким глазам зоркость, щедро наделила их хитрою изворотливостью, талантом ловкого подражания всему, что находит полезным себе их корыетолюбие". Китайекий народ - засохшая ветвь на дереве исторической жизни человечества.
   Самодовольство китайцев. Одна из главных причин застоя в китайской жизни - слишком высокое мнение китайцев о себе и презрение к понятиям и обычаям всех других народов, не мешающее им заимствовать иноземные изобретения, но не допускающее их усваивать воззрение иноземцев на жизнь. Они считают свою империю идеалом разум­ности; все народы других стран - грубые, руководимые не разумом, а страстями варвары, с которыми китайцам не следует иметь сношении, которых они должны не пускать в Небесное Цар­ство Средины. Это самодовольство естественный результат того, что во все время, в течение которого складывались понятие китайцев, они знали только такие народы, которых действительно превосхо­дили во всем и которые, сравнительно с ними, были варвары; содействовала этому и географическая замкнутость их страны. По воззрению китайцев, их империя должна владычествовать над всеми народами...
   Самым ясным образом и с самой выгодной стороны своеобразность китайской духовной жизни проявляется в их общественных отношениях и семейном быте. Но китайским понятиям, человек имеет значение не как самостоятельное свобод­ное лицо, а лишь как член общества; потому он может заслу­живать уважение только под условием подчинять свои поступки и весь свой образ жизни господствующим правам и обыкновениям, ни в чем не уклоняться с торной дороги обычая, не иметь индивидуальности, ничем не отличаться от других. По­крой одежды установлен тысячи лет тому назад правительством, и с той поры оставался неизменным; отступать от него не дозволяется. Коса на выбритой кругом голове мужчины точно также считается необходимою принадлежностью сына "срединной империи", хотя этот обычай насильно введен у китайцев маньчжурами. Уродование ног бандажами и тесными башмаками, мешающими пра­вильному росту пальцев и пятки, такая же необходимость для жен­щины, как и широкий покрой одежды. Подобно этим, и все другие обыкновения, все другие формы частной жизни подчинены неизменным правилам. Потому добродетели китайцев только пассивные. Не делать дурного, вредного обществу - это важиее, по мнению китайцев, чем действовать энергично. Уважение к родителям, послушание начальству, любовь к родным и друзьям, обходитель­ность и учтивость - главный обязанности китайца. Брак и се­мейство, "средоточие нравственной жизни", регулируются очень точными правилами. Бракосочетание мужчины и женщины, дающее начало семейству - подобие давшего начало вселенной сочетание плодотворящей первобытной силы с воспринимающею первобытною материею, неба с землею. Брак возник вместе с государством: Фу-ги, устроивший после великого потопа государственный порядок, был и учредителем брака. Это воззрение возвысило женщину в Китае из униженного положения, в котором находилась она у дру­гих народов древности. Правда, она обязана повиноваться мужу и вполне подчинена не только ему, но и его родителям; однако же, она все там пользуется большим уважением, как необходимый член семейства. В честь женской добродетели и самоотверженности воздвигнуто много триумфальных ворот. Но, по общему восточному обычаю, жизнь женщины и у китайцев ограничена домашним бытом; женщина не бывает в мужском обществе, и о ее образо­вании мало заботятся. Брак установлен Небом; потому он обя­занность для китайца; только в брачной жизни мужчина может исполнит свое предназначение. Многоженство дозволено; но встречается не часто. Наложницы подчинены первой по старшинству брака законной жене, и их дети считаются юридически ее детьми. Жених приобретает невесту выкупом, который дает ее родите­лям. Степени родства, в которых брак недозволителен, про­стираются далеко по генеалогическим разветвлениям. Самая свя­щенная связь семейной жизни - любовь детей к родителям; и ки­тайцы постоянно заботятся о том, чтобы научать людей этой выс­шей из всех человеческих обязанностей.
  
  

К. Шмидт[18]

  
   Почтение к старцам в древнейшие времена уже составляла главную черту в характере китайцев. Ли-Ки говорит о значении старости: "При дворце в одном и том же сане старость считалась выше. Восьмидесятилетние не являются ко двору; если же государь желает посоветоваться с ними, то он отправляется к ним". Когда ходят с родителями, то идут не рядом с ними, а поза­ди их. При виде старца экипажи и пешехода сторонятся. Старцев содержали и кормили на государственный счет, и это делалось именно в школах на виду у всех, с тем чтобы подать добрый пример молодежи; вероятно, имелось также в виду, чтобы молодежь в сноше­ниях со старцами пользовалась ее богатым опытом. В высокой шко­ле государства император лично кормил за столом трех старцев. ...
   Стремясь всякое знание и действие облечь в известные наружные формы, китайцы придавали большое значение внешним прие­мам и развивали строгий церемониал, простиравшийся на все поступ­ки общественной и большей частью также домашней жизни. Тут упо­минались обряды (Ли) при жертвоприношениях, по поводу приема в императорский дворец, при похоронах, на военной службе, в собраниях, но также по случаю получения мужской шляпы, при бракосо­четаниях, при пирах и визитах; с этими обрядами преподавание и знакомило молодое поколение. Соблюдение их требовалось от каж­дого образованного китайца.
  

Гелльвальд [19]

  
   По словам Конфуция:
   МУЖЧИНА - наместник неба и владычествует над всем. ЖЕНЩИ­НА да повинуется увещаниям и да поможет выполнять его мысли. Поэтому она не должна ничего сама решать и должна под­чиняться правилу трех послушаний. Девушка да повинуется отцу и старшему брату, замужняя женщина - супругу, а после его смерти своему сыну.
   Ревнивость жены до сих пор считается одним из семи пово­дов для развода, признанных нравами и законом; другими поводами считаются распутство жены, ее бездетность, отвратительные или неизлечимые болезни, неповиновение родителям мужа, склонность к воровству и даже болтливость! Все это относится только к жен­щине: она вправе требовать со своей стороны развода лишь в двух случаях: если муж бьет ее или старается продать.
   Вторичный брак вдовы дозволен законом, но воспрещается обычаем. "Еще не умершая", таково китайское наименование вдовы.
   Прелюбодеяние дает право мужу убить одного из двух виновников или обоих; он остается безнаказанным, если убийство совершено на месте преступления.
  
  
  

Приложение 3

  

Сунь-цзы:

"Объявите государю, что женщины обучены и дисциплинированы" [20] ...

  
   Китайские историки утверждают, что Сунь-цзы написал свой трактат о военном искусстве для правителя удельного княжества У князя Хэ-лу. Сыма Цянь в своих исторических записках ("Ши-цзы") сообщает следующий случай, происшедший с Сунь-цзы.
   _ Я прочитал твое сочинение о военном искусстве, и оно мне понравилось, - сказал Хэ-лу, - но некоторые из твоих положений кажутся мне весьма тяжелыми и почти невыполнимыми. Скажи, мог ли бы ты лично их исполнить?
   _ Государь, - сказал Сунь-цзы, - все упомянутое в моей книге я уже применял на деле. Будь только у меня власть - и я взялся бы сделать из любого человека хорошего воина.
   _ Понимаю, - возразил правитель, - всего этого легко достигнуть с людьми отважными, развитыми и предусмотрительными; но далеко не все подойдут под эти условия.
   _ Для меня это безразлично, - возразил Сунь-цзы, - я сказал уже, что обучу каждого, каков бы он ни был.
   _ По-твоему, - продолжал правитель, - ты сумел бы даже внушить женщинам отвагу и создать из них образцовых воинов?
   _ Да, государь, - с твердостью ответил Сунь-цзы, - я попрошу ваше величество не сомневаться в моих словах.
   Правитель, которому наскучили все обычные придворные развлечения, воспользовался этим как новинкой и приказал позвать женщин из своего дворца. Их собралось 180 человек.
   _ Посмотрим, сдержишь ли ты свое обещание, - сказал, улыбаясь, правитель. - Назначаю тебя полководцем этих новых войск. Отдаю в твое распоряжение мой дворец; ты можешь по своему усмотрению выбрать место для учений. Когда они будут достаточно подготовлены, дай мне знать, и я приду оценить их ловкость и твое умение.
   Сунь-цзы, хотя и сознавал всю смешную сторону своего положения, не смутился, а, напротив, сделал вид, что очень доволен оказанной ему честью.
   _ Отвечаю вам за них, государь, - с уверенностью сказал он, - и надеюсь, что в самое непродолжительное время вы станете мною довольны и убедитесь, что Сунь-цзы не обещает того, чего не мог бы исполнить.
   Едва правитель удалился во внутренние покои, как Сунь-цзы поспешил приступить к исполнению возложенного на него поручения. Он отвел женщин в один из внутренних дворцов и обратился к ним:
   _ С настоящей минуты вы мне подчинены: должны внимательно слушать и исполнять все мои приказаний. Это основы воинской дисциплины, и, боже упаси, нарушить их. Я хочу завтра же провести с вами учение в присутствии правителя и надеюсь, что вы покажете себя с отличной стороны.
   Затем он разделил их на два отряда и во главе каждого поставил одну из любимиц правителя. После этого он начал учение:
   _ Умеете ли вы отличить вашу грудь от спины и левую руку от правой?
   _ Да, конечно, - ответили женщины.
   _ В таком случае запомните хорошенько то, что я вам скажу: один удар барабана будет означать, что вы должны стоять смирно, не отвлекая внимания от того, что находится прямо перед вами. Два удара будет означать, что вы должны повернуться так, чтобы ваша грудь пришлась на место, где была правая рука. Если вместо двух ударов последует три, то повернитесь так, чтобы ваша грудь пришлась на место, где находилась левая рука. После четырех ударов повернитесь так, чтобы ваша грудь очутилась там, где была спина, а спина на месте груди... <...>
   _ Хорошо ли вы поняли то, что я хотел вам сказать? Если в чем-нибудь сомневаетесь, скажите, я постараюсь вам объяснить.
   _ Понимаем, понимаем! - отвечали женщины.
   _ Итак, я начинаю, - сказал Сунь-цзы. - Не забудьте, что барабанный бой заменяет вам голос начальника.
   Выстроив свое маленькое войско, Сунь-цзы приказал ударить один раз. Услышав этот звук, женщины рассмеялись; при втором ударе смех усилился. Полководец спокойно обратился к ним:
   _ Может быть, я не довольно ясно выразился, если так, то я виноват и постараюсь исправить мою ошибку, дав соответствующие объяснения, - и тотчас повторил им три раза то же наставление. - Теперь посмотрим, - прибавил он, - будут ли меня лучше слушаться.
   Раздался один, другой удар. Глядя на серьезный вид полководца, женщины забыли об исполнении приказания. Раздался долго и тщетно сдерживаемый смех. Сунь-цзы, не теряя спокойствия, прежним серьезным тоном сказал:
   _ Вы не были бы виноваты, если бы я дурно объяснил или если бы единогласно не заявили, что поняли мои слова, но вы сознались, что я говорил ясно, - отчего же ослушались? Вы заслужили наказание - наказание военное. В войсках не исполнивший воли начальника подвергается смертной казни, стало быть, и вы будете казнены.
   После этой краткой речи Сунь-цзы приказал женщинам обеих отрядов умертвить своих начальниц. Князь, наблюдавший за всем происходившим с террасы своего дворца, видя, что Сунь-цзы собирается умертвить двух его любимых жен, поспешно направил с приказом посланца, чтобы Сунь-цзы не впадал в крайность, заявив при этом:
   _ Я понял, что вы вполне отвечаете требованиям полководца, который руководит войсками. Мне же без этих двух женщин и еда не сладка. Не убивайте их.
   Сунь-цзы почтительно выслушал посланца, но тем не менее не изменил своих намерений.
   _ Пойдите и скажите государю, - возразил он, - что Сунь-цзы считает его слишком мудрым и справедливым для того, чтобы он мог так быстро изменять свои повеления. Сомневаюсь, чтобы он действительно требовал исполнения только что переданного вами приказания. Государь - представитель закона, и он не может отдать приказания, умаляющего данную ему власть. Он поручил мне обучить военному искусству сто восемьдесят женщин, назначил меня их начальником, остальное в моих руках. Они меня ослушались, они умрут.
   И, несмотря на полученный приказ, умертвил обеих женщин. Заменив их другими, он приказал ударить в барабан. Женщины все требуемые движения совершали стройно и правильно, никто уже более не смеялся и не пропускал ни одного звука барабана.
   Сунь-цзы, обратившись к послу, произнес:
   _ Объявите государю, что женщины обучены и дисциплинированы. Они готовы показать свои способности, выполнят любое приказание и за мною пойдут в огонь и в воду.
   Князь ответил, что у него нет желания инспектировать обученных женщин.
   Хэ-лу увидел, что Сунь-цзы был одним из тех, кто знает, как держать в руках армию. Он назначил его полководцем своих войск. <...>
  

Чжуан-цзы

ПРИТЧИ

  
   В наследии Чжуан-цзы (IV- III вв. до н.э.) содержатся весьма поучительные притчи и диалоги, позволяющие обнаружить за обыденными делами и вещами весьма серьезные истины. Ниже приведены два фрагмента из книги, которая но­сит его имя. Примеры, которые приведены здесь, могут подать весьма ценные идеи для войсковой практики.
  

Главное во вскармливании жизни

   Повар Дин разделывал бычьи туши для царя Вэнь-хоя. Взмахнет рукой, навалится плечом, подопрет коленом, при­топнет ногой, и вот: вжик! бах! Сверкающий нож словно пляшет в воздухе - то в такт мелодии "Тутовая роща", то в ритме песен Цзиншоу.
   -- Прекрасно! - воскликнул царь Вэнь-хой. - Сколь высоко твое искусство, повар!
   Отложив нож, повар Дин сказал в ответ:
   -- Ваш слуга лю­бит Путь, а он выше обыкновенного мастерства. Поначалу, когда я занялся разделкой туш, я видел перед собой только туши быков, но минуло три года - и я уже не видел их пе­ред собой! Теперь я не смотрю глазами, а полагаюсь на ося­зание духа, я перестал воспринимать органами чувств и даю претвориться во мне духовному желанию. Вверяясь Небес­ному порядку, я веду нож через главные сочленения, не­произвольно проникаю во внутренние пустоты, следуя лишь непреложному, и потому никогда не наталкиваюсь на мышцы или сухожилия, не говоря уже о костях.
   Хороший повар меняет свой нож раз в год - потому что он режет. Обыкновенный повар меняет свой нож раз в месяц - по­тому что он рубит. А я пользуюсь своим ножом уже девят­надцать лет, разделал им несколько тысяч туш, а нож все еще выглядит таким, словно он только что сошел с точиль­ного камня.
   Ведь в сочленениях туши всегда есть промежу­ток, а лезвие моего ножа не имеет толщины. Когда же не имеющее толщины вводишь в пустоту, ножу всегда найдет­ся предостаточно места, где погулять. Вот почему даже спустя девятнадцать лет мой нож выглядит так, словно он только что сошел с точильного камня. Однако же всякий раз, когда я подхожу к трудному месту, я вижу, где мне придется нелегко, и собираю воедино мое внимание. Я при­стально вглядываюсь в это место, двигаюсь медленно и плавно, веду нож старательно, и вдруг туша распадается, словно ком земли рушится на землю. Тогда я поднимаю вверх руку, с довольным видом оглядываюсь по сторонам, а потом вытираю нож и кладу его на место".
   -- Превосходно! - воскликнул царь Вэнь-хой. - Послу­шав повара Дина, я понял, как нужно вскармливать жизнь.

Постигший жизнь

   Цзи Син-цзы растил бойцовского петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил: "Готов ли петух к поединку?"
   -- Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, - ответил Цзи Син-цзы.
   Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.
   -- Пока нет, - ответил Цзи Син-цзы. - Он все еще броса­ется на каждую тень и на каждый звук.
   Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же.
   -- Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать.
   Спустя десять дней государь вновь спросил о том же.
   -- Почти готов, - ответил на этот раз Цзи Син-цзы. - Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали - словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не смеют принять его вызов: едва за­видят его, как тут же бегут прочь.
  
  
  
  

Приложение 5

  

АФОРИЗМЫ О ВОЕННОМ ИСКУССТВЕ[21]

  
   Уклончивостью одолевай действие противника.
   Тем, что находится вблизи, одолевай то, что устремляется далеко.
   Используй свое преимущество там, где противник слаб.
   Делай своей защитой нападение, а защитой одолевай напа­дение.
   Строгостью побеждай расслабленность
   Голосом прикрывай свои действия.
   Слабость выдавай за силу.
   Натравливай врага на другого врага.
   Умей яростью пугать противника.
   Умей малыми силами окружать многочисленного врага.
   Осмотрительностью побеждай небрежность.
   Заманивай врага выгодой, побеждай его оружием.
   Изматывай противника своей уклончивостью.
   Если ты силен, кажись слабым, а если слаб, кажись силь­ным.
   Будучи слабым, умей показать себя еще более слабым.
   Умей казаться слабым, когда слаб, и сильным, когда силен.
   На войне побеждают благодаря спокойствию.
   На войне одерживают верх благодаря хитрости.
   На войне ценнее всего сообразительность.
   Не давай врагу воспользоваться благоприятным случаем.
   Позволяй утомленному противнику напасть.
   Умей нападать, воспользовавшись слабостью противника.
   Используй лазутчиков, чтобы составить план нападения.
   Высылай лучших воинов разведать силы противника.
   Наступай стремительно и без задержек.
   Бегущего врага не преследуй слишком напористо.
   Не веди наступление на высокие горы.
   Не пытайся противостоять лучшим воинам противника.
   Не ввязывайся в ожесточенную битву.
   Выстраивай позиции так, чтобы было удобно воевать.
   Нападай на противника там, где он не готов дать отпор и там, где он не может обороняться.
   Нападай только тогда, когда уверен в успехе.
   Не организовывай оборону там, где противник обязательно должен напасть.
   Окружив противника, оставляй ему проход для отступле­ния.
   Окружив город, отрежь все пути его снабжения.
   На войне побеждает тот, кто умеет принимать необычные решения.
   Умей заманить противника подальше на свою территорию.
   Заманивай противника, прикинувшись побежденным.
   Делай ложные маневры, чтобы обмануть врага.
   Уничтожай врага, ввергнув своих воинов в ярость.
   Умей поражения превращать в свой успех.
   Добивайся победы, следуя действиям противника.
   Когда трудно, отступай.
   Когда знаешь, что можно, насту­пай.
   Сковав левый фланг противника, нападай на его правый фланг.
   Кто умеет разгадать план противника, тот лучший полково­дец.
   Не спеши действовать.
   Умей разбить передовой отряд противника.
   Первым делом нападай на слабейшего из врагов.
   Сначала напугай, потом действуй.
   Когда слаб, показывай, что силен.
   Когда силен, показывай, что слаб.
   Ястреб сидит так, словно он спит. Тигр ходит так, словно он болен. Поэтому они и могут схватить добычу.
   Умей добиваться преимущества, показывая свою слабость.
   Пускай стрелы направо и налево.
   Накапливай силы и жди, когда противник выдохнется.
   Пугай на востоке, а нападай на западе.
   Воюй по правилам, а победы добивайся неожиданным приемом.
   Укройся за прочными стенами, а земли вокруг преврати в голую степь.
   Если противник выдвинулся вперед, нападай на него тоже.
   Воспользуйся трудами противника, чтобы самому избежать трудов.
   Согласованно применяй открытое и тайное нападения.
   Одержав победу, веди себя так, словно ее не было.
   Там, где опасность, действуй стремительно.
   Нападай со всех сторон малыми отрядами, не давая против­нику понять, где скрыты главные силы. Это называется "войной воробьев".
   Ловя разбойников, первым делом лови их главаря.
   Заставляй противника обнаружить себя, а сам себя не обна­руживай.
   Умей вести других и не позволять другим вести тебя.
   Сначала обеспечь себе победу, а потом начинай войну.
   В войне важна победа, а не продолжительность.
   Вступив в войну, начинай там, где легко одержать победу.
   Тесни противника и спереди и сзади, гони его и справа, и слева.
   Нападай с той стороны, откуда тебя не ждут.
   Атакуй там, где противник не готов к отражению атаки.
   Сначала сам займи неуязвимую позицию, а потом дождись, когда противник займет уязвимую позицию.
   Когда хочешь скрыть свои настоящие силы, разворачивай знамена и бей в барабаны.
   Чтобы узнать, где можно пройти, брось на пробу камень.
   Никогда не упускай благоприятного момента.
   Если не можешь справиться с противником, умей избежать столкновения.
   Если в противоборстве возникает новая угроза, умей проти­востоять ей.
   Изучая других, умей познавать себя.
   Преследуя противника, не давай ему передышки, по не за­ходи далеко в незнакомое место.
   Не позволяй воинам иметь сношения с родными и близки­ми.
   В свете собственных намерений оценивай намерения про­тивника.
   В свете собственных возможностей оценивай воз­можности противника.
   Делай так, чтобы, ударив вполсилы, можно было добиться вдвое большей выгоды.
   Победы добивайся молниеносным ударом.
   Наноси удар там, где противник слаб.
   Избегай столкновения там, где он силен.
   Нападай так, чтобы сильно напугать противника и избегай нападений, которые не дадут такого эффекта.
   Когда хорошо подготовился к войне, не будет поводов го­ревать.
   Действуй во всех направлениях, чтобы сбить противника с толку.
   Одержав победу, держись так, словно только что начал вое­вать.
   Увидев пустоту у противника, немедленно наноси туда удар.
   Выступай вперед с быстротой летящей стрелы.
   Кто добивается побочной выгоды пожалеет об этом.
   Сила войск не бывает неизменной.
   Когда воинам некуда бежать, на них можно положиться.
   Воины ценны не числом, а умением.
   Узнавай, где противник силен, а где слаб, и нападай там, где он уязвим.
   Подготовившись к бою, покажись противнику беспечным.
   Когда неприятель падает духом, то собственные войска во­одушевляются.
   Обеспечивая себе преимущество, дожидайся благоприятно­го момента.
   Всякий куст и всякое дерево могут быть воином.
   Одерживай победу так, чтобы она была незаметна.
   Воздвигай для противника завалы, создавай ему преграды.
   Не позволяй горам и долинам таить угрозу для тебя.
   Окружив противника, отрежь пути его снабжения.
   Пользуйся разрывами в построении неприятеля.
   Углубившись во вражескую территорию, собери войска во­едино.
   Если война затягивается, строй дома и паши поля.
   С противником сближайся медленно, а нападай на него бы­стро.
   Коли вынул меч, пускай его в дело.
   Скрывай свои цели и копи оружие.
  

Приложение 6

К.А. Скачков

Исторический обзор военной организации в Китае с древнейших времен

до воцарения Маньчжурской династии[22]

  
   <...>
   Все существующее в общественном быту своей страны китайцы, нисколько не сомневаясь, относят к учреждениям времен далекой древности; а между светилами первой величины, которым принадлежит честь просветителей, самым ярким китайцы считают своего владыку Хуань-ди, который, по словам предания, царствовал за 2.500 лет до Р.Х.
   Здесь не место высказываться как мы смотрим на это, без сомнения, собирательное имя владетелей рождавшегося тогда Китая, пришедшего из страны учителей его[23]. Между множеством очень крупных учреждений, владыке Хуан-ди, по словам предания, страна обязана и началом военной организации. Однако ж,сетуя, что предания не сохранили драгоценных сведений о состоянии военного делав столь отдаленные времена, китайские писатели пользуются первыми на него указаниями не ранее как около одной тысячи лет до Р.Х. Так, из книги Чжоу-гуань-ли (Устав для служащих Чжоуской Династии) видно, что при названной династии, царствовавшей в Китае с 1077 года до Р.Х., когда государство, при главенстве ее владетеля великого князя, было разделено на множество уделов, в стране было два разряда войска.
   К первому разряду относилось регулярное войско, принадлежавшее как владетельному князю Китая, так и в отдельности каждому удельному князю. Оно подразделялось на внутреннюю стражу в столице и в удельных городах, и на пограничные отряды. У владетеля Китая пограничных отрядов было шесть,а у удельных князей - от одного до трех, смотря по размерам удела.
   Ко второму разряду принадлежала милиция, в которой были обязаны служить поочередно все землевладельцы страны. Ее состав определялся пространством обработанной земли, именно на участок в один дянь (около 350 наших казенных десятин) полагалось по три кавалериста, при одной колеснице, защищавшихся щитами, и по 72 пехотинца.
   Кавалерия была хорошо снабжена лошадьми: великий князь владел 12 конными заводами, а у удельных князей у каждого было от 1 до 6 заводов. Кроме того, каждая сельская община должна была поставлять в мирное время по 4 лошади, а в военное сколько потребуется. Содержание лошадей производилось на счет удельных князей.
   В мирное время милиция отвлекалась от земледельческих работ только по одному разу в 4 времени года, когда князья, отправляясь на охоту, испытывали ее способности. Главными начальниками милиции, назначавшимися только на время ее испытания, назначались из среды приближенных князя, а офицерами назначались лучшие из испытанных в стрельбе из лука.
   Этой стрельбе обучались во всех народных школах и она почиталась благороднейшим упражнением: оттого-то при представлениях ко Двору послов, при религиозных обрядах и при публичных экзаменах без нее не обходились; обыкновенно стреляли попарно.
   При сборах на войну, все войско должно было находиться в готовности, причем регулярное впереди милиционеров шло на опасность. Если в походе находился сам князь, то его окружали телохранители, избранные по одному из десяти из самых храбрых в регулярном войске.
   Один из толкователей на книгу Чтоу-гуань-ли замечает, что в первые времена Чжоуской Династии страна настолько пользовалась спокойствием, что для великого князя было достаточно иметь по одному инспектору (чжан) на каждые пять уделов, для надзора за повиновением к нему удельных князей; оттого хотя правительство и не забывало военного дела, оно не составляло необходимого предмета для изучения. Всего более заботились о порядке, ограничиваясь тем, что ежегодно по одному разу в каждом регулярном отряде делался смотр и счет наличного числа солдат и их оружия; через каждые три года производился общий смотр всему регулярному войску, а через каждые пять лет такой же смотр регулярному войску и милиции вместе, причем при великом князе были обязаны находиться все удельные князья.
   На обоих последних смотрах обращалось особое внимание на возбуждение в войске самоуверенности в его непобедимости, и тогда же происходил выбор из среды всего войска наиболее способных, для назначения их передовыми в отрядах, и давалась отставка постаревшим.
   Если бы продолжался такой же военный порядок и такая же тишина в государстве, говорится в том же толковании, то и по сию пору наша страна не знала бы несчастий.
   Но мирное царствование Чжоуской Династии, продолжавшееся почти 600 лет, давшее стране Кунь-фу-цзы, и поднявшее государство на высокую по тому времени степень образования, должно было пасть под бременем междоусобий удельных князей. При чрезвычайно увеличивающихся народонаселении и богатстве в стране, каждый из них искал великокняжеского престола. В это бранное время, отягчавшее Китай слишком два столетия, милиция более и более входила в состав регулярного войска; оттого народ очень отрывался от сохи; а между тем для военных действий наступила нужда в лучшем устройстве войск и в назначении главнокомандующих.
   Так, например, в усилившемся удельном княжестве Вэй, каждого годного быть в рядах телохранителей князя испытывали в следующем: на него надевали тяжелые латы, закрывавшие грудь, живот и руки; давали в руки лук весом 12 мешков (около 2 пудов); за спину привешивали 50 стрел; на плечо навешивали копье; к левому боку меч; надевали шлем, и привязывали к спине мешок крупы для трех дней продовольствия. В таком облачении испытываемый должен был пройти 50 верст в день. Зато телохранители освобождались от всех повинностей и награждались лучшими полевыми угодьями, которые оставались за ними и на старости лет, когда они соделывались уже неспособными к службе.
   В первобытные времена Китая, главное командование войском принадлежало к ведению уголовного управления. Так было при китайских владетелях Яо и Шунь (за 2000 лет до Р.Х.); но уже при Шунь, когда он пошел воевать с народом Мяо, военные распоряжения были поручены особому управлению. При Чжоуской Династии все заботы о военных действиях лежали на совете великого князя вместе с удельными князьями, а главный начальник войска был их слепым исполнителем. Между ними китайские летописи не забывают Лю-вана, своей неустрашимостью упрочившего престол Чжоуской Династии. А при возникших междоусобиях, когда советы князей потеряли всякое значение, главное командование войском доверялось наиболее близким к князям лицам.
   <...>
   Китайские летописи сохранили взгляд того времени на значение войска и его главнокомандующего, и на способы ведения войны. На вопрос удельного князя княжества Чжао, Сяо-чень-вана (с 265 года до Р.Х.): нужно ли для государства войско, его советник Сюнь-цзинь отвечал: для государства столько же необходимо войско, как для человека необходимы руки, которые оберегают голову и глаза (правителя и его управление (и защищают грудь и живот (народ и все его достояние). А на вопрос князя: каков должен быть главнокомандующий, Сюнь-цзинь отвечал: прежде всего он должен быть человек добродетельный.
   Его добродетели должны состоять в строгости, в умении внушать страх и уважение к себе, и заслужить доверие тем непременным условием, чтобы награждать коего действительно должно наградить, и наказывать, кого должно наказать. Он должен быть предусмотрителен и осторожен. Местность лагерей, где он располагает свою армию, должна быть ему коротко знакома, дабы с спокойной совестью он умел распорядиться хорошей позицией и передвижениями армии. Сохраняя в глубокой тайне свои планы, основательно им обдуманные, и стараясь в точности разузнать положение неприятеля, нападать он должен быстро и смело. По окончании сражения он не должен располагать свою армию в местностях ему неизвестных.
   Хороший главнокомандующий не должен страшиться ни отставки, ни опалы; по одержании победы не должен предаваться беспечности; будучи строгим со своими, не должен опускать возжи перед пленниками; усматривая для успеха дела пользу, не должен забывать и о вредной его стороне; в денежных расходах, нисколько не скаредничая, должен заботиться об их производительности; не доверяя никому, должен быть сам судьей: кого должно казнить, казнить тотчас.
   В деле войны главнокомандующий должен быть самостоятельный хозяин; не отступая ни от какой опасности для себя лично, он показывает такой же пример и всей армии; от его уменья зависит храбрость и послушание последней; от его уменья армия должна понять, что повиновение первее всего, а приобретение доблестей есть дело второстепенное. При набате в барабан войско должно идти вперед; при набате в доску оно должно идти назад. От главнокомандующего будет зависеть, чтобы его солдаты не убивали стариков и больных, чтобы не брали в плен мирных жителей, и не топтали их пашни. Должно не щадить только сопротивляющихся армий, но миловать просящих о пощаде.
   Хотя восстающих нельзя не считать за разбойников, но если их оружие не трогает армию, то должно их щадить, и убивать только нападающих. Не должно опустошать городов и сел; не должно скрывать свое войско в засаде, для внезапного потом нападения; не должно нарушать обыденных занятий между мирными жителями. Военное действие должно продолжаться сколь возможно кратчайший срок. При таких качествах, заключает Сюнь-цзы, главнокомандующий будет не врагом, а другом населения в уделе неприятеля, а это стоит целой победы.
   Междоусобия удельных князей привели к чрезвычайному усилению удельного княжества Цинь. Его владетель, известный деспот Ши-хуань-ди, подчинив наконец своей власти остальные княжества, провозгласил себя единодержавцем всей Китайской Империи (в 221 году до Р.Х.). Обязанный охранять отнятые уделы и заботясь обезопасить Империю от нападения северных варваров, он кабалил в свою армию каждого способного носить оружие, а себя окружил легионом "непобедимых латников". В его армии было более ста тысяч солдат; он воздвигнул несколько укреплений и положил прочное и широкое начало к постройке известной "великой стены", этой исполинской естественной твердыни.
   Но не зная меры своему деспотизму, и разоряя народ; отняв его от своего очага, чтобы дать ему в руки лук и стрелы; разогнав уже сильное тогда ученое сословие, осуждавшее единодержавие; казня учителей народа, закапывая их в ямы живыми, ссылая в каторгу для работ на "великой стене",- он еще более оскорбил народ предав всесожжению те классический трактаты, которые казались ему опасными по принципам вольнодумства.
   Опасаясь измены, этот богдыхан всего менее доверял своим советникам: оттого, несмотря на то, что война и бунты были часты, его главные военачальники пользовались очень ограниченной властью и действовали под самым бдительным его надзором. Их распоряжения всегда были связаны приказами со стороны зоркого богдыхана, обыкновенно повторявшего, что, при содействии главнокомандующего, он видит себя уже не повелителем, а каким-то "хвостиком-господином". В его царствование ни один главнокомандующий не оставил по себе военной славы. Военная доблесть подозрительному богдыхану казалась самой опасной, и чтоб не осчастливить никого славой, он отнимал главное командование от каждого, когда видел, что тот может приобрести популярность в войске.
   Таким образом, по мере усиления своей власти, Ши-хуань-ди более и более подкапывал ее общим недовольством во всех слоях населения. Только его имя спасло страну от общего восстания, только благодаря его железной воле, его полчища ему повиновались и были сильны. Зато со смертью его (в 209 году до Р.Х.), по вступлении на престол его сына Ерр-ши, наследовавшего от отца только одну жесткость, все военное звание, как обоюдоострый меч, обратилось на своего повелителя, и только оставался ему верным легион латников, занявший посты во всех укреплениях Империи.
   В его царствование существовал оригинальный способ награждать военные заслуги: никто в легионе латников, от начальника до солдата, в походе не получал никакого жалованья, но зато имел в награду по 8 лан серебра (почти по 64 золотника) за каждую предъявленную голову убитого им неприятеля. Такая поощрительная мера имела последствием, что военные отряды искали неприятеля скрывшись где-либо в засадах, стараясь хитростью и разбойнически овладеть его; а когда предвидели открытое сражение, то, не умея и боясь идти в бой, обыкновенно обращались в бегство.
   Такое войско, замечают китайские писатели, было не трудно собрать между рабочими и торгашами на рынках. И, действительно, при богдыхане Ерр-ши, его воинство потеряло обаяние силы. По свидетельству истории, патриот Чэнь-шэ, собрав несколько сот разбежавшихся солдат и всюду призывая в свои ряды толпы народа, вел свое ополчение свободно по всей стране; везде единодушное население кормило его сыто, и везде, "засучив рукава", заступами и дубинами ополченцы гнали прежде столь страшных латников; укрепления оставались пустыми, с покинутыми копьями и стрелами; а армия была на стороне народа. Эта революция привела к смерти Ерр-ши, а с ней и к падению династии Цинь (206 г. до Р.Х.).
  
   *
  
   Требовалось много такта и энергии, чтобы после падшей династии, разорившей народ, сохранить в государстве единодержавие. Такая счастливая доля принадлежала Лю-бану, сперва бедному селянину, а потом родоначальнику Ханьской Династии. С его воцарением (с 206 года до Р.Х.) народ был обрадован дарованной ему свободой и покровительством ученому сословию и литературе.
   Но при принципах свободы уже нельзя было сохранить недавнюю систему принудительных наборов в ряды армии: оттого была введена древняя система провинциальных милиций. Милиционер вступал на службу по выбору местной общины, оставаясь вполне свободным при своих обыденных занятиях. Столичное военное управление назначало в города и села военных начальников, уже испытанных в военной практике; их ведению поручались местные отряды милиционеров. Группы из нескольких городов и сел составляли военный округ, а несколько округов вместе составляли военный корпус. Каждый местный отряд милиционеров узнавал своего офицера и получал оружие только при призыве его к местной защите или к войне. <...>
   Кроме милиции, первый ханьский богдыхан организовал гвардию, собранную в рядах приверженцев, давших ему престол. Она стояла в столице (в городе Чань-ань, в Шаньской губернии) и разделялась на два корпуса. Первый, южный, составлял собственно телохранителей богдыхана; второй, северный, охранял столицу. Гвардейцу несли только полицейскую службу, будучи вполне освобождены от военных походов; содержание им шло от Двора. Начальники гвардии были ближайшие лица к богдыхану. Выбор их, равно как и весь состав каждого корпуса, был организован таким образом, чтобы между обоими корпусами не было никакой связи и братства; чтобы при волнениях в одном можно было положиться на деятельное содействие к усмирению его другим.
   Однако ж такая военная организация оказалась опасною для спокойствия государства, когда в столице гвардия стала возноситься своими преимуществами, а в провинциях вольная милиция выходить из повиновения начальникам.
   Оттого при богдыхане У-ди (царствовал с 140 г. до Р.Х.) северный гвардейский корпус был переформирован в восемь армейских полков, со введением в их состав милиционеров из всех провинций по выбору местных начальников.
   В армейских полках от каждого солдата требовалось знание военного дела и основательное знакомство с местностями в военном округе его родины. Полки стояли в столице и вокруг нее; для их содержания отпускалось жалованье. Это было первое начало наемного войска в Китае. Впрочем, не довольствуясь численностью этой армии, и, вместе с тем, не находя в казне средств для увеличения на нее расходов, тот же богдыхан образовал еще два новых подстоличных корпуса. Весь их состав, от старшего начальника до последнего солдата, получал не жалованье, а большие или меньшие участки пахотной земли. Такие участки делались их вечной собственностью. Сыновья каждого служащего вступали в те же корпуса, и наделялись такими же участками. <...>
   При Ханьской Династии не было определенных правил для испытания при приеме в военное звание. Принимался каждый, кто казался способным носить оружие, а военные знания приобретались уже на службе, за что и делались повышения и награды.
   Звание главнокомандующего было поставлено на одной линии с министрами. В выборе тех и других лиц первые богдыханы отличались замечательной неразборчивостью, призывая их по большей части из голодного люда, из среды рабов и пленников, даже из ссыльных, только бы иметь при себе вполне надежных помощников. Так, лучший главнокомандующий, Инь-бу, был из каторжных. Его лицо было заклеймено горячими иглами. Главнокомандующий Вэй-цинь прежде был рабом; Цзинь-ми-ди был из пленников.
   Только впоследствии было обращено внимание на лучший выбор; но во всяком случае не образование, а только военные способности открывали карьеру на высшие звания.
   <...>
   Вновь восстановивший Ханьскую Династию богдыхан Гуань-у (с 25 года по Р.Х.), перенеся свою резиденцию в новую столицу Ло-янь (в Хэнаньской губернии), понял необходимость сосредоточить надежное войско в нескольких важных пунктах Империи. С этой целью он разместил столичную армию в лагерях по провинциям, назначив ей жалованье. А взамен ее, в дополнение к столичной гвардии (южной), он сформировал еще гвардейский корпус (северный), поставив его в окрестностях столицы; руководствуясь старинным обыкновением, вместо жалованья он наделил этот корпус участками пахотной земли в вечную собственность.
   Ради лучшего поддержания в войске дисциплины, он восстановил, как в гвардии, так и в армии, смотры и парады, введенные богдыханом Гао-цзу и потом забытые при его наследниках. Парады происходили одновременно в столице и в провинциальных лагерях, всегда осенью, после богдыханского обряда поклонения небу, когда к сказанным местам стягивались все полки. Парады открывались при торжественных церемониях накалывания вола.
   Он же уничтожил, издавна вошедшие в обыкновение, публичные испытания в столице для повышения в военные чины, найдя в них злоупотребление, что офицеры съезжались в столицу ради одних развлечений.
   Китайские летописи указывают на богдыхана Гуань-у как на знатока в выборе главнокомандующих, Взяв командование столичной гвардией на свою личную заботу, он поручал главное командование лицам, действительно вполне ему преданным. Летописи говорят, что он, словно отец, с неподдельными чувствами доверялся своим помощникам: "свое сердце он вкладывал в утробу военного избранника, и в его горячей признательности за заслуги каждого готов был поручиться".
   <...>
  

Приложение 7

  

Ш. Летурно

Воспитание в Китае[24]

   Небесная Империя была основана в эпоху, которую нельзя определить с точностью, монгольскими эмигрантами, спустившимися с великого горного массива Средней Азии. Это были, как говорится в китайских легендах, "Сто семейств с чертами волосами". Мы знаем, что у немногих диких народов счисление простирается до числа "сто", поэтому не подлежит сомнению, что в данном случае слово "сто" просто означают, "много". Помимо этого, так как удержавшая даже в современном Китае следы родового строя являются наследием первобытных времен, то представляется очевидным., что эти "сто семейств" были не семействами, а кланами номадов.
   В настоящее время воспитание и Китае, сложившееся уже очень давно, не имеет уже более ничего общего с первобытным родовым строем.. Как и вся социальная организация страны, оно основано на идее семьи и притом семьи патриархальной, ибо уважение, благоговение к отцу семейства составляют основу всей китайской морали: "Пока жив ваш отец, - говорит Конфуций, - исполняйте беспрекословно его волю. После его смерти старайтесь всегда подра­жать его поступкам". Вот почему первоначальное воспитание в Китае отличается совершенно семейным характером, хотя оно уже урегулировано обычаем и целым сводом установленных раз на­всегда правил. И во что только не вмешиваются эти правила? В Китае вся общественная жизнь опутана ими, как египетская мумии своими повязками.
   *
   Марко-Поло рассказывает, что в его времена в Китае замечали день и час рождения ребенка, а также и планету -- небесный знак, под которым он родился. Тогда астрология пользовалась в Китае большим кредитом, и, прежде чем пуститься в путь, по установленному обычаю, всегда обращались за советом к астрологу. Тем необходимее казалась помощь науки о звездах при начале жизненного пути.
   Чаще всего китаянки сами кормят своих детей. Однако тот случай, когда является необходимость в кормилице, также предусмотрен китайским ритуалом, и мы находим в нем указание на те качества, которыми она должна обладать: "кормилица должна отличаться скромной внешностью и манерами, благонравным поведением и приятным характером; она должна быть воздержна на словах, неспособна ко лжи, приветлива с равными и почтительна с господами". По-видимому, в Китае подобные образцовые кормилицы не составляют большой редкости[25].
   По китайскому ритуалу воспитание ребенка должно начинаться с самого момента его рождения; с давних пор уже древняя китайская цивилизация отрешилась от принципа свободного воспитания, столь распространенного в диких странах. Как только ребенок в состоянии донести руку до рта, его следует отнять от груди и научить его владеть правой рукой. В 6 лет начинается настоящее обучение, причем мальчиков сначала знакомят с названиям наиболее часто встречающихся чисел, затем сообщают им начальные сведения из географии и названия главных частей света.
   В 7 лет мальчика отделяют от сестер, и с этих пор ему воспрещается не только есть с ними вместе, но даже садиться в их присутствии. В 8 лет ребенка приучают к правилами вежливости - к той искусственной добродетели, которая, по представлению китайцев, приближается к истинной добродетели и даже иногда ее заменяет. Мальчика учить, как он должен держать себя при входе в какой-нибудь дом и при выходе, и что он должен делать в случае, если встретится там с лицом более или менее зрелого возраста. В 9 лет он знакомится с календарем. В 10 лет он начинает посещать общественную школу, где преподаются начала чтения, письма и арифметики. В 13 лет подросток учится пению, но музыкальное образование дается ему в целях нравственных и он поет лишь песни нравственного содержания. В прежние времена все знания, сообщаемые детям, были изложены в стихотворной форме и усваивались ими во время игры[26].
   Таково первоначальное воспитание мальчиков. Воспитание девочек гораздо проще. Оно ограничивается домашним кругом и сво­дится главным образом к тому, чтобы подготовить их к той незаметной роли, которая отведена женщине китайским обществом: приучить их к скромности, к безмолвию, к пассивному послушанию, - одним словом сделать из них, но китайскому выражению, "тень и эхо".
   Впрочем, богатые девушки или такие, которых воспитывают известные посредники, с целью извлечь из них впоследствии выгоду, получают некоторое эстетическое образование, учатся музыке и пению.
   В 15 лет подростки мужского пола начинают заниматься гимнастикой и телесными упражнениями; их учат стрельбе из лука и верховой езде; но это бывает не во всех классах обще­ства, так как известно, каким неуважением пользуется в Китае военное искусство. Продолжают свое образование лишь те молодые люди, которые желают идти дальше и стать со временем мандари­нами.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   1. Вебер Г. Всеобщая история. т.1. - М., 1885. - С.45.
   2.По свидетельствам китайской истории, великие государи, из которых особенно знамениты Фу-ги (Fu-hi), Яо, Шунь и министр Шуна, ставший преемником его, Ю (Ju), насадили первые семена образованности или нравственного благоустройства: они расчистили поля для нив, научили земледелию, устроили шелковичные плантации, научили шелководству, осушили каналами подвергавшуюся при Фу-ги и Яо страшным наводнениям страну, сделали ее плодородной; приучили народ к до­машней и общественной жизни, к мирному порядку, к брачному благоустройству; положили основание государственным учреждениям, ввели законы, основали святое поклонение небу. - См.: Вебер Г. Указ соч. - С.40.
   3.См.: Чуев Н.И. Военная мысль в древнем Китае. История формирова­ния военных теорий. - М.: "Любимая книга", 1999. - С. 72.
   4.См.: Чуев Н.И. Указ. соч.- С. 72-73.
   5.Пра­вила ли, которые еще называют этикетом или ритуалом, включали в себя требования гуманности - жэнь, сыновней почтительности - сяо, вежливости (ус­тупчивости) - жан и другие нравственные принципы. - См.: Чуев Н.И. Указ. соч.- С. 73.
   6.Прежде всего, он гово­рит о выдвижении на должности людей "прямых", то есть высоконрав­ственных, а также профессионалов своего дела. В этой мысли Конфуция важны две составляющие: во-первых, то, что высокая нравственность ставится им на первый план; во-вторых, что, что нравственность и профессионализм неотделимы друг от друга.
   7.См.: Чуев Н.И. Указ. соч.- С. 80-81.
   8.См.: Там же.- С.82.
   9.См.: Там же. - С.82.
   10.См.: Там же. - с.84.
   11.См.: Там же. - с.83.
   12.См.: Там же. - с.85.
   13.См.: Китайская наука стратегии. Сост. Малявин В.В. - М., 1999. - С. 15-16.
   14.Перевод Попова П.С.
   15.Кольб Г.Ф. История человеческой культуры с очерком го­сударственного правления, политики, развития, свободы и благо­состояния народов. Т. 1. - Киев-Харьков, 1897. - С. 77.
   16.Россов П. Русский Китай. Очерки занятия Квантуна и быта тузем­ного населения. -Порт-Артур, 1901. - С. 98, 105, 106, 110, 112, 113, 114, 115.
   17.Вебер Г. Всеобщая история. т.1. - М., 1885. - С. 60, 69-70.
   18.Шмидт К. История педагогики. Т.1. Дохристианская эпоха. Воспитание у диких народов, на Востоке, у греков и римлян. Изд. 4-е. - М., 1890. - С. 111.
   19.Гелльвальд. История культуры. Т. 1. Первобытная культура и восточные цивилизации. - СПб., 1898. - С. 250, 251, 252.
   20.Цит. по кн.: Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве. - М., 1955.
   21.Цит. по кн.: Китайская наука стратегии. Сост. Малявин В.В. - М., 1999. - С.403-407.
   22.Скачков К.А. Исторический обзор военной организации в Китае с древнейших времен до воцарения Маньчжурской династии.- СП б., 1876.
   23.См. статью К.А. Скачкова "Судьба астрономии в Китае" (в журнале Министерства Народного Просвещения, май 1874 года).
   24.Летурно Ш. Эволюция воспитания у различных человеческих рас. - СП б., 1900. - С.210-229
   25.Аббат Grosier. Description de la Chine. т. II. - С.267.
   26.Grosier. Description de la Chine. т. II. - С. 268,269.
  
  
  
  
  
  
  
  

  

  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023